Простое человеческое счастье

Океан искрился нежной лазурью и был таким прекрасным, каким может быть только во сне, когда отпущенное на волю подсознание сочетает самые чистые цвета, самые пленительные запахи, самые завораживающие звуки. Отель на его берегу напоминал светло-розовый высокий корабль. С открытой террасы ресторана доносились ароматы кофе и выпечки, в тихом воздухе, еще не утратившем ночной свежести, далеко разносились тонкие детские голоса,  смех взрослых, звон чашек и еле звучащая – лишь фоном! – полинезийская музыка. А в сонных коридорах, сплошь покрытых светлыми коврами с длинным ворсом, уже появились стройные смуглые горничные, и от их ослепительных улыбок веяло счастьем. В просторном холле отеля было людно: тут и въезжающие - они не могут скрыть восторга, неделя-две в этом раю подарят воспоминания на весь год, и выезжающие – этим немного грустно. Или очень грустно. Ведь все хорошее проходит, и согласиться с этой простой истиной иногда сложно. Правда, и плохое тоже проходит, и в результате остается лишь повседневное, обыкновенное, а от него никакой радости.

Под постерами, рекламирующими экскурсии по острову, туда-сюда прогуливалась высокая женщина необыкновенной красоты – крупные платиновые кудри, удлинненные глаза редкого светло-зеленого цвета. Она всегда задерживала взгляды, но, подобно девушке из Ипанемы из известной песни, скользила под ними и сквозь них, в облаке своих мыслей, не останавливаясь, не замечая. Она редко оставалась одна и не искала знакомств.

Французский дайвер, только час назад сошедший с самолета, бросил на нее смелый восхищенный взгляд. «Бог мой, какая красотка. И наверняка горячая детка. Я буду не я, если к вечеру с ней не познакомлюсь! Я уже в полном восторге от этого отеля! Как прекрасно начинается отпуск!» Он не задумывался о том, как и где будет искать поразившую его женщину – потому что был он молод, красив и самоуверен, и пока что все шло само к нему в руки.

Пожилой американский ученый тоже залюбовался прелестной незнакомкой: «А еще говорят, что в природе нет совершенства! Но эта женщина не что иное, как творение природы. Какие тонкие черты, какие благородные линии... какой точный отбор, сколько поколений понадобилось, чтобы мы могли лицезреть эту красоту! Все-таки среди шведок встречаются иногда просто богини!» Женщина медленно вышла на улицу, а мысли ученого переключились на другой приятный объект – конференцию в Стокгольме, она ожидалась примерно через месяц и обещала стать событием в научном мире.

Вера Акимова, в которой, кстати, не было ни капли шведской крови, посмотрела на маленькие золотые часики. Без четверти десять. Когда тоненькая стрелка укажет на крошечный бриллиантик в верхней части циферблата, появится Ману. Он никогда не опаздывает. Вера считала его или удачной находкой, или нашедшей ее удачей. Ману, местный мелкий бизнесмен, владелец небольшой компании такси и организатор экскурсий по острову, подхватил ее в аэропорту и предложил свои услуги. Вера не собиралась весь отпуск сидеть в отеле и с радостью согласилась. Похож он был на радушного кавказца, любил пошутить, но не пересекал границы, заботился о Вере, но никогда не был навязчивым. Иногда он возил ее сам, иногда присылал своих таксистов.

Вера побывала в парках и заповедниках, на самых далеких живописных пляжах, на рынках и народных праздниках, в деревеньках – чтобы насладиться местной спецификой. Побродила по прохладному, немного провинциальному, как и все в этой благословенной стране, моллу. Даже заглянула в местную галерею искусств – поговаривают, что две картины там принадлежат кисти великого Гогена, питавшему особую любовь к Полинезии. Правда, вот только авторство пока не доказано.
Послезавтра Вера улетает домой, и пока ей не хочется думать о том, что и как там будет. Сегодня она поедет в ботанический сад, после - в частный розарий, потом пройдется по городской набережной. Cамый последний день она проведет в отеле, чтобы до последней капельки добрать отдыха. А потом осторожно усадить себя в самолет, как драгоценный сосуд, до краев заполненный жарким солнцем и тропическими запахами. 

