Отец

        К числу самых мрачных страниц истории Балтики можно отнести трагичный Таллинский переход кораблей Краснознаменного Балтийского флота в августе 1941 года, в результате которого на Балтике был практически уничтожен весь советский транспортный флот.
        Было очень много жертв, среди которых оказался мой отец – молодой 24 летний матрос Сашок (так его называли сослуживцы). Тяжелое ранение (контузия). Его в бессознательном состоянии погрузили с эсминца на санитарный катер, который предназначался для транспортировки раненых в санитарную часть на побережье. Раненых было так много, что ему нашли место только лишь  на открытой палубе. Один из матросов (тоже Сашка), служивших на этом катере узнал в нём  товарища по детским  играм во дворе на Кронверкской улице (в доме Бенуа) и накрыл его брезентом, защищающим от морских брызг.
        Немецкие самолёты бомбили и санитарные катера, хотя на крыше рубки у каждого из них был изображён большой красный крест. Этот санитарный катер тоже был подбит и начал  тонуть. Спасти всех раненых было невозможно. Сашка обзавёлся двумя спасательными кругами и спустился в море, прихватив с собой моего отца, продолжавшего находиться в беспамятном состоянии. Они проболтались в воде около полутора часов, пока их подобрала береговая охрана.
         В результате отец оказался в храме архиепископа эстонского города Хаапсалу, приспособленного под госпиталь. Через пару дней город  заняли немцы.  Немецкие солдаты пришли в госпиталь и стали пристреливать тех, кого считали за русского. Кроме отца в бессознательном состоянии был ещё один матрос.Медицинская сестра-эстонка сказала немцам, что это эстонцы, и немцы в них стрелять не стали.
        Ещё через пару дней наши войска ненадолго снова отбили Хаапсалу, но из госпиталя забрали только моего отца, поскольку второй матрос, уцелевший от расстрела, уже всё-таки умер. 
        Отец выжил, оклемался и с 1946 года начал работать в Балтийском пароходстве сначала на малых судах «Сестрорецк», «Белоостров», а потом на большом турбоэлектроходе «Вячеслав Молотов».
        Это судно в 1957 году было переименовано в «Балтику», как только Хрущев разгромил «антипартийную группу» во главе с Молотовым.  Тут же  срочно переименовывались города, колхозы и предприятия с именем Молотова. Это мероприятие похоже на русскую политическую забаву. Мало кто знает, например, что грозный современный ракетный крейсер «Петр Великий» при крещении получил название «Юрий Андропов», а  ледокол «Арктика» долгое время маялся под именем «Брежнев».  Примеров тьма.
        Однажды в конце сороковых годов отец решил съездить в Эстонию, чтобы найти свою спасительницу - медицинскую сестру. Купил кучу подарков, из которых я помню только большую красочную коробку конфет. Почти все сомневались, что он её найдёт, уж слишком много прошло времени. Но отец сказал, что это его долг и уехал.   
        Сестру он всё-таки нашёл. Они долго беседовали, и женщина, уже совсем  старушка, всё помнила, была очень рада и много плакала.
        А что стало с Сашей Проворновым – матросом с санитарного катера? Он закончил войну старшиной на эсминце. Они переписывались с отцом до конца 1947 года, намечали встретиться. Однако в феврале 1948 года Александр Проворнов скончался от обширного инфаркта.
        В июне 1962 года наш парусник «Луга» сильно потрепало в шторме над Моонзундом, и капитан решил укрыться для ремонта в Хаапсалу. Оказавшись в памятном для меня городе, я попытался найти бывший госпиталь, где чудом спасся мой отец. Наша команда была в курсе моих намерений, и мы пошли на поиски. От замка архиепископа, где во время войны была организована лечебница, остались лишь стены с пустыми оконными проёмами. Смотреть было нечего. Тогда,купив цветы, мы отправились к памятнику матросам, погибшим в проливе Моонзунд.
        Идея памятника была замечательной. Это гора огромных булыжников, на каждом из которых было начертано имя погибшего матроса. Сверху, на этой горе, поставили маяк, который должен был вечно светить в сторону Моонзунда. Но – о, ужас! – эстонцы напрочь забили зубилами все имена, а маяк потушили, скривили и развернули в обратную сторону. Цветы мы, конечно, к подножию памятника положили, но настроение было жутко поганым.



        На фотографии перед рассказом мой отец.