Лавровы. Роман. Часть 13

Глава 13. Перейти Рубикон.

Обожаемый и горячо любимый Константином московский «Спартак» все же рухнул всем своим легендарным телом в тьму первой лиги. Призванный на помощь прославленный динамовский тренер половину команды выгнал прочь, а половину посадил на скамейку запасных, полировать её экс – чемпионским задом. Пришли честолюбивые дублёры. Дай Бог им таланта поднять колосса из руин. Для этого и нужна зрительская поддержка. Тогда фанаты ещё не были рождены заботливыми мамашами, оттого каждый голос на трибуне был важен.
Сплавлялись до стадиона на речном трамвайчике. От Новоспасского моста, что у метро «Пролетарская». Мимо Кремля, бассейна «Москва» (там теперь восстановлен храм Христа Спасителя»), мимо заводи, где теперь Петр Первый размахивает свитком, вдоль гостиницы «Россия» (там теперь парк «Зарядье»), мимо завода «Красный Октябрь», до Лужников примерно час. Садились благополучно на корме и обдуваемые речным ветерком заправлялись.
Вот и сегодня, Константин, Иван Лопатин, Вовка Марусин и ещё не знакомый нам (время идёт) Мишка Коновалов культурно расположились прямо по центру Восточной трибуны. Принимали клуб «Колхозчи» из Ашхабада. К концу первого тайма забили три и публика успокоилась, но не вся.

- Колхоз… – кричали стройным хором Лопатин, Марусин и Коновалов, а раскрасневшийся Лавров громко добавлял:

- Пчи…

- Колхоз – пчи…колхоз – пчи…

Пожилой туркмен сидевший прямо перед ними через один ряд, собрал пожитки и от греха подальше пересел на Северную трибуну. Там вокруг него никого не было. А если и были, то люди при расклешённых галстуках.
Ринат Дасаев, Вагиз Хидиятуллин, Сергей Шавло, Юрий Гаврилов и двадцатидевятилетний Жора Ярцев своё дело знали туго и уже в следующем году не только вернулись в высшую лигу, но и заняли там сходу пятое место. А ещё через год Лужники ревели в экстазе:

- «Спартак» чемпион!!! «Спартак» чемпион!!! «Спартак» чемпион!!!

Время шло, завод выпускал так нужные населению СССР автомобили. Нужны они были и на Кубе и в Монголии и в Бразилии, да мало ли ещё где. И не беда, что были они похожи на ржавые консервные банки со скрипящими навзрыд колодками тормозов. Других в стране не было. Только подпольный любимец нации, светлая ему память, Володя Высоцкий мог позволить себе подержанный «Мерседес». Да ещё бровастый генеральный секретарь.

- Ты,  Валентина,  хорошая  женщина,  но что – то у нас с тобой пошло не так как надо – сказал поздним вечером после четвёртого дня рождения сына, чуть подвыпивший Константин. – На футбол со мной не ходишь. Комнату вот я получил уже два года как, а неуютно в ней. Я понимаю – ребёнок, работа и всё такое, но жизнь – то проходит.

- Разлюбил ты меня - тихо ответила та и хлюпнула носом.

- Ну может быть, чего в жизни не бывает – пожал плечами Лавров. – Вот только домой после работы не всегда идти хочется. Ты меня, Валюша, прости, не уследили мы за своими отношениями. Что делать я не знаю.

- Папа, почитай мне сказку – пришёл с яркой книгой именинник. – Про колобка и семеро козлят.

- Давай, сын – с радостью вышел из разговора Костя. – Только про колобка и про козлят – это две разные истории. Хотя, надо сказать, в сказке всё ясно с самого начала. Волка победят, не смотря на острые зубы, а у бабки с красной шапочкой их совсем нет.

