Игры со словами или Практикум по Рускому языку для

Фаил некорректный, невозможно копировать целиком, только частями, отсюда все заморочки



Игры со словами
или
Практикум по Рускому языку для начинающих



(в этом сборнике раскрыты значения следующих слов, - "соль", "вода", "река", "звук" - блин! потом допишу...





От автора

Я так уже написал книги “Инструкция к “прочтению” и “Руский язык и лингвистика” в которых на примере Руского языка изложил все те новые подходы к изучению Языка вообще, когда вдруг понял, что это слишком серьёзное чтиво. Настолько, что без специальной подготовки понять его сможет далеко не каждый, тем более лингвистики с их изначально слабыми собственными сознаниями.

Нет, я сразу на них не рассчитывал, ведь за той завесой из псевдознаний, которой они окружили себя, и ту совокупность знаний, которую они по привычке называют “Лингвистика”, но которая у них почти ничего не имеет общего с Действительностью, это в принципе невозможно. А потому я рассчитывал на ребят пытливых, молодых и дерзких, с математическим складом ума, которые не привыкли полагаться на собственный Механизм веры и установление Истины путём голосования, как это делают сегодня лингвистики. И которые привыкли доходить до всего сами, и Истину устанавливать на основание из “железобетонных” доказательств
.

“Просто им надо немного помочь, показать, как эти мои знания можно применять на практике, и тогда они их поймут, обязательно поймут! - думал я, - И тогда с ними они смогут знать уже все те слова, что есть в Руском языке, и даже те, которых в нём почему-то сегодня уже нет. Более того, так они смогут “прочитать” их изначальные значения, которые уже и не помнит никто. А с этими знаниями они уже сформируют Структуру всего Языка, посредством которой мы сможем узнать всю Историю всего Человечества, особенно той её части, которая не записана нигде, потому как письменности тогда ещё не было. Но был уже Язык, который её и запомнил. А нам лишь осталось так научиться его уже понимать.”

Так у меня родилась идея написать Практикум по Рускому языку, где бы на примерах я мог объяснить все свои знания. А так как оппонента по известным причинам у меня при его написании не было и быть не могло, то и назвал я его несколько несерьёзно, - “Игры со словами”. Что ж, приглашаю вас поиграть вместе со мной, ребята, - игра будет трудная, лёгких путей в ней не будет, зато в неё невозможно никогда проиграть. А только выйграть, если, конечно, для этого вы будете достаточно уже настойчивы. Удачи вам!



Правила Игры


Перед любой игрой положено напомнить игрокам её правила. А потому здесь коротко о правилах этой Игры:

Знание (невещественное) - это циклический процесс в нашем Сознании.

Знание (вещественное) - это вещественный признак Действительности, в формировании которого так или иначе участвовало наше Сознание.

“Вещественное“/”невещественное”, - это граница в нашем Сознании, ничего вещественного или невещественного в Действительности просто нет.

Сознание, - состоит из вещественной структуры связей, на которой существует невещественная структура знаний, обе они так связаны между собой.

Коллективное сознание, - состоит из отдельных сознаний объединённых некой совокупностью знаний (языком), необходимой для существования возможности обмена знаниями между ними.

Язык, - это необходимая и достаточная совокупность знаний для сознания, чтоб с нею ему так уже быть частью коллективного сознания.

Знание признака действительности, - это тот циклический процесс, что существует в нашем Сознании как знание сформированное посредством информации от органов чувств.

Знание признака сознания, - это тот циклический процесс, что существует в нашем Сознании как знание сформированное посредством информации от соответствующей части самого Сознания.

Знание признака звучания, - это то знание признака действительности “голос (человека)”, что уже учитывает знания знания звучания признака действительности “звук” с соответствующим у него значением.

Искусственный признак, - любое действительное (в смысле существующее именно в Действительности, а вовсе даже не в Сознании) знание вообще.

Слово (объединение), - это знание звучания с соответствующим ему в Сознании знанием признака и его структурой значений.

Контекст, - это структура совокупностей знаний признаков определяющая то или иное знание в структуре значений того или иного объединения (слова).

Пожалуй для Игры этого хватит. Желающие ознакомиться с правилами более подробно, могут изучить их в книгах “Инструкция к "прочтению” и “Руский язык и лингвистика”.



“Соль”

“Соль”, это тот самый признак действительности, который и определил в своё время формирование Руского народа, а значит и его коллективного сознания, а значит и Руского языка. Значение объединения “соль” достаточно так прозрачно, а потому задача этой статьи не столько раскрыть значение его самого, а сколько раскрыть вам первоначальные значения давно привычных слов (объединений), где знание звучания “с” используется именно в значении [соль]. (При том, что значение объединения “соль”, обещаю, мы обязательно здесь ещё раскроем.)

В Древнем языке значением знания звучания “с” было знание связи “быть с”, или по другому “принадлежность “с”. Присутствовало оно и в объединении Древнего языка “соль”, значение которого довольно таки легко в нём “читается”, - “соль” - {”с” (о)”л(ь)”} - [”быть с” (принадлежность “с”), возможностью которой является объединение с “л(ь)” (литоралью) ]. (Значением знания звучания “л(ь)” в Древнем языке было [берег с нечёткой береговой линией] или по другому [литораль].)

Вот такое у него было не совсем обычное значение. А необычность его была в том, что вместо знания признака, которому обычно и положено было быть в объединениях на первом месте, в этом объединении присутствует уже именно знание связи (в нашем случае “принадлежность “с”). Оно такое возникло в Древнем коллективном сознании потому, что у древних человеков уже тогда было знание, что вода может быть как пресная, так и солёная. Более того, они уже тогда догадывались, что сама вода, похоже, пресная. А вот добавление к ней чего-то ещё делало так её уже солёной. Самого этого “чего-то” они не представляли себе вообще, но в то, что оно точно существует, верили безусловно. Потому и вместо знания признака, который сами они никогда не видели, и таким образом не знали, они в объединение “соль”, на место которое ему и соответствовало в соответствии со знаниями связи их Древнего языка, поставили знание связи “быть с” (”принадлежность “с”). Проще говоря так они назвали что-то, что точно уже было в воде на литорали, и так уже делало её солёной, но чего самого они кроме как по вкусу больше никак и не ощущали.

Ещё раз, значением объединения Древнего языка “соль” было [”быть с”, возможностью которого является объединение с литоралью (и всем тем, что так или иначе с ней было связано, в нашем случае этим объединением с литоралью была солёная морская вода)]. Знания самого признака “соль” таким образом в самом объединении нет, потому как так ему уже соответствует всё объединение целиком. Таким образом в Древнем языке уже тогда одновременно существовали и объединение “соль” со значением [соль], и знание звучания “с” со значением “принадлежность “с” (”быть с”), которое в нём и участвовало.

Соль, это жизненно важный признак для человека, чтоб он не мог однажды вот так вот запросто от него отказаться. В смысле однажды забыть, что такой вообще есть в Действительности. (Если даже и были такие когда-то среди человеков, то сегодня о них мы тем более не можем знать. Потому как с тех пор среди нас таких давно уже не осталось. А остались сегодня именно только те человеки, которые это знание “соль” помнили всегда.) В смысле забыть и сам признак, а значит и забыть его знание в том числе в Языке, т.е. само это слово, что ему соответствовало, было тогда невозможно. А всё потому, что когда человеки углубились уже внутрь континентов, где никакой такой литорали с её солёной водой не было и в помине (в смысле так там не было признака “соль”), то само знание признака “соль” они помнили крепко, потому как нуждались в ней постоянно.

Поэтому, когда в горах Урала человеки однажды обнаружили соль в её естественном вещественном виде, то соответствующее название для неё у них с собой уже было. Как и проблема с ним связанная, - знакомые знания звучаний из которых оно состояло не могли теперь уже иметь те же самые значения, что были у них тогда, когда человеки ещё не знали соль в её вещественном виде. Потому как появление новых знаний в структуре значения объединения “соль” изменило так и само её значение. Оно теперь соответствовало не некому эфемерному невещественному знанию связи “быть с”, а вполне конкретному вещественному признаку в виде порошка белого цвета, добавление которого в воду делало её уже солёной.

Поэтому ничего удивительного нет в том, что так у знания звучания “с” в Древнем языке Руского контекста наряду с [быть с] начинает формироваться второе его значение, а именно [соль]. Причём это было уже у него интегрированное значение, потому как связано оно было уже с вполне вещественным признаком. Понятно, что существование у одного и того же знания звучания двух разных значений приводило в Языке к многозначности (омонимии), явлению не самому в нём желанному, но, в отличии от той же многозвучности, вполне в нём терпимому. Но это если использовать соответствующие знания связи, а они такие в Языке довольно скоро возникли.

И это было довольно простое, всем тогда уже понятное, знание связи, - если в контексте (в нашем случае “слово”, - а другого контекста тогда просто ещё и не было) одновременно используются оба эти значения, то первому в нём знанию звучания “с” всегда соответствует значение [быть с], а уже только второму [соль].

Например в том же объединении “ссуда” первому знанию звучания “с” будет соответствовать значение [быть с], а второму значение [соль]. Таким образом значение всего объединения “ссуда” “читается” как [”быть с”, возможностью которого является “суд”] (проще говоря [быть с “суд(ом)”]) Где в знании признака “суд” знание звучания” с” используется уже со значением [соль]. Его значение “читается” как [соль, возможностью которой является принадлежность “у” коллективу]. И объединение “суд” значило тогда весь запас соли, что коллектив таскал за собой. Из чего следует значение объединения “ссуда”, - [”быть с”, возможностью которого является запас соли коллектива]. Проще говоря, ссудой тогда назывался запас соли коллектива, который кому-то давался взаймы.

(Кстати, и вы все хорошо это знаете, в структуре значений сегодняшнего объединения “суд” знание “соль” уже не присутствует. Связано это с тем, что в структуре значений объединения “соль” всегда присутствовало знание “(самый) важный (признак)”, потому как именно соль и была тогда самым важным из всех тех признаков, что уже знал человек. Другое дело что, когда она перестала таковым быть, - нет, необходимости в ней меньше тогда вовсе не стало, просто она стала уже общедоступной, а значит так и не важной, - значение [соль] так тогда детализировалось и в соответствующих объединениях в нём осталось только знание “важный” (”важная”). Потому значением объединения “суд” в Руском языке становится уже не [соль коллектива], - с этим его значением в нём образованы такие производные этого объединения как “судно”, “сосуд”, “посуда”, “судок”, “сударь”, “государь”, и т.д., - а [самая важная часть коллектива]. Примерно как устойчивое сочетание {соль земли} значит [самая важная  часть земли}.)

(Кстати в ряду примеров производных объединения “суд” наиболее интересным мне кажется объединение “государь”. Знание звучания “г” в Древнем языке соответствовало признаку “человек” г”. В смысле ранее существовал древний звук (кгх) с соответствующим значением. Затем происходит детализация его знания звучания через выделение из него (к), так образуются уже два знания звучания “к” и “(гх)” с одним и тем же значением. Следующим этапом является уже детализация звука (гх) на звуки (г) и (х) с тем же самым одним значением у них обоих. По тому, какие именно звуки, какими именно человеками использовались тогда для называния этого значения, из них возникли соответствующие знания звучания со значениями [человек “к”], [человек “г”] и [человек “х”].

Объединение “государь” возникает ещё до детализации (гх), и так соответствует признаку “ханты ёх”, - а других претендентов в будущем Руском контексте тогда просто не было. Таким образом можно заключить, что государем, в смысле человеком “х” у которого и был весь запас соли коллектива, был тогда кто-то обязательно из ханты ёх. Именно так и никак иначе был в то время и организован процесс добычи и продажи соли, - копали и так уже добывали её коми, а вот начальником у них, который эту соль и продавал, был обязательно кто-то из ханты ёх.)

Или объединение “ссора”, оно сформировано из устойчивого сочетания {”с” “сор”}”а”. Значением его таким образом было [быть с, возможностью которого являлись семена]. (Значением “сор” было тогда [семена], а “мусор”, - [мои семена], - полное раскрытие их значений здесь же, но чуть впереди.) В смысле то, что сегодня мы называем “ссора”, было тогда банальным конфликтом из-за позадочного материала, в смысле семян.

Впрочем, на знании этих двух объединений Руского языка “ссуда” и “ссора” с двумя “с” подряд мы пока и прервёмся. Чтобы вскоре не к ним, а на них похожим вернуться, но уже вооружёнными новыми знаниями. Чтобы с ними мы уже лучше смогли понимать значения объединений, в которых используются два “с” подряд. Итак...

Одновременно с открытием признака “каменная соль”, как я уже сказал, происходит формирование интегрированного значения [соль] у знания звучания “с”. В том числе формирование происходит за счёт конкретизации этого её значения. В смысле за счёт выделения признака “соль” из множества (признаков) “приятное и полезное”. В Древнем языке Руского контекста это проявляется как смена знания звучания “п” с интегрированным значением [приятное и полезное] на знание звучания “с” с интегрированным значением [соль] в соответствующих объединениях и их производных.

Например, - “пэр” - “сэр”, “пуд” - “суд”, “пут(ь)” - “сут(ь)”, “посуд(а)” - “сосуд”, “п(ь)ысат(ь)” - “ссать”, и т.д. Причём сама эта конкретизация происходит у разных объединений очень по разному, всё зависит от свойств самих признаков, которым эти объединения соответствуют. Так объединение “сосуд” уточняет только то, что это именно тот самый посуд, в котором и хранится соль и ничего больше. Т.е. таким образом оно вовсе не отменяет из языка само объединение “посуд”, потому как в посуде можно уже много чего вообще хранить кроме соли. Тем более, что так у “посуд” с “сосуд” значения получаются разными, а это значит, что в их случае многозвучия в языке не возникает. А потому, - живите оба в Руском языке!

(Кстати, сдвоенная “с” в объединениях была тогда не только проблемой Руского языка. Я бы даже сказал больше, - не столько проблемой Руского языка, сколько других языков. Так получилось, что большинство слов Руского языка со сдвоенным “с” образованных в контексте “слово” являются в нём заимствованными. В смысле как слово они сложились в другом языке, а потом как знания соответствующих признаков были заимствованы уже в Руский язык.

Такому повышенном количеству слов со сдвоенным “с” в том же английском языке способствовало их объединение “as” со значением [как]. (В Древнем языке Английского контекста оно “читалось” как [человек/место человека, возможностью которого является “быть с”].) Безусловно изначально его значение было привязано только именно к человеку, но со временем в структуре его значений появляются уже новые знания, и так оно начинает значить уже вообще всё. В смысле все те признаки в контексте, к которым оно в нём и относилось. А не именно только к признаку “человек”, которого в контексте могло и не быть.

Именно с таким его значением объединению “as” становится возможным образовать с “s”, интегрированным значением которого в Древнем языке было уже [соль], - объединение “ass”, Так в английском языке возникает название мелкой монеты “ass” дословным значением которого было [как соль]. В смысле при торговых расчётах “ass” так заменяла соль, которая до этого и для этого тогда использовалась. А значением же их устойчивого сочетания {ass hole} в английском языке является “дырка для монетки”, - большие шутники, получается, были англичане!)

И вот здесь я привожу нашу пару “п(ь)ысат - ссать”, - чувствуете, каким кажется в ней “неудобным” именно знание звучания “ссать”. Вроде, - какая разница? - “п” или “с”? - но между тем мы предпочитаем в “культурном обществе” при необходимости использовать только именно “писать”, но никак не “ссать”, - почему?

А потому, что произошла здесь интересная вещь, - именно в этом самом объединении “ссать” мы впервые так явно встречаемся с тамошними (того ещё времени) дураками. Только они и никто больше могли образовать (хуже! - сами же ещё и использовать) объединение “ссать” в Руском языке, которого в нём не должно было просто быть. Отсюда и само такое отношение к нему у людей культурных, - они не хотят так прослыть дураками. В смысле никто кроме дураков подобное объединение (”ссать”) использовать в своей речи не может. Что же с ним тогда не так, давайте уже разбираться.

Понятно, что замена “п” на “с” в объединении “п(ь)ысат(ь)” происходит в рамках кампании в Русском языке по замене “п” на “с” в тех объединениях где это уже необходимо и тем более возможно. Потому как значение у знания звучания “п” в Древнем языке было не столь уже точным по сравнению со значением у знания звучания “с”, возникшим после него. Не берусь здесь судить, насколько это было тогда необходимо, но довод на возможность замены в объединении “п(ь)ысать” “п” на “с” был, - у них у обоих уже частично совпадали структуры их интегрированных значений. А потому в тех контекстах, где у объединений использовались знания именно из пересечения их структур значений, знание звучания “п” вполне возможно было уже заменить на знание звучания “с”, если бы...

Если бы не соответствующее знание связи в Руском языке, которое возможность таких замен очень даже ограничивало. Смотрите, значением объединения ”п(ь)ысат(ь)”, которое следовало из его “прочтения" было, - [приятное и полезное, возможностью которого было быть с (конкретным) действием]. Характер (конкретность) самого действия определялся уже органами чувств (в смысле посредством только Языка, - в нашем случае только Сознания, - его определить было практически тогда невозможно), и было это мочеиспускание. Заменив в нём “п” на “с” мы получали практически то же самое значение, но уже с существенной для самого Руского языка ошибкой, - в нём значение [соль] ([приятное и полезное]) стояло не за, а перед значением [быть с]. А это противоречило знанию связи, в соответствии с которым значение [быть с] в объединении всегда должно было быть перед значением [соль]. (По этой причине из объединений со знанием звучания “с” (”з”) в Руском языке сформировалось потом много разных приставок.) Знание связи в Языке гораздо важнее, чем знание одного какого-то признака, а всё потому, что оно относится уже ко всему множеству однотипных признаков, а не к одному какому-то признаку.

Проще говоря, подобное объединение тогда могли образовать и использовать у себя в речи только очень малограмотные человеки. Потому мы и не стараемся сегодня его использовать в собственной речи, чтобы нас так, - да не дай бог! - случайно с ними не попутали.

Продолжаем. Конкретизация интегрированного значения “с” происходила не только через замену соответствующих знаний звучаний в объединениях. Но и через детализацию самого древнего звука (с), он тогда звучал как нечто среднее между (з) и (с). (Об этом лучше спросить у англичан, они в детализации древнего звука (зс) большие доки!). В Древнем языке Руского контекста из древнего же звука (зс) со временем формируются звуки (з) и (с) с несколько разными у них значениями. Так, если интегрированному значению “с” соответствовал признак “каменная соль”, то уже интегрированному значению “з” соответствовал какой угодно признак похожий на признак “каменная соль”, но только не он сам. В смысле, - ещё раз, - “з” соответствовал признку, который очень был похож на признак “каменная соль”, но на самом деле таким не являлся.

Так в Руском языке появлилось знание звучания “зола”. А знание звучания “золотари” соответствовало, получается, мужикам, предметом интереса которых была не только сама каменная соль, а и вещества (”зол(ь)ы”) очень даже на неё похожие. (Для тех, кто предпочитал заниматься исключительно только каменной солью, в Руском языке было объединение “солдыр(ь)ы”.)

Таким образом значением объединения “золото” было [(все те) золи, возможностью которых было быть вообще всем]. В смысле их можно было поменять уже вообще на всё, что тогда уже могло быть, в первую очередь это касалось искусственных вещественных признаков. Позднее само это значение конкретизировалось и стало значить [(вещество) “золото”]. Т.е. признак “золото” был назван по знанию звучания, которое соответствовало множеству, в котором он и находился как элемент. Случилось это потому, что все прочие элементы этого множества по своим свойствам не обязательно уже могли быть обменены вообще на всё, в то время как только золото и могло уже быть обменено на всё, - получается выросло так благосостояние древних человеков, если стали они с ним уже дюже как разборчивыми.

Значением объединения “польза” из “прочтения” получается [”пол”, возможностью которого является приятное и полезное, но не соль]. Напоминаю, в Древнем языке значением “пол” было [приятное и полезное, возможностью которого является объединение с литоралью (мелководьем)]. В смысле так оно значило все те вкусняшки, что на литорали были, и само то место, где они были. В нём потому используется “з”, а не “с”, чтобы именно из “п”, что в нём есть выделить [соль], которая в нем присутствует. В смысле слова “польса” в Руском языке просто быть не могло.

Каменная соль была очень даже важна для древних человеков, это видно хотя-бы из такого её знания звучания как “суть”, - [соль, возможностью которой является принадлежность “у” действию]. Проще говоря, оно значило признак “каменная соль”, который именно предварительно следовало выкопать из земли (действие) и так уже взять с собой (в отличии от той соли, которая могла быть растворена в воде). Значение сегодняшнего знания звучания “суть”, - [нечто самое важное, что вообще есть (у того или иного признака)].

Или значение объединения “сила”, - в нём уже используется правиЛО, - “сиЛА” (”с(ь)ы-ЛА”). Так его значением было [соли, что в переводе будет  как “...”] (пока об этом значении [сила] сильно не заморачивайтесь, рассказ о нём здесь же, но впереди, в статье “Балагур” и “баламут”). В смысле сразу за этим объединением следовало знание звучания признака, к которому это объединение и относилось.

И напоследок, как и обещал, объединение “сор”, - [”с”, возможностью которого был “ор”]. Здесь из структуры значений знания звучания “с” с интегрированным значением [соль] используется знание “наиболее важное”, а из структуры значений объединения “ор” знание “полевые работы”. Таким образом значением объединения “сор” становится [самое важное, возможностью которого являются полевые работы]. А из сегодняшнего значения этого объединения я заключаю, что плохими полеводами были мои рускоязычные предки, климат у нас не такой, чтобы этому делу сильно способствовал. Потому как именно признаку “семена” у них и соответствовало тогда объединение “сор”, а мои же семена так вообще были тогда “мусор”. А действие по посеву семян называлося тогда, простите, “срать”, - не только англичане умели так уже пошутить! .

На этом, пожалуй, и хватит. Ещё раз, - соль была вообще всем тем, что однажды и определило русскую нацию. Потому почти везде в словах, где присутствует знание звучания “с” не в приставках, его интегрированным значением будет [соль].



“Вода”

Да, сначала я хотел рассказать вам о слове “подвода”, но потом передумал, слишком уж простым показалось мне его значение. В смысле это каждому ежу понятно, что так оно значит признак, который сам есть под водой. Правда вовсе уже и не каждый “ёж” сегодня знает, почему у признака “подвода” однажды уже появились колёса, в него запрягли лошадь, и вообще он стал так сам совсем даже уже и не под водой.

Узнать, что значит устойчивое сочетание {в поводу}, или как “поводье” стало потом “половодьем”, или почему колёса появились у подвод, и многое другое не менее интересное можно будет из моей книги “Руский язык и лингвистика”. А потому здесь мы сразу примемся за воду.

“Вода”, казалось бы, что ещё в языке могло бы быть проще? Оказывается у кого-то и могло, - значению [вода] у наших соседей по Рускому контексту коми и вотяков сегодня, как впрочем и тогда, соответствуют знания звучания “ва” (это у коми) и “ву” (это у вотяков). А у нас-то почему тогда оно такое длинное? - вроде вместе живём. Давайте разбираться.

Очевидная причина более длинного русскоязычного знания звучания у значения [вода] по сравнению с тем, что это есть у их соседей, это большее относительно них количество знаний в коллективном сознании русскоязычных. В смысле рускоязычные накопили у себя в коллективном сознании уже столько знаний, что им потребовалась дополнительная детализация соответствующего знания звучания для уточнения его значения [вода]. А именно образование объединения “вода” на основе их устойчивого сочетания {”во” “да”} - “вода” - [вода]. Из чего следует, что значению [вода] до детализации у русскоязычных соответствовало именно знание звучания “во”, а вовсе не “ва” и уж тем более “ву”.
 
(Кстати, у вотяков оно потому “ву”, что сами они нездешние, пришли с Алтая, а потому для значения [вода] они использовали тогда своё ещё знание звучания, а именно “су”. Потому как объединения “су” с этим его значением в языке вотяков давно уже нет, то и узнать сегодня о том, что оно у них такое когда-то в нём было, можно только из знания факта существования до сих пор в языке вотяков его производных “сур” - [”пиво”] - [вода мужиков] и “сюкась” - [квас] - [вода (которую рускоязычные называют) “квас”].
 
Похоже, что оказавшись в Руском контексте и вынужденные  время от времени общаться с рускоязычными и с коми, они для удобства общения с ними переиначили собственное же знание звучания “су” на “ву”. В противном случае те бы их просто не поняли. (Это у вотяков интегрированным значением алтайской сути [С] было [вода], в то время как этому же интегрированному значению в Руском контексте соответствовала уральская суть [В].))

И сразу вопрос, - “А почему не “ва”, как это было (и есть) у коми из среды которых рускоязычные и вышли?” В смысле вместе с выходом из среды коми у будущих русскоязычных происходит и смена знания звучания у значения [вода] с “ва” на “во”. И причиной этому могло быть только появление нового знания. А это значит, что смысла искать, что было здесь причиной, а что следствием, абсолютно так нет, потому как оба эти события сами были следствиями появления одного и того же знания в коллективном сознании русскоязычных. Проще говоря, будущие рускоязычные узнали тогда что-то такое, что заставило их сняться с насиженных мест, переехать сюда, на Чепцу (где Солдырь и Адам), изменить знание звучания у признака “вода” с “ва” на “во”, и начать таким образом формировать Руский народ с его Руским языком.

Таким образом, чтобы установить первоначальное значение объединения “вода” образованого из устойчивого сочетания {”во” “да”}, нам прежде предстоит установить значения “во” и “да”. И начнём мы с “во”, руководствуясь при этом “железобетонным” утверждением (знанием), что - “объединение “во” возникает из объединения “ва””. Это так же точно, как и то, что рускоязычные вышли из коми (зырян).

Объединение “ва” было в языке коми, но возникло оно ещё в Древнем языке. Другое дело, что в зависимости от того или иного контекста Древнего языка значение у него уже было разное. Чтобы понять, почему так, его следует “прочитать”: “ва” - {”в” “а”} - [”в”, возможностью которого является “а”]. Самым “продвинутым”, по тому как накопившим наибольшее количество знаний, был тогда хантыйский язык. Поэтому правильно будет “прочитать” значение “ва” именно в нём. Итак, значением “в” в хантыйском языке было тогда направление движения. Причём отдельно использоваться оно не могло, с ним обязательно следовало указать ещё и признак в сторону которого и следовало двигаться. (А иначе оно так смысла бы не имело, - в хантыйском языке оно используется в составе контекста “слово”, а уже в Руском языке в составе контекста “предложение”. Проще говоря, становится так уже предлогом “в”.) В смысле знание звучания “в” таким образом образовывали объединение (слово) со знанием звучания признака, в сторону которого и следовало двигаться. В нашем случае этим признаком является сигнал присутствия “а” со значением [человек/место(человека)].

Таким образом значением “ва” в Древнем языке являлось [направление движения, возможностью которого был человек или его место (или и то другое сразу при условии, что этот человек тогда уже не кочевал)]. А теперь, - “приз в студию!” - этому значению Древнего языка в Действительности соответствовал признак “река”! Правда удивительно?

Подтверждение этому нашему утверждению мы сегодня находим в топонимике, в смысле в названиях рек. Среди них есть огромное число таких, которые содержат знание звучания “ва” с соответствующим значением, - “Лысьва”, “Сосьва”, “Чусовая”, “Нытва”, “Обва”, “Ува”, “Иньва”, “Косьва”, и т.д., и это только для Руского контекста, - продолжать можно долго, я их не назвал ещё много. Все эти названия образованы по одному и тому же принципу (одному и тому же знанию связи), а именно, - [(некий) признак, возможностью которого и является “ва”]. В смысле “ва” как [направление движения к (какому-то) человеку и/или его месту].

Так это же никакая не река, а получается дорога! В смысле, и сегодня, если мы и пойдём куда-то в гости, то обязательно пойдём по дороге. Но по реке невозможно ходить, если только она не мелкая! Да и дорог тогда ещё не было. Неужели так мы ошиблись, и “ва” вовсе и не была тогда [река]?

Нет, не ошиблись. Напоминаю, мы рассматриваем значение “ва” именно в Хантыйском контексте, вся жизнь в котором его обитателей была одна сплошная дорога, - они постоянно двигались за оленями, которых камлали, а те совершали ежегодные миграции порой на тысячи километров. А реки зимой и были тогда единственными дорогами, по которым только и можно было проехать. Таким образом у знания звучания “ва” в Древнем языке Хантыйского контекста было совмещённое значение [дорога/река]. (Причём сами ханты тяготели именно к знанию “дорога” присутствовавшего в структуре значении этого знания звучания, для знания же именно “река” у них в языке тогда было уже другое знание звучания.) Но “ва”, - это всё были дороги, по которым возможно было двигаться только зимой, - запомните знание этой “тонкости”, оно нам обязательно здесь ещё пригодится.

Представители других контекстов древнего мира не двигались столько, сколько это делали ханты, просто тогда у них ещё не было северных оленей. А потому в структуре значений этого знания звучания главным знанием для них было “река”, а совсем не “дорога”. Потому неправильно говорить “значением “ва” Древнего языка было [река]”, как это делают лингвистики и как это мы сделали в самом начале. А правильно говорить “значением “ва” Древнего языка вне Хантыйского контекста стало уже  [река]”.

А теперь главное, - что же это было за знание такое, которое столь радикально изменило жизнь части коми? В смысле из-за которого они вдруг решились бросить всё и поехать обживать новые места и так поменять весь уклад собственной жизни. Тем более, что так бросали они не абы что, а именно что самые козырные по тем временам места на Урале, в смысле залежи каменной соли. Ответ же мы найдём в этой самой смене знаний звучаний с “ва” на “во”. Для этого нам прежде надо понять, как именно изменяется значение [“ва”] при смене его знания звучания на “во”.

Значение “ва” вы уже знаете, - [направление движения, возможностью которого является человек и/или его место]. В смысле, - “Слыхал? Там крикнул! Все туда!”. Т.е. направлением движения “ва” так являлась какая-то конкретная точка, к которой и следовало двигаться. Меняем сигнал присутствия “а” на знание связи “объединение “о”, - “во” - {”в” (о)} - [направление движения, возможностью которого является (последующее) объединение]. В смысле, получается, что в результате движения в этом направлении мы что-то так объеденим. Если “да”, то тогда что именно? Во всяком случае, никакого “человек/его место” в знании звучания “во” уже и близко нет. Из-за этой вот неопределённости, - после знания звучания знание связи “объединение” о” в нём не следует знание звучания какого-нибудь признака, - значение самого объединения будет определять уже контекст, в котором оно и используется. Проще говоря, в нашем случае этим контекстом будет то слово (объединение) в котором оно (”во”) и используется. По этой причине объединение “во” является одним из самых распространённых в Руском языке, а значит и наиболее так часто в нём употребляемых.