XXX

Ману появился ровно в десять – широко улыбающийся, одетый, словно на торжество: “Good morning, good morning, my dear Vera, how are you?” А как иначе: работаешь с туристами – будь добр приучить себя не опаздывать. Пунктуальность высоко ценится и иногда неплохо вознаграждается. Говорят, что у полинезийцев существует только четыре вида времени: утро, день, вечер и ночь. «Приходи утром» может означать и в восемь, и в одиннадцать. Никому это не важно – ведь спешить некуда. Как говорила бабушка Ману, тот, кто спешит, падает в океан.  В детстве ему представлялся мультипликационный человечек, он со всех ног бежит через весь остров, не замечает обрыва и падает. Но для работы полинезийское время не годится.

А особенно для этой золотой клиентки, этой русской Веры. Ману посадил ее в свое такси в аэропорту, а по пути в отель предложил повозить по острову. Она, к его огромному удивлению, не торгуясь, заплатила авансом всю сумму, а он нарочно завысил ее в полтора раза. Вера денег не считает, это сразу видно – у Ману глаз наметанный. Украшения из белого золота, дорогие часы чуть не каждый день меняет – сколько она их с собой привезла?

Конечно, она немного странная – молчаливая, только улыбается чуть-чуть своим мыслям, как будто что-то приятное вспоминает. И всегда одна! Это при ее-то внешности. Ну, кто ее знает – может, она в своей стране какая-нибудь знаменитая актриса, а здесь отдыхает от славы и надоедливых поклонников. Ману до этого дела нет – лишь бы платила хорошо, а он постарается.

Такая Вера может и щедрых чаевых отсыпать – недрогнувшей рукой, если, конечно, сегодня все пройдет гладко. Но стройный план начал сыпаться еще вчера. Нет, приехать в отель, поздороваться-попрощаться, пожелать счастливого пути и удачной поездки в аэропорт на бесплатном шаттле отеля, будь он неладен – это святое. Но вот повозить днем Веру Ману никак не сможет. Вчера позвонили из банка и назначили встречу. Сколько Ману ее ждал – месяц, два?  Потому и отменять ее нельзя. Бабушка его говорила, деньги – что океанская вода: блестит, а попробуй удержать.

И, как назло, все его таксисты в этот день уже заняты. Есть только один, новенький, Акаму, но этот – оторви да выбрось. Неладный и негодный. Вечно какой-то растрепанный, рубашка не глаженая. Как такому доверить Веру? Опаздывает постоянно. Пять минут одиннадцатого – его нет. Десять минут – его нет. Пятнадцать минут – Вера, улыбнувшись отстраненной своей улыбкой, уходит в номер за забытой книгой. Что же делать... Если к ее возвращению этот мальчишка не появится, Ману сам отвезет ее в ботанический сад, потом помчится в банк, и останется только молиться, чтобы бюрократы эти чертовы приняли его вовремя. А время у них тоже полинезийское...

ХХХ

Не был Акаму ни негодным, не пропащим. А то, что рубашки неглаженые, так это даже и не его вина. Там, где он обитал, был старенький утюг, и даже работал практически исправно. Но как одежда может не мяться, если хранить ее на кровати? В комнатке, которую Акаму снимал с двумя бывшими одноклассниками, кроме двух кроватей и раскладушки не особо, что имелось. Все они мечтали порвать с деревенской жизнью, не очень пока знали, как подступиться к городу, но были полны надежд и не боялись никакой работы. Один из них мыл посуду в ресторане, второй устроился работать курьером, и Акаму – в такси.

И безответственным он тоже не был. Вот только с временем никак у него не складывались отношения! Иногда оно шло нормально, и в каждой минуте было шестьдесят секунд, а в каждом часе – шестьдесят минут, как и положено. Но стоило ему отвлечься, замечтаться, как время начинало лететь с бешеной скоростью, и вот тут уже начинались проблемы. С Ману – его начальником. Очень тот не любил опозданий.

Но сегодня дело было даже не во времени, просто сложилось все неудачно. Точнее, наоборот, удачно. А еще точнее, не сегодня, а вчера. В городе проводился традиционный летний фестиваль, с песнями, танцами, обильной полинезийской едой. Закончился он, когда солнце давно уже село, и вот тут и началась работа. Акаму в своем маленьком белом такси летал, словно шарик от пинг-понга – центр – отель – центр – аэропорт – центр – другой отель... Когда он взял последнего пассажира и тот назвал ему адрес, у Акаму аж дух перехватило – другой конец острова, хоть и не сильно большого, но все же... В общем, до дома он добрался с первыми лучами солнца.

