Охота на Тигра

                Памяти погибших танкистов посвящается

Глава 1 Майор Шевяков

Июнь в этом году на редкость выдался жарким и сухим.
Жара, казалось, упивалась представившейся ей возможностью взять под свое начало огромную территорию европейской равнины и диктовать свои правила существования всему живому, что ходило, плавало и летало на этой огромном земном пространстве.
Уже к десяти утра температура воздуха успевала приблизиться к тридцатиградусный отметке, а в полдень на солнце уверенно прибавляла на термометрах ещё с десяток делений.
Тягучий зной плотно сжимал в своих жарких объятьях все вокруг, заставляя от мелкой букашки до человека двигаться с заметной ленцой и настойчиво искать защиту от жгучих солнечных лучей в тени жилых построек и редких деревьев.
Спасительный ветерок, напоминающий о себе лишь редкими долгожданными набегами, не приносил желаемой свежести, а наоборот действовал подобно тепловой пушке усиливая ещё больше невыносимые жар и духоту.
Майор Иван Иванович Шевяков стоял на тамбурной площадке спального вагона и без привычного удовольствия курил, полученные перед самым отъездом в командировку, пайковые папиросы «Командирские».
Проводник, седовласый почтенного возраста мужчина, сжалился над курильщиками и в нарушение правил открыл для курильщиков одну дверь хвостового тамбура, давая им возможность не угореть от собственного едкого табачного дыма в плохо проветриваемом помещении.
В этот ранний час офицер был на площадке один и ничто ему не мешало погрузиться в думу собственных мыслей. А поводов для раздумий у майора Шевякова был не мало. Столько всего и сразу навалилось на него за последние полгода. 
Но особой тревоги заслушивали события, произошедшие с ним за последний месяц.
Правильнее было сказать, что это был поток тесно сплетённых и быстро меняющихся непредвиденных обстоятельств, которые в конце концов привели его в этот поезд, стремительно уносящий его далеко на Запад от места постоянной службы.
В который раз он мысленно перебирал их в попытке понять, где и что он сделал не так. Но как Иван не старался, каждая новая придуманная им в голове комбинация в конце концов давала один и тот же результат, отправляющий его в незапланированную командировку и этот поезд, уверенно везущий к конечному пункту назначения.
Было обидно признавать, что его карьера, как военного человека, за несколько последних недель оказалась под большой угрозой.
И не только она.
Самое обидное было сознавать, что причиной сложившейся ситуации стала его принципиальность офицера-коммуниста.
С детских лет его покойные родители, отдавшие единственному чаду всю свою любовь и внимание, на подсознательной уровне вбили в его голову главное правило жизни: «Никогда не ври не себе, не другим!».
С этим жизненным правилом он десять лет назад призвался на службу в Красную Армию, окончил Казанскую танковую школу и уехал служить в Забайкалье. Следуя ему он за семь лет дослужился до заместителя командира отдельного танкового батальона.
Удивительно, но волна репрессий в армии, прокатившаяся безжалостным стальным катком по тысячам судьбам комсостава, обошла его стороной. 
Он считал это вполне нормальным явлением и был искренне убежден, что за просто так людей в тюрьму не сажают и в «места не столь отдаленные» не ссылают.
Иван был убежден и открыто говорил всем любителям пошептаться, что тем, кто честно служит и работает в Советской стране бояться нечего.
Он жестко пресекал на службе подчиненных, осторожно высказывающих свои сомнения по поводу арестов командного состава, и не стеснялся высказывать точку зрения по данному вопросу на партийных собраниях батальона и бригады.
Все, что происходило в стране в эти не простые времена казалось ему вынужденной мерой в борьбе партии с не добитыми и поднимающими в очередной раз голову пособниками империалистов.
Передовицы центральных газет практически ежедневно безжалостно разоблачали тайные заговоры среди высшего командного состава Красной Армии, руководства страны и на местах, призывая рядовых коммунистов не терять революционной бдительности.
Враг был хитер и коварен и всячески пытался помешать достижениям первого в мире социалистического государства. И в борьбе с ним были хороши любые средства, включая самые суровые, которые справедливо вершили советские суды.
Иван по собственным убеждениям в тридцать восьмом году вступил в Ленинскую коммунистическую партию и, как коммунист, не стеснялся критиковать на собраниях сослуживцев, которые халатно выполняли свои обязанности и не до конца понимали политику партии в укреплении Красной армии.
В ноябре тридцать девятого, он один из первых в части написал рапорт с просьбой направить его в Карелию на войну с белофиннами.
Три месяца он в должности заместителя командира сводного танкового батальона по технической части наравне с другими офицерами и солдатами штурмовал хорошо укреплённую линию Маннергейма, мерз с в тесных землянках и танках и не по рассказам знал все трудности фронтового быта и тяжелый труд по поддержанию боевой техники в боеспособном состоянии.
Вместе с экипажами и ремонтниками он на тридцатиградусном морозе по ночам восстанавливал неисправную технику для того, чтобы к утру отремонтированные машины были готовы снова вступить в бой и громить хорошо окапавшегося врага.
Именно здесь он в первый раз увидел слабые места советских скоростных БТ-эшек, которые были хороши на оперативных просторах и совершенно беззащитны на узких извилистых проселочных дорогах карельских лесов и равнинных местах с глубоким снежным покровом.
 Узкие гусеницы проваливались на снежной целине и танки садились днище, беспомощно застревая в многочисленных ложбинах, траншеях в умело замаскированных финнами танковых ловушках.
Обездвиженные машины становились лёгкой добычей неприятельских 45-ти миллиметровых пушек «Бофорс» шведского производства. А экипажи, покидавшие подбитые машины – прицельными выстрелами вражеских снайперов, не упускавших возможности подстрелить хорошо заметных в черных комбинезонах танкистов на белом снегу.
Именно здесь, после первого боя, в котором сводный батальон потерял более половины машин, капитан Шевяков впервые серьезно задумался о том, что броневая защита советских танков и организация боя желают оставлять лучшего. Именно в тот момент, когда он с наблюдательного пункта батальона смотрел на горящие посреди снежной целины БТ-эщки, в его голове зародились первые сомнения, что одними призывами в скорую победу хорошо окопавшегося и грамотно оборонявшегося врага им не одолеть.
Этого было явно недостаточно для победы малой кровью, о чем так горячо говорили агитаторы из политуправления Красной Армии.
Наученный горьким опытом своих бывших арестованных сослуживцев он благоразумно не спешил делиться ни с кем своими сомнениями. Да и поговорить здесь об этом на фронте было не с кем. Офицеры особого отдела хорошо знали свое дело и успешно боролись в войсках с паникерами и дезертирами.
Подполковник Жук, командир сводного батальона не нашел ничего лучшего после первого неудачного боя, как напиться, уединившись от подчинённых стеной хмельного угара в штабной землянке.
Шевяков был зол на комбата, решившего таким образом снять горечь от неудачных действий подчиненных.
Иван намеревался с ним вечером наедине обсудить недостатки в тактике танковой атаки в лоб на хорошо укреплённые позиции финнов, но встреча с комбатом не состоялась.
Подойдя к землянке комбата, до него донёсся отборный мат Жука.
Поняв, что конструктивного разговора с комбатом не получится Шевяков в отчаянии ругнулся и пошел на сборный пункт повреждённых машин, организованный на ближайшей опушке леса метрах в двухстах от штаба.
Здесь в отличие от комбата, работа кипела в полную силу, несмотря на поздний час и заметно усилившийся мороз.
Старший лейтенант Смолин помощник командира первой роты по технической части и два техника рот старшины Войдин и Шпак копались в моторно-трансмиссионном отделения (МТО) БТ-7 под несчастливым строевым номером 13. Им помогали члены экипажа сержанты Тусь и Гвоздев.
Место работы освещала тускло горевшая переноска, подвешенная к решетке радиатора на откинутой крыше МТО и питающаяся от буферной группы аккумуляторов, закрепленных на грузовой тележке позади танка.
Капитан подошёл и тепло поздоровался с подчиненными.
Жёлтый свет, раскачивающийся на слабом ветру переноски, выхватывал из темноты морозной ночи уставшие лица сослуживцев.
- Ну, что? Как дела Иван Степанович, - обратился он к Смолину.
Старлей повернулся к подошедшему офицеру и, утерев вспотевший лоб промасленным рукавом танкового комбинезона, обнадеживающе ответил:
- Нормально, товарищ капитан! Думаю, часа через час закончим и вернем машину в строй.
- Что было?
- Да все, как обычно. Полетел главный фрикцион. Не выдерживает он глубокого снега. Горят диски к чертовой матери!
-  А с четверкой как обстоят дела? – поинтересовался Шевяков, обратив свой взор на стоявший метрах в десяти в стороне, ещё одну БТ-эшку.
- Там все безнадежно! 45-ти миллиметровая болванка пробила лобовую броню, пролетела через все боевое отделение, чудом никого не задев из экипажа, разворотила картер двигателя и застряла в радиаторе охлаждения. Дырку в броне мы заварили, радиатор поменяем, а вот с двигателем сложнее. Под замену.
Смолин несколько задумчиво посмотрел на гуляющие световое пятно от лампы и закурив продолжил:
- Да, повезло ребятам.  Можно сказать, в рубашке родились. На их счастье снаряды из боеукладки на перегородке МТО они успели расстрелять, а то бы рвануло так, что мокрого места от них не осталось.
Да, и такое бывает на войне.
Каждый из присутствующих не понаслышке знал, что везение в бою не последний фактор для выживания экипажа, воюющего в тесном заброневом пространстве.
Капитан последовал примеру собеседника, привычным движением выбил папиросу из початой пачки «Казбека» и с удовольствием закурил.
В памяти всплыла впервые вживую увиденная им пару дней назад страшная картина, как детонирует боекомплект в танке.
Жуткая и одновременно завораживающая своей зрелищностью картина снова ожила в голове.
Страшный взрыв потрясает все вокруг на сотни метров, перекрывая на пару секунд шум идущего боя.
Корпус танка, подобно твердой ореховой скорлупе, буквально разрывается изнутри. Сорванная с погона башня пушинкой взлетает высоко вверх и зависнув на доли секунд в апогее своей траектории, с грохотом падает рядом с искореженным корпусом. Из погона башни вырывается сноп адского огня, поглощая останки изуродованных человеческих тел. Как правило, после такого взрыва, найти от экипажа практически ничего не удается.
- Ну ладно. Давайте заканчивайте здесь и отдыхайте. Утром снова атака. Попытаемся ещё раз выкурить финнов с этой проклятой высотки. Будь она не ладна!
Шевяков сделал глубокую затяжку и бросил в снег недокуренную папиросу.
Попрощавшись, он вернулся к себе в землянку, которую делил с комиссаром батальона старшим лейтенантом Ливневым.
Ливнев прибыл всего два дня назад вместо убывшего по ранению в госпиталь Петрозаводска капитана Лосева.
Комиссар спал на грубо сколоченных деревянных лежаках, по- мальчишески смешно поджав под себя ноги в валенках, присвистывая нараспев и изредка причмокивая пухлыми губами.
- Умаялся, бедняга! - подумал по-отечески капитан, хотя разница между ними была лет шесть-семь, не больше.
Иван лег не раздеваясь, ослабив только ремни портупеи и сдвинув для удобства кобуру с ТТ с бока на живот.
Уснуть поначалу никак не удавалось. Напряжение от неудачной атаки мешали расслабиться. В голову лезли беспорядочные мысли. Но вскоре где-то там на границе царства Морфея возникло миловидное лицо жены, его Даши.
- Каково ей там, оставшейся одной в закрытом гарнизоне, за тысячу километров от него.
- Наверное ей также нелегко, - последнее, что подумал Иван, проваливаясь в сон.

* * *
Они поженились год назад, всего после десяти дней знакомства.
Многие из сослуживцев считали его поступок поспешным и легкомысленным. И с этим было трудно не согласиться. Но он не на секунду не пожалел о сделанном выборе, радуясь, что ему досталась милая, в меру молчаливая и не по годам мудрая жена.
Даша разительно отличалась от своих сверстниц и это выделяло ее на общем фоне энергичных и весёлых комсомолок, активно участвующих, зачастую на голом энтузиазме, в строительстве первого в мире социалистического государства.
Судьба свела их на субботнике, организованным по инициативе местного райкома комсомола.
Шевякову было поручено возглавить отряд из двадцати комсомольцев батальона для участия в трудовом десанте на городскую мануфактурную фабрику, являющуюся градообразующим предприятием в районном Н-ценске
Накануне выезда комиссар полка вызвал к себе Ивана и провел с ним инструктаж о важности предстоящего политического мероприятия, направленного на укреплении связей армии с народом.
Шевяков, погруженный в свои служебные проблемы, слушал майора Фоменко без особого интереса.
У него были другие более важные планы на эту субботу.
Он вместе со старшим техником роты старшиной Авдеевым собирался пристрелять вооружение на трёх танках первого взвода, привлекаемых на следующей неделе для показных батальонных стрельб.
И тут этот не ко времени субботник. Пристрелка сдвигалась автоматически на воскресение, а у техника роты – отца троих детей, были свои планы на выходной день и Ивану не имел ни малейшего желания их нарушать.
После длинной речи комиссара Иван попросил направить старшим группы кого-нибудь другого, менее загруженного офицера. Таких по мнению Шевякова в батальоне хватало. Он благоразумно воздержался от озвучивания конкретных фамилий, зная, как болезненно реагирует комиссар батальона на разумные предложения подчинённых.
Фоменко по характеру был упрям и излишне самолюбив. Любое возражение подчинённого, независимо от причин, он воспринимал, как неповиновение и нарушение уставных отношений. Далее включался, так называемый «режим начальника», и беседа быстро переходила в разряд длительных занудных нравоучений с периодическими обращениями к Уставу. Майор явно не тянул на доктора человеческих душ, коими преподносили себя комиссары в войсках.
В итоге в субботу Шевяков отправил с утра Авдеева с командиром первого взвода на директрису, а сам, расписавшись у дежурного по парку за служебную полуторку, с командой из двадцати бойцов поехал на мануфактурную фабрику. Он надеялся управиться к обеду и лично проверить простреленное оружие.
Прибыв на место, Иван в очередной раз убедился, как комсомольские лидеры умеют по любому поводу организовывать излишнюю говорильню там, где требовалось просто поработать руками.
Возле заводоуправления фабрики собралось человек двести юношей и девушек, желающих поработать на субботнике.
Над входом в здание развивались кумачовые флаги. Справа от центрального входа в кузове ЗИС-5 разместился небольшой духовой оркестр с щуплым дирижёром, одетым в явно не его размер светлый в крупную клетку костюм.
С разных сторон доносились комсомольские песни, распеваемые под гармошку или гитару.
Стоял невообразимый гул, от которого создавалось ощущение, что команда красноармейцев приехала на восточный базар с отчаянно торгующимися между собой продавцами и покупателями.
Иван с трудом пробрался к трибуне, где находились организаторы субботника и стоявшие чуть за ними выступающие, назначенные от различных организаций и учреждений города.
Его с нетерпением ожидали.
- Ну наконец-то! - обратился к нему долговязый блондин, одетый в серую толстовку с приколотым комсомольским значком поверх красного атласного банта на левой стороне груди.
Шевяков видел его пару раз на всеармейских комсомольских конференциях, на которые он направлялся от партийной организации батальона. Это был секретарь комитета комсомола мануфактурной фабрики Олег Назаров.
Шевяков по-военному представился.
- Здравствуй, Иван! – дружески обратился к нему комсомольский вожак, как будто они были знакомы не один год.
- Здравия желаю! – уважительно ответил офицер, по привычке отдавая воинское приветствие.
Они крепко пожали друг другу руки.
- Ты выступаешь третьим, после Даши, - без проволочек констатировал Назаров, кивнув головой в сторону стоявшей от него в нескольких шагах в стороне стройной брюнетке, уткнувшейся взглядом в помятый тетрадный листок.
- Да я вообще-то не готовился выступать. Может без меня, - попытался освободиться от неприятной миссии офицер.
- Ни в коем случае! Твое выступление очень важно для комсомольцев. Буквально на две-три минуты, не больше.
- О чем говорить? Мы уж лучше поработаем, - сделал последнюю попытку капитан.
Иван не любил пафосных речей и с детства предпочитал им конкретное дело. Так было в средней и танковой школах и в армии.
Однако, Назаров не внял его доводам и убедительно продолжил:
- Иван, речь командира нашей непобедимой Красной Армии очень важна для всех комсомольцев. Поэтому расскажи кратко об успехах красноармейцев в деле защиты страны. Каждый из присутствующих здесь на субботнике, завтра може встать в ее ряды. Короче, нужен пламенный призыв.
Шевяков никогда не относил себя к умельцам говорить с трибуны. Кроме того, у него был небольшой дефект речи, которого он стеснялся и всячески старался скрыть. Когда он начинал сильно волноваться, то начинал заметно заикаться. Это всегда его напрягало и заставляло сдерживать лишние эмоции в различного рода диспутах и спорных ситуациях.
Дефект появился после небольшого сотрясения мозга, которое он получил курсантом танковой школы при выполнении контрольного упражнения танка.

***
По невыясненным позже причинам ему попался учебный командирский БТ-7 с неисправной подвеской.
Как потом выяснилось из четырех амортизаторов опорных катков, исправными были только два задних. Эти устройства, как известно, нужны для гашения вертикальных колебаний корпуса танка при движении. Проще говоря, они не дают танку раскачиваться в продольной плоскости при наезде на различные естественные и искусственные неровности, встречающиеся на пути.
О том, что с танком что-то не в порядке курсант Шевяков понял уже после преодоления первого препятствия «колейный мост».
Машина, чутко реагирующая на действия молодого механика-водителя, уверенно взлетела на две бетонные аппарели, бодро пробежала по ним своими металлическими траками и, не сбавляя скорости, спрыгнула всей массой на укатанную танками колею.
Кому-нибудь из читателей приходилось приземляться мягким местом на асфальт или бетон? Нет? И слава богу! То же самое, только в гораздо худших условиях, испытал Иван за рычагами боевой машины.
После жёсткого приземления танка ему показалось, что по его седалищу со всего маху ударили толстой доской или чем-то подобным. Жёстко приваренное к днищу основание сиденья механика-водителя не могло смягчить жесткое приземление тринадцатитонной машины на грунт. В глазах у курсанта потемнело.
На доли секунды он всей массой вдавился в жёсткую, обитую дешёвым дерматином сиденье, после чего тут же взлетел вверх и с силой ударился головой в верхний броневой лист.
Шлемофон смягчил удар, но не настолько, чтобы не ощутить прочность броневой стали. В шее что-то неприятно хрустнуло, но Иван не обратил на это внимания. По сравнению с болезненным ударом головой это показалось ему мелочью.
Курсант инстинктивно вцепился в рычаги управления и нажал ногой на спасительную педаль тормоза.
Машина резко клюнула носом вниз, ударилась балансирами в ограничительные упоры, и замерла на месте, беспомощно раскачиваясь всем своим корпусом вперед-назад.
Шевяков попытался понять, что произошло и что ему делать дальше. Противный гул в голове мешал трезво оценить произошедшее.
По инструкции курсант, в случае обнаружения неисправности или вынужденной остановки, обязан прекратить выполнение упражнения и доложить руководителю занятия о причине остановки.
Вместе с тем, танк был на ходу и мог продолжать движение.
После недолгого размышления курсант решительно выжал сцепление, включил первую передачу и плавно нажал на педаль акселератора. Танк уверенно поехал вперёд.
Через пару сотен метров после очередного жёсткого приземления на неровностях трассы под Иваном сломался стопор сиденья.
 Теперь подпружиненное снизу сиденье на каждой кочке с силой упиралось курсанту в зад, пытаясь приподнять его вверх. В памяти Ивана невольно всплыли картинки из фильмов с ковбоями, объезжающих норовистых скакунов. Борьба со сломанным сиденьем очень напомнила этот увлекательный и болезненный процесс. Но в отличие от опытных американских пастухов, главной задачей которых было крепко держаться за уздечку и усидеть в седле, чтобы не свалиться с лошади Ивану нужно было еще следить за дорогой и управлять многотонной машиной.
Положение становилось аховым, но несмотря на это курсант решил продолжать движение.
- В бою ещё и не такое может случиться! – постарался приободрить он себя, упираясь головой в верхний броневой лист и кося взгляд через узкую стеклянную полоску смотрового прибора на дорогу.
Всю оставшуюся часть трассы он прошел на второй передаче, стараясь не делать резких ускорений и торможений, а также по возможности объезжая глубокие ямы и рытвины на дороге.
Со стороны это выглядело не обычно и немного комично. Казалось, танк неуверенно крадётся по трассе, аккуратно объезжая встречающиеся на его пути неровности.
Боевая машина, основным предназначением которой является  движение по бездорожью и преодоление всевозможных естественных и искусственных преград, старалась всячески избегать их.
Но сломанным сиденьем и неисправной подвеской приключения Ивана не закончились.
Где-то на полпути трассы при очередном подскоке курсанта вверх и стремительного падения вниз, под сиденье попал разъем танковой гарнитуры.
В следующую секунду по ушам курсанта проскочил первый разряд тока от бортовой электросети. И хотя 36 вольт считаются безопасными для человека, воздействие на уши оказалось весьма болезненным и неожиданным.
Иван непроизвольно бросил рычаги управления и стал отчаянно искать сломанный под собой разъем гарнитуры. Норовистое сиденье сильно затрудняло поиск. Не с первой попытки, но ему всё-таки по проводу удалось добраться до штепсельной вилки и выдернуть ее из гнезда.
Пытка электричеством прекратилась, но за те секунды, что он боролся с гарнитурой шлемофона, боевая машина успела сойти с трассы и уверенно двигалась в сторону мелкого перелеска.
В стекле смотрового прибора мелькнул отвесный край кювета.
Иван отчаянно изо всех сил упёрся в педаль тормоза, но было поздно.
Бронированная машина резко клюнула на нос и не удержавшись на сыпучем отвесном краю канавы, уткнулась в противоположный откос кювета.
Зыбучий грунт смягчил удар танка, но по инерции Иван сорвался с незакрепленного сиденья и больно ударился головой о триплекс.
На несколько секунд перед его глазами заплясал хоровод из разноцветных звёздочек и сознание на время отключилось.
Сколько он пребывал в беспамятном состоянии он сказать не мог. Может пару секунд, а может больше, но очнувшись он удивился тишине, которая была возле него.
Двигатель заглох и это было так не привычно после его успокаивающего уверенного рокота.
В смотровой прибор ничего не было видно. Осыпавшийся грунт полностью засыпал люк механика-водителя.
Угол триплекса, о который ударился курсант, был ярко красного цвета.
Иван не сразу понял, что это его собственная кровь.
Он ощупал лицо и обнаружил рассечение правой брови. Кровь тонкой струйкой стекала вниз по щеке и скапливалась под подбородком.
Тыльной стороной ладони он протер лицо и попробовал открыть люк.
Однако его усилия оказались безуспешными.
Единственный путь наружу был через башню.
Он откинул спинку сиденья и на спине перебрался на пол башни. На время вождения башенные люки никогда не закрывали. Обычно там располагался механик-инструктор, наблюдавший за выполнением упражнения курсантом и при необходимости корректировал его действия.
Сегодня инструктора не было, но башенный люк был открыт и застопорен.
В глаза Ивану ударил яркий солнечный свет, отвесно падавший через проем на пол башни.
На секунду он зажмурился, давая возможность привыкнуть глазам к свету.
От удара тупая боль саднила в височной части головы.
Осторожно, чтобы не удариться головой о казённик орудия он выбрался на башню.
Его предположения оказались верными. Носовой наклонный броневой лист, включая люк механика, были завалены обрушившейся землей с отвесной стены придорожной канавы.
Иван посмотрел назад на трассу, по которой лихо пролетели две учебные БТ-шки с башенными номерами 112 и 117.
От трассы его отделяло всего пара десятков метров.
- Нужно выбираться! – решил про себя Иван и спустившись с башни стал ногой отпихивать землю с носовой части танка, освобождая смотровые приборы и люк водителя.
Через несколько минут нос машины был полностью очищен от грунта. Можно было продолжать движение.
Иван уверенно забрался через люк водителя на сломанное сиденье и, нажав кнопку стартера запустил двигатель, плавно выжал педаль сцепления и включил заднюю передачу. Танк дёрнулся и уверенно пополз назад, выезжая из ловушки.
Ехать приходилось вслепую, приборов наблюдения за движением назад на танке не предусмотрено.
Чтобы не рисковать Иван, как только машина выехала из канавы, зажал рычаг поворота, прибавил газу и стал разворачивать танк на месте до тех пор, пока в поле его зрения не появилась пролегающая рядом танковая трасса.
Нужно было наверстывать упущенное время.
Впереди оставалось только одно препятствие – это проход в минном заграждении. У Ивана никогда не было проблем с ним. Поэтому он решил выжать скорость из неисправного танка по максимуму.
 Но, как не давил курсант на педаль акселератора, подгоняя бронированную машину, периодически ему приходилось сдерживать разыгравшийся ее норов.
Танковая трасса - это не асфальтированное шоссе. Прыгающий на неровностях танк начинал сильно раскачиваться в продольной плоскости. Из-за этого Иван начинал видеть в смотровой прибор быстро чередующиеся картинки между накатанной колеей и ярким небом. Появляющийся в поле зрения на доли секунды горизонт не позволял нормально ориентироваться в дорожной обстановке и вовремя реагировать на глубокие неровности трассы.
Периодические подскоки вверх с последующими ударами головой о верхний броневой лист заставляли его сбрасывать обороты двигателя, давая возможность корпусу машины немного успокоиться и выровняться в горизонтальной плоскости.
 В итоге по результатам контрольного заезда в тот день он был последним из взвода по скорости прохождения трассы, но не это главное.
В медсанчасти хирург определил у Ивана лёгкое сотрясение мозга и порекомендовал лечь курсанту на недельку в стационар.
Шевяков, несмотря на тупую не унимающуюся боль в голове, был вынужден отказаться.
Приближалась сдача экзаменов и задерживаться на больничной койке было малопривлекательной перспективой. Кроме того, нужно было пересдать контрольное упражнение по вождению, за которое он получил неудовлетворительную оценку. После его неудачного заезда и доклада руководителю занятия танк проверили на исходной и сделали вывод о его технической непригодности к использованию. Тем не менее, упражнение не было зачтено.
Шевякову была предоставлена возможность повторно его пересдать с другой группой курсантов.
 На прощание он получил от военврача целую пригоршню обезболивающих таблеток, которые в ближайшие несколько дней успешно употребил, борясь с непрекращающейся головной болью.
В итоге экзамены он сдал успешно, но заметил, что иногда в разговоре отдельные слова стали как будто заедать. Сначала он не придал этому значение, но со временем понял, что дефект речи стал заметнее и проявлялся в самый неподходящий момент.

***
Вот и сейчас, узнав от секретаря райкома, что ему предстоит выступить перед сотнями собравшихся на площади участников субботника, капитан ощутил внутренний дискомфорт.
И думал он в этот момент, не о том, что именно говорить этим юношам и девушкам, а как это сказать ровным и уверенным голосом.
Он знал, что если говорить громко и медленно, то заикание практически было не заметно.
Поэтому Иван решил, что про единство Красной армии и советской молодежи он будет рассказывать именно так. Тем более, что для командира это является нормой.
Первым на импровизированную трибуну поднялся сам комсомольский вожак.
Участники субботника, как по команде, притихли.
В свойственной для комсомольских и партийных работников манере он напомнил о сложной политической обстановке в мире, а затем перешёл к важности сегодняшнего события. В конце своего выступления он горячо призвал каждого комсомольца к ответственности за порученный ему участок работы.
Свою речь Назаров завершил отработанным призывом к победе социализма в СССР и коммунизма во всем мире.
После него слово предоставили Даше Смирновой.
По вспыхнувшему на щеках девушки пунцовому румянцу, было видно, что девушка сильно волнуется.
Крепкие ребята с фабрики, стоявшие возле грузовика, легко подхватили девушку под руки и уверенно поставили ее на деревянный пол кузова автомобиля.
Брюнетка повернулась лицом к участникам субботника и ее большие выразительные глаза широко воззрились на стоявшую перед ней людскую толпу.
Наступила тягостная пауза.
Даша осторожно развернула смятый в руке листок бумаги и опустила в него свой настороженный взгляд.
Ее глаза с надеждой смотрели в спасительную шпаргалку, но по всей видимости от волнения плохо воспринимали написанное.
- Давай, говори уже! – послышался из ближних рядов чей-то ободряющий голос.
Девушка испуганно оторвалась от шпаргалки и неуверенно начала говорить:
- Наша комсомольская бригада обязуется на субботнике выполнить запланированные работы в полном объеме.
Помолчав пару секунд, она неуверенно добавила:
- И даже больше…
Девушка замолчала и быстро крутнувшись на летних холщовых ботиночках устремилась к приставной к кузову стремянке.
На лицах комсомольцев появились добродушные улыбки.
Кто-то из толпы не удержался и с иронией выкрикнул:
- Насколько больше?
Толпа оценила шутку. Смех волной прокатился по площади.
Даша с ярко выраженным румянцем на лице спустилась по узким ступенькам вниз и скрылась за машиной.
Иван невольно улыбнулся стремительному бегству девушки, спрятавшейся от чужих глаз за спасительным бортом ЗИСа и нервно покусывающей кончики пальцев рук.
Его улыбка сошла на нет, когда он услышал свою фамилию. Ему представляли очередное слово для выступления.
Капитан внутренне подтянулся, уверенно поднялся на трибуну и судорожно сглотнул подкативший к горлу нервный ком.
Участники субботника устремили свои заинтересованные взгляды на появившегося перед ними оратора в военной форме танкиста.
Иван невольно удивился наступившей тишине. В эти мгновения ему показалось, что он слышит тревожный стук собственного сердца.
Он понимал, что главное сейчас не торопиться.
Быстрота в разговоре явно не шла ему на пользу.
Взяв себя в руки и немного успокоившись, Иван вкратце напомнил собравшимся о политической важности таких вот субботников, когда красноармейцы и рабочая молодежь трудятся плечом к плечу. И если будет нужно, то вот также в едином строю они смогут дать уверенный отпор любому врагу. В конце своей короткой речи он призвал комсомольцев изучать начальную военную подготовку и быть в готовности по призыву коммунистической партии в любой момент встать на защиту родной социалистической родины.
В целом, для непрофессионального оратора получилось не плохо. Пару раз он слегка запнулся в произношении длинных слов, но это выглядело естественно и с лёгкостью можно списать на легкое волнение.
Его речь была оценена комсомольцами по достоинству и завершилась бурными аплодисментами.
Офицер почувствовал себя неловко и по примеру предыдущего оратора поспешил ретироваться с походной трибуны.
Назаров крепко пожал его руку и поблагодарил:
- Спасибо! Отлично сказал, Иван!
На этом выступления закончились и митинг завершился исполнением первого куплета Интернационала.
Ивана вместе с его бойцами поставили на расчистку заднего двора главного фабричного корпуса от строительного мусора. Они вывозили остатки от завершившегося капитального строительства угольной котельной фабрики в те самые два грузовика, стоявшие до этого на площади. В основном, это было списанное оборудование, порезанные обечайки котлов и сопутствующий им крепеж.
Рядом с военнослужащими работала Дашина бригада, которая сортировала битый кирпич от разрушенного забора, отгораживающего здание котельной от общей внутрифабричной территории.
Словоохотливые и бойкие комсомолки не забывали подшучивать над красноармейцами по любому поводу.
Молодость брала свое. Вскоре отдельные подчинённые капитана плавно переместились к соседям и вовсю помогали девчатам там, где требовалась мужская сила. Хрупкие девичьи руки не справлялись с тяжелыми кусками схваченного раствором кирпичами.
Бойцы охотно помогали разбивать остатки разрушенного конька над въездными воротами и оттаскивать к себе длинные кривые обрезки арматуры.
Работа спорилась и все с большим энтузиазмом делали общее дело.
Иван изредка бросал заинтересованный взгляд в сторону Даши.
Что-то было в ней такое, что заставляло его все чаще задерживать свой взор на ладной девичьей фигуре.
В отличие от скомканного выступления на митинге работала она с огоньком. Здесь она чувствовала себя, как рыба в воде и умело руководила действиями своей бригады.
Ее черные волосы выбились из-под тонкой короткой вязаной шапочки и длинный локон постоянно падал на лицо девушки, мешая работать. Она привычным движением руки заправляла его назад, но через некоторое время непокорная прядь волос снова выбивалась наружу. И все повторялось снова.
Иван не мог понять, чем зацепила его эта девушка.
Он был не новичок в отношениях с юными особами, знал к ним подход и без хвастовства был на этом поприще весьма успешен. При этом он не был большим охотником до амурных отношений. На это просто не хватало времени. Но природа брала свое и если судьба сводила его с очередной привлекательной пассией, то он был не против приятного сближения.
Правда, как правило, такие отношения были не долгими.
Ивана всегда разочаровывало, что все они очень похожи друг на друга и банально предсказуемы в своих желаниях. Зачастую у него создавалось впечатление, что все представительницы прекрасного пола создавались по единому шаблону из одних и тех-же комплектующих на фабрике под модным названием «Красный пупс». Естественная деформация используемых пресс форм давала при их изготовлении определенные внешние отличия, но содержание и внутренний кругозор оставались одинаковыми. Создавалось ощущение, что в голову им набивали одну и ту же мозговую мишуру.
С Дашей все было по-другому.
В ее речи, манере общения с другими людьми чувствовалась проницательность и какая-то житейская мудрость, несмотря на, казалось, юный возраст.
Иван долго не мог понять откуда это в ней.
Разгадка раскрылась только через несколько дней, когда после непродолжительного знакомства он неожиданного для самого себя сделал ей предложение стать его законной женой.
Это произошло в последний день его короткого десятидневного отпуска, в который его неожиданно отправило командование части в ближайший после субботника понедельник.
По его окончании ему надлежало убыть в служебную командировку на трёхмесячные курсы «Выстрел» в Подмосковный Солнечногорск. Уезжать, не выяснив окончательно свои отношения с Дашей, он не хотел.
Вечером у входа в женское общежитие он без лишних предисловий попросил у девушки выйти за него замуж.
К его удивлению, Даша спокойно выслушала его признание. Внутренне она ждала этого объяснения и была готова к серьезному разговору с мужчиной.
Пауза в несколько секунд показалась Ивану вечностью.
Он в напряжении смотрел в это прекрасное светлое лицо, ожидая ответа от любимой.
Наконец, Даша тихо ответила:
- Иван, ты мне тоже очень нравишься. И я хотела бы связать свою жизнь с тобой, но для этого я должна быть честна с тобой до конца. А потом ты уже сам примешь решение брать меня замуж или нет.
Молодой человек не удержался и с тревогой спросил:
- У тебя кто-то есть?
Девушка смущённо улыбнулась, и, нежно посмотрела в глаза Шевякову.
- Нет. У меня никого нет и никогда не было. Так уж получилось.
Она сделала секундную паузу и с явной неохотой продолжила:
- Дело в том, что на самом деле я не Смирнова и не Даша.

* * *
Иван с любопытством посмотрел на девушку, ожидая продолжения.
- Да, это так. И так, как ты командир Красной Армии, то я должна тебя рассказать всю правду о себе.
- Моя настоящая фамилия Оболенская, Софья Оболенская. Я из знатного помещичьего рода. Наше родовое имение и земельные уделы находятся, вернее находились в Калужской области.  В Москве у нас то же было свое родовое имение.
Даша внимательно посмотрела на Ивана, пытаясь увидеть какую реакцию произвели на него ее первые слова.
Молодой человек молчал, внимательно слушая и не перебивая девушку.
- Сразу после прихода большевиков к власти моя семья решила эвакуироваться в Польшу к дяде отца, проживающего в собственном поместье недалеко от Кракова. По дороге моя старшая сестра Ксения тяжело заболела пневмонией. Мы были вынуждены остановиться у моей тети в Киеве.  С каждым днём Ксении становилось хуже и через неделю она умерла. Родители были убиты свалившимся на них горем. Тут ещё вспыхнуло восстание украинских националистов за независимость Украины от России. 
Отца, бывшего отставного ротмистра, насильно призвали в ряды войска, собранного атаманом Калединым. Мы были вынуждены с мамой остаться в Киеве и ждать, когда он вернётся. Ехать на постоянное жительство на чужбину без него мама не решалась. Да и за время нашего затянувшегося путешествия семья изрядно поиздержалась, оплачивая лечение Ксении и проезд через всевозможные кордоны фамильными драгоценностями.
Так, в неведении о судьбе отца, мы прожили до нового 1918 года.
После рождества пришла печальная весть о том, что отец погиб в боях где-то под Мелитополем. Ее сообщил сослуживец отца, комиссованный по ранению, будучи проездом в Киеве.
Мама была в полном отчаянии. Сидеть бесконечно на шее сестры без средств существования она не могла. В конце января она решилась продолжить путь до Кракова самостоятельно.
Невероятными усилиями нам удалось добраться до Бреста. Но здесь был полный транспортный коллапс. Поезда не ходили. Железнодорожное сообщение было прервано и когда оно будет восстановлено не знал никто.
Тысячи беженцев с детьми ютились за баснословные деньги в каморках, сданных местными жителями. Мы прожили с мамой неделю, спя узкой кроватке в подсобке владельца местного ресторанчика. За этот уголок мама днем мыла посуду, а по ночам убирала зал и кухню.
В другой подсобке ресторанчика обосновалась семья известного в Санкт-Петербурге краснодеревщика Макара Назарова. Мебель, сделанная его артелью, до сих пор можно увидеть в залах Зимнего дворца, Большом театре в Москве и в гостиных известных партработников по всей стране.
У них была дочь Даша приблизительно моего возраста. Веселая девочка, с которой мы быстро подружились и целыми днями играли в куклы в маленьком коридорчике, соединяющего подсобку с внутренним двориком ресторана.
Семья Назаровых безуспешно пыталась выехать из переполненного беженцами Бреста уже второй месяц.
Отец семейства каждое утро уходил на вокзал, чтобы узнать последние новости, но каждый раз возвращался хмурым и раздраженным от неутешительных вестей.
Никто точно не знал, когда большевики возобновят железнодорожное сообщение между Россией и Польшей.
Местный комендант каждый раз беспомощно разводил руками и оправдывался тем, что данный вопрос решается на самом верху и о сроках его решения ему ничего не известно, так как он человек маленький. Его дело принимать и отправлять составы и вовремя заправлять водой паровозы.
Тем временем, обстановка в городе накалилась до предела. Подобно стервятникам, жаждущим отхватить жирный кусок, в Бресте наблюдался разгул преступников разных мастей.
Бандиты обнаглели до того, что врывались к зажиточным постояльцам даже днём и обчищали их до последней нитки, оставляя в тяжелое время ни с чем.
Не обошла печальная участь и наш ресторанчик.
В одну из таких беспокойных ночей Соня проснулась от шума, который доносился из зала ресторана.
Густой басовитый голос, доносящийся через тонкую щитовую дверь их с мамой каморки, что-то настойчиво требовал от хозяина ресторана, скромного, но гордого дяди Якова.
Мама тревожно поднялась, и укутав дочку в толстый плед, наказала ни в коем случае не выходить в коридор.
Накинув шерстяной платок поверх ночной рубашки она осторожно выскользнула за дверь, чтобы узнать причину шума.
Через короткое время к густому незнакомому басу добавился шум бьющейся посуды, а чуть позже громкие бьющие по ушам выстрелы.
Соня вжалась в угол кровати от страшащей неизвестности. Все ее тело колотила мелкая противная дрожь.
За выстрелами послышался крик отчаяния мамы Даши, а затем хозяйки ресторана тети Фимы.
Девочка не знала, сколько она просидела, забившись в дальний угол кровати и ожидая, когда вернётся мама.
Но мама так и не пришла.
Через какое-то время в каморку заглянула вся в слезах тетя Лиза – мама Даши.
В отчаянии она подхватила девочку на руки, крепко прижала к груди и сквозь слезы начала безудержно причитать:
- Все хорошо, Дашенька. Все будет хорошо доченька! Ты цела и это самое главное.
Так Соня Оболенская стала Дашей Смирновой.
Только через много лет она узнала всю правду о той ночной трагедии в ресторанчике.
Елизавета Андреевна, ее новая мама, поведала страшную тайну перед смертью.

