Предел для кроликов
Олег Ока
Предел для кроликов*
1.
- Может быть, теперь обратимся к серьёзным вещам, - спросил Уайт, отложив вилку.
- Что может быть серьёзней еды, - удивилась Джилл и печально погладила живот, - Наверное, иногда ты в чём-то прав. Поглощая радости жизни, надо делать перерывы. Но, как это должно быть скучно, всегда во всём быть правым. Один такой был, и где он?
- Ты о Лео Карзинкине? А что с ним может случиться? Он незыблем, как Бог.
- Я о Боге! При чём здесь этот богомаз? Его аляповатые, примитивные лубки к вере и искусству не имеют никакого отношения!
- Но позволяют существовать на широкую ногу.
- В этом ты тоже прав, - пригорюнилась Джилл, - Потребности потребителя падают в яму дилетантства и всеядности, - она обвела взглядом стол, но есть больше было нечего, - Ты всё съел?
- Я? Ты шутишь.
- Я никогда не шучу на темы еды.
- Ты будешь слушать, или нет?
- Говори. Что-то, может быть, и останется.
- Несмотря на все усилия наших записных скоромохов, мир становится всё скучнее.
- Мир остаётся всё так-же загадочен и бесконечен. Или, упоминая скоморохов, о ком ты говоришь? Мир полон клоунов, политики, артисты, бомонд, учёные, и все они призваны развлекать публику. Разве они делают что-то серьёзное? За последние 200 лет я не помню чего-то великого, потрясшего цивилизацию, - Джилл достала из сумочки янтарный портсигар, закурила длинную сигарету "Данхилл", оглядела зал.
- Двести лет? Я думал, ты не настолько ...
- Стара? Грубиян! Женщина молода вечно, только иногда она притворяется ведьмой. Так о какой разновидности клоунов ты говоришь, деятельность которых повергла тебя в тоску зелёную?
- Не буду упоминать срок, названный тобой, скажем, последние лет восемьдесят, этот промежуток для нас более ощутим. Я говорю об искусстве. Тебе не кажется, что оно идёт по пути упрощения? Языка, тем, сюжетов, образов.
- Это истина. Но ты сам знаешь, повальная компьютеризация диктует форматы, всё обновляется.
- Ничего не обновляется! Упрощение, это не обновление, это деградация.
- И опять, это тема вечно муссированная. Каждое поколение нудит об этом, и оно-же стирает разнообразие, всё унифицирует, стандартизирует. Новое время...
- Хватит говорить о новом времени! Время старо, как мир. Нет его нового, новое, это всегда прогресс.
- Вчера ты пользовался кнопочным телефоном, нажимая крохотные кнопочки спичкой. Сейчас твой телефон не помещается в карман от набитых в него технологий и функций.
- Я начал говорить не о технологиях, а о культуре! Человек, построивший первый синхрофазотрон, не умнее придумавшего колесо. Но в сфере духовности он просто нищий! Вот мнение некой Галины Юзефович о современной фантастике: -" Тривиальные идеи, банальные сюжетные ходы, плоские образы и схематичный, примитивный язык щедро расцвечиваются экологической озабоченностью, климатическими проблемами, вопросами гендерного и расового равенства, а также правами меньшинств — и готово, вот вам, пожалуйста, современная прогрессивная фантастика." Я не знаю, кто она, функционер литературного сообщества. Но о литературе она говорит, как о механизме не для людей. Она права в освещаемом ей аспекте, фантастика, весьма специфичный жанр. Но, читая Уэллса или Жюль Верна, нас в первую очередь интересуют люди, технологии только мотивирующий фон. А сейчас технологии стали главными героями... Это не развитие культуры, это уход человека из культуры. Культура создана для человека и человеком. Стало главным приоритетом внедрение в искусство компьютерных технологий, и это не творчество человека, это творчество производственных коллективов посредством машин. Достаточно нажать пару кнопок для создания произведения искусства? Это как заказать пиццу, приготовленную неизвестно из чего и кем? Эрзац. Достаточно скоро люди поймут, что это самообман и начнут искать ЧЕЛОВЕКА. Мне не нужны нарисованные фильмы, мне хочется видеть живых людей, их кровь и пот, пролитые для создания произведения. Это сделал компьютер? Вот пусть сам и развлекается. Я тебя не запутал?
- Пока я слышу беспредметное нытьё. Всё-равно прогресс не остановить.
- Но я ясно вижу попытку повернуть его вспять. И опять я говорю не о технологиях.
- Кто-то старается оглупить людей? Всех? Или только фанатов литературы?
- Литературу я привлёк для примера, только как одну из областей культуры, наиболее доступную и понятную.
В ресторане было тихо и пустынно. За синтезатором сидела изящная вьетнамка и задумчиво выводила мелодию, видимо, импровизацию.
- Хорошо. Я ещё помню, когда в ресторанах гремел гнусавый шансон, и морды сопели в оливье.
- Общество меняется. У большинства нет денег, и они на микроскопических кухнях кушают липкие пельмени. Богатые собираются в богемных заведениях, где поёт неизвестно кто под монограмму, ещё более богатые обедают на Тюильри или в Ницце. Страна воров и рабов.
- К кому ты относишь себя?
- К мутной прослойке, которая живёт моментом и выискивает, к кому прислониться, - Уайто налил вина, отпил.
- Ты сейчас прислонён?
- Тебе денег надо?
- Только не читай мне нотаций, я сама бережливость, но, косметика опять дорожает.
- Производственные издержки... Я не смеюсь, я понимаю тебя. Сотни хватит?
- Заплатят, отдам.
- Ты всё ещё подрабатываешь натурщицей?
- Заработок нерегулярный. Ну, понимаешь, художники больше работают на интернет, это нищета. У одного в студии чуть не подхватила пневмонию, отопление отключили за неуплату.
- Я понимаю тебя, - повторил Уайт.
- Есть планы на вечер? Что-нибудь творческое.
- Какие у меня планы? Поваляться с тобой и забыться.
- Это по-нашему, - согласилась Джилл, - Сейчас гляну, где сегодня туса.
Она включила рекламу, полистала.
- Вот куда мы пойдём: - "НЮ-экстрим", театр Венециана Кодлюкова! Весь бомонд у нас!
- Господи, опять убожество! Мы это проходили в 30-х годах прошлого века.
- Да, и многие оттуда не выходили живыми. Но "весь бомонд!", а значит, и ручные шавки будут. Может быть, реклама выйдет?
- На какой площадке шабаш?
- На Васькином, у Порта.
- Сплошь голубой цвет...
- Не хочешь, я пойду одна... Уайтик! Ну?
- Не зови меня утиной кличкой. Одну тебя отпускать, конечно, риск для здоровья, мало-ли, что ты там в штанах притащишь.
- Хамить не надо-бы, - холодно процедила Джилл и демонстративно занялась губами. Уайт понял, что переборщил:
- Хорошо, валяюсь в ногах.
- Не слишком часто в последнее время ты этим занимаешься? Хорошо устроился.
- Ты хочешь сменить партнёра, обстановку, или только тему? Я-же сказал, что пойду с тобой.
- Ты истинный мачо! Слушай, а эта твоя тема, она как? Может сделать фурор?
- И террор и эребус. Только это пока не тема. Так, ощущение, что может кончиться пшиком, придётся барахтаться в Бермудском треугольнике и озере Лох-Несс. Похоже на гнилую конспирологическую теорию, а яч их ненавижу, развенчаны ещё братьями Стругацкими.
- Где?
- В "Миллиард лет до конца света".
- А, да... И что, ты зацепил за хвост врагам человечества? Но ведь это скучно.
- Скучно. Тем более, ни фактов, ни источников. Только пропавший Лео Карзинкин. А если влезешь в закрома спец-служб, может стать так тошно, не унесёшь.
- Ну и не лезь к йети в пасть. Сам говоришь, пока ничего нет.
- Как - ничего?
- Сам сказал.
- А может быть, и есть. Такое ощущение, что задействован некий глобальный процесс, причём, сразу и везде, но обставлено так, что люди этого не замечают, просто статистика.
- Людям надо только глаза открыть, и все сразу закричат: - Конечно, мы это предчувствовали ещё в осьмнадцатом годе!
- Не тот случай.
- Хорошо, думай свою думу, я позвоню, закажу марки на спектакль.
- И что там дают на ужин?
- Хореографические этюды по мотивам оперы "Евгений Онегин" Петра Ильича Чайковского!
- В театре НЮ? Бедный Пётр Ильич!
***
На улице было мерзко, промозглый ветер гнал позёмку, бросал горсти ледяных колючек в лицо, заставлял всматриваться под ноги.
- Ненавижу зиму. И зима-то какая, не нашенская, а, скорее, московская.
- Так возьми такси! А к Новому году я тебе снег напророчу.
Такси стояли неподалёку, у устья Конногвардейского, водителю Уайт указал ехать на угол Большого и 19-й.
- Ты билеты заказала?
- Почему всё я?
- Ладно, там возьмём, - не стал ругаться Уайт, кутаясь в куртку. Приехали быстро, водитель выругался:
- Вот ваш гадюшник.
- Не наш, вообще-то, - вежливо сказала Джилл и выбралась в непогоду, не дожидаясь, пока Уайт расплатится и откроет ей дверь. В глазах зарябило от разлапистой яркой рекламной иллюминации, в честь премьеры даже включили фонтан, и надо было далеко обходить по периметру холодный, разноцветный, сверкающий дождь.
- Видела, машин сколько, действительно, весь террариум собрался. Пойдём внутрь, пока не промокли, кому в голову пришло зимой фонтан запускать?
Они зашли в кассы, где уныло переминались несостоятельные театралы-меломаны. Их-то что привело на этот праздник тщеславия и дилетантства? Уайт не стал пробираться к кассе, прошёл за угол, отцепил красный шнурок, преграждающий служебный вход, и постучал в дверь с табличкой "администратор". Вошёл он, не дожидаясь разрешения. Сидевший за столом неуклюжий мужик в криво напяленном на фигуру штангиста костюме, цвета униформы, щурясь, гневно смотрел на негодяя, но быстро узнал и расплылся в улыбке:
- Уайт, какими судьбами! Не ждал, откровенно говоря, ведь ты слывёшь чуть-ли не скопцом. Но мог и звонком обойтись.
- Брось! - махнул рукой Уайт, - Знаем твои штучки! Да, и моя вумен трубу забыла, а на моей твой номер не прописан, - соврал Уайт. Ни зачем, просто так, по привычке. Администратор дворца культуры молодёжи, Сергей Ленц когда-то посещал курсы электронной логистики и цифровой отчётности административных органов, куда Уайт ходил от безделья и в ожидании встречи с Джилл, и они бегали в пивной бар на Вёсельную улицу промочить горло от сухих лекций сухими винами.
- Джилл здесь? - искренне удивился Ленц. - Не понимаю, я считал вас за образец вкуса, но... здесь... не место культурным людям.
- Настолько плохо?
- Намного хуже! В старые времена за это выперли-бы на сотый километр без права педарачи... Ну, ты в курсе. А могли и посадить. Но хоть-бы было о чём говорить! А то, что собираются выставлять на публику, это-же грязь помойная, серость, пустое место, вакуум смысла и минус профессионализма, зато сколько чванства!...
- Настолько этот Кодлюков весь из себя?
- Настолько. Говорят, он вылез через Манину постель, так что я ему палец в рот класть не стал-бы.
- А Бриану стал-бы? А Маня, это сирота почившего секретаря?
- В том-то и дело, что собственной персоной. И весь её серпентарий!
- Неужели и Зверков-Павлюковский?
- Представляешь, что делается? Но вот тебе две марки, в антракте я обязательно подскочу! И поцелуй за меня Джилл.
- Ещё чего! Я и за себя могу.
***
Оценив их наряды, к ним с угрожающим видом двинулся охранник, но Уайт помахал марками:
- Пресса, - он постарался произнести это по примеру героев голливудских фильмов, небрежно, но многозначительно. Как ни странно, подействовало.
Они прошли в вестибюль и замерли; - это было похоже на бразильские джунгли, без насекомых и анаконд, естественно. О зиме сразу забылось. У тёплого водопада, в тени какого-то тамариска стояла хрустальная чаша, наполненная шампанским, около неё задерживались, подставляя фужеры виночерпию, и расходились по интересам.
- Кто это там, за ендовой, там, почти под струёй? Такая, в перьях. Неужели Маня Сочкова? Знаток и любитель Льва Толстого.
- Это она, но при чём здесь классик?
- Из интервью о её времяпровождении на Балеарских островах. Оказывается, перед сном она любит читнуть пару страниц "Войны и мира". Это её выражение. Книжка так и осталась в том номере отеля. Но что на ней за наряд? Я даже не удивлюсь, если она будет изображать знаменитую шпагатчицу Наволочкину. Она не в труппе балета, случайно?
- У Кодлюкова столько денег не заработано, чтобы ей заплатить. А на ней - последний писк от мэтра Кудашкина. Цена этого индейского прикида равняется цене "Мерседеса".
- Мерсом можно пользоваться несколько лет, в любую погоду. А это? После первого дождя все эти перья будут выглядеть не лучше мокрой курицы, чем они и являются на самом деле.
- До чего-же ты тёмный. Провинциал на пляжах Малибу. Этот наряд не для ношения в походах по магазинам. Он одноразовый. И это красиво.
- ЧТО?
- Это эксклюзивная вещь, своего рода произведение искусства. Ведь "Мону Лизу" люди не потребляют каждый день. Так и это, оно останется на фотосессиях, подтвердит лидерство Кудашкина на подиуме, и мадам Маня Сочкова прибавит себе шарма и очков в рейтинге светских львиц.
- Сейчас она больше смахивает на светскую курицу. Курица по цене "Мерседеса".
- А кто это рядом с ней? В её тени. Такая... лысенькая.
- О, это восходящая звезда Божена Божева, в реале Галина Богува, откуда-то из-под Мариуполя.
- Я должен спросить, кто её папа?
- Маргинал. Двадцать лет назад возглавлял незначительный отряд братков, знаешь, которые по рынам, вокзалам, поездам... Отсидел, вышел и неожиданно купил долю акций одного из операторов связи.
- Шустрый парниша! Туда даже Маню не пустили!
- Тут дело не только в деньгах... Не буду повторять сплетни, противно это...
- А сама дочка криминальной звезды?
- Так... помойница. В хрониках светится, снималась в чём-то мыльном. Скандальчики, женимся-разводимся, грабим муженьков. У меня есть на неё материал, если вдруг интересует. Одна из тысяч.
- Ещё один персонаж из цирка абсурда. А это, в пиджаке цвета радуги, с адмиральскими аксельбантами и бакенбардами гамадрила? Неужели ВиктОр Зверков-Павлюковский, САМ! Куда без него... Мне кажется, или его лапсердак в самом деле надет на голое тело? Он по прежнему точит и холит когти примадонн?
- Что-ты! Он взлетел, теперь видный деятель масс-медиа.
- Несомненно, его вклад в культуру представляет национальную ценность? В какой сфере творит?
- Он шоу-мен, так его называет пресса.
- Звучит героически. На самом деле за этим званием не кроется ничего, означает только, что его обладатель мелькает на всех площадках, где только можно. Это какой-то апофеоз нарциссизма. Ведь в сущности всем этим пустышкам интересно только одно, они сами, любимые. Их цель, залезть на ступеньку повыше по лестнице успеха и востребованности у нетребовательной публики. Это большие деньги и удовлетворение самооценки. Сознают-ли они свою ничтожность? Или своя персона затмевает весь мир? В общем, этот слой анти-культуры меня не интересует, он процветает за счёт дефицита истинного искусства, и мотивация здесь одна - деньги.
- Считаешь, что искусство умирает? Но на страницах сетей временами мелькают настоящие самородки!
- Искусство, удел избранных, уничтожается сама культура, в самом широком аспекте. Воспитывается послушный потребитель всего этого говна. Сознательно, или по законам рынка, вот вопрос. И это делается во всех сферах воспитания сознания, начиная с образования и кончая информационно-развлекательными площадками. С самого рождения, начиная с яслей.
- Кажется, второй звонок. Посмотрим на произведение великого Чайковского, и что с ним можно сделать?
- Я не допил шампанское. Хорошее, кстати. А ты?
- Не хочу.
***
В зале царил полумрак, публика рассаживалась по местам, шурша нарядами. Парочка устроилась в заднем ряду, поближе к выходу.
- Бомонд на балконе.
Уайт поднял глаза, увидел, как официант наполняет бокалы. Откуда-то донеслись звуки немелодичной музыки, и занавес раздвинулся. По зелёной сцене забегали багровые сполохи света, виднелись фигуры артистов, скорчившиеся в разных местах, они странно блестели, будто смазанные маслом.
- Нет! Они голые? А смазали их не растительным маслом? Какие роденовские позы, настоящие мыслители!
Музыка стала более резкой, особенно выделялся саксофон. Фигуры заметались по красному пространству, размахивая руками и выкидывая ноги выше головы.
- Пусть меня повесят, если эти звуки сочинил великий композитор!
- Вероятно, современная аранжировка. Но они в самом деле голые, посмотри на их гениталии!
- Болероны мощные, - согласился Уайт, - Им не хватает в руках отбойных мотков. Но что всё это значит, кто все эти атланты, и где среди них молодой повеса? Впрочем, вот тот, скособочившийся, похож на внезапно занемогшего дядю.
Джилл открыла программку:
- Вот. Это символизм, оказывается. И символизируют эти движения духовный кризис дворянства начала девятнадцатого века.
- Больше похоже на восставший пролетариат. А Ларина тоже будет махать сиськами?
На них зашикали с соседних кресел, видимо, соседи наслаждались внутренним смыслом спектакля.
- Меня уже тошнит, пойдём отсюда.
- Да, веселье не удалось, надо будет завтра посмотреть восторженные отклики борзописцев. Глядишь, Кодлюкову орден какой дадут, за успехи на ниве воспитания подрастающего поколения.
Они поднялись и по ботинкам зрителей прошли к выходу.
Вечером в постели Уайту пришлось постараться, чтобы как-то нейтрализовать разлагающее воздействие современной Мельпомены.
Когда восторг взаимообладания прошёл, Уайт закурил и подошёл к окну, метель не прекращалась.
- Кажется, это надолго, на пару суток. Я поеду в Москву.
- Когда и насколько?
- Завтра ночным, чтобы утром быть там. Насколько? Не знаю.
- Я с тобой.
- Зачем?
- Не хочу оставаться в одиночестве. И придумывать, как убить очередной день.
- Но что ты там будешь делать? Я по делам. Буду встречаться со скучными людьми, возможно, с полицией. Остановлюсь у Карла Гордина.
- Я его плохо знаю. Ничего, подвинется. Мне надо напомнить о своём существовании московскому обществу. В "МК" у меня есть подруга детства, расскажу об убожестве театра Кодлюкова, ей понравится, она пишет на темы нравственности. Подожди, я перестелю постель, тут кто-то наследил...
Он курил и смотрел, как она возится с постелью, полы её халатика раздвигались, открывая соблазнительные линии, и он снова почувствовал желание.
- Сколько мы с тобой знакомы?
- Что за погружение в пучины времени? Три..., нет, четыре года.
- И всё, как тогда.
- Не понимаю. Я тебе надоела?
- Что ты! Я говорю, всё, как первый раз.
- Рутина?
- Восторг. Как у школьника.
- Настолько было хорошо?
- Почему - было? Всё, как тогда...
- Только без цветов.
- Кажется, ты зря заменила простынь.
- Ничего, есть запасные. Бросай свою сигарету.
***
Уайт с тоской смотрел на незажжёную сигарету и крутил носом:
- Ненавижу плацкартные поезда! Ты обратила внимание на запах? Это что-то от природы, специфическое железнодорожное.
- Надо было взять билет на "Стрелу".
- Ненавижу сидячие поезда! Десять часов сидеть, задавленным чужими чемоданами и узлами! Уволь! Так в хрониках показаны пассажирские поезда после-революционной разрухи Но там можно было курить! Лежишь на верхней полке с козьей ножкой и пепел стряхиваешь за шиворот соседу внизу. Я как-то ехал зайцем с Мурманска до Питера. Половину дороги лежал на третьей полке на свёрнутых матрасах, половину медленно бродил по вагонам, пока меня не стали узнавать проводники и чуть не высадили на полустанке перед Петрозаводском. Я объяснил им, что без вокзала я на такой станции замёрзну, и их обвинят в предумышленном убийстве, а на улице было около тридцати мороза. Они одумались, но предупредили, чтобы в их вагонах я не показывался. Ни денег, ни документов, меня обокрали на Мурманском вокзале.
- Ты всегда любил романтику! Давай выпьем водки и ляжем спать. Варианты?
- Нету. Не идти-же в вагон-ресторан, где кормят крольчатиной третьей свежести! Доставай, что у тебя там закусить.
Проснувшись, они увидели за замороженным стеклом огороды и полуразрушенные домики пригорода.
- С детства не люблю Москву! Пригороды Питера намного культурнее и ухоженнее! И это собрание курятников называют мегаполисом!
- Мегаполис в данном случае лишь определение громадного скопления народа. Ладно, хватит ворчать, надо умыться, через пол-часа приедем. Ты звонил Карлу?
- Час назад. Оставит ключ от квартиры в почтовом ящике. Если не забудет. Код от цифрового замка парадной он сказал.
- Запиши, чтобы не забыть.
- Да. И всегда можно перезвонить. Он показался мне озабоченным. Торопился. Наверное, в редакцию.
- Он по прежнему иллюстрирует книжки?
- И у него хорошо получается.
Карл Гордин, художник-самоучка, поднявшийся из работников типографии, жил на юго-западе, в панельной пятиэтажке, в двухкомнатной квартире. Обычное прибежище холостяка без потуг на красивую жизнь, по доступным средствам. Стандартная мебель, паласы на полах. Единственное, что отличало от квартир оффисного планктона, мастерская, уставленная мольбертами, свёртками холстов, подрамниками, вазами с кистями и коробками с красками. Видно было, что Карл здесь-же частенько и спал, в углу у батареи отопления валялся матрас с подушкой, забрызганной кляксами красок, похожими на раздавленных клопов.
- Надеюсь, это не натуральные клопы? А он хороший художник?
- Посмотришь его работы, может быть, сама скажешь, ты наверняка читала книжки с его иллюстрациями. В стиле Васнецова. Но он и авангард пишет. По настроению.
- Мы здесь прекрасно устроимся. Поспит на своём матрасике.
- Отдыхать будем? После железной дороги, я будто на галерах побывала. Только без интима.
- На его кровати, какой интим?
- Да, полуторка. Хорошо, что я тощая.
- Не тощая, а миниатюрная. Но отдохнуть надо, сделать пару звонков...
***
_ Ты слышишь? Тебя совсем не слышно! Ты что, в метро едешь? Ах, да, это я в электричке. Я за город еду, в сторону Волоколамска, узнал у знакомых адрес человека, который мне нужен для работы. Что? Да, это по моей теме. Нет! Не знаю, говорю, когда буду, ты там не очень переживай!
Джилл совсем стало не слышно, и Уайт опустил телефон в карман. Адрес Леонида Моисеевича Переверкина, отца таинственно исчезнувшего молодого прозаика Фёдора Переверкина, ему дал знакомый фотограф из журнала "Вокруг света", Лёша Измайловский.
- Я, старик, не знаю, в чём там было дело, - говорил Лёша, размахивая руками, - Но Федя был... Так говорят - "был", ведь ещё не известно, может, он ещё "есть"? Он был человек-скала, не расшатаешь и не сдвинешь. Спокойный и незлобивый, чтобы его из себя вывести, или там завести, с пол-оборота не получится! Не-ет! Я ведь в тот день с ним общался. Собирался он на окраину, куда-то в Останкино, материал собирать.
- Материал безвредный?
- Ну, что ты! Федя скандальных тем не уважал, это, говорит, для Мани Сочковой клубничка, а мне давай простых людей, рабочих, чтобы знали, кто они и откуда, чтобы на земле стояли, а не в сетях витали...
- Ты с семьёй его после того дня не встречался?
- Какая семья? Кого сейчас семья интересует? Полиция, может быть, и проводила... свои эти... следственные мероприятия... Но ведь дела нет. Как в фильмах, нет трупа, нет дела.
- Какого трупа? - хмуро сказал Уайт, - Чего каркаешь. Завтра найдётся ваш Федя, а уже растрезвонили на всю страну.
- А потому что и не найдётся! Не ребёнок, а неделя прошла, и морги проверены, и травмы все. Нигде нету. Это только в фильмах, чудак с перепою вместо Москвы в Питер попадает, на деле дальше дверей Внуково, или Домодедово, он не прошёл-бы!
- В фильмах! Раз мы летели двумя группами из Пулково в командировку, спец-рейсами, один рейс на Байконур, другая группа в Мирный. И один чудик с чемоданом плавок и в солнечных очках прилетел за Полярный круг. Так всю командировку там и отработал, в тундре в плавках.
- Бывает, конечно... Но и отец Федора в полном недоумении.
- Съезжу-ка я к отцу вашего прозаика.
- Зачем тебе это? Ты что, затеял журналистское расследование? Заказал кто? Только нету здесь никакой тайны и заговора, Федя в такие дела не полез-бы, не его это.
- Сколько вашему молодому шалопаю лет-то? И фото не плохо-бы, но это я у его папы возьму.
- Молодого? Ты про Федю? Около пятидесяти ему... было.
- Значит, Румянцево, говоришь?
-Да, это Волоколамское направление, с Савеловского бана проще, пару часов ехать.
И теперь он ехал, не известно куда, и проклинал толстенького Лёшу за то, что тот перешёл ему дорогу. И зима ему не нравилась, зачем так много снега, и ещё мороз... Если в Питере много снега выпадает, то зима мягкая, серая, но тёплая. Снег тяжёлый, прилипает, сволочь, но и тает легко. А в Москве и морозы злые, сухие, и снег колючий и жёсткий, сыпет прямо за воротник. Всё было плохо, и тема никак не формулировалась, слишком расплывчато получалось. Одни вариации на рутинные загадки. Сплошь вопросы и ощущения, а на этом далеко не уедешь. Вот пропал человек, и что? Вряд-ли найдутся умные свидетели, которые что-то знают, кого-то видели, в маске и с мешком, или слышали нечто, проливающее свет...
Достав блокнот и гельку, Уайт стал набрасывать список вопросов, на которые желательно было получить конкретные ответы. Это помогало сосредоточиться, чётче представить проблему. И время шло не так тягуче.
