Девятиклассник, или чёрный принц. 5 глава

                5 глава (1)
1
   Марк не так легко отнесся к школьному конфликту, как это могло показаться со стороны. Он по природе своей не любил ссор и шел на них, только когда однозначно не было другого выхода.
   Он предчувствовал то, что уже что-то произошло.
Еще по прибытии в Россию, в аэропорту Домодедово, едва он с матерью сошел с трапа самолета, пронеслось: «Понаехали, спидоносцы».
Мать сжалась. Марк это почувствовал.
По идее, откровенную скабрезность должен был воспринимать в свой адрес он. Но было иначе.
Марк, как и отец, гордился черным цветом своей кожи, гордился историей своего народа и лично своими африканскими родственниками!
Его не раз дразнили в школе Булавайо за то, что он полукровка. Марку было и неприятно, и стыдно одновременно, и страшно, страшно обидно. Ведь он же в этом не виноват!
Однажды, когда отец пришел поздно вечером из больницы, Марк не выдержал и поделился с ним своими горестями.
Отец привычно не стал шуметь и посмеиваться, был, как всегда, серьезен и внимателен.
- Запомни, - сказал отец, – в жизни будет много ситуаций, когда обстоятельства будут прямо заставлять нас стыдиться самих себя. Поддашься малодушному соблазну и испугаешься – пропал! Выстоишь – значит, король. Запомни, если есть то, что почитают люди за недостаток, выдвини его на первый план, то есть подчеркни. И недостаток исчезнет! Не тебе диктуют условия. Ты диктуешь. У тебя русские корни – гордись! В тебе течет кровь непокорного народа. Россию никому не удалось завоевать.
   И в Марке все переменилось. Сразу! Так бывает. Он понял то, что слышал много раз. Понял сердцем! И гордо поднял свою курчавую голову: я – полукровка!

Когда матери потребовалось срочно вернуться в Россию, она хотела сначала ехать одна. Девочек брать с собой? Не засмеяли бы, не обидели бы. Марк – другое дело. Он всегда сможет постоять за себя! Но с ним было сложновато. Лучше одна.
Отцу не понравился план матери. Но ехать нужно было срочно. Во всяком случае, мать постоянно об этом говорила.
Она тосковала. И отец видел это. И понимал! Возможно, он еще отчетливо помнил свою первую русскую зиму, когда не мог найти ни капельки тепла; ему было муторно при виде людей, одетых в шапки и шубы и жующих прямо на морозе мороженое. Он хотел домой! Но вернуться не мог. Таис, отец и мать. Они в него верили, столько вложили в него, следовало мучиться, набираться ума-разума и терпеть.
   Анна Ивановна же по приезду в Булавайо ныла безостановочно: «Жарко». Доктор Ронино ее не понимал. Он вырос в этой жаре, любил жару. Но осознавал, что для некоторых жара – чужая.
Наверное, поэтому он прощал жене многие ее не совсем красивые выходки. Но все имеет свой предел.
   
