Очерк 30. Логика с Большой буквы

Воображаемая логика  профессора Н.А. Васильева

Всё, что выходит за пределы традиции, или канона, в том числе и в логической науке, относят обычно к  нетрадиционной  области  научного  знания.   Рассматриваемая нами содержательная логика имеет, именно, свойства нетрадиционных научных воззрений.  В  отечественной логической литературе идеи российского профессора Н.А. Васильева чаще  всего связывают  с критикой  законов традиционной, аристотелевской, формальной, общей логики и выдвигают его на роль основоположника неклассической логики в России. Разумеется,не уместно  отрицать эту связь, но хотелось бы обратить внимание читателя  на  общность идей трёхзначной (многозначных) логик с современными представлениями об однозначной «содержательной логике». «Российский философ, этик, психолог, поэт-символист, кандидат философских наук, профессор кафедры философии Казанского университета Николай Александрович Васильев был по образованию врачом, - пишет в книге «Преподавание логики в общеобразовательной школе: методические рекомендации, книга для учителя» (1996) специалист в области философии и методологии науки, доктор философских наук, профессор кафедры философии гуманитарных факультетов МГУ им. М.В. Ломоносова М.И. Панов.  [Панов  М.И.  Преподавание  логики  в  общеобразовательной  школе: методические  рекомендации. Книга  для  учителя.  М.,  Издательство «Просвещение», 1996, стр. 91].  Трудно не удивиться тому  обcтоятельству, что логики  не рассматривают идеи  профессора Н.А. Васильева и других подобных исследований, как парадокс с точки зрения  рационального мышления, с точки зрения классической, традиционной логики.  И, что интересно, придумали для подобных взглядов понятие «неклассическая логика», которое, правда,  не спешат  точно логически отпределять. Мы с вами - уважаемый читатель - нашли, что содержательная логика делится на две части: дедуктиную логику знания и индуктивную логику познания и этого единства противоположностей вполне достаточно, чтобы охватить мыслимое человеком познавательное научное пространство. Возникает вопрос: а какое отношение неклассическая (символическая) логика (или неклассические логики) имеют к логике, как таковой? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо твёрдо знать охватывает ли по своему объёму теория содержательной дедуктивной и индуктивной логик современную традиционную и нетрадиционные логики?  Рациональный  ответ на этот вопрос, разумеется, имеет скорее положительную окраску! То есть, понятие содержательной логики шире, чем понятия классической логики и всего множества имеющихся логик неклассических, в том числе и тех, которые не имеют отношения к человеческому  мышлению. Причём, надо признать - это, скорее всего, специфическая наука, которая, в сущности  является предтечей традиционной формальной логики, классической и неклассических логик.   «Содержательная логика» в том числе является логикой и эмоционально - образной!  К сожалению, сегодня ничего подобного в содержательном варианте логической теории нет и в ближайшее время возникновение подобной научной теории, не могло, и предвидеться, поскольку серьёзные разработки в указанной области отсутствуют. Однако, теперь – после публикации рассматриваемой теории содержательной логики, стоит надеяться, что указанная логическая тематика найдёт своих авторов и почитателей. Во всяком случае, создание теории образно-эмоциональной («женской») логики теперь так же  может ожидать своего создателя. В рамках настоящего исследования будут указаны лишь  вероятные пути  к реализации этого логического проекта (научной гипотезы), которые, по мнению автора, могут оказать помощь в практическом осуществлении этой научно - философской и логической идеи. Здесь, разумеется, важно указать, что заявленное единство классической содержательной логики  и образно-эмоциональной логики не является гипотетическим предложением автора, а основано на природе гармонии «золотой пропорции», объединяющей эти действительные логические ипостаси в единое и нераздельное целое. Вспомним необходимое единство рекурентных рядов Фибоначчи и Люка, как и их производные. Содержательная логика легко  с ними согласуется.
 
А логический термин «единство полярностей», к которому необходимо отнести  понятия «мужского» и «женского», не следует отделять от содержательной логической проблематики. Наряду с этим, идеи профессора Н.А. Васильева согласуются  с  разделом  парадоксального, к  которому собственно и  относится  его «воображаемая  логика». Эти  взгляды профессора Н.А. Васильева  развивались в русле идеологии  психологизма, как полагает, например, профессор М.И. Панов, рассматривавшего логику, как часть психологии и призывавшего заниматься  исследованиями «реального мышления», а  не последствиями нормативного  характера известных логических законов. Создавая свою «воображаемую» логику Н.А. Васильев  полагал, что она приспособлена для  особого, «воображаемого»  мира, организация  которого  отлична  от нашего, земного мира, следовательно, отлична и психологическая организация  существ, живущих в  «этом»  мире, поэтому  отлична  и  логика  этого  мира, предложенная  профессором. «Абсурдной должна казаться самая мысль  об  иной  логике, чем  наша, - пишет в  своей книге «Воображаемая логика» (1989) профессор Н.А. Васильев, - или о нескольких логиках. Абсурдной  потому, что  мы  так  свыклись  с  мыслью  об  одной, одинаковой  для  всех  логике, что  не  можем  представить  себе иного.  Однако это только психологическое объяснение нашей  уверенности  в единстве логики: никто не доказал такой единственности. Мы верим в единую логику совершенно так же, как  народ, находящийся  на  начальной  ступени  культурного  развития, верит  в то, что  его язык единственно возможный. Когда такой народ  сталкивается с соседним народом, то этот последний производит на него  впечатление  народа без  языка (немых людей), или «немцев». Будет  обидно  для  нашей, человеческой  умственной  зрелости, если  мы, столкнувшись  с  иным ходом логических операций, чем наши, также  произвольно  лишим  их  названия логических. Мы должны  мыслить  иные  логические законы, если  мы  представим себе мир с  другими, столь же  естественными  законами мышления, представим  себе  существо  с  другой  интеллектуальной  организацией».  [Васильев  Н.А.   Воображаемая  логика.  Избранные  труды.  М., 1989, стр. 55-56].

