Когда наша мама была маленькой. 06
Однажды зимней ночью Гаптрахим проснулся от шума и громкого мужского голоса. К их лежанке подошла мать и громко стала будить продолжавшую спать дочь:
- Вставай, кызым, отец ваш вернулся!
Райса нехотя приподнялась и взглянула на свет лампы: у стола сидел огромный, как ей показалось, мужик.
«Смотри-ка, Кипен* Рахи к нам пришел! Зачем его позвали?» - недовольно подумала девочка. Тем временем мужчина, заметив, что дети проснулись, шагнул к ним, опустился на колени и крепко прижал обоих к себе. Он ничего не говорил, только мелко-мелко дрожал и гладил детей по спине, плечам.
Райсе хотелось освободиться, в то же время была непривычно приятна ласка этого большого человека. Брат и сестра спросонья растерялись и стеснялись, но добрый взгляд отца и подарки, которые он стал доставать из своего старого побитого чемодана и мешка, развеяли их смущение.
Мешок этот был полон детских вещей. Отец рассказал, что его товарищи-арестанты, узнав о его скором освобождении, собрали что могли. Гаптрахим получил одежду и обувь, а вдобавок – хорошенький школьный портфель. Чтобы не сойти с ума от радости, он тут же оделся во все новое и положил портфель под голову.
- Улым*, давай вот сюда поставим его, никто не возьмет, - мягко сказал ему отец. – Он под головой помнется, некрасиво будет.
На другой день брат еле дождался, когда взрослые уйдут к соседям на чай, снова надел обновки, взял в руки портфельчик и стал с деловитым видом нарезать круги вокруг заалевшей от жара печки-буржуйки, громко цокая каблуками крепких ботинок.
Сегодня он проспал, конечно, и оправдание есть – отец вернулся! Но уж завтра – всех удивит в классе. А ну, кто смеялся над его холщовой сумкой – мукча* – через плечо? Кто показывал пальцем на его лапти? Вот он, красавец-второклассник Амиров Гаптрахим, в новеньких скрипучих ботинках, в пальто, а в руках – портфель! Настоящий, как у самого директора. У директора еще, пожалуй, похуже будет. А вот пальто – его Гаптрахим просто не снимет! Пускай сторожиха Хатира апа с раннего утра протопила печку торфом. Жар костей не ломит!
А Райса первый раз в жизни получила настоящую покупную обувь. Всего-то семь лет пришлось побегать босиком, чтобы отец с далекой Камчатки привез ей блестящие, совершенно новые калоши! А раз Фаузия умерла, то повезло вдвойне – предназначенная сестренке обувка тоже досталась Райсе! Каждое воспоминание об этой второй паре калош потом, когда вырастет, будет отзываться в ней болью: «Ох и повезло же…»
Соседи, родные, знакомые приходили навестить отца, некоторые сами приглашали в гости. Татарская пословица гласит: «Шестилетний путешественник возвратился – шестидесятилетний его навещает». Повидаться с путешественником поневоле, справиться о его здоровье было положено по обычаю. Да и уважали, оказывается, их отца люди за характер и умения. Долгими вечерами сидели мужчины в маленьком домике Тимергалея, не переслушать было рассказы хозяина о злоключениях. Вскоре
Из соседнего села Балтачево за шестьдесят километров тайком приехал на лошади отцов родственник, Нурмухамет Амиров. Он политработник, и связь с «врагом народа», пусть и сполна отбывшим наказание, вменили бы ему в вину. Поэтому приехал уже в темноте, всю ночь общался с родичем, а под утро, пока еще не рассвело, уехал.
Гаптрахим, будучи постарше, больше прислушивался к мужским разговорам.
- Аткяй* наш в колхоз пойдет, - говорил он утром сестренке. – Слышал, ему дядя Нурмухамет говорил: «Энекэш*, только через калхус ты семью поднимешь! Теперь другого пути нет… И не думай!»
Но чтобы приняться за работу, отцу надо было хоть немного оклематься. Пять лет в исправительном лагере не прошли даром, здоровье было подорвано камчатским климатом, тяжелой работой, и плохой едой. Сосед Карам бабай готовил ему травяные отвары, заставлял пить даже теплую кровь, если кто-то резал скотину. Дед надеялся таким образом укрепить силы Тимергалея, которому не было еще и сорока лет. Много забот доставляла сломанная нога: ее отец повредил, сорвавшись с трапа, когда грузил тяжелые ящики с рыбой на пароход.
