Роман Объединение физики, ч. 2, гл. 2

                II


  В одном наполненном изящными старыми кирпичными домами переулке, в высоком окне третьего этажа, выбрызганном пятнами прошлогодней неубранной пыли, возникла озабоченная длинная физиономия мужчины средних лет в белом накрахмаленном, кокетливо взбитом вверх колпаке; глаза его, скрытые за толстыми уменьшительными стеклами в роговой оправе, и поэтому кажущиеся очень маленькими,- пробежали по наполненному хаотичным движением людей и машин переулку, скользнули по плоской груди уродливо раздувшегося серого небоскрёба напротив, неизвестно как сюда, в сусальную старину попавшего, и - поднялись ещё выше вверх. Тотчас все черты лица расправились, колпак сполз на затылок, а из глаз густо посыпались добрые лучики.
  - Посмотрите, какой закат сегодня, Зинаида Феликсовна - ай, ай, ай!..- восторженно пропел он, сделав пол-оборота назад. Сейчас же рядом всплыли еще одни очки, широкие и в тонком металлическом ободе, под ними вздёрнутый вверх миловидный носик и ярчайший малиновый полумесяц выкрашенных губ. Две пары уменьшительных стёкол уставились в даль, и в них, падая, отразились треугольные крыши, пылающие пурпуром и золотом.
  - Прямо вот здесь что-то шевелится,- прижал он, смяв халат, тонкую ладонь к груди,- такая красота неописуемая! И синее, и красное, и какое ещё хотите. Чудо!
  - Спектральное разложение света,- холодно заметила Зинаида Феликсовна, лицо которой оставалось абсолютно непроницаемым.
  - Ах... - досадливо в неё взмахнул рукой завлабораторией и оторвался, наконец, от окна.- Ничего вы в прекрасном не понимаете... Лириком хоть чуточку нужно быть.
  Он, недовольно фыркнув, ушёл в угол, стал там, руки заложив за спину, на подошвах ботинок покачиваться.
  - Я понимаю одно, Рудольф Емельянович,- категорично сказала Зинаида Феликсовна, вытанцовывать напомаженными губами очень обиженно.- Сейчас уже шестнадцать часов, скоро конец рабочего дня, и я жду от вас окончательный ответ. Ну?
  - Неужели уже четыре? Ох-ох-ох... - Рудольф Емельянович, плутовски улыбаясь, взглянул на циферблат часов, завернув манжету.- Вот время-то летит. Так что вы конкретно хотели всё-таки?
  - Товарищ Стетоскопов!- щёки Зинаиды Феликсовны угрожающе поднялись, побледнели.- Вы не шутите, вопрос чрезвычайно серьёзный. Вы передавали мою просьбу Николаю Николаевичу ? Да или нет? Прямо отвечайте!
  Рудольф Емельянович ничего ей не ответил, задумчиво глядел в стену  выпавшего боком на середину комнаты старого ободранного железного шкафа. Там, за ним, в удобной нише, скрытой от обозрения, тихо пряталась лаборант Таня и, негромко шебурша, ватным тампоном накрашивала в розовый и ещё какой-то экспериментальный цвет свои щёки.
  - Прекратите там возиться, Таня!- тоже вдруг бледнея и хлопая губами, пронзительно закричал Рудольф Емельянович.- Что вы там всё время прячетесь? У вас что - работы нет? Я вам найду работу!
  - Я графики как раз Зинаиде Феликсовне делаю, - залопотала Таня, дрогнув голосом; загремела, сгребая в ящик пудренецу и зеркальце, показательно зашуршала, разворачивая, листами розово-белой миллиметровки. Грохнув стулом, она выползла из своего укрытия, снова туда нырнула, показав тоненький мышиный носик и тёмные бусинки глаз.
  - Ваша Зинаида Феликсовна не туда двигается, куда нужно,- замаршировал по лаборатории Рудольф Емельянович, бросая энергично вверх колени под халатом.- Ну скажите на милость, что это такое: пространственные провалы какие-то, безумные скачки во времени - прошлое, будущее? Наша лаборатория называется ПЛИП, то есть занимаемся мы ионными процессами и ничем более. Так нет же - машину времени им подавай, не больше и не меньше!- он подошёл к Зинаиде Феликсовне, стал над ней строго раскачиваться.- И вы считаете, что с таким нелепым вопросом я должен появляться перед самим Николаем Николаевичем?
  - Значит, ничего не говорили... - заметно сникла Зинаида Феликсовна, и лицо её сделалось трогательно грустным.
  - Товарищ Ветрова,- смягчился Рудольф Емельянович, подступая к ней ближе, вглядываясь в её красивое лицо.- Вы же молодая я женщина, очень молодая, подчеркнул бы я - так вот и пользуйтесь своей яркой молодостью, ведь в вас полинститута влюблено; живите полнокровной жизнью, в кафе ходите, в рестораны, вечеринки дома с чистой совестью устраивайте. А вы до ночи в лаборатории сидите, возитесь со своими, простите меня, бредовыми идеями; электричество попусту жгёте, людей от дела отрываете... Просто безобразие какое-то!
  - Люди по своей воле мне помогают,- делая значительный акцент на местоимении, выдала товарищ Ветрова и воинственно взбросила очки на переносицу, с вызовом глядя на него снизу-вверх.
  - Безусловно, безусловно!- неприятно растянув лицо, поспешно ретировался Стетоскопов.- Но я здесь чисто профессиональный интерес имею; мне, извините, не до сантиментов.  Я государством руководить поставлен этой лабораторией, и не могу допустить, чтобы отвлекались вверенные мне силы от основной темы.  Вы талантливый учёный, у вас есть хватка - а дело стоит. Почему? Потому что вы не туда идете, не на то силы свои тратите. Государство нам немалые деньги на исследования даёт, от нас с нетерпением ждут положительных результатов, а мы молчим. Что же выходит, мы хлеб свой зря едим, так?
  - Вы, как всегда, утрируете, усугубляете, Рудольф Емельянович,- взмахнула пышной причёской над маленькими ушами товарищ Ветрова.- Работа у нас несомненно продвигается вперёд. Мы неустанно бомбардируем элементарными частицами самые интересные, перспективные элементы, получаем всё новые данные и их тщательно регистрируем. Это же не простое, кропотливое занятие! Недели, месяцы проходят в  постоянном наблюдении, пока хоть что-то значительное удаётся заметить, вы же это сами прекрасно знаете!
  - А я хотел бы, чтобы мы ещё лучше работали, ещё внимательней смотрели.
  - Ну, знаете...- задохнулась от негодования Ветрова, отвернулась.
  Гудело, потрескивало, словно живое существо, в щите электричество.
  - Зинаида Феликсовна,- подойдя, прикоснулся к тонкому плечу в свитере Ветровой Рудольф Емельянович, негромко заворковал, обвораживая,- я вас понимаю, вы молоды, в вас много юношеского задора, вам кажется, что горы вы можете свернуть. Но это рано или поздно пройдёт - вся эта эйфория - а наука останется. Кропотливая, как вы говорите, нудная даже работа, которую нужно же выполнять кому-то...
  - К вашему сведению, к идее временных скачков я пришла на основании выводов из моей основной научной темы,- не поворачивая к нему головы, сказала Зина Ветрова, и он неожиданно для себя ещё ближе к ней подвинулся, с наслаждением вдохнул её тёрпкий запах раздувшимися широко ноздрями.
  - Не вижу никакой связи,- сказал Рудольф Емельянович мармеладовым голосом, вдруг, как сполох молнии перед глазами увидев Зинино розовое маленькое ухо, полное мягкой женственности, сладкое; под халатом и рубашкой у него заныло, настойчиво задёргало, и он быстро ушёл на середину комнаты, с силой заломив руки за спину.
  В самом центре лаборатории, под мощно струящей зеленовато-синий свет лампой вздувался громадный уродливый прибор с волнистыми нагромождениями из хромированных, поблёскивающих, как маленькие солнца, конусов на боках; из-за железного мутного отворота, почти сливаясь с ним, торчала чья-то короткая нога в коричневом, не слишком старательно начищенном ботинке и с равными промежутками в пять секунд вздрагивала.
  - А-а, вы тоже здесь, Юрий Сергеевич, очень хорошо,- приветливо сказал Стетоскопов, став, однако, неудержимо хмуриться.- Я вас и не заметил. Как идут дела? Как успехи?
  Из вздымающихся вверх, точно руки, трубок и переплетений проводов, как часть их или продолжение, высунулось короткое, извивающиеся туловище пожилого мальчика лет сорока пяти в техническом синем халате и шапка густых волос с проседью.
  - Та ничего, вроде бы...- уставились в потолок из-под шевелюры чуть косящие большие и круглые, как яблоки, серые глаза. Затем, кроме брючины, всё снова сгинуло.
  Рудольф Емельянович мгновенно закипел.
  - Да нет - потрудитесь к объяснить подробно, чем вы в данный момент занимаетесь!- тоненько закричал, надуваясь, он, с непередаваемой жестокостью глядя на коричневый, дёргающийся перед ним башмак.
  Маленький, невысокий Юрий Сергеевич очень проворно выскочил из углубления и, вытирая ладони об штаны, сбивчиво от волнения стал, шепелявя, высказывать, что наблюдал он через волшебный увеличительный окуляр в аппарате , руками, показательно очень преданно стегал себя по бёдрам.
  - Так-так, мг-м,- от увиденного подобострастия остывая, одобрительно закивал головой Стетоскопов, видя перед собой полное смирение, в который раз с удивлением про себя отмечая, какое у Юрия Сергеевича непомерно, неприятно крупное, прямо как полено какое-то, лицо, и глаза оба косые.
  - Вы не волнуйтесь так, Рудольф Емельянович, Юра бомбардирует ионами поверхности металлов и провалами пространства и времени не занимается,- дерзко выкрикнула, смеясь, Зина.- Он у нас самый послушной и примерный работник.
  - Да ну что вы, причём тут...- покраснев, смутился Юра, наклонив и спрятав голову куда-то в штору, и следом весь там сткрылся.
  - Молодцом, Юрий Сергеевич, так держать,- похвалил Стетоскопов, ныряя за ним в штору рукой и пожимая там Круглое Юрино предплечье, сомневаясь при этом, за то ли он ухватился, за что надо.- Шаг за шагом к победе! Нашему институту и государству такие люди очень нужны, очень!
  - Ваше распрекрасное государство не разориться, если купит мне один захудалый гипер-генератор,- поспешно вставила Зина.
  Рудольф Емельянович с отчаянием всплеснул руками, горько сморщился.
  - Наш институт не может себе такую роскошь позволить, а вы хотите, чтобы в масштабах лаборатории на такие траты пошли. Зачем, скажите, зачем вам этот чёртов гипер-генератор?- Стетоскопов в изнемождении стал метаться, вертеться  вокруг своей оси.
  - Мне нужны громадные сгустки энергии,- твёрдо сказала Зина, вырастая прямо перед ним.- Я пробью ими стену времени.
  - Ага, ага,- зверски улыбаясь, закивал головой Стетоскопов, стал убегать от неё, но далеко убежать не смог.- Вы весь институт разнесёте на куски! Это вам что - игрушка, энергия?
- Вы не замечаете очень перспективной темы,- догоняя его, колола словами Ветрова.- Вам история не простит этого.
  - Я очень, очень боюсь, что вы пожар ночью устроите!- старался перекричать её Рудольф Емельянович и показывал ладонями и пальцами, трепеща ими, как горит, полыхает огонь.
