По соседству с Элис

В дом, где когда-то жила Элис, въехали новые жильцы ¬¬¬– он видел в окно. Это ж сколько лет-то прошло? Двадцать? Ну, а если честно, то двадцать лет, два месяца и семь дней. И знаете – это никуда не девается, не проходит, оно на кончиках пальцев, оно стоит комом в горле, оно, словно этот странный стеклянный червячок перед глазами – только приглядишься, и он уплывает. Но всегда остается в поле зрения. Шон раньше думал, что время, как горячее солнце, высушит живые воспоминания, их краски утратят яркость, но теперь он уверен в том, что это не так. Все-таки двадцать лет.

Он хорошо запомнил тот день, когда большой черный лимузин сделал круг по их улице. Этот ее отчим, мистер Эйвери, выложил кучу денег на похороны. Гроб не был виден из-за укрывшего его моря белых цветов. Люди на улице долго потом говорили, что этому толстосуму следовало больше делать для бедной девочки, пока она была еще жива. Но разговоры были тихие, еле слышные, как будто шелестит дождь или скребутся мыши на крыше, маленькие хитрые мышки, которые про всех знают правду. Все жалели миссис Эйвери. А Шон не жалел.

Отчим Элис представлялся ему тупой стихийной силой, как торнадо или лесной пожар. Он был бывшим военным, несгибаемым, жестким и быстрым на расправу, из тех людей, кому постоянно нужно что-то ломать. И он начал с Элис. На похоронах говорили, какая она была щедрая и добрая, и яркая, будущая звезда спорта, какие стихи она писала, и как пела, и школу закончила лучше всех, и сколько перед ней открывалось возможностей. Но никто не говорил о том, что случилось после.

Этот парень, Рик, появился в их городке неожиданно. Он сказал, что служил во Вьетнаме и что был с отцом Элис в тот самый, последний день. И она ушла с ним сразу. Сначала они разговаривали, сидя на заднем крыльце, долго – часа два. Шон все время был рядом, в своем укрытии. Ему не было слышно ни слова, но он видел, как Элис плакала, курила, а Рик прикуривал ей сигареты, снова плакала. Наконец она резко утерла слезы с опухшего лица и молча вошла в дом. Через минуту вышла обратно с зубной щеткой – она засунула ее в карман джинсов. Вслед за ней на крыльце появилась миссис Эйвери – на капризном лице бывшей королевы красоты привычное брезгливо-недовольное выражение. Элис отмахнулась от нее, как от мошки, схватила Рика за руку, и они ушли.

Прошло два года. Что делал Шон все это время? Сначала учился, потом работал? А может, наоборот – сначала работал, потом учился. С кем-то пил, с кем-то спал, отдавая предпочтение хрупким блондинкам с прямыми кукольными волосами. Он ждал. Ждал и повторял, как заклинание – все приходит к тому, кто умеет ждать, лишь к тому, кто умеет ждать. И она пришла – услышала, как он призывал ее, и не смогла не прийти.

Те, кто видел ее, говорили, что Элис сильно изменилась – как будто побывала на войне. Похудевшая, бледная. Говорили, что видели ее в центре, и она была или пьяна, или не в себе. Домой не вернулась – она жила где-то к югу, за рекой. Приличные люди в те края не забредали. Говорили, что и Рик приехал с ней и обитал там же, но в город почти не выходил. А еще говорили, что она пойдет с любым, кто готов немножко заплатить.

Однажды она заявилась домой – Шон видел из своего наблюдательного пункта.  Не то, чтобы ее кто-то сильно ждал дома, после двух-то лет. Худая, кожа да кости, тусклые волосы, потрепанная одежда. Она просила о чем-то миссис Эйвери, умоляла, а та отводила накрашенные глаза. Потом у нее пропал дорогой браслет. Ее муж нагнал целый квартал полиции, хотя ясно было, чьих рук то дело. Пропажа могла бы еще найтись за рекой – там, куда не заходят приличные люди. «Если эта тварь появится здесь еще раз, я засажу ее в тюрьму!» Так он и сказал. Об Элис. Он был ей отчимом. Миссис Эйвери не была против – оно и понятно, к тому времени у нее на руках уже были Мия и Софи, такие малышки, такие куколки, все их обожали. Такая прекрасная семья, и тут Элис…

В ту ночь Шону не спалось. Слишком ярко светила луна, слишком далеко разносились звуки в сонном летнем воздухе. Где-то далеко хлопнула дверца машины, и опять тишина. Где-то звонко захохотала девушка. Залилась трелью неожиданно проснувшаяся птица, и смолкла. Шон вышел на террасу. Элис была там. Сидела на полу, обняв колени, смотрела куда-то в ночь, и сама казалась ее частью. На светлых прямых волосах лежал лунный отблеск, серые глаза казались еще светлее из-за неестественно суженных зрачков.

