Моросило

Моросило. Таяли сугробы.
Обживались гнёздами грачи.
- Ты мою, мою давай попробуй!
- Без вопросов, только не кричи!
Так под вечер в страстной перепалке
Пробовали новый самогон.
В телике лупил по шайбе Малкин.
- Жидкость-то шибает ого-го!
- тут писатель крякнул, покрасневши.
Хохотнул художник: шестьдесят!
- Задери тебя к едрене леший!
- прохрипел писатель, - так нельзя!
- Можно. Под грибки и под капустку.
Грех не пить, он чистый, как слеза.
Не тяну коньяк, в карманах пусто,
- так художник, выдохнув, сказал.
- Ну, тогда за то, чтоб были деньги!
- друг писатель тост провозгласил.
- Мир, по сути, занят дребеденью,
Но не всё пропало на Руси.
Выдохнули, выпив. Капал дождик.
Умирал безмолвно грязный снег.
Натюрморт заканчивал художник,
А писатель бормотал во сне.
Фонари шептались за окошком.
Уходил нетрезвый грустный март.
Под столом, свернувшись, дрыхла кошка.
Бог себе поставил шах и мат.
Заигрался. Плюхнулся без силы.
Отдохнуть бы. Только как и где?
Над райцентром снова моросило.
Бормотал писатель про людей
И про Бога. Тот, конечно, слышал.
Синькала синица: синь да синь.
Словно зеркала блестели крыши.
Утро наступало на Руси.