  - Вы даже на директора института не хотите с предложением выйти,- сверкая гневно очками, надвигалась на него Ветрова.- Я уверена, что он более дальновидный человек, чем вы!
  - Нужно непременно запретить вашу вечернюю работу здесь в лаборатории!- раскидывает в стороны руки и складывая их назад, отправился к ней решительно вперёд, выдувая грудь, Стетоскопов.
  - Я сама к Николаю Николаевичу пойду!- эффектно выбросив палец в потолок, заверещала Зина, смяв его, наконец, острыми локтями возле вешалки с пальто; загремел, сбоку упал стул.
  - Да идите, куда хотите!- сдался Рудольф Емельянович, думая, каким образом ему могло понравится это маленькое розовое ухо, упругое, как пружинка. Отдёрнув халат, ушёл от неё в противоположную сторону.
  - Кажется, какая-то неизвестная частица промелькнула, странная у неё траектория...- озабоченно вымолвил Юра из глубин натужно урчащего аппарата, нарушая затянувшееся молчание.
  Обгоняя друг друга, Ветрова и Стетоскопов немедленно ринулись к окуляру, и возле коричневых ботинок сгрудились лакированные туфли на каблуке и модные импортные мокасины с толстыми литыми подошвами. Из-за шкафа высунулся мышиный нос Тани , хитро блеснули её глаза, мелькнули зеркальце и пудра, и деловое шуршание бумаг тотчас же там у неё прекратилось.
  - Показалось тебе, наверное, - отступив от окуляра, недовольно надул подбородок Рудольф Емельянович.- Я ничего не заметил - ни-че-го! А вы, Зинаида Феликсовна, что-нибудь видели?
  - По-моему, слабый штрих на экране всё-таки был,- неуверенно заявила Ветрова и глядела на озадаченного Юру очень вопросительно.
  - Точно был, я уверен,- вверх-вниз качнулась Юрино лицо-полено, заливаясь алым.
  - Ну, запротоколируйте этот факт,- устало взмахнул рукой Стетоскопов, двинулся к выходу.- И ещё раз, не меняя условий, пробомбардируйте. Главное, не забывайте, - устойчивые данные. А вы руководите, Зинаида Феликсовна, руководите! Вы всё-таки старший научный сотрудник... Никому никуда не отлучаться! - распорядился он, прежде чем исчезнуть за дверью.
  - Пойдём, народ, курить, пока шеф отсутствует,- облегченно и чуть подавленно вздыхая, позвала Зина, сбросила очки и осмотрела лабораторную комнату красивыми близорукими глазами.
  - Вы идите,- делово метался по комнате Юра в в потертых брюках с пузырящимися коленями, пылая малиновым, как брюква, носом,- а я ещё поработаю.- Он чиркал на столе в развёрнутом журнале что-то карандашом и немедленно мчался к окуляру по тропинке, протоптанной на линолеуме от одной стены к другой его неутомимыми ботинками.
  - Ничего не напутай тут, пожалуйста,- в нерешительности остановилась Зина, испытывая внутри противоречивые чувства: сильные позывы работать, зависть к трудяге Юре и одновременно желание бросить всё куда подальше, улететь отсюда.
  - Идёшь, Зин?- поторопилась её Таня, сияя щеками какого-то небывалого розово- зелёного цвета.
  "Чепуха! Никакого толку от этой работы,- прозвенело в голове Зины, наконец, прояснённо,- подумаешь - штрих... Надоело! "
  В длинном, узком коридоре шаги их громко зацокали, как-будто по стенам и потолку тоже кто-то следом за ними двигался. Под стенами на широких ярких перекрёстках, в лучах света из окон, стояли под стеклянными колпаками модели ускорителей и синхрофазотронов, и, при взгляде на них казалось, что скоро наступит светлое и лишенное всяких невзгод и тревог будущее.
  - А Маклаков опять сегодня на работу не вышел,- сказала с грустью и сожалением Таня, выуживая по дороге из кармана халата помятую сигарету. Она неуклюже раскачивалась на громадных копытах каблуков, но всё-таки была ниже Ветровой, тоньше.
  - У младшего научного сотрудника Маклакова конфликт с начальством,- как на дознании строго сказала Зина, о чём-то напряженно размышляя. Таня её коротко сбоку тяжело и с неприязнью взглядом облила.
  - А по-моему Маклаков просто в тебя влюблён, а ты только на Игоря Кипарисова и смотришь,- ехидно зазвенела голоском она.- Маклаков, конечно, помешался на этой почве и со всеми разругался. На работу поэтому не ходит, выпивать начал...
  - Это почему я на Кипарисова только и смотрю?- насторожилась Зина, резко остановилось и нависла над ней, руки в круглые бедра поставила, на мгновение обрисовав их красивую форму.
  - Да это сразу, не вооружённым глазом заметно,- холодно и злобно захохотала Таня.- Потому что он очень красивый, я бы даже сказала - роскошный молодой человек. Аполлон.
  Она, оттолкнув Зину, побежала вперёд.
- Ты прямо как Рудольф Емельянович говоришь,- черно, глубоко нахмурившись, крикнула ей в след Зина, за ней решительно двинулась.
  - А вот и он собственной персоной,-  вся просветлев, затем вдруг помрачнев, как туча, сказала Таня, смотрела куда-то за плечи Зинины. Развернувшись, она почему-то попыталась пойти в другую сторону, куда-то выпавшую сбоку лестницу.
  Из стены выпрыгнуло привидение в развивающемся, в свете окна прозрачном халате и, стремительно увеличиваясь и наливаясь цветом, полетело к ним, перебирая ногами по воздуху.
  - Здравствуйте, барышни,- весёлым густым баритоном бахнул, материализуясь, призрак.- Куда путь держим, небось в курилку?
  - Именно,- разулыбалась Таня, зачарованно глядя на на молодого человека, стараясь мило выгибать голубы, нос и щёки, потянулась со своих каблуков ещё выше к нему вверх.
  - Я с вами, можно?- разъехалась в очаровательной яркой улыбке симпатичная физиономия демона.
  - Вы что под дверью караулить, Игорь Владимирович?- старалась не смотреть на него Зина, и что-то очень часто стала очки на нос взбрасывать. Яркие губы её  сжались в строгое, упругое сердечко а затем поползли пряно в стороны.- Стоит только выйти, как сейчас же вас встречаешь. Работы у вас нет, что ли? Вечно вы по коридорам шляетесь.
  Игорь ни капли на её слова не обиделся. Наоборот, расхохотался  весело, грудь его важно из халата надулась.
  - Физик я никакой, чего греха таить,- показательно горько вздыхая, честно признался он.- Заявляю об этом открыто. Да это и неважно в принципе. А встречаемся мы с тобой, душа моя, потому что я, Зиночка, посылаю мысленно тебе импульс, ты, обладая, разумеется, взаимностью, его улавливаешь и - вжик - готово! Встреча на Эльбе.
  Теперь лицо Тони заметно почернело, зато очки Зинины засияли, точно выкрашенные.
  Свернув в пролете лестницы, все остановились возле заплёванной урны, закурили; поднялось к потолку сизое колючее облако.
  - А наша Зина, Зинаида Феликсовна, кроме работы и знать ничего не хочет,- как-то странно перекривив набок рот, бледнея под густым слоем краски, вдруг громко заявила Таня, раздавила по-мужски в руке сигарету, рассыпав искры, и дымящиеся остатки швырнула в угол, шагнула прямо им на ноги.
  - Ты что это, Танюша?- уступая ей дорогу, как-то без особой жалости спросила Зина.
  - Ничего...- зажмуривает глаза, пряча брызнувшие слёзы, убегая, крикнула Таня.- Рудольф Емельянович скоро придёт, работать надо...- и помчалась, мерцая розовыми напудренными щеками. Синий столб дыма, рванувшись, понесся за ней. На лестнице гулко внизу, вверху над ними каркали голоса, хлопали двери.
  - Нравишься ты ей, Игорёк, вот что,- задумчиво и мрачновато произнесла Зина, обхватывая полными, нежными губами жёлтенький фильтр сигаретки, начавшей втягивать в себя огонёк, грустно посмотрела в его красивые карие глаза.
  - Ну и что с того?- лоб, брови Кипарисова откровенно отяжелели, вдруг перестал лукаво играть ими, стал суров.- Почему из наших с тобой отношений ты делаешь тайну, Зиночка? Почему? Нам что, по пятнадцать лет?
   Кажется, Зина его не слушала.
  - Говорила мне только что, что я глаз с тебя не свожу,- горько искривив губы, глядя в одну точку сквозь громадные очки, почти прошептала она.- А сама, видишь, влюблена в тебя по уши...
  - Да ладно - девчонка, что с неё возьмёшь,- недовольно поморщился Игорь; начал говорить посветлее: - Сегодня вечером опять работаешь или как?
  Из окна на лестничной площадке над ними выпадал острый белый язык света. Вокруг его головы зажёгся розово-голубой нимб и двигался вместе с пластами дыма.
  - Сегодня вряд ли,- легко теперь вздыхая,  улыбнулась ему Зина, глубоко всматриваясь в ставшее небесным ангелом лицо Кипарисово.- Стетоскопов разгневан, не разрешит, наверняка ключи заберёт.
  - И это прекрасно, душа моя!- радостно прихлопнул в ладоши Игорь, алчно раздвинул губы с торчащей сигаретой в зубах и ноздри. - Куда отправимся? Ресторан? Стриптиз-клуб? Пальма-де-Майорка?
  - Слушай, Игорёша,- Зина притянула его за оттопыренные лацкан халата,- мне нужны деньги, очень много денег...
  Кипарисов ничего не хотел ничего слушать; отшвырнул сигарету и, начав сходить с ума, крепко обхватил её, закрыл глаза и и полетел, показалось ему, вместе с ней в пропасть.
  - Так, целуемся?- вдруг загремел с небес голос.
  Зина почувствовала, что у неё сейчас с носа очки сваляться, в ухо к ней влетало горячее, искуренное дыхание Кипарисова; тёплые, влажные его губы рисовали что-то на щеке её невообразимое.
  - Бобровщиков как всегда некстати,- закрыл Зину собой Игорь, затащил её себе за спину.- Ага, вот у него денег возьми, Зинуля, он человек богатый.
  Зина за спиной Кипарисова быстренько причёску себе поправила.
  - Каких ещё денег?- ошарашило известия бородатого Бобровщикова. Он зажигалкой у себя под носом защёлкал, повалили сначала искры, вспыхнул оранжевый дрожащей огонёк.- А сколько нужно, зачем?- и целый куб дыма выбросил из показавшихся на мгновение из-под усов толстенький розовых губ. И серые его глаза сверкнули с большим подозрением.
  - Ох много, Серёженька,- чуть виновато выглядывала Зина из-за плеча Кипарисова.- Мне, представь, гипер-генератор нужен. А он дорого-ой...
  - Фью-ю,- засвистал потрясённо Бобровщиков, коленями под халатом задёргал.- Не иначе в стране грандиозный опыт грядёт, автор - Зинаида Ветрова; всё человечество, наконец, будет спасено!
  - Так достанешь?- почему-то почувствовала надежду Зина; наконец, выскочила, протанцевав на на каблуках, к нему.
  - Откуда, скажите, деньги у обыкновенного фотографа?- раздвинув рыжую бороду в скабрезной улыбке, показал им свои два верхних, очень плотски зазвучавших заячьих зуба.