Следует  обратить  ваше  внимание, уважаемые читатели, на  то  обстоятельство, что  идея  множественности  логик профессором  Н.А. Васильевым  была  выдвинута по  аналогии  с  множественностью  систем геометрии. Подобно своему  великому  земляку  Н.И. Лобачевскому, назвавшему  открытую  им  неевклидову  геометрию – «воображаемой», профессор Н.А. Васильев и называет построенную  им логическую систему «воображаемой», или «неаристотелевой» логикой. Неевклидова геометрия, есть  геометрия без пятого  постулата  Евклида, без  так называемой  «аксиомы  о  параллельных  линиях». Воображаемая логика, есть «логика без закона противоречия». Логика, по профессору Васильеву слагается  из  законов двух  уровней: первый уровень  составляют законы, входящие в  абсолютное и поэтому необходимое  ядро, которое он называет «металогикой»; второй уровень, содержит изменяющуюся совокупность логических законов, которые зависят от свойств изучаемой реальности. Для  наглядной  демонстрации  различий  между  законами  этих  двух  уровней  Н.А. Васильев  как  раз  и  выделил  два  различных  значения, которые  вкладывались им в  понимание  закона  противоречия. Первое значение: это - закон, который профессор Н.А. Васильев предлагал сформулировать так: «Суждение не может быть зараз истинным и ложным». Этот закон он называл «законом абсолютного различения истины и лжи», или законом  «самонепротиворечия». Подчёркивая это, профессор Н.А. Васильев отмечал, что этим законом запрещается самопротиворечие, повелевается последовательность самому себе, согласованность в утверждениях логического субъекта. Поэтому этот закон можно  было бы  назвать  законом  самонепротиворечия. Без этого закона самонепротиворечия, полагал профессор  Н.А. Васильев, невозможна никакая логика, а значит и  воображаемая. «Тот, кто перестал  бы  различать  истину от  лжи, тот перестал бы мыслить логически». Профессор Н.А. Васильев понимал, очевидно, что парадоксы логики образуются по причине нарушения  логического закона непротиворечия, как краеугольного камня стоящего на страже содержательной определённости мысли. Но «разрешая» противоречие в воображении, он  вынужденно  предлагает  эту логику для иного мира, и иной психологии живых существ.  Фантазия учёного здесь не видит предела, поскольку он предлагает различные варианты ограничений: закон исключённого второго, закон исключённого третьего, закон исключенного четвёртого, исключённого пятого и т.д. Замечательно то обстоятельство, что логический закон исключённого второго не требует воображаемого мира, он как раз употребим в том мире, в котором мы с вами находимся и требует не воображаемой, а естественной содержательной, человеческой логики, которую мы с вами и рассматриваем в настоящей работе. Что такое «закон исключённого второго»? Не трудно догадаться, что это «закон тождества» рассматриваемой нами содержательной логики.  А «закон исключённого третьего», это известный всем закон традиционной аристотелевкой формальной логики. Не трудно собразить, что «закон исключённого четвёртого», это уже закон васильевской воображаемой логики, в которой наряду с значениями «истинно»,  или «ложно» может быть принято значение, например, «возможно» (вероятно), либо какое-либо иное третье значение, характерное  для   различного  рода  символических  исчислений.

В представлении разных авторов существует и различная интерпретация  произведений профессора Н.А Васильева. Одной из таких, популяризован-ных интерпретаций произведений профессора  Н.А. Васильева, является  статья  белорусского  учёного, доцента  А.Н. Шумана.  «Российский учёный, профессор Н.А. Васильев предложил неформальную  теорию  возможных  миров,  -  пишет в  книге «Философская логика: истоки и эволюция» (2001) специалист в области логики и методологии познания, кандидат философских наук, доцент кафедры философии и методологии Белорусского государственного университета А.Н. Шуман, - на  базе которой  им  было  разработано  специфическое  исчисление  имён, альтернативное  аристотелевскому, где  ни  «закон  противоречия», ни  «закон  исключённого  третьего»  не  являются  общезначимыми». [Шуман  А.Н.   Философская  логика:  истоки  и  эволюция.  Минск, Издательство «Экономпресс», 2001, стр. 201 - 2012].  Считается, что  Васильеву  удалось  создать  более  простую  систему  исчисления  имён, - пишет В.Н. Шуман, - чем  аристотелевская силлогистика, самую  элементарную  из  всех  существующих  сегодня. В  его  теории  имеется  только  один  вид  синтаксических  имён: А, В, С, D, …, и  три  логических  константы:  а - (все …  есть …),  е - (все …  не  есть …), и  m - (некоторые, но  не  все …  есть …). Введение  функтора  «m», который  заменяет  собой  два  функтора  аристотелевской  силлогистики  (некоторые … есть …)  и  (некоторые … не  есть …), обусловлено  обоснованием  нового  типа  частного  суждения, которое  интерпретируется  двояко.  Имеют смыслы:  во-первых, как  неопределённое  частное  суждение: «некоторые, а  может  быть  все  А  есть  В», а  во-вторых, как  собственное  частное  суждение «некоторые, но не все  А  есть  В».  Аристотель  понимал  частное  суждение  только  в  первом  смысле, хотя  оно  и  имеет  вид  гипотезы  (предположения), где  субъект  суждения  оказывается  неопределённым. Васильевское (второе) высказывание  оказывается  индифферентным «А  есть  и  не  есть  В», или  «А  есть  В,  или  не  есть  В»,  или  «А  может  быть  В». Итогом  логических  изысканий  Н.А. Васильева, - по  мнению доцента А.Н. Шумана, - стало определение  им  закона  исключённого  четвёртого:  «Три  логических  константы  формируют  три  атомарных  предложения: общеутвердительное (АаВ), общеотрицательное (АеВ)  и  индифферентное (АmВ). Эти  высказывания  попарно  связываются  отношением  противности (контрарности):  оба  суждения  не  могут  быть  вместе  истинными, но  оба  могут  быть  ложными, и  трипарно  связываются  отношением  противоречия (контрадикторности):  три  суждения  не  могут  быть  вместе  истинными  и  не  могут  быть  вместе  ложными. Подобные  отношения  описываются  особой  схемой: логическим  треугольником, вершинами  которого  выступают константы  а,  е,  m.   Данная символическая (формальная) схема выражает основной  закон  логики Васильева, это – закон  исключённого  четвёртого:  «истинным  является  или  АаВ, или  АеВ, или  АmВ, а  четвёртого  не  дано». Символически (схематично, формально, или математически) этот логический  закон  можно  записать  следущим  образом:   АеВ – (АаВ)  - AmВ.  Из  общеутвердительного, общеотрицательного  и  индифферентного  суждений  только  одно  должно  быть  истинным, и  четвёртого  суждения  образовать  нельзя.  Аналог такого  трёхзначного  решения  Васильев  усматривает  в  геометрии  Лобачевского, в  которой  две  линии  либо  пересекаются (сводные), либо  не  пересекаются (разводные), либо  параллельны».  Если  наличие  трёх  логических  констант  истолковать  как  следствие  трёхзначности  логики, то  им  могут  соответствовать  значения  «истинно», «ложно»  и  «неопределённо» (или индифирентно), добавляет  А.Н. Шуман, а  воображаемая  логика  может  рассматриваться,  как  один  из  первых  вариантов  многозначной  логики.  Но, что такое трёхзначная логика? Рассмотрим  в  качестве  примера - опровержение  гипотезы  А.Н. Шумана (Н.А. Васильева) о  том, что  «аналогом  трёхзначного  представления  логики  является  геометрия  Лобачевского, в  которой  две  линии  либо  пересекаются  (сводные), либо  не  пересекаются (разводные), либо  параллельны», четвёртого здесь  не дано.

