Немецкий сапожник

  Зима 1983 года. ГСВГ, Кёнигсбрюк.

  Я купил себе немецкие офицерские сапоги. Почему именно их? Да потому, что они были на меху и немецкая зима (которую зимой можно было назвать очень условно) была в них не страшна.

  Но т.к. мне предстояло в них отходить не один день, а подошва была невысокого качества, я решил сделать качественный тюнинг у местного сапожника: накатать подошву и поставить хорошие подковы-набойки на каблуки.

  Мой друг, замполит ремонтной роты, посоветовал сходить к одному камраду-сапожнику, который за умеренную плату делал сапоги подавляющему большинству офицеров нашего гарнизона.

  Выбрав один из свободных от службы дней, я взял сапоги и вышел в город, где по указанному адресу нашел нужного мне камрада.

  Встретил меня небольшого роста, подвижный старичок, лет семидесяти, провел к себе в комнатку, уставленную обувью разных моделей и фасонов.

  Достав свои сапоги, я на пальцах стал объяснять ему, что хочу получить в итоге.

  -Ё… мать… (далее нецензурно)

  Я немного опешил. Немец разговаривал на русском матерном, как на родном немецком.

  -… … … сапог!

  Он вертел сапоги, осматривая их со всех сторон. Потом взялся за работу.

  -Ты, …,  удивльон? Я быть руски плен, сорок четвертый год…

  Я с интересом посмотрел на немца. Впервые я видел человека, который воевал в Великую Отечественную, да еще и против нас, и пытался разобраться в своих чувствах. С одной стороны после войны прошло почти 40 лет, а с другой – немец убивал наших,  и, скорее всего, убил не одного советского солдата.

  Пока камрад занимался ремонтом, он на ломаном языке пытался рассказать мне, что он служил в тыловых частях, с русскими солдатами он не воевал, а в плен попал в результате окружения их подразделения частью Советской армии.

  Он не был ярым фашистом, выполнял присягу, и я как офицер должен был понять его.

  После войны  работал где-то на стройках на Урале, а в 50-х годах вернулся домой в Германию. А т.к. он был из-под Дрездена, то и остался жить в ГДР.

  Прощаясь со мной, он сказал, что больше всего его поразило то, как русские стояли насмерть даже тогда, когда шансов остаться в живых не было никаких. И сокрушенно покачав головой, добавил, что Гитлер забыл заповедь Бисмарка: «Заключайте союзы с кем угодно, развязывайте любые войны, но никогда не трогайте русских.»

  Я вышел на улицу со смешанным чувством…

  Я не мог понять его не как офицер, а как русский человек.

  Я не мог понять и принять не его конкретно, а всех тех, кто пытался завоевать мою страну.

  Я не мог понять и поверить в то, что человек, пробывший почти всю войну на Восточном фронте, не убил ни одного советского солдата.

  Я не мог понять и простить Германию за то, что они натворили на советской земле.

  Я подошел к мусорному баку и выбросил свои отремонтированные сапоги.