  - Это здесь ты скромный, в институте, Серёженька, не надо лукавить,- ехидно заметил Кипарисов, новой сигаретой затягиваясь, прищуривая глаз, чтобы в него не вскочил дым, укоризненно замахал пальцем в Бобровщикова.- А вот домой к тебе разные красивые девочки ходят из модных журналов, большой штат ты этих девочек содержишь, секретный ты наш; на какие шиши, позволь спросить? В общем, давай бабки выкладывай, не жмись.
  - Главное - творчество, искусство; красота спасёт мир...- смутился Бобровщиков.- Девочки, мальчики - какая разница? Мой труд люди ценят, Игорёк, вот что радует.
  - Нетрудовые доходы, мой милый, укрывательство от налогов и и тэ дэ, что скажешь?- обдул облаком дыма фотографа Игорь, шутовски, показательно-грозно выпячивая нижнюю челюсть.
  - Что ж, список нарушений можно продолжить,- опомнившись от неожиданного удара, отомстив, сказал Бобровщиков и и многозначительно уставился на Зину.- Работа во внеурочное время, использование штатного оборудования, электроэнергии, казенного помещения в личных целях. Что, съели?
 - Тэ, тэ, тэ,- вдруг всерьёз взволновалась Зина, снова отступая за спину Кипарисова.- Разница между нами в том, что у меня на первом месте стоят интересы науки.
  - А у меня, повторяю, - искусства,- начал заводиться Бобровщиков, нервно задёргался, даже кулаками, похоже, в них стал прицеливаться.
  - Ничья, ничья!- вынужден был вмешаться мудрый Кипарисов, слащаво заиграл бровями.- Мы никому ничего не скажем, Серёжа. Шутка. Шутим мы . Лапуля, ты что?
  - Я - тоже,- кинул небрежно фотограф, отворачиваясь, несколько раз подряд вкинул себя глубочайшие затяжки, окутался с ног до головы сизой пеленой.- Деньги вам нужны, значит? Ага.- Обиженно посопев, снова обернулся к ним, оттаявший взгляд его из кустов бровей вылился.
  - Очень нужны, Серёженька, очень,- холодной ладонью взяла квадратную, горячую руку Бобровщикова Зина.- У меня, видишь ли, идеи кое-какие имеются, хочу воплотить их на практике. Такое интересненькое, ты не представляешь!
  - Игорь,- мотнул всклокоченной бородой в Кипарисово Бобровщиков, жестковато на него смотрел.- Когда у женщины рождаются идеи, это тревожный симптом для мужчин, только прошу понять меня правильно.- На самом дне глаза у него были ещё колючие, очень нехорошие.
  - Главные бастионы у меня надежно укрыты, прошу не волноваться, Серёженька! - оставался совершенно невозмутимым Кипарисов; впрочем тонкими ноздрями с отдалённым значением угрозы чуть-чуть трепетнул.
  - Ну и ладненько,- кажется, совсем успокоился Бобровщиков.- Это не может не радовать... Так,- тяжко вздохнул, и оживлённо забормотал потом: - Есть у меня пара кандидатур, которые можно хорошенечко подоить, посыпятся большие деньжищи, уверяю вас.
  - Вот было бы хорошо!- обрадовалась Зина, захлопала в ладоши, точно светлая бабочка забила лёгкими крылышками.- А это честно будет, надеюсь?- испугавшись, спросила, под очками мило нахмурилась.
  - Это будет очень честно,- закивал Бобров рассеянно, размышляя.- В нашей среде людей искусства благотворительность в большом почёте. Но есть один маленький нюанс: отдача будет, скажите, от вложения капиталов?
  - Ну, какая же это благотворительность, дорогой мой?- как злой кудесник, зло белыми зубами рассмеялся Кипарисов.- Это же прямая корысть называется!- и он, наворачивая, закудахкал нравоучения, что, мол, кругом одни крохоборы, и так далее.
  Бобровщиков безвучно выматерился.
  - Я сказал будут деньги - значит будут!- отрезал он.- А если выгоду при этом поиметь, так что что же тут плохого? Коммунизм на улице, по-моему, закончился.
  - Всё всё, умолкаю!- выставил вперёд торчащие из коротких рукавов халатика ладони Кипарисов, еле сдерживаясь, чтобы не захохотать.- Слово предоставляется Ветровой.
  Зина туфельками прогремела задумчиво по кафелю вокруг смущенного и озадаченного фотографа.
  - Я не уверена, Серёжа, будет ли материальная выгода какая-нибудь от моего открытия,- о чём-то размышляя, медленно произнесла она.- Скорее всего, что - нет. Хотя, кто знает...
  - Сегодня едем ко мне, товарищи драгоценные физики,- ретируясь, выкидывал из носа Бобровщиков последние струи дыма, похожие на кухонные тесаки и топоры.- У меня и продолжим нашу непростую беседу, лады?
  Зина и Кипарисов, схватившись за руки, взлетая и кружась, стали плясать вокруг Бобровщикова что-то тирольское, у неё юбка запрыгала внизу, хлестая по коленям, а Игорь ещё и запел что-то это фальцетом подобающее.
  - Ну вас к чёрту, ухожу!..- махая с отчаянием в них руками, взмолился Бобровщиков и полетел на крыльях своего мятого халата по коридору, маленькими ботиночки внизу помахивая.
  - Когда уходить будете, подождите меня возле проходной,- крикнул издали, повернув к ним свой бородатый лик, и показалось, что ещё несколько человек закричали - на потолке и на стенах под сводами.
  - Так,- сейчас же по уходу жаждущего мировой фотографической славы бородача, засуетилась Зина.- если Стетоскопов пришёл, мне влетит... И Юра в поте лица работает, неудобно получается...
  - Всё, разбегаемся,- продолжая шутить, напыщенным баритоном строго распорядился Кипарисов, схватил рванувшую вверх вверх по лестнице Зину за руку и притянул к себе.- Люблю тебя до чертиков, это я как физик физику говорю, - прикрывая от наслаждения глаза, сладко простонал он, испытывая страстное желание Зину внутрь себе, в самое сердце втиснуть.
  Зинин взгляд, усиленный блеском очков, насквозь пронизал Кипарисова.
  - Я думала, у тебя не серьезно,- сказала она, засияв от счастья, с удивлением его разглядывая.- Думала - это... секс главное и так далее...
  - Ну, это тоже...- мгновенно уцепился за её мысль бойкий юноша.
  В лабораторию Зина влетела, неся на шее огненный поцелуй Кипарисово. Таня, насупившись, сидела над журналом с Ван Даммами, тёрла платком распухший красный нос и заплаканные глаза.
  - Был Рудольф Емельянович? - спросила она, с нескрываемой жалостью на Таню посматривая и почувствовала вдруг к ней горячую сестринскую любовь. Из-за плотной тёмно-синей шторы, скрывающий засекреченное пространство от постороннего взгляда, как большой, ненасытный и неугомонный кузнечик, выпрыгнул Юра.
  - Был, ждал вас, очень был недоволен,- ответил он, покачиваясь на своих лапках-ботиночках. Таня злорадно зашелестела журналом, закрылась им с головой.
  Побежав, Юра с разгону влип в железный, тяжёлый, обитый войлоком стул; перед ним в полном беспорядке, переходящем в хаос, на громадном косом столе, были раскиданы деловые бумаги, журналы наблюдения, разноцветные карандаши и захватные пальцами деревянные линейки.
  - Ругался, что вас, Зинаида Феликсовна, нет на рабочем вместе,- развил тему он, стараясь говорить примирительно, но очень неприятно при этом шевеля носом на своём неподвижном, каменном лице.
  - Ты что-нибудь поймал?- подходя к нему, заглядывая ему через плечо в исписанную цифрами страницу, спросила Зина. Ей было очень стыдно за свою вопиющую бездеятельность. Юра тяжко вздохнул, и чудовищный нос его перегнулся на другую сторону.
  - Ничего, как сквозь землю провалился...- едва не плача, мрачнейшим голосом проронил он.- Но я точно видел, как на экране пронеслась черта, жирная такая, невероятной, просто неописуемой красоты... Вы мне верите?
  - Конечно верю, Юрочка,- горячо поддержала его Зина.
  - Шаг за шагом, Юрий Сергеевич, к невидимым горизонтам, - низким голосом издевательски проблеяла из-за шкафа Таня, шевеля перед собой бравурно тонкими пальцами, сама не понимая, что такое она вдруг делает, зачем; и что с ней происходит? Юра немедленно исчез за шторами возле аппарата номер два с лицом полным страдания.
  На танином столе чертежи были изорванные в клочья. Она за своим шкафом, уйдя туда, уставилась в окно.
  - Почему мне так не везёт, почему?- уронив голову на руку, глухо вскрикнула она, и из глаз у неё градом полились слёзы.
  - Танюш,- войдя к ней, присела рядом Зина.- Может, не надо так убиваться? Я же всё понимаю. Кипарисов негодяй, и тебя он не достоин, поверь мне.
   Над ними висело большое, заметно потемневшие холодное окно.
  - Ни в чём мне в жизни не везёт,- рыдала Таня, размазывая ладонями краску по мокрым щекам.- И даже фамилия у меня смешная. Вот у тебя, Зина, настоящая фамилия, красивая очень, её произносить всё время хочется - Ветрова, Ветрова... Стремительная такая фамилия...
  - А у тебя аппетитная фамилия, я бы так сказала, - с жалостью посматривала Зина  на её лицо в чёрно-зелёных полосах и пятнах.
  Таня поглядела на неё глазами выстроенными в какую-то неровную, злую линию.
  - Ты прямо как Рудольф Емельянович говоришь...- тягая мокрое носом, огрызнулась она.- Что это за фамилия такая - Щиборщ? Смешно просто.
  - Я бы с удовольствием на такой фамилии женился,- чересчур уж откровенно отчебучил Юра, набрасывая возле вешалки на плечи пальто и, с головой выдавая себя, страстно взглянул на изумленную девушку.- Щи и борщ я люблю.- И залился весь густой, праздничной краской, стал спотыкаться в углу, тыкаться лбом в стену.
  - Видишь, Юра бы с удовольствием на тебе женился,- сказала Зина с фальшивой радостью, а точнее - с откровенной жалостью в голосе, стараясь разглядеть на Юрином покрасневшем лице хоть что-нибудь привлекательное, впечатляющее.
  - Иди, Юра, себе! Иди!- безжалостно махнула рукой в него Таня, чтобы он убирался.
  - Вы сегодня опять остаетесь, Зинаида Феликсовна?- мрачно спросил Юра, уронив углы губ вниз. Его слова Тани - это это явно бросалось в глаза - просто убили. Он обречённо нахлобучил на лоб шапку, поднял воротник, спрятал в нём нос, щёки. На часах ровно две минут шестого было.
  - Нет, Юрочка, ухожу,- как можно более дружелюбно сказала Зина, думая, что надо быть сделать так, чтобы Кипарисов с Таней наедине никогда не встречались - никогда, всё для этого предпринять! Она подхватила игриво, натужно улыбаясь.
  - Рубильник я тогда выключаю,- сообщил из-за шторы Юра, и тотчас оттуда раздался грубый щелчок. Что-то в стенах, глухо, протяжного застонав, погасло.- Всем всего доброго!- и он, снов мелькнув коричневыми ботинками, выпорхнул за  дверь.
