Испытание верностью 19

Роман написали
Марина Мальцева
Михаил Сборщик
http://stihi.ru/avtor/michelmon




    Приехав домой, Олеся не узнала бабушкину квартиру. Вместо старого дивана стоял новый уголок, и он вписывался в интерьер. Вот уже же, который день они жили вместе с Виктором. Но Виктор почему-то ходил сам не свой. Он никогда не был таким, чтобы вот так взять, и увести девушку у парня. Молодой человек полюбил Олесю с первого взгляда, и ничего не мог с этим поделать. Но если сказать об этом Олесе. Она его может возненавидеть, поэтому лучше молчать столько, сколько это будет нужно. Теперь Олеся часто встречалась с матерью, иногда даже оставалась у неё ночевать. Виктор, конечно, скучал. Однажды он сказал, что пора сходить в загс.
   — Олеся, ты скоро родишь. Давай сходим в загс. Это нужно деткам. Пусть у нас будет полноценная семья.
   — Подожди, Витя. Успеем, - Олеся не спешила в загс. Девушка, как будто чувствовала что-то.
   — Завтра у меня встреча с риэлтором. Буду говорить насчёт квартиры. Деньги имеют тенденцию заканчиваться, а так будет своё жильё. Мы его пока можем сдавать. А деньги можно класть деткам на счёт. Им они пригодятся после, как вырастут. На дальнейшее обучение. Надо обо всем заботиться заранее.
   — Может ты в чём-то и прав. Но, ты ничем не обязан.
   — Мне уже, кажется, что ты не хочешь, что бы мы были одной семьёй. Просто ждёшь, когда появится... этот. Только, вряд ли, он может появиться. Он..., — Виктор хотел рассказать о том, что Максим был здесь. Но решил промолчать. Олеся сама поняла, что что-то не так.
   — Виктор, ты что-то от меня скрываешь. Знаешь, если ты хочешь, чтобы у нас была счастливая семья, то мы не должны начинать жизнь со лжи. Надеюсь, ты это понимаешь. Ты должен мне всё рассказать.
   — Хорошо, но то, о чем я сейчас расскажу, тебе не понравится.
   — Смотря, о чём пойдёт речь.
   — Пойми, я это сделал не нарочно, а от большой любви к тебе.
   — Говори уже, я внимательно слушаю.
   — Олеся, в субботу, когда ты уехала к Светлане, приходил твой Максим.
   — Виктор, знаешь, — это не шутка. Мне очень хочется, чтобы Максим вернулся, но это невозможно.
   — Я совсем не шучу. Кто тебе сказал, что невозможно. Труп его никто не видел. Не веришь, посмотри в комод, где лежали его документы.
   Олеся стремительно бросилась к комоду и открыла ящик. Он оказался пуст. Девушка посмотрела вопросительным взглядом на Виктора.
   — Да, я отдал ему всё, паспорт и фотографии. Это его вещи. Они ему были нужны.
   — Почему ты мне тогда не позвонил. Я бы бросила всё и прилетела.
    — Вот, только поэтому, я тебе не позвонил. Я вообще не хотел говорить ничего. Но, ты бы всё узнала. Однажды увидела бы, что документы исчезли.
    — Виктор, что ты ему сказал?
   — Просто, что у нас с тобой любовь и будут дети. Зачем врать!?
   — Почему ты решил всё за меня? Какие у нас с тобой дети? Я думала, что мне с тобой будет хорошо. Ты мне поможешь. Но как я ошибалась. Виктор, ты нисколько не лучше отца Максима. В чём-то, ты даже хуже.
   — Каждый борется за свою любовь, как может. Я люблю тебя, и готов отдать за любовь жизнь.
   — Но, Максим….  Я люблю его. Всё! Больше нет никаких нас. Я сегодня же уйду. Пойми, я не смогу жить с тобой под одной крышей. И когда ты стал таким черствым. Боже, что я такая невезучая, верю всем. Баба Катя, она единственный человек, кто был со мной искренним. Мне не нужна квартира, можешь забрать её — квартира твоя. Я напишу отказ от завещания. Выпишусь позже.
   — Олеся, прости меня. Мне любовь затмила глаза.
   — Нет, прощай! Я больше не хочу тебя видеть, — слезы душили её. Они больше не держались в очах, стекая по щекам. Они не были солёными, они были горькими от обиды. — А Максима я всё-таки найду. У нас с ним сильная любовь.
   — Что он может тебе дать? Видела бы ты его лицо. Оно обезображено.
   — Я люблю Максима не за красоту, а за то, что у него внутри. Боже, кому я это говорю. Знаю, что тебе этого не понять. Всех, наверное, портит заграница. Хорошо, что Катерина этого не видит.
    Олеся позвонила по телефону матери и в слезах напросилась приехать к ней.
   — Дочка, что у тебя случилось? Ты что, плачешь? Конечно, приезжай.
    Вызвав такси, не дожидаясь сообщения о том, когда будет подана машина, Олеся выбежала на улицу.
   — Олеся, подожди. Дай мне договорить.
   — Поздно, Виктор. Поздно. Мой Макс никогда бы так не поступил.
   На улице было тепло. Сыпал мелкий снежок. Такси приехало быстро. И вот Олеся в слезах на пороге материной квартиры.
    — Дочка, что с тобой? Заходи, рассказывай, что у вас произошло? Ты поругалась с Виктором.
   — Мы с ним не просто поругались. Мама, можно я у тебя поживу.
   — Живи, дочка, конечно. Столько, сколько нужно. Так, сейчас давай умойся и расскажи мне, что у вас произошло?
   — Как видишь, я ушла от Виктора. Оказывается, Максим приходил и спрашивал меня. Виктор его выгнал. Сказал, что мы с ним живём, и я жду от него ребёнка. Раньше он мне казался таким хорошим. Я бы не подумала, что он ищет какую-то выгоду.
   — Дочка, он всего-навсего любит тебя.
