Человек в окне - Рассказ

Весна. 1976 год.
Анна толкнула громоздкую дверь, та уныло заскрипела и открылась. Ее глазам предстали безвкусно оштукатуренные стены. Пол был выстлан плиткой, которая была покрыта чумазой патиной. Освящение было тусклое, а лифт не работал. Справа был вахтерский закуток.
Вошедшая оглядывалась, изучая взглядом весь этот зачумленный антураж. Угнетающий климат в помещениях: запах мочи, прогорклый воздух, сквозняки из невидимых источников. На простенках висели плафоны, в которых словно в смоле застыли мертвые мошки. Ничто не смогло бы здесь привлечь внимание какого-то эстета или представителя богемы. Это были задворки - абиссаль социального обитания. Хиллмонт славился своими готическими тенденциями в архитектуре и психушкой, где когда-то содержался Джеймс Стиг. Она приехала сюда, чтобы поступить на курсы актерского мастерства, которые вел, некогда известный и скандальный актер - Гасвер Лут. Когда-то он сиял на сценах самых элитных театров: участвовал в мюзиклах, пока алкоголь и бесшабашность не довела его до критической точки.
Она была восхищена Гасвером и долгое время грезила о встрече с ним. Она находила в его дикости и безалаберности некую привлекательность – запретную, табуированную, но все-таки привлекательность.
Внезапно под сводами этих пятнистых стен раздался голос. Он будто исходил из глубин: просачивался сквозь кафельные стыки наверх и поднимался как пар:
– «Вам чего?»
Анна замотала головой и, спустя секунду, она догадалась: голос шел из крохотного окна сторожки.
В низкой будке что-то зашаркало и закашляло. Через мгновение дверца сторожки отодвинулось, и через проем показалось сифилитическое, заскорузлое и сморщенное лицо старушки-вахтерши. Голова ее была обмотана в выцветшую косынку, а спина жутко сгорбленная. На ней был свитер, покрытый мохрами, который придавал ей сходство с крысой. А поверх этой допотопной одежонки висела безрукавка.  Не смотря, на ее рыхлое лицо, глаза у нее имели весьма прозорливый блеск.
– «Я.. Анна» – немного мешкая, представилась девушка. – «Я сняла комнату на третьем этаже.»
– «Какая квартира?»
– «Э-э-эм… 57» – Запинаясь, ответила она.
– «Так, ведь Эвелин-то в отъезде… вы с ней говорили?»
– «Да, конечно, она сказала, что можно заселяться.»
– «Вы ее родственница?»
– «Нет, просто знакомые. У нас общие друзья…»
- «Студентка?»
- «В некотором роде... я хочу поступить на курсы актерского мастерства, так что, да, можно и так сказать.»
- «Актерские курсы... хмм.. ну получается вам и диплом дадут?»
- «Эм, вроде того, только это не институт, я получу сертификт об окончании курсов, но курсы проходят при институте» - радостно добавила она.
- «В наше время, дипломы инженеры и ученые получали... сейчас их направо и налево раздают... я уже этих новшств не понимаю...»   
- «я-я только приехала, устало очень… извините» - Анна прервала ее, при этом натужно выдавив из себя извинительную ужимку.
Ее намек старушку уязвил, та злобно моргнула глазами и вышла из будки.
– «Ну что ж, идемте…»
Анна зашагала за согбенной фигурой, волоча небольшой чемодан на колесиках за собой. Она осматривала покоробленные панели, зашарканные ступени. Пальцами водила по перилам и подцепляла облупившиеся щепки. Чахлость дома ее приводила в какой-то фетишистский восторг, все рубцы и царапины для нее были чуть ли не экспонатами в палеонтологическом музее.
Ее высокие ботфорты, в которых были заправлены тугие джинсы, на фоне этого увядания выглядели анахронизмом. 
В объявлении говорилось, что комнатка тесная, скудно обставленная. Затем, в такой шуточной манере, было приписано – «Для тех, кто ищет экономный вариант, а не усладу для глаз.»
Анна именно этого фанфаронство и избегала. Ей всегда импонировали старые здания и архитектура. Обветшавшие храмы и дома ее больше очаровывали, чем новые, сияющие купола и манящие витрины бутиков. Она намеренно выбирала те места, для своих одиноких променажей, которые относились к старым районам - где островерхие шпили выглядывали из хаоса крыш, покрытых черепицей. Где она могла увидеть низкие каменные заборы и церквушки. Где она часами изучала пожелтевшие и покрывшиеся эмалью ветхости маскароны и пальметты.
