Володька

         Что можно сказать о Володьке, друге Сергея, Володьке, который влюбился по уши в тихоню Олесю. Начать, пожалуй, следует рассказом о его родителях. Отец его, Григорий Иванович Черноиваненко, по местному, Грицько, учился в одном классе с матерью Володьки Флорой Марковной Лифшиц. Грицько был по отцу казачьего роду. Предки его воевали вместе с Богданом Хмельницким за освобождение Украины от Польского господства. Когда Екатерина Вторая решила все казачьи полки приписать к российским, а вольных оседлых казаков закрепостить, его предок сбежал вместе с такими же вольнодумцами в кубанские степи. И где они только не побывали, пока не осели вместе с другими вольными казаками на Кубани. У казаков Донских и Кубанских был закон: не жениться на крепостных крестьянках, чтобы не вносить в свой род рабский дух.
        Но, участвуя в разных войнах, казаки привозили оттуда  пленённых женщин, прозывавшихся  ясырками. Так и один из его предков привёз с русско-турецкой войны молодую турчанку. И потомки их из голубоглазых и белобрысых стали чернявыми, что оправдывало их фамилию Черноиваненко. Конечно, вечные войны и революции разодрали-разбили страну на белых и красных. Однако его белое казачье войско примкнуло со временем к красному казачеству. А когда установилась Советская власть, все мужчины в их семье становились военными. Много мужчин  в их роду положило свои жизни на фронтах Гражданской и Отечественной войн, но все родившиеся мальчики в их роду всё равно предпочитали только военную службу, как и отец Володи. Мотаясь по военным гарнизонам и частям на просторах нашей необъятной Родины, Грицько не всегда успевал окончить один класс в одной школе, как его отец получал назначение в другой гарнизон.
        Итак, они добрались до Киева, где поселились в квартире на территории военной части. Его отец планировал уйти в отставку и остаться в Киеве уже навсегда. Он приобрёл участок под Киевом и начал строить себе дом, чтобы, будучи в отставке, перебраться в него с семьёй, если не удастся  получить государственную квартиру. В шестом классе у Грицько  были проблемы с учёбой. Он не знал украинского языка из-за частых переездов родителей по гарнизонам. От украинского языка освобождали в школах детей не украинского происхождения. В школу он пошёл учиться с шести лет, как делали многие мальчики, чтобы на случай провала экзаменов при поступлении в институт, успеть ещё один раз попытаться поступить до армейского призыва.  На вольных хлебах Грицько очень быстро почувствовал свободу, но ум его был не взрослого, а ребёнка, и потому он учился плохо и много шалопайничал. Ему бы на коне скакать, а не сидеть за партой, когда его вольная душа предпочитала гонять по степи, как его казацкие предки. Тогда учителя решили приставить к нему буксир в виде старосты класса Флоры Лившиц, отличницы и главаря класса. Все классные вопросы о сборе денег на нужды класса, походов в театры, кино, экскурсии, пропавших книг и всяческих неприятностей решала она. Маленького роста, чуть полноватая, боевая, с тяжёлой рукой, которую могла приложить и к хулиганам, если того требовали обстоятельства. Когда в учительской комнате в шутку спрашивали, кто в их классе классный руководитель, был шуточный ответ – Флора Лившиц, тогда как классный руководитель, спокойный, с мягким характером  Николай Григорьевич при ней состоял.
        Несколько слов о её предках. Они прибыли из Германии в Россию вместе с немцами по приглашению Екатерины II и расселились на отвоёванных у Турции землях. Пока князь Потёмкин был у царицы в фаворитах, им жилось неплохо. Князь был большой любитель всех восточных тонкостей и с удовольствием приглашал восточных людей в гости, любил слушать мудрые речи и притчи раввинов и даже сам надевал себе на голову ермолку. Но времена менялись, на его место приезжали новые фавориты императрицы. Со временем русские купцы-старожилы не очень хотели уступать евреям свои угодья и писали царице на них жалобы. Кончилось это тем, что она запретила евреям съезжать с их оседлых мест Причерноморья, Крыма и Кавказа. Но и царей век не долог, а новые цари относились по-разному: одни им благоволили, другие – гоняли.