***
Бандитов было двое. Сломав фомкой замок на входной двери, они в полночь ворвались в ресторан.
Тот, что помоложе с пистолетом в руке сразу стал орудовать возле стойки кассы, пытаясь вскрыть металлический ящик с дневной выручкой.
Второй, постарше, вооруженный кавалерийским карабином, стал набивать в большой холщовый мешок бутылки с алкоголем и найденной на кухне едой.
На шум вышел одетый в домашний халат и тапочки хозяин ресторана. В руках он держал купленный недавно на барахолке наган.
Дядя Яков никогда не имел дело с оружием, но был настроен решительно и не собирался просто так отдавать наглым налётчикам кровно нажитые деньги и дефицитную еду.
Заметно волнуясь, он громко потребовал, чтобы непрошенные гости оставили награбленное и убирались вон.
Ничего кроме циничной усмешки требования хозяина заведения у наглой парочки не вызвало.
Старший пренебрежительно сплюнул на чисто вымытый пол и грубо потребовал, чтобы дядя Яков положил на стол наган, убирался обратно к себе спать и не высовывался, пока они не уйдут.
Второй бандит ядовито засмеялся и, не обращая внимания на угрозы хозяина, продолжил орудовать фомкой, срывая злополучный замок с ящика.
В это время в коридор осторожно вышла жена хозяина с дочкой на руках и встала позади мужа.
Дядя Яков откровенно возмутился наглости непрошенных гостей, поднял наган и с криком: «Господи, Прости меня грешного!» – не прицеливаясь, выстрелил в сторону молодого бандита.
Пуля угодила в зеркало подвесного шкафа. Сотни блестящих осколков густым дождем посыпались на голову бандита, продолжающего ломать замок.
Почти одновременно раздался ответный резкий хлопок кавалерийского карабина.
Выстрел оказался точным. Дядя Яков резко отшатнулся назад и, как подкошенный, упал к ногам жены.
Тетя Лиза отчаянно закричала, смотря на безжизненное тело мужа, на груди которого кляксой расплывалось алое кровавое пятно.
Тетя Лиза инстинктивно прижала к себе щуплое тельце дочурки, как будто пыталась защитить ее от смертельной опасности. Но было поздно.
Худощавое тело дяди Якова не смогло задержать пулю армейского карабина, выпущенную с близкого расстояния.
Она прошла навылет и, не потеряв до конца убойной силы, застряла в теле девочки.
Тетя Лиза с ужасом ощутила на пальцах рук тепло сочащейся детской крови.
Ее лицо перекосилось от душевной боли и осознания произошедшего.
Она попыталась закричать, но вместо этого из ее рта раздался звериный вой отчаяния.
Вместо нее закричала мама, появившееся на пороге зала и увидевшая страшную картину развернувшегося побоища.
И тут не выдержали нервы юного бандита.
Он инстинктивно нажал на курок маузера и мама, тихо охнув, сползла по стенке на пол в нескольких метрах от своего убийцы.
При всей своей решимости и наглости бандиты явно не рассчитывали на такое развитие событий.
Пару секунд они молча смотрели на лежавших на полу людей, оценивая случившееся.
Тишину ночного зала нарушала только подвывающая над телом дочери тетя Лиза.
- Валим отсюда! – резко скомандовал старший из налётчиков и первым выскочил из ресторана на безлюдную улицу. За ним ретиво последовал его сообщник.
Так, с этой ночи Соня для новой мамы и всех остальных на свете стала Дашей Смирновой.
Вскоре после похорон мама Лиза, как стала называть ее Соня, продала ресторан заезжему поляку, и они в тот-же вечер уехали в малолюдный Мценск, откуда новая мама была родом.
Здесь девочка закончила школу и поступила в текстильный институт. Успешно его закончила и была направлена по комсомольской путевке сюда на текстильную фабрику.
- Но я всегда помнила, помню и буду помнить кто я и кем были мои родители, - с грустью закончила Даша свой печальный рассказ.
Грустные глаза Даши пытливо смотрели в лицо Ивана, пытаясь понять, какое впечатление на него произвела ее грустная история.
Мужчина выдержал этот взгляд и спустя несколько секунд твердо ответил:
- Все, что ты рассказала никак не влияет на мое решение и отношение к тебе.
Девушка благодарно посмотрела в его глаза и тихо, но уверенно произнесла:
- Но я сделаю все, чтобы в будущем стать Оболенской, - ответила Даша.
Немного помолчала и продолжила:
- Ты не представляешь, как это жить под чужим именем и фамилией. Со временем я привыкла быть Дашей Смирновой. Тем более, что никто из моих новых друзей и подруг не знали моего настоящего имени. Со временем я привыкла откликаться на новое имя. Но меня никогда не покидало ощущение, что я проживаю чью-то чужую жизнь, а не свою.
- Сейчас, наверное, не самое лучшее время для того, чтобы вернуть себе княжескую фамилию, - осторожно заметил Иван, беря тонкие девичьи руки в свои.
- Да, я все понимаю. Но я всякий раз спрашиваю, а когда придет это время и придет-ли оно вообще. Но я должна это сделать. Ради памяти моего отца и матери, ради так рано умершей Ксении, ради будущих своих детей.
После этих слов Даша смутилась. Яркий румянец разлился по ее щекам.
Она на секунду опустила голову, но затем резко подняла ее, и глядя в глаза Ивану резко спросила:
- Теперь ты знаешь обо мне все. На свете всего три человека, которые знают куда пропала Софья Оболенская. Покойная тетя Лиза, я и теперь ты. Но тетя Лиза унесла эту тайну с собой в могилу. Значит об этом знают только ты и я.
Иван молчал, понимая состояние девушки.
- Если ты готов нести эту тайну и со временем принять меня не как Дашу Смирнову, а как Софью Оболенскую, тогда я согласна быть твоей женой. В противном случае, тебе придется поискать другую спутницу жизни.
Иван внимательно посмотрел в зелёные девичьи глаза, ожидающие с тревогой его решения и не раздумывая ответил:
- Вдвоем мы справимся. И мне совершенно не важно какую фамилию ты носишь сейчас или будешь носить в будущем.
Мужчина загадочно улыбнулся и недвусмысленно продолжил:
- Надеюсь, наши дети будут носить мою фамилию.
Он широко улыбнулся и с наигранным пафосом продолжил:
- Шевяков звучит, наверное, не так звучно, как Оболенский, но, по-моему, тоже не плохо!
Даша улыбнулась и примирительно заметила:
- Дело не в звучании, а в чистоте поколений. Правильнее сказать в традициях, которые поддерживались в моей семье на протяжении нескольких веков.
- Ну, например, род Свиньиных. Звучит, прямо скажем, не очень. А породниться с ними несколько столетий назад считалось для многих бояр очень престижным и выгодным делом.
- Ерунда какая-то, - не скрывая лёгкого раздражения признался Иван, крепче прижимая к себе девушку.
- Мы что собак или кошек плодим, чтобы кичиться родословной?
Даша улыбнулась и уткнулась в твердое мужское плечо, но через некоторое время настойчиво продолжила:
- Ты прав. Мы, конечно, не кошки и не собаки. Все дело в чистоте крови, которую из поколения в поколение поддерживает главу рода. Именно он определяет для молодых отпрысков приемлемые партии для заключения законного брака.
- Звучит как-то мрачно. А как-же любовь, чувства, наконец. Они что, не в счет?
Даша немного отстранилась от мужского плеча, хитро улыбнулась и назидательно заметила:
- Ну, почему же! Чувства молодых также берутся во внимание.
Она нежно погладила мужчину ладонью мягкой руки по шершавой с лёгкой щетиной щеке и продолжила:
- Но только в том случае, если выбор избранника или избранницы устраивают главу семейства.
Иван внимательно посмотрел на девушку и с наигранной обидой произнес:
- Сдается мне, что твои родители никогда не дали бы своего согласия на наш брак.
Даша подхватила предложенную мужчиной игру и с достоинством ответила:
- Конечно нет! У тебя не было бы не единого шанса жениться на знатной аристократке, к коим я без излишнего хвастовства отношусь.
- Так уж и аристократки? – с улыбкой заметил Иван.
- А как-же? Ты ещё смеешь сомневаться в чистоте моей крови? – с трудом сдерживая смех, ответила Даша.
Иван сделал строгий взгляд и подобно прокурору на судебном слушании заметил:
- Да есть определенные сомнения гражданка. За то время, что Вы были Смирновой, аристократические манеры могли быть безвозвратно утеряны.
Мужчина нагло врал. С первой минуты знакомства с девушкой Иван ощущал в ней какую-то непонятную для него внутреннюю гармонию и чистоту.
Его поражала ее способность кратко, доходчиво и главное убедительно излагать Свои мысли собеседнику. В ее речи никогда не было лишних слов паразитов, не нужных отступлений, мешающих уловить суть главного. И это при том, что она училась в обычной советской школе, а детство ее прошло среди детей простых рабочих и служащих.
Иван невольно подумал, что определенная правда в словах Даши есть. Аристократические корни дали свой результат и никакие сорняки в виде простого советского быта не смогли задушить посеянные предками ростки внутреннего достоинства и порядочности.
Девушка с удивлением посмотрела на собеседника и строго спросила:
- Ты правда так думаешь?
В интонации девушки слышались плохо скрытые нотки тревоги и легкого разочарования.
В этот момент мужчина ясно осознал, что от правильности его ответа зависит будущее с этой прекрасной и умной девушкой.
Иван понимал, что шуткой здесь не отделаться и нужно держать ответ за сказанное.
Он почувствовал, как пересохло у него в горле. Язык буквально прилип к небу и казался лишним во рту.
Даша продолжала пристально смотреть в его глаза, ожидая от него решающего ответа.
На секунду Иван почувствовал себя нашкодившим сорванцом, которого поймали за очередным проступком и со всей строгостью требовали от него объяснений по поводу содеянного.
Мужчина понял, что дальше молчать нельзя. Каждая секунда промедления резко убавляла его шансы для правильного ответа.
- Нет, конечно. Я так не думаю. Тем более, что за эти несколько дней нашего знакомства я смог убедиться, что ты не такая, как все!
Иван посмотрел в изучающие его девичьи глаза и смущенно ответил.
- Ты мне очень нравишься, и я хочу, чтобы ты всегда была со мной.
Даша, казалось, пропустила последние слова собеседника и с озорством поинтересовалась:
- А какая я?
Мужчина вновь ощутил внутренний дискомфорт. Он был не силен в красивых амурных словах, а сейчас нужно было сказать что-то именно такое.
Он снова напрягся, пытливо выискивая в памяти не заезженные слова признания в любви.
Девушка продолжала внимательно наблюдать за его мучительными терзаниями и это явно доставляло ей удовольствие.
Иван начинал нервничать и от этого в голове никак не всплывали нужные слова.
Осознав, что шекспировские рифмы ему сегодня не подвластны, он по-командирски доложил:
- В тебе удивительным образом сочетаются три самых главных для девушки качества: ум, достоинство и красота.
Даша помолчала пару секунд и с иронией ответила:
- Такого мне еще никто никогда не говорил в жизни.
Она легко поцеловала Ивана в щеку.
- Я согласна.
На следующий день они поженились.
С этого момента жизнь Ивана изменилась коренным образом. Он не переставал удивляться жизненной мудрости своей молодой супруги. Ему было чему поучиться у Даши в отношениях с людьми и жизненному оптимизму, которого так часто не хватает людям в трудных жизненных ситуациях.

Глава 2 Лейтенант Белов

Холодное ноябрьское утро неохотно освобождалось от тяжёлого ночного забытья, напоминая о себе лишь узкой серой полосой над горизонтом. Природа просыпалась медленно и тяжело. Казалось, темное свинцовое небо придавило своей массой землю на горизонте, не давая ей никаких шансов на освобождение от окружившей ее серости. Остекленевшие от ночного мороза лужи напоминали причудливые стекла старых зеркал с помутневшей амальгамой.
Младший лейтенант Белов вместе с двумя командирами танков старшим лейтенантом Бутузовым и старшиной Лаврентьевым прибыли на НП батальона для получения боевой задачи.
Сергей слегка волновался и как мог скрывал от своих товарищей волнение.
Ночью он так и не смог заснуть, несмотря на все попытки, как следует отдохнуть перед боем.
Он прибыл в батальон три назад вместо погибшего своего предшественника лейтенанта Климова. Они были с ним ровесники. Оба двадцать третьего года рождения. По рассказам своего механика-водителя сержанта Павлова и наводчика ефрейтора Туся Климов провоевал чуть больше месяца и погиб нелепо назад от шального снаряда, когда отошёл от танка в ближайший лесок оправить естественные надобности.
Про таких, как он, на фронте говорят, что мол погиб по глупости.
 Сергей на этот счёт имел собственное мнение и был убежден, что на войне нелепых смертей не бывает. И этому было простое объяснение. Каждый шальной снаряд или пуля были выпущены врагом в их сторону с одной единственной целью, чтобы убить врага. И смерть Климова, пусть и не в бою была этому прямым доказательством.
Белову повезло. Он попал на новую машину, а не на старые БТ-эшки, которых в батальоне было ещё достаточно. Сергей удивился, увидев по прибытии их в батальон из училища.
По рассказам преподавателей в училище он знал, что основная масса этих устаревших машин погибла ещё в первые месяцы войны в противоборстве с более совершенными немецкими танками типа Т-III и Т-IV.
Причина их долгожительства оказалась простой. Устаревшие машины поступили в батальон из резерва армии буквально несколько дней назад. А в армию они были переданы из танковых училищ, которые полностью перешли на подготовку курсантов на новые Т-34 и КВ-1.
Белов также закончил трехмесячные командирские курсы на тридцатьчетверке и неплохо знал ее слабые и сильные стороны.
С первого знакомства с эти танком он буквально влюбился в него.
Ему нравились покатые формы корпуса и башни, надёжная броня и мощная семидесяти шестимиллиметровая пушка Ф-34, уверенно поражающая любые немецкие танки на расстоянии не менее километра.
За время учебы их будущих командиров грозных машин учили, прежде всего тактике танкового боя, меткой стрельбе из пушки и пулемета, а также изучению материальной части.
Сергей, как сейчас, помнил первый момент слияния со стальным другом. По-другому он не мог считать верную тридцатьчетверку, собранные сотнями чьих-то умелых рук в тылу для него и его боевых товарищей.
Ощущение безукоризненного подчинения и отзывчивости на каждое движение рычагов и педалей управления, осталось в памяти Белова на всю жизнь.
Он отчётливо помнил свою первую двухкилометровую сильно разбитую гусеницами танков грунтовую трассу. На ней было всего несколько препятствий, которые ведомая в его ещё неопытных руках бронированная машина, казалось, преодолевала легко и непринужденно. Характерно постукивающий дизель, как будто, шептал:
- Ну, давай, Серега! Не робей! Жми увереннее на педаль акселератора, а я сделаю все, что тебе нужно!
И Сергей, подчиняясь тайному желанию бронированной машины, послушно прибавлял газу на ровных участках, разгоняя почти тридцатитонную машину до невероятных двадцати пяти километров в час.
Курсант чувствовал, что это не предел, но выжать больше не позволяли глубокие выбоины и рытвины на трассе.
Все внутри него ликовало от сознания того, что ему восемнадцатилетнего пареньку из никому не известного провинциального городка страна доверила современную боевую машину, способную своим огнем и гусеницами уничтожать любого врага.
В этот момент эмоционального подъёма он вспомнил, как попал в танкисты. Это было делом случая, или как принято говорить, стечения обстоятельств.

***
Со своим другом Сашкой Жильцовым они уже на второй день войны в понедельник стояли с утра у дверей райвоенкомата. Здесь было много таких, как они, желающих идти на фронт бить фашистов.
Накануне вечером они твердо решили идти учиться в военное летное училище.
Вышедший перед самой войной фильм «Истребители» оставил в сознании мальчишек неизгладимый след, определивший их будущую военную профессию.
Больше двух часов они простояли в очереди, пока их не принял помощник коменданта усатый хмурый капитан. По его суровому виду они поняли, что офицер не разделяет их рвения попасть в ближайшее время на фронт.
- Ну, а Вы что хотите, хлопцы? – без лишних слов поинтересовался капитан, как только за Сергеем и Сашкой закрылась дверь кабинета.
Шустрый Жильцов, не задумываясь четко отрапортовал:
- Хотим быть военными лётчиками-истребителями и бить немецких гадов!
Капитан невольно улыбнулся и по-отечески посмотрев на юношей, смягчившись ответил:
- Летчиками – это хорошо. Школу закончили? Какого года рождения?
- Тысяча девятьсот двадцать третий! Перешли в десятый класс! – все также четко ответил Сашка, преданно поедая глазами офицера.
- Так сколько полных лет Вам?
- Мне восемнадцать исполнилось в прошлом месяце, а Сережке в августе день рождения! – продолжил Жильцов, кивая головой на молчавшего рядом друга.
- А Серёжка сам за себя умеет отвечать? – с лёгкой иронией продолжил помощник коменданта, изучая молчаливого юношу.
- Так точно! – по-военному ответил Белов, краснея от повышенного внимания к своей персоне
Лицо капитана озарилось снисходительной улыбкой.
- А, родители что скажут на Ваше желание? – внезапно сменил тему разговора офицер.
Сашка, казалось, был готов к такому вопросу.
- Они не возражают, товарищ капитан!
Офицер снова улыбнулся, опустил голову к столу, написал быстро на бумажке несколько слов и протянул Жильцову:
- Идите в седьмой кабинет! Там Вас оформят в летчики.
- Спасибо! – в один голос выпалили друзья, и бодро развернувшись на сто восемьдесят градусов, бросились в коридор.
- Не за что! – грустно произнес капитан, провожая взглядом покинувших кабинет юношей.
Он позавидовал оптимизму этих мальчишек, на секунду подумав о том, что может быть выписал им путевку на смерть.
Думать об этом ему не хотелось, и он твердым голосом крикнул в приоткрытую дверь:
- Следующий!
Менее, чем через час Белов и Жильцов выскочили счастливые из дверей военкомата с предписаниями в руках.
На небольших листках бумаги конечным пунктом значилось Ташкентское летное училище. Предписания были заверены круглыми синими печатями и подписаны размашистой подписью самого военкома подполковником Дроздецким, известным среди призывников строгостью и непреклонностью к разгильдяйству призывников.
Мысль о том, что уже через полгода они станут настоящими летчиками-истребителями и будут бить фашистских оккупантов в небе Германии придавала им гордости и небывалой уверенности в себе.
На выходе из военкомата им попались трое ребят из их школы из параллельного класса.
Они стояли в длинной очереди в военкомат.
Увидев счастливую парочку, они бросились к ним с вопросами:
- Ну, что? Как там? Берут наш год или нет на фронт?
Жильцов, перебил их лаконичным ответом:
- Пацаны, все нормально! Будем воевать!
Они с гордостью показали выданные документы на учебу в летное военное училище, и не дожидаясь расспросов бросились по домам.
Нужно было успеть собраться. Воинский эшелон начинал формироваться в областном городе уже сегодня и завтра в восемь утра должен был пройти через их станцию с короткой остановкой, чтобы забрать с собой новобранцев.
Расставание с родителями и родным городом было печальным.
Матери юношей не скрывали своих слез и старались прижать к своей груди непутёвые чады, которые вот так за один день резко изменили свою судьбу и вместо того, чтобы идти осенью в выпускной класс уезжали на войну.
Серёга и Сашка храбрились, как могли, стараясь не показать свое внутреннее волнение и успокоить родителей.
Отцы мальчишек большей частью молчали и давали непослушным сыновьям последние напутствия на будущее. Друзья их внимательно слушали, думая о том, чтобы скорее закончилась эта тягостная процедура расставания с беззаботной юностью.
Наконец, с опозданием на полчаса на станцию подошёл воинский эшелон. Состав представлял из себя паровоз «Звезда» с полутора десятком прицепленных к нему двухосных теплушек. В последнем вагоне была оборудована походная кухня. Из бокового окна торчала изрядно закопченная железная труба из которой шел густой едкий дым.
Последние поцелуи, слезы и слова прощания потонули в пронзительном свистке тормозящего локомотива.
Старший эшелона, пожилой седой майор с эмблемами артиллериста, проверил предписания, строго осмотрел внешний вид призывников и определил их во второй с головы состава вагон.
Сергей первый раз оказался в товарном вагоне, переоборудованном под перевозку людей.
В торцах вагона были грубо сколочены двухъярусные узкие нары, а у дальней от входа стены длинный стол с двумя лавками для приема пищи. Всего теплушка вмещала сорок человек, по двадцать с каждой стороны.
Молоденький сержант с чертами покорителя калмыцких степей определил им два соседних места на верхнем ярусе. Вагон был полон таких же, как они безусых призывников.
Познакомились. Все находящиеся в вагоне были из их области.
Добирались они до Ташкента десять дней.
Один раз в день на перегоне их кормили солдатской кашей с тушёнкой, в основном перловкой или, как называл старший вагона сержант Ханин «дробь шестнадцать». Почему дробь и почему шестнадцать было так и не понятно. Часто недоваренная в полевой солдатской кухне она представляла собой крупные резиновые комья, практически безвкусные. Они плохо жевались и их проще было глотать. Если бы не тушёнка, придающая аромат и хоть какой-то мясной вкус этому месиву, с кормежкой в эшелоне было бы совсем не важно.
Через полторы недели без особых приключений, если не считать частые и долгие стоянки на пустых полустанках, друзья вместе с другими призывниками прибыли на станцию «Ташкент-Сортировочная» на окраине столицы Узбекской ССР.
Частые остановки эшелона объяснялись тем, что он пропускал идущие на запад многочисленные воинские эшелоны. Сергей и Сашка вместе со своими сверстниками подолгу смотрели на пролетающие окутанные паровозным дымом тяжелые составы с солдатскими теплушками и платформами с военной техникой.
Невооружённым взглядом было видно, что техники было не так много. В основном везли пополнение, а также военное имущество, упакованное в большие деревянные ящики и укрытые сверху защитным брезентом. Это наводило на невесёлые мысли, которые подтверждались тревожными сводками с фронта. Их ежедневно доводил до них младший политрук Худяков на стоянках.
Враг был силен и теснил наши войска на всех фронтах от Карельского перешейка до Черного моря.
После каждого такого информирования мальчишки в вагоне бурно обсуждали свое будущее участие в боевых действиях.
- Скорее бы уже летать и бить гадов! – эмоционально говорил Сашка.
- Сверху в пике из пушек и пулеметов по вражеской колонне! Да потом пару заходов с бреющего по разбегающиеся фашистам!
Он умело сопровождал свой будущий удар по врагу жестами рук, выписывая в воздухе замысловатые траектории воображаемого самолета.
Мальчишки с восхищением смотрели на Сашку, представляя на время себя опытными асами в кабине боевого истребителя.
А тем временем мимо них продолжали проноситься на запад груженные составы с солдатами и военной техникой.
Пригород Ташкента встретил новобранцев обычным шумом, характерным для сортировочных станций. По железной паутине рельс подобно сытым паукам не спеша ползали маневровые паровозы, натужно передвигая туда-сюда пустые и груженные вагоны.
Прибывший состав с будущими курсантами импульсивно дёрнулся несколько раз, гася инерцию прицепленных к паровозу вагонов и замер, тихо посвистывая травящимся избыточным топочным паром.
Мальчишки с личными вещами в руках с интересом рассматривали прилегающую территорию. Города нигде не было видно. И если бы не выцветшая на солнце криво прибитая табличка на фасаде одноэтажного приземистого здания никто бы не догадался, что они находятся вблизи конечной цели своего путешествия.
Чьей-то не твердой рукой на вывеске синей краской было написано «Ташкент-Сортировочная».
Новобранцы густо сгрудились у открытой сержантом двери, пытаясь рассмотреть близлежащие к станции окрестности.
Вскоре мимо их вагона в сторону головы состава пробежал озабоченный чем-то лейтенант Худяков:
- Без команды из вагонов не выходить! – кричал он на бегу, и не сбавляя шага, исчез из поля зрения призывников.
Ещё через какое-то время с головы состава донеслось протяжное:
- Выходи из вагонов! Строиться в две шеренги на рампе!
- К вагону! – бодро скомандовал Ханин, первым покидая надоевшую за долгое путешествие теплушку.
Шатко-валко вдоль состава выстроилась длинная шеренга мальчишек.
На середину рампы вышел начальник эшелона, окинул строгим взглядом стоявший перед ним строй новобранцев, поправил аккуратные усики и скомандовал!
- Равняйсь! Смирно!
Шеренга замерла.
- Вольно!
Майор повернулся вполоборота к зданию станции, из двери которой появилась группа офицеров.
Впереди шли двое в кожаных регланах. У одного была фуражка с синим колышком, а у его соседа – с черным. За ними шли ещё двое офицеров, одетые в серые шинели.
Сергей и стоявшие рядом с ним мальчишки не сводили взгляда на уверенно приближающуюся группу.
- Смирно! Равнение на середину! – вновь скомандовал майор, приложил руку к фуражке и, четко повернувшись на каблуках, строевым шагом направился навстречу полковникам.
Не доходя до них три-четыре шага, он резко остановился и рапортовал полковнику с голубыми теплицами:
- Товарищ, полковник! Группа новобранцев в количестве шестисот одиннадцати человек построена! Начальник эшелона майор Зимин!
Сделав два шага в сторону, он пропустил полковников впереди себя и последовал за ними позади чуть в стороне.
Сопровождающие полковников капитаны остались на месте в ожидании дальнейших указаний.
Полковник-летчик вышел на середину строя, остановился и окинув длинную разношёрстную шеренгу замерших в ожидании юнцов приветствовал:
- Здравствуйте, товарищи новобранцы!
В воздухе повисла короткая пауза, а затем вяло и вразнобой прозвучало:
- Здравия желаем, товарищ полковник!
Летчик улыбнулся и махнул рукой капитанам, подзывая их себе.
- Товарищи призывники! Я начальник летного истребительного училища, полковник Быстров. Вы все прибыли сюда добровольно для обучения военным профессиям! Все Вы знаете, какая сложная обстановка сейчас на фронте. Враг силен и продолжает теснить наши героические войска на восток. Страна и Красная Армия остро нуждается в грамотных командирах и даёт Вам возможность в течение ближайших нескольких месяцев стать младшими командирами. На Вас ляжет основная тяжесть войны. Времени на раскачку нет! Уже завтра Вы вновь сядете за парты, чтобы готовить себя к будущим боям. Желаю Вам усердия и настойчивости в освоении военных дисциплин.
Полковник-летчик повернулся вполоборота к своему коллеге танкисту и стал с ним что-то обсуждать вполголоса. Капитаны подошли к ним и остановились в ожидании указаний.
Сашка, стоявший слева от Белова, сквозь зубы выцедил:
- Не нравится мне все это. Зачем здесь танкист! Мы же приехали учиться на летчиков.
Ответ на его вопрос не заставил себя ждать.
Через несколько секунд полковник-летчик повернулся к строю и четким голосом продолжил:
- Забыл Вам сказать главное. В связи с изменившимися обстоятельствами половина из Вас будут направлены для обучения в танковую школу, образованную две недели назад в пригороде Ташкента!  Кроме летчиков, Красная армия не в меньшей степени нуждается и в танкистах.
Строй новобранцев тревожно загудел, как разбережённый чьей-то рукой пчелиный улей.
- Смирно! – как выстрел последовала команда полковника, и над рампой повисла тревожная тишина.
- Отставить разговоры. Кто не желает учиться два шага вперёд! Сейчас же будут отправлены в сержантскую школу на месячные курсы и дальше в пехоту на фронт!
Строй мальчишек притих. Желающих ехать в сержантскую школу среди стоявших не нашлось.
- Разобраться строго в две шеренги! – скомандовал полковник.
Мальчишеская масса вновь пришла в движение, выравниваясь по фронту и в глубину строя.
Полковник-летчик поинтересовался у своего коллеги:
- Ну, что? Как будем делить?
Танкист окинул взглядом притихший строй и уверенно направился к его середине.
Сергей тревожно замер. Полковник уверенным шагом приближался к ним с Сашкой.
- У, черт! Только не это! – отчаянно прошептал сквозь зубы Жильцов.
Белов завороженно смотрел на офицера, быстро приближающегося к ним.
Ему показалось, что тот уже определил для себя середину строя.
Через несколько секунд он остановился прямо напротив них с Жильцовым.
Полковник по хозяйские окинул строй в обе стороны и удовлетворенный увиденным резко взмахнул рукой, опустил ее между Сашкой и Сергеем и громко скомандовал:
- Все, кто от меня по левую руку направо! Три шага вперед, шагом марш!
Обозначенный строй медленно повернулся и нехотя отошёл от оставшейся на месте половины.
Сергей спинным мозгом почувствовал, что его друг остался на месте.
Он тревожно обернулся назад через плечо и увидел удивлённое лицо Сашки.
- Я беру вот этих, Александр Степанович! Если ты не против, - обратился танкист к летчику, указав рукой на половину с Беловым.
- Забирай! – дал тот свое согласие.
Капитаны быстро направились к полковнику-танкисту и встав слева и справа от разделенного надвое строя замерли в ожидании дальнейшей команды.
- Командуйте, товарищи капитаны! – обратился полковник-танкист и вместе с начальником эшелона и летчиком направился к зданию станции.
Сергей сделал последнюю попытку и обратился к капитану-танкисту:
- Товарищ, капитан! Мы с другом ехали вместе в летное училище. Можно мне к нему?
Сергей сделал жалостливое лицо в надежде, что офицер проникнется его просьбе.
Однако, не тут было.
Капитан строго посмотрел на юношу и строго ответил:
- Можно Машку за ляжку! А в армии нужно говорить «разрешите», товарищ призывник! И Ваши желания здесь никому не интересны! После войны будете свои желания девушкам рассказывать. А сейчас шагом марш вперёд! В противном случае начнёте свою службу сразу с наряда на хозработы!
Сергей не знал, что это такое, но потому каким тоном это было сказано смекнул, что ничего хорошего от хозработ ждать не следует.
Белов бросил прощальный взгляд вслед удаляющему от него другу и понуро опустив голову пошел вперёд, стараясь попадать в ногу со строем.
- Летчиком, наверное, быть здорово, но танкистом тоже не плохо! Паек у танкиста сытный и вкусный. Да и танк ; это броня, а не самолёт из дерева и фанеры. Шансов выжить у танкиста всегда больше, поверь мне! – подбодрил капитан Сергея и громко скомандовал:
- Разобраться в колонну по четыре! Шире шаг, товарищи призывники! Иначе к ужину опоздаем и будет Вам вместо горячей каши сухие галеты с пустым кипятком!
При упоминании о горячей каше перестроившийся строй зашагал бодрее по дороге, ведущей в сторону города, крыши которого показались за первым поворотом.
Яркое слепящее солнце преодолело точку зенита и начинало медленно, но уверенно катиться к пыльному горизонту.
- Товарищ, капитан, а далеко до училища топать? – бодро обратился идущий впереди Сергея через две шеренги белокурый паренёк.
- Таким темпом часа полтора-два, - ответил капитан и через секунду строго прикрикнул:
- Разговорчики в строю!
Колонна бодрым шагом двинулась вперёд, пыля по пустынной дороге, ведущей три сотни еще безусых юношей в их суровое военное будущее.
Так, по выбору судьбы и стечению обстоятельств Сергей Белов стал курсантом танковой школы.
Вместо заявленных в военкомате полугода их набор отучился всего три месяца. Срок мог быть ещё меньше, но в войсках катастрофически не хватало танков. Курсанты знали об этом от фронтовиков, которые приходили в их школу после ранений преподавателями взамен тех, которые убывали на фронт.
По рассказам от них они знали, что танковый экипаж чаще всего погибал в полном составе только в случае полной гибели машины. Таким образом получалось, что оставшихся в живых экипажей были нужны новые танки, а их не было.
Эвакуированные на восток заводы только начинали выходить на плановые мощности.
Поэтому произошел провал в поставках бронетанковой техники, которую наша танковая промышленность пока не могла пока ликвидировать.
Выпущенные до войны танки большей частью были потеряны в первые месяцы боёв с фашистами. Новых машин типа Т-34 и КВ-1 было не так много. Да и те, которые уцелели после первых недель войны большей частью выработали установленный моторесурс и требовали капитального ремонта. Но такой возможности на фронте не было, и они оставались в строю до последнего. Их, как могли, ремонтировали силами ремонтных подразделений и снова оправляли в бой.
Курсанты с интересом слушали рассказы фронтовиков о танках противника.
Те охотно делились с ними информацией о сильных и слабых сторонах немецких машин.
Кроме сухих цифр о тактико-технических характеристиках, написанных в учебных пособиях и на учебных плакатах, они давали практические советы, как лучше бороться с ними и при этом уцелеть самому.
Белов и его сокурсники узнали, что наибольшую опасность для наших танкистов представляли последние модели T-III, вооруженные скорострельной 57-ти миллиметровой пушкой и T-IV всех модификаций.
Последние, несмотря на их небольшое количество по сравнению
с Т-III, были грозным противником. Поэтому курсанты внимательно изучали особенности борьбы именно с T-IV.
Один такой трофейный танк был доставлен в танковую школу для ознакомления в конце сентября из-под Смоленска, где шли тяжелые кровопролитные бои с танками Гудериана.
Танк был полностью исправен и брошен немцами из-за отсутствия топлива. Вражескую машину разместили во дворе главного учебного корпуса для общего доступа курсантам. Каждый мог посидеть внутри, потрогать его вживую и ощутить себя на время на месте врага.
Сергей вечерами после ужина в свободное время до отбоя ходил к танку, чтобы поближе изучать его слабые и сильные стороны.
Невольно он сравнивал его с тридцатьчетверкой, которую они изучали ежедневно в училище и на которой ему и его товарищам предстояло в скором времени воевать.
Бесспорно по форме корпуса и башни тридцатьчетверка была грациознее и гармоничнее прямоугольного Т-IV. Ее сильно наклоненные по вертикали носовой верхний и нижний броневые листы обладали большей бронестойкостью, чем у противника и давали больше шансов, что при попадании в нее вражеский снаряд срикошетит и не пробьет их.
Гайкообразная башня нашего танка также имела наклоны броневых листов по сравнению с прямоугольными формами немецкой машины. И это также давало преимущества перед Т-IV.
А вот дальше сравнение было спорным и заставляло Сергея быть более объективным в оценке врага.
Компоновка немецкого танка выгодно отличалась от тридцатьчетверки.
И это признавали все фронтовики в своих рассказах о встрече с этим грозным противником на поле боя.
Трансмиссия четверки, как и большинства немецких машин, располагалась спереди и давала дополнительную защиту экипажу в случае пробития в передней проекции. Кроме того, это значительно улучшало развесовку машины по длине и улучшало ее проходимость на слабых грунтах несмотря на то, что гусеницы у нее были уже, чем у нашей тридцатьчетверки.
Но и это было не главным.
Когда Сергей в первый раз сел на место наводчика и посмотрел в окуляр танкового прицела он был поражен качеством немецкой оптики. Поле зрения, угловые метки и оптическое увеличение прибора были заметно лучше, чем в тридцатьчетверке.
Все было четко и отлично видно на расстоянии до одного километра.
Этот факт также признавался фронтовиками.
Кроме того, смонтированная на верхнем броневом листе командирская башенка обеспечивала командиру танка отличный  круговой обзор и возможность постоянно наблюдать за полем боя.
Установленные внутри нее по кругу смотровые приборы позволяли быстро оценить боевую обстановку.
Сергей должен был с горечью признать, что в тридцатьчетверке с обзором у командира танка дела обстояли не так хорошо.
И в завершении ко всему экипаж немецкого Т-IV состоял из пяти человек, а тридцатьчетверки из четырех.
Командиру тридцатьчетверки приходилось совмещать обязанности наводчика и это заметно усложняло выполнение им своих функций, так как одновременное с наблюдением за боем приходилось вести поиск танкоопасных целей и их уничтожение.
В его распоряжении был телескопический прицел ТМФД-7 с довольно узким полем обзора и два триплекса, один из которых поворотный смотрел прямо по курсу, а вспомогательный был установлен в левом борту башни.
То есть получалось, что правый сектор находился в мертвой зоне и для того, чтобы увидеть, что происходило там нужно было вращать саму башню, а в бою каждая секунда на вес золота. Любое промедление в оценке обстановки и принятии решении чревато тем, что враг окажется быстрее и успеть первым сделать по тебе смертоносный выстрел. И тут преимущества более мощного вооружения тридцатьчетверки сходили на нет. Какой толк от мощной пушки, если ты не можешь её эффективно использовать на поле боя.
Фронтовики находили только один способ борьбы с данным недостатком.
Командиру приходилось вести наблюдение за полем боя, периодически высовываясь из башни и прикрываясь спереди крышкой башенного люка. Это было небезопасно, так как его голова оставалась неприкрытой броней.
Как следствие, командиры танков получали ранения и гибли от случайных осколков снарядов и шальных пуль.
Но из двух зол приходилось выбирать наименьшее.
Возможность быстро находить танкоопасные средства поражения противника повышали шанс выжить и уничтожить противника первым.
Сергей прочувствовал на себе этот недостаток тридцатьчетверки при первой стрельбе на полигоне училища штатным снарядом.
Руководитель стрельбы майор Ильин проинструктировал курсантов по мерам безопасности, довел задачи и условия выполнения учебного упражнения по уничтожению мишеней и четко скомандовал:
- По машинам!
Через пару минут через открытый люк до Сергея донёсся звук дежурного горниста, дублирующего команду «К бою!». Радиостанций на учебных танках не было. Все команды доводились до экипажей сигналами горниста и сигнальными флажками.
- Заряжай! – дал команду Белов своим товарищам. Вместе с ним в экипаже в этот раз были курсанты его взвода Медведев и Чернышев. Первый работал за механика, второй покрепче – за заряжающего.
Чернышев ловко подхватил из боеукладки первый из трёх снарядов и играючи забросил его в казённик пушки.
Четко сработал клиновой затвор, заперев выстрел в каморе.
Сергей помнил, что на выполнение упражнения у него было всего три минуты, отводившихся на уничтожение трех мишеней, расположенных соответственно на расстояниях шестьсот, восемьсот
и тысячу метров. То есть получалось в среднем по минуте на каждую мишень. Если курсант не успевал произвести выстрел за отведенное время, то непораженная мишень опускалась и следом за ней поднималась следующая.
Поэтому курсанту, выполняющему данное учебное упражнение нужно было спешить, чтобы повторно не отрабатывать уже с другим взводом.
Выжженное за лето поле, приспособленное на скорую руку под танковую директрису, было ровное, как стол, и покрыто редкой порослью жёлтой сухой травы.
Сергей приник к окуляру трубки прицела, напряжённо выискивая первую ближнюю мишень, которая с секунды на секунду должна была появиться в поле зрения.
Его рука медленно вращала рукоять механизма поворота башни, расширяя сектор наблюдения.
Вскоре он увидел поднимающийся щит, отдаленно напоминающий фронтальную проекцию башни.
Он уверенно подвёл угловую метку сначала по вертикали, а затем опустил пушку вниз, совместив ее с центром мишени.
Пара секунд у него ушла на то, чтобы проверить готовность к выстрелу.
Правая нога привычно нащупала педаль механического спуска.
-  Выстрел! – громко скомандовал он, предупреждая заряжающего и механика.
Танк резко содрогнулся на месте, выбросив из стального жерла пушки восьмикилограммовый снаряд.
Заброневой объем наполнился резким кисловатым запахом пироксилина, уши резко заложило, отдаваясь в голове низким колокольным набатом.
После выстрела казённик пушки резко отпрыгнул назад, а затем подался вперёд в свое нормальное положение.
- Откат нормальный, - бодро прокричал Чернышев сквозь завесу порохового дыма, открывая казённик пушки.
Сергей увидел в правом верхнем углу опускающейся мишени на два часа появившееся отверстие от снаряда и удовлетворённый стал доворачивать башню вправо туда, где должна была появиться следующая мишень.
Но тут случилось непредвиденное. Налетевший неизвестно откуда порыв ветра за пару секунд закрутил поднятую выстрелом мелкую пыль в каком-то диком танце.
Через редкие просветы этого хоровода практически ничего не было видно.
Белов, как мог напрягал зрение, пытаясь увидеть контуры следующей мишени.
В шлемофоне раздался встревоженный голос Медведева:
- Серёга, ты чего-нибудь видишь?
- Ни хрена не вижу! – зло ответил командир танка, продолжая крутить колесо маховика поворота башни туда-обратно.
Резко клацнул клин затвора, запирая казённик с очередным выстрелом.
Наводчик молча смотрел за манипуляциями Белова, ожидая следующую команду.
Уходящие секунды отбивали в голове Белова тревожную дробь, заставляя искать решение в сложившейся ситуации.
Узкое поле прицела не давало возможности охватить мишенное поле целиком и сейчас курсанту казалось, что пушка вышла за допустимый сектор стрельбы.
Он ещё пару раз безнадёжно крутанул рукоятку маховика в надежде обнаружить цель, но все было бесполезно.  Поднятое ветром облако пыли мешало сориентироваться в правильном направлении поиска мишени.
Белов бросил бесполезное занятие, отсоединил и резким движением назад подался вверх к приоткрытому башенному люку.
Рука привычно подняла стальной лист вверх до стопора.
Сергей подтянулся на руках и выглянул из-за крышки люка вперёд танка.
В этот момент стоявший справа метрах в пятидесяти танк курсанта Сюсина произвел очередной выстрел.
Сергей невольно вздрогнул от резкого хлопка и интуитивно пригнулся, фиксируя взглядом направление траектории движения снаряда.
Красная раскалённая болванка прочертила сквозь пыльную завесу едва заметный след и исчезла в неизвестности.
- В белый свет, как в копеечку! – подумал курсант, высматривая из-за крышки люка вторую мишень.
Обзор с крыши башни был заметно лучше, чем через прицел.
На несколько секунд ветер стих, пыль осела и Сергей, наконец, увидел щит мишени.
Она находилась градусов на двадцать правее пушки.
Он быстро определил ориентир в виде одиноко стоявшего неказистого кустика метрах в ста от танка.
- Ага! Вот по тебе я и буду ориентироваться!
В голове секундомер продолжал тревожно отсчитывать время.
Сергей упал на место командира и снова приник к окуляру прицела.
Руки уверенно начали вращать рукоятки поворота башни и поднятия/опускания пушки в поисках цели.
Через пару секунд в поле зрения появился знакомый куст с пожелтевшей на солнце листвой.
Линия прицеливания поползла медленно вверх и ещё через пару секунд сквозь пыль он увидел контур мишени.
Сергей уверенно подвел центральную метку в центр фанерного щита и в это время мишень качнулась и начала медленно опускаться.
- Черт! – выругался про себя Белов, интуитивно нажимая ногой на педаль спуска.
- Выстрел! – отчаянно крикнул он своим товарищам, но его команду заглушил грохот 76-ти миллиметрового орудия.
Казённик орудия резко отскочил назад и задержавшись на секунду в крайнем заднем положении медленно подался вперёд.
- Откат нормальный! – услышал он рапорт заряжающего.
В поле зрения Сергей радостно увидел, что снаряд пробил фанерный щит в районе квадрата башни танка.
- Есть попадание! – крикнул он своим товарищам.
- Заряжай!
Последний снаряд ловко заскочил в казённик пушки, закрывшись многокилограммовым клином.
Второй выстрел снова поднял облако пыли перед танком, закрывая директрису.
Но теперь Белов знал, что делать.
Привычным движением он высунулся из башни и в проплешинах пылевой завесы стал подобно пернатому хищнику выискивать третью мишень.
Вскоре он обнаружил поднявшийся левее градусов на пять щит от выбранного ориентира.
- Ага! – радостно подумал Сергей, спускаясь в кресло командира.
Он уверенно довернул по встроенному азимутальному указателю башню в нужном направлении, поднял на пару градусов линию прицеливания и стал терпеливо ждать, когда осядет пылевая завеса.
Через несколько секунд порыв ветра стих, и он увидел в прицел последнюю мишень.
Нужно было действовать быстро, пока не налетел очередной порыв ветра.
Он медленно довернул рукоятки маховиков, подводя угловую метку в центр фанерного щита.
- Выстрел! – скомандовал он своему экипажу, одновременно нажимая ногой педаль спуска.
Танк дёрнулся, компенсируя отдачу пушки.
Боевое отделение на несколько секунд потонуло в пороховом дыму.
Белов не обратил на это никакого внимания, сосредоточившись на мишени.
Раскаленная болванка снаряда пробила тонкий фанерный лист практически в самом центре и подняв фонтан пыли и исчез в земляной обволоки метрах в пятидесяти позади мишени.
- Есть попадание! – радостно крикнул курсант, удовлетворённо откидываясь на спинку сиденья.
Внутри его все ликовало. Он был рад, что сумел поразить все три мишени.
Но радость Сергея была преждевременной.
За нарушение мер безопасности при выполнении упражнения ему была поставлена оценка «неудовлетворительно».
При подведении итогов выполнения упражнения майор Ильин строго указал взводу на недопустимость действий курсанта Белова при ведении боевой стрельбы.
- Меры безопасности написаны кровью! – в который раз повторял майор прописные истины курсантам.
Сергей был не согласен с оценкой руководителя занятия. Тем более, что его экипаж показал лучший результат стрельбы. Он единственный, кому сегодня удалось поразить все три мишени. Вторым по стрельбе был экипаж Капарушкина. Остальные три экипажа ни разу не поразили мишень.
- И за это нам двойку!? – переживал мысленно курсант, слушая продолжающийся разнос от майора Ильина.
Он не выдержал и прервал назидания офицера:
- Разрешите, товарищ майор! А как-же в бою, в условиях плохой видимости стрелять по врагу? Наугад? Так никаких снарядов не хватит!
Взвод одобрительно загудел, соглашаясь с мнением своего товарища.
Ильин выслушал реплику Белова и убедительно закончил:
- Боюсь Вам враг будет уже не страшен!
- Это почему? – искренне удивился Сергей.
Майор выдержал паузу и четко ответил:
- Да, потому что Вам с пробитой головой враг уже будет не нужен!
Стоявшие в строю курсанты оценили шутку Ильина и засмеялись.
Сергей почувствовал внутреннюю обиду, но сдержался и промолчал.
Спорить с руководителем занятия было бессмысленно.
Но это было не самым большим разочарованием на сегодня.
В казарме после обеда дневальный передал ему письмо.
Сергей обрадовался, увидев на бумажном треугольнике знакомый номер полевой почты.
Это был истребительный полк Сашки Жильцова.
В отличие от них, курсантов танковой школы, подготовку в летном училище сократили до трёх месяцев. Три недели назад Белов получил от друга последнее письмо.
В нем Сашка гордо писал, что их выпуск в полном составе оправляют на фронт.
Вместо офицерских звёзд им всем вручили сержантские погоны.
Жильцов уезжал в истребительный полк под Ленинград и обещал сразу написать по прибытии на новое место службы.
Сергей бросил вещи на прикроватную табуретку и направился с письмом в курилку.
Странно, но в это время там никого не было. Он был рад, что может остаться один.
Он присел на лавку и жадно закурил.
Глубоко затянулся и медленно выпустил изо первую струю сизого ароматного дыма. Несколько секунд он смотрел на треугольник письма, не решаясь открыть его.
Почерк на треугольнике был чужой. Сашкин почерк он знал хорошо и мог бы отличить среди сотни других.
Не раз он брал у него переписать домашнее задание в школе, когда не успевал сделать свое.
Сашка писал практически печатными буквами, разборчиво и без наклона.
В отличие от него почерк на бумаге был мелким и с большим наклоном букв вправо.
Сергей докупил папиросу и решительно развернул письмо.
На обратной стороне свергнутого листа было незаконченное послание от друга:
«Привет, дружище!
Пишу второпях, времени совсем нет.
Закончили вчера с тремя своими однокашниками ускоренную доподготовку на месте.
Сегодня был первый боевой вылет.
Серёга, если бы ты только знал, какое счастье летать на боевом истребителе.
Будем бить ненавистных фашистов из пушек и пулеметов.
Летный состав хороший. Много молодых летчиков, прибывших только что из училищ.
Как ты там? Когда у вас выпуск?»
На этом запись обрывалась.
Ниже почерком с треугольника была короткая приписка:
«Сергей! Сержант Жильцов погиб вчера смертью героев при совершении боевого вылета. Нашёл его письмо к тебе и решил отправить. Мы отомстим фашистам за смерть твоего друга.
Комэск Дроздов.
Личные вещи отправили родителям»
Сергей сидел подавленный от прочитанного.
В его голове не укладывалось мысль о гибели друга:
- Как так погиб? Почему так быстро?
Его воспалённый полученным известием мозг отказывался принимать и понимать трагическое известие.
Ведь ещё несколько месяцев назад они представляли, как будут бить врага в небе по прибытии на фронт.
И вот теперь Сашки нет.
Сергей не помнил, как прошла вечерняя поверка и как он оказался в кровати.
Он лежал поверх темно-синего солдатского одеяла и смотрел в дощатый потолок казармы.
Его товарищи благополучно перешли до утра в гости в царство Морфея, а он лежал с открытыми глазами, бесцельно рассматривая черные трещины на покрашенных белой краской досках.
Сегодня ему в первый раз стало действительно страшно.
Он вспомнил рассказы майора Загайнова, преподавателя по тактике.
Он прибыл к ним в школу после тяжёлого ранения меньше месяца назад.
Он сразу завоевал уважение у курсантов. И не только двумя боевыми орденами, прикрученными поверх гимнастёрки, а прежде всего отеческой мудростью, которой он охотно делился с подчинёнными на перекурах между занятиями.
Как-то разговор у курсантов зашёл об умении сохранять спокойствие в бою.
Темпераментный курсант Вершинин доказывал своим товарищам по курилке, что от того, насколько командир умеет оставаться хладнокровным в значительной степени зависит итог боя.
Его оппонент и земляк Игорь Мотричев был принципиально другого мнения и настаивал на том, что главное в бою уметь быстро и правильно оценивать обстановку и не бояться принимать решения. Любое промедление в огневом контакте с противником может стоить жизни экипажу и подразделению в целом. А хладнокровие предполагает замедленность реакции командира.
Майор сидел чуть в сторонке от спорящих и казалось не замечал жаркие дебаты. Он изредка подносил тлеющую папиросу к губам, глубоко затягивался и медленно через нос выпускал струйки густого дыма.
Наконец, Вершинин не выдержал и решил обратиться за разрешением спора к преподавателю.
Пара десятков юношеских глаз и ушей сосредоточились на том, что по этому поводу скажет бывалый фронтовик.
- Вы оба по-своему правы. Умение осознанно и взвешенно принимать правильное решение в сложных ситуациях важное, если не главное качество для любого командира, да и не только для него. Для этого нужно время. А его в условиях боя может быть очень мало.
Майор неспешно сделал очередную затяжку и продолжил:
- С другой стороны излишняя суета и торопливость могут сыграть злую шутку и привести к принятию командиром неправильного решения. А эта ошибка может дорого стоить, как ему самому, так и его подчинённым. Должна быть «золотая середина». И умение найти ее зависит от выдержки и психологической устойчивости командира, его знаний в тактике и управлении подразделением. Первое даётся человеку с рождением и развивается на протяжении всей его жизни. Второе пытаемся дать Вам мы здесь в стенах этого училища.
Курсанты внимательно слушали преподавателя, невольно примеряя его слова к себе.
Паузу прервал неугомонный Вершинин:
- А Вам было страшно там?
Загайнов с интересом посмотрел на спрашивающего и с лёгкой улыбкой ответил:
- Страшно не бывает только дуракам. Страх сидит в каждом здравомыслящем человеке. Так устроено природой, а иначе мы бы вымерли бы ещё в начале эволюционного развития, когда спустились с деревьев на землю и встали на две задние лапы. Страх, как и лень являются движителями прогресса. Первый заставляет нас выживать в неблагоприятных и опасных условиях внешнего мира.  А лень, как известно, толкает нас на различные искать пути, чтобы облегчить нашу жизнь.
Майор сделал паузу и уже на серьезной нотке продолжил:
- Бояться в бою – это нормально. Главное, чтобы страх не взял верх над умением думать. Тогда это уже паника. А паника – это уже хаос и не способность человека принимать взвешенные разумные решения. Поэтому главное для командира не поддаваться панике в любой обстановке. Помните, что от вашего решения зависит не только ваша жизнь, но и жизнь ваших подчинённых.  А это уже совсем другая ответственность. Солдат на фронте всецело зависит от своих командиров. Он бесправен в праве выбора своих действий и обязан беспрекословно выполнять приказы старшего начальника, какие бы они не были. А в случае их губительности у него вряд ли представится возможность их обжаловать.
Загайнов затушил окурок о край урны и бодро встав скомандовал:
- По местам! Продолжаем занятие.
Сейчас лёжа поверх одеяла, Сергей вспомнил слова преподавателя.
Это был не тот страх, о котором предупреждал майор.
 Скорее всего это было опасение и глубокое разочарование от сознания того, что он может исчезнуть из этого мира, так ничего и не сделав важного и полезного для страны, которая его воспитала и вырастила.
Лёжа с открытыми глазами, он смотрел на голубой фонарь дежурного освещения и думал о несправедливости, которую война внесла в их счастливую жизнь. Ее суровые первобытные законы одерживали верх над здравомыслием человека и его желанием построить справедливое и гуманное общество.
Мысли Белова невольно сводились к тому, как неправильно устроен этот мир.
- Вот на свет появляется человек. На долгие годы близкие люди окружают его любовью и заботой, чтобы к своему совершеннолетию он набрался необходимых знаний, умений и смог адаптироваться к сложным отношениям в обществе. Его на протяжении многих лет учат в школе и институтах для того, чтобы полученные им знания он смог преумножить в дальнейшем и передать своим детям и ученикам.
И вот в тот момент, когда человек готов к выполнению возложенной на него природой и обществом миссии его жизненный путь внезапно обрывается не по его воле.
- Кому и для чего это все нужно? – отчаянно спрашивал себя Сергей и не находил ответа.
Впервые за несколько последних месяцев молодой человек впервые вспомнил о Боге и своей двоюродной тётке Евдокии, которая большую часть своей сознательной жизни посвятила служению всевышнему. Тому, которого никто никогда не видел, который существовал только на страницах старинных церковных книг и многочисленных иконах в красном углу неказистой передней тети Дуни.
Мальчишкой он частенько захаживал к ней в гости будучи у бабушки на летних каникулах.
Она всегда угощала его недорогими карамельками и печеньем, которые ей приносили благодарные селяне за ее молитвы за их здоровье и поминание усопших.
Сергей помнил внушительный сундук, заполненный почти доверху священными книгами в твердых кожаных переплетах, витиеватым текстом, многие из которых были написаны еще на старославянском языке.
Он с интересом рассматривал чёрно-белые картинки со сценами из жизни многочисленных святых. Детский ум воспринимал описанные в книгах чудеса, как очередную сказку. Только главными героями в них были не добрые и злые волшебники, а демоны и ангелы во плоти.
Сергей не понимал, что заставляло его тётку часами молиться неизвестному Богу за себя и других прихожан, прося у него защиты и милости за совершенные грехи.
В школе его учили тому, что Бога нет и что его люди придумали его от собственного бессилия перед силами природы.
Всю свою жизнь он до сегодняшнего дня стоял в стороне от споров о его существовании.
Сейчас он впервые задумался о том, что жизнь человека может быть настолько быстротечной, что невольно встаёт вопрос о том, а зачем вообще он появляется на этот свет.
Рука Сергея нащупала оловянный крестик, который ему силой надела на шею мать уже на перроне поезда перед их отъездом с Сашкой.
В тот момент ему стало неудобно перед другом и его родителями, стоявшими рядом с ними в толпе. Он даже попытался снять крестик, но мать положила ладонь на его грудь и в отчаянии попросила не снимать христианский оберег ни при каких обстоятельствах.
Слезы, стоявшие в глазах матери, заставили Сергея подчиниться ее желанию.
Рука Сергея потянулась к шее и нащупала полукруглые грани крестика, спрятанного под нательной рубашкой.
- А может быть действительно в этом мире ничто не бывает случайно. И на все есть воля Божья или другой неизвестной человеку силы, которая вершит всем и вся, - подумал Сергей, переводя взгляд на спящих рядом товарищей.
- И именно эта сила разделила его и Сашку на станции, направив их по разным фронтовым дорогам. Ведь, если бы этого не случилось, тогда может они попали бы вместе на фронт в один полк. Может тогда и не погиб бы так быстро Жильцов.
Вопросы без ответов распирали мозг Белова, мешая уснуть и успеть и хотя бы немного отдохнуть до подъёма.
Стрелки на часах на стене казармы показывали без десяти минут четыре. До утренней побудки оставалось чуть больше часа.
Сергей попытался затормозить поток носящихся в его голове мыслей и это наконец ему удалось.
Через короткое время он провалился в тревожную черноту беспокойного сна, не принесшего ожидаемого отдыха.
Во сне он шел по огромному ржаному полю совершенно один. Насколько хватало взгляда этому полю не было видно конца.
Тугие, налитые зерном колосья ощутимо хлестали его по животу и ногам.
Сергей был одет в чистое летнее нательное белье. На голове его покоился летний танковый шлемофон. Но вместо черного цвета он был золотистым и светился подобно царскому шлему под яркими лучами заходящего на горизонте солнца.
На груди молодого покоился черный деревянный крест с вырезанным барельефом распятого Исуса Христа. Потемневшие от времени серебро было чуть светлее основания и отдавало приятной тяжестью давящей на шею толстой цепью.
Сергей был бос и подошвы его огрубевших ступней чувствовали тепло нагретой за день земли.
Он не знал куда и зачем шел, но внутренний голос уверенно направлял его в сторону пылающего горизонта, как будто там была его конечная цель.
Внезапно он почувствовал движение, исходящее со спины.
Молодой человек резко повернулся и замер от неожиданности.
Из-за края шапки жёлтого поля появились сначала многочисленные башни, а затем и корпуса движущихся на него танков.
Бронированных машин было так много, что Белов замер в растерянности не в силах оторвать взгляда от надвигающейся в его сторону стальной армады.
По характерным силуэтам он без труда распознал советские танки различных марок.
Впереди стальной массы двигались знакомые с детства БТ-эшки и Т-26. Различных модификаций.
За ними боевой линией следовали современные Т-34 и несколько КВ-1.
Замыкал танковый вал несколько многобашенных монстров в виде Т-28 и Т-35.
Сергей с интересом смотрел на стремительно приближающиеся танки, потому что вся эта бронированная масса катилась, не издавая ни малейшего звука. Не было слышно привычного лязга гусениц и рева сотен бензиновых и дизельных двигателей.
Его настороженный слух улавливал только пение одинокого жаворонка, парящего где-то высоко в голубом небе.
По мере приближения танков Сергей стал различать детали, от которых по спине у него пробежала морозная дрожь.
Накатывающие на него машины были все мертвые и имели явные следы смертельного поражения.
В стальных корпусах и башнях сияли многочисленные черные дыры от проживших броню снарядов. На некоторых танках отсутствовали башни, сорванные от детонации боекомплекта. Много машин не имело гусениц, и они двигались на одних опорных катках. На значительной части танков краска защитного цвета сильно обгорела и корпуса с башнями были угольного цвета.
Белов замер не в силах оторваться от представшей перед ним страшной завораживающей картины.
Мертвые машины, созданные умами и руками сотен людей, безмолвно проплывали мимо него вперёд и медленно растворялись на фоне кровавого горизонта, не оставляя после себя характерных следов на земле от гусениц.
Колосья не были примяты и продолжали, как ни в чем небывало, раскачиваться под дуновениями лёгкого ветра.
Вскоре последние следовавшие в смертном строю тяжёлые Т-28 и Т-35 безмолвно проплыли мимо него и бесследно растворялись метрах в ста от того места, где он стоял.
Сергей проводил исчезнувшие машины тяжёлым взглядом.
Он заметил, что горизонт обрёл ещё больший кровавый оттенок и превратился из ярко красного в буро-коричневый цвет.
Из состояния ступора его вывел резкий лязг гусениц, нарастающий с каждой секундой за его спиной.
Сергей медленно повернулся на нарастающий шум.
Предстоящую опасность он почувствовал звериным чутьем, улавливающим малейшее движение охотника по его следу.
Внутри него все застыло. Животный страх противным ознобом пополз по спине от поясницы шее, а затем сжал грудь стальным обручем, мешая дышать.
Настороженный взгляд выхватил первые черты серо-зеленого монстра, появляющегося из-за границы спелой ржи.
Белов никогда не видел такого танка. Его корпус и башня не были характерны для советских машин и отличались угловатостью и прямолинейностью форм.
С первого взгляда Сергей понял, что этот танк был живой.
Резкий лязг перематывающихся по каткам траков бил по ушам, заставляя сердце учащенно биться в сжатой груди.
Длинный ствол внушительного калибра венчался внушительным дульным тормозом, двигающимся медленно влево-вправо в поисках цели.
Белов, наконец, вышел из состояния ступора и повернувшись к приближающемуся стальному монстру спиной побежал в сторону канувших в небытие знакомых ему советских машин.
Он старался ускориться, но неведомая сила сковывала движение его ног, мешая свободно двигаться.
Спелые колосья встали плотной стеной на его пути и нещадно хлестали по ногам и паху, принуждая умерить пыл.
С каждой секундой преодолевая внутреннее и наружное сопротивление отчаявшегося бегун чувствовал нарастание стального грохота за спиной.
Внутренний голос истошно кричал в голове, предупреждая о смертельной опасности.
Сергей прилагал неимоверные усилия в попытке оторваться от стального преследователя, но все было тщетно.
С каждым преодоленным метром пути к спасению он чувствовал, что расстояние между ним и убийцей неумолимо сокращается.
В смертельной мелодии лязга гусениц он отчётливо уловил предупреждение, доносящиеся до его испуганного сознания:
- Раздавлю! Раздавлю! Раздавлю! – грозно позади угроза в ушах бегущего Белова с перематывающихся траков.
Ему не хватало воздуха. С каждым шагом длинные стебли спелых колосьев сильнее цеплялись за его натруженные ноги, обвивались вокруг икр и с неохотой выпускали их из своих цепких объятьев.
Сергей чувствовал, как с каждым метром силы оставляют его. Свинцовая усталость пудовыми гирями разлилась по его ногам, замедляя их движение.
Он понимал, что проигрывает эту смертельную дуэль с догоняющим его бронированным монстром. Ещё через несколько шагов чуткий взгляд уловил вытянутую тень пушки, сравнявшейся с его тенью.
Вскоре за ней показалась и тень носа танка.
- Раздавлю! – угрожающе продолжало рычать, надвигающееся бронированное чудовище.
Чуткий нос Сергея уловил знакомый запах газолина и горевшего моторного масла, характерный для любого танка.
- Это конец! – с горечью подумал он, продолжая отчаянно бороться с ненавистными колосьями.
На этой мысли его нога зацепилась за невидимую рытвину, в оставшейся от пахоты борозде и он навзничь упал в объятия твердой колючей ржи.
На секунду он ощутил тепло земли, принявшей на себя удар его обессиленного тела.
- Вставай! Вставай! – в отчаянии кричал в нем внутренний голос.
Но его ослабевшее тело отказывалось ему подчиняться.
Он ощутил, как к его ногам приближается гусеница стального чудовища, приминая перед собой спелые колосья ржи.
Его безвольное тело напряглись в последний раз в ожидании страшной боли и... В этот момент Сергей проснулся.
Возле его кровати стоял дневальный Борька Муратов и отчаянно тряс его за плечо:
- Вставай, Белов! Вставай! Хватит дрыхнуть!
Белов смотрел в злое лицо товарища, пытаясь согнать остатки страшного сна, читающего в уголках его сознания.
- Встаю! – успокоил он Муратова и сел на кровати.
Удовлетворенный Борис пошел на тумбочку дневального.
Сергей провел ладонью по лбу и шее и ощутил липкий пот.
- Хрень, какая-то! – подумал он и спустил ноги на пол.
- Приснится же такое!
Все утро до самых занятий его не покидало чувство тревоги, навеянное ночным кошмаром.
Его память настойчиво рисовала в его голове очертания стального монстра, преследовавшего его и растворившихся в красном мареве ряды мертвых машин.
Сергей не мог знать, что до встречи с видением в его сне остаётся совсем немного времени.
Да и само понятие время на войне является весьма относительной мерой.
Солдат существует в нем короткими временными отрезками. От побудки до завтрака, от завтрака до обеда и так далее. Каждый из этих коротких временных интервалов может быть последним и не иметь продолжения.
Все зависит от удачи и умения выжить в суровых условиях войны.

