Судья Цепова, жестко сказала в особом мнении Морал
В период хандры, я просматривала в Интернете фотографии моего родного города, и случайно увидела старые изображения Глуховского парка. Мой земляк выложил свои, или чьи - то семейные фотографии с пояснениями, но с большими пробелами по истории этого места.
Парк Морозова, с его экзотическими для климата Подмосковья деревьями, старинным домом фабриканта, который сгорел в 1963 году, детским городком и многочисленными аттракционами, - был сокровищем Глухова. Местом отдыха для рабочих огромного комбината. Судя, по выставленным фотодокументам, от того дивного парка, ничего не осталось: лесные тропинки вместо тротуаров, заросшие берега пруда, деревья – сорняки, да какой - то новодел, выдаваемый за усадьбу Морозова.
Почему то вспомнилось, очень нашумевшее по своей жестокости, событие. Убийство женщины, - матери троих детей, которое произошло в этом же месте. И далее, странным образом, оно – это событие переплавилось и проявилось, в судьбах некоторых жителей города.
Было это в послевоенные годы.
Офицер прошел всю войну. Вернулся в свой родной город живым и здоровым. В мирное время женился на хорошей девушке, и стали постепенно обустраиваться. В семье родилось трое деток. Супруга работала бухгалтером на комбинате. С жильем после войны было туговато, а ей, как специалисту, выделили дом - квартиру с печным отоплением, который стоял перед входом в Глуховский парк. Дом был городским и принадлежал ЖКУ. До революции это было жильё для сторожа, охранявшим парк фабриканта Арсения Морозова, внука Захара Савича Морозова.
Дом был построен по немецкой технологии, - с мансардой. Вместо утеплителя, между досок засыпался шлак. С виду дом был красивый, но для Подмосковья не годился. Шлак со временем спрессовывался, осыпался, и оставались лишь доски, и это в морозы под 40 градусов. Он строился, как сторожка, - для временного проживания.
Большая семья радовалась своему углу, но оказалось, - недолго.
Вдруг, а и действительно, как – то странно, быстро это произошло.
Муж привел в их дом – «полюбовницу», так принято было называть у нас этих «девушек». Сказать, что жена была ошеломлена, оскорблена поведением супруга, значит, ничего не сказать. Нисколько не стесняясь, муж подселил к ним соседку, – постороннюю женщину в одну из их комнат, сделав дом коммунальным. Ни уговоры, ни слезы на него не действовали. Вдобавок, стал требовать, чтобы она с детьми ушла, оставив ему квартиру.
Перепробовав все методы воздействия на его совесть и память, жена решила разделить свой дом, - поставить перегородку и сделать отдельный вход. В выходной день, София привела бригаду плотников из ЖКУ, и юриста для раздела жилья. Муж встретил пришедших, - держа топор в руках.
При них запер калитку на замок.
А дальше, как в страшном сне. Сказал гостям спокойным голосом: «Я вас не трону, - убегайте через забор. Ей же, - сейчас отрублю голову».
Повторять дважды не пришлось. Рабочие с «крупным» специалистом, в мгновение ока преодолели препятствие, - забор в два метра высотой. И помчались в милицию. Персоников тогда не было, а домашние телефоны были редкостью. Когда стража прибыла по вызову, то было уже поздно.
Около обезглавленного тела, над матерью своих детей, сидел мужчина с окровавленным орудием расправы, обреченно склонив голову.
Сбежался народ, - с криками и угрозами требовали отдать им приезжую «гадюку»… Поселок был небольшой, и все знали друг друга в лицо, а тут такое зверство. Милиция поставила охрану в доме, чтобы не совершился самосуд над женщиной, которая стала причиной страшного преступления. И два милиционера, - старшина Ермолаев Ф.В. и сержант Степанченко круглосуточно дежурили, живя… в этом доме.
А люди не расходились ни днем, ни ночью, требуя расправы. Через три месяца состоялся суд, на который, как соучастницу преступления, привезли и эту «девушку».
Присутствующие на суде ахнули. Черная, как головешка, непривлекательная женщина, предстала пред ними, да еще и не молодая. Каким местом думал «убивец», променяв белокурую, красавицу жену, - на это исчадие? Непонятно было всем…
Суд шел долго: привозили и снова увозили подследственную. На слушании она объявила, что не знала, что любовник женат. Он её, видите ли, - обманул. Выяснилось также, что она беременна. Сидела под стражей и вдруг на сносях. Как ведьма на помеле: - из трубы, что ли вылетала для встречи с кем то?
На заключительном слове, при вынесении приговора, народный судья Цепова, сказала о ней в особом мнении: «Моральный урод. Профессиональная аферистка».
(Выражение "моральный урод" - жесткое определение стойких девиаций шаблонов поведения противоречащих общепринятым нормам морали и нравственности).
Исходя из норм закона, эта женщина была не подсудна: - топор не держала, ничего не знала, и всего лишь жертва коварного обольстителя, - с ее слов. Все валила на сожителя. Он же молчал, опустив голову, и не проронил ни слова в свою защиту.
Дали ему десять лет тюрьмы, детей отдали в детдом, а «черная обольстительница», как то очень быстро, переключилась на очередную жертву.
Старшина… перевез «морального урода» из страшного дома в свою городскую квартиру. Она же, скинула свою запятнанную фамилию, как змея кожу, и стала Ермолаевой: - законной женой блюстителя порядка. Родила девочку, как две капли воды, похожей… на второго милиционера. Тот охранник был с западной Украины и, наверное, знал какой - то заговор против нечисти…
Через десять лет, эта дама начала склонять заслуженного милиционера на переезд из Ногинска в Загорск. Он, как участник войны и ветеран МВД, получил в городе, - двухкомнатную квартиру. И переезжать в чужой город, где он никого не знал, в глухомань - было безрассудно! Сергиев Посад - Загорск, в то время, был непривлекательным для жизни. Туда высылали из Москвы людей, отсидевших в тюрьмах, а также воров и женщин «с низкой социальной ответственностью».