        При Николае I, которого в народе прозвали за наказание солдат шпицрутами Николаем Палкиным, было велено брать еврейских мальчиков в армию. При рекрутском наборе набирали их иногда с двенадцати лет, вследствие чего они умирали в дороге, так как из-за хрупкого сложения над ними посмеивались и издевались как офицеры, так и рядовые. А на обед подавали, как и всем, блюда со свининой, которую еврейского происхождения подростки есть отказывались по религиозным причинам. Многие евреи, кстати,  приняли православие и стали жить, как все русские, имея, таким образом, возможность вступать в брак с не евреями, и просто растворились. Соплеменники их обходили стороной, а в некоторых еврейских семьях плакали над их одеждой, как над покойниками, хотя твёрдо знали, что коли переехали жить в новую страну, нужно принимать её порядки и устав.  Ещё при Петре I был введён закон, что если иноверец, принимает православную веру, то получает все привилегии и даже дворянские титулы за заслуги перед царём и Отечеством.  В русско-турецкую войну евреи были хорошими разведчиками, так как внешне ничем от турок не отличались. Но награды, денежные премии они не получали, если не принимали православие.  Они были хорошими крестьянами, ремесленниками, купцами, врачами, музыкантами. Многие купцы со временем пошли в гору, став банкирами, и даже государственными служащими, но наступавшая волна антисемитизма часто сбрасывала их с карьерной лестницы.
        Прокатившиеся волны антисемитизма во время русско-японской войны лишили их всех привилегий, и даже пришлось покинуть все крупные города России. В Европе пробовали за них заступиться, пригрозив России закрытием её счетов в европейских банках. Но это не только не спасло евреев, а только ещё больше усугубило их положение. Их выселили из домов и запретили всем жителям сдавать им квартиры, даже на ночлег. А банды черносотенцев с плакатами понеслись по всей стране с плакатами: «Бей жидов – спасай Россию!». В одних украинских сёлах их выдавали свои же односельчане, а в некоторых крестьяне выходили с косами и вилами и кричали прибывшим погромщикам; «Геть звiдси! Це нашi жиди; захочемо, сами iх можемо вбити!» После этого евреи, кто поумней, решили не ждать у моря погоды, а перебраться в крупные многонациональные города Одессу, Харьков, Донецк, Киев. Так поступили и предки Флоры. Конечно, погромы были и в городах, но там было больше возможностей укрыться. А по украинским деревням и степям гуляли банды петлюровцев, зная, что все их грехи припишут самому Петлюре, хотя он казнил даже генералов, устраивавших еврейские погромы. Но он был просто не в состоянии уследить за всей армией, также как и Деникин, подчинённые которого устраивали погромы, мотивируя тем, что молодые евреи были большевиками, и вступали в ряды Красной армии. А уже и на них самих начали напададать банды Махно, Маруськи Зелёной и других, для которых было всё равно какое вероисповедание, лишь бы было что забрать. Молодые евреи, после всех трагических событий в большинстве своём вступали в Ленинскую партию большевиков и шли служить в ряды Красной армии. У самой Флоры дед Давид работал ранее на заводе токарем, а теперь устроился работать сапожником, поскольку вернулся с Отечественной войны с орденами и медалями, но без ног, а бабушка Сара работала в ателье портнихой. Когда пришли гитлеровцы, Давид, перед тем как пошёл на фронт, настоял, чтобы Сара с пятилетней дочерью уехала к его дальним родственникам в Ташкент. А мать и отец Сары и её сёстры не желали покидать свою квартиру. Её отец не мог до конца поверить слухам, что нация, которая породила таких великих музыкантов, какими были Моцарт, Бах, Бетховен, поэтов Гёте, Шиллера, окажется такой жестокой. Семью эвакуированной Сары с пятилетней дочкой – мать, отца и двух младших сестёр – оккупантам выдала дворничка, которая позарилась на их квартиру и вещи. Расстреляли их вместе с другими евреями в Бабьем Яру.