  — Но это не даёт ему право так поступать. Он знает, что я его не люблю. Если я хотела с ним сойтись, то только ради детей. А не потому, что люблю.
   — Ну, всё, всё, дочка, давай успокойся, — Ксения прижала Олесю к себе. — Тебе нельзя переживать, на детках всё отразится. Я тоже ходила к врачу, буду анализы сдавать, по врачам ходить.
    В это время у Олеси раздался телефонный звонок.
   — Дочка, звонит Виктор. Может, возьмёшь трубку, поговоришь.
   — Нет, не хочу я с ним разговаривать. Виктору не понравилось лицо моего жениха. Теперь я точно знаю, что он жив. А лицо заживёт.
   — Олеся, ты забыла, кем у Светланы муж работает? Может, ты кушать будешь?
   — Нет, спасибо. Можно воды, или лучше стакан молока.
   — Сейчас, я, конечно, принесу. Ложись на диван, отдыхай. Я тебя пледом укрою. Завтра утром поболтаем. Ксения принесла молоко.
   — Вот, это сейчас очень полезно, — девушка почувствовала боли в животе. Давно её ничего не беспокоило. Детки если шевелились, то было терпимо. Лёгкие поглаживания рукой по животу и боль начала успокаиваться. «Как я так могла поверить Виктору? А если бы мы успели зарегистрироваться. То развода не видать, как свои пять пальцев. Надо быть аккуратной. Как сказать матери про то, что она отказывается от завещания. Сейчас ей снова нужно будет где-то прописаться». Но в разговоре мать всётаки упомянула о квартире.
   — Олеся, а что теперь с квартирой будешь делать? Старушка же тебе её отписала.
   — Мама, квартиру я верну Виктору.
   — Конечно, это твоё решение.
   — Я чуть не совершила огромную ошибку. Где мне теперь искать Максима.
   — Дочка, знаешь, у нас в деревне живёт один дедушка. Он, наверное, там самый старый. Так вот, что я хочу тебе сказать. Афанасий — так зовут старика. Он всё про всех знает. Он лечит людей наговорами и травками всякими. Надо попросить Светлану, пусть поговорит с Валерием. Он мужик безотказный. Должен отвезти, если погода позволит.
   — А он, правда, всё про всех знает. Мне Катерина на картах гадала, говорила, что Максим жив, значит, не лгала. Я ей всегда верила. Жаль внук не в свою бабушку характером.
   — Всё, отдыхай дочка. Я тоже пойду, что-то сегодня мне плохо. Тошнота, что не поем, всё вылетает.
   — У меня этот период давно прошёл. Сейчас с этим проще, но живот нет-нет, да заболит.
   — Ничего, немного осталось. Как хорошо, сразу двух за один раз, отмучаться.
   — Мама, а рожать больно?
   — Дочка, у всех по-разному. Первого родишь, а второй следом выйдет, как по маслу.
   — Я ещё ничего не купила, ни пелёнок, ни распашонок. Хотели вместе сходить с Виктором. А оно, вон как, получилось. Мне скоро декретное пособие получать.
   — Ничего, я думаю, Светлана с Валерием нам помогут. У них машина есть, проще будет. Мне мой автомобиль надо восстановить. Может, когда научусь,  буду ездить сама. А может, тебя выучим. Будешь, нас катать. Должна же я как-то искупить свою вину перед тобой.
   — Мама, давай никогда об этом не вспоминать, как будто не было этих лет. В детском доме все хотят найти своих родителей. Но не всем это удаётся. Мне повезло больше других. Что у меня такая простая и добрая мама. Мне кажется, что мы всегда были рядом.
   — Всё равно, прости меня дочка. Если бы я не была шестнадцатилетней пигалицей, было бы всё по-другому.
   — Мама, ты можешь рассказать мне о моем отце?
   — А что о нем рассказать? Он старше меня. Говорил, что любит. Но оказалось, он маменькин сынок. Его мама, как узнала, что я из деревни, не просто из деревни, а из глубинки, как они любили говорить, “у черта на куличках”, так такой концерт мне устроила. Он, твой отец, любил меня, защитил, поругался с матерью. Но “мама” зашла с другой стороны. Она начала настраивать его против меня. То я не так борщ варю, то пересолила яичницу, в омлет много перцу кладу, и много еще чего. И он в один прекрасный день сказал, всё мы расстаёмся. А я беременная и аборт поздно делать. А потом случилось то, что случилось.

    Сдав все анализы, Максим отправился на госпитализацию. Ещё в первый приём ему ясно объяснили:
   — Ох, молодой человек, как вы появились поздно. На консультацию к пластическому хирургу, желательно попасть в течение первых суток после травмы. Особенно, если произошло повреждение мягких тканей лица. Двадцать четыре часа – это тот срок, когда рану можно закрыть, наложив эстетичные швы, которые в дальнейшем будут практически незаметны. Если повреждение слишком глубокое и обширное, осуществляются более сложные операции. Если квалифицированная помощь не была оказана своевременно, и рана зажила с образованием ярко выраженного рубца, — в арсенале пластического хирурга существует целый комплекс процедур, позволяющих превратить самый грубый шрам в тонкую, почти незаметную полоску. Надо всё сделать так, чтобы не нанести человеку психологическую травму. Любое отклонение от прежнего вида доставляет дискомфорт. Придётся полностью реконструировать лицо. Ведь рубцовые деформации зачастую напоминают о себе болью. Особенно неприглядным кажется отражение в зеркале.
   Максим переживал за свой будущий вид. Ему хотелось быть таким, каким он был раньше. Для этого он захватил с собой фотографию.
   — Операция будет проходить в два этапа. Но я постараюсь сделать всё от меня возможное.
   — Скажите, пожалуйста. Долго мне находиться в клинике?
   — У вас не просто шрамы. Они срослись самостоятельно, без хирургического вмешательства. Так что сегодня вы ложитесь в больницу, после операции я смотрю, как всё заживает. Потом мы делаем месячный перерыв, и будет вторая операция.