- 1. Не чувствовал-ли Фёдор в последнее время каких-то недомоганий, головная боль, неврозы, бессоница. Может быть, какие-то травмы? 2. Не казалось-ли, что за ним кто-то ведёт наблюдение? 3. Его работа как-то соприкасалась с государственными интересами, не могла заинтересовать спец-службы? 4. ... Не наступал-ли он кому-то из властей на любимую мозоль?
Фантазия Уайта на этом иссякла. Чушь всё это. Отец пропавшего решит, что я пытаюсь поставить ему диагноз клинического шизофреника, который в порыве страсти покончил счёты с жизнью. И сам я буду походить на параноика! ... 5. Не было-ли каких-то угроз, требований, предложений от незнакомых людей, организаций? Всё, хватит! Агата Кристи, блин!
Потом он долго шёл по проспекту Лассаля (А кто это такой? Имя , явно, французское. Философ? Деятель Великой Революции?), набирал в ботинки снег из сугробов на обочинах, здесь даже было дорожное движение! Интенсификация и оптимизация, блин, народного хозяйства. Не помешало-бы и инвентаризацию устроить! За огородами виднелись полуразрушенные строения каких-то заброшенных предприятий, из печных труб местных домиков поднимался дымок. Ему была нужна улица имени великого учёного Ломоносова. Наконец он решил, что нашёл её. Это была обычная сельская дорога, по обеим сторонам которой тянулись кривые заборчики, иногда просто натянутая меж хлипких, косых столбиков ржавая колючая проволока. На ближайшем километре улицы жилых строений не наблюдалось. Но надо идти дальше, возвращаться назад перед достижением цели было-бы глупо.
- Сейчас приду, а там хозяин-алкаш, нетопленная хата и стакан какой-нибудь гадости с будербродом из чёрствого хлеба и высохшей кильки, воняющей томатом. Надо было с собой бутылку водки взять.
Световой день угасал, но через километр в самом деле обнаружилась кучка строений, окруженных дохлыми деревцами, и нужный дом выглядел аккуратно, и рядом - о, чудо! - приглашающе светились окна магазинчика. "Супермаркета" под вывеской "На берегу". НА КАКОМ БЕРЕГУ?
Скучающая, неприветливая с виду продавщица поставила на прилавок водку и булку хлеба, кусок хорошей, но дорогой колбасы, банку "Тунца" в собственном соку.
- Извините, вы знаете Переверкина, Леонида Моисеевича? Мне надо его увидеть... по делу.
- Ну, знаю. Ты не коллектор? Он мужик хороший, долги всегда отдаёт.
- Нет... Я хочу побольше узнать о его сыне, Фёдоре.
- Это, писатель который? Не знаю, что он за писатель, но человек спокойный, не алкаш. Только его давно не видно было, а сам должен быть в хате. Зайдёте в калитку, постучите в ближнее окошко, он плохо слышит, кричать ему надо.
- Спасибо. Картой можно оплатить?
- Конечно, здесь город, а не деревня.
***
Домик выглядел аккуратно, с тарелкой спутникового ТВ, с колодцем-домиком по левую сторону, окружённый сливами и яблонями. На улицу смотрели два небольших окошка, за занавеской левого мерцал свет слабой лампочки и экран телевизора. В это окошко Уайт и постучал, в очередной раз зачерпнув снега в ботинок. На занавеску надвинулась тень, показался большой человек, махнул приглашающе рукой , и Уайт прошёл вдоль стены, мимо колодца, свернул за угол, где увидел крылечко с набольшим застеклённым тамбуром. Дверь открылась, человек спрсил:
- Вы по какому делу?
- Леонид Моисеевич, мне дал ваш адрес Лёша Измайловский, из "Вокруг света".
- Знаю Лёшу, друг Фёдора. Что-ж, проходите.
По узкому коридорчику они прошли на кухню, где от печи шёл жар, и Уайт сразу встал поближе к огню, тепло медленно расплывалось по ногам.
- И какой у вас вопрос? Но для начала, представьтесь, это не любопытство.
- Понимаю. Уайт Декер, публицист.
- Молодой человек, если вы надеетесь накопать здесь материальчик для скандальной статейки, вам лучше уйти сразу.
- Вы не так поняли. Меня интересует происшедшее с вашим сыном.
- А что с ним произошло? Пока никто ничего не знает, и полиция тоже. А я знаю, и уже свыкся с мыслью, что моего мальчика я больше не увижу.
- Вы зря так думаете.
- Вы что-то знаете? Присаживайтесь сюда, на диванчик, и снимите свои ботинки. И говорите.
- К сожалению, фактов у меня нет. И я не настолько близко знаком с вашим сыном, - Уайт поставил ботинки на подставку у печки, вытянул ноги в мокрых носках, - Я собираю материалы о пропавших людях... Я не собираюсь писать об этих людях, но таких случаев по стране много, больше сотни, и я хочу найти что-то общее, а оно должно быть. Пропадают люди, не имеющие какой-то... ценности для организаций, или других людей, и пропадают... не объяснимо. Никто из близких и знакомых не может высказать никаких догадок, люди пропадают неожиданно, и, вроде, без причин. И никаких свидетелей и свидетельств.
- Похоже, время подснежников возвращается? По весне начнётся уборка. Помнишь девяностые? Тогда убивали за флакон одеколона или бутыль "Рояля", немецкого стеклоочистителя. А труп в сугроб. Тогда тоже зимы морозные стояли, наверное, так Бог метит проклятые времена.
- Помню, - кивнул Уайт, - Но здесь явно не такой случай. И отсюда вопрос, Фёдор не интересовался криминалом? Может быть, письма, дневники, воспоминания очевидцев?
- Кому это сейчас интересно? Грядёт новая волна бандитизма, но это не имеет ничего общего с тем, что было. В штатах такое было перед войной, но их бандиты всё-таки хотели жить в богатой, процветающей стране. И постепенно перешли в легальный бизнес, в политику, в промышленность. Деньги те-же, но легально, а если не жадный, а меценат, то и именем твоим больницы и университеты называют. Всё культурно.
- Культурно... Да, на свой лад, конечно...
- Ты, парень, наливай, не стесняйся, магазин у нас до десяти, - на столе появились гранёные маленькие стопки, тарелка с салатом и хлебом, - Если нет с утра срочных дел, и переночуешь у меня. Места много, сейчас я дровишек подкину в печь, и на перед ночь можно пельмешков сварить, не магазинных, настоящих, я иногда ставлю силки на зайцев, хотя и грозит штрафом. Вся жизнь в штрафных статьях! Не страна, а, как в военные времена, штрафбат! А те зайцы, или куры на своём участке, как они мешают народному хозяйству? Конечно, мешают, но не народному, а наворованному или из-за границы навезённому, ведь своё производить надо, вот и везут за мелочёвку купленную там дерьмовину всякую, и чуть не насильно народу в глотку пихают. И сказки все эти отсюда, про ГМО, да пальмовое масло.
Деду жить было тоскливо, один, поговорить только с продавщицей в супермаркете, а много с ней наговоришь, да и не интересно, лясы точить с покупателями, это её хлеб, обязанность и работа. Не будет-же она душу изливать, думая о прибыли.
- Дело сложное. Говоришь, это по всей стране происходит?
- Я составил список, и, конечно, он не полный. Да, в него входит география всей страны, от Владивостока до Калининграда.
- На твоём месте я выделил-бы особенности каждого случая, что между ними общего. А потом - "Cui prodest? Cui bono?"
Дед-то не простой, латынь понимает!
- Ищи, кому выгодно, - кивнул Уайт, - Правило Шерлока Холмса. Но общее в этих исчезновениях, я сказал-бы, основное, это то, что все эти люди не имеют отношения ни к каким корпоративным интересам, не являются известными личностями, они не олигархи и не банкиры. Их пропажа не имеет развития, требования выкупа, или какие-то условия... Это просто люди, по-своему интересные, но не представляющие никакого меркантильного или политического интереса.
- Времени у нас много, давай вместе покумекаем. И что ты там намекал, что зря я пока распрощался с сыном? Есть какие-то прикидки?
- Нет. Просто ощущение, что исчезновения этих людей, и вашего сына в том числе, не целесообразны, не имеют смысла. А нецелесообразные действия, возможно, имеют обратный ход. Так что, надежда есть, хоть и не обоснованная пока, слабенькая.
- В таком случае я кровно заинтересованный человек!
- Что-ж, кажется, пора идти в магазин.
- А ты конструктивно мыслишь, - согласился Леонид Моисеевич.
- Кроме жидкости, что-нибудь ещё надо?
- Сигарет, пожалуй, там есть дешёвые. И банку томатной пасты.
Продавщица уже посмотрела на него, как на знакомого:
- Нашли общий язык? Три бутылки? Значит, нашли.
- Не спросил, он пиво пьёт?
- Рижское, тёмное.
- Пару литров. Сигареты... Пять пачек, томатный соус... Кажется, всё. Вопрос можно?
- Если не интимный.
- Нет, я женат. Можете вспомнить, последние пару недель здесь не было неизвестных людей, которые тоже интересовались-бы Фёдором Переверкиным?
- Точно, при мне нет. Обычные проезжающие. А за сменщицу свою не скажу. Но такие расспросы у нас обычно обсуждаются.
Хозяин уже поджаривал яичницу с колбасой:
- Странное у тебя имя, не русский?
- Отец англичанин. Мать сейчас с ним живёт, в Йоркшире.
- А ты?
- Я здесь вырос, к отцу езжу, но жить там не хочу, много условностей, нам не нужных.
- Что русскому хорошо... Понятно. Присаживайся. Да куртку сними, жарко. Так, с чего ты начал этим заниматься?
- Просто достало, что у нас творится на телевидении. Полный беспредел тупых исполнителей. Интересные передачи превратились в балаган, артисты не в фильмах снимаются, а в рекламе, и за это их называют звёздами. И всё это идёт сверху, от госфинансирования. Миллиарды! И это на фоне всеобщей нищеты, финансовых кризисов, и... Ну, вы знаете. Это не спонтанное явление, а, учитывая участие всех высших чиновников, похоже на кем-то проводимую государственную политику. Я стал копать, и в глаза бросилось отсутствие квалифицированных кадров. Во всех областях. А ведь страна богата талантами, но их дальше деревенских клубов, где они ещё функционируют, не пускают. Посмотрел положение в других сферах, литературе, театре, кино... Везде одно и то же. Получше в живописи, но это всегда было элитарное сообщество, там вообще трудно выбиться на верх. Что меня зацепило, проводится много конкурсов, фестивалей, там отмечаются таланты, человек допускается в элиту, и...
- Пропадает.
- Да! Не спивается, не уезжает, не какой-то однодневка, серьёзные люди, отметятся, и нет их. А серость, пустышка, процветает, поддерживается, приглашается. Они всё заполонили, эти дельцы, людьми искусства я их назвать не могу.
- Хорошо. А сам?
- Я белая ворона, я ни от кого не завишу, и мне это нравится. Я сам выбираю, чем мне заниматься.
- Папа поддерживает?
- Не вмешивается, короче говоря. Я не миллионер, но кое-что заработал на бирже, мне просто повезло, теперь деньги работают на меня. Много мне не надо. Квартира от бабушки осталась, она принадлежит матери, но живу я.
- Что-ж, бывает, просто жертва судьбы.
- Скорее, баловень, это вы хотели сказать?
- Главное, что тебе говорит совесть, парень. Но у тебя, похоже, с ней разногласий нет. Ты закусывай, сейчас грибочков достану с подпола, помидорчиков. И ты про это пишешь?
- Нет, пишу статьи на разные темы в популярных журналах, у меня много знакомств, я окончил хорошую школу для детей деятелей искусства. Работа не очень прибыльна, но налоги и квартплату заплатить хватает.
- Ладно, исчезают перспективные в искусстве люди. Но что это может значить и кому это надо? Ведь вкладываются деньги, и не малые, как я полагаю. Но, люди, причастные настоящему искусству, обычно не миллионеры. Какой здесь может быть интерес? Освободить нишу для молодых и амбициозных козлов?
- А может быть совсем... освободить нишу?
- Поясни.
Скоро Уайт называл хозяина на "ты", по отчеству, много курили, над столом плавали сизые пласты дыма. Уайт достал из сумки ноут, для демонстрации текстов и цифр.
- Смотри сюда, Моисеич, это министр культуры России Любовина Вильма Борисовна сказала: - "Выяснила для себя, что я ни <…> не культурный человек. Ну, вот если быть честной перед самой собой, то я не понимаю и просто не переношу ходить на выставки, в музеи, оперу, балет, классическую музыку, <…> я не знаю либретто ни одной оперы, я плохо знаю мировой кинематограф <…>" ... После подобных откровений, хочется задать вопрос нашему президенту: - А на <…> (выражаясь языком Вильмы Борисовны) нам такой министр культуры? Где она и где культура? Чего ждать от такого министра?" Это не тупой блогер, или музыкантишка из алтайского аула, или жоповёртка-кинозвездуля. Это глыба сказала, пасущая всю нашу культуру, великую культуру великой страны!
- Я от наших правителей давно не жду не только мудростей Соломона, но и простого элементарного здравомыслия и профессионализма. О некоторых можно думать, что они в средней школе не учились. Ясно, что кто-то за них решает, что им говорить, а иногда и промашки случаются. Но этот кто-то чётко знает, чего хочет. Но в сфере культуры? Конечно, сейчас наверху IT-культура, а она завязана на электронику, но там свои Цукерберги, которым в общем плевать на госорганы.
- Но это делается!
- Тебе нужна статистика, но полицейская статистика у нас причёсанная, а истинная статистика строго засекречена. Не знаю, где ты будешь брать информацию, а в интернетовском болоте ты ничего дельного не найдёшь.
Веселье продолжалось чуть не до утра, и Геннадий Моисеевич был доволен, говорили о всём, и их маленький кружок был над миром недоговорок и лжи.
- А скажи, Уайт, правда, что в Англии в барах порция алкоголя тридцать граммов, а если заказываешь стакан, смотрят, как на алкаша?
- Правда. Так не только в Англии, во всей Европе и в Штатах тоже.
***
Широко зевая, Джилл изучала хронику"высшего света" и поражалась накалу духовных страстей:
- «Хваткая крестьянка, пропахшая борщом из репы» так поделила совместно нажитое с мужем имущество, что все досталось именно ей.
После того как Божена Божева опубликовала в Stogramm фотографию своего экс-супруга, Изджега, поклонники звезд стали говорить об их примирении. А ведь распалась пара совсем недавно, весной, но теперь они уже стремятся снова превратиться в семейных партнеров.
Но Вилена Мура уверена, что это именно Божева хочет вернуть мужа, и считает своим долгом отговорить его возвращаться к ней. Ведь «хваткая крестьянка» уже однажды так поделила их совместное имущество, что все досталось именно ей: особняк за 200 миллионов, участок земли в четыре гектара и лучшие автомобили.
А Изджега, по словам Муры, оставил себе пару машин, а также прописку у мамы в Кошкодохлинске. При этом блогер уверена, что он талантливый музыкант, а Божева это бездарность, которая благодаря своему напору смогла и замуж выйти удачно, и развелась тоже с большой пользой для себя.
«Разве можно с этой тёткой дружить или хотя бы просто общаться? Про любовь я уж и не говорю», - подчеркивает Вилена на своей странице в «LL».
Она советует Алексею Извенюку бежать от своей бывшей со всех ног и серьезно заняться музыкой, пока не растратил свой талант. А таких жён, как Божена Божева, по мнению Муры, нужно стерилизовать, а номера их телефонов - блокировать. "Что до конца не украдено, то не украдено", - философично подчёркивает блогерша.
- Кто все эти люди, и зачем они живут? Какой во всём этом смысл? Говорят, Бог не создавал бессмысленных вещей, всё для чего-то нужно и всё взаимосвязано. Но это бесконечность пустого барабана, есть звук и вибрации...
В общем, поездкой в Москву она была удовлетворена, её вспомнили, обещали иметь в виду, а впечатления о "новом" театре и завсегдатаях светских хроник (Маня, Божена, ВиктОр и другие пользовались спросом!) даже пошли в "МК" эксклюзивным авторским материалом, за что ей тут-же выплатили некую сумму и просили не забывать:
- У тебя необычный взгляд на обычные вещи. И побольше, знаешь, обращай внимания на бренды, контингенту это интересно.
- Контингенту! Стадо уже называют "по-научному"! Отдать Уайту его деньги? Вряд-ли он этого ждёт. Перебьётся, лучше заплачу за себя в ресторане. Но похвастаться надо будет. Тем более, я у него кое-то украла из оценок обезьянника. Почему его нет? Нашёл что-то интересное? Мог-бы позвонить.
А он и пытался, охваченный чувством вины, но связь опять, как частенько бывает в наших мегаполисах, барахлила, звонок не проходил, а после часа ночи ему было уже не до звонков.
***
- * - название взято из цикла Вл. Высоцкого "Алиса в стране чудес"
2.
Обратно летели на самолёте, так было проще, квартира Карла располагалась недалеко от Домодедово, заказали билет по телефону и за час до отлёта вызвали такси. До самого аэропорта Джилл дулась на Уайта за пьянку "где-то в деревне", а в основном, потому что не позвонил.
- Посмотри! - тыкал он смартфоном ей в глаза, - Видишь, набранные, но не ушедшие звонки? Три! Такая у нас мобильная связь!
- Ладно, - прощение, наконец, было получено. - Не зря хоть съездил?
- Есть кое-что. Но Леонид Моисеевич Переверкин умнейший человек! Платона читает!
- Не в оригинале?
- Обратила внимание, людей в форме намного больше, чем пассажиров?
- Чего ты хочешь? Взрыв в нашем метро, взрыв электричке Архангельса, взрыв моста под Воронежом. Люди напуганы. Власти тоже.
- Террористов обезвреживать, дело спец-частей полиции, собаку съевших в донецких районах. А не свежеиспечённых частей гос-гвардии!
- Там тоже много профессионалов.
- Поднаторевших на разгоне детских демонстраций! И создана эта липовая гвардия в подмогу бледным потугам полиции. Для борьбы с недоумением народа по поводу новых законов.
Служащая на контроле долго рассматривала загран-паспорт Уайта, видимо, не понимая, почему он летит обычным рейсом.
- Что-то не в порядке?
- Ой, я только что поняла, что вы гражданин нашей страны. Вы один?
- Я с дамой. Это предосудительно?
- Нет-нет, проходите, всё в порядке.
- Из деревни набрали? Они инструктаж проходят?
- Ты подавил её своей импозантностью. Держишься, как Рокфеллер.
Они прошли в салон и уселись ввиду моторов.
- Ни одного трупа и ни одного свидетеля, вот что меня бесит! Положим, отсутствие свидетелей можно списать на непрофессионализм и разгильдяйство работников прокуратуры. Но и никто не заявил в полицию в розыск!
- Чтобы приняли такое заявление, нужен какой-то срок, я думаю? Год, или три?
- Срок нужен, чтобы объявить человека без вести пропавшим, это надо посмотреть процессуальный кодекс. Меня настораживает общая тишина. Такое количество пропавших без решительной реакции властей, похоже на тщательно подготовленную акцию. Опять клише теории заговора!
- Ты упёрся в идею преступности нашего правительства. Но если это происходит по всему миру? Наверняка, ты не один такой умный. У тебя есть хорошие знакомые за рубежом?
- Ты права. Но если это глобальный процесс, мне останется только заткнуться и молчать в тряпочку. Против рептилоидов, это обращайтесь к Арни. Кстати, а твои результаты поездки?
- Заработала денег.
- Молодец! Значит, дела идут в гору!
- Посмотрим. Съездила не зря.
- Сейчас ты похожа на женщину-вамп из чёрно-белых фильмов.
- Самых первых, начало прошлого века?
- Нет, скорее скандинавский нуар шестидесятых.
- Это идея, надо будет примерить. А ты плохо выглядишь, попей Коки.
- Ею велосипеды красят.
- Не повторяй бреда.
- В бутылке? Давай.
Он выпил чуть не половину литровой бутылки, остаток сунул в сумку кресла.
- Теперь в туалет бегать. Но хорошо.
- Лёта всего меньше часа, не умрёшь.
- Я нет, а мочевой пузырь...
- Тебе утку подать? Ведёшь себя, как ребёнок. Успокойся и дай новости посмотреть.
- Режим "в самолёте" включи.
- Не умничай, здесь свой ва-фай.
- "Не умничай"! Как 20 лет назад ругательным стало слово "умник" (если ты такой умный, то почему ты не богатый?), сейчас к ругательным стали относиться понятия "элита" (вполне обоснованно, в России элиты нет и быть не может), и пока ещё спорное "патриотизм". Но и это понятно, само слово Родина размывается и приобретает всё более расплывчатое значение. А без чёткого осознания Родины, патриотизма не может быть, это всего лишь орудие арсенала пропаганды.
- Тебя чем в деревне опоили?
***
Город встретил их капелью, мокрый снег расползался, превращался в мутную жижу, которую сгребали металлические лапы снегоуборщиков.
- Люблю, - сказал Уайт, - Это по нашему!
- Ещё солнышка немного не помешало-бы.
- Солнце зимой к морозу.
- Этих народных примет ты тоже в деревне набрался?
- Народная мудрость всегда в строку. Не то косноязычие, что мы слышим в кулуарах. Знаешь, мне кажется, если где культура и сохранится, так в глубинке, вдали от этих уродов, изъясняющихся на псевдо-англо-сетевом тарабарском. Скоро на пальцах будут изъясняться, начало уже есть. Знаешь, один палец, который средний... ну, это всем понятно... два пальца... обоссать... то-есть, виктория, значит.
- Перестань. Меня, например, злит, когда ты глупости с Заратустровским пафосом изрекаешь.
- Хорошо. Но учти, это спонтанно, как понос после арбуза с селёдкой.
- Это чей рецепт?
- Одного моего друга, ныне покойного, из Оренбургской области.
- С этого и надо было начинать.
На автобусе они доехали до Благодатной, дальше прошли пешком. Дома было хорошо, и Уайт, умывшись, засел за рабочий стол, оформить впечатления о поездке. Джилл возилась на кухне. Потом ей в голову пришла мысль, о чём она и сообщила другу.
- Ты не думал, чем твоя работа может повернуться к тебе в ближайшее время? Сомневаюсь, что это будет добрая улыбка. Может быть, улыбка Джокера? Или Чеширского кота?
- Я всё понимаю и держу ушки на макушке. Но, пока я не совершаю определённых действий, можно не беспокоиться.
- Только, когда ты их начнёшь совершать, не поздно будет думать? В любом случае, не забудь предупредить меня, я уеду в Бангладеш.
- Не беспокойся, Джи, мы не знаем, чего бояться. Бояться всего невозможно, зло обязательно должно быть персонифицировано, у него должны быть клыки и когти, какое зло без этих атрибутов? А если против нас выступает явление природы, как у наших классиков-фантастов, оно достанет везде, в Бангладеш от него не спрячешься.
- Ладно, не пугай, в Бангладеш только страшный озёрный монстр живёт. От людей прячется. А как ты думаешь, они в самом деле есть?
- Монстры? А, то! "Легенду о динозавре" смотрела? Они как прыгнут!
- Ну тебя в пень! Всё смеёшься.
- Тебе делать нечего?
- А что, мешаю?
Женщине на такой вопрос лучше не отвечать, сделать вид, будто стал глухим. Но ведь и в самом деле, отвлекает!
- Хочешь занятие?
- Писанина какая?
- Есть заметка, надо её обезличить и оставить только суть.
- Так это на двадцать минут. Кинь её сюда, на флешку.
Через пять минут раздался звук издыхающей на зимнем окне мухи. Бубнила Джилл, устроившаяся с ноубуком в кресле под светильником:
- "... я устал от этого информационного шума." Это ты про себя?
- Что? Нет, это имярек из сетей.
- "... Я - трансгендер. Я - лесбиянка. Я - мышь рокер с Марса. У всех вдруг выявилось столько особенностей, которые человек выпучивает и вымучивает из себя, словно пытаясь казаться дофига особенным. Раньше было модно ирокез ставить, а теперь диагноз." А мне кажется, это о тебе. "... ой, я вот в ремиссии, пропал на полгода хи-хи, ха ха, какая потрясающая романтика. Аккаунты биполярщиков - угадай, какая фаза у меня сегодня, я такой весь, могу и на фиг послать и к сердцу прижать." Это чьи-то откровения? Слышь?
- Да.
- Что "да"? Ты меня за дурочку не держи. "... Сидишь и думаешь... где нормальные то люди? Просто люди, не коучи, не тета хилеры, не сумасшедшие, не кинки, не выводящие глистов, не сжигающие темную энергию купленных штанов?" А мне кажется... Я такого дурачка на днях видела, весь такой, из себя, штаны хлоркой сожжены...
- Ты решила меня с ума свести?
На пятнадцать минут воцарилось молчание.
- Правильно ведь пишет: - "... чувствуешь себя в каком то бесконечном цирке уродов, где вокруг одни кривые зеркала. Как в Алисе, где, чтобы быть своими, придворные лепили носы и уши фальшивые. Да, меня раздражают "особенные" - когда человек ничего не сделал по жизни, но зато свою особенность несет, как красный флаг. Я знаю настоящих псих больных и знаю, КАКОВО им приходится. Никто из них не романтизирует свою болезнь, а лечит ее. Никто не требует к себе особенного отношения, потому, что им нужно лечение, а не внимание. Из за таких вот людей, кто вечно в " депрессии" людям с настоящей депрессией сложно выйти и сказать - мне нужна помощь.". А?
- Пойду, покурю,- в пространство сказал Уайт и вышел на кухню. Вслед неслось бормотание:
- "... Никто из моих знакомых трансгендеров, геев, и прочих меньшинств не хочет, чтобы об этом знала публика. Для чего? Мне вообще плевать,что у тебя в трусах и кто там бывает. Но раздражает, что люди приходят на проекты и требуют их взять, потому что они вот такие - с ориентацией. Иначе ты их ущемил! А-а, вам не нравятся мои работы/я потому что я вот такой, да? Вот это бесит, неравенство." Так их, родимых, молодец, человек! - "Раздражает, что о своих тараканах рассказывают как о достижениях, что другие должны тебя холить, лелеять и в жопу целовать. Сейчас реально мало просто обычных людей, без закидонов. Да и плевать на эти закидоны, если не одно но: тебя самого посчитают чокнутым, если ты это не разделяешь.