        Когда Советские войска освободили Киев в конце 1943 года, все полицаи, доносчики, немецкие проститутки, не успевшие убежать, были угнаны по этапу. А в их квартиру вселилась семья, вернувшись из эвакуации раньше их, но обнаружившая, что их собственную квартиру заняли люди, которые оставались в Киеве всю войну. Сара с девятилетней дочерью Беллой вернулись в Киев. Но, обнаружили свою квартиру занятой другой семьёй, которые не желали их впускать. Тогда они влезли через окно в одну из своих четырёх комнат, которая была совмещена ещё с одной маленькой комнаткой. Напротив кухни были такие же две комнаты, только чуть больше по размеру, в которых проживала занявшая их ранее семья. А кухню разделили на две семьи, укрепив график дежурств и мытья общих помещений – кухни, туалета, общего коридора.
        Со временем, когда провели АГВ и с печкой, примусом и керогазом было закончено, им поставили газовую плиту для варки.
        В 1944 вернулся из госпиталя без ног Давид. Он уже не мог вернуться к станку и поэтому занялся починкой обуви, чему его ещё мальчишкой научил отец.  А ещё через год родился Марик, которому отец потом передал все тонкости своего ремесла. Крики и плач детей, вываренные на кухне пеленки, развешенные в общем коридоре, раздражали их соседей и, они вскоре поменяли свою двухкомнатную квартиру с одной учительской семьёй, у которых вскоре родилась дочь Стелла. Вскоре обе семьи подружились, что даже вместе обедали, устраивали в коммунальном коридоре совместные посиделки на праздники или просто приятельские обеды. Но, когда со временем, старшая дочь Белла вышла замуж и переехала жить к родителям мужа, у Марка со Стеллой вспыхнуло взаимное чувство любви, из-за чего обе семьи резко рассорились. Люди с высшим образованием в те времена не любили родниться с людьми, не имеющими высшего образования. Но, когда дети поставили их перед фактом, то есть сообщили им, что Стелла в положении, их родители опешили.
        – Где вы успели!? Мы же постоянно находимся в квартире, – недоумевали родители обоих «провинившихся».
        – А мы на антресолях… – сообщила им Стеллочка.
         Родителям ничего не оставалось, как поженить их, перед призывом Марика в армию. Когда родилась дочь, Марика отпустили из военной части на короткий отпуск к дочке. Со временем, когда жизнь в стране начала налаживаться, Давид как инвалид войны смог стать на очередь на кооперативную квартиру,  которую они получили в районе Оболонь вместе с Беллой, её мужем и родившимися со временем двумя разнополыми детьми. А Марк и Стелла, остались жить в старой квартире. Дочь их Флора была одета с иголочки, благодаря помощи бабушки с дедушкой, и буквально с пяти лет научившаяся читать, складывать цифры, запомнившая без труда таблицу умножения. Она могла уже сама читать себе сказки и детские книжки, благодаря другим бабушки с дедушкой. Потом их гордость приняли в музыкальную школу, и по коридору полились из раскрытого немецкого рояля вначале нудные гаммы и арпеджио, а затем уже красивые мелодии известных классиков: Революционный "Двенадцатый этюд" Шопена, "Осенняя песня" Мендельсона-Бартольди, пьесы и этюды Моцарта, любимая "Лунная соната" Бетховена и многие другие…   
        В своей доченьке родители души не чаяли, водили в музыкальную школу, одевали в красивые платьишки, которые мастерски шила её бабушка-портниха, а обувь шили отец и дед. В школе она была круглой отличницей, гордостью школы. Ни один школьный вечер не обходился без неё, так как она очень хорошо пела грудным голосом народные и лирические песни, играла на школьном фортепиано.  Когда Флоре предложили подтянуть двоечника Грицько по математике, русскому и украинскому языку, она после уроков направилась к нему домой.