  - Будем и мы собираться?- тяжело вздохнув, предложила Зина.
  Они оделись, потушили свет и, толкаясь с той стороны двери в полутёмном коридоре, звеня ключами, закрыли комнату.
  - Ну, пока!- небрежно бросила Зина, пряча лицо в пушистый, рыжий лисий воротник.- Мне ещё кое-куда зайти надо.
  Таня под покровом начинающийся таинственной темноты ей в висок пристально и колючие посмотрела. Зина, сказав, виновато заморгала и как-то неуклюже на одну сторону улыбнулась.
  - Пока,- угрюмо ответила Таня и, сорвавшись с места, грохоча по полу каблуками, стремительно понеслась вперёд.
  "Бедная девочка,"- подумала Зина, и ей вдруг стало очень тревожно за себя, бороться за своё счастье захотелось, победить во что бы то ни стало...
  Едва Таня ушла, от стены в дальнем конце коридора отпочковалось привидение и чёрным извивающимся комом задвигалось к к Зине. Она сразу узнала Кипарисова, сердце её неудержимо потянулось к нему.
  - Ты прямо как чувствуешь,- с тревогой оглядываясь на лестницу,  где только что исчезла Таня , прошептала Зина, прижимаясь к нему.
  - Да я поджидал тебя,- под плафоном завертел переливающейся чёрной шапкой волос Кипарисов. Он был одет в элегантное чёрное же пальто, очень впечатляюще длинное и очень в талию. Белоснежный шарф небрежно болтался у него на шее.- А что случилось?
  - Да Таня тут... Прямо не знаю, что и делать,- глядела Зина на него и не могла наглядеться, немножко обалдевая от начавших мягко жечь её страстей и желаний.
  - Плюнь, не думай; меня такими мелочами не проймешь,- бархатно сказал он, чувствуя, что красив и что нравится.- Ты готова? Двинули!
  Зина вспомнила,что  сегодня у них приключения с Бобровщиковым.
  Они полетели по лестницам и коридорам, и Зина шла, подняв верх лицо и впитывая в себя чеканный профиль, скулы и нос Игоря, которые были, наконец, так впечатляюще близко.
  - Целый день сижу в своей лаборатории, как в клетке, по тебе скучаю страшно...- тихо, почти басом сказала она, сжимая внизу его горячую руку, сладко заскулила чуть-чуть, ей показалось.
  - Это любовь, милашка,- вышагивая длинными ботинками, расплывался довольный Кипарисов.- Есть такая болезнь. Назначаю лекарство: поцелуи - десяток трижды в день , можно - больше, чего мелочиться; вечером - полоскание горла сухим красным вином; ну а ночью... а ночью...
  - Что же ночью?- звонко рассмеялась Зина, и счастье, как горячая вода, разлилось у неё в груди. Она остановила его, прижалась крепко и жадно впилась ему в губы.
  На улице было холодно, почти черно, как-будто воздух вымазали сажей. Наверху, над домами, висел синий, стеклянный, наголо вылизаный месяц. Как гигантские светляки, дрожа, мерцали повсюду фонари. Холодный, морозный, свежий ветер стал щипать, кусать им щёки.
  На бетонной площадке, перед громадным кубом института, запорошенной снегом, возле стеклянный будки охраны неспеша, степенно и бдительно прохаживался дежурной вохровец Ень Никанор Никандрович в галифе и в кирзовых начищенных сапогах, бойко крутился на каблуках по льду, отшагав сотню шагов в одну сторону. "Эх, молодежь... "- взметнулась сладкая волна у него под шинелькой и мундиром, когда поглядел он вослед прильнувшим друг к другу Игорю и Зине. Он вдруг осознал, точно гром над ним прогремел, что, возможно, он ещё молодой и старуху свою Пелагею Петровну всем сердцем любит. Светло, песенно стало у него на душе, и он, топая ногами по мерзлому снегу, побежал в свою будочку остограмиться.
  Под столбом неонового фонаря они ждали минуты три, и над ними, выхваченная бирюзовым из темноты, качалась стена веток и деревьев.
  Треща шинами, к ним подкатил на стареньких Жигулях Бобровщиков.
  - Ныряйте быстрее!- позвал он, выглядывая из приоткрытого окна.- Замёрзнете!
  Машина плавно тронулась, помчалась мимо мелькающих разноцветных витрин и рекламных огней.
  Внутри, в тесном салоне, действительно было тепло, тихо; негромко с панели наигрывала музыка, сипел саксофон; хотелось ехать ехать - неважно куда и зачем. Бобровщиков что-то домашним баском рассказывал. Игорь, посмеиваясь, отвечал, тиская Зине внизу мягенько пальцы. Она восторженно молчала, и ей казалось, что она на пороге чего-то большого и важного. Обрывки мыслей проносились в её голове, колченогие и хвостатые; представали формулы во всей своей суровой красе, и даже тоненькая скрипочка где-то высоко наверху туш играла сказочно, медные тарелки звенели.
  - А в чём, собственно, идея, Зинуля, расскажи?- вывернул к ней бородатую шею Бобровщиков (его все Бобром в институте прозывали).
  Запах бензина в салоне бравурно-сладко звучал, точно конфеты шоколадные.
  - Зачем тебе, ты всё равно ничего не поймёшь,- сонно отозвалась Зина, совершенно не желая говорить.
  - Наша Зина снедаема мыслью создать ни больше ни меньше машину времени,- зловредно хихикикнул Игорь, крепко сжимая внизу Зинину руку в перчатке, точно никуда не желая отпускать свою девушку.- Детские мечты, сплошная наивность!- его высокий тёмный силуэт с белыми зубами возвышался под самой крышей в салоне.  Зину его слова задели, она сразу подхватилась.
  - Ещё вчера вечером, дорогой мой, ты бегал в лаборатории вокруг моего стула и кричал, что первый сядешь за штурвал этой самой машины,- она безжалостно вдруг выхватила свою руку, сжалась в комочек.
  - Я просто палец обжёг о раскаленную панель, у меня был болевой шок, я начал бредить,- задирался Кипарисов и настойчиво ловил начавшую улетать от него ладонь Зины.- Но я бы, конечно, не отказался умчаться лет на шестьдесят назад, чтобы взглянуть на мою родную бабулю в молодости. Говорят, она была первой красавицей, и кучу золотых червонцев в стене запрятала. Отпрыск древнего дворянского рода... Стимул, как видите, путешествие совершить есть.
  - Он просто болтает,- зверски в темноте улыбаясь, сказала Зина Бобровщикову. - Этот симпатичный парень мне так хорошо помогает, когда мне необходимо, всегда подносит мне разные вещи, по моему требованию - карандаши, линейки, журналы... Кофе делает...
  - Какая чудовищная, гнусная ложь! - яростно и весело запротестовал Игорь и, пребольно стиснул Зинину ладошку, поймав её, и очень нежненько затем стал поглаживать.- Моя доля участия в подготовке эксперимента весьма важна, я всё-таки, прошу не забывать, физик, это вам не хрен в лаптях, ясно? Е равно эмцэ квадрат!
  Они крепко друг к другу прижались, летя по-зимнему вечернему городу.
  - Хоть вы и гениальные физики, ребята, но денег получаете до смешного мало, согласитесь; а деньги это сегодня всё, - ухмыляясь в усы, самодовольно выдал Бобёр, и в его задумчивых глазах горели, вспыхивали проносящиеся мимо витрины и фонари.
  - Ну вот, вот сам признался,- хитро сказал Игорь.- Мы, получается, нище и убогие, а ты ты у нас миллионер... Бабки давай гони!
  Машина, притормаживая, завертелась на мелких поворотах, у всех на лицах стали мелькать красные, синие, жёлтые полосы. Въехали, треща шинами по крошеву льда, во двор высотного дома.
  - Всё, приехали,- отчего-то волнуясь, сообщил Бобровщиков и заглушил мотор. Зина и Игорь неуклюже выбрались, в щёки им сейчас же лизнул крепкий мороз.
   Голые чёрные ветки деревьев. Огни. Тёмные стены. Белый под припорошенными лампами, синеватый снег. Холодная наверху луна.
  Бобровщиков вертанул в двери ключиком, вразвалку по скользкому льду, поскрипывая башмаками под брюками с раздутыми вытянутыми коленями, отправился к шестнадцати-этажной башни, которая вся переливалась сверху донизу огнями.
  В лифте плохо, неприятно мигая, горел свет, невыносимо пахло блевотиной. На девятый этаж тащились долго и, двигаясь, сотрясались вместе с тускло освещенной коробкой. Бобровщиков умело, надо сказать, рассказал анекдот и сообщил следом, не дав им толком посмеяться, что сегодня, возможно, Зина и Игорь будут лицезреть одну весьма знаменитую личность, которая является ему, Бобровщикову, старинным приятелем. "Да вы и сами его хорошо знаете..."- и загадочно улыбался.
  - Я всегда говорил, Серёжа, что ты великий человек,- с наигранным почтением заметил Кипарисов.- У тебя и друзья всё известные, знаменитые люди, не то что у нас, простых смертных...- И он тоже рассказал анекдот, но смеялся и переливался звонко смехом только один он.
  Дома у Бобровщикова во-всю полыхал свет. Из комнаты, густо вибрируя и звеня, выплескивалась музыка и сыпался весёлый смех. Не снимая ботинок, в своём рыжем тулупчике, Бобровщиков немедленно побежал внутрь квартиры и через минуту громыханий, похлопываний и приглушенных вскриков вернулся в сопровождении обжигающие голоногой певицы и длинноволосого, завёрнутого в джинсовый костюм обормота с толстой, обвисшей и влажной нижней губой. В руках он держал крошечный поднос, уперев его в бороду, на котором прижались одна к другой две рюмочки водки на длинных ножках и нарезанный легкими кольцами солёный огурец в блюдечке с красной вокруг полосой.
  Было тепло, светло, уютно.
  - По-старинному обычаю прошу дорогих гостей откушать водки,- нараспев, введя физиков в совершеннейшее изумление, неправдоподобно серьёзно выдал Бобровщиков и поклонился им чуть не до земли. Смущенные Игорь и Зина повиновались, угловато двигаясь, и оказалось, что и водка и огурец необыкновенно хороши с мороза. Их преданно, не дав прикоснуться к своим одеждам, раздели и провели в ярко освещенную большую комнату.
  - Вот, начинается волшебство,-  прошептала Зина на ухо Кипарисову, удивлённо вертела головой.
  Огромный бордовый лоскут атласной материи был брошен через всё пространство комнаты и покрывал половину её; диван, кресло, низкий стол и паркет бугрились складками, и в каждой гулко собирались пятна тени и света, которые делали весь рельеф комнаты невообразимым и внушительным. Бордовая волна дальше взбиралась  стену и шелковистые волокна, как взвихрённая пена, вспыхивали мириадами огней.
  Грудастую девушку звали Вика, юбка на ней была такая короткая, что, когда она присаживалась, двигая, как жёлтыми багетами, длинными ногами в чулках, то все мужчины, как по команде, отворачивались в сторону. Горбатый, патлатый парнишка, Павлик Немашкало, сухо им представился. Кипарисов, почему-то качая неодобрительно головой, произнес показным, поповским басом:
  - Ваш папа, очевидно, юноша,- директор нашего самого крупного в городе предприятия, монстра промышленного производства? Акула, так сказать нарождающегося  капитализма?
