Письмо

Из книги "Начало", над которой работаю около полугода. Черновики.
...

- Bonjor,  Pierre,  -  сразу же с порога по- французски начала Наталья Сергеевна.
- Bonjor, - вежливо ответил он.
Так уж повелось,  что занятия начинались сразу же,  не успевал он и дверь за собой закрыть.
- Comment ca   va? – традиционно спрашивала она.
А он,  оглядываясь вокруг, не зная,  куда девать мокрый зонт, поспешно отвечал:
- Ca   va, merci.
    - Il pleut encore? - улыбнулась она, кивая на дождь за окном. -
       Рarapluie ici s'il vous plait.
И она указала ему на подставку для зонтов - рarapluie в углу, которую он не сразу заметил.
    - S'il vous plait, - пригласила его Наталья Сергеевна в комнату,  и он направился в гостиную,      
      где,  собственно,  и проходили их занятия.
Так бывало каждый  раз,  только Пётр- Пьер  сейчас удивился тому, что уже один мокрый зонт ронял капли на пол прихожей.
- Интересно, -  успел подумать Пётр, -  это она уже куда- то с раннего утра  ходила или в гостиной  ещё один ученик ?
Обычно с утра у Натальи Сергеевны  бывали уроки,  и по делам она отправлялась  не раньше  обеда, и Пётр знал это..
В гостиной, куда вошёл Пётр,  другого ученика не оказалось,  и он занял  своё обычное место у  стола.  А Наталья Сергеевна, быстрым движением руки убрав  большой конверт,  положила  его вниз, в ящик, а сама села напротив ученика. Пётр успел разглядеть почтовую марку   с кленовым листом.
Взглянув на преподавателя,  он увидел слегка подтёкшую  тушь и удивился. Аккуратность и даже некоторая педантичность учительницы всегда удивляли его,  и вдруг какой-то непорядок…
-  Явно не от дождя,  даже если она и выходила сегодня с утра на улицу, -  подумал Пётр, - похоже на слезу…
Но занятие уже началось,  и нужно было спрягать,  склонять,  выстраивать диалоги,  быть внимательным.
Лишь потом,  после занятия, оказавшись внизу, во дворе, и пересекая его  наискосок,  чтобы побыстрее оказаться у автобусной остановки,  Пётр снова подумал об учительнице.
Наталья Сергеевна ему в матери годилась,  а свою мать за  25 лет жизни он никогда плачущей не видел. Даже  когда отец в рейсе был,  и ей приходилось и дом на себе тащить,  и все проблемы самой решать,  она не нюнила,  и он,  сын,  уважал её за это.
Наталья Сергеевна была той же закваски, из сильных,  и он, уже пару месяцев учившийся  у неё французскому,  видел её неизменно строгой учительницей, внешние  обстоятельства никак занятиям не мешали. С утра она была причёсана и  накрашена, и,  конечно,  никаких нюнь себе не позволяла. 
- Вероятно, что-то серьёзное случилось, - успел подумать он,  захлопнув зонт и вскочив в автобус. Но подтекшая тушь и большой канадский конверт быстро улетучились у него из головы. Всю дорогу вплоть  до остановки у дома его занимала собственная скорая поездка за границу  на ремонт судна, для чего ему, собственно, кроме английского, понадобился ещё и французский…
…………………………….
А Наталья Сергеевна, отменив по телефону остальные занятия,  всё утро после ухода ученика под шум дождя  пила на кухне  кофе. Сегодняшние события  никак не давали ей сосредоточиться.
В 7 утра её разбудил звонок с почты по поводу официального  письма, пришедшего на её имя.   И эта утренняя спешка, и непогода, и, в конце концов, то, что она узнала из письма, выбили её из колеи. Если бы не запланированный урок с Пьером, который нельзя было перенести, то она, наверно, по-бабьи выла бы сейчас…
В письме, которое она прочитала сразу  же на почте, по-французски было написано,  что гр-н Канады некий господин – ский в своём завещании упомянул Н. С. Рябинову. Речь шла о семейном наследстве – антикварных предметах мебели и деньгах, часть из которых принадлежала ей. Н.С. Рябинова должна была лично прибыть в Канаду для получения наследства. Письмо было заверено нотариусом. Кроме того, в письме указывался интернетный адрес, по которому для неё оставили  видео, демонстрирующее  последние часы   жизни господина – ского.
Всё это показалось Наталье Сергеевне  странным. Она никогда не бывала  в Канаде и ничего не знала ни о каком  господине – ском. Однако прояснить ситуацию было необходимо. Вернувшись домой, она взглянула на часы. До занятия с Пьером ещё было время, и она,  пройдя  в комнату к рабочему столу,  сразу же открыла  интернетный адрес.
Видео снимали в  больничной  палате. На постели  в пижаме и в халате сидел высокий худощавый старик. Видно было, что рядом с ним находится ещё кто-то, вероятно, помощник или оператор. Старик говорил что-то неразборчиво по- французски. Потом речь стала  более громкой  и чёткой. Старик рассказал, что он, родившийся в 1900 –ом  году в России, был близко знаком с госпожой Таисией Александровной –овой. После Первой мировой, он,  вернувшись с фронта, просил у родителей  девушки её руки, но ему было отказано. Тогда он и Таисия продолжили встречаться тайно. В последний раз они виделись в 1918 –ом году, когда горел особняк родителей  Таисии.  В панике и суматохе та  успела сказать ему, что ждёт от него ребёнка.