   Анна Ивановна просто сильно соскучилась по родине. Она искала любой рациональный предлог, чтобы приехать в Россию. В Африке для женщин родина –  ее муж и дети.
Но Анна Ивановна не была африканкой.
- Можно продать в России квартиру! Будут деньги,  – не раз говорила она доктору Ронино.
Она еще говорила, что нужно ухаживать за престарелой матерью. Надо помочь, в конце концов! Разве в Африке не почитают старость?
  Доктор Ронино никогда не сдавался. Не сдался он и в этот раз.
Его, как человека неглупого и твердо стоящего на земле, конечно, интересовали материальные ценности семьи его супруги, но мотив для отъезда он нашел другой.
Он думал о сыне.
Логика Неренги-Шегла старшего была убийственно проста: парню требуется психологическая закалка! Чтобы он осознал себя как личность, как мужчину, как африканца и русского одновременно. Чтобы определил цели в жизни.
   Доктор Неренга-Шелг понимал, что требуется сменить обстановку, повариться в другой среде и обкатать выверенные ранее жизненные принципы.
Рони, большой, зрелый, серьезный, кивнул сыну: «Поедешь с матерью». И Марк не посмел ослушаться. И даже не спросил, когда можно будет вернуться домой. Лишь с подчеркнутым благородством вскинул голову: «Да!», и в тот же вечер собрал свои вещи (только самое необходимое).
  Анна Ивановна подумала сначала: «Шпиона негр проклятый послал», она уже совсем не понимала своего африканского мужа. Но потом с русским смирением успокоилась: все-таки сын едет, не кто-нибудь.
С Марком у нее давно отношения установились строго регламентированные, никаких нежностей и доверительностей.
Анна Ивановна даже немного побаивалась Марка. Ведь копия отец!
Если бы сказала об этом Марку, подарила бы ему один из самых бесценных комплиментов!
Но она не сказала.   
2
В милицию из-за Марка мать вызывали. Ходила в милицию и бабушка. На пару они перекричали милицейскую сирену, доказав, что все случившееся – национализм, и еще кое-кто за это кое-где ответит.
  Когда Марк вернулся домой, мать встретила его сдержанной радостью. Она действительно испугалась за сына и теперь облегченно вздыхала, что все благополучно закончилось. Бабушка, маленькая, громозденькая, очкастенькая, начхав на все дистанции и регламентации, без конца тискала чернокожего внучка. Марк мужественно терпел ее чудачества и даже из приличия съел тарелку кислых щей, но хватило его не на долго.
- Я занят, - сказал Марк и закрылся в выделенной персонально для него комнате.
Тело его горело. Боль в сломанных ребрах была такой, что хотелось на стенки лезть!
Марку не терпелось поскорее позвонить отцу, спросить совета (это как раз по его прямой специальности) и просто по-детски пожаловаться, но гордость, неумолимая африканская гордость не позволила ему этого сделать.
Терпеть! Он мужчина, воин. Справится.
Ночью боль стала еще более невыносимой, Марк открыл глаза и провел длинными пальцами по лицу. Оно совсем мокрое!
Марк привстал на диване и осторожно вдохнул и выдохнул. Что с ним?
   Ничего! Когда только начал внятно говорить по-русски, тоже получалось не «ахти» как. Но сейчас никто и не поверит, что Марк безвылазно прожил в Зимбабве тринадцать с половиной лет! У него чистый российский выговор.
   Ребра болели.
И Марк вспомнил!
Так всегда бывает, что главное приходит в самый критический момент.
Марк вспомнил своего дядю – колдуна Зуну.

Вообще, Африка без колдовства, не Африка. Колдуны там произрастают из самых обычных на первый взгляд людей. В Африке колдуют все кому не лень и свято верят с силу и мощь колдовства.
   Это дико там, где колдовать не принято.
А вот в Зимбабве, если приехать, положим, в любую деревеньку и не поинтересоваться: «Что любит из подарков ваш колдун?», считается дурным тоном.
Колдуны в Зимбабве есть везде, и их следует задабривать.

Дядя Зуну жил в деревне недалеко от Булавайо. Таис часто навещала дядю и при случае брала Марка с собой.
Как только статная фигура Таис показывалась возле деревенских хижин, все – от мала до велика – высыпали на улицу и окружали гостью. Вопросы сыпались один за другим. Интересно, что вопросы не менялись, как, впрочем, и ответы Таис. Из года в год, из месяца в месяц повторялось одно и то же. Но это всех устраивало, да и служило показателем прекрасного воспитания. Но, наверное, с деревенской точки зрения. Горожане в Зимбабве давно прониклись важной английской чопорностью.
   Таис всегда брала с собой подарки. Много подарков! Они прямо разоряли Таис. Но – таков обычай. Не дай бог, обделить кого-нибудь. Не просто обидится – наколдует, что и не оберешься потом!
Понятия «одиночества», как такового, в Африке не существует. Армия родственников – показатель здоровых отношений (или здоровой личности). Родственников не следует опасаться и сторониться. С ними следует водиться!
   Таис приносила с собой корзины ватрушек, которые вмиг исчезали в вечно голодных черных животах, приносила знаменитые русские блины (Анна Ивановна старалась), которые съедались с такой же скоростью, приносила шариковые ручки, блокнотики, в общем, много чего.
 Но – чтобы никто не почувствовал себя обделенным! А то: у него так, а меня так? В Африке так не принято! Всем, так всем.
Во всяком случае, в деревне дяди Зуну Марк неоднократно лицезрел именно такой распорядок.
   После раздачи подарков деревенская голытьба обычно тащила Марка к белым лебедям, расположившимся в зарослях пруда.
Лебедь – птица воинственная и то и дело шипит, а то и клюется. Но трогать лебедей нельзя! Они неприкосновенны.
    Лебеди считались талисманом, и деревенские родственники, демонстрируя их соплеменнику-полукровке, вроде, выказывали тем самым Марку некоторое почтение. Но Марк не приходил в восторг. Лебеди как лебеди. Сколько можно на них смотреть?
  Однажды Таис принесла всем довольно дорогие подарки: расписные деревянные ложки под «хохлому». Таис специально выписывала их из России. Разумеется, в этом ей способствовала Анна Ивановна.
Ложки произвели на деревенских родственников неизгладимое впечатление. Они узрели в их цветастой росписи нечто особенное и долго и протяжно цокали языком. 
Таис не скрывала своей необъятной радости! Она не просто угодила, она принесла им кусочек иного мира, той «урусии», о которой эти люди слышали только из легенд и мечтали к ней прикоснуться.
Таис была горда.
Когда Марка вновь потащили к лебедям, он даже не вздохнул и не выказал никакого сопротивления. Правила приличия (и, пожалуй, выработанный иммунитет против навязчивости и однообразия) взяли верх.
В тот день дядя Зуну, высокий худой, в коротких шортах, в замызганной драненькой майке, подошел к Марку и положил ему на плечо свою тяжелую жилистую руку.
  Марк обычно видел дядю Зуну, сидящим на корточках возле хижины и неподвижно глядящего в пространство. На его совести были атмосферные осадки, или говоря проще – дождь. Никто не сомневался, что именно по велению Зуну приплывает издалека тучка и лихо мочится на африканскую землю.
  У Зуну были в обиходе какие-то глиняные горшки, всегда пустые, по которым он стучал иногда, закатывал глаза и зычно звал долгожданную для Африки непогодь. Но не проливные дожди! Их Зуну заставляли останавливать. И, если у него не получалось ( а дожди в Африке  могут вылиться в бедствие), то женщины могли сердито топнуть на Зуну ножкой (иногда!), - что, дескать, схалтурил колдунишка, невнятно заклинал, - и попросить вернуть обратно подношения.
 
