Глава 2. Духовник

Мне было ровно двадцать лет, когда я студенткой приехала в село Юсупово. Там служил отец В, о котором ходили разные слухи. Он считался строгим и очень молитвенным батюшкой. Некоторые даже были уверены в его прозорливости.
Мы с сестрой были много наслышаны об отце В, что у него при храме собралась община из девочек. Мы осуждали его за это, считая, что он устроил себе гарем и хорошо в целом устроился. Поэтому ехать изначально к нему не хотели. Нас с Юлей туда привезла Валентина Павловна фактически с закрытыми глазами, потому что не говорила, куда везет. Это была до смешного странная история. Валентина Павловна в прошлом была бухгалтером Д-го собора. Она очень боялась, чтобы благочинный не узнал о нашей поездке, так как он бы ей этого не простил. Мы являлись своего рода «подарком» от Валентины Павловны для отца В.


Далее произошло нечто удивительное. Мне предстояла исповедь и Причастие. Я много раз анализировала и пыталась понять, что меня оставило возле этого батюшки, несмотря на первое стойкое неприязненное чувство. Исповедь прошла с разрывом шаблона. Я достала свою бумажку с грехами, собираясь прочитать. Но он остановил меня и сказал: «Не надо этого. Скажи мне лучше, за что тебе больше всего стыдно и что тебя мучает более всего?» Я немного напряглась. Меня ведь крестили недавно, в пятнадцать лет, и все грехи мои были прощены. Я не хотела открывать незнакомому человеку свою жизнь. Я пока ему не доверяла. Но он ломал мои границы.

 
Самым стыдным грехом были мои хульные помыслы, которые посещали меня еще в Африке. Будучи совсем юным подростком, я была в ужасе и отчаянии тогда, не имея возможности даже поднять глаза на небо от стыда. Я принимала эти помыслы за свои. Тогда я даже написала письмо с вопросом архимандриту Афанасию, духовнику нашей учительницы об этих помыслах. Он прислал мне ответ, что бороться с этими помыслами можно, призывая имя Христово. И осеняя себя крестным знамением. Главное – понимать, что помыслы не мои, а бесовские, они всегда у всех почти одинаковые. Я успокоилась и стала пользоваться его советом. Мне было тогда 14 лет. Помыслы исчезли.

 
Отец В потребовал, чтобы я рассказала, какие именно помыслы. Но я ответила общими словами, потому что не хотела возвращать их к жизни и вообще произносить такие вещи в храме. Я читала в книгах, что исповедовать это в подробностях не нужно и даже вредно. Но отец В стал меня успокаивать, рассказывая, что с ним такое тоже бывало в начале пути. Он не мог даже подходить к иконам Богородицы.

 
Сейчас я вижу во всей этой исповеди его глубокие познания в психологии. И очень точный выстрел, который в меня попал. Во-первых, он нарушил мои границы и влез мне в душу, практически насильно. Во-вторых, он меня как бы сделал сообщницей, добившись от меня моих грехов и рассказав приблизительно свои. В-третьих, эта исповедь была для меня очень неприятна. А неприятное, как известно, держит сильнее, чем приятное. Об этом хорошо знают пользователи деструктивных техник.


Он меня сломал в один миг. Я не успела даже подумать и решить. У меня реально не было выбора. Я была очень легкой и желаемой добычей для него. Он знал, что я пою в Соборе благочиния. Поэтому,может быть для самоутверждения, он хотел нас с сестрой увести из-под носа своего начальника – благочинного. Но тогда мне это было невдомек.


Внешне отец В представлял собой что-то среднее между знахарем из одноименного польского фильма и Сёко Асахару, основателем тоталитарной секты «Аум Сенрикё» в Японии. Я так до поры до времени представляла себе шаманов и колдунов. В отличие от киношного знахаря отец В не был так добр. Он специально старался не ухаживать за собой, не собирать волосы в хвост, не подстригать бороду, и поэтому вид его был довольно пугающим, засаленным и лохматым. Он носил подрясник по многу дней, пока на нем не появлялись белесые круги. Может, он подражал афонским исихастам или сиромахам, я не знаю.

 
У него был неприятный глухой старческий голос, хотя он был не стар. И очень пристальный долгий взгляд, который, казалось, западал в душу. Но ведь любой взгляд западет, если долго смотреть прямо в глаза. Я ловила на себе его взгляд и на службе, и на трапезе. На трапезе вообще кусок в горло не лез, приходилось прятаться за сестер, чтобы хоть что-то спокойно разжевать и проглотить.