(Кстати, отсюда следует очень интересная история формирования значения руского слова “вокруг”. А интересна она потому, что в ней есть так загадка, на которую я и попробую сейчас ответить. Смотрите, объединение “вокруг” образовано по схеме устойчивого сочетания {”во” (к) “руг”}. Обращаю внимание, образовано оно уже в контексте “предложение” (Руском языке), а потому значением знания звучания в нём является не [человек “к”], как это и есть в контексте “слово” (Древнем языке), а именно что знание связи “принадлежность “к” (проще говоря предлог “к”). Таким образом значением самого устойчивого сочетания является [направление движения туда и обратно к “руг”]. Значением “руг” является [мужик, возможностью которого является принадлежность “у” человеку “г” (ханты)]. Проще говоря, так тогда звали мужика (мужиков) из ханты.

Из чего я могу осторожно предположить, что объединение “вокруг” могло возникнуть только тогда, когда рускоязычные уже сами возили ханты соль. В смысле так тогда у них уже были собственные северные олени на которых уже рускоязычные возили ханты соль, а не они к ним, как это и было раньше. Таким образом у “во” в этом значении присутствует знание “законченность действия” (туда и обратно), - отвезли ханты соль, и сразу же вернулись обратно. В смысле так “во” соответствует некому циклу, который может периодически потом повторяться.

Ещё раз, - в первоначальном значении объединения “вокруг” нет никакой такой особой формы траектории, которой оно и стало соответствовать потом. А есть исключительно только цикличность самого действия, Дополнительным подтверждением этого тогда его значения является существование до сих пор в русском языке устойчивого выражения “ходить вокруг да около”. Никакого такого движения по форме траектории “круг” в его значении нет абсолютно. А есть в нем исключительно только сама цикличность действия.)

Но в нашем конкретном случае связанным с водой “во” используется пока отдельно, и контекстом так для него (который и определяет его значение) является уже не какое-то слово, а именно, что некая совокупность знаний, в которой оно (”во”) и используется. Нам так следует её уже осознать, и тогда мы точно так узнаем значение объединения “во”. Короче, так мы вернулись туда, откуда и начинали, - к пониманию необходимости осознания того знания, которое и стало причиной столь радикальных событий в жизни части коми.

Знание это огромно, тем более, что достаточно подробно я изложил его в книге “Руский язык и лингвистика”, а потому здесь приведу только интересующие нас факты. Итак, после ухода из этих мест ледника (имеются в виду Вятские увалы, - они то, что осталось после таянья ледника), вокруг них образовался замкнутый речной путь протяжённостью более двух тысяч километров. (Единственный сухопутный участок, который на нём был, это небольшой (менее полутора километров) перешеек между истоками Очёра и Чепцы. Напоминаю, Очёр является притоком Камы, а Чепца притоком Вятки).

В смысле по нему можно было двигаться в одну сторону и при этом возвращаться туда, откуда и вышел. Лучше! - не более десятой части этого пути проходило против течения, причём это были всё мелкие (по ним можно было идти вброд) речки. А это значит, что большую часть этого пути можно было преодолеть на плотах, никак особенно самим при этом не напрягаясь. А это значит, что так легко, без помощи северных оленей, сюда, к устью Пузепа (притока Чепцы), на расстояние более пятисот километров от залежей каменной соли, по которым путь и проходил, можно было доставить за один раз огромное количество соли. И уже отсюда торговать ею и дальше.

(Кстати, ещё одно интересное объединение Руского языка, - “вброд” - {(в) “брод”} - [направление движения (в), возможностью которого является “брод”]. Значением объединения “брод” Древнего языка Руского контекста было [быть, возможностью которого является “род”]. А уже значением объединения “род” было [мужик(и), возможностью которого является (его) коллектив].

Проще говоря, бродом тогда называлось такое пребывание человека в коллективе, в результате которого он периодически из него уходил, но потом обязательно в него возвращался. Сам такой человек назывался тогда “бродяга”, хотя гораздо правильнее (в смысле в соответствии со знаниями связей в языке) было бы называть его “бродя”. Из чего я делаю вывод, что бродил он не просто так, а именно что в гости к ханты, - {“брод(ь)(а)” “г(а)”}. Зачем? - решайте уже сами. Но то, что тогда взаимоотношения между рускоязычными и ханты были очень даже тесные, это следует уже точно.
Значением же объединения “вброд” было [само направление движения домой] и [путь направления движения домой]. А так как других дорог кроме рек тогда ещё не было, то его значение изначально соответствовало движению именно по воде (по реке). Подтверждением тому существующее и сегодня устойчивое выражение  “Не зная броду, не суйся в воду” (”Если не знаешь дорогу домой, то и не суйся в (первую же попавшуюся) реку”). А когда же наконец появились другие дороги, с водой уже никак не связанные, то по отношению к ним объединение “брод” (”вброд”) по этой причине уже не применялось.)

Таким образом за счёт использования этого пути у предков руси появлялась возможность значительно расширить свою клиентскую базу, и тем самым продавать уже в разы больше соли. В соответствии же с логистикой этого процесса им уже не стоило самим копать соль, а, более того, им следовало перебраться в место максимально удалённое от залежей соли. Туда, где они бы хранили соль, прежде чем зимой на оленях развозить её ещё дальше. Что они в итоге и сделали.

Именно из-за своей замкнутости эта дорога (река) была для русскоязычных вовсе не “ва”, в смысле туда, а потом уже обратно, а сама что ни на есть “во”, в смысле только туда, чтоб так уже и обратно. В смысле, чтобы при таком направлении движения в итоге прийти туда, откуда и вышел.

Ещё раз, - это было эпохальное событие в жизни руси, - открытие ими замкнутого (речного) пути (для простоты будем в дальнейшем называть его “Руский путь”). Которое определило дальнейшее становление их как народа. Потому не удивительно, что было оно отмечено у них в языке появлением соответствующего объединения “во” для обозначения самого этого пути. С Руским путём была связана практически вся их дальнейшая жизнь, - это видно уже из того, что объединение “во” становится одним из самых распространённых у них в языке, если не самое распространённое вообще.

А дальше всё как всегда и всё как у всех, - происходит детализация значения у объединения “во”, и теперь оно начинает значить в том числе и [вода]. Но, так как уже тогда у “во” в Руском языке было достаточно много уже других значений (других знаний в структуре значений знания звучания “во”), то его требовалось уточнить за счёт образования с ним объединения. В нашем случае этим объединением стало “вода”, - {”во” “да”} - [”вода”] - [ вода, возможностью которой является “да”]. Так нам только осталось узнать, чем в нём является “да”.

Всё просто, рускоязычные к тому времени окончательно определились в языке со знанием связи, в соответствии с которым они теперь ставили звучание сигнала присутствия “а” в конце объединений и никогда в начале. (Например у тех же их соседей англичан оно изначально было впереди, - “ай” - [я]. И даже потом оно используется у них в языке как артикль. Рускоязычные же были гораздо “скромнее”, - [я] - “йа”.) Так у них “ак”, - объединение с помощью которого выделялся элемент из однотипного множества, - становится уже потом только “ка”. А “ад”, - [человек/место человека (сигнал присутствия “а”), возможностью которого является коллектив/место коллектива], - у них становится уже “да”. Впоследствии объединение “да” становится у них в языке формой утверждения, в смысле приобретает соответствующее значение.

Вот, пожалуй, и вся история с “вода”. И ни кому не говорите, что “вода” это просто.


“Река”

Как мы уже выяснили в статье “Вода” в Древнем языке было знание звучания “ва” в том числе и для значения [река]. Но, чем больше у древних человеков становилось знаний в их коллективном сознании, в том числе и в структуре значений “ва”, тем больше была у них потребность детализировать само объединение “ва”. В смысле и само его значение (знание признака), и его знание звучания. Что они однажды и сделали, образовав в Руском языке уже объединение “р(ь)эка” (“река”) примерно с тем  же самым значением [река], что было тогда у одного из знаний в структуре значений “ва”. Правда, что знание звучания “река” на знание звучания “ва” с таким же как и у него значением совсем так уже не похоже? Давайте же разберёмся, почему всё так и случилось, в смысле, что тогда это объединение “река” значило, если прежнее “ва” древним человекам в итоге пришлось так уже заменить.

Из структуры объединения “р(ь)эка” следует, что было оно образовано в два этапа по схеме {”р(ь)э” “ка”} - “р(ь)эка”, а значит значительно позже, чем то же “ва” с похожим значением одного из его знаний. Более того, по участию в нём объединения “ка” именно в такой его форме, можно сказать что в самом Руском языке объединение “река” возникло не сразу. Потому как сразу рускоязычные предпочитали объединению “ка” совсем другую его форму, а именно с обратным у него знанием связи, а именно “ак”. Именно с разборки объединения “ак” мы и начнём установления значения объединения “р(ь)эка” в Руском языке, каким оно и было, когда только в нём появилось.

Значением объединения “ак” в Древнем языке Руского контекста было [сигнал присутствия “а”, возможностью которого был (человек) “к”]. Похоже, что так оно относилось к человеку, которого самого ещё  никто не видел, но который отзывался на обращение к нему сигналом присутствия “а”, - “А?” - так, как это и делали именно человеки “к”. (Ещё раз, - напоминаю, человеки “к” тогда это коми.) Главное, что сейчас нам надо понять, что значению “ак” соответствовала так возможность узнать человека вовсе не по всем тем признакам, что у него тогда уже были (особенностям одежды (если такая вообще была), фигуры, цвета волос, формы носа, и т.д.), в смысле не по всем сразу его признакам вместе, а именно что только по какому-то одному единственному его признаку. В случае сигнала принадлежности “а” этим признаком была его особенность говорить (отвечать).
 
(Кстати, это была эпоха, когда разные человеки внешне не сильно отличались друг от друга. Гораздо больше их отличал их язык. А потому названия первых коллективов содержали в себе именно знания звучаний, которые их человеки предпочитали использовать в своей речи, а не что-то ещё, - “вуд(ь)” - {”в” “уд(ь)“} - [человек (использующий в своей речи знание звучания ”в”), возможностью которого является принадлежность “у” коллективу]. Проще говоря, так звали человеков, которые предпочитали в своей речи использовать звук (в) чаще, чем это было в языках у остальных человеков. Абсолютно такая же схема и по тем же самым причинам была в образовании объединений “л(ь)уд(ь)” и “чуд(ь)”. Те же люди (”л(ь)уд(ь)ы”), в частности, предпочитали говорить (л) там, где у вуди (”вуд(ь)ы”) был (в). Собственно особенности речи и были тогда единственной возможностью, только по которой в Руском контексте и возможно было уже отличать одних человеков от других. )

Со временем (с накоплением большего количества знаний в коллективном сознании) значение объединения “ак” несколько расширяется. И теперь те или иные признаки (в нашем изначальном случае этим признаком был “человек”) можно было сравнивать не по одному какому то их признаку (в нашем изначальном случае эта был “язык”), а уже по некоторой их совокупности, в смысле по нескольким признакам сразу. Для этого в Руском языке существовала уже множественная форма “ак” - “ак(ь)ы” (”аки”), где “ы” являлся признаком множественности.

Ещё раз, - объединение “ак” использовалось в Древнем языке Руского контекста для выделения элемента из его однотипного множества. Однотипным оно было уже потому, что у его элементов совпадали от одного и более принадлежащих им признаков.

И тут происходит интересное, в коллективном сознании рускоязычных накопилось уже столько знаний, что оказалось возможным начинать формировать в нём контекст “предложение”. Так то же знание звучание “к” рускоязычные начинают использовать уже не только в составе самих объединений (в словах), но и как отдельное знание звучания в составе сочетаний объединений (предложений) в том числе. Формирование сочетаний объединений в Языке, это и было формированием в нём контекста “предложение”. При этом, естественно, в составе контекста “предложение” у одного и того же знания звучания не могло быть того же значения, что у него уже было до этого в составе контекста “слово”. А иначе никакого такого смысла бы не было при переводе одного и того же знания звучания с одним и тем же значением из одного контекста в другой.

(Кстати, о контекстах “слово” и “предложение” в Языке. В самом начале формирования Языка в нём мог быть, и был так, лишь один только контекст, а именно “слово”, - сегодня нам он известен как “Древний язык”. Простой и понятный именно он и использовался в самом начале формирования Языка во всех его географических контекстах, где уже тогда проживали человеки. Но это только до поры до времени, а именно пока знаний в Языке не стало уже слишком много.

Дело в том, что в разных географических контекстах у древних человеков посредством Языка накапливались и разные же знания. Проблемы в этом не было, - проблема возникала тогда, когда представители уже разных географических контекстов начинали взаимодействовать друг с другом (обмениваться друг с другом знаниями). Они вдруг обнаруживали так, что одним и тем же знаниям звучаний в их коллективных сознаниях соответствовали уже совершенно разные значения (в Языке это явление называется “многозначность”, - “омонимия”). Или, ещё хуже, одному и тому же значению (знанию признака) соответствовали разные знания звучаний (в Языке это явление называется “многозвучность”). И, если представители этих контекстов предполагали и дальше взаимодействовать друг с другом (в смысле обмениваться друг с другом знаниями), то с этой их общей неразберихой у них в языках надо было срочно что-то решать.

Если с многозвучностью всё ещё было понятно и просто, - она недопустима вообще ни в каком языке, - то с многозначностью всё было гораздо сложнее. Потому как многозначность и есть тот основной принцип, на котором сегодня построен Процесс осознания, а с ним и наше Сознание.

Ещё раз, - с многозвучностью в языке бороться достаточно просто, от неё следует просто избавиться. А для этого просто необходимо следить, чтоб в языке одно какое-то знание звучания соответствовало одному какому-то значению (знанию признака). С многозначностью подобный номер не проходит, выкинуть её из Языка просто так  невозможно, потому как она и есть его суть. А возможно лишь создать такую совокупность знаний связи (контекст), в которой многозначность смогла бы уже существовать. Первой такой совокупностью знаний связи в Языке и был контекст “слово”.

Как “работает” контекст “слово” для решения проблемы многозначности в Языке, лучше показать на примере. Так в Руском языке существуют абсолютно одинаковые знания звучания “и” и “(ь)ы” с разными значениями. Известно, что “и” соответствует значению [многократность действия] (его в своё время рускоязычные заимствовали у ханты), а “ы” соответствует значению [множественность] (похоже, что это уже у рускоязычных своё, родное изобретение). Так вот, как я уже говорил, проблема возникает тогда, когда знание звучания “ы” попадает в объединении на место после (ь), - оно сразу так начинает звучать уже как “и”, отсюда все потом недоразумения.

Чтобы никаких недоразумений не было, рускоязычные для своего контекста “слово” придумали знание связи в соответствии с которым признак множественности “ы” можно было использовать только на конце объединений. И наоборот, в соответствии с этим же знанием связи “и” использовать на конце объединений было нельзя. Этого знания связи вполне было достаточно, чтобы знания звучания “и” и “(ь)ы”, как и соответствующие им значения в объединениях Руского языка уже никогда не пересекались. В смысле, чтоб не пришлось потом каждый раз решать, какое именно знание звучания “и” или “(ь)ы” в том или ином из них используется, и что оно уже так в нём значит.

Но количество знаний в коллективном сознании всё это время только росло. И вот уже возможностей одного только знания связи “порядок”, - а это именно на его основе формировались все знания связи в контексте “слово”, - оказалось совсем даже недостаточно. Так возникла в Языке необходимость в новой совокупности из новых же в том числе знаний связи, а именно в контексте “предложение”. Контекст “предложение” определяет уже не сами объединения и взаимодействия знаний звучаний с их значениями внутри них, а он определяет сочетания объединений и взаимодействия знаний звучаний объединений с их значениями уже внутри них.

В контексте “предложение” Руского языка оказалось уже возможным использовать такие знания звучания как “к”, “с” и “в” со значениями соответственно [принадлежность “к”], [принадлежность “с”] и [принадлежность “в”]. И это при том, что в контексте “слово” Руского языка у них тогда уже были свои интегрированные значения [человек “к” (коми)], [соль], и [вода].

Ещё раз, - напоминаю, - каждый раз, когда я называю то или иное интегрированное значение я для краткости изложения опускаю самособой разумеющуюся обязательную формулировку “... и всё то, что так или иначе с ним связано”.)

Продолжаем. В контексте (”предложение”) знание звучания “к” использовалось уже отдельно (в смысле вне объединения), и его значением в нём было [принадлежность “к”]. Что интересно, с этим же его значением оно использовалось в контексте “слово” тоже, потому как это было возможно благодаря существованию в нём знания связи в соответствии с которым объединение “ак” могло использоваться в контексте “слово” исключительно только на концах тех объединений, с которыми уже оно само образовывало объединения. Отсюда, - “вотяк”, “чудак”, “дурак”, “буряк”, простак”, “так”, и т.д
.

Первая проблема в Руском языке возникает довольно уже скоро, с формированием в нём объединения “как”. В соответствии, скажем так, с классическим знанием связи, которое был ещё в Древнем языке, его значение должно было бы “читаться” как [принадлежность ”к”, возможностью которого является “ак”] - {”к” “ак”} - “как”. Но, с другой стороны, его вполне уже можно было “прочитать” и как [”ка”, возможностью которого является принадлежность “к”]. При том, что у “ка” тоже было тогда собственное значение в Древнем языке и его объединение с “к” совсем даже не противоречило знаниям связи в нём. (Кстати, оно отдельно и сегодня ещё используется в Русском языке в контексте “предложение”, - {”ну” “ка”} - (”Ну-ка!”). Тем более оно широко использовалось тогда, используется и сегодня в контексте “слово”.)

Похоже, что именно из-за этой своей многозвучности в Руском языке объединение “как” вскоре приобрело в нём значение вопроса, с которым оно так уже существует и по сей день, и которое так является единственным его в нём значением. В смысле те оба значения, что следовали из разных вариантов его возможного “прочтения” образовывали уже не столько многозначность, сколько многозвучность, которой, как вы помните, вообще не может быть в Языке. А потому рускоязычные взяли и выкинули у себя из языка их оба, а в качестве значения оставили ему только то, что оно у них всегда и вызывало, а именно недоумение. При этом само это недоумение “как” они впоследствии попробовали разрешить в своём языке через изъятие из него объединения “ак”, а оставив вместо него уже только “ка”. Проще говоря, поменяли так “ак” на “ка” в Руском языке.

(Кстати, я давеча не зря так долго распинался про объединение “ак”, контексты “слово” и “предложение” ещё вспоминал. А всё это было только для того, чтобы вы понимали, что процесс формирования Языка отнюдь не линейный, чтоб можно было запросто так применить к нему знание связи “порядок”, а именно что нелинейный. Это у вас от вашего линейного Процесса осознания привычка постоянно знать ответы на дурацкие вопросы типа, - “А что было раньше, курица или яйцо?” А дурацкий он потому, что у процессов “быть курицей” и “быть яйцом” нету порядка, чтоб через знание связи “порядок” они были друг с другом связаны. Потому как они именно что не линейные, а нелинейные. А значит и не может быть ответа на сам этот вопрос, потому как он по умолчанию предусматривает обязательное существование порядка у этих процессов.

Ещё раз, - у нелинейных процессов не бывает порядка.

А потому я не знаю, и никто никогда не сможет узнать, что (какое именно объединение) появилось раньше в языке, - “река” или “Кама”. Потому как отсутствует сам смысл в постановке этого вопроса. Нам гораздо важнее знать то, что мы можем вообще уже осознать. Не попадая так каждый раз на рекурсии и бесконечности, которые никому осознать невозможно. (Напоминаю, знание возможности существования бесконечности вовсе не является знанием её самой, не перепутайте.) А потому, каждый раз, когда вы решаете вопросы связанные со знанием связи “порядок” в Языке, прежде убедитесь, что он сам (порядок) в контексте, что вы так изучает, вообще уже может быть. )

С объединением “р(ь)э” всё обстоит проще, - одно из древнейших в Древнем языке, оно имело значение [мужик, возможностью которого является всё равно что]. Этим “всё равно что” у мужика уже тогда могло быть много чего, настолько он оказался деятельным. Из знания признака, которому это объединение соответствовало в Действительности, - “река”, - следует, что этим “всё равно что” являлось какое-то действие мужика.

(Кстати, суть [Р] обязательно присутствует в объединениях со значением [река] у языков всех тех народов, в контексте проживания которых текли, скажем так, достаточно большие реки. И наоборот, где таких рек не было, то и не было знания звучания “р” в объединениях им соответствовавших. И зависимость здесь абсолютная. Из чего я делаю вывод, что такие реки тогда были объектом приложения сил именно мужиков, но никак не женщин и детей. Мужики на реках охотились, плавали, рыбачили, в то время как женщины и дети только собирали моллюсков на полу (отмелях и мелководьях). Похоже страсть к той же рыбалке у мужиков за это время сформировалась в некую вещественную потребность. В смысле она передаётся (сегодня правильнее будет сказать “передавалась”) так уже генетически.)

И здесь обратите внимание, разных действий тогда у мужика было уже множество, как и других признаков. А потому знание звучания “р(ь)э” является так названием множества признаков, что вообше уже могли быть у мужиков. А объединение “ка” таким образом делает значение объединения “р(э)ка” как [один из признаков, что есть вообще у мужиков]. Естественно, что одного только знания звучания, чтобы так уже идентифицировать сам признак было мало. Следовало обязательно его увидеть и при этом услышать его знание звучания, - “А это и есть река”.

Ещё раз, сама конструкция у объединений Древнего языка предполагает второму значению объединения быть возможностью (одной из вообще уже существующих) первого значения объединения. Потому роль объединения “ак” или “ка” на конце с ними образованого объединения как способ выделения элемента из однотипного множества с первого взгляда кажется излишней. Но нет, знания связи для образования объединений Древнего языка возникали тогда, когда практически ещё не было (знаний) искусственных признаков, вещественных и невещественных. В смысле таких, появление которых в Действительности так или иначе не обошлось без участия Сознания. Когда же их стало особенно много, то и возникла необходимость отделять искусственные признаки от естественных. Потому как у них были достаточно разные свойства. И сделано это было в Древнем языке за счёт формирования объединения “ак” (именно в Руском языке оно становится уже “ка”)
.

На этом можно было бы наверно уже и закончить, - значение объединения “р(ь)эка” (”река”) похоже так мы уже определили, - если бы... Если бы в Руском языке не было другого знания звучания, которое тоже соответствует значению [река], а именно “речка”. А оно такое тогда в нём зачем? Что оно таким образом вообще значит в Руском языке? Ведь если бы это был пример простой многозвучности, то одного бы из этих знаний звучаний давно бы уже не было в языке. А оно же всё совсем не так, - оба эти знания звучания все ещё в Руском языке существуют. Почему? - Давайте уже так разберёмся.

Значение знания звучания “речка” несколько отличается от значения “река”. В смысле структуры значений у обоих объединений, которым они соответствуют, у них практически одинаковые, - в них содержатся одни и те же знания. Только вот в той, что есть у объединения “речка” есть ещё и знание “небольшая”, которого нет в структуре значений “река”. И присутствует оно, получается, только из-за одного какого-то “ч”, что есть в знании звучания у одного из них!

Нет, всем так вполне понятна уменьшительно-ласкательность значений суффиксов на основе “н”, - в структуре их значений присутствует знание “наименьший”, которому в Древнем языке изначально соответствовало знание звучания “н”. И вместе с которым в эти суффиксы (объединения) знание “наименьший” и попало, придав таким образом самим суффиксам уменьшительно-ласкательные значения. Но ведь никакого такого знания “наименьший” в значении “ч” близко нет, чтобы так с ним [речка] стала уже значительно меньше, чем [река]. А что же тогда есть, если, один чёрт, она таки становилась с ним меньше?

Из “прочтения” объединения “р(ь)эч(ь)ка” следует, что образовалось оно в три этапа, - {”р(ь)э” “ч(ь)”} - “р(ь)эч(ь)” - {“р(ь)эч(ь)” “ка”} - “р(ь)эч(ь)ка”. В смысле, так оно образовалось гораздо уже позже, чем то же “река”. Когда в Древнем языке давным давно уже произошла детализация (дт) на (д) и (т), и теперь в Руском языке вместо звука (ч) появилась модуляция (тш(ь)). Значением же знания звучания “тш(ь)” из его “прочтения” рускоязычными так становится уже [действие, возможностью которого является челюсть]. Таким образом из структуры значений древнего знания звучания “ч” [огонь/звук огня], уходят практически все знания, что в ней когда-то были, и появляются уже новые. Так, - ещё раз, - знание звучания “ч” в Руском языке становится знанием звучания “тш(ь)” со всеми оттуда вытекающими следствиями (в том числе и сменой значений).

Сам этот процесс смены у них значений был очень даже многоэтапным, чтоб описывать его здесь целиком. (А иначе я так превышу формат, которым здесь добровольно себя и ограничил.) Тем более, что значение “р(ь)э” мы уже разобрали. А потому я сразу скажу результат, - значением объединения “р(ь)эч(ь)” в Руском языке является [речь]. В смысле так оно выделяет из множества всех способностей и умений, что у мужика тогда уже были, именно его способность издавать (через рот) звуки. Так признак “мужик” посредством его становится членом множества признаков, которые могут издавать свои собственные звуки.

Таким образом объединение “р(ь)эч(ь)ка” было сформировано для выделения признака действительности, которому оно и соответствовало, по этому его свойству, а именно умению производить свои собственные звуки. Проще говоря, значение объединения “речка”, которое следовало из его “прочтения”, было аналогично таким значениям как [шумелка], или [говорилка], или [болтушка]. И с этим своим значением знание звучания “речка”, как мы помним, соответствовало признаку действительности “река”. - Почему?

А потому, что вовсе и не каждая река способна звучать. Так у большой, широкой, равнинной реки вы не только не услышите как она течёт, но и в некоторых случаях засомневаетесь, - а течёт ли она вообще? В то время как какой-нибудь руЧей, или небольшая реЧка обязательно будет звуЧать, - журЧание того же ручья в траве вы услышите за десятки метров, когда его ещё и не видно.

Как видите, для описания реки и речки я использовал слова “большая” и “небольшая” соответственно. И не случайно, потому как способность издавать звук и величина являются для этих признаков действительности совмещёнными признаками. И, если знание звучания объединения “река” никаких таких эмоций у нас не вызывает (кроме купания, рыбалки, плавания, и т.д.), то несколько изменённое её знание звучания “речка” говорит о том, что мы в первую очередь имеем в виду именно её небольшой размер.

А это значит, что когда звуки стали терять свои собственные значения в Языке, и так становится уже буквами, все забыли тогда в том числе и значение модуляции (тш(ь) = (ч). А помнили только то, что присутствие (ч) в знании звучания того или иного объединения, предполагает обязательное присутствие в структуре его значений знания “небольшой”. Отсюда (из присутствия знания “небольшой” в структуре их значений) и проистекает их уменьшительно-ласкательное значение.

Таким образом вам следует помнить, что это именно существование в Руском контексте рек и речек обогатило наш Руский язык уменьшительно-ласкательными суффиксами с “ч”. Живи мы в пустыне, таких суффиксов у нас никогда бы в Руском языке не возникло.


“Звук”

Лучше всего понять как возникали первые знания звучания у знаний признаков можно на примере названия этого самого признака “звук”. В смысле так нам надо разобраться, почему признак “звук” называется именно “звук”. - Ну разве не идиоты мы так?! Ведь это же ежу понятно, что признак “дыня” потому называется “дыня”, что назвали мы его “дыня”.

О! Вот и вы заметили, что между признаком и его знанием звучания (названием) существует конкретная связь. В смысле у нас в Сознании (неважно, индивидуальном или уже коллективном) эти знания, - знание признака и знание его звучания, - могут существовать только вместе и никак иначе. А то, что делает их такими неразлучными, называется “знание связи”. Другое дело как возникла сама эта связь, - ведь мы запросто могли задать её сами, как это было у нас с признаком “дыня” и её знанием звучания “дыня”. А могла она быть и сама по себе, это когда признак, который мы называем, является совмещённым (уже имеет соответствующую связь) с другим признаком уже потому, что он сам ему принадлежит.

И вот здесь мы подходим к главному, оказывается в самом начале становления Языка значение знания звучания признака предполагало непосредственное знание звучания его самого. А вовсе не всех тех знаний звучаний, что ему лишь только потом в Языке соответствовали, но которые этот признак сам никогда не производил (не произносил), хотя бы потому, что просто не мог.

Ещё раз, - первые слова в Языке возникают как знания звучаний тех признаков, которым они и соответствовали. В смысле соответствовали тем знаниям звучаний, которые эти самые признаки могли издавать. Т.е. так получается, что это были уже совмещённые признаки, потому как один без другого в Действительности существовать просто не мог. Маленькие дети, которые только-только учатся Языку, эту связь в своей речи очень даже используют. В смысле, не зная ещё названия самого признака, при необходимости его получить, они имитируют звучание этого признака, которое тот сам и издаёт. Так по знанию звучания, которое способен издавать признак, мы узнаём, какой именно признак нужен ребёнку.

(Здесь можно было бы допустить, что исключением из этого правила (знания связи) является Чеширский кот, - его признак “улыбка” и он сам могут вполне уже существовать отлельно друг от друга. А значит так он вроде бы является исключением. Но нет, никакого исключения здесь нет, потому как Чеширский кот признаком Действительности не является. А является он так исключительно уже признаком Сознания. А к признакам Сознания это правило (знание связи) никак уже не относится. )

Проще говоря, если бы всё называлось так, как это этим знанием связи и предусмотрено, то признак “кошка” назывался бы у нас тогда “мяу”, признак “корова” назывался бы “му”, а признак “собака” назывался бы “гав”. Правда тут сразу же возникает проблема с признаками вроде “дубина”, или “камень”, - сами-то они никаких таких звуков не издают. А потому и назвать их по этому способу у нас не получится, впрочем мы сейчас не о них.

Ещё раз, - признаки, которые не могут существовать один без другого называются совмещёнными. Потому как им в Языке соответствуют одно и то же знания звучания на всех. Так первому из вообще возможных знаний звучаний у человека, а именно сигналу присутствия “а”, соответствовало одновременно и знание признака “человек” и знание признака “место человека”. Из двух этих признаков издавать звуки мог только признак “человек”. Но, так как были они совмещёнными, то этим же знанием звучания называли и место человека, которое само за себя “сказать” ничего не могло. Таким образом беззвучные признаки тоже тогда обретали собственные знания звучаний.