Глава 3 Полигон

Интересно устроено человеческое сознание.
Перед каждой встречей с новыми людьми мы невольно представляем их внешность, голос и манеру поведения.
Майор Шевяков ехал утренним пригородным поездом от Белорусского вокзала до подмосковной Кубинки, представляя мысленно своих будущих начальников и сослуживцев.
Как говорится, начальников не выбирают, но каждый из нас в душе надеется, что он будет справедливым и опытным руководителем, у которого будет чему поучиться.
На Кубинку Иван был направлен сразу после успешного завершения советско-финляндской войны. Хотя успешной ее можно было назвать с большим допущением. 
Иван воочию видел, чего стоила эта трехмесячная зимняя компания для Красной армии. И, хотя официальные цифры наших потерь официально руководством страны не озвучивались, но по переполненным прифронтовым и госпиталям Ленинграда и Петрозаводска, можно было предположить, что счет раненых и обмороженных красноармейцев шел на десятки тысяч. Безвозвратные потери Красной Армии по сравнению с финской были также огромными.
Стоял теплый март сорокового года.
Газеты и радио широко вещали победу героической Красной армии над белофиннами и ее исторический прорыв через оборонительную линию Маннергейма. 
Иван за три дня сдал по приказу командира бригады оставшиеся танки батальона своему приемнику капитану Сорокину, прибывшему на замену из Военной академии механизации и моторизации РККА им. И.В.Сталина, Затем получил в строевом отделе предписание для прохождения дальнейшей службы в подмосковную Кубинку, где несколько лет назад был организован научно-исследовательский испытательный полигон бронетанковой техники РККА.
Шевяков давно мечтал побывать там, но, чтобы служить на полигоне, об этом он даже не мечтал.
И вот судьба в очередной раз преподнесла ему неожиданный подарок.
Сначала он даже не поверил записи в полученном предписании, где было указано его новое место службы.
Он с трудом сдержался, чтобы не выразить перед начальником строевого отдела переполнившие его эмоции.
   Медленно просыпающаяся от сна железнодорожная станция с миниатюрным деревянным зданием вокзала встретила его промозглой сыростью и крупными хлопьями ссыпающего сверху снега.
Попутного транспорта на привокзальном пятачке в такой утренний час не нашлось. Иван не стал ждать оказии и решил идти до полигона, в двух километрах от станции пешком.
Благо из вещей у Ивана был только потертый временем дерматиновый чемодан, исправно переживший с ним не один переезд к новому месту службы.
Предъявив все необходимые документы на внешнем и внутреннем контрольно-пропускных пунктах Шевяков через час с небольшим уже сидел в приемной у начальника полигона.
На обитой черной кожей двери красовалась золотистая прямоугольная табличка с черными напечатанным текстом «полковник Антухин А.А.».
Несмотря на ранний час в просторной приемной сидел молодой капитан с тонкими черными усиками над верхней губой, адъютант полковника.
Шевяков предъявил капитану свои служебные документы и попросил уточнить время, когда он сможет представиться о прибытии.
Капитан попросил минутку подождать и скрылся с предписанием за дверью кабинета.
Не прошло и минуты, как он появился в дверях, приглашая его пройти в кабинет.
Иван подтянулся, поправил на себе китель с портупеей и уверенным шагом проследовал в кабинет начальника.
Сделав положенных три строевых шага, он, несколько растягивая слова, доложил о прибытии для прохождения дальнейшей службы.
 Моложавый полковник поднялся ему навстречу, крепко пожал руку и пригласил присесть за приставной стол.
И на этот раз воображаемый образ начальника полигона не совпал с реальным.
Иван представлял себе начальника полигона солидным и представительным.
По факту полковник Антухин оказался ненамного старше его.
С первой минуты знакомства Иван ощутил какой-то внутренний дискомфорт от общения. Он никак не мог понять, чем это вызвано, но затем понял. Его смущали глаза начальника. Они были практически прозрачными и не выражали никаких эмоций и чувств.
Создавалось впечатление, что он говорит не с собеседником, а с кем то, кто находится за ним.
При этом на всем протяжении их беседы, Ивана не покидало чувство, что полковник говорит совсем не то, что на самом деле думает.
За его дежурными словами сквозила какая-то недосказанность.
Через несколько минут общения у Шевякова появилось стойкое желание скорее покинуть этот негостеприимный кабинет.
Однако Антухин не торопился отпускать вновь прибывшего офицера, и казалось, хотел узнать о нем гораздо больше, чем было изложено в личном деле майора Шевякова, лежавшего перед ним на столе.
- Иван Иванович, из Вашего личного боевого опыта что Вы думаете о перспективах развития танкостроения? – поинтересовался начальник полигона.
Шевяков немного подумал и ответил:
- Товарищ полковник, я уверен, что будущее за тяжелыми танками, оснащенными мощным вооружением и толстой броней.
- Вот, как? – c удивлением и явным разочарованием спросил Антухин.
- Можете обосновать Ваши выводы?
- Конечно. Главной задачей танков в современном бою является прорыв хорошо укрепленной обороны противника. А для этого они должны уверенно противостоять огневым средствам противника. Это должен быть стальной таран, способный на языке боксеров, отправить с первого удара в нокаут сильного соперника.
Иван бросил взгляд на Антухина, в глазах которого читалось плохо скрываемое раздражение от услышанного.
- Очень странно слышать от Вас, боевого офицера такие слабые аргументы. Вам, как нельзя лучше должно быть известно, танк – это прежде всего, высокая подвижность и маневренность. А, что толку от этих неповоротливых тихоходных гигантов, если при их ограниченной подвижности теряется внезапность атаки и возможность быстрой переброски своим ходом на другое направление главного удара. Взять хотя-бы последние опытные образцы Т-100 и СМК, которые для войсковых испытаний были направлены на советско-финляндскую границу. Вам, случайно, не приходилось их там видеть?
Полковник выжидающе посмотрел на майора.
- Никак нет, товарищ полковник! Этих танков я там не видел. Хотя слышал, что они были сведены в отдельную танковую роту и действовали в составе 20-й тяжелой танковой бригады.
Шевяков бросил очередной взгляд на начальника, прикидывая в уме сколько еще тот намерен продолжать беседу.
Было очевидно, что Антухин сел на своего любимого «конька» и решил высказать все свои аргументы.
- Так вот СМК в первом же бою неудачно подорвался на противотанковой мине. Но, как говорится, это может случиться с каждым. И это не самое страшное. Проблема была в эвакуации этого танка с поля боя. И вот эту инженерную задачу решить так и не удалось. У войсковых эвакуационных средств и заводчан просто не хватило мощностей, чтобы вытащить эту шестидесятитонную громадину из-под огня финнов.
Иван вспомнил, что кто-то из командиров рассказывал о неудачном применении опытных тяжелых танков в борьбе с белофиннами.
- И чем закончилась эвакуация? – осторожно поинтересовался он у Антухина.
Полковник победно усмехнулся и закончил:
- А ничем! После нескольких неудачных попыток его подорвали наши саперы, чтобы он не достался врагу.
Полковник сделал многозначительную паузу и уверенно закончил:
- Так, что все озвученные Вами достоинства с лихвой перекрываются недостатками тяжелых танков в части их ограниченной маневренности и подвижности, а также большими сложностями в части технического обеспечения.
Начальник полигона на победной нотке закончил свой монолог и недвусмысленно поинтересовался у сидевшего перед ним майора:
- Надеюсь, я Вас убедил?
В душе Иван понимал, что с его стороны было бы благоразумно согласиться с доводами полковника и закончить затянувшуюся беседу. Однако, пренебрежительный тон начальника задел за живое, и Иван уже не мог промолчать.
- Товарищ полковник! Факты, которые Вы привели, конечно, существенные. Но, мне кажется, это все-таки не повод, чтобы ставить крест на тяжелых танках, как перспективном типе развития отечественного танкостроения.
Иван посмотрел на Антухина и увидел явное недовольство от ответа подчиненного.
- Бесспорно, легкие танки обладают большей маневренностью и найдут свое применение на поле боя. Но как средство прорыва глубоко эшелонированной обороны противника, они малопригодны. Это я могу утверждать из собственного опыта.
Полковник открыл лежавший перед ним записную книжку в кожаном переплете и сделал какую-то запись.
Шевяков, тем временем, продолжал свою мысль:
- Для примера, могу сказать, что финские 37-ми миллиметровые пушки «Бофорс» шведского производства без труда поражали наши БТ-эшки и Т-26 в лоб с расстояния не менее полукилометра. А учитывая, что эти легкие орудия мобильны и легко перемещаются с одной позиции на другую артиллерийским расчетом, они стали грозным противником для наших танкистов.
Иван сделал короткую паузу и уверенно закончил:
- Да, что там пушки. Вооруженные противотанковыми ружьями финны успешно боролись с нашими танками, уничтожая их из многочисленных хорошо замаскированных позиций с расстояния не менее двухсот-трехсот метров. А вы попробуйте из танка с его ограниченным обзором заметить на снегу окопавшегося стрелка в белом маскировочном халате. По сути, современный легкий танк – это бронеавтомобиль на гусеницах и не больше того!
Шевяков замолчал и выжидательно посмотрел на Антухина, продолжавшего что-то писать в записной книжке.
Наконец, он закончил, отложил в сторону блокнот и назидательно заметил:
- Все, что Вы говорите, товарищ майор, это извините меня за резкость взгляд дилетанта местничкового масштаба. Надеюсь, Вы в скором времени, измените свое отношение к роли легких танков в современной механизированной войне.
Он медленно закрыл папку с личным делом майора, аккуратно завязал на узел красные тесемочки на ее корочках и отложив ее в сторону заметил:
- Ну, а пока, приступайте к выполнению своих обязанностей. Вы назначены на должность старшего испытателя в отдел комплексных исследований. Там Вам представится практическая возможность оценивать достоинства и недостатки новых образцов. Кстати, сейчас в отделе проводят испытания нового опытного тяжелого танка, разработанного Ленинградским КБ. И должен заметить, первые результаты его испытаний выявили массу недостатков, в том числе низкую надежность, недостаточную маневренность и ремонтопригодность. Не буду больше рассказывать. Сами все увидите и поймете.
Антюхин поднялся из-за стола, давая понять, что беседа закончена.
Он уверенным шагом направился к выходу из кабинета. Иван последовал за ним.
В приемной полковник обратился к адъютанту:
- Товарищ капитан, проводите товарища майора в отдел подполковника Печенова. Пусть он введет его в кратчайший срок в курс дел, а потом направит в отдел кадров для оформления всех необходимых документов и далее по службам.
- Да. Забыл спросить Вас, - поинтересовался он у стоявшего за его спиной в ожидании Шевякова:
- Супруга с Вами приехала или нет?
- Никак нет! Она приезжает через неделю. Ей нужно уладить кое какие дела на работе.
- Это хорошо! Не люблю холостякующих офицеров. Вечно от них ненужные проблемы и всякого рода недоразумения. А Ваша супруга случайно не из бывших курсисток?
Полковник сделал выжидательную паузу, но через пару секунд, как ни в чем не бывало, продолжил:
- Ну, да это не мое дело. Сердцу, как известно не прикажешь.
Он пожал Ивану руку и направился обратно в кабинет, бросив на ходу дежурную фразу:
- Успехов Вам, товарищ майор на новом месте службы!
К обеду Иван успел уладить все формальности вступления в новую должность.            
Начальник отдела, как положено, на утреннем совещании представил его личному составу отдела и ввел его в курс его служебных обязанностей.
К обеду Шевяков успел получить продовольственный аттестат и ключи от комнаты в офицерском общежитии. Выделенные ему восемь квадратных метров служебной площади, как оказалось, были не самым худшим вариантом для проживания молодой семьи в закрытом военном городке.
Многие семьи годами снимали жилье в частном секторе на станции Кубинка и близлежащих селах.
Через неделю приехала Даша и через три дня не без помощи начальника отдела Печенова благополучно устроилась на работу в техническую библиотеку полигона.

Глава 4 Первый бой

Три тридцатьчетверки со взводом автоматчиков на броне притаились на опушке леса в ожидании команды на атаку небольшого села Никольское. В принципе селом его можно было назвать весьма условно. Чудом оставшееся посредине села здание сельсовета, несколько домов и хозяйственных построек вокруг это все, что представляло из себя некогда большое село.
Большая часть домов сгорела от боев еще осенью прошлого года, когда немецкая военная машина без жалости поглощала сотни таких поселков ежедневно, уверенно катясь стальной волной на восток к Москве. 
Белов связался по рации с танком старшего лейтенанта Бутузова и старшины Лаврентьева и в последний раз попросил доложить о готовности к атаке.
Те подтвердили готовность к бою.
Направления движения и сектора обстрелов для каждого танка были определены накануне и не требовали дополнительных уточнений на исходной.
Как события развернутся дальше после того, как они ввяжутся в бой, было известно только одному Богу.
Это был второй бой для лейтенанта и первый, когда ему было доверено командовать танковой группой.
Там, в танковом училище в учебных классах и на тактическом поле, где они отрабатывали большую часть приемов ведения боя с предстоящим противником пешими по танковому, он представлял себе предстоящие бои с немцами совсем по-другому.
В его мыслях это должно было быть масштабно и требовать от него и его подчиненных небывалого героизма и стойкости. На деле все оказалось прозаично и обыденно.
Война оказалась рутинной и опасной работой, которая ежечасно и ежеминутно требовала от ее участников полной самоотдачи для качественного выполнения возложенных задач.
Так, пехотинец, шедший с криками «Ура!» в атаку, должен был живым добежать до передней линии вражеских окоп и, уничтожив засевших там фашистов любым доступным ему способом, захватить вражескую позицию.
Танкист должен был своевременно поддержать наступление пехоты, выискивая огневые точки противника и заставить замолчать их огнем своих пушки и пулемета.
Летчики, прикрывающие атаку своих войск с неба, маневрируя над ними старались не допустить вражеские бомбардировщики к линии атакующих и не дать высыпать им на головы сотни килограмм смертельных бомб.
Война представляла собой хорошо отлаженную машину, которая при правильной ее настройке обеспечивала минимальные потери своих войск при максимальном уроне противника. В противном случае конечный результат был кардинально противоположным. Мы несли огромные потери, не добиваясь заметных тактических и стратегических успехов.
Первый бой Белова оказался именно таким.



* * *
Он практически не запомнил его подробности. События оказались настолько скоротечными, что остались в памяти какими-то отдельными фрагментами, как на испорченной кинопленке.
Все произошло два дня назад на марше при выдвижении танковой колонны батальона в район сосредоточения.
Остатки их подразделения в количестве семи тридцатьчетверок и двух БТ-7 утром были по приказу командира полка переброшены от села Чугуева к Никольскому. Машины двигались с максимально возможной скоростью по накатанной и прихваченной первым морозцем грунтовке. Танк Белова по приказу комбата двигался замыкающим.
Впереди колонны двигались шустрые БТ-эшки, за ними метрах в пятидесяти командирский танк и дальше с интервалом в двадцати-тридцати метрах остатки изрядно поредевшего в последних боях батальона.
Позади колонны где-то потерялись грузовики хозвзвода и единственная приданная неделю назад к батальону ремонтная летучка АТ-1 на базе полуторки.
Не доехав по карте километров пять до места назначения, колонна батальона неожиданно налетела на усиленную танками разведгруппу противника. Как оказалось, линия фронта еще не устоялась после последних боев, и немцы умело воспользовались образовавшейся брешью в нашей обороне.
Первыми же выстрелами головной дозор был уничтожен. Первый БТ-7 после прямого попадания в лоб неуклюже сполз с дороги и беспомощно уткнулся в глубокий кювет. Второму повезло меньше. После попадания вражеского снаряда в нем сдетонировал боекомплект. Глухой взрыв сорвал с погона круглую башню и отбросил ее в поле метров на десять. Корпус танка сильно деформировался и представлял собой искореженный железный короб с вырывающимися из погона башни языками пламени и черного густого дыма от горевшей резины опорных катках.            
- К бою! – резко прозвучала в лингафонах шлемофона запоздавшая команда комбата.
Белов нырнул с башни внутрь танка и припал к окуляру прицела, пытаясь найти в узком поле обзора противника.
Колонна беспомощно остановилась перед горевшей БТ-экой в ожидании решения комбата.
- Первый взвод налево, второй взвод направо в боевую линию, марш! – не заставила ждать себя команда комбата капитана Иванова.
Третий взвод за мной! Весь огонь по опушке леса! Эти сволочи оттуда бьют! – крикнул Белов, стукнув ногой механика-водителя старшину Марченко по левому плечу. Приемам дублирования команд механика он отработал еще в училище на учебных стрельбах.
Колонна быстро рассредоточилась по полю.
Боевая линия из оставшихся танков начала уверенно приближаться к лесу.
На секунду Сергей уловил в поле зрения яркую вспышку, мелькнувшую между двумя толстыми соснами метрах в трехстах левее его танка.
С опозданием в секунду до него докатился резкий хлопок выстрела.
Не было сомнений, что это была танковая пушка с характерным для нее хлестким звуком.
- На одиннадцать часов танк! – скомандовал он механику.
- Бронебойным заряжай, - тут-же последовала команда заряжающему ефрейтору Вострецову.
Здоровый сибиряк играючи забросил снаряд на желоб казенника пушки, дождался, когда опустится клин затвора и бодро доложил:
- Заряжено!
Сергей по привычке бросил взгляд на фосфоресцирующий циферблат своих командирских часов.
- Без пяти семи утра, - отметил про себя лейтенант и вновь припал к окуляру прицела.
Лежащее перед ним заросшее пожухлой травой поле практически не мешало просматривать местность. С каждой секундой на танк надвигалась голая от листвы просвечивающая опушка леса. Справа от цели в низине густой туман продолжал надежно укрывать подходы к Никольскому, конечной цели передвижения батальона.
Внезапная вспышка, а за ней грохот, прокатившийся внутри танка, на секунду скрыли от Белова серую картину ноябрьского утра.
- Вот гад! – выругался в сердцах офицер, наводя трубку прицела на место откуда был произведен очередной выстрел.
- Рикошет! – радостно крикнул механик, направляя танк на опушку.
- Механик, так держать! Не подставляй борт! – крикнул лейтенант, ловя метку прицеливания на видимый разрыв между двумя соснами, за которыми слабо проглядывались угловатые очертания вражеского танка.
Непокорная метка прыгала в такт движения танка по полю.
- Короткая! – скомандовал Сергей старшине.
Танк клюнул носом и, сделав пару колебаний корпусом застыл в тревожном ожидании.
- Прицельная метка, наконец, остановилась в нужном месте.
- Выстрел! – крикнул Белов, нажимая одновременно педаль механического спуска пушки.
Танк дернулся всем корпусом, изрыгая из жерла пушки восьмикилограммовый снаряд.
Казенник пушки резко отскочил назад, выплевывая из каморы стреляную гильзу и медленно пополз вперед в свое нормальное положение.
- Откат нормальный! – выкрикнул Вострецов.
Белов увидел красный след промелькнувшего снаряда и яркую вспышку от встречи его с вражеской броней.
- Есть попадание, лейтенант! – радостно крикнул Марченко.
Сергей видел, что снаряд поразил цель, но не мог оценить, насколько смертельным он стал для противника.
Огня и дыма не было, но вражеский танк никак не проявлял никакой активности.
Ждать больше было нельзя.
- Вперед! – крикнул он в лингафон механику.
Танк резко дернулся и ускоряясь поехал параллельно опушке леса, догоняя боевую линию батальона.
В следующую секунду перед танком метрах в пяти с недолетом взметнулся фонтан земли от очередного вражеского снаряда.
То, что это бил не танк, по которому они только что отстрелялись Сергей был уверен. Окуляр прицела еще держал в поле зрения того места, откуда стрелял враг и вспышки он не заметил.
- Фугасный, - отметил про себя Белов поворачивая башню танка вправо.
Перед его взором поплыла опушка леса, мелкий кустарник и через несколько секунд он увидел замаскированное ветками немецкое противотанковое орудие.
Возле него копошилась артиллерийская прислуга, а метрах в двадцати от них стоял колесно-гусеничный бронетранспортер с расположенными на нем защитным броневым щитком и торчавшим из него пулеметом MG.
- Фугасным заряжай! - крикнул он Вострецову.
Медлить было нельзя. По рассказам фронтовиков он знал, что опытные немецкие артиллеристы успевали за минуту сделать до восьми прицельных выстрелов.
Фугасный снаряд не мог пробить лобовую броню тридцатьчетверки, но его попадание по корпусу или башне танка могло вызвать легкую контузию и дезориентацию экипажа на поле боя. Кроме того, фугасный снаряд мог оказаться пристрелочным и нельзя было исключать, что следующий будет бронебойным.
Расстояние, которое оставалось до немецкого орудия было не больше трехсот метров. А это было уже опасно, так как 45 мм бронебойный снаряд на такой дистанции мог разрушить ленивец или перебить гусеницу тридцатьчетверки.
А остановившийся танк был прекрасной мишенью для других средств поражения, начиная от противотанковых гранат и до кумулятивных мин.
Привычно щелкнул клин затвора пушки.
- Короткая! – скомандовал Сергей старшине, подводя метку прицела под обрез броневого щитка вражеского орудия.
Белов нажал педаль спуска одновременно с немецким наводчиком.
Он увидел в прицел яркую вспышку и одновременно грохот от попадания вражеского снаряда по броне.
Было такое ощущение, как будто его поместили внутри огромной стальной бочки и ударили по ней тяжелым многотонным молотом.
В глазах на несколько секунд потемнело, а уши заложило ватой.
Сергей открыл рот и сделал несколько глотательных движений, пытаясь снять глухоту.
Он посмотрел на копошащегося возле орудия Вострецова.
Тот, что-то ему говорил, но Сергей ничего не слышал.
В поле прицела он увидел лежавшее на боку вражеское орудие, а справа от него в паре метров воронку с насыпанной гребенкой от выброшенного взрывом грунта. Над воронкой поднимался белый дым.
Возле перевернутого орудия никого не было видно.
- Вперед! – скомандовал командир механику.
Танк продолжил движение вперед по направлению к стоявшему бронетранспортеру.
Пулемет на нем ожил и стал бодро поливать поле боя свинцовым дождем.
Внезапно его накрыл взрыв.
Сергей не видел, кто был автором точного выстрела.
Через пару секунд, когда дым осел, перед взором Белова предстала печальная картина.
В борту бронетранспортера зияла огромная пробоина с рваными острыми краями.
Снаряд проломил солидный кусок брони и разорвался внутри боевого отделения, разметав куски человеческих тел по бортам бронированной машины.
Через зияющий пролом были видны окровавленные следы чудовищного взрыва.
Офицер почувствовал, как к горлу подкатил противный тошнотворный ком.
Он стал крутить башню вправо, выискивая новые вражеские цели.
Внезапно стрельба прекратилась.
- Стой! – скомандовал он Марченко.
Танк остановился.
Сергей посмотрел в боковой триплекс, но ничего кроме серой линии леса не увидел.
Он открыл башенный люк и высунул голову из танка.
- Осторожнее, командир! – услышал он предупреждающий окрик от Вострецова.
Прикрываясь крышкой люка, Белов в бинокль стал осматриваться.
Кроме разбитого орудия и бронетранспортера правее метрах в ста горел немецкий Т-III.
У него была разбита правая гусеница, а в борту моторно-трансмиссионного отделения отчетливо наблюдалась пробоина от бронебойного 76-ти миллиметрового снаряда тридцатьчетверки.
Люки на танке были открыты, но экипажа рядом не было.
- Удрали! – удовлетворенно подумал Сергей.
Перед подбитым немецким танком метрах в ста пятидесяти стояла тридцатьчетверка. На танке был разбит левый ленивец и срезан солидный кусок пушки.
- Снайпер! Мать твою! – оценил выстрел немецкого наводчика танкист.
Возле танка суетился экипаж, осматривающий полученные повреждения.
Среди танкистов Белов узнал старшего лейтенанта Вершинина, командира первой роты, отличающегося богатырской фигурой и громогласным голосом. Уроженец Новосибирска он всем своим видом подчеркивал стать сибирской породы.
Других потерь, кроме уничтоженных в первые секунды боя двух БТ-эшек батальон не имел.
Сергей посмотрел на часы и удивился. Весь скоротечный бой занял не более десяти минут.
Он вспомнил рассказы фронтовиков о том, что на войне время движется по-другому, чем в обычной жизни. В отдельных моментах оно способно сжиматься до долей секунд, а в других случаях растягиваться до бесконечности.
Прошедший бой подтверждал услышанное.
- К машине! – скомандовал Белов, спуская ноги на крышу МТО и ловко спрыгивая с танка на землю.
Не дожидаясь экипажа, он несколько раз присел, разминаясь и направился к подбитой машине.
- Оставайтесь возле танка! – крикнул он, обернувшись вылезшим из танка старшине и сержанту.
Наперерез ему, выбрасывая клубы сизого дыма к поврежденной машине направлялся танк комбата Иванова с нарисованными на башне цифрами «011».
Несколько солдат из подошедшего хозвзвода, вооруженные винтовками, направлялись к краю опушке к подбитому Беловым Т-III.
- Интересно, почему он не загорелся, - вновь подумал лейтенант, подходя к танку комбату, остановившемуся рядом танком Вершинина.
- Товарищ майор! В бою уничтожен танк и противотанковое орудие! – отрапортовал он комбату.
- Видел! Молодец! Повреждения есть? – поинтересовался Иванов, рассматривая с интересом подчиненного.
- Никак нет! Машина на ходу, экипаж цел.
- Ну и отлично! Давайте выезжайте на дорогу. Через пять минут продолжим движение.
- Вершинин, давай жди техничку. Меняйте ленивец и догоняйте нас. Пушку будешь менять позже на рембазе.
Майор посмотрел на поврежденное орудие и направился к своему танку, бросив на ходу:
- Все! По машинам!
Так прозаично завершился первый бой для лейтенанта Белова.
Уже трясясь внутри танка по грунтовке, он поймал себя на мысли, что война – это действительно рутинная работа, в которой участвуют сотни тысяч работяг в погонах ежедневно и ежечасно.   