   — Я согласен.
   — Тогда вам надо подписать согласие на операцию.
   — Давайте, что! Я подпишу.
   — Вот возьмите, всё готово. Сейчас вас проведут в палату. А завтра мы начнём все процедуры. Посещение родственниками в вечернее время с четырёх до семи. А в выходные, в дневное время с десяти до двенадцати.
   — Спасибо, ко мне и ходить-то некому.
   Заселившись в палату, первым делом он позвонил Зое Петровне.
   — Всё, бабуля, меня положили. Завтра будут делать операцию.
   — Медсестрички, наверное, молоденькие девушки, ты присмотрись.
   — Бабуля, ты всё шутишь. Доктор, так вообще, мужчина. Кому я нужен, ещё с таким лицом. Что, Василий звонил?
   — Звонил, закрыли твоих обидчиков. Теперь встретишься с ними только в суде. Так, что делай свои дела, не переживай.
   — Спасибо, утешили.
   — Максим, может к тебе приехать, что-нибудь привезти. Никак не могу привыкнуть к твоему новому имени.
   — Зачем? Будете ко мне кататься. Если, вдруг, что-нибудь понадобится, то я Геру попрошу. Лежать недолго, дней пять. Всё будет отлично.

    Как и говорил Василий своим друзьям, если загремим, то явно в разные камеры. Так и получилось. Василию с Саньком несказанно повезло. Мужики они суровые, не тронь. Василий, как нам уже известно, был знатным бойцом. А вот Владиславу повезло меньше. Он только на словах казался крутым. Попав в камеру, он растерял весь лоск. Куда девалась его прыть, едва он увидел, какие там ребята. Владислав огляделся.
   — Здорово, братья, — сказал мужчина по привычке. И уже хотел подать руку сидящему на кровати снизу мужчине. Так он постоянно здоровался со своими дружками.
   — Эй, друзья! Да он нас не уважает. Его даже здороваться не научили. На зоне, как правило, всем заправляют блатные. «Блатные», — это настоящая, практически безграничная власть на зоне. Именно члены этой группы устанавливают неписаные правила поведения в местах лишения свободы, следят за порядком на зоне, решают конфликтные ситуации, возникающие между заключенными, и наказывают «провинившихся» по всей строгости тюремного закона. Если задать вопрос — кто такой блатной? То можно сказать, что это авторитет, и он должен вести себя правильно не только на зоне, но и на свободе. А лидером блатных является «пахан» — признанный криминальный авторитет. Если же такого нет, то назначается «смотрящий». Но откуда Владиславу знать об этом, он здесь впервые. Да мужчина знал, что Васек сидел. Только он никогда не рассказывал о тех годах, проведенных за колючей проволокой. В первую ночь он боялся спать. Успокоился только тогда, когда понял, его не тронут. Если, конечно, он сам не начудит. Тогда он просто спокойно заснул. Тем более что он не на зоне, а в следственном изоляторе. А здесь тебя не тронут, пока не будет доказана твоя вина, и тебя не определят куда-нибудь на этап. Конечно, и здесь хватало беспредельщиков, которые хотели опустить тебя сразу, но хватало сурового взгляда смотрящего, и вся прыть шестерки пропадала. Ладно. Утро вечера мудренее, подумал Влад, поворачиваясь на бок и проваливаясь в спасительную темноту последних дней. Его накрыл спертый воздух камеры — давно не мытых тел, не стираных носков и небрежно закрытой параши.
    Я думаю, мы больше не будем возвращаться в юдоль не человеческих отношений. Зачем, у нас и так есть герои, по которым душа болит. Пока Максим лечился, лежал в клинике Валерия Николаевича Школьного, и каждый день общался с мужем тетки Олеси, сама девушка, скрывалась от назойливого внимания Виктора. Парень, конечно, не потерял надежду наладить отношения с любимой. Он был из тех людей, которые, если любили, то, не допускали варианта, что объект их вожделения, может любить кого-то еще. Как же так? Он самый обходительный, самый красивый, самый доброжелательный, а она любит какого-то Макса. Ничего, я открою ей глаза на настоящую натуру этого инвалида. Самое интересное, что он действительно был доброжелательным, и считал, что он всегда любил девчонку, а Макс. Откуда он появился на его голову. Пришел и все сломал. Ведь она не будет счастлива с этим “уродом”. Ну что, скажите, ему надо. Зачем он появился? Виктор уже забыл, что парень пришел к нему домой случайно, просто искал бабушку. А про Олесю он сам первый заговорил. Заиграла гордость. Он красавец, добрый и общительный. Он щедрый просто. Может купить себе общежитие, а Олесю оставить в бабушкиной квартире. А потом. Потом.... Но, что будет потом, он не мог придумать. Сначала, надо помириться с девушкой. Вот тогда и будет потом. Я думаю, Олеся оценит мой порыв. Но трубка оглушительно молчала. Он снова и снова набирал номер девушки.
    А что Олеся? Олеся в это время ходила со Светланой по магазинам. Валерий, конечно, был занят в клинике, понятно, главврач, и хозяин клиники в одном лице. Еще и практикующий хирург. Работы уйма. Поэтому машина была забыта. Валерий работал много еще по одной причине. Он обещал жене, что через неделю съездит в деревню. До Афанасия. Заберет Ксению, Олесю и просто развеется. О главной причине он умалчивал, как молчали и девушки. Они хотели навестить, на годовщину смерти, могилу матери жены. И вот после очередного магазина, жаркого, как пустыня Сахара, они вынырнули на свежий морозный воздух центра города. Снова в сумочке у Олеси зазвонил телефон. Девушка с привычным вздохом глянула на дисплей. Опять Виктор. Не надоест же ему. Какой назойливый. Светлана подошла к девушке.
   — Что, он тебе еще не надоел? Что не ответишь? У тебя же все хорошо.
