М. Керженецкий. Три золотых яичка

М. Керженецкий

ТРИ ЗОЛОТЫХ ЯИЧКА
 (Из сказаний о Пасхе)


 Была ранняя весна, погожая, парная. Над старой Москвой плавал пасхальный звон, а сама Государыня Пасха катала с царицыными сенными девушками крашеные яйца, и чьё яичко дальше других покатится, той золотое дарила.
Только одна девушка стала плутовать. Сама катать не умеет, а на других указывает, будто они плутуют, что самое-то дальнее её, а не подругино. Клянётся-божится, из кожи лезет, вот-вот заплачет. А яйца-то хоть и все красные, да разные. Все девушки это видят и корят Марфиньку.
Государыне Пасхе давно всё известно. Однако она вида не показывает и посмеивается.
- Марфинька, - говорит она обманщице, - на-ка покатай моим золотым.
Покатилось золотое яичко – и видят, дальше всех и так далеко закатилось, что искали его, искали – не нашли.
- На, другое, - говорит Пасха и подаёт такое же.
И другое сгинуло, и третье, - а больше золотых яичек у Пасхи с собой не было.
- Ну, а теперь, - приказала она Марфиньке, - когда ты такая мастерица яйца катать, умей их и разыскать. Благословляю тебя на тяжкий подвиг духовный на три великие искушения. Пойдёшь?
Марфинька – она отчаянная была, - зарделась вся, глазами метнула: как быть? куда идти? – а не пойдёшь, так подруги засмеют.
- Пойду, - говорит тихонько.
И пошла. Обошла она все царские покои, все лесенки, кладовушки, тайнички боковуши, - нет нигде. Вышла на широкий царёв двор, идёт не торопясь, под ноги смотрит, словно иголку ищет, - и на дворе нет. За оградой пошарила, по углам святых церквей и соборов московских - ничего не нашла.
А в небе-то солнце. А над Москвой-то пасхальный звон. Валит по улицам народ, и Марфинька с толпой смешалась, идёт куда глаза глядят, кое у кого спрашивает, не видали ли золотого яичка. Где ж тут видать! Только на берегу Москвы-реки, на пригорке, на припёке играют ребятишки, две белоголовые девочки и мальчик постарше. Устроили себе из щепочки каток и вместо яиц камушки катают. По всему видно, что беднота: чуть одеты, чуть обуты. И мать сидит тут же, пригорюнилась. Только видит Марфинька: у одной девочки что-то в руках блеснуло. «Уж не моё ли яичко?» - подумала. Подошла поближе, - так и есть. Играет девочка золотым яичком и смеётся, как оно блеском отливает.
- Откуда у тебя это яичко? – спрашивает Марфинька.
А девочка мала ещё, говорить не может, только рот разинула и глаза круглит. За неё мать отвечает:
- Да вот, - говорит, - нам Сам Господь с горы такое счастье прикатил. Сидела я тут, бедная стрелецкая вдова, со своими ребятишками, плакалась на сиротское несчастье, Святой Пасхе молилась, Николе Стрелецкому, и вижу, бежит на нас из городу-то по кочкам энтакий маленький золотой зверёк и кувыркается. Старшенький говорит: «Зайчонок?». И поймал. Смотрим, ан, это яичко золотое.
- Что же ты станешь с ним делать? – спросила Марфинька у стрелецкой вдовы.
- А продам. Есть такой жид в немецкой слободе, он всё откупает. Продам, а на деньги себе, деткам одежонки куплю, коровку, муки мешок, - мало ли чего на такое яичко накупить можно?
- А ведь я тебе его не отдам: яичко-то моё, - сказала тогда Марфинька, - а будешь упрямиться – на суде покажу.
Как услышала это вдова, кинулась на колени и взмолилась:
- Матушка, или тебе сирот моих не жаль. Ведь они не емши, не пимши. Мужа мово казнили, дом сожгли, самоё меня бедную из слободы выжили…
И дети, видя, как мать убивается, тоже заплакали. И навернулись у Марфиньки слёзы, ощутила она в сердце жалость и отдала вдове золотое яичко.
- Пусть и она будет с праздником, у меня ещё остались два яичка.
Дорога ей стала легка, и продолжала она свой подвиг радостно…
Прошёл день, другой, третий. Миновала неделя. Нигде не сыскала Марфинька пропажи. Подруги над ней смеются, а она отвечает им:
- Ведь одно сыскала и другие найду.
- А где же то? - спрашивает Пасха.
Марфинька не знает, сказать ей правду, или не сказать, и говорит, зардевшись:
- А как через речку по мостику шла, оно у меня из рук выскользнуло, да в воду и упало…
И просияло лицо у Государыни Пасхи, и светло стало вокруг неё, как на заутрене перед иконостасом. Знала она истину и похвалила Марфиньку за то, что та не похвастала добрым делом. А вслух так сказала:
- Ну, коли ты разиня такая, иди искать другие, да помни, что эти не так скоро в руки дадутся.
И стала искать Марфинька, и искала месяц, другой, обошла все слободы московские, все окрестные сёла и  деревни – нигде не нашла.
В зимнюю как-то пору случилось ей идти по улице мимо кружала. Наскочили на неё пьяные озорники, потащили с собой, как Марфинька не отбивалась, ни кричала. Посадили за стол, заставили вина пригубить, целовали её, с непристойностями лезли. Девушка плачет, а вокруг галдёж, гульба, слова срамные, рожи пьяные. Прибежал к целовальнику Антипка – перекатный, оборванный, ободранный. Зазнобило его в смрадном рубище  под заборами, и просит он стаканчик винца.
