Новый день

Она болела третий месяц. Последнюю неделю все дни проводила в лечебнице.

Утром мама или папа приносили ее в красной теплой переноске, которая потом весь день стояла возле клетки и манила. Так хотелось отключиться от капельниц и нырнуть в родное тепло. Но случалось это счастье лишь вечером, когда за страдающим ребенком возвращались родители.

Тому, что она была именно ребенком, а не маленькой домашней собачкой, существовала масса доказательств.

Хозяева, у которых не было общих детей, с ее появлением стали называть друг друга мамой и папой.
И она приняла их именно так.

Как ведет себя ребенок без мамы? Ищет ее, беспокоится, ждет. Слишком сильная у них связь. Физическая. Ведь мама и ребенок - одно целое. С папой, конечно, нет такого сопряжения, но как же хорошо, когда он рядом. Как ласково говорит он: "Доченька..", с ним не страшно и спокойно.

Когда появляется ребенок, он становится центром семьи.
Так произошло и у них, семья стала вращаться вокруг крошечного белоснежного светила, по-детски названного Лялей.

Как молодые родители обзаводятся коляской, бутылочками, пеленками и ползунками, они вооружились плюшевым домиком, кормушкой, комбинезонами для холодных прогулок и еще ворохом нужных и не нужных вещей.

Обеды, ужины, поездки, прогулки и прочие семейные взаимодействия стали подчиняться новым правилам.
От Ляли стали зависеть и траектории движения и места встреч.

Сдвиг фокуса внимания шутливо-ревниво ощутили хозяйские взрослые сыновья - сводные братья, именно так, как чувствуют старшие дети появление младших.

В общем, два года назад в семье появился ребенок, именно ребенок, хоть и не человеческих, а собачьих кровей.
И болел ребенок.

Снаружи она еще оставалась все тем же пушистым облачком, а внутри превращалась в хрупкую статуэтку. Мама то безудержно рыдала, то тихо плакала, проводя пальцами по шелковой шерстке, чувствуя под ней тонкие ребрышки да цыплячьи лапки. Ляля совсем исхудала и ослабла. Она уже не ходила, не ела, и мама носила ее на руках, кормила шприцем, спала с ней на полу, свернувшись рядом с драгоценным клубочком.
А оставляя ее в клинике, прощалась, словно, навсегда.

Обычно Ляля была самой ранней посетительницей, занимала свою клеточку и наблюдала за происходящим. Но сегодня первые пациенты поступили еще раньше.

В приемнике на одном из столов уже лежали два мохнатеньких отравившихся шпица, им было не больше месяца. В их крошечные лапки врачи ввели катетеры и подключили к системам.
Они лежали на боку не шевелясь, глаза слезились, а сверху над ними склонились две женщины, их глаза тоже набухли от слез.

За Лялей закрылась дверца и она, поглядывая на щенков, угнездилась на мамин тапочек, который врачи благосклонно разрешали приносить с собой.

Часы пробили десять.
Хлопнула входная дверь, в клинику зашли озабоченные хозяева с шевелящимися сумками в руках.
Начался новый день.

Ветеринарная лечебница представляла собой двухкомнатную квартиру и находилась на первом этаже обычного жилого дома.
Одну комнату занимала операционная - святая святых. В другой был и приемный покой, и дневной стационар, и кабинет УЗИ, и процедурная. В ней и стояла Лялина клеточка, где она день за днем принимала медленные капельницы в надежде на выздоровление.

Заправлял в клинике доктор Чижов. Ему было лет сорок. Курчавые с проседью волосы, моложавое лицо, два серебряных колечка в ухе и обручальное кольцо на правой руке.
Работал он почти без выходных. В четверг только уходил с обеда, у него был банный день.
Вместе с ним в лечебнице трудились две Насти. Первая - миниатюрная блондинка с пронзительными синими глазами, вторая - еще более миниатюрная брюнетка с крашеными розовым волосами.
Нипочем были этим хрупким девушкам сопротивляющиеся доги, скалящиеся овчарки и горячо дышашие тежеловесы маситфы.
Они водружали их своими тонкими руками на стол, мерили температуру, брали анализы, ставили прививки.
Верные помощницы справлялись не только с великанами, но и с карликовыми крошками, с первого раза ювелирно попадая в их миниатюрные венки, нежно подбадривая и животных и их хозяев.