   — Света. Я бы ему ответила, но не могу. Я на него уже зла не держу. Понимаю, что он из лучших побуждений. Он просто, не понимал, мне кажется, и сейчас не понимает, что люблю-то я Макса. А он, так, был запасным аэродромом. Сейчас, когда я знаю, что Макс жив, я ничего ему не скажу. Так зачем нужно отвечать ему.
   — Слушай, Олеся. Я устала. Ты, как? Я знаю здесь рядом кафе. Зайдем, пообедаем. Можешь ответить на звонок. Ты про меня не говори. Я за соседским столиком буду сидеть. Тебя в обиду не дам. Все равно все точки над “I” надо расставить. На этом и решили. Пройдя два квартала, они вошли в “Сказку”, кафе, в котором можно было просто поседеть, попить чай искушать вкусные булочки. Как всегда, телефон Олеси, не заставил себя долго ждать.
   — Бери, Олесенька. Зови его.
   — Алло. Виктор. Это ты? Тебе не кажется, что ты слишком назойливый, — потом, некоторое время она слушала, что отвечал ей по телефону собеседник. По лицу, отражающему всю гамму чувств, Светлана поняла, что девушке было неприятно слышать тираду Виктора. Потом Олеся вновь подала голос. — Виктор, это всё, что ты говоришь, хорошо. Но, ты знаешь, это всё не телефонный разговор. Приходи в “Сказку”, это здесь в центре, у универмага. Я буду ждать.
    Виктор появился быстрей ожидаемого. Словно у него за спиной реактивный двигатель. Светлана, взяв вазочку с мороженым, еле успела пересесть за соседний столик. Как дверь в кафе распахнулась, и в тумане морозного воздуха впустила парня. Вид Виктора был, конечно, удручен, но по взгляду зеленых глаз, этого не скажешь. Они, глаза, говорили, пусть о маленькой, но победе.
   — Олеся, милая. Что ты меня избегаешь? Я звоню тебе, звоню.
   — Ну, и что?
   — Ой, как холодно. Я к тебе с предложением. Возвращайся домой. Я не буду к тебе приставать.
   — Зачем? Мне сейчас хорошо. Никто не капает на мозги.
   — Знаю. Ты же у матери живешь?
   — Да, и что?
   — Ничего. Просто, я бы предоставил тебе лучший быт. А потом, когда родишь двойню. Ведь тебе нужен мужчина. Олеся не отказывайся. Ты, просто, не знаешь, каким я буду любящим отцом. Возвращайся, Олеся, пожалуйста.
   — Хм.... Мне сейчас не плохо, — протянула Олеся, просто, чтобы что-нибудь сказать. Потом всё-таки решилась. Взгляд девушки сузился в узкую щелку, потяжелел. — Знаешь, Витя, мне никто не может сейчас упрекнуть, что я живу где-то, и свободно. А у тебя....
   — Постой, что ты говоришь? Я тебя не упрекнул ни разу.
   — Не упрекнул, так упрекнешь.
   — Постой. Погоди, ты хочешь сказать, что я. А жить у проститутки, это для тебя комфортно….
    Виктор сразу же замолчал, но слово было сказано. То слово, которое и ожидала услышать Олеся. На её каменном помрачневшем лице не дрогнул ни один мускул. А вот Светлана уже не могла это выдержать. Она поднялась, и холодным взглядом окатила парня с головы до ног. Хватило бы одного взгляда, он уже тогда понял, что сделал непоправимое, но для Светланы этого было мало.
   — Молодой человек. А вы, какое право имеете вы, обсуждать и судить её маму. Вы, баловень судьбы, мажор, маменькин сынок. Вы хоть питались пол булкой хлеба всю неделю. Вы считали копейки до получки матери, зная, что алкоголик отец, мало того, что пропьет свои, ещё залезет к матери в заначку. Вы не спали от голода, когда пустой желудок шептал ночью: “Иди, укради. Не можешь, тогда заработай”. Так, какое вы право имеете судить о тех людях.
   — Я-я-я н-н-ничего не хотел сказать.
   — Не хотел сказать? Да это и так понятно. Вы, почему-то не побежали тратить деньги, чтобы дать девочке жить и нормально родить. Нет, вы не пошли искать себе квартиру. Что ж это удобно. И последнюю волю бабушки выполнить, и себе некуда деться. Да. Судьба. А о ней вы подумали? Нет, конечно. Вы рождены думать только о себе. Олеся пошли отсюда. А вам, молодой человек я скажу одно. Если прозвучит ещё хоть раз звонок, можешь собирать сменную одежку и сушить сухари. Прощайте, - и гордо вскинув голову, она обняла девочку и удалилась из кафе.
 
    — Афанасий. Афанасий. Ау-у-у, — кричала Анюта, выбежав на луг. Она увидела, что деда на постоянном месте нет, и звала его. Забежав в ближайшую рощу, она, сложив руки рупором, опять прокричала. — Деда Афанасий. Да, где же ты? Деда. Куда ж ты потерялся? Я тебя ищу, ищу. А тебя все нет и нет, — проговорила она уже тише. Старика нигде не было видно. Девчушка подумала: “Сейчас добегу до дальнего леса. Вон, того. Не березовой рощи, а смешанного, темного сосняка. Если нет, пойду домой. Там, около Чусовой посмотрю”. Чусовая была примечательностью района. Прошу не путать с той знаменитой Уральской большой рекой, которая была у всех на слуху в последнее время. Нет, перед нами маленькая сибирская речушка, не популярная ничем, кроме названия, да и рыбалкой. Знаменитой сибирской рыбалкой. А если говорить про их деревню.  Возле камня знаменитой Аленушки, которую донес до пытливого ума человечества, отдыхающий здесь в свое время художник Васнецов. Чуть дальше него, в тайге, поднимается скала “шатер”.  Там была природная пещера, словно вход в ярангу у эвенков, коренных жителей Красноярского края. Этим-то и была знаменита на всю округу их деревня. Еще бы: Васнецов, сестрица Аленушка, заболоченная речка Чусовая и  «Шатер».  Все эти места Аленка оббегала с дедом, а также, позже и сама. И вот теперь, она помчалась в леса в поиски деда, который собирался идти за хвоей кедровой сибирской сосны, которую собирают либо поздней осенью, либо ранней весной. Сушить её нельзя, она теряет лечебное свойство. Поэтому её собирают и используют свежей, Её используют от простуды и стоматита.  “Вот, дура я! Он же точно пошел за хвоей сосны, а я ищу в березовой роще”.  Подумала Аленка, и, зажав в руках широкий подол крепдешиновой юбки, помчалась по твердому насту уже наметённого снега. Она долетела до дальнего леса за двадцать минут. Не успев отдышаться, снова прокричала своё: «Ау».