Тогда, как и сегодня был дождь. Валентина привела маленького сына из садика и пока тот путаясь в шнурках и подтяжках, но громко сопя носом раздевался, ушла на кухню. А когда вышла оттуда Костик уже спал в одном ботинке и тоненькая струйка слюны стекала с его подбородка. Закончила процесс раздевания и уложила того в кроватку. Стрелки часов приближались к началу программы «Время» по первому каналу. Поставила на плиту чайник и когда тот закипел, круто заварила в бокал Грузинский чай. Часам к одиннадцати стала волноваться, а утром встала с синяками под глазами и с непослушными ногами. Мужа не было, всё было на месте, а он отсутствовал. Всё так же шёл дождь.
Не появился он и этим вечером. На следующее утро, поручив ребёнка соседке стояла возле заводской проходной. Народ валом валил на смену. Некоторые из знакомых приветливо здоровались, она отвечала. Минут через двадцать переполненный троллейбус № 38 выплюнул на улицу из своего всепоглощающего нутра Константина Лаврова. Заметив Валентину нахмурился, но подошёл.

- Ты чего здесь? – тихо спросил, не смея поднять глаза.

- Дома не ночуешь, что мне думать? – проговорила в ответ Валя. – Сын плачет, спрашивает где папа.

- Ушёл я от тебя – рубанул Константин. – Совсем ушёл.

- Лавров, ты чего не торопишься? – закричал только приехавший Иван Лопатин. – Все рабочие уже за станками, а мастер с супругой за воротами прохлаждается. Отгул что ли взял? Тогда так и скажи. Давай – давай торопись, а
я пошёл, а то опоздаю.

- Как это ушёл? – заплакала жена. – А ребёнок?

- Вот так и ушёл, самые личные вещи собрал, остальное всё полностью тебе оставил. Из комнаты попозже выпишусь, назад в общежитие. Говорят, завод новый дом закладывать будет, специально для руководящего состава и передовых рабочих. Пошёл я.

И исчез за дверью проходной. Она потом ещё долго и нудно вспоминала, как громко хлопнула эта самая дверь о каркас.

Валентина давно видела исподтишка, как удаляются они с мужем друг от друга. Уже не было вкусных и уютных ужинов и посиделок у телевизора после этого. Она тоже, наравне с Костей, чувствовала себя виноватой. Ребёнок забирал колоссальное количество времени. Сначала пелёнки, потом как то сразу подрос и одежды стало больше. Уже не готовила так много вкусной, фирменной еды. В ход шли сосиски, сардельки, докторская колбаса, пельмени, жареная картошка. Муж хмурил лицом и она это замечала, но почему – то ничего не могла сделать с собой. Даже не пыталась. Было ей всего двадцать два.
Подошёл шипящий троллейбус за тем же номером 38. Народу в салоне почти не было, рабочий день уже начался и трудовой народ распихал свои бренные тела по заводским и фабричным цехам, по конторам, магазинам и парикмахерским. Шелестели тополя вдоль 2 – й улицы Машиностроения. Варил клей древний завод «Клейтук», из мослов и костей варил и оттого по Волгоградскому проспекту гулял зловонный аромат.
У метро пересадка. В те времена общественный транспорт особо не заморачивался на соблюдении интервалов движения. Ждала долго. Наконец новомодный венгерский «Икарус» с явным пренебрежением к пассажирам, прибыл на начальную точку своего маршрута. Это теперь везде метрополитен напихан, а тогда ехать надо было нескончаемо продолжительное время. Наконец добралась и открыв дверь сразу рухнула на кровать. Плакать. Процесс этот длился часа два, может больше, может чуть меньше. Однако легче не стало, да и не могло стать. Лишь время лечит.

- Лавров, тобой в отделе кадров, инженер по профессиональному обучению, Лидия Сергеевна, интересовалась, сходи прямо сейчас, пока я здесь, домой не отправился – подошёл старший мастер. – Просила не затягивать. Может, что – то серьёзное?

- Хорошо, не сказала зачем вызывает?