Итак, закрутился новый день. Хотя, завертелся он не для всех, ход его отличался своей скоростью: для лекарей побежал обычный день, похожий на вчерашний, который промелькнет и не заметишь, а для приходящих время текло иначе, тише и медленнее. Они пребывали в ожидании очереди или диагноза, разглядывали друг друга, вступали в необременительные беседы, сочуствовали больным, улыбались здоровым. Одним словом жили. Жили непривычной для них жизнью, тем самым продливая ее, растягивая время, оставляя моменты с собой.

Лялино время, хоть собачий век и быстротечней человеческого, текло здесь не торопясь, все было новым и любопытным. Она наблюдала смену пациентов, и интерес к происходящему не давал ей уснуть - ускорить день, приблизить его к концу.

Сейчас она следила за доктором.
Посетительница протянула ему изящную белую кошечку.

- Ну, иди ко мне, подруга, - сказал он кошке, кивнул хозяйке:
- Заполняйте согласие на операцию.
А через пару минут уже брил шерстку на мягком кошачьем животике.

Сегодня по плану были две стерилизации. Эта кошечка и кот, который задерживался.

- Видно, не хочет своих бубенцов лишаться - шутил доктор.

Кот и вправду не хотел, за него все решили хозяева. Слишком беспокойным был их третий по счету метровый мраморный мейн-кун, мучимый внутренней жаждой продолжения рода.

Словно понимая куда едет, всю дорогу он подвывал и вздрагивал.
А когда его занесли в тепло, пахнущее спиртом, собаками и еще черт знает чем, он подумал о самом страшном, и, до жути испугавшись своих мыслей, неожиданно обмяк прямо в руках хозяина.

- Доктор! - захрипел хозяин.
- Доктор!!! - заголосила его жена.

Прибежали две Насти, схватили кота и бросились с ним в операционную.

Хозяева мешались под ногами.

- С дороги! - рявкнула светлая Настя, а Настя темная плотно закрыла за собой дверь.

Ляля еще не слышала здесь таких криков и вся насторожилась, заерзала в своей клетке, высовывая сквозь прутья нос.

Из операционной не доносилось ни звука.
Жена не в силах ждать выбежала на улицу, а муж стоял и раскачивался из стороны в сторону, успокаивая нервы, он знал о слабом сердце своих котов,  иногда не способных пережить стресс.

Через пять минут две Насти вынесли ему большой тихий сверток.

- Мы пытались реанимировать, но, к сожалению..

Хозяин замычал, сжав губы, забрал мертвого кота и, не сказав ни слова, вышел в дверь.

В клинике повисла душераздирающая тишина.

Но тут же в дверь зашел другой мужчина. Не зная о только что приключившейся трагедии, он бодро спросил:
- Можно?

В приемнике мужчина достал из-за пазухи черного, без единого пятнышка кота.
 
- На что жалуетесь? - спросил доктор.

- Орет он.
И в подтверждение слов кот тут же протяжно завыл.

Ляля удивленно посмотрела в его сторону.

- Давно? - уточнил доктор.
- Как я его с улицы забрал, четветый день.
- А до этого?
- Мурзик тихий был. А этот орет.
- Подменили вам кота, получается?
- Я сам виноват. Понимаете, жена в командировку уехала, а Мурзик сбежал. И черт бы их побрал эти социальные сети, жена прочитала сообщение про сидящего на улице черного кота, звонит и говорит, езжай, мол, спасай - это Мурзик. Приехал я. Вроде Мурзик, но орет. Ну, думаю, шок, наверное. Привез его домой, а он по дому, как ошалелый носится и опять орет. Уехал я на работу, некогда мне с ним рассусоливать.
Вернулся вечером, он все так же орет.
Захожу в спальню, принюхался. А он в комод, прямо в вещи нагадил, скотина.
А Мурзик то наш на унитаз был приучен, высокой культуры был кот. А этот - насмешка природы!
Три дня у меня уже вместо спокойного ужина - уборка и стирка. Звоню жене, доказываю, что не Мурзик это, фотографирую, отправляю.
А она уперлась - "Жди, приеду, разберемся".
Ей, конечно, не надо каждый день его испражнения по дому собирать, и вопли эти слушать.

Пока говорливый хозяин жаловался на свою судьбу, кот, продолжавший временами завывать, был ощупан и осмотрен. Видимых и невидимых повреждений не было.

- Давайте анализы возьмем? - предложил доктор.
- И сдался ты мне.. - буркнул хозяин коту, вздохнул и, повернувшись к врачу, выдохнул:
- Что поделать, берите..
- Как певца вашего записать?
Мужчина махнул рукой:
- Пишите "Мурзик", черт с ним!