    — Дед, Афанасий..., — услышав хруст мороженых веток под чьими-то ногами, она замолчала, и пытливо присмотрела к лесу. Еще живы были в памяти нашествия сибирских волков в прошлом году. Зимой, в опустевших лесах, после обширных пожаров нечего не было есть, и стаи серых разбойников, потеряв совесть и страх, нападали на затерявшиеся в тайге поселки рыболовов и золотоискателей. Холодный пот пропитал девочку. “Вот так бесславно и закончится земной путь таежной “красавицы” Анютки”, — подумала она. “Ну, допустим не красавицы”, — поправилась она. Она знала, что её красота была в душе, в широкой русской душе, а физически лицо портил страшный ожог, ошибки детства. Она знала это, но в восемнадцать лет, ей не только никто не признавался в любви, но и вообще не приближался к ней даже в шутку. Конечно, виной этому был дед Афанасий, он защищал девочку от злых языков, а также от похотливых рук местных бездельников. Лишь, однажды, любовь посетила сердце девочки. Это был парень, волею судьбы занесенный в их забытое богом местечко, среди дикой тайги и скал, вдоль маленькой речушки с громким названием — Чусовая. И вот теперь, когда ей пошёл девятнадцатый год, она осталась одна против стаи волков. Анюта давно отучилась плакать. Зачем ей нужно, как она считала, это бесполезное занятие. В данном случае, нужно затаить дыхание, и вытащить охотничий нож, который она всегда носила с собой, и постараться, как можно дороже отдать свою жизнь. Сурово? Сурово! Но, что поделаешь, такова жизнь в Российской глубинке. Девочки рано взрослеют, и борются наравне с взрослыми за выживание в этом неблагодарном краю. Анютка, взяв нож наизготовку, затаила дыхание.
    — Что кричишь, внучка? — она не слышала, как сзади подошел дед Афанасий. Он подошел неслышной поступью, и заговорил, не повышая голоса. — Тсс. Не шуми. Там лосиха с детенышем покушать ветками багульника пришла. Сейчас зима рано пришла. Все рано замело. Корм найти трудно, а у багульника побеги мягкие, особенно молодые, вот они ходят и ищут. А ты что бегаешь? Кричишь?
   — Дед, я напугалась. Почему-то вспомнилось прошлогодние волки. Нет, правда, я дура. То был конец зимы. Они голодные были, а сейчас конец осени. Пусть холодно, пусть снег, но они еще жиреют. Я знаю, но все равно страшно.
   — Ну, ладно, успокойся. Всё хорошо, — проговорил дед, поглаживая девочку по спине. — И всё-таки, что искала-то....
   — Ой, дед! Там к тебе приехали, из города. Кто не знаю. Не видела. Машина крутая, микроавтобус, минивэн, кажется. Синий. Они заехали к тебе во двор. Папа послал найти тебя.
   — А, понятно. Значит, Егор послал. Ну, что ж идем. Афанасий, вернулся метров на десять от места, где они стояли, и, нагнувшись, подобрал лапы кедровой сосны.
   — Вот, будет спиртовая настойка от простуды. Смотри, сколько веток набрал.
   — Дед, а ты знаешь, кто это приехал к тебе? Я ни разу не видела у нас такой машины.
   — Знаю? Я могу только предполагать. А чутьё мне говорит, что это приехал Данил.
   — Данил?
   — Он мне звонил недавно. Говорил, что все вспомнил. Обидчиков взяли в оборот. Арестовали. И что самое интересное, заказчиком оказался его родной отец.
   — Данил..., — глаза девушки закатились. Афанасий подумал, ну, что ты не успокоишься, человечек. Но, по-моему, бесполезное занятие что-либо говорить влюбленному сердцу, а то, что девочка влюбилась, он понял давно. Девушка пошла быстрее, да так, что Афанасий отстал от нее.
   — Ну, дед, что мы ползём. Они же давно приехали. Я тебя сначала в березовой роще искала. Пойдём скорее.
   — Успеем, деточка, — он поддал ходу, чтобы не отставать от девушки.
   — Никуда они не денутся без нас. Раз приехали.
    Вот и видны строения во дворе Афанасия. Навстречу старику и девушке из ворот вышел молодой человек. Анютка резко остановилась. Да, это был Данил, только не понятно, он, не он? Вместо страшного шрама, который портил лицо парня, она увидела только красную, почти незаметную полоску. Она впервые поняла, что, да, он был красив. Анюта хотела подойти к парню, и, вроде бы, между дела, хлопнуть того по плечу, но увидев парня замерла, затаив дыхание. Данил, подошел к Афанасию и обнялся с ним. Потом они обменялись несколькими словами, и Афанасий заторопился во двор. К машине, возле которой сгрудились трое ребят. А Данил подошел к стоявшей, как соляной столб девушке.
   — Анютка, милая. Ты, что не узнала меня?
   — Узнала. И что? Ты сбежал, как трус. Посчитал, что со мной даже проститься лишнее. Конечно, судя по тому, какой ты стал, был, наверное, красавец. Отбоя от девчонок не было. Правильно, зачем тебе уродина с ошпаренной щекой. Да?
   — Перестань, Анютка. Я тебе же говорил. Я не свободен. Я бредил своей любовью.
   — Знаю. Я желала ей смерти. Желала, чтобы ты никогда не вспомнил ничего. Я знала, чувствовала, что ты любишь её.