(Кстати, ничего этого абсолютно не понимают сегодняшние лингвистики, отчего порой кажется, что единственная их задача за наши же деньги плодить для нас же очередную свою чушь, чтоб потом наши же дети её и учили. Так авторы онлайн русско-удмуртского (удмуртско-русского) словаря на полном серьёзе переводят удмуртское знание звучания “мурт” как [чужой] и [человек]. Меж тем как это совмещённые признаки, а это значит, что у них это одно значение на двоих, - [чужой человек], а значит и делить его никак нельзя!

Другое дело, что сегодня уже существуют контексты, где из структуры значений знания звучания “мурт” используется только одно какое-то знание из этих двоих, - “чужой” или “человек”. Но это вовсе не значит, что одно только это обстоятельство позволяет кому-то нагло так утверждать, что в удмуртском языке уже совсем не осталось контекстов, где используется их совмещённое значение [чужой человек]. Говорить так, это значит не понимать абсолютно тот язык (в нашем случае удмуртской), с которым работаешь. И этот пример, - “мурт” и его значение, - совсем не единственный! Слушайте, лингвистики, если вы даже этого не понимаете, то вы чего вообще так в лингвистике делаете? Отвечать не надо, следует просто уйти.)

Но не все совмещённые признаки так же просты, как признак сигнала присутствия “а”, которому соответствует только два признака, - “человек” и “место человека”. Так, если взять сам признак “человек”, то окажется, что он может издавать много уже каких звуков и при этом очень даже по разному. А чтобы чего не перепутать, в смысле, чтобы наверняка знать, что все эти звуки принадлежат, или сделаны самим человеком, для них в Древнем языке Руского контекста придумали множество “ук”. Его значением было [принадлежность “у”, возможностью которой был (человек) “к”].

Ещё раз, напоминаю, - “принадлежность “у” в отличии от всех прочих принадлежностей предполагала возможность (человеку) забрать с собой или иметь у себя тот признак, к которому она и относилась. Причём сами эти признаки могли быть как вещественными, так и невещественными. Например, - “У меня хороший голос”, - здесь знание звучания значения “принадлежность “у” (проще говоря предлог “у”) относится именно к невещественной признаку “голос”, показывает его принадлежность к “меня хороший”. А вовсе не к “меня”, как это могло показаться вначале. Потому как “меня” без голоса существовать может запросто, а вот мой “голос” без “меня” существовать уже не сможет никак.

Или “устоять”, - здесь принадлежность “у” относится именно к “стоять”, а вот признак, к которому относится уже само это объединение “устоять”, здесь (в контексте “слово”) никак не называется, - подразумевается, что это будет сделано уже в самом контексте “предложение”, где это объединение и используется.

Так “пук” стало со временем соответствовать звуку, который издавал такой приятный (”пук” - [приятный (признак), возможностью которого является “ук”) признак как “попа”. (Почему он был приятным, решите уже сами, но - “Это надо же было додуматься, совместить туалет с залом для развлечений!”)

Или “тук”, - [действие (человека), возможностью которого является “ук”]. Отсюда ещё значение объединения “стук”, - [быть с, возможностью которого является “тук”].

Или “чук”, который как и “аук” со временем “потерял” знание звучания “к”, и теперь произносится (это уже очень редко, и уже очень иногда) как “чу!”, - [(прислушайся)!]. А вот “ау” (”аук”) до сих пор ещё популярен в Руском языке, - просто перед тем, как вспомнить, а что он такой вообще в нём ещё есть и тем более в нём ещё значит, вам прежде надо как следует заблудиться.

(Кстати, выпадение знания звучания “к” из объединений происходит ещё в контексте слово, и не только в Руском языке, но и в других языках тоже. Причём причина этого явления в них одна и та же, - с накоплением знаний в коллективных сознаниях происходит одновременно и уточнение значения [человек]. Теперь в некоторых контекстах становится излишним каждый раз говорить, например, - “Это сделал человек”, если всем и так понятно, что кроме него этого сделать не мог никто. Потому гораздо правильнее, потому как короче, будет вообще не говорить этого. Вот так вот и пропало знание звучания “к” из некоторых объединений.

Сама это пропажа произошла не так давно, когда уже существовала письменность, - не будь её, мы об этом возможно даже бы не узнали. Потому как в том же Руском языке знание звучания “к” к тому времени уже успело образовать объединения с их собственными значениями, и уже в их составе в языке и использовалось.

В английском же языке оно оказалось не столь расторопным, а потому в тех объединениях, где оно уже не имеет практически никакого значения, англичане при написании его самого ещё упоминают, но вот в речи предпочитают уже нагло игнорировать.)

Ведь с помощью того же “аук”, тот, кто его произносит, выпрашивает у того, к кому он обращается, и кто возможно его слышит, ответа в виде знания звучания сигнала присутствия. Проще говоря, просит обозначить так место того нахождения. Понятно, что кроме человека понять и тем более ответить ему никто и не сможет. Понятно, что “к” в этой ситуации, когда человеки ещё помнили его в этом объединении значение, было особенно и не нужно. Тем более, что кричать “к” почти невозможно. Отсюда сегодняшнее наше “Ау!”.
 
А вот “рук” у нас в языке не остался, - в конце концов сегодня это уже моветон. Тут ведь как, - исчез признак из Действительности, жди, скоро значит исчезнет и соответствующее ему знание звучания из Языка. Потому как значил он не что иное, как признак “биение себя в грудь рукой”. Таким образом самцы приматов близкие по развитию их сознания к Сознанию человеков обозначают своё доминирование. Нет, я согласен, дураки были всегда, а потому и сегодня найдутся ещё желающие побить себя в грудь. Но, в целом большинство из нас уже не животные, а потому всё-таки “рук” получается так уже моветон. На память от него, что он был такой вообще в Руском языке, у нас осталось его производное, - “рука”, - [”рук”, возможностью которого является принадлежность “а” (человеку)]. Проще говоря, так человеки стал называть у себя тот признак, которым они этот самый “рук” и издавали.

Со временем значение множества знаний звучаний “ук” расширяется, и теперь в структуре его значений присутствует уже не только знание “человек”, но и много каких ещё. Так появляется “сук”, со значением [быть с, возможностью которого является “ук”]. Из сегодняшнего его значения можно предположить, что так называлась надломленная, обычно уже сухая, старая ветвь дерева, за её способность издавать звуки, когда её нагибали. Похоже что уже “сука” так значило бабу, которая орала (издавала звуки), когда её били. Тем более, что английское знание звучания для этого значения “bitch” образовано абсолютно по той же схеме. (Тому, кто заметил совпадение знаний звучаний у английского [bitch] и руского [бить], мой личный отдельный респект! А для всех остальных поясняю, - слово “бить” в Руском языке является так заимствованным.)

Остался “жук” со значением [жук], но он хоть и из русского языка, но вовсе даже не из Руского его контекста. Да, чуть не забыл! Я же обещал вам раскрыть значение самого объединения “звук”! Исполняю...

Древние люди пили воду с поверхности, ничего такого вроде посуды у них тогда ещё не было. Причём, когда они её пили, то издавали губами звук как нечто среднее между одновременным звучанием (з), (с) и (в). Вы запросто сможете его услышать, если попробуете пить воду с поверхности. Таким образом признаку “питьё с поверхности” у них соответствовал признак “звук ((сз)в)”. А вместе с ним и совмещённому с ним признаку “звук (питья с поверхности)”.  А отсюда оставалось совсем уже немного, чтобы данное знание звучания “((сз)в)” использовать в речи. Так в Руском контексте Древнего языка возникло знание звучания “((сз)в)” с соответствующим совмещённым значением.
 
В смысле это тогда был именно что звук, а вовсе даже не объединение, со своим собственным значением. А это значит, что никаких (с), (з) и (в) наши предки в нём не различали, тем более, чтоб у них в нём были значения. Ещё раз, единственным значением, которое у него и было, это его собственное знание звучания и ничего больше. Поэтому, когда возникло множество “ук” в Руском языке, то он вошёл в него уже как объединение “”(зв)”ук”, значением которого было [знание звучания “(зв)”, возможностью которого является (множество) “ук”].

Звук (с) выпал из знания звучания “(зв)” потому, что будущие рускоязычные различали его уже в нём. А следовательно у него уже было собственное значение, а с ним, точнее с присутствием именно его уже значения в составе ((сз)в) невозможно было правильно потом образовывать объединения. Вот и убрали его из него, чтоб так уже он со своим значением в нём не мешался.

В таком своём виде, как модуляция (зв) со своим собственным значением [знание звучания “зв”], он просуществовал в Руском языке довольно таки долго. Пока окончательно не сформировались интегрированные значения у знаний звучаний “з” и “в”, после чего он был в нём окончательно уже детализирован. По моим подсчётам он поучаствовал в формировании в нём более тысячи объединений (слов) и их производных. Вот пример некоторых из них, - “звук”, “звать”, “звон”, “резвый”, “язва”, “зверь”, “разве”, и т.д.



“Лёд”

Порой в результате “прочтения” значений тех или иных слов мы узнаём о них такое, о чём даже представить себе не могли. За давностью лет мы уже забыли, что древние человеки жили тогда по сути в ином Мире, очень даже отличном от нашего, сегодняшнего. Ведь большинства из сегодняшних знаний признаков, как и самих признаков у них тогда попросту не было. В отношении искусственных признаков эта мысль более чем понятна. Какого же было моё изумление, когда из “прочтения” знания звучания хорошо знакомого всем нам естественного признака, мне открылось такое его значение, которого я у него ну никак не ожидал получить. Я говорю сейчас о знании звучания “лёд” с соответствующим ему признаком “лёд”.

Это очень короткое слово в Руском языке, потому как оно очень древнее. Такое могло образоваться только в контексте “слово” (Древнем языке) в соответствии ещё с его знаниями связей и теми значениями у знаний звучаний, что в нём тогда уже были. А это значит, что возникло оно из устойчивого сочетания {”л(ь)” (о)“д”}, как объединение двух значений (знаний признаков).

Нет, я не ошибся, знаний признаков (значений) здесь именно два, потому как звук (о) значит здесь вовсе не знание признака, а знание связи “объединение”, которое и относится уже к знанию признака “д”. (Ещё раз, - знание признака тем отличается от знания связи, что первое вы осознаёте с помощью органов чувств, в то время как второе только посредством сознания.) В смысле без него значением бы этого объединения “л(ь)д” было [”л(ь), возможностью которого является “д”]. В таком своём виде оно используется например в его производном объединении “л(ь)д(ь)ын(а)” (”льдина”) в значении [одна из множества “л(ь)д”]. Знание звучания “а” на конце объединения “л(ь)д(ь)ын(а)” (”льдина”) значит знание связи “принадлежность “а”. Из чего следует, что признак “льд(ь)ын” мог тогда, когда это уже было надо, использоваться человеком. А вот признак “л(ь)д(ь)ын(ка)” множеству “л(ь)д” безусловно принадлежал (в смысле был одним из них, - на конце “(ь)ын”) но вот человеком он только уже никак не использовался.

Но нас сейчас интересует даже не это, весьма интересное знание, а объединение “л(ь)од” (”лёд”). А точнее знание того, что именно делает в нём знание звучания знания связи “объединение “о”. То, что его в нём присутствие изменяет значение самого объединения “л(ь)од” по сравнению с “л(ь)д”, так это однозначно. Это следует хотя бы уже из того, что мы никогда не скажем “(стоять) на л(ь)од(ь)э (лёде)”, а только если “(стоять) на л(ь)ду (льду)”. Или, мы не говорим “на реке (стоит) л(ь)д (льд)”. Всегда если только “на реке (стоит) л(ь)од (лёд)”. Или мы скажем “л(ь)д(ь)ына - л(ь)д(ь)ынка” (”льдина - льдинка”), но только никогда не скажем “л(ь)од(ь)ына” - л(ь)од(ь)ынка” (”лёдина - лёдинка”). - Почему?

И вот здесь я сразу хочу предупредить, - называть причиной этого явления какое-то там “полногласие” или “неполногласие”, или что-то ещё, что в таких случаях так любят придумывать лингвистики, нельзя ни в коем случае. Потому как этот их подход служит всего лишь для сокрытия их собственного незнания через называние самого явления уже как-то иначе, не более. А всё потому, что объяснить они его (и не только его) не могут уже совершенно, потому как с их совокупностью знаний это просто невозможно. Поэтому наша задача здесь именно понять само это явление, а вовсе не назвать его как-то ещё. Чтоб сделать потом таким образом вид, что так проблема (задача) уже решена, и вроде больше уже как для нас она и не существует.

Значение объединения “л(ь)од” (”лёд”) формируется как объединение значений у знаний звучаний “л(ь)” и “(о)д”, “прочитаем” же его. Интегрированное значение знания звучания “л(ь)” в Древнем языке мы знаем, - [берег с нечёткой линией]. В Руском контексте единственный признак “берег”, что есть в нём вообще, это берег достаточно большой реки, которую вброд перейти невозможно (в противном случае так он признаком “берег” уже никак и не будет). И у этого берега обычно нечёткая линия. В смысле у него нельзя сказать, что вот вода заканчивается уже именно здесь, а дальше всегда бывает только суша, нет. Потому как этот берег может быть топким и заросшим камышом, или заливаться, особенно весной, в результате разливов и наводнений. В любом случае определить такую (чёткую) границу у него будет уже невозможно. Таким образом, - ещё раз, - в Руском контексте Древнего языка признаку “берег” соответствовал берег именно большой реки, которую невозможно было перейти вброд. А значит знанию звучания “л(ь)” в нём соответствовало интегрированное значение [берег реки].

С интегрированным значением знания звучания “д” в Древнем языке мы уже знакомы, - [коллектив (и всё то, что так или иначе с ним связано)]. Другое дело, что здесь (в объединении “од”) оно вовсе даже не одно, а в паре со знанием звучания знания связи “объединение “о”. А значит и значение самого этого объединения будет уже отличаться от значения просто “д”. Как именно отличаться, можно будет понять из знания значения знакомого нам объединения Древнего языка Руского контекста “од(ь)ын” (”один”). Сегодня от него в Руском языке осталось только значение [один], а тогда оно значило ещё и [член коллектива]. (Это его значение сохранилось в тогдашнем названии скандинавского “сами не помним кого”, - скандинавы с тех пор так уже заврались, что и сами точно уже не помнят, бог это был у них, али реальный человек, - а именно “Один”.)

Значение [член коллектива] следовало из самого “прочтения” знания звучания “од(ь)ын”, - {”(о)д(ь)ы” “н”} - [”од(ь)ы”, возможностью которых (их там много, на конце “од(ь)ы” присутствует признак множественности “ы”) является “н”]. Где интегрированным значением сути [Н] (знания звучания “н”) Древнего языка является [наименьшее]. Большим или меньшим у коллектива может быть только количество его членов. А это значит, что “од(ь)” относилась не к самому коллективу, а к его количественной характеристике, только которая и могла у него быть [больше] или [меньше]. Таким образом объединение “од(ь)” здесь (в контексте с “н”) значило [объединение (членов) коллектива (как его количество)].

Напоминаю, знание связи “ь” в Руском языке соответствовало значению [принадлежность “ь”], или по другому [принадлежность мужикам]. Из чего следует, что тогдашним значением объединение “од(ь)” было [объединение (членов, - в смысле именно тех самых мужиков, которым они и принадлежали) коллектива (как его количество)] В то время как объединение “од” значило уже [объединение (уже вообще всех членов, не только мужиков, но женщин и детей тоже) коллектива (как его количество в контексте с “н”)]. Таким образом нам только теперь осталось “прочитать” значение самого объединения “л(ь)од” (”лёд”), - [”л(ь) возможностью которого является “од”] - [берег реки, возможностью которого является объединение (вообще всех членов, не только мужиков, но женщин и детей тоже) коллектива ].

Правда, это удивительное и несколько неожиданное значение? И сами мы тут же задумаемся, - а когда этот признак берег, который потому уже берег, что с одного его на другой перейти вброд невозможно, вдруг становится так уже возможностью объединять членов коллектива? Проще говоря, если почему-то члены одного коллектива вдруг оказались на разных уже берегах, то когда тогда у них так появится возможность, чтоб им однажды всё-же всем встретиться (объедениться)?

Ответ очевиден, - возможность перейти с одного берега на другой “аки по суху” появлялась у человеков зимой, когда река покрывалася льдом. Именно саму эту возможность перейти с берега на берег они и называли тогда “л(ь)од”, а вовсе даже не тот признак действительности “лёд”, которым река зимой покрывалась. Это знание подтверждает другое значение объединения “л(ь)од”, правда с несколько уже иным у него знанием звучания, а именно “л(ь)от” (”лёт”), - [возможность передвижения там, где это невозможно делать пешком]. Отсюда значением его производного “летать” будет [реализовывать возможность передвижения там, где это невозможно делать пешком].

(Кстати, “читая” первоначальные значения слов, я постоянно попадаю на одну и ту же проблему, - в определении тогдашних значений слов сегодня мне приходится использовать современные слова с их уже сегодняшними значениями. А иначе вы просто меня так никогда и не поймёте, потому как тогдашних значений вы уже просто не помните. (А иначе мы здесь не учились бы сейчас их “читать”.)

Смотрите, мне было бы гораздо более правильно определить значение объединения “л(ь)от” не через значение знания звучания “пешком”, а через значение знания звучания “вброд”. Хотя бы потому, что первого тогда ещё не было, в то время как второе уже существовало. А не было его потому, что дорог тогда ещё не было, чтоб было по чему ходить пешком. В то время как уже безусловно были реки, только по которым и следовало ходить вброд (дословным значением знания звучания “вброд” будет [в направлении домой]). И этой возможностью тогда было движение только по реке (воде), но с опорой при этом на дно (землю). В то время как возможность передвижения по реке “л(ь)от” предполагало уже отсутствие опоры на дно (землю).

А потому прочтения вами одного только этого текста (в смысле знание первоначального значения одного какого-то объединения) для понимания Руского языка, будет совсем даже ещё недостаточно. Вам следует “прочитать” как можно больше значений, чтоб так уже начинать понимать, что был и есть Руский язык. Это не так трудно, как кажется, тем более, что в итоге вы сможете уже “читать” вообще все слова из Руского языка. А потому, - дерзайте обязательно!)

Ещё раз, - похоже, что знание звучания “л(ь)од” возникает, когда в Руском языке ещё не произошла окончательная детализация древнего звука (дт). А потому правильно будет его “читать” как “л(ь)о(дт)”. Совмещённым значением такого объединения тогда было, -[берег реки, возможностью которого является объединение посредством возможности передвижения там, где это невозможно делать вброд, вообще всех членов (не только мужиков, но женщин и детей тоже) коллектива].

Затем в языке происходит детализация звука (дт) и его интегрированного значения на звуки (д) и (т) уже с их значениями. А значит происходит и детализация его производных уже с их значениями. Таким образом в Руском языке возникают объединения “л(ь)од” со значением [берег реки, возможностью которого является объединение (вообще всех членов, не только мужиков, но женщин и детей тоже) коллектива]. И объединения “л(ь)от” со значением [возможность передвижения там, где это невозможно делать вброд].

Со временем происходит детализация значения объединения “л(ь)од” (”лёд”) - в коллективном сознании русскоязычных появились знания признаков “плот”, потом “мост”, а ещё позже уже и “дорога”. В смысле необходимость передвижения как вброд (по реке), так и по льду, с ними уже пропадёт. А потому в структуре значений объединения “л(ь)од” основным становится уже не знание возможности (признака сознания), а именно что знание признака действительности, в смысле знание признака “лёд”. Проще говоря так уже стали тогда называть застывшую воду.

(Кстати, объединение “плот” образуется по схеме устойчивого сочетания {”п” “лот”} со значением [приятное и полезное, возможностью которого является “лот” (возможность передвижения по реке без опоры на её дно)]. Напоминаю, интегрированным значением сути [П] Древнего языка было [приятное и полезное], об отсутствии же (ь) могу только догадываться. В любом случае уверен, что наряду с ним тогда существовала и такая его форма как “пл(ь)от”. Из сегодняшнего его значения [плот] следует, что так тогда назывался такой признак действительности, с помощью которого по реке и перевозили “приятное и полезное” (продукты и всякое нужное барахло) .

Всё бы ничего, если бы не его производное “плётка” (”пл(ь)отка”), сегодняшнее его значение вы безусловно знаете. Из его конструкции следует, что возникло оно гораздо уже позже (мера идёт на тысячелетия) того же “плот”. Но гораздо ещё раньше, чем человеки приручили ту же лошадь. Тем более, что для транспортировки плота по реке животные человеком никогда не использовались. Из чего у меня возникают смутные подозрения, - признак “плётка” безусловно возникает сразу как средство управления подневольными человеками. А это значит, что когда в Руском языке языке формируется знание звучания “плётка” с соответствующим у него значением, тогда у руси уже были рабы.)

 Со знанием звучания “л(ь)от” (”лёт”), точнее с его значением тоже происходит детализация. И если тогда оно значило [возможность передвижения по реке без опоры на её дно], то с тех пор по реке никто уже так (на плотах) вообще и не передвигается. Тем более, что такое передвижение, - без опоры на землю, - больше соответствовало перемещению у птиц. Поэтому знание “человек” постепенно из структуры его значений уходит, а вместо него в языке всё больше используется уже знание “птица”. Потому, когда человек сам смог уже летать (перемещаться без опоры на землю), то ту штуку, на которой он это и делал, он назвал уже “самолёт”).

(Кстати, это было не первое значение у знания звучания “самолёт” в Руском языке. А первым его значением было [плот]. При Петре первом самолёты, - управляемые плоты, обычно на верёвке, что-то вроде парома, - использовались для перевозки войск и снаряжения с одного берега на другой.)

Детализация же значения этого объединения “л(ь)от” произошла буквально на наших глазах, в смысле одновременно с появлением самолётов (это которые уже по небу). А потому в Руском языке сохранилось много ещё примеров, где слово “лёт” используется в его первоначальном значении.

Так в очень ещё популярной в прошлом веке руской народной песне “Летят утки, летят утки, летят утки три гуся”, значением объединения “летят” было [плывут]. Задумайтесь сами, - во-первых, утки с кем-то не летают, всегда только сами с собой; во-вторых, утки не могут лететь вместе с гусями, потому как скорость полёта у них очень разная (гуси быстрее). А потому значение [передвигаются по воздуху] соответствовать здесь знанию звучания “летят” просто не может. А может ему соответствовать именно только значение [плывут]. Таким образом в слогане этой песни вовсе даже не то, о чём вы сразу подумали, а плывущие по воде утки к которым затесались три гуся.
Вот и всё, - как вы сказали? - “агрегатное состояние”? Ну-ну...



“Пол” и “стол”

Как-то на форуме лингвистиков попалась мне на глаза одна интересная тема, точнее даже вопрос, - “Почему похожие вроде бы слова “стол” и “пол” склоняются так по разному?” Простой вопрос на который лингвистики в итоге так и не смогли ответить. А не смогли они потому, что возможность ответа на него требует уже знаний контекстов “предложение” и “слово”, которое они близко даже себе не представляют. Более того, - там всё ещё хуже! - они не представляют, что такое контекст вообще, тем более чтоб представлять, что такое контекст “слово” или контекст “предложение” А ведь без этого знания ответить на этот очень даже простой вопрос невозможно! И это одна из причин, чтоб вам получить здесь уже в том числе и это знание, и так уметь “читать” значения вообще всех слов, что есть, уже были, и только ещё будут в Руском языке. И уж тем более, чтоб понимать, почему они именно так и склоняются.

Ещё раз, - знание “как склоняются” нам совсем так даже не интересно, тем более для одного какого-то конкретного случая, потому как его достаточно просто знать, чтоб так его уже и запомнить. Потому как оно будет касаться так только именно этого конкретного случая. А таких случаев (объединений) в Языке великое множество, а потому запомнить как склоняется каждое из них, мы просто не сможем, - не хватит для этого ресурсов самого нашего Сознания. Для нас же гораздо важнее, потому как более компактное, знание “почему так склоняются”, потому как с ним мы уже сможем склонять вообще уже все слова в Языке, как много бы их в нём не было. (Примерно как зная Таблицу умножения и небольшой алгоритм, мы сможем запросто уже “знать” произведения уже вообще всех возможных пар чисел.)

Дело в том, что знания знаний одного контекста “предложение” (только которое, сами того даже и не понимая, и изучают лингвистики) для этого совсем ещё даже недостаточно. Потому что хоть эти знания с виду и просты, что-то вроде Таблицы умножения, но взаимодействуют они уже именно со значениями слов, образованных в контексте “слово”. Проще говоря, чтобы знать, как правильно их применять (в нашем случае это склонять), надо бы прежде быть в состоянии первоначальные значения этих слов “прочитать”.

В смысле первоначальные значения многих слов в соответствии с которыми для них и были образованы их производные в контексте “предложение”, согласно уже его знаниям связей, давно так уже изменились. Отсюда и все наши вопросы, почему они теперь склоняются так по разному. Ведь пока сами эти значения у них не изменились, никаких таких странностей в их склонении никем замечено не было.

Например тот же “лёд” из возможности (признака сознания) давно уже стал признаком действительности, т.е. твёрдым прозрачным веществом, в которое и превращается вода, когда она застывает. Но производные формы его знания звучания в контексте “предложение” соответствуют именно тому его значению, которое у него было, когда контекст “предложение” в Руском языке и возник. А однажды так в нём возникнув, они потом уже никак не изменялись. Потому как состав значений слова для контекста “предложение” не важен уже совершенно, чтоб учитывать ещё и изменения в значениях объединений из которых эти слова образованы. А важно ему только значение слова целиком. Проще говоря, в контексте “предложение” для формирования производных у объединения гораздо более важным является значение его самого, а не объединений, из которых оно и состоит.

(Кстати, одной из необходимостей для формирования контекста “предложение” в Языке, была необходимость лучшего чем это было в контексте “слово” способа обмена знаниями между разными его контекстами (языками). В том же Руском языке применявшиеся для этого правиЛА были не так, чтоб удобны, - у них уже тогда существовали соответствующие ограничения, которые не позволяли их вот так вот запросто использовать.

Достижение контекста “предложение” в том, что в нём звуки в объединениях теряют свои значения и так становятся уже просто буквами. А это был первый шаг к формированию мыслительного инструмента “письменность”. У объединений в контексте “предложение” исчезает состав значений, и теперь значение имеет только само объединение, а вовсе даже не все остальные объединения, из которых оно и состоит. Потому и склоняются объединения в соответствии с теми значениями, которые у них были, когда формировался сам контекст “предложение”.)

Потому как, - ещё раз, - у человеков элементарно не хватает возможностей их Сознания с его Процессом осознания, чтоб во время речи всё это (значение самого слова и значения объединений его образующих) обязательно помнить. Тем более, что оно так и не надо! А потому, прежде чем отвечать на этот вопрос лингвистиков “Почему похожие вроде бы слова склоняются так по разному?”, “прочитайте” первоначальные значения склоняемых слов, которые были у них, когда все эти формы их склонении в Языке и образовывались.
 
И, всё же, ответ на это вопрос я вам здесь не скажу. Потому как я дальше приведу уже достаточно знаний, чтоб вы смогли ответить на него уже самостоятельно. А из того, смогли вы ответить на него или нет, вам сразу самим станет видно, смогли вы понять  саму эту тему или нет. Ну что, посмотрим?

И начнём мы установление первоначальных значений “пол” и “стол”, как это и вообще положено, с начала. В смысле с установления значения объединения “ол”. Оно состоит из знания звучания “л”, интегрированным значением которого в Древнем языке было [берег с нечёткой линией], а в Руском контексте это было [берег реки (которую невозможно перейти вброд)]. Знание звучания “о” соответствует в объединении “ол” знанию связи “объединение “о”, а его значение делает таким образом количественной характеристикой значение “л” - [берег реки].

И здесь проблема, - сам признак “берег” не может быть ни меньше, ни больше. Тем более, что количество берегов у реки всегда два, т.е. к их количеству тоже не могут относится понятия “больше” и “меньше”. А это значит, что “л” в этом объединении значит вовсе не “берег реки”, а совсем другое знание, что уже тоже есть в структуре значений знания звучания “л” (интегрированном значении сути [Л] Древнего языка). Напомню полную формулировку интегрированного значения знания звучания “л”, - [берег реки (которую невозможно перейти вброд) и всё то, что так или иначе с ним связано].

Так вот, одним из этого “всё то, что так или иначе связано с берегом реки” были всякого рода вкусняшки, что древние человеки и добывали на берегу реки. Таким образом в зависимости от контекста, где они и использовали знание звучания “л”, у него в Языке было уже как минимум два значения, - [место “л” (берег реки)] и [вкусняшки “л” (берега реки)]. Вот ко второму его значению знание связи “объединение “о” уже очень даже применимо, а следовательно вполне уже может со знанием звучания “л” образовать соответствующее объединение “ол” со значением [вообще все вкусняшки, что есть на берегу реки].

(Кстати, подтверждением того, что оба эти значения тогда у “л” уже были, является существование ещё и сегодня древнего английского слова (возникшего там же, - Урал, Кама, - и тогда же, - не ранее 20 000 лет назад) “all” со значением [все]. Как видите, из всех знаний, что были тогда у него в структуре значений, сегодня осталось одно только знание “все”. В нём используются два знания звучания “л”, а это значит, что значения у них в объединении разные. Единственной схемой, по которой это объединение вообще могло образоваться, является появление прежде в языке (предков) англичан  устойчивого сочетания {”al” “l”}, значением которого было [вообще все вкусняшки, что могут быть на берегу реки, и возможностью которых является берег реки]. Из самого этого значения, - в нём “l” существует уже как одна из возможностей, - следует факт, что возникло оно, когда предки англичан находили вкусняшки уже не только на берегу реки, но и где-то ещё.

Ещё раз, - в одном и том же объединении в контексте “слово” не могут использоваться два одинаковых знания звучания с одним и тем же у них значением.)

Таким образом нам осталось определить уже первоначальное значение самого объединения “пол”, - [”п”, возможностью которого является “ол”] - [приятное и полезное (вкусняшки), возможностью которых являются уже вообще все вкусняшки, что могут быть на отмели (берегу реки)]. Как видите, это его значение очень даже напоминало тогдашнее значение английского “all”. В смысле его появление в Руском языке подразумевало, что рускоязычные тоже как и предки англичан собирали теперь вкусняшки не только на берегу, но и где-то ещё.