Мораль то высказывания проста - делай, что хочешь, но не пихай это под нос другим и не заставляй их себя любить. А лучше выделись мозгами и чем то полезным, а не тем, что ты болен или любишь семенам включать музыку." Вайтик, слышишь? В туалете он закрылся, что-ли? - "А что человек обязан сделать по жизни? И правда - что? Рожать детей или стоять у плиты женщина больше действительно не обязана и это правильно. Так же, как и мужчина не обязан никого содержать и устраивать удобную жизнь. Никто не обязан стать кем то, получить образование, догмы про дерево, сына и дом устарели. Ты не обязан быть специалистом, не обязан жениться, работать. Не обязан читать книги, не обязан уметь грамотно писать ( да, я сам порой совершаю ошибки), не обязан соблюдать никакую мораль и нормы. Даже своих собственных норм чаще всего сейчас у людей нет." Ну, кое у кого они есть, эти самые нормы, смотря, что считать нормой. У Бонни и Клайда какая норма была? Уайт, ты не помнишь, у гангстеров были нормы? - "... Только никак я не могу понять другое, почему умственных бомжей мы с таким упоением возводим на пьедестал. Посмотрите, что сейчас везде : глупые книжки (не обязан автор вложить мысль), бредовое искусство (не обязана там идея быть), безголосые исполнители (не обязаны они учиться и иметь голос). Действительно, никто никому ничего не должен - даже самому себе, даже развиваться как личность и человек, ты не должен." УФ! И вот всё! Мысль-то простая, живёшь в обществе, ты обязан всем и каждому, и по другому думает только идиот. Но сейчас даже на этой аксиоме, на её отрицании и хайпе, люди делают деньги.
- Я думал немножко по-другому, - Уайт неожиданно вошёл в комнату, как ни в чём не бывало уселся на прежнее место. - Справилась, спасибо. Сходи, погуляй, трудолюбивая ты наша.
- Правда? На мороженое дашь?
- Куда денешься? Держи.
- СТО рублей?
- Не помню я, сколько сейчас мороженое стоит.
- Про мороженое я сказала для примера... Ну, что ты опять валенком притворяешься!
- Ох, Джилл, смотри у меня.
- А чего "Смотри!", смотри-не смотри, ничего от тебя путнего не дождёшься, даже не умеешь отблагодарить даму, как полагается, - Уайт проводил взглядом сотню, скрывшуюся в кармане дамы.
- Кстати, уже семь часов. Мы ели сегодня что-то?
- Когда? Я только что ужин приготовила.
- И что ты приготовила, хозяюшка?
- Голубцы. Неужели запах не чуешь?
Уайт принюхался, в самом деле пахло привлекательно.
- Так давай поедим, потом пойдёшь за... мороженым.
***
- Я просмотрел статистику по регионам планеты по случаям, похожим на интересующие нас.
- Нас?
- Их множество. На первом месте наша страна, но это из-за территории, примерно равномерно разбросано. Больше концентрация в странах Центральной Европы, в северных районах США, как ни странно, в Центральной Америке.
- Ничего удивительно, после Кортасара, Кастанеды и Каэльо - бум!
- Не только они, конечно, бум начал ещё Хемингуэй, помнишь, Дос Пасос, Астурия, Неруда, Борхес! Да, про этот регион я не так выразился. Но чтобы кто-то серьёзно этим занимался, кроме полиции, я не нашёл. А полиция - что? Они ищут криминал. Достижений у них нет. Но и это даёт пищу для размышлений. Их полиция не наша, у них всё серьёзно, и ФБР и Интерпол на подхвате. Но - ни одного раскрытого дела.
- Выходит, мы первопроходцы? - после Уайтовского "нас" Джилл и себя как-то естественно и незаметно зачислила в команду. Уайт этого ждал, но показывать не стал. Педалировать ситуацию, когда у неё появилась возможность заработка? Пусть это будет как-бы само собой, без условий и обязанностей... А напарник ему не помешает, ведь дело конкретизируется и разрастается.
- Ты прекрасно готовишь, я тебе этого не говорил?
- Ты столького мне не говорил за эти годы, всего не упомнишь. Меня интересует один вопрос по работе, кто будет финансировать всю эту кампанию? А ведь и за границу надо будет ездить, нет?
- Я думал. Для начала деньги есть. А поднаберётся интересного материала, можно будет и договор на серию статей заключить. Может быть, даже и за границей. Только не надо прежде времени афишировать.
- Тема серии статей, если истинную отложить?
- Пропажа писателей в разных странах? Это на маньяка потянет?
- Или устранение конкурентов. А, может быть, кто-то ворует сюжеты, а авторов в расход?
- Ты уже загорелась. Вот пока и займись этим. Продумай, как подать издательствам. Нужную информацию я дам.
- Мы всё делаем, как всегда, и даже удивляемся, если что-то иногда выходит не через жопу. Это не тот случай?
- Ты заговорила народными поговорками? Можно подумать, что это не я, а ты провела вечер в деревне.
Утром, проснувшись, Уайт первым делом закурил, а потом страшным голосом взвыл:
- Сегодня самый лучший день, Сегодня битва с дураками!
- Сбрендил? Или приснилось чего? Такое, возбуждающее...
- Просто горло прочищаю.
- Горло полоскать надо, а не соседей пугать.
- Друзьям раздайте по ружью, И дураки переведутся!
- Судя по некоторым, они неистребимы. У тебя телефон трещит.
Телефон обнаружился на полу, под диваном.
- Слушаю, Уайт. Привет, Лёша!... Да, интересуюсь. Вот как... Хороший парень был? Он что-то публиковал из своего? Роман писал? Это интересно. В редакцию? Да, конечно, буду, ближе к полудню. Как, говоришь, его имя? Сейчас. Джилл, запиши, Вернон Чен.
- Измайловский? С плохими вестями?
Уайт поставил телефон на зарядку, натянул штаны:
- Да, опять пропал человек. И на этот раз пропал конкретно. Только сейчас имеется свидетель, исключительный случай!
- Раз свидетель, есть и полиция?
- Непонятная ситуация. Для полиции нужны непосредственные факты, а здесь они сопутствующие. Но Лёша серьёзно взволнован.
- Подожди, Лёша в Москве, Вернон Чен пропал в Москве, в какое издательство ты собрался к полудню?
- Ты ничего не понимаешь.
- Затруднительно что-то понять, если ты ничего не сказал.
- Вернон Чен, ведущий рубрики в "Вокруг света", в Питере он был в творческой командировке, пишет книгу. О чём, не знаю. Подвизается в издательстве "ЭКСМО". Что ещё не понятно?
- Тебе звонили из Москвы. С кем ты здесь собираешься встречаться?
- С Иваном Гординым, он из издательства, отдел информатики. Близкий друг этого Вернона. И почти свидетель.
- Почти свидетель, это как?
- Так, что он отвернулся на пару минут, и человек пропал. Подробности при встрече.
***
Нужного человека искали долго и бессистемно. Сначала вахтёр бездумно изучал список помещений, и никак не мог понять, что им нужно.
- Отдел, отдел.. Отдел! Отдел ЛГБТ... Что это такое? Может быть это вам и нужно?
- Что нам нужно, - терпеливо сказал Уайт, - Оно должно быть выше, отдел Информатики. НЕ ЛГБТ, информатики.
- Выше, говоришь? Может быть, лингвистики? Нет?... Тут вот какое дело, твой отдел, он, может быть, входит в другой отдел. И вот тот, большой здесь есть, а что там внутри, никто не знает.
- Значит, надо смотреть что-то близкое по тематике. Дай, гляну, что здесь вообще есть.
Уайт склонился над компьютером, стал просматриватьсписок отделов и помещений.
- Вот этот близко, Отдел аналитики. И цифровых технологий... Компьютеризации... Знаешь что, дай-ка мне отдел кадров, это самое простое, они-то должны знать, в каком стойле эта корова стоит.
- Где ты раньше думал, чорт ты огородный, дурацкий, - сказала Джилл.
- Отдел кадров, это просто, - сказал обрадованный охранник, - Туда по сту разов звонют на каждый день. Набираю. Да, отдел кадров? Тут человек ищет сотрудника издательства, и не может... Да, даю ему трубочку. Разговаривайте.
- Отдел кадров? С вами говорит Уайт Декер, слышали, да? Прекрасно. У вас сейчас работает Иван Гордин, да, москвич, мне очень хотелось-бы с ним встретиться. Нет, нет, от работы я его отвлекать не буду, если на пол-часика, не больше. Он имеет информацию, нужную мне для работы. Нет, не приватную. Не буду, возвращу вам в целости и сохранности. Подойдёт в конференц-зал? Прекрасно. Это не надолго. Вот и все дела! Кстати, а почему мы не можем с ним встретиться на рабочем месте? - спросил Уайт у охранника.
- Не-е-ет! Это нулевой уровень, туда посторонние не допускаются.
- В книжном издательстве? Странно. Везде свои секреты. И куда нам идти? Где этот ваш конференц-зал?
- Направо, в конце холла, там табличка есть.
Впереди наблюдалась небольшая толпа. Подходили новые любопытные, обсуждали, но большинство мрачно молчали.
- Что там? Сходи, я не хочу лезть в сутолоку, - предложила Джилл.
Уайт вернулся быстро, тоже мрачный:
- Пойдём, тебе не надо смотреть.
- Расскажи на пальцах.
- Человек повесился. Прямо на лестничных перилах. Старый. На груди плакатик:
- "Негде жить. Никому не нужен".
- Это что творится, Уайт? Здесь так шутят?
- Кажется, здесь так умирают. Не знаешь, как это сейчас делается? Дом для стариков в месяц стоит от тридцати тысяч. У какого старика такой доход? Только у того, у кого есть свой дом. Нет денег? Ложись под забор, помирай, и никто не остановится.
- Но ведь правительство разрабатывает какие-то программы...
- Все программы нацелены на одно, выгрести из карманов народа последнее. Сам народ правительству не нужен, расходы одни. Кажется, это Иван Гордин ждёт нас.
- О чём дискуссия, - поинтересовался Иван, худенький человечек с торчащей бородкой.
- О будущем страны размышляем.
- О будущем? А у неё есть будущее? По мне, так мы все на могилу работаем.
- Ладно, оставим философию. Нас интересует, что случилось с Верноном Ченом.
- Это вы у него должны спрашивать.
- Мы у тебя спрашиваем. Измайловский сказал, у тебя есть информация.
- То, что я общался с Ченом за пять минут до его исчезновения, не означает информацию. Он свернул за угол, я пошёл следом, но там никого уже не было. Небо и асфальт. Никаких канализационных колодцев. Никаких НЛО. Никаких парадных.
- Как-то на улице я встретил тощую собачонку. Она уже не просила ничего у прохожих. У меня был бутерброд с колбасой, я дал ей. Она съела, и, кажется, вспомнила, что на свете есть такая штука, еда. Она посмотрела на меня, и я сказал, что больше нету. И тогда она заплакала. Может быть, прощалась с жизнью. Я быстро ушёл...
- Аллегория понятна, - сказал Иван. - Извините, ничего больше добавить не могу.
- И так в большинстве случаев, - сказал Уайт, когда они шли вдоль канала к Невскому, - Свидетели вроде-бы есть, но сказать ничего определённого не могут.
- А в меньшинстве случаев?
- Например, такой вариант. В штате Невада в пустынном месте обнаружен автомобиль, потерпевший аварию, вылетел с крутого поворота и разбился. Но в автомобиле никого не было, водитель, некто Бен Вадинский, обнаружен не был. Официальная версия полиции, человек выжил, в полубессознательном состоянии выбрался из машины и погиб, упав в одну из многочисленных скальных расщелин, которых там много. Поиски никаких результатов не дали. Таких случаев очень много, в России тоже. И ничего подозрительного, всё выглядит вполне естественно.
***
После обеда Уайт устроился с ноутбуком на диване - "поработать". Спал он, или работал, никто не знает. Джил стало скучно, она включила компьютер, стала просматривать записи Уайта. Кое-что её заинтересовало.
- "Воду простую хлебай, не хлебай,
Из-за стола голодный вставай!" Уайт, это откуда?
- Там написано. Лозунг из "В лаваше", такая азиатская забегаловка около Балтийского вокзала.
- А что это означает?
- Не знаю. Может быть намёк на столовую по соседству, где кормят супами. А у них супы не подаются, только не жидкие азиатские блюда.
- А что означает - "V lаvаше"?
- Как звучит, то и означает. Видимо, аналог русского "как сыр в масле".
- Буквы английские, а "Ш" русская?
- Значит, работающий там полиглот знает английское правописание выборочно. Отстань.
- " При описи имущества супругов Долговых судебными приставами Г. Угрожаевой и Н. Наворотнюк в комнате сына хозяев школьника Вовы был обнаружен сам Вова. Мальчик сыт и, похоже, здоров." Это мне нравится, это наши исполнительные органы, добавить нечего. И это:
- "Куча огородом шла,
Куча денежку нашла.
Денег много, деньги всласть.
Была кучка, стала ВЛАСТЬ", - это частушка такая? Где подобрал?
- Не помню.
- Наверное, сам сочинил, - завистливо сказала Джилл, - Всё равно, здорово. Когда в народе начинают гулять такие частушки, значит, революция близко? "Революционный чеканьте шаг!"
- Не знаю. Ни про "революционный", ни про "шаг".
- Всё ты знаешь. Только общаться не хочешь. Настроения нет? Хорошо. Но я всё-равно скажу по нашему делу. Если нет ни свидетелей, ни каких-то вещественных свидетельств, то-есть, улик, значит, действует какая-то мощная разветвлённая организация. Международная.
- Америку открыла! Только теории заговора, это ерунда. Не верю! Чем больше посвящённых в тайну, тем быстрее тайна перестаёт быть тайной. Тем более, единая цель! Глобальная!
- Почему нет? Вот скажи, ведь были организации, которые хранили свои тайны веками, и эти тайны до сих пор не раскрыты. Масоны, катары, инквизиторы. Конечно, подразумевается служба безопасности, которая не стесняется в средствах.
- Эти организации разбросаны по континентам, и в каждой части света преследуют свои локальные цели. У них только касса общая... Успокойся, конечно, пока мы не касаемся организационных вопросов, нельзя целиком отметать никакую теорию...
- "По приходе с работы домой железнодорожник Алексей Железник был удивлён отсутствием жены Глафиры, но тут-же услышал её голос, доносившийся из туалета:
- Свет включи!
Слесарь был напуган, но просьбу выполнил. Когда Глафира появилась на кухне, он
спросил:
- Ты чего по тёмным нужникам шляешься?
На что жена резонно возразила:
- А чего там смотреть? Зато свет экономится.
- Но ведь попросила включить?
- Вспомнила, что на днях десять рублей проглотила.
- И?
- Не нашла.
- А почему в доме везде какие-то кошачьи кучки? И в микроволновке, и в кастрюле на плите?
На что Глафира серьёзно обиделась:
- Не нравится, не ешь!". Это серьёзно. А про кошачьи кучки, не намёк в мою сторону?
- Ты это специально делаешь?
- Что? Вот тогда скажи, почему они, или оно, не уничтожает институты культуры? ЮНЕСКИ разные, университеты, общественные центры, телевизионные корпорации...
- А зачем? Эти рассадники культуры уничтожают себя сами. Посади в их советы геббельсов, и больше ничего не надо, дело сделано.
- Хорошо, и твоя максима "кому это выгодно"? Кому может быть выгоден регресс культуры человечества? Глобально?
- Если это не явление природы, значит, это выгодно человечеству. Глобально.
- Человечество состоит из личностей. Не из муравьёв.
- Скажу проще, в первую очередь, это выгодно всем правительствам. То-есть политикам. Их класс паразитирующий, и будет уничтожен, когда люди - глобально! - поймут его ненужность, смогут обходиться без его мудрого вмешательства. Значит, людей нужно лишить возможности самоуправления.
- Всё-таки, теория заговора?
- А если нет? Если это делается, согласно какому-то естественному закону самосохранения, само собой. Как если у человека зачешется ухо, он чешет это место, не думая, не формулируя, не осознавая.
- И ты будешь человека наказывать за это?
- Чесать за ухом, это одно. Умышленно, или не умышленно убивать людей - это другое. Здесь должны вступать в действие совершенно другие юридические и социальные законы, каких человечество ещё не знает.
***
- Скажи, что мне это снится, - простонал Уайт и с ненавистью посмотрел на часы, - Я заснул пятнадцать минут назад!
- Это реальность, - пробормотала Джилл, не поворачиваясь.
Телефон замолчал, и Уайт посмотрел на него с интересом и надеждой. Увы... Снова это была настойчивая трель, длинная, требовательная.
- Уайт Декер, - сказал он, постаравшись, чтобы в голосе прозвучала неуместность ночных звонков.
- Очень приятно, господин Декер. Я Борис Мышкин, ( - "Слышишь!" - он ткнул под бок локтем Джилл.) Вы меня не знаете, и это усугубляет мою вину за столь поздний звонок, но он продиктован необходимостью! Я только что узнал от близких друзей Фёдора Переверкина о вашем интересе к факту его исчезновения. Мы прилагаем много усилий, чтобы осветить столь загадочный случай, но, возможно, вы узнали нечто от его отца Леонида Моисеевича, могущее помочь нам. Информация, которой располагаем мы, может оказаться полезной и вам. Я думаю, что вы будете любезны согласиться на обоюдную встречу с вашей и нашей стороны.
- Возможно, - пробормотал ошарашенный Уайт, - Но вы должны знать, что я решаю не один...
- Да, конечно, мы осведомлены о вашем тандеме в поисках уважаемого Фёдора Переверкина. И если вам будет удобно, я посещу вас завтра среди дня, со всеми имеющимися материалами.
- Буду рад, - промычал Уайт, - Если вы сделаете предварительный звонок...
- Это был дурачок? - спросила проснувшаяся к этому моменту Джилл.
- Что-то странное было в этом разговоре... Представляешь, Борис!!! Мышкин!!! Откуда этот Борис Мышкин знает мой телефон, мой адрес, и то, что я был у Леонида Переверкина?
- Ответ может быть самый простой. Ты не думаешь, что в круг многочисленных друзей Фёдора Переверкина может входить и Лёша Измайловский, которому вся эта информация известна?
- Думаю об этом... Только Леонид Моисеевич упоминал о том, что друзей Фёдора почти не знает, и их круг не настолько многочислен. Слишком всё это быстро произошло. Есть и ещё странности, но это уже из области интуиции. Я так понял, что Мышкину известно и о тебе. Лёша настолько впечатлён знакомством с тобой, что стал делиться об этих впечатлениях в случайном разговоре? Мышкин о нём не упоминал...
- Конкретно, ты его в чём-то подозреваешь?
- Мне кажется, что он не тот, за кого себя выдаёт.
- А за кого он себя выдаёт?
- За своего человека в богеме.
- Богемой французы называли нищих студентов. Ты думаешь, что он не нищий студент?
- Пока я не знаю, что думать. Но то, как быстро он нас нашёл, и он знает, чем мы занимаемся и кто мы такие, показывает, что он знаком с проблемой, может быть, даже заинтересован. Но с какой стороны? А возможности у него есть, и это тоже настораживает.
- Что ещё? Ведь есть что-то ещё?
- Есть. Некоторые обороты речи выдают в нём иностранца. А если судить по произношению некоторых звуков, даже француза. Француз, притворяющийся русским? Русским из богемы? И на него не обратило внимания ФСБ?
- Это плохо?
- В любом случае. Его или пасут, с целью выявить сообщников и их интересы, или он работает в связке с ФСБ, и тут мы можем здорово влипнуть. Как иноагенты. Не липовые, а настоящие.
- Но мы не шпионы, и интересы наши скорее в небесах, а не на Земле.
- Если ты скажешь такое особисту, нам припишут планы проникновения в тайны РосКосмоса, с целью продать их за рубеж и подорвать мощь нашей демократии.
- Шутишь?
- Ты не помнишь дела Юлиуса и Этель Розенбергов? В реальности они не были шпионами, скорее, дураками, но ведь их казнили по политическим причинам!
- Не путай меня в политику! Одно дело на своей кухне материть дураков и воров во власти, и другое, когда из тебя сделают предателя и шпиона. И шпионами они были! Пятнадцать лет тырили американские ядерные секреты!
Так они поругались из-за неизвестного им Бориса Мышкина и совершенно посторонних для них супругов Розенбергов.
***
Утром Джилл лежала, уткнувшись носом в стену, на спине её были написаны злость и обида. Она не спала, это Уайт понял по тому, как подрагивали её плечи. Она ждала.
Подумав, он прикоснулся губами к её лопатке, рядом с бретелькой, ближе к позвонкам:
- Я был не прав, - тихо сказал он. Её плечи замерли, но она всё ещё ждала.
- Я вёл себя, как болван. Упрямый, самовлюблённый болван.
- Это сейчас ты ведёшь себя, как болван. Но я готова смягчиться, если ты мне позволишь это сделать.
- Что угодно. Тебе можно всё!
И это действительно было всё, и даже больше. Наконец:
- Я получила всё, что мне нужно было, - и она протянула руку для поцелуя. Как Клеопатра.
- Что мы будем делать?
- Делать? - ужаснулся Уайт, - Я совсем...
- Я тоже готова к боевым действиям! Давай сюда своего американского шпиона, я его, как петуха, разделаю!
- Ты сказала - "раздену"?
- Я вижу, у тебя есть силы острить?
- Нету, грозная моя! Но я готов...
- Пожертвовать собой? Это по-мужски. Я жду кофе!
- Слушаюсь, моя царица.
Потом, когда она отпивала горячий напиток, Уайт осторожно спросил:
- Джи... а ты не смеёшься надо мной? Когда я унижаюсь...
- Ты хочешь меня оскорбить? Сделать любимой женщине приятное, для тебя это унижение?
- Нет, конечно! Я получаю удовольствие... Но, не знаю, как на это смотрит женщина.
- Успокойся, тоже с удовольствием. Ты не имеешь понятия, какое это счастье, чувствовать себя любимой. Разговор глупый, но он нам приятен, разве нет? Мы слышим то, что должны.
- Я готов!
- На что?
- На всё! Он сказал, что придёт после обеда? Это подействует на него расслабляюще. Вот тут мы его и накроем!
- Как думаешь, чего он хочет?
- Если он так хорошо осведомлен, он должен понимать, что с нас взять нечего, кроме самой общей информации. Думаю, он хочет просто посмотреть на нас, оценить наши возможности, а больше - нашу решимость. Может быть, надеется прогнозировать наши действия? Кстати, всего этого хочу и я, но в отношении него. Вряд-ли он поделится важной информацией, ведь это оружие. Может быть, даже напрямую против него.
- Что-ж, попробуем изучить его сильные и слабые стороны. Но ведь то, что он открывается нам, это и есть его слабость.
- Может быть, действуют и другие силы, и он надеется найти в нас союзников? Или, если его опередили, узнать что-то о своём враге?
- Не будем гадать на кофейной гуще.
- А мы как раз этим и занимаемся. У нас пока нет ничего. Будем надеяться, что после этой встречи откроются неизвестные нам точки приложения сил.
***
- Знаешь, что я увидел в магазине?
- Любопытно посмотреть.
- Та-дам! - торжествующий Уайт держал в победно поднятой руке банку консервов.
- Надеюсь, не красная икра позавчерашней свежести? - Джилл была холодна.
- Посмотри! Это уникум!
- Так... "Килька в томатном соусе"... Вижу постоянно. В чём уникальность? Стала стоить, как икра и омары? Нашёл, чем удивить...
- Она стоит двадцать три рубля! Почти как в счастливые времена. Помнишь, девять копеек? Сейчас слов таких не знают! Я взял пять банок.
- Объясни быстрее, или я тебя в Кащенко упеку. С червями, наверное?
- В том и дело! Я специально взял вина красного, мы там с мужиками раздавили за углом, и закусили этой килькой! Прекрасная вещь!
- Ты предлагаешь праздничный стол украшать банками с килькой, вместо омаров, мы-же не снобы...
- Джилл, это прекрасный стопроцентный тест для лже-Дмитрия, блин, извини, для лже-Бориса! Если он тот, за кого себя выдаёт, он удивится этой рыбёшке! Если он тот, за кого я его принимаю, он примет кильку за русский деликатес!
- И будет прав. Суп рисовый с килькой, макароны с килькой... Кстати, рис сейчас дороже майхуа... или ***меа? И твой план действий?
- Мы выложим эту ***меу в хрустальную вазочку и будет взирать на неё божественно. Тебе интересна его реакция? Мне тоже.
Борис Моисеев, то-бишь, Мышкин, появился в послеобеденные часы. Оказался, вот странность!, интеллигентным сдержанным человеком, похожим на Ал. Филозова, был облачён в замшевый пиджак под кожанным плащом, носил кепи, белесые усы, часто отпускал комплименты Джилл, которую называл почему-то то мамзель, то мисс... Всё было понятно, и Уайт уже украдкой показал Джилл международный, всем понятный жест, означающий перерезание горла (который шёл от кока Сильвера - "Живые будут завидовать мёртвым!"). И всё было хорошо. Приглашение выпить и закусить (В два часа дня, идиот!) Борис принял с восторгом. На блюдо с килькой он взирал, как капитан Ахав на отбивную из Моби Дика. Водки попросил налить "до рубчика" ( в хрустальную рюмку). Джилл развела руками и тоже провела пальцем по горлу. Потом тем-же пальцем покрутила у виска. Всё было понятно даже коту Базилио.
Уайт опрокинул рюмку водки, кинул в рот кусочек апельсина и вежливо сказал:
- Мсье ... Мышкин? Пусть будет... Если не ошибаюсь, Миланское отделение ЭФ-Джи? Если ошибаюсь, поправьте.
В ответ на вопрошающий взгляд Джилл он пояснил:
- Это французская политическая разведка.
- Нантское, - поправил Мышкин. - А ваша рыба, сволочь!
***
- Есть множество стилей литературного повествования, - начал разборку Уайт. - Всех их мы касаться не будем, на это никаких жизней не хватит. А я любитель философии. Давайте на этом и остановимся. Например, стиль Джойса. Вы его читали?
Мышкин угрюмо кивнул, "кто его не читал!".
- Вы там хотя-бы что-то поняли? Если честно?
- Нудятина.
- Благодарю за искренность. Я даже этого не понял. Но, продолжим. Витгенштейн. Это вы слышали?
- Читал, - ещё более угрюмо кивнул Мышкин.
- Дальше?