С  этим  мнением  А.Н. Шумана, особенно  с  предлагаемой  геометрической  интерпретацией  «воображаемой»  логики  Н.А. Васильевым, согласиться нельзя.  Если  представить  геометрически  возможную  триаду, где  () – линии  пересекаются,  )( - линии  расходятся  и ; - линии  параллельны, то  складываются  следующие, возможные  варианты  отношений:  две  линии  пересекаются, либо  не  пересекаются;  две  линии  расходятся, либо  не  расходятся; две  линии  параллельны, либо  не  параллельны – четвёртого, действительно, в  этом  случае -  не  дано.  Однако, в рассматриваемой проблемной ситуации имеется три  варианта  возможных  решений (гипотез), но  не  три  варианта   истинности, как  полагают  доцент А.Н. Шуман   и  профессор  Н.А. Васильев. Гипотетическое  знание - неопределённо, поэтому  не  может  рассматриваться  с  позиции  истины  или  лжи: гипотеза – это и  не  истина, и  не  ложь, это – вероятность того или иной возможности однозначного вывода.  Истинным  может быть  только  один  выбор, зависимый  от  действительного  положения  дел.  При  этом  не  требуется  ни  введения  «воображаемой»  логики, ни  отказа  от  традиционного  формального  закона  «исключённого  третьего». Просто, необходимо понимать, что существует логика знания и логика познания, которые отличаются друг от друга содержательно. хотя по своей логической форме они эквивалентны.  Это  логически  очевидно, поскольку - «Гипотеза  - это предположительное, вероятностное  знание, ещё  не  доказанное  логически  и  не  настолько  подтверждённое  опытом, чтобы  считаться  достоверным и определённым.  Гипотеза  не  может  считаться  ни  истинной, ни  ложной.  О  ней  можно  сказать, что  она с позиции этой оценки неопределённа. Гипотетических вариантов  того, что в рассматриваемом случае следует признать истиной, может быть некоторое множество, а задачей познания является определённость рассматриваемого случая, то есть его однозначное отождествление с истиной, когда «второго не дано»! Поэтому рассматриваемая нами содержательная дедуктивная логика, это логика знания, логика исключённого второго, или логика тождества Противопоставлением принципу «определённости» логики знания, является принцип «вероятности» логики познания - логики многозначной! Это может только большая,  или  меньшая  вероятность  того,  или  иного  явления, процесса,  или  реализации  одного  из возможных (реальных, или потенциальных, но не запрещённых) положений. Вероятность образует некоторое множество гипотез, из которых предполагается получить требуемую для логики знания определённость, тождество мысли и действительности. Получив  эмпирическое подтверждение, одна из гипотез  превращается  в  истинное  знание  и  прекращает  своё  существование,  как  данная  форма   развития  научного  знания, то  есть  переходит  в  разряд  научных  истин и образует со временем новую научную теорию.  Опровергнутая гипотеза, становится  ложью  и  прекращает  существование в научном дискурсе. Поэтому, «трёхзначная» неопределённость  не  может и не должна рассматриваться с позиции истины или лжи. Конечно - это положение требует уточнения и ясности. 
В  рассуждениях же  «воображаемых  логиков»  мы  находим  элементарное  противоречие, утверждение тождества вероятности и определённости того, чего в  действительности  нет.  Все  три  суждения, о  которых  говорит  Н.А. Васильев: общеутвердительное, общеотрицательное  и  индифферентное, являются  на  самом  деле – неопределёнными. Если  у  вас  имеется  возможность  выбора  из  пяти  вариантов, разве  логика  рассуждений  от  этого  становится  пятизначной?  Если  возможность  выбора  велика, то  мы  говорим  о  вероятности  того  или  иного  явления, которая  может  быть  определена  на  основе  либо  статистической  закономерности, либо гипотетического  исследования, но  разве  логика  от  этого  становится  многозначной?

С  неопределёнными  мыслями  следует  обращаться  осторожно, поскольку  до  своей  определённости, с точки зрения содержательной традиции логики, они могут  иметь  лишь  смысл  гипотез, предполагающих гипотетичность имеющегося знания.  Мы с вами вполне объективно  пришли  к  выводу о существовании содержательной  логики  знания  и  логики  познания. Интересно оказывается то обстоятельство, что в современной  литературе о логике вы наверняка обнаружите сочинения о женской логике, а вот о мужской  ипостаси  история  логики оказывается молчаливой. Да и термина «мужская логика», как впрочем и «женская логика»  в серьёзных  философских и логических изданиях вы не обнаружите. Наряду с этим, существует множество различных логик и соответствующих их названий, которые так или иначе уже упоминались в настоящей работе. Разумеется, автор не претендует на абсолютную полноту сказанного о логических ипостасях, к сожалению, логический рынок нашего отечества в этих вопросах  представляет собою весьма давно жалкую картину. Здесь, очевидно, также функционирует закон рынка: «спрос рождает предложение».