  Дядя Зуну учил Марка заговорам. Это странные наборы звуков с завываниями. Марк повторял за дядей, чтобы не обидеть его. Но никогда не относился к самой процедуре сколько-нибудь серьезно.
Дядя Зуну считал четвероюродного племянника очень способным к шаманству!
- Гляди, курица убежала! – восклицал он после того, как Марк послушно повторял очередное причитание. – Получилось! Получилось!
Дядя Зуну видел в поведении курицы знак свыше. Куры в его понимании представляли собой нечто большее, чем просто суповой набор с перьями. Кур он почитал как божественное провидение. Марк же рассуждал (про себя, разумеется) более здраво: «Куры бегают всегда и бегают везде. На то она и курица, чтобы носиться по двору».
Но был один случай. Один! Который оставил в душе Марка неизгладимый след.
Марк заболел. Отец, естественно, его осмотрел, потом еще осмотрел. Дал сыну какую-то таблетку. Он уснул.
 Утром, когда Марк открыл глаза, то увидел перед собой полные ужаса глаза матери и безмятежное изрытое морщинами лицо дяди Зуну.
Отец кивком сделал знак матери, и они вместе вышли. А дядя Зуну достал тугой упругий барабан, начал настойчиво стучать по нему пальцами и, нелепо поднимая ноги, приплясывать.
Марк не удивился особо, он уже видел подобную фантасмагорию.
Удивился он года через два, когда понял, что это именно отец, а не кто другой, привел из деревни дядю Зуну! «Отец? Почему? Он что, сам не мог поставить диагноз?»
 Тогда, вволю покуражившись в комнате Марка, дядя Зуну внезапно успокоился и с достоинством сказал отцу: «Все». Что это означало, не все понимали. Но к вечеру у Марка спала температура.

…Болели ребра! Страшно болели.
Марк встал в темноте и, прикрыв глаза, обратился мысленно к далеким предкам, затем тихим голосом стал твердить непонятные сочетания букв, преодолевая собственную немощь, стал раскачиваться из стороны в сторону, бормоча заветные шаманские слова.
На секунду ему показалось, что он – в Булавайо! Что рядом стоит пышнотелая Таис и радостно улыбается. Вокруг чистота и порядок, муж Таис стоит тут же и держится как истый английский джентльмен. Старший сын Таис, сверкая белозубой улыбкой, несет на голове поклажу – багаж американских искателей приключений. А вот, прямо как олимпийская чемпионка, по двору шустро пробежала курица!
Марк открыл глаза.
Сердце стучало ровно и спокойно. Весь дом спал. Тишина не давила, как раньше. Тишина давала блаженство – возможность думать и вспоминать.
Марк лег и, успокоенный, сладко вытянулся на тахте. Через минуту он полностью погрузился в сон.