- Бред больного.
- Как Ницше?
- Ницше - молодец, он знал, что говорит.
- А Марсель ваш Пруст?
- Этот больной, который шевеление травинки описывал на ста страницах?
- Борис Мышкин, вы здравый человек. И зачем вы изображали идиота?
- А зачем ваш классик, сам идиот, делал идиотом нормального человека?
- Может быть, по принуждению?
- Вы ответили на свои незаданные вопросы.
- Давайте я задам вопрос, которого вы не ожидали. На кого вы работаете?
Мышкин окинул взглядом стол:
- Фрукты у вас хоть настоящие?
- ***мея настоящая.
- Это вы так груши называете? Я съем одну, пожалуй. Жрать хочу, так у вас говорят?
- Съеште. Можете и коньяка выпить, он из Франции. Итак?
- Вопрос в данном случае действительно неожиданный. Если я скажу правду, вы меня не убьёте? И поверите?
- Мы не ваше начальство, поэтому можете верить.
- Тогда скажите, кто вы?
Уайт задумался, в самом деле, что можно сказать человеку в ответ на такой вопрос? Джилл-же поступила просто, чисто по-женски. Она задрала юбчонку, чтобы были видны белые трусики, одна нога выше другой, налила в рюмки коньяка, закурила длинную сигарету, из "Маньяла-кубинс" :
- Борис, я - женщина. Давайте выпьем, и не обращайте вы внимания на моего любимого мужчину, которого звать Уайт. Мы живём и думаем только для себя. А вы можете сказать то-же о себе? Вы можете сказать, что вы живёте для себя? Или вы живёте, чтобы просто жить? Я вижу, что вы чего-то боитесь. А вы знаете, чего надо бояться? Жизнь? Но если вы её потеряете, что она будет стоить? Боитесь потерять память? Но вы уже будете мертвы, чего тут бояться? А через короткое время будут мертвы все, кто помнил о вас. Так чего вы боитесь? Я могу сказать.
Мышкин нервно выпил свою рюмку, откусил яблоко:
- Джилл, не надо ничего говорить, всё это мной передумано много раз, - он положил руку ей на ногу, провёл вверх, до трусиков, и Уайт подумал:
- Ещё сантиметр, и ты уже не будешь бояться ничего!
- Вам нужно знать, зачем я здесь? Но ведь вы самые опасные существа в нашем мире.
***
- Понимаете, ребята, нас запрограммировали, что мы хозяева жизни. И мы им поверили. А на самом деле кто мы? Вы думаете, мы неудачники, которым иногда везёт? И мы выигрываем в лотереи, и мы живём в красивых квартирах, и у нас есть зарплата? НО потом приходит дядя-банкир, грозит пальчиком, и говорит - А ведь ты - никто. Ты мне должен. Ты мне должен не денег, которые ты когда-то взял у меня по неосмотрительности. НЕТ! Ты мне должен всё! Ты пойдёшь на предприятие, где будешь зарабатывать? Кто тебе сказал эту глупость? МНЕ нужны будут деньги, и твоё предприятие станет в один миг банкротом, потому что я его сожру! А в это время тысячи спят под кустами, и не знают, будут-ли они живы завтра, потому что им жить не за чем.
- Борис, как тебя звать на самом деле? Пойми, я не могу убивать незнакомца.
- Меня зовут Жюль Марков. Какое это имеет значение? Я знаю, кто ты. Ты простой человек, имеющий деньги, имеющий эту прекрасную женщину. Но всё это маска. Дело ведь в простом, это всё маска. Я жил спокойно, я ловил врагов своей родины. А потом мне сказали - вот они, враги всего человечества!
- И это мы? Ты видишь нас, ты видишь мои глаза, ты видишь прекрсные ноги Джилл, и ты думаешь, что мы враги? Ты веришь в это?
- Я не знаю, во что мне верить! Я вижу, что мир летит в помойную яму, я ведь помню, как мы жили двадцать лет назад!
- Жюль, я могу дать тебе пистолет, и ты сможешь застрелить меня и эту женщину. Ты веришь, что всё станет хорошо? ( Джилл восхитилась его вранью, никакого пистолета у него не было!) Давай так и сделаем. Но перед моей смертью ты можешь сказать мне - почему? Чего ты так боишься?
- Почему? - чуть не взвизжал француз, - Да потому, что за тобой, за вами обоими охотятся ещё много людей! Но я не могу вас просто так убить! Ведь что мне потом останется делать и во что верить?
- Жюль,- сказала Джилл, - Какая пошлая мелодрама! Будешь лапать мои ноги, а они и не мои, а Уайта, я тебе заеду между глаз.
Жюль, как по команде задрал руки в потолок и сделал движение, обозначающее, будто он отпрянул от Джилл на пол-метра, хотя действительное движение не превышало пары сантиметров. Но оно всех удовлетворило. Джилл кивнула:
- Вайти, ты вдруг ощутил себя Богом?
- Даже не суперменом, - отказался Уайт, - Вдруг нагрянули неизвестные ниндзя.
- Я сказал это не в прямом смысле, - тут-же пошёл на попятный Марков-Мышкин, - Просто хочется в это верить. Но дело обстоит так, что на вас делают ставки, вы в фаворе!
- Я помню, - кивнул Уайт, - Мы самые опасные существа в мире. Опаснее пресловутого китайского вируса и нашего правительства. Но ты должен побыстрее объяснить нам, в чём суть всей этой ерунды, иначе у Джилл кончится терпение, а оно у неё не такое длинное, как ноги, и... представляешь, что будет? Она умеет убивать при помощи простой спички. И делает это долго и больно.
- Шутите? - горестно спросил Жюль. - Вам это просто.
- С чего вы взяли, что мы опасны? И даже очень? Любое допущение должно на чём-то быть обосновано.
- За вами отправили лучших. Это о чём-то говорит?
- "Лучших" означает таких, как ты, - Уайт скосил глаз на Джилл, она юмор поняла.
- Я лучший мессионер Западной Европы.
- Мессионер это тот, кто несёт Слово Божье в массы зулусов?
- Это тот, кто выполняет миссию.
- Понятно. Ты мессия. А остальные?
- Не мессия, эмиссар. Всех я не знаю, только некоторых. Мег Сторинз, эмиссар МИ-6. Здесь она действует под именем Лидии Ожеговой. И ещё есть Чарли Онипега. Этот самый опасный, эмиссар интерпола. Специализируется по Центральной Америке, но... он везде.
- Понятно. Значит, нам надо расшифровать этого Онипега, и можно жить спокойно.
- Жить после этого у вас не получится, Онипега не из тех, кому нравится быть раскрытым. Есть ещё канадец, этот новенький, пока себя никак не показал. Эти люди уничтожат вас, сотрут в пыль, и никто ничего не поймёт!
- Но вот ты... Ты решил переметнуться? За здоровье не боишься?
Мышкин налил рюмку водки, рывком выпил, схватил кусочек лимона, сунул в рот:
- Боюсь. Но я, цель второстепенная, если под руку попадусь. Они меня знают и времени тратить не будут, оставят на потом.
- Это означает, уже всем известно, что ты связался с нами?
- В конторах о нас знают всего по нескольку человек, из самого верха. Кто-то из них, наверняка, догадывается. И это означает только одно. Ни связи, ни информации, ни ресурсов.
- Эмиссар на вольных хлебах. Значит, теперь ты сам себе начальник?
- От миссии не отказываются. Или она будет выполнена, или эмиссар уничтожается.
- Сочувствуем...
Воцарилось долгое молчание, которое наконец прервала Джилл:
- Ладно, помянули и забыли. Борис, нам нужен совет. Ты профессионал, и ты можешь предположить ходы твоих коллег.
- Совет... Как говорят русские - "Совет, да любовь." Это основа культуры. Здесь вы специалисты. А я со своей стороны могу сказать, смените среду обитания. Забудьте друзей и родных. Хотя-бы на время. Станьте... туристами. Без родины, без флага. Просто калики перехожие, пилигримы. Господа никто. И тебе, Джилл, пойдёт рыжая причёска. Не задерживайтесь на одном месте больше недели. Меняйте материки и острова. Сторонитесь мировых столиц и международных аэропортов. А я исчезаю. Вряд-ли мы ещё увидимся. Всего хорошего, ребята.
***
- И ты ему поверил? - спросила Джилл, когда они забаррикадировались в супружеской постели.
- Мышкину? Нет, конечно. Поверил одному - эмиссары от миссии не отказываются. Это их суть, это у них в крови.
- Да. Он втолковал нам нашу исключительность, а потом - что расплата за эту исключительность не избежна.
- И мы должны бежать от мира, стать отшельниками. Может быть, в этом и есть его миссия?
- Мы будем скрываться, Уайт? Не нравится мне это.
- Кошки-мышки в наше время, это глупая авантюра. Любого человека можно найти, не выходя из кабинета. Тем более, с их возможностями. - Уайт прижал голову подруги к груди, - Не бойся, Джи, мы просто присоединимся к уже пропавшим.
- Ты думаешь, Мышкин им тоже советы давал? Он сказал-бы нам...
- Не сказал, если-бы это противоречило его миссии. Не знаю. Но что он болтал о том, что тебе подошла-бы рыжая масть? Ты ведь и так рыжая ведьма.
- Наверное, у него цветоаномалия... - уже засыпая предположила Джилл.
3.
- Никакими туристами мы не будем! Кочевать по странам, оглядываясь на таможнях? Нас выловят через неделю!
- Но Мышкин...
- Джилл, мышление таких чиновников Сформатировано их служебными формулярами! Его коллеги думают по тому-же стандарту.
- Ты предлагаешь что-то экстремальное? - заинтересовалась Джилл.
- Именно! Покинуть свою среду обитания! Надо смотреть шире! Что, если вообще выпасть из системы?
- Ты говоришь о цветах?
- Ты знаешь, сколько в Европе и Америке их поселений? И у девяноста процентов нет документов, они презирают канцелярщину.
Джилл откинула одеяло и стала рассматривать обнажённое тело:
- Как я? Сойду ещё за цветок жизни?
- За целый букет, - заверил её Уайт. - А ты уже готовишься?
- Знаешь, я всегда завидовала им.
- Хиппи? Полуцыганская жизнь, без родины, без флага...
- Независимость, вот чего нам не хватает. Мы с рождения живём в кабале. А они, они никому ничего не должны, и общество им ничего не должно. Абсолютная свобода! Нет ни сборщиков налогов, ни мафии, ни налоговой службы... Даже представить себе не могу.
- Скоро ты этой свободы хлебнёшь.
- Новый опыт. И тебе не помешает, может быть, разродишься интересной книжкой.
- Может быть, - вздохнул Уайт, покосившись на компьютер. - Не знаю... В общем-то, интересная субкультура... Правда, Мейсон... И другие.
- Не путай мракобесие с философией хиппи, с буддизмом. Секты, какая мерзость! И куда мы подадимся?
- Где нас меньше всего будут искать? В культурных центрах! Поехали на юг Франции? Только надо всё сделать правильно, и с документами, и с дорогой. Для начала, сколько можно, перевести денег в Швейцарию, но через Каймановы острова.
***
Официально барон и баронесса фон Рейхенман отправились в пункт назначения Верне, что в Северном Рейн-Вестфалия. На самом деле, пройдя таможенный досмотр на границе Польши и Германии, они доехали до Шпремберга и спрыгнули с поезда, который сбросил скорость для передачи почты. Здесь отпрыски баронов отыскали местного гауляйтера и заявили о пропаже их сумки, в которой и находились их паспорта на имя французов Бернесен. Добрый гауляйтер, не разбирающийся во французских акцентах, но отнёсшийся с пониманием к иностранцам, для которых пара сотен долларов не проблема, немедленно выписал им временные удостоверения, и наглые французы уже направились на родину, где повторили трюк, на этот раз обратившись в норвежцев, которых также обокрали.
- И куда направляются хиппующие норвежцы Ниердаллы? - поинтересовалась норвежка Джилл на вокзале Мюлуза.
- Мантон. Представляешь, поселение флауэров там существует уже около двадцати лет! Кто-то уходит, кто-то приходит. Цветы уважают личное пространство и право на личную жизнь. И природа! Озёра, соединяющиеся с морем протоками, дубовые и каштановые рощи... Мечта! И никаких мегаполисов с сумасшедшими политиками!
***
Отроги Альп они пересекали в откидных креслах верхнего яруса двухэтажного вагона трансконтинентального экспресса, и Джилл всё заглядывала вниз, за стеклянные панели окон, пытаясь поймать момент, когда они оторвутся от земли.
- Что ты всё крутишься?
- Ведь взлетим сейчас, Уайт!
- Это тебе не электричка Питер - Псков, цивилизация!
В салоне кроме них ехали ещё несколько семей, видимо, в отпуск на Средиземноморье, и Уайт внимательно их просветил, остался довольным, обычные туристы, ничего подозрительного не заметно. Не нужны они были здесь никому.
Дорога заняла около четырёх часов обволакивающей дрёмы, они подходили к стойке бара, брали кофе и пончики, бутерброды с сыром, и всё это было не настоящее, как в комиксе или чёрно-белой древней комедии, они только невнимательно смотрели и не участвовали в представлении, и их это устраивало.
Наконец пришло время выйти на горячую платформу, они обошли что-то бетонное, стальное и стеклянное, что было, видимо, футуристическим вокзалом, и, спросив дорогу у растрёпанного аборигена, долго шли по асфальтовой дорожке, которая вдруг просто окончилась. Дальше было травянистое поле, дальше река и далёкий лес.
Привалившись к колесу трейлера, дремал абориген неопределённого возраста, и его причёска взывала к шампуню и парикмахерской. Между пальцами аборигена дымила папироска, свёрнутая из газеты.
- Йё, дружище! - приветствовал человека Уайт.
Приоткрылся левый глаз, последовала длинная затяжка папироской:
- Чего-то ищете? Или уже нашли?
- Определённо. Нужно остановиться на месяц, или неделю. А места здесь живописные. Где нам найти вожака стаи? Надеемся, он не против гостей в вашем городке?
- Не против. Только без тяжёлых наркотиков и криминального хвоста.
- С этим полный порядок, - заверил Уайт.
- Что-ж, старушка Битси до конца недели будет в городе. Поделитесь печалями и заботами, может быть, я смогу их развеять?
- Крыша над головой.
Поднялся длинный худой палец, указал куда-то за их спину:
- Курятник сорок два. Вода и канализация, свет и газ, всё подключено. Двадцатка в месяц.
Они оглянулись и увидели чуть покосившийся трейлер, украшенный граффити.
- По виду смотрится уютно. Мы можем заплатить прямо сейчас...
- В конце недели, старушке Битси, - глаз закрылся, на него съехала шляпа, и разговор был окончен.
***
Они пошли по траве к трейлеру, прятавшемуся в тени буков, с любопытством разглядывая облупившиеся панели предполагаемого дома серо-голубого цвета
- Как-то вечером работал за компом, тишина, одиночество, полусумрак... Случайно уловил некое движение внизу, глянул под ноги, и обомлел. Никогда в жизни я так не пугался. Это был просто обогреватель. И он смотрел на меня. Просто железяка, он не разговаривал, и смотреть не мог, его регуляторы мощности - просто пластмассовые диски... Он даже передвигаться не может, это не фантастика! Это просто пластмассовая коробка!
И я спросил его - ты хочешь знать, зачем мы создали тебя? Может быть, затем, что мы пытаемся понять, зачем Бог создал нас? И мы пытаемся понять путь Его? Но разве мы в силах понять движение Его идеи?
И эта нелепица вдруг заговорила;
- Просто вы пытаетесь стать Им. И это - движение от великого к ничтожному.
- Уайт, признайся, тебя поразило, что эти события... случаи исчезновения деятелей культуры явно связаны общей целью, это звенья одной цепочки.
- И что? - мрачно уточнил Уайт.
- Ты зациклился на случаях одного порядка. И кого-то это здорово разозлило. Но ведь дело в том, что исчезновения людей не являются самоцелью, это бессмысленно. Тебе не кажется, что это сопутствующие явления более глобального процесса.
- Кажется. С самого начала. Но я и хочу через расследование исчезновений понять сам процесс. Пока я просто не вижу других проявлений, доступных анализу.
- Других проявлений масса, мы привыкли к ним, считаем целенаправленной политикой мирового капитала, но и сам мировой капитал станет жертвой этого процесса. Сейчас главной жизненной мотивацией стало финансовое благополучие, что само по себе не плохо, но оно уже стало психической болезнью, выродилось в обычное делание денег, что уже стало самоцелью, как было с игровыми автоматами. Не деньги являются ценностью, а их добыча любыми способами, в ущерб всему. Своеобразный спорт. Но спорт, уничтожающий духовные ценности. Как коррида, бокс. Бокс переродился в бои без правил, что уже признано преступлением против человечности. То-же происходит и в массовой культуре. Но какую цель может преследовать подобный процесс?
- Сделать нас дураками, очевидно.
- Тогда супостатам придётся занять очередь за нашим правительством и ЮНЕСКО.
- А мне не смешно, Джилл. Похоже, умные люди кому-то очень мешают с самого начала нашей истории.
- Да... Вспомнить про гонения христиан, убийство Гипатии, судьбу Александрийской библиотеки, Сократа... Да, вся история, это уничтожение культуры серостью.
***
- Настоящая боевая кибитка гуситов, - объявил Уайт, вглядываясь в мрачные своды трейлера, - Остаётся прорезать бойницы по бокам и в торцах и установить в них арбалеты.
- Ты настоящий анахорет, Утти, - Джилл женским чутьём определила расположение спальни и потащила туда сумки.
- Почему - "анахорет"? - удивился Уайт.
- Потому что ты ходячий анахронизм.
- Ты путаешь понятия...
- Мои понятия, хочу, и путаю. Я не Витгенштейн... А действительно, есть ощущение приближения лучников и ландскнехтов... Жили люди...
- И умирали люди. В средневековье был обычай убивать всех, подвернувшихся под руку, просто на всякий случай. И смерти были намного страшнее современных. Умереть от пули, мгновенно и не успев понять, что умер, или сутки корчиться на мокрой земле с отрубленной ногой и распоротым животом...
- Какое бескультурье! А ты заявляешь о современном падении нравов!
- Падение нравов не в способах убийства, это уже технологии... Падение нравов в самом отношении к убийству. В старину к смерти относились утилитарно, естественный случай, бывает... Сейчас из этого сделали или статистику, или героическое деяние. А ведь человек умер, его больше нет, и никто об этом не задумывается. Посмотри, сколько развелось неофашистских сект.
- Больные люди, их лечить надо... в тюремной больнице. И вообще, идея и попытки установления фашистских режимов, это исторический нонсенс. Фашистские режимы склонны к самоуничтожению, как вирусы.
- Политики и финансисты! - заявил Уайт с видом Эйнштейна. - Банкиры и биржевики определяют цели и ставят задачи, политики делают всё, чтобы выполнить эти задачи. В результате простые люди убивают других людей, не думая, что являются просто марионетками. А чтобы отвлечь зрителей от сути происходящего, всё это обёртывается в патриотические и гуманистические упаковки. Кого-то награждают орденами Героев Родины, хотя при чём здесь интересы Родины за тысячи километров от её границ? Кому-то за каждого убитого выплачивают наградные, кому-то ставят бюсты и сооружают мемориалы, а вдовам отстёгивают миллион рублей, который уходит на похороны и обучение детей. А кто-то без ног и рук, на тележках просит милостыню в подземных переходах и у церквей. Убийство стало доходной статьёй на потоке государственного бюджета.
- Ты выражаешься, как "Капитал" Карла Маркса.
- Так-же субъективно?
- Так-же нудно.
- Ищи современного Гомера. Я не он.
- Я это заметила. Философы и рапсоды Древней Греции участвовали в атлетических соревнованиях.
- Ты пытаешься меня унизить? - Уайт вытянул из сумки бутылку пива, - Не хочешь? Хуже, чем немецкое, но со своим обаянием.
- Тебя нельзя унизить, ты норма современного делового мужчины. Отрастишь пивной животик, станешь идеалом.
Уайт с сомнением посмотрел на бутылку, вздохнул и отпил ещё:
- Нет идеала под луной. Что у нас на ужин?
- Не знаю. Чего тебе хочется?
- Чтобы нам опять было по девятнадцать лет.
- Завидую твоему аппетиту. Значит, идём в бистро.
- Французская кухня! Ненавижу капустный суп, вафли и какао!
- Не беспокойся, я прочитала на вывеске имя хозяина, он испанец. Наверняка у него есть мясо в остром соусе. И в крайнем случае какао с вафлями тоже приёмлемый вариант.
- Повтори тоже самое, но только более убедительно.
- Ты прав, гадость порядочная. Я тоже предпочитаю мясо.
Уайт достал из сумки майку и рубашку, переоделся:
- Не хочешь сменить одежду?
- Я пройдусь по галерее, мне нужно платье и туфли. Или ты думаешь, что я собираюсь щеголять в мексиканском пончо?
- Только не забывай про норвежский акцент.
- Ты уверен, что аборигены могут отличить русский акцент от норвежского?
- Про аборигенов сказать не могу, но хиппи народ не глупый и многое повидали, - он достал пачку денег, распечатал, - И сжигай обёртки от денег, они швейцарского банка.
Джилл протянула руку, он не понял, посмотрел удивлённо, потом отделил от пачки примерно четверть купюр, отдал ей, - Надеюсь, здесь цены не Тюирли.
- Будь уверен. Светить деньгами я не собираюсь.
***
Они брели по Первой улице, которая и в самом деле так называлась, о чём сообщил Джилл гордый Уайт: - "Рremiere rue"!
Была в городке и ещё одна улица, любопытная Джилл предложила посмотреть, не носит-ли она название Второй, но Уайт отговорился:
- Дай спокойно подышать Средневековьем! Немного его осталось в Европе.
На тротуарных плитах песчанника под цветастыми зонтами стояли столики домашних кафешек, но народу было мало, может быть, потому что час ужина ещё не наступил, сидели за ними в основном домохозяйки, вышедшие в соседний магазинчик за пучком сельдерея, они обмакивали вафли в какао и обсуждали мадам Стефани, в тени каштанов сквера отрешённо прогуливающую своих карманных мопсов.
- Могу спорить, эти два дома построены не позднее четырнадцатого века! Семьсот лет! Раритет!
Уайт в восхищении остановился перед белёными фасадами, но быстро отправился дальше, увидев дату на растресканной доске, висящей на чёрных цепях - "1543г.". Джилл ехидничать не стала.
В прохладном помещении бистро, располагающемся в полуподвале местного отеля, тоже было пусто, только два пожилых гражданина в углу с видом приговорённых к гильотине лениво потягивали пиво. За стойкой стоял бармен, близнец Тартарена, в мамелюкской феске и радужном жилете, с воинственными усами, похожими на стрелу времени, косился на экран телевизора, где передавали выпуск новостей. На вошедших он не обратил внимания. Они прошли к столику в угол, противоположный бильярдному и взяли меню. Тартарен выждал приличное время, подошёл, держа карандаш и книжечку.
- Кофе, - решительно сказал Уайт, - Чёрный, молотый, без сахара. И мяса. Отбивную!
- Что у вас на гарнир?
Усы издали непонятные звуки, что-то вроде "ло-ло-о".
- Расшифруйте, пожалуйста.
- Фасоль. Красная, острая.
- Прекрасно! И салат! Уайт, а что мы выпьем?
- Думаю, сухого, белого вина.
Труффальдино удалился, источая солидность.
- Господи, мы вдали от всего... - Джилл повела пальцами, изображая суматоху и сутолоку большого мира, - Мы вдали... Отдых! Человек сотворён для отдыха! Никаких дел, никакой работы... К чорту работу!
- Ты... ничего не заметила в городке, по дороге сюда?
- Заметила?
- Чего-нибудь необычного...
Джилл всмотрелась в глаза своего мужчины, и ей не понравился странный блеск, хорошо знакомый по суматошным временам.
- Сейчас я замечаю признаки маньяка-параноика...
- Я серьёзно... - обиженно уточнил Уайт.
- Никакой работы! А ты что-то заметил, тревожное?
- ... Н-нет...
- Мясо! И никакой работы!
Еда и в самом деле была восхитительная, домашняя, стирающая из памяти кошмар городских перекусов на бегу, запахи шаурмы и лавашей.
- Вот смотрю я на этих месье, - Джилл указала глазами на парочку за рядом пустых кружек, - И вспоминаются мне наши разводы.
- Какие разводы? - осторожно спросил Уайт, разрезая кусок мяса. Он в самом деле не понял, о чём она говорит.
- Ну, знаешь, это когда любимая жена говорит мужу-рогоносцу: - "Знаешь, дорогой, как мне надоели твои адюльтеры... Твой чемодан стоит за дверью..."
- Муж-рогоносец, это я? - глупо спросил Уайт, - И почему "разводы"? Мы развелись один раз, насколько я помню.
- Правильно, один. Официально. В ЗАГСе Московского района, в 1984 году. Инициатором был ты. И мы до сих пор вместе. Но значит-ли это, что тот развод был навсегда единственной ошибкой?
- Значит, я не единожды рогоносец?
- Однако, приключения в чужих постелях у тебя случались периодически. Но ты не услышал главного - мы до сих пор вместе.
- И тебе это уже надоело?
- Не прописывай ко мне своих тараканов. Как ни странно, сейчас у нас всё в порядке. Не считая твоей работы. И ты никак не хочешь привыкнуть к мысли, что мы свободны. На первом месте остаётся работа.
- Джилл, ты прекрасно знаешь мою дурацкую натуру, я не могу жить в бездельи. Если я без дела, мои мозги непроизвольно начинают искать занятие...
- Значит, сейчас зайдём в хозяйственный магазин, купим инструменты, крепёж, обои, клей, и к вечеру чтобы наша кибитка стала похожа на жильё. Будет тебе занятие. И учти, перед сном я надеюсь принять ванну.
- А ты?
- На заднем дворе я хочу развести садик, знаешь, ползучие растения, виноградник, лоза, рододендроны и прочие апельсины. Чтобы можно было правильно загорать.
- Кажется, придётся купить и тележку под покупки... Доедай уже! - ближайшее будущее было определено, и Джилл начала действовать.