В одиннадцать врачи отправили оживших и повеселевших шпицев домой и ушли в операционную - резать белую кошечку.
Входная дверь молчала, посетителей не было, и Ляля забылась коротким ярким сном.

Ей приснилась мама.
Она сидела за обеденным столом в своем мягком кресле, а Ляле во что бы то ни стало нужно было попасть к ней на колени. Не могла она быть просто рядом, хотелось слиться в одно целое, плотно прижаться всем телом и наслаждаться. Но во сне мама не обращала на нее внимания, сколько бы она не скребла ее передней лапкой, вставая на задние, как бы трогательно не заглядывала своими чёрными бусинками в мамины глаза.

Ее разбудил скрип открывающейся двери.

В лечебницу медленно, шаркая ногами, зашел старик.
За ним на провисшем поводке так же неспешно, тяжело дыша, плелся черно-серый спаниель. Они были похожи друг на друга унылостью седых волос и тяжестью прожитых лет. Больше того, одеты они были в одинаковые свитеры. Дед вязал их спицами из коричневой пряжи, оторочив воротники желтой мохеровой ниткой, приговаривая:
- Будет нам с тобой тепло зимой, Агата!

Собака получила имя в честь хозяйского любимого автора. С трепетом прочитал дед все детективы Агаты Кристи, и с любовью, зная концовку, перечитывал их вновь, ища доказательства вины преступника, комментируя, зачитывая цитаты вслух своей верной подруге.

- Опять запор у нее, доктор.
- Корм нужно менять, я говорил вам в прошлый раз.
- Дорогой он, а пенсия копеечная.
- К нам постоянно ходить тоже не дешево.
- Вы правы, не подумал я, ну, что ж сегодня еще примите нас, а в понедельник пенсия, я приду и корм куплю.
- Мы в долг вам можем дать, вернете как разбогатеете.
- Спасибо доктор - в глазу у старика заблестела слеза благодарности, и он смахнул ее своей морщинистой рукой.

А доктор, не заметив сентиментальности момента, уже занялся Агатой:
- Ну, проходи, на клизму, подруга, будем твое содержимое добывать.

И спаниелиха послушно пошла на экзекуцию в надежде на облегчение.

Ляля прислушивалась к бульканию воды и тяжелому дыханию Агаты, принюхивалась к затхлому запаху.
Сама она до недавнего времени источала исключительно тонкий аромат французского шампуня. И только сейчас, заболев, стала пахнуть беспомощностью и слабостью.

Тот же болезный дух шел от Барона, ее брата по несчастью, достойного представителя русских пегих гончих.
Каждый день хозяин приносил его на руках и не без труда взгромождал на соседний стол. Тридцать килограмм не шутки, это целых двадцать Ляль.
Правда, с каждым днем хозяину становилось все легче, Барон стремительно терял вес.
Почки перестали работать, забились белком. Гемодиализ бы, но его и для людей то не хватает, а собачья судьба без почек - спасительная эвтаназия.

Хозяин не мог решиться убить своего друга, со слабой надеждой тащил его в лечебницу, оставляя на попечение врачей.

Барон держался величественно, лежал на столе, как на царском ложе, гордо поднимал голову, пока мог.
Так же достойно испустил он дух, оглянув напоследок свое финальное пристанище налитыми кровью глазами.

Смерть здесь была таким же обыденным явлением как и жизнь.

Из постоянных обитателей в клинике остались две белоснежки: Ляля и отошедшая от наркоза кошечка, расставшаяся со своими мечтами о котах.

Остальные пациенты были приходяще-уходящими.
Пришел сенбернар с оторванным ухом, ушел с зашитым.
Принесли корги со сломанной ногой, унесли в гипсе.
Притащили укутанную в полотенце шиншиллу, подрезали зубы, вернули восвояси.
Привели беременную мопсиху, сделали УЗИ, отправили домой, дожидаться родов.

День стремился к концу. За окном стемнело. А дверь продолжала хлопать. Очередь копилась, прибывали новые пациенты. В движениях врачей чувствовалась вечерняя усталость.

Ляля тоже устала глядеть на бесконечную реку своих собратьев, затекающую в лечебницу, делающую разворот, и утекающую обратно.
Она смотрела на дверь и ждала маму.

Она чувствовала, была уверена, знала - скоро мама заберет ее домой, будет плакать, целовать, поить лекарством. Будет любить.
Они уснут рядом. И, может, болезнь смилостивится, даст им шанс, и завтра наступит новый день.