***
Первое знакомство с начальником полигона в его кабинете оставило неприятный осадок в душе Ивана и заметно испортило радужное настроение от предстоящей службы под его началом.
Но майор не привык унывать от мелких неурядиц, к которым он отнес и затянувшуюся беседу с Антухиным, направляясь по коридору в сопровождении его адъютанта к начальнику отдела, в который был определен для прохождения дальнейшей службы.
Подполковник Печенов оказался достаточно зрелым мужчиной с заметно бросающейся сединой на висках.
Он быстро ввел Ивана в курс служебных дел и сориентировал его на задачах, которыми ему предстояло заниматься в рамках службы.
Но в начале разговора Печенов осторожно поинтересовался о разговоре майора с полковником Антухиным.
Шевяков, не привыкший лукавить и уходить от прямых вопросов, вкратце доложил начальнику суть беседы с начальником полигона.
Печенов видимо не удивился услышанному и предупредил:
- Иван Иванович, я не могу Вам запретить высказывать свои мысли, основанные на богатом жизненном опыте, но все же настоятельно рекомендую быть аккуратнее в разговорах с сослуживцами и, тем более, с начальником полигона и его единомышленниками.
Он сделал многозначительную паузу и продолжил:
- Времена сейчас не простые. Обстановка в мире тревожная. Сами видите, как разыгрывается аппетит у Германии. Это сказывается на всем, в том числе, и на течениях, которые имеют место быть у нас на полигоне.
Иван внимательно слушал, не перебивая подполковника.
- Вы человек новый, коллектив у нас в отделе не большой. Все, как говорится, на ладони. И каждое не осторожно брошенное слово, а уж тем более сделанный вывод по результатам испытаний, может быть истолкован сторонниками полковника Антухина в нужном им ракурсе и представлен в выгодном для них свете.
Иван не выдержал и поинтересовался:
- Я не очень понимаю, товарищ подполковник, какие течения? Мне кажется, здесь все должно быть предельно ясно.  Если образец по результатам испытаний соответствует заданным требованиям военных, значит он получает одобрение для принятия на вооружение в Красную Армию. В противном случае он должен отправляться на доработку или на переплавку.
Печенов улыбнулся решительности Шевякова и спросил:
- Не обижайтесь, но в Ваших словах слышен голос прямолинейного дилетанта. А вот скажите мне, что такое, по Вашему политика?
Начальник отдела пытливо посмотрел на подчинённого в ожидании ответа.
Иван на секунду смутился и неуверенно ответил:
- Политика…. Думаю, что это отношения разных сторон, построенные с учетом собственных интересов или что-то в этом роде.
Подполковник внимательно посмотрел на Шевякова:
- Нет. Политика – это взгляд на один и тот же объект или, как Вы выразились событие, под разными углами зрения.
Он сделал паузу и продолжил:
- Ну вот Вам яркий пример. Двое людей приходят в картинную галерею и смотрят на одну и ту же висящую на стене картину. Оба не специалисты в живописи и понятия не имеют о направлениях и существующих художественных школах. Так вот. Они смотрят на один и тот же шедевр какое-то время. После чего один из них пребывает в полном восторге от увиденного. А на другого, наоборот, картина не произвела абсолютно никакого впечатления, и он разочарованный переходит к следующему экспонату.
Иван попытался уловить мысль собеседника, но пока не понимал к чему тот клонит.
- Спрашивается, в чем причина такого кардинально противоположного эффекта от увиденного?
Печенов с интересом наблюдал за подчинённым, но тот молчал.
-  А причина проста, как все гениальное на свете. Они смотрели под разными углами на одну и ту же картину. Один из них стоял строго напротив нее, а другой чуть в стороне. От этого, солнечный свет, падающий из окна, отражался от холста для них под разными углами и, соответственно, краски воспринимались каждым из них по разному.
Иван поинтересовался:
- И какое отношение это имеет к нам?
- Самое прямое! Техническая политика, которую мы строим с Вами в этих стенах – это также своего рода живопись. Только реализуется она в отличие от нее сначала в сухих чертежах и расчетах, а потом в металле.
Подполковник сделал очередную паузу и продолжил.
- Задача опытного испытателя состоит не в том, чтобы сравнить фактические параметры того или иного процесса или объекта с заданными в документации. Это задача примитивного регистратора. Наша с Вами задача оценить внутренний потенциал, заложенный в том или ином конструкторском решении. А это задача куда более сложная и ответственная, чем просто констатировать полученный при испытаниях факт. В этом деле нужна особая жилка, я бы даже сказал талант или инженерный дар.
Иван внимательно слушал начальника, открывая в нем для себя черты умелого педагога и аналитика.
- В нашем деле опасно не то, что испытатель неправильно зафиксирует те или иные параметры. Это наверняка будет замечено и исправлено в ходе дальнейших испытаний. Страшно то, что мы документально можем поставить большой жирный крест на новаторских решениях конструктора, которые по независящим от него причинам не получили должной реализации на практике. В результате оно может быть заброшено на долгие годы в архив КБ или хуже того, утеряно для последователей. Конструктор, получивший отрицательную оценку своей деятельности, может и вовсе потерять интерес к своей разработке и переключиться на более простые, проверенные временем, но малоэффективные конструкторские решения. И все останутся довольны таким исходом дела. И чтобы этого избежать, мы должны уметь видеть, как минимум, на один шаг вперёд, а лучше на два, чтобы, как говорится в пословице, не выплеснуть из ванны вместе с грязной водой и ребенка.
Печенов замолчал, наблюдая за реакцией подчиненного.
- Я понял, - согласился Шевяков и продолжил:
- Это, я хорошо усвоил ещё там, на войне с белофиннами. Там также многое казалось на первый взгляд очевидным и понятным. А по факту получалось совсем по-другому.
В памяти Ивана всплыла картина первой неудачной атаки их сводного батальона на хорошо укреплённые вражеские позиции. Остовы сгоревших танков, чернеющие безобразными кляксами на белой снежной равнине, усеянной оспинами воронок от снарядов и сотнями красноармейцев в серых шинелях и буденовках.
Иван не любил рассказывать об этом. Да и небезопасным в то время было делиться своими мыслями о событиях скоротечной трехмесячной войны.
Никто не ожидал от малочисленной и малоразвитой в индустриальном отношении Финляндии такого отчаянного отпора вторжению внешнего сильного агрессора, превосходящего по военному потенциалу ее вооруженные силы в десятки раз.
И как не старались пресса и радио оправдать поход Красной Армии на территорию соседнего государства Ивана никогда не покидали сомнения, что причины, по которым начался этот военный конфликт не стоит десятков тысяч жизней советских бойцов и командиров.
Он хорошо помнил глаза местных жителей, когда его батальон победно проходил через финские полуразрушенные села.
В их глазах читался прямой укор и ненависть к пришедшим в их дом чужакам.
А то, что он и его подчинённые были чужаками он не сомневался ни на секунду.
Именно тогда Иван впервые почувствовал себя не в своей тарелке и засомневался в необходимости их освободительной миссии, которую они несли на гусеницах своих танков.
Финнам была не нужна такая свобода. Этот народ и так был свободен.
Это чувствовалось в их добротных сельских хозяйствах и ухоженных городах.
Они с болью и унижением встречали своих освободителей, пришедших на их землю.
Что могла противопоставить эта маленькая страна против мощи своего грозного соседа с его многочисленными танками, самолётами и пушками.
Ничего, кроме жажды свободы и своей непримиримости к агрессору.
В памяти Шевякова всплыла картина последнего боя с финнами.


Глава 5 Последний бой в Суоми

За два месяца противоборства с белофиннами Иван и его сослуживцы не раз убеждались в мужестве гордого северного народа. Но особенно Шевякову запомнился последний бой, произошедший в самом конце войны, когда Красная Армия была на подступах к Выборгу и все говорило о том, что дни финской армии сочтены.
Их танковый батальон шел походной колонной по просёлочной дороге после недельного отдыха и доукомплектования.
Две три танков, выработавших свой моторесурс и изрядно потрёпанные предшествующим двухнедельным февральским наступлением на отчаянно обороняющегося врага, были переданы заводчикам в капитальный ремонт.
Батальон был пополнен новыми обновлёнными Т-26 с дополнительным бронированием, поступившими с завода, и личным составом до полного штата.
От танков непривычно пахло не бензином и маслом, а новой краской.
Три дня ушло на боевое слаживание рот.
И вот вчера пришел приказ срочно выдвинуться ускоренным маршем на усиление южной советской группировки, ведущей тяжёлые наступательные бои в районе городка Нашумите в двадцати километрах от Выборга.
Походный дозор в составе одного танка Т-26 и бронеавтомобиля БА-20 предусмотрительно были выдвинуты в голову растянувшейся на несколько сотен метров колонны. День был яркий и солнечный. Во всем окружающей природе чувствовалось приближение весны, хотя с утра термометр еще показывал стабильные минус десять градусов по Цельсию. Танки уверенно катили по твердому снежному насту, поднимая после себя лёгкое серебристое облако, оседавшее ледяной коркой на моторно-трансмиссионном отделении.
У Ивана было хорошее настроение. Вчерашняя сводка свидетельствовала об успешном продвижении Красной Армии вглубь Финляндии. Линия Маннергейма была взломлена в нескольких местах, и Красная Армия успешно развивала наступление по всем направлениям. Кроме этого, батальон пополнился значительным количеством новых машин, что было не характерно для времени ведения активных боевых действий. На текущий момент все танки батальона были в строю и без дополнительной подготовки могли с хода вступить в бой. Это придавало уверенности, что поставленная перед батальоном боевая задача будет успешно выполнена.
Танк Ивана, как и положено Боевому уставу замыкал колонну машин. Впереди него, стараясь попадать в танковую колею следовала подвижная мастерская Л-1 на проверенной годами базе полуторки. По расчетам командира батальона майора Ищенко колонна должна была прибыть в заданный район к пяти часам вечера.
Иван посмотрел на часы и сверился с картой. Они шли по графику, даже с некоторым опережением.
Им оставалось преодолеть небольшую речушку с витиеватым финским названием, которое он так и не смог запомнить. Ширина реки в районе намеченной переправы была около пятидесяти метров. Лёд был прочный и без труда обеспечивал прохождение лёгких девятитонных танков.
Днём ранее по этой дороге прошел смежный батальон их бригады и никаких проблем по полученной от них радиограммы переправа не вызвала.
Танк преодолел последний подъем перед затяжным спуском к реке.
Теперь вся растянувшаяся колонна была перед ним, как на ладони. В конце спуска проглядывалась замершая лента реки с поросшим вдоль реки редкими кустами тальника.
Идущая впереди летучка стала предусмотрительно притормаживать на накатанном танками зимнике. Лысые покрышки колес безуспешно пытались зацепиться за накатанный снег и зад автомобиля стало заметно таскать из стороны в сторону.
Иван сидел в башенном люке и с тревогой наблюдал за змейкой, выписываемой впереди идущим автомобилем.
За рулём летучки находился моторист старшина Богомолов, опытный водитель и лучший специалист по двигателям в батальоне, а может быть и в бригаде.
Иван видел, как тот редкими притормаживаниями выравнивает машину, не давая уйти ей в неуправляемый занос.
Внимание капитана отвлёк хлесткий выстрел орудия, резко прозвучавший с противоположной стороны реки.
По причавкивающему звуку выстрела он безошибочно определил шведский 37-ми миллиметровый Бофорс.
- Откуда здесь финны? Ведь здесь только вчера прошли наши, – подумал Иван, быстро оценивая обстановку.
А обстановка была явно не в их пользу.
Головной танк и следующий за ним в колее БА-20 уже успели выехать на лёд и доехать почти до середины реки.
Танк Ищенко, следовавший метрах в тридцати за ними, остановился на берегу, наблюдая за противоположным берегом.
Иван не заметил откуда был произведен первый выстрел, но головной танк остановился и задымил без огня. Снаряд попал в моторный отсек.
Несмотря на попадание экипаж не спешил покидать подбитую машину и это было правильным решением. На открытом пространстве они стали бы лёгкой добычей финских снайперов.
Башня танка сначала повернулась влево градусов на двадцать, а затем пошла в обратную сторону. Командир танка искал врага, но не находил его. Пушка танка молчала, бессильно выискивая цель.
В это время раздался второй выстрел. В этот раз снаряд попал под башню.
Корпус танка на доли секунды вздрогнул, как будто старался резко набрать в себя побольше воздуха, а затем резко выдохнул, с силой сдетонировавшего боекомплекта.
Круглая башня легко оторвалась от корпуса и сорвавшись с погона отлетела в сторону и с грохотом упала на белоснежный лед.
Траурный костер объял ярким огнем останки машины, выбрасывая из сияющего чернотой круглого проема длинные языки пламени.
Следовавший за головным танком бронеавтомобиль приблизился вплотную к корме горящего танка, стараясь прикрыться от губительного вражеского огня.
Его башенка бодро повернулась вправо и сделала длинную очередь из спаренного пулемета в сторону вражеского берега.
Цепочка ярких трассеров потянулась к снежному холму правильной формы, притулившемуся метрах в пятидесяти от места планируемой переправы.
-  Вот ты где гад, окопался! – ругнулся Иван, распознав хорошо замаскированный вражеский ДОТ.
-  Как же тебя не заметили вчера?
По опыту он знал, что финны имели богатый опыт по маскировке своих укреплений и смертельных ловушек.
Произведенные неприятельским орудием выстрелы разбросали снег возле узкой амбразуры, обнажив ее хищный узкий прямоугольник.
Не удивительно, что прошедший вчера этой дорогой танковый батальон не обратил внимания на ничем не примечательный холм. Разбросанные возле него ветки скорее всего прикрывали прикрытый толстым слоем снега бетонный купол хорошо оборудованной позиции.
Амбразура ДОТа осветилась очередной вспышкой, сопровождаемой хлопком артиллерийского выстрела.
На этот раз снаряд пролетел над всей цепочкой батальона и угодил точно в кабину стоявшей перед Шевяковским танком летучки.
От разрыва снаряда куски кабины разлетелись в разные стороны. Сорванная с петель водительская дверь сделала несколько переворотов в воздухе и упала метрах в двадцати от дороги, дымясь на снегу.
Водителя не было видно, но и так было понятно, что выжить после такого прямого попадания шансов у него не было.
-  Из башни командирского танка показался комбат Ищенко, размахивающий красным сигнальным флажком.
- К бою! – скомандовал Иван экипажу, прыгая в башню.
Он прильнул к прицелу, наблюдая за разворачивающейся обстановкой. А она с каждой секундой ухудшалась. Сбившиеся в кучу перед рекой танки были отличной мишенью для финских артиллеристов. И те поспешили этим воспользоваться.
Последовал очередной выстрел и стоявший перед полуторкой танк тут-же нещадно задымил.
Он вместе с разбитой полуторкой окончательно перекрыли возможность отхода батальону назад.
Оставалось только атаковать неприятельский ДОТ. Комбат, по всей видимости пришел к такому же выводу. Из люка его танка на несколько секунд показался красный флажок, указывающий в сторону неприятеля.
После чего командирская машина выпустила густое облако отработавших газов и резво рванула вперед, набирая с каждой секундой скорость.
Танки были, как на ладони, и скрыться от губительного огня было негде. Здесь могли помочь только быстрота и маневр.
Опытный механик танка комбата это отлично понимал и стал двигаться в сторону противоположного берега извилистой змейкой, то ускоряя, то замедляя движение танка. Остальные танки поспешили последовать его примеру.
Иван был вынужден оставаться на месте и наблюдать сверху за картиной боя.
- Осколочным, заряжай! – скомандовал он заряжающему и стал ловить в перекрестье прицела вражеский ДОТ.
Он понимал, что вряд ли сможет замолчать вражеское орудие, но помешать ему вести прицельный огонь было в его силах.
Клацнул затвор орудия, и он нажал педаль механического спуска.
Сорокопятка резво тявкнула, отправляя снаряд в сторону врага. Он разорвался метрах в двадцати с недолетом от ДОТа, подняв взрывом фонтан мерзшей земли и снега.
- Нормально, чтобы помешать вести прицельный огонь по наступающим танкам! - подумал Иван.
- Заряжай! Подал он очередную команду, посылая в сторону финского ДОТа серию осколочных снарядов и добавляя при каждом взрыве очередную черную оспину на белоснежном поле рядом с ним.
Однако, это не сильно повлияло на складывающуюся ситуацию.
Шведский Бофорс продолжал методично вести огонь по советским танкам и нужно признать удачно.
Остатки батальона съехали на лед и попытались развернуться в подобие боевой линии. Сделать это было непросто, учитывая ограниченность пространства и обрывистый берег на финской стороне.
Следующим был подбит танк комбата Ищенко.
Машина резко вспыхнула, выкидывая из своего чрева черные густые клубы дыма и беспомощно замерла на середине реки.
Пристроившийся за ним второй БА-20 резко отвернул от подбитого танка, пристраиваясь за танком, шедшим правее командирской машины.
Буквально через несколько метров лёд под танком вздыбился и покрылся черной паутиной. Раздался противный треск и танк, расталкивая в сторону куски льда провалился в воду.
Несколько секунд машина ещё пыталась держаться на плаву, заполняясь студёной водой, а затем скрылась под водой прощально выпустив серию больших лопающихся пузырей.
Иван заметил, что перед тем, как уйти под воду, башенный люк на приоткрылся, но из экипажа так никто и не появился.
Через секунду в образовавшуюся щель хлынул поток воды и на этом все закончилось.
Пристроившийся за танком бронеавтомобиль затормозил метрах в пяти перед образовавшейся полыньей и включил заднюю передачу, пытаясь отъехать на безопасное расстояние от тонущего танка, но не успел.
Коварная сетка трещин успела добраться до него раньше, чем он начал движение.
Нос автомобиля клюнул вниз, расталкивая в стороны куски надломленного льда и стал быстро сползать вниз.
Корма машины задралась вверх, напоминая стальной памятник.
В БА-20 резко откинулась в сторону боковая дверь и из нее на лёд выпрыгнули два члена экипажа. Скорее всего водитель и командир. Башнер по всей видимости эвакуироваться не смог и ушел под воду вместе с машиной.
Над черной поверхностью воды всплыла пара больших воздушных пузырей и через пару секунд все успокоилось.
Спасшиеся из бронеавтомобиля в отчаянии бросились к обрывистому финскому берегу в надежде укрыться за ним.
В это время из амбразуры ДОТа застрочил пулемет.
Было хорошо видно, как цепочка мелких фонтанчиков от вгрызающихся в лёд пуль потянулась по льду в сторону бегущих.
Они также увидели след от пуль, приближающийся в их сторону.
Бойцы на секунду остановились и инстинктивно бросились обратно навстречу двигающихся в их сторону танков, ища спасения за их броней.
Им удалось пробежать не больше десятка метров, когда жалящий смертельный рой настиг их.
Один за одним они упали, как подкошенные, уткнувшись лицами в твердый лёд и нелепо разбросав руки в стороны.
Внутри Ивана вскипела злость.
Он отчаянно продолжал посылать снаряд за снарядом в сторону вражеского ДОТа, пытаясь помешать финским артиллеристам вести прицельный огонь по танкам.
Тем не менее, нужно отдать должное их мастерству. Они успевали сделать прицельный выстрел за те несколько секунд, которые уходили у него на перезарядку орудия Т-26 и от взрывов снарядов от атакующих танков батальона.
В танковый прицел Шевякову было отчетливо видно, как один за другим замирали пораженные с близкой дистанции бронированные машины.
Через несколько минут пять танков были подбиты и беспомощно стояли посередине русла реки.
Две машины загорелись. Пытавшихся спастись танкистов ждала участь экипажа из утонувшего БА-20. Финский пулеметчик не давал не единого шанса для выживания на открытом русле реки.
- Сволочь! – не удержался снова Иван, оценивая тяжёлое положение батальона.
Шевяков краем глаза, как один из наступавших танков решил обойти ДОТ справа.
Умело прикрываясь дымом от ближайшего горящего Т-26 он прибавил ходу и стал описывать длинную дугу, которая должна была упереться во вражеский берег метрах в пятидесяти за финским укреплением.
Маневр был грамотно рассчитан и давал возможность зайти противнику в тыл там, где он не мог ответить прицельным огнем.
Танк уверенно катил по плотному льду и когда до берега оставалось не больше десятка метров внезапно провалился под треснувший под ним лёд.
- Снова ловушка! – подумал капитан.
Финны были мастера на такие подлые штучки. По всей видимости лёд был заранее подрублен и не выдержал бронированную машину на узких гусеницах.
Танк на всей скорости ушел под воду, закручивая позади себя бурун черной воды.
Когда поверхность воды успокоилась над ней торчала только верхушка башни.
Открылись люки и три члена экипажа мокрые до нитки стали прыгать в ледяную воду, пытаясь зацепиться за край льда.
Им повезло больше, чем их предшественникам. С трудом, но они выбрались на спасительный лед.
Финский пулемет не доставал до этого сектора обстрела и танкистам удалось благополучно укрыться за спасительной кромкой берега.
У Ивана невольно по спине пробежали мурашки, когда он представил, что должны были ощущать люди на морозе в насквозь промокшей одежде.
Тем временем атака батальона продолжалась.
Танки, развернувшиеся в узкую боевую линию, уверенно приближались к вражескому берегу.
Из русла реки был только один узкий выход на берег и он, очевидно, был заранее пристрелян финнами. Это азбука боя, которая известна даже новобранцу.
Но другого выхода у батальона с реки не было. Это понимали все, кто сейчас находился там за броней боевых машин на открытом русле реки.
Нужен был смельчак и такой, как водится нашелся.
Ближайший к выходу танк на несколько секунд приостановился, злобно огрызаясь в сторону ДОТа, затем сделал перегазовку и устремился в узкий спасительный проход.
За пару десятков метров до берега он успел прилично разогнаться, чтобы с разбегу выскочить на финский берег.
Иван сосредоточил все внимание на танке, забыв на короткое время о стрельбе по противнику.
Т-26 бодро вскочил на крутой пригорок и тут-же наткнулся обнаженным тонким днищем на бронебойный вражеский снаряд.
Танк беспомощно дёрнулся все корпусом, принимая в себя стальную болванку, и мгновенно загорелся.
По скорости распространения пламени можно было предположить, что снаряд угодил в носовой топливный бак.
Иван представил как горящий бензин заливает днище боевой машины, не давая экипажу шансов на спасение.
Его взгляд запечатлел страшный момент, когда люк на башне все-таки открылся и среди вырывающихся из него языков пламени показался кто-то из экипажа. Но он так и не смог выбраться. Его горящее тело безвольно перевесилось через край башни и покрылось сизой дымкой от тлеющего танкового комбинезона.
Остальные члены экипажа сгорели в танке.
Подбитый танк медленно откатился назад, так и не суме взять препятствие, и остановился метрах в пяти от берега.
Это была шестая машина, потерянная за несколько минут боя.
Остальные танки подошли к берегу и укрывшись за крутым склоном вступили в артиллерийскую дуэль с финскими артиллеристами.
Положение финнов явно ухудшилось.
Над берегом виднелись только небольшие проекции круглых башен Т-26 и попасть в них было не так просто, как в целый танк.
На произведенный ими один выстрел наши танкисты отвечали пятью и более. Это не давало врагу возможности вести прицельный огонь по укрывшимся танкам.
Было понятно, что дуэль не может продолжаться долго. Рано или поздно шальной снаряд попадет в цель. Не прошло и пяти минут, как разрывы от 45-ти миллиметровых танковых снарядов полностью очистили вражеский ДОТ от снега, обнажив его монолитный бетонный корпус. Верх ДОТа прикрывался бронированным колпаком со смотровыми щелями.
Несмотря на плотный огонь финны упорно огрызались, но поразить ни одного танка больше не смогли.
И вот момент истины настал. Выпущенный кем-то из наших танкистов снаряд лег точно в узкую щель амбразуру. Взрыв, прогремевший внутри финского укрепления, на несколько секунд закрыл дымом узкую амбразуру, не давая возможности оценить последствия точного выстрела.
Когда дым осел взору Ивана открылась печальная картина.
Солидный кусок упавшего сверху бетона почти полностью перекрыл черный прямоугольный проем амбразуры.
Финские орудие и пулемет молчали.
Над руслом реки наступила тишина, нарушаемая только шумом работающих танковых двигателей.
Не дождавшись ответного огня танки отошли от берега, развернулись и цепочкой один за другим потянулись к узкому выходу с реки, огибая горящий Т-26.
Через пару минут они окружили ДОТ и остановились метрах в двадцати от него в ожидании.
Из головной машины выглянул танкист и на финском языке несколько раз громко крикнул в сторону врага:
- Люовута! Люовута, Суоми! (сдавайтесь, сдавайтесь финны).
Ответа не последовало.
Пушка танка медленно поползла вниз, направляя ствол орудия точно в амбразуру.
Но он не успел выстрелить.
Раздался глухой взрыв, содрогнувший землю вокруг ДОТа на несколько десятков метров.
Даже здесь за рекой Иван почувствовал толчок снизу.
Кусок бетона, закрывающий амбразуру, отлетел на десяток метров вперед и из нее вырвался длинный язык пламени, напомнивший огнедышащего дракона.
Броневой колпак, сорванный взрывной взрывом ракетой взмыл вверх на несколько метров. На доли секунд он завис на апогее своего полета, а затем с грохотом упал в снег, подпрыгнул и, встав на ребро медленно покатился под уклон в сторону русла реки.
Он бодро прыгнул с обрывистого берега на твердый снежный наст реки и, легко проломив лед с шипением ушел под воду.
Из обезглавленного ДОТа вырывались яркие языки пламени, напоминающие погребальный костер.
От увиденного Иван невольно сглотнул слюну, пытаясь смочить пересохшее от волнения горло.
- Фанатики, мать Вашу! – невольно вырвалось у него.
Из танков на вылезли танкисты и стоя возле машин молча наблюдали за останками разрушенного вражеского укрепления.
Подвиг финского расчета одновременно вызывал у них ненависть и уважение к врагу, заставляя задуматься о смысле этой войны.
Погибшие экипажи хоронили вместе с останками финских солдат. Всего их насчитали шестерых. Изувеченные взрывом и огнем тела уложили чуть поодаль от тел танкистов.
Стоя над неглубокой могилой, Шевяков вновь подумал о том, что непримиримых при жизни врагов смирила одна общая братская могила.
Троекратный прощальный салют из табельного оружия раскатился звонким эхом над замершим руслом реки, разбегаясь на многие сотни метров вверх и вниз по течению.
Короткие сборы, проверка машин перед маршем и заметно поредевший батальон продолжил марш в направлении Выборга.
Усаживаясь поудобнее на башне своего Т-26 Иван с удивлением отметил, что задержка на уничтожение вражеского ДОТа заняла у батальона чуть больше часа.
А по внутренним ощущениям ему показалось, что бой продолжался, как минимум полдня.
Шевяков в очередной раз убедился в реальности временного парадокса на войне, когда секунды могут растягиваться в минуты, а часы сокращаться до коротких мгновений.
- Вперёд! – скомандовал он механику, крепче сжимая обеими руками край открытого башенного люка.
Танк бодро выбросил позади себя густое облако дыма и устремился за впереди идущими машинами, замыкая растянувшуюся на сотню метров танковую колонну батальона.
Батальон прибыл в назначенное место вечером двенадцатого марта, а на следующий день Финляндия капитулировала.
Так завершилась для Шевякова эта трехмесячная война, изменившая его мнение о роли танков в современном бою.

***
Иван быстро вошел в круг своих служебных обязанностей.
Работа испытателя пришлась ему по душе.
Полученный им боевой опыт оказался хорошим подспорьем в проведении испытаний опытных образцов бронетехники, прибывающей к ним на испытания.
Работали в три смены и практически без выходных.
Новые танки последовательно проходили различные виды испытаний. Среди них самыми трудоемкими были ходовые, огневые и испытания на бронестойкость. И на всех их присутствовали подчиненные подполковника Печенова, собирающие и обобщающие данные испытаний по каждой машине в целом.
Не раз, принимая участие в различных испытаний Иван вспоминал свою беседу с полковником Антухиным и убеждался в правоте своих выводов.
Легкие танки, несмотря на их преимущества в подвижности отходили на второй план, уступая место в боевых операциях пришедшими им на смену средним и тяжелым танкам.
За легкими танками оставались оборонительные, разведывательные функции и сопровождение механизированных колонн на марше. На роль броневого тарана, взламывающего хорошо эшелонированную оборону противника, они явно не годились.
Это хорошо подтверждали результаты обстрела снарядами ставшим массовым в войсках 45-ти миллиметровым калибром.
Усиленная броня модернизированных БТ-эшки легко пробивалась с любых проекций на дальности не менее тысячи метров, не давая никаких шансов для выживания экипажа. Не помогали наваренные на лобовую броню дополнительные листы, ни экраны.
В то же время, прибывшие весной сорокового года опытные образцы тяжелого КВ-1 и среднего А-32 легко противостояли 45-ти миллиметровым выстрелам, не имея сквозного пробития лобовой брони практически в упор.
А тяжелый КВ не брался ни в лоб, ни с боковых проекций.
Иван каждый раз с гордостью фиксировал в журнале испытаний результаты очередного его обстрела.
Но не все в отделе и на полигоне разделяли его радость.
Осенью сорокового года Иван вместе с подполковником Печеновым готовили тезисы выступления начальнику полигона для его итогового доклада на совещании в Главном автобронетанковом управлении.
В проекте доклада раздел о перспективах развития и применения тяжелых танков был сведен к минимуму. При этом главный упор полковник Антухин делал на достоинствах легких танков при их применении на широких театрах военных действий. Особый упор в его докладе делался на реализации существующей военной доктрины, в соответствии с которой скоростные машины годились, как нельзя лучше, обеспечивая эффективную огневую поддержку наступающим войскам.         
Приведенные начальником полигона доводы до глубины души возмутили Ивана. Свое несогласие он откровенно высказал Печенову.
Печенов оказался более сдержанным в своих эмоциях.
Он дважды прочитал тезисы доклада Антухина в части бесперспективности развития тяжелых танков и философски заметил:
- Иван Иванович, эмоции плохой помощник в споре. Здесь нужны весомые аргументы, а что мы имеем на сегодняшний день?
Он выжидательно посмотрел на подчиненного и не дожидаясь от него ответа продолжил:
 - Нужно признать, что кроме высокой бронезащиты и огневой мощи противопоставить нам с Вами против легких танков нечего. По остальным характеристикам, нужно это признать, тяжелые танки им заметно уступают.
Печенов сделал паузу, давая возможность Шевякову осмыслить его слова.
- И здесь начальник полигона совершенно прав, так как Красная Армия согласно военной доктрины предполагает вести боевые действия не на своей территории, а на вражеской. И здесь, мобильность танков имеет первостепенное значение. Кроме того, не нужно забывать, что надежность прошедших испытания опытных образцов тяжелых танков на порядок хуже, чем те-же проверенные временем БТ-эшки и Т-26.
Иван возразил:
- Согласен. Но Вы же знаете, что это всё детские болезни. Они характерны для любой новой машины. Уверен, что как только они пойдут в серию эти болячки изживут сами себя. Ведь первые Т-26 также поначалу имели кучу недостатков и конструктивных недоработок. В 39-м с финнами мы достаточно намучились с ними.
- И все-таки я думаю нам не стоит в докладе выпячивать недостатки легких танков. Тем более, что у немцев на сегодняшний день тяжелых танков также нет. И тем не менее, они успешно боролись с тяжелыми французскими В-1.
Шевяков молчал. Его не убедили аргументы начальника, но вести дальнейший спор он считал бессмысленным.
Он понимал не простое положение Печенова. Идти на конфликт с начальником было дело опасным.
За время службы на полигоне Иван убедился, что Антухин не прощает инакомыслящих.
Всех своих научных противников он под благовидным предлогом отправлял преподавать в военные академии или с повышением к другому месту службы. Отказаться ни у тех, ни у других причин не было, так как делалось это под благовидным предлогом для карьерного роста офицера. При этом Иван знал от сослуживцев, что ни один из уехавших не вернулся обратно на полигон.
Антухин, имеющий покровителей в Главном автобронетанковом управлении, выписывал им билет в один конец.
Таким образом, специалисты, отдавшие не один год службы развитию отечественного танкостроения, оказывались неожиданно для них за бортом научных изысканий и практической реализации своих новаторских идей.
Печенов, при всей своей порядочности, как офицера и руководителя отдела, не был готов противопоставить принципиальность на отрешение от любимого дела.   
В отличие от него Ивану терять было нечего.
Он еще не успел достичь в науке больших вершин и поэтому мог без опасения высказывать собственное мнение несмотря на то, что оно не совпадало с взглядами начальников.
Его не пугала перспектива вернуться в войска на привычную для себя должность помощника командира части по технической части, чтобы продолжать ежедневно организовывать ремонт и возвращение в строй боевых машин. Хотя, нужно было признать, служба на полигоне давала больше возможностей для того, чтобы внести практический вклад в дело совершенствования современных танков.
- Я понял, товарищ подполковник. И все-таки я остаюсь на своей позиции и буду добиваться ее любыми способами. Даже, если для этого мне придется обратиться к руководству Красной Армии, - с явным разочарованием сказал Шевяков и вышел из кабинета Печенова.
Начальник отдела с грустью посмотрел вслед Шевякову и подумал:
- Жаль. Толковый офицер, но не дипломат. Прет, как танк напролом и скорее всего, поломает себе карьеру.
Вечером Иван обстоятельно изложил свои мысли на бумаге, а утром с офицером секретного отдела отправил в Москву в Генеральный штаб.
До последнего момента его терзали сомнения о правильности своих действий. Шевяков прекрасно понимал, что прыгать через голову начальников с его стороны было нарушением Устава, но другого пути, чтобы донести информацию до командования Красной Армии о предвзятой оценке руководства полигона по отношению к применению тяжелых танков, и в частности, его начальника – полковника Антухина, у него не было.
Ждать поддержки в данном вопросе от начальника отдела и сослуживцев не приходилось. 
Иван предусмотрительно промолчал о направленной записке, чтобы ненароком не вовлечь сослуживцев в эту опасную авантюру.
Оставалось ждать реакции сверху на направленную им служебную записку.
И она не заставила себя ждать.

***
По всей видимости служебная записка майора Шевякова успела дойти до командования Главного автобронетанкового управления до совещания.
С утра в пятницу командование полигона убыло на совещание с подготовленными заранее материалами по перспективам развития советского танкостроения на ближайшие год и пятилетку.
Весь день Ивана не покидало чувство тревоги.
По утвержденному начальником отдела план-заданием он был на бронетире, где проходил обстрел модернизированного БТ-7.
На танк была навешана дополнительная броня, чтобы усилить его бронестойкость.
Обстрел проводился 45-ти миллиметровой противотанковой пушкой ЗИС-3.
В соответствии с методикой испытаний на танк мелом нанесли несколько меток на носовой броневой лист по центру, рядом с триплексом смотрового прибора водителя и в местах приварки дополнительного листа к основной броне.
Результаты оказались предсказуемыми.
Дополнительный броневой лист не мог спасти экипаж.
Бронебойный снаряд без труда пробил лобовую броню танка по всем меткам с расстояния полукилометра.
Мало того, сварные швы не выдерживали попадания и имели трещины по всему периметру приварки дополнительного бронелиста.
Рядом с люком водителя зиял внушительный пролом размером с человеческую голову.
Испытания в очередной раз доказывали, что машина исчерпала свои возможности к модернизации.
Увеличение массы при ограниченной мощности двигателя неизменно вели к потере подвижности танка и его проходимости при штатных нешироких гусеницах.
Иван подписал акт испытаний и направился в отдел.
Как только он переступил порог входной двери отдела он почувствовал напряженность, которая, казалось, витала между стен и потолком тесного темного центрального коридора.
К горлу подступил нервный комок, но он взял себя в руки и уверенно направился в кабинет начальника отдела, чтобы лично доложить о результатах обстрела модернизированного БТ-7.
Подойдя к двери, обитой черным дерматином, до Ивана донесся разговор Печенова по телефону.
С первых слов понял, что тот разговаривает с начальником полигона.
- Никак нет, товарищ полковник. Я не в курсе этой докладной записки.
Повисла длительная пауза.
- Он сегодня по плану работ на бронетире. Есть. Так точно. Как только прибудет, направлю к Вам.
Иван услышал щелчок положенной трубки на рычаг и постучал в дверь.
- Разрешите, товарищ подполковник! – обратился он к начальнику, распахивая дверь кабинета.
Печенов сидел задумчивый за столом и тяжело повернулся к вошедшему Шевякову.
Он скользнул взглядом поверх головы майора, размышляя о чем-то своем и указал рукой на стул возле письменного стола
- Присаживайся Иван Иванович!
Шевяков присел в ожидании.
- Слушаю! – Печенов внимательно посмотрел на подчиненного, как будто видел его в первый раз.
Иван нервно сглотнул комок в горле и начал свой доклад.
- Обстреляли БТ-эшку по утвержденной методике. Как и следовало ожидать, дополнительно навешанная броня особого эффекта не дала. 45-ти миллиметровый бронебойный снаряд пробивает лобовую броню с расстояния пятьсот метров. Акт с моей стороны подписан.
Шевяков замолчал.
- С этим понятно. А теперь проясните мне ситуацию с Вашей служебной запиской в Главное автобронетанковое управление. Почему я узнаю о ней от начальника полигона, а не от Вас?
Печенов внимательно посмотрел на Шевякова в ожидании ответа.
- Я поступил, как коммунист и не хотел Вас ставить в неприятную ситуацию. После такой информации Вам пришлось бы что-то с этим делать.
- Да, я бы постарался отговорить Вас от этого необдуманного поступка. Вы понимаете, что с этой докладной запиской Вы прыгнули не только через мою голову, но и через голову начальника полигона. То есть Вы поставили свое мнение выше официальной точки зрения полигона в вопросе развития танкостроения на ближайшие годы.
- Товарищ подполковник, ну Вы же понимаете, что эта точка зрения не совсем объективная, - попытался возразить Иван.
- Может быть, но тем не менее это на сегодняшний день официальная точка зрения полигона. И другой пока нет.
Печенов с укором посмотрел на подчиненного.
- Мы же с Вами об этом уже говорили в прошлый раз и вроде бы все выяснили по данному вопросу. Результаты испытаний показывает, что тяжелые танки пока имеют больше недостатков, чем достоинств. И с этим нужно считаться. Или Вы другого мнения?
Иван после короткой паузы ответил:
- Да. Я другого мнения. И оно основывается не на домыслах, а на собственном опыте боевого применения танков в финской компании.
- Это Ваше право, товарищ майор! Вас вызывает к себе начальник полигона. Будьте готовы доложить ему весомые доводы и объяснения. Вы поставили его в неловкое положение. Представьте себе хотя бы на секунду, как должен был выглядеть полковник Антухин, когда после своего обстоятельного доклада начальнику главка Павлову были озвучены некоторые выдержки из Вашей служебной записки, противоречащие выводам целого коллектива.
- Я думаю, что этого не случилось бы, если бы полковник Антухин прислушивался к мнению своих подчиненных, - убежденно ответил Шевяков.
- Идите, Иван Иванович! Потом доложите о результатах беседы с начальником полигона.
- Есть! – уверенно ответил майор и вышел из кабинета.
Странно, но после состоявшегося разговора с Печеновым, ему стало легче, он успокоился и почувствовал себя более уверенным перед встречей с Антухиным.
Но доводы, которые Иван готовил озвучить на пути к штабу полигона, не понадобились.
Разговор начальника с подчиненным свелся к длительному монологу полковника Антухина о недостойном поведении майора Шевякова и нецелесообразности его дальнейшей службы на полигоне.
Иван молча стоял перед раскрасневшимся от злости полковником и думал о том, насколько хватит у того запала.
Надо отдать должное, разнос продолжался более пятнадцати минут.
Антухин периодически вскакивал из-за стола, делал несколько кругов по кабинету подобно хищнику, готовящемуся нанести смертельный бросок к своей жертве. Затем снова нервно усаживался за стол, собирался с мыслями и продолжал распекать Шевякова.
Наконец он закончил и скомандовал:
- Идите и подумайте в какое положение Вы поставили своих сослуживцев и руководство полигона!
- Слушаюсь! – четким голосом ответил майор, и, повернувшись через левое плечо почти строевым шагом вышел в приемную начальника полигона.
Краем глаза он поймал на себе заинтересованный взгляд наблюдающего за ним адъютанта.
По всей видимости он не ожидал увидеть бодро выглядевшего майора после такой напряженной беседы за дверьми начальника.
- Вот так! – подчеркнул довольный собой Шевяков и направился к выходу.
Ему было известно, как переживали многие офицеры после таких вот душевных бесед с полковником Антухиным.
Нужно отдать должное, он был большой мастер подавлять волю подчиненных и морально уничтожать в них любые стремления к вольнодумию.
- Не на того нарвался! Это не часами мерзнуть в холодном танке на тридцатиградусном морозе, - злорадно подумал Иван и уверенным шагом направился в сторону отдела для доклада о результатах состоявшейся беседы начальнику отдела.
Сейчас он был уверен, что поступил правильно со своей докладной запиской.
По нервозности начальника полигона было ясно, что изложенные в ней аргументы по необоснованному выводу о бесперспективности развития тяжелых танков, не остались без внимания начальника Главного автобронетанкового управления.   
А это было главным, чего он добивался своим рискованным поступком.
Иван понимал, что его вольнодумство не останется без внимания руководства полигона и что его ждут не лучшие времена, по крайней мере, в ближайший период службы.
Тем не менее, он не собирался сдаваться.
Самолюбие и упрямство взяло верх над возможным пристальным вниманием к его персоне со стороны начальника полигона.
- Переживу, как-нибудь! – подумал он, переступая порог отдела.
В этот момент Шевяков даже не мог предположить, насколько он недооценивает полковника Антухина.
Он благоразумно предпочел не связываться со строптивым майором, к мнению которого неожиданно прислушался начальник главка и потребовал по итогам прошедшего совещания от начальника полигона предоставить развернутый доклад по испытаниям опытных тяжелых танков.
Под ударом оказалась Даша, рядовой сотрудник технической библиотеки.


