Для Ангелы Меркель

Этот небольшой рассказ-воспоминание написал для Ангелы Меркель. Собственно и не только для неё. Для Германии. Как бы: - «Семь раз отмерь, один раз –отрежь!»

В нашей школе было мало мужчин.
  Сам директор, Казак. Так мы его называли. Он ходил в синих шароварах, обыкновенной армейской гимнастёрке ХБ, хромовых блестящих сапогах и кубанке. Обязательно шашка.  Одинок. Ни жены, ни детей. Прихрамывал, т.к. половинка левой ноги осталась на войне.
 Второй мужчина - Николай Сергеевич. Учитель русского языка и литературы. У него плохо работала правая нога и левая рука. Ранение. Но он был нашим любимым учителем. Хоть и строг! И требователен.
Третий –Ганс Гансович. Немец. Из пленных.
И ещё был какой то завхоз. Но мы его не знали и не контачили.
 Остальные - женщины. В том числе и Алла Гансовна, дочь Ганс Гансовича, наша математичка.
 Как важная деталь ко всему: 50-е годы.  Голодно! Ещё много разрушений. Но повсюду идут восстановительные работы.  Много женщин. Мужчин мало. Много инвалидов на колясочках.
Но каждый раз, уходя в школу, мы получаем от мамы два бутерброда: один себе, подкрепиться на большой перемене, второй-Алле Гансовне.
 Ибо «..она не дома,  ей, ох, как трудно…».
 Мы приходили в класс и совали эти сверточки в учительский стол. Когда Алла Гансовна их брала, мы не видели, но всегда она нас благодарила. Всё приносимое шло на их общину.
Очень важно отметить, что приносили все. И Вадик Кондратьев, его отец секретарь райкома партии, и Гена Шокарев, его отец пред. Райисполкома, и Валера Никитин –его родители погибли на фронте, жил у бабушки, но кусочек хлеба всегда она передавала.
 Я сидел на первой парте у двери. Раньше у окна, но пересадили, - «хватит ворон считать, занимайся делом». А мне хватало времени и на то , и на другое. И троек не было. Всё больше пятёрки.
Как то произошло ЧП. Гена Клочков не выучил урок, домашнее задание не выполнил и законно схватил пару. Алла Гансовна никогда не торопилась осчастливить классный журнал такой оценкой. Всегда долго трудилась с двоечником, вытаскивала и уже, хоть жиденькую, но троечку вносила в журнал.
А тут Генка заупрямился: -ставьте в журнал! Мне ваши подачки не нужны.
-Я есть учитель, -ответила Алла Гансовна, -и мне решать, ставить или нет.
 Генка сирота. Родители погибли. Сам был сыном полка и имел две медали. Конечно, не носил, ибо уже никто не носил, но ходил в военной форме. Собственно и не было чего другого. Жил в сараюшке при школе. Выполнял кучу работ, по силам, и сам кормился этим. Иногда «сражался» в шахматы и с Казаком, и Николаем Сергеевичем, которые тоже жили при школе и были заядлыми шахматистами.
 А я требую –ставьте. Раз заработал.
-Мне решать. Ты есть ученик. Я твой учитель. Не тебе мне указывать. Сиди на своей полочке.
Генка, отчаявшись в своём бессилии, сдёргивает ремешок, спускает шароварчики, стоит несколько секунд, а, затем, затягивает потуже пояс.
 -Вам, Колчев, не пристало такое безобразие! Вы фронтовик, а не сопливый мальчишка. Стыдно так. Класс смотрит. Вам надо извинится.
Но Генка «закусил удила». Он пулей вылетел из класса.
 КАк обычно, каждое утро было общешкольное построение. Все учителя на высоких ступеньках. Ученики,  по классно, внизу.
Читаются приказы, распоряжения, доводится до всей школы всё, что произошло и задачи на этот день.
 Колчев, поднимись сюда, -приказывает директор.
Генка взошёл на "подиум".
-Продемонстрируй вчерашнее перед всей школой!
-Не буду! Не могу!
-Как не будешь? А вчера мог? Вчера хватало смелости, а точнее дури.
-А что она..
-Что? Кто она? Она твой учитель! А не она… Учитель!
- А ну снимай гимнастёрку! Не позорь форму. У меня на неё рука не поднимется!
 Колчев снимает гимнастёрку. Господи… , да там и тела нет. Одни  рёбра да позвонки, на которых только и голова, круглая и лобастая, держится.
Но Казак строг. Он вытаскивает из ножен блестящую сталь, - «смотри, Колчев, первый раз плашмя! Другой раз …..Смотри!» и протягивает его через всю спину. Аж полоса прошла!
Не педагогично, -проскрипела Алла Гансовна.
А вот тут, фрау-мадам, не встревайте!-рявкнул Казак!
-Одевайся! Иди в строй! И запомни: ты мужчина.
 На уроке, как только вошла учительница, Генка подошёл к ней и извинился.
Мы все абсолютно точно знали, что не Алла Гансовна донесла директору. Но директор должен знать всё! И он знал и принимал меры, не запуская «болезни».
 Колчев всегда сидел на "Камчатке", последней парте, а теперь сел рядом: -не возражаешь?
Да нет. А больно было?
Конечно. Он со всего маху дал. Да по костям. Конечно больно. Чуть слёзы не потекли. Еле сдержал.
 1968 год. Винница. Один офицер сидит в скверике у штаба округа, второй ходит взад-вперёд и приглядывается к сидящему.
Наконец сидящий окликает ходящего: -Генка, что присматриваешься? Я это есть сам.
 Конечно, обнялись. Потискались. (Тогда шла «Пражская весна»). Поговорили обо всём. Более 10 лет не встречались.
И вот он спрашивает: ты не знаешь, где сейчас Алла Гансовна?
-Нет. А что?
-Помоги найти. Твоя контора, страсть, как серьёзная. Очень надо!
-Секрет?
-Тебе можно. Вот свой именной кортик, с одобрения высшего командования, хочу ей подарить.
-Почто?
-Знаешь, я понял её всю! И боль, и страх, и жизнь вне Отечества. А она всю себя нам отдавала. Всю! И с любовью. Вот я тогда и решил: с отличием школу закончу, стану офицером и подарю кортик. Знаешь ведь, что такое кортик офицера.
-Генка! Найду!.
Как уж состоялось всё дело, как добирался Генка до нашей учительницы? - но знаю: она Генку узнала сразу, подарок приняла с честью, понимая, что это такое, и долго, долго плакала, приговаривая: -вы такие счастливые, вы такие чистые, Слава Богу! И пусть мне самой будет стыдно, но то были самые счастливые годы моей жизни! Бог дал.
  Гвардии, ныне Протоиерей Игорь Бобриков.