гл. 3-66. До моря было уже рукой подать

ВОСЕМЬ КРУГОВ  БЫТИЯ
или Жизнь Ивана Булатова

Семейный роман-эпопея

Книга 3.  ЛИШЬ  ПОРОХ  ДА  ТУМАН
или Главная фронтовая награда

Глава 66.  ДО  МОРЯ  БЫЛО  УЖЕ  РУКОЙ  ПОДАТЬ

Жестокие бои в предместьях Данцига. – Смерть славного сына узбекского народа генерала Рахимова. – От батрака до генерала: и я хотел бы быть таким! – Из мемуаров комдива-354 генерала Джанджгава В.Н. – Бои в Эмаусе, западном пригороде Данцига. – Из мемуаров комдива-108 генерала Теремова П.А.

*   *   *
Об особом упорстве освободительных боёв советских войск за крупный польский портовый город Гданьск (нем. – Данциг) написано немало. В том числе о горячих тех днях повествуется в мемуарах таких выдающихся военачальников, как маршал Рокоссовский, генералы Батов, Теремов, Джанджгава, Борщев...

Немало исследовательских работ есть и о Восточно-прусской операции Второго Белорусского фронта, логическим завершением которой являлось взятие городов-портов Гданьск и Гдыня. Есть достаточно много исследовательских, публицистических и иных материалов, касающихся боёв за освобождение Гданьска, в которых непосредственное участие принимал 238-й стрелковый полк, действовавший в составе 186-й стрелковой дивизии 46-го стрелкового корпуса 65-й армии Второго Белорусского фронта.

Сейчас легко можно получить также интернет-доступ к огромному количеству рассекреченных архивных материалов военной поры. Из них и составлена очередная подборка материалов, поскольку именно в этих боевых документах наиболее объективно отражена обстановка, в которой доводилось воевать Ивану Булатову и его землякам из небольшого бессарабского села Михайловка, входившего в ту пору в состав Сынжерейского района Молдавской ССР.

Напоминаем, что вашему внимание предлагается не точное цитирование документов, а произведена незначительная их редакция в части расшифровки сокращений и некоторых административно-территориальных пояснений и уточнений.

*   *   *
Из ЖБД 46-го СК – за 24.3.45 г.
Решение комкора: Нанося удар правым флангом (* силами 186-й стрелковой дивизии), во взаимодействии с 8-м мехкорпусом овладеть селением Ненкау. Частью сил 413-й СД прикрыть левый фланг корпуса. Основными силами дивизии овладеть железнодорожной платформой южнее селения Брентау.
... Корпус в течение суток вёл упорные бои на подступах к городу Данциг. В результате действий в ночь на 24.3 соединения корпуса несколько улучшили свои позиции. С утра 24.3 соединения корпуса перешли в решительное наступление, после упорных боёв овладели селением Кляйн-Кельпин, железнодорожной станцией северо-восточнее Кляйн-Кельпин, высотой 129.1, высотой 141.4, высотой 137.7 ...
Противник особо упорное сопротивление оказывал на участке наступления 413-СД – в лесу западнее селения Навитц.

Из ЖБД 238-го СП – за 24.3.45:
... С наступлением темноты подразделения начали наступление на Кляйн-Кельпин. Противник оказывал упорное сопротивление с западной его окраины. После упорного боя полк во взаимодействии с 298-м СП овладел Кляйн-Кельпин и к 5-00 24.3.45 закрепился на рубеже шоссе юго-восточнее Кляйн-Кельпин. 
В 9-00 полк возобновил наступление. Противник, окопавшись на высотах восточнее Кляйн-Кельпин, оказывал упорное сопротивление ружейно-пулемётным огнём, применил зенитные орудия*.
Подразделения при поддержке артминогня огня медленно продвигались вперёд и к 13-00 вышли к безымянному ручью восточнее Карчемке, где под сильным огнём зенитных орудий вынуждены были окопаться.
До утра 25.3.45 полк находился на достигнутом рубеже.

* Немецкие сдвоенные или счетверённые малокалиберные зенитные установки представляли собой очень грозное оружие против пехоты и кавалерии, поскольку эти зенитные пулемёты били обычно с довольно большого расстояния и были менее досягаемы для артиллерии и бронетехники, поддерживавшей наступательные действия пехоты. Да и зенитные пушки тоже представляли большую опасность для наземных целей, когда были обращены против них. В советских войсках также применялась такая тактика ведения огневого боя, когда немецкая авиация не представляла угрозы для сухопутных войск.
Впрочем, эффективность воздействия этого вида оружия имела более моральный характер, об этом говорится в одном из документов той поры.

*   *   *
Из ЖБД 46-го СК – за 25.3.45:
Корпус в течение суток продолжал вести наступательные бои на непосредственных подступах к городу Данциг... соединения корпуса овладели селениями Миггау, Навитц. Используя успех 8-го мехкорпуса, передовые части вышли к пригороду города Данциг – селению Темпельбург. К исходу дня вели бой на рубеже:
- 186-СД – северо-западная окраина селения Хриштиненхоф*, передовые отряды ворвались в селение Хелле*.
... Противник особо упорное сопротивление оказывал из приспособленных к обороне домов на западной окраине селений Темпельбург, Драйлинден, Питцкендорф.
Захвачено в плен 37 солдат, принадлежащих 61-у пехотному полку 7-й пехотной дивизии, 101-у морскому батальону, 12-у мотополку 4-й танковой дивизии.