Глава 6 Ответный ход

В первое время Иван с некоторой опаской ожидал, чем обернутся для него озвученные полковником Антухиным угрозы о скорейшей смене его места службы.
Однако, день шел за днем, а ничего предвещавшего его перевод с полигона не предвещало.
Он, как обычно, целыми днями проводил на бронетире или испытательной трассе принимая активное участие в испытаниях новых образцов бронетехники.
Начальник отдела не вспоминал об их последнем разговоре и вел по отношению к Шевякову себя корректно, строго придерживаясь воинского этикета.
Постепенно Иван успокоился и подумывал уже о том, что о нем забыли и угрозы начальника полигона были вызваны не более, чем разыгравшимися эмоциями от неприятного разговора с начальником Главного автобронетанкового управления после того злополучного совещания.
Стоял обычный ясный январский день, наполненный легким морозцем и свежестью.
Иван возвращался в отдел в приподнятом настроении с оформленным итоговым актом по результатам обстрела опытного тяжелого танка Кировского завода под индексом 189, прибывшего на полигон из Ленинграда месяц назад для проведения государственных испытаний.
Всех без исключения участников испытаний удивила живучесть новой машины.
Трехдневные обстрелы из противотанковой 45-ти миллиметровой пушки подтвердили высокую броневую защиту танка.
Из проведенной серии выстрелов с различной дистанции не было зафиксировано ни одного пробития лобовой брони. Борта не устояли бронебойным выстрелам с расстояния менее трехсот метров, а корма чуть более полукилометра.
Это были отличные результаты.
Такой бронестойкости Ивану не доводилось наблюдать ни от одной опытной машины, прошедших за последние полтора года через его руки. А их, признаться, было достаточное количество.
Страна готовилась к войне с сильным врагом.
И хотя газеты и радио продолжали активно вещать о том, что СССР и Германия союзники и партнеры, на полигоне ощущалось приближение неизбежного. Это было заметно по значительному увеличению количества поступающей на испытания различных образцов бронетанковой техники.
Круглые сутки не смолкал рев двигателей с трассы, выстрелы с бронетира и артиллерийской директрисы.
Испытатели работали с большим напряжением, зачастую без выходных, обеспечивая требуемые режимы испытаний и точные замеры параметров исследуемых узлов, агрегатов и систем танков и бронемашин в заданные сроки.
На подходе к отделу Иван встретил курящего на улице капитана-инженера Федора Капустина, пришедшего служить на полигон на полгода позже его.
По глубоким затяжкам папиросы было заметно, что Федор нервничал.
Увидев приближающегося Шевякова, он незаметно махнул ему рукой, подзывая к себе.
Иван достал папиросу и свернул в курилку.
На ходу прикурил и подойдя к капитану по-мужски с ним поздоровался.
- Ты чего такой озабоченный? – с улыбкой поинтересовался он у товарища.
Федор повернулся к Шевякову и вполголоса сказал:
- Твою жену час назад арестовал майор Лунев. Сейчас она находится в его кабинете на беседе.
Иван вспомнил коренастого майора, встречи с которым по возможности старались избегать офицеры полигона.
В его внешности всегда сквозила наигранная доброжелательность, прикрывающая излишнюю въедливость в бесконечном желании найти и обезвредить тайных врагов.
В умении вывести собеседника на «чистую воду» и подавить его волю они с полковником Антухиным были очень похожи.
Иван попросил передать Капустина акты и испытаний и быстрым шагом направился в сторону главного корпуса.
За те пять минут, которые ушли у него на дорогу он успел оценить ситуацию.
Без сомнений это был ответный ход начальника полигона.
- Какая подлость! – думал Иван, непроизвольно ускоряя шаг.
В памяти всплыл вопрос о жене, прозвучавший в их первую встречу, когда он представлялся по случаю его прибытия.
- Да, тертый калач наш начальник! Может ему что-то известно о прошлом Даши? – с тревогой подумал Иван, подходя к проходной главного корпуса.
- Но откуда он может это знать? Нет, скорее всего это просто месть мне, - подумал офицер, невольно сжимая руки в кулаки.
Он почти бегом поднялся на второй этаж. Прошел по центральному коридору и свернул налево, в знакомый малый коридор, где находились кабинеты начальника полигона, его заместителей и майора Лунева.
Кабинет особиста был сразу за приемной начальника.
Иван уверенным шагом подошел к двойной двери, обитой черным дерматином и притянутый к деревянному основанию бронзовыми обойными гвоздями в виде ромба.
На двери была закреплена табличка уставного формата «майор ЛУНЕВ И.А.»
Он остановился и попытался прислушаться к звукам из-за плотно прикрытой двери, но ничего уловить не смог.
Была полная тишина.
Шевяков постучал по рукоятке медной двери и распахнув дверь вошел в кабинет особиста.
В небольшом кабинете за двух тумбовым письменным столом, покрытого зеленым сукном сидел Лунев, а за небольшим приставным столиком полубогом к нему Даша.
Она что-то писала на листе бумаги перьевой ручкой, изредка макая перо в чернильницу.
Встревоженный взгляд Ивана отметил, что жена успела исписать больше половины листа и это его не на шутку обеспокоило. 
- Разрешите, товарищ майор! Майор Шевяков! Разрешите обратиться по личному вопросу?
Лунев недовольно посмотрел на вошедшего, скосил взгляд на писавшую Дашу и ответил:
 - По личным вопросам, товарищ майор, я принимаю по четвергам с шестнадцати до восемнадцати часов. Запишитесь у адъютанта начальника полигона и приходите в установленное время. Я Вас не задерживаю!
Лунев отвернулся к раскрытой перед ним папке, показывая всем своим видом, что разговор окончен.
Даша бросила настороженный взгляд на мужа, ища в нем поддержки.
Иван ободряюще подмигнул и скосил взгляд на написанное женой, сделал серьезное лицо, давая всем видом понять, чтобы она была осторожна в изложении фактов.
Лунев поднял на Шевякова тяжелый взгляд и недовольно посмотрел ему в лицо.
- Есть! – четко ответил вошедший и повернувшись через левое плечо, вышел от особиста в коридор.
Он решил пойти в библиотеку и узнать, что послужило поводом для проявленного интереса особиста к его жене.
В этот час в библиотеке было пустынно.
За стойкой одиноко скучала Надежда Смуглова, рассматривая красочную обложку журнала «Наука и жизнь».
Увидев вошедшего Шевякова, она инстинктивно отложила журнал в сторону и взялась за стоявший на краю стола ящичек с учетными карточками.
Иван приветливо поздоровался и, окинув пустой читальный зал, с ходу спросил:
- Надя, что тут произошло?
Женщина оглянулась, удостоверяясь, чтобы их никто не услышал и тихо рассказала:
- Я сама ничего не понимаю. Сегодня утром меня вызвали к начальнику полигона. Я просидела там почти полчаса, но меня Антухин так и не принял. Пока я сидела в приемной в библиотеку пришел его адъютант и попросил для начальника полигона итоговый отчет по государственным испытаниям опытного изделия 272. 
Иван вспомнил этот отчет. Он принимал участие в итоговых испытаниях этого тяжелого танка, поступившего на полигон месяц назад с КБ 185 танкового завода.   
Машина оказалась сырой и недоработанной. Это выявилось с первых часов ее прибытия. Началось с того, что она не смогла самостоятельно съехать с железнодорожной платформы. Двигатель упорно не хотел запускаться ни от встроенных аккумуляторов, ни от привезенной буферной группы.
Пришлось стаскивать пятидесятитонную махину на рампу тягачом.
Дальше – больше! Двухбашенная компоновка танка оказалась неудачно сбалансированной в продольной проекции. При движении по пересеченной местности танк сильно раскачивался и сильно клевал на нос. Из-за этого он с трудом выжимал по трассе заявленную разработчиком максимальную скорость движения в двадцать пять километров в час. Штатные амортизаторы оказались недостаточно эффективными и не гасили колебания. В результате вести огонь с ходу, даже на малой скорости, не представлялось никакой возможности. Была большая вероятность попасть из основного 76-ти миллиметрового орудия перед носом танка.
Но жирную точку на этой машине поставили испытания на бронестойкость.
Толстая броня оказалась маловязкой и давала трещины при попадании 76-ти миллиметрового снаряда, стойкость к которому должна была обеспечивать. И несмотря на то, что сквозного пробития не наблюдалось, танк к дальнейшему боевому применению был непригоден.
Кроме того, не выдерживали сварные швы. После первых двух выстрелов по лобовому листу он стал отходить в нескольких местах от верхнего листа в районе люка механика-водителя.
По итогам испытаний комиссия сделала обоснованное заключение, что танк не отвечает требованиям технического задания по многим характеристикам, в том числе по надежности и бронезащищенности и требует существенной доработки.
Иван сам подписывал этот акт и считал выводы комиссии справедливыми и обоснованными.
В таком виде танк был Красной Армии не нужен.
- И что дальше? – с тревогой поинтересовался Иван у Смугловой.
- Где-то через полчаса капитан вернул отчет обратно. Даша, как обычно, списала его из карточки временной выдачи и убрала в сейф.
- И? - не удержался майор.
- А еще через час адъютант Алтухова снова пришел и попросил этот проклятый отчет, чтобы посмотреть его в читальном зале для подготовки справки начальнику полигона.
Надя сделала паузу и полушепотом продолжила:
- Не прошло и минуты, как он подошел к Даше и показал, что в отчете не хватает двух фотографий с результатами обстрела танка. Они были аккуратно вырваны. Остались только следы от печатей секретки по их контуру. Капитан пригласил меня, чтобы зафиксировать факт утери секретного документа.
Смуглова замолчала.
В голове Шевякова возникли нехорошие догадки.
Было понятно, что пропажа фотографий было делом адъютанта, но доказать что-либо в этой ситуации было невозможно.
- А Даша не проверяла отчет, когда принимала его назад?
- Да нет конечно! Кто-же будет листать это толстый отчет? Он же прошитый и в жесткой обложке. Она его списала и убрала в сейф.
Иван задумался.
- Документально зафиксировали факт утери секретного документа?
- Конечно! Капитан тут-же позвонил начальнику секретного отделения и особисту. Они тут-же составила акт. Все в нем расписались, включая меня и Дашу.
- Да. Нехорошая ситуация! – подытожил Иван.
- Да. И самое неприятное, что этот отчет после того, как его поставили на инвентарный учет, до сегодняшнего дня никто не брал.
 - Да кому он нужен! Там и так все ясно без лишних комментариев, - с досадой высказался Иван.
Было ясно, что все произошедшее было направлено против него. Даша оказалась просто инструментом в чьих-то опытных и грязных руках.
Ивана насторожил тот факт, что в качестве секретного документа был выбран именно отчет об испытании тяжелого танка, а не какого-нибудь другого, которых проходит через испытательные лаборатории не менее десятка каждый месяц. 
Он попытался уловить возможную связь между этими фактами, но в голову ничего не приходило. Однако, внутренний голос подсказывал, что такая связь существует.
Было ясно, что тучи над ним сгущаются и слова Антухина в отношении бесперспективности его службы на полигоне начинают сбываться.
Но сейчас его волновало не это.
Все его мысли были о Даше, которая могла из-за неопытности невольно признать вину за пропажу из секретного отчета фотографий. А это коренным образом меняло ситуацию не в их сторону.
Но что-то ему подсказывало, что она справится. Он не раз убеждался в мудрости жены. Она никогда не делала ничего сгоряча и трижды взвешивала каждое серьезное решение.
Иван снова направился к кабинету особиста.
На повороте из главного коридора он неожиданно лицом к лицу столкнулся с Дашей.
Было видно, что жена была сильно взволнована, но старалась держать себя в руках.
Иван взял ее за руку и настойчиво потянул за собой вниз по боковой лестнице на нулевой этаж, где располагались типография и фотолаборатория.
Они отошли в конец полутемного коридора, чтобы их никто не заметил.
- Как ты? – поинтересовался Иван.
- Нормально! – ответила Даша, сжимая благодарно руку мужа.
- Что от тебя хотел Лунев?
- Потребовал от меня объяснительную, чтобы я написала куда пропали фотографии из отчета.
- И что ты?
- Написала, - спокойно ответила Даша.
- Надеюсь ты не признала своей вины?
 Жена едва заметно улыбнулась и успокоила:
- Ваня, я не наивная гимназистка, чтобы вешать на себя всех собак. Написала, что про исчезнувшие из отчета фотографии мне ничего не известно и никакого отношения к их пропаже я не имею.
- Это правильно! Краткость, как известно – сестра таланта! Чем меньше напишешь, тем сложнее Луневу будет найти нестыковки в твоих объяснениях и строить всякого рода подвохи! Тем более ты ни в чем не виновата.
Даша благодарно посмотрела на мужа за поддержку и слегка прильнула к нему всем телом. 
- Мне страшно, Ваня! – прошептала она.
Они помолчали с минуту.
- Все будет хорошо, дорогая.
Иван посмотрел на часы. Было без пяти шесть вечера.
- Иди домой. Я добегу до отдела, возьму план-задание на завтра и приду за тобой следом.
Шевяков шел в отдел с тяжелым чувством. Как он не успокаивал себя, но тревога не проходила. И хотя на дворе был не тридцать седьмой год, обстановка в стране была напряженная.
Тезис Сталина о том, что в период развитого социализма межклассовая борьба усиливается не потерял своей актуальности.
Доносы на своих сослуживцев и соседей продолжали поступать в компетентные органы с завидной регулярностью.
Машина правосудия, выявляющая и безжалостно наказывающая врагов Советской власти продолжала исправно работать, перемалывая в своих стальных жерновах тысячи судеб простых граждан.

* * *
Предчувствие не обманула Ивана.
Как он не старался по приходу домой успокоить Дашу, внутреннее напряжение от неизбежности последствий от случившегося сегодня не спадало.
Легли спать рано, но сон не приходил.
Они лежали рядом, прижавшись друг к друг и молча смотрели в побеленный известкой потолок. Тишину нарушал только стук настенных ходиков.
Около одиннадцати вечера за окном послышался шум приближающегося автомобиля.
Иван безошибочно определил характерно тарахтящий звук эмки.
Такие машины были только у начальника полигона и майора Лунева.
Даша невольно сжала руку мужа.
Через несколько секунд желтый свет фар пробежал по стенам комнаты. Подъехавшая машина остановилась возле входа в офицерское общежитие.
Мотор стих. Послышался шум хлопающих дверей.
Иван почувствовал, как по его спине пробежали предательские мурашки.
Он присел на кровати, опираясь на руку и прислушался к шуму в коридоре.
В конце коридора послышался стук сапог, поднимающихся по лестнице людей.
С каждой секундой шаги приближались.
Даша с тоской посмотрела в сторону двери, надеясь, что шедшие по коридору не дойдут или пройдут мимо их комнаты.
Но чуда не произошло.
Неизвестные подошли к двери и громко постучали.
- Кто там? – как можно спокойнее спросил Иван, но голос его дрогнул в конце.
- Открывайте, майор Шевяков! – грубовато послышался голос Лунева.
Шевяков встал и стал натягивать брюки.
Даша последовала его примеру и стала одеваться.
- Одну минуту. Сейчас открою.
Иван включил свет и подождал пока жена оденется.
Он щелкнул замком, распахивая дверь наружу.
В коридоре стояли Лунев и неизвестный капитан НКВД.
- Капитан Чернышев! – представился офицер.
- Ваша супруга дома? – поинтересовался он у стоявшего в дверях Шевякова.
- Да, - подтвердил Иван, пропуская непрошенных гостей в комнату.
- Офицеры вошли в комнату, и капитан протянул стоявшей возле окна Даше постановление об аресте.
- Вы задержаны, гражданка Шевякова. Одевайтесь и проедем с нами.
Ни один мускул не дрогнул на бледном лице Даши.
Она молча достала из шкафа заранее приготовленный узелок с вещами и поцеловав Ивана в щеку твердой походкой вышла в коридор.
 Иван, потрясенный увиденным, шагнул вслед за женой, но капитан преградил ему дорогу и строго указал:
- Оставайтесь в комнате, товарищ майор!
Иван застыл перед закрывшейся перед ним дверью.
Через секунду он бросился к окну и стал жадно всматриваться в темноту ночи.
Практически ничего не было видно. Серое, затянутое тучами небо, не давало никакого света.
Он с трудом увидел контуры стоявшей перед входом в общежитие эмки.
Вот входная дверь открылась, высветив вороненный бок автомобиля и сидевшего на водительском сидении водителя с погонами сержанта.
В прямоугольнике света показалась вышедшая из здания троица.
Впереди уверенно шагал Лунев. За ним шла Даша. Замыкал колонну капитан.
Майор предусмотрительно открыл перед женщиной заднюю левую дверь, дождался пока она сядет и с усилием захлопнул ее.
Затем обошел автомобиль сзади и сел рядом с арестованной.
Капитан уселся на переднее пассажирское сиденье.
Послышался шум заведенного двигателя.
Вспыхнувший свет фар выхватил из темноты ухоженный газон и описав по нему короткую дугу, устремился к черной ленте дороги, ведущей к главному КПП полигона.
Ивану показалось, что он увидел блеск глаз жены, отразившихся на доли секунды в свете зажегшегося окна дежурной по общежитию.
Через неделю Ивану сообщили, что следствие по делу его жены завершено.
За утерю секретных документов Дашу осудили на десять лет без права переписки.   
В отношении Шевякова на службе ничего не изменилось.
Он продолжал до начала войны выполнять свои служебные обязанности, и казалось, все на полигоне забыли о его докладной записке, которую он направил в Автобронетанковое управление.
Все в корне изменилось двадцать второго июня.
Руководство полигона вспомнило боевой опыт майора Шевякова и включило его в состав оперативной группы, основным направлением деятельности которой было изучение сильных и слабых сторон немецкой бронетехники.
Иван мотался по фронтам от Балтийского до Черного моря и на полигоне появлялся только для того, чтобы составить очередной аналитический отчет и переоформить необходимые для следующей командировки документы.
Писем от Даши не было и ему ничего не о ее судьбе.


Глава 7 Охота начинается

- Майор Шевяков! – привычно представился спустившийся в батальонную землянку комбата Иванова командировочный и без излишних проволочек озвучил цель своего прибытия.
- Направлен к Вам в батальон для выполнения специального задания по поиску новых немецких танков!
Майор отдал воинское приветствие и открыто посмотрел в лицо комбату.
- Да, я в курсе, - устало ответил поднимающийся из-за грубо сколоченного деревянного стола Иванов.
Он вышел навстречу майору и дружески протянул ему руку.
Шевяков крепко пожал руку комбату и с интересом посмотрел на хозяина землянки.
Мерцающий свет от самодельной керосиновой лампы, изготовленной неизвестными умельцами из гильзы малокалиберного зенитного снаряда, отбрасывал серые тени на худое обветренное лицо комбата.
Человеческая усталость, накопленная долгим нахождением на передовой, постоянными недосыпами и гнетущей ответственностью за свой участок боевой работы чувствовался во всем: в потухшем взгляде, неторопливых движениях и интонации, с которой разговаривал Иванов.
Иван окинул взглядом землянку и сделал вывод, что со времени Финской компании полевой быт офицеров ротного и батальонного звеньев остался без существенных изменений.
Из мебели, если так можно было назвать сколоченные на скорую руку подчиненными комбата топчан с наброшенной поверх него офицерским тулупом, стол и две лавки по обоим его сторонам.
Вместо вешалки в грубо отесанные бревна были вбиты десяток солидных гвоздей. На них висели плащ-палатка комбата, портупея с пустой кобурой и офицерская сумка.
- Пистолет по всей видимости комбат носит при себе, - удовлетворительно подумал Шевяков.
Он не понаслышке знал, чем может оборачиваться для его хозяина привычка расставаться с личным оружием.
Тогда, два года назад, на Карельском перешейке диверсионные группы финнов умудрялись беззвучно вырезать за ночь до роты красноармейцев, включая командиров.
В живых оставались только те, кто находился на боевом дежурстве в секретах перед линией окоп согласно Боевого устава.
Им, возвращающимся под утро в свои окопы представала жуткая картина.
Вражеские лазутчики знали, что спящий человек при нанесении ему смертельного удара финкой часто вскрикивает в предсмертной судороге. Чтобы этого не случилось они предусмотрительной закрывали своей жертве рот.
Поэтому многих из убитых красноармейцев находили с неестественными перекошенными лицами и полуоткрытыми ртами, отвердевшие на сильном морозе в жутких масках.
Комбат перехватил взгляд гостя и убедительно похлопал себя по правому карману галифе:
- Ношу всегда с собой! Даже по нужде хожу с ним. Научен ещё с осени сорок первого.
Иванов опустился на лавку и пригласил гостя присаживаться напротив.
- Чай будешь? Ничего, что я по-простому на «ты»?
- Нормально! Я тоже не сторонник лишних фамильярностей. А от чая не откажусь. Спасибо! Продрог до костей, пока доехал от штаба полка.
- А что, в полку чайку не предложили? – с плохо скрываемой иронией поинтересовался Иванов.
Иван вспомнил суровое лицо подполковника Передельского, склоненного над картой боевых действий, и уклончиво ответил:
- Нет, не предложили. Командир полка с начальником штаба работали с картой, когда я прибыл с докладом.
- Да, командир полка у нас не особо гостеприимный. Но так он мужик боевой. Прошел Халкин-Гол. Командовал там отдельным батальоном ротой на БТ-5. Свое дело знает.
Иванов достал из нагрудного кармана гимнастерки пачку папирос и аккуратно прикурил от фитиля гильзы.
- Ну, рассказывай, майор, каким ветром тебя из глубокого тыла занесло на передовую? Да, кстати, как тебя звать величать? Меня Петр. Наливай чайку, - кивнул комбат головой показывая на закопченный алюминиевый чайник, стоявший на краю стола. Еще не остыл. Так, что не стесняйся!
- Спасибо! Иван, - ответил Шевяков и по хозяйские налил себе в армейскую кружку солидную порцию закрашенного кипятка.
Сделав пару глотков обжигающей жидкости, он поставил кружку на стол и начал неторопливый рассказ.
- Есть информация, что на Вашем участке фронта немцы планируют в ближайшее время применить новые танки. Информация по ним скудная и весьма противоречивая. Известно только, что это тяжёлые танки, хорошо бронированные и имеющие мощное вооружение. У меня задание от руководства Автобронетанковго управления собрать по возможности о них, как можно больше информации. А еще лучше бы захватить один из них в качестве трофея.
- Ну, это ты хватил, майор! – перебил гостя хозяин землянки.
- Посмотреть на них со стороны может быть и удастся, если они действительно на нашем участке есть и проявят себя. А вот захватить – это вряд ли. Для этого нужно, чтобы немцы, как минимум, наступали. А они окопались на передовой в своих окопах и блиндажах и вот уже почти месяц особой активности не проявляют. То ли готовятся к наступлению основательно, а может быть берегут силы, чтобы ударить в других местах. А здесь только выполняют второстепенные задачи.
Иванов сделал глубоко затянулся дымом в последний раз и затушил папиросу.
- А если попробовать их выманить на себя?  Подтолкнуть, так сказать, на атаку, - предложил Шевяков.
Иванов грустно ухмыльнулся и назидательно заметил:
- Немец не дурак, чтобы вот так, без подготовки броситься в атаку. Это мы, в сорок первом, бросались с трёхлинейками и наганами на немецкие танки.
Он немного помолчал и с горечью продолжил:
- И гибли полками. Никогда не забуду, когда в июле месяце наш танковый корпус под Минском с ходу вступил в бой с передовыми силами немцев, а к вечеру от него остался лишь не полный батальон. За один день боевых действия мы потеряли больше ста пятидесяти машин. И это всего за один день. И чего мы добились?
Комбат посмотрел в глаза сидящему напротив гостю и медленно продолжил:
- Ни хрена ничего! Немец, как пер вперёд, так и продолжил катиться на восток, задержавшись из-за на нас всего на несколько часов.
Иванов встал, подошёл к топчану, достал из кармана фляжку. Встряхнул содержимое несколько раз и удовлетворённо спросил:
- Будешь?
Гость понимающе посмотрел на комбата:
- Давай! Согласился Иван, видя душевные переживания комбата.
Иванов взял себе пустую кружку, выплеснул остатки чая из кружки гостя под стол и щедро наполнил ее наполовину водкой.
Иван заметил, как предательски дрожит рука хозяина землянки, слегка стуча горлышком об алюминиевый край кружки.
- Давай за тех, кто сложил свои головы в первые месяцы войны, стоя насмерть, чтобы сдержать фашистов.
- Давай, за всех, кто уже не увидит дня победы, - добавил Шевяков.
Они выпили залпом, не чокаясь.
Иван почувствовал, как горячительным жидкость провалилась в пустой желудок и стала наполнять его приятным теплом, различающимся постепенно по всему телу.
- Хороша, чертовка! – удовлетворительно констатировал он, занюхивая водку рукавом армейского бушлата.
-  Другой не держим! – пошутил комбат.
- Вот ты мне скажи, Иван. Как так получается, что мы русские всегда на одни и те-же грабли наступаем!  Что в Белофинскую, что в эту войну, мы не в состоянии с первого дня поставить неприятеля на место и ввалить ему по полной так, чтобы другим не было повадно. Ты вспомни, как в декабре 39-го мы топтались на месте перед линией Маннергейма, теряли технику и людей и не могли выкурить финнов из их блиндажей и окопов. Ведь так?
- А ты был там? – поинтересовался Шевяков.
- Да, с первого дня и до победного конца.
В памяти Ивана замелькала картинки двухлетней давности, Десятки подбитых БТ-шек перед укреплениями врага и десятки лежащих на среду окоченевших трупов красноармейцев, которые нельзя было вынести под огнем финнов.
В груди у него неприятно заныло, как будто он долго и неудобно сидел, скорчившись в неудобной позе.
Глаза комбата заметно расширились от выпитого и с плохо скрываемым раздражением смотрели ему в лицо.
Он снова достал папиросу, закурил и выпустив первую порцию ароматного дыма под потолок землянки, неторопливо продолжил:
- Ведь у нас было все! Танки, самолёты, артиллерия. Все, чтобы без проволочек сломать хребет белофиннам. А что в итоге? За первый месяц мы не добились ничего! А сколько потеряли людей и техники?
Иванов выпустил очередную порцию сизого дыма и плеснул водки из фляжки в стоявшие на столе кружки.
Иван понимал переживания комбата, и они были ему близки по духу. Но за последний год он научился сдерживать свои эмоции. Тем более, как не был ему симпатичен майор, он видел его в первый раз в жизни и опасался откровенничать с ним. Мало ли, что бывает у пьяного человека на уме. А по трезвости его взгляды могут кардинально измениться.
- Ты знаешь, Петр! Ещё, по-моему, Суворов говорил, что особенность русской армии заключается в том, что она никогда не была готова к войне. Мы активно и постоянно к ней готовимся, но каждый раз обстоятельства складываются так, что начальный период войны остается не за нами. Вспомни, что при Наполеоне, что со шведами. Да и последняя война с японцами в тысяча девятьсот пятом году также показала слабые места русской армии.
- Хорошо хоть перед финнами мы не отступали, - недвусмысленно заметил майор, выпивая залпом налитое.
- Представляешь картину, как батальоны финских лыжников катятся на своих лыжах в белых масхалатах по Лиговскому и Невскому проспектах.
Иван представил на секунду абсурдную картину и невольно улыбнулся.
Изрядная доза водки, выпитая на голодный желудок без закуски, начинала затуманивать сознание. Шевяков понимал, что начинает хмелеть.
- Да, та ещё была бы картинка, - подытожил комбат.
- Ну, что по третьей и на боковую?
- Давай! Ответил утвердительно гость, подставляя пустую кружку под горлышко фляжки.
На этот раз горлышко не стучалось о алюминиевый край.
- Нервы, - подумал про себя Шевяков, наблюдая, как с каждой выпитой порцией водки комбата отпускает накопленное неделями внутреннее напряжение.
Он вспомнил статью военного врача, прочитанную задолго до войны о психологической устойчивости человека в экстремальных ситуациях.
Все аргументы, приведенные в ней, были перед ним налицо.
В боевой обстановке, когда человек каждый день лавирует на грани жизни и смерти, организм задействует все внутренние ресурсы, чтобы выжить условиях постоянной смертельной опасности. Это заложено в нем на генетическом уровне мудрой матушкой-природой.
Он изо всех своих сил противостоит невзгодам природы, большим физическим и психологическим нагрузкам, игнорируя всевозможные вирусы и бактерии, которые одолевают нас в обычных условиях. Его не берут ни простуды, ни головные боли, ни депрессии.
Он подобно хорошей пружине только сжимается под силой их воздействия, оказывая каждый раз достойное сопротивление. Но вот наступает долгожданный момент, когда можно расслабиться и расправить витки пружины. Но этого не происходит. В механике это называется усадка, а в жизни – неспособность адаптироваться к нормальным условиям жизни. Пребывание человека в длительном нервном напряжении неизменно приводит к нарушению психики и тяжёлым психологическим расстройствам.
Иван наблюдал это у некоторых сослуживцев после короткой финской компании. Казалось, крепкие здоровые офицеры, отдававшие в боевой обстановке все свои физические и моральные силы, в победном марте, после подписания капитуляции Финляндии и возвращении в места постоянной дислокации так и не смогли вернуться к нормальной жизни. Большинство из них бесконтрольно начинали пить горькую, заливая градусами одолевающую депрессию.
За короткий промежуток времени они превращались в типичных алкоголиков, рабочий день которых начинался и заканчивался принятием изрядной дозы спиртного. Как правило, служебные взыскания, долгие беседы партийных работников и увещевания жён результатов не приносили.
Внутренний психологический надлом не поддавался лечению административными мерами. При этом алкоголизм, как болезнь, медицина признавать категорически отказывалась.
Практически все они были уволены из армии и рядов партии, как не оправдавших высокие звания красного командира и коммуниста.
Что было с ними было потом Шевяков не знал.
Отдельные из них пытались приспособиться к гражданской жизни, а кто-то, считая, что с ними обошлись несправедливо, продолжали пить дальше.
Сейчас Иван в лице майора Иванова наблюдал первую стадию деградации офицера, как личности.
После солидной дозы спиртного комбат заметно осмелел в своих мыслях и продолжил излагать собственные умозаключения о первых месяцах войны с белофиннами.
Иван большей частью был с ними согласен, однако всегда придерживался в жизни принципа, что человек должен жить не прошлым, а настоящим.
Как-бы мы не признавали свои ошибки и не терзали себя тем, что поступили в той или иной жизненной ситуации ошибочно, изменить уже ничего нельзя.
Прошлое не поддается корректировке. Для этого нужна, как минимум, машина времени, которой человечество не обладает. И может это к лучшему.
Прошлое даёт нам возможность переосмыслить свершившееся, чтобы в дальнейшем мы смогли учесть допущенные ошибки и просчеты и не наступить на грабли в очередной раз.
Представьте себе, хоть на секунду, что человек научился управлять прошлым. Худшего кошмара в нашей жизни представить невозможно. Жизнь просто остановится на месте, и мы перестанем двигаться вперёд. И причиной этому станет наше неутомимое и бесконечное желание исправить то, что мы уже сделали. Ведь, как известно, совершенству нет предела. Корректировка свершившегося превратится в навязчивую нашу потребность. Она станет подобна наркотику, вкусив который хоть раз, человек уже не может остановиться.
Иван в очередной раз взглянул на расслабившегося комбата и пришел к выводу, что дальнейшая беседа приобретает бесполезный смысл. Нужно было ждать, когда сознание майора вновь вернётся в реалии действительности. Тем более, что от тепла и выпитой водки, Ивана начинало клонить в сон.
Нужно было ещё что-то решить с ночлегом.
- Вряд ли комбат предложит мне остаться в своей землянке, - подумал Иван. - Скорее всего, он предложат остановиться в штабной землянке. Она больше, да и, как правило, в ней всегда есть места для таких вот он, непрошеных гостей.
Однако, комбат был по всей видимости другого мнения о планах гостя и, найдя в его лице благодарного слушателя, намеревался продолжать беседу.
Закурив очередную папиросу, он поинтересовался:
- И давно у немцев появились новые танки? Почему нам об этом ничего не известно? Да и разведка такими данными, насколько мне известно, не располагает.
Шевяков понял, что пока не удовлетворит любопытство майора, поспать ему не удастся. Поэтому он решил, как можно скорее ответить на все вопросы комбата и с чистой совестью отправиться на боковую.
- Точно сказать не могу. По информации командования их перебросили на Ваш участок где-то неделю назад.
- И в каком количестве?
- Не знаю. Но учитывая, что это опытные образцы, скорее всего немного. Может быть взвод, а может всего несколько единиц.
- Взвод…, - задумчиво произнес вслух Иванов.
Иван в очередной раз посмотрел на комбата, пытаясь понять его тревогу.
- Взвод – это много, учитывая, что в батальоне на ходу всего шесть исправных машин.
- А вчера было девять. – продолжил рассуждать комбат, делая очередную глубокую затяжку тлеющей папиросы.
- Это лишь предположение. Может их вообще нет этих новых танков на вашем участке? – попытался успокоить Иван.
- Думаю, что есть, - закончил Иванов, с тревогой смотря на собеседника.
- Откуда такая уверенность? – заинтересовался Шевяков.
Майор задумчиво посмотрел на красный уголек папиросы, как будто что-то искал в нем.
-  Два дня назад был какой-то подозрительный шум с той стороны. Я ещё подумал, что за хрень так может гудеть. Похоже на работу Т-IV, но с каким-то характерным свистом, как будто двигатель работает на пике нагрузки. Да и не было замечено на нашем участке танков до этого.
Иван ловил каждое слово, сказанное трезвеющим на глазах комбатом.
- И что? – с нетерпением поинтересовался он.
- Да ничего. Поработали минут двадцать и перестали.
- Их что было несколько?
- Не один, это точно, - подтвердил комбат.
- Почему не доложил командиру полка?
Иванов улыбнулся и с иронией заметил:
- Иван, если я по каждому чиху буду звонить командиру полка, мне батальоном будет некогда командовать, а вернее тем, что от него осталось за последние несколько дней.
Шевяков попытался успокоиться и спросил:
- И что? Больше этих двигателей не было слышно?
- Нет. Все спокойно. Немцы особо не беспокоят. Да и мы на рожон зря не лезем. Маловато у нас сил, чтобы ворошить это осиное гнездо. Берегу все, что есть в наличии.
- Да, интересная картина, - подытожил Иван.
Он прокручивал полученную информацию и решал, что делать дальше. То, что шум незнакомых двигателей мог оказаться именно тем, за чем он сюда прибыл, он практически не сомневался. Иначе немцы снова проявили бы себя. Но они притаились. Очевидно, ждут удобного момента, чтобы испытать новые танки в деле.
- Что же делать? – вновь и вновь спрашивал он себя.

* * *
- Иван, а помнишь, как финны давали нам прикурить в первые дни войны?
- Ты про что? – спросил гость, неохотно переключаясь на новую тему.
- Я не знаю застал ты или нет, когда они ловко изображали наше превосходство и начинали отступать в глубину лесов, заманивая наши колонны наступающих войск.
- Нет. Я прибыл в конце ноября, когда мы уже стали умнее и не поддавались на такие уловки.
- А я был с первого до последнего дня на этой странной войне, - с горечью произнес Иванов, встряхивая фляжку. Та, к его удивлению, оказалась пустой.
- Вот черт, закончилась!
Разочарованный он положил ее на стол и продолжил:
- А какой может быть война, когда ты по всем параметрам сильнее врага на порядок, а он лупит тебя каждый божий день. И всякий раз ты не можешь понять почему это происходит.
- Я слышал об этом, но свидетелем не был, - произнес вслух Шевяков.
- А я был, правда всего один раз, но и этого мне с лихвой хватило, чтобы сделать вывод каким коварным может быть враг, даже если он намного слабее тебя. И какой может быть опасной его недооценка.
Комбат вспомнил про тлеющую папиросу и жадно затянулся.
- Я тогда ещё командовал танковым взводом на Т-26. Хороший танк. Простой, но броня слабая, пробивались с близкого расстояния противотанковыми ружьями, коих у финнов было предостаточно. Так вот. На второй день начала общего наступления нашему батальону поступил приказ атаковать финские укрепления.
Иванов выпустил густую струю дыма изо рта и посмотрел на коптящую самодельную лампу.
Иван не перебивал хозяина землянки, понимая, что тому нужно выговориться и, как говорится, спустить пар.
- Комбатом у нас был тогда майор Переверзев. Хороший мужик, но слишком идейный и амбициозный. Как и многие другие тогда считал, что победу над финнами мы одержим быстро и малой кровью, так как у нас многократный перевес во всем: в людях, в танках, самолётах, артиллерии.
-  Два-три дневных перехода, и мы будем в Выборге! – не уставал он постоянно повторять подчинённым, язвительно заметил Иванов.
Он в очередной раз затянулся и со злостью затушил недокуренную папиросу о край стола.
- А впереди нас тря ряда гранитных надолб, противотанковый ров, танковые ловушки, прикрытые досками и полуметровым снегом, и бетонные доты. Только Переверзеву это нипочём. Саперы ночью заложили заряды для прохода танков и поутру мы по команде пошли в атаку.
В глазах комбата читалась боль и обида от неприятных воспоминаний.
- Бодро так пошли при поддержке пехоты. Те 'Ура!' на двадцатиградусном морозе с трудом кричат, но стараются не отстать от танков. А финны молчат и наблюдают за нашей атакой, не раскрывая своих замаскированных позиций.
- Короче говоря треть танков застряли, не доехав до первой траншеи неприятеля. Сорокопятки наши бьют в белый свет, как в копеечку. Пехота то же бодро стреляет из своих трёхлинеек.
И финны не выдержали нашего удара и стали отступать по единственной просёлочной дороге, ведущей в их тыл.
- Комбат наш из башни наполовину вылез, рукой машет, показывая, чтобы мы следовали за ним. И мы рванули за отступающими финнами по этой просеке. А по обочинам валуны, да столетний лес. Маневра никакого. Вытянулись мы в батальонную колонну, посадили на броню пехоту и вперёд по их пятам.
Иван слушал молча, рисуя в голове победный марш танкового батальона.
Иванов продолжал рассказ изредка прерываясь на пару секунд, чтобы собраться с мыслями.
- Настроение у всех приподнятое. Невольно вспомнились слова маршала Буденного, который обещал сломать сопротивление белофиннов за неделю.
Танки бодро катят по просёлочной дороге без передового дозора. Комбат наш, наверное, уже дырочку под орден на гимнастёрке готовит.
Иванов зло ухмыльнулся.
- Но не долго продолжался наш победный марш. Километра через полтора батальон выкатился в небольшую ложбину, метров двести длинной и шириной метров пятьдесят, не больше. Идеальное место для засады. По краям дороги из-под снега торчат валуны по полметра в диаметре, а комбат на головном танке продолжает победно восседать на башне и периодически машет рукой, призывая нас следовать за ним.
- Пуля финского снайпера угодила ему прямо в голову, расколов ее словно арбуз.
- А дальше начался ад. Спереди и сзади колонны рванули заложенные на дороге фугасы. Головной танк, как игрушечный, подскочил вверх на пару метров и завалился на бок, перерезав краем башни тело мертвого комбата пополам. Замыкающий танк на секунду вспыхнул свечой, а сдетонировавший боекомплект сорвал башню и отбросил ее далеко в сторону. Одновременно с прогремевшими взрывами с флангов почти в упор начали бить 37 мм пушки «Бофорс», превращающие за несколько выстрелов броню наших танков в рваное решето.
Иван видел, как нелегко даются комбату тяжёлые воспоминания, но молчал.
- И главное, маневра никакого! Все танки столпились в одну беспорядочную кучу, мешая друг другу выйти из-под смертельного огня и дать организованный отпор. Я успел сделать только два выстрела и то непонятно куда. Просто инстинкт самосохранения подсказывал, что нужно стрелять и неважно куда. Через несколько секунд перед нашим танком загорелся очередной Т-26. Со всех сторон замирали подбитые машины, накрывая густым черным дымом всю лощину.
- Через несколько минут все было кончено. Батальон перестал существовать. У меня в танке убило механика и ранило заряжающего. Мне отлетающей от брони окалиной посекло лицо и кровь заливала глаза, мешая наблюдать за полем боя. Но это не самое страшное.
Иванов инстинктивно встряхнул пустую фляжку и разочарованно снова бросил ее на стол.
- Когда дым немного осел финны спустились в лощину и стали бесцеремонно добивать раненых. Кто-то пытался спрятаться в редкой невысокой поросли кустарника, но их находили, вытаскивали на открытый участки и безжалостно расстреливали.
- Потом они стали бесцеремонно осматривать подбитые танки, те, что не загорелись.
- Слева метрах в двадцати от моего танка стоял Т-26 лейтенанта Ищенко. У него была разбита правая гусеница и повреждена пушка. Мы познакомились с ним накануне боя. Весёлый парень из Новокаменска. Вся семья потомственные шахтеры. Каким ветром его занесло в танкисты не понятно. Говорил, что с юношеских лет грезил танками и боевыми машинами.
Иванов с грустью посмотрел на Ивана и продолжил:
- В это время группа финнов направилась к его танку, не подававшему признаков жизни. Люки на танке были закрыты. Когда до него оставалось метров двадцать внезапно ожил пулемет и первой длинной очередью положил с десяток врагов. Оставшиеся заметались на снегу, но укрыться особо было негде. Было видно, как цепочка взлетающих фонтанчиков снега от пуль неспеша переходила от одного лежавшего врага к другому, заставляя их замолчать навсегда. Финны не выдержали и стали в панике разбегаться по сторонам, но лишь единицам из них удалось укрыться за спасительным валом. Пулеметчик не жалел боеприпасов, щедро нашпиговывая вражеские тела горячим свинцом.
- Финские артиллеристы оживились. Но то ли у их пушек были неудобные позиции, а может быть из-за того, что танк стоял ниже линии траектории их выстрелов, но снаряды ложились в стороне от него. Тогда они решили перекатить одно орудие на новую позицию. Танк замолчал, очевидно наблюдая за действиями противника. И он дождался нужного момента. Как только финны стали скатывать пушку под уклон на открытую площадку, он снова открыл смертельный огонь из пулемета. Одной длинной очередью он положил всю прислугу. Выпущенное из рук убитых артиллеристов орудие скатились вниз и глубоко зарылось стволом в снег.
- После этого финны буквально озверели и с криками бросились к танку Ищенко с разных сторон. Но танк больше не стрелял. Может у него кончились патроны, а может танкист был ранее и потерял сознание. Неизвестно. Облепившие танк финны пытались открыть люки, но у них ничего не получалось. Тогда они притащили неизвестно откуда несколько автомобильных канистр с бензином и стали обливать танк бензином, а потом подожгли. Танк вспыхнул. Неприятельские солдаты стояли в нескольких метрах и радостно кричали что-то на своем.
Комбат прервался на секунду и с сарказмом продолжил:
- Но радовались они не долго. Горящий танк на секунду вспучился изнутри, как будто чем-то подавился и через секунду раздался мощный взрыв от сдетонировавшего боекомплекта. Скорее всего оставшиеся в живых из экипажа решили подорвать себя с танком. Башня сорвалась с погона, взмыла свечой на несколько метров вверх и упала рядом с развалившимся от взрыва корпуса танка на стоявших рядом группу финнов. Разлетевшиеся на десятки метров в сторону остатки боевой машины унесли жизни ещё с десяток врагов. На месте танка зияла огромная дымящаяся воронка.
Иванов замолчал.
- А как ты выбрался? – поинтересовался Иван.
- Я то? Да просто. Вытащил заряжающего в нижний люк. Там мы с ним отсиделись до темноты, а потом всю ночь добирались до своих. Только под утро удалось переползти передовую. Заряжающий сильно обморозился и потом ещё долго лечился в госпитале. А я так, отделался, можно сказать, легким испугом, не считая сильно посеченное окалиной лицо. Неделю пролежал в медсанбате и обратно в полк, который за это время не продвинулся ни на метр, если не считать смертоубийственного кратковременного прорыва нашего батальона.

***
- Да, дела, - с грустью подтвердил Иван, услышав рассказ комбата.
- Таких лихих атак при мне уже не было, но разгильдяйства и неразберихи хватало.
- Да. Этого и сейчас хватает, - согласился комбат.
- Вот три часа назад поступил приказ батальону завтра организовать разведку боем немецких позиций. А чего ее организовывать, если мы за эти два месяца, которые стоим друг перед другом и так знаем все друг о друге. Где у них заградительные минные поля, огневые точки, артиллерийская батарея. Даже нужники у кого, где находятся.
Иван улыбнулся и заметил:
- Это я попросил командира полка организовать вылазку, чтобы обнаружить новые немецкие танки, если они есть.
- Так, значит это я тебе обязан этой авантюрой! Ну спасибо, тебе! – недовольно заметил хозяин землянки.
- Извини, Петр. У меня приказ и я обязан сделать все, чтобы добыть информацию об этих танках. Черт их побери. И срок у меня всего неделя. Если не найду завтра здесь, поеду на следующий участок. Ведь где-то же они должны быть. Командованию, чтобы готовить зимнее наступление нужно знать с кем придется иметь дело нашим наступающим войскам.
- Это все понятно. Только командование не хочет знать, что завтра после этой вылазки от батальона может остаться только неполный взвод. И что я буду делать? Так не долго и до того момента, когда я стану командиром отдельного танкового корпуса. Одного корпуса от танка, - уточнил с грустной ухмылкой комбат.
- Что делать. Мы с тобой военные люди и должны выполнять приказы. Какие бы они не были. Давай лучше обмозгуем, как лучше и безопаснее прощупать завтра немцев.
- Да чего тут думать. Тут не нужно быть Суворовым, чтобы тремя танками и взводом пехоты атаковать в лоб укреплённый населенный пункт. Завтра в семь утра танковая группа попытается прорваться через передок немцев и вызвать на себя огневые средства противника. А мы их будем засекать и отмечать на карте.
Иванов поднялся из-за стола, подошёл к вешалке и снял командирский планшет. Достал из него карту и развернул ее на столе перед гостем.
- Вот село Никольское. Вот позиции батальона. Отсюда завтра группа выдвигается и попытается прощупать немцев с разных направлений. А это мой КП батальона.
Иван пробежался по знакомым условным значкам и зацепился взглядом за помеченную на карте правее села немецкую батарею.
- А это что, немецкая батарея? А если она ударит во фланг наступающим.
- Ну это вряд ли. Ты на погоду смотрел! В семь утра при такой видимости вести прицельный огонь у них вряд ли получится. Да и немецкие сорокопятки против тридцатьчетверки прямо скажем слабоваты. В лоб не берут, а бок им подставлять никто не собирается. Тем более, что против них я поставил старшину Лаврентьева, а он известный снайпер не только в батальоне, но и в полку. На неподвижную цель больше двух снарядов никогда не тратит.
Доводы комбата показались Шевякова резонными, но он решил всё-таки уточнить:
- А кто командир группы?
- Лейтенант Белов. Толковый командир.
- Из стариков? – поинтересовался гость. Хотя это понятие на фронте было весьма условным. После двух-трёх боёв любой мог полноправно считать себя стариком, освоившим на практике военную науку выживать.
- Нет. Из молодых. Второй месяц в батальоне. В последнем бою уничтожил замаскированный немецкий танк и орудие. А экипаж у него из стариков.
- Может мне с ними пойти? – высказал вслух мысль Шевяков.
- Это даже не рассматривается! – жёстко ответил Иванов.
- Я не хочу отчитываться перед командиром полка за твою героическую смерть. Мы с тобой будем наблюдать с КП, как предписано Боевым уставом. А в героев можешь поиграть в других частях. Мне приказано организовать разведку боем, и я ее организую! Хотя откровенно считаю ее бесполезной. Ничего мы не узнаем, а людей и технику можем потерять.
- Не соглашусь с тобой, комбат. Я думаю, что каждая смерть на войне имеет значение, какой бы нелепой она не казалась на первый взгляд. Ведь, по сути, сама по себе война вещь нелепая и абсурдная.
- В каком смысле! – заинтересовался услышанному Иванов.
- Ну ты вспомни, что говорил Клаузец. Он сказал, что война есть продолжение политики насильственными способами.
- Ну да, помню что-такое. И что из этого следует?
Иван улыбнулся и убедительно продолжил:
- А теперь подумай, какая часть человечества занимается политикой, а какая воюет по их прихоти.
Петр с интересом посмотрел на собеседника:
- Что ты хочешь этим сказать?
- Не больше того, что уже сказал. Ну вот возьмём, например, фашистскую Германию. Ты думаешь немецкому народу нужна эта война? Уверен, что нет! Думаю, любой бы из них, кто сидит сейчас в окопах за тысячи километров от своего дома с радостью променял автомат или пистолет на лопату или топор, а холодный и сырой окоп – на кровать с мягко периной.
Иван на секунду посмотрел на комбата и продолжил:
- А кто их вырвал из семей и привычного быта? Гитлер и кучка фанатов из ближнего его окружения. Ну еще чиновники из министерства иностранных дел, выполняющих свою работу. Если их всех сложить, то дай бог с тысячу наберётся, не больше этих мерзавцев. И вот эта злобная тысчонка вовлекла в кровавую бойню восемьдесят миллионов населения Германии. Как тебе такая пропорция? Получается на каждого безумца приходится восемьдесят тысяч добропорядочных, желающих мирной жизни граждан. А это не много, не мало город средней величины, не меньше. То есть пришел в город прохиндей, наобещал его жителям золотых гор, выдал им оружие и послал на войну. А сам при этом сел себе на попу ровно и ждёт возвращения победителей с богатыми трофеями. И, что самое обидное, если те вернутся с победой, пусть и не все, они ещё будут искренно благодарны пославшему их на кровавую бойню лидеру.
- А мы, как тогда? – поинтересовался Иванов у гостя.
Иван заранее ожидал этого вопроса и после небольшой паузы продолжил:
- Ну с нами то же не все просто. То, что мы ведём справедливую войну за свою родину и независимость не подлежит никакому сомнению. С другой стороны, мы ведь также не святые. В 39-м вместе с фашистами маршировали на Параде победы в Бресте. Нельзя было не понять, что это только начало и Гитлер, сделав первые победные шаги в Европе не остановится на этом. Рано или поздно он обратит свой хищный взор на Восток, на Советский Союз, богатый и людскими и природными ресурсами.
Шевяков заметил, как комбат невольно поежился от услышанного.
Иван едва заметно улыбнулся и ободряюще продолжил, пытаясь разрядить возникшее напряжение между ним и хозяином землянки.
- Петр, хотим мы того или нет, но историю нельзя изменить. Можно изменить наше отношение к тем событиям, которые произошли и не более того. Ведь ты не станешь отрицать того факта, что советское правительство добровольно подписало унизительный для нашей страны Брестский договор, по которому мы отдали значительную часть своей территории взамен мира с немцами, который тогда был нужен для молодой республики, как воздух. Ленин понимал, что одновременно воевать с ними и поднявшим голову Белым движением было невозможно. Это бесспорный факт. Но нужно заметить, что советское правительство пошло на этот факт осознанно. Эти территории оно обменяло на выгодных для себя условиях. При этом нас никто не принуждал идти на этот шаг. То есть условия данного соглашения должны быть незыблемыми и выполняться всеми участниками договора. Тогда встаёт резонный вопрос, почему через двадцать лет мы решили, что Брестский договор для нас унизителен и не выгоден. Где логика? И не удивительно, что Польша, Западная Белоруссия и страны Прибалтики восприняли наше победное шествие без особой радости?
Шевяков сделал паузу и подытожил сказанное:
- Мне кажется история сложная штука. А ее восприятие и интерпретация по происшествии многих лет вообще вещь неблагодарная. Как бы историки не старались, но учесть все факторы, повлиявшие на их свершение практически невозможно. Особенно, когда нет живых свидетелей данных событий! Да и не все свидетели всегда откровенны в своих воспоминаниях. Это также нужно учитывать. Ведь они также воспринимают исторические факты, свидетелями которых им пришлось быть, через призму времени. А эта призма зачастую, как в комнате смеха, перестает правильно передавать отображение минувших реалий.
Иван замолчал, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.
По настороженному взгляду комбата было видно, что хмель из его головы окончательно выветрился, но мысли ещё не сложились в логическую цепочку.
- Иван, как-то все мудрено!  А попроще нельзя? К чему ты клонишь?
Иванов достал очередную папиросу и закурил.
Гость с интересом посмотрел на майора и ответил:
- Конечно можно, Петр. Ну давай хотя бы на примере финской компании, участниками которой нам обоим довелось быть. С точки зрения финнов они вели справедливую войну против Советского Союза, который в их глазах и большей части мирового сообщества выступил агрессором, посягнувшим на независимость и суверенитет Финляндии. И нужно признать их точка зрения достаточно обоснована.
- Почему?
- Ну хотя бы потому, что мы предъявили территориальные претензии на основании того, что когда-то эти территории были царскими вотчинами и Финляндия входила в Российскую империю. Кроме того, с точки зрения нашей безопасности очень невыгодно, когда граница с соседним государством проходит всего в тридцати километрах от многомиллионного Ленинграда. Мы же с тобой прекрасно понимаем, что это меньше одного дневного перехода для любой моторизованной армии. Думаю, что Сталин это предвидел и предложил выгодный обмен. Финляндия отодвигает свои границы на семьдесят километров вглубь своей территории, а мы передаём им земли на Карельском перешейки по территории в три раза больше, чем уступают нам они! Это их не устроило. Наверное, на это у них были веские причины. Но это не устроило и Сталина. Результат – война, десятки тысяч погибших и раненых. На чьей стороне правда?
Иванов напряженно молчал.
- У каждого своя правда. У финнов своя, у нас – своя, - сделал вывод Иван.
Он с некоторой долей иронией посмотрел на озадаченного комбата и предложил:
- Ладно. Давай спать, Петр. Утро, как говорится вечера мудренее. Где меня положишь?
- Давай ложись на мой топчан. Все равно с утра идти вместе на КП батальона. А я здесь на тулупчике на лавке перекантуюсь.
- Может лучше я на лавке, - предложил Иван.
- Нет уже. Ты, как никак, гость. А я ещё посижу над картой, обмозгую некоторые моменты. Так, что давай не стесняйся. Можешь укрыться своим тулупом, а будет жарко - моей плащ-палаткой. На топчане у стены свёрнута.
Комбат, не дожидаясь ответа, подбросил в буржуйку пару берёзовых поленьев и уселся спиной к гостю, загораживая от него дрожащий свет коптящей гильзы.
Он склонился над развернутой картой, что-то отмечая тонко заточенным карандашом.
Накопленная за последние несколько дней усталость навалилась на Ивана тяжестью во всем теле, и он тут-же заснул.