        – Что тебе от меня нужно? – заявил грубо двоечник.
        – Мне нужно, чтобы ты учил уроки русского языка, украинского и математики, – властным, не терпящим возражения голосом сказала, жёстко глядя в глаза парню, девочка.
        – В этот момент на пороге появился отец и потребовал от сына, чтобы он учил с девочкой-отличницей математику и русский язык, а украинскому он сам научит. И повелел жене говорить дома только на украинском языке.
        Для Грицько началась «суровая» жизнь. Дома родители говорили на украинском языке. Велосипед у него отобрали, пока уроки не подтянет. Флора приходила к нему после уроков и могла даже прикрикнуть, ударить кулаком по столу, если он отвлекался и не хотел думать.
        –  Пиши, я сказала! – кричала она и била кулаком по столу, когда Грицько начинал вместо повторения уроков паясничать и делать «рожи», как на школьных уроках.
       Однажды в школе он вскочил на перемене на парту и закричал на неё:
      –  Зубрилка! Зубрилка! Распрямилка! – после чего начал под классный хохот  строить ей гримасы, изображая не то чёрта, не то обезьяну.
        Но спокойная и уравновешенная Флора вскочила на парту рядом с ним и влепила ему своей мощной рукой пощечину, что он чуть не свалился с парты. Для Грицька это было сверх правил. Пацану он в ответ мог бы дать сдачу, но поднимать руку на девчонку, было сверх всех правил.
        – Что, Грицько, слабо! – начали подтрунивать одноклассники.
        – А для тебя слабо прыгнуть вниз с третьего этажа! – огрызнулся Грицько.
        – Хватит кривляться, клоун! – рявкнула Флора. – Все вы тут умники хвастаться, а выполнить обоим слабо!
        Тут Грицько подбежал к окну и прыгнул вниз, приземлившись на крону растущего под окном дерева, после чего спустился по стволу вниз. Для него это обычный манёвр, которому он с другими сыновьями военных не раз проделывал в гарнизоне. Мог и спрыгнуть с окна прямо на круп лошади, и скакать как все его предки казаки. К нему выбежал белый от перепуга вызванный физрук и, схватив за ухо, потащил в кабинет директора.
        – Зачем прыгал с третьего этажа? –  воскликнула возмущённая директор школы.
        – Назло Флоре!
        – А если Флора тебе скажет биться головой о стенку?
       Тогда Грицько начал биться головой о стенку. В школу были вызваны родители. После наказания в виде отчитывания на школьной линейке, неуду в дневнике, штрафных работ по внеочередной уборки школы и ремня, дома Грицько сам взялся за ум и подтянул свои оценки без буксира. Правда, после этого они с Флорой начали смотреть друг на друга уважительно. Но от его хулиганских выходок стонала вся школа, и отцовский ремень не всегда помогал. От его драк ломались парты, бились стёкла, во время походов в колхозы для уборки урожая собранные в поле помидоры летели по проезжавшим машинам, а во время школьных походов он лез на самые высокие деревья, прыгал с обрыва в реку, строил рога колхозным козам, вызывая их на поединок. А потом ему пришло в голову дразнить быка и он, повесив красную тряпку на палку, с криком «Тореодор, смелее в бой!» Благо, что последний был на цепи, но уже начал рваться на обидчика. А подбежавшая доярка отобрала у него тряпку и, сунув её под передник, отдубасила его своей метлой.  Потом ему пришло в голову поджёчь в поле сноп, что чуть не загорелось поле. Пожар потушили всем классом, а у их классной руководительницы, учительницы русского языка Полины Георгиевны сдали нервы до такой степени, что она вылила ему на голову весь матерный лексикон.
        Но в 8 классе он, вдруг… влюбился в подросшую и оформившуюся Флору. Во время уроков пробовал прищепками для развешивания белья ловить на парте её тетради и, развесив на открытом стекле полоску от хлопушки, поджигать. А Флора за это могла огреть его по голове книгой или портфелем.
