И день вчерашний канул без следа. Фант-я повесть
Осталось сколько – тоже не сочтёшь.
1
Софьюшка сказала – нет.
– Ты что-то путаешь, – я присмотрелся. Разыгрывать друг друга мы умеем. – Вчера я купил машину, оформил документы, а потом ты поехала к маме. Виктор доставил туда и обратно.
– Я говорю, сегодня четверг, и сейчас докажу. – Принесла календарь, телефон и радиоприёмник. Полчаса она билась и достигала своего.
Как можно спокойнее, я выслушал все доводы, надписи на телефонах, новости и погоду на завтра… Завтра пятница, пасмурно, плюс девятнадцать.
Она победила, но мне от того не легче! Спрашивать себя, где я был вчера, показалось лишённым смысла. Внутренние ощущения вопили: не слушай никого! Среда!
– Ну, хорошо, четверг. Чем же я занимался… в среду?
– Я у мамы была. Это тебя надо спросить. Ты делал всё, что хотел.
– Да не пил я! – Точно загнанный в угол кот, я не понимал, откуда счастьице свалилось. Массаж затылка не порадовал результатом. На всякий случай, ещё раз изучил её лицо. Ну, не могла она так долго водить за нос. – Ты сегодня приехала?
– Два часа назад.
– А я где был?
– Сидел в туалете. Я развернулась, слетала в магазин, вернулась – ты в душе. Потом позвонила Татьяна, позвала на полчасика. Минут сорок посидели.
Я постучал по голове, не слишком настойчиво, кому-то задал вопрос: «Где день вчерашний? Я этого так не оставлю!»
Софьюшка умница, до неё дошло, что дело приняло скверный оборот. Взяла телефон, набрала Артёма:
– Не очень занят? У нас тут проблема нарисовалась… Ты настоящий друг! Ждём!
Если среди ваших друзей есть профессиональный гипнотизёр, то он не останется без внимания, в выходной и в будни. Он вошёл, разулся… как всегда и везде. Сегодня он отказался от чая, по каким-то признакам получил подтверждение, что дело серьёзное.
Выслушав вкратце историю, деликатно уточнил:
– Раньше что-то подобное случалось?
– Я бы с тобой поделился. Никогда! Вроде…
– Видишь, уже начал сомневаться. – Артём поднял глаза на Софью. – Можешь оставить нас наедине?
Она подчинилась. Ей ещё обед готовить.
– Не замешана ли тут некая незнакомка? – Артём вращал глазами, вокруг меня формируя круг или овал.
– Ты меня знаешь. Иметь такую жену – о глупостях даже и мысли не бывает.
– Всё-таки, женщина. Я вижу… В прошлом году, на перекрёстке Ленина и Интернациональной, ты подписал бумагу.
Я, что было силы, напряг извилины. Перекрёсток, осень. Вокруг дамочки десяток мужчин, о чём-то горячо спорят. Все хотят быть первым. И дама прекратила спор простым решением:
– Раз мирно не умеете договариваться, так и быть: первое место отдадим первому встречному. Мужчина, можно вас на минутку?
Боковым зрением я всё фиксировал. Они завидовали первому встречному. И подпись собственной рукой, на планшете лист с текстом. Кажется, я прочёл. Иначе бы ни за что не подписывал, клянусь. Помню, что-то смешное, как розыгрыш: войти в пещеру, спасти принцессу, – словом, ерунда на постном масле, посмеялись и разошлись.
Артём пялился во что-то, что находилось над моей головой.
Я выждал, не утерпел с вопросом:
– Что-нибудь выяснил?
Он кивнул. Мне стало не по себе.
– Мне что-то угрожает? Только не уподобляйся ораторам, кто умеет напустить пыли.
– Обижаешь.
– Извини. Кажется, до меня дошло: из-за той подписи, угодил в переделку.
– Я скажу больше. Но лучше сам сейчас прогуляешься в прошлое. Проведём сеанс. За ориентир возьми второе января, – сконцентрируйся…
Не всякому гипнотизёру мы себя вручаем. Много их, только введи запрос. Я с ними не знаком, зачем, когда проверенный есть? Дар у Артёма открылся ещё в школе. Он тогда уже обозначал события, которые происходили чуть погодя. Кто из учителей заболеет, когда случится налёт из министерства, с проверкой… Классная иногда встречала его вопросом: «На горизонте тихо?»
Умеет он утешить. С Софьюшкой сидел за одной партой. Она возьми однажды и спроси:
– Так кого ты прочишь мне в мужья?
Артём прошёл через весь класс, взял меня за руку, подвёл к ней:
– Знакомься, твой будущий муж.
Как же я признателен ему! И тогда, и сейчас! Парни вились вокруг, мне не пробиться. А она шла ледоколом сквозь льды, чётко понимая, что это всё не то. Ну, а после того случая, Софьюшка стала присматриваться издалека, отводила взгляд, когда я ловил на себе. Я ликовал! Победа! Ну, теперь-то никому не уступлю! Я буду биться даже с превосходящими силами… Как накликал: однажды мне намяли бока, только вошли во вкус, и тут ОНА. К одному подошла, толкнула в грудь, ко второму… Как пианистка, пальчиками поиграла в мою сторону, подбирая слова:
– С этого дня ты будешь встречать меня, и провожать домой.
О большем подарке не мечтал!
Такая вот, душераздирающая правда, а когда никто не видит – я подпрыгиваю до потолка. Прыгучесть, если тренировать, скоро даёт результаты. Учитель по физкультуре определил меня в сборную по баскетболу. Неожиданно для всех, я вымахал, до двух метров совсем немного оставалось.
2
– Начинаем. Второе января. Тот день ты тоже потерял, хотел уже обратиться к врачу. Если помнишь, я отговорил.
– Помню.
– На счёт «десять» – ты вылетаешь из тела и разворачиваешься в своё прошлое. Вчерашний день нас интересует. Из него наведи мост на второе января. Поехали!
Как в поезде, по всему вокзалу прошло сообщение об отправлении. Смачно захлопнула двери проводница, рывок, поплыли столбы и провожающие. Что думают эти люди? Чтобы доехал без приключений.
Из дымки образов, случайных и не очень, стали появляться ориентиры – фиолетовые
огоньки, они мелькали тут и там, пронзая преграды. Кто-то хотел их загородить от моих глаз, но они не знали препятствий.
Я весь подобрался, вроде руками ухватился за подлокотники кресла. Тело ощутимо прилипло к спинке, каким-то невероятным образом, не оглядываясь, я обнаружил полный салон мужиков… ни одной женщины, точно! Узкий проход и ряды кресел по обе стороны, осталось дождаться стюардессы. Если это не сон. Во всяком случае, кресло с подлокотниками я не разучился отличать от родной кровати. И негр по правую руку от меня. Наш язык ему не чужд:
– Не привлекай внимания, посиди спокойно. – Он отреагировал на моё прикосновение. – Это не сон, мы летим отрабатывать хлеб.
Я насторожился: не привлекать внимания – что за установка?
– А если приспичило?
– Терпи. Скоро посадка. А привлечёшь внимание – мне достанется, за то, что не успокоил.
Сказать, что горю желанием, чтобы этого здоровяка отлупасили, не могу, но было бы зрелищно.
Слегка освоившись, я рассмотрел окружение. Радости на лицах никакой, будто нас везут на пятнадцать суток, и самая грязная работа скучает без наших умелых рук.
– Я хочу в туалет! – Взвился на ноги, плюнув на предупреждение. Краем глаза замечаю: сосед мой закрыл голову руками. И голова сотрясается от невидимых ударов. Ойкал он натурально, скрипел зубами.
Наконец, откуда-то вынырнул человек. Военная выправка, форма, шаг – мне уже расхотелось не только видеть его, но и в туалет. По правде говоря, и не хотелось ни разу.
– Новенький? Идите за мной, я провожу.
Пришлось идти. Ногами ощутил постороннюю тяжесть, как будто цепями опутана обувь. Но визуально – ничего подобного.
В конце коридора ждала кабинка на одного сцыкуна. Сопровождающий сложил руки на груди и предпочёл убедиться, что я действительно нуждался в прогулке.
– Ну, и где? – приподняв бровь, озаботился он.
– При свидетелях, я не умею.
– Значит, шагом марш на место. При очередной выходке, мы церемониться уже не будем.
Устраиваясь в кресле, я оценил положение соседа. Из губы сочилась кровь, над бровями надулся кровоподтёк, от удара тяжёлым, облегающим череп предметом.
– Извини.
– Отработаешь. Так у нас принято.
Ну, я себе прикинул: лопатой всем выкопать траншею в километр длиной. Мне придётся полтора, за этого парня.
Не успел я подсчитать, во сколько пота выльется мне братская помощь негритянскому населению, как объявили посадку. Никто никаких ремней не тревожил. Тогда что это, там, на Земле? Не иначе, чья-то издевательская прихоть. Что важнее – исправность самолёта или ремни на креслах? Дурдом, да и только.
Но посадка точно случилась, не розыгрыш. Мы следили за очередью, кто за кем выходит в проход. Негр придержал меня за руку, шепнул: «Держись рядом, вместе будет веселее».
Я прикинул варианты. Если удастся уйти напарником к другому, то копать придётся километр, не более. А подвернётся случай, – так и лопату сломать, о первый камень.
Как оказалось, дюжина кораблей доставила на эту планету тружеников с Земли. Офицеры ловко руководили размещением прибывших, в момент неуправляемого столпотворения, я растворился в толпе и вынырнул на самом краю, оттуда поискал глазами кучерявый кочан. Он кого-то искал, жестикулируя и шевеля губами. Из-за дальности, я не мог разобрать, каких богов он призывает на помощь. Для меня всё стало понятно: работа очень тяжёлая, только поэтому мы вспоминаем о родных богах.
Офицеры рассекли группу, меня угодили в другой взвод (это я так выражаюсь в стрессовых ситуациях). Во втором взводе, мне кажется, быть много почётнее, чем в том, куда попал сосед. Он маршировал мимо, уже не надеясь повстречаться. Я мгновенно присел, чтобы поправить шнуровку… у сапог… снова выражение оттуда. Но если кто-то рассчитывает, что без завтрака работоспособность повышается до немыслимых вершин, то я тоже в агитаторы пойду, сдам сперва лопату.
Ошибался, по пути на работу, нам попалась столовая. Я ещё подумал: пройдём маршем вокруг – и в подземелье, за принцессой. Она победителя накормит. А мечи выдадут перед спуском в пещеру.
Завтрак был так себе: ни икры, ни лобстеров. Соседа не видел, может, столуемся на разных этажах. Споткнулся о порог, покидая столовую, и одёрнул себя: с чего это так весело? На рабский труд, а я радуюсь? Напустил на себя вид каторжанина, решил до времени не высовываться, а то некоторые уже в сторону мою поглядывают косо. Ребята, я не сын генерала, всё в порядке. Я свой!
Колонны, позавтракавшие раньше, ломились в гору, каждое подразделение старательно поднимало пыль. Хотел заикнуться о противогазе или о влажных салфетках на лицо, да передумал. НЕ ВЫСОВЫВАЕМСЯ!
Пока наш взвод, в составе роты, я так думаю, все те, с кем делили один борт, доковылял до вершины, площадка перед спуском была в нашем распоряжении. Я прогулялся к чреву пещеры, из чистого любопытства, не высовываясь. Вглубь уходили двенадцать тоннелей. Получается, кто-то распоряжается, кому в какой. Офицер посиживал за столиком, буквы выводил под гармошку… У него за спиной звучал полевой динамик, с редкими для этих мест записями. Это для того, видимо, чтобы мы не чувствовали себя оторванными от родины.
Но если присмотреться внимательней, то по стенам размещались мониторы сенсорного пользования. Другой военный, по привычкам – точно из рядового состава, пальцем запускал и закрывал программы, сверялся с блокнотом. Точно на такой в столовой фиксировали число накормленных ртов. Скорей всего, уточнял, кто из нашей группы умял две порции. Таких оказалось не много, я да ещё парнишка, который потерялся по дороге сюда, но его нашли, опознали и вернули в строй.
Значит, не я один шевелю мозгами, кто-то тоже ищет от жизни послаблений и окольных путей.
Местные солдаты вывезли ящики на колёсах. Если внутри не лопаты, то мечи, – чем ещё могут наградить сытых парней, кому охота померяться силой, только бы ямы не копать?
Развод выглядел вполне демократично. Вот как стояли, один другому в затылок, так и построились для спуска. Из ящиков тех вручали инструмент, что кому приглянётся. Ничего похожего на мечи и лопаты. Мерительный инструмент, шагомеры, кому-то досталось настоящее копьё. Я выбрал посох и табуретку. Присмотрелся внимательней – всё-таки, табурет. Они же отличаются – та женского рода, этот мужского. Посох не зубочистка, а посидеть на обочине – как нашёл.