Дальнейшая судьба похожих по значению объединений “пол” и “all” сложилась в их языках очень даже по разному. Тому свидетельство сегодняшнее значение знания звучания “пол” в русском языке, - [пол]. В смысле так его структуру значений покинули уже все знания кроме “берег реки” (в английском “all”, напоминаю, подобным оставшимся знанием является “все”). Более того, даже и оно не сохранилось в ней целиком, - от него осталось только знание “то, что внизу”.

Ещё раз, - знание звучания “пол” в Руском языке, когда оно в нём только возникло, соответствовало признаку действительности “вкусняшки, которые находятся на отмели реки”. В дальнейшем, когда рускоязычные практически перестают добывать, а значит и использовать у себя эти самые вкусняшки с отмели реки, ему в нём начинает соответствовать уже именно сама эта отмель. Потому как рускоязычные вовсе и не перестали так использовать её у себя, - они по-прежнему продолжали использовать отмель как дорогу. Напоминаю, других дорог кроме рек и их отмелей в те времена просто не было.

“Прочитав” значение объединения “пол”, можно браться уже и за прочтение объединения “стол”, но только не так сразу. Потому как объединение “стол” возникло как минимум на несколько тысяч лет позже объединения “пол”. А возникло оно при участии объединения “тол”, которое сосуществовало тогда вместе с “пол”. Давайте же для начала именно его мы и “прочитаем”.

Ещё раз, - объединение “тол” потому сегодня отсутствует в Руском языке, что давно уже исчез из Руского контекста Действительности тот самый признак, которому оно когда-то и соответствовало, - не стало признака в Действительности, значит скоро не будет и знания о нём в Коллективном сознании (Языке).

О том, что такой признак, как и объединение ему в Руском языке соответствовавшее, когда-то существовали, мы знаем по тем его производным, что до сих пор присутствуют, правда уже в русском языке. А именно, - “стол”, “столько”, “толк”, “только”, “толкать”, “толксти”, “толкушка”, и т.д. Значением, которое “читается” из знания звучания “тол”, является [действие, возможностью которого является “ол”].(Интегрированным значением знания звучания “т” в Древнем языке было [действие].) Оно настолько древнее, что при разборе его значения вы обязательно “встретите” и ханты, и англичан. Потому как все они тогда занимались тем, что вместе с рускоязычными собирали на отелях реки что-нибудь вкусненькое. Проще говоря, объединением “тол” назывался тогда процесс сбора чего-то вкусненького на отмелях, - подчёркиваю, назывался так именно что процесс как действие, в смысле признак сознания, а не какой такой  признак действительности.

Таким образом мы уже вполне можем “прочитать” значение объединения “стол”, - [”с”, возможностью которого является “тол”] - [”быть с”, возможностью которого является действие, возможностью которого является “ол”]. Другое дело, что само это значение подразумевало уже соответствие признаку вполне материальному, то бишь признаку действительности. Для контекста “слово” это вполне нормальное явление, когда то или иное значение формируется не только за счёт знания звучания, но и за счёт дополнительной информации от наших органов чувств.

(Проще говоря, для того, чтобы объяснить вам, что такое признак “кот”, которого вы до этого никогда не видели, мне прежде придётся вам его показать и только уже потом назвать. Передать как-то по другому (в смысле одними только словами) это знание не получится.)

Из сегодняшнего значения объединения “стол” следует, что столом тогда была некая поверхность на которую складывалось все те вкусняшки, что были добыты в процессе тола. Так значению “тол” в нём уже больше соответствовал не сам процесс “тол”, а то, что в результате этого процесса у человеков тогда появлялось.
Ещё раз, - сам процесс на столе быть никак не мог, а мог на столе быть только его результат.

Таким образом, - это чтоб вам было легче потом уже самостоятельно ответить на вопрос лингвистиков, который был задан ими на форуме, - признака “стол” как такового тогда просто не существовало. Потому как столом тогда могло быть уже вообще любое место, куда и складывалось вкусняшки в результате тола. Отсюда и все следствия.

На этом я и закончу, хотя в процессе установления первоначальных значений объединений “пол” и “стол” мы умудрились разворошить столько знаний разных звучаний и их признаков в Руском языке, что о них можно было бы говорить часами. Но, - как говорится, - формат обязывает, а потому я и прекращаю дозволенные мне речи.



“Баламут” и “балагур”

Руский язык изначально складывался как многоконтекстный язык. Поэтому у его носителей частенько возникали тогда недопонимания, - один из них для того или иного значения использовал в своей речи знание звучания из знакомого ему контекста (языка). Другой, для этого же значения использовал знание звучания совсем из другого, уже только ему знакомого контекста (языка).

Ещё раз, - таким образом, - для одного и того же значения каждый из них использовал в разговоре между собой только своё какое-то знание звучания, понятное только ему одному, но никак не его собеседнику, - так между ними и возникало тогда недопонимание.

Т.е. возникала ситуация, когда собеседникам требовалось уже объясниться. Проще говоря, - по нашему, по современному, - тому из собеседников, который уже знал оба эти знания звучания для данного значения (в смысле для обоих его контекстов), следовало для другого его собеседника, который знал только своё (в смысле только для своего контекста) знание звучания для этого же значения, задать соответствие между этим самым значением и неизвестным ему знанием звучания. Чтоб они лучше потом друг друга так уже понимали.

В контексте Руского языка это делалось по следующей схеме, - первым называлось собеседнику знакомое ему знание звучания с известным у него значением. Далее следовало объединение “ЛА” со значением [переводится как], именно посредством его и задавалось необходимое соответствие. После него называлось незнакомое (потому как не из его контекста) собеседнику знание звучания известного ему значения. Сформированное по такой схеме устойчивое сочетание впоследствии в Руском языке становилось уже объединением с тем самым известным значением. Проще говоря, так в Руском языке появлялось новое слово с известным уже всем его носителям значением. Так сам этот процесс является отражением процесса становления коллектива “Русь” и его средства коллективного общения, а именно Руского языка.

Лучше всего это можно продемонстрировать на примере объединения “д(ь)элат(ь)” (”делать”). Дело в том, что древний звук Древнего языка (дт) ханты произносили уже как (т), а те же коми как (д). При том, что интегрированные значения у этих их знаний звучаний были тогда в их контекстах практически одинаковыми, - [коллектив и всё то, что так или иначе с ним связано (в смысле и “действие” (коллектива) тоже)]. Как следствие этого, в языке ханты не было знания звучания “д” и, соответственно, не могло быть у них в языке объединений с ним образованных. То же самое у коми, только уже со знанием звучания “т”.

Пока ханты и коми не взаимодействовали, они вели абсолютно разные образы жизни. А это значит, что так они в своих контекстах накапливали уже абсолютно разные знания. Поэтому ничего удивительного в том, что у ханты со временем знания накопленные в структуре значений их знания звучания “т(ь)” (”ь” в этом объединении значит “принадлежность “ь”, в смысле принадлежность мужикам) более соответствовали уже “действие (коллектива)” нежели самому “коллектив”, как это было у коми для их знания звучания “д(ь)”.

Поэтому, когда ханты и коми уже начали взаимодействовать друг с другом (вместе заниматься солью), то у них на почве этих их разных знаний звучаний “д” и “т”, - все другие объединения у них в языках были ещё более-менее похожи, - возникло тогда недопонимание. Потому те коми и ханты, которые по роду своей деятельности вынуждены были взаимодействовать с незнакомыми им контекстами (языками), предпочли со временем придумать уже так свой общий язык, уже с его знаниями связей, но при этом абсолютно понятный всем тем, кто в этом их взаимодействии тогда и участвовал. Собственно это и были причина и способ по которым Руский язык однажды вообще появился.

Разбор значения объединения Древнего языка “ла” я здесь опускаю, - это достаточно большое знание, чтоб здесь привести его целиком. Тем более, что это не соответствует теме статьи. И тем более, что в Руском языке используется вовсе даже не само его значение следующее из его “прочтения”, а значение следующее из самого его знания звучания. В смысле то его значение [переводится как], которое и было присвоено знанию звучания “ла” в Руском языке.

Сама эта схема образования новых объединений в Руском языке оказалась очень даже востребованной. До такой степени, что у неё появилось в Руском языке даже своё собственное название, - “правила”, - {”прав(ь)ы ЛА} - [правильные (действия), возможностью которых является ЛА}. В дальнейшем оно начинает соответствовать не только названию знания связи “ЛА”, но и всем другим знаниям связи вообще, приняв таким образом в Руском языке уже обощающее значение.

Здесь я перечислю только небольшую часть слов образованных в Руском языке в соответствии с правилом (со знанием связи) “правиЛА”, - “плач”, “хлам”, “делай”, “Клаус” (это который потом Дед мороз), “кулак”, “глас”, “хлад”, “гладь”, “влас”, “класс”, и т.д. Как вы убедились таких слов (образованных в соответствии со знанием связи “ЛА”) в Руском языке более, чем много. Но будьте внимательны, среди них могут затесаться слова, которые сами вовсе даже не руские, потому как в Руский язык они были заимствованы. Так похожее на “глас” объединение “глаз” является в Руском языке заимствованным, а значит собственного состава значений в нём не имеет. Проще говоря, при попытке его “прочитать” у вас или ничего не получится, или получится какая нибудь ерунда ничего общего с современным его значением не имеющая.

- А, если в том языке, куда это знание таким образом и передают, нет ни знания самого этого признака (самого этого значения), а значит и нет знания звучания у него? Так бывает, когда самого признака в том контексте Действительности просто нет, - что тогда?
- А если нет, то получится очередной “кенгуру”. Не пугайтесь, шучу конечно. Но с “кенгуру”, один чёрт, как-то не очень красиво тогда получилось.

А потому использование правиЛА предполагало не только ту конструкцию у объединений, которую мы только что рассмотрели. Напоминаю, то или иное значение в контексте “слово” в Языке формировалось не только за счёт знаний звучаний, но и за счёт знаний признаков в том числе. (Проще говоря, за счёт наших органов чувств в том числе, а не только признаков сознаний “слова” (знаний звучаний).) Это свойство правиЛА работало там, где тот или иной признак в одном из контекстов отсутствовал.

Например, я хочу дать ребёнку знание признака “кролик”, которого он сам до этого никогда ещё не видел. Зато он видел признак “заяц”, который очень даже похож на признак “кролик”. Поэтому знание “кролик” я передам ребёнку как “который как заяц”. Именно таким он его и запомнит, пока не повстречает настоящего уже кролика. Понятно, что в этом знании “как” соответствует “ла”. А вот знание звучания “который” я мог бы и вообще здесь уже не говорить.

Ещё раз, - древние человеки использовали правиЛА похожим же образом. Зачастую вместо тех или иных знаний звучания, которых не могло быть в том или ином контексте, потому как самого признака в нём для них ещё не было, они задавали знания самих признаков выраженных соответствующим образом. Они потому были выражены “соответствующим образом”, что через Язык их выразить было попросту невозможно.

Так в Руском языке дополнительно к объединениям образованным по схеме {”1-ое знание звучания” ЛА “2-ое знание звучание”} (одно из них в этом сочетании обязательно неизвестно, - это зависит от направления в котором само сочетание и используется), появились объединения образованные по схемам {”...” ЛА “знание звучания признака”} и {”знание звучания признака” ЛА “...”}. Где “...” значит знание признака выраженного соответствующим образом, - словами это не сказать (передать), нет, это надо обязательно видеть.

Ещё и ещё раз, - потому в таких случаях древние человеки использовали саму эту конструкцию с её схемой построения гораздо более широко. В смысле, при отсутствии соответствующего знания признака с его знанием звучания в языке у собеседника, они выражали его уже для него какими угодно средствами, только не знаниями звучаний, а именно мимикой, жестами, интонацией, и т.д, и в том числе их совокупностями. И всё это делалось для того, чтоб так сформировать само его значение у собеседника. По этой причине в знаниях звучаний образованных по этой схеме отсутствует знание звучания признака после ЛА, - “зоЛА” - {”з(о)” ЛА “...”}, “с(ь)ыЛА” - {”с(ь)ы” ЛА “...”}, “падЛА” - {”пад” ЛА “...”}, “пчеЛА” - {”птш(ь)э” ЛА “...”}, “ТуЛА” - {”ту” ЛА “...”}, и т.д., - продолжать можно довольно таки долго.

Ещё раз, - в этой книге у меня, скажем так, не стоит задача дать вам знания признаков (значений) для каждого знания звучания слова, как это любят делать лингвистики. Тем более, что слов в Языке бесконечно много. А это значит, что так никаких возможностей нашего Сознания для такого знания каждого слова просто не хватит. У меня же стоит задача дать вам такие знания связей, с помощью которых вы уже сможете “читать” значения вообще всех слов, что были, уже есть, и ещё будут в Руском языке. Тем более, что это знание знаний связей гораздо меньше, чем знание значений каждого слова, и так оно запросто уже сможет поместиться в вашем сознании. И тем более, что необходимых для знания первоначальных значений большинства слов в Руском языке знаний связи, в этой книге я дал вам уже предостаточно. А потому, дерзайте! - самостоятельно пробуйте “читать” значения тех объединений, что я привожу здесь в примерах. Так у вас появится уникальная возможность совершить уже свои маленькие открытия в Руском языке.

Напоминаю, эта же схема работала и в обратную сторону, когда неизвестное значение первого признака пытались объяснять через известное значение знания звучания второго признака. Например, - “ЛАд” - {”...” ЛА “д”}, “ЛАр(ь)” - {”...” ЛА “р(ь)”}, “ЛАгер(ь)” - {”...” ЛА “гер(ь)”}, “ЛАз” - {”...” ЛА “з”}, “ЛАбуд(а)” - {”... “ ЛА “буд(а)”}, и т.д., - там ещё много осталось, всем хватит.

Эта схема для многоконтекстного языка, каким всегда и был Руский язык, оказалась очень даже зффективной. Потому со временем в нём возникает такая её модификация, как ЛО. Где вместо знания связи “принадлежность “а” используется уже знание звучания “о” знания связи “объединение “о” с более обобщающим уже у него ззначением. Таким образом в Руском языке по этой схеме  возникают объединения типа, - “деЛО”, “жаЛО”, “саЛО”, “рыЛО”, “дышЛО”, “хайЛО”, и т.д.

В соответствии с её обратной модификаций в Руском языке возникают объединения типа, - “ЛОшадь”, “ЛОб”, “ЛОдка”, “ЛОсь”, “ЛОпух”, “ЛОх”, “ЛОм”, “ЛОшак”, и т.д.
Понятно, что сама такая схема словообразования в Руском языке была не совсем даже простая, чтоб каждый мог её уже до конца понимать. А потому многих раздражало постоянное употребление кем-то из человеков в своей речи объединений с ЛО и ЛА. Потому и закрепились за такими человеками прозвища “баламут” и “балагур”, давайте же “прочитаем” уже их значения.

Итак, “баламут”, - {”б(а)” ЛА “мут”} - [”ба”, по вашему “мут”]. Значение знания звучания “ба”, которое в Древнем языке сформировалось одним из первых, во всяком случае гораздо раньше, чем тот же “мут”, не такое конкретное, как бы нам того хотелось. Подтверждением тому существование до сих пор в Руском языке таких повторных его форм как “баба” и “бобо”. У “ба” и “бо” в этих объединениях по два значения у каждого, и оба отличные друг от друга. А это значит, что в структуре его значений уже тогда присутствовало достаточно много знаний, чтоб так оно было уже совмещённым. И в каждом контексте ему могло уже тогда соответствовать любое из них. Но, в любом случае нам следует выделить одно из них, чтоб так значение знания звучания “ба” уже назвать.

Интегрированным значением знания звучания “б” в Древнем языке было [быть]. Значением знания звучания сигнала “а” было в том числе [человек]. Таким образом значением объединения “ба” из “прочтения” получается [быть, возможностью которого является человек]. Проще говоря в Древнем языке в речи так называли любого человека вообще. (Кстати, оно с таким своим значением до сих пор ещё используется в Руском языке, - “Ба! Какие люди!”)

А дальше уже сами, - при этом вспомните обязательно все объединения того времени образованные с “бо” и “ба” и постарайтесь так уже определить возможную тогда структуру значений “ба” и “бо”. Напоминаю некоторые из этих объединений, - “баба”, “boy”, “baby”, “бол(ь)”, “б(ь)ака”, “бан(ь)а”, и т.д. Так вы уже обязательно сможете потом установить точное тогдашнее значение объединения “баламут”.

С объединением “мут” чуть проще, единственное, что следует сразу отметить, знанием его звучания, когда оно и возникло Древнем языке, было “му(дт)”. Таким образом его значением в нём было [принадлежащий мне говорящему (признак), возможностью которого была принадлежность “у” к коллективу]. Проще говоря, так говорящий называл человека из одного с ним коллектива.

И вот уже при “прочтении” значения самого объединения “баламут” неожиданно вскрывается роль в нём знания звучания ЛА. Из-за возможности “прочитать” его ещё и как [”бала”, возможностью которого является “мут”] у значения самого этого объединения возникает неожиданный эффект, - сам мут теперь воспринимается не просто как некий ба, а именно что уже как баловень или баловник. Похоже, что ещё до появления объединения “баламут” в Руском языке существовало объединение “бал(а)” в значении [баловник] (маленький ребёнок). Сегодня само оно уже не сохранилось, но остались его производные, - “баловник”, “баловаться”, возможно ещё. Только из их существования сегодня в Руском языке мы и знаем, что когда-то такое точно в нём уже было. Отсюда в том числе и сегодняшнее несколько негативное значение этого объединения в Руском языке. Похоже, что этот мут баловался тем, что прикалывался над своими соплеменниками частым использованием в своей речи знания звучания ЛА, значение которого они понимали не так, чтобы очень.

(Кстати, это тот случай, когда мы при определении первоначального значения слова, должны учитывать нелинейность процесса словообразования в Языке. Смотрите, знание звучания объединения “бала” могло образоваться по двум схемам, - {”ба” ЛА “...”} и {”бал” “а”}, обе они абсолютно равновероятные, в смысле одинаково возможные. Потому сказать по какой именно из них, а может быть даже по обеим сразу, произошло образование объединения “бала” в Руском языке, сейчас пока не представляется возможным.)

С “балагур” всё то же самое, но с небольшой разницей, - в нём вместо “мут” уже участвует “гур”. Значение “гур”, которое следует из его “прочтения”, следующее, - [(человек “г”, возможностью которого является принадлежность к “рт” (коллективу мужиков)]. Похоже, что образовано это объединение было в Руском контексте Древнего языка, куда за солью приезжали только ханты ёх (”ханты ёх” - [мужики ханты]), уверяю, что баб там с ними не было точно. Были гуры тогда несколько умнее, а потому и обходительнее наших доморощенных мутов. А потому и сегодняшнее значение объединения “балагур” имеет несколько более положительный характер, чем это есть у “баламут”.

И уже для самостоятельного “прочтения” предлагаю вам устойчивое сочетание “вот не надо мне только здесь ла-ла-ла” и объединения “балакать” и “балалайка”. Удачи!




“Север”


Мы все знаем значение слова “север”, - в самом деле, ведь не дураки же мы какие-нибудь, - [сторона света “север”]. А вот зачем её (сторону света) именно так и назвали, не знает уже никто. Впрочем, я помогу.

К северу от Солдыря, там где и начинался Руский путь, существует место под названием “Север”. Там до начала нашего тысячелетия ещё была одноимённая деревня. Но уже перепись 2010 года показала, что деревня Север тогда уже фактически больше не существовала. В смысле на тот момент в ней проживало ноль человек, а от неё самой осталось несколько развалюх заросших крапивой. Обидно, да, - ведь названа она была по имени того самого места на котором она и была, и название которого дало Рускому языку столь важное слово как “север”. Много ли вы знаете мест, название которых закрепилось бы потом в Языке как самостоятельное слово? Сегодня уже не стало деревни, а значит так очень скоро человеки забудут и как называлось само это место. А значит так они потом и не вспомнят откуда такое слово “север” в их Руском языке однажды взялось. Тем более, что уже и сейчас не помнят.

Ещё раз, - “Север”, - одно из немногих (наряду с “Адамом” и “Солдырь”) сохранившихся с тех пор названий мест (именно мест, потому как тогдашних названий рек сегодня сохранилось полно), откуда однажды начиналась и пошла потом дальше, уже по Европе, - почти половину так захватила, - Русь. И, пожалуй, вообще  единственное, которое сохранилось в Руском языке не в качестве топонима, а именно что в качестве одного из наиболее его важных (потому как часто употребляемого) объединений.

Но знание только значения объединения “север” как стороны света вовсе даже не предполагает знание значения знания звучания (названия) местности “север”, от которого оно и произошло, и которое в нём так используется. А потому, давайте уже разбираться.
Судя по длине и конструкции объединения “север”, было оно  образовано не так давно, - окончательное формирование объединения “север” в его сегодняшнем виде случилось буквально 3-4 тысячи лет назад, а до этого оно шло в несколько этапов, а именно:

1-ый этап, - в Древнем языке как минимум десять тысяч лет назад уже существовали оба необходимых для формирования слова “север” объединения, - {”э” “р”} - “эр” и {”(сз)(ь)” “э”} - “(сз)(ь)э” (в смысле “се”, - детализация звука (сз) на тот момент в Древнем языке ещё произошла). А также знание звучания “в” с интегрированным у него значением [направление движения].
2-ой этап, - в Древнем языке образуется объединение “в(ь)эр” (“вер”) по схеме {”в(ь)” “эр”} - “в(ь)эр” (“вер”). Одновременно происходит детализация знания звучания “(сз)” на “с” и “з” с образованием уже объединения “с(ь)э”. Похоже, что уже тогда у знания звучания “в” закончилось формирование уже в Руском языке его интегрированного значения [вода];
3-ий этап, - в Руском языке образуется объединение “с(ь)эв(ь)эр” (“север”) по схеме {”с(ь)э” “в(ь)эр”} - “с(ь)эв(ь)эр” (“север”) .

В смысле начало его формирования пришлось на время десять тысяч лет назад. А уже, полагаю, что где-то 6-8 тысяч лет назад сложилось сегодняшнее его знание звучания. А примерно к трём тысячам лет назад у него уже появилось и сегодняшнее его значение. Быть достаточно точным в этом вопросе помогают мне те безусловные знания, которыми мы сегодня уже обладаем. Впрочем сами они сравнительно велики, чтобы можно их было здесь все рассказать, а потому их возьмите на веру.

Здесь же вам достаточно только лишь понимать, что примерно в это время (десять тысяч лет назад) рускоязычным потребовалось обязательно знать в какой именно стороне находится (место) Север. А всё потому, что через это место уже тогда пролегал Руский путь. Таким образом, чтобы понять первоначальное значение объединения “север”, именно которое и следует из его “прочтения”, нам следует пройти всю эту цепочку детализаций всех этих значений и их знаний звучаний в Руском контексте с начала и до конца, - от “эр” и до “с(ь)эв(ь)эр” (“север”) с его уже сегодняшним значением [сторона света “север”].

Объединение “эр” одно из древнейших вообще в Древнем языке уже потому, что в структуре его значений знания “зверь” и “человек” ещё не разделены совершенно. В смысле человеки так считали самих себя лишь одними из (разновидностей) зверей, что впрочем было тогда не так уж и далеко от истины. Потому как в структуре значений “эр” тогда присутствовало именно знание “самец”, а не “мужик” или “зверь”, которых попросту тогда ещё не было. Из чего следует, что самому объединению “эр” в Языке уже никак не меньше двадцати тысяч лет.

Ещё раз, - первоначальным интегрированным значением сути [Р] в Древнем языке было именно что [самец и всё то, что так или иначе с ним связано]. Человеков как таковых (как обладателей особенно сильно развитого Сознания) тогда ещё попросту не было. А были они одними из зверей, мало чем от всех отличающимися.

Понятно, что значение объединения “эр” отличается от значения обратного ему объединения “рэ”, уже потому, что само это отличие было необходимо для осознания и последующего потом формирования на основании получившегося из этого осознания знания уже знания связи “порядок” в Языке. Только в соответствии с которым и можно было потом определить значение самого объединения например как [первый элемент (объединения), возможностью которого является второй элемент (объединения)].

(Кстати, способ задания знания связи “порядок” в Языке был результатом выбора из двух возможностей. Поэтому в разных контекстах Языка (языках) этот самый выбор случился очень даже по разному. Классическим тому примером является объединение “йа”, - в контексте Руского языка ему соответствует значение [я]. В то время как в контексте Английского языка этому же значению [я] соответствует объединение “ай” уже с обратным знанием связи “порядок”.

Абсолютно то же самое происходило тогда и с другими объединениями (и “рэ” в том числе). Как видите, процесс детализации Языка на множество уже из различных языков начал происходить ещё на уровне Древнего языка. В смысле он начался сразу, как только возник сам Язык.)

Не вдаваясь глубоко в Математику, здесь я и не ставил этого целью, мы можем считать, что значением объединения “эр” является [множество “э”, возможностью которого является его пересечение с множеством “р”]. В то время как значением объединения “рэ” будет [множество “р”, возможностью которого является его пересечение с множеством “э”]. И этим знанием мы здесь пока и ограничимся, для наших целей нам вполне его уже хватит.
 
Ещё раз, - интересная штука получается, именно программисты а не традиционные лингвистики создают сегодня приложения необходимые нам для общения с Искусственным разумом. И если ещё буквально вчера (полвека назад) это общение представляло собой командную строку и было уделом специалистов, то сегодня оно стало обычной человеческой речью, и стало так уже уделом всех и каждого. Я это для того говорю, чтоб вы понимали, что в этом процессе лингвистики с их незнанием вообще не участвуют. Потому как сама их “наука” никакой такой ценности сегодня не имеет вообще. Хотя бы уже потому, что опирается она на знание написаний, а отнюдь не звучаний, как это и должно было бы быть. Проще говоря, Язык возникал и был уже тогда, когда человеки ещё совсем даже не умели писать, если только говорить. Из непонимания этого факта и следует вся сегодняшняя импотенция лингвистиков с их неверным методом основанным на изначально неверных принципах. Который делает так всю совокупность их псевдознаний всего-лишь обыкновенной чушью, не более.

Значением знания звучания “э” было [что-то любое из вообще всего (что уже есть или только ещё может быть)]. Таким образом значением объединения “эр” в Руском языке было [что-то любое из вообще всего, возможностью которого является самец]. Чтобы лучше понять, какому именно признаку могло соответствовать это “что-то любое” вспомнить все объединения Древнего языка (в том числе и Руского контекста), где это знание звучания “эр” с этим его значением и присутствует.

Ещё раз, - установление значения того или иного объединения Древнего языка достаточно долгий процесс, и его изложение займёт здесь не один десяток страниц. Потому как он предполагает знание значений вообще всех объединений в Языке, которые были с этим знанием звучания в нём образованы. В смысле не только в Руском языке, но и в других контекстах (языках) Древнего языка тоже. (Потому как Древний язык и был тогда по сути весь Язык вообще.) Так мы знаем, что в английском языке это объединение “эр” было настолько популярно, что со временем оно формируется в частицу “-er” с соответствующим значением. А в германских языках оно входит в состав артикля “der”. И т.д. Но не буду вас томить, а потому сразу начну с примеров, в смысле со знаний со значением объединения “эр”  из Руского контекста Древнего языка.

Итак, значением объединения “эр” Древнего языка Руского контекста было [проход (в лесу)]. Не самое очевидное значение, чтоб вот так вот сразу, в смысле без многостраничного предварительного разбора, потом в него и поверить. Потому в доказательство именно такого его значения немного дополнительной информации (знаний).
Если вы уже забыли, то я напомню, - в те времена особенно ценилась возможность куда-то пройти. А единственными “дорогами”, по которым возможно было тогда вообще это сделать, были реки. Проблема в том, что по реке попасть в другую реку, притоком которой она не являлась, или они обе не являлись притоком одной и той же реки, тогда было попросту невозможно, - кругом стоял непроходимый заболоченный лес, по которому не ходили даже звери. А ведь каждая новая река это был путь уже в совсем иной Мир, с иными уже у него возможностями, - как такое можно было вообще упустить?

(Кстати, греческий миф о Хароне и реке Стикс абсолютно согласуется с этим самым знанием о разных реках и их притоках, и других Мирах. В самой же Греции абсолютно нет таких рек, где он такой мог вообще бы возникнуть. Из чего я делаю вывод, что сам этот миф основан на знаниях именно Руского контекста. Тем более, что этот мой вывод подтверждают мне значения, которые следуют из “прочтения” объединений “Харон”, - [один из мужиков ханты] и “Стикс”, - [быть с действием, возможностью которого является человек “к” (коми) с солью]. Из конструкции этих объединений следует, что сами эти объединения с такими их значениями возникли в Языке примерно 3-4 тысячи лет назад.)

А человеки их и не упускали, а искали такие места, где уже было возможно пройти через лес из одной реки в другую. Так с самим таким проходом перед ними открывались уже как минимум два Мира, а вовсе не один, который был у них до обретения знания этого признака. Потому они и предпочитали по возможности запоминать в своих коллективных сознаниях (языках) такие места соответствующими знаниями звучаний, чтобы при необходимости уже пользоваться ими.

Позднее значение объединения “эр” расширяется, потому как человеки стали искать проходы в лесу не только к другим рекам, но и чему-то ещё, что для них представляло несомненный интерес. С расширением значения объединения “эр” возникает необходимость детализировать и его знание звучания. Так в Древнем языке появились объединения “х(ь)эр” (”г(ь)эр”), “к(ь)эр”, “пэр”, “сэр”, “мэр”.

Значения первух двух “читаются” как [(человек) “х”, возможностью которого является проход] ([(человек) “г”, возможностью которого является проход]) и [(человек) “к”, возможностью которого является проход]. Из чего следует, что именно эти человеки открыли и, скорее всего, пользовались этими проходами. Из существования объединения “кер(ка)” со значением [дом], следует, что человеки “к” (коми) селились возле этих проходов. Чего конечно не могли позволить себе человеки “х” (ханты) с их вечно кочующими стадами оленей. Потому и нет в Древнем языке никакой такой “херки” или “герки” с тем же самым значением [дом]. (Значения имён “Герд (Гердт) и Герда установите уже самостоятельно, тем более, что это нетрудно. )

А ведь не зря коми селились возле проходов, им было, что тогда охранять. Потому как это были проходы к залежам каменной соли. Значением объединения “пэр” в Древнем языке было [проход, возможностью которого является приятное и полезное], - тогда ещё у знания звучания “с” не установилось интегрированное значение [соль]. А как оно установилось, то у этого значения знание звучания стало уже звучать так, - “сэр” - [проход, возможностью которого является соль].