Она заметила, что старушке каждый шаг дается тяжко, но вахтерша ни разу не запыхтела, ни разу изнуренно не выдохнула или остановилась перевести дух. Это ее обременило мысленно, она  поднималась, думая о двужильности сухопарых коленок вахтерши.
Наконец, после недолгих минут молчания и безмолвного подъема вверх, старушка остановилась у двери с цифрами пятьдесят семь. Вахтерша начала шуровать в каком-то потайном кармане – Анна недоуменно следила за ее неловкими манипуляциями, удивляясь про себя, откуда у нее сыскался карман. Ведь на ней был свитер,  - потерявший свою упругость – и под ним латаная плахта. Но все же, старушка словно фокусник достающий кролика из цилиндра, достала связку ключей, и после короткого звона и лязга отперла дверь. Затем старуха отступила на шаг, приглашая Анну внутрь. Анна скованно шагнула в потемки прихожей.
Перед Анной в смутных тонах предстали две двери. Она видит косые филенки, потертые овальные ручки. Вслед за ней протиснулась старая пигалица, кряхтя и ерзая, включила тусклую лампу, и прихожую освятил скупой свет. Глазам Анны предстала утлая картина, жалкий натюрморт: пегие стены, везде плесневые стожары,  покоробленный линолеум, затхлая вонь и сырость.
- «Вот, пожалуйста, вот это» – старушка указала на замаранную дверь – «комната Эвелин. А вот ваша» – она тыкнула своим бородавчатым пальцем в дряхлую дверцу слева.
Анна поблагодарила старушку, та в свою очередь фыркнула и, бубня покинула прихожую. Старушка зашаркала по коридору, звук ее шагов эхом гудел еще пару секунд под одной из тесных штолен здания.
Постоялица робко отперла дверь своей комнаты ключом, которым старушка не запамятовала ее снабдить.
Она зашла в тесную комнатушку, пошарила по стене и нашла выключатель. Она щелкнула, и келья осветилась, мигающим светом. Убранство не внушало какую-либо воодушевленность: оскребки штукатурки по углам скучились в мелкие сопки, металлическая кровать, две тумбочки без ручек, опять этот вшивый линолеум, шкаф с отвисшей дверью и все. Она затравленными глазами оглядела свое гнездо, не обращая внимание на мечущиеся тени. Анна вздохнула глубоко и постаралась пересилить себя. Она, конечно, любит все старое и ветхое. Но это нарушало все допустимые границы. Это просто было кошмарным. Подбодрив себя мыслью, что она найдет работу в скором времени и переберется в более опрятные апартаменты, она стала распаковывать вещи. Ей не терпелось поскорее увидеться с соседкой - по телефону она казалось очень милой и интересной.
В комнате не было штор, но были крепления для них. Окно выходило на внутренний двор, внизу виднелись пучки деревьев, некоторые чуть-чуть достигали ее окна.
Было уже почти одиннадцать. Она измотанная поездкой, долгими пешими прогулками и голодом, наскоро умяла булочку, купленную у одного иностранца лавочника, и собралась спать.
Она одела свой короткий пеньюар, потянулась несколько раз у окна. В шкафу она нашла довольно таки большое зеркало с резным обрамлением, но ножки у него были отломлены. Она поставила его в угол, стала позировать перед ним, вытягиваясь как балерина и рассматривая свои ноги. Она сгибалась и изворачивалась нарциссически любуясь своим утонченным телом.