«Моральный урод», видно знала, как воздействовать на мужа, и неравноценный обмен, - ну уж очень быстро, состоялся.
Старшина не успел пожить на новом месте, - и через месяц внезапно умер.
Квартира фронтовика и право на его большую пенсию, получила никогда не работавшая «домохозяйка».
Вот, как то так…
А почему я знаю эту историю?
Моя семья переехала в 1962 году в этот злополучный дом, что напротив Глуховского парка. Раньше можно было, без особого труда, совершать такие обмены квартир. До этого мы жили в коммунальном доме с отоплением, водой и канализацией. Здесь же, кроме света, никаких удобств не было.
Но были и плюсы: - дом без соседей, имелся сарай, и свой двор с высоким забором. В первый же день, я обследовала это старое строение и нашла в дальнем углу странную кучу: вещи, обувь, банки с кремом, помаду и прочее. Когда я рассказала маме о странных находках, то она велела быстро положить все на место. И поведала страшную историю. Оказалось, что старомодные боты, туфли с квадратными каблуками и остальное принадлежало, жившей здесь, когда то матери троих детей Софье, которая погибла от руки своего мужа в нашем дворе. Вещи и обувь мама сожгла, а все остальное велела мне выбросить на помойку.
В этом месте до нас проживал с семьей тот самый, второй милиционер… - Степанченко, который и обменял этот дом на нашу жилплощадь. Чтобы замести следы незаконной сделки?
За… гадка?
Как то так сложилось, что у нас в Подмосковье, почти все милиционеры, были заезжие, и зачастую с Украины. Наши ребята, отслужив Армию за тысячи верст, всегда возвращались домой к своим невестам и родителям. Тогда, ногинские парни, в милицию не шли. У наших считалась эта работа зазорной, как сейчас говорят «нерукопожатой». Были, наверное, веские причины для такого отношения к этой службе.
Наш город был окружен воинскими частями: летная дивизия, пехота, автомобилисты и даже моряки в Черноголовке. А вот эти солдаты, отслужив, как правило, оставались в тех городах, где проходили срочную. Служили западные украинцы, в основном, почему то в Московском военном округе. Они знакомились во время службы и женились на местных женщинах, и таким образом получали заветную прописку. Видно, наказ им давали родители, чтобы любой ценой лезли во власть, да еще и в Москве.…
И что интересно, глуховские девчата никогда не встречались с этими солдатами, считалось для них позором. Наши девчонки провожали своего парня в армию, и честь по чести ждали их.
На поселке Ильича, его еще называли в народе «полигон», был клуб, построенный в 1945 году пленными немцами. И вот туда женщины, имея, как правило, уже ребенка, или девушки в возрасте, но с вожделенной пропиской, ходили на танцы и находили себе пару в воинской части.
Вот тогда у нас и появились злые, плохо говорящие по-русски - милиционеры.
Ну, я вернусь к милиции…
В поселке молодежь была хулиганистой, так как росли почти все без отцов. Матери работали на фабрике в три смены и мальчишки воспитывались улицей.
В Глуховском парке, в наше время, была городская танцплощадка, и возле неё часто возникали драки: - стычки городских и поселковых групп. Там же был знаменитый стадион, на котором проходили футбольные матчи и всесоюзные велосипедные гонки с лидером.
Глуховский парк был тогда культурным центром города. Днем многочисленные аттракционы, качели, детский городок, а вечером спортивные мероприятия и танцы…
Милиция в парке дежурила постоянно, и мы знали многих из них в лицо. «Дядь Федь», так просто, как к бате, обращались завсегдатаи парка к старшине Ермолаеву Ф.В.. Он сильно отличался от своих помятых коллег: рослый и статный, всегда в выглаженной форме. Был он верующий, прошел всю войну. Знающие ребята рассказывали, что по ширине спины у него страшные рубцы от гусениц танка. Они видели эти шрамы войны сами, когда он заходил в воду, спасать тонущего мальца.
Если в его дежурство случалась драка, то он лез в самый центр свалки. Справлялся один с разгорячёнными юнцами. Кого за шиворот, а кого и пинком выгонял с площадки. Наутро смущенные драчуны приходили просить прощения, и благодарили за то, что вчера «дядя Федя» спас их от КПЗ.
Другие же, приезжие - «из вторых», не жалея юность и горячность молодых, хватали налево и направо, оформляя привод парней за любую провинность. Много молодежи в нашем городе прошло через тюрьмы «по хулиганке», - за юношеские драки.
И когда старшина Ермолаев Ф,В., уже не носил форму, выйдя в отставку, жители всегда тепло приветствовали его, - раскланиваясь. Добро не забывается. Очень уж жалели все, когда он неожиданно уехал незнамо куда. А, узнав о внезапной смерти крепкого фронтовика, подозревали неладное…
Вот такая, неожиданная экскурсия в память детства.
Всего лишь старое фото, и ожили судьбы знакомых и просто случайных людей.
И опять извечный вопрос: «Почему хорошим людям не везет?»
Хороший ответ нытикам дает святитель Златоуст: «Надо плакать больше всего о тех, кто творит зло, а не о тех, кто терпит зло» (свт. Иоанн Златоуст, 45, 426).
Белова О.В.
Город Аткарск
2022 год
Свидетельство о публикации №222042601542