  Павлик, в хорошем джинсовом костюме, ляпнул  что-то презрительное вроде того, что ему глубоко наплевать на то, кто есть его папочка. На что Кипарисов резонно заметил, обращаясь к Зине:
  - Ну, Зинуля, твоему гиппер-генератору, кажется, быть.
  Бобровщиков принёс из кухни холодную, пошло перевернутую вверх ногами курицу, ещё солёных огурцов, хлеб и тарелки.  Все, неотрывно глядя на еду, стали брать его в кольцо.
  - Милости прошу, господа, будем ужинать,- сам глотая слюну, едва смог выговорить он. Свалив всю снедь на полированный столик, он с треском выломал курице пупырчатая ляжку и всадил, всыпал в неё крупный белый горох зубов, замычал от наслаждения. Все тотчас набросились.
  - Ну, Серёженька...- Зина с восхищением глядела на аппетитные россыпи.
  - Наполняем рюмки и бокалы, наполняем!- хитро начал командовать Немашкало, проворно хватая из тарелки то, что самое вкусное осталось.
  - Сам наливай,- недовольно заворчал Кипарисов, прицеливаясь.- Пока тут разливать будешь, всю курицу слопают... Ищи дураков!
  Дальше несчастную птицу, похрустывая огурцами и и коркой свежего хлеба, поглощали в полной тишине. Последний кусочек - это был хвостик с болтающейся на нём жилкой  - долго предлагали друг другу, пока тот, как живой, вдруг не выскочил с тарелки и, трепеща, не юркнул ящерицей под диван.
  - Есть ещё что-то пожрать?- в ужасе все хором спросили у фотографа. Он удрученно покачал волнистой шевелюрой.
  - Вот теперь можно и выпить,- мрачно захохотал Кипарисов, хлопая в ладоши, с сожалением поглядывая в чёрную пасть щели, так неожиданно и так алчно поглотившей жирной кусочек, на который он давно и уверенно прицеливался. Павлик, облапив вялой, мягкой лапой бутылку, хищно склонился над столом, и его нос и глаза скрылись под упавшими вниз волосами. Рюмки, приняв в себя жидкость, враз надулись красным и голубым.
  - Предлагаю тост,- подняв высоко рюмку, игриво провозгласил Кипарисов.- За величайшее из величайших явлений на этом свете - за благотворительность! Пусть те, кто нахапал много денег, будут милосердны! Давшему тайно, да воздастся явно!- и он озорно и напористо пролил свой взгляд в лицо Павлика, задёргавшегося в тяжёлых подозрениях.
  Бобровщиков Кипарисова остановил, недовольно сморщился.
  - Павлик, конечно, отнюдь не беден, это факт. Но мы не его будем сегодня бомбить,- сказал он, сочно хрустя огурцом.
  Все, позванивая, стали чокаться под бившим на них сверху из люстры ярким огнём.
  - Я чувствую, что у вас какой-то заговор,- перебирая круглыми влажными губами нервно вымолвил Немашкало и с тоской стал метаться возле стенок тощим задом.- Ещё огурчиков, Серёженька,  не принесёшь ли?- ловко проглотив ещё одну  из сложенной кольцом ладони, выдохнул он.
  Пока Бобровщиков с рыжим пятном бороды бегал за ароматными соленьями, Кипарисов объяснил в двух словах раскрасневшимся Паше и Вике ки, а больше, конечно, перед Зиной выламываясь, что - те, кто хочет прославиться в веках, должны сегодня будут расстаться с парой-тройкой десятков тысяч, или больше даже.
  - Это весьма неожиданно, надо обмозговать,- закашляв, стал давится огурцом Немашкало, услыхав о таких немыслимых тратах.- Разве что Жигуль свой старый продать?- и кислое, очень неприятное лицо вылепил, попытался следом сбежать на кухню.
  - Да ведь у тебя и Мерсик имеется, Павлуша,-  в спину ему пропел вяло Вика, заставив того вздрогнуть, длинными ресницами их всех обдала. Всё это время  она только и делала, что переминалась с ноги на ногу, сверкая пегими, тугими ляжками, и красивое волчицино лицо своё в них пялила.
  - Это папочкина, дорогуша, забудь и думать,- снова материализуясь перед ними, возразил Немашкало, зло пронизал её указательным пальцем.
  Явился Бобровщиков, ухитрившись нарезать гору розовых бутербродов с колбасой и разложить их на тарелке в перемешку с мокрыми в луже рассола огурцами, протянул Зине.
  - Я больше не буду,- поспешно, сердито сказала она, накрывая рюмку длиной белой ладошкой, подслеповато щурясь в потолок; у неё щёки и уши раскраснелись, и это ей неприятно было, жгло. Ей показалось на мгновение, очень пугая её, что в голове у неё ни одной физической формулы не осталось, и она бешено пыталась вспомнить хотя бы одну, мучилась, всё  вокруг себя перестала слышать и видеть.
  - Ну, время ещё есть,- не стал отчаиваться фотограф Серёжа Бобёр, толстыми пальцами бахнул у них перед носом. А вот Кипарисов возражать не стал. Глотнув сладко-горькое из рюмки, пока Зина, отвернувшись, страдала, он вдруг заметил, что две длинные ноги в прозрачных клетчатых чулочках ранее им игнорируемые, теперь навязчиво и беспутно у него прямо на лбу извиваются. Ему захотелось лизнуть их, на вкус попробовать.
  - А вы что же не пьёте, Вика? Дава-айте! Налить?- он стал охотно за ней ухаживать, Зину больно локтем толкнул, увлекшись своим новым занятием.
  - Это можно, всегда пожалуйста,- разгоняя настоящей горячий в груди у него ветер, опустила в него она тяжёлые свои ресницы; ещё он увидел её сладкую, высокую шею, которая мелькнула из-под её длинный волос, руша его сознание.
  - Так, огурчик возьмите!- пригнулся Кипарисов с тарелкой, услужливо и нежно стараясь подать.
  Зина, очнувшись, сунула ему локтем в бок, ошпарила из-под гневно сверкнувших очков глазищами.
  - Вика у нас крепенькая, она не привыкла закусывать,- глядя на взметнувшиеся вверх тонкие ноздри, морщась за неё, простонал Павлик.
  - Жрать, это дело свинячье,- занюхав по-мужски коркой хлеба, басом проржала Вика.
  У Зины кусок застрял в горле, лица вокруг рылами свиными показались; она стала кашлять.
  - Чушь, это прямой вред здоровью, закусывать нужно как можно плотнее!- глухо вскрикнул Бобровщиков, записывая в рот бутерброд или сразу два; он своим квадратным кулачищем грохнул Зину по спине. Огурцы стали  разламывается у него на зубах со страшным треском.
  - Так возьмите же бутербродик!- настойчиво протягивал Вике тарелочку Кипарисов, не в силах отвести глаз от её сияющих на небе и везде перед ним серебряных чулок. Зина ущипнула Кипарисово в бок, под рубашку своими острыми ногтями, стёкла её очков гневно вспыхнули. У Игоря на лице на секунду выскочило раскаяние, и он очевидно холодно и цинично поведал всем, как бы примирительно целуя Зинину руку и чуть-чуть ненавидя её в это же время, что за этими очками (он указал рукой) скрываются громадная личность, человек с большой буквы на грани стоящий с гением, исторгающий неиссякаемый поток идей и настоящее море энергии.
  Вика всё поняла по-своему.
  - Вы не правы, Игорь,- шевеля в него сексуально коленями, пропела она, испытывая желание над ним покровительствовать.- Зиночка очень привлекательна, даже красива, и это первое, что в ней замечаешь. Очки её вовсе не портят, а наоборот добавляют в общий рисунок лица загадочности. Вначале - женщина, дорогуша, а потом уже всё остальное!
  Кипарисов их обеих на мгновение начал презирать, плюнуть ему захотелось в пол, растереть и уйти.
  - Ах да!- воскликнул не в меру развязно он.- Я же совершенно позабыл, куда попал! Здесь ведь среда людей искусства - правильно Серёженька? - и они видят сущность вещей, как под рентгеном... Вообще-то я ничего не имею против очков,- стал оправдываться он, и впервые, наверное, в жизни осознал, что любовь это что-то им ещё не понятое.
  - Зина изобрела машину времени,- стал кричать почему-то именно в Кипарисова Бобровщиков, трясся в бороде кусочкам хлеба.- Ей нужны деньги, чтобы произвести заключительный эксперимент. Не хватает важного оборудования, которое непременно нужно приобрести.
  Все почтительно замолчали. Гитары и музыка как-будто громче, напористей поплыли из динамиков.
  - Ты меня, Серёжа, спрашивал насчёт материальной выгоды от моего открытия, правильно?- хитро прищурилась, затараторила Зина, пронзительно чувствуя, что нужно уметь прощать, чтобы жить дальше.- Так вот, если подумать, то деньги действительно на этом можно наварить немалые.- Она мягко к Игорю плечом прижалась.
  Бобровщиков весело захлопал, выстрелил ладонями.
  - Вот всё, что мне хотелось услышать!- рыжеватые борода его и усы разъехались к похожим на маленькие буквы "о" ушам, и опять выглянули два его остреньких верхних зуба, добавляющих в его добропорядочный лик нехорошее, злое что-то. Он обвел всех победным взглядом.- И Павлику это знать будет приятно, правда, Павлуша-Мавлуша?- перепугал он начавшего прижиматься к Вике патлатого  обормота, коленки того подскочили.
  Кипарисову вмазать ещё захотелось, чтобы разобраться со своей душой. Он вдруг увидел в ней непонятные, незнакомые ему очертания, и его понятнуло туда, в тёмные и жаркие её глубины разведать. А потом ему душной волной себя и Зину стало очень жалко.
  - А что у тебя там?- испытывая радость от того, что всё хорошо будет, спросила Зина, сияя зубами и очками, и показала на провал двери, в чёрное. Чуть-чуть только, чуть-чуть в душе её полоска тревожная лежала, отчего - не знала.
  - Моя мастерская,- гордо вознесся зализанную русую голову, протрубил Бобровщиков, и маленькие, юркие его глазки совсем исчезли в обросший щетиной пунцовых щеках.
  - Пойдемте смотреть, это прелесть как интересно!- точно птица, взлетела Зина, прошуршав под юбкой колготками, на мгновение выскочили её круглые ухоженные коленки. Немедленно быстрым взглядом ухватив и сравнив, Кипарисов увидел, что её ножки ничуть не хуже Викиных. Немедленно успокоился.
  - А там ничего необычного нет,- стал пьяненько болтать Немашкало, тоже успев облизать глазами её прелести.- Палки какие-то с потолка свешивается, на них качаются разноцветные фонари; посередине комнаты фотоаппарат торчит, урод жуткий, и несносно воняет реактивами. Вы бы лучше, Зина,- он стал подступать к ней ближе, тряся над ней зазаленными волосами,- вы лучше нам про свою машину времени расскажите... Что это такое вообще, и как мы деньги на ней будем делать? Надо предварительный план составить, как банк будем грабить...- он всё ещё думал, что это шутка какая-то.
  Зина, красиво дрожа горлом, рассмеялась. От него подальше отскочила к заволновавшемуся и сжимающему кулаки Кипарисову.