(Кстати, объединение “перм(ь)” как название этого края возникает чуть позже, по схеме {”п(ь)эр” “м(ь)”} в Руском контексте Древнего языка, потому как с обратным уже знанием связи” порядок”. Значение его “читается” как [”п(ь)эр” возможностью которого является принадлежность мне, говорящему]. Кем был этот самый “говорящий” я думаю вы догадались по тому языку, в котором это объединение и было образовано. Из чего я делаю вывод, что возникло оно тогда, когда уже никто, кроме коми, залежами соли на Каме не владел. И, да, - все эти титулы “сэр”, “пэр” у англичан отсюда, с Перьми. Правда сами они первоначальные их значения давно уже позабыли.)

В подтверждение именно этого значения объединения “эр” можно привести в пример такие его производные в Руском языке как “двер(ь)” и “эрк(ь)эр”, оба их значения значат [проход].

Следующим этапом было образование объединения “в(ь)эр” по схеме {”в(ь)” “эр”} - “в(ь)эр” - [направление движения, возможностью которого является проход (в лесу)]. Мы только что встретились с ним в объединении “дв(ь)эр(ь)” (”дверь”) - {”д” “в(ь)эр(ь)”} - [некий признак “д” (дома), возможностью которого является “в(ь)эр(ь)” (направление движения, возможностью которого является проход в лесу)]. (Напоминаю, - знание звучания “ь” в объединении значит “принадлежность “ь”, или по другому “принадлежность мужикам”.) Не знаю как именно тогда выглядел этот признак, но как сегодня выглядит признак “дверь” представляю себе очень даже хорошо.

Таким образом производное от “в(ь)эр” (”вер”) в Руском языке, а именно “в(ь)эр-а” (“вера”) значило тогда [(направление движения, возможностью которого является знание прохода (в лесу)), возможностью которого является уже принадлежность “а” (человека)]. Из чего я делаю вывод, что верой тогда называлось всего-лишь знание человеком того или иного прохода (в лесу).

А из топонимики это конечно же “Тверь” - {”т” “вер(ь)”} - [действие, возможностью которого является вер (направление движения, возможностью которого является проход в лесу)]. Похоже, что так называлось место, где древние человеки не поленились и сделали однажды проход в лесу, чтобы так сократить свой путь. (Примерно так, как мы сегодня делаем проходы в горах.)

(Кстати, объединение “зв(ь)эр(ь)” появляется в Руском языке именно как устойчивое сочетание {”((сз)в)” “эр(ь)”} со значением [звук, который является возможностью прохода (в лесу)]. Из чего следует, что никакого “направление движения” в нём тогда ещё и не было. А был совмещённый с признаком “зверь” признак “((сз)в)”, в смысле звук, который этот самый зверь и издавал. Потому как этому значению [звук] тогда в Древнем языке соответствовало знание звучания Древнего звука “((сз)в)”, которое человек издавал при питьё с поверхности (воды).

Затем, когда происходит детализация древнего звука ((сз)в) на (сз) и (в), значение объединения “((сз)в)(ь)эр(ь)” (”зверь”) начинает “читаться” в том числе и как устойчивое сочетание с {”(сз)” (“в” “эр(ь)”)} - {”(сз)” “вэр(ь)”}со значением [быть с, возможностью которого является (направление движения, возможностью которого является направление прохода (как движения) в лесу)]. Потому как знание звучания “(сз)” тогда ещё не детализировалось на “с” и “з”, но у него уже тогда (после детализации “((сз)в)” на “(сз)” и “в”) было значение признака сознания [быть с]. Проще говоря, после всех этих детализаций в Руском языке объединению “зверь” соответствовал так уже признак, возможностью которого являлось “быть с направлением прохода в лесу”. Из чего следует, что не одни только человеки предпочитали тогда пользоваться проходами в лесу, но и звери тоже. Именно такая форма объединения “(сз)в(ь)э(р(ь)”, - где вместо знания некого признака действительност впереди используется знание признака сознания, а именно знание связи, - давала возможность использовать его в качестве обобщающего значения для называния вообще всех тогда уже известных зверей.

Уже из этого знания следует, что знание звучания “с(ь)э” с его сегодняшним значением не могло сформироваться в Руском языке раньше того же “зверь”. А значит таким оно сформировалось в нём достаточно поздно. Само то значение объединения третьего этапа “с(ь)э” ещё не так давно (пару столетий назад) неплохо помнилось, потому как всё ещё использовалось в речи, - “с(ь)э” и ”цэ” (“тсэ”) имели в ней значения [эта], [это], [этот], [эти]. Из “прочтения” этих объединений следовали дословные их значения [быть с, возможностью которой является всё равно что] и [действие, возможностью которого является “с(ь)э”]. В смысле “цэ” использовалось применительно к невещественным признакам, в то время как “с(ь)э” использовалось применительно к вещественным.

К тому времени в Руском языке у знания звучания “с” в том числе сформировалось интегрированное значение [соль]. А с ним объединение “с(ь)” таким образом преобретало уже многозначность, что не очень удобно вообще в Языке. (Два возможные у него значения “читались” следующим образом, - [быть с, возможностью которого является всё равно что] и [соль, возможностью которой является всё равно что]. В смысле, что касается второго значения, то так предполагался всё равно какой признак, знание которого уже было в структуре интегрированного значения “соль”.) Поэтому ничего удивительного в том, что со временем рускоязычные заменили у себя в языке это знание звучания “с(ь)э” с похожим на него “тсэ” (”цэ”) на знания звучания “эта”, “это”, “этот”, “эти”. Проще говоря, так убрали оттуда “соль”, чтоб потом чего не перепутать.

Вот только, и я в этом абсолютно уверен, в структуре значений объединении “с(ь)эв(ь)эр” (“север”) содержится именно ещё знание “соль”. В смысле значением объединения “с(ь)э”, когда с ним и образовывали это объединение “с(ь)эв(ь)эр” (”север”), было [соль, возможностью которой является всё равно что]. Безусловно и то, что само это объединение “с(ь)эв(ь)эр” уже и тогда могло восприниматься в Руском языке как [(это) направление прохода (в лесу)]. А это значит, что так оно воспринималось уже без всякого в нём знания “соль”.

 Если бы только не знание ещё одного звучания и тоже со значением [север], - “с(ь)ыв(ь)эр” (”сивер”), - которое одновременно со знанием звучания “с(ь)эв(ь)эр” существовало тогда в Руском языке. Уж его-то значание однозначно “читалось” как [соли (похоже, что так имеется в виду множество упаковок соли, - на конце объединения “с(ь)ы” признак множественности “ы”, а это значит что само объединение “с(ь)” является так признаком действительности, а вовсе не сознания), возможностью которых является направление прохода (в лесу)]. А это значит, что ничем иным кроме как только для перевозки соли, этот проход больше тогда не служил. А потому и знание “соль” так присутствовало тогда в объединении “север” обязательно.

А знание “сторона света север” в структуре значений объединения “север” возникла потому, что относительно Солдыря и Адама, где тогда и жила русь, это место прохода в лесу находится действительно на севере. В смысле, когда русь собиралась в поход за солью и её кто-то спрашивал “А куда вы так идёте?”, они показывали в сторону этого места (которого оттуда конечно же было не видно) и говорили “Мы идём на север”, что значило “мы идём на (э)то направление прохода в лесу”. Или “на сивер”, - “за солями, что на этом направлении прохода в лесу”.

Ещё раз, - это не место назвали по стороне света “север”, а сторону назвали по месту “Север”.

Со временем Руским путём перестают пользоваться, и из структуры значений объединения “север” уходит знание конкретного места, куда и двигалась по нему русь за солью. А остаётся так только знание направления относительно Солдыря, в котором и двигалась русь. В смысле так у него в структуре значений формируется знание “сторона света”, именно которое сегодня и определяет значение объединения “север”.


“Бурый”

Значением слово “бурый” сегодня в русском языке является в том числе (признак) [коричневый (цвет)]. Сам признак “цвет” очень даже невещественный, а потому, чтобы его сохранить у себя в сознании как знание, его прежде надо однажды увидеть. В смысле при всём нашем желании словами его просто не описать. Тем более, что самих цветов мы можем различать уже огромное множество. Итак, вы видите признак “бурый (цвет)”, одновременно слышите заданное ему знание звучания “коричневый”, связываете знание признака и знание его звучания посредством соответствующего знания связи у себя в сознании, и - поздравляю! - так вы уже обладатель знания признака “бурый (цвет)” и (невещественного признака) слова “коричневый” в своём языке, которое ему якобы и соответствует.

Ничего не смущает, нет? А ведь это же полная ерунда, примерно как “зелёный” (цвет), - это [синий]“. Потому как [цвет] может быть только того цвета, знанию звучания которого он и соответствует. В нашем случае это знание звучания “бурый”, а значит ему соответствует значение именно [бурый (цвет)], и никакое другое вообще. А потому и разбираться сейчас мы будем со значением [бурый (цвет - ?)] слова “бурый”. А вопросительный знак потому у него в значении, что сомневаюсь я, чегой-то, что знание звучания “бурый”, когда оно и возникло, соответствовало тогда именно невещественному признаку “цвет”, а вовсе не чему-то ещё другому. Впрочем, мы это сейчас и узнаем.

Слово “бурый” образовано уже в контексте “предложение” Руского языка как производное от слова “бур”, которое гораздо уже древнее его. Потому как само слово “бур” сформировано ещё в контексте “слово”, т.е. в Древнем языке Руского контекста. Из его “прочтения” получается такое значение, - [”быть”, возможностью которого является принадлежность “у” мужику (самцу)]. (Значением сути [Б] Древнего языка Руского контекста является [быть].)

И, - снова-здорово! - повторяется та же история, что и с цветом “бурый”, - ну не осталось сегодня у нас уже того знания связи в коллективном сознании, а значит и слова “бур” в языке, когда оно в нём только возникло. В смысле признак, которому оно тогда соответствовало в Действительности, давно уже из неё “ушёл”, - не стало признака в Действительности, значит через некоторое время после него должно было исчезнуть из языка и слово (знание звучания), которое ему соответствовало. В то время как только через “прочтение” знания звучания “бур” понять, каким был тот признак, которому оно тогда соответствовало, невозможно, его следует обязательно ещё и увидеть.

Ещё раз, - не найдётся сегодня уже человека, который взял бы нас за руку, указал бы нам на некий признак, и сказал бы при этом, - “А вот это и есть тот самый “бур”, о котором вы так хотели знать, но всё стеснялись спросить.” Потому как самого этого признака давным давно у нас уже нет. Потому как слова в контексте “слово” формировались не только из знаний звучаний, но и из знаний соответствующих признаков. (Проще говоря, с помощью органов чувств в том числе.)

Но ведь не исчезло же оно совсем! Потому как слово “бур” и сегодня существует в русском языке, и тем более существует сегодня и некий признак в Действительности, которому это звучание сегодня и соответствует. “Бур”, - это [инструмент или приспособление, с помощью которого в результате вращательных движений можно сделать углубления]. Вот только такое оно нам совсем здесь не подходит, потому как именно это значение у объединения “бур” вовсе даже не первое. Потому как соответствует оно уже именно искусственному вещественной признаку, которых у древних человеков было тогда, когда это знание звучания “бур” и возникло, “раз, два и обчёлся”. В смысле столь сложного искусственного признака, каким и является бур сегодня, тогда в Действительности быть ещё не могло. - А что же тогда вместо него было?

То, что какой-то признак “бур” был тогда точно, следует из существования сегодня производных его знания звучания в русском языке, образованных ещё с тем его изначальный значением, давайте же рассмотрим их. Глядишь, так мы и сможем выяснить первоначальное значение слова “бур”, в смысле сможем узнать, как этот самый признак тогда и выглядел. Самое очевидное и простое из них “бур(а)” мы тут же отбрасываем, потому как оно образовано в соответствии со знанием связи, которое возникло гораздо позже чем сам признак “бур”. А это значит, что так оно является производным уже совсем другого “бур”, которое соответствовало признаку “бур” гораздо более сложному, а значит и значение имело гораздо уже более сложное, а значит и возникло оно гораздо позже того значения, что было у изначального “бур”. Короче говоря, нам оно такое здесь совсем даже не подойдёт. (Здесь возьмите на веру, потому как это знание достаточно сложное и объяснять его долго. Короче, - ещё раз, - “бура” возникает в отличии от “бур” уже в контексте “предложение”, а это на несколько тысяч лет его позже, как производное совсем уже другого у него значения. )

Для этого гораздо более полезными будут такие его производные, как объединения “бурт”, “бурд(а)”, “буряк”, “бурый”, “бурёнка”, и устойчивое сочетание “бурый медведь”, - впрочем достаточно, для решения нашей задачи нам этого вполне уже хватит. И начнём мы сразу же с “бурт” и “бурд(а)”.

Ещё раз, “а” потому здесь в скобочках в объединении “бурда”, что, когда возникло объединение “бурд” в языке, знания связи “принадлежность “а” в нём ещё не было. А значит и не было объединения “бурда”. Другое дело, что сегодня всё с точностью до наоборот, - объединение “бурд” из языка давно уже исчезло, а вот объединение “бурда” есть в нём до сих пор. Отсюда и само такое (”а” в скобочках) здесь написание объединения “бурда”.

Похоже, что изначально это было одно и то же слово “бур(дт)” в Древнем языке. Потому как не было в нём ещё звуков (д) и (т), а был лишь один только древний звук (дт) с общим у них значением. Затем происходит детализация звука (дт) на звуки (д) и (т). В смысле одновременно происходит детализация знаний звучания “(дт)” и его значения. При этом возникают знания звучания “д” и “т” со своими значениями каждое. Соответственно одновременно происходит и детализация их производных, в том числе объединения “бур(дт)” на “бурт” и “бурд”, каждое со своим уже значением. (Для простоты это можно сравнить с делением множества знаний “(дт)” (из структуры значений объединения “бур(дт)”) на множества знаний “д” и “т” (из структур значений объединений “бурд” и “бурт” соответственно). С той лишь разницей, что между множествами “д” и “т” при этом способе деления (детализации) может сушествовать и пересечение, а оно как множество не обязательно должно быть уже и пустым.)

Таким образом древнее знание звучания “(дт)” со значением [коллектив (и всё, что так или иначе с ним связано)] со временем в разных контекстах (языках) детализировалось на знания звучания “д” и “т” со значениями соответственно [коллектив (но только не его действие, нет)] и [действие коллектива]. Похоже, что “д”, как и его значение были родными для контекста Руского языка, потому как такие они сформировалось в среде его носителей. А вот знание звучания “т” и его значение были для них уже заимствованными. Заимствовали они их у ханты ёх, у которых и коллектива-то как такового почти никогда и не было, но сама Жизнь которых была одним постоянным действием “движение”. По этой причине все слова в языке ханты начинающиеся на букву “д” являются так у них заимствованными.

Из “прочтения” “бурт” в соответствии с тем знанием, что вы только что здесь получили, следует такое его значение, - [”бур”, возможностью которого является действие (коллектива)]. А значением “бурд” получается, - [”бур”, возможностью которого является коллектив]. Т.е. значением объединения “бур(дт)”, которое было до детализации вместо них, являлось [”бур”, возможностью которого является коллектив/его действие]. Т.е. до детализации это был один и тот же признак, который объединял одновременно и некий признак “бур” у коллектива и действие коллектива в результате которого он и возникал.
 
В смысле сам этот признак возникал в результате некого действия коллектива. Т.е. так признак и действие по его созданию были тогда одним целым и по отдельности существовать просто не могли. (Примерно как не могут существовать отдельно человек и его тень.) Это было возможно, пока всему коллективу приходилось заниматься одним каким-то действием. Но вот таких действий со временем становится уже множество, и не каждым из них занимается уже весь коллектив. А это, собственно, и была одна из причин детализации “(дт)”. 

Но не всё так просто, - даже после детализации “(дт)”, а с ним и объединений, в которых оно участвовало, сами их значения не сразу изменились. В смысле у образовавшихся в результате детализации “(дт)” объединений “бурт” и “бурд” значения поначалу мало чем отличались между собой и значением исходного объединения “бур(дт)”, тем более, что сформировались они в абсолютно разных контекстах. В смысле все они соответствовали абсолютно одному и тому же признаку. Но теперь, при помощи только что возникших звуков (д) и (т), появилась возможность каждый раз уточнять, какое именно свойство объединения “бур(дт)” имеется в виду, - само действие, в результате которого этот признак и появился, или сам признак, который в результате этого действия получился.
 
Но это были только цветочки, ягодки ещё впереди! Потому как у тех же ханты ёх вовсе и не было в контексте их языка звука (д). Но это вовсе не значит, что без него у них в языке не могло быть значения [”бур”, возможностью которого является коллектив]. Оба эти значения ([”бур”, возможностью которого является коллектив] и [”бур”, возможностью которого является действие коллектива]) у них конечно же были. Правда соответствовало им у них одно и то же знание звучания “бурт”, что не есть хорошо в Языке. (В смысле в контексте их языка детализация “(дт)” произошла как более уже чёткое произношение его знания звучания как “т”. При этом значения само значение [(дт)] (а теперь так уже значит [”т”] никак вообще не изменилось. А  звук “д” в результате этой детализации в языке у ханты ёх (хантыйском языке) так не возникал вообще.

(Кстати, именно так в Языке и возникает омонимия, - многозначности, - проблема, которая вполне может быть решена на уровне контекста. Это когда в том или ином контексте может использоваться только какое-то одно из значений у многозначных знаний звучаний. А потому в отличии от многозвучности, - это когда у одного значения множество же разных звучаний (не путать с синонимами! - у них значения немного, но отличаются) проблема многозначности несколько ещё терпима в Языке. Честно говоря, - ну это только между нами, - без многозначности в Языке обойтись вообще невозможно. )

Потому при необходимости разделить то или иное совмещённое значение, ханты ёх использовали несколько иной уже способ. Так сам признак, который получался в результате действия, они называли в соответствии со знанием звучания Древнего языка (в нашем случае это “бурт”). А вот для обозначения действия, в результате которого признак и получался, они к его знанию звучания добавляли “т(ь)” (в нашем случае это будет “бурт(ь)ыт(ь)” - “буртить”).

(Ахтунг! - Напоминаю, так я даю вам исключительно только схему словообразования гораздо уже более привязанную к Рускому языку, нежели к какому-то другому языку ещё. Это возможно, потому как детали на саму схему никак уже не влияют. А лишнее их упоминание сразу же потребует ответов на кучу вопросов (типа, - “А почему при одной и той же схеме словообразования, в разных языках для одних и тех же значений используются разные же знания звучания, - “один”, “одык”, “одак”, и т.д., например? Или, - “А что значит “и” в слове “буртить”? - и т.д.). Поверьте сами ответы на эти вопросы у меня давно уже есть, но вот только формат данной статьи привести их здесь все мне не позволяет. А потому продолжаем. )

(Кстати, по причине того, что детализация значения объединения “бурт” происходит в Руском языке целиком и полностью по хантыйскому сценарию, в нём сразу же пропадает возможность образования таких слов как “бурдить” и “бурта”, зато появляется слово “бурда”. Потому как многозвучие недопустимо вообще ни в каком языке. )

Определить первоначальное значение объединения “бурт” в Руском языке вовсе не трудно, для этого достаточно посмотреть его сегодняшнее значение в русском языке, - [корнеплоды собранные в кучу]. (Внимание! - здесь я использую то значение слова “бурт” русского языка, которое существует сегодня в контексте местности, где однажды возник и существовал Руский контекст. Допускаю, что в других контекстах русского языка это значение может несколько отличаться.) Сегодняшнее это значение вполне могло быть и первоначальным уже потому, что для создания искусственного признака “куча” особо много ума было не надо. В смысле этот искусственный признак вполне уже могли создавать и древние человеки, а значит он у них вполне так уже мог и быть.

Таким образом первоначальным значением слова “бур(дт)” в Древнем языке Руского контекста было [куча корнеплодов и действия по её собиранию]. В результате детализации “(дт)” по хантыйскому сценарию (практически все знания связи тогдашнего хантыйского языка были потом заимствованы в Руский язык), уже в Руском языке образуется объединение “бурт” со значением [куча корнеплодов] и его производное “буртить” со значением [собирать кучу из корнеплодов]. Одновременно с ними формируется и слово “бурда” со значением [смесь (корнеплодов)]. Которое со временем из своего значения утрачивает знание “корнеплоды” и так начинает значить уже [смесь].

Ещё раз, - именно не “бурд”, а “бурда” (”бурд-а”), где знание “принадлежности “а” на конце объединения указывало на то, что эта куча возникла не сама по себе, а была собрана именно человеком.

(Кстати, сделанные выше утверждения уже потому верные, что абсолютно согласуются с процессом, которому они и соответствуют, а именно с процессом уборки урожая корнеплодов. Любой, кому доводилось однажды убирать корнеплоды, скажет вам, что во время уборки собирать их будет гораздо легче, если выкопанные корнеплоды предварительно собрать в небольшие бурты. Потому значения [бурт] и [буртить] могли появиться именно только в процессе уборки урожая корнеплодов. А из значения [бурда] следует то, что тогда наши предки высаживали в поле корнеплоды не одного какого-то вида, а их смесь. А то, что слово “бурт” сформировано как объединение “бур т”, т.е. через объединение “бур”, значением которого является [”быть”, возможностью которого является принадлежность “у” мужику], говорит о том, что работа эта (уборка корнеплодов) была тяжёлой, потому как ей занимались исключительно мужики. )

Так мы наконец и добрались до значения слова “бур”. Но прежде небольшое пояснение, - в Древнем языке Руского контекста знание “принадлежность “у” значило всё то, что человек мог уже унести с собой. Проще говоря, принадлежать человеку тогда могло только то, что сам человек мог уже унести с собой. А то, что не мог, получается, принадлежать ему уже никак не могло. Таким образом, получается, что, с одной стороны, “бур” это было безусловно действие, - в структуре его значений присутствует знание связи “быть”. В смысле так оно соответствует абсолютно невещественному признаку сознания. С другой стороны, - в структуре его значений присутствует знание “принадлежность “у”, - это абсолютно вещественный признак, который человек при желании мог всегда взять и унести с собой. Таким образом у объединения “бур” в языке формируется совмещённое значение [(предмет) “бур”/(действие) “бур”]. В смысле так оно значит и сам признак действительности, и признак сознания действие, которое этим самым признаком действительности уже можно совершать.

Но дальше больше! - у этого действия есть результат, который, понятно, сам по себе без этого действия существовать просто не мог.
А потому эта их связь в Действительности была отражена в Языке как знание связи знания признака “результат бур” со знанием звучания “бур”. Проще говоря, древние человеки стали называть “бур” в том числе и крупные корнеплоды, результаты действия бур. Т.е. такие, которые просто руками из земли выдернуть было невозможно. А если и возможно,  то только в результате действия бур.

(Кстати, мы вполне сегодня можем предположить как выглядел искусственный вещественный признак “приспособление бур”. Похоже, что это было естественным образом скрученное на конце тонкое бревно (похоже часть ветви, или часть корня, оставшиеся после сгорания дров), высотой чуть меньше роста человека, с подобием перекладины наверху, чтобы его так можно было вращать. Острый скрученный конец подводился под корнеплод, бур вращали, он углублялся в землю, а вместе с землёй на поверхность выходил и сам корнеплод.
)

Обращаю внимание, это и тогда, и даже бы сегодня, был самый эффективный способ для вынимания из под земли именно крупных корнеплодов (типа калеги). Потому как ботва к осени у корнеплодов уже усыхает, и вытащить за неё тем более крупные корнеплоды невозможно. В этих случаях и пригождался бур. Мелкие и небольшие корнеплоды убирали уже женщины и дети с помощью их палок-копалок.

Главное же, на что и следует сейчас обратить внимание, так это на то, что с помощью бура доставали именно большие корнеплоды, - а по другому достать их просто было невозможно, - каждый из которых так тоже уже назывался “бур”. А это значит, что у слова “бур” в Руском языке в результате детализации было тогда уже три значения, - [действие по достованию из земли крупного корнеплода], [приспособление для доставания из земли крупного корнеплода] и [крупный корнеплод, который возможно достать из земли только буром]. И вот значению [действие по доставанию крупного корнеплода из земли с помощью бура] позднее в Руском языке в соответствии с появившимся в нём знанием связи было задано знание звучания “бурить”.

Существование когда-то у слова “бур” значения [крупный корнеплод] подтверждает в свою очередь существование у него сегодня в русском языке его производного образованного с этим самым его значением, а именно “буряк” (”бур(ь)ак”, “бурак”) со значением [обобщающее название крупных корнеплодов вообще]. В смысле в разных контекстах, где проживали носители русского языка, так называли разные же корнеплоды, но главным условием для их так нызывания оставалось то, что все они обязательно должны были быть крупными.

Говорить в каком именно языке сформировалось данное знание звучания я сейчас не буду, а иначе так мы придём к вопросу границ, а он таки очень большой, чтоб обсуждать его здесь и сейчас. Замечу лишь только, что объединение “буряк” образовалось из устойчивого словосочетания {”бур(ь)” “ак”}. Где “ак” служит для выделения элемента из однотипного множества. (Кстати, если вы глубже изучите значение объединения “ак”, то поймёте, что выделяет оно элемент, который так или иначе связан именно с человеком.) Из чего следует, что уже тогда объединение “бур” со значением [корнеплод] значило в том числе и сам корнеплод, и его множество. (Это вообще была привычка древних человеков, которые не имели тогда ещё понятия “множественное число”, называть и само множество, и элемент из которого оно состоит, одинаково.) В смысле, - ещё раз, - “бур” назывался тогда и сам элемент, и множество, которое из них состояло.

Ещё раз, - знания связи “порядок”, которое и определяет порядок знаний звучаний в объединении “ак” сегодня в русском языке уже не используется. А вместо него используется совсем другое знание связи порядок, которое определяет для значения [”ак”] уже звучание “ка”. (В смысле звучание с абсолютно обратным у него порядком звуков, чем это было у “ак”, а именно “ка”.) Само это объединение “ка” с несколько более широким у него значением, чем это было в своё время у “ак”, сегодня используется в русском языке на конце объединений, с которыми оно эти объединения и образует. По этой причине говорить к какому именно языку относится объединение “буряк” особенно-то и не хочется.

Поздравляю! - вот мы наконец и добрались до слова “бурый” в русском языке. Но прежде ещё раз вспомним у объединения “бур”, когда оно только возникло в Древнем языке, все его значения, - [крупный корнеплод] ([множество крупных корнеплодов]), [приспособление для выемки из земли крупных корнеплодов], [действие по выемке из земли крупных корнеплодов] (сегодня известное в Руском языке по знанию звучания “бурить”). Так нам уже осталась самая малость, - “прочитать” значение объединения “бурый” в Руском языке.
Итак, объединение “бурый” было образовано в Руском языке уже в контексте “предложение” (а это значит, что образовано оно было уже в соответствии со знаниями связей контекста “предложения’) из устойчивого сочетания {”буры” “й”} со значением [множество бур, возможностью которых является “й”. С “бур” и признаком множественности “ы” мы уже так знакомы, осталось прежде разобраться с “й”.

“Й” наряду с “ь” являются самыми распространёнными знаниями звучаний в русском языке. Для сравнения, - F(ь) = 828 и F(й) = 828, в то время как F(т) = 551, F(н) = 550, F(с) = 456, F(в) = 444, F(л) = 367, F(р) = 362, и т.д. Так можно сказать, что именно на знаниях звучаний “й” и “ь” построен вообще весь уже русский язык. Знания звучания “й” служило для называния некого признака у того признака в название объединения которого оно и входило. Так в “йа” со значением [я] оно называло признак “человек как его тело”, которому и соответствовал признак “сигнал присутствия “а”. Обратите внимание, знания всех признаков, которым так соответствало знание звучания “й”, невозможно передать словами, их следовало обязательно ещё и воспринять другими органами чувств. Вот с этих позиций (знаний) мы сейчас и рассмотрим значение объединения “бурый”.

Что интересно, и мы это знаем из сегодняшнего значения объединения “бурый”, - оно действительно соответствует значению абсолютно невещественного признака, а именно признаку “цвет”, который воспринять возможно только посредством других органов чувств, но никак не одними словами. В смысле в самом его значений сегодня никаких таких знаний как “куча”, “корнеплод” и “приспобление” уже нет, а вместо них осталось только знание “бурый цвет”. Но это сегодня, нас же интересует тот признак, которому объединение “бурый” соответствовало раньше, и который прежде следовало увидеть, чтоб так уже его знать.

Насчёт “цвета” что-то я сомневаюсь хотя-бы потому, что этого знания ни в одной тогда структуре известных нам значений объединения “бур” как не было, так и нет. А вот знание “большой” являлось для них обязательным. Как и знание “хороший”, которое в одинаковой степени может быть как в структуре значений [приспособление], так и [корнеплод]. Из чего я делаю вывод, что значением “бурый” раньше (когда это объединение и было сформировано в Руском языке) был вовсе даже не [цвет], а именно, что знание “большой и хороший”.

(Кстати, этот мой вывод подтверждает и существование в Руском языке объединений “добро” и “добрый”, производных от “добр”. Из “прочтения” объединения “добр” следует такое его значение, - [коллектив (и всё, что так или иначе с ним связано), возможностью которого является “бр”]. Значение “бр” вы уже знаете, - [”быть”, возможностью которого является мужик]. В смысле значит всё то, что вообще уже может быть у мужика. А у мужика уже тогда могло быть много чего хорошего. (Впрочем и плохое тоже, - в этом самом значении мы и сегодня порой употребляем знание звучания “бр”, чаще даже как “бр-р”.) А уж если он этим своим хорошим поделился (объеденился) с коллективом, - али он так не добр? В чём я абсолютно уверен, так это в том, что (бурый) цвет здесь (в “бр”  был вообще не причём.)

Похоже здесь была обычная подмена значений, как это и бывает в игре “испорченный телефон”. В смысле однажды значение [большой и хороший] в неком контексте у знания звучания “бурый” было заменено на значение [бурый (цвет)]. Давайте предположим, как это могло произойти.

