Утопленник

Утопленник

C  крутого песчанного склона открывается знакомый, но всегда прекрасный вид вдаль, до чуть синеющих в дымке холмов у самого горизонта. Внизу  скромно показываясь в проредях невысоких ив, переливается блесками света коричневое  тело реки. Скорее вниз, широкими шагами, впиваясь в рыхлый песок, сразу набивающийся в сандалии. Густой смолистый воздух с опушки на ходу делается прохладнее  и жиже, вот и первая лужа, в месте, где тропинка пересекает русло бъющего из земли ключа.
Вот наконец и тень. Входим в нее и пахнет уже не хвоей и зноем, а сыростью и глиной. Снимаю сандалии. Ноги  чмокают по холодной грязи. Не очень приятно, но метрах в сорока впереди уже показался крупный оранжевый песок местного пляжа.

Сегодня Суббота. Пляж отражает от реки  знакомые  звуки, мерные тугие удары мяча о ладони играющих, визги детей, плеск воды, гул веселых голосов, смех и гортанные возгласы понарошку пихающихся молодых людей. Все как обычно...
Хотя нет, что-то во всем этом не так, точнее не совсем так как обычно. У самого выхода  настречу прошли несколько человек с выражением на лицах, непохожим на выражение людей идущих с плажа. В их глазах, вместо безмятежной неги было что-то тревожное. В них читалется какая то обида и раздражение, как у людей выходящих с пляжа из за внезапно налетевшего холодного ливня.
Да и в ровном гуле голосов вдруг иногда проскакивали странные звуки «тпр..тпр....», произносимые словно с опаской. Странно...
Мы расстелили покрывало неподалеку от многодетного семейства расположившегося в тени чахлого деревца, прямо в центре пляжа.
Семейство  состоит из молодой мамаши с бледным лицом, двух смешно возящихся у ее в ног, детенышей  в панамках, лежащего навзничь с кепкой, натянутой на лицо папаши, и банки пива, стоящей на его тощем животе.

 Быстро сбросив с себя одежду я пошел к воде. Странно, но звук «тпррр...тпр...» все не уносило, и я продолжал его ощущать даже когда вошел в реку.
Напротив пляжа ширина реки не превышала ста  метров, что определяло мой маршрут. Несколько минут не спеша, до другого берега. Там немного постоять в тенистой лакунке. Посмотреть на копошащиеся напротив фигурки и плыть обратно с обязательной остановкой на середине реки, где ощущая спиной холодные течения, можно пару минут понежиться, любуясь на небо.
Вот и цель. Неширокий, заросший низкой придонной травой глинянный пятачок. Только в этот раз прямо перед ним в воде лежит что-то белое. Из за стеблей камыша рассмотеть что же это такое не получилось, но ориентир сам по себе был хорош. Помимо ослепительно белого доминирующего там проступала какая-то небольшая цветистая часть, что-то напоминающая, но кажущаяся какой-то неуместной в приложении к предмету.

Уверенно толкаясь ногами я рассекаю воду, всматриваясь вперед и продолжая изучать загадку сегодняшней цели. И наконец где-то, посередине реки одновременно с осознанием того, что цветной предмет есть ни что иное, как синие с серо-красными разводами плавки, с моего берега меня нагнал и ударил в спину четкий материализовавшийся звук.

- «Не плывите туда. Там труп».

 Первое что изменилось – это вода. Из искрящейся на солце, коричневого оттенка прохлады она вдруг превратилась в тягучую жижу, омывающую начавшее уже разлагаться тело. При развороте, на несколько мгновений мой рот оказался в ней. Я сжал губы что было сил страясь не пустить воду внутрь себя. Мертвую воду, воду текушую вокруг мертвого тела, вытекающую из его легких в живого себя. Я плыву быстро, но без паники ибо зол так же, как и те люди, что попались мне навстречу у входа на пляж. Я ощущаю себя обманутым, теми, кто безмятежно изображает на берегу счастье и прекрасный Субботний день, копошась в нескольких десятках метрах от только что переставшего жить человека.
Как только ноги почувствовали дно, я иду  в сторону небольшого вагончика, примостившегося у дальнего конца пляжа. Там центр пляжа, спасатели и прокат лодок. Перед вагончиком на вытащенных на берег лодках и просто на корточках сидят покуривая несколько мужиков. Лица их спокойны.