  - Ты, Павлик,- можно ведь на "ты"?- весело говоря, танцевала она бёдрами, на Игоря поглядывая с вызовом.- Ты просто не понимаешь, насколько трудно хотя бы теоретически обосновать весь вопрос, а затем воплотить, так сказать, идею в жизнь, сцепить всё в одно целое, а ещё - пробить бесконечные стены непонимания и ханжества людей. Но обещаю тебе,- рассекла воздух острым ногтем она в направлении тощей шеи Немашкало,- первый миллион из грядущей прибыли получишь ты.
  - Скорее, его внуки,- зло расхохотался Кипарисов, закрыл руками свою грешную голову вот Зининого гнева.
  - А твоим внукам будет стыдно, что у них был такой.... такой несерьёзный дедушка,- острый её карающий перст уперся теперь Игорю в грудь.
  - А кто будет бабушка?- заливисто ойкнул Бобровщиков, всё ещё дожёвывая кусок бутерброда.
  - Да знаем, кто!- устремила Вика с тонкой иронией трепещущий ноздри и веки на начавшего извиваться, как рыба на крючке, Игоря.
  - Чувствую себя беспомощным, как оперируемый на столе хирурга, прошу оставить мою скромную персону в покое!- взмолился Кипарисов, пряча начавшие скучать глаза.- Что там у тебя в мастерской, Серёженька, показывай!- и он, выпрастав вперёд ладонь, точь-в-точь как Ильич, широкими шагами полетел в  тёмное помещение. Все, весело галдя, повалили заним, соприкасаясь плечами и рукавами.
  Бобровщиков, раздуваясь от удовольствия, потащил Ветрову и Кипарисовая кругом большой, ярко вспыхнувший, как целая Вселенная, комнаты, заставленной огромными кубами и пирамидами из крашеной в красное, жёлтое, синее и бирюзовое разноцветье фанеры. На стене, позади чуть вздымающийся над уровнем пола сцены, ниспадал голубой водопад из шёлка; в углах комнаты примостились два мощных, надутых металлическими мускулами вентилятора, в них уставившись гнутыми носами пропеллеров.
  - А они-то зачем?- показав пальчиком, пропела Зина.
  - А вот сейчас узнаете,- скакал, празднично суетился Бобровщиков, защелкал кнопками на глазастеньком, пузатеньком пластмассовом пульте и нырнул под чёрный бархат, прикрывавший угловатое, как гробик, существо.
  - Аппаратик у тебя какой-то старомодный, дружочек. Из какого антикварного магазина ты его приволок?- спросил возмущенный Кипарисов и испуганно отскочил от начинающих хищно вращаться и вздыхать вентиляторов, которые, показалось ему, желали его в себя засосать. Голубой водопад на стене ожил, побежала, заструилась шелковистая, сверкающая вода вниз, забились белые и желтые пузыри и полоски,- вверх, вверх, а потом вниз.
  - Как необычно, красиво!- ахнула восхищенная Зина, глядя во все глаза под сверкающими стеклами очков.- Вот - целый новый мир создан! А мы, физики, ничего не видим, не слышим, кроме своих формул, зашились в своих затхлых лабораториях...
  - Фотография на память!- с интонациями мага и волшебника крикнул им Бобровщиков без туловища.- Прильните друг к другу! Быстренько...
  Его танцующие ноги в ботинках внизу, показалось, сейчас отдельно куда-то отправиться. Зина и Игорь прижались щеками и сделали придурковатые выражение лиц. Сзади их, слегка скучая, Паша и Вика пристали.
  - Учтите, вы как бы сейчас смотрите в будущее, что о вас подумают ваши потомки?- раздался безмятежный хохоток из-под чёрной бархатной тряпки. Игорь и Зина на секунду опустили на место щёки, но едва фотоаппарат начал издавать протяжный мелодичный всхлип - снова превратили свои физиономии в уродливые, плутовские маски. Бобровщиков не говорил, а рычал уже от хохота под своей вздрагивающий материей, что деньги с них нужно взять за испорченные кадры; прыгал, метался его овал головы, а Зина весело проплакала, когда он вылез на свет Божий, что второй миллион прибыли - только его. Просияв, Бобровщиков поволок показывать им свои драгоценные фотоальбомы. Переполненные фотографиями фолианты, извлеченные из особых, обитых медью ящиков, были толсты и неподъемны, как дубовые поленья.
  - Сколько у тебя их!- искренне удивилась Зина, выкручивая розовым бутоном рта.- И все по темам разложены, смотри, Игорёша... Ты настоящий мастер, Серёжа!-ступила она шаг назад, чтобы разглядеть теперь по-новому Бобровщикова, буквально разпираемого изнутри от гордости, который - видно это было по его чуть надменно оттопыренным вниз губам - привык получать комплименты.-  Как всё тонко схвачено, какие удивительные ракурсы, полёт мысли!
  Они с Кипарисовом тянули альбомы друг у друга, игриво шипели и пихались.
  - Осторожно, осторожно, не лапайте! Следы же остаются на фотках, - пугаясь, Бобровщиков хлопал им по рукам.- Всё вставляйте на место, где взяли, гады! Это же мои дети, вот кто они!
  Его безжалостно в сторону оттеснили.
  - Вот деревенская тема, а вот город...- перебирала разложенные на коленях снимки Зина.- О! А это кто?- она попыталась быстренько спрятать один снимок, на котором мелькнули лазурный берег моря и раздетая на песке девица.
  - Где, что?- рвался рассмотреть Игорь полуобнаженную брюнетку с рассыпапанными по плечам волосами в бикини-ниточках, выхватил дерзко у неё снимок.- Какая линия бедра, какой ракурс! Смело, очень смело, призывно,- стал пошловато восхищаться он, и снова почувствовал у себя в душе испугавшее его, зовущие в сторону пламя.
  - Это наша непревзойденная Ларочка, пава, супермодель, в Париже между прочим была,- излучая чистое счастье, расплылся бородой и усами Бобровщиков, на Зину зрачки прокатил.- Она свалится к нам сегодня должна, лапонька, и ещё кое-кто, и ещё кое-кто...- Он нетерпеливо взглянул на часы.- Что-то задерживаются...- прихмурился, в зелёных его глазах остановились тоска и неуверенность.
  - Так, скажи, кто эта таинственная знаменитость, которая должна к тебе пожаловать?- стал наседать уставший притворяться и ждать, зевающий во весь рот Кипарисов.- Давай говори, гений наш расчудесный.
  - Терпение, господа, терпение!- сказал загадочно фотограф.
  Выключив свет, они покинули в мастерскую.
  В комнате под грохот музыки Немашкало и Вика целовались в засос, извиваясь на диване.
  - Солодкина и Немашкало, вы ведете себя вызывающе!- не зло, равнодушно пожурил Бобровщиков. У Кипарисова, снова сладко пугая его, досада в душе пробежала, когда он увидел ускользнувшую от него женскую плоть.
  Неуёмно пахло солеными огурцами и колбасой, очень излишне теперь.
  И сейчас же воздух в прихожей басом разорвал звонок.
  Хлопнула входная дверь, оживленные голоса и смех понеслись из прихожей, вспыхнул мутный квадрат стекла прикрытой двери. Звучали: елей Бобровщикова, чей-то незнакомый умный баритон и нежнейшее, всё время выливающееся в заливистый смех сопрано.
  Сперва в распахнутой в комнату двери показался зад сияющего, как солнце, бородатого фотографа, кланявшегося перед собой несколько ниже, чем было  необходимо, и растительность на его лице, широчайший раздвинутая в улыбке, увеличилась в объеме раза в два. Когда наконец, он вкатился целиком, следом за ним показался входящий высокий холёный молодой  господин, гладкие набриолиненные волосы которого сочно  блестели, собираясь на затылке в игриво подрагивающий хвост. Затем внутрь к ним вкатилась губастая и глазастая незнакомка в белых, ярчайших, как нимб, волосах. На ней под распахнутым пальто сидела красная кофточка , а юбка оказалась ещё короче чем у восхищённо теперь примолкшей Вики. Принесли с собой, с улицы, запах свежести и мороза, сладких, незнакомых, дорогих духов и чужой, интересной жизни.
  - Веня!- с восторгом и даже со священным ужасом всхлипнул Немашкало и, отклеившись от стены, бороздя пол отяжелевшими вдруг ногами бросился на шею моложавому мужику с хвостиком, закрыв на мгновение того с собой, так что Игорь и Зина ещё секунд десять не могли понять, кто же именно перед ними находится.
  Казалось, возле двери идёт какая-то странная, исполненная непостижимым смыслом борьба.
  - Кто это?- прошептал Кипарисов Вике, скосив набок рот, неотрывно глядя на качающейся перед ним клубок тел; но та, к удивлению Игоря, ни слова не ответив ему, ринулась вперёд, опахнув его тёрпким ветром.  Охватила нежно блондинку за талию, оказавшись с ней одного роста, и вместо лица у неё образовалась одна громадная мраморнозубная улыбка.
  - Вот, как обещал... собственными персонами...- задыхаясь от волнения, пятился задом Бобровщиков на жёлтом гладком паркете, наступил ойкнувшему Кипарисову, пронизав болью, каблуком на ногу. Всё в комнате на минуту перемешалось, наклонилась сначала в одну сторону, затем другую; спины, плечи, руки мелькали, носы, разъятые в улыбках рты и круглые человеческие зады. Наконец, Немашкало, всё ещё всхлипывая, отвалился в сторону, и перед Зиной и Игорем предстали изогнутый греческий нос, красиво разлетевшиеся стрелы бровей и умные, чуть устало звучащие глаза в начинавших - увы- тяжелеть щеках. Был высок, одет в джинсы и свитер бордо.
- Привет! - сказал красавчик; мутные, удобрение опытом его глаза остановились сразу на Зине.
- Вениамин Распутников! Сам!- голосом третьесортноого конферансье провозгласил Бобровщиков, весь вверх вытянулся и красиво положил на воздух ладонью вверх руку, направляя этот живой цветок из пальцев знаменитому певцу в тонкий и длинный, как прищепка, нос.- Располагайся, Веня. Что будешь пить?
  - Зина, Игорь,- застенчиво поклонились Игорь и Зина, сбившись возле стенки в кучку.
  - А мы вас знаем, мы вас по телеку видели,- почтительно пропищала Зина, делая про себя неутешительный вывод, что в жизни человек по-другому выглядит, чем на экране, хуже, тусклее, невзрачнее.
  - Вы... э-э... м-м...- невероятно тушуясь перед авторитетом, проблеял Кипарисов, беспомощно танцуя внизу длинными ботинками, проклиная себя за это.- Музыка это замечательно!
  - Спасибо, спасибо, друзья,- устало кивнул Веня и протянул к нему пальцы, на которые были небрежно нанизаны разноцветные драгоценные перстни; полоснул его колючими улыбкой и глазами. Очень тонкая, с синими жилками кисть.
  Немашкало, от волнения шепелявя, стал потоком выдавать последние новости их родного города, областного центра, и на лице его было написано, что он с удовольствием бы ещё и запел, станцевал. Бобровщиков принёс новую откупоренную краснобокую бутылку водки, весело блеснувшую под лампами. Вика и Лариса, сияя сладкими полумесяцами лиц, беспрестанно чмокая друг друга в щёки, не обращая ни на что внимания, беседовали и, точно племенные лошади, горцевали длинными голыми ногами. Кипарисов с нарастающей тоской Зинину руку внизу легонько сжал.
  - Ну, Веничка,- поднял рюмку Бобровщиков, расплылся в улыбке, сверкая двумя рядами острых и мелких зубов.- С приездом тебя, желаю твоим концертам здесь счастлива быть! Как там старушка Москва поживает?