Была половина одиннадцатого, когда он сломя голову выбежал из дома, в помятой рубашке и не причесавшись. А какой толк бежать? Все равно Ману уже придумал какой-то выход. Кстати, на телефоне – пропущенный звонок от него... Ох и рассердится начальник. Акаму, представив его гнев, аж голову в плечи втянул, как нерадивый ученик под взглядом сурового учителя. Что-то будет... Только ничего хорошего. Главное, чтобы не уволил. Потому что если выгонят Ману с работы, то хоть обратно в деревню возвращайся. С позором, и, кстати, пешком, потому что денег-то на автобус нет...

Две недели он не платил за комнату. В первый раз влетел на штраф – обидно получилось... Хорошо хоть то, что пожилой полицейский, разговорившись с Акаму, выяснил, что его двоюродный брат и семья Акаму живут в одной и той же деревне, и согласился не сообщать начальнику – просто выписал квитанцию для оплаты. Второй раз пришлось платить взнос за право работы в аэропорту. Его друзья-соседи, конечно, все понимают... И ни слова Акаму не сказали. Но, если честно, то в этот раз за жилье должен полностью платить он. Значит, опять не сможет отправить денег родителям, а они так надеются на его помощь...

Когда он решил уехать в город, у мамы аж слезы на глазах заблестели. А папа нахмурился, помрачнел, словно туча, но потом сказал: «Пусть попробует, Олиана... это ничего... Может быть, получится...» Акаму как-то сразу понял, что он не сердится на него. Просто волнуется, как он устроится в городе, вдалеке от семьи, вчерашний школьник. Кто поможет Акаму, случись что? Нельзя было обмануть такое доверие, невозможно...

Ману давно на него зуб точит, но сегодняшний проступок запросто может стать последней каплей. Или уже стал. Собрав всю смелость, Акаму берет телефон и пишет: «Доброе утро, Ману, тысяча извинений за опоздание, очень неудачно сложились обстоятельства. Куда мне подъехать? Я готов к работе».
Ману недолго думал, что ответить. «Я больше не нуждаюсь в твоих услугах. Оставишь такси около дома, а ключи – в почтовом ящике». Да как он смеет, да что он себе позволяет! Ману в жизни не встречал человека, меньше подходящего для работы таксиста! Его бабушка бы лучше справилась, честное слово. Не будет он больше терять из-за него деньги. Ему вдруг ясно представился этот нескладный мальчишка, щуплый, вечно растрепанный, стоит, низко опустив голову, просто само раскаяние. Как хорошо, что больше не придется видеть его дурацкую физиономию. Ах да, Ману же ему должен зарплату за часть недели… А вот не будет он ничего ему платить. Это будет штраф за то, что так подвел его с Верой. Тому, кто не умеет ценить время, и деньги ни к чему.

Еще удачно получилось, что Вера решила весь день провести в ботаническом саду. Там и кафе есть, пообедать можно недорого. Хотя, если у этой женщины и есть проблемы, то деньги точно к ним не относятся. Бывает, что у людей все складывается и само в руки идет, а вот кому-то и попотеть как следует приходится, чтоб хоть чего-то достичь.

ХХХ

Если бы Акаму попросили охарактеризовать город одним словом, он сказал бы – большой. Нет, гигантский! Конечно, он уже взрослый и знает, что есть города и побольше – Нью-Йорк, Париж… Может, когда-то и выпадет возможность их увидеть. Но пока – вот столица его мира, и Акаму от нее в восторге. Высокие дома, просторные площади, бесконечная набережная, дороги – широченные, по две, а иногда даже и по три полосы в обе стороны. Красота в глазах смотрящего, и не замечает Акаму ни потрескавшегося тротуара, ни лежащих на паре кирпичей дощечек, переброшенных через лужи в самом центре, возле городского рынка. Он не видит, что с белых многоэтажек сыплется отделочная плитка, и даже здание правительства нуждается в ремонте.

И все же город был хорош. Несколько провинциальный и обветшалый, но полный тихоокеанского колорита, овеянный солеными бризами, круглый год в облаке цветочных запахов… Американцы, эти не взрослеющие дети, ехали сюда из любопытства: «Представляешь, и здесь люди живут! И как это они живут? Смотри, вон МакДональдс! Ну надо же!» Европейцы стремились подальше от знаменитых построек и руин, от тесноты и скученности. Азиаты двигались по земному шару, словно сканируя его: «Здесь мы еще не были, значит, сюда и едем в следующий отпуск». А такие, как Вера, рвались прочь от холода, слякоти, снега, толкотни и спешки, называемой почему-то ритмами большого города.