Восьмой тоннель, куда я настроился спускаться, вдруг разонравился совсем. Оттуда послышался знакомый голос: «Я не собираюсь вкалывать один! Сейчас напарника отыщу!»
Я ломонулся к седьмому, опередил товарищей на миг:
– Позвольте, я пойду первым!
Лёгкая подсветка стен, запахи не пугали. Ветерок доносил запахи трав. Всегда нас тянет на природу. И уклон способствовал набору скорости, я не возражал. В итоге, когда сверху полыхнуло местное солнце, перешёл на шаг. Прислушался. Сзади никто не торопился, это я себе вечно чего-нибудь придумаю и поспешаю. Местность обыкновенная, тишина. Речка плавится вдали, километра полтора топать. Нагромождение скал по обеим сторонам, узкие проходы, равнина колышется от травостоя, птичьи вскрики – Насилуют! В который раз! Сколько тебе нужно птенцов ещё? Ты этих вырасти...
Ну, иногда послышится и не такое.
Да, забыл сказать. На всём пути встречались развилки, – кого куда поманит. По наитию, ножки принесли сюда. Присмотрел местечко за кустом, откуда просматривается выход из тоннеля, установил табурет. Как нашёл. Посохом очертил пространство, подал местным духам знак: здесь занято.
Помнится, среди инструментов, какие предлагали на выбор, была и раскладушка. Эх, где наше ни пропадало! Поглядываю по сторонам, прикидываю: какой фронт работ тут могут предложить? Грести прошлогодние листья – так уже подмели. Одуванчикам помогать расти – ну, согласен. Или у вас что-то серьёзное припасено?
Стоило подумать – мать честная! Великан, этажа на четыре ростом. И направляется в мою сторону, не один. Жена, вроде, следом. Может, её кто обидел, так этот на поиски пошёл.
– Что ты можешь сказать в оправдание своё? – спрашивает меня, потирая кулаки.
– Вы ошиблись! Уверяю, мы прежде не встречались…
Это я себе придумал начало разговора, для разминки. На самом деле, оба уселись метрах в пяти от табурета. Великан кивнул, подбадривая:
– Начинай, мы слушаем.
Табурет и посох не помогают.
– А что я должен делать?
– Сказки рассказывать. Про то, как плохо живёте, как власть притесняет. – Голос у великана густой, речь чуть замедлена, как и движения членов.
Я решил выяснить обстановку.
– Получается, кто-то до меня побывал у вас и пожаловался на судьбину?
Он кивнул. Жена или девушка его, пересела чуть ближе, перехватила инициативу:
– Позволь, я задам тему. Расскажи нам о Любви. Как теперь на Земле к женщине относятся?
– Хорошо.
– Ну, и?
– Я же сказал, хорошо.
Они переглянулись.
– Тебя разве не предупредили, чем отрабатывать надо?
– Укоряете второй порцией? Так они маленькие. Раз желудок почувствовал, что завалит две, я ж ему не враг.
Великанша поднялась на ноги, как целый трёхэтажный дом. Я сразу её зауважал. Надо мной сгущались тучи, надо тактику менять. Раз кто-то жаловался, мне надо встать на другую позицию.
– У нас самые лучшие в мире спички. И ракеты.
Первый промах. Хозяева ждали чего-то другого. Она спросила:
– Ты в свой тоннель вошёл?
– Как распределили, так и сделал.
– Это какая-то ошибка. – Она сорвала низко летящее облако, стала им протирать кожу рук. Грубоватая кожа, на лице тоже. Тысяча лет жизни, если не больше, – какая кожа выдержит?
– Только не отправляйте назад. Будет вам сказка. И такая, что запомнится надолго.
3
– Только не отправляйте назад. Будет вам сказка. И такая, что запомнится надолго. (Специально делаю акцент на этом месте, потому что дальше понесло). Ещё сами попросите пощады, будете просить – уймись. Табурет жестковат, к остальному претензий не имею. Обед во сколько?
Великан усадил подругу, сам поднялся. Тучи сгустились совсем, головой солнце затмил.
– Заработаешь – накормим. – К подруге обратился на непонятном языке. Я насторожился: какие могут быть варианты? Да масса. Ты, дескать, слушай, потом мне расскажешь, а я отойду по делу.
Он действительно отлучился. Как Лев Толстой от пропагандистов библии.
Ситуация не казалась безнадёжной. Язык мой что-то складное несёт, да в голове ничего не остаётся. Сперва великанша слушала вполуха, затем изменила позу и возлегла на живот, заметно сократив расстояние между нами. Может, на ухо туга, тогда это объяснимо.
В какой-то момент я поймал себя, что не включил режим «запись». Исправил ошибку и стал слышать собственный голос, мало того – он начал самому нравиться. Споткнулся на моменте, когда уразумел, что отлично закрутил сюжет (меня слушали с открытым ртом), но на чём он основан – хоть убей, не помню. Надо выкручиваться. Стоило коснуться Золотой Рыбки – и бровь у неё изогнулась недовольно. Отставить! Значит, и про Чебурашку успели до меня рассказать, и Хоттабыча, и мультики… Чем же будем удивлять?
– Ну, если плавно перейдём к теме Любви, то у меня запасы неисчерпаемы. Запомни: я предупреждал. У нас же зимы случаются, раз в году. Однажды мне надоело, сделал расчёты и закинул в печь дров побольше. То есть, врага надо караулить на подходе. И вот труба моя раскалилась докрасна, Зима сунулась разок и завыла. Ожоги первой степени, да ещё ветра с юга потянулись… Одним словом, месяц продержались, и тут люди накинулись – дай детям на санках покататься! Вот не думал, что так скоро вычислят и придут. Грозили электричество отключить, если в положение не войду, детвору лишу снега.
Остыла печь моя – тут и Зима, со всей свитой. Даже жену мою подговорила…
– Как жену зовут?
– Софьюшка. Да, значит, подговорила её: что ж, снегу намело, а у тебя зимней шапки нет? Мстит, стало быть, но я ни гу-гу, будто ни в чём не разбираюсь. Женщину так легко обновками соблазнить…
– Это правда? Как же они низко пали. Ну-ну, слушаю дальше, постараюсь не перебивать.
Пришлось временно покинуть табурет. Завтрак существенно увеличил удельный вес на единицу площади.
– Подай посох, – попросила аудитория. Да и вообще: дамам отказывать не приучен. Могу не услышать, вид рассеянный напустить. Но это уже тонкости ремесла.
Посох оказался в её руках, великанша нашептала в основание оного, коснулась табурета. Оп! Пучок сена на поверхности образовался, можно садиться. Между тем подумал: а где-то провинившейся коровке норму урезали.
– На чём я остановился? – Умышленно взбодрил студентов, чтобы убедиться, откладывается ли в головах преподаваемый материал.
– Нет зимней шапки и как соблазнить.
– Точно! В выходной день едем на базар, выбираем продавца. Встречаются порой такие лица, что лучше не подходи. Одно лицо приглянулось, подходим. И первая же шапка подошла жене – лучше не сыскать. Сестра её аж руками всплеснула – как на тебя шита! Но вы не знаете женщину, если у неё перед глазами такой выбор. Стала примерять одну за другой – всё не то, просто издевательство какое-то. в один голос с сестрой её, мы требуем первый экземпляр. Он снова – на том же месте, с тем же результатом. Двести долларов – ну, куда деваться? Софьюшка счастлива, я вдвойне, за мысли у сестрицы не ручаюсь, что и как.
И вот Зиме пора сдавать квартальный отчёт, а у неё по бухгалтерии убытки. Я предупреждал ведь, не связывайся со мной! Как-то дочь с зятем гостили, жена прилегла вздремнуть, тут меня и осенило: «А давайте мамку разыграем?» – «Как?» – «К весне дело, зимние шапки на распродаже».
Дочь не сразу включилась, пока тихонько не принёс мамину шапку.
– Скажешь, знакомый предложил, по минимальной цене.
Включилась. Зять предвкушает, мы с дочерью изнемогаем. Просыпается моя красавица, на кухню выходит.
– Мама, Лёша предложил зимнюю шапку. За восемьдесят долларов.
И пошла моя Софьюшка товар мять, изучать: тут примято, цвет светлый, моя погуще и темнее… Зять отвернулся к раковине, моет посуду до дыр, – то есть, прячет лицо. Дочь тоже едва сдерживается, но все заговорщики старательно придерживаются сценария, – молчок! Ждём финала, а мамочка всё переживает: восемьдесят – не двести. Брать, не брать?
Зять пританцовывает, в сотый раз шарует тарелки, и лица не кажет.
– Принеси мою шапку! – просит моё золотце. Я исчезаю. Уверен на все сто: второй зимней шапки не имеется, мы не настолько богаты. Есть одна, за двести. И за восемьдесят, возможно, возьмём.
– Ну, где ты там? – доносится нетерпеливый голос супруги. А что я? Я не волшебник, по сценарию место не обозначено, надо импровизировать. Торчу в нашей спальной, прислушиваюсь к разговору. Снова звучат цифры, переведенные в числа: «80» и «200», вдогонку перечисляются недостатки: густота шерсти, цвет, примятость.
Слышу шаги любимой, верчусь волчком, не зная, куда бежать. Но ваза, на которой отдыхает шапка после прогулок, теперь не пустует. Лежит кое-что, накрытое газетой.
– Тебя только за смертью посылать, – Софьюшка газету снимает и обнаруживает на вазе мою зимнюю шапку. Тут до неё и доходит: – Ах ты, старый пень!.. – Слов она нашла на удивление много, какими обычно почти не пользуется. День такой выпал, завтра будет новый.
А то, что в прихожей ухахатывались дочь с зятем, это уже последствия случая, когда уже можно дать волю чувствам.
Аудитория немотствовала. Кажется, наш юмор они не понимают. Ладно, поищем в других направлениях, – я покинул трон, чувствуя необходимость размять члены. Заодно можно разведать, что растёт на грядках. Раз такие огромные едоки, то и морковь с луком должны быть под стать.
4
– Ладно, как я впервые оказался здесь, введите хоть в курс дела. Двенадцать тоннелей, по каким заслугам офицеры распределяют прибывших? – Я рассчитывал, что выведаю при перечислении, чем занимаются в восьмом тоннеле.
Великанша с ответом не торопилась, рассматривала меня, как пойманную муху, в познавательных целях. Только бы не утвердилась в мысли, что меня надо вернуть в соседний тоннель, – её надежд я не оправдывал пока. Ещё мне совсем не нравился момент в лице её друга-мужа-ухажёра. Вот лично я ни за что бы не оставил женщину наедине с незнакомцем. А вдруг я насильник?
Сердечко ёкнуло, стоило прочесть с лица, что решение готово. Великанша поднялась, мне указала пальцем в сторону тоннеля:
– Ступай назад. Меня не проведёшь!
Я глянул под ноги. Падать на колени и просить – надо же аэродром разведать. Камушков не видать, стал опускаться – сперва на правое колено, потом на левое, с полным достоинством и осознанием, что обстоятельства иногда принуждают.
– Не делай этого! Встань сей же час! – Она вдруг утратила всякую решимость, её намерения поплыли воском. – Я этого видеть не могу, чтобы мужчина, передо мной… – С речью у неё тоже не заладилось, и я взбодрился. Вон оно что?
– Не встану! Пока не откажешься от желания избавиться. Ты меня совсем не знаешь!
– Как такового, сценария я не сочинил, брезжило несколько эпизодов, на стадии выбора на главную роль. Все хотят сниматься – не лопатой шевелить.
На моё счастье, к нам направлялась ещё она тётка, – откуда взялась она, хоть тресни по лбу. Дама оказалась резвой на язык, уже издали объявила о своих интересах:
– Гульма! Что я вижу? Как это тебе удаётся пол противоположный ставить на колени? – Она издала булькающий смешок, присмотрелась ко мне. – Землянин, что ли? Как измельчал народ, как измельчал!
– Тебе какое дело? Шла себе по делам, так и ступай… – Они зацепились языками, а я ещё два колена опустил на твердь… Опустил бы, окажись в запасе. Пока кумушки обольют друг друга грязью, у меня появилось время оценить варианты. Пачка мороженого одна, на два рта. Два трёхэтажных дома сейчас сцепятся и будут рвать порцию на куски… Чуть не дал маху: они же и впрямь стали торговаться. Языкастая сказала:
– Вижу, сказочником ты не довольна. Отдай его мне. Я его холить и лелеять стану, подращу…
– Сама выращу! – Моя домина вознамерилась часок-другой повозиться со мной, ага, раз кому-то ещё понадобился. Верное решение, одобряю. Только желание выращивать посеяло массу сомнений. Как лук, будет поливать, окучивать и полоть… Но я же один такой, вокруг сорняков не наблюдаю! Вечно эти ба… дамы чего-нибудь да придумают. Тут бы самому не прозевать, выгоду не упустить. Самому разглядеть, в чём заключается она, козырей набрать в кулак.
