Червеед. Часть 2

Весна 1918 года на Кубани выдалась дождливой. Как шутят про такую погоду англичане - с неба падают дохлые собаки.
Хлябь и туман пробирали холодом шинели "наскрозь", как говорит унтер Бобровский, притащивший из дозора очередного красного. Капитан контрразведки Корниловского полка Добрармии, Медведский, не дорого ценил это "добро" и после скорых допросов, предпочитал либо расстреливать "при попытки к бегству", либо просто вешать. До чёрта надоели ему эти дожди и степи Екатеринодара, а паче того - ускользающий и растворяющийся, в сырости, фронт. Ещё днём, артиллерия противника лупила по ним с одной стороны, а ночью снаряды прилетали уже с противоположной.
Где находилась теперь линия фронта, не мог сказать никто. Ни штабной писарь, царапающий пером в при свете керосиновой лампы, ни сам капитан в чёрном мундире с белым кантом, с красно-чёрными погонами и адамовой головой на фуражке и рукаве. Ни ещё один господин в подсохшей плащ-палатке с накинутым на голову капюшоном, ни прикомандированый к штабу контрразведки - поручик Чиж, что возился с самоваром. Никто.
Унтер-офицер Бобровский, завёл в блиндаж вражеского лазутчика в мокрой, прилипшей к телу гимнастёрке, со связаными за спиной руками.
- Вот, голова два уха, в орешнике хоронился, доходяга...   Красноармеец, на секунду поймал расфокус, но потом разглядел молодого человека, в шинели гимназиста за бумагами, капитана контрразведки, и поручика занятого приготовлением чая. Неизвестного в плаще, в тёмном углу, он принял просто за нагромождение вещей и каких то мешков.
- Алёшка! - вдруг закричал пленный, - Алёшка, Червеед!
Гимназист поднял взгляд, оторвав от бумаги, отложил перо и отхлебнул ещё горячий чай.
- Здравствуйте, Вешкурцев.
- Вот, каналья, где ты устроился! А ты, часом, не расстрельные списки составляешь, а, божий человек?
- Глупости ты говоришь, Лука,  я не палач. Медведский, прикажите освободить ему руки.
Капитан бросил взор на "тёмного" в капюшоне и взмахом руки указал поручику ослабить пеньку.
- Ах, как славно. - Вешкурцев поднял затёкшие руки и блаженно опустил. - Ваше Высокоблагородие, позвольте табачку? С утра не курил.
Задымилась сырая махорка. В наступившей тишине, где то далеко ухали редкие фугасы.
- Алёшка...- до влажного блеска в глазах, искренно радовался Лука. - А помнишь, там, в Старгороде, у тётушки, нашу беседу о рае и аде?
- Во-во, - пробурчал капитан, - про ад в самый раз сейчас подумать, на рассвете повешу тебя, собаку.
- Кстати, что с Лилией Андреевной? Уцелела ли в такие лихие бури?
- Она покинула Россию. С Истоминым.
- Ну, оно и к лучшему. Незачем таким барышням терпеть и видеть это всё...Эх, господа, не знаете вы, кому обязаны счастьем общения...Умнейший и добрейший ангел среди вас, подлецов! Алёша...
Только сейчас, Алексей разглядел седые перья волос и глубокие морщины у бывшего щёголя и сибарита.
- Что ж, Лука Евсеевич, разве не уверовали Вы нынче? Слышал я - на войне атеистов нет.
Вешкурцев рассмеялся, словно ловкой шутке или перчёному анекдоту.
- Уверовал, Алёша. Ещё как уверовал. Я теперь за эту веру - и на эшафот смеясь пойду. 
- А знаете, господа, я ведь перед Лукой Евсеевичем в долгу. - сказал Червеед. - Он мне десять тысяч ссудил, а я их не вернул.
- Да ладно, Алексей, пустое.
- Я готов о жизни Вашей просить господ офицеров, да боюсь, что милейший Медведский зол теперь на бесконечный дождь, и на скользкие от глины фортификации, и на вшей, и на постоянный, как зубная боль, огонь вражеских арт.батарей.
Капитан, молча раздумывая, закурил папиросу.
- Алексей Михайлович, тишайший. - заговорил человек в плащ-палатке, у которого разглядеть лицо не было никакой возможности. Вешкурцев с любопытством всмотрелся в угол блиндажа. - Вполне возможно спасти жизнь Вашего знакомого, ценой другой, менее значимой жизни. У господина Медведского,  полный сарай разного сброда: и красные, и зелёные, и анархисты, и какого чёрта только нет. Выведи одного на бруствер, да и пулю в затылок...А чтоб не жалко было, выбери самое ничтожество, мародёра или снасильничившего...У вас ведь есть такие, Медведский?
- Найдём, Ваше Превосходительство.