– Ты пришла, – сказал Шон.
– Прости, я сейчас уйду, только не говори моему отчиму.
– Ты пришла, – повторил он, – я ждал.
– Почему? – удивилась Элис. – Ты даже меня не знаешь.
– А кто знает? Рик?
Она пожала плечами.
– Я хочу узнать. Расскажи, где была эти два года.

Вот тогда у них все и началось. Она приходила каждую ночь, а где бывала днем и что делала – это Шона не интересовало. Как и понятия он не имел, чем она тогда себя травила. Однажды он попросил Элис дать и ему немного, чтобы быть с ней на равных. Она, размахнувшись, ударила его по лицу – разбила губу. А потом сказала, чтобы он никогда ее не просил о таком. Значит, все-таки любила его, заботилась, как могла. Тот поцелуй запомнился почему-то Шону больше всего – с привкусом крови на губах.

Ее нашли у реки – сказали, передозировка. А когда-то она жила в этом самом доме, и Шон жил по соседству – двадцать лет, два месяца и семь дней назад.

ХХХ

Элис погибла от передозировки? Да кто вам только такое сказал! Она была золотая девочка, умница. Конечно, когда она была в больнице, врачи пичкали ее наркотиками, но у нее были постоянные головные боли. Передозировка? Мистер Эйвери совсем не так ее воспитал. Правда, иногда он перегибал палку… но кто из нас идеален? Конечно, когда появился этот Рик, Элис совершенно слетела с катушек. Он служил во Вьетнаме под началом ее отца и, кажется, привез ей что-то, какое-то письмо… Почему не сразу? Тогда уже года четыре прошло... Ну, неважно. В общем, она ушла с ним, без раздумий оставив дом. Закинула на спину гитару, и только их с Риком и видели.

ХХХ

Шону так хотелось, чтобы Элис вернулась к нему, сломленная, разочаровавшаяся, ставшая изгоем, что часто ему казалось, что так и было. Он бы показал ей, насколько это все неважно и как сильно он ее любит. Но она и не думала страдать, там, куда она сбежала со своим внезапным попутчиком. Она наслаждалась жизнью. Большой старинный дом в центре большого красивого города, разбросанного по холмам. Она пела в рок-группе. Тогда их были сотни, чуть ли не вся молодёжь бросилась искать истину в музыке. Но у них понемногу дело пошло, куда-то их приглашали выступать пару раз.

Когда Элис уходила из дома, то крикнула миссис Эйвери: «Эта проклятая страна убила папу!» А когда та язвительно заметила, что, вообще-то, это был его выбор – идти на ту войну, то сказала, что проблема в их воспитании. Вроде как, их поколение живет неправильно и хочет не того, что нужно для счастья. Ей хотелось, чтобы у нее все было по-другому. Шон такими вопросами никогда не задавался, но она – это ж понятно. Золотая голова, лучшие в школе эссе. В компании Элис эти темы много обсуждали – война и мир, дух и материя. Слушали музыку, курили травку. Кстати, именно она помогала Элис от головных болей. Она поначалу считала, что это все от переутомления. Работа, рок-группа, все время с людьми. Но вышло по-другому.

Когда она стала терять сознание, перепуганный Рик достал где-то машину и положил на заднее сиденье Элис, завернутую в одеяло. Он мчался весь день, без остановок, чтобы вернуть ее домой. Шон видел, как поздно вечером он передал ее с рук на руки мистеру Эйвери. Тот сказал что-то резкое и захлопнул дверь перед носом Рика. Он потоптался на крыльце и ушел. И тогда Шон понял, что Элис окончательно вернулась. Вернулась к нему. Он ее спасет. Его любовь спасет.

Элис положили в больницу – современное здание смотрело прямо на реку. Шон много думал о том, как это – быть внутри. Интересно, видно ли из окон блеск спокойной воды, доносится ли до Элис запах полевых цветов, растущих по берегу, вечернее пение птиц. Он представлял белые палаты, полностью стерильные, современные приборы, записывающие и анализирующие каждую секунду жизни Элис, и ее бледное лицо на подушке. Он мысленно проводил прямую линию между собой и этим светлым зданием и представлял, что это луч, который летит прямо к Элис. Пусть она его услышит.