Наряду с этим, крупные торговые книжные фирмы в крупных городах страны располагют и более привлекательным «логическим репертуаром». Тем же свойством обладают и библиотечные  фонды, наполнение которых зависит  престижа собрания, учебного заведения и их рангов в  образовательной  системе.  Тем не менее, исходя из скромности  показанной традиции, общепризнанным можно считать мнение об общезначимости традиционной аристотелевской, формальной (общей) логики, как для мужчин, так и для женщин в культуре логического мышления, а также и для обеспечения истинности научного знания. Исходя и этой традиции, разумеется, вовсе не следует вывод о том, что женской логики не существует. В таком случае разговоры об этом «феномене» не следует считать народным фольклором, имеющим к тому же различные околонаучные интерпретации. Однако, так ли недостоверно подобное мнение?  Нет ли каких-либо объективных и необходимых оснований для существования двух важных составляющих человеческой логики: «мужской» и «женской»?  Начнём с того, что объектом логики (будь то «мужская», или «женская») является  мышление. Мышление, как полагают учёные, является не только достоянием человека, но и высшие животные  обладают некоторыми, легко обнаружимыми  на  практике  проблесками  того, что  в  теории  науки   называется  «мышлением». «В своём более или менее развитом виде, - пишет в учебнике «Логика» (1996) специалист в области  логики и информатизации доктор философских нак, профессор кафедры философии Академии труда и социальных отношений России, а также член Союза художников России  Е.А. Иванов, - мышление это опосредованное, обобщённое отражение действительности, окружающего мира в мозгу человека и животных осуществляющееся в процессе их практической жизнедеятельности и теоретической познавательной любознательности.  Это определение, во-первых, означает, что «царство мыслей» рождается в голове человека не самопроизвольно и существует не само  по себе, а имеет в качестве своей непременной предпосылки «царство вещей», реальный мир зависит от него и определяется им. Мышление, это не простое отражение действительности, а воспроизведение материального в идеальном, в виде мыслей. И если сама действительность носит системный характер, то  есть состоит из  бесконечного множества самых разнообразных систем, то мышление это  должна быть так же универсальная система, в которой есть  свои элементы, определённым образом связанные между собой и взаимодействующих друг с другом. А способ отражения не прямой, с помощью органов чувств, а опосредованный, на основе уже имеющихся знаний, умений и навыков.  «С мышлением человека неразрывно связан язык. Вне мышления нет языка,  как   и   наоборот, - утверждает   профессор  Е. А. Иванов, -  вне  языка   нет  мышления». Последнее, весьма важное утверждение, но весьма дискуссионное, что, без-условно, важно. 1) Высшие животные однако, могут мыслить, хотя и на «примитивном» уровне, обладая лишь образно эмоциональной составляющей мысли (включая рефлексы, мимику, жесты, позы, различные звуки, выражающие преобладающую эмоцию  т.п. ). 2) У некоторых видов живых организмов (животных): бактерии, муравьи, пчёлы, дельфины и т.д. существует системная (видовая) организация и взаимодействие, обеспечиваемое в том числе и определённым  качеством «мышления и логики».  3) Почему бы не допустить, что  у  человечества возможности этого вида логики нашли своё эволюционное развитие и совершенствование? и 4) Дело в том, что  существует два вида, и только два вида математических последовательностей, образующих рекурентное отношение «золотой пропорции»: Fi (Фибоначчи) I,1,2,3,5,8,13… n; и Lu (Люка) 0,1,3,4,7,11,18… n; Мы в результате наших логических исследований пришли к выводу о том, что математическая последовательность  Fi служит матрицей для дедуктивной традиционной аристотелевского типа содержательной (мужской) логики знания, так и индуктивной содержательной (мужской) логики познания! Существование женской ипо-стаси логики столь же понятно и очевидно. Очевидна так же  «гендерная» соотнесённость этих логик, хотя эта соотнесённость и не должна рассматри-ваться, как приоритетное направление в демаркации ипостасей. Скорее, «единство мужской и женской» логик имеет своё бытие в каждом человеке. Это не альтернатива, а необходимое «единство полярностей», является не чем иным, как важнейшим, необходимым  и  эффективным   установлением   содержательной   логики.  Сейчас эта гипотеза уже не вызывает сомнений.  Но, возникает вопрос: а какова функция и свойства математической последовательности Lu в содержательной логике? Проведём небольшой анализ  возможных вариантов. 1) предположим, что последовательность Люка так же, как и ряд Фибоначчи содержит  возможность образования содержательной логики, 2)  Предположим, что так называемая «женская логика» это и есть те правила, руководящие «проблесками мышления», которое осуществляется посредством имеющихся  в сознании людей знаний, знаний полученных в результате эмоционально-образного мышления и его поведенческих сателлитов. Вполне уместно предположить, что  так называемая «женская логика», или «интуитивная логика» педваряет развитие человеческого языка, как и развитие «мужской логики». В этом смысле следует говорить о существовании «женской логики», как «логики интуитивной», развивающейся в каждом че-ловеке спонтанно благодаря его  природной адаптации и общественной социализации, в детском, юношеском и взрослом возрасте.  Разумеется, может существовать, как негативная форма развития «интуитивной, женской логики», её позитивный вариант, так и множество промежуточных интерпретаций проявления этого феномена.  В настоящей работе речь пойдёт, именно, о «мужской» традиции содержательно-формальной, аристотелевского типа логике и о «женской», «интуитивной» общей образно-эмоциональной логике, аналогов которой  в истории логики до настоящего времени не существовало. Но описание последней будет представлено  лишь эскизно и контекстуально. Это в любом случае интереснейшая (очевидно, новая для логической науки), феноменальная  исследовательская задача, которую  отчасти  мы с вами и имеем  намерение  выполнить, что бы  воссоздать идею естественной структуры  живой  логической  природы  в  её  содержательной, традиционной  системной  организации.  Предлагаемое изложение в любом случае интереснейшая (очевидно, новая для логической науки), исследовательская задача, которую  отчасти  мы с вами и имеем  намерение  выполнить, что бы  воссоздать  естественную  логику  живой  разумной  природы, осуществляющей отражение присущее материи на всех уровнях её системной и разумной организации. И если в формальном выражении мы можем наблюдать изоморфизм материальных образований в виде, например, фрактальности, или голографичности мира, то в содержательном смысле существует и проявляет себя всюду разнообразие, требующее системной, периодической организации. Следует иметь в виду, что психика помогает живым существам ориентироваться в меняющейся среде, приспосабливаться к ней, но человек - наоборот научился приспосабливать среду обитания для  себя. Это весьма важное об-стоятельство, как хорошо известно, есть и инструмент в познавательной деятельности  человечества,  а  в последствие  и  в  области  научного  познания.