* Примыкавшие друг к другу селения Хриштиненхоф, Хелле являлись предместьями Эмауса, западного пригорода Данцига. На некоторых картах оба селения обозначены под общим названием – Темпельбург.

Из ЖБД 238-го СП – за 25.3.45:
Противник оборонялся по высотам на восточном берегу безымянного ручья, протекающего восточнее селения Карчемке.
В 9-00 при поддержке артминогня полк начал наступление в направлении Миггау. Сломив упорное огневое сопротивление противника на рубеже безымянного ручья, к 11-30 полк овладел западной окраиной Миггау. ... В 15-00 полк, приняв правее, овладел отдельными домами севернее Хриштиненхоф, где временно закрепился. 
В течение дня противник сильным фланговым огнём зенитной батареи слева препятствовал наступлению подразделений. Пехота противника, сбитая с занимаемого рубежа, организованного сопротивления не оказывала.
Наши танки, действуя за пехотой, поддерживали наступление огнём и в основном обеспечивали фланги.

*   *   *
ГИБЕЛЬ ГЕНЕРАЛА РАХИМОВА (25 марта)

Двадцать пятого марта 1945 года под Гданьском произошла очередная фронтовая трагедия – на этот раз в составе командования войсками соседнего, 18-го стрелкового корпуса, наступавшего на Данциг левее и севернее 46-го стрелкового корпуса.

Наблюдательный пункт 37-й гвардейской дивизии был вынесен на четыреста метров восточнее отметки 111,0. Как всегда, он был вынесен слишком близко к передовой линии ведения боевых действий, но это была обычная и давно привычная тактика ведения боя, применявшаяся лихим бойцом и комдивом, генералом Рахимовым.

К несчастью, прямым попаданием в НП дивизии снаряда тяжелой корабельной артиллерии, видимо, здесь не обошлось без содействия немецких корректировщиков огня, на месте были убиты начальник политотдела дивизии гвардии полковник Смирнов, начальник дивизионной связи подполковник Головань, смертельно ранен командир дивизии генерал-майор Рахимов. Были также ранены: командующий дивизионной артиллерией гвардии полковник Руденко, командир 114-го гвардейского полка гвардии подполковник Прокопенко, представитель штаба 18-го стрелкового корпуса майор Ящуренко...

«Потери дивизии за двадцать пятого марта: убитыми – тридцать шесть человек, ранеными – сто сорок пять человек, В ТОМ ЧИСЛЕ ПО УПРАВЛЕНИЮ ДИВИЗИИ: убитыми – два человека, ранеными – два человека» – вот и всё, что так сухо и беспристрастно записано в журнале боевых действий 37-й гвардейской дивизии о смертельном ранении комдива генерала Сабыра Рахимова, славного сына узбекского народа...

*   *   *
Генерал Рахимов был гвардейски высокого роста и физически крепкого телосложения. К своему бравому внешнему виду и военному обмундированию он всегда относился очень внимательно, был аккуратен во всём. Ему нравилась туго затянутая портупея, которая очень выгодно подчеркивала силу и стройность его фигуры. Ещё со времён боёв в ходе Гражданской войны генерал прослыл очень храбрым воином, иногда он бывал смелым до ненужной неосмотрительности. Он получил основательную теоретическую подготовку, но и на практике очень любил военное дело.

Но имелась у Рахимова одна весьма существенная слабинка: генерал был чрезмерно вспыльчив. А в гневе он бывал и скор на руку, этот молодой, сорокатрёхлетний бесстрашный генерал, который не ходил в атаки со своими бойцами лишь только потому, что такие действия ему были строжайше запрещены сверху. Но и без этого запрета Рахимов всегда слишком близко к передовой выдвигал дивизионные командный и наблюдательный пункты, из-за чего его не раз ругали командармы –генерал Батов, а затем и генерал Федюнинский, когда в феврале-марте 1945 года под Грауденцем 37-я гвардейская дивизия на некоторое время была подчинена Второй ударной армии.

В штабах и тылах весьма небезосновательно поговаривали о том, что до назначения генерала Рахимова командиром 37-й гвардейской дивизии в Москве решили поберечь его как представителя союзной республики и хотели направить на службу то ли на Северный Кавказ, то ли в Среднюю Азию, но он «опростоволосился» в глазах высокого руководства страны.

Дело в том, что вскоре после этого очень нежелательного для боевого генерала назначения для продолжения службы в «тёплом» тылу, во время одного официального приема в Кремле генерал Рахимов в довольно резкой форме поговорил с английским дипломатом относительно многолетней волынки союзников с открытием Второго фронта. После намеренно учинённого Рахимовым политического скандала в Кремле он к большому для себя удовлетворению очень скоро оказался в действующей армии. Но именно этого он и добивался своим «безрассудным и варварским» поведением.