***
Поход по бутикам и магазинам походил на анабасис Швейка. Сначала Джилл зашла в модный магазинчик и, как она это определила - "оделась". Уайт был нагружен двумя объёмистыми коробками. Зашли и в мясной отдел, курицу и кусок вырезки Джилл сама понесла. Но в супермаркете Уайт застонал. Была нагружена объёмистая тележка, и там было всё, о чём Робинзон мечтал на своём островке. Мясо было тоже сунуто в тележку, и уже Джилл волокла свои картонки. Дома она, пока Уайт разбирался со строительными материалами, занялась курицей, косясь в сторону друга. Творческая работа кипела, что-то пилилось, забивалось, прикручивалось, соответственно инструкциям хозяйки, выносились мешки с мусором, вешались шторы и стелились коврики, Уайту пришлось опять бежать в супермаркет, за забытым обойным клеем и лампочками. Он вернулся с двумя тяжёлыми сумками, одна из которых нежно издавала хрустальный перезвон.
Наконец курица отправилась в духовку, и Уайт присел на крылечке, мусоля сигарету. Он ощущал себя грязным, усталым, но удовлетворённым. Рядом присела Джилл. Она прижалась к его плечу и устало улыбалась:
- Ты заслужил право расслабиться. Я не откажусь похвастаться новым платьем и туфлями в бистро. Заодно надо посмотреть на местных жителей, послушать их заботы и новости. Как? Помоемся потом, перед сном.
К семи часам в скучном днём зале было весело. Играл музыкальный автомат, стучали по шарам кии, громко спорили, громко произносились тосты. И пока Джилл собирала восхищённые взгляды разгорячённых мужчин и завистливые взгляды кумушек, Уайт как-то незаметно прилично набрался. Он уже азартно обсуждал топливные санкции, насмехался над американскими и английскими политиками, поругивал свою страну за неприкрытый фашистский переворот, и уже собрал вокруг себя единомышленников, покорённых эрудицией шведа, который иногда вдруг начинал объясняться на никому не известном языке, то-ли польском, то-ли украинском.
Джилл пила сидр, закусывая рогаликами, и не сразу обратила внимание на митинг, устроенный мужем, пока к ней не подошёл знакомый Тартарен и не указал взглядом в сторону Уайта:
- Здесь такие предприятия могут неприятно закончиться, мадам. Ваш друг слишком разгорячился.
- Что? Нет! Извините, мусье, я сейчас приму меры...
Схваченный под локоть, Уайт был выволочен на свежий воздух и усажен на стул:
- Не находишь, что ты слишком расчувствовался?
- Свобода! - провозгласил Уайт. - Имею право воспользоваться своим... э-э-э правом на голос! Здесь замечательные ребята! Немного патриархальные, но объективные! Да здравствует объективизм! Но, кажется, ты права... Может быть, мы уже направимся домой, иначе ты перейдёшь все рамки приличия, да! Это за тобой водится...
- Хам! Сиди, я расплачусь.
- Мы забыли купить фонарь! - Уайт тщательно рассматривал что-то под ногами, совершенно в ночной темноте не видимое, и что-то злобно бормотал.
- Вот цивилизация, - наконец провозгласил он. - Где уличное освещение? Во времена Ван Гога было светлее!
- Не споткнись, - холодно сказала Джилл, чтобы хоть что-то сказать.
- Но ты видишь, в чём закавыка, Джи? За свою историю люди создали невероятное количество необходимых вещей, без которых они прямо кушать не могут, назвали их гаджетами, аватарами, чем там ещё?... И теперь эти вещи восстают против них, мешают воспринимать действительность, а во многих случаях просто и грубо убивают! Сколько сумасшедших, насмотревшись сетевых роликов, берут в руки ружьё и идут в родную школу расстреливать одноклассников? Или, выполняя волю врагов народа, которые сидят в цитадели ГосДумы, послушно надевают намордники, зимой, в лютый холод, и в летний пыльный зной... А политики?! Вот без кого цивилизация процветала-бы, но народу нужен пастух, потому что кто ещё скажет, как надо жить правильно? Горек мёд власти, и она эту горечь изливает на массы. А мы живём, глотаем вирусы, давимся ложью, спотыкаемся в темноте... Чорт! Чортов бордюр!
- Всё-таки споткнулся? Ногу не сбил? Откуда здесь бордюру взяться? Сейчас уже будем дома. В окне огонёк светит... Так уютно. Как хорошо приходить домой.
- У нас дома... пиво есть?
- Кому что. Успокойся, есть, кажется.
Она вручила ему бутылку пива и пошла в ванную. Горячая вода её немного успокоила, но такого свинства она не ожидала. Впрочем, к эскападам мужа Джилл давно привыкла, и происшедшее не выходило за рамки обычного расслабления.
Потом она накрыла на стол, была разделана курица, Уайт пришёл после душа уже в адекватном состоянии, и ужин был восхитителен.
- Это наш дом, - последнее, что в этот день подумала Джилл.
***
- Вчера своим новым друзьям ты на русско-монгольском разъяснял тонкости внешней политики российского президента, - сообщила Уайту Джилл по пробуждении. Тот водил пальцем по свеже наклеенным обоям и тихо постанывал.
- Ты как муха, жужжишь, и жужжишь, и жужжишь... Или ты молчишь? Тогда кто здесь жужжит?
- Это не здесь, это где-то на улице.
- Рядом пасека? Или мусорная куча?
Он попробовал встать и чуть не въехал головой в шкафчик:
- Тпру-у! Осторожней надо, - объяснил он Джилл, с интересом наблюдающей за этими экспериментами.
- А ты экстремал...
- Надо пойти, посмотреть, кто там зудит... жужжит...
Солнце ударяло по глазам, вызывая почти физическую боль.
- Не туда смотришь. Вверх смотри.
- Это... самолёты?... - прикрыв лицо рукой, Уайт, покачиваясь, всматривался в ослепительное небо, - Это целая эскадрилья... Дай, - он повёл рукой и показал, будто пьёт из бутылки.
- Паразит... - Джилл вынесла две бутылки пива, одну протянула ему. Он присосался, вытянул за раз половину, вытер подбородок и снова задрал голову:
- Высоко... Четырёхмоторные. Это стратегические бомбардировщики. Джилл, надо включить интернет, кажется, мы что-то пропустили...
- Что-то очень плохое?
- Это отряд бомбардировщиков НАТО, у них на борту ядерное оружие. И они летят на восток.
- Эй, Уайт, ты соображаешь, чего говоришь? - встревожилась Джилл. - На востоке мы и Украина, там небо закрыто для самолётов стран Европы. ВСЕХ самолётов, любых. Тем более, для военных.
- Провокация? Или обычные тренировочные полёты? - сомневаясь, вслух размышлял Уайт. - Что можно ожидать от этих идиотов? И тех, и этих. Чего угодно. Сейчас у них дефолт, миллиарды улетают в трубу... Ради денег они способны на всё.
- Так! Слушай меня. Успокойся, и меня успокой! Бред ведь несёшь!
- Хорошо, если так.
- Вот давай так и будем думать. Сейчас посмотрим, что в сети говорят, и всё будет ясно, - Джилл ушла в трейлер, Уайт подумал и притянул к себе её забытое пиво.
- На просторах сети тишина, официальные источники молчат, так что это может быть просто демонстрация намерений, - Джилл ласково посмотрела на любимого мужчину, - Что ты пил вчера?
- Много чего. Всё, что наливали. Пиво, вино, абсент, текилу... Ликёр... Перно... Потом я заказал всем коньяк...
- Мы были там меньше часа, и ты успел всё это? Собирались сидеть ниже травы, а ты что устроил? Предвыборную кампанию в президенты? Перфекционист!
- Значит, сухой закон! Есть ещё пиво? Кстати! - ох, не нравились ей эти "кстати"! - Ты вчера туманно намекала на рогатость мою... Нет! Ты говорила о наших разводах, и при этом во множественном числе. Это к чему?
- К чему? - Джилл задумалась, - Ностальгия накатила... По молодости, безбашенности, понимаешь? Иногда хочется вернуть то безумие, когда жизнь казалась вечной...
- Ты увильнула от ответа, не такой твой возраст, чтобы задумываться о бренности жизни. Что-то тут прячется.
- Эй, ты своими психологическими изысканиями добьёшься, что я тебя за компьютер погоню, поработать немного! Конечно, у женщин нет ничего однозначного, и всегда за очевидным прячется недосказанное...
- Дай, угадаю... Ты не о браке задумалась? Официальном. Интересно, на кой это может понадобиться. И ты забыла, что наши мудрые управители сделали не обязательным штамп в паспорте.
- Это здесь не при чём. Может быть, захотелось уверенности...
- Уверенность! Ты не обрела её за наши совместные... сколько лет?
- Давай без намёков, я, между прочим, себя на двадцать пять ощущаю. Дело в другом. Мы расписывались и разводились в ЗАГСе? Так ведь перед НИМ это не действительно. Теперь понимаешь?
Уайт подошёл к жене, обнял за плечи, прикоснулся губами ко лбу:
- Понимаю... Но промолчу, чтобы не получить в глаз. Думай дальше, я не против.
- Не против чего?
- Всего, до чего ты додумаешься. Видимо, настала пора.
Она взяла его за руки и долго смотрела в глаза:
- Ты, наверное, будешь смеяться, Уайт, но я очень хочу - хотя-бы немножечко! - стать счастливой. Ты можешь мне в этом помочь?
- Но это очень просто!
- Ты знаешь рецепт? Что-то я не вижу счастья в твоих глазах...
- Я много думал, Джилл. И кое-что понял. Разве стать счастливым, означает конец жизни? А ведь так и выходит. Разве счастливому человеку что-то надо?
- Не мути воду. Давай мне свой рецепт, и я ни секунды не задумаюсь.
- Это тебе сейчас так кажется... Но, ладно. Видишь-ли, ищущие счастья неправильно подходят к вопросу. О чём люди думают, мечтая о счастье? Ты что думаешь?
- Ну... Что мне надо, чтобы стать счастливой...
- И остальные тоже, можешь быть уверена. Что мне нужно ПРИОБРЕСТИ, заиметь, чтобы быть в сметане. Любовь, деньги, независимость, вечное здоровье... У кого что болит. Это потребительский подход. А ведь гораздо проще не приобретать дефицит, а избавляться от мешающего хлама! От чего мне надо избавиться, чтобы стать счастливым? Что этому мешает?
- Мешает... Что мешает... Многое, конечно. Ты полагаешь, что, избавившись от помех, человек станет счастливым?
- По крайней мере, ничто мешать этому уже не будет.
- В самом деле... Но если груз слишком велик, и с ним не справиться?
- Тогда останется одно - как написано у Иова - разум в избежании зла. Видишь дурака, обойди. Что у людей получается лучше всего - убежать. И забыть.
- Забыть, - как эхо повторила Джилл. - Только не всё поддаётся забвению. Без чего-то мы можем перестать быть людьми.
- "Зверь, которого ты видел, был, и нет его, и выйдет из бездны, и пойдет в погибель; и удивятся те из живущих на земле, имена которых не вписаны в книгу жизни от начала мира, видя, что зверь был, и нет его, и явится.", Откровение, стих 17:8.
***
- А вот те люди, с которыми я вчера... Озабочены-ли они этими вопросами? Конечно, это люди не глупые, многие профессионалы, они полны жизненного опыта, знаешь, я говорю не про опыт житейский, а... Платоновский... ты понимаешь... но спроси их, что они думают о состоянии культуры, они меня просто пошлют подальше. Не потому, что это их не интересует. Они живут в своём пространстве, и считают себя в праве распоряжаться этим пространством. Если им объяснить, что этим пространством распоряжаются не они, а некто, или нечто, они усмехнутся и махнут рукой. Но если им это убедительно доказать, они подумают... а потом... что это будет? Им нужен объект приложения силы. Но ведь у нас его нет.
- Большинство думают о счастье в молодости, когда кажется, что всё можно в корне изменить. В старости, когда жизнь устоялась и закостенела, люди начинают понимать, что от них почти ничего не зависит. А чтобы что-то делать, нужно иметь достойную цель, ради которой можно рискнуть. Тот самый объект, которого у тебя нет. Может быть, ты сначала определишься с этой силой? Ты сейчас витаешь в квантовом пространстве, где нет ничего, и возможно всё. Встань на землю. Обеими ногами. И задай правильные вопросы. Помнишь: - " Все люди там были равны, и никому не разрешалось смеяться..." Это из "Убийства в Мид Саммере" .
- Мне нужна концепция! - Уайт стукнул кулаком по стенке, - Я не могу определиться! И прежде всего с приоритетами! Ведь понять, что мы хотим весьма затруднительно. Мира в мире? Не все этого хотят, как выяснилось. Остаются Стругацкие - Чтобы никто не ушёл обиженным. Но так не бывает. Люди такие сволочи! Наверное, не что МЫ хотим, а что нужно нашей цивилизации, чтобы выжить и продолжать жить нормально (независимо от наших хотелок). У меня есть своя теория, но я грузить не буду, скажу только, что то, что мы имеем (и что имеет нас) сама система, форма государственности устарела и требует замены, иначе нам удачи не видать. Обанкротилась система правительств, система финансов, система распределения природных благ. ВСЁ надо менять. Конечно, по законам гомеостаза система сама придёт к нужному варианту. Должна придти. А нам остаётся сидеть под этими дураками, сосать лапу и мечтать (как всегда) что наши дети будут жить лучше... более менее. Систему нам не сломать. Это не по силам человеку, и даже организации. Системе может противостоять только такая-же мощная система. И это может быть как раз та система, которая объявила на нас охоту.
- Ты предлагаешь пойти на сотрудничество с убийцами? Развернуть систему на сто восемьдесят градусов? Ты напомнил мне сейчас бухгалтера Берлагу из "Золотого телёнка" - "Я сделал это не ради правды, но ради истины"!
- Я всё-таки надеюсь, что им известна разница между этими категориями.
- Меня не просветишь?
- Правда диктуется сиюминутной необходимостью. Она для нас, людей. А истина от нас не зависит. Эти люди, которые видят правду, свою правду, у нас нет ничего о них. Мы знаем только то, что наболтал параноик Мышкин, - Уайт снова припал к бутылке, потом потряс уже пустую, просительно посмотрел на Джилл и протяжно вздохнул.
- Нечего вздыхать, как утративший счастье. Избавься от причины!
- Ты разрешаешь мне сходить к родникам вечности?
- Куда от тебя денешься... Но! Если это закончится, как вчера, счастья ты точно не увидишь.
Родники отличались изобилием и разнообразием, и Джилл пришлось провести ночь в свинском и тоскливом одиночестве, иногда косясь в бессильной злости на спящее это и размышляя, не огреть-ли наглую спину мокрой тряпкой.
***
Но утром Уайт был безвинен и общителен. Притворяется?
- Понял, мне надо разослать письма по штаб-квартирам наших предполагаемых врагов, объяснить свою позицию, вкратце, но убедительно. Главное, чтобы они не поняли, где я нахожусь.
- Письма от твоего имени? С ума сошёл.
- Во всяком случае, они задумаются о моих намерениях, о доступной информации, надо только убедить их в моей искренности. И никаких намёков на Жюля, как на источник информации. Эти дурни способны вообразить заговор!
- Что-ж, будет любопытно оценить тебя в эпистолярном жанре. Только отправлять письма тебе придётся из запредельных стран.
- Как скажешь, так и будет, - Уайт погрузился в кошмар эпистолярного жанра, и это было мучительно. Джилл даже стало его жалко:
- Ты в себе? Может быть, начнёшь на ясную голову? Ещё напутаешь чего.
- Я трезв, как собака! Мне всё ясно и понятно, никаких проблем!
Но вопросы пришли сразу-же.
- Как думаешь, мне в адресатах указывать директоров липовых компаний-масок, или обращаться по именам, настоящим именам, а не липовым. Это сразу покажет, что пишет человек серьёзный, информированный.
- Если письмо придёт на имя Франца Иосифа, директора инвестиционной конторы, им займётся кто-то из последних заместителей, который, возможно, совсем не в курсе настоящей деятельности организации. Над письмом посмеются и выбросят в урну. Сам говорил, что о деятельности эмиссаров в конторах знают единицы.
- Это говорил князь Мышкин. Но ты права, тут возразить нечего.
- Что мне не понятно, что ты собираешься им предложить в ответ на их внимание и любовь?
- Отстань, займись чем-нибудь. Это вопрос частный, ответ появится сам в процессе написания. А чем их можно привлечь?
- Я отстала от твоих рассуждений и пойду в садик, надо полить ростки удобрениями.
***
На саженце ежевики сидела маленькая стрекоза, грелась в солнечном свете, Джилл присела рядом, осторожно прикоснулась пальцем сложенных крыльев. Стрекоза пошевелилась, но не улетела.
- Драгонфлай, скажи, я должна разрешить этому дураку сунуть голову в гильотину, он ведь именно это хочет сделать... Но ничего другого у нас нет? Или это нам кажется? Если не знаешь, что делать, сиди тихо и не дёргайся. Это тоже не метод, если нужны результаты. Пусть делает, что задумал...
Она взяла пульверизатор, налитый до половины удобрениями, стала аккуратно брызгать над самой землёй на побеги. Некоторые уже нуждались в опоре, втыкая пластиковые штыри, она удивилась, как быстро здесь растут цветы и кустарники. Прилетела пчела, уселась на листик, разочарованно оглядела пока ещё пустой садик, недовольно пожужжала, сделала круг и полетела в более цветущие места. Вслед ей Джилл брызнула жидкостью и рассмеялась.
Когда она вернулась в трейлер, Уайт сидел так-же перед компьютером, обеими руками схватившись за уши.
- Трудный жанр, а муза сидит в соседней кафешке, - она склонилась через его плечо, попыталась прочитать строки на дисплее, - Что это? Ты пишешь на эсперанто?
- Я хотел, чтобы это прочитал любой без переводчика, француз, канадец, мексиканец...
- А любой знает эсперанто? Не мудри, и попытайся писать на английском.
- Надоело. Адресаты никуда не денутся. Сходим на озеро? Позагораешь, я порыбачу...
Утром Джилл проснулась почему-то в одиночестве, и сильно была удивлена - Уайт не отличался любовью к ранним петухам, тем более после насыщенного дня. Ему всё-же удалось выловить в протоке пару окуней и забредшего из моря ската, а Джилл была вынуждена использовать пол-тюбика крема от ожогов кожи. Всё прошло хорошо и весело, с жареной рыбой на ужин, и он должен был проспать минимум до десяти.
- Подожди у меня, многоженец! И дай тебе Бог прямо сейчас появиться с чашкой кофе!
Увы, кофе не было, пустая кухня вызывала отвращение и тревогу. Потом она увидела рядом с компом листок бумаги и с большой неохотой прочла:
- Не тревожься, я решил поработать почтальоном, надо доставить письма. Думаю, на это уйдёт дней десять. Всё будет хорошо.
Несколько минут она вникала в узнанное, потом почувствовала волну льда, которая поднималась от ног к горлу. Как-же так? А она? Он всё-таки отправился гильотине в пасть, и теперь только провидение могло помочь ему... День пробежал незаметно, будто время спряталось в складке свёрнутого пространства долбанной квантовой физики. Ночью ей было страшно, не конкретно от чего-то, она не любила воображать вероятного не сбывшегося, и боялась просто так, всего и ничего. Жизнь окончилась неожиданно. Упала в тёмный сон она только под утро. Обжигающим днём ей пришлось спасать от солнца беззащитные побеги на огороде, потом она пошла в бистро, не потому, что ей нужно было общество, а будто выполняя за Уайта ритуал. И так пробежала неделя. Она завела несколько не интересных знакомств и поставила синяк местному сердцееду, решившему, что место в её спальне неприлично пустует.
На четвёртый вечер в бистро за её столик присела смуглая леди в небрежно резанных джинсах, вязанной кофте с гигантским декольте, заполненным связками бус, на руке "Ролекс" за две тысячи долларов.
- Хай! Ты из городка? Давно живёшь?
- Давно?
- Ну, сколько времени?
- Время? Что это такое?
- Экстази принимаешь? Понятно. Муж у меня засранец, ищу спокойное место, в форму придти, йога, медитация... Не поможешь?
- Это не ко мне. Я - Херла Ниердалл... - Джилл не удивилась-бы, услышь в ответ "Лидия Ожегова", но незнакомка решила быть оригинальной, и назвалась Наташей Распутиной.
- В городке есть клуб восточных методик, кстати, хозяйка здесь. Ригби! - Джилл рукой стала делать жесты из йоги, - Вот она! Ригби, мисс желает пройти курс занятий, это Наташа... Впрочем, познакомьтесь, а мне надо идти.
Возможно, это был просто чёс, но на другой вечер Джилл долго вглядывалась в низкое окошко бистро, просвечивая присутствующих. Все были своими, уже знакомыми. Была здесь и Ригби. Джилл спустилась по ступенькам, взяла у Тартарена кружку сидра, присела за столик медиума:
- Как дела?
- Порядок. Что за сумасшедшую ты мне вчера рекомендовала?
- Прости, Ригби, я её в первый раз видела. Она интересовалась, я ей помогла. Думала, и тебе не помешает клиентура.
- Такая - помешает. Она что-то вынюхивала, слава Богу, мне волноваться не о чем, с налоговой полный ажур.
- Что-ж, выпьем за процветание, Портос, принеси кружку Ригби, запишешь на меня!
Вечер прошёл вполне творчески, и тем противнее было ей возвращаться в холодное гнездо.
***
А потом началось что-то не хорошее. Она стала воображать, как он вернётся и что будет. Что он скажет в своё оправдание? Что придумает, как будет её успокаивать и извиняться.
И однажды ранним утром она услышала скрип ступенек на крыльце, и Уайт вошёл в скрипучую дверь.
- Джилл, я здесь! Любимая Джилл! Мне было так плохо без тебя, но больше этого не будет, никогда не будет, потому что всё изменилось!
- Перестань болтать и иди ко мне, - позвала она, откинув одеяло, - Мне тоже было не сладко, но я дождалась!
Это повторялось несколько раз, иногда даже днём, когда она засыпала, надеясь, что проснувшись и открыв глаза, она увидит его.
И когда он под вечер в самом деле зашёл в трейлер, она ущипнула себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон. Ничего не говоря, Уайт прошёл в ванную, сбросил грязную одежу, ополоснулся под душем и прошёл в столовую уже пахнущий чистотой и мылом.
- Ты что-нибудь готовила? Извини, Джилл, я не ел больше суток.
Она кивнула и стала накрывать на стол.
- Скажешь что-нибудь?
- Что ты хочешь услышать? Что я тебя встречала уже не раз? Ты приходил во сне, и, просыпаясь, я знала, что тебя здесь нет. Ведь ты предал меня, Уайт. Как старых ненужных собак хозяева завозят в незнакомые места и бросают где-то в поле. А ведь лучше было-бы их просто усыпить, они умерли бы в счастливом незнакомстве с людской подлостью. И меня ты наградил этим знанием о цене людской верности и любви. Всего-то незаметно уйти, когда необходимо быть рядом.
- Боже, о чём ты говоришь, Джилл. Ведь ты умница, ты знаешь, что творится в этом мире. Единственное, о чём я думал, не поставив тебя в известность о своём уходе, это твоя безопасность, и ты это понимаешь.
- Я подумаю над этим, - сказала Джилл и поставила перед ним тарелку с супом. - Ты расскажешь, где был, что видел, что делал? Или не захочешь меня пугать? А ведь я уже ничего не боюсь. За эти дни я пережила всё самое страшное, что может быть с людьми. И смешно, какой ерунды боятся люди! На самом дне дантова ада находится Иуда, помни об этом, Уайт.
- Мне не нравится то, что ты говоришь, Джилл. Хочешь слышать о моих похождениях? Ладно, я расскажу. Я побывал в Сибири, Канаде, Мексике, в окраинных государствах Европы, в Гааге посетил штаб квартиру ООН. Не беспокойся, меня нигде не опознали и не запомнили. В Африку я не поехал, это было-бы долго и слишком на глазах.
- И всё это ты успел за двенадцать дней. Письма попали к адресатам?
- Я уверен, хотя, гарантии, конечно, нет. Внутрь проникнуть я всё-таки опасался. Всё везде под видеокамерами, зачем оставлять такие следы?
- Ростбиф с картофелем будешь? - спросила Джилл, убирая суповую тарелку. Она никак не могла свыкнуться с тем, что он вот здесь, с ним можно говорить, и он даже останется на ночь. Но она чувствовала, что теперь будет просыпаться каждый день с ощущением, что кошмар может вернуться, это стало вероятным, потому что он заботится о её безопасности... Она присела на лавку и засмеялась...
- Джилл... Перестань, - прошептал Уайт, - Прошу, не надо, возьми себя в руки, ведь мы опять вместе.
- Да? А может быть, мне это кажется? Здесь ты, или где-то там? - она закашляла, вытерла слёзы платком, смотрела куда-то в угол, за его плечо, потом встряхнула головой, - Да, ты прав, надо как-то привыкать... к такому положению вещей.
- Я тебе обещаю, такого больше не будет, и привыкать не надо. Будем жить, как жили. Может быть, и ты поделишься, чем здесь занималась? Огород, это понятно. Новые друзья-знакомые? Ведь не сидела взаперти, перед окошком?
- Не сидела, конечно. Время проводила интересно, насыщено. Разбила нос местному хлыщу в бистро, надумал ухаживать...
- Это он зря, не подумавши, - серьёзно согласился Уайт. - Первую помощь ему оказали? Надеюсь, не последнюю?
- Уайт, а ведь нас искали. Думаю, коллега Маркова, может быть, сама Мег Сторинз. Правда, Лидией Ожеговой она представляться не стала, но...
- Ты её не зафиксировала? Любопытно было-бы взглянуть. И компромат не плохой.
- Есть. В бистро, я перенаправила её Ригби, освещение было не очень, но рассмотреть можно. Только она на следующий день уже исчезла, думаю, сюда случайно заглянула, на всякий случай.
- Вот только и она тебя узнала?
- Сомневаюсь, не очень я сейчас на себя похожа, - Джилл глянула в зеркало и в ужасе покачала головой, - Что это там за старуха? И я пытаюсь сойти за сорокалетнюю? А выгляжу лет на двадцать старше!
Она увидела в зеркале, как он смотрит на неё, и заплакала.
4.
***
- Ты помнишь, как всё начиналось? - тихо спросила Джилл.
- "Всё было впервые и вновь!" Ты спрашиваешь про всех людей, или нас с тобой? В обществе это началось, когда оно осознало себя, как общество. Это как у людей, человек становится человеком не при рождении, а когда осознаёт себя частью себе подобных. И началась цивилизация. Но я сомневаюсь, что то, что есть, это воплощение плана Бога. Это мир, построенный сумасшедшими и для сумасшедших. Понять его могут только безумцы. Знаешь, с чего начались достижения цивилизованных людей? С возведения стен и укреплений. От дураков-соседей.