- Сухари суши – съязвил проходивший мимо Коновалов.

- Иди работай – отчего–то возмутился Владимир Филиппович. – Вечно у тебя
свои дела побоку, а в чужие вечно нос суёшь. Лоботряс.

- Чего – то сразу лоботряс, я ключ на двадцать четыре ищу – не заметил недовольства начальства тот. – Нам – то что?

- Да ты если работать сегодня не хочешь, будешь его родного половину дня искать – поспешно закурил Каширский. – И даже не покраснеешь.

- Скажете тоже.

В кадрах стояла тишь да благодать. Завешенные выцветшими газетами с солнечной стороны окна совсем не портили впечатления от обиталища бумажной волокиты производства в условиях конвейера. Лидия Сергеевна сидела в самом углу кабинета, на так называемой камчатке и красила губы. Верхняя уже была готова и чувством собственного превосходства поглядывала на нижнюю, которая была ещё, как бы сказать, не при параде.

- Здравствуйте – зашёл внутрь Константин.

Находившаяся в свободном творчестве инженер (да - да вот так пафосно и с претензиями называлась её должность) ему не ответила, продолжая наводить красоту. Лишь только когда был нанесён последний штрих, она с чувством выполненного долга убрала в сумочку губную помаду и снизошла.

- Здравствуйте, Лавров – сказала негромко. – Я была у Вас на участке ровно в начале смены, Мастера Константина Матвеевича Лаврова на рабочем месте ещё не было. Рабочие болтались без дела, били баклуши. А Марусин, тот вообще выпил три стакана газировки и приставал к штамповщице с участка средней штамповки. Она только позавчера в столицу приехала и не привыкла к подобному гусарскому обхождению.

- Да жена отвлекла на проходной, пока поговорили по душам, время и закончилось – хрипло вздохнул Лавров. – На две минуты всего опоздал. Больше не повторится.

- Ну две минуты, я думаю, не считаются – устало откликнулась Лидия Сергеевна. – Хотя за две минуты проигрывают большие битвы, да будет Вам молодой человек доподлинно известно.

- Мне известно.

- А, кстати, почему из дома – то так торопливо ушёл? – кадрам, испокон века, как мы знаем известно всё. Работать надо исправно, а не детей бросать малых. Алименты ведь всю жизнь платить будешь, а это судя по заработкам мастеров, деньги не малые. – И  не дожидаясь  ответа, без всякого перехода продолжила, – а ты парень молодой, тут вот при заводском вечернем техникуме образуется специальная группа из мастеров и наладчиков, твоя фамилия есть в списке. Надо заявление написать на имя ихнего директора. На, бери бумагу.

- А подумать?

- Я тебе сейчас подумаю, мало не покажется.

В дверь вкрадчиво постучали. Вошла симпатичная такая девушка, в ярком летнем платьице. Роста среднего, с чуть заметным румянцем на пухлых щеках, что – то неумолимо подсказывало в её лице примесь в русскую кровь, крови других народностей:

- Мне Илья Ильич Пахомов сам подписал заявление на приём, крановщицей электро мостового крана, сказал с завтрашнего дня прямо и приступать к обучению. Чего тянуть?

- Пахомов, что царь и бог, ещё у начальника цеха надо подписать – не одобрила её прыти Лидия Сергеевна. – А его сегодня уже не будет, заместитель Генерального по производству вызвал, скорее всего стружку будет снимать, с него кто только её не снимает.

- Без него нельзя?

- Без него нет, девушка ты откуда такая шустрая?

- Из Потьмы.

- Сидела что ли? Там зона на зоне и зоной погоняет, моя любимая Русланова срок мотала от звонка до звонка – вспомнила инженер по кадрам. – Тёмные места, говорят на вокзалах ночью лучше не появляться, может плохо кончиться, даже не начавшись.

