Бабьи слёзы

Влюбилась Светка в него ещё в третьем классе, сразу и взахлеб. Старше её, высокий для своих тринадцати лет, плотно сложенный, Лёшка явно выделялся среди сверстников и даже был дружен  со старшеклассниками. Сильный, нахальный, учился он вполне терпимо, хотя, справедливости ради, звезд с неба не хватал. Был заводилой, но даже в примитивных школьных проказах замечен не был.

Как случилась эта влюбленность, Светка помнила хорошо. Однажды зимой, после занятий, к ней по дороге стали приставать недомерки-одноклассники, пытаясь то столкнуть её в сугроб, то засунуть за шиворот горсть снега. Обычные глупости, но Светка от бессилия расплакалась, и лишь появление Лёшки, зло сощурившегося на хохочущую ораву, заставило мальчишек раствориться в заснеженном школьном сквере.

Тихо сказав: «Пошли, провожу», отряхнув школьный портфель, старшеклассник молча довел продрогшую Светку до дома. «Ты не бойся, больше не тронут» - так же тихо сказал он, а на следующий день вся школа знала, что у Светки из третьего «Б» появился защитник.

Фамилию свою, Житомирский, Лёшка унаследовал от отца, а тот – от деда, ребенком спасенного из под немецкой бомбежки в неведомом и таком далеком сорок третьем. Звучавшая немного приблатнённо, словно в  общеизвестном фильме – «Никола Питерский», фамилия, тем не менее, была под стать обладателю. Оказалось, характер у Алексея хотя и был добрым, но не терпел любой, даже мало-мальски проявленной несправедливости.

А Светка… А что Светка? Она, третьеклашка, влюбилась и долгих четыре года едва ли не каждый день ожидала своего защитника после уроков. Никто даже представить не мог, что эту девочку теперь осмелится  кто-то обидеть, но она упорно искала ненужной уже защиты, хитрила, старясь просто быть поближе к тому, кто занял её сердце. Лешка её внимание особо не замечал, скорее позволял проявлять такую привязанность – что, мол, взять с малолетки?

К окончанию школы Лешка окреп, раздался в плечах, после выпускного недолго поработал на местном заводе и засобирался в армию. Провожая его, Светка преданно смотрела мальчишке в глаза и лишь прошептала однажды сакраментальное «Я буду тебя ждать».

Первое письмо  она получила только через три месяца – мятый конверт с лиловым штемпелем и непонятным обратным адресом, хотя уже знала, что Лешка служит в жарком и опасном Афганистане. О службе он ничего не писал, больше отшучивался, но это не отпускало тревогу за него, к тому же письма приходили редко и были короткими. Так и прошли для Светки эти два года – в тревоге и светлых слезах, но наконец-то дождливым осенним вечером Лёшка вернулся – необычайно загорелый, неулыбчивый, но такой долгожданный и родной…

Светку едва узнал. Она вытянулась, по девичьи оформилась и похорошела, ничуть не напоминая ту девчонку, которая, размазывая слёзы, шептала ему «Буду ждать». Да и Светка увидела в его глазах что-то новое - колючее, жесткое, готовое к отпору на любое слово, фразу, поступок.

Он сделал ей предложение почти сразу, как само собой разумеющееся. Перед регистрацией, подчеркивая ответственность момента, Лешка прикрепил на пиджак несколько медалей и орден Красной звезды. Светка увидела их впервые, обомлела, вздрогнула. Что-то ёкнуло у неё внутри, рассыпалось колючим инеем, и она заплакала - прямо перед зеркалом, в загсе, у всех на глазах. Неожиданно пришло осознание того, что ведь могло, могло не случиться этого дня, этой радости, возможности быть рядом с таким любимым и дорогим человеком…

Проплакала невеста весь свадебный вечер. Гости решили, что это обычные эмоции, такое вот неожиданное отражение радости. К слову, они действительно искренне  радовались за Светлану, за новоиспеченного мужа, героя, на груди которого сверкали боевые награды. А Светлана всё вытирала и вытирала свои бабьи слезы, украдкой смахивая потекшую тушь с покрасневших глаз.

Успокоилась она лишь поздним вечером, когда Алексей наконец убрал свой пиджак.  Каким-то чутьём понял: любое напоминание о том, что он мог не вернуться, сгинуть  в  жарком Афгане, наполняет жену невыносимой болью. Тут же, не раздумывая, нашел среди подарков какую-то коробку, сложил награды и спрятал в ящик с отцовскими инструментами.

Нет, он не отказался от заслуженных наград, но с тех пор ни разу их не надевал…