Через мгновение, она внезапно замерла. В окне напротив, стоял силуэт. Фигура темнела на фоне желтоватого света за шторами. Человек был высок, его голова доходила до самой перемычки окна. Он явно стоял лицом к ней, но его фигура казалась громоздкой. Она резко занемела и не могла двигаться секунд пять, в голове ворох фобических мыслей заплясали как тараканы. Она моргнула и пригнулась, инстинктивно закрывая руками голые плечи и часть ниже шеи. Гуськом пробралась к стене, выключила свет и вернулась к подоконнику. Затем помедлила чуток и осторожно выглянула за край. Человек в окне был еще там. Она прищурилась и попыталась разглядеть черты, но, увы, все замутнено темнотой. Да и шторы заслоняли всякую градацию лица. Этот соглядатай огорошил ее, она, конечно, всегда была предметом мужской лести, но столь внезапное и бесцеремонное вторжение взора незнакомца ее выбило из колеи. Она ощущала какую-то совестливую укоризну, которая минуту спустя перешла в негодование и оскорбленное самолюбие. Она, гневаясь забралась в постель, досадуя на комнату, в которой нет штор. Уже bp постели она еще раз украдкой выглянула и посмотрела, силуэт все еще как истукан вырисовывался в оконном обрамлении, за спиной виднелся лишь тусклый свет лампы где-то глубинах квартиры  соседа-извращенца. Она заснула с мыслью - завтра же после вводного урока заехать в любой блошинный рынок и купить дешевеньких штор, чтобы завесить это преступное окно.
Второй день прошел удачно, утром она сходила на первый урок курса, к сожалению Гасвера не было, вводный урок провел его ассистент, но уверял, что Гасвер занят одной постановкой в местном театре, и со следующего урока они непременно увидят маэстро воплоти.
Анна в сердцах распекала наглого и беспардонного франта Гасвера, которого она так чествовала всю жизнь, но долго не могла она на кумира своего серчать, так что, успокоившись чашечкой кофе, она сходила на ближайший блошиный рынок.
На рынке происходила сутолока. Зеваки сновали везде, нахально выхватывая товар друг у друга и щупая как одержимые эротоманы. Что они находили в этих допотопных вещах Анна ума не могла приложить. Она выканючила у одной хилой женщины занавески за гроши и быстро покинула базар.
Заходя в вестибюль дома, она подошла к окну вахтерши. Та сидела и с угрюмым видом вязала. Когда Анна окликнула ее, вахтерша желчно причмокивая, подняла взгляд.
- «Простите, мэм… извините, что я отвлекаю вас… но не могли бы вы мне сказать, кто живет в квартире прямо напротив моего окна. Тот же этаж… прямо напротив…»
Пояснительные дупликации, она машинально прибавила, словно она объяснялась ребенку. Старушка захлопала глазами, но на удивление вкрадчиво ответила.
- «А, вы наверное про мистера Кратца. Бедный старик, один живет, всю жизнь в школе проработал. Сын умер три года назад, разбился в машине,» – повествуя о лишениях и трагедиях старика, она снова взялась за спицы – «ни внуков, ни другой какой-либо родни. Даже братьев и сестер. А что деточка? Почему вы спросили о нем?»
Анна помолчав секунд пять, испытывая глубокую эмпатию к бедному старику, отвязалась от дальнейшего допроса старухи дежурной фразой.
- «Да так, ничего.»
Бабулька проводила Анну недоверчивым взглядом, накренившись в бок, чтобы лучше видеть, как высокая фигура девушки поднимается по лестнице, под мышкой которой висел сверток чего-то цветастого.
Зайдя в свою комнату, Анна первым делом занялась шторами. Она их распластала на полу, вытянулась над ними, оценивая их чистоту. Видно, что давно не стирали: «может отдать в химчистку» – подумалось ей, но оглядев в каком чахлом состоянии комната, она обреченно вывела, что это ни к чему. Ведь, остальное все такое-же: запыленное, замаранное и ветхое. Она сгребла полотнища штор в охапку и, забравшись на шаткую стремянку, въедливо выуженную у вахтерши, стала закреплять края в специальные клипсы.
Закончив развешивание штор, Анна прилегла отдохнуть и нащупала в слоях матраца, какой-то тупой предмет. Он изрядно мучил ее еще в первую ночь, но сейчас он предельно четко кольнул ей в бедро. Она встала с постели и начала водить ладонью по поверхности. Не найдя ничего угловатого, она снова повалилась на постель – и вот опять! Что это? – она вскочила и зашарила по простыне. Пару минут спустя, она набрела пальцами на малюсенькую штуку, она начала ее теребить, тыкать кончиком пальца. Конечно, одно осязание не поможет ей вычислить - что это за инородный предмет под наволочкой матраца. Она забралась под чехол матраца и, стараясь не трясти матрац, чтобы ненароком предмет не откатился, проплыла рукой к заветному артефакту. Схватив двумя пальцами секретный осколок она начала вызволять руку из под наволочки, щупая  предмет уже без тактильной преграды. На ощупь, это был бугристый квадрат, с острым краем. Когда она вытащила руку и раскрыла пальцы, то с ужасом вытряхнула находку и отпрянула к стене, сопроводив этот пароксизм визгом. Маленький коренной зуб со стуком покатился и притулился у ножки тумбочки.