   — Да, Анютка....
   — И что же, ты нашел её. Тебя можно поздравить. Дурак, — девушка несколько раз стукнула парня в грудь. — Зачем ты приехал? Ну, скажи, зачем?
   — Не знаю. Теперь ты можешь мстить мне.
   — Зачем? Зачем мне мстить тебе. Если она тебя выгнала, а она ведь тебя выгнала, правда, то я не должна злорадствовать. Я же тебя не предавала. Это она, твоя Олеся. Ну, подойди, обними, меня. Я буду любить тебя всегда.
    Вечер. Здесь, в тайге темнело рано. Сумерки приходят неожиданно и приносили холод и одиночество. Аленка забрала парня из-за стола, отпросившись у Афанасия и отца, который веселый сидел за столом. Он вспоминал тот вечер, когда нашел парня чуть живого и позвал Афанасия. Оказалось, вот, оно, что. Красивый парень и музыкант, приехали всем ансамблем, чтобы не прерывать репетиции. Отдохнуть от городского шума, сюда, в деревню. Да, и видно, Максиму, так, оказывается, звали парня, надо было что-то обсудить с Афанасием. Но сейчас дед устроил праздничный ужин. Никто вообще-то не пьет, так ради знакомства, но поесть было чего. Егор раздобрился, принес из дому целую лопатку поросенка. Чего уж жалеть. Такой праздник бывает редко. Вот и дочка развеселилась. Даже погулять вывела парня. Опять, наверное, звезды считать на Чусовую пошли. А Максим в это время, обняв подругу, рассказывал про свои злоключения. Как он попал сюда, в забытый богом край. Как били его два бугая, как он потерял сознание. Как потом из деревни приехал в город. Познакомился с ребятами. Как вспомнил все. Пришел домой, а отец продал его квартиру, там уже жил другой парень. Но он ничего не говорил про Олесю, но Анюта всё поняла. Она прижалась к Максиму еще плотнее, как будто замерзла, но, наоборот, чем больше темнел небосвод, тем ей становилось жарко. Они сидели на своем месте, в жерле пещеры скалы “Шатер”, и пусть над водой гулял морозный ветер, пронизывающий насквозь, здесь было тихо и сухо. А от присутствия разгоряченного тела Максима было ещё жарче. Так жарко, что девушка расстегнула легкую шубенку из какой-то таёжной живности. Под шубкой только тоненькие колготы и футболка с широким воротом. Если бы не Данил, она никак не могла привыкнуть к новому имени своего друга, она бы, конечно, постеснялась прийти так, да что там прийти, ей было стыдно выйти на улицу. Но Данил, он есть Данил. Свой человек. При нем не стыдно даже распахнуть шубу, прижаться к его жаркому телу всем корпусом в тоненькой футболке, старой, с растянутым воротом. Разгорячить его и без того горячее тело, бесстыдным прикосновением девчоночьих, не защищенными лифчиком, полных, еще не кем не целованных грудей. Прикоснуться к нему полными коленками. Затаить прерывистое дыхание, и ждать. Ждать напора, бессовестных, но ожидаемых блужданий шаловливых любимых рук, ощупывающих вкусных бедер, скрытых тонкими колготками. «Выше, пожалуйста, поглаживай плоский горячий живот….  И еще немного выше, под футболкой, вот, они, налитые грудки. Я растила и берегла только для тебя Данил. Ты не стесняйся, я твоя, только твоя. Я знаю, ты городской. Завтра, послезавтра уедешь, а я останусь. Останусь доживать свой бабий век. Прости меня, но такая я бедовая. Ты хоть иногда приезжай ко мне. Я буду тебя всегда любить. Как сейчас...». Анюта уже лежала на подостланной куртке парня, почти не дыша, закрыв глаза, подставляя под губы парня все участки тела, которые исследовал юноша. Из сжатых губ вырывался сдержанный стон желания.
   — Данил. Ой, Данил. Ты люби меня. Я только твоя. Я ведь всегда буду твоей, — шептала прерывисто девушка, ожидая то, что должно случится. И случается с девчонками всегда в минуты расслабленности и полного доверия парню. Но, видно бог любви посчитал не выгодной ситуацию теперешнюю. В миг, когда Максим ухватил резинку на колготках, чтобы исчезла последняя преграда к удовлетворению страсти, парень услышал голоса. Анюта тоже услышала разговор, но она не спешила выходить из нирваны, прижимала голову парня к своей груди.
   — Нет. Данил, не бросай. Не уходи.
   — Погоди, Анюта! Успеем. А вдруг твой отец. Вдруг тебя ищет. Он же знает наш схрон.
   Он с сожаленьем отстранился от девочки и прислушался. В невнятном разговоре на берегу Чусовой он услышал своё имя. Сначала ему показалось, что он ошибся. Так были напряжены все его чувства, но уже очнувшаяся от страстных поцелуев и поправившаяся свой наряд, тоже прислушалась и шепотом сказала.
   — Максим, — с трудом выговаривая новое имя друга, она показала на берег речки, который не было видно из пещеры. — Тихо. Это не наши, не деревенские. У нас в деревне нет таких. С таким жестким голосом. Пойдем со мной, Я знаю, откуда мы все увидим. Сейчас же зима. Их хорошо видно, а нас они не заметят. Ты слышал, они про тебя говорили, — сказала и пошла в пролет пещеры. Максиму ничего не оставалось делать, как нырнуть в зев пещеры следом за девушкой. Лишь только оказавшись по ту сторону скалы, он понял, что имела в виду Анютка, когда говорила, что их не будет видно. Всему виноват был снег. За последние дни его выпало порядком, и, там, у дороги было хорошо видно пять человек в милицейской форме и три человека с руками, взятыми в наручники. А вот здесь, на склоне скалы, вездесущий ветер выдул остатки снега, и камни серые днем, а ночью или, как сейчас, вечером казались черными. А на фоне черных камней попробуй разглядеть темные фигурки наблюдателей. А вот Максим и его подруга хорошо видели все, то действо, которое сейчас происходило внизу у дороги. А происходил следственный эксперимент. Милиция, привезла сразу троих фигурантов дела, чтобы выяснить, правду ли говорят эти преступники. Или они просто наговаривают друг на друга. И такое бывает....