Краем уха стараюсь оставаться в курсе. Соседка не спускала с меня глаз, теребила ткань в районе могучих грудей.
– Один работник пропал, в восьмом его уж обыскались, вот я и подумала: а не спустился ли к тебе, по ошибке.
– Всё в порядке, я проверила прежде. Никакой ошибки! – Отрезала моя Гульма, вроде как осердилась. Я себе прикидываю в уме, складываю да вычитаю. Дамы не любят признавать ошибки, на этом можно сыграть. Поблагодарить пока не получится соседку за финт: теперь-то моя уж точно не выгонит, а станет поливать вазон… Надеюсь, это не очень больно.
Ну, и как один вопрос сняли с повестки, затронули следующую тему. Соседка уж больно норовистая, всё подмечает:
– А твой-то куда ноженьки пустил? Я ещё постояла и подумала: не к Данусе в гости?
– Они давно расстались, друг о дружке даже и не вспоминают. – Гульма очень старалась не подать виду, что вопрос её тоже сильно тревожит. А я в самом центре сражения.
– Меня что-то сомнения в последнее время донимают.
– Забудь, это наше личное. И не ходи кругом, не сей слухи.
– Факты – не слухи. Ладно, я ещё присмотрюсь, чем он дышит.
– У тебя других забот нет? Шла бы ты отсюда. – Гульма уверенно глянула на соседку и подпёрла бёдра кулаками. А я гадал: будет ли лучше для меня, если конкурентка отчалит.
Солнышко поливало грядки, всё живое набивало рты и пёрло ввысь. Я отвернулся к светилу спиной и стал наблюдать, как растёт моя тень. Вот прямо на глазах, будто дело к закату повернуло.
Кое-что в моём плане приняло устойчивую форму. Я себя уже сравнивал с Изумрудом. Есть такой ценный камушек, общаясь с которым, обладатель мудростью насыщается. Даром что в центре лба многие правители носили.
– Как твоё имя? – наконец, мною заинтересовались, после получасового молчания.
– Изумруд.
– Врёшь, поди?
– Ну, с этого момента, я хочу, чтобы меня так называли.
– Глаза не подходят.
– Ты же собралась вырастить, вот и постарайся.
Снова долго рассматривала меня, свои чаяния примеряла – сложится ли у нас пазл.
– Жена не узнает. Тебе это надо?
– А через сколько?
Как же медленно думают великаны! Я бы уже двадцать два мяча в корзину положил, отсидел на скамейке штрафников.
– Лет за восемь. При очень хорошем уходе – лет семь.
– А у нас умеют выращивать за месяц, крайний срок – полгода. – Я мельком стрельнул глазами, реакции пока никакой. – Мы имеем такие технологии, что и через две недели зелень с грядок снимаем.
– Две недели – слишком мало. Хотя бы год.
Я понял, что великаны до невозможности ленивы, их надо подстёгивать, и тогда всё пойдёт куда быстрее. Мне бы вашим президентом заделаться…
– И что? – Гульма сверху так придавила взглядом, что до меня дошло: она читает мысли! – Тогда все будут по две порции съедать?
Я поперхнулся.
– Только руководящее звено.
– Ещё не будучи президентом, ты уложил две.
– Ну, это случайное совпадение. Некоторым везёт по жизни. – Слегка освоившись, подкреплённый уверенностью, что ей нужен, я план свой стал развивать, как наступление на фронте. – Ты бы просветила всё-таки, я же много не прошу. Так чем заняты люди в соседних тоннелях?
– Работают. Кто в обычной жизни палец о палец не ударял.
– И негры?
– Как я знаю, на Земле они носят золотые цепи и торгуют всем, что запрещено законами.
– Согласен, совсем отбились от рук. Пусть хоть здесь намокнут рубашки на их спинах.
– Ты с кем-то из них знаком?
– Боже упаси! – Я проследил за направлением её взгляда. Ей-то сверху лучше видно. – А что, к нам кто-то идёт?
– Соседка сопровождает одного.
– Спрячь меня. Я их не переношу – одного вида.
– Погоди, я хочу послушать, что она придумала.
5
Конечно, мне следовало сделать ноги, вот с кем с кем, а с этим парнем встречаться не хотелось. На сегодня – я готов даже влюбиться в эту огромную женщину… только не отдавай меня! Я тебе нужен. Очень нужен!
К моему удивлению, Гульма повернула голову, бегло оценила, с головы до ног, и снова устремила взгляд к идущим. Мне не нужно было убеждаться самому, что есть люди, кровно заинтересованные в восстановлении их справедливости, которая с моей не согласуются никак.
Слава богам, у меня есть табурет, – других средств противовоздушной обороны не имелось. Сел – гадаю, что будет дальше.
Они замерли подле нас. Я не сразу заметил, как негр стоптался.
– Этот?
Негр кивнул, пожирая меня глазами.
– Как же ты, Гульма, не разобралась в подлоге?
– Я во всём разобралась!
– Как всегда, тут я согласна. Ты очень неразборчива в мужчинах, но тебе ведь ничего не докажешь.
– Для чего ты привела ложного свидетеля? – Гульма всем телом загородила меня от посторонних взглядов. И сразу солнце стало ярче, привольно на душе. Я примерно расписал диалоги, какие могут состояться. И состоялись, в полном соответствии с планом.
– Эй, покажись! – Незримый источник звука попытался навязать свой сценарий.
Отмолчаться не дадут:
– Я тебя не знаю!
– Ты отчаянно смел. Как будто не предстоит лететь тем же бортом назад.
– Я не понимаю, о чём вы говорите. Верней всего, вы путаете с кем-то. Сам я не собираюсь куда-то улетать, у меня здесь куча планов.
– А про должок забыл?
– Я вас впервые вижу, просто напоминаю.
За трёхэтажкой затеяли совещание, первый план не принёс результата. Короткие фразы, типа – дайте, я посмотрю ему в глаза, я ему рожу сверну в рулон и так далее, – слегка выпирали из моего сценария. Главные герои могут нести всякую чушь, пока режиссёр не выберет самые удачные моменты. Живое кино иногда ярче, чем будни, и мне перехотелось сниматься в этой сцене. Каскадёры или дублёры есть в штате? Задействуйте которого из них.
– Спрячься! – Соседка рукой затолкала свидетеля себе за спину. – Не будь я Элеонора, кто другой случай спустил бы на тормозах. Мы обе понимаем, что интересы сильно пересеклись. Подобного случая я даже не припомню.
– Куда клонит всезнающая Элеонора? – Гульма чуть развела руки, будто готова побороться.
– Пусть решит жребий!
– Ещё чего! Мне по плану достался сказочник. Три лета я ждала этого дня, и ты мне предлагаешь испытывать удачу? Я своего дождалась, чего ради я должна подвергать риску и лишиться награды? Такая добренькая, где ты была вчера, второго, третьего дня? А когда я села в сани и готова спуститься с горы, ты становишься на моём пути…
Т-твою матушку! Вот это воспитание! Так бы до утра и слушал. Из этих уст, пусть и со спины, я готов освежить в памяти всю библиотеку, до которой не добрались руки.
Подумалось: а если до жребия договорятся, в чьих руках окажется монета, кто будет метать? Чёрному парню доверить нельзя. Мне тоже. Хочу орла – ложится решка, и наоборот. Проживают на данной планете индивидуумы, кто может гарантировать стопроцентный результат?
Впрочем, всё придумано до нас. Тот же шулер совершенствуется с двумя монетами, на каждой – два одинаковых номинала. Либо два орла, либо две решки. И ловкость рук. Ах, не совсем так. Есть третья монета, для предъявления. Ты выбираешь «орла», и двойной «орёл» не будет участвовать в игре. Мастеру ловких рук надо вовремя поднять и «предъявить» третью монету: всё честно у нас!
Соломка подо мной серьёзно износилась, пора менять. Или на переправе коней… Пусть же победит сильнейший! Олимпийцы! Выше знамя отечественной физкультуры! Милая Гульма! Ты же не сомневаешься, что за твоей спиной самый преданный болельщик?
Когда обе дамы переходят на свой родной язык, нам с земляком ничего не остаётся, как ждать окончания перепалки. Вот тут я не промахнулся и засёк время. Сорок две минуты дамы спорили о моих достоинствах. Элеонора, понятное дело, видела сплошные недостатки, обливала грязью. А Гульма моя терпеливо смывала все наслоения, до блеска, до новорожденного тельца, и я таким нравился себе всё больше. Другая беда караулила, даже не подозревал о её наличии; одежда и обувь стали тесны до такой степени, что пришлось расстегнуться и разуться. Аккурат, в тот самый момент, воспользовавшись моментом, негр перепрыгнул незримую границу, неся на уровне лица оба атакующих кулака. Он мчал, влекомый единственным желанием наградить того, кто прибыл сюда на соседнем кресле. Поскольку неразумные планы ослепляют, то он не сразу обнаружил, что до моей челюсти не достанет: ему и табурет подставь – тоже руки коротки. Вот он поднимает глаза, поднимает, ещё и ещё… У меня бы шапка свалилась, честное слово! И что делать мне? Наклониться, порадовать близостью лица?
Он шмякнулся на траву, ртом хватая воздух. Мне ничего не оставалось, как развить успех:
– Теперь мы убедились, что сюда ты летел с другим бледнолицым? – Мой кулак, в шутку, потрепал его по щеке. Сорок раз моргнул, стряхивая наваждение, пока не убедился, что зрение не обманывает.
– Но я должен сказать, ты очень похож на того, кто… мне должен много денег.
– А-а, твой случай понятен. Когда нас обвели вокруг пальца, ярость ослепляет. – Я придал лицу выражение преподавателя уроков нравственности. Речь поставлена, предмет для поучений в наличии. – Теперь скажи нам, а лучше – признайся в голос, что такую прекрасную даму ввёл в заблуждение, поскольку сам заблудился.
Перепалка дам вдруг оборвалась. Элеонора перехватила соперницу чуть выше локтя, говоря: «Погоди-ка, Гульма, тут в мой адрес прилетело кое-что».
На чистой импровизации, я стал расхваливать внутреннюю суть Элеоноры, которая не всем видна, мне по чистой случайности, удалось заглянуть внутрь и обнаружить сокровища, каким и названия нет…
Великаны долго соображают, но не в этом случае. До соседки дошло, что её свидетель крепко оплошал, выдал желаемое за действительность.
С кем ни бывает…
– Так что, не он? – Элеонора сама не обнаружила чуда, считай, открытие совершила! Как задаёшь вопрос – такой ответ и получаешь. ЭТО ОН? – Да, он. – ЭТО НЕ ОН? – Да, не он. Неоновые лампы примерно так и изобрели.
Так и по жизни: не стоит задавать вопросов. Потому как на каждый есть ответ. Чтобы не показаться глупцом, поищи внутри: в нас самих заложено столько, что за триста жизней не откроешь. Я себя спрашиваю: почему табурет уже не доставляет удовольствия? Он для таких чёрных парней, мне стал маловат. Но, как стартовая площадка, одно время послужил, с этим фактом не поспоришь.
Гульма кивнула соседке, лишь та, борясь с огорчением, сказала: «Извини, обознались. Мы пошли, не будем мешать». А я уже не становился на цыпочки, отлично видел всю картину, целиком. Элеонора собиралась отыграться на работнике, который тащился следом и вид имел побитой собаки.
Кажись, теперь возьмутся за меня. Гульма отлучилась в скалы, минуты не прошло – вышла с коробом плетёным, запахло снедью. Я загадал про себя: сначала допрос, потом обед, или наоборот?
6
Всё-таки женщины очень добры по натуре, несмотря на то, что эта не одну сотню лет разменяла. Накормила и молчит. Может, прикидывает: на сколько дней хватило бы пищи, не случить гостёк. Кажется, ничему не удивляется, принимает, как испытание, ниспосланное свыше. Такой парень, кому хошь, голову вскружит.
Я решил тоже помолчать. Вдвоём как-то веселее.
Как только у неё вырвался вздох, я включился сразу:
– Элеонора не в моём вкусе.
Она мгновенно вскинула глаза.
– А каких слов ты для неё накопал! Я слушала и диву давалась: вот бы мне кто эдак.
Пёрышки мои причесались сами, я крякнул, прочищая голосовой аппарат, взял тональность. Попробуем в ми-миноре.
– Ты для меня открытие вселенной. И доброта твоя, её корни зиждутся в темнице веков. Само собой, уж многое подзабылось…
– Это не комплимент.
– Как? В таких тонкостях не все разбираются, соображают прямолинейно, – я прикусил язык. Нахрапом не возьмёшь.
– Начни сначала.
– Слушаюсь, о, моя госпожа! Позволь же мне, устами чистыми…
– Смотрит-ко, как сытенький запел! Не выскочи из кожи, на подражательстве погорело много.
