Payoff

месть хороша, пока ты её не совершил


Он открыл дверь в бар и сразу почувствовал себя в сухой парилке.
Пол покрыт слоем пыли. Глянец на хромированных поверхностях разных агрегатов потускнел.Не крутились деревянные лопасти вентиляторов под потолком.
Пустые столики.
Пустые табуреты за стойкой.
Обращало на себя внимание разбитое зеркало и... в первую секунду он не понял, в чем дело -
все пивные краны были сорваны и разложены на стойке наподобие странных сувениров для гостей.

Он обвёл взглядом стены, завешенные жестяными картинками с видами Ирландии и эмблемами пивных компаний,
репродукциями старинных гравюр и сделал шаг к стойке.
Один из кранов задрожал, поднялся над стойкой, будто зажатый в невидимой руке, а потом латунной молнией вонзился ему в грудь,
опрокинув на пол, в красноту затопившей сознание боли.
Он закричал, чувствуя, как металл вибрирует в плоти, а потом второй и третий краны вонзились в плечи,
пригвождая к полу, как насекомое к планшету садиста-энтомолога.

Крик оборвался, когда что-то вонзилось в горло.
Боль разродилась агонией, вывернувшей тело и набросившей пустоту.

Он подался вперёд и

упёрся в дверь бара, открывшуюся под его весом.

Сухой жар, пыль, взметнувшаяся из-под ног. Он застыл, пытаясь осознать случившееся.

«Просто я заснул на ходу», - приложив руку ко лбу, он покосился на стойку и сел на ближайший стул.
В тишине скрежет ржавого механизма стал громом. Пол дрогнул и обрушился вниз, увлекая за собой, в темноту, заполненную лязгом сталкивающегося металла.
Снова боль, которую он не смог бы описать.
На самой границе гаснущего сознания – словно чей-то далёкий торжествующий крик.

Спустя целую вечность боли – падение.

падение на дощатый пол, поднимая пыль, хватая горячий воздух обезмолвленным ртом.

Лёжа на полу, вслушиваясь в отголоски отступившей боли, он пытался ухватиться за стремительно выцветающие воспоминания,
пытался позвать на помощь, чувствуя при этом, что вокруг нет ни одного человека.
Кто прошептал прямо в ухо об этом?
Был ли этот шёпот на самом деле, или мёртвая тишина начала выделывать с ним свои трюки?

Он перевернулся на спину, посмотрев потолок – прямо над ним раскачивалась будто от сквозняка тяжёлая люстра,
которую хвастун Нил – Нил?! – привёз из…

Люстра обрушилась на него кулаком великана, хруст костей перекрыл грохот падения и снова взвыли сирены боли.

Снова агония, темнота, а потом –

Он открыл дверь бара и вошёл.
Ничего не изменилось, не было даже его следов на пыльном полу.

- Ну, нет,- рванув ручку на себя, он уже хотел выбежать прочь из бара, только за дверью не оказалось улицы.
Там вообще ничего не оказалось. Пустота, наполненная ровным приглушённым светом.
Ручка вывернулась из ослабевших пальцев, и дверь захлопнулась.

Он застонал и сел, привалившись спиной к двери, подобрав ноги. Откуда-то пришло знание, что здесь, у самого входа, ему ничего не угрожает.

- Эй, ты, - раздавшийся голос заставил вздрогнуть,- так нечестно. Давай вставай и иди сюда!

За стойкой стоял человек. Или кто-то очень похожий на человека.
Совершенно обычное, слегка помятое лицо, серый офисный костюм, заляпанный бурыми пятнами и яркий кричащей расцветки галстук.

Он испуганно воззрился на незнакомца, недовольно хмурящего брови.

- Оглох? – человек обошёл стойку и сел на высокий табурет, закинув ногу на ногу.

- Где я?

- Гм. Однако… неожиданно умный вопрос,- усмехнулся незнакомец, - а сам как думаешь?

- Я ничего не думаю… я… кажется, не помню.

- Это нормально,- человек порылся в кармане пиджака и извлёк старую потрескавшуюся курительную трубку,- у проклятых нет памяти. Нет имён, - дым от раскуриваемого табака поплыл под потолок затейливыми кольцами,- нет ничего. Только боль и страдания, как бы пафосно и пошло это не звучало. Помнишь?