Но на самом деле, при всей своей внешней строгости и даже суровости генерал Рахимов был тонкой и ранимой натурой. Например, он оказался большим любителем классической музыки и народных песен, сам любил петь. Но такая «слабинка» для «неотёсанного» с одной стороны и очень мужественного с другой стороны человека была очень даже простительна для него. Да и любили солдаты своего генерала совсем не за то, что он в свободное время мог потихоньку напевать любимые мелодии.

Кроме того, был у генерала Рахимова ещё один штрих, не совсем характерный для внешне сурово выглядевших военных мужчин. В очень напряжённые моменты своего творческого вдохновения в ходе решения очередной очень важной или заковыристой боевой задачи немного удлинённое лицо со слегка грубоватыми восточными чертами генерала становилось очень милым и привлекательным. В узком кругу поговаривали, что в это время у генерала «душа поёт».

*   *   *
У Ивана Булатова всегда были очень тёплые отношения со своим командиром отделения – вначале ефрейтором, а теперь младшим сержантом Тимуром Кумуковым. Таковыми они зародились буквально с первого дня прибытия Ивана Булатова на фронт, ещё в бытность совместной их службы в дивизионной учебной роте, когда 186-я дивизия стояла на Нареве. А затем эти отношения только крепли в ходе боев и походов дивизии от Сероцка до Грауденца на Висле.

Чувства людей на фронте очень обострены из-за повседневного понимания и ощущения смертельной опасности, витающей вокруг тебя. Поэтому взаимные симпатии, безразличия, антипатии или неприязни между людьми устанавливаются очень быстро. И эти два сельских парня, вернее, молодых мужчины, поскольку оба были женаты, легко сошлись на почве общности своих взглядов, характеров и нравов.

Тимур был на три года старше, 1919 года рождения, рано женился – ещё во время службы в армии. Сразу после того, как стало известно о мобилизации Тимура на фронт, по его настоянию беременная жена с сыном уехали на его родину, расположенную в Ферганской долине. Дочка родилась уже в Узбекистане, но теперь они снова живут в Белгородской области.

Добрые свойские отношения по службе позволяли командиру отделения очень тепло шутить с Иваном на счёт его фамилии Булатов. Когда Тимур бывал особо доволен тем, что Иван быстро и точно выполнял его приказы или поручения, то ласково называл его Булатом или Булатиком. Или же одобрял быстрые его действия, сравнивая с мечом или кинжалом – тоже булатными, конечно, ведь булатные изделия на востоке очень высоко ценятся с древних времён.

Узнав о смерти генерала Рахимова буквально на следующий день ближе к вечеру, младший сержант Кумуков был настолько сильно потрясён, что несколько часов был морально раздавлен и подавлен физически. Иван был поражён такими глубокими чувствами и всячески старался оберегать Тимура, при каждой свободной минуте старался бывать с ним рядом. По себе знал, что в тяжёлые минуты одно присутствие сочувствующего тебе человека и то очень важно.

Оберегая толкового и опытного младшего сержанта от безрассудных действий на передовой вследствие жажды мести фашистам из-за гибели любимого генерала, командир взвода младший сержант Дробышев, и командир роты капитан Анатоленко освободили Кумукова от участия в ночных боевых действиях роты со строгим приказом: к утру привести себя в надлежащее состояние и быть готовым к выполнению поставленных боевых задач.

Командир отделения ответил им по уставу, но совершенно тусклым голосом. И тогда Анатоленко подошел к Кумукову поближе, взял его за плечи, слегка встряхнул и чисто по-братски, поскольку был всего на год старше, проникновенно попросил как давнего своего однополчанина:
- Тимур, пообещай мне, что с тобой всё будет в порядке, очень прошу тебя.
Кумуков вскинул на него глаза, в которых блеснули слезинки, но ответил уже значительно твёрже и благодарно, совсем не по уставу:
- Я постараюсь..., Пётр Андреевич.

Командир роты выделил Кумукову место в какой-то немецкой землянке и, зная о дружбе его с Булатовым, под личную ответственность своего связного поручил Ивану обеспечить отдых командира отделения, а заодно и самому отдохнуть. За это Иван был очень благодарен ротному: в течение последних трёх суток, начиная с боёв в глубокой дорожной выемке севернее станции Леесен, кода их рота с круглосуточными боями всё глубже вгрызалась в немецкую оборону Данцига, связной командира роты несколько раз спал какими-то урывками не более получаса.

Но не один Иван был так сильно измотан: всему личному составу их роты, да и всем солдатам в целом, некогда было отдыхать, выполняя строгий приказ начальства: боевые действия вести днём и ночью в целях скорейшего разгрома врага и для последующей переброски войск на Одер: помогать Первому белорусскому фронту громить гитлеровскую гиену в её собственном логове...

Иван прекрасно видел, что всю душу Кумукова буквально раздавила трагическая весть о смерти столь молодого и смелого генерала Рахимова. Даже в таком глубоко подавленном состоянии слегка прицокнув языком от восхищения, Тимур сказал:
– Вот это генерал... был! Наш генерал! Первый среди лучших генералов!