И начнём мы с коровы, точнее с бурёнки. Вы вообще сами себе представляете бурый цвет? Если да, то скажите, а вы когда нибудь бурую корову видели? Чтоб потом называть её “бурёнка”? - Я нет. Видел чёрных, почти белых, рыжих, пятнистых, и т.д., сколько угодно, но только не бурых, - нет сегодня такого цвета среди коров. Хотя допускаю, что когда-то он мог у кого-то из них и быть. Но больше ещё допускаю, что назвали их так именно за их большой размер, покладистый характер и вообще за то, что они такие хорошие. В смысле и за вкус их самих и их молока в том числе. (Одним из значений английского слова “good” помимо [хороший] является ещё и [вкусный], похоже это у них тоже от признака “корова” в том числе. )

Но сегодня ещё нам известно даже не объединение (в смысле не слово), а всего лишь устойчивое сочетание, а именно {бурый медведь}. Спросите любого, и он вам не колеблясь ответит, что в сочетании {бурый медведь} слово “бурый” сегодня значит именно цвет. А произошло вот что...

Жизнь у медведя не так, чтобы лёгкая. Бывает при встрече он кидается на человеков, это когда с ним его детёныши, или он жутко голодный, или сам испугался больше, чем это было надо. Но бывает время, это обычно ближе к осени, когда он сытый, большой и толстый. А потому очень добрый, - увидит человеков, даже внимания не обратит, не то чтоб на них ещё и кидаться. А это и есть самый, что ни на есть бурый медведь. Т.е. у признака “медведь” его признак “цвет” и признак “бурый” так являются совмещёнными, в смысле они принадлежат одному и тому же признаку “медведь”. У признака “цвет” признака “медведь” собственного названия тогда ещё не было (больше! - в те времена в Руском языке ещё даже не было объединения “коричневый”), а потому естественно было присвоить ему название одного из тех с ним совмещённых признаков, что был у самого того признака, который и делал их совмещёнными.

Время идёт, бур как приспособление в уборке корнеплодов никто уже не использует, потому как для этого давно есть лопата. А это значит, что из языка уходит значение [бур (приспособление)], а вместе с ним и [бур (корнеплод)], - ну какой же он “бур”, если теперь при его уборке бур совсем даже уже не используется. А ведь только в них до этого и были знания “большой” и “хороший”. Таким образом “бурый” абсолютно теряет первоначальное собственное значение, - нет уже таких “й” у признака “бур”, чтобы для них в языке образовать соответствующее знание звучания, потому как самих таких признаков в Действительности уже нет.

А единственно остаётся знание совмещённого признака “цвет” с тем же самым знанием звучания. И вот уже большой, толстый, здоровый, но при этом даже несколько добрый (погладить по головке конечно не погладит, но хотя бы не убьёт, уже хорошо, а потому и добрый) становится просто бурого цвета медведем. О том, что именно не признак “цвет”, а нечто совсем уже иное, присутствовало раньше в устойчивом сочетании {бурый медведь}, мы знаем по производным объединения “бур” в Руском языке, которые присутствуют в нём и сегодня. Например “бур(ь)а” (”буря”), - согласитесь, что цвета у бури нет. Или его производное “бур(э)дом” (”бурелом”), тоже не предполагает бурного цвета. А потому мы можем так утверждать, что изначально структура значений объединения “бур” в Руском языке содержала знания “большой”, “добродушный”, “сильный”, и т.д., но только не “бурый (цвет)”.



“Русский”

Нет, это вообще свойство коллективного сознания не знать (полностью) значения слов которые оно использует. Потому как в том или ином контексте языка используется вовсе не вся структура значений слова, а только часть её. В смысле не все знания из неё, а только некоторые. (Собственно из-за этой особенности Языка в нём и существует такое явление как “омонимия”.) Поэтому какому нибудь дураку вовсе и не надо знать всю структуру значений того или иного слова, а вполне достаточно знания какого-то одного знания из неё. Чтоб таким образом иметь возможность использовать само это слово в соответствующем контексте.

Самый наглядный пример, это слово “фашист”. Или “коммунист”, - это ведь кому как больше нравится. Поверьте, никто из дураков полного значения этих слов не знает вообще. Потому как знают они исключительно только их конструкцию и то их значение, что из неё следует. Так “фашист”, это [человек, который привержен фашизму], а “коммунист”, соответственно, это [человек, который привержен коммунизму]. И всё! - дальше знаний значений этих конструкций знания дураков уже не идут. А потому на вопрос “А что такое ”фашизм”/”коммунизм”?” они ответить просто не могут. Впрочем, я так отвлёкся, а потому вернёмся к нашим баранам. Обратите внимание, - именно уже к русским баранам.

С этим словом “русский” явно что-то не так. Смотрите, происходит оно от слова Древнего языка “рус” (”рус(ь)”), значением которого было [мужик(и), возможностью которых является принадлежность “у” (им) соли]. В смысле так тогда называли мужиков, которые продавали соль. (! - Не добывали, нет! Соль для них добывали зыряне, - “зыряне” - [мужики с лопатами]. А русь именно, что только соль продавали, - у них в отличии от зырян никакой такой лопаты (”зыр” - [лопата]) в их названии уже нет.)

С “рус” пока всё нормально, - “с” одна, “к” ещё нет, - а потому ожидается, что всё то, что (кто) рус(ам) уже принадлежит, будет называться у них (в Руском языке) “русый”, в соответствии со знаниями связи Руского языка. Да, всё так сначала и было, и слово “русый” с этим самым его значением в Руском языке тоже было. Но вот только сегодня из всех знаний, что были тогда в структуре значений знания звучания “русый” осталось только знание “волосы”. В смысле, если что-то и может быть сегодня на этом свете чем-то русым, так это только волосы. Т.е. ничего такого русского сегодня в объединении “русый” нет абсолютно, тем более нет в нём знания звучания “к”, которое, похоже, именно эту самую “русскость” его значению и задаёт. Чтобы понять почему так, предлагаю вам немного дополнительного знания.

Итак, русь вышли из среды зырян, которые сами только тем отличались от коми, что основным их жезнеобеспечивающим занятием была добыча каменной соли. Т.е. генетически это были те же самые коми, но которые предпочитали в этой Жизни заниматься именно добычей соли, а не чем-то другим (охотой, рыбалкой, собирательством, и т.д.). Тем более, что само это занятие было гораздо более выгодным, чем все прочие. Подозреваю, что уже тогда зыряне в подборе кадров в своей деятельности по добыче соли руководствовались соображениями кумовства, в смысле родственным принципом. Это объясняет то, что сами зыряне все как на подбор были рослые, пропорционально развитые, и среди них очень часто (на порядки чаще, чем это было в других коллективах) встречались светловолосые люди с голубыми глазами.

Тем более этот родственный принцип сработал и тогда, когда перед ними открылись возможности Руского пути (замкнутого речного пути для перевозки соли). Продажа соли посредством Руского пути  была занятием ещё более выгодным (в разы), чтобы вот так вот запросто допускать к нему абы кого. Потому из Усолья на берега Чепцы (там где Адам и Солдырь) перебрались тогда зыряне в основном со светлыми волосами и голубыми глазами. (Похоже родственники, потому как родство в те времена можно было устанавливать исключительно только по внешним признакам.) А так как никакими зырянами они уже не были (не копали соль), а были они русью (продавали соль), то и звать их стали “русь”.

Таким образом для объединения “русь” значение [(мужик) с русыми волосами] и [мужик, возможностью которого является принадлежность “у” (ему) соли] стало тогда одним совмещённым значением [мужик с русыми волосами, возможностью которого является принадлежность “у” (ему) соли]. А из сегодняшнего его значения следует, что таким образом русь со временем не только потеряли уже признак “русые волосы” у себя на голове, но и потеряли его знание из структуры значений объединени “русь” в своём коллективном сознании. Остались только волосы сами по себе со своим русым цветом.

Ещё раз, - русь со временем перестала быть так уже русой. А потому объединению “русый” уже в русском языке соответствовало исключительно только значение [(человек) со светлыми волосами]. Но никак не [русый мужик с солью].

А дальше происходит всё как всегда и всё как у всех, короче, одна сплошная детализация. В смысле количество знаний в коллективном сознании только растёт, а значит для них необходимы и новые знания звучаний. Букв (звуков) с увеличением количества знаний больше в языке особенно не становится, а потому в процессе детализации в основном увеличиваются уже только сами новые слова. Причём, понятно, что делают это они одновременно с детализацией соответствующих значений.

И вот тут происходит интересное, с некоторых пор в контексте большинства языков, носители которых были знакомы с русью не понаслышке, в знаниях звучаний для их обозначения начинает использоваться уже не одна “с”, а две вместе, - “сс” (”русс”, “росс”, или “Russian”, например). Напоминаю, всё это происходит в контексте “слово”, когда ещё каждый звук очень даже ещё имеет собственное значение. А потому, если в этих словах и используются два “с” подряд, то это значит, что у них там уже разные значения у каждого.

- Но так же не может быть! Потому как это так уже будет примером классического многозвучия в Языке, - это когда одному и тому же значению в неком контексте (в нашем случае в контексте “слово”, а именно в объединении “русс”) одновременно соответствует два разных знания звучания, а подобное невозможно вообще ни в одном языке. А в случае одного и того же значения у двух знаний звучаний подряд уже возникает пример классической тавтологии, что тоже совсем не приветствуется в Языке.

И всё же может, правда уже при использовании соответствующих знаний связей в данных контекстах. Если допустить, например, что значение [”русс”] формировалось по схеме {[”рус”] [”с”]} - [”рус”, возможностью которого является “с”] - [”русс”], то так получается, что в нём взаимодействуют вовсе даже не два знания звучания “с” со своими значениями. А взаимодействуют именно что знания звучания “рус” и “с” каждое уже со своим каким-то значением. Потому в этом случае говорить о многозвучии или тавтологии уже не приходится.

Таким образом объединение “русс” практически аналогично объединению “рус” с той лишь разницей, что в нём отсутствует знание звучания “у” со значением [принадлежность “у”], а вместо знания звучания “р” используется знание звучания “рус”. Таким образом его значением было [”рус”, возможностью которого является “с”]. Где “рус”, как мы знаем, так звали тогда того самого мужика, который и торговал солью.

Получается, что само объединение “русс” возникло отнюдь даже не в Руском языке, а в совершенно ином каком-то контексте, и было в него потом оттуда заимствовано, - ну не было никогда у самой Руси причин называть себя уже “русс”. Это тем более так, что значения каждого звука в “рус” они знали, в отличии от тех, кто для них “русс” и придумал. Потому те, кто так их назвали, воспринимали (значение) “рус” всего-лишь как название представителя соответствующего народа, не более. В смысле никак самого названия при этом не “читая”, потому как они с их совокупностью знаний в их коллективном сознании этого в принципе сделать уже не могли.

Со знанием звучания “с”, точнее с его значением, в объединении “русс” чуть сложнее. Это уже потому так, что, как мы уже отметили, объединение “русс” возникло совсем не в Руском языке. А это значит, что значением у него могло быть совсем даже не обязательно интегрированное значение знания признака [соль] или знание связи [быть с], как это было у знания звучания “с” в Руском языке. А вполне могло быть и знание “признак множественности “s”, как это было уже в Английском языке. В любом случае “прочтение” (значение) объединения “русс” зависело уже от того контекста, где оно такое и употреблялось, при том, что значение самого “рус” воспринималось в них во всех одинаково.

Интересно существование параллельно с “русс” такой его формы как “росс”. Значили они абсолютно одно и то же, что лишний раз доказывает нам, что те, кто их и употребляли, уже не находили ни какой разницы (в значениях) между ними. Точнее даже не в них самих, а в значениях объединений “рус” и “рос”, что их составляли. Потому как они сами их уже не “читали”, в смысле не находили состава значений в “рус” и “рос”, а воспринимали их значения уже целиком как название представителя соответствующего народа. Но вот русь, которые эту форму “рос” и придумали, и в отношении себя в том числе и использовали, просто не могли её не знать, а они и знали.

Объединения “рос” и “рус” возникли в Древнем языке Руского контекста одновременно, ещё до того, как был обнаружен признак “каменная соль”. (Из знания тех топонимов, что сегодня существуют, - ”Руза”, например, - следует, что и детализация (сз) на (с) и (з) тогда не везде произошла ещё до конца.) А потому значением знания звучания “с” в них было знание связи “быть с”, или по другому “принадлежность “с”. Уточнение характера самой этой принадлежности в Руском языке происходит за счёт образования объединений “ос” и “ус”, уже со знаниями звучаний “о” и “у” у знаний связи “объединение “о” (принадлежность “о”) и принадлежность “у” соответственно. (Оба они потом используются в контексте “предложение” Руского языка в качестве предлогов “о” и “у”.)

Таким образом значением знания звучания “ус” тогда было [принадлежность “у”, возможностью которой является “быть с”]. А значением знания звучания “ос” тогда было [принадлежность “о”, возможностью которой является “быть с”]. Проще говоря, так одно объединение “ус” обозначало вообще уже всё, что могло принадлежать “у” тому признаку, в объединении с которым оно и использовалось. А объединение “ос” обозначало вообще уже все те признаки, что могло принадлежать “о” тому признаку, в объединении с которыми оно и использовалось.

На практике (в речи) различить обе эти принадлежности “у” и “о” не составляло труда. Так, если это было по отношению к человеку, то “принадлежность “у” значила наличие возможности у признака, к которому она и относилась, взять (унести) человеку его с собой, или иметь его у себя, как неотъемлемую свою часть. “Принадлежность “о” по отношению к человеку тоже значила несомненную принадлежность ему того признака, с котором она и использовалась, но с той лишь только разницей, что наличие самой такой возможности, - взять (унести) человеку признак принадлежности “о” с собой, или иметь так его у себя, как неотъемлемую его часть, - она уже отрицала.

Таким образом объединение “рус” значило в Руском языке  мужика, у которого было что-то, что он мог уже унести с собой. А объединение “рос” значило мужика, у которого было что-то, но что он при всём своём желании унести с собой никак не мог. А так как слов в Языке тогда было не так, чтобы много, то помимо самих мужиков эти знания звучания значили в том числе и те самые “что-то” (признаки), что этим мужикам и принадлежали. В смысле сами мужики и эти их “что-то” были так уже совмещёнными признаками.

Про “что-то” рус мы сейчас говорить не будем, этим уже тогда могло быть много чего, что можно было с собой незаметно так прихватить, а потом потихоньку и утащить с собой, а вот про рос мы скажем здесь обязательно. Судя по значениям тех его производных, - “рост”, “прост”, “заросли”, “Ростов”, “роса”, и т.д., - что и сегодня используются в Руском языке, значением этого “что-то” была тогда вовсе даже не земля, которую безусловно невозможно было с собой унести, а именно уже то, что на ней и росло.
Похоже, что так здесь проявляется устройство (знания связи) социальных взаимоотношений, которое было тогда уже у древних человеков. В смысле в их представлении сама земля не могла кому-то уже принадлежать. А принадлежать кому-то могло только то, что этот кто-то сам на ней и посадил.

Поэтому те же знания звучания “Рус(ь)” или “Росс(ь)ыйа” - (”Россия”) - [(множество) “Росс”, возможностью которого является “йа” ([я] - человек)] вопреки ошибочному мнению лингвистиков названием никаких таких земель быть тогда не могли. А были они названием тех (множеств) человеков, что в этих местах тогда и проживали. Уже позднее, с изменением социальных взаимоотношений у человеков, эти знания звучаний начинают соответствовать и названиям самих земель, где эти человеки и жили, в том числе.

(Кстати, я был немало обескуражен, когда обнаружил, что “жители” одного очень даже уважаемого мной исторического форума все на полном серьёзе посчитали, что в тех “восьми+” титлах “великийкнязьвсеяруси”, что на сегодня вообще уже известны, имеется в виду именно земля, а никак не сами человеки, которые на ней и жили. А ведь из “прочтения” титла следует как раз то, что в нём первоначально имелись в виду только человеки и ничего больше. Я давно к тому времени уже потерял веру в советское образование, а так был готов потерять уже веру и в разум вообще, если бы не один кандидат (надеюсь, что сегодня он уже доктор), который во всём согласился со мной, и в подтверждение этого самого значения титла привёл ещё пару контекстов, где они с этим его значением [великий князь всех (человеков) рус(ь)ы] и использовались.)

С обретением признака “каменная соль”, самого важного из всех тех, что тогда уже могли быть, интегрированным значением знания звучания “с” становится уже [соль]. А значением объединения “рус”, где оно и используется, так становится уже [мужик, возможностью которого является соль]. С “рос” же по известным причинам, - ну невозможно было тогда владеть (в смысле через принадлежность ”о”) всей солью, что была в земле, если невозможно было всю её взять себе, - ничего такого в Руском языке не происходит, а потому оно остаётся в нём в прежнем своём значении. С этим же значением оно и образует потом все свои производные в Руском языке.

Осталась “к”, - вот откуда она такая в объединении “русский”? Из длины, да и из самой этой сложности конструкции объединения “русский” следует, что возникнуть оно могло только в контексте “предложение” Руского языка. В любом случае возникало оно как объединение двух значений, похоже в нашем случае это были [”русск(ь)ы”] и [Й],- {[”русск(ь)ы”] [“й”]}. Присутствие признака множественности “ы” говорит нам о том, что “русск” это был некий вещественный признак действительности, значение которого “читается” как [”русс”, возможностью которого является “к”], где значению “к” соответствует знание “человек “к”, в смысле “коми”. Проще говоря, тогда это был русс по национальности коми. Из чего следует, что тогда среди руссов были не одни только коми, в смысле некоторые из руссов были выходами и из других народов.

Таким образом, уже тогда руссы вовсе даже не воспринимались по национальному признаку, потому как в их коллективе если такой и был, то только в самом начале его формирования, когда они ещё жили в Руском контексте. А когда же они из него уже вышли, то единственным признаком совместности, который и объединял коллектив руссов, была тогда общая их деятельность по продаже соли. При этом со временем в самом коллективе руссов уже в соответствующих же контекстах уже на основании возникших в них национальных признаков совместности начинают формироваться различные же народы. Потому объединение “русск” и было сформировано в Руском языке, чтоб выделить так в коллективе “русс” тех самых руссов из коми, с которых всё и началось. Вот, собственно, ответ на вопрос, откуда знание звучания “к” в объединении “русский”.

А значением “й” в объединении “русский” является тот самый признак уже у самого признака “русск”, который не так просто передать словами. Для знания этого признака как минимум надо представлять знание того контекста, в котором оно и сформировалось, а это не так просто, как кажется. Стараниями же придворных историков за многие века мы практически утратили это знание. А потому сегодня только троечникам кажется исчерпывающей фраза “Я русский, и этим всё сказано”. Для меня же кроме вопросительного знака, которого в ней почему-то нет, в ней нет уже вообще ничего.


Люди

“Прочитать” значение знания звучания “люди” несложно. Гораздо труднее потом понять само это его значение. А всё потому, что сегодня это объединение в Руском языке “ведёт” себя очень даже по особенному, отсюда и все наши трудности в его понимании. Потому как для более точного понимания значения того или иного объединения в Языке, только одного его вовсе даже ещё недостаточно. Необходимо в том числе и обязательное знание самого того контекста, для которого мы это значение объединения и устанавливаем. Впрочем, давайте уже начинать, чтобы в итоге уже понимать все те странности, что сопровождают объединение “люди” сегодня в Руском языке.

Объединения “вуд(ь)”, “л(ь)уд(ь)”, “муд(ь)”, “чуд(ь)”, - все  они отличаются тем, что называют соответствующие коллективы, но при этом без всякого знания “национальный признак” в их структурах значений. Проще говоря, чтобы кому-то быть в таком коллективе, то ему совсем даже не обязательно для этого заниматься п-п генетической информации с его членами. Потому как признаком совместности у этих коллективов был совсем иной признак, нежели национальный.

Ещё раз, - при отсутствии сегодня определения “коллектив”, - та чушь лингвистиков, которую сами они считают определением, уже сама (впрочем как и вообще все “определения”, что сегодня у них уже есть) по определению быть определением просто не может, - мы здесь договоримся считать признаком “коллектив” множество человеков, члены которого обладают одним или более признаками совместности. При этом не обязательно, чтоб этим единственным признаком совместности был именно “национальный признак” (процесс п-п генетической информации между членами множества).

(Кстати, помимо перечисленных объединений в Руском языке существовало тогда ещё и объединение “суд(ь)”, похожее на них, - в структуре его значений тоже отсутствует знание “национальный признак (совместности)”, - но несколько отличное от них, - потому как первым в нём используется не просто знание звучания как таковое (”в”, “л”, “м” и “ч”) как это и есть у всех остальных, а именно что знание самого признака действительности “с” (в смысле “соль”) с его интегрированным значением [соль]. Причём из структуры его интегрированного значения используется вовсе не само знание “соль”, а именно знание “самое важное”. Оно такое и сегодня ещё используется в Руском языке как знание звучания “суд” со значением [суд]. Пропажа “ь” на конце этого объединения говорит о том, что сегодня не только мужики, но и женщины тоже так уже могут быть “суд”.

И ещё, - по некоторым признакам можно предположить, что в Руском языке существовало тогда ещё и объединение “пуд(ь)” с похожим значением. Но, даже если оно такое и было, то уже очень скоро оно из него вытесняется другими его значениями (другими знаниями из структуры его значений). В смысле само это знание звучания “пуд(ь)” так ещё сохраняется, а вот его значение [(соответствующий) коллектив] уже нет.

P. S. Если быть точным, то непосредственно со своими значениями как с их знаниями звучаний здесь связаны только объединения “вуд(ь)” и “луд(ь)”, объединения же “муд(ь)” и “чуд(ь)” связаны со своими значениями как с их знаниями звучаний в Руском языке уже гораздо более опосредованно. )

Так вот, тем единственным признаком, по которому и были образованы все эти объединения (в том числе и соответствующие коллективы), были особенности речи его участников. Напоминаю, объеденить в Сознании человеков по каким-то другим ещё признакам в Руском контексте, было тогда ещё затруднительно. Выглядели все они примерно одинаково, в смысле одинаково дико. Одежда, если такая вообще у них уже была, была как у всех. Но вот то, что было внутри их (невещественная структура знаний в сознании), а поэтому и не было видно, у них у всех уже отличалось. В смысле знания накопленные разными коллективами в их коллективных сознаниях несколько уже отличались, чтоб разговаривали они тогда меж собой очень уже по разному.

Само это отличие происходило от разного образа их жизни, - так Жизнь пробовала на всякий случай на самих человеках разные же возможные свои варианты. Потому единственно возможным способом тогда, - нет, даже не узнать в чём эти отличия заключались, а только чтоб лишь их вообще так уже обнаружить, - был способ прислушаться к самой речи. В смысле прислушаться к тем знаниям звучаний, что те или иные человеки предпочитали использовать в собственной речи, не вникая в сами их значения при этом никак.

Ещё, последний китайский раз, - никаких таких народов как “вудь”, “чудь”, “людь” и тем более “мудь” никогда и нигде не было. Потому как объединение “удь” в Руском языке было сформировано именно для называния коллективов, которые никаким таким национальным признаком совместности у себя не обладали (в смысле народами на самом деле так не были). Те же народы, что им уже обладали, называли себя совсем по иным знаниям связи, но только никак не через употребление “удь”. Из чего можно сделать вывод, что объединения с участием “удь” были сформированы именно теми, кто их и использовал. Но только никак не теми, в отношении кого они и использовались. Проще говоря, были они сформированы русью и в Руском уже языке.

Эти объединения настолько древние, что понятие “множественное число”, когда они только появились в Языке, тогда ещё даже не сформировалось. А потому названию члена множества соответствовало название самого множества, - “вудь” - “Вудь”, “людь” - “Людь”, “чудь” - “Чудь”, “мудь” - “Мудь”. (Впрочем с русью было так же, - “русь” - “Русь”.) Поэтому для выделения из множества отдельного его элемента тогда в разных контекстах Древнего языка (языках) использовались же разные знания связи, в том числе “ак”, - “Вудь” - “вудак” (сегодня ему соответствует знание звучания “вотяк”), “Чудь” - “чудак”, “Мудь” -” мудак”, “Людь” - “людак”. Но в других контекстах последнее было известно ещё и как “людин”. (Со временем у себя в контексте (Руском языке) рускоязычные для этих целей вместо “ак” начинают использовать это же объединение, но уже с обратным у него знанием связи “порядок”, а именно “ка”.)

Так вот, только “вудь” и “людь” из них четырёх были теми объединениями, значения которых были связаны непосредственно с их знаниями звучаний. В смысле значениям их знаний звучаний соответствовали они сами, поясню.

Зыряне, из среды которой впоследствии и вышла русь, по роду своей основной деятельности, - добыче соли, - обладали уже гораздо большим количеством знаний в своём коллективном сознании, чем это было в коллективном сознании у коми, из среды которых вышли уже сами зыряне. Поэтому они сочли необходимым по сути в общем для них с коми языке использовать в некоторых его объединениях знание звучания “л” вместо “в”. Как более, чем “в” с его интегрированным значением, соответствующее уже своим интегрированным значению самому тому объединению, где эту подмену с ним и делали.
По этой их особенности в речи и происходит потом разделение единого до того народа коми на “вуд(ь)” и “люд(ь)”. В смысле “вуд(ь)” у коми называли всех тех, кто предпочитал говорить по старинке, т.е. через “в”, а “людь” всех тех, кто предпочитал в собственной речи уже использовать “л” вместо “в”. Из этого вовсе не следует, что процесс п-п генетической информации (национальный признак совместности) у коми при этом тоже как-то тогда изменился, нет. Да, он изменился, но уже несколько позже и при этом очень даже опосредованно, а не так прямо.

Ещё раз, подобная детализация в языке коми стала необходимой уже потому, что людь обладали гораздо большим количеством знаний в их коллективном сознании, чем это было у вудь. Так они были уже гораздо тех успешнее и вели уже гораздо более интересную, чем у них, жизнь. У л(ь)уд(ь) элементарно (считаю что уже на порядки) было в их образе жизни больше искусственных признаков действительности, чем это было у вудь. Их жильё, как и сама их пища были предметом постоянной зависти вудь. Поэтому со временем в качестве совмещённых значений у объединения “л(ь)уд(ь)” возникает ещё и значение [очень умные и успешные человеки]. В противовес ему у объединения “вуд(ь)” формируется совмещённое значение [отсталые, глупые человеки, почти звери].

(Кстати, не знаю как сейчас, но ещё до конца прошлого тысячелетия в средствах массовой информации Удмуртии существовал запрет на использование знания звучания “вотяк” за это его уничижительное значение. Сам запрет был неофициальный, зато соблюдался он неукоснительно. Потому особенно среди детворы само это знание звучания использовалось в моём детстве не как обозначение соответствующей национальности, а именно только как ругательство (обзывательство).

Малограмотные большевики (надо думать почти все уже тогда лингвистики) из-за этого вот уничижительного значения объединения “вуд(ь)”, ну и заодно, чтоб как-то уже разделить представителей этого коллектива по национальному признаку, решили вместо этого его знания звучания придумать совсем уже новое слово для называния им вотяков. В результате на свет в том числе появилось бестолковое русское слово “удмурт” (а бестолковое оно потому, что никакого такого толку (смысла) в его значении как не было тогда , так и тем более нет сегодня). Это ещё что! Вон эрзя и мокша эти революционные лингвистики вообще “мордва” назвали, при этом сами даже и не поняв, насколько так они их вообще оскорбили! Нет, не по злобе это было у них, конечно, хоть от этого тоже не легче, а всё потому, что и тогда не умели “читать” лингвистики значения слов. )

Похоже, что сами вудь и чудь вполне осознавали незавидность своего положения и связанных с ним значения их названий. А потому на вопрос “Ты кто?” старались сами названия свои так уже не использовать. А отвечали просто, - “муд(ь)”, значением которого было [я, говорящий, возможностью которого является “уд(ь)”]. Отсюда такое сегодня “матершинное” значение у этого объединения в Руском языке. Собственно по причине приобретения этими (кроме “луд(ь)”) объединениями столь негативных значений, они и остаются до сих пор в Руском языке, чтоб было так с ними вообще чем ругаться. А то без них, получается, уже и не поговорить в Руском языке как следует.

И вот здесь происходит интересное, - с формированием соответствующих знаний связи, а также и соответствующих значений, в Руском языке у знаний звучаний “чуд(ь)”, “муд(ь)” и “вуд(ь)” появляются соответствующие знания звучаний для их множественных форм, а именно, - “чудак(ь)ы”, “мудак(ь)ы” и “вудак(ь)ы” (позднее “вот(ь)ак(ь)ы”. Но ничего похожего не происходит со знанием звучания “л(ь)удак”, - оно присутствовало в своё время в Руском языке, но вот множественной формы “л(ь)удак(ь)ы” оно в нём так и не образовало. А образовало же оно множественную форму “л(ь)уд(ь)ы”. - Почему?

Это не так просто, как кажется, ответить на этот вопрос. Здесь я могу лишь высказать одну из версий, и связана она уже вот с чем. Все эти коллективы, - “вуд(ь)”, “чуд(ь)” и “муд(ь)” воспринимались русью как отдельные коллективы каждый. Т.е отдельные в них коллективы поменьше они уже никак не различали. Отсюда и вся эта их схема образования названия множественного числа представителей этих коллективов через объединение “ак”.
 
С люд(ь) же было всё не так, сами л(ь)уд(ь) различали у себя так вовсе даже не один какой-то коллектив, а именно, что несколько разных коллективов “л(ь)уд”. Отсюда, с одной стороны, множественная форма “л(ь)уд(ь)ы” со значением [много (коллективов) л(ь)уд(ь)], и, с другой стороны, практически полное отсутствие в Руском языке объединения [л(ь)удак] со значением [один из коллектива “л(ь)уд]. Потому как, - ещё раз, - не было уже тогда одного какого-то коллектива “л(ь)уд”, выделением отдельного его члена из которого оно бы объединение “л(ь)удак” и являлось бы. А было уже множество коллективов “л(ь)уд”, а это значит, что с помощью “ак” выделить отдельный член множества из его уже множества невозможно. Сама эта невозможность следует уже из самого значения объединения “ак”.

Ещё раз, - быть людьми уже тогда было очень и очень почётно. Потому и стремились все так уже быть, а вовсе даже не называться, людьми. Отсюда все эти устойчивые выражения в Руском языке типа “Ба! Какие люди!” или “Мы что-ли не люди?”. В них никто не сравнивает людей со зверями, нет. В них идёт сравнение людей именно с другими человеками, с той же вудью, например. И сравнение это, чувствуется, в пользу людей.