***
Как ни странно, но длинный разговор с комбатом спрятался в глубине его сознания и не помешал отрешиться от сурового армейского быта.
 Во сне он увидел жену.
Даша шла босая впереди него в нескольких шагах по морскому песку у самого края береговой линии.
Она была одета в лёгкое голубое платье с яркими крупными белыми ромашками.
Тонкая материя чутко реагировала на малейшее дыхание набегающего морского бриза, плотно прижимаясь к молодому женскому телу и подчёркивало его плавные изгибы.
Голова девушки скрывалась под соломенной шляпой с широкими полями.
Она широко размахивала открытыми руками в такт лёгким шагам подобно птице, пытающейся оторваться от земли в ясное голубое небо.
Ее ноги периодически по щиколотки погружались в пену набегающих волн, оставляя возле них витиеватые буруны.
Даша шла не оборачиваясь, гордо подняв голову и казалось не замечала вокруг себя ничего.
Иван следовал позади, наблюдая с трепетом за природной грацией женского тела.
Каждый сделанный шаг подчеркивал отдавался заметным перекатом ягодиц под тонкой полупрозрачной материей.
Лучи садящегося впереди красно-оранжевого солнца без труда пронизывали лёгкое платье, демонстрируя идущему позади мужчине стройные ноги жены.
Иван шел, не отрывая восхищенного взгляда от женских форм, невольно подстраиваясь под такт ее шагов.
Он не уловил момента, когда светило скрылось за линией горизонта, погружая все вокруг в предночной сумрак.
Манящие линии женского тела скрылись под потускневшей материей, а море подернулось стальным холодным оттенком.
Иван хотел окрикнуть Дашу, чтобы выйти из воды, но внезапно осекся, наблюдая за метаморфозами, которые происходили на его глазах с поверхностью моря.
Сначала оно из серого стало темно-бежевым, а затем быстро сменило цвет на розовый оттенок.
Иван остановился, пораженный увиденным.
Очередная пришедшая волна мягко обняла стопы его ног и не ушла назад в породившее ее море.
Мужчина почувствовал неприятную тяжесть, которая прижала его ноги к плотному, как бетон морскому песку.
Давление заметно возрастало и каждый последующий шаг давался ему с большим напряжением. Ивану становилось все сложнее отрывать ноги от колючего песка. Вскоре наступил момент, когда его сил не хватило, чтобы преодолеть давление воды. Было такое ощущение, как будто его ноги увязли в жидком бетоне.
Он беспомощно остановился на месте и с удивлением смотрел на удаляющуюся от него с каждой секундой Дашу.
Девушка шла все также легко и беспечно взмахивали руками в такт шагов.
Иван в отчаянии закричал. Но вместо крика из его рта вырвалось хрипящее шипение, напоминающее предупреждение змеи.
Он посмотрел вниз и увидел, как вода снова стремительно меняет цвет.
Из бледно-розовой она стала кроваво-красной, а ещё через некоторое время приобрела темно-бурый оттенок.
Мужчина понял, что это не вода. Это кровь, которая хлестала по его ногам. Она периодически поднималась вверх по щиколоткам, а затем скатывалась назад, оставляя темные извилистые следы.
Иван почувствовал накатывающий приступ тошноты, подступающий к горлу.
Он вновь посмотрел в сторону удаляющейся жены.
На удивление ее ноги были чисты.  К ним кровь не прилипала.
Мужчина сделал отчаянную попытку вырваться на берег из власти дурной стихии.
Его тело подались рывком вперёд и потеряло равновесие.
Иван с ужасом почувствовал, как падает в эту кровавую жижу и в этот момент проснулся.

***
Несколько секунд он беспомощно лежал на топчане, смотря в черный от сажи накатанный бревенчатый потолок землянки под впечатлением увиденного сна.
Гильза продолжала нещадно чадить, разбрасывая замысловатые прыгающие тени по стенам землянки.
Офицер опустил взгляд вбок на лавку.
Комбата не было. На столе стоял чайник, знакомая алюминиевая кружка и потертый котелок, прикрытый полотенцем.
Мужчина посмотрел на часы. Светящиеся стрелки циферблата показывали без десяти шесть утра.
- Пора вставать! – дал себе Иван, отбросил тулуп в сторону и поднялся с топчана.
В землянке было зябко. Очевидно, Иванов ушел не меньше часа назад. В самодельной буржуйке дрова успели полностью прогореть, а тонкий металл остыть.
Сделав по привычке для зарядки несколько приседаний и широких махов руками, он привел себя в порядок и, не позавтракав направился в сторону НП батальона.
Предстоял напряженный день, и он не желал быть голым статистом, подводящим итоги атаки танковой группы Белова на Никольское.
На выходе он обернулся, вновь окинул спартанский вид временного жилища и подумал, что за сотни лет ведения человечеством войн походная жизнь практически не изменилась.
Иван уверенным шагом направился по ходу сообщения в сторону НП, прикидывая на ходу план своих дальнейших действий на ближайшие сутки.
Было очевидным, если группа Белова в Никольском не обнаружит новые немецкие танки придется сегодня вечером ехать в соседний полк. На все про все, у него ему было отпущено десять суток. И за это время он должен был охватить участок фронта почти в сто километров.
- Но ведь слышали же здесь бойцы шум неизвестных моторов, - утешая себя вспомнил Иван слова комбата.
- Нужно искать! Должны быть где-то эти чёртовые танки! Нужно предупредить лейтенанта, чтобы был осторожнее и глядел в оба, - рассуждал офицер, приближаясь к батальонной штабной землянке.
Вход в нее охранял щуплый боец в туго перетянутым ремнем шинели.
Увидев приближающегося майора, он бодро крикнул в землянку:
- Товарищ комбат, товарищ майор прибыл!
- Пропусти! – послышался ответ Иванова.
В землянке помимо него находился старший лейтенант с пехотными петлицами и радист с развернутой радиостанцией.
- Знакомься, Иван! Старший лейтенант Синягин Олег Иванович. Командир сто первого стрелкового батальона.
- Временно, исполняющий обязанности командира батальона, - уточнил старший лейтенант, протягивая вошедшему крепкую широкую ладонь.
- Все мы на войне временно исполняющие обязанности, - философски заметил Иванов, - Одни дольше, другие – меньше!
- Ну, что, как дела? – поинтересовался Иван.
- У меня все готово. Сводная группа в составе трёх танков и взвода пехотинцев из батальона Синягина уже полчаса, как на исходной. Жду, когда немного рассветет и начнем.
Шевяков посмотрел в узкую прорезь амбразуры, направленной в сторону немцев, но ничего кроме черного прямоугольника не увидел.
- Военная версия знаменитой картины Малевича, - с юмором подумал про себя Шевяков.
- Обождем ещё с полчасика, - предложил Иванов.
- Я не против. Вы тут командуете, - согласился Иван и посмотрел на Синягина в ожидании его мнения.
- Я двумя руками за! При такой видимости мои бойцы вряд ли чем смогут поддержать танки.
- Тогда перекур! – решил Иванов и потянулся за папиросами.
Комбат выбил из пачки через надорванный уголок три папироски и любезно протянул офицерам.
Иван год, как расстался с этой пагубной привычкой, но иногда позволял себе покурить в напряжённые моменты.
Сейчас был именно такой момент.
Закурили.
Все трое молча глотали едкий душистый дым, думая о своем.
Наконец, Иван прервал затянувшуюся паузу:
- Белова предупредил? – поинтересовался он у Иванова.
- Предупредил, конечно. Только, что толку от этого предупреждения. Три танка против хорошо укреплённого пункта и окопавшихся в нем немцев, это пшик.
Старший лейтенант бросил на Иванова заинтересованный взгляд, пытаясь понять смысл разговора.
- Мы, Олег Иванович, о новых немецких танках, говорим, - прояснил Иванов.
- Каких новых танках? – спросил Синягин.
- Да черт его знает, каких! Вот товарищ майор с Кубинского полигона может что-то больше тебе расскажет.
Пехотный комбат посмотрел выжидательно на незнакомого майора, ожидая от него разъяснений.
Шевяков вкратце описал ситуацию, не вдаваясь в подробности.
Тем временем прямоугольник амбразуры стал сереть, отодвигая с каждой минутой ночной мрак все дальше и дальше от НП.
- Пора! – сказал Иванов и дал команду по рации группе Белова атаковать село.
Где-то позади НП взревели танковые моторы тридцатьчетверок.
Через короткое время громко лязгая гусеницами они прошли слева и справа от НП и с грозным видом ушли в сторону немецких.
-  Да, внезапной атаки явно не получится, - подумал Иван.
- Такой грохот мертвого разбудит! – разочарованно озвучил старший лейтенант, выбросив щелчком пальцев окурок в проем амбразуры.
Причину этого грохота Иван знал.
К концу сорок первого года танковые заводы, спешно эвакуированные на Урал и в Сибирь, только-только начинали выпуск танков. Катастрофически не хватало сырья, в частности искусственного каучука, используемого для изготовления резиновых бандажей опорных катков тридцатьчетверок.
В связи с этим оборонные предприятия упростили технологию и стали изготавливать их цельнометаллическими.
Можно представить, какой шум они издавали, когда по пяти стальным каткам перематывалась стальная гусеница с крупными гребнями.
Но в условиях нехватки танков на фронте об этом мало уже кто думал.
Каждая боевая машина, поступающая на фронт, была в сорок втором году на вес золота.


Глава 8 Первая встреча с «Тигром»

- «Кедр»! Я «Береза»! – услышал Белов позывной комбата.
- Доложите готовность!
- «Береза»! Я «Кедр»! К бою готов! – уверенно доложил командир группы, возвращаясь от воспоминаний первого боя к действительности.
- Понял! Жди сигнала! – закончил краткий радиообмен комбат.
Белов еще раз прокрутил в голове поставленную перед ним боевую задачу для сводной группы.
Итак, они должны на максимальной скорости ворваться в Никольское, разворошить это осиное гнездо и выявить огневые точки. Обычная задача для разведки боем. Из всего, что он услышал от комбата его смущало только одно. Майор Иванов уже после постановки задачи Белову попросил его быть особо внимательным при встрече с немецкими танками.
На командирской карте лейтенанта вражеские танки не значились.
На ней была обозначена противотанковая батарея справа в двухстах метрах от села на высоте 185,6 и несколько пулеметных гнезд в первой линии немецких окоп.
Пулеметы Белова не волновали, а вот с противотанковыми средствами нужно было быть осторожнее.
Немецкое 45-ти миллиметровое противотанковое орудие было способно пробить боковую броню тридцатьчетверки с расстояния до пятисот метров. Этот факт он учел при определении задач между подчиненными.
Танк старшины Лаврентьева, его заместителя, с отделением автоматчиков на броне, должен был обойти деревню справа и подавить батарею.
Танк старшего лейтенанта Бутузова также с отделением автоматчиков должен был на предельной скорости прорваться по левому флангу за село и поддержать лобовую атаку Белова по центру.
В случае успеха по его команде остатки батальона должны были поддержать их атаку и захватить село, отбросив немцев в открытое поле.
Небо начинало сереть, но густой сырой воздух, казалось, обволакивал каждый сантиметр прихваченной первым морозом осенней земли, деревья и застывшие в ожидании команды многотонные стальные машины, оставляя на них свою легкую изморозь в виде витиеватой едва заметной в сумраке утра серебристой паутиной.
- «Кедр»! Я «Береза»! «555!»! – прозвучало в наушниках команда.
- Вперед! – скомандовал лейтенант механику и прильнул к окуляру прицела.
Из-за осевшего на землю утреннего тумана видимость не превышала пары сотен метров.
- Это хорошо! – успел подумать Белов.
- Значит, и немцы нас не видят и не смогут вести прицельный огонь! Они, конечно, услышат приближающийся рев дизелей тридцатьчетверок. Тем более, что при большой влажности воздуха звук распространяется очень далеко. С другой стороны, стрелять на звук в «молоко» дело неблагодарное. Да и обнаружить свои позиции раньше времени они вряд ли захотят. Значит есть шанс добраться до окраины села без непосредственного огневого контакта.
Сергею казалось, что время в какой-то момент остановилось в тесном заброневом пространстве, как неисправный маятник настенных часов.
Каждую секунду он ждал появления вражеских позиций, а их не было видно.
На секунду он даже засомневался, что их группа движется в правильном направлении. В таком тумане легко можно было сбиться с курса и проскочить мимо села. Но командирский азимутальный указатель показывал, что танк движется в правильном направлении.
Белов немного успокоился и продолжал пристально всматриваться в висящую над полем серую мглу.
- «Третий»! Я – «Первый»! - обратился он по рации к Бутузову, двигающегося где-то слева.
- Что наблюдаешь, «третий»?
- «Первый»! Видимость практически нулевая! Продолжаю движение!
- Понял! Внимательнее. Не проскочи окраину села!
Сергей не успел закончить фразу. Перед танком метрах в двадцати взметнулся черный фонтан земли от взорвавшегося фугасного снаряда. Разлетевшиеся по кругу комья простучали дробью по броне, присыпав легкой пылью зеркало прицела.
- Механик, влево двадцать! – скомандовал командир танка, поворачивая башню вправо по курсу движения.
- Ага! Не выдержали у немчуры нервы! – удовлетворенное подумал Белов, высматривая в серой завесе притаившуюся на правом фланге вражескую батарею.
То, что это был выстрел из орудия он не сомневался.
За время, что он был на фронте он научился безошибочно определять по звуку различные вражеские огневые средства.
- Механик, третью! – дал он команду Марченко увеличить скорость.
Следующий взрыв всколыхнул промерзшую землю уже метрах в пяти левее танка.
- Вот, сволочи! Пристреливаются! Как там десант? – с тревогой подумал лейтенант о пехотинцах, трясущихся сверху на броне.
Он понимал, что если те сейчас сиганут с танка, то без пехоты в селе ему будет очень не просто.
Но выяснять сейчас остался десант с ним или нет времени не было.
- Осколочный! Заряжай! – крикнул он Вострецову, одновременно поворачивая башню в сторону, где должна была располагаться вражеская батарея.
Не отвечать ей было опасно.
Сергей напряженно всматривался в прибор, ожидая следующего выстрела. А то, что он последует, он не сомневался.
Батарея раскрыла себя и ее обслуге ничего не оставалась, как вступить в огневую дуэль с приближающимся противником.
Сквозь серый туман едва заметно мелькнула оранжевая вспышка артиллерийского выстрела. Через секунду до танка докатилась звуковая волна.
На этот снаряд разорвался с солидным перелетом, метрах в пятидесяти за танком.
- Ага, вот вы где! – удовлетворенно подумал командир танка.
- Короткая! – последовала очередная команду механику.
Танк резко клюнул носом, качнулся на амортизаторах и замер в ожидании действий экипажа.
- Мать твою…! – донеслось с кормы моторно-трансмиссионного отделения чей-то отборный русский мат.
- Не сиганули! - сделал для себя утешительный вывод Белов, наводя метку прицела на место, откуда был произведен выстрел.      
- Выстрел! – громко предупредил он экипаж, нажимая педаль механического спуска.
- Орудие исправно выплюнуло из своего холодного жерла первый посланный в сторону врага огненный снаряд.
Сергей на секунду отследил его яркий след, а затем вспышку от взрыва.
- Неплохо! – сделал он вывод.
- Механик, вперед!
Теперь нужно было поскорее покинуть место выстрела, так как немецкие артиллеристы не останутся в долгу.
Танк бодро ускорился, оставляя потенциально опасное место.
Через секунду практически одновременно он увидел две вспышки и позади танка раздались два взрыва.
- Хрен Вам! Обломись! – радостно подумал офицер, наблюдая, на выстрел справа, произведенный из танка старшины Лаврентьева.
- Молодец! – похвалил мысленно он подчиненного.
- Вовремя!
В поле зрения появились желтые светлячки выстрелов из стрелкового оружия, потянувшихся к приближающимся танкам.
- Ага, ну вот и окопы! – подумал Сергей, слушая горох пуль, ударивших по корпусу танка.
- Стрелок, чего ждем? – зло бросил он по внутренней связи младшему сержанту Гванидзе, включенному в его экипаж только вчера. Штатный стрелок-радист ефрейтор Терентьев угодил неожиданно в санчасть вчера утром с воспалившемся на указательном пальце панариции. Пустяковая ссадина нагноилась и потребовала хирургического вмешательства. Как тот не просился взять его с перебинтованным пальцем на задание, Белов был вынужден ему отказать.
Он исходил из того, что на стрельбу забинтованная культя особо не влияла. Нажимать на спусковой крючок при желании можно и средним пальцем. А вот на скорость перезаряжания диска на танковом пулемете забинтованный палец повлиять мог существенно.
Поэтому, как не убеждал его стрелок-радист, он был вынужден ему отказать.
В бою каждая секунда промедления может стать роковой не только для машины, но и для экипажа.
Поэтому он, как и большинство танкистов, никогда не закрывал в бою на стопор башенные люки, оставляя их полуоткрытыми.
По рассказам фронтовиков эта мелочь спасла на фронте не одну сотню, а может быть и тысячу танкистов, экстренно покидающих горящие машины.
- Есть, командир! – раздался в наушниках басовитый ответ Гванидзе с характерным грузинским акцентом.
В ту же секунду исправно застучал танковый Дегтярь, щедро посылая перед танком длинные очереди выстрелов. Уложенные через три патрона трассеры создавали эффект ярких елочных гирлянд, разбросанных в хаотичном порядке в сером сумраке ноябрьского утра.
Белов снова сосредоточился на панораме прицела, выискивая танкоопасные цели.
Артиллеристы перенесли огонь на танк Лаврентьева, боясь очевидно своим огнем зацепить своих солдат в линии окоп.
Танк заметно прыгнул, переваливаясь через окопный бруствер и осыпав солидный пласт первой траншеи устремился дальше.
Слева метрах в пятидесяти из полуразрушенного бревенчатого амбара по танку ударил пулемет, сгоняя прижавшийся к спасительной броне десант на землю.
Те горохом посыпались с машины вниз и залегли на земле, прижатые кинжальным огнем пулемета.
- Механик, возьми левее! – крикнул в лингафон Сергей.
Затянутый левый фрикцион послушно изменил направление движения тридцатьчетверки.               
- Так держать!
- Осколочным, заряжай!
Вострецов бодро забросил фугас в казенник пушки и прижался к боковине башни в ожидании выстрела.
- Короткая!
Танк замер на месте.
Орудие с грохотом выплюнуло из себя восьмикилограммовый снаряд, разгоняя его с бешеной скоростью в направлении цели.
Практически одновременно с огненной вспышкой, накрывшей остатки амбара, докатился звук взрыва.
- В десятку, командир! – удовлетворенно прокомментировал механик, наблюдая разлетающиеся на десятки метров в стороны куски бревен и дранки от крыши.
Пулемет замолчал. Пулеметный расчет не проявлял никаких признаков жизни.
Медленно осевшая после взрыва пыль открыла печальную картину. На месте, где стоял деревянное строение сияла дымящаяся воронка с отдельно торчавшими из нее остатками бревен.
- Не плохо! – похвалил себя Белов.
- Вперед! – скомандовал он Марченко.
Танк дернулся и уверенно покатился к крайнему дому, стоявшему метрах в ста от разрушенного амбара.
- Прибавь ходу!
Белов повернул башню влево, пытаясь поймать в поле зрения танк Бутузова.  Но его нигде не было видно.
- Может он уже успел обойти село слева, пока мы возились с пулеметом? - спросил себя командир, из всех сил накручивая рукоятку механизма поворота башни вправо и выравнивая ее по ходу движения.
По доносившимся справа выстрелам Белов сделал вывод о продолжающейся дуэли Лаврентьева с вражеской батареей. Редкие хлопки одиночного немецкого орудия свидетельствовали, что перевес был на нашей стороне.
Белов слышал, что старшина был опытным дуэлянтом и больше двух снарядов на одну цель, как правило, не тратил.
Лейтенант сосредоточился на приближающемся селе, выискивая в поле зрения новую цель.
Слова комбата о возможной встрече с немецкими танками не выходили у него из головы.
Тем временем танк поравнялся с первым домом, представлявшим собой несколько обгорелых венцов бревен и закоптившуюся русскую печь с гордо торчавшей вверх трубой.
Танк медленно покатился по улице, по сторонам которой стояли такие же остатки редких строений.
Кое где можно было увидеть чудом уцелевшие амбары для скотины и куски грубо сколоченного заборного штакетника.
Немцев в деревне не наблюдалось.
Вдруг метрах в ста впереди с прилегающего слева переулка выкатилась тридцатьчетверка со знакомым бортовым номером «17».
 - А вот и Бутузов, - подумал Сергей.
Танк на несколько секунд остановился, поводил башней влево-вправо, осматриваясь вокруг. Затем двигатель выпустил солидную порцию сизого дыма и покатил впереди Белова метрах в пятидесяти.
- Неужели немцев в самом деле в селе нет? – рассуждал Белов и крутнул башню вправо на девяносто градусов в надежде увидеть танк Лаврентьева. Но танка старшины он не увидел. Выстрелы справа также прекратились.
Белов повернул башню обратно и сосредоточил все свое внимание на идущем впереди танке Бутузова.
Тот практически уже достиг конца деревни, когда вдруг внезапно дернулся на месте, как будто напоролся на невидимую преграду.
Одновременно раздался хлопок выстрела, донесшийся откуда-то спереди.
Танк мгновенно окутался клубами дыма, а из прикрытых башенных люков вырвались яркие языки пламени, напоминающие погребальный жертвенный костер.
- Командир, Бутузов горит! – нервно крикнул Марченко.
- Вижу! Не останавливаться! Бери правее, прижимайся к дому! – скомандовал Белов, выискивая в прицел стрелявшего.
Резкий звук выстрела напоминал выстрел немецкой зенитки.
- Откуда здесь зенитки? – спрашивал себя лейтенант, всматриваясь в круг окуляра прицела.
Тридцатьчетверка взяла правее, укрываясь за полуразрушенным бревенчатым строением.
- Стой! – скомандовал Белов.
Танк замер, не доехав до строения метров пять.
Вострецов тревожно смотрел на командира, пытаясь отгадать его дальнейший маневр.
Сергей взглянул на подчиненного и ободряюще сказал:
- Ничего, сейчас мы посмотрим на этого гада поближе!
Сергей откинул командирский люк и высунувшись по плечи из башни стал выискивать цель в бинокль.
Он пробежался взглядом по всей ширине сектора, начиная от горящего танка Бутузова до конца улицы, но ничего не заметил.
- Ну, где ты прячешься, гаденыш! – тревожно спрашивал он себя.
Справа метрах в ста пятидесяти показался знакомый силуэт тридцатьчетверки Лаврентьева. Она уверенно двигалась по прилегающим огородам, ломая подобно спичек длинные жерди, обозначающие личные наделы колхозников и подминая их под перематывающие гусеницы многотонной машины.
- Значит, с батареей покончено! – удовлетворенно подумал лейтенант, наблюдая за приближающимся танком.
- Еще немного и он выйдет в зону поражения, где-то затаившегося впереди врага, - подумал Сергей и переключив рацию на внешнюю связь предупредил подчиненного:
- «Второй», я «Первый»! Впереди слева немецкое орудие! Будь внимательнее!
- Понял, «Первый»! – уверенно доложил старшина, поворачивая башню влево на сорок пять градусов в поиске вражеской цели.
Сергей наблюдал за действиями Лаврентьева, пытаясь предугадать маневр подчиненного.
Вдруг его орудие на секунду озарилось яркой вспышкой, а через секунду долетел звук произведенного выстрела.
Лаврентьев с ходу отправил снаряд в невидимую для Белова цель.
- Выходит, времени на остановку у него не было, - мелькнула у лейтенанта мысль.
Он вновь посмотрел в бинокль по направлению выстрела тридцатьчетверки и снова ничего не увидел.
В ту же секунду с конца деревни раздался ответный выстрел.
Сергею показалось, что нос танка старшины коснулся электрического кабеля высокого напряжения. Лобовой наклонный лист взметнулся фонтаном огненных искр.
Танк на мгновение дернулся, но продолжил движение.
Из люков башни показались языки пламени, увеличивающиеся с каждой секундой.
Белов завороженно смотрел на страшную картину гибели своего товарища.
Было понятно, что экипаж погиб, но мертвая машина уверенно продолжала двигаться вперед по заданной механиком траектории.
Двигатель исправно работал, перематывая стальные траки по зубьям ведущих колес.
Танк начал забирать влево и через несколько десятков метров уткнулся в обгорелый бревенчатый сруб стоявшего впереди по улице дома и безжизненного замолк.
Из горевшего танка никто появился.
- Мать твою! – выругался в отчаянии Белов.
За несколько минут он лишился двух танков.
Невидимый враг легко расправился с тридцатьчетверками, которые всегда могли постоять за себя.
- Механик, вперед! Объезжай амбар справа и прикройся танком Лаврентьева!
Сергей спустился в башню и снова приник к прицелу.
- Умелые руки Марченко уверенно повели машину в заданном направлении.
Черный дым от горевшего танка стелился по холодной земле, мешая рассмотреть, что было за ним.
- Значит, и меня не видно! – сделал вывод лейтенант, пристально высматривая в поле прицела опасного противника.
Механик умело подвел танк позади чадящей тридцатьчетверки, прикрываясь ее броней.
В редкие просвет черного дыма проглядывала окраина деревни.
- Ага, есть! – радостно подумал Сергей, обнаружив торчавший набалдашник из-за дома метрах в двухстах по прямой от него.
- Неужели и правда зенитка? – спросил он себя.
- Что она тут делает? У немцев что, закончились противотанковые пушки?
Решение пришло быстро.
- Осколочным, заряжай!
Крепкие руки заряжающего загнали снаряд в казенник, клин опустился, надежно запирая его в каморе орудия.
Сергей решил бить через стену, рассчитывая на то, что взрывной волной бревна снесет злополучное орудие.
- Выстрел!
Снаряд попал точно в цель, разметав в стороны бревенчатый угол избы.
Через несколько секунд пыль от дома разрушенного строения осела.
- Это, что за хрень такая? – непроизвольно вырвалось у удивленного Белова.
За остатками бревен вырисовывался контур неизвестного танка.
Огромные угловатые формы невольно навеяли кошмар увиденного после гибели Жильцова сна, где он безуспешно пытался убежать в чистом поле от преследовавшего его по пятам бронированного монстра.
Теперь этот кошмар вернулся в реалии.
Вражеский танк выпустил позади себя вверх густую струю выхлопных газов и стал медленно разворачиваться в его сторону.
- Бронебойным заряжай!
Командир понимал, что каждая секунда промедления могла стоить ему и экипажу жизни.
Дым, усиливающийся от горевшей тридцатьчетверки, периодически накрывал спрятавшийся за ней танк, мешая вести ему прицельный огонь. Белов понимал, что времени для маневра у него уже не было. Нужно было стрелять первым через дым. Только так у него был шанс выйти победителем в этой дуэли.
- Механик, включай заднюю и сразу после выстрела давай газу!
- Понял командир! – подтвердил Марченко, выжимая сцепление и втыкая кулису в положение «ЗХ».
Метка прицела уверенно легла в центр вражеской машины.
- Выстрел! – в отчаянии крикнул лейтенант с силой нажимая педаль спуска.
Огненная болванка в доли секунды преодолела короткое расстояние, разделявшее танки, и ударила точно в бронированный лоб немецкого танка, выбив сноп искр из круповской стали.
- Есть попадание! – радостно крикнул механик, наблюдавший за выстрелом.
Сергей видел, что попал в цель, но пробития не наблюдал.
Машина резко дернулась, клюнула носом и резво откатилась назад на десяток метров, прикрываясь, как щитом, подбитой тридцатьчетверкой.
Вовремя.
Прозвучал ответный выстрел. Вражеский снаряд просвистел всего в паре метров от башни танка, уносясь в сторону немецких позиций.
 - Бронебойный, заряжай! – последовала очередная команда заряжающему.
Белов понимал, что у него есть несколько секунд на выстрел.
- Механик, вперед!
Марченко понял замысел командира.
Машина сделала рывок вперед и снова заняла прежнюю позицию.
Белов снова ощутил, как время сжалось до максимально возможного предела, давая ему шанс осуществить задуманное.
Галочка прицельной метки прицела снова наехала на темный контур вражеского танка. 
- Выстрел! – прозвучала предупреждающая команда.
Практически одновременно раскаленная болванка вырвалась из жерла пушки, устремившись к цели.
На это раз снаряд угодил в броневую маску пушки вражеского танка, выбив из нее очередной сноп ярких искр и срикошетив ушел резко вверх.
- Есть попадание! – снова послышался радостный крик механика.
- Назад! – прозвучала ответная команда.
Однако на этот раз немец опередил их маневр.
Вспышка в набалдашнике вражеского орудия практически совпала с ударом тяжелой болванки по корпусу танка.
Грохот и дым заполнили все заброневое пространство тридцатьчетверки.
Поле прицела на пару секунд скрылось в голубом тумане. Уши заложило и окружающий мир потонул в колокольном звоне.
Справа за казенником пушки отчаянно тер глаза заряжающий.
Запахло гарью, а вслед на ней показались языки пламени из отделения управления. Горела разлившаяся по днищу танка солярка.
- Из машины! – скомандовал Белов, но не услышал собственных слов. Ему показалось, что он кричал в вакуум, в котором, как известно, звуковые волны не распространяются.
Он на секунду нагнулся вниз, пытаясь рассмотреть, что там с механиком, но жгучие языки пламени заставили его податься назад к башенному люку.
Вместе с заряжающим они покинули горящий танк, спрыгнули на землю и одновременно с разных сторон бросились к люку механика.
Люк был закрыт.
Ниже сантиметров тридцать под ним зияло сквозное рваное по краям отверстие от вражеского снаряда. Из нее подобно горелке вырывались оранжевые языки пламени.
Шансов помочь механику, даже если он был жив у них не было.
Одновременно сзади раздался треск вражеского пулемета.
Пули легли с недолетом в нескольких метрах от танка.
Белов с заряжающим, как по команде, бросились на землю и отползли за танк Лаврентьева.
В просветах между опорными катками они увидели, как немецкий танк тронулся и начал движение в их сторону, выискивая очередную цель.
Они для него угрозы не уже представляли.
Нужно было уходить к своим. С одним ТТ много не воюешь.
Сергей недовольно взглянул на безоружного Вострецова.
- Где автомат? Почему не взял?
- Да хрен его знает! Оглушило так, что забыл про все! – оправдывался заряжающий.
- Лучше бы ты мозги забыл! – зло заметил Белов.
- Много мы с тобой одним пистолетом и двумя обоймами не навоюем. А ППШ это уже что-то.
- Ладно, нужно уходить! – скомандовал он Вострецову и пополз за разрушенный амбар.
- Давай за мной!
В это время раздался очередной выстрел из приближающегося вражеского танка.
Танкисты прижались к земле и тревожно оглянулись на покинутую машину.
На этот раз снаряд угодил в погон башни тридцатьчетверки.
От удара тяжелой болванки башню танка с пушкой перекосило влево и вниз, и она стала напоминать голову подбитой птицы.
Языки пламени вырвались в образовавшийся разлом и весело побежали вверх по ее покатым бокам, черня защитную краску.
Кроме танка-убийцы в деревне других танков Белов не увидел.
Беглецы, прячась за разрушенными строениями обошли деревню справа и наткнулись на свежую колею, оставленную недавно танком Бутузова. По ним, прикрываясь предрассветной мглой, они где ползком, а где короткими перебежками через час добрались к своим.
Начатый утренним ноябрьским утром короткий бой быстро затих, напоминая о себе лишь тремя горевшими в деревне тридцатьчетверок.

* * *
Шум от танков постепенно затихал, но вскоре к нему добавился пулеметный огонь, а чуть позже выстрелы немецких пушек на правом фланге.
На них злобно отвечало орудие тридцатьчетверки справа. Остальные наши два танка огонь из пушек пока не вели.
- Лаврентьев стреляет! - прокомментировал Иванов, всматриваясь через бинокль в серую морозную мглу.
- Ни черта не видно! – досадовал он.
Шевяков стоял справа от комбата и смотрел туда, откуда доносилась невидимая артиллерийская дуэль.
- Может это и хорошо. При такой видимости немцам будет трудно вести прицельный огонь.
- Так-то оно так, но из танка ещё хуже видно. И найти немецкие позиции Лаврентьеву будет не просто. Хотя он опытный командир и свое дело знает, - прокомментировал Иванов.
Офицеры напряженно прислушивались к стрельбе на передовой.
Вскоре по центру к немецким МГ добавились длинные очереди танкового Дегтярева и выстрелы из 76-ти миллиметрового орудия.
- Это Белов, - произнес вслух комбат.
Через несколько минут артиллерийская стрельба справа прекратилась.
Это могло означать только одно. Немцам удалось подбить танк старшины, или последний удачно разделался с вражеской батареей.
На какое-то время огонь с обеих сторон стих.
Офицеры переглянулись.
Затем до них донесся выстрел, похожий на немецкую зенитку. Только он был более хлесткий. Хотя может звук искажало расстояние и повышенная влажность в воздухе.
- Откуда у немцев зенитки на передовой? – спросил вслух сам себя Иванов.
- Может быть это и не зенитка, - задумчиво ответил Шевяков.
- Да нет. За полтора года я научился отличать немецкие орудия по звуку. Это явно зенитка.
-  Через пару минут до майоров донеслась непродолжительная дуэль между неизвестной зениткой и тридцатьчетверками.
Затем все стихло.
Иванов отвернулся от амбразуры и нервно закурил.
- Ну вот и все, кажется, - с болью в голосе произнес майор.
- Думаешь это все? – с надеждой спросил Иван.
Иванов посмотрел в лицо Шевякова и ничего не сказав, направился к полевому телефону.
Он несколько раз судорожно крутнул ручку аппарата и скомандовал в трубку:
- Дай мне «Орешник»!
В воздухе землянки НП повисла тягучая пауза.
- «Орешник! Докладывает «Береза». Группа выполнила свою задачу!
Иванов замер, слушая ответ командира полка на его сообщение.
- Потери? Точно сказать не могу, но стрельба в деревне прекратилась пять минут назад. Пока никто из группы не вернулся. Как только видимость улучшится, уточню и доложу!
Комбат снова замолчал, слушая указания на том конце провода.
- Есть! Понял! Гость пока у меня. Будем наблюдать дальше.
Иванов положил трубку и посмотрел на Шевякова.
- Командир полка приказал продолжить наблюдение за Никольским и выяснить, что случилось с группой Белова. Ему звонили сверху и дали указания продолжить поиск новых немецких танков на нашем участке. Так, что, товарищ майор устраивайтесь в моей землянке и будем искать дальше ваши танки-невидимки. Я прикажу поставить второй топчан.
Шевяков взглянул на комбата.
- Ну, что же. Значит будем искать. Другого выхода у нас нет. За топчан спасибо, конечно.
Иванов подошёл к амбразуре НП, взял бинокль и направил его в сторону немецких окопов.
- А пока попробуем найти следы группы Белова. Далеко они продвинутся не могли. Бой длился не более пятнадцати минут.
Тем временем заметно рассвело.
Утренняя морозная дымка отступала от НП батальона, обнажая на припорошенной снежной изморозью земле глубокие раны войны.
Вскоре появилась линия наших окопов, а ещё через пару минут немецких траншей.
Еще через некоторое время на горизонте проступили очертания Никольского.
Остатки черных строений корявыми формами проступали на фоне заброшенного колхозного поля.
За передней линией деревянных домов поднимались три черных столба дыма. Два практически посередине деревни и один правее между селом и немецкой батареей.
Иванов несколько секунд смотрел на представшую перед ним печальную картину, а затем передал бинокль Шевякову.
- Ещё минус три машины, - подвёл он печальный итог.
Иван смотрел на чадящие костры от танков и чувствовал неприятный осадок от того, что это по его инициативе этих людей послали на смерть. И хотя умом он понимал, что это война и без жертв на ней не обойтись, неприятный осадок тяготил его душу.
Он повернулся к комбату и молча отдал ему бинокль.
- И что мы имеем в остатке? – спросил себя Иванов.
- Ничего! В поиске этих чертовых танков мы не продвинулись ни на йоту, а вот три танка и людей потеряли.
- Нужно думать! – ответил Иван.
- Может кто-то остался в живых из экипажей и вернётся.
Иванов с грустью в глазах посмотрел на майора и сказал:
- Может быть. Тогда мы узнали бы гораздо больше, чем знаем сейчас. Подождем.
Он снова закурил.
Выпустив первую струю густого дыма, он с грустью в голосе произнес:
- Лаврентьева жалко. Опытный командир. Он не мог так просто подставиться. Точнее его в стрельбе в батальоне никого не было и нет.
Иванов с горечью в глазах бросил на пол землянки недокуренную папиросу.
- Пошли перекусим чего-нибудь, а потом будем дальше думать.
Майоры вышли с НП и по извилистому ходу сообщения направились в землянку комбата.
Комбат снова развернул карту и долго изучал ее, оценивая позиции батальона Синягина и расстановку оставшихся своих танков.
Потом он поставил чайник на растопленную буржуйку и стал аккуратно нарезать на развернутой газете хлеб и сало.
Но позавтракать им не удалось.
Не успели они усесться за грубо сколоченный стол, как в землянку вбежал щербатый младший сержант в промасленной танковом комбинезоне и танкошлеме в руке.
- Товарищ, майор! Белов вернулся с заряжающим! – нервно доложил он.
Иванов с Шевяковым, как по команде вскочили из-за стола и бросились к выходу из землянки.
- Где они? – на ходу бросил комбат посыльному.
- На НП! Только что перешли передовую.
- Больше никто не вернулся? – мельком поинтересовался комбат.
- Никак нет! Только они двое! – отвечал младший сержант, едва успевая за размашистым шагом Иванова.
Расстояние до НП в этот раз они покрыли раза в два быстрее.
Ворвавшемуся в землянку словно вихрь Иванову поднялись щуплый лейтенант и младший сержант в грязных танковых комбинезонах.
Белов приложил руку к голове и уверенно доложил:
- Товарищ майор, во время атаки села Никольское танковой группой была уничтожена немецкая артиллерийская батарея и огневая точка противника. Наши потери три танка, два экипажа, механик-водитель Марченко и стрелок-радист Гванидзе сгорели в танках.
- А Лаврентьев? – болезненно вырвалось у Иванова.
Лейтенант посмотрел на комбата и подтвердил:
- И Лаврентьев вместе с экипажем сгорел.
Шевяков хотел спросить про новые танки, но сдержался, видя состояние комбата.
Иванов опустился на лавку и рукой показал, чтобы Белов и Шевяков присоединялись к нему.
- Давай, докладывай! Только все подробно и по порядку. Что и как!
Иванов бросил беглый взгляд на Шевякова и прочитал в его глазах интересующий его вопрос.
- Новые танки были?
Белов посмотрел на сидящего напротив комбата и сбоку на Шевякова.
- Так точно, товарищ майор, были, а точнее был. Один. Он всех нас и сжёг, гад!
Лейтенант начал свой рассказ, а Иван достал блокнот с карандашом и начал делать заметки для себя.
Иванов не перебивал подчинённого и думал о том, что его батальон меньше, чем за месяц из полноценной боевой тактической единицы сократился до танкового взвода и когда его пополнят до штата материальной частью и людьми было не известно.
Он бросил недовольный взгляд на сидевшего рядом и что-то пишущего Шевякова.
В который раз за сегодняшнее утро он подумал о том, что каким бесом занесло этого майора в его изрядно поредевший батальон. Если бы не он, то у него вместо взвода была бы сейчас почти танковая рота. Теперь перед ним стояла не простая задача по оказанию огневой поддержки стрелковому батальону всего пятью оставшимися машинами.
Но злость на Шевякова ушла, как только Иванов услышал от Белова детали боя с неуязвимым немецким танком.
-- Как он выглядел? Опиши его, а лучше нарисуй! – попросил Шевяков лейтенанта и протянул ему блокнот с карандашом.
Белов на несколько секунд задумался, вспоминая неудачный бой с этим мостодонтом и не уверенно стал набрасывать на чистый листок прямые линии вражеской машины.
Майоры с интересом наблюдали за появляющимися контурами вражеского танка.
- Ну как-то так! – подытожил свой рисунок Сергей, протягивая обратно Шевякову блокнот и карандаш.
Офицеры с интересом стали рассматривать сделанный офицером набросок.
- А размеры какие у него? Хотя бы примерно? – поинтересовался Шевяков.
Белов задумался и уверенно ответил:
- Высота не меньше трех метров и значительно шире тридцатьчетверки. По длине сказать ничего не могу, потому что видел его только с фронта. Свой бок он ни разу не подставил, а то бы я ему обязательно туда всадил бронебойный!
Иван продолжал внимательно рассматривать сделанный лейтенантом набросок.
- Гусеницы действительно такие широкие или ты не помнишь?
- Гусеницы очень широкие, раза в два шире тридцатьчетверки.
Шевяков призадумался, что-то просчитывая в уме.
Иванов с тревогой взглянул на майора и с интересом спросил:
- Зачем такие гусеницы танку? Больше похожи на болотоходные. Может немцы их для слабых грунтов сделали? Но сейчас в ноябре зачем их одевать на танк? – предположил комбат.
Иван посмотрел на Иванова и ответил:
- Да нет. Думаю, дело здесь не в болоте и не в слабых грунтах. Скорее всего это новый немецкий тяжёлый танк, поэтому и гусеницы такие широкие. Они просто необходимы, чтобы снизить удельное давление на грунт и обеспечить ему более-менее сносную подвижность и проходимость.
- Типа нашего КВ? – поинтересовался Белов.
Иван подумал, что-то прикидывая в голове и спустя некоторое время ответил:
- Да нет. Судя по ширине гусениц, если лейтенант правильно изобразил пропорции этот танк существенно тяжелее КВ-1.
- Ну давайте примерно прикинем. Попробуем решить, так сказать, обратную задачу от заданных немецким конструктором Вермахтом характеристик к этому танку.
Шевяков взял в руку карандаш и на чистом листе блокнота стал записывать цифры и свои расчеты, комментируя вслух.
- Так. Будем исходить из того, что ширина любого танка ограничивается габаритами железнодорожной платформы. Ведь его как-то нужно доставлять с завода на фронт. Ширина платформ для транспортировки танков у нас и немцев приблизительно одинаковая, несмотря на то, что железнодорожная колея у них уже нашей. Ширина может быть не больше 3,5 метров. Теперь длина. Она также задается в определенных пропорциях от ширины, так как существенно влияет на поворотливость машины. Чем больше отношение длины опорной поверхности гусеницы к ширине танка, тем он менее маневреннее. Учитывая, что танк тяжёлый эта характеристика должна быть не больше двух.
Иван уверенно начертил проекции гусениц танка в двух проекциях сбоку и сверху и расставил на них приблизительные размеры.
Он задумался на несколько секунд, оценивая эскиз и уверенно продолжил:
- Итак, исходя из рисунка товарища Белова можно предположить, что ширина танка составляет по максимуму около трёх с половиной метров.  Берём минимальное значение отношения длины опорной поверхности гусениц к ширине 1,6 и получаем расчетную длину около пяти с половиной метров.
Иван что-то просчитал в уме и продолжил свои размышления вслух:
- Из полученных пропорций можно предположить, что ширина гусениц этого мостодонта не менее семидесяти сантиметров. Умножаем две ширины гусениц на их длину и получаем суммарную площадь опорной поверхности. Это приблизительно семь с половиной квадратных метра. Плюс-минус, округляем для ровного счета до восьми.
Иван с интересом посмотрел на офицеров, внимательно наблюдающих за каждым его движением карандаша по бумаге.
- И что это даёт! – нетерпеливо поинтересовался Иванов.
- А это нам даёт возможность рассчитать расчетную массу танка.
- Как? – не утерпел лейтенант.
- Элементарно, товарищ лейтенант! Какое максимально допустимое удельное давление на грунт у танка?
Шевяков выдержал паузу, и не дождавшись ответа, продолжил:
- Максимум 0,8 килограмм-сила на сантиметр квадратный. Берём среднее значение – это 0,7. Таким образом, умножаем этот показатель на опорную поверхность танка и получаем массу порядка пятидесяти пяти тонн.
В землянке повисла долгая пауза.
- Пятьдесят пять тонн? – переспросил комбат.
- Но это же в два раза тяжелее тридцатьчетверки и даже на десять тонн больше, чем у нашего КВ.
- Да. Получается так, - подтвердил Иван, ещё раз бегло перепроверяя сделанные расчеты.
-  Все верно. Получается порядка пятидесяти пяти тонн.
- Нужно немедленно доложить все это командиру полка! – сказал Иванов.
- И не только. Мне все это нужно доложить в Автобронетанковое управление.
- Едем на НП полка! – подытожил итог беседы Иванов. Стал одеваться.
Иван последовал его примеру.
Через пять минут они тряслись на жёстком козлика по ухабам разбитой грунтовке для доклада.
Тем временем Белов неспеша шел к своей землянке, невольно продолжая прокручивать в голове весь ход короткого боя. Он в очередной раз пытался понять, где и что он сделал не так. Однако четкого ответа на свои вопросы он не находил.      
В памяти постоянно всплывали смертельные выстрелы бронированного чудовища, без труда поражающего тридцатьчетверки.
С горечью он вспоминал последний выстрел погибшего старшины Лаврентьева и собственную стрельбу по вражескому танку.
Оба его попадания в корпус и башню не причинили ему сколь заметного вреда.
Это подтверждало тревожные слова майора, что это новый тяжелый немецкий танк с мощным бронированием.
- Какая же у него должна быть толщина брони, если с расстояния в двести метров ему не удалось пробить его бронебойным снарядом в лоб?
При этом шестидесятимиллиметровая лобовая броня тридцатьчетверки не смогла противостоять мощи немецких снарядов.
- Да. С таким танком придется искать другие способы борьбы, - подумал Белов, подходя к своей землянке.
- Ведь не может быть у него такой брони по всему корпусу? Значит нужно бить его в бок, а лучше в корму.
Лейтенант вспомнил, как медленно поворачивался вражеский танк.
- Значит нужно использовать преимущество тридцатьчетверки в маневренности! – подытожил он свои невеселые размышления.
- Мы еще посмотрим, кто кого! – со злостью подумал Сергей о первой неудачной дуэли с немецким монстром.
- Цыплят, как говорится, по осени считают!
Больше всего сейчас лейтенант хотел вновь встретиться с сильным противником и проверить на практике свои выводы.
Но рассчитывать на это не приходилось.
С сегодняшнего утра он остался «безлошадным» и как долго ему придется оставаться без машины, оставалось только гадать.
Поставка новых машин, насколько он знал, в ближайшее время в полк не предвиделась.
На других участках фронта обстановка была куда сложнее, чем на их участке.
Поэтому новыми танками обеспечивались, прежде всего танковые полки, ведущие активные боевые действия.
Оставалось набраться терпения и ждать.
В то, что он еще сможет помериться силами с новыми немецкими танками он не сомневался.
Война была в самом разгаре и до ее окончания было еще очень далеко.