«Имя казанского логика Н. А. Васильева (1880–1940), - пишет в статье «О воображаемой логике Н.А. Васильева» (2009) З.А. Иконникова ; С-ПГУ, Институт философии. Журнал русской философии и культуры № 20, 2009, стр. 210 – 217, -  широко известно у нас в стране и за рубежом: [ Бажанов В.А. Н. А. Васильев и его воображаемая логика. Воскрешение одной забытой идеи. – М., 2009. – 240 стр. Эти статьи переизданы в сборнике: Васильев Н.А. Воображаемая логика // Васильев Н.А. Избранные труды. – М., 1989]; он является создателем так называемой «воображаемой», или неклассической, логики (впервые ее тезисы были представлены на V международном философском конгрессе в 1925 г.). Васильев писал свои работы в тот период, когда логика по существу отождествлялась с аристотелевской силлогистикой. Он работал с определениями традиционной логики, не пользуясь математической формализацией для выражения идей (известно, что он изучал математическую логику, но из-за болезни не успел применить ее к разработке своих идей). Поэтому интерес к его трудам, возникший в начале 1960-х гг., был интересом скорее историческим. Действительно, очень многие из идей Васильева пред-восхищали важные открытия, но в то же время многие из них теряют свой грандиозный размах при переводе на язык современной логики. Кроме того, существует широкий выбор способов их интерпретации, и зачастую тот, кто проводит формализацию, делает ряд допущений, не присутствовавших в первоначальном тексте, поэтому критическое рассмотрение этих реконструкций требует специального глубокого исследования. В данной работе я обратила внимание на положения Васильева, которые можно критиковать исходя из его собственной позиции, средствами традиционной логики. Если быть последовательным, то даже такими методами можно добиться интересных результатов. Васильев оставил следующие работы по логике [Васильев Н.А. О частных суждениях, о треугольнике противоположностей, о законе исключенного четвертого // Васильев Н.А. Избранные труды. – М., 1989, стр. 49. 2; там же. стр. 53–93], где и изложены его основные идеи: статья «О частных суждениях, о треугольнике противоположностей, о законе исключенного четвертого», опубликованная в «Ученых записках Казанского университета» (1910, октябрь, кн. 10), статья «Воображаемая (неаристотелева) логика», изданная в «Журнале министерства народного просвещения» (1912, август, ч. 40), статья «Логика и металогика», вышедшая в свет в международном журнале «Логос» (1912–1913, кн. 1–2). В 1911 г. он сделал также доклад о воображаемой, или неаристотелевой, логике в Казани на заседании физико - математического общества. Именно на этих работах и основываются исследования новых логических идей Васильева и попытки реконструкции  [См.: Бажанов В.А. Н. А. Васильев и его воображаемая логика. Воскрешение одной забытой идеи. – М., 2009. – 240, стр.  Эти статьи переизданы в сборнике: Васильев Н.А. Воображаемая логика // Васильев Н.А. Избранные труды. – М., 1989.  «логик Васильева» в исчислениях предикатов, модальных логиках, или в виде паранормальных исчислений высказываний]. Сам автор не составил формализаций своих идей, все его статьи написаны свободным языком и оставляют широкий простор для интерпретаций. Одной из первых работ, посвященных трудам Васильева, была статья В. А. Смирнова «Логические идеи Н. А. Васильева и современная логика» (1962), где подробно рассмотрены подходы, предложенные Васильевым в логике, представлена формализация логики без закона противоречия – в виде силлогистики с набором металогических правил без ссылки на структуру суждения, а также топологическая интерпретация этой силлогистики, и акцидентальная – с модальными операторами долженствования и возможности. Эта статья, известная за рубежом по реферату Д.Д. Коми (1965), легла в основу работ латиноамериканских ученых Аиды Арруды (Aida I. Arruda, 1967), Н. да Косты (Newton C. A. da Costa, 1970), Ф. Асеньо (F. Gonzalez Asenjo, 1975) и многих других, строивших новые системы нетривиальных противоречивых логик, формализующих неаристотелеву логику Васильева. Некоторые работы переведены на русский язык. Уже с 1960-х гг. Васильева воспринимают на Западе, как предвестника развития многозначной логики (Дж. Клайн, Н. Решер, М. Джаммер) и на основе его идей строят неклассические исчисления высказываний, в которых решают задачи логики, совместимой с противоречием. В настоящее время и многозначными, и паранормальными логиками занимаются многие ученые, как в России, так и за границей. Таким образом, важно точно представлять себе задачи, которые ставил перед логикой Васильев, и особенности методов, которые он предлагал для их решения. К идее логики без закона противоречия Васильев пришел постепенно, начиная с рассмотрения частных суждений и традиционной классификации суждений в формальной, Аристотелевой логике. Как известно, принято четыре вида простых суждений: частноутвердительные (I), частноотрицательные (O), общеутвердительные (A) и общеотрицательные (E), из которых первые и четвертые, а также вторые и третьи соответственно находятся между собой в отношении противоречия, или контрадикторности, а третьи и четвертые – в отношении противоположности, или контрарности. [Аристотель. Метафизика, Г 1011 b 23 // Аристотель. Сочинения. В 4 т. Т. 1. – М., 1976, стр. 141]. Отношение между частноотрицательными и частноутвердительными суждениями называется отношением субконтрарности, или подпротивности, частичного совпадения. Контрарные (A, E) и контрадикторные (A, O и I, E) суждения не могут быть вместе истинными – это закон противоречия, а контрадикторные и субконтрарные (I, O) не могут быть вместе ложными – это закон исключенного третьего. Из общих суждений следуют суждения частные, и, к тому же, в силлогистике применяются законы обращения суждений общеотрицательное обращается без изменения количества и качества в общеотрицательное, общеутвердительное – в частноутвердительное, частноутвердительное – без изменения количества и качества в частноутвердительное, а частноотрицательное суждение в традиционной силлогистике не обращается. Суждения частноотрицательные и частноутвердительные Васильев рассматривает как незавершенные и не-определенные формы суждений, так как подразумеваемое в них соотношение субъекта и предиката определено не строго, как в общих суждениях, а проблематично: «некоторые, а может быть и все S есть / не есть Р». Поэтому он предлагает вместо этих двух видов суждений ввести другой вид исключающих частных суждений (Т) – «только некоторые S есть Р». Суждения вида А, Е и Т взаимно контрарны, то есть попарно не могут быть одновременно истинными, но могут быть ложными, и, таким образом, закон исключенного третьего не работает. На его место приходит закон исключенного четвертого, поскольку из трех данных видов суждений всегда истинно какое-либо одно, и нет четвертого варианта. Так как категорические утверждения видов А, Е и Т попарно несовместимы, то верна их дизъюнкция, а значит, в силлогистике Васильева можно любую формулу выражать дизъюнкцией базисных предложений, что нельзя сделать в классической аристотелевской силлогистике. Закон исключенного третьего, открытый Аристотелем, принимался далеко не всеми как самостоятельный закон и часто ставился в зависимость от других законов, особенно от закона непротиворечия. При этом ему давали самые разнообразные трактовки – от апелляции к определению суждения (у Ари-стотеля), ссылки на свойства контрадикторных суждений (principium exclusi medii inter dou contradictoria) (Х. Вольф) до определения его