Я сориентировался:
– Женихи? – Следовало глаз не спускать с лица, слизывая подсказки. Если мы друг другу и не подходим, то некоторое родство и понимание уже возникло. – Бедненькая, трудновато с мужиками.
Не купилась.
– Ты будешь сказками развлекать? Или я напрасно завернула Элеонору?
Вот тут из меня посыпалось – чего и не подозревал. Весь опыт прошлых воплощений пришёл на помощь. Сколько раз кому-то в любви признавался, ныне все нежные краски и слова слились в ручей местного значения. Прекрасно понимал, для полноводной реки я объёмов не имею, надо копать. И это не какие-то полтора километра! Минуту терпения, только воздуху заглотну побольше.
– Цветами утренних лучей
Вошла в мой дом, благоухая,
И я, избавлен от речей,
Головушку к стопам слагая,
Поцеловал края твоих одежд.
На ложе тя сопровождая,
Всё не избавлюсь от надежд
Ланит коснуться, засыпая.
Как впереди довольно дней… –
Я мельком оценил результат. Она таяла на глазах, ещё немного, и мы станем одного роста.
А возникшая пауза пошла на пользу. Она открыла глаза, нашла меня.
– Чьи стихи?
– А не важно. Один непризнанный поэтишко.
– Погиб на дуэли?
– Боги миловали. Жив – и ещё не одну муху на стене пристрелит из пистолета.
– Оружие в доме не к добру.
– Так у меня его почти и нет. Мачете да топорик из хорошей стали.
– Значит, твои?
– Ну, иногда. Выскочит строчка – и носишься с ней целый день, пока продолжения не найдёшь.
– Интересно, где в доме можно найти вторую строку.
– Чаще – под диваном. За ручкой полезешь, а оттуда кА-ак пальнёт! Поднимаешься с колен, а в голове уже сидит. Это сильнее меня, приходится записывать. Потомкам надо же хоть что-то оставить.
Гульма вдруг поднялась и закружила, вскинув руки, точно крылья. С закрытыми глазами, она пропевала мною озвученные строки, точно мелодию к ним подбирала. И в воздухе зазвенело. Атомы водорода и кислорода перестраивались в давно забытый порядок, в противовес гравитации…
Как и следовало ожидать, самые тяжёлые предметы в одночасье стали самыми лёгкими. Меня слегка перевернуло, и почва ушла из-под ног. Как кто на рыболовный крючок поймал, зацепил за брюки сзади; задницей кверху – так и всплыл. Руки машинально тянулись к тверди, хотя я прекрасно понимал: пока Гульма не бросит танец, мне ничто не угрожает. Только бы не остановилась, только бы ей не надоело! Полная невеста, вся в мечтах, а тут ещё я, со своими стихами… вот не ко времени они, особенно после обеда.
Краем глаза зацепил внизу движение. В нашу сторону опять кого-то несло.
Тут впору сделать отступленье. Туповатые граждане никак не втемяшат случай: мужчина и женщина наедине, им хорошо вдвоём – нет, присунутся, и с благим намерением как будто. Скажу про себя: только настроился на лирическую волну, осталось из кустов достать гитару… Сколько же неспетых песен, сколько не родившихся стихов витают в воздухе, по соседству. Как пташки, крылышками стригут по шевелюре: ОНА и ОН, вот никто не нужен! Подите прочь!
Рост уже немного помогал, я рассмотрел, что та же парочка решила свой вопрос добить. С применением техники, раз сами, руками ничего не смогли. Обычный эвакуатор тарахтел по камушкам и ямам, целенаправленно шёл, подчиняясь командам чернокожего парня. На лице его я прочёл злорадство, он переключал передачи, притормаживал, чтобы не скинуть Элеонору. Она цепко ухватилась за трубу, ограждающую кабину от возможных повреждений. Что там, у неё за спиной, я рассчитывал узнать вот-вот.
Гульма очень старалась придать лицу полное безразличие, но мы же догадываемся, какие кошки на душе скребут. Из ума не выходило, что я, по неопытности, и соседке накидал комплиментов, без личной выгоды. Вот она и подумала, что не всё потеряно, настойчивость собралась применить. Но подождём, самому интересно, что придумали на этот раз.
Соседка легко и грациозно спрыгнула на ходу, рессоры эвакуатора вновь захотели жить.
О, козыри выкладывать теперь она не торопилась, сначала обстановку выведать, потом… Вдруг, мы поссориться успели? Иная как нафантазирует себе – только держись.
Вышло-то, глядит, как раз наоборот. Своими талантами я так расположил великаншу, что она доверилась мне целиком. Как на операционном столе, смирилась с участью: делай со мной, чего душа ни пожелает. Что, по-вашему, я должен чувствовать, свидетелей непрошенных обозревая?
Делай со мной, – и рад бы, да метров пять-шесть было бы неплохо подрасти. Её взгляд обнимал, на подвиг вдохновлял, и под Солнце я подставил плечи. Не на субботнике, под бревно, как кто-то мог подумать, что мелочиться? Я светило ясное взвалил себе на плечи! Но форму, выданную на борту, само собой, пришлося снять, ещё спалю. Её сдавать, а за уничтоженный комплект отрабатывать заставят…
И, как обнаружил свойство здешних мест, стал наблюдать за ростом тени. Растёт прямо на глазах! У меня даже мысли не возникло, что тень умеет расти, независимо от тела. Сам вижу: его параметры уже изменены разок сегодня. По одной таблетке в день, раз лечащий специалист назначил. Пока Гульма очами чаровала, процесс не прекращался.
Тут и свалился к нам эвакуатор. Себе взял на заметку: Гульма с Элеонорой сошлась в бою незримом, удары наносили, не щадя (вот бы воочию узреть, да не дано). А мы с чернокожим тоже стали отношения выяснять, и тоже молча. Очами сверлит – как из меня сыплется стальная стружка. Ещё со школы понимал: сталь из характера высверли, и соперник поплыл пластилином. Понимая, что без термички никак, я нырнул в печь, на берегу скинув форму. Тень тоже свернул в рулон и оставил сверху.
Да, перед спуском, обнаружил конструкцию на платформе, которую скрывала фигура соседки. Хочу заметить, Элеонора побывала у массажиста (или кто тут у них приводит в порядок тело?) Во всяком случае, она почти ни в чём не уступала моей Гульме. Перед мужчиной возникает самый сложный выбор, кому предпочтение отдать.
Впрочем, для меня всё проще: в Гульму я зарядил столько комплиментов, что пушке давно выстрелить пора. Впрочем, Элеонора заряжена под завязку, хоть я не очень-то старался. Четверти моих усилий достало, чтобы расцвела. И так разошлась, что не замечает, что рядом чёрный парень есть, шишка через весь лоб и глаза заплыли.
Тут, конечно, куда привлекательней моя персона.
Солнце скатилось с плеча, ему пора следовать дальше: мол, тут застрянешь надолго. Сей знак дамы приняли, как к действию сигнал.
– Зачем тебе клетка? – Гульма бегло оценила положение. – Ты кого-то хочешь усадить внутрь?
– Есть кандидат один. В моей земле до сих пор не могут найти беглеца, который сильно отметился в столовой, а личным трудом не отплатил. – Элеонора как-то уж больно нежно обрисовала вокруг меня круг интереса, не уколов при этом, не задев ресницами. Вырвался из ней неподдельный вздох, который о многом сообщил Гульме.
– Что ж, пожелаю поскорей его поймать. Но почему ты поиски затеяла с моих владений?
– Даже не знаю, что сказать. По наитию. Возможно, я ошибаюсь, но сердце подсказывает: он где-то здесь.
– Тогда ищи, мешать не будем. – Гульма мне протянула руку. – Идём. Пусть они поищут, а я покажу тебе вершины и пропасти, откуда видны самый редкие звёзды.
Со стороны, её решение выглядело забавным. Как малое дитя, великанша страховала меня за руку, чтобы не упал. Я хотел прибавить оборотов, воспротивилась она: «Зачем излишнее внимание привлекать? А как сам думаешь: тебя в чём-то подозревают?»
– С чего бы? Я лишнего повода стараюсь не давать.
– Вот за что уважаю сообразительных мужей. Ты мне, как снег на голову свалился, я давненько не испытывала такого душевного подъёма.
– Это хорошо.
– Что ж хорошего, когда эти моменты можно по пальцам пересчитать?
Я едва не пошёл накатанной колеёй, вовремя остановился. Поддакивать – так она слышала такое миллион раз. Оригинальный подход лишним не будет.
– Говорят, Счастье ходит по кругу, всякий раз оценивает реакцию. Стоит тебе подпрыгнуть от радости раз сорок, и Счастье хорошенечко тебя запомнит, будет заглядывать почаще.
Послушалась Гульма, подпрыгнула разок… Посыпались вершины скал, сошла лавина. Из озера вскинулась водица, на дне осталась рыба и захлопала губами: «Вот он, апокалипсис! А я предупреждала, никто слышать не хотел!»
Воды реки тоже встали на дыбы, местный Водяной выкинулся на берег:
– Эй! Прекратите немедленно, иначе позвоню, куда следует!
Гульма ухватила мою ладонь покрепче и прыгнула в пропасть…
Н-да, неожиданный поступок. Наши дамы частенько бросаются в крайности, забывая, кто в их руках. Потом детали забывают, потом наивный вопрос задают: «Зачем же ты пошёл за мной? Мог оставаться».
Ну, ноги целы, одна царапина на колене. А я в порядке.
– Позволь, я ранку на колене исцелю. Волшебный поцелуй чудеса творит.
– Я боюсь щекотки… Хорошо, попробуй.
При наличии симпатичной дамы мы убедительно мычим и колена преклоняем, если обстоятельства на нашей стороне. Наличие раны способно закрепить успех. И совсем не важно, что вы оказались на дне глубочайшего ущелья, куда луч света не достаёт. Во мраке здешнем кто только ни померещится, от моей тени нет и следа. Однако, поймите и меня. Я был полностью уверен, что все женщины, каких любил, собрались воедино и предстали в образе Гульмы. Согласен, у Элеоноры грудь привлекательней в объёме, да с моим масштабом хороша и эта.
С поцелуем я слегка перестарался. Моя красавица просто онемела и жаждала продолжения процедуры. При попытке оторваться и глотнуть кислорода, её рука мягко удержала голову. Её голова сообщила:
– Не останавливайся!
Вот это я попал! По моим прикидкам, ране пора зажить, я же могу процеловать насквозь, а такой задачи никто не ставил.
Поскольку обстановка заметно изменилась, пришлось осмотреться. Чужие тени сбились в кучу и наблюдали за пришельцами сверху. Кажется, нам не особо рады. Ушлые личности стали красть наш внутренний свет, одни скромно отхватывали маленькими кусочками, другие не стеснялись…
Мне стало не по себе.
– Не пора ли нам наверх?
– Как скажешь. – Точно ребёнка, она усадила меня к себе на плечи и… Вот тут я
ничего не могу припомнить. У великанов свои привычки. Мне довольно было и того, что увидел солнце. Розовый закат окропил небосвод всполохами всех цветов, от нежно-салатового и голубого до серых туч, наползающих на светило.
– Вот же он! – В воздухе послышался свист. Стальная пасть поглотила меня, звякнули засовы. Гульма вскрикнула от боли: железные губы клетки обошлись с её рукой не слишком церемонясь.
– Ну вот, теперь распухнет! – в сердцах выкрикнула она.
– До свадьбы заживёт, – с удовольствием откликнулась Элеонора. Чернявый ловко орудовал рычагами эвакуатора. Клеть с пойманным беглецом громыхнула о платформу, эвакуаторщик однозначно ещё не имел опыта, поэтому семь раз отводил клетку и бил со всего маху, как будто внутри никого. Я же, против желания, погрузился в расчёты, насколько позволяло положение. Даже при огромном желании, я не мог поместиться в клеть эвакуатора. Мы все это видели около часа назад. Однако теперь получилось.
Гульма оглядывалась по сторонам и не могла понять, куда я запропастился. Вне себя от переполнявших эмоций, она, как мне кажется, всё ещё пребывала на дне ущелья. Телом вышла, а все рецепторы остались там, где блаженство затмевает разум.
– Мы его поймали, Гульма! Я же чувствовала, он где-то здесь. Извини за неудобства!
7
Дорога в земли Элеоноры показалась слишком короткой. Я торчал гвоздём в ловушке, старательно цепляясь за ржавые перемычки. Судя по цвету над головой, солнце ещё не село. Мне бы один благословенный лучик… У негра дождёшься! Если и виднелись впереди освещённые участки местности, то он их тщательно объезжал.
Широкий таз… сделаем поправку: таз – это одинокая ёмкость. Бёдра – будет правильней, и они привлекательны, на взгляд любого мужчины, волею судеб оказавшийся в пределах прямой видимости. Точнее – в непосредственной близости. Подумалось: если ко мне начнут приставать с сочинением комплиментов, так и скажу: на сегодня лимит исчерпан.