Глава 9 Неравный бой

К удивлению Сергея, опасения о долгом ожидании машины не подтвердились.
Через два дня комбат Иванов приказал ему принять командование над тридцатьчетверкой со строевым номером 114 младшего лейтенанта Фунтикова, которого накануне ночью отвезли в медсанбат с острым аппендицитом.
Такое на войне также случается.
Белов попросил комбата взять в экипаж своего заряжающего Вострецова.
Майор не стал возражать.
Таким образом, вновь сформированный экипаж остался почти на семьдесят процентов прежним. Механиком у выбывшего Фунтикова был пожилой сержант Фролов Александр Александрович, бывший тракторист колхозного МТС на Брянщине. Дядя Саша, как ласково называли его между собой танкисты, трепетно относился к своей тридцатьчетверке, не допуская к ней никого, даже помпотеха роты.
Это надо было видеть. Фролов называл ее ласково Марусей и ухаживал за ней так, как ухаживают только за любимыми женщинами.
Обслуживая двигатель или ходовую часть, он подолгу разговаривал с ней, рассказывая ей все последние новости батальона.
И надо сказать, Маруся платила ему благодарностью, не разу не подведя своего поклонника ни на длинных тяжелых маршах, ни в бою.
Некоторые посмеивались над чудачествами сержанта, но тот на них не обижался и терпеливо объяснял свое отношение к машине:
- Что такое танк? Вы думаете это куча железа, механизмов и агрегатов? А вот и нет! Вы только подумайте сколько людей вложили в него свои силы и умения, чтобы он из малопривлекательного сырья куска железа такие грациозные формы, силу и маневренность. Сколько людской энергии было на это затрачено. А, как известно из школьного курса физики энергия просто так не возникает и никуда не исчезает бесследно. Она отложилась внутри машины. Это нужно понимать и уважать. И только глупый и отсталый человек этого не может не понимать.
Невольные слушатели Фролова улыбались, но спорить не решались, понимая, что что доля правда в словах бывалого танкиста есть.   
Тем временем обстановка на их участке фронта менялась на глазах.
Немцы после их утренней атаки заметно активизировались.
Вместо уничтоженной погибшим экипажем Лаврентьева батареи через день появилась новая, но уже с более мощными 75-ти миллиметровыми противотанковыми пушками.
Это был серьезный противник для любого советского танка.
На протяжении суток батарея вела беглый огонь по позициям полка, на усиление которого были приданы остатки батальона майора Иванова.
Все говорило о том, что немцы что-то задумали.
Вечером до наших позиций снова долетал звук ревущих танковых моторов. С уже знакомым гулом Т-III были слышны нотки незнакомых более мощных двигателей, отличающихся низким басом на высоких оборотах.
На утро Иванов собрал командиров оставшихся четырех тридцатьчетверок и провел с ними окончательную рекогносцировку, распределяя остатки батальона равномерно по линии занимаемой им обороны.

***
Белову достался участок местности метрах в трестах левее НП батальона на небольшом возвышении, дающий хороший обзор участка обороны вплоть до злополучного села Никольского.
Перед экипажем ставилась задача поддержать огнем нашу окопавшуюся пехоту на почти полукилометровом участке рядом с НП.
После рекогносцировки Белов отдал приказание подчиненным рыть танковый окоп.
На его отрытие ушел почти весь световой день.
Прихваченная морозом глинистая земля с трудом отваливалась большими кусками и ни в какую не поддавалась заточенным штатным лопатам.
Пришлось греть землю. Для этого слили полбочки солярки, разлили ее по площади будущего окопа, а затем разожгли костры по его углам залитого участка.
Холодная солярка горела не охотно горела и ужасно коптила, выдавая будущую позицию танка.
Но другого способа быстро выкопать окоп не было.
Приходилось рисковать скрытностью выбранной позиции.
К удивлению, немцы проигнорировали чадящий дым с нашей стороны и продолжали методично вести беглый огонь по нашей пехоте, заставляя ее прижиматься к холодному дну окопов.
Огонь прекратился только к вечеру, не принеся особого урона нашей пехоте.
Лишь два бойца из секрета получили легкие ранения и были отправлены в полковой медсанбат.
Белов с экипажем успели до наступления темноты замаскировать оборудованную позицию. Для этого в ход пошел вырубленный поблизости с лесом кустарник.
Прибывший под вечер комбат отметил удачную позицию лейтенанта, дающую хороший сектор обстрела для танка.
Ужинали и ночевали под танком, разведя костер и укрыв корму танка изрядно потрепанным штатным брезентом. Военный быт научил танкистов использовать корпус машины не только для защиты от вражеских бомб и снарядов, но и от непогоды. 
С утра со стороны немцев послышался рев прогреваемых танковых двигателей.
Было понятно, что враг что-то затевает.
Сергей дал экипажу команду занять штатные места.
В рассветной мгле медленно проявлялись очертания разрушенных строений.
Линия немецких окоп черной змеей пересекала подходы к селу, как будто готовилась к смертельному прыжку на свою сестру, растянувшуюся ей параллельно на промерзшем поле метрах в пятистах восточнее.
До слуха Сергея донеслись отголоски взревевших танковых двигателей.
Высокие нотки не прогретых моторов с характерным металлическим присвистом отражались от холодной земли, наполняя утреннюю свежесть неприятным вибрирующим звоном.
Отдаленно это напоминало перелив конских бубенцов, но с более резким оттенком.
- К бою! – прозвучала в танке команда лейтенанта.
Вострецов привычно проверил закрепленные в боеукладке снаряды. Накануне они успели пополнить боезопас до нормы, половину из которого составляли бронебойные снаряды.
После встречи с неизвестным танком два дня назад это было не лишним.
Послышался характерный свист летящих мин и через несколько секунд передняя линия наших окоп скрылась за фонтанами взрывов.
Минометный огонь в отличие от артиллерийских выстрелов всегда отличается своим коварством. От падающих практически отвесно смертельных зарядов окоп не защищает. Хуже того, при попадании в него осколки зачастую рикошетят от промерзших его стен и поражают личный состав на десятки метров от места разрыва.
Белов с удовлетворением подумал о том, что пехотные мины не могут причинить вреда экипажу даже в случае прямого попадания в танк.
Но вот пехоте, в отличие от них, приходилось туго.
Сергей заметил, как несколько взрывов попали достигли цели, разорвались в окопах и выбросили наружу несколько тел солдат.
Сколько убитых осталось лежать в самих окопах оставалось только догадываться.
Вскоре за стеной взрывов показались несколько немецких танков, растянувшихся в боевую линию на всю ширину обороны батальона. Позади них на небольшом удалении шло до роты пехоты.
Белов насчитал восемь машин.
Среди знакомых силуэтов средних Т-III двигались два выделявшихся своими внушительными размерами уже знакомых по угловатым силуэтам танков.
Впереди из них двигался тот, который легко расправился с его сводной группой два дня назад. Он узнал его по характерным вмятинам на лобовом листе и бронемаске пушки от его метких выстрелов.
- Вот он, гад! – не выдержав, со злостью произнес он вслух.
- Бронебойным, заряжай! – прозвучала команда заряжающему.
Пара секунд понадобилось Вострецову, чтобы загнать снаряд в казенник орудия.
Белов сосредоточил все свое внимание именно на этом танке, не замечая другие атакующие позиции батальона.
В нем проснулся инстинкт охотника, обнаружившего дичь и желавшего взять реванш за предыдущую неудачную охоту.
Наученный горьким опытом он решил не обнаруживать себя заранее и ждал удобного момента, когда движущийся на него танк подставит борт.
Лейтенант знал, что бить снова в лоб этого бронированного мостодонта было занятием не благодарным.
Лейтенант внимательно смотрел в прицел на раскачивающийся в такт движения длинную танковую пушку с внушительным дульным тормозом.
Изредка из нее вырывался огненный факел и очередной снаряд уносился в сторону наших позиций.
 Экипажи других окопавшихся трех тридцатьчетверок не выдержали и ударили по головной немецкой машине, когда до нее было не менее пятисот метров.
Ударившиеся в лоб и башню танка с коротким промежутком два бронебойных снаряда выбили сноп искр и не причинили никакого вреда. 
Немец остановился, пропуская вперед себя более скоростные Т-III и стал хищно водить своим орудием по сторонам, выискивая замаскировавшегося противника.
Его башня медленно повернулась сначала влево, а затем вправо. Ствол пушки опустился параллельно земле и вскоре обнаружил цель.
Прозвучал выстрел.
Белов проследил за уносящимся снарядом и увидел, как тот с первого выстрела поразил стоявшую метрах в двухстах правее его танка тридцатьчетверку с бортовым номером «118».
Это была машина младшего лейтенанта Капарушкина. Он прибыл к ним в батальон меньше месяца назад из той-же танковой школы, что и Белов. Они были с ним земляками и в редкие свободные минуты любили вспоминать родные места.
Снаряд угодил точно под башню, сорвал ее с крепления и отбросил метров на пять за обезглавленный корпус машины.
- Гад! – в гневе закричал Белов.
 Он больше не мог наблюдать за безнаказанностью вражеского танка и стал наводить на него пушку танка.
Тот тем временем двинулся дальше, вальяжно перевалился через бруствер наших окопов и заметно прибавил ходу, не утруждая себя уничтожением оставшейся позади себя нашей пехоты.
Когда до танка оставалось метров триста, Белов нажал на спусковую педаль механизма выстрела.
Тридцатьчетверка дернулась всем своим корпусом, отправляя стальную болванку снаряда в сторону противника.
На этот раз Сергей решил не рисковать и целился в гусеницу.
Выстрел оказался удачным. Снаряд угодил точно в ведущее колесо.
Разорванная гусеничная лента стальной змеей поползла впереди подбитой машины.
Танк по инерции прокатился по стальной ленте опорными катками несколько метров и неуклюже сполз на грунт, зарываясь глубоко в землю.
Белов с удовлетворением отметил искореженное ведущее колесо на обездвиженной машине.
Танк замер, а затем включив задний ход попытался заехать назад на разбитую гусеницу. Однако у него ничего не получилось.
От выполненного маневра опорные катки еще больше утонули в грунт и танк заметно осел на правую сторону.
- Ну вот теперь тебе гад будет не так просто вести прицельный огонь! – с удовлетворением отметил Белов, наблюдая за безуспешной попыткой немецкого механика выровнять подбитую машину.
- Фугасным, заряжай! – крикнул Белов заряжающему.
Вострецов с удивлением посмотрел на командира, но послушно загнал в казенник пушки нужный снаряд.
Прозвучал выстрел.
Снаряд угодил точно в башню танка.
Сноп вырванных из брони желто-оранжевых искр на секунду скрыли вражескую машину из поля зрения прицела.
- Ага! Не нравится! – крикнул лейтенант.
- Еще фугасный!
Следующий выстрел пришелся практически в то же место на башне, что и первый.
Следовавшие рядом от подбитого танка два Т-III остановились рядом с ним и хищно заводили жалами своих орудий в поисках стрелявшего в их тяжелого собрата.
- Бронебойный! – выкрикнул Белов и усело подвел прицельную марку под ближайший остановившийся танк.
Немец опоздал с выстрелом на доли секунды.
Вырвавшийся их орудия стальная болванка расколола башню немецкого танка, ворвавшись внутрь заброневого пространства и неся смерть вражескому экипажу.
- Еще бронебойный!
Второй Т-III успел выстрелить. Снаряд поднял облако пыли в земляном валу танкового окопа и ударившись в маску пушки срикошетил круто вверх, оставляя за собой в воздухе белесый след.
От удара 57-ти миллиметрового снаряда в танке зазвенели резкие нотки, наполняя отражаясь от внутренней поверхности брони.
- Ах, вот ты как! Ну получай тогда!
Белов совместил метку прицела с проекцией немецкого танка и с силой нажал на педаль спуска пушки.
Снаряд угодил в борт корпуса танка на линии башни между поддерживающими и опорными катками.
Сергей увидел, как хваленая круповская броня лопнула подобно скорлупе ореха под ударом шестикилограммовой стальной болванки. На доли секунды в борту танка зиял рваный черный пролом, из вырвался длинный язык пламени и одновременно донесся взрыв сдетонировавшего боекомплекта.
По корпусу танка пробежала волна судороги и он стал медленно разваливаться на глазах.
Сорванная с погона угловатая башня подпрыгнула на полметра вверх, с грохотом упала на верхний броневой лист, и заваливаясь набок стала медленно сползать вниз.
В глаза Белову бросились две пары торчавших из башни человеческих ног, одетых в черные комбинезоны и короткие ботинки.
Через пару секунд башня уткнулась стволом в землю, а тела мертвых немецких танкистов вывалились из нее и замерли возле гусеницы.
- Отступает, немчура! – услышал в наушниках Белов голос механика.
Он перебросил панораму прицела снова на застрявший неизвестный танк и скомандовал;
- Еще фугасный!
Тяжелый снаряд руками заряжающего буквально влетел в казенник и закрылся клином затвора пушки.
Лейтенант привычными движениями рук подвел метку прицела к танковой башне мостодонта и произвел выстрел.
Снаряд ударил в бок башни и, выбив очередной сноп ярких искр, ушел в землю метрах в десяти от танка.
- Вот, гад! – зло выкрикнул Белов, - ничего его не берет!
В этот момент люки на вражеском танке открылись и из него стал спешно вылезать экипаж.
Держась руками за головы, немецкие танкисты неуверенно короткими перебежками пригибаясь к земле побежали в сторону своих окопов.
Их бегство умело прикрывал огонь пехоты и з передней линии траншей.
- Ага! Драпаете! – радостно подумал Сергей и дал длинную очередь в сторону бегущих немцев из спаренного пулемета Дегтярева.
Веер раскаленных пуль ушел выше голов убегающих танкистов, но заставил их на короткое время упасть на землю.
Бой стихал.
За линией наших окоп замерли пять вражеских машин, три из которых приходились на танк Белова.
Но сейчас все внимание лейтенанта было приковано к этой замершей угловатому монстру, брошенному немецким экипажем.
Он внимательно рассматривал в прицел угловатые формы танка и вспоминал приблизительные расчеты майора с Кубинки в землянке.
Теперь он был готов согласиться с его выводами относительно массы немецкой машины.
Внушительные валы земли, сдвинутые в сторону опорным катками при попытке немецкого механика въехать обратно на разорванную гусеничную ленту, подтверждали озвученные им цифры относительно возможного веса танка.
Тридцатьчетверка на замерзшем грунте была не способна так перепахать землю. 
- Командир, что это за хреновина такая? – услышал Белов прозвучавший в шлемофоне вопрос механика.
- Это новый немецкий танк.
- Впечатляет!
- Да, солидная дура, - подтвердил лейтенант.
Вострецов также приник к перископу заряжающего и пытался рассмотреть предмет обсуждения командира с механиком. Он посмотрел несколько секунд, но ничего не сказал.
Остатки нашей отступившей пехоты вернулись в свои окопы и начали восстанавливать разрушенные взрывами снарядов и гусеницами немецких танков ходы сообщения.
В этот момент Белов услышал стук металла по крышке башенного люка.
Он выглянул из башни.
На крыше моторно-трансмиссионного отделения присели комбат с майором из землянки.
- Молодец, Белов! Хорошо ты его приложил, - прокомментировал Иванов.
- В лоб этого гада наши снаряды не берут! – зло прокомментировал лейтенант.
- Да, мы видели! – продолжил Шевяков, доставая из вещмешка фотоаппарат в кожаном футляре.
- Нужно его сфотографировать. Отсюда далековато будет. Я подползу поближе.
- Я бы не стал рисковать, - предупредил его комбат.
- Немецкие снайперы не дремлют. Могут и подстрелить. Местность открытая, растительности практически нет. Может дождемся сумерек и тогда сфотографируете его с любых ракурсов.
- Боюсь не получится. Пленка слабенькая. В условиях плохой освещенности фотографии получатся размытые и детали будут не видны. А тут важны любые детали.
Шевяков о чем-то подумал про себя и продолжил:
- Кроме того, я уверен, что немцы сейчас очухаются и попытаются вытащить его на свою сторону.
- Ну я думаю это будет сделать не так просто, - заметил Иванов.
- Согласен. Эвакуировать такой танк, да еще с разорванной гусеницей задача не простая. Для этого нужно, как минимум, два тягача или танка.
- Тогда у них остается только два выхода. Выбить нас с занимаемых позиций или уничтожить его своей артиллерией, - заметил Иванов.
- Ну, для первого варианта у них вряд ли хватит сил. Для этого потребуется переброска еще танков с других участков. А уничтожить его можно, наверное, только с близкого расстояния, а для этого потребуется вторая атака и время на ее подготовку, - рассуждал вслух Шевяков.
- Короче! Белов, пойдете со мной? – обратился он к лейтенанту.
- Куда?
- Куда-куда. Ну, уж не к теще на блины! К танку, конечно. Хочу познакомится с этим чудом немецкого танкостроения поближе! 
- Я готов!
Белов вопросительно посмотрел на комбата, ожидая от него разрешения.
Иванов подумал несколько секунд и согласился с предложением Шевякова.
- Давайте! Только аккуратно. А я пока покомандую тут за тебя. Вспомню, как говорится молодость, - он ободряюще кивнул Белову.
- В случае чего, прикрою Ваш отход огнем.
- Ну, тогда, как говорится, с Богом! – ответил Шевяков.
Он спрыгнул с крыши МТО на землю, предусмотрительно прижал к груди вещмешок с фотокамерой и, пригнувшись направился к подбитому танку.
- Вострецов, подай автомат! – крикнул лейтенант в люк механика.
Из люка появился ППШ с подсумком на три запасных диска.
Сергей перекинул автомат за спину, схватил в руку подсумок и бросился догонять майора.

***
Со стороны немцев послышался злобный вой минометных выстрелов.
- Заметили, сволочи! – произнес вслух Иванов, с тревогой наблюдая за первыми разрывами с недолетом метров в пятьдесят от бегущих к танку.
- Ну, зигзагами, давайте! – комментировал комбат, понимая, что его не слышат.
То время, пока Шевяков с Беловым зигзагами бежали к танку, показались комбату очень долгим.
Со стороны наших и немецких окопов завязалась дежурная перестрелка.
Тем временем разрывы мин уверенно приближались к фигурам бегущих. Иванов понимал, что им нужна помощь.
- Вострецов, заряжай осколочным! – крикнул он заряжающему, запрыгивая в башню.
 Привычными движениями Иванов навел пушку в сторону закрытых позиций немецких минометчиков, располагавшихся где-то за первой линией полуразрушенных строений.
Танк стал вести беглый огонь врагу, методично посылая в сторону вражеских позиций один снаряд за другим.
Это сработало. Минометный огонь со стороны немцев стих.
Но огонь тридцатьчетверки привлек внимание вражеских артиллеристов.
Теперь они открыли ответный беглый огонь по танку комбата. И хотя, с такого расстояния они не могли причинить существенного вреда окопавшемуся танку, Иванов был вынужден был прекратить стрельбу. Из-за поднявшейся пыли от разрывов ничего не было видно.
Через пару минут видимость улучшилась, и комбат увидел, что Шевяков и Белов успешно добрались до танка, нырнули под его днище и скрылись внутри через открытый запасной люк.
- Молодцы! – подумал Иванов, перемещая панораму прицела на немецкие позиции.
Там наблюдалось заметное оживление.
- Ага, зашевелились, гады! Ну, что вы еще задумали?
Панорама прицела снова вернулась к подбитому танку.
Комбат ждал появления Шевякова, планирующего снять подбитую машину с близкого расстояния с разных ракурсов.
- Ну, чего ты тянешь, майор? Сейчас немцы повторят атаку и тогда все коту под хвост! – раздраженно думал Иванов.
Минуты бежали в тягостном ожидании, но ничего не происходило.
Иванов бегло взглянул на часы. Прошло пятнадцать минут, как Шевяков с Беловым проникли в танк.
- Ну, что Вы там возитесь! Фотографировать нужно и уходить оттуда! – не выдержал и произнес вслух комбат.
Внезапно немецкий танк ожил. Из выхлопных патрубков неуверенно вырвались клубы серого дыма, сопровождаемые рокотом запущенного двигателя.
От неожиданности майор еще ближе припал к окуляру прицела, пытаясь сократить расстояние до вражеской машины.
 - Что Вы еще задумали?
Оживший танк не остался без внимания немцев.
Со стороны немецкой батареи прозвучали первые пристрелочные выстрелы, поднявшие с недолетом в несколько десятков метров фонтаны мерзлой земли.
Тем временем двигатель танка взревел на максимальной мощности, и выбросив позади себя вверх облако отработавших газов, стал медленно поворачиваться в сторону разбитой гусеницы.
Комбат не верил своим глазам.
Медленно, но уверенно танк преодолевал сопротивление со стороны провалившихся на треть в грунт опорных катков.
Редкие разрывы немецких снарядов приближались к медленно совершавшей маневр машине.
Было видно, как очередной выстрел оказался точным и попал в башню танка. Стальная болванка выбила веер оранжевых искр и, беспомощно отскочив в сторону ушла в землю метрах в десяти от танка.
- Давай, давай! – мысленно подбадривал действия офицеров Иванов.
- Еще немного!
Танк успешно совершил маневр и развернувшись на сто восемьдесят градусов, встал носом по направлению к немецким окопам.
Обороты двигателя упали, но по легкому мареву над выхлопными патрубками было видно, что он продолжает работать.
Немецкие артиллеристы, также наблюдавшие за маневром захваченного танка, прекратили огонь.
Пулеметно-ружейный огонь со стороны наших и окопов противника также сошел на нет.
Иванову показалось, что все внимание наших бойцов и немцев было приковано к внезапно перешедшему на нашу сторону танку.
Какое-то время он не подавал признаков активности.
Внезапно ожил пулемет немецкого танка.
Он дал короткую очередь в сторону окопавшегося противника.
Гроздь ярких трассеров веером потянулась к немецким окопам, выбивая из мерзлого бруствера цепочку пыльных фонтанчиков.
 Со стороны немецких окопов отчаянно огрызнулся одиночный станковый MG, но что он мог противопоставить толстой круповской броне.
Спустя еще какое-то время комбат заметил, как неуверенно дрогнуло танковое орудие с внушительным набалдашником на конце и сделало несколько перемещений вверх и вниз.
Затем ожила башня танка.
Сначала она подалась медленно вправо градусов на двадцать, затем вернулась в первоначальное положение и замерла на пару секунд.
Затем она стала быстро поворачиваться влево и, сделав полный оборот вокруг своей оси против часовой стрелки, резко остановилась в направлении противника.
Иванов переключил рацию на внешнюю связь и стал вызывать на связь вражеский танк в надежде, что его услышат.
- Белов! Белов! На связи!
Однако вражеский танк молчал.
Иванов от отчаяния выразился нецензурными словами.
Тем временем ствол вражеского орудия пополз вправо и чуть вверх по направлению вражеской батареи.
Вот он остановился и, сделав резкий рывок назад произвел выстрел.
На фоне наступившей тишины выстрел прозвучал резко и хлестко.
Яркий язык пламени на доли секунды вырвался из дульного тормоза орудия, освещая на десятки метров все вокруг себя.
Почти одновременно на позициях немецкой батареи взметнулся внушительный фонтан поднятой земли и скрыл немецкие позиции из поля зрения прицела.
- Охренеть! – не сдержался Иванов.
Все его внимание было приковано к захваченной Шевяковым и Беловым трофейной машине.

* * *
Иван, уже не помнил, когда он последний раз так быстро бегал.
Расстояние до немецкого танка он покрыл в несколько приемов.
Каждый раз, когда уши начинал резать противный свист летящих со стороны немецких позиций мин, он падал на землю вжимаясь всем телом в ее малейшие неровности.
И хотя умом он понимал, что вряд ли это может защитить его от разлетающихся при каждом взрыве на десятки метров смертоносных осколков, инстинкт брал верх над разумом.
Он слышал шаги догоняющего позади его Белова.
Последний отрезок в несколько десятков метров они преодолели уже вместе.
Не сговариваясь, они нырнули под спасительное днище танка и только тут смогли перевести дух.
Шевяков осмотрел вещмешок с фотокамерой и с ужасом заметил на ткан рваное отверстие размером с грецкий орех.
Он достал камеру и увидел разбитый вдребезги объектив.
На дне вещмешка лежал угловатый осколок немецкой мины.
- Вот, черт! Ну как так! – в отчаянии вырвалось у Ивана.
 Белов бросил разочарованный взгляд на разбитую в руках у майора камеру и спросил:
- И что теперь будем делать?
Майор посмотрел на лейтенанта, со злостью отбросил к опорному катку танка непригодный для съемок аппарат и уверенно ответил:
- А давай посмотрим на это немецкое чудо изнутри!
Он достал из кобуры вороненный ТТ и пополз к открытому запасному люку.
- Оставайся пока на месте и посматривай по сторонам! – предусмотрительно бросил он товарищу.
Иван осторожно просунул голову по шею в проем люка, осмотрелся, держа на изготовке пистолет и скомандовал:
- Никого! Давай за мной!
Его тело ловко пролезло в овальное отверстие днища и скрылось внутри.
Белов последовал за майором и через несколько секунд был внутри немецкого танка.
- Они оказались позади отделения управления машины.
Внутри просторного корпуса было сумрачно. Рассеянный свет пасмурного дня с трудом пробивался через полуоткрытые башенные люки командира и заряжающего и слабо бликовал от выкрашенных в белый цвет внутренних поверхностей танка.
Немного привыкнув к полумраку, Иван и Сергей стали с интересом осматривать устройство незнакомой машины.
Компоновка была традиционной для всех немецких танков.
Трансмиссия и ведущие колеса располагались в носовой части, а двигатель в корме.
Для передачи крутящего момента от двигателя к трансмиссии по днищу танка проходил карданный вал, прикрытый в отделении управления защитным кожухом, а в боевом отделении – поворотным полом башни.
 Слева, смещенное к центру оси располагалось сиденье водителя, а справа стрелка радиста.
Внимание Ивана привлек проем люка механика, заметно смещенный относительно его сиденья влево по ходу движения.
- Странно, - произнес вслух майор, прикидывая в уме, что режим движения по-походному на этом танке не предусмотрен.
Белов перехватил взгляд старшего офицера и кажется понял, что удивило Шевякова.
Иван переместился к призменному прибору наблюдения механика и посмотрел через него наружу танка.
- Да, так себе обзорчик! – пессимистично констатировал он. 
Сергей тем временем уселся на место стрелка-радиста.
Он по-хозяйски уперся плечом в приклад пулемета MG-38 и сделал несколько движений вверх-вниз и влево-вправо.
В небольшое окошко амбразуры просматривался узкий участок местности, но обзор был заметно лучше, чем у тридцатьчетверки.
Шевяков окинул рабочее место водителя немецкого танка и поинтересовался у Белова:
- Разберешься, что тут к чему?
Лейтенант бегло посмотрел на контрольные приборы и рычаги управления:
- Попробую. Трофейный Т-III в танковой школе пару раз для интереса заводил. Думаю, что управление у них должно быть схожее. Но водить мне ни разу не приходилось.
- Это и не нужно! Главное завести этот панцер, чтобы развернуться носом в сторону немцев. А потом дай Бог разберемся, что к чему! – уверенно подытожил Иван и пополз под казенником пушки в боевое отделение.
- Посмотрю, получится ли стрелять из этого бронтозавра!
Сергей уселся на место мехвода и осмотрелся.
Прямо перед ним распологался руль с четырьмя спицами, отличающийся от привычной шоферской баранки тем, что у него отсутствовал кусок обода между нижними спицами.
- Так, ну с этим все понятно! – подумал лейтенант, перемещая взгляд на приборную панель с контрольными приборами, находящуюся справа от него.
На плоской небольшой консоли размещались несколько и стальной Т-образный ключ, торчавший в замке зажигания.
Из всех приборов Сергея заинтересовали только вольтметр для измерения бортового напряжения в сети танка и манометр для масла двигателя.
Ключ зажигания находился в выключенном положении напротив значка «0».
Белов уверенно повернул его до щелчка и удовлетворенно увидел, как дрогнула стрелка вольтметра и резко переместилась в зеленый сектор шкалы.
- Напряжение есть! – крикнул он майору и стал осматривать органы управления танком.
Справа внизу размещалась кулиса переключения передач. Всего их было на танке восемь.
Под ногами были привычные три педали: сцепление, тормоз и акселератора.
- А как же он меняет направление движения вперед и назад? – подумал Сергей, внимательно разглядывая кулису переключения скоростей.
- Не могу понять, где у него реверс! – крикнул он Шевякову, усаживающегося позади него на место наводчика танка.
- Ищи, где-нибудь рядом с кулисой. Может там есть отдельный рычаг переключения, - порекомендовал майор.
Белов стал осматривать возле кулисы и заметил от сиденья механика небольшой отдельно торчавший рычажок, переключающийся в три положения.
Рядом с рычагом были закреплен шильдик с тремя надписями «FH», «N» и «UR».
- Нашел! – радостно крикнул он майору.
- Тогда заводи!
Белов резко выдохнул, стараясь успокоить волнение, перевел рукоятку реверса в нейтраль, с усилием выжал педаль сцепления и повернул ключ зажигания по часовой стрелке в крайнее правое положение.
Послышался характерный стук бендекса и жужжание стартера двигателя.
Корпус танка покрылся легкой дрожью от вращения коленвала двигателя, но не завелся.
Сергей интуитивно сделал несколько качков педалью подачи топлива, но безрезультатно.
Выждав несколько секунд, он вернул ключ зажигания в исходное положение.
- Не заводится, гад! – с отчаянием крикнул он через плечо Шевякову.
- Топлива не хватает, наверное. Где-то должен быть ручной насос подкачки! Посмотри слева! – крикнул он лейтенанту.
Белов осмотрел левый борт танка, но ничего похожего не нашел.
- Не вижу!
- Подожди. Я у себя посмотрю. Может немчура его в боевом отделении поставила. У них все, как у не русских!
Белов улыбнулся, оценив шутку майора.
- Ну, я так и знал! Все у них через одно место! – с сарказмом сказал Шевяков.
- Вот, он здесь, у наводчика слева. Сейчас подкачаю!
Иван нажал несколько раз на металлический грибок, торчавший над железной коробочкой, прикрепленной к борту танка. К коробочке подходили две трубки желтого цвета, обозначающие ее принадлежность к системе подачи топлива танка.
- Давай, пробуй еще!
Белов снова повторил все свои действия.
На этот раз двигатель запустился с пол-оборота.
Весь корпус танка послушно отозвался мелкой дрожью раскручивающемуся маховику.
- Молодец! – услышал Сергей похвалу майора.
- Теперь давай прибавляй газу и разворачивай его аккуратно вправо в сторону разбитой гусеницы. Иначе закопаемся!
Белов уверенно нажал педаль акселерометра, доведя обороты двигателя по тахометру до двух с половиной тысяч. Потом выжал педаль сцепления, включил на кулисе первую передачу и перевел рукоятку реверса в переднее положение.
Танк не двигался.
- Вот, черт! – отчаянно произнес вслух лейтенант, инстинктивно давя на педаль газа.
Но танк упорно не хотел двигаться.
- Не едет! – крикнул он Шевякову, пытаясь понять причину.
Шевяков наклонился к лейтенанту, бросил взгляд на приборный щиток и указав рукой на рычажок в правом нижнем углу крикнул:
- Попробуй отпустить этот рычаг! Может это, ручной тормоз!
Белов повернул рычаг вниз и почувствовал послушный рывок танка вперед.
Лейтенант отчаянно схватился за штурвал и посмотрел в перископический прибор наблюдения.
Земля и ближайшие кусты перед танком медленно поплыли влево.
- Давай, давай газу! Иначе заглохнет! – подбадривал майор сзади.
Сергей нажал на педаль и довел обороты двигателя до трех тысяч.
Танк, слегка подергиваясь всем корпусам медленно, но уверенно поворачивал, постепенно зарываясь правой стороной в грунт.
- Ну, давай, давай! – продолжал вслух подгонять нерасторопную машину лейтенант.
Наконец, танк развернулся по направлению к позициям противника и замер, заметно накренившись на правую сторону.
- Отлично! – подытожил Шевяков выполненный лейтенантом маневр.
- Давай, пересаживайся на место стрелка и разберись с пулеметом! А я пока попробую, что тут можно сделать с пушкой.
Белов вернул рычаги переключения передачи в исходное положение и перебрался на место стрелка.
Сергей был знаком с устройством ручного пулемета 7,92 мм MG-34. Танковый вариант отличался от него только усиленным исполнением ствола. В остальном это была знакомая надежная машина для убийства, доведенная немецкими конструкторами до совершенства и воевавшая на полях сражения Европы не первый год.
Справа в нише борта он заметил шесть ячеек для запасных барабанов. Одна была пустая, а в пяти лежали запасные барабаны максимальной емкостью по сто пятьдесят патронов каждый.
Шестой барабан был установлен на пулемете.
Предохранитель был спущен.
Белов плотнее прижался плечом к прикладу, навел прицельную мушку через амбразуру в сторону немецких окопов и нажал спусковой крючок.
Пулемет дал короткую очередь.
Чередующиеся вспышки трассеров показали, что пули прошлись точно по брустверу немецких окопов.
- Отлично! – прокомментировал Шевяков.
- Давай перебирайся в башню! Попробуем выстрелить из пушки!
Белов перебрался в просторную башню, встал справа от казенника орудия и выжидательно посмотрел на майора, прильнувшего к прицелу наводчика.
Сергей откинул сиденье наводчика и присел.
В какой-то момент он почувствовал, рывок башни вправо. Башенный полик под его ногами стал медленно поворачиваться вправо. Через несколько секунд он остановился, а затем двинулся в обратную сторону.
- Так, с поворотом башни и подъемом-опусканием орудия все ясно! Ну что, попробуем стрельнуть, - хитровато обратился Шевяков к сидящему Белову.
- Чего расселся, лейтенант? Давай работать!
Он с силой дернул на себя рукоятку затвора. Клин затвора мягко опустился вниз, освобождая доступ в камору казенника.
Шевяков окинул взглядом боевое отделение и остановился на снарядах, закрепленных на правом борту танка.
- Давай, фугасный! Дадим прикурить немчуре!
Белов освободил стопорные зажимы на солидно стоявшем снаряде, подхватил унитарный выстрел и умело загнал его в казенник пушки.
- Готово! – бодро доложил он майору.
Шевяков прильнул к окуляру прицела, подвел метку шкалы орудия по направлению к окопавшейся в километре от танка немецких пушкарях и нажал на педаль ножного спуска.
Белов, предусмотрительно сместившийся к борту танка, инстинктивно закрыл глаза, ожидая выстрела, но ничего не произошло.
- Что, за хрень! – непроизвольно ругнулся Иван, осматривая молчавшее орудие.
- Может осечка? – предположил Белов, не рискуя приближаться к орудию.
- Вряд ли. Скорее всего где-то предусмотрен предохранитель электрической цепи от самопроизвольного выстрела.
Шевяков осмотрел еще раз внимательно прицел, но ничего интересного на нем не увидел.
Его взгляд переместился на орудие.
Через пару секунд он заметил небольшой рычаг справа на казеннике орудия, опущенный вниз.
- А ну подними эту штучку вверх! – скомандовал он лейтенанту.
Белов осторожно поднял рычаг.
- Шевяков снова прильнул к окуляру, нажал правой ногой на механический спуск и почти одновременно прогремел выстрел!
Ни тот, ни другой не успели среагировать и предусмотрительно открыть рты.
Грохот от выстрела был чудовищным.
Иван посмотрел на Белова, который судорожно открывал рот подобно рыбе, выброшенной на берег, и усердно сглатывал слюну.
Уши заложило, как будто в танке резко выключили звук. Все происходящее погрузилось в тягучий безмолвный вакуум.
Иван посмотрел в прицел и увидел, что выстрел был удачным.
Разрыв пришелся в бруствер батареи и разворотил в нем солидную черную брешь.
- Мощная штука! – крикнул он напарнику, но не услышал собственных слов.
Белов продолжал глотать слюну и хлопать ладонями по ушам.
Сказывалось отсутствие шлемофонов.
- Шевяков показал руками лейтенанту на башенные люки и жестикулируя изо всех сил крикнул:
- Открывай настежь!
Белов понял, потянулся вверх и откинул люки командира и заряжающего на крышу башни.
Возле танка загромыхали разрывы немецких снарядов.
Осколки густым железным дождем застучали по броне, не причиняя ей не малейшего вреда.
- Ага, зашевелились гады! Видать не понравился наш гостинчик!
- В прицел было хорошо видно, как разрывы снарядов уверенно приближались к обездвиженной машине.
- Держись! – успел крикнуть майор лейтенанту до того, как первый снаряд ударил по лобовому бронелисту.
Лобовая круповская броня устояла перед 75-ти миллиметровым бронебойным снарядом, но весь танк содрогнулся от точного попадания.
Офицеры одновременно тревожно переглянулись, скосив взгляды на нос машины.
Через несколько секунд очередной снаряд ударил в башню в районе маски пушки.
Танк в очередной раз содрогнулся, отзываясь в забронированном объеме тревожным колокольным набатом.
- Слабовата, однако немецкая пушечка! – констатировал удовлетворенно Иван.
- А ну-ка давай еще снаряд! – крикнул он Белову и показал рукой на следующий в боеукладке фугасный снаряд.
Лейтенант понял майора и легко забросил в казенник пушки следующий артвыстрел.
Шевяков учел недолет предыдущего выстрела и сделал колесиком прицела необходимую поправку по вертикали.
- Ну держите, подарочек! – прошептал Иван и с силой нажал педаль спуска.
На этот раз они с Беловым предусмотрительно открыли рты, чтобы снизить удар взрывной волны.
Грянул следующий выстрел. Орудие резко рвануло назад, откатившись почти до середины башни, замерло на пару секунд в крайнем заднем положении, а затем нехотя поползло вперед.
Офицеры в очередной раз смогли воочию оценить мощь немецкой пушки. 
На этот раз разрыв пришелся точно на позициях вражеской батареи.
Иван не видел, поразил он орудие или нет, но стрельба со стороны немецких артиллеристов прекратилась.
Белов оттолкнул стреляные гильзы ногой в сторону от казенника и посмотрел через проемы башенных люков вверх.
Свинцовое небо плотно нависло над танком и не подавало ни малейшей надежды на хоть какой-нибудь просвет.
Иван посмотрел на оставшиеся боеукладку. В ней оставалось два осколочных и четыре бронебойных снаряда.
Вдоль моторно-трансмиссионной перегородки стояли в готовности еще восемь снарядов, пятьдесят на пятьдесят.
- Этого должно хватить, чтобы дать бой, - подумал он.
Иван взглянул бегло на переговорное устройство командира, закрепленное слева на башне, но разбираться с ним и немецкой радиостанцией времени не было.
Со стороны немецких позиций послышался нарастающий гул немецких моторов.
- Заряжай бронебойный! – скомандовал Иван Белову и снова прильнул к окуляру прицела.
С центральной улицы села показалась колонна немецких танков, разворачивающихся в боевую линию.
- Один, два, три, четыре…, - считал вслух Иван.
- Шесть! – закончил он неутешительный подсчет, отметив, что два из надвигающихся на них танков были собратьями захваченного ими танка.
- И откуда Вас столько? – зло бросил он в сторону противника.
Клацнул затвор пушки, закрывая очередной уложенный артиллерийский выстрел.
Шевяков посмотрел на медленно приближающиеся танки и быстро оценил всю невыгодность их позиции.
В середине боевой линии наступали Т-III, а тяжелые танки шли с флангов.
Учитывая их неподвижность противопоставить наступающему врагу им было особо нечего.
- В клещи берут! – оценил обстановку Иван.
- Как только они приблизятся на дальность эффективного выстрела, будут бить вбок и тогда их не спасет не толстая броня, ни мощное орудие немецкого танка. Тридцатьчетверка комбата Иванова в этой ситуации им сильно не поможет, - сделал для себя неутешительные выводы майор.
Т-III шли значительно быстрее и заметно оторвались от прикрывающих их фланги тяжелых танков.
- Значит будем бить сначала Вас! – решил Шевяков, наводя орудие по головной машине.
Танк вздрогнул, выплюнув из ствола орудия очередную бронебойную болванку.
Почти одновременно с этим немецкий танк окутался дымом и буквально развалился на глазах от сдетонировавшего внутри него боекомплекта. Башня беспомощно провалилась внутрь разломанного корпуса. Танк беспомощно замер, превратившись в груду бесформенной груды металла.
В ту же секунду поле прицела закрыл разрыв фугасного снаряда с недолетом пару десятков метров до их неподвижного танка.
- Пристреливаются, гады, - решил Иван, перемещая метку прицела на следующий Т-III.
- Заряжай! – махнул он рукой Белову.
Очередной снаряд залетел в камору пушки, готовый к выстрелу.
Майор нажал педаль спуска и одновременно с выстрелом очередная вражеская болванка ударила в башню их танка.
Ударная волна мгновенно заполнила все заброневое пространство, в очередной раз заложив уши.
Иван сделал несколько спасительных глотков слюны и довольно посмотрел на очередной пораженный им танк.
В этот раз снаряд попал в борт моторного отделения Т-III, проломил солидный кусок брони и выбросил двигатель вместе с соединительной арматурой далеко позади него.
Следующий вражеский снаряд угодил в погон башни.
Танк резко качнулся назад, компенсируя мощь ударившего снаряда.
Белов с трудом удержался на ногах, инстинктивно схватившись рукой за рукоятку затвора пушки.
Он нажал педаль поворота башни, но электропривод не работал.
Он попробовал провернуть вручную. В редукторе что-то захрустело, но башня оставалась на месте.
- Все! Кранты! – озвучил Шевяков.
- Башню заклинило! Нужно выбираться! – крикнул он Белову, показывая на люк в днище танка.
Лейтенант ужом нырнул к спасительному проему и спустя пару секунд исчез в нем.
Шевяков был уже близок к люку, когда очередной снаряд пробил бок танка позади места командира и ушел через перегородку в моторное отделение.
Взрывной волной его отбросило в нос танка.
На секунду в голове Ивана заплясали радужные круги, и он потерял сознание.
Время и реальность перестали существовать и отодвинулись за невидимую черную плотную стену, закрывающую реальность.
Иван не помнил, как Белов вытаскивал его через нижний эвакуационный люк из охваченной огнем машины, а потом тащил на себе по твердой замерзшей земле в безопасное укрытие.
 Он не знал, как под натиском немецких танков остатки стрелкового батальона отступили на запасные позиции, оставив врагу захваченную с таким трудом новую немецкую машину.
Обо всем этом он узнал уже в госпитале, куда его ночным самолетом по личному распоряжению командира дивизии отправили в Москву с другими ранеными командирами.
Он не знал, что через два дня лейтенант Белов примет новую тридцатьчетверку и будет по секрету рассказывать однополчанам об опасности нового немецкого танка.
А еще через три дня он и его экипаж, среди которого будет проверенный заряжающий Вострецов, погибнут при очередной атаке все того же села Никольского.
К тому времени немцы уже успели успешно эвакуировать подбитый танк в тыл.
Его танк подобьет не бронированный пресловутый монстр, а проверенный войной в Европе Т-III, выстрел которого придется из засады точно в бок его танка. Сдетонировавший боекомплект тридцатьчетверки разорвет сварной корпус на части, а сорванная башня вместе с телом лейтенанта будет отброшена на пару десятков метров от танка.
Он переживет своего друга Жильцова, сгоревшего во втором бою в истребителе, всего на три месяца.
Но для войны три месяца – это целая жизнь.
Белов с экипажем и десятками солдат будут похоронены в братской могиле на краю Никольского. Через пару лет скромная деревянная табличка на могиле с фамилиями погибших выцветет на солнце и смоется дождями, а захоронение зарастет травой и ничем не будет напоминать о войне. Само село уже не возродится. Местные жители поселятся в двух километрах от него в центральной усадьбе.
Сколько таких безымянных могил оставила после себя война, не обозначенных на картах и стершихся из памяти немногих уцелевших после кровавых боев однополчан и доживших до освобождения местных сельчан…