Закашлявшись, старик на мгновение прекратил свой рассказ, а затем, сделав глоток из кружки,  снова продолжил.  Ему  не пришлось больше побывать в родных пенатах.  Но у него были добрые  друзья, благодаря которым  всё-таки удавалось получать некоторые  вести  с родины. Он знал, что у Таисии родилась девочка, и  что эта девочка - родная бабушка наследницы Натальи Сергеевны Рябиновой, для которой записывалось это видео.
Облокотившись на постель, - ский сказал, что помогать или приезжать он не мог. Любые связи рассматривались  под «лупой», а здесь  ещё и любовная история, и внебрачный ребёнок, на такие темы  говорить было не принято.
Старик снова закашлялся. Затем он  признался, что даже и у него, прошедшего две войны, где-то в глубине, под кожей, все эти годы  жил страх. Страх смерти, страх быть расстрелянным  без суда и следствия, страх лагерей, каторги…
В какой-то момент старик, вдруг совсем обессилев, видно было, что каждая фраза, каждое слово давались ему с трудом,  замолчал, а затем  попросил у всех прощения.
 И сразу же  у него вдруг горлом пошла кровь, и уже врач суетился вокруг умиравшего…
Сцена на этом прерывалась. Но и то, что Наталья  Сергеевна увидела, произвело на неё настолько сильное  впечатление, что она расплакалась.
Она помнила вечную недосказанность у них  в доме, прабабушку, которая подолгу шепталась о чём-то с бабушкой или с матерью, поглядывая на Наталью. Мать же и на смертном одре так и не удосужилась что-либо рассказать дочери, не успела  или не посчитала нужным… Возможно, в этом была своя житейская мудрость: меньше знаешь, спокойнее живёшь. Ведь времена были не самые хорошие, это понимали все.
……………………
Решив вопросы с визой и билетами, Наталья Сергеевна в ожидании вылета  дённо-нощно думала о них о всех…
В детстве у неё многого не было по сравнению с подружками во дворе. И не только потому, что негде было купить, но и потому, что мама, бабушка или прабабушка говорили, что нужно учиться обходиться малым.
Жили они скромно. Прабабушка приговаривала, что, если не нравится еда, надо хоть немного отведать, совсем отказываться некрасиво. И Наталья  куксилась, но ела. Одевали её  тоже скромно. Пара платьев да башмаков, зато к платьям всякие разные  воротнички да бантики. «Минимум  формирует вкус, » - сказал как-то недавно на одной из  встреч знаменитый кутюрье. Возможно, старшие  преследовали именно эту цель, кто знает…
Когда в стране изменилась жилищная политика, Рябиновы  оказались, наконец,  одни в бывшей коммуналке и даже смогли её приватизировать. А от соседей им достались  антикварные кухонный шкаф и диван. Их очень любила прабабушка, видно, они ей напоминали что-то из   её прошлой жизни.
Время проходило в женской компании. Прадедушки и дедушки не было, умерли, когда Наталья появилась на свет, так говорили ей в детстве. Но был бабушкин муж, большой лысый строгий человек, который всё время работал и приходил домой поздно, а  то и вовсе уезжал в командировки.  Папа Натальи трудился  инженером на заводе и тоже часто отсутствовал.
– «Стройки века!» -  так говорила о нём с пониманием  бабушка.
Мама отмалчивалась. Ей не нравились папины поездки, но особенно думать об этом  было некогда.  Она работала  художником- плакатистом на том же заводе, где и  папа. И плакаты, и лозунги при соцпроизводстве были особенно нужны!
Вообще, в доме рисованием занимались  все женщины. Прабабушка и бабушка делали  иллюстрации к книгам на заказ. Они  работала на дому. Мама в свободное время рисовала  карикатуры на всё и всех, и некоторые из них печатались  в газетах.  Кроме того, в семье   устраивали  вечера французского языка. И, бывало, они за ужином выбирали тему и говорили только по-французски. Традиция  эта была с давних времен, и для Натальи она навсегда  связана с её детством.
На дни рождения Наталье позволяли  приглашать   мальчиков и девочек  из её же класса. И тогда накрывали  скатертью большой стол в гостиной, выставляли   лучшую посуду  и угощали  всех пирожными, а затем играли в фанты и много смеялись. Но такое бывало лишь раз в году!
По традиции Наталье дарили  одно новое платье и билет на выставку или на концерт.  И она очень ценила это!
……………………………
       Прабабушка ушла из жизни, когда  Наталье было лет двадцать.  Она училась  тогда в техническом  институте, пойдя  по папиным стопам.  Дома она бывала наездами. В тот  приезд жарким летом она не отходила от заболевшей прабабушки. А та проводила дни и ночи в полудрёме. Врачи уже ничего не могли сделать. Наталья удивлялась, что прабабушке в такую жару почему-то холодно, и она укрывала её и поила чаями, когда та бодрствовала. Ей казалось, что прабабушка уже не узнает ни её, ни других домашних.