-  Как бы не так, - говорит целовальник, - отпущу я тебе, да только не винца, а тумака хорошего, чтобы ты не попрошайничал, голь ты перекатная!
- Поднеси, милостивец! – умоляет Антипка. - Я бы тебе залог дал, да ничего, вишь, нет. Разве вот это, может, примешь?
И достал он из-за пазухи грязную тряпицу, развернул и подал золотое яичко. Все вокруг так и ахнули.
- Откуда украл? – спрашивает целовальник и сам тащит яичко от Антипки, а тот клянётся, божится, что яичко не ворованное, а нашёл он его на пустыре, где прошлую ночь заночевал.
Целовальник не верит и вина отпускать не хочет. Тогда встала Марфинька, утёрла глаза и рассказала об яичке всю правду. Дивились вокруг пьяные срамники. С иных даже хмель соскочил. А Марфинька не побрезговала Антипкой-перекатным, подала ему находку и сказала:
- Бог с тобой, пьяненький, могла бы я теперь назад яичко потребовать, да ведь ты замёрзнешь. Бери – пей на здоровье…
Антипка в ноги, а потом яичко целовальнику заложил, угощать всех вином стал и такую гульбу в кабаке развёл, что за шумом никто и не приметил, как Марфинька убежала.
Дома она про всё утаила, дожила до Светлого Праздника и тогда похвастала подругам, что и второе яичко нашла.
- Где же оно у тебя? – спросила Государыня Пасха.
Застыдилась девушка. Как ей сказать, что в кабаке была и пьяному яичко отдала?
- Отвечай же! – гневается красная Пасха.
- Ох, государыня, - плачется Марфинька, - лихой человек в переулке отнял!
Воссияла Пасха, знала истину и порадовалась доброте и скромности Марфинькиной, а сама на неё закричала:
- Коли ты по переулкам шатаешься, век тебе в дороге быть. Завтра же иди в путь простой смиренной странницей искать третье яичко и, пока не найдёшь, назад не возвращайся!
Вздохнула Марфинька, попрощалась  с подружками, поблагословилась у Пасхи и на другое утро пошла в дорогу смиренной странницей. Ходила она по белому свету, ходила, сколько стран, земель изошла, в каких городах не перебывала, не нашла третьего яичка. О Москве она и думать забыла, извелась, состарилась, в монастырь поступить решила, однако подвига, завещанного ей Пасхой, не бросила и всё по дороге идёт, а посошком пошаривает – нет ли яичка где.
Только раз случилось ей быть в одном женском монастыре. Чудна была та Божия обитель, стояла среди озера, на острове, окружена была стенами высокими, сияла благочестием и подвижническим житием. На страстной Марфинька там исповедывалась и открыла духовнику свою заботу. Как услышал старец о золотом яичке, задумался и говорит:
- Есть тут в монастыре такое диковинное золотое яичко, висит оно у Праздника – уж не твоё ли? Как пойдёшь завтра к причастию, погляди.
Марфинька у обедни стоит, на образ праздника смотрит и видит: висит её золотое яичко, такое светленькое, как живой огонёк, перед ликом святой Пасхи. Возликовала её душа, и после причастия горячо возблагодарила она Господа за неизреченные милости Его, за свою нечаянную радость.
- Что же твоё это яичко? – спрашивает духовник. – Отдать тебе его?
- Моё, святой отец, - отвечает Марфинька, - только не прогневайся, не откажи принять в обитель смиренный дар сей от рабы Божией Марфы. Много лет искала я свою пропажу, не чаяла и найти. Много лет тянулся строгий подвиг мой, извелась я, состарилась. И вот в награду сподобилась видеть истинное чудо Господне. Радуюсь, что не закатилось на край света моё золотое яичко, а привело меня в обитель вашу к празднику Пасхи. Отец святой, дозволь остаться здесь навсегда, принять постриг.
Только сказала это, и исчез духовник, а с образа к ней сходит святая Пасха, сияет лик её и риза, сверкают алмазный венец и поручни, подаёт она Марфиньке золотое яичко и христосуется.
- Спасибо тебе, девица, - ликует Пасха, - утешила ты меня. Всё мне ведомо, как ты первое яичко стрелецким сиротам отдала и как второе яичко пьяненькому пожаловала, а третье мне в дар принесла. Выдержала ты послушание своё – теперь проснись. Страшен сон, да милостив Бог.
Очнулась Марфинька. Спит она рядом с подругами в девичьей, и солнце бьёт ей прямо в глаза. Вот ведь что приснилось! Встали и стали сызнова яйца катать.
Государыня Пасха посмеивается и говорит Марфиньке:
- Уразумела сон? Нужны тебе три твои золотые яичка? Ведь ты добрая – всё равно их отдала. Знала ранее, что не твои, а как твоими стали – отдала. И то – на что нам золотые яички? Ну, будет, девушка. Христос воскресе!

(«Новое Время» 1910 г. Пасхальный номер. (№ 12249 от 18 апреля
1 мая)).

Подготовка текста и публикация М.А. Бирюковой.