как основы логической необходимости в познании для аподиктических суждений (у Канта). Позднее, в «Логике» Зигварта появляется перенос противоречия от суждений к предикатам: А есть, или В, или не В, третьего не дано. Как противоречащий закону тождества (в этой формулировке), закон исключенного третьего критиковался Гегелем, который считал его пустым и бессодержательным. Милль, приводя этот закон вместе с началом противоречия (одно из двух противоречивых утверждений должно быть ложно), утверждал, что он вовсе не имеет статуса закона, так как не является истинным в любом случае. Могут быть приведены такого рода суждения, относительно которых нельзя сказать, что они истинны или ложны, если нельзя понятие субъекта ни в каком смысле приписать понятию предиката. [Аристотель. Метафизика, Г 1011 b 23 // Аристотель. Сочинения. В 4 т. Т. 1. – М., 1976, стр. 141]. Васильев отстаивает ту точку зрения, согласно которой закон исключенного третьего не то чтобы «беден содержанием» или «не самостоятелен», а прямо неверен. Впервые именно в этой статье («О частных утверждениях…») он вводит различение в объекты логики, которыми могут быть либо объекты реальности – восприятия и представления, иначе – объекты, принадлежащие области возможного опыта, либо понятия – символизация объектов реального мира. Закон исключенного третьего верен для восприятий, но не для объектов символи-ческого мира понятий. Для понятий действует закон исключенного четвертого: «Относительно каждого понятия, взятого как субъекта, и любого предиката мы можем образовать три различных суждения: одно о необходимости данного предиката, другое о его невозможности и третье – о его возможности, и четвертого образовать нельзя». Его можно переформулировать как дизъюнкцию трех базовых видов категорических суждений. Таким образом, классическим законом исключенного третьего можно пользоваться только со строгим ограничением, применяя его в рассуждениях о реальных объектах, существующих в мире восприятий в конкретном месте в конкретный момент времени. Поскольку мы тяготеем к тому, чтобы говорить о большем, чем очевидное, и склонны подменять имена предметов понятиями, постольку мы должны применять именно закон исключенного четвертого. Суждения о понятиях и суждения об актах могут принимать как форму единичных, так и форму общих суждений; строго говоря, частных суждений не существует, потому что субъект в суждении на самом деле всегда распределен. Рассматривая в своей первой логической работе частные суждения и закон исключенного третьего, Васильев вплотную подходит к проблеме разделения практически-логического и чисто-логического (в кантианском смысле), или отдельно взятой логики и металогики. Некоторые законы, как закон исключенного третьего и его частный случай – закон противоречия (непротиворечивости), оказываются действующими только в пределах ограниченной предметной области, в то время как вполне возможно, продолжая мыслить логически, построить иную предметную область, в которой будут соблюдаться другие необходимые законы: так появляется воображаемая логика. В статье «Воображаемая (неаристотелева) логика»2 Васильев тщательно аргументирует свою позицию, доказывая, что при любом способе трактовки понятия логического закона, возможно, принимать существование иного, чем традиционный, набора логических законов.  [Васильев Н.А. О частных суждениях, о треугольнике противоположностей, о законе исключенного четвертого // Васильев Н.А. Избранные труды. – М., 1989, стр.; Там же, стр. 53–93].

При этом, если мы исключаем закон противоречия, мы должны определить его: а именно, закон противоречия выражает несовместимость утверждения и отрицания. Отрицание, в свою очередь, определяется как нечто не совместимое с утверждением. Его нельзя определять другим способом: оно не сводится к простому различию или, тем более, к отсутствию предиката. На самом деле, в реальном пространстве фактов мы не можем удостоверить отсутствие предиката, но удостоверяем только наличие. То есть, производя отрицание, мы на самом деле делаем вывод, единственным логическим основанием которого является несовместимость с утверждением. Таким образом, закон противоречия уже заключен в определении отрицания. Он незыблем, потому что когда бы не совпало утверждение В с его отрицанием А, мы всегда скажем, что неверно назвали А отрицанием В. Единственный факт, который отражает, по мнению Васильева, закон противоречия – это факт существования несовместимых предикатов. Воображаемую логику без закона противоречия, следовательно, нужно строить, используя иной вид отрицания. При этом в отрицании нужно различать формальный момент – истинность отрицательного суждения влечет ложность утвердительного, и материальный момент – в отрицательном суждении делается вывод о несовместимости субъекта и предиката. Формальный момент не проясняет нам, как именно мы приходим к такому суждению, но указывает на его необходимое свойство; материальный момент указывает нам происхождение отрицательного суждения. Изменив его, мы получаем другой вид отрицательного суждения. Допустим мир, в котором отрицательные утверждения будут так же непосредственны, как и утвердительные, то есть такой, где опыт без вывода будет убеждать нас в том, что S не есть Р. Формально эти новые суждения сохранили бы способность объявлять утвердительное суждение ложным. Однако, если мы допустим существование в этом мире некоторого объекта, для которого путем непосредственного опыта мы найдем основания как для утвердительного, так и для отрицательного суждения, то условие несовместимости отрицательного и утвердительного пропадет. (На самом деле этот воображаемый мир обладает всеми свойствами мира метафизического и хорошо может быть представлен в виде любой достаточно последовательной метафизической системы, где используются апофатические определения). При этом в воображаемой логике этого мира сохраняется закон абсолютного различия истины и лжи, который Васильев поясняет так: «утверждение не может оказаться зараз истинным и ложным». Однако именно в такую ситуацию с отрицательным и в той же мере утвердительным суждением мы попадаем, когда описываем объект, относительно которого мы находим основания, как для утвердительного, так и для отрицательного суждения, ведь мы не отменяем формальное свой-ство отрицания. Васильев предлагает ввести третье суждение по качеству – индифферентное суждение, которое строго обладает тем же формальным свойством, что и отрицательное качество суждения, и обозначает в модели существование двоякого отношения субъекта к предикату. На самом же деле в воображаемом мире нам понадобился бы и четвертый вид суждений по качеству – например, в том случае, когда мы не усматриваем как основания для утверждения, так и основания для отрицания. Однако Васильев не вводит четвертого вида суждения. Сравнивая воображаемую логику с традиционной, он замечает: «…как у нас в каждом случае истинно или утвердительное, или отрицательное суждение, так и в воображаемой логике в каждом данном случае истинна одна из трех форм: или утвердительная, или отрицательная, или индифферентная»1 . Хотя данное предложение выглядит в контексте как пояснение предыдущего введения третьего вида суждений, это, по сути, произвольное допущение, ограничивающее количество видов суждений по качеству и вводящее между этими видами суждений уже известное нам отношение несовместимости, т.