- Почему сидела? Я там жила вполне цивилизованно и за паровозом с топором не бегала. А с Руслановой у нас встреча была в Доме культуры, хорошая тётечка, про валенки нам пела – не сдавалась новоявленная лимитчица. – Только мне общежитие не дадут пока не оформлюсь. У троюродной сестры живу, а соседка за это заставляет общее пользование мыть. Я что уборщица? Но отказать не могу.

Константин ещё долго в этот летний вечер вспоминал их препирательства. Улыбался. Казалось бы первый раз увидел, а что то внутри звякнуло и зафиксировалось намертво. Бывает в жизни и такое.

- Ну  что  сказали в отделе кадров? –  поинтересовался  в обеденный перерыв, двигая по тарелке гречневую кашу Лопатин. - Так просто туда не вызывают, а исключительно по делу.

- Учиться в техникуме предлагают.

А с самого начала сентября, благословясь и начали. Группа подобралась самая разношёрстная. От убелённого сединами старшего мастера с завода «Шарикоподшипник» до восемнадцатилетнего Семёна Шаронова из цеха сварки. Он оказался совсем никаким не лимитчиком, а самым настоящим москвичом в третьем поколении. Родился в Люблино, в щитовом бараке, а теперь там пятиэтажные хрущёвки заслоняют виды на пруды. Одна мадам даже была беременна в начальной стадии, что выяснилось гораздо позже, уже перед самой первой сессией. Работала в конструкторском бюро, великое множество которых составляло Управление Главного конструктора. Кстати о новых разработках. Завод медленно, на глазах всей честной публики, умирал. Умирал тихо и не спешно. Огромный, четырёхэтажный конструкторский корпус, был забит народом. И этот самый народ трудился дни напролёт, не покладая рук. Ходили из кабинета в кабинет с рулонами бумаги, такими же бумажными перфограммами, стояли до умопомрачения у кульманов. Результата только не было, Если не брать во внимание печальной памяти «Святогор» и «Князь Владимир» мало чем отличавшиеся от своих предшественников. Но это уже гораздо позже перехода на «Москвич – 2141».
И друг как всегда отыскался. Им стал Лёха Разин, семейный человек, отец двух малолетних сынишек. Всё, всё, всё время учёбы жили душа в душу, наполнялись знаниями, формулами и Историей КПСС.  Надо сказать преподавал им этот предмет совершенно слепой преподаватель, которого сопровождала на занятиях супруга. Он читал лекции и принимал экзамены, а она по доброте душевной следила за порядком, не давала на экзаменах пользоваться учебником и вообще была женщина строгая. Её побаивались гораздо сильнее, чем его.
Но главным любимчиком группы был преподаватель Теоретической механики Иван Николаевич Длинный. Добрейший души человек, чей тонкий юмор веселил даже вечно хмурого Витьку Королёва. Не принимая никаких возражений, он на полном серьёзе как – то изрёк: - « Студент, дорогие мои, всегда что ни будь да знает, но этот же самый студент в то же самое время, чего либо и не знает. Так что будем к нему снисходительны!».
Наталья Николаевна Зорина преподавала сопромат. Предмет бестолковый и нормальной мозговой атаке не поддающийся. Была она красавица, имела белую выю на которой гордо находилась небольшая, как и положено даме благородных кровей, голова. Правда чуть полновата, но грудь пятого размера скрывала всё. Такая грудь может увести взгляд в сторону даже от кривых ног, а у неё ноги, к счастью, были без изъяна. Бабушка, кстати, при последнем царе имела титул княгини, но это всё было. И быльём поросло. Теперь вот её отпрыск обучала рабочий класс строить эпюры. Времена.

- Лавров – пристала и  ела  поедом та  самая беременная  Инга Смирнова. –  В кино группа собралась, ты идёшь?

- Кстати, Костя, я тебя тоже приглашаю – донёсся с кафедры голос Натальи Николаевны. – В следующий раз пару сопромата прогуляем.