- Спасибо Ивану Демьянычу! Только этот русский доктор спас мне ногу, - говорил он. - Быть бы мне одноногим, дети. А может, уже и в могиле бы лежал в чужом краю, если бы не он. Везде есть хорошие люди, знайте! Такой же арестант, как я, а какой умный, какой знающий он врач.
Гаптрахим, понятное дело, не отходил от отца ни на шаг. Райса же, как положено девочке, смотрела на него издалека, но во все глаза. По первому зову отца она неслась, чтобы принести ему ковшик с водой, вытрясти сор из его обуви. А уж если отец шел в баню, к его возвращению обязательно стелила постель, взбивала подушку, чтобы было мягко спать. Он видел ее усердие, то и дело проводил большой рукой по кудрявой головке дочери.
Вообще был отец мягким, добросердечным человеком. Не кричал, как, бывало, мать. Никогда не стукнул никого из детей. Лишь раз вспылил, когда Мадина в очередной раз не стала резать лапшу, а заправила суп затирухой. Не мог переварить его желудок эту ненавистную еду после пяти лет лагерной кормежки! Мать же, следуя упрямому нраву, любила делать все по-своему. Только поставила перед мужем тарелку, он тут же молча взял ее и выплеснул с крыльца. Жена стерпела: виновата.
Сразу по возвращении Тимергалей сходил к начальнику милиции по фамилии Туганов. Таков был порядок, когда осужденный возвращался, отбыв наказание. Пять лет провел он на далекой Камчатке, ни днем меньше. А возвращение через всю страну заняло бог весть сколько времени. Гаптрахим главное понял: на станции Янаул отец нанял пару лошадей! Вот это было самое интересное для мальчишки. Не зря они с сестренкой пели:
Скоро наш отец вернется
На упряжке парной…
Тем временем Туганов строго-настрого приказал: раз в неделю Амиров Тимергалей должен будет «явиться» в органы аж в соседний город Бирск, за шестьдесят километров. Слово «явиться» проговаривалось по-русски, дабы поднять в глазах этого арестанта авторитет власти. Лошади нет? Пешком! Нога сломана, болит? Ах ты, враг народа, кулацкое отродье, мало тебе дали?!
Скрипел зубами Тимергалей, наученный терпеть за пять жутких лет в лагере. Исполнял приказ милиционера, шел пешком, ни разу не нарушил срока, когда следовало ему отметиться у бирского начальника. Нога, сломанная в двух местах, болела и ныла, но другого выхода нет.
Постепенно отец окреп, стал подновлять ветхий домишко, налаживать надворные постройки. Вскоре он пошел работать в колхоз.
Мать очень гордилась им. К месту и не к месту говорила о нем с подругами, щеголяя «русскими», а на самом деле матерными, выражениями, которые иногда проскальзывали в речи отца. На голубом глазу она полностью воссоздавала его речь, не понимая смысла многих словосочетаний и на свой манер переделывая ругательства.
- И тогда Тимеряй* сказал: «Х*йслим, егетлэр*, ладно!» - передавая интонации мужа, рассказывала она соседке Хусни о том, как мужа выбрали бригадиром.
Вскоре стало ясно, что Райсе снова придется нянчить кого-то маленького: живот матери стал большим и круглым, она все чаще старалась прилечь, когда никто не мешал. А ребята не горевали: с отцом-то они не попадут, хоть их трое будет!
Иллюстрация Елены Аллаяровой
_______________________________
*кипен – высохший, усохший (тат)
*улым – сынок мой (тат.)
*мукча – самошитная сумка, мешок из ткани (тат.)
*аткяй – отец, ласково (тат)
*энекэш – обращение к младшему по возрасту мужчине, а также брат или племянник (тат.)
*Тимеряй – уменьшительное от Тимергалей, такие сокращенные имена могут использовать только близкие.
*егетляр – молодые парни, джигиты (тат.)
Свидетельство о публикации №222042101530