 - Будем!- неистово гаркнул Немашкало и, опрокинув, едва не проглотил свою рюмку вместе с водкой.
 Вика с Ларисой красными пышными губами по глоточку выпили, попискиваея, как мышки, съели по дольке оранжевого апельсина, порезав его, с обожанием глядя друг в друга, снова отвернулись, закудахкли и замахали изящными пальцами. Бобровщиков, вот счастья ломая себе руки, и выделывая фигуры внизу ногами, неестественно бодро и бойко отчеканил, чуть-чуть покраснев, однако:
  - Веня, у нас здесь дополнительный вопрос на повестке дня....
  Веня красиво и лукаво взбросил одну могучую, пробитую серьгой бровь, грустно, властно улыбнулся. Бобровщиков прижал, как-бы умоляя, к сердцу руку и, секуду помешкав, вглядевшись ему с тревогой в лицо, продолжал:
  -... который состоит в следующем... - немного повеселел следом он, уверовав, что что всё пока в полном порядке - все живы, никто не убит и не ранен.- Этим двум симпатичным молодым людям, - он указал на Игоря и Зину, и во  взгляде у него разгорелись угольки злобы и отчаяния,- нужны деньги. У них есть гениальная идея, в которой, по всей видимости, наличествует золотое зерно... Надеюсь, ты понимаешь, о чём я...
  Другая бровь высоко подлетела, улыбка на губах мессии стала слабее и туманней, грустнее.
  Белый, яркий свет в комнате делал всех присутствующих похожими на разноцветных бабочек со странно длинными ногами.
  - Как ты думаешь?- вяло закончил Бобровщиков, упав окончательно духам.
  - Благотворительность называется,- с неприятной, зловредной усмешечкой закивал патлатый Немашкало, желая, видимо, Игоря и Зину уничтожить, с укором поглядывая на них.
  - Они машину времени собираются создать. Мне Вика только что сказала,- голосом, похожим на звук чуть охрипшей флейты, пропела жгучая блондинка и тоже не очень ласково встряхнула крылом руки.- Надо дать, Веничка, это ведь очень интересно.
  Зине стало противно, губы её искривились.
  Бобровщикова всего так и толкнуло к длинноногой, полногрудой Ларисе, он губами елейно и сочно зачмокал в её сторону, воздух рядом с ней исцеловал.
- Солнышко, ты как всегда права, - растекался елеем перед ней он.- Ты, солнце, будешь сегодня сниматся у меня? У тебя новый облик, я вижу, теперь беленькая... Я чувствую нисходящее на меня вдохновение; мы такое сейчас с тобой вытворим!- он пальцами совершил хищные движения.
  - Да я хоть сейчас,- с вопросом глядя на Распутникова, томно простонала Лариса и выставив худое острое, крутое своё бедро, игриво приподняла краешек юбки. Павлик, тряся носом и волосами, яростно забил в ладоши и, сорвавшись с места, побежал целовать Ларисе кошачье её острые пальцы.
  - Ну, что ж, нужно помочь,- негромко, но значительно заиграл голосом-валторной Веня; очень внимательно он ввинчивал глаза в смущённую Зину; Кипарисову даже показалось, что яд стал сочиться из взгляда Распутникова, словно желание или намек к чему-то.- Когда деньги нужны? Как много?
  - Как можно быстрее, и совсем не очень много...- низко опустила глаза в очках Зина, вдруг смутно чувствуя что-то в душе, как умная женщина.- Как ты думаешь, Игорь, сколько нам понадобится точно?- как бы ища поддержки, быстро спросила она Кипарисова, излучая милую растерянность, надежду. Игорь, почему-то потея под рубашкой, закатив глаза к потолку, стал подсчитывать, сколько нужно, ошибся, замычал неопределённое что-то.
  - Что ж, это действительно немного,- красива и умно взволновал лицо Веня, мелко щёлкнул обутыми в камни, в рубины и изумруды, пальцами.- Павлуша, будь так любезен, принеси мой саквояж из прихожей, ты сразу его увидишь, такой - жёлтенький...
  Немашкало, полетев как молния, мелькая тонкими джинсовыми ногами, через секунду предстал со светло-жёлтой кожаной сумкой в руках. Другой щелчок, взмах руки, и сумка упала на колени к Распутникову. Утонченно работая руками, он заструил из толстого бумажника нужную сумму и ещё сверху набавил несколько крупных купюр. Все зачарованно молчали, когда он считал, и в глазах у всех, глядя на сказочный водопад, пылали пожары.
  - Нет-нет, это не нужно,- очнувшись, запротестовала Зина и попробовала лишние деньги вернуть; рассыпав купюры на пол, она подняла их и сунула обратно в ладонь Вене. Распутников, прикоснувшись к ней, мягко придержал её руку, и лицо его сделалось каким-то мелким, плотски-приторным, нежным, упоительно-просительным, а глаза подёрнулись хищной паутиной.
  - Возьмите, прошу вас,- прозвучал глубокий и мягкий, как виолончель, его голос, и требовательная нотка в прозвеневший аккорд закралась.- Мало ли зачем понадобится... Ну же...- и рука Зины всё лежала в его руке, обогреваемая чужим и непонятным ей теплом. Мельком только взглянула она в красивая лицо, так близко сияющее к ней, боясь отчего-то прямо в него смотреть; но за ту секунду, что взгляды их переплелись, впитала все черты лица, какие были, и теперь, отвернувшись, разглядывала их внутри себя, удивляясь и и пугаясь: карие светящиеся его глаза, брови ломаной умной линией и с лёгкой ... меланхолической бледностью щёки, и признавалась себе, чуть восторженно уже, что - всё призывно и привлекательно. И сейчас же будто кто толкнул Зину, и в мелкие брызги разлетелся яркий, построенный ею же калейдоскоп.
  - Нет, я не могу сама решить, брать или нет,- холоднее, чем нужно, отрезвляя себя, заявила она и ближе заставила себя подвинуться к Кипарисову.- Пусть Игорь скажет.
  Распутников искренне удивился. Девушки от негодования открыли рты.
  - Да вы сами решите для тебя, наконец, - слегка потускнели его коричневые глаза.
  - Спасибо, названной сумы нам будет  достаточно,- сказал режущим кислым басом Игорь, нахмурился выпуклым лбом.
   - Эх, ёлки-палки!- подбросив вверх острые колени, подхватился вдруг со стула Немашкало, и длинные волосы его взметнулись вверх-вниз.- Я тоже дам! Минуту!- и он бегом умчался в прихожую, стал греметь там дверцами шкафа, и вдруг - пропал, всё стихло.
  Он вернулся, когда все уже забыли о нём и болтали всякую всячину. Молча, прижавшись к косяку двери, долго стоял, не дыша и делая неуемно несчастные глаза.
  - Кошелёк забыл дома, надо же...- одними губами выдул он грустную мелодию в короткий момент общего молчания.
  - Да не надо уже ничего!- замахала руками Зина, повернув к нему раскрасневшееся лицо, и Павлик, радостно подпрыгнув на месте, немедленно присоединился к общему кругу.
  Курили. Громко долбала  музыка, к дребезжал, позвонивал стёклами сервант.
  Девочки ушли в мастерскую и велели никому не входить, возбужденно звенели оттуда их голоса.
  - Можно!- наконец, крикнули, открыв настежь дверь, и все, устав ждать, поспешили туда. Зина и Игорь несколько поотстали, неловко совали друг другу толстую пачку денег, не знали куда её деть. Игорь шипел и злился, мягкий кирпичик неприятно жёг ему пальцы.
  В мастерской, ярко горящей синим и голубым, как раскрывшиеся наверх небо, делали гимнастические упражнения Лариса и Вика, затянутые в алые, чрезвычайно узкие купальники.
  - О! О! - восторженно стали делать губы буквой "о" мужчины, наблюдая за их умопомрачительными пируэтами, а Бобровщиков тотчас делово заметался по комнате, составляя из пальцев рук объектив и глядя через него на голые фигуры и ища удобный ракурс.
  - Подвигались, подвигались, девочки!- голосом, переполненным деловой, жгучей энергией заблеял он и, пробегая, снова неприятно наступил Кипарисову на ногу, и тот отчётливо почувствовал, что он и Зина лишние здесь. Из-за колыхнувшейся шторы выхватил суперсовременный объектив на тонкой, как шпага, ноге, воткнул его в пол и защёлкал кнопкой, как из автомата застрочил, под ярко бьющими с потолка прожекторами.
  Игорь стал посылать недвусмысленные сигналы взглядом Зине, которая неловко жалась у стены; у него смешно оттопыривался в брюках карман.
  Лариса была выше, стройнее и грациозные Вики. Вика, по сцене порхая, очень старалась, и выходило вполне достойно; вспрыгнув напоследок, показала всем грудь, как она у неё полетела вверх-вниз, пылко сунула воздушный поцелуй Ларисе, как-бы отдавая ей эстафету.  И Лариса, начав своё соло, выгибалась, вертелась, точно огненная фурия, поглаживала себе ладонями волосы и плечи, бёдра и живот, томно и ненасытно раскрывала с алыми губами рот и бархатные бабочки глаз. Бобровщиков, выставив квадратный зад, носился с фотоаппаратом на палке, громыхая ботинками по паркету, осыпал всех чубом, плечами и лбом . Завертелись, загудели гиганские вентиляторы, выстреливая вперёд твёрдый воздух, и волосы Ларисы вспушились, заиграли, наполняясь силой и красотой.
  - А куда снимки пойдут - в Плейбой, Серёжа?- решил пошутить Игорь, наклоняясь к к Бобровщикову, вдруг возникшему в его поле зрения, но тот уже ускакал, приседая, уворачиваясь и пригибаясь, будто кругом него стреляли пулями в рикошет.
  Когда фотосессия закончилась, все шумно вывалились из мастерской, расхваливая, как хороши были девушки. А Лариса, бесшабашно набросив на плечи пёстрый китайский халатец, победно плыла впереди всех, красиво вышагивая длинными тонкими бёдрами.
  - Феноменальный материал! Фантастика!- как кот облизываясь, и, очевидно, виляя хвостом в брюках, верещал Бобровщиков , на ходу перематывая в аппарате плёнку.
  Сняли со стены гитару с алым безвкусным бантом на грифе и попросили, хлопая подобострастно глазками, Веню спеть, и тот, взяв в руки гитару, сейчас же без капли фальши, что поражало, запел, свистя пальцами по струнам, и удивительная музыка сладкими и горькими порывами стала тревожить душу. Он, красиво дрожжа голосом, пел, что одинокий человек стоит, как часовой, на посту своей жизни; про любовь, которой в принципе нет, на которая всё-таки есть; и про страшное, тяжёлое время, которое может вполне наступить, если не видеть друг в друге проблесков Бога... И был вечер, и вечер не кончался, и всем было грустно и хорошо, текла какая-то светлая и нескончаемая река наслаждения повсюду.
  - У меня есть кое-что поинтереснее для вас, ребята, несколько капель истины...- отложил передохнуть палевую крутобокую гитару  Веня, загадочно улыбнулся тонким ртом. Он поднял с пола тяжёленький свой портфель и, в предвкушении чего-то важного цокая языком, раздвинув кожаные толстые его губы, утонул в них. Из деревянной коробочки он, начав вдруг волноваться, вынул туго набитые папироски и раздал всем по одной. Руки у него, его белые худые пальцы почему-то при этом стали мелко дрожать.