Он посмотрел на боковую стену, куда указывал незнакомец. В дешёвой икеевской раме на ней висел большой портрет,
написанный маслом: женщина, лет тридцати, бледная, с отталкивающим искажённым яростью лицом, наполовину скрытым спутанными рыжими волосами.
Неизвестный художник был настоящим мастером – казалось, что изображённая дышит, а кровь, которой была заляпана её блузка стекает вниз.

Он вглядывался в её лицо, и что-то на границе памяти оживало.

Голоса… вывеска - "Грифоны", зал заполненный людьми, а она подсела к нему сама…

Танцует с другим… окровавленный кулак, разбитая бутылка в руке.

Он обхватил виски – показалось, что в голову вошли раскалённые гвозди, по паре с каждой стороны.

- Я убил её.

- Мгм, - кивнул головой незнакомец, не вынимая трубки изо рта, - натурально, полоснул по горлу. Самое смешное,
что ты убил ещё кое-кого, но только она, - трубка качнулась в сторону портрета, - была готова пожертвовать
своим посмертным будущим ради мести. Мести тебе.

Губы у Изображённой на портрете дрогнули, и донёсся сдавленный шёпот, перемежаемый хрипами:

- Пусть он умрёт тысячу раз, пусть он умрёт тысячу раз, пусть он умрёт…

Незнакомец взмахнул рукой, прерывая шёпот, вставая со стула.

- Вот-вот, именно тысячу. Не двести, не триста,- потянувшись, и начав вытряхивать табак прямо на пол,
стуча трубкой о стойку, незнакомец отвернулся,- вот же женщины - все мегеры повально. Вот охота ей торчать здесь теперь на стене и смотреть.
Нет, я понимаю, вам некуда торопиться – но мне теперь сидеть с вами, пока всё это не закончится…

Он не слушал бормотание незнакомца; судорожно выискивая глазами, он увидел на краю стойки нож с изогнутым лезвием – кажется -
таким ножом местный бармен очищал фрукты.

Стук трубки совпадал с ударами его сердца, заставляющими выгибаться рёбра.

- Нет, начальству виднее конечно…

Два шага, один. Поминутно ожидая очередной смерти Он бежал к портрету, казалось отодвигавшемуся от него.

- Но каково всё-таки мне! О нас… что мы для них? Мелкие сошки…

Изогнутое лезвие продрало холст, прямо поверх нарисованной кровоточащей раны на шее женщины.

- Молодец, - незнакомец шепнул ему прямо в ухо, невесть каким образом оказавшись прямо за спиной.

Её вопль разорвал тишину, он стоял, пошатываясь, сжимая в руке нож, отходя от упавшего тела, глядя, как красное растекается по стёртым доскам пола.

Кто-то завопил: «У него нож!» – люди, сидевшие за ближайшими столиками бросились прочь, опрокидывая мебель, звон разбитых бутылок

- Вызовите полицию!

Он замотал головой и вдруг услышал звук передёргиваемого затвора, перекрывшего всё вокруг.

- Эй, пссс, как там тебя?

Бармен целился в него из обреза. Из круга дула пялилась безжалостная темнота.

- Я… я не хотел…

Выстрел.

Что-то вошло в грудь, выбивая все краски и звуки из окружающего мира. Ещё один выстрел.

Он упал и падал вниз, гораздо ниже покрытого пылью пола. Темнота, было нахлынувшая, расцветилась огненными росчерками, криками в отдалении.

- Спасибо.

Падение прекратилось. Он пошатываясь встал. Бар, пыльный, пустой и потускневший, словно на выцветшей фотографии, остался на месте.
Только тишины уже не было – где-то совсем рядом ревел огонь и завывал штормовой ветер.

В стенах появились щели, через которые в помещение начал врываться жар, несущий пепел.
Бармен положил ружьё на стойку и кивнул довольно улыбавшемуся Незнакомцу, сидевшему на стуле.

- За мной должок, - проговорил Незнакомец оборачиваясь, - всё-таки старая добрая классика никогда не выйдет из моды.

Он стоял столбом, глядя, как лица у двоих начали плавиться, кожа потекла вниз воском, обнажая бурую плоть, покрытую шрамами.

- И что… теперь? – наконец выдавил он из себя.

- Теперь начинай кричать, - улыбнулся Тот, кто был барменом, оскалив заострённые металлические зубы, - начинай кричать и умолять нас о пощаде.

Стены унесло прочь налетевшим порывом ветра.
Он упал на колени, глядя, как две фигуры идут к нему на фоне бурлящего неба, освещаемого безостановочными вспышками молний,
а потом закричал, и его крики не могли заглушить хруст, скрежет и рёв пламени.