    Максим, придавил девушку к земле и шепотом комментировал происходящее. Лишь в какой-то момент он рванулся вниз, но Анюта удержала его. Теперь уже они поменялись местами. Девушка, сдерживала его всем телом, навалившись на него, и шептала ласковые слова.
   — Это мой отец! Ты понимаешь? Как бы я его не ненавидел, но это мой отец, — Анюта удерживала парня и вновь шептала что-то ему. Потом, видя, что парень успокоился, спросила.
   — Ну, и что ты хотел сделать. Отбить от полицейских, выкрасть, или унести, как тать ночной в туман. Так они нашли бы тебя быстро. Не такая у нас деревня большая. И смотри, он тебя заказал, чуть не убил, оставил умирать, чтобы не мешал продать квартиру. Ты и не помешал.
   — Анютка, милая. Я сначала его убить сам хотел. Потом, подумал, ну его, пусть живет. Но в виде зека я его не представляю.
    — Не надо. Милый. Успокойся. Он заслужил это. Он заслужил более жуткое действо. Это ж надо чуть ли не убить сына, выгнать жену, извини, не жену, но любовь, причем беременную, на улицу. Что это, только жуткое наказание. Отсидит, выйдет. Ещё придет к тебе с повинной. Скажет — пусти погреться. Ведь так и будет, Данил. Попомнишь мое слово. Уже уехала полицейская машина, а они сидели все на склоне, обнявшись. Но уже без страсти. Прошли минуты, ради которых и затевалось это путешествие. У каждого были свои мысли. Анюта думала, что не последний день живет на белом свете. Еще будет день, когда она не упустит свое. Она была спокойна. Данил — Максим будет её. Она чувствовала это, но не знала, что новый день принесет ей новые проблемы. Она завтра поймет, что пока железо горячо нужно ковать его и не давать ему замерзнуть. А Максим, почему-то, думал об Олесе. Почему, как так. Неужели она разлюбила. Быть не может. Жених пропал, детей больше нет, подвернулся красавец парнишка. Отдалась ему, как и он, чуть не отдался страсти сейчас. В этом ничего удивительного нет. Тело Анюты соблазнительное, юное, обжигающее. С ней можно дружить, даже играть в любовь, но, да простит меня Анюта, я ведь не люблю её. Я люблю Олеську. Этим все сказано. Но, я бы много отдал, чтобы Анютка была счастлива. Ведь, как доверчиво прижимается она ко мне. Откуда-то издалека донесся голос.
   — Анюта. Максим, - девочка тяжело вздохнула, и аккуратно высвободилась из объятий парня.
   — Пошли. Нас зовут. Потеряли. Спасибо, Максим, за вечер. Я бы еще с тобой сидела, просто так. Обнимаясь. Молча. Не говоря ничего, и думая о своём, — она протянула ему ладошку. Юноша перехватил её руку и притянул девушку к себе. Так обняв девушку, он спустился с сопки, и направился к деревне.
   
   Олеся смотрела в окно на пробегающий мимо пейзаж. Она еще ни разу не заезжала так далеко от Красноярска. Город был её стихией. Она знала, куда надо пойти, чтобы сделать что-то. Сломался унитаз или смеситель, вызывай сантехника, что-нибудь из техники, кофемашина, микроволновка, или, как недавно, мясорубка, обратись в сервиз-центр. А если что-нибудь серьезное: сгорела розетка, выключатель или, вообще, свет выключится во всем доме — вызывай электрика из ЖКХ, толстенького, низенького дядечку с постоянной потухшей папироской в зубах. Да мало ли что ломалось в городе. Олеся знала все службы по ремонту. А здесь..., в деревнях, в поселках, затерянных в тайге, как жили люди. Они проезжали большой поселок, расположенный вдоль дороги. В низине с маленькой речушкой, почти ручьем, у мостков собрались бабы, и, в еще не замерзшей воде, полоскали постиранное белье. Они длинными клещами, сделанными из двух палочек, выбрасывали в воду простыни и водили ими в холоднеющей воде, потом вытаскивали наружу, и красными от холода руками собирали белье в здоровый таз, и бегом, бегом поднимались по откосу к домам. Олеся поразилась, как так можно. В век кибернетики и компьютеризации, в век оргтехники стирать вручную на открытой воде бельё. Неужели цивилизация не дошла сюда. Женщины, сидящие рядом, иронически усмехались. Конечно, они-то провели лучшее время своей молодости в глубинке, им знакомо все это на своих руках, на своем горбу.
   — Неужели, это возможно, — спрашивала девушка тетю Свету, но отвечала мама.
   — Было, Олесечка. Знаешь, в живой воде, причем в наших сибирских реках, бельё после полоскания становилось мягче и нежнее на ощупь. Раньше всегда так было. По всем рекам Сибири бабы стирали белье с ранней весны и до поздней осени. Они не признавали машинок, да и были у нас в то время только “Ока-7”, машинка только для стирки. Потом можно полоскать, но поменяй воду. А её нужно нанести. Папа всегда ходил водку попить и погулять к вдовушкам, вот и приходилось таскать воду мне, как самой старшей. Света была маленькой ещё. А мне, знаешь, легче было выползти на Чусовую с тазом, чем принести лишних шесть ведер воды. Потом машина въехала в настоящую тайгу. Асфальт с двух сторон обступили вековые сосны, высокие и прямые, как шесты для прыжков в высоту кедры, и съёжившиеся, и жмущиеся к ним, кустики багульника. Кроны хвойных деревьев создавали наверху зонт для снега, и поэтому у подножий деревьев-гигантов было сухо и тепло. Ветер, гуляющий на просторах асфальта, задувавший падающий снег в кювет вдоль дороги не мог продуть стражей леса. Они стояли на охране насаждений.