Глава 10 Возвращение

Иван медленно открыл глаза и не спеша окинул взглядом открывшееся перед ним пространство.
Прямо перед ним стояли крашеные синей эмалью стены, серый от старости потолок и большие белые двухстворчатые двери с вставками из матового стекла.
Справа у его ног стоял штатив капельницы с двумя пустыми бутылочками.
За ней в углу палаты в неудобной позе сидела за маленьким процедурным столом Даша.
Прилив нежности захлестнул Ивана при виде знакомых покатых узких плеч и немного наивного по-детски лица.
Жена спала, неловко подперев склоненную голову на кисть хрупкой руки.
Ее короткая прическа сбилась и локон волос черным крылом закрывал половину ее лица.
Иван понял, что находится в госпитале, но как здесь оказалась Даша было для него загадкой.
Первым его желанием было окликнуть жену, но ему стало жаль будить ее, и он продолжал с нежностью смотреть на знакомые черты лица.
Иван поочередно пошевелил под казенным одеялом сначала ногами, а затем руками. Все функционировало без явной боли.
- Значит, руки и ноги целые, - удовлетворённо подумал он, продолжая прислушиваться к внутренним ощущениям.
В голове стоял навязчивый шум, уши были заложены, как будто в них попала вода после купания.
Он вспомнил последнее, что осталось в его памяти от последнего с Беловым боя, когда они отражали атаку в захваченном ими вражеском танке.
- Белов, Белов! Что с ним? Жив он или нет?
Иван поморщился от внезапного приступа боли, ворвавшегося в его тяжелую голову.
Казалось, что каждая мысль разрывает голову изнутри и с трудом прокручивает в его мозгу застоявшиеся плохо смазанные шестеренки.  Каждый поворот давался с трудом, вызывая тупую немоту в затылке.
- Но, если я здесь, значит кто-то меня вытащил из танка, - рассуждал Иван, возвращаясь мысленно к последним минутам боя.
Он вспомнил, как безжалостно бил по ним их наступающий на позиции батальона собрат их танка.
Они с Беловым оказались, как между молотом и наковальней. Роль молота в их случае выполняли методично ударяющие в круповскую броню немецкие снаряды.
Нужно признать, молотобоец знал свое дело.
На каждый их с лейтенантом выстрел вражеский экипаж успевал ответить, как минимум, двумя.
Нужно было признать выучка немецких танкистов была на высоте.
Они знали и отлично выполняли свою работу.
В общей сложности им с Беловым удалось сделать всего шесть выстрелов, включая пробный.
Шевяков вспомнил этот первый выстрел, который произвел на него незабываемое впечатление.
Его мысли о последнем бое прервала Даша.
Она резко дёрнула опущенными плечами, как будто пыталась сбросить с себя тяжелую дрёму и резко подняла голову.
Ее встревоженный взгляд на секунду замер на лице смотрящего на нее мужа, а затем радостно заблестели.
- Ваня! Ну наконец то!
Она бросилась из-за стола к кровати раненого, упала на колени и прижалась к лежавшей поверх одеяла руке мужа.
Иван почувствовал, как быстро намокает рукав его нательной рубахи от женских слез.
- Ну, что ты дуреха, ревешь? Все хорошо, все отлично! Как видишь, я жив и здоров. Что мне сделается?
Он стал ласково гладить свободной рукой жену по голове, перебирая пальцами ее упругие короткие волосы.
Даша подняла голову и пристально посмотрела в его лицо.
- Здоровый? А твое контузие? Это очень серьезно, Ваня!
Шевяков улыбнулся, притянул жену к себе и благодарно поцеловал в губы.
Он ощутил мокрые соленый привкус на губах, и тревога за их совместное будущее с новой силой накрыла его сознание.
Там, когда они вдвоем с лейтенантом вели неравный бой с немецкими танками он даже не вспомнил о жене.
Все его мысли и желания тогда сводились к тому, чтобы уничтожить, как можно больше этих ползущих на них вражеских танков.
Им удалось подбить всего два Т-III. Но и это было удачей, учитывая тот факт, что они с лейтенантом не знали немецкий танк и вели стрельбу, практически наудачу.
- Но какое же мощное у него орудие! – снова вспомнил Иван.
В палату зашёл врач, молодой мужчина лет тридцати с небольшой академической бородкой.
Даша снова пересела на свой стул в ожидании продолжения разговора.
- Ну-с, Иван Иванович, как себя чувствуете! – с излишней важностью поинтересовался доктор, профессионально доставая маленький фонарик из нагрудного кармана.
- Здравствуйте! Я Ваш лечащий врач. Моя фамилия Беспалов Викентий Карлович. Я невролог. Как Вы себя чувствуете после ранения? Головокружение, тошнота, головная боль не беспокоят?
Он встал над изголовьем кровати и не дожидаясь ответа стал светить поочередно в зрачки глаз больного.
- Голова немного побаливает, - ответил Шевяков, смотря, не моргая в яркий луч фонарика.
- Голова – это нормально. Это пройдет. Нужно только время. Время, как говорится, лечит. И не только душевные раны, но и физические. Так, что набирайтесь терпения и отдыхайте. Никаких переживаний и отрицательных эмоций. Только положительные! Надеюсь, жена Вам в этом поможет.
Он закончил беглый осмотр и озвучил заключение:
- У Вас, товарищ майор контузия средней тяжести. Его последствия могут проявляться в виде головных болей ещё достаточно долго. Может быть месяц, а может и больше. Так, что берегите свою голову от физических и душевных травм. Тем более, что для человека, связанного с наукой это очень ценный инструмент.
Он повернулся к двери и на ходу бросил дежурную фразу:
- Выздоравливайте и главное покой! Хотя бы первые пару недель.
Возле двери он внезапно остановился, что-то вспомнив.
- Ах да. Совсем забыл. Тут приезжали товарищи военные, наверное, с Вашей воинской части и настойчиво просили аудиенции с Вами.
Иван с интересом посмотрел на доктора и уточнил:
- А кто приезжал?
- Ваш начальник кажется. Фамилию не помню. Он был со своим помощником. В принципе я не возражаю, но при условии, что Вы не будете нервничать.
- Обещаю доктор! Я само спокойствие. Мне очень нужно встретиться с ними!
- Ну, хорошо. Тогда я им сообщу, что они могут приехать сегодня после обеда.
Беспалов вышел, аккуратно прикрыв за собой скрипучую больничную дверь.

***
- Дашуня, дорогая моя, ну давай рассказывай.
Он хлопнул ладонью по краю кровати, приглашая ее обратно присесть рядом с ним.
Даша села рядом и взяла руку мужа в свои ладони.
- Да нечего особо рассказывать, Ваня. Месяц назад меня неожиданно утром после общелагерного построения вызвал к себе начальник лагеря, майор Нехлюдов и зачитал постановление суда. В нем было сказано, что открылись новые обстоятельства моего дела. Короче, нашлись те две утерянные фотографии из отчета.
- Нашлись фотографии? И где? – не удержался Иван, перебивая жену.
Даша посмотрела на мужа и полушепотом продолжила:
- У адъютанта Антухина при обыске.
- Обыске? А он, что арестован?
- Да. Подробностей я не знаю. Но когда я заезжала домой на день, чтобы забрать вещи, соседка по секрету сказала, что его забрали сразу на следующий день после твоего отъезда на фронт. На полигоне говорят, что он якобы немецкий шпион.
- Бред какой-то! – не удержался Иван и нервно заколотил свободной рукой по дужке кровати.
- Зачем ему было вырывать эти фотографии из того отчета? А уж тем более хранить их у себя столько времени. Он бы их давно уничтожил или передал кому следует. Что-то здесь не сходится.
- Многие то же сомневаются на полигоне. Но факт есть факт.  Эти злополучные фотографии у него нашли при обыске в письменном столе.
- Ладно. Черт с ним с этим адъютантом. Хотя я уверен, что без Антухина здесь не обошлось. Он умеет выйти сухим из воды и ловко сталкивать лбами подчинённых.
- Зачем ему это? – поинтересовалась Даша.
Шевяков посмотрел с некоторым удивлением на жену и пояснил:
- Дашуня, родная моя! Есть на земле такой тип людей. Я бы даже сказал отдельно выделившийся особая ветвь человечества, которая во всех и во всем видят происки по отношению к себе. Так вот, чтобы обезопасить себя в определенной мере и не дать своим противникам и завистникам объединиться они делают всё, чтобы бросить между ними зерно раздора.
Иван нежно погладил жену по коленке и продолжил:
- Помнишь греческий миф о непобедимом минотавре. Есть там такой фрагмент, когда из посеянного на поле семени взрастают воины.
- Конечно помню. Ты же знаешь, что я люблю греческие мифы.
- Тогда ты знаешь, как победитель минотавра разделался с этим бесчисленным войском. Он бросил в его центр камень и они, забыв о своем главном враге, перебили друг друга.
- Да, так и было, - подтвердила Даша.
- Так вот, Антухин действует по такому же проверенному веками принципу «Разделяй и властвуй!».
Иван понизил голос:
- Ты не поверишь, но он широко практикует, так называемые задушевные беседы с руководителями отделов и их заместителями. Хорошо хоть ниже их уровня не опускается.
- Какие такие задушевные беседы? Я про это первый раз слышу.
- Ну как зачем? Представь себе. Вызывает он сначала начальника какого-нибудь отдела, интересуется, как и положено делами в подразделении, проблемными вопросами и тому подобное. Затем начинает по-отечески сочувствовать тому, что большую часть основной работы в отделе начальник вынужден брать на себя, потому что его заместитель слабоват в профессиональном плане и помощи от него недостаточно. Ну и все в таком духе. А потом через какое-то время он вызывает к себе на беседу заместителя начальника этого отдела и начинает рассказывать ему, что начальник отдела у него слабоват и весь груз служебных дел тот возложил на него. Как тебе такой расклад?
- Мерзавец! – констатировала Даша и нежно поцеловала тыльную сторону ладони мужа.
- Ты, чего? – удивлённо поинтересовался Иван и попытался освободить руку.
Но Даша ещё крепче прижалась к руке мужа щекой и на несколько секунд закрыла глаза, чутко ловя родной запах.
- Больницей пахнет и лекарствами, - разочарованно констатировала она, отпуская руку мужа.
Она замолчала, ее отдаленный взгляд смотрел в дальнюю стену палаты, окрашенную казённой синей краской.
Ивану стало не по себе от этого отрешенного взгляда.
Он осторожно поинтересовался:
- Как там, вообще?
Даша помолчала некоторое время и не поворачивая головы тихо ответила:
- И там люди живут Ваня, если это конечно можно назвать жизнью. Но мне повезло. Меня назначили работать посудомойкой в столовую. Так, что я в отличие от других была всегда в тепле и более-менее сыта.
Она прервалась и через пару секунд на оптимистичной нотке продолжила:
- Не хочу об этом говорить! Хочу вычеркнуть этот год жизни из памяти. По крайней мере попытаться забыть этот ужас и унижения. И ты мне в этом должен будешь помочь. Поможешь?
Даша повернулась лицом к мужу и в ее влажных от накативших слез глазах читалась неприкрытая тоска и мольба о помощи.
- Конечно, родная!
Иван схватил руки жены и стал поочередно целовать их ладони.
- Тебе ведь будет положен отпуск после ранения? – взволнованно поинтересовалась Даша.
Шевяков не прекращая целовать теплые ладони ответил:
- Наверное. Я не знаю.
- А я знаю. После контузии положен реабилитационный период, и я убедительно тебя прошу не отказываться от отпуска, когда будешь проходить военно-врачебную комиссию!
Иван положил женские руки себе на грудь и неуверенно ответил:
- Конечно, если мне предложат, то не буду.
Даша внимательно посмотрела на мужа:
- Пообещай мне!
Шевяков на секунду задумался.
- Обещаю. Но ведь ты здесь, наверное, целыми днями пропадаешь? – поинтересовался он.
- Нет. Я дежурю сутки через сутки. А живу в общежитии здесь при госпитале с одной девочкой из нашей учебной группы. Так, что у нас будет время побыть вдвоем.
- А где будет жить она, когда ты будешь на сутках?
Даша улыбнулась и успокоила:
- Не переживай. У нее тетя родная москвичка. Она практически и так у нее живёт в свободное от дежурств время. Помогает ей по хозяйству. У нее отдельная квартира где-то на Кропоткинской. Так, что она любезно согласилась пожить у нее. Ещё вопросы и пожелания будут, товарищ больной?
Даша загадочно улыбнулась.
Иван в который раз удивился прозорливости и мудрости супруги.
- Никак нет, товарищ медицинская сестра!
Он благодарно посмотрел на жену:
- А вот просьба будет.
Он окинул палату и попросил:
- Будь добра, найди пожалуйста карандаш и пару листов чистой бумаги.
Жена с лёгкой укоризной посмотрела на мужа, но не стала спорить. Она хорошо знала, что если Иван решил, то отговаривать его было бесполезно.
- Хорошо! Пойду спрошу на посту у дежурной сестры. Может у них есть.
Она вышла из палаты, а Иван стал прогонять в голове информацию, которую в первую очередь нужно донести до руководства полигона и Автобронетанкового управления.
Он прокручивал в больной голове основные тактико-технические характеристики нового немецкого танка, которые ему удалось определить за время его нахождения в батальоне майора Иванова. В итоге информации было не так много, но, с другой стороны, это лучше, чем ничего.
- Как обидно, что шальной осколок немецкой мины разбил камеру! – в который раз упрекал себя Иван за то, что не сберег фотокамеру.
Если бы ему удалось сделать фотографии немецкой машины, то все его слова звучали сейчас совсем по-другому.
Вернулась Даша и принесла два листка из ученической тетрадки в бледно-розовую косую линейку и химический карандаш.
- Это все, что удалось найти, - сказала она, протягивая ему листы.
- Спасибо, родная! Ты чудо!
Иван пересел к столику и стал рисовать эскиз танка, делая на полях короткие пометки.
Жена обреченно села на кровать, опустила руки на колени и стала смотреть на увлеченного занятием мужа.
Карандаш в руках мужчины забегал по бумаге, делая уверенные наброски на ученических листах.
С каждым движением на бумаге проявлялся образ грозной немецкой машины.
Иван на секунду взглянул на скучающую жену и ему стало стыдно за свой профессиональный эгоизм.
Он отложил карандаш в сторону, встал из-за стола и пересел на кровать.
Его рука нежно легла на женскую талию, и он заговорщицким голосом прошептал:
- А тебе идёт белый халат. В нем ты очень привлекательна. Может тебе пойти учиться на доктора или медицинскую сестру?
Даша улыбнулась, повернулась лицом к мужу и с лёгкой иронией ответила:
- А я уже, дорогой, учусь на медсестру. Осталось всего две недели до окончания курсов.
- А почему ты ничего мне не сказала? – с наигранной обидой спросил Иван.
Даша молчала, изучая вблизи обветренное лицо мужа, и размышляла о чем-то своем.
- Потому что, когда я приехала домой, тебя как обычно не оказалось на месте. Соседи сказали, что ты мотаешься из одной командировки в другую. Дома бываешь редко и лишь для того, чтобы переоформить командировочные документы и снова уехать на фронт!
- Ты же знаешь, что я не один такой. На полигоне все пашут круглыми сутками, испытывая новую технику для фронта.
Даша опустила глаза и с лёгким укором ответила:
-  Я боюсь за тебя, Иван. Может все и пашут, но здесь в глубоком тылу. А ты постоянно рискуешь в своих проклятых командировках.
Иван нежно погладил рукой жену по щеке и твердо сказал:
- Со мной ничего не случится. Я занимаюсь лишь сбором и анализом информации и не больше. А это работа не опасная.
Даша прижала ладонь мужа к щеке и с грустью пометила:
- Я вижу, какая она не опасная. Чуть голову не оторвали за такую информацию. И какой черт ты полез на передовую? Неужели нельзя собирать нужные сведения где-нибудь в штабе, подальше от передовой.
Шевяков улыбнулся:
- Наверное, можно. Только такая информация будет не точной, не проверенной и ей грош цена в базарный день.
Он поцеловал жену в щеку.
- А теперь мне, извини нужно поработать.
Иван пересел за столик и продолжил записывать на листках свои основные наблюдения и выводы по новой немецкой машине.
Время до обеда пролетело не заметно.
Даша не мешала ему. Все время, что он работал, она стояла у больничного окна и смотрела на грустные краски осени, заполнившие собой все вокруг.
Она нее любила это время года и особенно ноябрь, отличающийся от других осенних месяцев своим суровым нравом и подавляющей серостью.
Женщина изредка бросала на мужа, увлеченно что-то записывающего листках и гадала о том, сколько на этот раз он пробудет дома. Она надеялась, что контузия заставит его пересмотреть свои планы на ближайшие несколько недель. Но в душе она сомневалась в реальности своих надежд.
Даша знала, что муж не станет отсиживаться на полигоне. Не такой у него характер. При первой возможности он снова укатит на фронт, чтобы собирать нужные ему сведения.
Ее грустные размышления прервал короткий настойчивый стук в дверь.
На пороге больничной палаты появился начальник института полковник Антухин с неизвестным ей полковником.
- Наверное из Автобронетанкового управления, - подумала Даша и, бегло поздоровавшись с вошедшими офицерами, вышла в коридор, чтобы не мешать их беседе с мужем.

***
- Добрый день, Иван Иванович! – приветливо произнес Антухин, протягивая с порога подчинённому руку из-под наброшенного поверх кителя белого медицинского халата.
Шевяков встал и вышел из-за стола навстречу гостям.
- Сиди, сиди! - предупредительно замахал рукой начальник института.
- Полковник Лисин Алексей Валерьевич! Заместитель начальника КБ 185-го завода, – представился незнакомый Ивану полковник и они крепко пожали друг другу руки.
Шевяков хорошо знал, чем занимается это конструкторское бюро, хотя ни разу там не был по службе. КБ профилировался на разработке тяжёлых танков. Их последней довоенной разработкой был опытный двухбашенный Т-100, проходивший войсковые испытания на Карельском перешейке зимой 1940 года. Шевякову довелось видеть этого бронированного монстра на документальной хронике. Размеры и мощь вооружения впечатляли. Но о дальнейшей его судьбе, как и проходившего с ним одновременно опытного СМК и КВ-1– детищ Кировского КБ, ему не было ничего известно.
На правах хозяина для удобства Иван сдвинул столик на середину палаты и пригласил гостей присаживаться.
Антухин из вежливости поинтересовался:
- Как здоровье, Иван Иванович? Доктор сказал, что у Вас лёгкое контузия. Надеюсь, на Ваше быстрое выздоровление и возвращение на службу оно не повлияет. Вы с Вашим войсковым опытом сейчас очень нужны на полигоне.
Полковник попытался дружески улыбнуться, но это у него плохо получилось.
Мимика лица не изменилась, и улыбка выглядела на нем чужой и лишней.
Иван вспомнил свой последний неприятный разговор с Антухиным накануне его отъезда на фронт и его недвусмысленный намек на необходимости поиска Шевяковым нового места службы.
Неприязнь к этому человеку напомнила о себе неприятной тяжестью на душе.
Поэтому он предпочел целиком переключить свое внимание на общение с полковником Лисиным.
Иван повернулся к нему вполоборота и всем своим видом показывал, что готов ответить на все интересующие его вопросы.
Лисин, по всей видимости, уловил напряжённость в общении Антухина с подчинённым и перешёл к расспросу Ивана.
- Иван Иванович, на сегодняшний день Вы единственный в Красной армии человек, которому удалось так близко увидеть Тигр и даже испытать его в боевой обстановке.
- Тигр? Почему Тигр? – поинтересовался Иван.
- Не знаю, но, по нашим сведениям, полученным из немецких закрытых источников, именно такое название придумали немцы своему новому детищу! – с иронией ответил представитель КБ.
- Да, название, пожалуй, соответствует. Этот зверь умеет драться и сможет постоять за себя с любым противником, существующим на сегодняшний день.
- Товарищ майор, Вы не преувеличиваете опасность этого танка? – укоризненно заметил начальник института. Уверен, что наш КВ по своим боевым характеристикам не хуже, а может быть и лучше этого Тигра! – уверенно закончил Антухин.
Иван бросил беглый взгляд на начальника и недвусмысленно заметил:
- Думаю Вы измените свое мнение об этом танке, когда увидите его вживую, товарищ полковник!
Не дожидаясь ответа, он придвинул к Лисину свои наброски с цифрами по бокам и продолжил:
- Я вот тут сделал эскиз этого пресловутого Тигра и приблизительные расчеты по его тактико-характеристикам.
Полковник с интересом принялся за изучение листочков.
Антухин с другого конца стола пытался рассмотреть, что там изобразил Шевяков.
Да, это интересно, - произнес представитель КБ, ознакомившись с материалами.
Лисин задумался и некоторое время молчал, что-то прикидывая в голове.
- Так Вы полагаете, что масса Тигра больше пятидесяти тонн.
- Уверен! – подтвердил Иван, поворачивая к себе исписанные листы.
- Я успел оценить толщину амбразуры пулемета в лобовом листе. Могу ошибиться, но думаю ненамного. Толщина брони около десяти сантиметров, не меньше.
- Сколько? – недоверчиво перебил Антухин и снисходительно улыбнулся.
- Да при такой толщине брони и массе этот танк превратится в бронированную черепаху.
- Должен Вас огорчить, товарищ полковник, но разворачивается эта черепаха на грунте весьма уверенно. Даже с перебитой гусеницей. Так, что на черепаху этот танк мало похож. Да и двигается он по пересечённой местности весьма уверенно. В этом я смог убедиться лично, наблюдая за его маневрированием на поле боя.
Иван бросил пренебрежительный взгляд на оппонента и продолжил:
- Толщина верхних броневых листов в проёмах люков не больше тридцати миллиметров. Точнее сказать не смогу. Особо осматривать было некогда. Немцы помешали своей атакой.
- Да, - задумчиво произнес Лисин, - Если Ваши выводы правильные, то этот танк серьезный противник.
- Он нервно постучал карандашом по столу:
-  Мы в нашем КБ уже полгода работаем над новым тяжёлым танком. Он должен заменить устаревший КВ. Но его расчетная масса по техническому заданию не должна превышать сорока пяти тонн. А тут на целых десять тонн тяжелее. Да, умеют немецкие конструкторы удивить своим неординарным подходом, - подытожил полковник.
На пару минут все замолчали, оставшись наедине со своими тревожными мыслями.
Антухин придвинул к себе листы и внимательно изучал рисунки новой немецкой машины.
Паузу прервал Лисин.
- Иван Иванович, расскажите поподробнее о вооружении. Вам ведь даже удалось его испытать в деле.
Шевяков посмотрел на полковника и начал свой обстоятельный не торопливый рассказ.
- Орудие очень мощное. Очень похоже на немецкую 88-ми миллиметровую зенитку, но казённтк другой, доработанный по всей видимости для танка. Отдача орудия при выстреле очень сильное. По сравнению с нашим Ф-35 не идёт ни в какое сравнение. В отличие от зенитки оснащено мощным дульным тормозом. Такого набалдашника я не видел ни на одном танке.
Лисин достал из внутреннего кармана блокнот с перьевой ручкой и что-то помечал для себя из рассказа Шевякова, изредка уточняя детали.
- Так, всё-таки не 75-ть миллиметров?
- Однозначно нет! Больше! Да это было видно по снаряду и по результатам его стрельбы.
Иван вспомнил короткую дуэль с немецкими танками.
- От прямого попадания в Т-III он просто развалился!
Антухин подозрительно посмотрел на подчинённого и уточнил:
- Прямо вот так и развалился?
- Да, прямо вот так! – нервно подтвердил Шевяков и пояснил:
- При попадании в силовое отделение, образовался пролом в борту с полметра в диаметре. Двигатель вырвало вместе с кормовым бронелистом и отбросило за танк метров на пять. Как вам такое, товарищ полковник? Я много видел поражений от Т-34, но чтобы вот так разворотило корму танка, честно скажу – не припомню.
Антухин замолчал, погруженный в себя.
- Что ещё из вооружения? – напомнил о себе Лисин.
-  Два проверенных временем MG-34 в танковом исполнении. Один спарен с пушкой. Его проверить не удалось, а второй у стрелка-радиста в лобовом бронелисте справа от водителя. Да еще дымовые гранатометы справа и слева на башне. По-моему по три штуки. Рассматривать особо было некогда. Залезали в танк через аварийный люк в днище.
- А боекомплект? Сколько выстрелов?
- Точно не скажу. Мы с Беловым использовали снаряды только с правого борта. Были ещё на перегородке МТО, под поликом башни и в отделении управлении. Думая штук пятьдесят, наберется, не меньше.
Полковник сделал очередную запись в блокноте и уточнил:
- А что по прицелам?
Шевяков на минуту задумался, а потом уверенно продолжил:
- Прицел наводчика очень хороший. Большое поле зрения и высокое оптическое увеличение, чтобы уверенно наблюдать за целью и вести по ней стрельбу. Да и у наводчика имеется азимутальная шкала. Такая же шкала имеется у командира танка на погоне командирской башенки. Скорее всего для того, чтобы ему было легче отдавать целеуказания наводчика в бою.
- Это интересно. А приборы наблюдения у командира? – уточнил Лисин.
- К сожалению оценить их не удалось. Вел огонь с места наводчика. Но могу сказать точно, у командира имеется основной прибор наблюдения, установленной на вращающейся командирской башенке и еще пять-или шесть дополнительных перископических приборов. Вообще круговой обзор хороший.
Полковник о чем-то задумался, сделал ещё несколько пометок в своем блокноте и спросил:
- Ну, а теперь, как говорится не для протокола, Иван Иванович. В целом Ваше впечатление о Тигре, как бывалого и опытного танкиста.
Шевяков посмотрел на Антухина, как бы взвешивая, что можно говорить при начальнике, а что нет, а затем взвешивая каждое сказанное слово продолжил:
- Ну, что я могу сказать. Из плюсов без сомнения нужно отметить мощное вооружение и броневую защиту Тигра. Из рассказа лейтенанта Белова, участвующего в прямом огневом контакте с ним, Тигр свободно поражает нашу тридцатьчетверку в лоб с расстояния полукилометра. Причем, практически насквозь. Наш 76-ти миллиметровый бронебойный снаряд в лоб не причинил ему никакого вреда. Ну и, конечно, хорошие прицел наводчика и обзор командира танка.
Иван заметил недовольное лицо начальника и уверенно закончил:
- Из минусов нового танка следует отметить его ограниченную подвижность. Уверен, что при такой массе нужны мосты и переправы высокой грузоподъёмности, а их у нас не так много. Тем более, большая часть из них разрушена в прифронтовой полосе.
Да, хорошо бы Вам пообщаться с лейтенантом Беловым. Ему дважды удалось померяться силой с Тигром. Может быть он еще что-то дополнил к моему рассказу.
Лисин посмотрел на Шевякова и с грустью произнес:
- К сожаленью пообщаться с ним уже не получится. Лейтенант Белов погиб смертью героев через несколько дней после Вашего ранения. Сгорел Белов в танке вместе с экипажем.
Иван замолчал, нервно теребя листки с набросками Тигра и вспоминая толкового офицера.
- Спасибо, Иван Иванович за объективную оценку. Уверен, это поможет нам в поиске способов борьбы с ним.
Лисин поднялся из-за стола.  За ним следом встал Антухин.
Попрощались.
Лисин рукой предложил своему коллеге идти вперед.
Уже в дверях, он внезапно остановился и попросил начальника полигона подождать его во дворе госпиталя.
Затем он аккуратно прикрыл дверь в палату за Антухиным и обратился к Шевякову с предложением:
- Иван Иванович, не хочу влезать в Ваши отношения с полковником Антухиным. Как я понял с его слов по дороге сюда, они не простые. Поэтому не буду тянуть кота за хвост и спрошу прямо. Не хотели бы Вы перевестись служить в наше КБ. Толковые офицеры нам нужны. Тем более с Вашим войсковым опытом Вы смогли бы сделать много полезного в развитии отечественного танкостроения. Уверен с переводом проблем не будет. Организуем его через начальника Автобронетанкового управления в ближайшее время. Тем более, что КБ и испытательный полигон находятся в одном ведомстве.
Шевяков внимательно посмотрел на полковника, немного подумал и не спеша ответил:
- Валерий Алексеевич, спасибо за предложение. Наверное, до своей последней командировки я бы не раздумывая согласился. Но теперь вынужден отказаться. У Вас в КБ я буду иметь возможность работать только над одной машиной. А здесь, на полигоне проходят испытания опытные образцы бронетанковой техники со всех КБ. А это, извините, совсем другой масштаб. Поэтому, я думаю, здесь я смогу принести больше пользы.
Иван на секунду задумался и продолжил:
- По поводу моих отношений с начальником полигона скажу так. Начальники приходят и уходят. А мы испытатели остаёмся и продолжаем делать свое дело. И полковник Антухин – это не весь полигон. Думаю, сейчас он будет вынужден пересмотреть свои взгляды на роль тяжёлых танков в современной войне. Он начальник опытный и умеет держать нос по ветру.
Шевяков многозначительно посмотрел на полковника.
Лисин понимающе улыбнулся и открывая дверь на выход закончил:
- Хорошо. В любом случае мое предложение остается в силе. Если вдруг что-то не будет складываться на службе или будет нужна моя помощь, Вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку. Удачи!
Лисин доверительно посмотрел на собеседника и вышел из палаты.
Иван подошёл к окну и увидел стоявшего возле служебной Эмки Антухина, нервно переминающегося с ноги на ногу. Он нервно курил, бросая периодически настороженный взгляд на вход в здание госпиталя.
В руках он держал свернутые в трубочку исписанные Шевяковым листы бумаги.
Вскоре в дверях появился Лисин. Они сели в машину и через несколько секунд выехали из больничного дворика, напоминая о себе лишь густым сизым дымом отработавшего бензина.
На секунду Иван подумал, что может быть стоило согласиться с заманчивым предложением представителя КБ, тем более что там занимались разработкой реальной альтернативы немецкому Тигру.
Но вскоре он отбросил сомнения.
- Нет. На полигоне я могу видеть и оценивать эффективность различных конструкторских решений. В рамках же конкретного КБ я буду ограничен одной машиной и видением ее главного конструктора. По опыту он знал, что большей частью все они люди консервативные, в меру амбициозные и с неохотой прислушиваются к мнению других и с неохотой внедряют в свои детища чужие новаторские идеи, пусть даже они будут и лучше их собственных конструкторских решений.
Майор услышал, как открылась входная дверь палаты.
На пороге стояла Даша уже без больничного халата. На ней было надето скромное серое платье с белым отворотным воротником.
- У меня занятия после обеда. Я приду вечером. Хорошо? Не скучай и отдыхай. Попробуй поспать.
Она улыбнулась, как будто извиняясь за то, что ей нужно оставить мужа.
Иван в ответ ей хитровато подмигнул:
- Да, иди, конечно. Я сейчас лягу.
Дверь медленно закрылась.
Он подошёл к окну, проследил за тем, как жена быстрым шагом сбежала с крыльца, пересекла внутренний дворик и скрылась в дверях контрольно-пропускного пункта госпиталя.
Иван ещё пару минут посмотрел на тяжёлое ноябрьское небо, нависшее над московскими серыми зданиями. Все это наводило тоску и уныние.
Он с трудом сбросил с себя нахлынувшее оцепенение и смешно шаркая больничными тапками по истертому тысячами пар ног паркету уверенно двинулся в коридор на пост к дежурной медсестре, чтобы выклянчить у нее ещё пару листов писчей бумаги.
После состоявшегося разговора с гостями он не мог ни о чем другом думать кроме опасного врага, созданного немецкими конструкторами танков.
Иван решил ещё раз на бумаге проанализировать сильные и слабые стороны новой немецкой машины, которые ему удалось выявить во время короткого боя. Нужно было сделать все возможное, чтобы наши танкисты и он в том числе были готовы к встрече с опасным противником.  А то, что она состоится в ближайшее время он не сомневался.
Мало того, он ощущал внутреннюю потребность ещё раз помериться силами в бою с этим грозным противником.
Конечно, рано или поздно этот монстр станет желанным трофеем и тогда Ивану и его сослуживцам коллегам по полигону представится возможность детально изучить его конструкцию, чтобы найти его уязвимые места и знать, как с ним эффективно бороться.
А пока приходилось довольствоваться той не полной информацией, которую ему удалось добыть в ходе последней командировки.
Но и этого было достаточно, чтобы сделать вывод о том, что встречный бой с ним на открытой местности для нашей тридцатьчетверке не сулит ничего хорошего.
Это подтверждалось рассказом Белова о неудачном поединке его и старшины Лаврентьева возле Никольского, который наглядно продемонстрировал недостаточную эффективность 76-ти миллиметровом орудия Ф-35.
Единственным действенным оружием в борьбе с ним оставался маневр с возможностью приблизиться на малую дистанцию и поражать его в бок, где броня не такая толстая.
Иван вспомнил лейтенанта Белова.
Он почувствовал, к горлу подкатил горький комок.
За те несколько дней, что они были знакомы, ему приглянулся этот толковый и находчивый лейтенант.
Ему единственному на сегодняшний день во всей Красной Армии удалось дважды вступить в единоборство с Тиграми. В обоих случаях он не был победителем, но он достойно дрался, хорошо выполняя свою военную работу. И главное, ему посчастливилось остаться живым в схватке с ними. А это несомненно большая удача, учитывая не большой его боевой опыт.
Иван вспомнил сосредоточенное лицо Белова перед их последним боем.
Он не суетился и старался не показать волнение, когда они вдвоем были в подбитом Тигре.
Иван встал, прошёлся неспеша несколько раз по палате от окна до двери, стараясь успокоиться и переключиться на конструктивных особенностях немецкого танка.
С трудом, но это ему все-таки удалось.
Он вновь сел за столик и продолжил повторно записывать свои наблюдения.
Иван понимал, что нужно спешить.
Было понятно, что немцы в ближайшее время наладят серийное производство этого танка и, когда этот бронированный монстр выйдет на своих широченных гусеницах на поля войны, нашим тридцатьчетверкам и немногочисленным КВ придется не просто.
И чтобы успешно противостоять ему нужно было отработать действенные тактические приемы, которые помогли бы не только выживать нашим танкистам, но и уничтожать грозного врага.
Иван вновь сосредоточился на воспоминаниях, пытаясь выцепить из памяти мелкие детали, которые напрямую или косвенно подтверждали его предварительные выводы по тактико-техническим характеристикам Тигра.
Он привычно нарисовал таблицу из двух колонок. В левой он написал «проекция танка», а в правой – «слабый элемент».
В основной части таблицы в левой колонке под номером один он уверенно написал «лоб (нос)».
Его рука с карандашом переместилась во вторую колонку и на время замерла, занеся острый кончик грифеля над пустым полем.
Неожиданно для себя Иван понял, что писать особо ему нечего.
Все его рекомендации сводились к стандартному набору показателей, характерного для всех немецких танков с передним расположением трансмиссии.
Машинально через дефис столбиком он начал перечислять: ведущее колесо с механизмом для натяжения гусеницы, амбразура для пулемета, гусеница, смотровой прибор механика, погон башни.
Шевяков с грустью посмотрел на скромный список и вновь вспомнил про разбитую фотокамеру.
Как бы сейчас ему пригодились снимки Тигра с разных проекций.
С отчаянием Иван положил карандаш на стол, смял листок с незаконченной таблицей и бросил его в стоявшее в углу палаты ведро для мусора.
- Нужно возвращаться обратно на фронт. Только там можно собрать полную информацию о сильных и слабых сторонах Тигра.
Он устало встал из-за стола и направился к кровати. Прилёг.
Усталость, накопленная за последние несколько часов, приятной тяжестью разлилась по рукам и ногам.
Иван прикрыл глаза, с блаженством воспринимая упругость панцирной сетки кровати!
Лёгкая дремота начала окутывать его сознание и он уже был готов переступить невидимый, отделяющий его от желанного царства Морфея, как внезапно раздался стук открываемой двери и в проеме нарисовалась фигура полковника Антухина.
Иван невольно поморщился, пытаясь прогнать не ко времени появившийся образ начальника полигона, но тот не уходил.
Его знакомый пристальный взгляд проник в самый центр сознания, как будто выискивая в нем только ему известные пороки подчинённого.
Ивану был хорошо знаком этот взгляд, не сулящий, как правило, ничего хорошего для подчинённых начальника полигона.
В его больной голове закрутилась подобно кинопленке закрутилась череда событий, отображающая в хронологической последовательности его службу под начальством Антухина.
Цветные картинки сменялись черно-белыми и наоборот: его приезд на полигон и первая беседа с начальником, служебная записка в автобронетанковое управление с позицией по роли тяжелых танков в современной войне, пропажа секретных документов и арест Даши,  последняя командировка на фронт, счастливое возвращение и встреча с любимой женой.
- Иван Иванович, не хотел говорить при полковнике Лисине, чтобы не разглашать секретную информацию. Поступили сведения, что немцами вслед за Тигром налаживается серийный выпуск нового среднего танка. Так, что выздоравливайте и готовьтесь в новую командировку. Ваша группа нацелена теперь на сбор данных сразу двух новых машин.
- А что известно об этом новом среднем танке? – заинтересовался Шевяков.
- Да практически ничего. Есть только его название – «Пантера».
- Пантера? Это прямо какой-то зверинец получается, - усмехнулся Иван.
- Да, получается так. И Вам предстоит разобраться с этим зверинцем, а точнее как с ним бороться. Не секрет, что все эти новшества танкостроения немцы разработали в короткие сроки поставили на производство неспроста. Наверняка захотят взять реванш за Москву и Сталинград. И здесь без мощных танков им не обойтись.
Антухин сделал паузу и закончил:
- Так, что времени в обрез. Лечитесь и собирайтесь снова в дорогу. Привет и наилучшие мои пожелания супруге. Я рад, что все так благополучно разрешилось, и виновник пропажи секретных документов найден. Очень жаль, что она оказалась заложником этой неприятной ситуации.
Иван внимательно посмотрел на Антухина, пытаясь найти в его глазах искренность сказанному, но прозрачные глаза не выражали ничего.
- Спасибо! Думаю, здесь надолго не задержусь. Посмотрим, что за очередного зверя сотворили немецкие конструкторы.
Антухин благодушно улыбнулся и не попрощавшись вышел из больничной палаты.   
Шевяков стоял, смотря на закрывшуюся перед ним дверь. Мысли его вновь вернулись в тот злополучный день, когда арестовали Дашу и возможную роль в этой истории начальника полигона.
То, что адъютант Антухина оказался разменной монетой в чьей-то грязной игре Иван не сомневался.


(продолжение следует)