        Время шло. Он уже вырос довольно рослым казаком, чуть ли не на голову выше Флоры. И если раньше с заходом Флоры в класс Грицько кричал:
        – Приходили к Флоре блошки, полоскали в супе ножки! 
        Раньше он вырывал её платок и, схватив зубами, бегал с ним по классу под хохот других школьников, за что получал обычную «награду», книжкой или портфелем по голове. Но теперь, уже к 8 классу, будучи значительно выше Флоры, когда она начинала возмущаться и хваталась за книжку с намерением его огреть по дурной башке, он мгновенно как пушинку подхватывал её и ставил на парту, под всеобщий смех класса, не оставляя пути к отступлению. Однажды, провожая её домой, в подъезде он, вдруг, схватил её в свои медвежьи объятия и заявил, что ему надоело прыгать вокруг неё как пацан, и, потому, он желает бросить школу и идти работать куда угодно, но чтобы она вышла за него замуж, иначе он её просто украдёт. Флора покрылась краской, но и в её уголке сердца давно засел этот вредный медведь. У них обоих вдруг вспыхнули чувства любви настолько, что они собрались бросить школу и пожениться. Возмущению обоих родителей не было предела, и они отобрали у них метрики.
        Отец Грицько видел в нём будущего военного, продолжателя их рода. А для родителей Флорочки было ударом, что их благополучная доченька-отличница влюбилась в школьного хулигана, от которого на ушах стояла вся школа. Они мечтали, что доченька поступит в торговый институт, или, в крайнем случае, в Университет и станет преподавателем русского языка или математики. Однако, оба влюблённые, дождавшись окончания 8 класса…сбежали на комсомольскую стройку в Сибирь, а там зарегистрировались под другими именами и… оформили свой брак. Родители подали заявление в Розыск, и по всему Союзу их искала милиция, но трудно найти пропавших детей под другой фамилией. У Флоры была длинная тугая, чуть-чуть кучерявая, чёрная коса, которой она могла обвернуть свою голову, как короной. Но, для конспирации она её срезала и перекрасила свой волос в белый цвет, к большому неудовольствию Грицько, который ранее любовался, даже гордился её косой. Он ходил с надутыми губами, хотя внутренним голосом понимал, что так надо, чтобы их не нашли по фотографиям. Поселились они в вагончике. Грицько пошёл с другими комсомольцами валить деревья, а Флора устроилась на кухне поварихой. Вскоре её избрали комсоргом. Но её новый облик кучерявой блондинки начал привлекать к ней вожделенные взгляды мужского населения, которые были намного старше её. Особенно на неё заглядывались парни, прибывшие с Кавказа. Грицько это приводило в бешенство, и после окончания своей смены бежал к ней в столовую и, мог ввязаться в драку со всеми, кто непозволительно разглядывал его жену. Пару раз он чуть не попал на нож, но закалённая казацкая выправка, позволяла ему с ловкостью увернуться и ударить обидчика кулаком с «тыла». Тогда Флоре, чтобы избежать лишних скандалов и неприятностей, пришлось скрывать постоянно свой волос под косынкой даже в летнее время. А о косметике вообще забыть, чтобы не привлекать лишнее внимание. Кроме комсомольцев на стройку привозили и уголовников, с которыми не каждый мужик будет спорить. Но Флора, не боясь ни чёрта, ни дьявола, выучившая быстро их «лексикон», могла их послать так, что не каждый мужик осмелится, а могла и с поварёшкой, метлой или просто «дручком», который попадался ей под ноги в «атаку» пойти, если надо, и огреть, что есть силы. Всё шло прекрасно в течение трёх лет, пока  она не забеременела. От постоянного напряжения, тяжёлых кастрюль, вёдер, с которыми она бегала к колодцу за водой, у неё случился выкидыш. Её горю не было предела и, она всю ночь рыдала в подушку, а утром у неё всё валилось из рук. Пришлось им возвращаться в Киев к родителям на поклон, восстанавливать документы и получать настоящие паспорта. Флору отправили в санаторий  лечиться. А Володьке пришла повестка в военкомат. Его отправляли в Челябинскую школу сержантов. Родители думали, что на этом их школьный роман закончится, и каждый пойдёт по жизни своей дорогой. Но, когда, после окончания школы сержантов, Грицько отправили по распределению в Ростов, Флора «втихаря» от родителей приехала к нему на побывку.  Ей нараставший белый, крашеный волос она уже срезала и, у неё начал постепенно вырастать снова чёрный, который она связала в пучок за головой. Она чуть вытянулась и похудела, что придавало новый шарм её облику. Грицько был счастлив увидеть снова свою настоящую Флору. Возвратившись домой, она почувствовала легкое недомогание и головокружение. Мать пошла с ней в районную поликлинику, где у неё снова обнаружили беременность. Ни о каком прерывании беременности она не желала слышать, вплоть до нового побега из дома, всем заявила:
        –  Нам нужен ребёнок!