Дом, в котором жил Ману, находился в самом дорогом и престижном районе города, прекрасном настолько, что казалось, что он чудом переместился сюда откуда-то с французской Ривьеры, с его домами из светлого камня, цветущими деревьями, ровными газонами. Уж насколько был расстроен Акаму, но не мог не восхититься этим оазисом чистоты и прохлады. Дом его бывшего босса был не очень большим, хотя и двухэтажным – стояли тут и настоящие дворцы, с колоннами и фонтанами! – но была у него открытая терраса с мягкими креслами и качелями, и большой балкон, оплетенный цветами, и два больших розовых куста у входа, и просторный сад с беседкой. Акаму, любопытный от природы, побродил вокруг, заглянул за невысокий забор. Если кто-то спросит, что он тут потерял, всегда можно сказать, что приехал к Ману, а его, видимо, дома нет.

Как бы, интересно, Акаму жилось, если бы у него был такой дом? Уж точно, в такси бы он не работал, а был бы, например, врачом или адвокатом. Или богатым наследником без определенных занятий. Никаких тебе дел! Позавтракал с утра чем-нибудь полезным и фруктовым, и хоть весь день на доске по волнам катайся. А вечером смотри кино на большом экране. Бывают такие телевизоры – прямо во всю стену. Наверно, и у Ману такой есть. Если подумать, то жизнь не очень-то справедливо устроена. Или очень несправедливо. Кто-то ни в чем не нуждается, а у кого-то практически ничего нет. И надо постоянно крутиться. Вот чем его родители, к примеру, хуже этого самого Ману? Всю жизнь работают, а богатства у них как не было, так и нет. Эх, и в этот раз не получится хоть немного денег им отправить… Наверно, надо возвращаться в деревню… и признать поражение? Но как платить за комнату? В воображении Акаму эта маленькая убогая комнатка – его единственное жилье здесь! – по сравнению с великолепным домом, от которого он никак не мог уйти, предстала особенно неказистой и запущенной. Как хотелось бы жить по-другому… как хотелось бы… он закрыл машину, неторопливыми шагами дошел до почтового ящика, положил в него ключ. Теперь надо двигаться домой. Далеко! И денег на автобус, кстати, нет. Но, опять-таки, и спешить совершенно некуда.

Он не прошел и десяти шагов, как его окликнул звонкий голос: «Акаму!!» Он стал поворачиваться, как в кино, в замедленных кадрах, и казалось, это простое движение заняло целую вечность. Потому что Акаму помнил и голос, и глаза-колодцы – как отгадать, что плещется в их глубине? Школьная блузка как будто великовата – она всегда была маленькая, Сефина; и тонкие смуглые руки кажутся еще темнее на фоне накрахмаленной белизны. И как он целый год не мог решиться позвать ее на свидание, а потом почти решился, но она уехала; и как он долго страдал, воображая, что его сердце разбито. Потом забылось, а голос остался… И он, словно преодолевая сопротивление тощи воды или оцепенения, как во сне, когда хочешь побежать, но не можешь, рывком обернулся. И Акаму снова стало пятнадцать лет.

Ххх

Ночь опустилась на этот благословенный остров. Те, кто весь день работал, смогли наконец-то отдохнуть, ибо и здесь, в этом раю деньги не доставались без усилий, а жизнь была не так легка, как можно было подумать, просмотрев рекламные буклеты. Спали многие туристы. Каждое утро они просыпались чуть ли не с рассветом, не желая потерять ни капли щедрого тропического солнца. И от развлечений, и самого отдыха – коктейли у бассейна, мяч, взлетающий в небо, сочная зелень за окном автомобиля – можно устать. Но те, кто не спал, сидели в барах и ресторанах, смеялись, слушали живую музыку, наслаждались ночной прохладой, любовались лунной дорожкой на неподвижной глади океана.

Ману никак не мог заснуть. Он осторожно, чтобы не потревожить чутко спящую жену – «спи, Аланна, спи!» - спустил ноги с кровати. Прошел по спящему саду, не замечая ароматов, волнами плывущими над сонной землей. Вот этот сладковатый, а этот – с горчинкой, а вот тот – немного цитрусовый. Он садится на скамейку, оглянувшись вокруг (хотя кто увидит его в этот час), извлекает из-за сиденья помятую пачку сигарет, закуривает. Он вообще-то давно бросил, но тут… а какого черта! Дурацкая привычка, а все-таки помогает.