Сходили без особых последствий. Так себе фильм, ни уму ни сердцу. Больше этого почти не повторялось, так, за очень редким исключением. Вызывал их всех директор техникума на ковёр, вёл правильную беседу, доброжелателей же на белом свете много, доложили.

В тот день трудились во вторую смену. Народ волновался, уже минут десять как начали, а крановщицы всё нет. Наконец в сопровождении озабоченного Пахомова появилась пред ясны очи та, встреченная Лавровым мимоходом в отделе кадров.

- Илья Ильич, время деньги – перешёл в атаку Константин. – Мы что сюда пришли баклуши бить? Уж Вы своих подчинённых проинструктируйте о начале смены, пусть будут любезны.

- Не мог раньше, извините, Татьяне только что удостоверение крановщицы вручили, боевое крещение у неё, так что не обессудьте – настырно оправдывался Пахомов. – Вы с ней сегодня поаккуратнее, как бы чего не вышло. Что б первый блин не комом вышел.

- По головке гладить?

- Меня не надо жалеть, но и бояться не надо – не полезла за словом в карман новоиспечённая крановщица. – Мы два дня на практике были, у меня пятёрка по практическим занятиям. И по теории пятёрка и по устройству крана так же. Прошу любить и жаловать.

По правде сказать, работала она для первого дня вполне прилично. Ну, если не считать двух рассыпанных по полу стоп нарезанного металла и перевёрнутой кроватки с заготовками из – под пятых ножниц. На первый случай Марусин сказал три самых известных матерный слова, на второй пять не менее значимых, а уж на третий раз изрёк более определённо и без всякой нецензурности:

- Спаси и сохрани, Господи!

- Надо бы обмыть дебют – глубокомысленно изрёк по окончании смены Капник. – Иначе последующее сотрудничество может и не сложиться в лучшем виде. История видела множество подобных случаев. Вот что на это пишет в передовице газета «Правда»…

- Ну эта газета не даст соврать – прервал его Лопатин. – Только вот магазины уже закрыты и где купить?

- А у меня есть в раздевалке – заулыбался Капник. – Шампанское с Нового года осталось не распечатанное.

Никто не знает, как нами в этой жизни распоряжается судьба. Но точно от человека ничего не зависит или почти ничего. Вот и теперь как то само собой разумеющеейся случилось обыденное, он почему – то оказался один на один с Татьяной. Произошло так, что он снимал угол совсем недалеко от её общежития. Общественный транспорт давно не работал, автобусы и рогатые троллейбусы встали в уютные депо и подобно коровам жующим свою вечную жвачку, глубокомысленно перебирали мгновения прошедшего дня. Отправились домой пешком. Огромный город тихо спал, с головой накрывшись пыльным покрывалом пришедшей вслед за днём ночи. Над прудом около метро «Текстильщики» поднимался пегий пар. Изредка плескала хвостом вынырнувшая на поверхность рыба, после чего долго ещё расходились к берегам гребешки волны.

- Не холодно тебе? – очень скептически оглядел лёгкую одежду девушки Константин. – Могу дать пиджак поносить. У меня под ним ещё рубашка тёплая и майка.

- Нет спасибо – быстро откликнулась та, - мы когда на картошку в подшефный колхоз ездили, там не так прохладно было, зуб на зуб не попадал, ничего, терпели, костёр только разведём, чай в котелке вскипятим и довольны себе.

Около бывшего Люблинского рынка (его теперь нет, а есть пустырь, как на месте памятника Дзержинскому в длиннополой шинели и на людном лобном месте из – под гостиницы «Россия») их остановил цокающий металлическими подковами милицейский патруль. Два бравых стража порядка, при пистолетах и резиновых дубинках, дружно взяли под лакированный козырёк.

- Предъявите документы, граждане – томно сказал, позёвывая старший лейтенант. – Позднее время выбрали для прогулок, ох и неурочное. Утром же на работу.