А Рик ничего не представлял. Он поставил палатку прямо под больничными окнами.
Однажды Шон прогуливался берегом реки. Вечерело, и дневная жара спала, но до сумерек было еще далеко – летом темнеет поздно. Он издали заметил маленькую хрупкую фигурку. Она сидела прямо у воды, задумавшись о чем-то. Еще недавно длинные волосы были коротко острижены. Он подошел и сел рядом. Надо было что-то сказать, но слова не шли. Да и что говорить? «Ты здесь откуда?», «Тебя отпускают погулять, ты идешь на поправку?», «Ты сбежала?», «Я тебя люблю», «Я тебя люблю» …

– А я знаю, что ты здесь гуляешь, – и похудевшее лицо Элис осветила озорная улыбка, – я видела из окна, – и она махнула рукой в сторону больничного здания, – моя палата наверху, и я иногда смотрю на реку.
– Как ты? – спросил Шон. Голос его дрогнул.
- У меня постоянно болит голова, - пожаловалась Элис, - я совершенно ни на чем не могу сосредоточиться, но по вечерам всё как будто отступает. Мысли становятся ясными-ясными! Мне нравится приходить сюда и просто вспоминать.
- А о чем ты сейчас вспоминала?
- Помнишь выпускной бал в школе? Меня тогда выбрали королевой.
- На тебе было голубое платье, а волосы убраны вверх. Было очень красиво.
- Первая взрослая причёска, - усмехнулась Элис.
- А я был королём бала, - добавил Шон, - и мы танцевали почти все танцы. Как же давно это было, и куда все ушло...
- Никуда, - выдохнула Элис и подняла на него глаза.
От губ Элис пахло лекарствами, и она была такая хрупкая, что Шон боялся её крепко к себе прижимать - казалось, что она может сломаться.

Она появлялась в их условном месте каждый день, потом каждые два-три дня, приходила, пока могла. Все было кончено к Рождеству. Палатка Рика исчезла на следующий день. Шон не знал, удалось ли Рику увидеть Элис хотя бы один раз. Лучше бы не удалось. А то он бы понял, что она любит не его, а Шона - по глазам, по жестам, по улыбке.

ХХХ

Элис умерла в больнице?  Нет-нет, вы что-то путаете, от мигрени люди пока что не умирают, а бедняжка страдала жесточайшими мигренями. Подозрение на опухоль были, но, к счастью, всё обошлось. Конечно, она была в ужасном состоянии, когда этот её парень, Рик, привёз её домой. Она тогда стала терять сознание от головной боли, вот он и перепугался. Мистер Эйвери его тогда и на порог не пустил - оно и понятно, Элис сбежала, наговорив ему всяких гадостей. Он, конечно, был не сахар, но он ведь заменил ей покойного отца...

А Рик - он, представляете? - поставил палатку прямо под ее окнами. Она иногда к нему приходила. Ох и доставалось этой девчонке от врачей... В общем, они ее подлечили, выписали лекарство, научили, как справляться с болью, если снова накроет.

Незадолго до Рождества она ушла. Миссис Эйвери хотела семейного праздника, и Элис, вроде, была не против, но поставила условие – куда она, туда и Рик. Семья, конечно, с этим согласиться не могла. Он же ее чуть не убил! А вдруг бы и вправду – опухоль. Но Элис давно уже сама решала, что ей делать. С тех пор, как ушла с Риком.

ХХХ

«Моя девочка, моя единственная, и неважно, какой способ избрала судьба, чтобы превратить тебя в волшебный сон, в воспоминание, принадлежащее лишь мне, мне одному. Во всех этих разбегающихся, множественных вселенных ты была моя, и только моя».

Элис отверженная, Элис, теряющая силы, Элис, сгорающая от болезни. Элис, сгинувшая бесследно в далекой стране, где идет война. Элис, павшая от рук убийцы, прямо у реки. Его так и не поймали…

В каждом из этих параллельных миров она находила дорогу к Шону, чтобы отдать ему свои последние дни. И это было слаще всего. Она не могла повзрослеть и превратиться в толстую домохозяйку с парой-тройкой ребятишек, а потом во вздорную старуху, из тех, что постоянно сидят в кафе на площади со своим кофе и лимонным пирогом и перемывают кости всем прохожим. Она должна была навсегда остаться тоненькой девочкой, нежным сном, игрой воображения.