Тимур подвинулся на своём нешироком «ложе» и лёг на бок спиной к стене землянки, приглашая прилечь Ивана, сидевшего в его ногах:
- Ложись отдыхать, Булатик. В тесноте, зато не в обиде. Так мне будет теплее и легче... уснуть.
Иван прилёг на бок спиной к своему боевому товарищу – иначе им было никак не разместиться на узких нарах. Тимур приткнулся к воротнику его шинели и начал тихонько рассказывать о «своём» генерале:

- Ещё до войны я слышал о Рахимове. Он был настоящим героем, долго воевал с басмачами, даже с самим Ибрагим-беком. Ты этого не знаешь, он был очень большой богач и влиятельный басмач... А Рахимов – он наш, из самой обычной крестьянской семьи. Причём, знаешь, он сначала рос без отца, а потом вообще был в приюте, наверное, сиротой остался... И до всего-всего дошел только сам, всего добился своей смелостью и сам всё своим умом постиг... Большой и сильный, открытый и справедливый, строгий, но... не злой. Это был настоящий боевой командир, имел одиннадцать ранений, представляешь! И он выживал всегда!.. Наш генерал, солдатский... Его в дивизии очень любили. Начальство тоже уважало его и даже боялось: он был такой честный, что мог сказать всю правду в лоб, не смотря на чины и звания... Хотел бы и я быть таким...

На этой полуфразе Тимур замер, и по ровному его дыханию Иван понял, что Кумуков уснул: а сон ему был крайне нужен. Стараясь не шевелиться лишний раз, чтобы не беспокоить летучий сон своего командира, Иван некоторое время полежал, удивляясь такой большой судьбе обычного крестьянского парня из далёкой, вообще неведомой для него Средней Азии. Надо же: генерал, а рос сиротой, и до всего смог дойти своим умом... Нет, такое возможно только при Советской власти: в королевской Румынии получить образование и стать военным – да без больших денег такое дело начинать вообще было немыслимо...

И это тоже была последняя мысль Ивана перед тем, как он незаметно провалился в короткий и крепкий сон. Уже два месяца, как никакой грохот не очень далёкого боя не мешал ему спать, особенно когда можно было воспользоваться небольшой передышкой. Для Булатова настоящим громом среди сладкого сна могли стать только лёгкое толкание в плечо и слова: «Вставай, Иван, командир зовёт...». И гром этот происходил не от страха, конечно, а из-за ответственности при выполнении своей смертельно опасной работы – быть связным командира роты, которая уже две недели без передышки воюет на передовой линии ведения боевого огня с противником, осатаневшим в своём сопротивлении...

*   *   *
В этот день, 26 марта 1945 года, кроме беспрерывного ведения боёв за освобождение населённых пунктов, прилегавших непосредственно к Гданьску, в восках 65-й армии полным ходом шла интенсивная подготовка к штурму города и созданию в подразделениях штурмовых групп и отрядов.

Очень хорошо рассказал об этом в своих мемуарах в книге «Немеренные версты» генерал Джанджгава Владимир Николаевич, командир 354-й дивизии, которая вместе со 193-й и 44-й гвардейской дивизиями входила в состав 105-го корпуса, соседа справа 46-го корпуса, который вместе с соседом слева, 18-м стрелковым корпусом входил в состав 65-й армии Второго Белорусского фронта.

Ниже приводятся выписки из этой книги, которые глазами очевидца наиболее объёмно показывают нам события тех дней.   

«Готовясь к штурму Данцига (Гданьска), к уличным боям в городе, в ходе наступления мы создавали штурмовые отряды и группы, отрабатывали вопросы взаимодействия с саперами-подрывниками, артиллеристами, огнеметчиками и танкистами. При этом в штурмовых отрядах и группах большое внимание уделялось подготовке фаустников. В предшествующих боях дивизия захватила большое количество этого мощного противотанкового оружия врага. Задача состояла в том, чтобы быстро научиться овладеть им.
В предвидении неустойчивости технических средств связи в городских условиях готовились также резервные группы офицеров связи, пешие посыльные. Одновременно отрабатывались приемы и методы разведки в крупном городе.
Политотдел дивизии с помощью офицеров штаба разработал специальный доклад об уличных боях. В докладе приводились определенные данные и о том, что представляли собой город Гданьск, его порт и крепость, каковы особенности его улиц и возможных укреплений. Воины как бы заочно знакомились с городом, в боях за который им предстояло принять участие. Упоминалось в докладе и о таком немаловажном событии, как штурм и освобождение города Гданьска от французских оккупантов русскими войсками в 1813 году».

«Рано утром 26 марта передовые подразделения дивизии при поддержке артиллерии и танков ворвались в пригород Гданьска — Эммаус. Почти одновременно завязали бои за Эммаус части 44-й гвардейской и 193-й стрелковых дивизий.
Несколько левее продвигались вперед соединения другого (*46-го) стрелкового корпуса 65-й армии вместе с польскими танкистами. А накануне в пригород вышли с востока дивизии 2-й ударной армии, наступавшей по западному берегу Вислы.
Эммаус хотя и значился на оперативных картах пригородом Гданьска, но фактически представлял собой начало города, отделенного от центра железнодорожной линией. Точнее, это был военный городок с огромными многоэтажными казармами, массивными жилыми домами, складами. Именно отсюда дивизиям корпуса предстояло начинать бой непосредственно за Гданьск».