е. закон противоречия. Но если мы непосредственно усматриваем основания отрицательных суждений таким же образом, как мы усматриваем их для утвердительных суждений, то между отрицательными и утвердительными суждениями устанавливается отношение, воспроизводящее отношение между утвердительными суждениями о различных предикатах, существующее в традиционной логике. Мы, по условию, не вправе сводить отрицание к различию (классическое отрицание происходит из несовместимости, а не только различия предикатов). И в то же время, по условию, мы не знаем, имеем ли мы и в дальнейшем право удостоверять отрицание из утверждения об отсутствии предиката, то есть не знаем, является ли наш мир непрерывно «воображаемым» для отрицания в степени. Таким образом, мы имеем четвертый вид суждения по качеству. Но что нас заставит ограничиться только этими видами суждений? Как бы мы назвали суждение, описывающее случай, когда нет оснований утверждать непосредственно, что А есть В, и нет оснований утверждать непосредственно, что А не есть В, и нет оснований утверждать, что нет оснований для суждений типа «“А есть В” или “А не есть В”»? Это новое суждение описывает следующую ступень «воображаемости мира». Но внутри каждой ступени будут образовываться при редукции «материального момента» отрицания два «новых» по качеству вида суж-дения, различающиеся собой только в том, стоит ли отрицание перед совмещением «несовместимых» предикатов из предыдущей ступени «воображаемости». Мы получим счетно-бесконечное, равномощное множеству натуральных чисел множество видов суждений по качеству. Как определить здесь несовместимость, продолжающую, по замыслу Васильева, существовать между различными видами суждений? Следует ограничиться только «формальным моментом»: истинность отрицательного утверждения влечет ложность… в «нормальном мире» утвердительного суждения. В непрерывно воображаемом мире оно влечет ложность всех остальных видов суждений, которых бесконечное множество, то есть утверждение несовместимо с неопределенным количеством утверждений. Таким образом, мы получим счетное бесконечное множество видов суждений по качеству, находящихся в отношении контрарности: они могут быть одновременно ложными, но никогда одновременно истинными. При этом, если в аристотелевой логике одно из суждений по качеству всегда истинно, то есть действует закон исключенного третьего (А или не А), то в логике нашего воображаемого мира действует его обобщение в виде «закона исключенного следующего», с помощью которого мы можем заключать от истинных суждений о том, что ложны все другие качественные формы того же суждения, но, имея ложное суждение, не можем узнать даже качества предполагаемого истинного суждения. В непрерывно воображаемом мире не действуют материальные законы противоречия или исключенного третьего. Там соблюдается только закон различения истины от лжи. И, в соответствии с бесконечным числом качественно разных суждений, не выполняются заключения по логическому квадрату или логическому тре-угольнику, нельзя построить конечную силлогистику. Что происходит, если мы принимает только конечное, но неравное двум число видов суждений по качеству? Мы сначала изменяем условия определения нового вида суждения, а потом нарушаем новые условия. Так, отрицание в воображаемой логике определяется простой констатацией отсутствия предиката. Почему это допущение должно перестать действовать сразу после определения отрицания? Почему суждение типа «А не есть зараз В и не В» не формирует нового вида суждения по качеству? Далее, отрицание не должно выводиться из одного только различия предикатов, если в предикатах нет противоречия. Однако, у нас не возникало противоречия при совмещении двух предикатов «А есть В и не В», потому что факты, обосновывающие суждения «А есть В» и «А есть не В», не были несовместимы. Отрицательный и утвердительный предикаты относились друг к другу, как различные, а не противоречивые. В этом и состояла идея – использовать новый вид отрицания. В то же время для конструкции конечного множества видов суждений мы вынуждены допустить, что в нашем воображаемом мире некоторые факты несовместимы и утверди-тельное, отрицательное и индифферентное суждения не могут быть истинны одновременно. Так мы вводим закон противоречия. Видим, что воображаемый мир для того, чтобы было конечно определено количество видов суждений по качеству, должен быть вписан в «нормальный мир», то есть внутреннее нарушение определения отрицания самопротиворечиво. Васильев в статье «Воображаемая логика» рассматривает закон противоречия, как касающийся только утверждения и отрицания и материальный, а не формальный, закон мышления. Но тот факт, что в традиционной, Аристотелевой, логике этими двумя видами суждений исчерпывается разнообразие видов суждений по качеству, имеет между тем формальную связь с законом противоречия, так как для всякого конечного множества видов суждений по качеству должен существовать свой закон противоречия. Оговаривая возможность логически рассуждать, не соблюдая классический закон противоречия, Васильев ссылается и на А. И. Введенского, который в «Логике как части теории познания» упомянул, что закон «отсутствия противоречия» действителен только для представлений, то есть тогда, когда объекты мышления находятся в пределах возможного опыта [Введенский А.И. Логика как часть теории познания. – Пг., 1917]. И он, несомненно, признавал, что мы также можем мыслить противоречие в понятии, хотя и не можем его, при всем желании, представить. Однако он не обсуждал возможность такого суждения о предметах, когда бы не соблюдался закон противоречия: суждение, как форма знания, вынужденно подчиняется законам тождества и отсутствия противоречия, а он отрицал существование человеческого знания о предметах, выходящих за пределы возможного человеческого опыта. Такого рода суждения можно образовать, но нельзя проверить, в том числе и формальным логическим путем, пока существует вероятность того, что формальные структуры мышления не свободны от всех ограничений возможности опыта».

Эмпирическое познание, наряду с теоретическими исследованиями, являются важнейшими аспектами  логики  познания, осуществляющимся  в  области   конкретных   научных   исследований.  Широко известный в  нашей стране, как автор теории решения изобретательских задач (ТРИЗ) и теории развития творческой личности (ТРТЛ) изобретатель и писатель фантаст Г.С. Альтшуллер  (1926-1998) справедливо отмечает, что вопросы типа «как надо охотиться?» или, «как играть на музыкальных инструментах?» сразу вызовут встречные вопросы: на кого охотиться? на каком инструменте играть? Или, возможно, что именно играть? Наконец, игра на флейте, рояле, скрипке это принципиально разные виды игры, так же как охота на китов, тигров или зайцев, это разные виды охоты. Почему же считается возможным изучать творческое мышление, куда более сложный процесс, безотносительно к характеру решаемой задачи и распространять выводы, полученные в частных ситуациях, на всю область творческого мышления? По мнению Г.С. Альтшуллера, невнимание к подобным «мелочам» может привести к глубочайшим заблуждениям в понимании механизмов научного мышления [Альтшуллер Г.С. Творчество как точная наука. М., 1979]. Как правило, реальные исследовательские проблемные ситуации подразумевают возможность не одного, а нескольких решений, и «правильное» решение, если оно вообще существует, заранее никому не известно. Следовательно, стратегия и тактика поисковых действий в обоих случаях принципиально различна. Тем не менее психология творческого мышления внесла  определённый и важный вклад в представление  о  том, как  протекает  мыслительная  деятельность  ученых.