Встреча в банке прошла ни хорошо, ни плохо. Заявление на кредит перешло на следующую ступень рассмотрения, и когда будет решение, Ману сообщат. А когда это будет – как карта ляжет. Никакой точности и определенности в полинезийской жизни не бывает, особенно если дело касается бюрократии. Пока дождешься, можно все потерять. Ману бросает взгляд на дом. Светлый камень, ровные линии, простор и воздух, одним словом – за один только проект столько отвалить пришлось, что и вспоминать не хочется. Но тогда и бизнес шел хорошо. А теперь – будь добр все свои такси оборудовать камерами. И это еще ладно. Вот только сроки нереальные. Ну, тут можно побороться. Но то, что все машины должны быть не старше пяти лет…

У Ману двадцать машин, и шестнадцать из них придется заменить в течение года. Что с ними делать? Продавать за бесценок? Это ведь не одна или две… Покупать новые? Тогда о прибыли придется забыть надолго, с долгами бы расплатиться. И никто не поможет, не посоветует ничего. Дом продать, купить или снять что-то попроще? Аланне на работу устроиться? Ни образования, ни опыта, двадцать лет домохозяйка. Семья не в курсе, дочка каждый день школьных подруг в гости приводит – гордится тем, какой у них дом, какая улица. Сын собирается в следующем году на врача учиться, только об этом и говорит. И тут без денег не обойдешься. Продать компанию, устроиться обычным таксистом? Тогда сын может попрощаться со своей мечтой. Дочь – та вообще хочет учиться в Новой Зеландии. Смотрит на это как на решенный факт. Хорошо, что ей всего четырнадцать, может, и передумает еще…

Вот эта полная беспомощность – она хуже всего. От этого Ману и курить снова начал. Когда был сам по себе, то знал, что всего достигнет. Молодой, сильный, вся жизнь впереди. Не всегда было легко. Работал по пятнадцать часов в день, без выходных, но сейчас кажется, что даже и не уставал, потому что точно знал, как хочет жить. Все это так несправедливо. Он все сделал правильно, и тяжелый труд дал свои плоды. Как не хочется обратно… Как сказать семье… А есть и те, кому все достается без усилий, по прихоти фортуны или по рождению. Есть и такие…

ХХХ

Влюбленные, обнявшись, сидели на берегу. И далеко от них были финансовые проблемы, кредиты и банки, чей-то гибнущий бизнес. Все это существовало в другом измерении.

- Ты тогда так неожиданно исчезла…
- Неожиданно? – Сефина громко хохочет. – По-моему, вся школа знала о том, что мы переезжаем.
- Ну, я думал куда-то близко… - замялся Акаму. – Почему ты не позвонила или не написала?
- Почему-почему! – Сефина шутливо дергает его за ухо. – Потому что не решилась. Я была в тебя влюблена с пятого класса, а ты на меня даже внимания не обращал. Как бы это я стала тебе звонить?
- А я не знал. Не сердись! Прости, я не то хотел сказать, - лицо Акаму вспыхивает, - я тоже был в тебя влюблен тогда.
-Ах-ах, какие мы вежливые, - опять смеется Сефина, но вдруг резко становится серьезной. – Да ладно, это совсем не важно. Главное, что сейчас ты понял. Никуда тебя больше не отпущу, никогда, - и она крепко обнимает его руку.
- Мне, наверно, придется домой уехать, - грустно говорит Акаму, - работу я потерял, за комнату платить нечем, не просить же у родителей деньги…
- Что? – глаза Сефины гневно загораются. – Уедет он. Даже не думай. Теперь все только вместе. Насчет работы папу спрошу, он обязательно поможет, можно пока будет на его фабрику… Я дядю Фалу через год стала папой звать… Я ведь родного отца никогда не знала, мы с сестрами совсем маленькими были.
- Он ведь на рыбалке утонул, да? Прости-прости, какой же я дурак, зачем я об этом.
- Да ладно, чего уж тут, - задумчиво отвечает Сефина, - шторм был, лодка перевернулась, ну он и не выплыл. Маме потом так тяжело пришлось… Если бы не дядя Фалу...
- Сефина, - Акаму мягко отодвигается от девушки, - все-таки я не могу к нему обратиться, это неудобно, почему он должен мне помогать, постороннему человеку.
- Пожалуйста, не надо быть гордым, - она смотрит ему в глаза, - пожалуйста. Я уже была гордой, и чуть тебя не потеряла. Больше не отпущу.