«Мы должны как можно быстрее овладеть Эммаусом, — ставил задачу комкор Алексеев, — не допустить отхода противника к центру города, избежать в Эммаусе затяжных уличных боев.
Избежать затяжных уличных боев! Это требование диктовалось не только необходимостью быстрее прорваться к центру города. Прежде всего, имелось в виду не допустить напрасных потерь живой силы и боевой техники.
Дело в том, что Эммаус, расположенный в неширокой низине, с севера и юга окаймлен высокими холмами. Владея этими холмами, гитлеровцы имели возможность держать пригород под перекрестным пулеметным огнем. Любая задержка на улицах пригорода, любое скопление войск неизбежно привели бы к неоправданным потерям».

«Командарм генерал П. И. Батов дал строгое указание: наступление в городе вести небольшими группами пехоты, усиленными артиллерией и минометами, при непосредственной поддержке танков и самоходных орудий. Основные силы использовать для овладения высотами, обходя их с флангов. Для непосредственной поддержки атак всю батальонную, полковую и пушечную дивизионную артиллерию иметь в боевых порядках пехоты. Рекомендовалось проявлять больше инициативы при выдвижении артиллерии на прямую наводку, смену огневых позиций артиллерии производить поорудийно. Кажется, было учтено все, вплоть до массированной строго нацеленной поддержки наступления с воздуха авиацией 4-й воздушной армии».

«Поначалу все шло нормально. Штурмовые отряды и группы при поддержке артиллерии и минометов с ходу овладели несколькими зданиями. Но как только окраина пригорода оказалась очищенной от гитлеровцев, наступление застопорилось. Береговая и корабельная артиллерия врага открыла по боевым порядкам наступающих массированный огонь, преодолеть зону которого было практически невозможно».

«Бой за Эммаус с самого начала принял типично уличный характер. Гитлеровцев приходилось «выкуривать» из каждого приспособленного к обороне дома. Порой бывало так, что, очистив нижние этажи такого дома, стрелки, автоматчики, артиллеристы по два-три часа кряду продолжали бой с противником, засевшим на верхних этажах.
В одном из больших домов фашисты, вооруженные зенитными и крупнокалиберными пулеметами, обосновались на чердаке. Выбить их оттуда никак не удавалось. Но так как дом был многоэтажный и стоял на перекрестке улиц, на первом его этаже расположился штаб батальона.
Когда над Эммаусом появились советские бомбардировщики, засевшие на чердаке вражеские солдаты открыли по ним зенитно-пулеметный огонь. Летчики, не подозревая о том, что в доме находится штаб своего батальона, сбросили бомбы. Одна из них угодила в крышу дома. От мощного взрыва обрушились потолки вплоть до первого этажа. Гитлеровцы, засевшие на чердаке, были убиты, но вместе с тем пострадали штурмовая группа и штаб батальона. Одни погибли, другие получили ранения... Этот драматический эпизод послужил серьезным уроком. В дальнейшем штабы полков и батальонов располагались, как правило, в домах, уже полностью очищенных от противника».

«В преобладающем большинстве штурмовые группы действовали смело и напористо. Каждый боец знал свой маневр. Перед блокированием того или иного дома на него прежде всего обрушивали сильный огонь артиллерии. Под его прикрытием в здание врывались небольшие группы стрелков и автоматчиков, забрасывали гитлеровцев гранатами, уничтожали из автоматов и винтовок, а при необходимости применяли и трофейное оружие — фаустпатроны».

Об одном из подвигов, совершённом в те дни, политотдел 354-й дивизии выпустил листовку на МОЛДАВСКОМ языке. В ней говорилось:
«Товарищ! Прочти и расскажи другим, как дрался пулеметчик-молдаванин Гудумак Сава. Он прошел путь от Нарева до Данцига, уничтожая гитлеровцев огнем своего пулемета. В сегодняшнем бою он первым ворвался в траншею противника, подавил немецкий пулемет, рассеял и частично уничтожил до взвода пехоты противника.
Слава бесстрашному пулеметчику! Вперед, на Данциг!»

 «Полностью пригород Эмаус был взят войсками незадолго до наступления ночи. С выходом полков к железной дороге я переместил командный и наблюдательный пункты дивизии в район Гильберг-Хотте (*на боевых картах эта часть города обозначена – Зильберхютте). Отсюда хорошо просматривалась центральная часть города».

«С той поры как начались бои у данцигского обвода, люди уже привыкли к тому, что каждый рассвет начинался с грохота сотен орудий, рева авиационных моторов в воздухе, со взрывов множества авиабомб во всех концах города.
Летчики 4-й воздушной армии генерала Вершинина, сокрушая оборону врага в Данциге, в течение трех дней почти непрерывно бомбили город и его окрестности. Причем в бомбежках участвовали не отдельные звенья или эскадрильи: в воздух одновременно поднимались целые полки, дивизии тяжелых и средних бомбардировщиков, истребителей, штурмовиков. Так было все дни».