Из клетки местность привлекательной не казалась. И позже, лишь выпустили из оной, мнение не изменилось. Производственные корпуса, самоходные тележки сновали между, исчезали в тоннелях и выскакивали, как ужаленные. Тут пахали, стойкий запах пота не оставлял надежд сачконуть, – то ли дело на природе, в присутствии дамы.
Чернокожий ключом отпер замки… То-то у меня не получилось на ходу.
– Выходи.
– Обед во сколько?
Он так грустно уставился на меня, что дошло сразу: они тут поужинать успели.
– Как ты думаешь, чем здесь заняты те, кто имеет руки и ноги? – Земляк сразу дал понять, что не на все вопросы здесь выдают ответы. Видимо, они платные.
– Полагаю, дурью маются. Производят то, что через год окажется на свалке.
Мимо проходил дядька, подбирал с земли шайбы, болтики. Насторожился, услыхав мои слова.
– Ты откуда взялся?
– Из клетки.
– Уважительная причина. – Он присел, порылся в песке. Его чувствительных пальцев не избежали два болтика и три шайбы. Я тоже присел, нащупал пружинку, ось с шестерёнкой, уголок и пружинную шайбу. Недолго думая, сунул в карман.
От его глаз не укрылся мой поступок:
– Жадный?
– В хозяйстве всё сгодится. – Внутренним чутьём, я сообразил, что надо подыграть. И не прогадал, как выяснилось позже.
Дядька уточнил у моего земляка:
– Куда его определили?
– Восьмой пролёт.
– Там же аврал! Завалили деталями так, что за неделю не управишься растащить, навести порядок.
– Вот туда и пойдёт. Будет ночью навёрстывать то, что мог сделать днём. Прогулял – теперь узнает, что за всё придётся платить.
Тонкий слой пота, как защитная реакция на слова, проступил через одежды. Земляк нахмурил брови:
– Рано начал. Вот когда увидишь объёмы, я посмотрю, сколько потов сойдёт. За мной!
Конечно, общество великанши куда предпочтительнее, но иногда надо заглянуть в цеха, где для трудящихся изобретают блага. Окованная железом дверь, заменяющая торец здания, могла поддаться усилиям двух человек. В чём я убедился лично. То есть, побег в одиночку не получится, а напарника найти в массе, где каждый сам за себя, почти невыполнимая задача.
Ряды станков, шкафы, курилки. Грохот нарастает раз в минуту, потом гробовая тишина, чтобы взорваться в своё время.
Земляк шёл чуть впереди, карауля, чтобы меня не унесло в какой не попутный коридор. Вдоль белой дорожки, выкрашенной около часа назад. Вскоре мы наткнулись на самого маляра. Я подумал и наступил на свежую краску, потоптался хорошенько, – надо же узнать реакцию местных на всякое движение.
Не поднимаясь, маляр сосчитал мои следы, глянул снизу вверх:
– На начальство ты не похож. Это для их величества дорожка. Завтра поступаешь в моё распоряжение, я научу ходить по серым.
Глянул я под ноги. Действительно, на серой части, выделенной для простых смертных, оставались замечательные белые следы.
Земляк поспешил ухватить меня за рукав, чтобы ещё куда не влез, работнику кисти сказал по-дружески:
– Записывайся в очередь. Этот парнишка нарасхват, на ближайшие десять лет.
Юмор у земляка непонятный, что я могу противопоставить? Бог терпел, как придумали христиане, а мы не станем повторять чужих ошибок. Завод – так завод, некуда деваться, и давай примем данность.
Наш поход завершился у двери начальства. Белая дорожка дала ясно понять. Земляк отпустил мою руку, словно передавая меня на растерзание руководству. Лучше бы здесь командовала дама… Существо неопределённого пола, с бульдожьей челюстью и густой шерстью на кистях, зыркнуло на обоих.
– Тот самый?
Земляк довольно кивнул.
Начальник развернулся к сейфу, извлёк медальку.
– Подойди.
Я успел сделать один шаг, но был задержан напарником.
– Это не тебе. Привыкай к порядку. – Грудь чернокожего украсила медаль. Я присмотрелся к надписи. «За поимку особо опасного уклониста».
– Свободен! – начальник ясно дал понять, что двоим здесь не место.
Я развернулся на каблуках и…
– Ты совсем охренел, паскуда? – Шерстяной рявкнул так, что зазвенело в ушах.
Я ударил по чёрной руке, как избавляются от чертополоха, прилипшего к одежде, словами сопроводил:
– А ты куда собрался? Медаль вручили, теперь выслушай поздравления. А мне пора.
Удар кулаков потряс основательную столешницу, стол подпрыгнул сантиметров на десять. Я подумал: неделю будут руки болеть, нельзя же так колотить, руки-то не чужие.
– На пять суток, в карцер! Ключи возьми, да не забудь вернуть. – Начальник рявкнул из последних сил. Я ухватил земляка за локоть.
– Я провожу тебя. Где у вас карцер? – Затылком я пока не научился видеть. Сзади что-то загремело. Бросив косой взгляд, начальника не обнаружил. Ушёл незаметно, тогда и нам пора.
Однако, здесь другие обычаи, о которых меня не предупредили. Начальник выбрался из-под стола и смог отдать приказ одними жестами. Тыкал пальцем в напарника, потом в меня, потом пальцами показал, что надо ножками шевелить. Напарник снял связку ключей с гвоздя, вышел первым и пригласил меня следовать за ним.
И вот позади очередная стометровка. Массивная дверь прочностью могла поспорить с любой из основных дверей банка. Ключ подошёл, напарник сунулся внутрь…
Как-то уж совсем неудачно, я повернулся, и дверь захлопнулась.
– Ты меня начинаешь злить, – обрисовал положение земляк.
– А что случилось? Мы по разные стороны двери, ты же этого хотел?
– Всё верно, только…
Я не дал ему донести мысль, включил дурака:
– Ах, надо наоборот? Просунь ключи.
Возвращаясь в кабинет, я выбрал белую дорожку. Встречные останавливались и отвешивали поклоны, ровно по три секунды, потом до них доходило, в один голос орали:
– Эй, сойди с белой дорожки, иначе головы тебе не сносить. Сгниёшь заживо!
Но что нам до чужих мнений? У нас своих в достатке. Раз я не в первый раз, можно и без стука. Вошёл, ключи на гвоздь повесил… Поискал глазами начальство. Он куда-то ушёл, с характерным звуком. Вот умеют некоторые, мне бы научиться. Стал припоминать: когда входил – шерстяной был на месте. Повесил ключи – исчез. Какой-то закон физики, доселе мне не известный.
Тут мне подумалось про ужин. Я готов исправить ошибку, надо лишь столовую найти. Но прежде не будет лишним обезопасить тылы. Прошёл к столу, внимательно обошёл и заглянул. Инфаркт скрутил беднягу. Осмотрел помещение, обнаружил люк в полу. Дёрнул за кольцо. Замок на крышке не догадались установить, так я вас научу.
Спихнув шерстяного под пол, передвинул стол. Еле с места сдвинул, но мысль об ужине придала сил. Покидая кабинет, по-хозяйски осмотрелся: ничего не забыл? И, уже привыкнув, ступил на белую дорожку.
Они снова кланялись, а я у каждого спрашивал, где столовая. Неожиданный вопрос местных ставил в тупик, и им ничего не оставалось, как указывать верное направление.
– Ужин закончился час тому, – хотел огорчить меня работник, натиравший до блеска связку ложек. Этой связкой и подавился. Понятно, верить никому нельзя, всё надо самому решать. Не покидая дорожку начальствующего состава, я с трудом проник на кухню, изучил меню. Ни одного сотрудника, на их счастье. В кастрюлях к завтраку припасена вода, мешки с крупами – бери не хочу. И робот-помощник, выключатель на корпусе смотрит вниз.
Это неправильно, не все ужинали. Перевёл выключатель вверх. На груди его засияло табло. Из трёх строчек выбрать нужную – раз плюнуть. Табло ответило: «Подготовку к завтраку начинаю».
Ох, и шустрый помощник! Я присел в сторонке, чтобы не мешать, и не всегда успевал отслеживать перемещения. Тефтели и макароны – это понятно, но вот я уловил миг и хлопнул по средней строке.
В меню появился борщ. Одновременно, с завтраком обед. Какую экономию мы создали на ходу! Не надо тратить лишний час на ходьбу и помывку посуды. Кажись, мне тоже полагается медаль. Тотчас посетила мысль про земляка: ему там голодно, небось. Подыскал бутылку-другую, – их в кладовке без счёту: подсолнечное масло вылил под шкафчики, с тарой воротился на пост и приготовился ждать кашу. Ну, ушло минут десять, не больше, все котлы издают температуру и ароматы.
Помощник шнырял по кухне, пока не завершил все операции, ко мне подкатил и замер. На табло: «Жду дальнейших распоряжений».
Я вручил ему две бутылки и устно наказал набить их под завязку макаронами и рисом… Негры любят рис, или я с кем-то путаю?
8
Радостно шагаю, сердце поёт: земляка спешу накормить, а он навстречу:
– Куда собрался?
– Тебя накормить. А ты как?..
– Уборщица вошла, попросила помещение освободить.
– Так убрала, поди, давай-ка назад. Хочу лично убедиться, что спать ляжешь не голодным. Держи! – От чистого сердца, вручил подарки, ищу следы благодарности на лице. Тот синяк уже не так выступал, по сравнению с носом, только фиолетовый оттенок не приобрёл, как бывает. Странные эти негры, всё у них не так.
Но вот он явно что-то придумал.
– Согласен, давай вернёмся. – Землячок даже обрадовался, что один из нас посидит в карцере до следующей уборки. Не надо тащить на верёвке, сам дойдёт.
Я так и подумал: он считается себя умным и ловким. Куда уж нам?
Однако, у знакомой двери, мы не останавливались.
– Эй, ты часом не заблудился? – Я ещё понадеялся призвать к порядку.
Землячок лишь отмахнулся, вспомнил что-то, достал из кармана верёвку и закрепил меня на дальнем её конце:
– Теперь никуда не денешься! Карцер этот слишком комфортное место для таких, как ты. Я провёл в нём около часа, и понял, что жить можно вполне. Я придумал для тебя другой комфорт.
– Мне без разницы, главное – чтобы поближе к столовой.
Он чуть не подавился слюной. Кажись, у меня открываются новые способности.
– Столовая – это хорошо.
Он снова обнаружил полный рот слюны, остановился и маленькими порциями постарался освободить пространство для разговора.
– От тебя одни неприятности! Больше даже не заикайся про столовую, иначе накличешь более суровое наказание.
– Договорились. Единственное, чем хочу поделиться, это факт. Кухонный работник…
– Прекрати! – мой товарищ едва не заплевал пол, рукой успел удержать основной капитал.
Я стал за него переживать:
– Ты вот глотаешь и глотаешь. Какая экономия для начальника продовольствия! Наполнишь желудок – и про голод не вспомнишь.
Он пригрозил кулаком, тотчас заткнул пальцами уши и ускорил шаг. А мне хотелось продолжить разговор, поддержать товарища в его трудной, но выполнимой задаче.
– Ты говоришь, одни неприятности. Что ещё случилось?
– Начальник пропал.
– Это тот, который медальки сбывает, кому попало?
Я же видел со спины, как напряглись все мышцы. Это там, на борту лайнера, разглядеть во мне соперника не пришлось. Сумел оценить по-настоящему, пока у великанши я гостил. Мой тогдашний рост выудил редкое для такой сволочи уважение к одному белому. То-то он, нет-нет, да и присмотрится, не изменили ли размеры. Этот белый, кулаки которого своих талантов не обнаружили на тот момент, мог подкинуть сюрпризов.
– Медаль я честно заслужил! – огрызнулся он.
– Я уже забыл сомневаться.
И если до сих пор я не верил, что мне действительно что-то грозит, то трое крепких парней, вцепившихся в меня глазами, поведали о другом раскладе сил. Сопротивление без пользы, или, как говорил Старик Хоттабыч, мороженого не бывает много. Стандартная дверь в вентшахту отпиралась особым ключом, – парни подсуетились, раздобыли. Их план прост, до очевидности: распять меня на самом сквозняке и, по мере усыхания, передать мумию музею, как наглядное пособие. Вот что бывает с теми, кто ходит не своим каналом.
Внутри шахты не заметно следов, что до меня кого-то воспитывали методом сушки. Прочные конструкции не оставляли надежд на то, что через час меня кто-то хватится. Но для парней моя лояльность оказалась суровым испытанием.
– Такое ощущение, что он видит рядом Исуса, поэтому так уверенно держится. Ты видишь Исуса? – Крепыш, что привязывал правую руку к перекладине, уже передумал завязывать тринадцатый узел.
– С каждым из вас поквитаюсь, жив буду!