Хорошо известна не только структура творческого процесса, но и  условия его протекания, методы стимулирования творческого вдохновения, как и другие эвристически характеристики элементов познавательной формы, ко-торые подлежат научному исследованию и теоретическому обоснованию в содержательной логике. Современная наука выявила основные стадии твор-ческого процесса, показав тесную связь между формально-логическим и наглядно-образным уровнями мышления в ходе решения нестандартных задач; во-вторых, продемонстрировала, что и ученые, и обычные люди используют для этого одни и те же операции мышления: анализ и синтез; выдвижение гипотез и их проверку, актуализацию латентного опыта и т.д. Ученые обычно используют весь арсенал средств, имеющихся в распоряжении человеческого мышления, и владеют ими виртуозно, так же как опытные музыканты способны извлекать из своего инструмента такие звуки и виртуозно исполнять такие сложные произведения, которые недоступны новичкам и специалистам среднего уровня. «Между мышлением ученого и «человека с улицы» нет непреодолимой пропасти, - пишет в статье «Научное исследование в контексте жизненного пути учёного» (2003) кандидат психологических наук, научный сотрудник Института истории естествознания и техники  РАН Г.Ю. Мошкова. - Ученый в своей деятельности не более и не менее логичен и рассудителен, чем любой другой человек, и подвержен тем же ошибкам познания, например, ошибки атрибуции, предпочтение верифицирующей, а не опровергающей стратегии и т.п. Образы знания, мифы и предрассудки, ха-рактерные для обыденного мышления, переносятся учеными в сферу их профессиональной деятельности и оказывают на нее немаловажное влияние, - вероятно, справедливо полагает Г.Ю. Мошкова, - причем не только отрицательное, но и положительное, ведущее к  научным открытиям».  [Мошкова Г.Ю. Научное исследование в контексте жизненного пути учёно-го//Философия науки. Выпуск 9,  М., Институт философии РАН, 2003, стр. 245-284].  Если знание традиционной аристотелевской логики общее для всех людей независимо от их национальности, образования или рассматриваемого, исследуемого предмета, то знание «женской» логики, эмоционально-образное, поэтому очевидно, зависимое  от  сказанного  и, конечно, от предмета  рассмотрения (исследования).  Разумеется, существуют наиболее общие принципы и методы научного исследования и научного мышления, пригодные для любого предметного рассмотрения, но  не менее важна и специализация в тех областях рассмотрения, или научного исследования, когда  общие  логические  установления  вполне могут  оказаться  нерелевантными.

В логическом справочнике «Словарь по логике» (1997) профессоры А.А. Ивин и А.Л. Никифоров пишут, - «Логика неклассическая: совокупность ло-гических теорий, возникших в известной оппозиции к логике классической и являющихся  во многом не только критикой последней и попыткой усовершенствования, но также её дополнением и дальнейшим развитием идей, лежащих в основе современной логики».  Но о «женской логике» указанные, уважаемые, известные учёные в своём учебном пособии  даже не упоминают. Начавшаяся в конце XIX, - начале ХХ веков критика классической логики привела к возникновению целого ряда новых, неклассических разделов ма-тематической (символической) логики. Однако понятие «женской логики» так и  осталось не разработанным, хотя  многие известные учёные и писатели уделяли этому вопросу своё внимание. В ряде случаев оказалось, что реализованные при этом идеи активно обсуждались ещё в античной и средневековой логике.  Среди неклассических логик профессоры упоминают работы Л. Брауэра,  А. Гейтинга, Н.А. Васильева. К.И. Льюиса, Я Лукасевича и Э. Поста, связанные с критикой  классической логики и её основных законов «исключённого третьего» и непротиворечия». Классическая логика исходит из предположения, отмечают профессоры, что всякое высказывание является или истинным, или ложным, что и выражает  принцип  двузначности. А в неклассическом варианте были построены многозначные логики, допускающие более двух истинностных значений, например, модальные логики, рассматривающие понятия необходимости, возможности, случайности и т.п.  варианты рационального, логического. Так была возрождена идея модальностей, которой активно занимался ещё Аристотель и средневековые логики. Профессоры среди неклассических отмечают также логики: деонтическую (нормативных высказываний), оценок; логику квантовой механики, паранепротиворечивые логики, логику времени,  логику предпочтений, логику причинности и т.п.  Логика неклассическая, - утверждают профессоры, - с трудом поддаётся определению, так как её ветви (множество логик) рассматривают различные типы рассуждений в целом, а её задачей является более полно (в целом) описать   рассуждения,  которые   упускает   из   виду  классическая,  аристотелевская   логика. Словосочетание «женская логика» вызывает заве-домо несерьёзные ассоциации. Что-то вроде анекдота о незадачливой покупательнице, которая «искала платье: в одно не влезла, другие не понравились - купила сумочку». Не логика, а отсутствие всякой логики. По крайней мере, на первый взгляд. Между тем на исходе прошлого века некоторые отчаянные умы высказывали крамольные идеи: мир, основанный на рациональной мужской логике, исчерпал свой потенциал; ни один закон из учебников, написанных мужчинами, не может исключить логические парадоксы; исключений больше, чем правил; и сама жизнь опровергает, казалось бы, стройные и логичные абстрактные построения учёных. Вот и получается, что «думать по-женски», это единственный выход для  грядущей эволюции всего прогрессивного человечества. Этим прихотливым и извилистым  путём вариативного мышления, сама того не ведая, уже идёт политика, социология, литература и искусство. У «сильного пола» лучше развита концентрация, ориентирование в пространстве. Женщина, как хранительница очага выполняла все остальные задачи: дом, воспитание детей, готовка и забота о запасах пищи. Поэтому, мужская логика прямолинейна, а женская, напротив, подразумевает варианты. Ну, что же, вполне может быть?  Но возможно ли эти идеи однозначно обосновать?  В попытках доказать что-то женщине, нужно помнить еще одно правило. В мужской логике есть два вида суждения: истинное и ложное. Женская логика располагает тремя: истинные, ложные и не представляющие интереса. И любая женщина без тени сомнения, легко и уверенно отнесет любое высказывание к одному из этих трех классов. В  подобном варианте «женская логика» это трёхзначная логика». Но и это всего лишь  одно из существующих мнений относительно того, что представляет собой «женская логика», если такая рациональность существует?  Проблематика правильного мышления  «женской логики» в настоящем исследовании, к сожалению, будет оставлена  без   необходимого - полного  исследования   и, поэтому без   подробного   теоретического   рассмотрения. Но, ряд идей  в этом отношении, всё же предполагается рассмотреть.