- Мужики, а что это там утопленник у вас лежит? .
 Вопрос прозвучал глупо и как-то совсем неуместно. Снова возникло ощущение, что вопрос нарушил какой-то важный уговор. Старый лодочник с досадой поворачивает ко мне изрытое морщинами лицо.

- Ну лежит. Часа полтора как утонул...
В том как прозвучал ответ читалось много больше. Просто незнакомому человеку побоялись сразу сказать, мало ли кто окажется. В плавках все равны. Но я понял.
-Типа, чего тебе неймется? И вообще кто ты такой, чтобы интересоваться. Тоже мне – хер с горы!
Все казалось исключительно уместным, кроме моих вопросов.
- А где милиция то?
Хотя я сказал это серьезным тоном, но прозвучало это до обидного слабо. Милиция, это то, за что хватаешься стараясь придать ситуации драматизм, но по видимому никто не хотел никакого драматизма.
Щуплый парень с полупустой бутылкой дешевого пива в расстегнутой рубашке лениво поднимается навстречу.

- Ну я милиция... Учасковый Терещенко...

Видимо в моем хотя и растерянном но откромленном и серьезном лице он увидел еще кое-что, и поэтому добавляет:
- Мы его там пока оставили, МЧС когда доставали, сказали чтобы не раздуло в холоде держать. Вот  ждем труповозку, с этой стороны не подъехать, а с той нужно через весь поселок херачить... да и не торопятся они...

Это было все и даже больше.

Я медленно бреду назад к нашему покрывалу. Быстро объяснив происходящее жене, уже начал собираться.

И в этот момент меня прорвало:
- Как вы все можете вести себя так, словно ничего не произошло? Вы считаете это нормальным просто отволочь мертвого человека в сторонку под кусты и продолжать веселиться? У Вас уже что все отмерло внутри – как вы собираетесь воспитывать детей и жить дальше? Неужели вы не понимаете, что в любой нормальной стране люди просто ушли бы с пляжа!

И тут же (не прошло и секунды) мамаша, сидящая рядом с нами визгливо закричала в ответ

- Нашелся умник бля! Не нравится – не сиди тут.  Уматывай и не порти людям отдых!

Ее муженек сел на песке и вперился в меня тяжелым мутным взглядом. Их дети продолжают копошиться вокруг, видимо не сочтя визг матери чем-то необычным.
Окружающий народ притих на мгновение и начинает выражать неудовольствие. И еще через несколько секунд я вдруг понимаю, что все они на стороне мамаши.

Я оказался нарушителем спокойствия. Более того, я оказался разрушителем всеобщего соглашения, интуитивно  принятого большинством. Они знают, что то, что все они делают неправильно, но если делать что-то неправильное всем, то это уже не так страшно. Даже более того, это совместное решение позволяет игнорировать или даже подвергать порицанию тех, кто видит в этом что-то иное.

Я сразу стал чужим для этих людей на пляже. Чужим в моей стране, в месте  которое я люблю. Чужим  посреди идилического пейзажа с видом на монастырь на холме, куда многие из сидящих здесь пойут на Крещение или на Пасху. Чужим, потому что не смотрю ТВ, где трупы и кровь давно стали обыденностью и не стоящей переживаний картинкой. Я вдруг осознал - то, что сплачивает этих людей противно моей натуре, а то, что ценно для меня – вызывает у них неприязнь.

Мы уходим. Наши лица не были похожи на лица людей идущих с плажа. В наших глазах, вместо безмятежной неги видится что-то тревожное...

Р.S.

Эту историю я вспомнил после того, как ночью 5 марта вышел из помещения избирательной комиссии на выборах Президента России. На моем участке при непосредственном соучастии членов комисии был произведен вброс 15% бюллетеней за кандидата - Путина В.В.
 
И глядя в глаза председателя УИК я увидел залитый солнцем пляж, полный отдыхающих, умиротворенных, разомлевших от солнца людей, играющих в мячик детишек, и мерно покачивающийся на волнах у противоположного берега труп.

Я увидел мой народ.