Её положили на сохранение и, вскоре она родила сына, которого назвали Володькой в честь Владимира Ильича Ленина. А когда пришёл из армии Грицько, они уже расписались по настоящим паспортам, по закону. Пока Грицько служил в армии, Флора поступила в торговый техникум. Ей было тяжело с маленьким ребёнком на руках, и тогда заниматься ребёнком в её отсутствие стали по очереди бабушки, а Флора в перерывах между стиркой-сушкой пелёнок бегала посещать пары и сдавать зачёты. Вернувшись из армии, Грицько поступил на заочное отделение автомеханического института и устроился на завод, где впоследствии вырос до начальника цеха. А Флора, окончив техникум, устроилась в овощной магазин товароведом. Время шло, Володька пошёл учиться в школу. Учился он хорошо, но хулиганил не хуже родного отца, и Флору постоянно вызывали в школу. У Володьки был друг и напарник по бурным фантазиям – Серёжка.  Флоре пришлось устроиться работать в школьном буфете, чтобы держать сына под контролем. А Серёжкина мать, Галина Емельяновна, закончившая вечернее отделение университета, пришла в эту школу учителем географии. Но, ничего путного не вышло. Флора Марковна с Галиной Александровной постоянно бегали по школе с отцовским ремнём. А Грицько дома только хохотал от очередных выходок сына, вспоминая своё детство. Тогда Флора, чтобы отвлечь сына от глупостей, начала искать у него таланты. На музыкальную школу у сына не хватило выдержки. Так же фиаско потерпело художественная лепка, рисование, фигурное катание, шахматный кружок, плаванье, фехтование. Пока один из знакомых не посоветовал устроить обоих «шалопаев» просто юннатами в Киевский Зоопарк. Володька вместе со своим закадычным другом Серёжкой стали юннатами. Дома начали появляться различные животные. Начиная с морских свинок, хомячков, крыс, белых мышей. Флора их терпела. Но когда появились лягушки, пауки и змеи, они вызывали у неё панические страхи, от которых она с перепугу запрыгивала на стол. Потом они тащили змей и лягушек в свой класс и пугали ими девчонок и учительниц. Тогда Грицько-отец купил щенка овчарки, взяв слово, что с пауками, лягушками и змеями будет закончено. А Флора снова была в положении, и на этот раз родила двух близнецов Диму и Диану. Около их дома отрылся новый овощной магазин, в который она устроилась вначале продавцом, потом её перевели в товароведы с учётом повышения до заведующей. Флора была сумасшедшей матерью. Стоило во дворе кому-то тронуть её чад, как она вылетала взбешённой фурией способной выразиться всем матерным лексиконом, выученным на стройке. После чего получила прозвище «гроза», с которой все боялись связываться. А Володька вскоре увлёкся парусами и кораблями, начал посещать парусный клуб и мечтать о морях и океанах. И со всеми школьными проказами было закончено. Ушли в историю.