*   *   *
А о боевых событиях, касавшихся непосредственно Ивана Булатова и его однополчан, свидетельствуют следующие рассекреченные архивные материалы:

Из ЖБД 46-го СК – за 26.3.45:
Боевая задача:
46-у стрелковому корпусу совместно с частями усиления и 8-м механизированным корпусом овладеть селениями Циганкенберг, Шидлиц, районом Хагельс-берг, выйти на бассейн Мотлау, овладев объектами: 172, ... ... , 202 /План г. Данциг/.
8-у механизированному корпусу танками и самоходными установками поддержать 46-й стрелковый корпус во время штурма города, придав танковые соединения и части стрелковым соединениям. Для штурма г. Данциг каждому корпусу иметь в первом эшелоне две стрелковые дивизии, во втором эшелоне – по одной дивизии.
Решение комкора-46:
108-СД и 186-СД всеми силами с утра 26.3.45 наступать на г. Данциг. 413-СД, прикрывая левый фланг дивизии, наступать в направлении Мюггенвинкель, в дальнейшем – на высоту 61,4.
Описание боевых действий:
... Корпус в ночь на 26.3 и с утра 26.3 продолжал вести ожесточённые бои на подступах к г. Данциг. Преодолевая упорное сопротивление противника, засевшего в кирпичных домах пригородов, очищая дом за домом и квартал за кварталом, соединения корпуса овладели пригородом Темпельбург и завязали уличные бои в центральной части Эмаус.
В этих боях исключительно большую роль сыграли штурмовые группы. Действуя смело и решительно, они небольшими силами блокировали узлы сопротивления противника, а основная масса пехоты в сопровождении артиллерии стремительно продвигалась вперёд.
К исходу дня соединения корпуса вели бой на рубеже:
...- 186-СД – в центральной части Эмаус...
Вся артиллерия – батальонная, полковая и дивизионная – действовала в боевых порядках пехоты, в составе штурмовых групп.

Из сводки боевых действий 186-й дивизии за март 1945 года:
«Ведя непрерывные бои на непосредственных подступах к Данцигу, отражая яростные контратаки противника, доходившие до рукопашных схваток, дивизия в ночь на 26.3.45 первой ворвалась в предместье Данцига – Эмаус, где завязала уличные бои в горящих  кварталах города, борясь за каждый этаж, дом и квартал, выбивая и уничтожая упорно сопротивлявшегося противника».
 
Из ЖБД 186-й СД – за 26.3.45:
В ночь на 26.3.45 дивизия завязала бои в предместьях города Данциг, ворвалась в Хелле и вела уличные бои в трёхстах метрах западнее первого костёла в Эмаус.

Из ЖБД 238-го СП – за 26.3.45:
Противник оказывал сопротивление на рубеже: "кирп.", высота 78.5. Его артиллерия проявляла слабую огневую активность.
Подтянув артиллерию и пополнив боеприпасы, в 3-00 полк снова перешёл в наступление и к 6-00, сломив незначительное сопротивление противника на высоте 78.5, вышел на восточные скаты высоты 74.7, где закрепился (это западные окраины селения Темпельбург, примыкающего с запада к Эмаусу).
Противник занял оборону на рубеже высот 75.7, 74.7, 80.2.
В 9-00 по устному распоряжению командира дивизии полк при поддержке артминогня возобновил наступление. Выбив противника с высоты 74.7, подразделения ворвались на западную окраину Эмаус.
Противник, используя каменные здания, огнём из всех видов стрелкового оружия, применив фаустников и поддержанный сильным АМ-огнём из глубины, пытался приостановить наступление наших подразделений. Несмотря на сильный АМ-огонь, подразделения продолжали продвигаться, ведя уличный бой, и к 11-00 овладели первым костёлом в Эмаус (* на боевой карте – это кв. 378).
Из штадива поступило распоряжение: приостановить наступление, обозначить свой передний край, так как на 12-30 ожидается большая работа нашей авиации /3 тыс. самолётовылетов/. До 14-00 подразделения находились на достигнутом рубеже. Ожидаемой массированности налётов нашей авиации не наблюдалось.
По устному распоряжению штадива в 14-00 полк, приняв левее, продолжил наступление в направлении отметки 76.5 (*это северные окраины Эмауса).
Противник, используя заранее подготовленный рубеж, состоящий из траншеи и противотанкового рва, оказывал сильное огневое сопротивление ружейно-пулемётным и артиллерийско-миномётным огнём на рубеже восточной окраины кладбища Эмаус.
При поддержке сильного артиллерийско-миномётного огня наши подразделения преодолели противотанковый ров, сломили упорное сопротивление противника на подготовленном рубеже и к 16-00 вышли на северо-западную окраину кладбища Эмаус, где вынуждены были закрепиться, т.к. артиллерия сопровождения пехоты не смогла переправиться через ров и отстала. Проделать проход через противотанковый ров не представлялось возможным, так как он находился под наблюдением и огнём противника.
Из штадива поступило распоряжение: закрепиться на достигнутом рубеже, к утру 27.3.45 организовать две штурмовые группы и быть в готовности наступать в направлении отметки 76.5.
Противник оборонялся на рубеже: второй костёл Эмаус, отметка 85.7.
Согласно полученного распоряжения в ночь на 27.3.45 года были организованы две штурмовые группы в составе стрелковой роты, усиленной орудиями прямой наводки и танками 83-го ТП /всего 6 машин на полк/.
Через проделанный сапёрами проход в противотанковом рву артиллерия сопровождения пехоты подтянута в боевые порядки. Пополнены боеприпасы, подразделения приведены в полную боевую готовность.