- Не знают, господа, Алёшку. - довольно заключил Вешкурцев, - Мухи не обидел человек, а вы ему - "пулю в затылок".
- А Вы бы пожалуй и не приняли, такой жертвой спасения, Лука Евсеевич?
- Не принял бы, Алексей.
- Выводите ваших "снасильничивших мародёров" на бруствер, господин капитан. - холодно сказал Червеед поднявшись, застёгивая шинель и поднимая ворот.                                          I I
Под утро, фельдшера полкового лазарета Михайлова, разбудил унтер офицер Бобровский.
- Сергей Петрович, пойдёмте со мной, там господ офицеров побило.
- Как побило, что ты говоришь? - спросонья врач непонимающе уставился на нависшего над ним унтера.
- Снаряд попал в окоп. Капитан Медведский погиб, поручик Чиж покалечен, ещё один гражданский - контужен.
- Сейчас. - одеваясь сказал Михайлов.
- Поторопитесь, голубчик Сергей Петрович. Александр Павлович (Кутепов, командующий Корниловским полком) изволили прибыть.
Фельдшер взял белую холщовую сумку с красным крестом и попросил двух казаков с носилками отбыть с ним на передовую. В рассветной хляби, до первой линии окопов шли молча. Моросящая мелкая пыль и сонливость не располагали к беседе. Михайлов думал о раненых, перевязочных и лекарств катастрофически не хватало. Докторов - тоже. А от прибывающих бывших зауряд-врачей*, толк появлялся спустя продолжительное время на передовой. Военная хирургия имеет свою специфику и нюансы, о которых слушатели курсов имеют далёкое представление.
Ещё издалека, фельдшер увидел вывороченные брёвна укреплений, торчащих, как растопыренные пальцы великана, над небольшой  группой военнослужащих. Прижавшись к стене траншеи, сидел гражданский в шинели гимназиста, которая из светло-серой от времени превратилась в грязно зеленоватую. Из его ушей, алыми струйками растекалась кровь по бледной шее, как акварель по рисовой бумаге, впитываясь бурой дельтой в ворот.
Поручик Чиж, с перебитой выше локтя рукой, и рваной раной щеки, находился рядом. От болевого шока, даже бляшки экземы побледнели на его щеках и без того детское выражение лица поручика, выглядело ещё беззащитней. От капитана Медведского остался клочок кителя, с уголком и нашивкой с черепом и скрещенными мечами. Ещё один, выкрученный силой взрыва, как половая тряпка, труп лежал в десяти метрах от воронки.
- Как же так, голова два уха, - причитал Бобровский, - к капитану Медведскому жена на днях приезжала из Киева. А ведь и не попрощаться по-христиански. А, Сергей Петрович?
Михайлов, осмотрев жгут на плече Чижа, вколов тому обезболивающее и отправив на носилках в лазарет, перешёл к контуженному. "Кажется, его звали Алексей. К Добровольческой армии он прибился месяц назад. В степи придонья, его подобрали партизаны в крайне плачевном состоянии. Суровый Медведский сразу отчего-то взял опеку над молодым человеком, и лишь Алексею, после удавалось гасить внезапные приступы гнева и безумия капитана. Когда он расстреливал и вешал без всякого разбора и меры. При Алексее, Медведского вдруг охватывал стыд от всего непотребства, совершаемого в угаре бесовского морока."
Червеед смотрел не мигая на доктора, не слыша ни звука из того, что произносил немым ртом Михайлов. Лишь глухой, далёкий гул стоял в его голове, что казалось -  раскололась на две половины, как арбуз. Да на бруствере, всё это время находились две тени. Алексей с трудом, через боль поднял голову и обнаружил Вешкурцева. Лука стоял уже не в линялой гимнастёрке, а в том самом костюме, как в Старгороде, у Тарнавской. Моросящая пыль пролетала сквозь него а на губах - едва заметно змеилась улыбка.
Рядом, под плащ-палаткой, стояла дама в мундире лейб-гвардии, в высоких ботфортах. Лицо её скрывала белая овальная маска и никто, кроме Алексея, не замечал эту странную пару. Вешкурцев хлопнул себя по карману и извлёк черепаховый портсигар с серебряной монограммой. Раскрыв его, довольно заключил:
- "Императорские"! Значит и здесь - можно жить. А ты, Алекс, всё таки - свинтус!
Видение, впрочем, вскоре растворилось в холодном воздухе.
Позже, Червеед спрашивал сам себя - не в бреду ли он это всё увидел, и - не находил ответа.
(2022 г.)

* - Зауряд-врач (правильно: «зауряд-военный врач») — аналог воинского звания для наименования зауряд-военно-медицинских чиновников в Российской империи. Звание зауряд-врача присваивалось студентам 4-го и 5-го курсов мединститутов, медицинских факультетов университетов и Императорской военно-медицинской академии при мобилизации войск и в военное время.