И пришел Мессия

И пришел Мессия, и грехи на себя взял он, все грехи - всех людей взял, и сделал то, что другие не решались сделать, и не решились бы сделать никогда.
И знал Мессия, что другим не ведомо, правда была это, или вымысел, или сон страшный, темной зимней ночью навеянный, не узнает теперь никто уже. Но что сделано, то уже  сделано. И нет этому объяснения, и не может быть оправдания, и никто не спросит прощения.
Взял Мессия на себя, этот груз, страшный груз грехов, неподъемный груз, никто больше взять не смог, не хотел никто, не достало сил да умения, нельзя было не взять его, так он думал, кто-то должен взять, взять и нести, пока сил хватит.
Страшный груз, непомерна ноша человеческая: одним махом как отсечь все головы, одним словом, как сказать несказанное, книгу, как написать – одной фразою.
Не сказали ему те, кто видели, но не видели, не сказали ничего, те кто слушали, но не слышали, не сказали ничего, те кто делали, но не сделали, так и осталась одна недосказанность, недосказанность-недослышанность, недосказанность-недоделанность. 
И свой сделал шаг первый Мессия, первый шаг, шаг решительный, полетели птицы железные, страшным грохотом разнесли весть благую: Мессии пришел.
И развеялась весть над полями и реками, и не верили в нее никто заперво, называли даже «чушью собачею», но все правдою вдруг оказалося, и потупили взоры, и задумались крепко, и пусто вдруг стало и холодно, и весна - не весна, и тепло – не теплое, и Солнце в небо вдруг спряталось, а потом заблудилось там, и казалось, что не выглянет никогда уже.   
И теперь нечего не поделаешь, и назад воротить – не воротится, отступить назад – не отступится.
И пришли с ним без роду, без племени, прошлой жизни совсем не знавшие, прошлой славы своей непомнящие, материнской груди не видевшие, молоком от Земли не кормлены,
И была тогда жатва горячая, собрали хлеба, те, что еще не сеяли. Не вспахал еще плуг землю черную, не упали зерна в нее, как положено, не прошла борона, как должно было, но хлеба в земле всё же вызрели. И пожали хлеба полновесные, но насытиться ими - не насытились.
И пришли прибыли гонцы заморские со всех света сторон, не затем, зачем было заранее, и сказали они: «А не видеть вам злата и серебра, что лежит пересчетом не считано!»   
Им сказали; «Не нужно нам злата и серебра, пусть останется оно в землях чужих, наживем мы еще его, во сто крат того будет более, пусть все небо железом покроется, наше злато и наше серебро – только нашим теперь и останется».
Как услышали это подневольные, по рукам по ногам повязанные, побежали бегом в разны стороны. Но бежать-то уже и некуда, все закончилось место укромное. 
И закончилась жатва негаданно, свили гнезда птицы железные.
Ничего никогда не забудется. Так и думали многие-многие.
Только все как дым вдруг растаяло. И ушел Мессия, как и не было.
И казалось, что долго он в памяти будет помниться, и не забудется. 
Но забыли его почти сразу же, в первый день, как ушел он дорогою, по которой не возвращаются.
Груз унес он с собой, потому, что снести его больше некому, и оставить никак не возможется.
Груз растаял как лед, как и не было, ушел в Землю водой весеннею, стал травой на лугах некошеной, стал росой на траве серебряной, Солнцем стал на росе сверкающим. 
И жизнь началась после новая, совсем новая, ни на что не похожая, и развеялись тучи серые, и вышло из них Солнце красное.
Иногда только, может, дитя малое, дитя малое несмышленое, откуда невесть скажет слово запретное, так мать или отец не него так зацыкают, что даже это дитя несведущее вдруг увидит оно правду–истину, и умолкнет оно, и поймет, что нельзя было это спрашивать.