*   *   *
Далее приводим ещё один отрывок из книги «Немеренные версты», в которой генерал Джанджгава вспоминал свой боевой путь:

«Но утро (*27 марта 1945 года), наступившее после взятия советскими войсками Эммауса, встретило непривычной тишиной. Дело в том, что до рассвета было получено приказание командующего фронтом о прекращении огня в связи с тем, что противнику предъявлен УЛЬТИМАТУМ — сложить оружие.
Кружившие над городом советские самолеты сбрасывали теперь не бомбы, а десятки тысяч листовок с текстом ультиматума на немецком языке. В листовке, подписанной командующим 2-м Белорусским фронтом Маршалом Советского Союза Рокоссовским, обращенной к немецким солдатам, офицерам и генералам, говорилось:
«Железное кольцо моих войск все плотнее затягивается вокруг вас. Дальнейшее сопротивление в этих условиях бессмысленно и приведет только к гибели вашей и гибели сотен тысяч женщин, детей и стариков…»
Дальше следовало предложение — прекратить сопротивление, сложить оружие, сдать город без боя. Указывался срок исполнения ультиматума.
Однако затишье было недолгим. Немецко-фашистское командование не вняло призыву благоразумия, не ответило на советский ультиматум, и как только минул установленный советским командованием срок, вновь заговорили орудия, вновь поднялись в воздух сотни самолетов.
Начался штурм города. После продолжительной артиллерийской и авиационной подготовки в атаку ринулись стрелковые части...»

*   *   *
Из ЖБД 46-го СК – за 27.3.45:
Задача корпуса:
...В 10-00 после артминналёта и залпа ракетными снарядами М-31 начать ШТУРМ центральной части города Данциг. Взаимодействуя с 66-й моторизованной бригадой овладеть районом Циганкенберг и выйти в район Хагельс Берг (* это западная окраина города Данциг).
...Несмотря на отчаянное сопротивление противника, штурмовые группы врывались в его расположение и с упорными боями продвигались вперёд...
...К исходу дня соединения корпуса вели бой на рубеже:
- 413-СД – северо-восточная окраина Цинакенберг,
- 108-СД – восточная окраина Циганкенберг,
- 186-СД – юго-восточная окраина Циганкенберг.

Из ЖБД 186-й СД – за 27.3.45:
Противник оказывает упорное сопротивление, баррикадирует улицы и с боями отходит. Части дивизии продолжали вести уличные бои и к 10-00 овладели восточными выступами группы домов, что юго-восточнее отметки 85,7 (* это северная окраина Шидлиц – центрального района пригорода Эмаус), где ведут бой, выбивая противника из домов, приспособленных для обороны.

Из ЖБД 238-го СП – за 27.3.45:
В 9-00 по устному распоряжению командира дивизии, при поддержке артминогня полк перешёл в наступление. Сломив упорное сопротивление противника на рубеже: парк Эмаус, отметка 85.7, подразделения ворвались на северо-западные окраины Шидлиц и завязали уличный бой.
Противник, действуя мелкими группами, цеплялся за каждый дом.
Полк, ведя упорный уличный бой двумя штурмовыми группами, очищал от противника дом за домом и к 12-00 вышел на рубеж: строения, жилые дома и безымянные озера западнее отметки 76.5 (*на карте – это ул. Генрих-Шольц-вег), где временно закрепился.
Противник отошёл на рубеж высоты 76.5 (*это северо-восточная окраина эмауского микрорайона Шидлиц, высота эта расположена в 750 метрах к западу от железнодорожного вокзала города Гданьск).

*   *   *
Приведя мемуары генерала Джанджгавы, 354-я дивизия которого зачастую оказывалась правым соседом 186-й дивизии, нельзя не сослаться на мемуары другого соседа этой же дивизии, генерала Теремова, комдива-108. И если 354-я дивизия входила в соседний 105-й корпус, то 108-я дивизия вместе с 186-й и 413-й входила в состав 46-го корпуса, зачастую бывавшего головным в составе войск 65-й армии.

Комдив-108 генерал Теремов, равно как и комкор-46 генерал Эрастов вместе командармом-65 генералом Батовым составляли очень эффективную вертикаль военного командования в ходе оперативного решения тактических задач для выполнения стратегической цели – скорейшей победы над врагом при минимальных потерях в живой силе и материально-технических ресурсах.