- Все добрые люди тихо – мирно спят – добавил младший сержант и отвернулся в сторону проехавшего мимо жёлтого такси.

- А мы во вторую смену – оправдывался Лавров. – Нам спешить некуда.

- Меня всё же сильно интересует есть ли у вас документы, откуда следуете и куда в три часа ночи – настаивал офицер, - если нет, то пройдёмте в отделение.

- Конечно нет вот только заводские пропуска – запустил руку в карман Костя и поискал что – то ей там. – А, вот ещё железный рубль завалялся.

- Давай его сюда – на правах старшего скомандовал лейтенант. – И можете быть свободными. Правильно я говорю, сержант?

- Истинная правда.

Через неделю они жили вместе. Татьяна перевезла в комнату которую снимал Лавров личные вещи, холодильник «Бирюса» и красный дамский велосипед. Две небольшие настенные чеканки, чайник в горошек и чугунную сковороду добавила туда же. Бабка – хозяйка была довольна происходящим, парень под присмотром женщины может принести гораздо меньше неприятностей. В такой ситуации мужской пол процентов на девяносто мигом становится шёлковым, заглядывает в глазки и пиво без разрешения прекрасной половины совсем не пьёт. Да и заплатили этой самой старушке сполна на полгода вперёд. Теперь можно и почивать на лаврах. Что она и делала шесть сытых месяцев.
 Ещё через неделю Таня рассчиталась с АЗЛК и перешла куда – то в тихую еврейскую контору, где особенно ничего не делают, а зарплату получают приличную. В заповедном центре, на Петровке, где каждое утро при следовании на работу встречался ей Юрий Соломин гулявший с собакой. Или собака гулявшая с ним?
А ещё через неделю или две Константин явился с работы пораньше и очень довольный:

- Ты знаешь, что мне садовый участок выделил цехком под Чеховом, целых шесть соток? Говорят чистое поле, ни одного деревца. А кругом лес. Раиса Максимовна Горбачёва своему фонду готовила, но те почему – то отказались. Так повествует легенда.

- Откуда мне ведомо? – откликнулась та. – Первый раз слышу. А вообще – то хорошо. Картошку посадим и тыкву. Первой леди вкусное варенье из облепихи презентуем. Посылкой отправим.

- Надо решить, брать или не брать. Откуда облепиха?

- Брать, и решать нечего. Кусты посадим.

И началась тут великая стройка. Следующим летом перво – наперво взяли очередной отпуск. Поставили приобретённую на прокат брезентовую палатку, купили по блату с чёрного хода чугунный казан под картошку и макароны с тушёнкой, определили костровище. Через пять дней стоял в уголочке соток островерхий туалет. Как положено со скрипучей дверью и стеклом оконца. Знакомых много, все приходили посмотреть. Кто завидовал, кто улыбался скептически, кто радовался. Были и такие, что не укладывалось в диалектику происходившего. Посадили пять жидких яблонь и не долго думая приступили к возведению сарая в противоположном углу. На этот особняк потратили восемь дней. Фундамент не удосужились, поставили на вкопанные в землю берёзовые чурбаки, что на глиняной почве делать не рекомендуется (приехав весной с тоской увидели, что оные подпорки наклонились под углом в сорок пять градусов в одну сторону и сарай всей махиной благополучно сполз на землю и стал ровно). Уже на излёте отпуска приступили к фундаменту дома. Константин, изнывая от полчищ комаров, за два дня выкопал траншею глубиной на углах в один метр, двадцать сантиметров. Остальной ров на три штыка титановой лопаты. Урчащая от напряжения огромная «Татра» привезла полный кузов песка, следом, вторым рейсом, столько же щебёнки. Цемент в мешках доставили из магазина. За водой ходили в соседнее болото, Татьяна потом шутила, что у неё от ведер руки стали как у обезьяны, до пола. К осени первый ряд красных кирпичей обозначил будущий базис дома.

