Бродяги

В 1977 году предприняли мы с другом поход – пройти без денег Крым-Кавказ. Половину Крыма прошли вполне благополучно, а в Феодосию уже вошли голодные, как черти. Лёша предложил продать свои часы. Моих уже не было. У меня были первые наручные швейцарские часы – подарок. Я в них искупался, и они перестали ходить – морская вода разъела механизм, а вид у них у них был не очень интересный. Если бы по уму, продали бы какому-нибудь антиквару, могли бы все путешествие останавливаться в лучших гостиницах. Ну, где ж было взять ума? Даже заходили в часовую мастерскую. Часовщик, узнав, что я в них искупался в море, изобразил на лице, что я идиот. Починить их было нельзя, и я подарил их какому-то местному мальчишке.
Лёша ушел в город продавать свои часы, а я остался на окраине. Лежал в стогу, грыз соломинку и смотрел в небо. Не помню, как получилось, но меня достала какая-то старушка из соседнего дома. Длинноволосый, бородатый, видимо, я производил впечатление человека верующего. Старушка что-то бормотала, я услышал, что читает молитву, но как-то неправильно. Я прочитал ей «Отче наш», потом «Богородице Дево, радуйся». Просто память была хорошая, однажды услышав, запоминал. Старушка пришла в такой восторг, что принесла мне нарезанного сала с хлебом и огурцов. Потом набежало еще несколько старушек с тетрадками – записывали молитвы. В СССР религиозность не приветствовалась, молитвы не все знали, но потребность была. В общем, я воспользовался этим, но ничего не просил, сами несли.
Ближе к ночи ко мне потянулись старухи со всей Феодосии. Видимо, пошла молва, что в стоге сена на окраине города живет бродячий проповедник. Сидя на стогу, я призывал этих замечательных женщин строго блюсти нравственность, не поддаваться страсти стяжания, соблюдать хотя бы пять основных заповедей, и так увлекся, что стал отпускать им грехи. Понятно, что слухи обо мне дошли бы и до милиции. В общем с рассветом я покинул этот стог, как только старушки разошлись. А я пошел искать пропавшего друга.
А в то самое время, когда я нес в феодосийские пенсионные массы разумное, доброе, вечное, Лёша скорешился с местными уголовниками, и даже пошел с ними на дело. На голодный желудок он угостился вином и совершенно потерял рассудок. А я по дороге в город, нашел бутылку водки. Это странно, но факт. Она стояла у дерева. Скорее всего, мужик постеснялся нести ее в дом, где жена ее тут же отобрала бы. Ну и оставил у калитки. До сих пор мучает совесть – украл, чего не делал никогда в жизни..
С бутылкой я пошел на рынок – в такое раннее время водку было не достать. Я продал ее за рубль, на который и позавтракал в забегаловке – мутным напитком, называемый в тогдашние времена «кофе».
На бульваре я, чувствуя, что Лёша связался с не теми людьми, подошел к самым отвязным ребятам, начал описывать, как выглядит Лёша. Они радостно сказали: «Лёха? Он у ментовки в кустах лежит».
Я нашел Лёшу. Он лежал в кустах рядом с отделением милиции. Под головой у него был огромный, желтый огурец. Оказалось, что Лёша нес мне еду, чтобы я не умер с голоду. Меня это очень растрогало. Я отвел его в генуэзскую крепость, где мы и поселились. Иногда по утрам нас навещали два молодых человека нетрадиционной ориентации, предлагали крепкую мужскую дружбу, а когда мы объяснили, что мы просто два путешествующих натурала, насрали в наше отсутствие на наше лежбище.
Пока мы знакомились с Феодосией, Лёша каким-то образом подружился с феодосийским морским пароходством, и они заказали нам три картины: пейзаж современной Феодосии, обелиск славы с пионерами и копию картины известного баталиста «Морской десант». И мы покинули Генуэзскую крепость и, поселились в детском саду. Там нам выдали раскладушки и три раза в день кормили детскосадским борщом, манной кашей и прочей дрянью.
Краски – отдельная, забавная история. Коротко: рядом с Феодосией был пионерский лагерь от завода ЗИЛ. Я знал оформителя – Саша, хороший художник. Мы с Лёшей несли ему на пробу вареную печень катрана, вроде, печень трески, но не донесли. Выбросили, потому что она при ходьбе громко чавкала в котелке, и нас в конце концов стошнило от этого чавканья. Без всякой печени Саша охотно выставил нам ящик где-то 50 килограмм масляных красок, которые ему были не нужны он предпочитал темперу.
Детский сад. Я писал эти пейзажи в открытой беседке, и дети слишком интересовались тем, что я делал. Они все время пытались пальцами размазать то, что я написал на холсте, иногда воровали кисти и где-то на заборе что-то мазали. Лёша нашел гениальное решение: он всех построил в очередь и каждому лепил из пластилина ковбоя или индейца. Воспитательницы были счастливы, дети были пристроены, за ними не надо было смотреть. Дети все чинно стояли в очереди, получив ковбоя или индейца, тут же сминали его и снова вставали в очередь – им интересен был процесс создания, а не результат. От меня, естественно, отстали. Лёша говорил им: «Кто будет приставать к дяде Андрею, воровать кисти и тюбики с красками, пальцами размазывать то, что он написал, тому не вылеплю».
Детский сад примыкал к пятиэтажной хрущебе. На третьем этаже жила красивая девушка, которая на веревке спустила нам мешочек грецких орехов. Я и начал к ней ходить на третий этаж. Это просто: забираешься на козырек, цепляешься за балкон второго этажа, потом за балкон третьего этажа, подтягиваешься и ты на месте. Небольшой жаркий, душный любовный роман.
Кормили нас на убой, манной кашей и детским борщом, но у нас не было денег на сигареты, еще не получили аванс. И Лёша придумал: он собрал детей и сказал, что для картин нужны рамы, а рамы мы, якобы, решили сделать из рапанов, и чтобы завтра каждый уважающий себя детскосадевец из дома принес по рапану. На следующий день нам принесли мешок этих ракушек. Стыдно, конечно. Но на море в каждом доме столько этих ракушек, а мы очень хотели курить. Лёша пошел на рынок, сдал их оптом и принес блок Примы. Счастье наступило абсолютное, у нас все было. А когда дописались картинки, приехал адмирал – начальник морского пароходства. Нас напоили хорошим коньяком, выдали гонорар за работу, и мы пошли дальше. Купили Лёше новые тренировочные штаны без мешков на коленях, а мне новые шорты. Отойдя от Феодосии, на Золотом пляже, там, где Александр Грин обдумывал свои безумные сказки, мы познакомились с двумя невероятно красивыми армянскими художницами. Они реставрировали армянскую церковь 14-ого века в Генуэзской крепости. С ними мы и прогуляли наш гонорар, в общем, деньги довольно быстро кончились. Это надо было видеть, как мы танцевали: девушки оказались еще и балеринами. На танцплощадке они так ловко поднимали ноги выше головы, а мы с Лешей так криво выпендривались – нас окружило половина города, смотрели, как мы танцуем. В общем, весело было.