- Может быть, на то были причины? Кого-то съели за обедом... А он оказался послом соседней пещеры? - она увидела его насмешливый взгляд и поняла, что говорит, не подумавши, - Что?
- Именно! Людям свойственно искать причины нехороших поступков, потом мириться и договариваться. Не так-ли? Но тут на сцене появляются политики, из тех, вечно озабоченных, кто не хочет работать в поле, но хочет вкусно кушать. Посмотри, кто в России делает политику, внешнюю и внутреннюю? Кураторы железнодорожного транспорта, строители, дорожники, министры сельского хозяйства, здравоохранения. Это всё дилетанты-непрофессионалы, и они успешно разваливают свои хозяйства, в которых ничего не пониают, потому что они не строители, врачи, педагоги, они спортсмены, актёры, медийные личности, или просто родственники. Они посещают курсы по экономике? Нет, эти оболтусы делают политику, в которой тоже ни черта не понимают. Над ними смеются, их презирают и открыто называют предателями той страны, которой, как они считают, они управляют. Управляют, в их понимании, занимают место, настолько они уже оторвались от реальности. Вседозволенность их девиз, и они слышат только голос сверху, ведь внизу все счастливы, их заботами!
- Ты прав, Уайт, но я спрашивала про нас с тобой.
- Как всё начиналось у нас... Прости, не так понял. Разве можно такое забыть, Джилл! Я пытался рисовать комиксы для молодёжного журнала, и некоторые даже печатали! А ты работала там же корректором, и тоже писала заметки... Казалось, что мы самые счастливые люди, и у нас всё будет хорошо. У нас будет всё, что мы захотим, потому что мы сами распоряжаемся своими жизнями... Только вот понять, чего именно мы хотим, весьма затруднительно. Мира в мире? Не все этого хотят, как выяснилось. Остаются Стругацкие - "Чтобы никто не ушёл обиженным...". Но так не бывает. Люди такие сволочи! Наверное, не что МЫ хотим, а что нужно нашей цивилизации, чтобы выжить и продолжать жить нормально (независимо от наших хотелок). У меня есть своя теория, но я грузить не буду, скажу только, что то, что мы имеем (и что имеет нас) сама форма государственности устарела и требует замены, иначе нам удачи не видать. Обанкротилась система правительств, система финансов, система распределения природных благ. ВСЁ надо менять. Конечно, по законам гомеостаза система сама придёт к нужному варианту. А нам сидеть под этими дураками, сосать лапу и мечтать (как всегда) что наши дети будут жить лучше... более-менее.
***
На улице завозились, в дверь постучали, Уайт вопросительно посмотрел на Джилл, и та пожала плечами.
- Соседи, есть кто дома? - в дверную щель просунулась борода Рика Ремера, того самого, который встретил их по приезде в городок, - Дома! В бистро вас нет, чтобы проходили на автобус до Мантона, я не видел. Чем занимаетесь?
- Мышей дрессируем, - отозвалась Джилл, - Заходи, Рик, будешь незванным гостем. Ты по делам, или так, время убить?
- Время, - Рик прошёл в столовую, поставил на стол пакет с бутылками, - В последнее время это самое время девать некуда. Работы не найти, живёшь на пособие, только в гости ходить.
Джилл принесла стаканы, достала из холодильника солёные сухарики, вяленый сыр:
- Есть какие-то новости? Мы без телевизора, подключение не по карману.
- Какие сейчас новости, сплошные санкции, весь мир живёт под санкциями. Утром видели самолёты? Что-бы это означало?
- Всё в мире что-то означает, и всё связано, - хмыкнул Уайт, - Что это было? Может быть, манёвры, а может быть, атомная война началась, нам разве говорят? Конец света придёт, а мы и знать не будем. Мир меняется, люди меняются, другие времена приходят.
- Атомная война! - махнул рукой Рик, - Дерьма мешок, сто лет назад ею пугали, читали "Освобождённый мир" Уэллса? Только ошибся старик с датами, лет на восемьдесят.
- Читали. И "Механический рояль" и "Колыбель для кошки".
- Так что, переживём, люди хитрее муравьёв. Но хуже всех националисты. Хуже даже религиозных фанатиков. Те хоть верят в то, что выполняют волю Божью. А эти верят только в свою исключительность, и движет ими гордыня, только они знают, как должен быть устроен мир, и управляться он должен по их канонам. А кто против, тот должен умереть, всё-равно это недочеловек, существо, наносящее вред обществу уже свои существованием, потому что вносит неуверенность, сеет сомнения в слабых умах. Как книги, живопись, скульптура, кино, все произведения искусства, сама культура. Дракон, пожирающий сам себя. И они не рассуждают, не думают, что будет завтра, потому что они правы, и они вечны. Это путь в никуда, в небытие. Мы уже забыли, что такое фашизм, и это нам ещё аукнется!
- Ты не слишком разошёлся, Рик? Идея себя изжила, серьёзные финансисты с ними уже не связываются, только больные на голову политики. В основном это не идейные борцы, а бандиты, не желающие работать.
- Нет, ребята, вам надо на восток съездить, на Украину и в Россию, там вы увидите, что это такое!
- А ты там был?
- Новости смотрю, интернет, газеты...
- И ты веришь журналистам? Им главное, сенсацию разжечь, рейтинги набрать, это их хлеб.
- Может быть, ты и прав, но ведь слишком нагло врут.
- Государственный заказ. Ведь их просто вынуждают врать, какая политика без лжи? - Ребята! - вмешалась в увлекательную беседу Джилл, - Вы, как старые маразматики, кроме политики других тем для разговоров нет?
- У нас маленький городок, - махнул рукой Рик, - И все разговоры здесь вокруг политики, спорта и дурных манер соседей. Немного экономики, немного сельского хозяйства...
- В таких городках обычно есть исторические достопримечательности, памятники, замки, каменоломни, монастыри... Может быть, музей какой-нибудь знаменитости...
Рик покачал головой:
- Не припомню такого. Значит, интересуетесь историей... Вот! Как насчёт живописи? Я совсем упустил из виду, по соседству со мной, в самом начале Второй улицы живёт местная художница, наверное, видели её картину в бистро. Странные картины она рисует, правда, я плохо разбираюсь в живописи, её стиль напоминает Мунка, Шагала, Соню Делоне... Я могу вас позже познакомить.
- Обязательно, - воскликнула Джилл, - Обожаю живопись! Но... Рик, ты говоришь, что не разбираешься в живописи, и тут-же сравниваешь стили...
- Конечно! Кто-же во Франции не разбирается в живописи! И Лилия рассказывала о своих картинах. Её так зовут, Лилия Шандор.
Уайт бросил в сторону Джилл заинтересованный взгляд; что-то не замечал он за ней страстной любви к живописи. Что-то придумала? Или собирает материал на новую статью? "Никому не нужные гениальные художники провинции." !
***
Участок Лилии Шандор прятался за метровой стеной, лет сто назад сложенной из блоков известняка. Над оградой виднелись кусты боярышника, барбариса и ежевики. Одноэтажный дом показывал только черепичную односкатную крышу, обращённую на юг, треть ската была застеклена, видимо, для освещения художественной студии. Слева виднелась кованная калитка, закрытая простой задвижкой, и они вошли во двор. Стены дома были сложены из того-же известняка, слева располагался небольшой бассейн, столик под пляжным зонтом и с двумя шезлонгами. Несколько цветочных клумб, в углу сарайчик из старых досок, вероятно, для хранения инструментов. По сторонам двери два окна, завешенных шторами, под одним из них лавочка. Больше здесь не было ничего, только тишина.
- Лилия! - позвал Рик, и они ждали ответа несколько минут, любуясь гладиолусами. Потом к не гостеприимной хозяйке воззвала Джилл:
- Фрау Шандор! Отзовитесь, пришли почитатели вашего таланта!
- Фрау? - Уайт толкнул Джилл в бок локтем. - Это не французское обращение!
- Мы скандинавы, помнишь?
Рику была полностью по барабану их этническая принадлежность:
- Зайдём в дом? Может быть, она отдыхает...
- И мы нарушим её медитацию?
- Она будет рада.
Большую комнату заливали потоки света, вливающиеся из двух больших окон. Здесь не было никакой мебели, не считая двух стульев, но комната не казалась пустой. Всё пространство было занято полотнами картин. Картины висели на стенах, на трёх дверях, на одёжных стойках, стояли на полу вдоль стен. Одна даже висела в центре комнаты на верёвочках, привязанных к крючкам, ввинченным в потолок.
- Ух, ты! Похоже на безумие, - выдохнул Уайт, оглядывая вернисаж. - А она нормальная, Лилия?
- Какое гнетущее настроение, - поддержала его Джилл. - Впечатление, как будто здесь бесновались Мунк с Клее.
- Под стихи Бодлера.
- Она как-то говорила, что идеи картин берёт из квантовой механики, - пояснил Рик.
- Вполне возможно.
- Но это не мастерская, - заметила Джилл. - Здесь не рисовали.
- Да, мастерская за той дверью, но вход туда табу.
- Может быть, у неё там алтарь вуду? Чёрная магия, жертвоприношения, заклинания, как в теоретической математике...
- Вот этот мотив явно навеян теоремами Фридмана и формулами Калаби-Яу. Короче, без стакана не разберёшься, или с ума сойдёшь.
- Я передам художнице мнение знатоков, - сказал в пространство гид, явно обиженный за хозяйку.
- Скажите, что мы восхищены, и... это в самом деле гениально. Что-то есть во всём этом, стоящее над миром. Как квантовая физика, это ты метко заметил, Рик. Но где сама мисс Делонэ?
- Может быть, она принимает душ, - пробормотал Рик виновато, он обещал друзьям приятное развлечение, но привёл их в пустой театр, где были декорации, но не было драматурга, не было действия. - Я обойду дом, пожалуй.
- Хозяйка, наверное, бродит сейчас по магазинчикам, ведь её не предупреждали о визите гостей.
- Я всё-равно посмотрю.
- А мы пока покурим во дворе.
- Не травку? Лилия этого не любит.
- Нет, "Кэмэл".
Проводник по мирам торопливо вышел, а Уайт стал медленно обходить экспонаты, задерживаясь у каждой картины, они удивляли его всё больше. Он не понимал сюжета, в них не было персонажей. Пейзажи? Но где художница видела эти панорамы? Там были изогнутые перспективы, странные растения, как на страницах рукописи Войнича, но почему-то они не казались фантазиями или видениями наркомана. Они были реальны, но быть реальностью не могли, опровергая все законы бытия нашего мира.
- Она будто препарирует реальность, выставляя на показ неприглядную картину его внутренностей.
- Внутренности нашего мира, это элементарные частицы, атомы, молекулы, законы бытия, заключённые в догмы физики, во взаимодействия. Мне кажется, она рисует миры, которые видела воочию, которые посетила во время безумных путешествий по времени и пространствам, - проговорил Уайт.
- А мне кажется, что она видела эти миры, как альтернативу нашему паноптикуму... Они уродливы, непонятны, но это уродство абсолютно, всё абсолютное переходит в свою противоположность, и они прекрасны. Знаешь, чего в них нет, чтобы они стали страшными? В них нет уродливости человеческого разума, они неприятны, но они не несут в себе зла, их не боишься, и к ним можно привыкнуть. Смотри, какая красота, - Джилл указала на полотно площадью примерно в пол-метра, - Где это можно узреть?
- В грёзах нашего приятеля Рика.
- Не думаю. Мир фиолетовых форм, которые живут, взаимодействуют, и ощущается в них неведомый смысл. Это как загадка Солярис. Впрочем, надо будет спросить Рика, не кажутся-ли эти формы ему знакомыми?
- Все знают, что всё уже давно придумано, и даже самые сумасшедшие фантасты лишь комбинируют уже кем-то придуманное. Но на этих полотнах..., - Уайт, не зная, как сказать, пощёлкал пальцами.
- Любая картина, лишь комбинация уже известных красок и форм.
- Но эти... Ведь здесь даже не уже известный стиль, не новый метод или приём. Здесь какое-то новое знание, информация о чём-то, чего мы не знаем. Так иногда рисуют дети, наполняя свои творения только лишь им известным знанием. Но пойдём во двор, неудобно без хозяйки... Да и Вергилий заподозрит неладное. Он явно не ровно дышит к хозяйке.
***
Рик Ремер появился, встревоженный больше прежнего:
- Это мне совсем не нравится. Её велосипед на месте, с хозяйственной сумкой в сетке. На кухне всё вычищено, посуда блестит, там явно ничего не готовилось уже сутки. Я хочу заглянуть в её комнату, мало-ли... Всё может быть... Ребята, пойдём вместе, вы люди посторонние, не заинтересованные, с хозяйкой не знакомы, ну, вы понимаете, свидетели на всякий случай.
- Свидетели чего? - поинтересовалась Джилл.
- Мы пришли вместе, все вещи нетронуты... на всякий случай... - растерянно повторил бородач.
- Рик, ты не жандармерию собираешься подключать? У нас, знаешь...
- Сержант Бобо не полиция, он вроде домашнего пса, понимаете? А если дело окажется серьёзным, и он обратится в комендатуру округа, жандармы здесь всё-равно всех и всё перевернут и просветят... Будем надеяться, обойдётся.
- У нас всё в порядке, - решительно сказал Уайт, - Пойдём, посмотрим.
И они открыли левую дверь с чувством Али-Бабы, но это была всего рабочая студия художника-передвижника, и никаких джиновых ламп. Несколько стоек с шпаклёванными холстами, грязные мольберты, ящик с принадлежностями, кисти, разбросанные на полу тюбики, шпатели, на гвоздике запачканный халат. Ну и прочая ерунда, гипсовые бюсты, какие-то канделябры времён Людовика Великолепного, каменный топор времён Джо Кабаньего Клыка из соседней пещеры, зачем-то крышка от унитаза.
- Из чего только люди не черпают вдохновение, - задумчиво проговорила Джил, без интереса разглядывая раритеты.
- Ничего здесь нет. - решительно заявил Уайт. - Кроме туберкулёзных бацилл. Веди нас, Вергилий, на следующий круг.
Следующим кругом, но рангом повыше, была жилая комната, перегороженная шторой.
- А художница была интеллектуалкой, - оценил Уайт, - Не только Шекспир и Ремарк, но здесь и Плутарх, и Монтень, и Кеведо с Веркором. Шелли, Лавкрафт, Лао Шэ, Чапек... Даже святого нашего Хокинга вижу.
Обширная кровать была аккуратно застлана, на рабочем столе с выключенным компьютером не было ничего, ни одной исписанной бумажки, только фаянсовая обезьянка, символ уходящего года, задумчиво рассматривала посетителей.
- Не видно ничего подозрительного, - сказал Рик, - Вообще ничего не видно. Ни фоток, ни женской ерунды... Странно всё это.
- Искать странное, дело вашего жандарма, для нас главное, отсутствие трупов. Кстати, член правительства приедет?
- Ты про старшего жандарма? Обещал в течении часа.
- Старший жандарм? Это местный полицейский чин? Но как нам к нему обращаться? Месье старший жандарм?
- Просто сержант. Сержант Роберт Чилли. Но он любит, когда его называют Бобо.
- Бобо? Вот ужас! Сержант Бобо. Пойдём-ка из этой пещеры Мак-Дугала под небо.
Жандарм и в самом деле прибыл минут через сорок на армейском внедорожнике, который явно был его одногодком, и Джилл сразу вспомнила жандарма и инопланетян. Но в отличии от Де Фюнеса Роберт Чилли был очень толст, впрочем, на кусок теста он не походил, его полнота отдавала интеллигентностью, и смотреть на него было скорее приятно. Для начала он оглядел присутствующих, кивнул Рику и вопросительно посмотрел на Уайта. Тот подал ему документы. Бобо рассмотрел карточки, вернул:
- Господа Херда и Рангер Ниердал, подданные Швеции. Кое-что я о вас уже слышал.
Не сказав, что именно он слышал, сержант обошёл их и направился ко входу:
- Не надо со мной ходить, - сказал он через плечо. - В доме ничего не трогали?
- Ничего, - торопливо ответил Рик, - Заглянули в комнаты, и... всё.
- Он не похож на комиссара Мегрэ, - оценила представителя закона Джилл, закуривая.
- Поэтому он не комиссар, а местечковый жандарм, - пояснил Рик, доставая сигаретку, которую, подумав секунду, спрятал.
Скоро появился сержант, сел на лавочку под окном, заговорил и сразу стал похож на комиссара Мегрэ, а не на Швейка после кружки пива:
- Что-ж, господа подозреваемые, мой официальный вердикт таков, - сержант Бобо самодовольно оглядел аудиторию, - Она самостоятельно исчезла в неизвестном направлении. Я думаю, она от чего-то бежала. Мы этого не узнаем никогда. Если, конечно, она не решит, что неведомой угрозы нет, и не вернётся домой.
- Сержант Бобо, но... мне кажется, вы... поспешили? Вы не задали ни одного вопроса.
- Вам, господа подданные Швеции? У вас там все такие информирофанные? Насколько мне известно, вы даже не знакомы с исчезнувшей. А я её знаю уже пару лет, и моё личное впечатление о ней более положительно, чем о вас. Кроме того я уже навёл справки в автобусной компании, и у жителей дорог, ведущих в сторону Мантона. Кроме того, я справился у хозяев магазинчиков и кафе, кроме того...
- Мегрэ! - прошептала Джилл, восхищённая масштабом деятельности жандарма.
- Думаю, она переместилась в один из своих миров, - высказал предположение Уайт, - И уже не вернётся. Потому что угроза, о которой вы говорите, месье Бобо, это есть наш мир, и он не изменится в ближайшие несколько сотен лет.
- Это ваше мнение, мистер Ниердалл? Я всегда думал, что скандинавы эксцентричный народ... А если вам известно нечто, позволяющее найти ответ, вы обязаны об этом сообщить.
- Нет, что вы, - нехотя ответил Уайт. - Ничего определённого, всего лишь ощущения.
- Ощущения, штука субъективная, как предчувствия, дежа вю и прочее, и регистрации не подлежит. Позвольте откланяться.
- Вот тебе и белая дверь Уэллса, - усмехнулась Джилл, когда спина жандарма скрылась за поворотом.
***
Продолжение, как всегда, было вечером.
Перед этим они посидели сначала в кафешке, что у бутика итальянской обуви (не "made in China"!), потом переместились в бистро. И там и там они, навострив уши, вслушивались в тихие переговоры горожан, не мелькнёт-ли в них имя Лилия, но бесполезно. В полусумраке они выпили по малоалкогольному коктейлю, потом Джилл разрешила Уайту стаканчик коньяку, он, удивлённый, выпил два, что сошло ему с рук. Джилл напряжённо о чём-то думала, что его в конце концов серьёзно встревожило, но касаться темы он не стал.
- В самом начале 80-х в Ленинграде, так тогда город назывался, произошёл ряд весьма курьёзных случаев, нашедших отклик у горожан. Пошли слухи о пришельцах. Городская газета скоро опубликовала заметку, разъясняющую случаи. Дело было в том, что в разных местах города в стёклах стали появляться идеально круглые отверстия. Без следов механической обработки, какая может быть обработка в частных квартирах! , без сопутствующих трещин и сколов. Сведущие в физике и технологиях обработки стекла разводили руками. Так вот, в "Неделе" всё объяснялось просто, действует шайка малолетних хулиганов. Но из рогатки с такой скоростью снаряд не выпустишь, даже от пистолетной пули стекло просто разлетелось бы вдребезги. Ты знаешь, я сама видела такую дырку. В боковом окне троллейбуса, на Малой Охте.
- И в результате?
- Общественность успокоилась, мало на что способны малолетние хулиганы!
- Я понимаю, почему ты привязала эту картинку к происходящему с нами, - осторожно сказал Уайт. - Тогда-же на ТВ шла передача "Очевидное-невероятное", с Капицей в роли ведущего, кажется. Некоторые сюжеты были весьма захватывающи, а некоторые просто поражали. Очевидное - невероятное... Кто там шумит?
- Кажется, это Ригби. В бильярд играет... Тебя не удивило отношение к нам местной жандармерии?
- А какое было отношение?
- Нейтральное. Толерантное.
- Так и должно быть. Рик характеризовал сержанта, как домашнего сторожевого пса. А хороший пёс никогда не нападёт на незнакомцев, пришедших в гости к его хозяевам, пока они не станут обижать хозяев. Думаю, сержант держал нас под наблюдением первое время, и сейчас видно, что он перестал нас опасаться. Мы попали в категорию хозяев. Пойдём до дому...
***
- Я вижу несколько вариантов сущности нашего дела. Первый, это заговор. Идеально организованный, хорошо финансируемый, с привлечением международных организаций, - менторским тоном заговорила Джилл. Они сидели на крылечке, уже ставшем таким родным и уютным, пили пиво и курили перед сном.
- Чушь, я не верю в мировые заговоры. И логичная цель такого заговора? Разрушить цивилизацию? Это самоубийство, - категорично не согласился господин Ниердалл.
- Хорошо, хочешь второй вариант? Это не оригинально, но это игра. Идея, много раз проигранная в фильмах. Нам подсовывают жертвы непонятных преступлений, которые могут нас заинтересовать, мы начинаем расследование. Цель тоже не ясна, ведь задействованы огромные ресурсы.
- И третий вариант?
- Есть. Цель та-же, сокрушить нашу цивилизацию. Организаторы не земляне, может быть, даже не чужой разум, и вообще не разум.
- А что? Закон природы, как у Стругацких? Не нравится мне такая фантастика, ведь здесь у нас нет врагов, а значит, наше дёрганье бесполезно, просто беспредметно. Остаётся вспомнить только проклятую видеокассету из "Звонка"... Подожди, а в какой ипостаси может выступать художник Лилия, одна из тех исчезнувших бедолаг? Но если она видит странные миры, она больше подходит на роль врага-супостата, за которого супермены принимают нас. Что скажете, фру Ниердалл?
- Скажу, что ты бессовестный авантюрист и дилетант.
- Это точно, сам удивляюсь.
- Вот что я тебе скажу, Уайт Декер, ты параноик, и дети твои будут параноиками... У тебя ведь пока их нет? Но ты и из меня пытаешься сделать психопатку! Не выйдет! Посмотри и подумай, Лилия Шандор ещё одна всё из той-же компании пострадавших... Исчезнувших. А ты психуешь, потому что мы в этот раз оказались на линии огня. Мы могли быть свидетелями невероятного, или просто познакомиться с Лилией, и это был-бы уже горячий материал, но... не вышло. Мы не успели. Пили пиво, разводили хризантемы, развозили письма. Потому что решили временно отстраниться от дела. И остались на бобах. Слушай, может быть, это кот Шрёдингера?
- Что за поворот сюжета? Ты вообще о чём?
- Новая версия. Котяра, может быть, и был. Жил тихонько, книжки публиковал, рисовал картины. А потом люди решили, что его там нет, и - бац! - его нет.
- Ты начинаешь мыслить позитивно, - огрызнулся Уайт, - Только объясни, что значит "жил тихонько"? У Шрёдингера так и было, кота никто не видел, пока не решили, что его нет, и не открыли ящик. Но наши герои жили совсем не "тихонько". А сама идея плодотворна. Есть предмет, или нет его... Это как у Веркора - человек является человеком, когда мы сами решим, что он такое, - Уайт вдруг замолчал на полу-слове, уставившись на что-то, невидимое миру, зашевелившееся в голове.
- Уайт! - встревожилась Джилл, - Слышишь? Что ты задумал, немедленно говори!
- Что? А... Нет, я никуда не собираюсь ехать... В Париже...
- Что...?!!! Никаких Парижей!
- Не перебивай ты меня! О чём я говорил?
- Ни о чём.
- Нет... А! В Париже у меня есть знакомый, он математик... Точнее, физик... Ну, где-то на стыке. Он хорошо разбирается в математических парадоксах...
- Никаких парадоксов. Сидишь перед ноутбуком, на этом самом месте, и занимаешься теоретизированием!
Ночью, когда она решила, что друг заснул, она снова плакала. Уайт не спал, но не стал в этом признаваться. Откровенно говоря, он ничего не понимал. Джилл изменилась, и это здорово пугало его.
***
И был вечер, и было утро.
Уайт проснулся без всякой охоты, ему было жаль расставаться с прекрасным сном, в котором им было по двадцать лет и они вытворяли такое... Полный желания, он пошарил рядом рукой, с неудовольствием обнаружил пустоту, и с досадой - что обаяние сна расплылось, исчезло, как... как мимолётный сон.
Джилл сидела спиной к нему, за столиком, и всматривалась в светящийся дисплей ноутбука. Стараясь не шуметь, он приподнялся, не нашёл трусов, и, как был, в чём мать родила, подкрался к подруге, заглянул через её плечо, смутно надеясь увидеть страницу порносайта...
Что? Он ещё не проснулся? Уайт не поверил глазам, но пришлось признать очевидное. Она читала Библию. Евангелие от Матфея. Судя по открытой третьей главе, она проснулась и читала не долго, может быть с пол-часа... Что это на неё нашло? Нет, он, конечно понимал, что нужда в разговоре с Богом от часов не зависит, но ведь это Джилл...
Так же тихо он вернулся к кровати, нашёл интимный предмет под прикроватной тумбочкой, облачился... хм, можно трусы назвать облачением?, сел, закурил, и только тогда Джилл потянулась, закрыла крышку компа и обернулась:
- Доброе утро, чудо в перьях!
- Сама такая! Ты вообще не спала?
- Как сурок. Просто что-то приснилось, уже не помню, что, но гадость порядочная, потому что пришлось проснуться... Помаялась, а ты, как огнетушитель, что бедной девушке делать? Вот...
- А ты огнетушитель не могла растормошить? Глядишь, и нашли-бы, чем заняться.
- "...5 И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу
6 и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет;..." - Апокалипсис, Глава 10.