- Ужинать иди – позвала громко Татьяна. – Твои горячо любимые рожки с макаронами. Могу ещё банку кильки в томатном соусе открыть. Да чайник сейчас закипит, правда заварка кончилась, Лёшка Шупелев завтра в Москву едет, я ему заказала.

- Раз заварки нет, то налей сто граммов с устатку – особо ни на что не надеясь предложил Костя. – Спать крепче буду, ноги от напряжения гудут, сама поди устала сильно.

- А я тоже пригублю – отчего – то расщедрилась та. – Почему вечерком иногда не принять? Здоровью на пользу.

С допингом макароны пошли на ура, оказалось, что кастрюлька с ними маловата размером, а банка консервов вообще уместилась в одной ложке. Чай уже не пили.
А потом наступила зима, огромный лось, за неимением заборов, пришёл вихляющей походкой из леса, осуждающе посмотрел на замотанные от него драными колготками яблоньки и вздохнув отправился на соседский участок. Там пока что плантовали (по правде сказать, у них эта стадия строительства продлится очень долго) и к серьёзным делам ещё не приступали. Дом потом шабашники поставят сикось - накось.

- Что – то у меня вся спина побаливать стала – пожаловался как – то младший Лавров. – Мне сейчас вроде недомогать нельзя, с весны всё заново начнётся, не было печали, да недруги накачали.

- Ого - го до весны ещё семь вёрст до небес и все лесом – откликнулась Татьяна. – Новый год только. Я тебя берусь вылечить от недуга, ложись, а я по тебе ходить в тапочках буду.

- Я же серьёзно – возмутился было Константин, - всё шуточки шутишь. Как
только не стыдно.

- Не обижайся.

Дом получился и стоял теперь гордо задрав новую крышу прямо в низкое предосеннее небо. Тихо – мирно  поскрипывали новёхонькие половицы, особенно почему – то на втором этаже, да побаливал неизвестной болезнью правый дальний угол. Видно там был забит лишний гвоздь, либо наоборот не хватило проложенной меж брусьями пакли. Как бы то ни было, а справный дом пах свежеструганной стружкой да сосновой смолой, кое - где вытекшей из вагонки наружу.
Прибывший из Потапово печник, одним махом сложил красивую голландку с ярко чёрными чугунными колосниками, дверцами и задвижками, также скоропалительно опростал досуха четыре бутылки водки с этикеткой «Лимонная» и в полном здравии ретировался на постоянное место жительства. Деньги за работу Татьяна подшила ему с внутренней стороны худенькой майки, оставив лишь на дорогу, да пять рублей командировочных. Впоследствии выяснилось, что схрон был полностью спорот ещё до поезда и оттого он уехал не в сторону Рязани, а выгрузили его в Туле, доставили в милицию, произвели чистку и впихнули в обратный поезд. Из Москвы он вполне протрезвевший, зайцем и с пересадками добрался таки до Сусова, помолился на голову Ленина в сквере и прибыл на автобусе под крыло супруги. Долго ещё потом пугались грачи криков из их дома, отчего печник даже временно охромел.
Когда дом спал и похрапывал даже, снился ему приятель лось, да полевая мышка никак не могшая запихнуть в узкую норку найденный огрызок фиолетовой морковки.

- Здорово, Константин – крикнул из новёхонького «Ниссана» друживший с Лавровыми сосед – татарин. – Новоселье когда? Или зажал от доброты. Но знай, с нами подобные проделки не пройдут. Вынь да выложь, тебе говорят, пока репрессии не начались. Шашлычку сделаем побольше, два ведра пива и креветки свежемороженые.

- Где ты их возьмёшь не погибнув – засомневалась Таня. – Дефицит из дефицитов кажется. Очередь надо отстоять.

- Вы мадам забыли, что я заместитель начальника пожарного Управления, Центрального округа города Москвы – жизнеутверждающе заржал тот, откинувшись на сиденье.

- Тогда ой.