  - Ты гений, Веня! Это то, что надо теперь!- в восторге закидывая заламывая назад затылок, затрясся Немашкало, и волосы его посыпались с лица, обнажив длинный и толстый нос. Сейчас же он,  клацнув зажигалкой, втянул в себя первый глоток дыма, не потеряв из него ни капли. И медленно выдыхал потом тонкую стройку, весь сразу обмякнув, глаза его исчезли под узким лбом.
  - А что это?- с недоумением вертела Зина в руках беленькую, ехидно сощурившуюся в неё папироску.
  - Давайте, расслабьтесь уже,- ненавязчиво кукарекнул Веня, весь поглощенный в ладонях подкуриванием, и Зину вдруг полоснули его вылезшие юркие глазки, жадно расширившиеся, взмахнувшие его ноздри захлестнули её.
  Все защелкали зажигалками, и понесся сладковатый, едкий под померкшей люстрой туман.
  - Нет-нет, я не буду!- решительно отложила в сторону свою Зина, поняв в чём дело, заволновалась.
  - А я, пожалуй, попробую,- не очень решительно  заявил Кипарисов, извиваясь под стулом ногами.- Никогда подобного не делал. Мне просто интересно...
  - Это очень, очень интересно, уверяю вас! Там всё - другое, лучше, чище... - мерцая ресницами, сладко простонал Веня, откидываясь глубоко в кресле на спину.
  Кипарисов закашлял, желтоватый дым запрыгал у него изо рта, из носа, развалил глаза, пугаясь.
  - Не действует что-то,- протерев кулаком глаза, радуясь, что живой, возмутился он чересчур развязно и весело, разглядывая чуть искривившуюся, горящую сигаретку в руке. Зина разломанными от ужаса глазами смотрела на него.
  - А ты ещё разок потяни,- сплёвывая с языка табачинку, плавая в мутноватом белесом облачке, прогнусавил с торчащим носом Павлик.
  Кипарисов потянул ещё раз и ещё. Неприятный, горький привкус по мановению превратился в пузырящуюся сладкую вату, в кипящий горячий снег; светлее стало и радостней, и из обнаружившегося вдруг мирового зерна в нём пробился ярко-зеленый росток, настойчиво колокола ударили в голову; а ветви из этого ростка, расширяясь, расправляясь, мгновенно пронизали все клетки его мозга, и по капле божественного нектара упала в каждом атоме его души, по всей необъятной вселенной. Несказанной негой наполнило всего Кипарисово, его призывно занывшую душу, и перед ним, изнурив, изумив его неожиданностью своего появления, запрыгала совершенно обнажённая Лариса. Он, хрюкая, как боров, рассмеялся, полез к ней руками.
  - У меня дерево из головы растёт,- доверительно сказал не он, он а кто-то другой вместо него; обалдел от голых, звенящих и чистых, невиданных доселе то ли неопределённости, то ли самой правды; двигал совершенно бесчуственными руками и ногами, продевая их сквозь светящуюся яркой зеленью крону.- И ещё кое-что... Иди ко мне, киса!- протягивал он руки к сочной, многомерной какой-то, раскачивающийся груди Ларисы, но промазал. Упругие соски Ларисины вдруг округлились, засияли и превратились в обыкновенные очки, под стеклами которых горели разъятые от ярости глаза... Чьи глаза? Ах да, да - Зинины...
  - Ты что, милый мой, дурак?- басом в него ударила она.- Немедленно поднимайся, болван этакий!- она стала тянуть его за обмякшую руку.
  -  Уйди!- отмахнулся от неё Игорь, наполняясь начавшим душить его раздражением.- Дай досмотреть до конца!- и он ещё дважды поспешно глубоко затянулся; немедленно полетел вверх ногами, как ему показалось, без штанов с обнаженными гениталиями, жаждущий сонмы наслаждения. Снова возникшая перед ним Лариса грубо захохотала и поманила его к себе пальцем, острым, как железный гвоздь; откуда ни возьмись посыпались перед ним голые девушки во главе с Викой, задёргались, завертелись, высоко задирая белые ляжки. Кипарисов немедленно заизвивался вместе с ними, присвистывая от восхищения и восторга. Но Вика вдруг с хрустом, больно съездила его туфлей по морде, и он в недоумении, отставив в стороны руки, остановился, закричал, что он ни в чём не виноват, что все люди братья и сёстры, и что он всем сейчас покажет! Потом наступила кромешная темнота, как-будто  свет во всей вселенной выключили, сделанная из сверкающих, поющих ледяных сугробов; и сладкий нектар, точно чьи-то пальцы, всё сочился ему прямо в мозг, уговаривая, умиротворяя его, успокаивая. Откуда-то из середины его кричали - и так  пронзительно, настойчиво, жалобно, до боли знакомым голосом. Кипарисов хотел посмотреть, что над ним, в воде, происходит - он теперь рыбой был, палтусом - и кто кричит, но мог видеть только свои глаза изнутри, испуганные и, правда, как у рыбы, выпученные. Ему стало страшно и тошно от того, что кругом иглы, щупальца и плавники обвили собой всё вокруг, чужие и ненужные ему, какие-то до одури могучие, всепобеждающие, давящие ему горло и грудь. Его твердо и гулко огрели по уху и с шелестением подошвы о штаны пнули в зад; точно лошадь кивая головой, стуча копытами, он задвигался на четвереньках. Теперь он стал не рыбой вовсе, а -  конём! Смешно же рыбой быть, в самом деле, палтусом или треской, человеку-то...
...В ванной комнате, ослепившей его белым сияющим кафелем,  из зеркала, поднявшись из глубин преисподней, на него выглянула чья-то и вздутая, синяя, оплывшая физиономия. Он долго присматривался, пытаясь узнать, кто это; и его поразило, как громом, что ведь это он сам и есть, Кипарисов. Он щурился в своё отражение, раздувая жабры и топорща чешую, пытаясь сорвать эту гадость с шеи и лица и чуть не оторвал себе уши, вскрикнул от боли. Сунув голову под струю ледяной воды, долго стоял, чувствуя, как металлических колпах , сжавший ему затылок и виски, сдувается. Он вымыл лицо и руки, вычистил какой-то, чуть ли не обувной, щёткой зубы и вышел, отплёвываясь и шатаясь.
  В орущей рок-н-роллом комнате, в прямоугольнике двери, он столкнулся с Немашкало, который сейчас же тяжело повис у него на плечах.
  - Чувак, ты что творишь?- хрипло гаркнул он в пухлые губы и патлы.- Что ты, жопа  такая, делаешь?
  - Так надо, парень, так надо, пойми...- грубо и требовательна стал его уговаривать Павлик, свистя в ухо прокуренным, пропитым шёпотом, и - всё давил ему на руки, сдерживая, не пускал двигаться дальше.
  Кипарисов стал неистово отбиваться, устремил взгляд вперёд. У него упала душа.
  Он стал считать про себя: один, два, три, четыре... фокусируясь на звуках и мелькающих картинках в комнате, а внутри у него, загремев, взлетело, взорвалось что-то неистовое на двадцать, тридцать, тысячу, на миллион, закипело, разгоняя и вечер, и комнату, и весь мир. Он рванулся, но тяжесть на плечах ему не давала бежать.
  - Да пусти ты, гнида!- завыл, забился Кипарисов, ширя куда ни попадя коленями, лбом и пятками.
  - Значит, как надо, парень, терпи...- наседал Немашкало, кряхтя от натуги и впуская к себе в голос слабую жалость; ноги его стали волочиться по полу за толчками рвущимся вперёд Кипарисовым.
- Ар-р-р..! - зарычал Кипарисов, которого эта услышанная им жалость буквально свела с ума, стал рубить кулаком в мягкое.
  Зину Распутников завалил на диван, высоко наверху ноги её трепыхались в чёрных чулках и крошечные её пальчики. Он лизал ей щёку вытянутыми губами, остановившиеся, остекленевшие глаза вывалил куда-то мимо её уха на подушку. Одной рукой вцепившись намертво в её плечо, другой он копался у себя в штанах между ног, дёргал засевшую змейку. Зина всё слабее сопротивлялась, стараясь его с  себя сбросить, лицо её без очков горько сжалось; и беззвучно плакала.
  Кипарисов, подлетев, схватил Веню за шиворот и за ремень брюк и, плюнув ему на затылок, с проснувшейся в нём адской силой потянул. Веня, точно пушинка, перевернулся на бок и свалился с дивана, прогрохотов локтями и коленями по паркету, застонав. Немашкало в отчаянии забил мелко ногами на месте и, побелев до самого кончика носа, стал, воя и ахая, падать куда-то на бок под стол; зазвенели разбитые тарелки, стаканы.
  - Да как ты смеешь? Самого Веню? Кто ты такой  - плебей!- возникая прямо перед ними, угрожающе надуваясь, очень высоким голосом задребезжал он, перекрикивая громкую музыку. На шум из мастерской, без штанов, стыдливо прикрываясь чехлом от фотоаппарата, выскочил кривоногий и волосатый Бобровщиков, а следом за ним из темного квадрата двери высунулась голова Ларисы в белом всклокоченном нимбе волос. Дёгаясь, Кипарисов швырял ногами тело Вени с бока на бок, испытывая при этом смешанное чувство ненависти и невыразимого наслаждения, и хотел ещё гитару разбить ему об башку. Бобровщиков и Немашкало вовремя оттащили за руки демонически хохочущего Кипарисова, и тот в азарте, извиваясь, больно пнул вдогонку Бобровщикова в голень,  а Павлушу в пах. Зина ползала по полу, выставив в юбке круглый зад в поисках очков и, размазывая по щекам слёзы, приговаривала злобным голосом, что у Сереженьки, как выясняется, настоящий наркотический притон дома устроили.
  - Сволочи, гады, скоты!- неистовствуя, бился в истерике Кипарисов.- Заберите назад ваши вонючие деньги, на хрен они нам не нужны...- и вынув из кармана пачку, он веером зашвырнул её наверх. Шурша и мерцая, посыпался бумажный дождь.
  - На халяву причём курил,- злобно добавил Веня, сверкнул взглядом до дна вдруг изверившихся глаз.  Лариса и Вика со стороны недобро загоготали, закрякали. Кипарисов снова рванулся к нему с изломанным яростью лицом, но перед ним стеной выросли Бобровщиков и Немашкало, не пуская идти, замахали кулаками в него.
  - А ты вообще петь не умеешь, блеешь, как козёл,- с безобразно перекошенным лицом пролаял Игорь в холёные бакены и щёчки.- Даже брат мой младший говорит так, понял? (У него не было никакого брата). Зина изумлённо взглянула на него. Распутников грустно  рассмеялся, расселся тихо тощим задом на коврике ко всем присутствующим спиной.
  - Извините, ребята, всё что что так вышло,- натягивая вниз футболку, стыдливо прикрывая расплывающиеся волосатые толстые бёдра, жалко мямлил, оправдываясь, Бобровщиков, провожая Игоря и Зину в прихожей, оглядывался в комнату украдкой.- Что я могу поделать? Знаменитость.-Выписывал потихоньку их грудью.
  - Да пошёл ты...- не слушающим языком процедил Кипарисов и, натянув ботинки, грубо дёрнул ручку двери, увлекая за собой Зину.



1994

. . . . . . .


Рецензии