- Обе стороны кричат на весь космос, что противник вот-вот, прямо завтра, а может быть, на следующей неделе нанесёт подлый удар всей своей злодейской ядерной силой, и подкрепляют свою уверенность дубинками фактов. И создаётся впечатление бреда с обеих сторон. Но ведь люди верят. А кому верить? Не врагу-же, ибо сразу залетишь в рудники Воркуты, или в Алькатрас, а то и в газовую камеру. Тем более, факты, вот они, и видео, и аудио, и фото, на выбор. Искусственная истерия вокруг страшного ковида держит в страхе и стрессе половину страны уже два года. Как следствие, у особо впечатлительных развивается паранойя, страх без причины и неизвестно чего, усиленная вездесущими росгвардейцами и ощущением вездесущего Роспотребпозора. Причём, у каждого это проявляется индивидуально. Кто-то боится непосредственно заразиться - потому-что, просто из космоса, кто-то боится скоплений людей и переполненного транспорта, кто-то начинает молиться на рекомендации властей и принуждает к тому же окружающих. Кто-то усиленно вакцинируется, а "отказников" подозревает в заговоре.
Сколько появилось психически больных, выпавших из реальности? Они игнорируют факты и аргументы, подчиняясь только где-то услышанному, или узнанному из правительственных источников, а всех остальных считают больными дураками. Таким ничего не докажешь, на маразм властных заявлений они внимания не обращают (считают провокациями злобных укров?), а ценники в магазинах они игнорируют или считают явлениями природы. Этим робо-зомби уже не нужна пропаганда, их личность запрограммирована так, как нужно властям. А у властей главная цель - разобщённость народа. Эта цель успешно достигнута.
- Мне интересно, это акция глобальная? По открытой информации, в других странах такой истерики не неблюдается. Конечно, обычные санитарные меры принимаются, но ДО ТАКОГО, кажется, нигде не доходило, - Джилл округлила глаза.
- Люди везде одинаковые, - меланхолично заметил Уайт.
- Люди, да. Вот только отношение властей к правам человека разное.
- И все они постоянно кивают на заграницу, отыскивая всё новых устроителей этого апокалипсиса. То Стив Джоббс, то Псаки, то Байден, то Чебурашка. Это естественно. Найди врага, и будешь сам на лаврах...
..." - 18 И я также свидетельствую всякому слышащему слова пророчества книги сей: если кто приложит что к ним, на того наложит Бог язвы, о которых написано в книге сей; " - Апокалипсис, Глава 22.
- А возможно, все эти люди, которые пропавшие... Может быть, им было открыто нечто, не предназначенное людям? Понимаешь, вот они и есть те, "слышащие слова пророчества книги сей", и они возжелали это знание приложить к пророчествам, сделать для всех доступными. Но время ещё не пришло. И Он убирает этих людей, "наложил язвы, о которых написано в книге сей..."? Ведь "язвы" можно понимать, как кара Божья, в назидание другим.
- Ты становишься гностиком?
- Может быть. Но рациональным гностиком. Это как бункер для выживальщика в пугающем мире. Наверное, каждый придёт к этому. Ну, кроме самых отъявленных циников.
- И тех, кто управляет этим миром. Но, значит, сначала Бог открывает избранным истину, а потом убирает их? Куда?
- Ну, почему Бог? Люди, творение Его, получившие знание от древа жизни. Что-то ведь могло остаться, а во времена испытаний пробудилось. Не у всех, у самых особенных.
- У истинных арийцев?
- Не шути так, я не говорю об избранных нациях, просто аномалии у блаженных духом.
- Человек создан быть не свободным.
- Раб Божий?
- Рабы Божьи, как раз самые свободные люди. И не потому что Бог дал людям право выбора, а потому что раб Божий отказывается от выбора полной свободы. Что значит, освободиться от господства Божьего? Ведь Бог это наш мир, данный нам Волей Его. И освободиться от мира означает смерть. Хуже, когда человек становится рабом придуманных идолов, и душа его подчиняется этим идолам.
- "...не раскаялись в делах рук своих, так чтобы не поклоняться бесам и золотым, серебряным, медным, каменным и деревянным идолам, которые не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить.
21 И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем..." Апокалипсис, Глава 9.
Поклонение идолам предшествует убийствам, чародействам богохульным, воровству и блудодеяниям, и это смерть души.
Они ходили вокруг, да около, говорили отрывисто и непонятно, без причины и повода, иногда задумывались, пили пиво и кофе, сходили в бистро, но всё это не было связано смыслом. Они будто нащупывали тропинку, по которой не страшно идти вместе, но всё возвращались к развилке, и опять куда-то шли, не имея задачи, просыпались вдруг ночами и молчали, не умея сказать.
Через два дня Уайт будто проснулся от яркой вспышки.
- Вот что, Джилл, хватит. Гностицизм разделяет цели и людей. Пора опуститься на грешную почву, иначе уйдём в монастырь. Достаточно теории, она суха, уже в горле першит. А дело стоит, и жизнь не мила.
- Ты о чём?...
- Мне показалось, или ты в самом деле собиралась назвать меня милым? Встряхнись! Что сделать, чтобы ты вернулась?
- В основном я слушала тебя. Кстати, ты знаешь, что слово "кретин" произошло от искажённого "христианин". А?
- Нам это было нужно, но мы построили деревянную стену, и пора её сжечь.
- Не сердись... м-м-м... Так сделай что-то!
- Хорошо. Письма.
- Какие чортовы письма?
- Которые я написал и отправил по адресатам.
- И что с ними?
- Так! Мне это надоело. Берём волейбольный мяч и идём на озеро. И бутылку водки, и музыку. Диско!
- Ты, как Пифон Бокхорста, змеюка, не внушающая уважения.
- Змеюка, не внушающая уважения, наша бывшая соседка по Питеру. А я твой Купидон.
- Тогда пусть я буду Дафна!
- Что-ж, лаврушку не надо будет покупать, есть с кого листиков надрать!
- Грубиян! Надевай бермуды! "Без пруда не выловить и рыбку из пруда!".
Перевранную пословицу Уайт больше, чем одобрил; она такая исходила от его Джилл, КАТЕГОРИЧНОЙ Джилл и САРКАСТИЧНОЙ Джилл.
***
Вечером Джилл решила развлечься, включила на компьютере старый французский мультфильм "LES MAITRES DU TEMPS". Уайт привлекла энергичная музыка, он присел на кровать рядом с подругой, заинтересовался.
- Что это?
- Фантастика. Старая, но запоминающаяся. В переводе - "Властелины времени".
- Я как-то прошёл мимо. Картинка красивая, музыка интересная, сюжет не сказать, что оригинальный, но чувствуется интрига. Почему я его пропустил?
- Нельзя объять необъятное. Ты читал "Левкиппу и Клитовонта" Ахилла Татия?
- Увы. Но сомневаюсь, что стал бы читать.
- Мы сами себя ограничиваем в знании. Сказано: - "Блаженны нищие духом", и Ницше уповал на волю к власти.
- Не мешай смотреть.
- "...Идеал общества в стандарте. Личность - вот враг стандарта. Стандарт победит личность... " - донеслось от компьютера.
- Вот на что уповают власти, вот на что нас программируют. Сейчас кто-то очень старается претворить эту идею в жизнь. Но это преступление против Бога, против природы.
- Есть вещи, которые нельзя победить, только уничтожить, стереть. Душа, любовь, гармония, - возразила Джилл. - Будет-ли такой серв полноценным продуктом?
- Конечно, человеком он уже не будет, но кому они нужны, эти комплексующие твари? Властям гораздо удобнее командовать скотом. И красной икры ему не надо, и машины крутой, и квартиры в центре. Дай ему прожиточный минимум, и он руку лизать будет, надо только убедить его, что вокруг живут гораздо хуже. - "..И поставлена будет им часть войска, которая осквернит святилище могущества, и прекратит ежедневную жертву, и поставит мерзость запустения." (Даниил, 11:31).
***
- Я смотрела в сетях, такая художница, Лилия Шандор, там не отмечена, - сказала Джилл за завтраком, обмакивая рогалик в какао.
- Может быть, она регистрировалась под ником? Или использовала псевдоним?
- Или её стёрли из сетей после ликвидации.
- Кто из нас заражён манией теории заговоров? Я тоже в сетях брожу инкогнито, мне такая реклама не нужна. Успокойся, нет трупа, нет дела, так говорят полицейские, когда им лень зад оторвать от стула? Кстати, про сети. Сегодня я жду уведомлений по нашему делу.
- Каким образом?
- В фейсбуке должна быть отметка на заглавном листе. Помнишь, как Шерлок Холмс нашёл в газете фразы, которыми переговаривались заговорщики, не помню рассказ.
- Я поняла, что ты хочешь сказать. Что ж, я тебе доверяю. И в кого я такой наивной уродилась?
- Какая уродилась, такая и пригодилась, живи уже. Что у нас на сегодня намечено?
- Разберись-ка с кондиционером, скоро станет жарко. И дорожки в садике надо песком подсыпать. И уголок отдыха, чтобы загорать комфортно... Это я тебе объясню.
Ближе к вечеру все были уставшие и грязные, немного поспорили за очередь в ванну, но без воодушевления.
- Может быть, нам собачку завести, - предложила мокрая, но уже посвежевшая Джилл, обмахиваясь полотенцем.
- Противно смотреть на мою злую физиономию?
- Иди, мойся. И побриться не забудь. Гоминоид.
Потом.
- Знаешь, я уже привыкать начала. Как здорово чувствовать себя дома... Обычно ведь об этом и не думаешь, всё естественно, как и должно быть. Человека необходимо выдирать из быта, и - пинками, по грязным дорогам.
- А чтобы оценить жизнь, надо умереть.
- Может быть. Ведь те, кто смерть видят в кино или жизни, не соотносят себя с ней. Это не принадлежит человеку, как космос, хотя человек и неразрывно связан с этим. Кстати, ты так и не сказал мне, что там с эпистолярной эпопеей.
- Потому что сам пока не знаю. В 22.00 по Гринвичу.
- Через час. В картишки?
Час они резались в покер, и Уайт, несмотря на то, что жуликом был первостатейным, проигрывал. Играли на раздевание, и наконец Джилл пожалела замёрзшего друга:
- Хватит. Не хватало тебе простуду подхватить. Согрейся там... чем-нибудь. И... десять подходит, можно ещё покурить под звёздами...
- Небо здесь такое-же, как в бывшей России на юге, - сказал Уайт, когда они прижались друг к другу на ступеньках крыльца, - Я как-то был на Байконуре, там темнеет мгновенно, и ночь такая... глубокая, аж дух захватывает. Не видно вытянутой руки, не видно, где небо переходит в землю, горизонт затянут дымкой горячего воздуха от остывающей степи, по низу чернота, а выше звёзды. Это потрясает после питерских летних ночей. Надо выйти в интернет...
Прошли к столу, Уайт настроил фейсбук и быстро отпечатал пост, Джилл не успела рассмотреть, что там было, посмотрел на часы:
- Теперь нужно подождать несколько минут.
- Ты уверен, что они не смогут определить наше место?
- Защита включена, в худшем для нас случае они дойдут до юга Европы... Вот, первый появился... И остальные...
- Что там, - через мгновение спросила нетерпеливая Джилл.
- Сейчас... Кажется, всё, больше никого не будет... Результаты такие; - Центральная Америка и Россия отвергли мои притязания, сотрудничать не хотят... США и Канада... Вопросительный знак... Что это означает? Не понимают, о чём идёт речь? Или Ваньку валяют? Потом видно будет... Европа-один, это Великобритания... Назначили встречу в Лондоне, через неделю, 22.00... Видимо, заинтересованы. Или озабочены проблемой... Штаб-квартира Интерпола, согласны на сотрудничество, предлагают встречу, через пять дней в Гааге, 17.00, или переписку...
Теперь Джилл разглядела пост:
- "Ваш прогноз по регионам?",
и ответы:
- "Центр - минус",
"Восток - минус",
"Север 1, 2 - "?",
"Запад 1 - Вестминстер, + 7, 22.00",
"Запад 2 - Гаага, + 5, 17.00".
- Хитро. И как ты их собираешься искать в Вестминстере и Гааге? Носить плакатик на шее?
- Не придирайся, всё можно обсудить, главное, принципиальная договоренность. Меня больше беспокоит позиция Латинской Америки и России. Отказ от сотрудничества может означать, что они не считают предложенную проблему проблемой. Или не хотят доверять...
- Или они и есть авторы проблемы.
- И это нельзя исключать. Но в таком случае им необходимо узнать, есть-ли здесь угроза, я достаточно сказал им, чтобы они прочувствовали серьёзность момента.
- И они могут добраться до нас. Наше исчезновение наверняка не прошло бесследно, и теперь они предположительно знают о наших намерениях. А ай-тишники в России серьёзные. Что будем делать?
- Что-то делать уже поздно, письмо получено ими с неделю назад, хотели-бы сделать нам бяку, мы уже валялись-бы с отрубленными башками. Зря я с русскими связался.
- Одна голова хорошо, а полторы лучше. Одна голова, это моя.
- Надо принять во внимание, у русских сейчас своих политических проблем хватает, под ними земля горит, вполне может быть, что наше дело попало в несведущие руки и положено в долгий ящик...
- Или приоритеты сменились... Не знаешь, что делать, не делай ничего.
- Или послушай голос интуиции. Что он нам говорит?
- Ждать и прикрывать друг друга, по одному ни шага от дома. И всех посторонних на прицел. Приведи в порядок оружие. Только без фанатизма, не сомневаюсь, что наш друг Бобо не так прост, как пытается выглядеть, и мы под наблюдением.
- Хорошо. А ты пока ложись спать.
- Ты надолго? Нет? Тогда я подожду. Пойду, на Ван Гоговскую ночь полюбуюсь...
- Не дальше крыльца! И дверь не закрывай! - Уайт достал из-под кровати сумку, а из неё кожаный футляр с фотопринадлежностями, разложил хитрые приборы на столе и долго смотрел на них, потом вздохнул:
- Сколько их не гипнотизируй, сами они не соберутся.
Не любил он разборное оружие! И вообще оружие не любил. Минут двадцать он упорно складывал метало-пластмассовые пазлы, иногда вытирая рукавом лцо, наконец откинулся от стола с чувством Родена и позвал:
- Джил, я на коне и со щитом! Сейчас умоюсь... Джилл...
Холод пополз по горячей спине, он вдруг ощутил, что на крыльце никого нет. Совсем никого... Трясущимися пальцами он расстегнул коробку с патронами, набил обойму, щёлкнул предохранителем, на негнущихся ногах подошёл к дверному проёму. Там была пустота Вселенной, и где-то там была Джилл. В какой галактике? Или её затянула чортова чёрная хокингская дыра, куда-то за порог событий... Фонарь... Там нет света и нет жизни, ничего нет, кроме исковерканной информации... Круг света осветил доски крыльца, на которых не было ничего, потом Уайт выключил свет и рывком соскочил на землю, в самую тьму. Прислушался, и где-то вдали различил непонятные звуки.
- Джилл! - он поспешил в ту сторону, описывая лучом света полукруги, и наконец с облегчением увидел сутулую фигуру, уходящую прочь. Его поразило, что её голова была нагнута вниз, будто она что-то высматривала под ногами - что можно было увидеть в ночной тьме? - и качающаяся походка...
- Джилл! Стой, подожди! Остановись пожалуйста!
Она послушно замерла, и он осторожно подошёл, всё так-же охватывая лучом света окружающее, но там не было ничего настораживающего.
- Джилл... Ты здорово напугала меня! Куда тебя понесло? - он взял её за руку, потянул, - Пойдём назад, домой, и ты расскажешь мне, что тебе понадобилось там...
Он вёл её, как слепую, поддерживая за талию, и всё думал, пытаясь понять, что с ней произошло... В столовой он подал ей кружку горячего чая, она взяла её автоматически, и только потом подняла глаза:
- Это ты, Уайт... Всё нормально? Или у нас что-то произошло, ты выглядишь таким, таким встревоженным... Это из-за меня? Я что-то натворила?
Он хотел было сказать что-то колкое, но прикусил язык... Это была всё та-же опера.
5.
- Что молчишь?
- Боюсь... - нехотя ответил Уайт.
- Правильно боишься. И что ты можешь сказать? Как в блокбастерах? Сцена во время битвы, и вот танк подбит, патронов не осталось, тысячи врагов вокруг, а у героини позвоночник сломан. А герой такой, смотрит ей в глаза и заявляет - Всё у нас, грит, в полном ажуре, и всё будет хорошо, я тебе ОБЕЩАЮ. Помнишь, чем подобные обещалки заканчиваются? Герой похороняет подругу, вешает её медальон себе на шею и вот тут и начинает крошить несчастных врагов. И где он раньше был? И если ты меня примешься утешать, я тебе хребет сломаю. Одной подыхать скучно, а в компании оно смысл имеет.
- Хватит морализировать, я не дурак. Всё у нас хреново. Но... В первый раз, что-ли? Прорвёмся как-нибудь. И что это про подохнуть? Пока об этом речь не идёт. Совсем наоборот, нас ждёт круиз.
- В Гаагу собрался? На островах сейчас мерзкие погоды... Мне с моей ипохондрией это противопоказано.
- Куда-ж я без тебя. Как скажешь, так и будет.
- Конструктивно мыслишь.
- А, то! Тем более, в Гааге рандеву на два дня раньше, если я не ошибаюсь. Возможно, что и в Великобританию успеем.
- Галопом по Европам?
- Не психуй... Ой, прости... Будем ориентироваться по иформации, каковую получим с первой встречи.
- Хм... Уайт, давай уже наедине лукавить не будем. Ты давно заметил? Только дурака не валяй...
- Недавно. Здесь. Может быть в Германии.
- Мне нужно серьёзное обследование. Если это вообще возможно, инкогнито.
- Тебе отдохнуть-бы. Как и было планировано. Но не с этими заморочками... Может быть, тебе на каком курорте одной побыть? Это был-бы настоящий отдых.
- Соображаешь, что говоришь? Мне твоего недельного отсутствия хватило, белочки начали в гости наведываться... Только и пела:
- "Луна и Плеяды скрылись,
Давно наступила полночь,
Проходит, проходит время, -
А я всё одна в постели..." *
- Бедненькая моя... "Стала жёлтой и припадочной, Еле ноги волочишь..."? Моя вина, не подумал, что ты у меня существо общественное.
- Я не общественная, я твоя собственная. А ты меня бросил. Бросил, бросил, бросил!
- Может быть, хватит меня пинать? Я уже покаялся и исправился.
Джилл нахмурилась, демонстративно открыла бутылку пива:
- Обещала коза в огород не лазить...
- О, ужас! Джилли, ты мне не доверяешь?
- Если-бы я тебе не верила, то кому?
- Не знаю... Богу?
- С некоторых пор Бог вышел у меня из доверия. Где Его - "Просящему дастся"?
- Наверное, не то просишь?
- Я не прошу золотых унитазов, хотя это для Него самое простое дело.
- Смотри, рискуешь, как царь Мидас.
- Ты намекаешь, что я сребролюбива?
- Не заводись, Джилл, дело идёт к драке. Не сходить-ли тебе, цветочки полить, ведь пекло, солнце жарит на самом пределе.
- Извини, Уайт, ты прав...
***
Конечно, он ей не поверил, но что тут можно было сделать? А вот что НУЖНО было делать, он знал. Авторитетный неврологический санаторий рядом с непрестижным курортом, но с хорошим оборудованием и хорошими специалистами. Предлагать ей такое было делом абсолютно бесполезным.
Три дня соблюдался военный паритет. Иногда незначащими фразами они уточняли моменты предстоящей операции. Джилл готовила маскировку, достала новый парик, ресницы, мушки и макияж. Уайту решили придать кавказский колорит, хотя европейцы таких тонкостей не понимали, и он принялся отращивать щетину.
- Но до Парижа придётся ехать в бороде.
- Бурлеск! Ещё повязку на глаз нацепи. Чем глупее, тем лучше. Странные и нелепые фигуры плохо запоминаются, люди дистанцируют себя от них.
- Или чёрные очки?
- Круглые. И будешь пародией на кота Базилио.
- В Европе не знакомы с этим персонажем.
Вечером в бистро к ним подошёл друг Бобо. Заказав кружку пива, он подмигнул и в пол-голоса сообщил:
- В Париже утром замечена мисс, весьма похожая на исчезнувшую Лилию Шандор. Между прочим, в художественном салоне на Монмартре.
- Мало-ли по земле бродит двойников, - безразлично отреагировал Уайт. - Опознавали по словесному портрету?
- По фотографии. А у художников глаз намётанный.
- Фото? Откуда? Ведь дома у неё семейного фотоальбома не обнаружено, и в сети её страницы нет.
- Для кого-то нет, - туманно пояснил жандарм.
Джилл выглядела испуганной, и Уайт картонно-небрежно махнул рукой:
- Не бери в голову, это был серый из туманности Андромеды, а в тумане вообще все волки серые.
- Успокоил? Спасибо. А мне хочется побродить по Монмартру. Помнишь "Каменоломня на Монмартре" ?
- Гога? Мне нравится. Но атмосфера тяжёлая, а Монмартр - ристалище богемы, нищие художники и студенты. Думаешь, Лилия будет нас там ждать? Мы ей не интересны, незнакомые соседи...
***
- Весь мир заполнен призраками. Они только притворяются людьми, ходят на работу, играют в любовь, рожают призрачных людей. Даже умирают, как будто настоящие люди, но это притворство. Некоторые просто уходят, куда им там нужно. Здесь всё для них не своё, чужой антураж, смешные декорации, как в театре Глобус на пьесах Шекспира, на табличке написано "лес", "замок", площадь с эшафотом в центре, и люди в самом деле всё это видят, только призраки знают, что это для них. Весь мир до того пропитан театром, что выдуманное переходит границы реального, и некоторые призраки воображают себя людьми. Но кто их придумал? Или мы сами творцы своей реальности? - Джилл сидела пригорюнившись на берегу протока, соединявшего озеро с Лионским заливом, и медленно обсыхала после купания.
- Начиталась Сартра? - подумал Уайт. Завтра им надо было ехать, а билеты ещё не заказаны. - Не хватало, чтобы напилась... В Монако есть ещё один Мантон, что если и туда билеты заказать, на то же время, на то же имя? В Орли, например? Это может привлечь внимание? Что-ж, фокус пригодится на обратном пути. Какой аэропорт? Ним или MRS? Ним дальше, полетим оттуда... Матушка, хватит псалмы петь, надо идти, билеты заказать. Полетим из Нима до Брюсселя. Или другие соображения?
- Нет. Никаких соображений. Надо маникюр сделать. После ванной. До Нима поедем на автобусе? Может быть, Рика попросим, чтобы отвёз, меньше глаз будет? - Джилл удивлённо оглядывалась, будто не понимая, как она здесь очутилась и что делает.
- Можно и так. Если он дома и скучает.
- Я видела странный сон.
- Это любопытно. Сны отражают наши скрытые мечты и идеалы.
- Не говори штампами. Это был не такой сон. Скорее, его можно отнести к видению грядущего.
- Грядущего! Боже! Провидцы все жулики! Если они не апостолы.
- Я шла по дороге. Вокруг равнина, невысокая трава, похожая на ковровое покрытие. И там не было горизонта.
- Это был плоский мир?
- Не знаю, даль скрывала дымка. Абсолютно пустое небо и пустая равнина.
- Но, дорога?
- Широкая, чёрная. Что-то вроде асфальта. По этой дороге... там крутились вихри. Они были похожи на свёрнутые пласты дыма... или тумана. Изгибались, наклонялись в разные стороны, иногда сближались. Такой сюрреалистический танец.
- И что произошло?
- Ничего. Но в них была угроза, я это чувствовала. Как будто они питались этим миром, поглощая материю. Как амёбы.
- Ты устала. Пойдём домой, я закажу билеты, и мы вместе сходим к Рику.
- Уайт... Огня без ведьмы не бывает.
- Успокойся, не в тёмные века живём!
Она схватила его за руку, и ему стало страшно, её глаза что-то искали, перебегая по берегу, кустам, низким облакам, не скрывающим солнца, лицо искажала гримаса страха:
- Ты уверен, Уайт?
***
Рик встретил их мрачным взглядом, не приветствовал, как обычно, не улыбнулся, и от этого Уайт почувствовал некое фиаско:
- Эй, что случилось? Травка кончилась?
- Какая...! А!.. Всё плохо. Встретил старушку Бетси, плохие перспективы. По случаю дефицита топлива, теперь будем платить за электричество, как все люди. Политики (.... нецензурное слово), чтоб их..., начудили. Евросоюз сжигает свои энергоресурсы и переходит на альтернативные источники.
- На дрова?
- В любом случае, электроэнергия подорожает. Надо искать заработок.
- Можем предложить первый. Нужен извозчик. Подвезёшь?
- Далеко? С бензином тоже проблемы.
- Тоже подорожал?
- Вы с какого света? Уже неделю как.
- Бак мы тебе нальём. Плюс работа.
- Куда ехать? Когда? - Рик оживился, видно было, что его мозг принялся за любимое занятие всех мыслящих, распределение грядущих доходов. - Бетси задолжал уже за три месяца!
- На север, - неопределённо сказал Уайт. - В сторону Нима. Километров триста.
- Это не далеко, - согласился Рик. - До заправки у меня бензина хватит. Надо салон в машине прибрать. За вами подъехать утром?
- В семь часов. Нам надо быть на месте к одиннадцати.
- Значит, на всякий случай надо выезжать в шесть.
- Хорошо, к шести мы будем готовы.
Рик тут-же набрал в ведро воды и пошёл к своему старенькому "Рено", разговор был окончен.
Утром Джилл была с похмелья, чему Уайт несказанно удивился, когда успела-то? Но вещи были уложены, хозяйка была в полной боевой раскраске и собрана, раскрытие тайны пришлось отложить, жизнь всё разъяснит. Снаружи плыл туман, сырость не располагала к ранней прогулке. Рик подъехал вовремя, быстро погрузились и поехали. Для начала к заправке.
Разговор начала Джилл, ей надо было отвлечься от последствий ночных забот:
- На днях один... знаток с пеной у рта доказывал, что много войн хорошо для эволюции. Дарвина приплёл! Мол, с каждой войной улучшаются технологии, что существенно улучшает жизнь, благосостояние, здравоохранение. Я ему, в результате новой мировой войны, во-первых, технологии уничтожат сами себя. При этом будут стёрты с лица земли производственные и культурные центры. Во-вторых, бОльшая часть социума также будет уничтожена, а кучку оставшихся ждёт мор и чума. И для восстановления статус кво после такого эволюционного скачка человечеству понадобится не менее двухсот лет... Не слишком дорогая цена некоторому количеству технологий и кучке никому не нужных гаджетов?