Остальные прилаживали верёвки и вязали грустные узлы, за каждый беря полную ответственность. Земляк после принял работу, заметил:
– Не струсили. Вместе отвечать, если что. Уходим!
И вот я остался в сумерках шахты. Где-то далеко пробивался тусклый свет, откуда сейчас примчат тонны воздуха, будут рвать обмундирование, за которое я где-то расписался.
Загудели вентиляторы, со стен и пола поднялась туча пыли. Если не дышать, пронесёт. Я задержал дыхание, тут про жену и вспомнил. Она же завтра должна вернуться, а меня нет. Она поднимет на ноги всех, а я буду тихонько сохнуть, до состояния мумии и вспоминать, как хорошо дома. Мумия уже никого не обнимет, не сольётся жаркими устами, и грудь Софьюшки не наградит заслуженным теплом... Ш-шакалы!
Стены раздулись под огромным давлением, пыль улетучилась. Стерильность окружающих конструкции располагала к проведению операции. Мундир прилип спереди, сзади торчал горбом. Подумалось: мумификация начнётся со спины, у здешних свой метод.
Я вывернул шею, сколько мог, – никого. Пусть бы какой призрак прошёлся ножичком по верёвкам. Я бы ему медальку раздобыл.
И вот что-то пошло не так. Рёв вентиляторов стал угасать, я ещё подумал: не в ту сторону включили, сейчас исправят, и держись, это только цветочки. Однако грянула абсолютная тишина, в шахту вошли пятеро. Четверых я хорошенько запомнил, а это кто?
Он бросился ко мне, проникся, как к родному:
– Жив? Вовремя я успел, как вовремя! Развязать!
Я же видел, он ждёт от меня хотя бы слово.
– Завтрак и обед вытянуло начисто. Если хотите серьёзного разговора, давайте посидим в столовой. – Присмотрелся к спасителю. Это же тот самый старик, что болтики собирал под ногами! Его вопрос и надоумил:
– Ты там пружинку поднимал, она при тебе?
Версия промелькнула: ты ему пружинку, а они потом снова вентилятор включат. Шиш тебе, а не пружинку.
– Заберёте и оставите меня с этими?
– Ни к коем случае! Я, как главный инженер, не смею разбрасываться кадрами: одарённых не так много. Ты да я.
– Медальку дадите?
– Ой, давай отложим разговор. – Главный инженер приказал банде построиться. Пальцем долго водил перед их глазами, не зная, с кого начать. – Показывайте, что есть в карманах.
Трое вывернулись наизнанку, и тотчас заработали оценку: «Бездельники!»
А земляк, на удивление, предъявил на ладони пружинку. Тоже мне, конкурент! Пусть обе пружинки внешне очень похожи, да разницы ты не поймёшь. С моей руки – то, что доктор приписал, а ты – обычный подражатель, последователь моды: все подняли с земли, и я. Так дела не делаются, ТУПИЦА!
Главный цапнул, глянул опытным глазом и метнул через плечо, подвёл итог:
– Брак! А вот наш новичок знает толк в пружинках: хорошая в дурные руки не попадётся, я верно сформулировал твои мысли? – Он обратился ко мне, угадывая родственную душу.
– В столовой готовы макароны с тефтелями и борщ.
Инженер повернулся к банде.
– Ну что, тупицы и бездельники? Вы покушались на жизнь того, кто способен накормить завод, не выходя из вентшахты… Полные идиоты!
– Как «не выходя»? – Понятно, меня такой вариант не устраивал.
– Не обращай внимания, это форма речи. – Инженер вспомнил о навыках, двумя ладонями разгладил пространство пред моим лицом. – Ну, теперь лучше видно? А то вокруг нас столько наваждений, что и в упор некоторые… – он многозначительно кивнул в сторону банды, – не замечают.
Что ж, меня пока всё устраивало, кроме, пожалуй, ответки.
– Извиняюсь за любопытство… Их нельзя оставить в вентшахте до завтра? В коридорах станет свободней, больше кислороду…
Инженер заинтересовался:
– Назови ещё одну причину, и они там окажутся!
– Проголодаются – поумнеют. Сытые – так совсем тупые, от ступеньки не отличишь.
– Слышали? Вперёд! Теми же верёвками привязать друг дружку к конструкциям. Последнему мы поможем. Поможем? – Главный и не ждал моего подтверждения, он привык всё решать сам.
Я был строг. Наблюдая, как завязаны узлы, находятся ли в пределах досягаемости, – хоть какой опыт имеется, поэтому работу я признал выполненной на отлично. Покидая шахту, я волновался: не забудем ли включить вентиляторы? Раз предусмотрено, оборудование должно служить нам верой и правдой.
Мы топали по коридору, главный инженер по белой дорожке, я следом… Когда он не оборачивался. В его присутствии мне никто не смел делать замечания, просто низко кланялись и скрипели зубами. Один смельчак бросил вдогонку: – Хорошо устроился, гад!
Ну, знаете, Судьба не выбирает, кого поддержать в трудную минуту. Сегодня меня, завтра опять… возможно… скорей всего, если не вернусь домой. Настроение, тут и говорить не надо, приподнялось на качественно иной уровень. Я уже не так горевал разлукой с Землёй, тут у меня наметилось дельце. Пока не мог сформулировать точно, какое, но был в полной уверенности: родина не забудет своих героев. Я ей обязательно напомню.
Одного не понимал: как они живут без имён? Должность-то никак не влияет на обратную связь с предками, откуда приходит помощь и подсказки. Неужто деда Начальника звали Начальник?
– Мы куда путь держим? – на всякий случай, я уточнил маршрут, поскольку белая дорожка вселяла уверенность (правильной дорогой идёте, товарищи!).
На ходу, не оборачиваясь, мой спаситель ответствовал:
– К нам пожаловал детектив. Мне самому интересно узнать, куда исчез Начальник.
– Мне его место приглянулось. Может, примете, с испытательным сроком?
– Я сам на него мечу. Но, раз уж ты первый заикнулся, так тому и быть. Дня три хватит?
Напуская на лицо глубокомысленное выражение, я очень постарался убедить, как не просто мне даётся решение.
– Хорошо, я попробую.
В кабинете стоял запах свежевыпитого кофе. Детектив, едва разглядел нас, покинул помещение, через минуту постучался.
– Разрешите войти? Дежурный детектив. – Он уверенно вошёл и стал изучать место преступления. – Как же вовремя я прибыл! Свежие следы всюду, вы только не затопчите! Вот чашка с остатками кофе, и тот, кто пил из неё, не слишком аккуратен. Видите, две капли пролил на стол, так торопился. Так, идём дальше…
Я не утерпел:
– У вас и на рубашке следы кофе.
– Это другой сорт. Заскочил по пути в закусочную, пивка хлебнул. А чашка кофе в нагрузку у них, потому и расплескал, что не жалко.
– Понятно. – Главный инженер попробовал сдвинуть стол, чтобы вернуть на прежнее место, как он помнил. Заглянул под стол, кому-то сообщил: – И здесь не видно.
– Вы не это ищите? – Детектив повернулся боком, и мы лучше рассмотрели повязку на руке, чуть выше локтя. После первого прочтения, как вошли, буквы остались теми же: «Дежурный детектив».
– Не отвлекайтесь на мелочи. Вас пригласили по неотложному делу, а вы пытаетесь следствие завести в тупик.
– Доказательства!
– Вы сейчас попросите чашечку кофе. Напиток кратковременно расширяет расстояние между глаз, и таким образом вы надеетесь рассмотреть то, что вооружённым глазом не разглядишь.
– А у вас несомненные задатки детектива. Так что, начнём с чашечки?
– Держи карман шире, запасы напитка на этой территории ограничены сильно. Но, если будете настаивать, мы не в праве отказать наркоману… На, подкрепись!
Все события происходили с невероятной скоростью, что-то я нынче тормозил. Тем не менее, зафиксировал последовательность операций. Ящики стола, как обычно, имеют с виду обычные ручки. У местных был свой секрет. Инженер коснулся верхней – в чашку полился кипяток; следующей коснулся – струйка сахара и порошка просыпалась… с потолка, что ли, вот не разглядел. Говорю же, торможу.
– А вам, молодой человек, пора прогуляться в сторону санчасти. Медосмотр когда в последний раз проходили?
– Часа два назад.
Оба возмущённо уставились на меня, им показалось, что я лгу, не имея ясных причин.
– Когда это, интересно? Мы с тобой часа полтора вместе.
– Я же пытался рассказать, мне не дали. Вы тут почему-то очень невнимательны.
– Дело говори, не трещи я зыком! – Детектив положил перед собой ковбойский кольт, снял с предохранителя.
– Я вошёл в столовую…
– Проник, – уточнил детектив. – После ужина у личного состава появляется свободное время аж до завтрака! Ну-ну, слушаем внимательно.
– Кухонный персонал сразу разглядел, что медосмотр мне не нужен, никакой опасности я не представляю… В отличие от вас, детектив.
– Я прошёл медосмотр, не сомневайтесь.
– А ваше оружие? В нём, скорей всего, столько бактерий, что ни один калькулятор не справится подсчитать. И вы разносите заразу по всей территории, ни разу не задумавшись, какому риску подвергаете личный состав… колонии? Я верное слово подобрал?
– Завода, – поправил Главный инженер.
Эта новость меня чуть не сшибла с ног.
– Как «завод»? Ещё скажите, имени Ильича.
– Если быть точным, то очень близко: ИМ-ЧА-ЧА. Это название частот, с какими завод породнился…
– Вы меня хотите запутать окончательно?
– Ты же новичок. Откуда тебе знать родословную и прочие премудрости обстоятельств? Вечерком я позанимаюсь с тобой, проведу факультатив по истории завода.
– Речь пойдёт о тысячелетиях?
– Через полчаса заводу исполнится двенадцать лет. Как вырвались из Чёрной Дыры, так и пошёл отсчёт… Эй, что с тобой?
Прикинув, что находится сзади, впечатлительной девицей я растянулся на кресле, рукой задел рычажок, приводящий плоскости в горизонтальное положение. Кабинетная раскладушка, усовершенствованного образца. Ещё в первое посещение я заметил рычажок и бился над загадкой; может, с его помощью отключают электричество в цехах, может… он отправит меня домой? Версий, как всегда, больше, чем верного способа применения. К счастью, одну загадку разгадать удалось.
Задержав дыхание, я продержался дольше, чем было необходимо. Сознание потерял, и пришёл в себя от шума, приоткрыл один глаз. Главный инженер сошёлся в поединке с детективом, на кулаках. «Ты погубил такого ценного труженика, который согласился занять освободившееся место, и сейчас за это ответишь!» – «Возьмите себя в руки, мы ещё можем вернуть его к жизни, давайте, я сделаю искусственное дыхание». – «Сделайте милость!» – «Вы же не даёте мне приступить, нанося удары». – «А ты постарайся между ними, докажи профессионализм!» – «Я попробую, одна просьба: умерьте силу удара правой руки, он мешает сосредоточиться». – «Хорошо, у вас есть минута. Если не вернёте к жизни, попрощаетесь со своей. А на вашу должность полно охотников!» – «Я вас понял, только не машите так часто, я ухожу на колено, сверху не долбите. Минута пошла, я засекаю!»
И что вы думаете? Детектив этот взялся меня щекотать. Когда жена меня щекочет – я становлюсь живчиком.
Обнаружив воскрешение, Главный инженер вздохнул с облегчением.
– Вы доказали профессионализм, поздравляю. Поскольку следствие в самом начале, мы не будем вам мешать. Кофе заварите сами, нам пора. – Шеф протянул руку и помог мне подняться на ноги. – Идём! Пока ещё кто не покусился на твою жизнь, я тебе должен многое показать и рассказать. Авось меня грохнут, – надо же дело передать в надёжные руки. Хоть тебе, при том, что уверенности в будущем ты совсем не внушаешь.
9
– Я буду настаивать на твоём повышении. Если, разумеется, детектив не найдёт прежнего Начальника, – продолжал наставлять меня Главный, маршируя по дорожке. Согнутые спины сопровождали нас до самого Склада. Стоило присмотреться – он полон оружия, набит под крышу ящиками – частью открытыми. – Тебе может показаться, что открытые ящики – признак разгильдяйства. Поспешу утешить. Эти образцы лишены единственной детали, и ты уже догадываешься, какой.
С неподдельным страхом я взирал на залежи и строил версии. Завод выпускает оружие, потом рабочих вооружают и бросают на фронт. Как всех перебьют, завод снова объявляет набор, отдел кадров потеет с утра до ночи, заполняет бланки и личные дела, присваивает номера – они потом и на фронте сохранятся до случайной победы или предсказуемого поражения.
– Но у меня всего одна пружинка, – попробовал я вставить слово, пока Главный экономил вечер, себе в пользу. История завода началась не сегодня, а за незримой гранью, по ту сторону Чёрной Дыры. Там завод благополучно производил бытовую технику, которая никому в тамошних краях не нужна. Просто однажды налетают скупщики и выметают всё, до крошки, оставив по одному образцу, для развода.