Немного смысла имеет выражение “древние люди”. И уж совсем оно не имеет смысла, если относится к контекстам, когда никаких таких людей ещё не было. Интересно значение имени “Люда” с его простоватой относительно значения формой “Людка”, их вы запросто сможете прочитать уже сами. А объединение “вуд(ь)” не любили, нет. Тем более, чтоб потом с ним ещё имена образовывать. Только если англичане использовали его, но вовсе даже не для называния им самих человеков, а именно того места, где эти человеки тогда и жили, - “wood”, - [лес]. Надеюсь теперь вы уже поняли, почему вместо “люди” я постоянно в своих статьях использую объединение “человеки”?


“Дурак”

Сегодняшнее значение слова “дурак” знают все, - [человек, который не способен осознать знание из той или иной совокупности знаний]. В смысле, если человек не способен в какой-то  совокупности знаний осознать некое знание, то именно в ней он и дурак. И наоборот, в той совокупности знаний, где он может осознать уже любое знание, а вы нет, дурак вовсе не он, а вы сами. Само это значение настолько очевидно, что тому же врачу никогда в голову не придёт называть дураком пришедшего к нему на приём адвоката, например. Как и адвокат не станет называть дураком обратившегося к нему за помощью инжинера. И т.д. А потому значение [дурак] относилось всегда и тем более сегодня именно к общей совокупности знаний, что есть в коллективном сознании. Потому как её должны обязательно знать абсолютно уже все члены коллектива. (За исключением, конечно, детей, - те по жизни дураки.)

Но здесь мы играемся вовсе не для определения сегодняшнего значения слова “дурак” (тем более, что мы все его знаем). А для определения его первоначального значения, когда оно в Языке только возникло. И я меньше всего уверен, что первоначальное значение слова “дурак” будет совпадать с его сегодняшним. Хотя бы уже потому, что никаких таких врачей, адвокатов, инженеров, и т.д., тогда просто не было. Потому как самих таких отдельных совокупностей знаний ещё не было. А была одна общая совокупность знаний на всех, которую всем и следовало знать. Что в принципе все и делали. Но “дурак”-то в их языке при этом уже был! Нам остаётся таким образом узнать, а что “дурак” у них вообще значил. Начнём, пожалуй, помолясь.

В разных контекстах Древнего языка возникают разные же объединения с одним и тем же значением. Значение у них потому одно, что состоят они из одних и тех же сутей (значащих звуков) “д” и “р”, значения которых во всех контекстах Древнего языка было всегда одинаковым (потому как согласно Последовательности частот звуков в Языке они возникли в нём самыми первыми из согласных звуков). А разные эти объединения потому, что используют разные же знания связи, в результате чего одно слышится как “др”, а другое как “рд”. (Напоминаю, что (д) звучал тогда как (дт), а здесь для простоты мы сразу используем (д), которым он и стал в этих объединениях и с этим их значением в результате детализации (дт) в Языке.)

Объединение “рд” характерно для Алтая и Сибири (в смысле оно распространилось с его носителями на север и восток от Алтая. А объединение “др” характерно для Урала и Европы (в смысле оно распространилось с его носителями на север и запад от Алтая). В разных контекстах человеки вели разную же деятельность, а значит накапливали в своих коллективных сознаниях разные же знания. А потому значения похожих (потому как первоначальное значение было у них одно и то же) объединений в них не могли не измениться. А они и изменились, это мы знаем по тем объединениям с теми их значениями, что были образованы с ними в Руском языке.

Итак для “др”, - “друзья”, “драка”, “одр” (образовано в Древнем языке Руского контекста), “древний”, “бодрый”, “драть”, “задрот”, “ведро”, “вёдро”, и т.д. (немного оставил, чтоб вы тоже смогли поработать головой). Теперь для “рд”, - “орд” (образовано в Древнем языке), “орда”, “орден”, “гордость”, “бард”, “барда”, “бурда”, “морд”, “морда”, и т.д. Я специально не останавливаюсь на их значениях, а так лишь хочу подчеркнуть, что у объединений “др” и “рд” в контексте Руского языка, где все эти производные этих объединений и присутствовали, были уже несколько разные значения. А это значит, что в контекстах, где объединения “др” и “рд” использовались, со временем в их одной и той же когда-то структуре значений, постепенно появляются уже разные знания. (Чего вовсе не могло ещё даже быть в Древнем языке. Сравните “одр” и “орд”, - разные знания звучаний с одним и тем же значением [место для отдыха (лёжа)]. Одно из них (”орд”) использовалось в Алтайском контексте, а другое (”одр”) уже в Уральском контексте Древнего языка.) Впрочем, вернёмся к “дурак”.

Из конструкции слова, - “ак” на конце объединения, - следует, что возникло оно в Руском языке в самом начале его формирования, тогда ещё допускалось вместо “ка” использовать “ак” для выделения однотипных элементов из множества. (В смысле рускоязычные никогда не использовали сигнал присутствия “а” в начале своих объединений, всегда если только в конце. А потому все слова начинающиеся на “а” являются так для них сегодня заимствованными.) Из чего мы делаем вывод, коли был один дурак, то у него просто не могло не быть его множества, а именно, - как это и следует из знаний языка, - “дур”.
Знание звучания у этого множества мы знаем сегодня как “дур(ь)”, в смысле было это чисто мужское общество. (Знание “принадлежность “ь” на конце объединений соответствовало знанию “принадлежность мужикам”.)

(Проблема в том, что эта принадлежность “ь” могла соответствовать как единственному числу, так и множественному. Например то же знание звучания “русь” одновременно соответствовало в Руском языке и единственному числу (по количеству самого множества “русь”), и множественному числу (по количеству отдельных членов множества “русь”). Проще говоря так, получается, это одновременно была и форма единственного числа, и форма множественного числа. Уточнение значения множественного числа для “русь” происходит уже с появлением множества разных множеств “русь”. Как именно это происходит, особенно хорошо видно на примере “л(ь)уд” и “л(ь)удь”, - форма “людь” сегодня попросту исчезла из русского языка, - А вот и не надо было ей так мозги нам морочить! А то, видишь ли, она множественное число, то она тут же число единственное, хрен её такую потом разберёшь. Вон “людь” (”л(ь)удь”) хотел было также, так нет его теперь в языке. Сегодня один только “люд” (”л(ь)уд”) в нём и остался. )

Но “дурь”, это было вовсе даже не “дрь”, потому как в нём уже присутствует знание связи “принадлежность” у”, посмотрим же, что оно так меняет в его значении. В отличии от значания “дрь”, - [”д”, возможностью которого является “рь”], значением “дурь” будет [”д”, возможностью которой является принадлежность “у” к “рь”]. А это, как говорят в Одессе, - уже две большие разницы.

Потому как принадлежность “у” ещё раз подчёркивает нам то, что вовсе даже не у всего коллектива (мужиков) “д” принадлежностью “у” является “рь”, а только у какой-то его части. А это значит, что членами коллектива “дурь” тогда могли быть только счастливые обладатели именно членов, в смысле мужики. (Женщины и дети были в коллективе, но его членами по известной причине они являться не могли.) А это значит, что для части членов коллектива была возможность объединения с самцами (мужиками). А что это могло быть за объединение, если этим объединением был вовсе не сам коллектив?

О том, каким был этот кружок по интересам, вы сможете ответить уже сами. А я же замечу то, что для нас сейчас действительно важно, - в результате деятельности членов этого объединения передать генетическую информацию между ними было невозможно. И это при том, что вся деятельность этого объединения только и состояла в передаче генетической информации от одного мужика другому. Но ведь это же в самом деле невозможно! Ну, разве так это не дурь?

Ещё раз, “дурь” в Древнем языке Руского контекста называлось и само объединение мужиков и то, чем они в нём там занимались.

Но это пока знаний в коллективном сознании было немного. А когда же возникло их много, то оказалось, что бывают уже ситуации, когда от одного мужика передать другому невозможно не только генетическую информацию, но и знания тоже. Так уже в Руском языке происходит расширение значения слова “дурь”, а с ним и у его производных, у “дурак” в том числе. Тогда же с новым его значением появляется возможность образовать в Руском языке слово “дура”, - [дур, возможностью которой является принадлежность “а” (принадлежность человеку, тогда ещё в большей степени мужику)], или по другому, - [(моя) глупая баба].

А тут подоспела и религия со своим “а мужикам друг с другом нельзя, потому как это плохо и вообще”. И теперь дураки, которые были таковыми по знаниям, стали мочить в сортирах тех дураков, которые были ими уже по генетической информации. А это и было ни чем иным, как процессом разделения (детализации) значения слова “дурак”. В смысле в структуре его значений так осталось уже только знание “знание” и им теперь запросто могли пользоваться в том числе и дети. (Что они с тех пор с удовольствием и делают.) Потому как до этого они его просто понять не могли, знаний у них самих для этого было маловато, как вещественных, так и невещественных. Проще говоря, пиписька для этого у них тогда ещё не выросла.




“Царь”

Не следует воспринимать установление значения того или иного объединения как нечто простое, нет. Вроде как достаточно только знать знания признаков, соответствующие им знания связи в языке, и вот уже по знаниям их звучаний мы таким образом уже готовы “прочитать” значение объединения, которое они и образуют, - вовсе нет. Проблема в том, что под воздействием изменений в контексте постоянно появляются всё новые знания, которые накапливаются ни где-нибудь в Сознании, а именно что в структурах значений уже существующих для этого контекста слов. Изменяя порой сами их значения настолько, что однажды возникает необходимость сформировать в Языке для них уже и вовсе новое знание звучания, с учётом всех тех знаний, что в них так накопились. Лучше всего понять это последнее моё довольно таки сложное утверждение будет на примере. И этим примером мы возьмём установление первоначального значения объединения Древнего языка “цар(ь)”.

Сегодняшнее значение объединения “цар(ь)” знают все, - [царь]. В смысле это мужик, который начальник, самодержец, батюшка, “храни его бог!”. Объединение достаточно короткое, чтоб ему всяко быть в Руском языке уже лет этак тысяч десять назад, - тогда более длинных слов в Языке просто ещё и быть не могло, - маловато однако знаний было тогда ещё в Руском коллективном сознании. (Это примерно так же, как не может количество предметов выражаться пятизначным числом, если их всех вместе никак не больше тысячи.)

И вот уже отсюда у нас начинаются проблемы, - из Последовательности частот звуков в русском языке следует, что звук (ц) возник совсем недавно, никак не более тысячи лет назад, - F(ц) = 34, - так он является воторым с конца Последовательности. (Совсем уж последним в ней является (ф) с частотой равной “3”. Которого мы менее чем пятьсот лет назад заимствовали у кого-то из европейцев, похоже у немцев, - я давно уже так за ними наблюдаю! )

(Напоминаю, частота того или иного звука в языке равна его количеству в тексте на общие темы объёмом 10 000 звуков. Так частота “34” говорит о том, что этот звук встречается в такого типа текстах 34 раза, что немного. Потому как самые употребимые (согласные) звуки встречаются в них в десять и более раз чаще, -  (й) = 828, (т) = 551, (н) = 508, (с) = 456, (в) = 444, (л) = 367, (р) = 362... В соответствии с механизмом словообразования вообще в Языке из этого следует, что сами эти звуки возникли в Руском языке первыми.

Ещё раз, - здесь используется Последовательность составленая на основе текста И. С. Тургенева “Лес и степь”. А значит она отражает ситуацию в русском языке именно на момент его написания, но никак не на сегодняшний день. Потому как с тех пор сама ситуация (контекст русского языка) уже изменилась, - уверен, частота того же (ф) сегодня как минимум раз в десять уже больше, чем это было во времена И. С. Тургенева, - много чему мы с тех пор успели научиться в том числе и от немцев.)

(Кстати, - ещё раз, - эта Последовательность не совсем привычная последовательность. В ней не может быть точных значений потому, что буквально каждый день в коллективном сознании появляются всё новые и новые слова (знания). В смысле сама Последовательность только и делает, что постоянно меняется. И чем больше коллективное сознание, тем больше новых слов в нём появляется в еденицу времени. Потому смысл Последовательность имеет, только если ей соответствует точная дата и период, за который она и была посчитана. Точность подсчётов тем больше, чем больше текстов появившихся (в нашем случае в контексте русского языка) за один и тот же период, было для неё рассчитано. В идеале, если бы мы смогли рассчитать уже вообще все те тексты и фразы (в том числе и устные), что в этот период возникли, то так бы мы смогли добиться максимальной точности, но для такого расчёта существуют уже свои ограничения. Впрочем это так пошла уже математика, а потому и хватит уже об этом.)

Из чего можно предположить, что не было тогда ещё в Руском языке звука (ц). Но не стоит, потому как это, - отсутствие звука “ц” в Руском языке, - мы знаем наверняка. Тому подтверждением существование в Руском языке разных знаний звучаний (и похожих их производных), в нашем случае это “ц” и “ч”, у одних и тех же значений. По сути это следы давно уже минувшей в Руском языке “войны” между старыми и новыми знаниями. Собственно в результате в том числе и этой “войны” Руский язык становился уже русским.
 
В смысле в структуру значений знания звучания “ч” приходили к прежним знаниям, или вместо них, знания новые. Так они уже изменяли значение самого знания звучания. А изменение значения при неком критическом количестве новых знаний требовало потом и изменения самого знания звучания. А иначе в языке так возникала в том числе и многозвучность (что касается многозначности, так это само собой), которой не может быть ни в каком языке. Давайте же посмотрим на локальные “стычки” этой “войны”.

Так безоговорочную “победу” за значение [цеп] (примитивное орудие для обмолота зерновых, - две-три связанные за концы палки) сегодня безусловно одержало знание звучания “ц”. В противном случае сегодня мы его произносили бы как и раньше, - “чеп”. Потому как именно только знание звучания “ц” для самого этого знания признака и его производных сегодня и используется в русском языке, - “цеп”, “цепь”, “цепить”, “цепочка”, и т.д. А употребление же до сих пор в некоторых контекстах русского языка для тех же значений знаний звучаний вроде “чеп”, “чепь”, “чепочка”, и т.д., является настолько местечковым и незначительным, что уже не может рассматриваться всерьёз. Произошло это, - когда одно из знаний звучаний было полностью вытеснено из языка другим, - потому, что двум знаниям звучания у одного и того же значения в одном языке ужиться невозможно. А иначе так это будет уже случай многозвучия, а оно недопустимо ни в каком языке.

А вот “победа” несколько похожего на “цеп” знания звучания “цап” со значением [хвать] над знанием звучания “чап” была уже не столь безоговорочна. А всё потому, что производные этого знания признака (значения) “цап” в отличии от того, как это делает “цеп”, используют в своих контекстах вовсе уже не все знания из структуры значений объединения “цап”. Так, если “цапать” значит [хватать], то уже самому приспособлению для того, чтобы цапать (хватать), в русском языке соответствует вовсе не знание звучания “цапельник”, как и следовало бы ожидать, а именно что “чапельник”. (Кстати, быстренько, пока далеко не ушли, раскройте самостоятельно значение русского слова “цапля”.) Из чего следует, что знание звучания вещественного признака “чапельник” было заимствовано вместе с самим искусственным вещественным признаком (знанием) “чапельник” из контекста, где их обоих и придумали. Получается придумали его гораздо ещё раньше, чем могло возникнуть в Руском языке знание звучания “цапельник”. А всё потому, что когда чапельник называли “чапельник”, не было ещё в Руском языке “ц”, чтоб быть так ему уже “цапельник”.

Или “яиц” - “яич”, - сегодня в русском языке существуют производные с обоими этими знаниями звучаний, - “яйцо”, “яйцевидный”, но “яичница”, ”яичко”, “яичная”, “яичня” (произносится как “яишня”), и т.д. (Кстати, чередование (ч) и (ш) в Руской речи, - “что” / “што”, например, - это уже другой, отдельный рассказ, а потому и не здесь.) (Каюсь, на момент написания этой статьи я так и не раскрыл значение у знания звучания “яйцо”. А потому выгляжу здесь так же мерзко, как и официальные (профессиональные) лингвистики вообще, которые лишь называют сами явления, но при этом не объясняют их уже никак. Ещё раз, - сама эта работа, - установление путей детализации “ч” и “ц” в Руском языке, - очень большая и сложная, и на неё у меня сейчас элементарно нет времени. А то, что она решаема, так это безусловно, - её надо однажды просто уже взять и решить (сделать).)

Похоже обстоят у меня дела с “нац” и “нач”, которые используют в структурах значений своих производных уже настолько разные знания, что признать в них “родственников” практически невозможно, - “нация”, но “начинать”. Тем более это невозможно для “р(ы)цы” / “р(ы)ч(ы)”, с его “рычать” и “ворчать”. Потому как “рыцы” давно уже покинуло русский язык. А про “мец”/“меч” я вообще не говорю, - похоже, что “мец” в контексте русского языка никогда и не присутствовало, чтоб о нем (”мец”) что-то сегодня в нём ещё помнить. (Не совсем так, - похоже, что это именно его производным является топоним “Мценск” для называния соответствующего поселения.)

Есть и ещё, но пожалуй этого уже хватит. Всё это я рассказал для того, чтоб вы понимали, что звук (ц) появляется в Руском языке значительно позже звука (ч) уже как заимствовано знание. И так, своим появлением, он в том числе способствует преобразованию Руского языка уже в русский язык. А возможно стало это потому, что сами рускоязычные уже не воспринимали тогда ни знание звучания “ч”, ни знание звучания “ц” как отдельные звуки. А воспринимали они их как объединения “тш(ь)” и “тс” соответственно.

А это значит, что и объединение “царь” они воспринимали уже как “тсар(ь)” образованное по схеме {”тс” “ар(ь)”} - “тсар(ь)”, и значением которого таким образом было [”тс”, возможностью которого был конкретный (присутствует знание звучания “а” в начале объединения, это такое на этом месте, - спереди, - в объединении (в нашем случае “ар”) у него значение) мужик]. Значением объединения “тс” в Древнем языке было [действие, возможностью которого было “быть с” (принадлежность “с”)]. Проще говоря, это значение соответствовало некому действию, в результате которого возникала возможность быть с чем-то.

Тогда значением уже всего объединения “тсар(ь)” получается [действие (в результате которого возникала возможность быть с чем-то), возможностью которого является конкретный мужик]. А так как и само действие, и мужик, которому оно принадлежало, были тогда признаками совмещёнными (в смысле один без другого существовать тогда просто не мог), то знание звучания “тсар(ь)” (”царь”) одновременно соответствовало и действию, и самому мужику. Это тем более так, что, похоже, детализация древнего звука (дт) к тому времени ещё не произошла.

А уже из этого знания мы можем предположить, что подобное знание звучания для значения [мужик], а вовсе даже не [действие], могло быть заимствовано в Руский язык только из хантыйского языка. Потому как в хантыйском языке тогда (после детализации знания звучания (звука) “(дт)”) , вовсе даже не было звука (д), а был лишь один только звук (т).

А коли само такое объединение “тсар(ь)” вообще возникло в Языке, то это значит, что древним человекам стал так уже известен признак “соль”. А это в свою очередь значит, что вместе с появлением знания признака “соль” одновременно формировалось и интегрированное значение [соль] у знания звучания “с”. И теперь оно в объединении “тс” (”ц”) больше значило [соль], а значением уже самого этого объединения “тс” так становилось [человек/действие человека, возможностью которого является соль]. Таким образом значением объединения “тсар(ь)” (”царь”) так становится [(человек/действие человека, возможностью которого является соль), возможностью которого является (конкретный, - перед “р” стоит “а”) мужик].

Ещё раз, - значению “царь” с тех самых пор, и мы это знаем точно, соответствовало вовсе не какое-то “действие”, а именно что “конкретный мужик”. А всё потому, что было оно образовано не в Руском языке, которого тогда ещё не было и быть не могло, - знание звучания “с” значит в нём [быть с], а вовсе ещё не [соль], каким оно и стало потом в Руском языке, - а было оно образовано в хантыйском языке. Потому как в Руском языке у этого значения потом могло бы быть только знание звучания “дсарь”, которого уже никак не могло быть в хантыйском языке. Потому как у них самого такого звука (д) в языке тогда не было. А был только звук (т) со значениями [действие (коллектива)] и [коллектив]. А различались сами эти значения в объединении по их в нём месту, - если “т” был на конце объединения, он значил [действие], если в начале, он значил [коллектив].

Но вариант “прочтения” объединения “царь” как {”тс” “арь”} лишь один из вообще двух возможных. Другим возможным вариантом его “прочтения” будет {”т” “сар(ь)”}, и оно тоже имеет значение. Не разбирая подробно формирование значения “сар”, скажу сразу, что оно значило тогда и значит сегодня в хантыйском языке [лопата]. А это значит, что значением объединения “тсар(ь)” в их языке было [коллектив/действие (коллектива), возможностью которого была лопата]. Это тем более так, если вспомнить как ханты сегодня называют коми, - “саран”, что в соответствии с их знаниями связей значит [лопатный] ([человек с лопатой]). А ведь именно коми тогда и копали соль для ханты, - те сами копать не могли, у них времени не было, им оленей надо было камлать.

(Кстати, так мы каждый раз взаимодействуем с нелинейностью процесса словообразования в Языке, которая заключается в существовании совмещённых значений у признаков. Понимаю, тяжело, но терпите, потому как с ней ничего не поделаешь, потому как такая она вот Действительность.)

Рускоязычные, когда они наконец уже появились, заимствовали это объединение к себе в язык. Но при этом переиначили его значение уже со своими знаниями признаков и знаниями связей особенно, в смысле с теми знаниями, по которым они и формировали свой Руский язык. Так значением того же знания звучания “с” у них было уже вовсе не [быть с], а именно [соль]. Потому значением объединения “тс” у них было уже [действие, возможностью которого является соль]. А значением всего объединения “тсар(ь)” таким образом было в соответствии со значением хантыйского языка, из которого они его и заимствовали у них было, - [конкретный мужик, возможностью которого является действие по добыче соли]. Проще говоря царём тогда был тогда не абы какой человек, а именно тот человек, который уже обладал собственной делянкой по добыче соли. Очень оно такое напоминает мне значение у тех же “сэр” и “пэр” у их тогдашних соседей англичан. На этом вроде бы почти всё.

И ведь это мы сделали для одного только объединения “царь”, причём очень и очень коротко. А если бы мы это делали со всеми подробностями, как это и полагается вообще научному знанию, то у нас это бы заняло никак не меньше нескольких десятков страниц. Всегда завидовал лингвистикам с их незнаниями и их коротенькими мыслями как у Буратино, - им достаточно обычно и пары абзацев, чтобы объяснить значение и его происхождение у какого-нибудь слова. Потому как они никогда ничего не доказывают, потому как не умеют, потому как не знают вообще ничего.




“Лачуга”

Процесс словообразования в Языке так является отражением процесса изменения признаков в Действительности, - меняются признаки в Действительности, а вместе с ними меняются соответствующие им знания самих признаков и их знаний звучаний в том числе. Потому при желании лингвист, как опытный следопыт по следу (отражению признака), сможет по знанию звучания (отражению признака в Языке) рассказать о самом признаке и его контексте столько, сколько мы никогда уже не узнаем сегодня из артефактов, хотя бы потому, что они не сохранились.

Ещё раз, - артефакты потому не могут сохраняться вечно, что они вещественные в отличии от невещественных слов в Языке. Именно из-за своей этой невещественности они и могут сохраняться столько, сколько и существуют сами их носители. А уж если сами эти носители представляют собой вечный процесс, то сама их вечность тем более обеспечена.

Проще говоря, мы сегодня находимся в самом начале пути по составлению Структуры всего Языка. А уж когда мы её однажды всё-же закончим, то мы будем так знать уже практически всю Историю развития Человечества, - али это не та самая задача, что достойна наших усилий? Показать, как это примерно выглядит я решил на примере объединения Руского языка “лачуга”.

Сегодняшнее значение знания звучания “лачуга” известно практически всем, - [убогое жалкое жилище, мало приспособленное для жизни вообще]. Из его “прочтения” следует уже несколько иное его значение. Но чтобы его “прочитать”, для начала нам следует отбросить у него знание звучания “а”, которое ему прицепили уже в контексте “предложение” Руского языка, в смысле через несколько тысяч лет после того, как в Действительности возник сам признак “лачуг” и соответствующее ему знание звучания “лачуг”.

Из конструкции объединения “лачуг” следует, что образовано оно в Руском языке в соответствии с правиЛАми, по схеме {”...” ЛА “чуг”} со значением [”(признак) ...” который как “чуг”]. Где “...” заменяет нам знание звучания признака, которое никакими словами передать тогда было невозможно. А было возможно передать его исключительно уже через другие органы чувств. (Проще говоря, обязательно следовало прежде показать сам этот признак и сказать, - “А вот это и есть тот самый (признак), который как “чуг”, - [”...” ЛА” чуг”]. Эта схема словообразования работала в тех контекстах (языках), где самого этого признака не было, а значит и не было у него там и знания звучания.

Из “прочтения” объединения “чуг” следует такое его значение, - [”ч”, возможностью которого является принадлежность “у” человеку “г”]. Значением знания звучания “ч” Древнего языка Руского контекста, когда оно в нём только возникло, было [искусственно разведённый огонь]. Мы и сегодня находим его производные с этим его значением в Руском языке, - “ноч(ь)”, “доч(ь)”, “оч(ь)эн(ь),” оч(ь)ы”, “очаг”, и т.д.

Другая составная часть объединения “чуг”, а именно “г”, соответствовала значению [ханты]. В смысле человеком “г” в Руском контексте мог быть тогда только ханты и никто кроме него. Принадлежность “у” (ханты) в объединении “чуг” значит, что признак, которому оно соответствует, ханты мог уже брать с собой. Таким образом значением знания звучания “чуг” получается [искусственно разведённый огонь, возможностью которого была принадлежность “у” ханты]. Из контекста мы знаем, что этим признаком тогда была лёгкая постройка из жердей и шкур оленей, в которой разводился огонь, и которую можно было перевозить с собой. Похоже, что за те как минимум пятнадцать тысяч лет, что она существует у ханты, она с тех пор вообще никак не изменилась. Это, если не считать изменения её знания звучания.

Дело в том, что это для всех остальных в Древнем языке был признак “чуг”, а для самих ханты, понятно, он так называться просто не мог. Потому, как только знания звучаний отдельных звуков в Руском языке стали постепенно забываться, то в нём укрепилось уже знание звучания, которое этому признаку дали сами ханты, - “чум”, со значением [искусственно разведённый огонь, возможностью которого является принадлежность “у” мне, говорящему].

Но так мы установили только значение знания признака “лачуг”, но это вовсе не значит, что так мы узнали значение в нём знания “...”, которое и содержится в его структуре значений. И которое невозможно узнать посредством слов, а если только увидеть. А это значит, что значение самого признака “лачуг” мы так и не установили. В смысле да, мы уже знаем, что выглядел он тогда как и чум сегодня, но вот как именно, - этого мы не знаем вообще.

Положение не так безвыходно, как может показаться, для этого следует только поискать в том числе в языках тех народов, что в это время там жили. Так мы сразу в языке коми находим объединение “алачуг” примерно с тем же самым значением. Нас не должно смущать знание звучания “а” в начале объединения, а не в конце, как это уже было у рускоязычных. Просто в языках коми и руси были уже абсолютно разные знания связи, которые по разному регламентировали место знания звучания “а” со значением [принадлежность “а”] в объединении. А потому нам надо понимать, что так мы имеем дело с одним и тем же объединением “лачуг” Древнего языка, но уже в разных его контекстах (языках).

И здесь, - вот удача! - на Лексографическом ресурсе “Онлайн словари FU-Lab” (Большой коми-русский словарь) я получаю бесценное знание, - ““алачуг” - диал., шалаш из гнутых берёз покрытый брезентом или дёрном”. Скажу честно, мне абсолютно плевать откуда его авторы “стырили” это знание, - в конце концов это и есть их работа, - но молодцы они безусловные, настоящие лингвисты, - ребята, так держать! (К слову сказать, это знание я не нашёл даже у Павла Ивановича Саввоитова в его зырянско-русском словаре, а ведь он являл когда-то собой пример образцового подхода в Лингвистике.) Давайте же поймём, какие знания уже из этого знания следуют.

А из этого знания следуют способ постройки и устройство признака “лачуг”. Итак:
1. Сначала выбиралось ровное, достаточно большое место, где росли берёзы;
2. Верхушки рядом стоявших берёз связывались вместе, так получался остов будущего шатра;
3. Остов перекладывался поперечными ветками и прутьями, так получался каркас будущего шатра;
4. Поверх каркаса укладывались циновки из волокон конопли (брезент) и крапивы, самых тогда популярных съедобных растений у древних человеков в этом контексте. (Кстати, значением арабского знания звучания “канабис” является [брезент].) ;
5. Циновки промазывались перед этим жидкой глиной, чтоб не пропускали атмосферную влагу;
6. Поверх циновок плотно укладывался дёрн.

Всё! - тёплый, непродуваемый, очень крепкий лачуг, способный прослужит не один только год, так уже был готов. Обращаю внимание, внутри него горел костёр, дым от которого уходил через дверь. Со временем на дёрне вырастала трава и мох, которые делали так лачуг только прочнее и теплее, более устойчивым к атмосферный осадкам. Но, и это самое главное, в его устройстве древние человеки не использовали вообще ничего, чего у них ещё не было и быть не могло, а именно костяную лопату и каменный топор. Теперь вы уже можете представить всю древность происхождения объединения “лачуг” и признака, которому оно соответствовало.

И это вовсе не всё знание, что следует из первоначального значения объединения “лачуг”. Мы, можно сказать, только-только его коснулись. При соответствующем знании контекста, само это знание просто огромно. Тем более, что пытаться рассказать всё его здесь. А потому на этом мы пока и закончим.

Понятно, что прогресс никогда не стоял на месте. А потому со временем лачуг из завидного жилья древних человеков стал так уже обычной хибарой, в которой стыдно было уже жить. Понятно, что лачуг потом никто уже и не строил, а потому сам признак “лачуг” исчез из Действительности. Но только не его знание звучания, оно в Языке так и осталось, но правда с другим уже у него значением, - “хрущобы” они были и будут всегда, и нам от этого так никуда и не деться.