- Ты не утрируешь? Ведь иногда речь идёт о новых прорывных технологиях, иногда изменяющих сам вид цивилизации.
- Ты об атомной энергетике? Только сначала построили А-бомбы, которые успешно и прекратят весь этот спектакль. А всего то и надо, что поставить разработку и использование этих технологий под жёсткий контроль...
- ... Он перешёл в твою веру?
- Нет. Он самый умный. Вернее, не он, а те, кто разрабатывает подобные тезисы. Он всего лишь верный адепт. В общем, "Наш паровоз, вперёд лети, В пещерах остановка, Другого нет у нас пути, Пока в руках винтовка"... По всему миру какие-то кошачьи бои, а чего делят? Дышим ведь одним воздухом, его не разделишь.
- Зато изгадить можно, на это мы мастера.
- Значит, можно и войну ожидать? - вступил Рик.
- Ожидать можно, но надеяться не надо.
- Кто надеется? В пору начать веровать и читать молитвы.
- Войны, проклятие Божье! Даже когда воевали пещера против пещеры, существовали провокаторы-политики, которым это было выгодно.
- Джилл, пока для нас главное не это, давай перенесём обсуждение темы.
Через пол-часа пролился мелкий дождик, асфальт заблестел, и пришлось снизить скорость, но не надолго, из-за горного хребта взошло солнце и нарисовало неяркую радугу. Резиденты задремали.
Недалеко от Нима Рик включил музыку, пассажиры зашевелились, на заднем сиденье приподнялась Джилл, уже чувствующая себя намного лучше:
- Приехали?
- А вам куда надо? На вокзал?
- Нет. Сбавь скорость, - Уайт оглядывался, выбирая место. - Высади нас прямо здесь.
Рик пожал плечами, остановил машину, и они вышли, вытащили из багажника сумки. Уайт достал портмоне, отсчитал пять купюр, протянул гонорар водителю. От удовольствия Рик прищурился:
- Пятьсот евро! Здесь не только Бетси, а и мне хватит на красивую жизнь!
- Не гони, осторожней на поворотах. И - спасибо. Возможно, мы позвоним тебе.
Джилл проводила взглядом машину, огляделась:
- Автобусная остановка и заросли барбариса. Что мы здесь забыли?
- Пойдём! - волоча сумки, Уайт скрылся в гуще кустов, - Маскируйся. Парик, что там у тебя ещё есть. Учти, это до Брюсселя, чтобы ничего не отвалилось и не отклеилось! Сам он прикрепил усы и бороду, напялил полосатую кепку с итальянской надписью:
- Пусть любуются головным убором, а не цветом моих глаз и формой носа. Быстрее, пожалуйста, автобус может подойти в любую минуту!
Они успели покурить, когда подъехал автобус до аэропорта. Потом был аэропорт Нима, однояйцовый близнец тысяч аэропортов по всему миру, и Уайт, войдя в зал, первым делом определял расположение видеокамер и старательно поворачивался к ним затылком, к чему призывал и свою половину. В ответ она пожимала плечами и устало вздыхала:
- Хреновый из тебя Джеймс Бонд...
***
С вокзала Брюсселя они переехали в метро на Восточный бан и тут-же сели в поезд на Гаагу.
- А шаманские танцы?
- В поезде, ближе к вокзалу. И перейдём в другой вагон.
В туалетной комнате Уайт снял дурацкую кепку и оторвал бороду. Усы он пока не стал ликвидировать, но переодел рубашку и переобулся в кожаные туфли, сразу став похожим на итальянского мачо. Джилл также убрала всё, что бросалось в глаза, но макияж оставила.
- Мы, говорит, любили её сообща и всем сердцем! - пробормотала Джилл, поднимаясь по парадной лестнице Ассамблеи. Но Уайт, догнав её, решительно взял под локоть:
- Нам не сюда, мы здесь никто, и пусть оно так и останется. Наш подъезд с чёрного входа, туда, за угол.
Ничем не примечательный холл с гавайцем на туристическом баннере, призывно им подмигивающий и заманивающий связкой кокосов. За спиной гавайца, оседлав цунами скейтбордами местные атланты приглашали их в прибрежные апарт-отели.
- Моветон. Здесь же никого нет...
- Нас пригласят, - откликнулся Уайт и устроился в нелепом одноногом кресле. В самом деле, долго ждать не пришлось. Появился человек в чёрном, вопросительно уставился чёрными очками.
- Мы на семнадцать-ноль-ноль.
- Вас ждут. Пройдите через экраны.
Детекторы безмолвствовали, о чём Уайт позаботился заранее, просто выложив всё металлическое в камере хранения на автобане. Лифт без кнопок проехал вверх и остановился на неизвестном этаже. Они осторожно вышли в бесконечный коридор, заворачивающий вдали, совершенно безликий сводящими с ума салатовыми дверями, если бы не пятна репродукций сюрреалистических картин.
- Наше дело десятое, поменьше говорить, побольше слушать. О цели нашего визита хозяева в курсе, надеюсь, будут дело говорить, а не размазывать кашу по блюдцу. Это что такое?
Уайт сделал стойку, уставившись на одну из репродукций. Фиолетовые, режущие глаз конструкции, формы, похожие на человеческие фигуры, но не по-человечески изогнутые в немыслимых пропорциях разломанного пространства.
- Как это здесь оказалось? Это творение Лилии. Но в интернете не заявленное. Что-то она продавала, и тогда это случайность. Или она является сотрудником этого учреждения?
Сказать было нечего, и Джилл только поёжилась. Пошли дальше, пока не увидели листок бумаги, приклеенный скотчем, с надписью "17.00".
- Видимо, нам сюда. Надо было взять пару уроков у Джеки Чана. Что-ж...
Он осторожно постучал костяшками, поскольку звонок отсутствовал, и дверь вдруг приоткрылась на несколько сантиметров.
- Это приглашение? А там Шляпник, Соня и Алиса пьют чай. Войдём уже, чай не убьют. Не убили... Точнее, убили, но не их. Человек лежал у стены, под большой копией Дали "Лебеди, отражённые в слонах".
***
Они осторожно подошли к трупу, словно боялись потревожить его покой, замерли.
- Пуля в затылок, - почему-то прошептал Уайт. - Стрелял свой человек, и от него не ожидали такой подлости.
- Кажется, мы его знаем.
- Думаешь?
- Слишком много здесь знакомого.
- Сейчас посмотрим, - наклонившись, Уайт взял человека за плечи, развернул лицом вверх, - Хорошо, что у нас нет оружия.
- Будем надеяться, что его нет и в помещении, да ещё с нашими отпечатками! Это был бы сюрприз! А человек... Конечно, мы с ним знакомы! Жюль Марков! Кажется, ему не удалось найти супермена, тот сам его нашёл. Бедный Бонд! Джеймс Бонд!
- Будем болтать, сами станем бедными. Кажется, пора завершать визит, нам грубо дали понять, что наше присутствие здесь не обязательно.
- Надеешься, нам вот так просто дадут уйти? Ты знаешь, куда завезёт нас лифт?
- Кто говорит о лифте? Но обязательно должен быть пожарный выход. Конечно, для засады это само собой напрашивается, - они уже стремительно шли по коридору к далёкому повороту, мельком выискивая у дверей значок.
- Уайт, ведь ты не собираешься вылазить на крышу, как обычно это делают герои боевиков? Поверь, никакой голубой вертолёт за нами не прилетит.
- Там видно будет, - не обещая ничего хорошего, процедил Уайт. - Кажется, нам сюда.
И это была ловушка. За дверью их ожидала такая-же стандартная комната, только теперь на стене слева висела копия Марка Шагала "России, ослам и другим", и хозяин кабинета, живой и пышущий здоровьем приветливо смотрел на них из-за обычного оффисного стола, уставленного разной канцелярской дичью.
- Кто это к нам пришёл? - весело вопросил он. - Занятно, так искусно маскироваться, а зачем? Не доверяете вы нам, - и говорил он на чистом русском, что их почему-то не удивило. Значит, вы так?
- Доверял баран хозяевам, - сердито бросил Уайт, пододвинув стул к Джилл, и сам присев к столу.
- Но ведь, если мы станем сотрудничать, неужели мы вас подставим? А если не будем, то какой разговор.
- Ваши разговоры мы уже увидели. Зачем вы нам его показали?
- Скажем, из этических соображений. Ведь эта тема интересна вам прежде всего?
- Этика, наука о том, как сделать себя приятным для других, в надежде, что они тоже руководствуются этим принципом. Эстетика, наука о том, как украсить окружающий мир в соответствии общественным представлениям о красоте...
Но когда люди убивают друг друга и разрушают созданное другими людьми, этика и эстетика теряют смысл. Они исчезают, и вместе с ними исчезает культура, - без воодушевления проговорила Джилл.
- Мы учли, что вы люди творческие и настроены философски. Увы, мы утилитарны, работа такая.
- Поэтому вы утилизировали хорошего человека, нам в назидание.
- Ошибаетесь. Мы проявили серьёзность намерений. Марков же проявил себя, как агент не серьёзный. Уволить его, как сами понимаете, мы не можем. Хотя, как посмотреть. Ротация кадров тоже насущная необходимость, а кадры решают всё. Если-бы мы ему позволили фантазировать, на его настоящем месте мог-бы валяться я. Или вы.
- Значит, смерть во благо...
- Для нас. А как ему - неизвестно. Но всё это софистика, игра. Может быть, перейдём к хлебу насущному?
***
- Ты что-то понял из всей этой интермедии? - поинтересовалась Джилл, когда они шли к метро, чтобы ехать в аэропорт.
- Что непонятного? Сделали из нас баранов, - хмуро отвечал Уайт, вертя на резинке сорванной, наконец, бородой. - Ловко это у него получилось, как у Старшего Иезуита, истинный Святой Лойола! А как цитировал Макиавелли!
- Когда это?
- Когда говорил о государевых тайных агентах. Плевал я на всех государей! Тем более, на нынешних.
- Ладно, мы в ж... И что теперь?
- Возвращаемся в свой городок, с соседом-наркоманом, с пропавшей художницей, с жандармом Бобо, ассимилируемся, чорт возьми! Цветы жизни! Что ты предлагаешь, куда нам? В лапы ФСБ? Там церемониться не будут! В соответствии с санкциями. Так что, я буду книжку свою писать, ты очерки свои, да гладиолусы пестовать. Дровишек надо заготовить в предчувствии ядерной зимы...
- Значит, билеты берём до Нима? Тогда сразу и Рику надо будет позвонить, ему деньги нужны.
- Нам тоже, давай в банк зайдём, как там евро поживает?
- В изменчивом мире
я снова с приходом весны
любуюсь цветами...
Чего же ещё и желать?
Воистину жизнь хороша! **
- Дожить-бы ещё до весны... Роль подсадной утки мне не нравится.
- Когда у нас сезон утиной охоты?
Рик встретил их в аэропорту Нима, полный надежд и предвкушений. Деньги, которые он получил от Уайта, каким-то непонятным образом за сутки ушли в туман, но холодильник был забит под завязку вкусными вещами и стеклянными ёмкостями, а за ним был надёжно схоронен небольшой свёрток из вощёной бумаги. Но карманы опять приводили в бешенство своей бездонной бесконечностью. Короче говоря, наличные никак не помешали бы.
- Как там, в Европе? - заботливо поинтересовался он, наблюдая, как Уайт загружает сумки в багажник.
- Что-то предвидится, очень неприятное, но об этом потом.
Долгие километры Уайт безразлично смотрел на знаменитые цветущие виноградники Арля, сравнивая их с картинами Ван Гога, Джилл что-то бормотала неразборчиво на заднем сиденье, может быть, напевала песенку. Ближе к дому Уайт, надумав, сказал:
- В городе остановишь у маркета, у нас на кухне, как в пустыне Сахара.
- Мяса надо! И овощей.
- Тебе виднее, кухня удел женщин...
- Удел мужей трудиться.
- Твои пожелания будут выполнены, но сначала ванная, потом бриффинг.
В маркете Джилл, не удержавшись, прошептала:
- Уайт, удивись, за несколько часов цены подскочили! Процентов на двадцать!
- Не удивлюсь, так и должно быть, учитывая речь президента, где он сказал о военном решении политических проблем. Думаю, это явление глобальное.
У родного трейлера и Рику пришлось взять в руки пакеты с продуктами в расчёте на дивный ужин.
- Вот, ребята, вы пока смывайте дорожную грязь и приготовьте сувениры. Часа вам хватит, надеюсь, а то я с утра не жрамши. И сочините какую-нибудь байку для меня, я ведь не совсем дурак.
Наконец он убрался, Джилл достала из сумки курицу, быстро распаковала, завернула её в фольгу и поставила лоток в печь.
- Я в ванную. Выложи продукты в холодильник и порежь сыр.
Когда Джилл вновь явилась миру, унылый Уайт доложил:
- В инете тоска. Сводки с полей сражений на Украине - "ВС РФ в ходе ожесточённых боёв захватили и удерживают под контролем погрузочную площадку какого-то там завода..." Это война современных армий, вооруженных новейшими технологиями! Прямо Сталинград, где продвижение на двадцать метров считалось прорывом. А здесь? Как это понимать? Абсурд.
- Не абсурд, а целенаправленное выполнение намеченных задач. И эта спецоперация, просто пропагандистский приём. А СМИ выполняют политический заказ.
- От писалок журналистов могут пострадать один человек, группа людей, может быть, какие-то предприятия. От действий политиков страдают народы и страны.
- Иди, помойся, скоро придёт голодный сосед.
- Почему все соседи обычно голодны?
Голодный появился через пол-часа, и он был не один. Его сопровождал сержант Бобо, в ковбойской рубашке и кожаных сапогах, что показывало, он не на службе. Где Рик его подцепил?
- Рад вас видеть? Как съездили, что за границей?
- Комендантский час ещё не объявили, хотя цены выросли.
- Всё, как всегда, - вздохнул служитель порядка, - Решили отдохнуть от рутины дней? Это никогда не помешает. Или есть серьёзная причина?
- Возможно, - осторожно ответил Уайт, - А пока прошу к столу.
Закусив и выпив, гости расслабились, расположились к разговору, для начала обсудили и осудили международную политику, потом перешли к рыночному беспорядку, росту цен, отсутствием регулирования ценообразования... Стало скучно.
- Да, ребята, - начал Бобо, побарабанив пальцами по столу, - А ведь у вас есть чего для нас интересного, что никому не известно? Такой скелет в шкафу.
- Есть, - не стал возражать Уайт, - Только нам сейчас надо определиться с границами откровенности. Пойдём, Джилл, покурим.
- Джилл? - удивился Рик. - А кто здесь шведка Херда Ниердалл?
- Не бери в голову! - махнул рукой Уайт, и они поднялись из-за стола. - Вы закусывайте!
Они вышли в прохладу ночи, закурили.
- Значит, расскажем им всё? Непривычно ходить голым.
- Зато гигиенично. Мы сейчас в роли кусочка сыра в мышеловке. А сыру полагается быть на виду. Кроме того, если на приманку клюнут крутые Джеймсы Бонды, да ещё в компании, нам не обойтись без поддержки. И жандармерия должна быть в курсе происходящего.
- Согласна, - вздохнула Джилл.
- Только... Я не хочу выглядеть идиотом в глазах наших друзей. Мы, агенты Интерпола и здесь, под прикрытием, расследуем дело о террористической организации, каковая, возможно, здесь, в городке, имеет своих резидентов. А пропажа деятелей культуры, это наша забота, людям пока не интересная. Может быть, потом... И ещё, отныне мы будем ходить с оружием. Заряженным!
- Это нам надо? Ведь придётся куртки надевать, а жарко.
- Придумаем чего... Джилл, отнесись к этому серьёзно. Помнишь, что покойный Марков говорил - покойный! - за нами охотятся профессионалы-убийцы.
- Он сам был профессионалом, очень ему это помогло?
Уайт уже было заикнулся об агенте, сошедшем с ума, посмотрел на посерьёзневшую Джилл, и прикусил язык:
- Я не собираюсь голову добровольно на плаху... И Рику надо намекнуть, чтобы следил за обстановкой, мол, могут нагрянуть нехорошие парни. Он, кажется, и сам за этим смотрит, у старушки Бетси своя служба наблюдения... Джилл... А ты...
- Ты заикаешься? Это подозрительно, и навевает. Говори, я сейчас безоружна!
- Ты... не беременна?
- Что? - она удивлённо уставилась на него, - Я этот вопрос слышу впервые за всю нашу жизнь... Ты судишь по моим истерикам? Нет, мой бедный Уайт, я не беременна. Может быть, к сожалению. Приговор мне был вынесен лет пятнадцать назад, какой-то генетический дефект... И неужели ты думаешь, что я утаила-бы это? Пойдём к гостям, сударь провинившийся.
***
- Значит, вы проявили себя, как лохи? - на французском в исполнении сержанта это звучало не так колоритно, как на русском, - Вас вежливо подставили, и вы теперь ждёте судьбы? Но иногда её надо встречать выстрелами. Думаю, вы вооружены, но есть ли у вас разрешение, и на кого оно выписано? Ведь ваш автоним немного, думаю, разнится от ваших официальных имён? Только не говорите, что вы из России.
Шпионы с холода смущённо переглянулись, и жандарм кивнул:
- Надеюсь, вы не экстремисты? Предупреждаю, такие методы я не приемлю.
- Мы никому не делаем зла. Только в порядке самозащиты.
- Имеете право.
Джилл встала, вытащила из духовки судок с мясом, подложила гостям, мужу:
- Не вздумайте уйти голодными. Можете прихватить с собой. Скажите, сержант, вы в самом деле ненавидите Россию и русских?
- Что за фантазия? Как я могу ненавидеть страну, к которой совсем не отношусь, и где никогда не был? Также и другие страны, которые мажут грязью наши СМИ, но это уже проблемы политиков. А я... Даже когда я служил в легионе, то дальше Алжира не был. И смею вас уверить, ненавидеть Алжир мне нет причины, совсем наоборот.
- У вас там была любовь!
- Если это можно так назвать... Любовь, слишком обязывающее чувство.
Потом обсудили видение двойника Лилии в Париже и присутствие её картины в штабе Интерпола. Пришли к выводу, что случайностей в жизни гораздо больше, чем надо, но Джилл не утерпела и высказала своё мнение.
- Она, сотрудник Интерпола? Что она в таком случае делала здесь в течение трёх лет? - усомнился жандарм, - Медитировала? Учтите, я приглядывал за этим домом, и ничего предосудительного за её посетителями обнаружено не было. Большинство или меценаты, или коллекционеры, богатые солидные люди, все на виду... Такие не любят связываться с экстремистами.
После ухода гостей, прибрав со стола, Джилл достала пистолет, разобрала его и проверила механизм, зарядила обойму.
Ночью Уайт прпоснулся от наступившего вдруг одиночества, понял, что Джилл ушла. С пистолетом? Куда её понесло? В темноте он взял фонарь и вышел следом. Ближе всех светил огонёк дома Рика, света фонаря Джилл видно не было. Уайт не сомневался, что она направляется в ту сторону, но не думал о причинах, вообще ни о чём не думал, ему в голову не приходило, что дело может быть интимным, Джилл он верил. Но что зря ломать голову? Ей могла понадобиться его помощь, что бы она не задумала, и он шёл следом, стараясь не выдать себя.
В дом Рика она заходить не стала, свернула налево, иногда на мгновение включая свет фонарика, чтобы не сбиться с дороги. Теперь она шла к дому Лилии. Он вдруг подумал, не охватило ли её снова то состояние смертельного любопытства, когда она вдруг теряла себя, знает ли она, что делает сейчас?
Он держался от неё метрах в пятнадцати и вспоминал, что читал недавно в статье о смертельном любопытстве. Реакция сознания на стресс, уход от реальности... Но что можно сделать в этом случае? И чем это может закончится? Полным уходом в ночной кошмар? На улицу Вязов? Дом Рика остался позади, в ночной тишине, и Уайт щурил глаза, пытаясь рассмотреть, куда ступает. Он различил, как Джилл вошла в калитку, прошла к дому Лилии, кажется, зашла внутрь. Потом что-то там загремело, раздался вскрик и следом выстрел. Он включил фонарь и, уже не скрываясь, ворвался в помещение, сориентировался, кажется, слева, в жилой комнате, дверь была открыта, и что-то там шевелилось, непонятные звуки, вроде-бы всхлипывание, невнятное бормотание. Круг света высветил центр комнаты, метнулся по сторонам... Джилл сидела на кровати, свесив руки, у ног её лежал пистолет. И пахло порохом.
- Джилл! Что случилось? Ты стреляла? В кого?
Она посмотрела на него не видящим взглядом, подняла указующую руку, он перевёл луч света в ту сторону. На полу лежало неподвижное тело.
- Кто это? На тебя... напали?
- Это она, Лилия. Я... убила её?
Склонившись, он попытался нащупать на шее пульс, но не смог.
- Кажется... Тебе надо придти в себя. Попробуй успокоиться... Сейчас я включу свет... Но как она попала сюда? Приехала вечером?
- Она умерла... Ушла...
Скоро вошёл настороженно оглядывающийся Рик:
- Я так и подумал, что найду вас здесь! Я услышал выстрел, думаю, не только я , кто-то наверняка позвонил в жандармерию, значит, сержант скоро будет.
Он увидел труп и присвистнул:
- Вот оно как... Но ведь это Лилия!.. Как она здесь очутилась? Это вы её... Уайт?
- Это не я.
- Но... выстрел...
- Стреляла я, - тихо сказала Джилл.
- Я ничего не понимаю! Зачем?
- Я... помогла ей. Она просила.
***
Сержант Бобо в самом деле появился минут через десять. Профессионально осмотрев помещение, он присел на кровать, закурил.
- Вероятно, скоро надо ожидать ваших коллег? - обратился он к Уайту.
- Возможно. Я не знаю, как у них... построена система оповещения.
- А я не знаю, что мне писать в рапорте. Кто стрелял? И почему?
- Она пришла ко мне во сне...
- Не понимаю. Или мы тоже в твоём сне?
- Нет. Она просила меня о помощи. И сказала, что надо сделать. Она сказала, что я должна придти сюда... С оружием. Чтобы я помогла ей уйти. Теперь её здесь нет.
- Аллегорически можно сказать и так. Когда к нам приходит смерть, нас уже нет. Я думаю так, вам надо уйти отсюда, оторваться от снов. Я всё это обдумаю. В конце концов, в городке наверняка никто не видел, как Лилия приехала. Всё, идите. Рик, ты поможешь мне завернуть тело.
- Я просто пожалел их, - сказал сержант, когда они остались вдвоём. - Наши друзья нам ничем не помогут. Это не похоже на хладнокровное убийство, скорее, на несчастный случай. Если-бы зависело от меня, я представил-бы эту смерть, как самоубийство.
- Но как они... как она смогла?..
- Не уверен, что она это понимает.
Перед сержантом Робертом Чилли стояла не простая задача, а он был не просто ходячим параграфом, он обожал читать Жюль Верна, Пьера Буля, Веркора, были в его библиотеке и Кафка с Камю и Сартром. И то, что случилось, вступало в диссонанс с обычной практикой правоохранительных органов, что-то нарушилось в системе ценностей, и он чувствовал себя не уютно. Пусть бы это было преступление ради миллиона евро, или из-за наследства, для этого существовал уголовный кодекс и наручники, в перспективе, с последующей гильотиной. В данном случае гильотина не являлась наказанием, но, возможно, средством избавления от наказания.
- Человек или животное... Вот в чём вопрос! - рассеянно бормотал Бобо, выкуривая одну сигарету за другой. - Угораздило её вернуться!
Неожиданно в коридоре послышались шаги, и Бобо удивился настолько, что даже расстегнул кобуру, но это опять был Рик.
- Дорогу забыл, или дело какое вспомнил?
- Да, вспомнил... Сержант, я хочу сказать о фру Ниердалл... не знаю, как её сейчас и называть... Это ведь я их отвозил в аэропорт Нима, и обратно тоже... я. Я что хочу сказать, с подругой Уайта... или Рангера? В общем, с ней не всё в порядке...
- С кем из нас всё в порядке? Тебе известно, что девяносто процентов населения Земли - параноики? А остальные десять просто хорошо притворяются нормальными.
- Она... Вы можете смеяться, но она не из этого мира. Она не сумасшедшая... Но другая. Понимайте, как хотите. Лилия тоже была такая.
- Я тебя понимаю, Рик. Служил в заливе? Это я так, к слову. И у тебя с Лилией были отношения? Сочувствую.
- Спасибо. Я не назвал бы это отношениями, только чувство близости. А теперь я думаю, может быть и лучше, что она ушла? Я, простой человек... А она предназначена для другого...
- Ты веришь в предназначения? В молодости я намеревался стать философом... Да, это влияние Кьеркегора и Сартра... Я остался таким-же, но собой-ли? Мы изменяемся в зависимости от выбранной дороги... О.Генри написал "Дороги, которые мы выбираем". Вот это и есть сущность человеческая.
- А Хемингуэй написал "Иметь и не иметь".
- Он понял свою ошибку, и чем это закончилось? Иди домой, всё будет в порядке. Я тебе благодарен, ты на что-то открыл мне глаза.
***
- Уайт, идём туда, на восток. Нас там ждёт чудесный реальный мир, призрачный мир с картин Лилии. Нас ждут честные светлые люди и добрые собаки...
- Какие собаки, Джилл, у нас никогда не было собак!
- Но я всю жизнь мечтала о маленькой лохматой собачке. Вот только в этом злом мире нельзя брать на себя ответственность за тех, кто зависит от нас. Умирают люди, собачки остаются, и потом всю жизнь ждут возвращения своих друзей, потому что у них больше никого нет. Лучше давай вообразим, будто у нас была собачка, такая лохматая, что глаз не видно, а потом она ушла в тот волшебный мир, и теперь ждёт нас, сидит на крыльце маленького домика и, не отрываясь, глядит на дорогу. Разве можно обманывать одинокую собачку!
***
В бистро, выпивая с Риком, сержант Бобо с чувством выдал эпитафию:
- Не знаю, где они, но ушли достойно, без проблем для других.
- Я не стал-бы с ними прощаться навсегда, может быть, ещё встретимся, - добавил Рик. Верил-ли он себе?
***
-*- Сафо. Стихотворения (пер. В. В. Вересаев)
-**- Мотоори Норинага "Ветер в соснах. Классическая поэзия танка эпохи Эдо", XVII в.
16.04.2022г.
Свидетельство о публикации №222042601914