    А Таисия Александровна видела во сне их  большой старый дом.  В нём почему-то с недавних пор  поселился сквозняк. Окна и двери вдруг перестали плотно закрываться.  Печи и камины много дней стояли не топлены.  Дров не было,  и прислуга разбежалась,  кто куда.  Жечь мебель и книги считалось кощунством, и, чтобы спастись от вечного ощущения холода,  она, Таисия,  куталась в пледы и заставляла себя смотреть на сделанную ещё до войны чёрно-белую  фотографию их большого  камина. Она раскрасила пламя, слизывающее в камине дрова,  в ярко-оранжевые и красные тона,  и у неё возникало ощущение,  что в гостиной тепло.
     После целого дня, проведённого  «у камина»,  она,  забралась под все одеяла,  находившиеся  в её комнате,  и уснула довольно быстро.  Удивительным было для неё  реальное ощущение тепла у самой щеки,  даже во сне рождавшее  мысль о том,  как всё-таки хорошо,  когда вокруг нехолодно.   В какой-то момент Таисия  почувствовала,  что задыхается.  Она открыла глаза  и  увидела,  что вся комната в огне,  и что пламя добралось уже до её постели.
    В ужасе она выскочила наружу, благо  спали все одетыми,  и ринулась сквозь пламя к террасе. Распахнув двери,  Таисия прыгнула вниз,  в снег,  к метавшимся у дома людям.
- Спаслась,  золотко ты наше, -  причитала её няня,  старая добрая женщина,  вырастившая её. -  Видно,  Бог бережёт! -  И няня перекрестила её и повела за руку, как больную или маленькую,  в сторону от зловеще разгоравшегося пожара.
    В это же время Наталья держала в  своей руке  руку спящей  прабабушки и тихо-тихо приговаривала, что всё будет хорошо…
…………………
После института  Наталья, не забыв мамино и бабушкино рисование, совместила  его с инженерией и устроилась на  работу  дизайнером в техотделе, отвечавшем за выпуск готовой продукции.
Её французский тоже никуда не исчез: партнёрами завода оказались французы, что было нечасто в советское время, и она наезжала время от времени   во Францию с делегациями.
Замуж она так и не вышла, но от этого несчастливой себя не ощущала. Наоборот! Завод, профком, а затем и партийная деятельность стали для неё делом всей её жизни…
Но годы пролетали, и никого из родных уже не осталось. И сама она, пятидесяти пятилетняя, недавно ушедшая  на пенсию, общалась с внешним миром благодаря  общественной деятельности, пинчеру  и французскому  языку. Она взялась за репетиторство, и  дело пошло! Нынешний студент  Пьер был уже не первым её учеником.
Из раздумий Наталью вывело тыканье холодного мокрого носа о её колени. Это пинчер подошёл к своей  хозяйке,  сидевшей с очередной  чашкой кофе на антикварном диване на кухне.
- Что грустишь, пошли на прогулку! – сказали его умные глаза. 
………………….
В центризбиркоме Натальины новости встретили без особой радости. Однако коллеги перенесли её встречи с избирателями, чтобы перед вылетом она успела бы сделать максимум возможного. Всё остальное – ход выборов – это уже механизм отлаженный. Она основной кандидат, но её работа важна сейчас, потом всё решат люди. Втянутая в предвыборную гонку, Наталья Сергеевна на какое-то время «ушла» от собственных горестей.
И лишь в самолёте она могла снова подумать обо всём…
- Как странно петляет история Европы и мира. Сто лет тому назад в жестокой схватке уничтожили европейские монархии и пришли к республике. При этом истребили  мозг и совесть нации! Провозгласив мировую революцию, пытались достичь её  любой ценой! Троцкий продолжал отстаивать свою  теорию до самой смерти, а она  пережила его самого наряду с марксизмом. И это в  XXI –ом веке!
Натальины  прадед и прабабушка – плоть от плоти земли русской, оказались врагами политического строя, один всю жизнь провёл в изгнании, вторая – на родине, но  молча, чтобы потомкам, семье  не навредить! «С свинцом, залитым в глотку», - вспомнились Наталье Сергеевне чьи-то стихотворные строки. Она, их нынешняя единственная наследница, баллотируется в депутаты, чтобы отстаивать  интересы всех, то есть потомков бывших белых и бывших красных, ведь  кому-то до сих пор очень хочется стравить людей, используя любой надуманный повод.
В самолёте Наталья Сергеевна задремала. И ей приснился  –ский, каким она увидела его  на  видеозаписи.  Стоя посреди палаты,  он, слабый и беспомощный, но до смертного одра убеждённый в своей правоте монархист,  пел  гимн на слова Василия Жуковского:
«Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу намъ!»

Когда она проснулась, то увидела на соседнем столике крохотную газетёнку «Монархический листокъ», в котором речь шла о правящих династиях в современном мире.
- Возвращаемся к тому, от  чего ушли? – подумала она.
…………
16 01 22 – 15 02 22
Клайпеда