ХХХ

Шон хорошо запомнил тот день, когда большой белый лимузин сделал круг по их улице. Он ехал медленно – словно для того, чтобы все жители, мгновенно прилипшие к окнам, могли полюбоваться. Он плыл по тихой улице, как величавый корабль, и наконец остановился у дома Элис. За рулем сидел Рик. Элис, в джинсах и индейской рубашке, на голове – коротенькая фата из китайского магазина, выскочила с переднего сидения и бросилась в дом. Что там произошло внутри – Шон не совсем понял. Крики, слезы, смех, полетела на пол какая-то посуда, захлопали двери. Восторженно запищали Мия и Софи – «Элис невеста!» 

А потом они обе, мать и дочь, вышли в задний двор с рюмками вина в руках. Миссис Лола Эйвери, бывшая королева красоты штата, и миссис Элис Спрингфилд, победительница всех школьных олимпиад, солистка малоизвестной рок-группы, счастливая жена парня по имени Рик. У обеих были заплаканные глаза, и Шон, прятавшийся в своем убежище, впервые заметил, как же они всё-таки похожи.

Они уселись на садовую скамейку, и Шону отлично был слышен их разговор.
-   Он что, так и будет сидеть в машине? - неприязненно спросила миссис Эйвери, - даже в дом не зайдёт?
-   Нет, - рассмеялась Элис, - он не в машине, Рик пошёл пройтись. А в дом же вы его не пускаете.
Миссис Эйвери картинно пожала плечами, как бы говоря - ну что уж теперь-то.
-   Как твоя голова? - и она шмыгнула носом.
-   Мама, все в порядке. Я не умираю, мама, это просто мигрени.
-   Таблетки пьёшь?
-   Ну конечно, пью. Стараюсь отдыхать почаще, все нормально.
А чуть позже с работы вернулся мистер Эйвери.  Элис сама пошла на мировую.
-   Я не хочу так больше. Ты не представляешь, как выматывает постоянная война. Пора прекратить войну...папа.
-   Какая война... - ровным голосом без единой эмоции ответил мистер Эйвери, - я всегда желал тебе только лучшего.
А он все же солдат – спина прямая, подбородок вверх, взгляд направлен вперёд.  Что он там видит впереди? Но только не Шона, нет. Никто не видит Шона.
-   Ну хорошо, - без боя сдаётся Элис, - я подожду. Я скоро приеду снова.
Шону хотелось все это запомнить, запомнить так, чтобы коварное время никогда не превратило эти драгоценные воспоминания в разрозненные обрывки. Легкий ветер слегка шевелит забавную бело-голубую фату на голове Элис, в доме звенит тарелками миссис Эйвери. Так прекрасно, так грустно, и история даже еще не закончена. Когда свет померкнет в глазах Элис, когда вся жизнь превратится в единственную яркую вспышку, она успеет шепнуть, что вернулась к нему. И он запомнит ее. Шон давно уже понял, что создан лишь для того, чтобы помнить Элис.
 
ХХХ

Эта история – полный ужас. Главное, по городу они нормально проехали, а как только выскочили на трассу, у них вдруг взрывается заднее колесо. Лимузин мотает, как спичку в водовороте, Рик изо всех сил вертит рулем, а Элис замерла от ужаса, схватилась изо всех сил за сиденье. И вдруг из-за поворота – огромный грузовик. И они летят прямо под него. Водитель грузовика – по тормозам, и тут то ли повезло, то ли Рику удалось заставить машину слушаться, но он резко сворачивает на обочину, в кусты, и останавливается. Весь перед оцарапал – повезло, что лимузин был застрахован. Кстати, этот самый водитель их обратно домой отвез. Переночевали, а утром уже стали разбираться, что и как. И, вроде, что-то там странное с покрышкой… странный прокол какой-то, что ли… но точно неизвестно, может, просто люди болтают.

Но главное, по кому этот случай ударил – Лола Эйвери! Ей везде стал мерещиться убийца. Вроде как, она постоянно чувствует чье-то присутствие, кто-то якобы все время подглядывает, подслушивает… Даже пришлось обратиться к врачу, успокоительные ей прописали. Но ничего не помогло. И через пару месяцев они спешно собрались и уехали к родителям ее мужа в Мичиган. Те тогда уже сильно пожилые были. Помочь по дому, в магазин съездить – и то некому. Ну, а тут сын с женой, и две внучки. Вторая жизнь у людей началась. Хорошо, когда старики рядом с молодыми. Так правильно…
ХХХ

ЭПИЛОГ

Начало осени. Заброшенный сад пахнет лесом. Невысокая полноватая женщина со стрижкой каре нерешительно выходит в задний двор, проводит рукой по стволу дерева. Старую сливу нужно подрезать, а вот груша засохла...