   А вот еще один шедевр тайги. На просторной полянке среди акаций, тальника и маленьких кустов сирени, рос богатырь дуб. Он, словно, ревнивый султан собрал гарем вокруг себя, и, обнимая их, защищал от долгой нудной метели. Олеся всё больше поражалась многообразию жизни. Это и табун лошадей на пустынном берегу речушки, и вышедшие из леса, услышав урчание мотора их машины, самочка лося с двумя маленькими лосятами, еле стоявшими на длинных, голенастых ногах, и внезапно промелькнувшее, идеально белое, пушистое тело песца, северного жителя. А если долго всматриваться в кедровый лапник, можно, конечно, заметить рыжую, маленькую разбойницу белку, которая до того была трусливой, что при появлении на дороге автомобиля, теряла кедровые шишки, полные аппетитных орешков, и быстро исчезала в ближайшее дупло. Только внимательному наблюдателю удается разглядеть рыженькую бестию. А где есть белки, то, приглядевшись внимательно, можно, конечно, заметить куницу или соболя. Но это если тебе очень повезет. Олеся видела. Она утверждала это на полном серьезе, клянясь и божась. В конце концов, мама и тетя, успокаивая девочку, поверили ей.
   Вот поворот, памятный поворот для Ксюши. Женщина мрачно замолчала. В машине установилась тишина. Сквозь сжатые зубы Ксюша выдала всхлип. Олеся прижалась к маме, спряталась от невзгод под её крылом, и замерла, поглаживая свой живот.
    — Что, дочка? Болит?
   — Нет, мама. Терпимо. Я за тебя испугалась.
   — Ничего, моя девочка. Если б я знала, я давно бы тебя нашла. Мне плохо первое время было. Без Игоря я не представляла свою жизнь. Но, видишь, нет лиха без добра. Если бы я не попала в больницу, я бы не встретила Свету, а если бы не пошла, хоронить в это время Игоря, то не встретила бы на кладбище тебя. Это, вообще прямое действие, — она резко осеклась, заметив набежавшие слезы. Неистраченным вечным материнским движением прижала девочку плотнее к себе. Погладила по голове. - Не грусти, дочка. Найдем мы твоего Максима....
    Машина, надрывно гудя, проехала по неровной дороге в деревне. Олеся успокоилась от прикосновений мамы. Слезы прекратили стекать по лицу.
    — Правда, что это я? Детки почувствуют мою беду, а мне оно надо? Нет, конечно! Светлана, там у нас вода есть? Пить хочу.
    Светлана взяла с бардачка бутылку с минеральной водой и передала племяннице. Девочка открутила пробку и поднесла к губам пластик. Но в тот же миг осталась, замерла с занесенной бутылкой у рта.
   — Олеся, ты что?

     Максим встал утром рано, и вышел на улицу. Что бы сделать мне такого, чтобы облегчить быт Афанасия. Он взял топор и поколол дрова. Вошел в сарайчик, в хлеву стояла корова. Доила Анюта, но утром рано, сейчас уже процедила молоко, слила в банки и убежала домой. Наверное, дома те же действия нужно делать. Егор занят механическими делами на ферме, мать болеет, артрит. Вот и получается одна хозяйка дома. Еще помощь Афанасию во всем. Максиму, казалось, дед передавал девочке свои премудрости. Хорошая жена будет у кого-то. Максим усмехнулся. Да портит её ожог. Трудно будет выйти девчонке замуж. Ведь никто не разглядит за невзрачным лицом глубокую преданность. А может, самому попробовать. Может, взять, вот прямо, сейчас и загулять. А, что я теряю. Олеська бросила, полюбила другого. Нет, черт побери, не верю. Не может быть, чтобы забыла, разлюбила. Может детей потеряла, с горя отдалась, ничего не понимая. Я знаю это. Сам вчера держал девчонку в руках. Еще две минуты и согрешил бы. Как бы я в глаза ей смотрел? А Егору? А я не могу так, она любит, любит искренно, а он в отместку Олеське. Нет! Ты не прав, Максим! Я ведь не могу так. А с другой стороны, возьми он её прямо сейчас, и забери с собой в город, при условии, что она согласится, так о лучшей жене мечтать не приходится. Может правда попробовать. Я ведь сейчас свободен. Максим вышел на улицу, сел на завалинку, напротив окон Анюты, но, видимо, рано. Девушка занята по хозяйству, и не подумает ведь, что он решился ей сказать о счастливом для нее решении.
   По улице, натужно ворча мотором, ехала какая-то машина. Видно издалека, как бы, не с самого Красноярска. Местные водители притормаживают съезжая на их улицу, а этот, как шел по центральной улице, так и начал движение по их ухабистой, раздолбанной улочке. То ли знак поставить, чтобы сбрасывали скорость до двадцати километров в час.
   Но о знаке мысли сразу вылетели из головы, как он увидел пассажиров “Опеля”. Вернее одного пассажира. Точнее одну пассажирку. Все мысли вылетели из головы. Он сейчас видел только одно лицо. Одно лицо. Одно....
   
   Первой очнулась от морока Олеся.
   — Ой! Мамочка! Мама..., - она открыла заднюю дверцу автомобиля и, наклонившись в салон, произнесла. — Мама, это и есть мой Максим, — и, выпрямившись, пошла к парню.
   Пока она шла, вся жизнь пролетела у неё перед глазами. Минуты знакомства, потом, приход к Максиму домой, смерть матери парня, пропажа юноши и появление папаши.
    А Максим, пораженный смотрел на живот любимой, и пытался свести концы с концами. За те пять шагов, которые Олеся шла до него. Он понял всё. Все, что говорил внук Катерины, была ложь. Вот она его любовь. Сама идет к нему. Сама. И несет его детей.


   
Марина Мальцева, Красноярск
Михаил Сборщик Петропавловск
23.04.2022г.