– Это не беда. – Главный, с благоговейным трепетом, принял из моих рук драгоценность (вот не меньше) и подступил к мультипликатору. Приёмное окно тотчас просигналило, что заказ оформлен и принят к исполнению. Целая линия ожила под стеной, её не сразу и обнаружишь, настолько миниатюрное оборудование, почти не издающее шума.
Мы прошли к финишной установке. Пружинки сыпались в контейнер, Главный загребал обеими руками и швырял под потолок…
– Представляешь? Вся партия застряла из-за одной детали! Благодаря твоей рачительности, завод успевает отгрузить все заказы. У тебя, само собой, возникает вопрос: как же пружинки попадут внутрь каждого образца?
– И как?
– Мы будем метать их с разной скоростью. Автоматы автоматически будут захватывать все приближающиеся предметы, отсевать негодные, смотри!– Он метнул болтик в стопку гранатомётов, – уж от колбасы я могу отличить устройство с отверстием для заряжания гранаты. Правда, некоторые образцы вызывали удивление. С виду – настоящие сосиски, по весу – так точно не короче километра.
– А это патроны, – молвил я, немного сомневаясь.
– Это завтрак пулемётчика. – Главный вдруг охладел, стал сомневаться, на ту ли лошадку поставил. – Ты про войну что-либо слышал? Кино смотрел, книжки читал?
– Не-а! – Почему я отмёл другой и правильный ответ, до сих пор теряюсь в догадках. Вот не хотелось идти на поводу, когда ждут соглашательства.
– У вас на Земле дня без войны не бывает.
– Мне жена не разрешает поддаваться пропаганде. Сразу поставила на своём: «Выбирай – или ты мне муж, или привяжи к голове телевизор и живи им».
– Ух, как с женой повезло! Мне моя бывшая разрешила только первую ночь остаться на заводе – и пошло-поехало… Но ты помогай, помогай! Тут два миллиона пружинок, до вечера надо все установить по местам.
Навалились мы – как пшеницу сеяли, и вся продукция завода автоматически перешла из статуса «запчасти» в статус готовых изделий. Когда мы с душой заботимся о деле, то и результат порадует: дети получат образование, чисто в квартире или, как тут: оружие будет исправно выплёвывать всё, что подойдёт по калибру. До последнего снаряда и патрона, пока из ствола не выскочит белый флаг. Эта позиция предусмотрена на всех образцах, иначе производство лишается смысла. Чтобы цикл жизни и смерти не прерывался, у солдат должно быть право сдаваться в плен и ждать объявления о наборе на должности, в те же цеха.
Вроде, и не трудная задача, а плечи к вечеру болели, рук не поднять. Инженер по-матерински обнял две стопки смертоносного содержания, чуток прослезился. Что значит, любить своё дело не на показ, едва обнаружив трибуну с микрофонами.
– Теперь куда?
– Спать. Мы с полным правом должны предаться отдыхам! От второго января, как партия застряла, только сегодня управились.
– Я без жены спать не лягу. – А сам себе думаю: вот, и про второе января, возможно, кое-что разузнаем. – Что, собственно, приключилось второго января?
Инженер прихлопнул себя по лбу. На ладони оказалась муха.
– Я всё забываю, что ты новенький. Давай, заведу в одно местечко, сам всё поймёшь.
И отправились мы шататься по коридорам, о наличии которых я догадывался. Странное дело, эти места мне показались знакомыми. На дверях, вместо названия отделов, красовались даты. «20 января», «10-е», – к двери «2 января» мы приблизились с растущей тревогой. Спутник мой приоткрыл её, заглянул. Очень нежно прикрыл и сказал:
– Хочешь взглянуть на себя со стороны?
– Зеркала есть в туалете, уже смотрел.
– Это совсем другое. Человек умеет притворяться, когда знает, что за ним наблюдают. Но тот же пёс, получив в уличных боях раны, притворяться не умеет: коль хромает – то не лжёт, действительно болит. Человек ковыляет к врачу, хромает изо всех сил. Больничный выбил – мчит по ступенькам, как спортсмен.
Я приблизился к двери.
– Что я там должен увидеть?
– Как вкалывал второго января. Тебе приносили готовые гранатомёты, и, как глава ОТК, ты проверял оружие на изготовителях. Расстреливал в упор.
– Не может быть! – Я рванул дверь на себя… Так и есть. Человек – обладатель переходящего вымпела «Никому не уступлю!» – вручил приёмщику своё изделие. Тот зарядил гранату в ствол и врезал. Твою ма… Мне стало немного совестно, поэтому обратился к руководству: – Кто-то настучал вам, иначе как бы вы узнали?
– С кухни доложили о саботаже: участок частично не явился на обед. Те, кто пришёл, как выяснилось позже, забросили свои гранатомёты на середине сборки, потом сговорились и удалили из комплектов те самые пружинки. А по пути в столовую, рассыпали, куда попало. Зато к ужину вышли тем же составом. Именно со второго января участок работал на склад недоделанной продукции.
– Но ваша реакция не понятна. Вам доложили, вы же продолжали бездействовать.
– Видишь ли, у тебя – каким ты был второго января, имелась личная позиция. С утра всех предупредил: кто сдаст орудие убийства в исправном состоянии, на нём я его и испытаю. Сборщики поначалу восприняли угрозу, как шутку, но когда рядом с местом приёмки образовалась кучка запчастей – руки и ноги, многие пересмотрели желание числиться мастерами по сборке боевых единиц. Самовольно уходили в соседние цеха, красили полы и потолки – лишь бы не задержаться на основном рабочем месте. Курилки переполнены, очереди в столовую, каких мы отродясь не видали, и это – за три часа до открытия.
– Имея столько фактов, вы преспокойно смотрели на это безобразие… Думали: ну, день такой выдался, завтра в ОТК одумается? – Я начал сомневаться: уж не розыгрыш ли? Вот как руководство смотрело сквозь пальцы на нарушение основного процесса производства?
– Всё до противного просто. Душевные муки испытывали те, кто голосовал за назначение тебя на этот участок.
– Вместо того, чтобы снять с поста и посадить в карцер?
Главный инженер сделал паузу и внимательно всмотрелся мне в лицо. Тем временем к нам подскочил рассыльный, вручил руководителю бронежилет.
– Хорошо, подойди к себе, январскому, и попробуй объяснить, что ты-он не прав.
– И пойду! Но без жены спать не лягу.
– Свою одолжу. Ступай. – Руководитель слегка подтолкнул меня, тщательно запер дверь в цех. Затылком почувствовал, что он в ту же минуту напялил на себя бронежилет. Ну, а мне ничего не оставалось, как шагать к главе ОТК, на ходу подбирая нужные слова.
Само собой, интересно сравнить себя – январского, с собой, нынешним. Лишь глянув издали, многое для меня прояснилось. На фоне горки рук и ног, остатков формы, шеф смотрелся героически, точно орёл, стерегущий зайца. Выражение лица тоже понравилось, с него читалось без ошибок. Миротворческие идеи преобладали над графиком выполнения плана. Ну… в какой-то степени, и я проникся. Если мы танками завалим склады, потом дороги и поля, – хочешь ни хочешь, войну придётся объявить соседу. Есть противотанковое оружие – он нас спасёт: на месте сгоревших танков мы сможем посеять хлеб, и тогда точно от голода не помрём. В другом случае, наши танки займут территорию одного соседа, второго… Когда из моря будут торчать башни, тогда придётся менять всё производство, раз воевать не с кем. Мир на всей планете, – военных уволить. Не попроси – будут в кабинетах придумывать врага и пилить бюджет.
Я приблизился на минимальное расстояние, невольно любуясь героем дня.
– Привет!
Он-я протёр глаза.
– П-привет… Ты кто?
– Я – это ты, с разницей в несколько месяцев. Из будущего твоего.
– Из моего будущего?
– Сам не додумался, а ведь это так и есть. Кабы кто со мной так пошутил…
– Это не шутка?
– Всё в порядке, я настоящий. Только что говорил с главным инженером, мы пришли к единому выводу. Надо кое-что поменять.
– Почему главный инженер сопровождает тебя? Где Начальник?
На всякий случай, я оглянулся в сторону двери.
– Ну, так вышло. Некоторым образом я избавился от него.
– Мне он тоже не понравился с самого начала. – Январский задумчиво уставился на меня, я на него. И мысли, поди, потекли одинаковые: неужели это я? Только я был уверен, а январский сомневался.
Долго эдак мы присматривались, искали подвоха либо признаков розыгрыша. Мы почти одновременно вскинули правые руки и глянули на часы.
– Пора отходить ко сну? – начал я осторожно.
– Я без жены не собираюсь.
– Вот и я так. Главный инженер согласен предоставить свою.
– Не соглашайся. Я её видел разок.
– Я этого не помню…
– А давай отойдём куда и поговорим начистоту?
Я идею одобрил. Он сорвался с места, я не отставал. Двери открывались и хлопали сзади, нам нужен уединённый угол, где никто не помешает. В цехах, где полно глаз, такое не возможно, поэтому, в две пары рук, мы потревожили главные ворота и вышли под вечернее полотно заката, сдающего позиции. Необъятные залежи звёзд вовсю дразнили недоступностью своих сокровищ.
Кажись, пришли. Очень удобное местечко он выбрал: сели на что-то мягкое и тёплое, против друг друга. Надо же, как почвы нагрелись, сплошное удовольствие. Мало того, пахло дамскими духами.
Почему ближе к вечеру мысли о женщинах начинают нас одолевать? Как по графику, придуманному кем-то.
В конце концов, удобства вынудили осмотреться. В первые годы ухаживания за Софьюшкой, почти никто не видел, как она устраивалась у меня на коленях и блаженствовала. Сегодня я испытывал похожее, стал лапать руками слева и справа, пока не услышал: «Щекотно!»
Вот тебе раз, не ожидал! Как это сразу я не разглядел великаншу?
Гульма перешла на шёпот и сообщила, что тайно прокралась на чужую территорию.
Мне стало интересно: кого она выберет из двоих? Сидим у неё на коленях, как два воробья, с восторгом решения ожидаем. Я мысленно подвёл итоги. Как-то складывалось не так, как хотелось: Судьба баловала, да к вечеру испытаньице подбросила. Драться нам не стоит точно, – если январский окажется удачливей, как я жене синяки объясню? О боги! Я всё ещё надеялся вернуться домой, в ближайшие час или два.
– Вечерний автобус ходит?
– Полчаса назад ушёл. Но ты не торопись, в полночь ещё один есть.
Казалось, нам есть, о чём поговорить. Похоже, он раньше разобрался, что оба сидим на коленях у Гульмы, которая тихо радуется. Наверное, на вершине блаженства. Был один ухажёр, стало два.
Теперь и мы перед выбором, своим. На Земле у каждого есть своя Софьюшка, оба хотели бы вернуться поскорей.
– Тебе хочется домой? Очень? – Вопрос сорвался с моих губ спонтанно, чтобы паузу сократить.
– Раньше – страсть, как хотел.
– Что изменилось?
Январский глянул на часы.
– Мне объяснили так: в какое время похитили, в такое и вернут назад. Поэтому – на этой планете можно проторчать хоть сто лет, но вернут в точно высчитанный момент.
– Через сто лет твоя жена тебя не узнает.
– И твоя уловит без ошибки, что ты какой-то сильно уставший, поверь, у неё глаз намётан.
Я кивнул и осмотрелся. Поблизости автостанции и перрона ожидания не видать.
– Где надо билет покупать?
– У тебя разве есть деньги? – Январский наконец принял меня за родного, почти, поэтому отбросил подозрения. – Я так думаю, ты первый день здесь?
– Один завтрак и очень два обеда получил по графику.
– Ужин, небось, сам себе организовал?
– Похоже, я иду по твоим стопам.
– Не совсем. У меня не хватило бы смелости разделаться с Начальником.
– Ну, это объяснимо. – Я уже ясно видел всю карту приключений, мысли январского, после первой встречи с Начальником. – Ты покинул кабинет, и в голове тотчас возник план. Получается, я его осуществил.
– Мальчики, мне скушно слушать вашу болтовню, – напомнила о себе Гульма.
– И мне интересно, что за митинг организовался на моей территории! – Голос Элеоноры запомнился нам обоим надолго, сомнений нет. В природе тотчас пошли изменения. Задница стала подмерзать. Руками ощупал – точно! Холодный камень, помечтал посидеть на коленях великанши.
Она так и выступила из потёмок, двух шагов хватило, чтобы оказаться рядом.
– Что ж не спится после трудового дня? Видать, сачка давили, раз сон нейдёт.
– Автобуса ждём.
– А назад когда?
– Никогда! – я ответил со всей решимостью. Январский удивил:
– Денька через три. Уж я-то точно вернусь, одно дельце хочу довести до ума.