“Честь”

Некоторые считают, что последним, кто мог ещё помнить значение слова “честь” был офицер флота Великобритании, генерал-губернатор Новой Зеландии Роберт Фицрой, но это маловероятно. Напоминаю, Роберт Фицрой стал одним из первых метеорологов, и был знаменит тем, что первый стал предоставлять прогнозы широкой публике. (И это в Англии, где за неверный прогноз в 17-ом веке синоптикам полагалася смертная казнь!) Однако скоро, 30 апреля 1865 года, он покончил жизнь самоубийством (перерезал себе горло). А “маловероятно” потому, что сделел он это, похоже, из-за финансовых неурядиц, а вовсе не из-за неверного прогноза погоды. Тем более, что в случаях чести офицерам положено было стреляться, но только никак не пользоваться ножом. Как бы то ни было, увы, от него мы тогда ничего не узнали.

А уж в контексте нашей страны сегодня узнать значение слова “честь” тем более невозможно. А потому хватит уже об этом, давайте хотя бы узнаем, каким оно было тогда, когда это самое знание звучания в Руском языке и придумали.

Слово “честь” образовано по хантыйским лекалам (знаниям связи перешедшим тогда из хантыйского языка в Руский) по схеме {”ч(ь)эс” “т(ь)”} - “честь” - [”ч(ь)эс”, возможностью которого является действие] (значением “т(ь)” в Древнем языке Руского (до того уже у Хантыйского) контекста было [действие]). В смысле так на основе знания вещественного признака “ч(ь)эс”, который мы тоже пока не знаем, наши предки образовали с помощью знания “т(ь)” объединение соответствовавшее знанию невещественного признака “честь”. А именно некому действию, значение которого мы с тех самых пор уже и не помним. Может знание значения знания признака “ч(ь)эс” так нам поможет? Давайте же попробуем узнать его уже наконец! Но прежде одно замечание.

Древний язык существовал никак не меньше двадцати тысяч лет. В смысле контекст “слово”, каким и являлся Древний язык на самом деле, обладал достаточными уже возможностями, чтоб накопить (удержать) все те знания, что за это время появились в Языке (Коллективном сознании). (А когда его возможностей для Языка стало уже недостаточно, то в помощь ему сформировался контекст “предложение”.) А ведь появление каждого нового знания в той или иной степени меняет значения всех тех знаний, что уже были тогда в Древнем языке. В нашем случае я имею в виду знание звучания “ч” и его значение.

У знаний звучания “ч” и “ц” очень интересная судьба, ведь судя по Последовательности частот звуков в русском языке, они должны были появиться в нём совсем даже недавно, - они занимают в ней по сути последние места (F(ч) = 95 и F(ц) = 34 и уступают так только “ф” - F(ф) = 3. В смысле слов так с ними было образовано в русском языке очень даже немного. Сравните, один из первых звуков Древнего языка (дт) имеет суммарную (состоящую из суммы частот звуков (д) и (т), какими он и стал после своей детализации) частоту в русском языке равную F(дт) = 831, это в девять раз больше, чем есть у одновременно с ним возникшего (ч) ! - Почему? . Ведь по тому, как происходит процесс словообразования в Языке, следовало ожидать примерно одинаковую у них частоту. А произошло вот что...

Да, звук “ч” появляется одним из первых вообще в Языке, потому как первоначальным значением его в Древнем языке было [(искусственно) разведённый огонь]. (Почему тогда его значением было именно таким, и что оно так вообще значило, это само по себе уж очень большое знание, чтоб я мог привести сейчас его здесь полностью. А потому возьмите его на веру, в смысле используйте уже так собственный Механизм веры для его удержания в вашем сознании). Доказательством существования когда-то именно такого у него значения являются его производные с этим его значением, которые и сегодня еще есть в Руском языке, - “ноч(ь)”, “оч(ь)ы” (”очи”), “моч(ь)”, “доч(ь)”, “печ(ь)”, и т.д.

Короче, впереди у этого знания звучания “ч(ь)” в Руском языке была прекрасная судьба, и оно образовало бы в нём никак не меньше слов, чем те же “д” и “т” вместе взятые, если бы не детализация самого этого древнего звука (дт). Результатом её стало то, что теперь человеки стали явственно слышать тот же звук (т) не только в (дт), но и в некоторых других звуках тоже. Так в знании звучания “ч” они уже явственно слышали “тш(ь)”, а в “ц” слышали “тс”. Это тем более было возможно, что в соответствии с правилом “гЛАс” так они являлись уже объединениями согласного звука (т) с пока тогда ещё гласными звуками (ш) и (с). В смысле они могли уже что-то значить в том или ином контексте языка уже именно как объединения. В то время как у звуков (ч) и (ц) в языке могли быть и были только интегрированные значения, а значит по отдельности (вне объединений) они в нём использоваться никак не могли.

(Кстати, гласными тогда звуки (с) и (ш) считались за их возможность тянуть во время речи, как это и есть у сегодняшних гласных звуков. Другое дело, что сегодняшними гласными звуками являются только те звуки, которые можно ещё и во время речи модулировать, в смысле переходить так от одного звука к другому. У согласных же звуков ничего такого нет, а потому они так пригодны для задания с ними уже однозначный соответствий. С этой точки зрения мы можем считать звуки (с), (ш) и (ж) в Руском языке промежуточными между гласными и согласными звуками. Потому как их очень можно даже тянуть, но нельзя модулировать, а значит с ними можно задавать и однозначные соответствия.)

Ещё раз, - так из Руского языка на тысячи лет исчезают звуки (ч) и (ц). Т.е. рускоязычные воспринимали теперь их уже не как отдельные звуки, а как объединения уже известных им звуков, в смысле с известными для них у них значениями. Вновь они  появились в Языке (но уже в русском языке, - не в Руском, нет, - в качестве букв) вместе с появлением в нём письменности. А это значит, что новые слова всё это время в Руском языке с ними не образовывались, - а как, если их таких уже не было в самом языке? - а только если их производные. (В смысле со знаниями звучаний тех их значений, что уже были у них тогда в Руском языке с появлением новых знаний связи продолжали формироваться их производные. Но сами их значения при этом никак уже не менялись, потому как не могло меняться то, чего уже не было и быть не могло в языке. В нашем случае это знания звучания “ч” и “ш”. Этим и объясняется, почему у звуков (ч) и (ц) такая подозрительно низкая частота в русском языке.

(Кстати, частота знания звучания (звука) “ц” потому в три раза меньше, чем у “ч”, что его вообще тогда не было в Руском контексте. А вместо него в Руском контексте абсолютно тому же значению как и у “ц” соответствовало знание звучания “ч”. Это легко увидеть на примере значения звучания “цепь” со значением [цеп(ь)],  - в Руском контексте ему соответствовало знание звучания “чеп(ь)”. Той же природы и чередование “ч” и “ц” похожих по значению их производных, - “птица” - “птичка”, “кличать” - “клицать”, и т.д. (На самом деле там чуть сложнее и это особенно хорошо видно на примерах вроде “река” - “речка” - “речица”, на которых формировались в том числе значение знания звучания “ч”, которое потом и использовалось в языке.)

Понятно, что у объединения “тш(ь)” не могло уже быть того же значения, что было до него у “ч”, каким оно когда-то и было. Потому как оба звука “т” и “ш” имели в Древнем языке уже свои интегрированные значения. А значит и их объединение в соответствии со знаниями связи Древнего языка Руского контекста должно было иметь своё значение, а оно его и имело.

Итак, интегрированным значением знания звучания “т” в Древнем языке Руского контекста было [действие (коллектива)], а интегрированным значением знания звучания “ш(ь)” было [челюсть]. Которое правильно было после детализации (дт) и обретением значения для “т” воспринимать уже как [тш(ь)эл(ь)уст(ь)]. Таким образом значением всего этого объединения “тш” становилось уже [действие, возможностью которого была “ ш(ь)эл(ь)уст(ь)”]. Проще говоря, значением “тш” в Руском языке после детализации (дт) становится [действие челюстью], или, как это по современному, [тш(ь)авкан(ь)э] ([чавканье]). Очень даже так было оно совсем уже и не похоже на значение самого звука “ч” [искусственно разведённый огонь]. Но, как говорится, что было, то было.

(Кстати, насколько древним было оно в Руском языке, говорит и сегодня еще сохранившаяся его архаичная форма в русском языке. Это когда знанию звучания “тш(ь)” (”тс”) одновременно соответствует ещё и жест в виде приложенного к губам пальца. Так его значением является [тише!], где восклицательный знак соответствует запрету на само это значение [тише]. А значение “тише” (“т(ь)ишэ”) сформировавшееся из устойчивого сочетания {”т(ь)” (и) “шэ”} значит [действие (многократное), возможностью которого является челюсть (любая, в смысле у любого человека, а значит так и вообще у всех человеков, к которым это знание и было обращено)]. Проще говоря, значением “тш(ь)!” (”тс!”) был запрет на произведение действий челюстью всем, кому это объединение “тш(ь)” (”тс”) с этим самым жестом и было адресовано. А если ещё проще, то это так был запрет на разговоры, - “молчи!” - значение уже последнего объединения “прочитайте” самостоятельно).

Таким образом объединение “тш(ь)эс” возникло из устойчивого сочетания {”тш(ь)э” “с”} значением которого было [(любое) чавканье (действие челюстью), возможностью которого является соль]. Проще говоря так оно значило приём пищи (чавканье) с солью. Из чего следует, что не все и не всегда тогда ели с (каменной) солью, вот такая она в те времена была ещё редкость. Потому как, получается, тогда мог быть и просто “тш(ь)э”, а мог уже быть и “тш(ь)эс”, в смысле “тш(ь)э” с солью.

Потому значением уже объединения “честь” так получается [приём пищи с солью, возможностью которого является действие]. А так как приём пищи уже сам по себе действие, то логично предположить что этим действием было нечто, что делало сам этот приём вообще возможным. Этим действием вполне могло быть (и было) предложение пищи с солью, после которого сам её приём становится так уже возможным. Тогда значением устойчивого сочетания {оказать честь} будет [предложить есть пищу с солью]. И наоборот значением “обесчестить” будет [предложить есть пищу без соли]. Собственно отсюда и идёт обычай “хлеб-соль”, это безусловно была уже честь для того, кого с ним принимали.

Понятно, что со временем соль как продукт утрачивает своё значение. Это видно хотя бы уже по тому, как те, кого этим обычаем и встречают, последнее время зачем-то макают кусочек хлеба в соль, чего делать вовсе не надо. Потому как раньше дорогой гость, - как не дорогой, если соль была в те времена ох какая дорогая! - брал хлеб и солонку с солью к себе за стол, чтоб так уже иметь возможность персонально для себя досаливать пищу по вкусу. Потому как “не та соль, что в еде, а та, что на столе”. Проще говоря, все прочие гости довольствовались так уже несолёной пищей, или не так чтобы сильно подсоленной (причём чаще даже золой, а не солью, потому и “злой” потом в языке с его значением).

Ещё раз, - роль в этом обычае у соли сегодня уже ритуальная, потому как прежней ценности она не имеет.Потому и значение у знания звучания “честь” с тех самых пор уже изменилось. И что оно теперь значит, и есть ли оно такое вообще, об этом в контексте моей страны сегодня почти никто и не помнит.


18+
“Пирог”

Есть такое слово в Руском языке как “пирог”. Очень даже безобидное слово, от первоначального значения которого никакого такого подвоха ожидать не приходиться. И, всё-же, присмотримся к нему повнимательнее. Тем более, что сегодняшнее значение знания звучания “пирог” вы все прекрасно себе представляете, - абсолютно уверен, что нет среди вас никого, кто бы никогда в своей жизни пирог не попробовал.

Объединение “пирог” образовано в Древнем языке Руского контекста из устойчивого сочетания {”пир” (о)“г”} со значением [пир, возможностью которого является объединение с (человеком) “г”]. Что такое [”пир”], - ещё раз, - надеюсь, мне объяснять вам не надо, его сегодняшнее значение известно всем, - {”п(ь)ы” “р”} - “п(ь)ыр” (”пир”) - [приятное и полезное (во множественном количестве), возможностью которого является принадлежность мужикам]. А вот про значение знания звучания “г” следует рассказать чуть подробнее, потому как у него никого такого значения в Языке давно уже нет.

Значение знания звучания “г” Древнего языка [(человек) “г”] в данном контексте (объединении “пирог”) относится к ханты ёх. В смысле это именно их в нём так и называют, - “г”. Ведь это ещё предки англичан называли отдельных представителей коллектива ханты ёх “hunter”, - [”хант” (как образ жизни, или деятельности, - это кому как удобней), возможностью которого является мужик]. Другое дело, что в других контекстах (языках) Древнего языка знание звучания “х” воспринималось как “г”, а потому и значило оно [(человек) “г”]. Проще говоря, других претендентов на звание “(человек) “г” (как и “(человек) “х”) в этих местах тогда просто не было.

Ещё раз, - детализация древнего звука (кгх) происходит в следующем порядке, - из древнего звука (кгх) сначала выделяется звук (к), а уже только затем из звука (гх) выделяются звуки (г) и (х). В смысле образование объединения “хант” в Древнем языке происходит тогда, когда детализация (гх) не произошла ещё полностью.

(Напоминаю, знание звучания “хант” (“ханты”) в Древнем языке значило и соответствующий образ жизни, и человеков, которые этот образ жизни вели. Каким был этот образ жизни следует уже из значения этого знания звучания в самом Хантыйском контексте, где оно и возникло, - [прилипание (к оленям)]. В смысле ханты тогда, как сегодня львы за антилопами, неразлучно следовали за стадами северных оленей, тем и жили.

Тому уж скоро будет с десяток тысяч лет, как предки англичан ушли из этих мест (Урал, Кама) , но память об удачливых охотниках, живших с ними тогда по соседству, в их коллективном сознании в виде объединения “hunter” осталась и по сей день. Правда про самих ханты ёх их потомки давно уже позабыли, а потому значением этого объединения у них в английском языке сегодня уже вовсе не [представитель народа ханты], а именно что [охотник].)

Из этого знания следует, что “пирог”, это был признак совмещённый с признаком “пир” (в смысле кроме как на пиру его увидеть было тогда невозможно), и при этом он имел отношение к ханты. В смысле принадлежал им как возможность, - в объединении используется знание связи “объединение “о”. Проще говоря, ханты умели уже готовить пироги. А это значит, что у них был не один какой-то пирог, который они выносили на каждый свой пир, и потихоньку так его доедали, нет. А было у них именно знание, как вообще такие пироги готовить. Чтоб делать пирогов уже столько, сколько ханты будет надо, да хоть бесконечно! Из чего следует, что те, которые будущая русь, пирог конечно же уже ели (похоже, что ханты угостили), но вот готовить его они и не умели, и не могли ещё совершенно. (В смысле не было у них для этого соответствующих невещественных и вещественных искусственных знаний.)

Значение “пир” - {“п(ь)ы” “р”} - “п(ь)ыр”, как я уже говорил, “читается” с Древнего языка как [приятное и полезное (всё во множественном числе, - на конце “п(ь)ы” признак множественности “ы”), возможностью которого является мужик]. (Значением сути [П] Древнего языка было [приятное и полезное], а этим в том числе были тогда “пища”, “питьё”, “penis” (это у англичан), “п***а”, и т.д., и “пирог” в том числе, - запомним это.)

(Кстати, именно в это время в Руском языке происходит формирование значения признака множественности “ы”. Потому как формируется оно на основе знания связи хантыйского языка, а именно звуке (и), который у ханты ёх в языке значил многократность действия. Потому в объединении “пить” присутствует именно “и”, а вовсе не “ы” с “ь” перед ним. В то время, как уже в “пир” присутствует “ы”, - “п(ь)ыр”. И значением “ы” здесь уже ни какая не многократность только действия, а именно что многократность вообще, т.е. множественность.

И, - кстати в “кстати”, - появление объединения “пить” в Руском языке свидетельствует о том, что так у них уже появилось из чего пить. Потому как до этого в Древнем языке использовалось объединение “св” со значением в том числе [пить с поверхности].)

И вот здесь в голове возникает идиллия, - собрались так молодцы на природе, да с пивком, да с квасами, - бабы им пироги под них напекли, - сидят, культурно выпивают, тосты (здравицы) когда надо и кому надо говорят, потом ещё чокаются. Короче, прям не пир какой-то, а готовая иллюстрация для детского журнала “Юности честное зерцало всегда”, если бы...

Если бы не подвели предки второй половинки меня самого, а именно вотяки. (Сам я полувотяк, - папа вотяк, мама русская, - а вот фамилия моя самая что ни на есть ещё та, с тех самых времён. Я как научился на Древнем языке “читать”, так сразу её и “прочёл”, и тут же буквально офигел от её значения. Теперь я ею горжусь потихоньку, но никому значение её не говорю, а то чего доброго завидовать потом мне ещё будут, не хочу.) Короче, подсуропили мне предки мои вотяки конкретно, аж самому теперь за них стыдно. Впрочем, слушайте всё по порядку.

Когда зыряне, будущая русь, пришли в эти места (река Чепца, район Адама и Солдыря), то вместе с ними сюда пришли и вотяки. (такая одновременность их прихода в эти места объясняется уходом из этих мест тогда ледника). Без последствий такое их совместное проживание пройти никак не могло, а оно и не прошло. Нет, друг с другом они тогда не воевали, нет, тем более, что и делить-то им тогда особенно было нечего, - разные были у них жизнеобеспечивающие процессы. А потому, - ещё раз - никаких таких конфликтов промеж них так не было и быть не могло. Они всё больше про меж собой тогда скрещивались, в смысле совместных детей так делали. А вы думаете почему сегодня те, кто считает себя русскими, оказались более чем на 70% вотяками? (это если верить генетикам, а я им верю).

Пришли вотяки в эти места с Алтая (примерно восемь тысяч лет назад), гораздо позже чем коми, когда все хлебные (в смысле с залежами каменной соли) места на Каме те уже разобрали. А потому их коллективное сознание супротив руского гораздо слабее было. В смысле знаний в их коллективном сознании было гораздо меньше, чем это было у руси.
(Кстати, это последнее моё утверждение следует из знания структуры удмуртского языка. Только знание это достаточно большое, чтоб рассматривать его здесь целиком, а потому в качестве доказательства небольшого количества тогда знаний в коллективном сознании вотяков я приведу объединение их языка “сюкась”.

Значением удмуртского слова “сюкась” - является [квас]. Если вы будете достаточно внимательны, то обнаружите, что именно удмуртским значением этого знания звучания будет [вода (которую русь называет) “квас”]. Потому как схема образования знания звучания этого объединения у вотяков в Древнем языке была следующей, - {”с(ь)у” “”квас””} - {”с(ь)у” “кас(ь)”} - “с(ь)укась”. Где знание звучания “с(ь)у” с алтайской сутью [С] с интегрированным значением [вода] соответствовало в том числе значению [вода]. Тому в подтверждение существование объединение Древнего языка у вотяков “сур”. Из “прочтения” которого следует значение [вода мужиков], а в Действительности значением у него является признак “пиво”.

Выпадение (в) и появление (ь) на конце в знании звучания “квас” при переходе из Руского языка в Вотский очень даже хорошо объясняется. Только знание это большое, а потому и не здесь. Здесь же нам гораздо важнее понимать, что такая конструкция знания звучания у значения [квас] могла возникнуть, только если самого этого знания “квас” в вотяков тогда ещё не было. Т.е. для вотяков оно является так заимствованным. А ведь это до обнаружения признака “каменная соль” было одним из жизненно важных знаний в этом контексте вообще! В смысле жить без соли и при этом не знать квас, это было всё равно как не знать тогда про крапиву. В смысле оба эти знания для любого жителя внутриконтинентального контекста были тогда обязательны. Потому как без них их коллектив был тогда обречён на постепенное вымирание. Из-за невозможности поддержания с их помощью у себя кислотно-щелочного баланса. Именно от такой смерти, получается, и спасла русь тогда своим знанием “квас” вотяков.)

А те что в ответ? А в ответ вотяки задают у себя в языке знанию звучания Древнего языка “пирог” значение [женский половой орган], - вот тебе и “здрасьте”! Кому пир, так тем тогда в первую очередь были пироги (в смысле всякие там вкусняшки), а кому и возжность лишний раз передать свою генетическую информацию. Потому как те же ханты уже тогда жили недостаточно большими коллективами для возможности их существования вообще, - недостаточно в таких коллективах было генетической информации, чтоб они смогли постепенно однажды не вымереть. А потому такие совместные пиры давали уже их коллективам возможность пополнить свои генофонды, чтоб так потом самим им не выродиться.

Ещё раз, это было суровое, нелёгкое время, когда не было ни дискотек, ни ночных клубов, ни телевизора. А потому участники пиров вынуждены были тогда за неимением всего этого в обязательном порядке предаваться межколлективному сексу, единственному развлечению по тем временам. Другое дело, что кто-то запомнил на этих пирах вкусняшки, а кто-то тех, кто их приготовил, - у кого о чём голова болит, тот о том и говорит (помнит). Вотяки были небольшим по численности народом, потому им главное было не поесть, а передать и получить так необходимую им генетическую информацию. И не судите за это их строго, - сами того не понимая, дожить они так хотели, хотя бы до наших дней.




“Право” и “лево”

Значения “право” и “лево” самые “легкочитаемые” из всех тех, что здесь в этой книге у меня уже есть. Другое дело, что для того, чтобы понять, почему они именно такие, надо уже представлять сам Руский контекст. Так значением объединения “л(ь)эво” - {”л(ь)э” “во”} будет “[берег с нечёткой береговой линией, возможностью которого является во (Руский путь)]. А значением объединения “право” - {”пр(а)” “во”} будет [”пр” возможностью которого является принадлежность “а” (человеку), возможностью которого является “во” (Руский путь)]. (Значением “пр” Древнего языка было [приятное и полезное, возможностью которого является мужик].)

Ещё раз, - только знаний звучаний для понимания самих их значений здесь совсем недостаточно. Напоминаю, в формировании значений тех или иных знаний звучаний участвовали ещё и органы чувств. Проще говоря, для того, чтобы представить, что значили те или иные знания звучаний, прежде надо представить (увидеть) те самые признаки, которым они и соответствовали.

Проще говоря, для этого необходимо ещё и знать контекст, в которых эти значения (знания признаков) и сформировались. Это тем более необходимо, когда речь идёт о знаниях признаков не действительности, - для них это просто, - а именно сознания, какими и являются значения объединений “право” и “лево”. В смысле сами признаки сознания органами чувств мы никогда не представим (не увидим), если только представим сам тот контекст, в котором они существуют. А потому осознание значений объединений “право” и “лево” мы и начнём с осознания именно их контекста, т.е. Руского контекста.

Часть зырян, которые окончательно уже решили заниматься не добычей, а именно продажей соли, назвали место, на которое они для этого переехали и на нём поселились, “Адам”, что значило тогда “мой дом”. Безусловно, это и сегодня самое козырное место на Чепце, - здесь река упирается в Вятские увалы, а потому поворачивает своё течения с юга уже на запад, и так течёт потом (не считая меандра) почти десять километров.

Таким образом правый берег здесь у неё получается высоким, до восмидесяти метров над уровнем реки, достаточно пологим, и тёплым. Потому как он обращён так на юг, а значит открыт солнцу и закрыт от северных ветров. Состоит он из ледниковый наносов глины в смеси с песчанником, оставшихся здесь после ухода самого ледника. (Собственно Вятские увалы это то, что и осталось здесь после ледника. А потому увалы, это и есть та граница, до которой ледник тогда вообще доходил. Был он высотой до трёх километров, потому и разных грунтов после него осталось немало, почему и увалы такие высокие.)

(Кстати, зыряне, что здесь поселились, потому для своего дома (Адама) выбрали именно это место, что жили они тогда в землянках, недалеко от воды. А в глинистой почве землянки было удобно копать, - в её слоях никогда не бывает верхневодки (воды остающейся после дождей и так стекающей в реки), и сами землянки всегда получалися прочными (глинистый грунт практически не осыпается в выемках).
 
Более того, количество солнечной радиации падающее на еденицу поверхностей южных склонов этих увалов, эквивалентно такому же количеству солнечной радиации падающему в местах километров этак на тысячу отсюда южнее. По этой причине здесь водятся эндемики, которых нет и быть не может нигде в округе. Если это не земля обетованная, то скажите, тогда ещё что?).

Те зыряне, которые тогда сюда переселились, одним фактом своего переселения стали уже русью. А место, которое они выбрали, так стало уже Руский контекст. Потому как именно здесь начинался и так здесь заканчивался во, в смысле Руский путь. Напоминаю, - “Руский путь” это замкнутый речной путь, по которому русь летом в Адам привозила огромные запасы соли. А уже зимой, на оленях, по замёрзшим рекам развозила эту соль дальше на запад и юг. Таким образом, и это следует из самих знаний звучаний объединений “право” и “лево”, в структуре их значений были знания из структуры значений “во”.

Левый же берег в этом месте был классическим “л(ь)”, в смысле “берег с нечёткой линией”. Проще говоря, это был болотистый лес, а то и само болото, протянувшиеся на много километров к югу от русла реки, и по которым невозможно было вообще пройти, а тем более там жить. Таким образом для руси, что там жила, это был самый настоящий “л(ь)эво”, в смысле [левый берег во]. Обратите внимание знание “берег с нечёткой линией” (болотистый берег) в структуре значений объединения “л(ь)эво” следует из его знания звучания. А вот знание “левый” в его структуре значений следует уже из знания его контекста. В смысле не зная самого его контекста, понять, который из двух берегов так уже был левым, вообще невозможно.

Но знания “лево” само по себе возникнуть не может, а иначе зачем? Оно возникает уже почему-то. В смысле зачем руси вообще было знать, что тот берег, что у них заболоченный, именно у них левый? Незачем, а потому для того, чтобы знание “левый” уже существовало у них в структуре значений объединения “лево”, необходимы были ещё и другие знания. И этими знаниями безусловно стали знания контекста “Руский путь”.

Дело в том, что двигаясь по Рускому пути на плотах, русь постоянно должна была держаться правого берега. Чтоб случайно не пропустить поворот в речку Очёр, который справа к Каме и примыкал. Ведь стоило им хоть немного зазеваться, или замешкаться, и пропустить его, как сразу все их прежние труды уходили насмарку, - они теряли так весь свой груз (соль), а в очень тяжёлых случаях и возможность вернуться назад (домой).
А чтобы чего не перепутать, тем руси, которые впервые шли по Рускому пути, знание “право” передавалось как “та сторона реки (по отношению к направлению течения (движения)) на которой мы и живём”. А знание “лево” передавалось как “тот берег, который у нас болотистый, в том месте, где мы и живём. Так и возникли знания “право” и “лево” в структурах значений у соответствующих знаний звучаний.

В дальнейшем сами структуры их значений новые знания только накапливали, но даже с ними восприятие “лево”, “левый”, как чего-то запрещённого, как чего-то неправильного, никуда не исчезло. И наоборот, восприятие “право”, как чего-то хорошего, чего-то уже правильного с новыми знаниями только больше ещё укрепилось.

Именно у объединения “право” в отличии от “лево” появляется потом в Руском языке больше всего производных, - “правый”, “править”, “справиться”, “правильно”, “правда”, и т.д. А ведь начиналось то всё с того, что однажды часть зырян нашла свою уже землю обетованную, и построилась на том самом, правом берегу реки Чепцы.



Вместо пустословия
(фантастика, можно пропустить)

Это первый сборник из этой серии. Похоже их ещё будет два или три. В одном я разберу значения ещё полтора-двух десятков слов Руского языка, а в другом “прочитаю” значения топонимов Руского контекста. Смысла в большем количестве сборников нет совершенно. Потому как их задача на примере ограниченного количества слов раскрыть значения всех знаний связи, что были в контексте “слово” Руского языка. А с этими знаниями вы сами уже сможете “прочитать” любое русское слово, и сделать так свои маленькие открытия в Руском языке.

Проблема в том, что сегодня никто Руский язык не только так, но и вообще никак ещё не изучал. Более того, само то знание, что под видом знаний о Руском языке дают сегодня лингвистики в школе и вообще, - оно ущербно. Потому как базируется на неверном исходном посыле, - изучать Язык по его знаниям написаний. (Примерно с таким же успехом можно было бы изучать особенности стойлового содержания коров по вкусу бифштексов из них приготовленных.)

А неверный он потому, что Язык возникает как совокупность знаний звучаний и различных иных его составляющих (мимики, жестов, интонации, и т.д.), - ничего из знаний написаний в то время в нём не было, нет. Более того, ещё до начала прошлого века подавляющее большинство носителей Языка обходились вовсе без знаний написаний, и как-то жили при этом. Потому как даже сегодня (здесь правильнее было бы сказать “тем более уже сегодня”) основную часть словесной информации мы продолжаем воспринимать именно через слух, но никак не через зрение (в смысле через написания слов.)

На самом деле сегодня всё ещё “хуже”, - процессы таковы, что к началу следующего столетия “безграмотных”, в смысле человеков не умеющих самостоятельно читать и писать, будет ничуть не меньше, чем безграмотных было сто лет назад. Потому как главным тогда станет вовсе не знание написаний в Языке, - это будет какая-то специальная, очень уже узкая дисциплина в высших учебных заведениях, знать которую будут обязаны только лишь соответствующие специалисты, - а знание знаний звучаний Языка.

Да, это такой мой прогноз, не более. Но основывается он на том, что передать, а тем более понять знание того же нелинейного процесса словообразования в Языке посредством линейного инструмента “книга” попросту невозможно. Как невозможно только посредством линейного Процесса осознания в нашем Сознании знать нелинейную Структуру Языка. А ведь это лишь только малая часть тех нелинейностей, что предстоит нам обязательно знать, чтоб так уже хоть как-то контролировать сам этот Процесс Жизни. И это с нашим Сознанием с его кругом ограниченными возможностями!

Потому нам особенно сегодня важно вернуться к основам, которые мы так хорошо уже позабыли. А именно к пониманию самого нашего Языка, чтоб через его знание понять, а что вообще так с нами происходит. Что вообще мы патаемся посредством нашего языка говорить, чтоб остальные понимали нас уже правильно А это возможно только за счёт знания знаний звучаний, и никак иначе.

Ведь те же лингвистики, - а они такие вовсе даже не одни, нет, - пользуясь нашим незнанием Языка за последние сто лет умудрились нагородить уже столько чуши, что оболванили ей уже не одно поколение школяров и студентов. Да ладно бы просто они её  нагородили, так они не понимая её сами, - чушь вообще понять невозможно, потому и чушь, - они посредством её дурят особенно слабых на голову. Отсюда все их потом революции, войны и “спецоперации”.

Ещё раз, - потеряв корни, дерево падает, Без знания же собственного языка исчезает уже сам народ.