Анна задышала часто. Она стояла в ступоре, глядя на коренной зуб с округлившимися глазами. Она выскочила из комнаты, потом вернулась с какой-то тряпкой и корча ужимки подобрала зуб и отнесла его в ванную. Швырнув зуб в унитаз и нажав кнопку слива, она постояла пару секунду, боясь что зуб не уплывет. И когда убедилась, что белый квадратик исчез в водовороте воды, она, все еще дрожа, вернулась к себе.
Днем через кисейные занавески в окне извращенца-вуайериста не возможно было увидеть - мешал дневной свет. Анна временами подходила к окну и пристально всматривалась в окно соседа напротив, но бесполезно – ни каких намеков на тень или очертание фигуры. 
Следующей ночью она задвинув шторы лежала, читая Шекспира. Про извращенца она в рутине повседневности позабыла. Ее глаза уставали от тусклого света, поэтому она решила отложить книгу. Ей захотелось немного порепетировать свои любимые монологи. Надев свой халат, она подошла к зеркалу: она его водрузила прямо на пол, поскольку больше негде было.
Собравшись, она начала декламировать заученные пассажи из монологов разных героинь. Она переряжалась в разные маски, то натягивая на лицо мучительную гримасу, то воодушевленно декламируя любовную речь. Она хмурилась, и ее лицо искажал гнев, а мгновение спустя, она томилась от ласки невидимых рук и стонала от сладкого поцелуя. Задор сменялся истеричным плачем, злость растворялось в умилительном танце. Она оголяла свои безупречные ноги и водила рукой по белесой коже, приманивая невидимого зрителя, и тот же час завешивала ногу полами халата и отталкивала фантомного ухажера от себя. И виляя бедрами, покидала светлое пятно этой тесной авансцены. В жаре выступления, она резко вспомнила о хилом старике, который подглядывал за ней вчера ночью. Она ощутила весь груз одиночества, который свалился на этого несчастного, она подошла к шторам и замерла, протянув руку. Каково это остаться одному, лишенный ласки, внимания. Никому ненужный, выброшенный в стылый пятачок этого бескрайнего мира. Запертый в комнате, запертый в собственном теле, в оболочке, которая уже никого не восхищала, которая одряхлела и перестала кого-либо привлекать. Она силилась ощутить, пронзить свое нутро этими страданиями. Не получалось, она могла это показать, пустив слезу, упав на колени и завопив, но не более. Это испытание и мытарства, которые вкусить должен каждый. «Какая в этом отрада?» – думала она, этот мужчина, глядел на нее, видимо от вожделения, увидел молодую девушку, в окне и обессилил от желания. Тело постарело, но желания не стареют. Вот высшее несправедливость? Да? Какая издевка? Тело увядает, а желания плоти не исчезают и они мучают эту скорбную душу до конца его проклятой жизни, запирая с каждым мигом его беснующийся дух все дальше в клетку. Заточая все порывы в глухое узилище, откуда нет выхода, кроме как на одре смерти, и никак иначе.
Анна промотав в голове все эти онтологические и экзистенциальные вопросы отодвинула шторку слегка, так что осталась небольшая щелка.
Она увидела того самого мистера Кратца. Высокий абрис, безмолвно стоял за стеклянной рамой. Без движений, без какой-либо кинесики тела. Он робко ожидал чего-то. Анну снова удивил его рост, его руки повисли над подоконником, он видимо почти два метра, если не больше подумалось ей.
Внезапно ей в голову вкралась дикая мысль. Не мысль, а скорее, апофиз ее мании перевоплощаться. Вереницы масок, в которые она вживалась, давали ей право на бесстыдство и вседозволенность.
Анна распахнула шторы и сбросила с себя халат. Ее нагое тело предстало во всей своей красоте. Она слепо, словно понукаемая зловещей суггестией начала выделывать похабные телодвижения. Она принялась трогать себя руками в потаенных местах и извиваться.
Силуэт не реагировал, она мельком смотрела, ожидая от наблюдателя телодвижений, чтобы убедиться, что ее нагое представление его будоражит.
Она не угомонялась, взвихрила свои волосы, замотала головой и выпятила грудь.