10
Автобус прибыл по расписанию., которого в глаза никто не видел. На уровне интуиции. Пришли на остановку, ничем не обозначенную, и стали ждать. Любой проезжающий заинтересуется, чего мы тут торчим. А мы ему: «Подбрось до Земли».
Шесть автобусов промчало мимо, водитель последнего удивился и связался с кем-то по рации. Седьмой сбросил ход, плавно подкатил:
– Вы точно отпросились? Это не побег?
Вопрос, конечно, интересный; бдительность не бывает лишней. Мы переглянулись. Ну, кто возьмёт на себя смелость и выдаст съедобную версию? Бабушка прихворала – точно не подойдёт: у водителя бабушка на ладан дышит, версия занята.
Треск открываемой двери из цеха вынудил переключить внимание. Четверо провожающих с цветами бросились к нам. В темноте так просто ошибиться и принять ломики за цветы.
– Книгу завтра пора сдать в библиотеку. У меня не нашлось времени, чтобы открыть.
– Вот и у меня точно так! – Водитель из освещённого салона не мог разглядеть банду, желающую всыпать на дорожку. – Садитесь!
Нам понадобилось полсекунды, январский вошёл замыкающим и крепко помог двери в момент закрывания.
– А вот это не надо. Дверь автоматически закрывается.
– Не знал, извини.
И автобус тронулся с места, сзади по корпусу что-то прилетело, но на ходовых качествах средства это не сказалось. Тем не менее, водитель обратился к пассажирам, имея под руками микрофон:
– Что это за шум? Кто-то опоздал ещё? Мне подождать?
Моя очередь выходить из положения:
– Новый вид кустов изобрели, для фронта. Проходят ходовые испытания. Срабатывают на движущиеся предметы.
– Такие, как танк?
– Получается, ты уже в курсе? Так и было: танкисты завалили руководство рапортами о том, что после нападения экипаж не может покинуть машину. Куст ветвями так оплетает корпус, что ни один люк не откроешь, без помощи снаружи.
Объяснение устроило всех, январский подмигнул. А как формальности утрясли, можно и в окошко прилипнуть.
По стеклу пробежала строка: «Это не окошко, а иллюминатор».
Мы переглянулись. Далеко техника ушла, а мы собираем примитивные гранатомёты.
Местность за ок… иллюминатором особо ничем не отличалась от видов из окна поезда. Разве крыло автобуса слегка плющило пейзажи, и дома казались сильно зажиточными. И в окнах раскормленные лица невест, кто, следуя обычаю, не сводит глаз с проезжих. Махни которой, подмигни – через секунду будет с приданым, на крыльце.
Деревьев, конечно, больше, чем на Земле. Мы перекинулись мнениями на тему – когда уже взлетим? Разгон что-то затянулся.
Может, так совпало, но твердь ушла из-под колёс, взлётная полоса, наконец, оторвалась и рухнула вниз. Я понадеялся, что никого не придавила. И вот в иллюминаторе сплошные звёзды и туманности, в которых посиживают регулировщики движения, за превышение штрафуют.
Оба и одновременно выдохнули: хоть назад возвращайся! Ничего хорошего впереди не жди, разве встреча с Софьюшкой. Она одна поможет забыться, плюнуть на треволнения, почистить зубы перед сном…
Именно это обстоятельство подвигло к походному заседанию. На повестке дня один вопрос: как мы войдём в квартиру, в каком порядке? Мнений было много.
– Я исчез в январе, второго числа, таки и должен вернуться раньше. А ты подожди три месяца, и заходи.
Стороны выступили в прениях, было озвучено другое мнение:
– Это же зеркальное возвращение. Ты исчез раньше, так и вернуться должен позже. Чтобы не нарушить последовательность событий, я ближе к зеркалу, и первым должен вернуться, чтобы тебе не создавать помех.
– Докажи теорию.
– Ну, смотри, я на пальцах показываю. – Я предложил нашему вниманию обе руки, пальцы левой обозначил, как идентификацию январского. – Ты уже вкалывал на заводе, а я, смотри, пока наслаждаюсь уютом, доступностью жены. Ты уже тосковал, а я жил, не догадываясь, что выкрадут, спустя три месяца после похищения тебя. Поэтому, чтобы не разорвать цепь событий, звенья цепи не нужно менять местами. В противном случае…
– Я твою мысль понял. – Январский обратился к помощи бортового компьютера.
Удобная штука: сидишь в кресле, обнаруживаешь кнопку. Вот кто пройдёт мимо? И всплывает из спинки закреплённого впереди кресла мониторчик. Мелковат размерами, но ввести данные можно вполне. Клавиатура с подсветкой. Девятого марта, среда и второго января, воскресенье. Вроде всё правильно, и бортовой компьютер обработал информацию, выкинул окно: «Какой нужен результат?»
Я не сдержался и тыцнул по кнопке, которая по праву принадлежала мне, как пассажиру. Мой монитор проглотил ту же информацию и сделал такой же запрос.
Каждый ввёл свою версию. Секунды не прошло, на обоих мониторах выскочила надпись: «А не сыграть ли вам в шахматы?»
Пальцы отчаянно забарабанили по клавишам. Наперегонки, мы вводили дополнительные аргументы, пока на экранах прыгали шахматные фигуры, лишённые внешнего управления. Если впереди по курсу объявится новорожденная планета, то причины родов мы сможем обосновать. Не из хаоса, как заявляют учёные, а из очень конкретного спора.
Слегка отупев от сорока восьми предложений каждому, а им следовать – так надо вернуться назад, мы отказались от аппаратуры. Самим надо решать. Разве я не в праве считать себя умнее – на два месяца и семь дней? Обозначил момент, стараясь не обидеть собеседника.
– Ты опираешься на усечённые данные, считаешь месяцами. Шестьдесят шесть дней – мои данные более точны, поскольку в разных месяцах разное количество дней. Не хочу обидеть, но твои мозги немного состарились, против моих. Молодость не порок, я вполне уважаю седины, даже преклоняю колена пред мудростью старшего поколения, но в нашем случае, мой вариант я считаю правильным.
– А я свой признаю таковым.
И мы замолчали, раз не пришли к единому мнению. За иллюминатором мелькали станции, указатели… «До Луны 16 минут, без превышения скорости». Одни удобства для пассажиров и водителей, нам бы так.
Январский ожил:
– Ответь мне на простой вопрос. Меня выкрали второго января, так?
– Что дальше?
Он развернул улыбку на весь салон:
– А ты откуда взялся?
Взгрустнулось мне, но ненадолго.
– Видишь ли, самоорганизующаяся система не терпит каверн. Пустоты тотчас заполняются материалом из запасников. Возможно… возможно, я и копия, но очень удачная, поскольку с Начальником разделался, а ты не смог.
– Признаю.
– А ещё… – голова моя набрала обороты, – ты не смог оказать сопротивления, и такую женщину оставил в одиночестве!
Январский вскрикнул, на время утратил дар речи, но быстро нашёлся:
– Если бы я знал, что меня похитят, я бы ночевал в каком-нибудь сейфе.
В моих руках неожиданно появились мощные козыри:
– Эх ты, молодо-зелено! Для спецслужб сейфов не существует. Выковыряют и погрузят на борт, только бы головку не повредили. А то знакомые перестанут узнавать, ты ли.
– Что ещё?
– Сам недавно заявил, что собираешься через три дня вернуться и докончить какой-то проект.
– Но это так. Я надеюсь потеснить главного инженера, потом Начальника. И разорю завод. Больше никаких войн – в радиусе получаса лёту. Довольно воевать белому населению! Космос смотрит на всех нас, как на полных идиотов.
– Мы не развязываем войны, а финансовые воротилы. И те, кто за ними стоит.
– Рептилий сильно поредили, они уже ничего не решают.
– Полно других, но они не кажут носа, и ловко дёргают за ниточки, чтобы мы между собой воевали. А потом возобновляется торговля органами. Самая тихая торговля.
Остаток пути мы молчали, выверяя свои позиции. Самую очевидную пока не трогали. Она приготовлена для решающего сражения. Её мы обнаружили на мониторах, и сразу значения не особо придавали. Разница в формулах, какие нам выдал бортовой компьютер. В его случае, числа в знаменателе заметно покрывали мои достижения. В моём – всё наоборот. Если же вспомнить, что понятие «знамя» – это некий предмет, каким машут над головой, то почему в математике он в подвале? Изначальный посыл не верен, а мы хотим счастья? Так оно и повёрнуто, с ног на голову.
Уже при подлёте, когда Земля заняла половину обзора, январский чуть не добил меня:
– Ладно, меня выкрали, вселенная поставила недостающую деталь…
– Подбирай выражения, пожалуйста…
– Постараюсь. Теперь представь: мы подходим к дверям квартиры, а нас встречают две Софьюшки. Так что ли?
– Н-н-н… Не думаю. Хорошо, что подал идею. А ведь действительно: как мы войдём? Кто пойдёт вперёд, мы уже решили…
– Ничего ещё не решили.
– Хорошо. Сошлись – грудью в грудь, и протиснулись в помещение.
– А там наша красавица. Испугается: «Ой, мальчики! Сколько же вас?» и после этого, ты допускаешь, что Софьюшка не потеряет сознание?
– Не потеряет. Она стала взрослее на шестьдесят шесть дней.
– Или постарела на шестьдесят…
– Моя не стареет! Хватит об этом! Мы ещё не вошли в подъезд, а ты столько палок в колёса…
– Ты о чём это? Сам себе палки в колёса?
– Но почему ты думаешь, что вселенная не в курсе? Она что-нибудь придумает. – Я тоже был не в лучшей форме, за эту версию ухватился, как за соломинку в потоке. – И на будущее, заруби себе на носу. Больше – чтобы ни одного расставания! Она к маме – и ты, она в постельку…
– Она в туалет, и?... – Январский считал свои варианты.
Я промолчал и подумал: насколько же мы с тобой разные! Даже сделанные под копирку.
11
Такси катило по проспекту Жукова, здесь на кольце… всё верно, направо. Юго-Запад отходил ко сну, всё меньше окон сражалось с тьмой, которая обжигалась на осветительных приборах и отползала, поджав хвост. То, что сидели рядом, на заднем сидении, нам не мешало думать. Теперь умами овладело одно предвкушение – ворваться в дом и покрыть поцелуями Софьюшку… Каждый свою.
Январский вновь заговорил, озвучил мысли:
– Софьюшка очень боится, что на наши земли придёт война. Вот я и решил сделать всё, что в моих силах. Поэтому я вернусь, только душу отведу. И… – он вдруг замолчал.
– Снова камешек в мой огород?
– Не совсем. Давай так: я пообещал ей, что война её не коснётся…
– Та-ак…
– А тебе она досталась другой, которую не терзают такие страхи.
– Ну-у, допустим. Это в том случае, если она поверила, что ты на такое способен. – Я сам себе поразился, почему мысль меня не посетила. Зато другая навестила:
– Знаешь, я, конечно, не детектив, но свои наблюдения анализировать могу. И вот к какому выводу пришёл. В нашем приключении повинна Гульма. Муж то бросит, то вернётся, а ей хочется чего-то понадёжней. Отправила запрос вселенной, та и приметила хорошего человека, – лучшего из тех, кто оказался под рукой.
– Ты серьёзно?
Водитель подрулил к подъезду, развернулся и неожиданно сказал:
– Хорошего вечера вам, парни, и сладкой ночи. И пошевеливайтесь, меня ждут.
Когда мы уставились друг на друга, глянули вслед такси, январский развёл руками.
– Денег-то не спросил!
– Вселенная! Ей наши бумажки ни к чему.
У лифта мы толпились и топтались так, точно приспичило отлить. Седьмой этаж, с замиранием сердца, я вышел на площадку, держал руку наготове – на случай, если январский вздумает меня опередить.
К обоюдному удовольствию, нас встретили две двери, с одинаковыми номерами. На одной, в рамочке, числилось «2 января», на соседней… понятно.
Обе руку, уже не торопясь, приблизились к звонкам. Обе кнопки одновременно испытали нагрузку, после кивка. Как более старший, я не бросился на жену, а выдержал паузу. Его Софьюшка сгребла бродягу в объятия и утащила в своё гнёздышко. Дверь запиралась на четыре замка. Теперь можно и мне.
Моя Софьюшка, слегка тревожась, смотрела во все глаза, искала какие-то признаки… следы помады, может, запах. Но оставаясь верной сама себе, уловила главный мотив:
– Кто там? – кивнула в сторону лестничной клетки.
– Думаю, уже никого.
Хотя глаза Гульмы не привиделись. Они будто вошли в дом, вместе со мной, осмотрелись. Как женщина женщину, она всё поняла и удалилась. Одинокие дамы в вечном поиске хорошего мужчины.
27.04.2022.
Свидетельство о публикации №222042701685