- Рифат, ты баню – то сегодня топить будешь? – подмигнул Костя. – Придём.

- Ато, какая же суббота без парилочки пустая, надо сказать, растрата времени и средств, в виде покупки бензина. Парилка сближает народы. Вот я татарин во всех мыслимых и немыслимых поколениях, ты досточтимая Татьяна наполовину мордовка, из тёмных Потьминских лесов, у вас там до сих пор хлеб ниткой режут. Моя Машка и Константин русские и больше никакие. А водку после бани пьём не рассматривая её происхождения. Приходите, как стемнеет.

- Свою баню надо строить – задумчиво, себе под нос сказал Костя. – Тогда и Седреддиновых пригласим, тоже мне пожарник с багром, а я начальник участка, надо сказать, у меня тридцать человек в подчинении и государственный план впридачу.

- Не ревнуй – махнула рукой Татьяна. – Он ясно тебе сказал, что за ним никогда Лаврову не угнаться. Ему же ежедневно одних взяток не считано несут, а у тебя одни железяки. Неправильно учишься, надо было в мухообдирочный техникум идти или арбузолитейный.

- Да ну тебя, никогда серьёзно не разговариваешь - чуть - чуть обиделся Константин. – Давай чаю попьём.

- Отчего не попить?

Синий вечер постепенно накрывал уставших дачников. Волнистый туман, не боясь ободрать о колкие кусты надутые щёки, повис на разлапистых елях и несгибаемом орешнике. Где – то далеко, может даже за Нарой, в самой, что не на есть, Калужской области заржали кони. У Алексея Шупелева дымился мангал и вкусно пахло жареным, маринованным мясом. Его дом у самого леса, последний на улице, чуть в сторону и калитка в заборе товарищества, прямо на заросшую соснами полянку.

- А ну поддай ещё! – кричал благим матом хозяин бани. – До костей ещё не пробрало.

- Когда проберёт, поздно будет – изнывал от жары Лавров, смахивая со лба обильный пот. – Тогда уже выноси готовенького, в самом расцвете сил и способностей.

- А пива холодненького? - сменил гнев на милость Рифат. – В предбаннике холодильник, а в холодильнике Жигулёвское, а в Жигулёвском вся сила. Прыгай с полатей и я за тобой.

- Согласен. Передышка нужна в любом деле.

- Не только нужна, но и обязательна.

Пришли приятели из баньки ярко красные, вкусно пахнувшие берёзовыми с
проплешинами вениками, с одной стороны, а с другой пивом. Следом выдвинулись женщины, оставив их один на один с запотевшей посудиной.

- Ну, с лёгким паром! – провозгласил Рифат.

- И тебе не болеть.

В понедельник, в испуганной аудитории было тихо. Сдавали сопромат. Константин с особым вниманием осмотрел со всех сторон билет, подумал и понял, что он ничего не знает. Ни теории ни, что ему показалось особенно страшным, решения задачи. Он внимательно посмотрел на висевший на стене портрет Лобачевского и ему тут же показалось, что противная эпюра помахала ему оттуда пальцем.

- Ну что Лавров, ты готов отвечать? – нарушила глубокую тишину Наталья Николаевна. – Жаждем Вас послушать и восторгнуться.

- А можно я в другой раз зайду? Что – то голова у меня болит – честно выдавил из себя Костя. – Всё, что знал позабыл.

- Не задерживаю – отдала ему Зорина зачётку. – Через неделю пересдача. Прошу явиться.

И пошёл он солнцем палимый. Неприятно ему было, вроде взрослый человек, а как пятиклассник к доске идти отказался. Но забегая вперёд доложу я вам, пересдал он предмет с оценкой четыре и его даже похвалили. Знай наших. Как говорит старинная русская пословица: «Сдал сопромат, можно жениться», о чём он в последнее время крепко задумывался. Татьяна пообещала летом родить ему ребёночка. А та слово своё крепко держит.