Тень человека не шевельнулась, не подвигала ни одной частью тела - если и было за окном нечто живое или одушевленное. 
Анна зажмурив веки продолжала свое сладострастное представление. Когда она открыла глаза – фигура все так же, стояла в окне, непринужденно в непокорной позе, абсолютно без намека на движение. Человек, стоявший за пористой ширмой, подобно кукле застыл в одной стойке. Ей резко стало противно и страшно, она осознала ту мерзость и испорченность того, чему она бездушно предалась. Она лихорадочно кинулась задирать шторы, человек в окне не сходил с места, он продолжал взирать невидимыми глазами, а может это был манекен? Или вовсе не человек. 
Анна с щемящей душу совестью бросилась под одеяла и долго не смогла заснуть, снова и снова испытывая едкое чувство самобичевания, бросая себя же на дыбы наказания, не понимая что могло ее побудить такое сделать. На пустом месте, она дала волю самым извращенным вспышкам – животным инстинктам. Что теперь? Что делать если она случайно наткнется на этого старика в коридоре или на улице, а учитывая комичность жизни – это вполне возможно.
Она заснула только под утро, всю ночь ее одолевали истязающие мысли. Она то винила себя, то нелепо пыталась оправдаться, все это в итоге стекало в неиссякаемое отвращение к себе. Под утро она пришла к окончательному выводу, что бесконечное смена лиц, будучи актрисой, в итоге стерло всякий ориентир ее собственной идентичности. Она пускается во все самые уродские порывы, которые не роднятся с ее истинной натурой. Ее исковерканной душе необходимо произвести ревивификацию. Она это прочно уяснила. Потом заснула и проснулась только ближе к полудню.
После пробуждения она впроснях выбралась из кровати, уколы совести все еще терзали ум. В одной майке и трусах она заковыляла в ванную.
Анна умылась, привела себя в порядок и решила выбраться на улицу, чтобы попить кофе. Спускаясь по лестнице, в своей излюбленной кожаной курточке и блузке, на ходу поправляя свои длинные волосы, она встретила вахтершу в фойе.
Старушка беседовала с кем-то в униформе. Вахтерша сокрушенно мотала головой и причитала. Анна остановилась, боясь потревожить их оживленный разговор.
Мужчина, который следил за длиннющими тирадами старушки, был чисто выбрит, коротко подстрижен, на предплечьях щеголяли шевроны. Видимо сотрудник полиции. В руках у него был планшет и он делал какие-то пометки в нем. Его крючковатый нос, лишал его шарма, но рост внушал некую барственность. Он спокойно слушал и не перебивал пожилую женщину. Что говорила вахтерша Анна не смогла разобрать, поскольку ее манера речи, перемежалось с частичной кахексией и шепелявостью. А вот офицер говорил четко и грамотно.
- «Соседи жаловались на запах, вот мы и пришли проверить.» 
Анна уже изнемогала от жажды выпить кофе, но разговор видимо у этих двоих затянется надолго. Пройти незаметной не получится: - «видимо, нету выбора» – подумала она, - «все равно тут стоять не охота. Но может еще повезет, они не вовлекут меня в разговор.»
Она спустилась, на ней были кеды, так что шаги ее не выдадут. Все еще надеясь на подслеповатость старушки, она прибавила шагу, но лепрозный басок бабули отрезал ей путь.
- «Анна!»
Девушка застыла в позе бегуна и сквозь зубы прошамкала: – «Проклятье…»
- «Да!» - Изображая любезность произнесла она в ответ.
Следом за зовущей ее старушкой, которая протянула ей руку как на фресках в сикстинской капелле, повернулся и сотрудник местной службы полиции. Мужчина уставился на Анну, его лицо было лишено эмоций, абсолютно каменное - невыразительное, казалось, что дерни он одной хоть бровью, то рассыпается как песочная поделка.
- «Анна! Несчастье какое…»
- «Что случилось...»
- «Помните вы спрашивали про того мистера Кратца?»
- «Да» - она испуганно воззрилась сначала на старушку, а затем и на служивого.
- «Кошмар, Анна, кошмар! Он, оказалось, повесился! Повесился, Анна! Уже неделю как… в квартире висел…» голос вахтерши вызвал у нее фриссоны. 
Анну чуть не скосило с ног. Она потом долго не будет понимать, как она удержалась тогда на ногах.

Конец