Он разглядывал каждую сестру очень бесцеремонно и по-хозяйски. Он запросто мог погладить по голове, потрепать по щеке, поправить волосы, выбившиеся из-под платка, приобнять. Думаю, все это он делал намеренно, в ход шли любые средства. Жертвами были в основном неопытные девушки.


Отец В родился 30 сентября 1954 года, жил где-то под Шатурой. Точные данные про себя он не рассказывал. Высшего образования не имел, работал 16 лет в цыганском театре «Ромэн» в Москве. Он говорил, что Н.Сличенко ни с кем больше не мог работать кроме него. В советское время он выезжал заграницу с труппой театра, объездил весь мир, был в Японии, в США, в Индии и многих других странах.

 
В 38 лет его рукоположили в иерея, до этого он ходил в храм всего два года к отцу Андрею Ускову в Михайловское. Это был микроскопический опыт прихожанина и христианина. Никакого системного духовного образования у него не было. У него была интеллигентная жена, музыкант, вроде скрипачка. И два сына, которые закончили регентско-певческую семинарию в Москве. Всю информацию о себе он выдавал дозировано и неохотно и только для создания какого-нибудь спецэффекта. Даже когда я спрашивала напрямик, он мог не ответить. Когда я поделилась с ним, что хочу поступить на регентские курсы Е.С.Кустовского после окончания университета, он запретил мне и сказал, что научит петь меня «как надо», лучше, чем любой Кустовский. Духом!


Сестры отца В пели в унисон знаменным распевом. Мне в первый день не понравилась их слабая манера подачи. И какая-то едва уловимая комариная фальшь. Пение было серьёзным препятствием для меня. Мне хотелось научиться прилично петь в Д-ком соборе, поставить голос и изучить правохорный репертуар. Неожиданно, словно сама не своя, через полгода я полюбила сестринское вытьё у отца В. И знаменный распев непременно в один голос.

 
Меня стало раздражать все в нашем великолепном и многолюдном Соборе, особенно торопливость и суета регента, бесконечная, напоминающая чехарду, беготня алтарников, никому непонятный и всегда меняющийся устав, безразличные батюшки. Я сравнивала два разных мира, и выбор был сделан не в пользу последнего. Валентина Павловна, духовное чадо отца В, говорила, что батюшка за нас с сестрой помолился, и нас прибило к этому берегу как волной. Все это было очень странно. Хотя я верю, что без воли Божией и волос с головы не упадет.

 
Батюшка поставил мне несколько условий: окончить институт, перестать носить джинсы, не стричь волос, не смотреть телевизор, не носить часы на руке, отучиться болтать и смеяться. Самым тяжелым было для меня ходить без часов. Он объяснил, что ремешок - это змея, кусающая себя за хвост, масонский символ. Я в душе роптала, но не осмелилась ослушаться.

 
Ко всему прочему он ещё благословил меня креститься на все храмы. Это было настоящим подвигом исповедничества. Потому как Замоскворечье по дороге в Академию пестрит маковками церквей, а из окон Академии виден Кремль и Храм Христа Спасителя. Я выходила из положения по-разному. То смотрела под ноги, то искала момент, когда все отвернутся, то в транспорте делала вид, что сплю. Теперь я думаю, что все это было глупо и не имело никакого отношения к настоящей жизни в монастыре.


Все выходные мы ездили с сестрой в Деденево на двух электричках и через всю Москву на метро. В Деденево из Юсупово перевел сестринскую общину митрополит Ювеналий. Об этом я расскажу ниже более подробно. Дорога занимала не менее трех часов. Батюшка обещал нам оплачивать дорогу. Но ни разу потом не вспомнил об этом. В монастыре мы теперь пели на клиросе, мыли посуду, убирали в храме. Отец В благословил нам с сестрой одеть черную одежду задолго до переезда в монастырь в августе 2001 года.

 
Ярко запомнилось из того периода, как отец В перед каждой трапезой кропил всех крещенской водой. В этот момент должны были выйти из толпы все сестры, у кого были критические дни, и скрыться в коридоре, чтобы ни одна святая капля не попала на «скверных» сестер. Таким образом, все видели, кто сегодня «нечистый». Даже мужчины понимающе опускали глаза. Было очень стыдно, но приходилось терпеть. Частенько батюшка с особым усердием кропил нас, приехавших из Москвы, и приговаривал, что мы привезли с собой полчища бесов.
Домой после Деденева мы возвращались очень уставшие. Но дом теперь казался нам безжизненным и пустым, словно все опостылело. Родные нас не понимали и стали внезапно чужими.


   http://proza.ru/2022/04/29/1011



Фото из личного архива.