Акаму обнимает Сефину, понимая, что никакие его аргументы на нее не подействуют, и чувствует облегчение. Вдвоем легче, чем одному, и он никогда ее не подведет – просто не сможет. И даже ради Сефины научится ладить со временем – чтобы оно не вздумало больше никуда убегать. Теперь очень важно научиться замедлять время, потому что рядом с Сефиной и вечности будет недостаточно.

ХХх

Вера стояла у окна, не в силах оторвать взгляд от океана. Ей словно хотелось навсегда сохранить в памяти каждую волну, каждый блик на воде, и темный песок – на самом деле он золотой, и завтра Вера снова его увидит, а вот послезавтра… И стройные пальмы, так безмятежно покачивающиеся под океанским бризом. Вот бы превратиться в такую пальму и стоять здесь до скончания веков, и не надоело бы…
Вера в отчаянии сжала руки и беспомощно оглядела свой дорогой номер – широкая кровать, элегантная светлая мебель, свежие цветы в вазе на тумбочке, зеркало, подсвеченное двумя изящными лампами.

«Сяду на кровать и с места не двинусь. И пусть хоть силой волокут», - почему-то ей на мгновение кажется, что если так сделать, то никто ее не найдет – глупая идея, конечно. Все летит к черту, буквально все.

«Ах Сашечка-промокашечка, если ты думаешь, что я одна за растраты буду отвечать, раз уж назначена главным бухгалтером, ты сильно ошибаешься. Никто не заметит, никто не заметит… Что теперь следователю говорить…»

Вера опять мысленно возвращается в тот серый осенний день, в котором за этот отпуск побывала уже раз триста. И молоденький аудитор, робкий, в смешных очках. Пиджак великоват и сидит на нем как-то неловко, но мальчик этот дело свое знает.
«Вера Петровна, можно еще распечатку вот с этого счета – он был всего в одном отчете упомянут, и я понял, что вы им, наверно, почти не пользуетесь».
И Вера говорит с улыбкой соблазнительницы, а внутри все обрывается и будто летит с обрыва: «Да, вы правы, Антон, мы им раньше пользовались, но теперь, мне кажется, никакого движения средств на нем нет».

«Тогда проверить его не составит труда. Одно удовольствие работать с вами, Вера Петровна,» - и улыбается так очаровательно, видно, что флиртует. Тоже мне, чертенок номер тринадцать… Из табакерки.

А теперь все кончено. На звонки Саша не отвечает. Теперь генеральный, конечно, ее виноватой выставит. У Саши-то отец в Госдуме, его отмажут, никаких сомнений. А Вера кто ему – просто любовница.

И она, как будто в последний миг жизни, вспоминает весь прошедший день, промелькнувший вспышкой. И веселого Ману, который так скрашивал ее одиночество. Она знает, что у него есть любимая жена, сын и дочка. И ей представляется, что они сидят все вместе за столом, ужинают, обмениваются новостями, смеются. Потом Ману включит телевизор и будет смотреть новости, а жена сядет рядом и положит голову ему на плечо. Дети, тихо пересмеиваясь, будут смотреть что-то в телефонах – дело подростковое. Простое человеческое счастье… Все повторяется каждый вечер, и все равно не надоедает. И не нужны никакие неожиданности, взлеты-падения, американские горки страстей.

Есть океан, все время разный, переменчивый, но никуда не уходящий из своих берегов. Есть пальмы и песок, и даже самый сильный ветер никуда не унесет его. Есть люди,

И почему-то глаза ее вдруг обжигают слезы, и она думает: «Пусть у них все будет хорошо. Нормальная семья, нормальная жизнь. Пусть их все беды минуют». Вере кажется, что она теперь часто будет вспоминать эту картинку, которую никогда не видела, но она реальна, так реальна, что за нее можно держаться, как за якорь. Если станет совсем темно, это все равно останется. Мужчина и женщина перед большим мерцающим экраном, мальчик и девочка, склонившие головы над маленьким экранчиком. И все они есть друг у друга. Простое человеческое счастье…