- Мы дома, но все никак не могу полностью в это поверить... – обращается она к высокому крепкому мужчине, только что вышедшему на крыльцо. Она не успела еще ни увидеть, ни услышать его, но безошибочно почувствовала присутствие, как бывало всегда. Словно сам воздух стал другим. Наверно, все будут счастливы здесь, в этом доме.
- Ну, конечно.  Ты же отвыкла – двадцать лет в Джонсвилле. А все-таки здорово будет снова жить недалеко от побережья. 
- Да. Очень здорово, ты, конечно, прав. Значит, надо распаковываться. Контейнера ждем завтра?
- Без сомнений. Я звонил утром – уже в пути.
- Ты бесценный. Все под контролем. Чем заняты дети, не видел?
- Майк листает комиксы в гостиной, Крис заметил по пути пиццерию, пошел за пиццой…
- Кто бы сомневался! – смеется женщина. – Если кто что-то и заметит, то это будет Крис. – Потом мечтательно произносит, - пи-и-и-ицца…. Я с вами никогда не похудею.

Мужчина обнимает ее:
- Тебе нужны силы, много сил, чтобы превратить это не очень жилое помещение в дом!
- Ну ладно, так и быть, но пиццу я буду есть только ради тебя. Кстати, ты не сказал, что делает Джессика?
- Малявка заснула, прямо на чемодане. Вымоталась в дороге.
— Это моя маленькая девочка. Она так прекрасно держалась всю дорогу.
- Куда лучше мальчиков. Все нервы измотали своими спорами. А еще близнецы…
- Так, есть еще одно дело… Телефон работает? Надо позвонить маме. Знаешь, та история с лимузином ее сильно подкосила. Помнишь, как ей везде мерещился убийца?
- О да. Ну, это просто нервы. Кому было нас убивать? Может быть, соседям? Может, старички Бейны решили так разнообразить свои золотые годы? Или этот странный парень, Шон, кажется?
- Да, он странный, но не убийца же. Кстати, он всегда меня недолюбливал. Никогда не поздоровается, не улыбнется… А мне – ты представляешь? он нравился в выпускном классе. Меня выбрали королевой бала, и я надеялась, что он меня пригласит на танец. Как же! Пришлось весь вечер танцевать с королем, этим выскочкой Троем.
- Моя Элис всегда была неотразимой, а сейчас – лучше всего! – и Рик нежно целует ее в макушку. – Я пошел разбирать вещи, а ты, если хочешь, отдохни еще немного. Здесь так хорошо.

Да. Здесь так хорошо, спокойно и тихо. Элис глубоко вдыхает влажный воздух. Недавно прошел дождь. На паутинке, протянутой между деревьями, подрагивают капельки. С легким шелестом падают к ногам мокрые листья. Ползучая роза заплела весь забор, интересно, будут ли цветы? Скамейка под яблоней почернела от воды и от времени. Можно будет ее покрасить весной, как будет приятно сесть тут с книжкой… Чтобы лепестки падали прямо на страницы. Повесить качели для Джессики… Починить растрескавшийся садовый стол. Все-таки, пожалуй, она дома.

И внезапно Элис замирает – ей кажется, что кто-то на нее смотрит. Горлица с верхушки дерева? Соседская кошка? Она всем телом чувствует этот внимательный пристальный взгляд. Он не враждебный и не дружелюбный, но внимательно изучающий. Элис кажется, что ее рассматривают под микроскопом. «Я становлюсь похожей на маму, кто бы мог подумать!» - и она раздраженно мотает головой, чтобы прогнать странное ощущение. «Вот и мне пора лечить нервы! А лучше всего съесть пару кусков пиццы и выпить рюмку вина… Рик сказал, что купил».

Тряхнув волосами, она идет в дом, оставив за спиной сгущающийся сумрак. Хочется туда, где свет, голоса, тепло. Элис неожиданно быстро взбегает на крыльцо, оборачивается на секунду и уходит в дом, плотно закрыв за собой дверь. Неприятное ощущение проходит, и она сразу же о нем забывает. Тут и думать не о чем – мало ли, что померещится в темноте.