В своих мемуарах «Пылающие берега» генерал-майор ТЕРЕМОВ Петр Алексеевич вспоминает о событиях, касающихся штурма города Данциг:

«Бои по прорыву Данцигского оборонительного пояса шли непрерывно, днем и ночью. Мы не давали противнику времени произвести какие-либо перегруппировки и даже привести себя в порядок.
Наше преимущество заключалось, между прочим, в том, что ширина фронта наступления с каждым днем сжималась, значит, увеличивалась плотность боевых порядков. Например, в боях непосредственно перед Данцигом ширина фронта наступления дивизии составляла не более километра».
 
«Одна из главных трудностей состояла в том, что противник имел возможность использовать огонь корабельной артиллерии, находившейся в Данцигской бухте. Этот огонь был весьма ощутителен. Разумеется, речь не шла о том, что немцы смогут удержать Данциг. Речь шла о времени. Немцы имели задачу тянуть как можно дольше. А перед нами командование поставило жесткие сроки для окончательного уничтожения противника. Отсюда исключительная напряженность боев».

«Крайние затруднения вызывала неукомплектованность стрелковых полков. Надо прямо сказать, что и при прорыве оборонительных полос, и при штурме города мы брали огнем артиллерии, танков и самоходных орудий. Тактика была такова.
Всю артиллерию дивизии, танки и самоходки ночью подтягивали к передовым частям пехоты. С утра прямой наводкой при поддержке корпусной и армейской артиллерии уничтожали противника, и пехота продвигалась вперед. Приданных средств было много (108-я имела* два артиллерийских, танковый и самоходный полки). Вот этими сильными огневыми средствами и разрушали крепкую оборону противника».

* Не в обиду будь сказано любимчику командарма, но 186-я дивизия не была так же сильно обласкана приданными частями усиления. Но здесь пенять не на что: в соответствии с усилением дивизий они и выполняли различные по объёму и важности тактические задачи.

«В каждом полку было создано по четыре штурмовых группы и отряда. Состав штурмовой группы: стрелковый взвод, два орудия, один танк или самоходка, отделение саперов со взрывчаткой, отделение ручных огнеметов и отделение химиков. Группу возглавлял командир взвода. Штурмовой отряд состоял из стрелковой роты и примерно вдвое большего количества средств усиления. Артиллерия, не участвовавшая в штурмовых отрядах, поддерживала их бой с основных приближенных огневых позиций. Ведущий огонь офицер-артиллерист был с командиром штурмового отряда».

«В 9.00 27 марта раздались залпы многих дивизионов «катюш». Мощные разрывы. Сразу же сотни батарей, самоходные орудия, танки и пушки прямой наводки обрушили всю свою огневую мощь на головы фашистов. После двадцатипятиминутного налета штурмовые группы и отряды начали заключительный бой Восточно-Померанской операции за город Данциг».

«Бой в городе имеет существенные особенности. Основная фигура в нем — командир взвода, роты. В общей атаке дивизии в полевых условиях действия отделения и одиночного бойца не так рельефны, как в городе. Здесь же взвод, отделение и даже боец, как правило, решает задачу самостоятельно. Инициатива, решительность, вплоть до дерзости, одного человека часто дают успех всему отряду или группе. Большие начальники лично не видят бой в городе, это трудно, так как реакция на доклады командиров штурмовых групп об обстановке должна быть мгновенной».

«Приданные танки и орудия ведут огонь вдоль улиц, воспрещая маневр противнику, но основной их огонь — на ближних дистанциях, почти в упор: подавление огневых точек в домах. Пехота в свою очередь обеспечивает танки и орудия от противотанковых средств, в особенности от фаустпатронов.
Танк не выдвигается вперед пехоты — немец сожжет; танк держится на уровне пехоты или даже уступом назад. Только при слабом сопротивлении танки пускают вглубь города, чтобы отрезать противника, но в этом случае на броню садится пехота».

«Немцы стреляли из пулеметов и автоматов. Они еще занимали все этажи и полуподвал. Наш танк и два орудия прямой наводкой били по огневым точкам. Огнеметчики и часть стрелков — броском к стене. В окна полетели гранаты. Огненная струя — в полуподвал. Видно было, как несколько солдат, что-то крича, прыгнули в окна, и теперь мы только слышали выстрелы и разрывы гранат. Танк и орудия произвели несколько выстрелов по окнам верхних этажей.
...Дом напоминал слоеный пирог. На одном этаже наши, на другом — немцы, потом — снова наши... Взрывы гранат слышались отовсюду, и из окон вываливались клубы дыма и пыли...».

«Пленных мало, ...офицеров среди них нет. Сопротивление очень сильное.
...Ночью штурм не прекращался, но напряжение боя снизилось.
Данциг горел. Всюду чувствовалась горькая гарь и запах дыма».

«28 марта противник значительно снизил сопротивление, и полки вышли к Мертвой Висле. К 16.00 407-й полк на плечах врага овладел железнодорожным мостом, не позволив его взорвать. Саперы разминировали мост.
Дело двигалось к концу.
Немцы группами стали сдаваться в плен. Часть их отходила на восток – на заболоченное устье Вислы».

(Продолжение следует)