Я буду ждать на темной стороне. Книга 1. Глава 71

В следующие пару дней на небе не было ни единого облака с малейшим намеком на дождь. Зной затянулся, превратившись в самую настоящую засуху, неблагоприятные последствия которой не заставили себя ждать слишком долго. Неподвижный воздух, походы на улицу, больше напоминающие визиты в парилку, душные, бессонные ночи, — все это довольно скоро начало сказываться на самочувствии окружающих. И постепенно накапливаясь в виде негативных эмоций, находило выход через неуправляемые вспышки гнева по самому безобидному поводу.

В девять часов утра термометр уже показывал плюс тридцать пять. В полдень могло стать ещё жарче, и нельзя было сказать, что вечер мог принести долгожданную прохладу. Привычная духота держалась на протяжении всей ночи, ослабляясь лишь ближе к рассвету. Единственным спасением от невыносимых условий оставались мимолетные прогулки по ночному пляжу в предрассветный час.
 
Затянувшийся зной сказывался не только на самочувствии людей, но и на самой природе. Находясь целыми днями под прямыми лучами чересчур агрессивного солнца, на деревьях начали стремительно сохнуть листья, и, глядя на безжалостно опаленные горячим воздухом листву акаций и кленов, можно было подумать, будто в эти края нагрянула осень. Раньше запланированного срока. Асфальт медленно плавился под ногами, а на улицу нельзя было выйти даже в ранее время. Воздух был неподвижен, а ветер как таковой и вовсе отсутствовал. За пределами дома царил полный штиль, превращая путешествия на большие расстояния в настоящее испытание, где от жары не спасали даже затененные места городских просторов.

Привыкнув вскоре к такому зною, каждый начал находить в ней что-то родное: кому-то просто нравилась такая погода, а кому-то было по душе ходить полураздетым сутки напролет, ночуя на полу. Легче всего переносили жару тех, кто большую часть своего времени проводили у водоемов, включая бассейны, где вода по-своему начала прогреваться. Самые смелые и отчаянные, не в состоянии слишком долго усидеть на одном месте, набрасывали на голову панамы и отправлялись гулять по окраинам местности в самый разгар солнцепека, вдыхая раскаленный воздух. Большинство же предпочитали покидать стены своих убежищ лишь ближе к вечеру, когда солнце было не таким агрессивным, как в разгар дня. В остальное время народ старался почем зря не вылазить из прохладных мест, изнывая от духоты за закрытыми окнами своих номеров.

Не показывая наружу носа после десяти часов утра, большую часть своего времени Евангелина проводила в стенах базы отдыха, выбираясь из номера, чтобы ненадолго окунувшись в бассейне, вернуться обратно, не чувствуя долгожданной прохлады. И не зная, чем ещё себя занять, будучи постоянно запертой в четырех стенах, она прогуливалась по коридорам, посещая то одних своих знакомых, то вторых, коротая время в самых разных компаниях. 

Одним словом, ей везде были рады. Она всюду находила гостеприимный прием. Особенно ей повезло с Феклой и её братьями. Именно у них она бывала чаще всего, заставая ребят в момент «сонного часа»: развалившись на постелях в самых разнообразнейших позах, эта тройка отдыхала от предрассветной зарядки, оглашая своим храпом своды помещения. Выходить во двор для выполнения упражнений в более поздний час не имело смысла. В пик жары на газоне особо не попрыгаешь, а вот проделывать то же самое, но уже в пять часов утра — совсем другое дело. Не видно было только дедушки Карлы. И его внуки, кажется, не сильно переживали по этому поводу. 

Не выдержав издевательств над своим организмом в виде невыносимого зноя, большую часть времени старик проводил теперь в погребе, вселившись туда с момента своего прибытия на  базу отдыха. Другого места для временного проживания на незнакомой территории он не видел. А теперь, когда начался период интенсивной жары, он старался без лишней надобности не высовываться наружу, привыкнув за это время к прохладе.

Одолжив у администрации проржавевшую и больше похожую на рухлядь, чем на атрибут мебели, кровать, он в первый же день своего пребывания на базе отдыха занес её в указанное место, и, поставив это «оборудование» ближе к выходу из погреба, позже разостлал на ней старое пальто, на которое не прилег бы почить сном ни один нормальный человек при здравом рассудке. Но которое, похоже, полностью удовлетворяло невзыскательные вкусы самого дедушки Карлы.

А чтобы атмосфера самого помещения, напоминавшей из-за вечной тишины какой-то склеп, не сильно давило на психику, раздобыв где-то радио на батарейках, он установил его на своем новом месте «обитания», настроив нужную «волну», после чего завесив вход в погреб занавеской, едва показатели температуры воздуха достигали своего дневного рекорда, он тотчас оправлялся в свое «логово», возвращаясь на поверхность, к внукам, когда дыхание зноя сходило на нет, и местные могли спокойно выйти во двор, не рискуя получить во время прогулки тепловой удар. Наслышанная о безумном поступке собственного деда, Фекла лишь разводила руками в ответ, не в состоянии повлиять на его решение.

Только сегодняшнее утро пошло по незапланированному сценарию. Намереваясь посетить Феклу, чтобы выпить с ней чаю, Евангелина была несколько удивлена, так и не застав её на месте. Чуть позже она узнала, что кузина Новаковского вместе с братьями, включая Егора, находились в погребе, угомоняя буянившего деда. У того с самого утра поднялась температура вместе с давлением, и начав ни с того ни с чего нести пургу, он грозился выбраться из погреба и уехать домой по неизвестной причине. Словом, состояние старика было незавидным, но вполне привычное с точки зрения самой Феклы. По её словам дед вел себя ещё достаточно скромно, чем обычно, когда с ним происходила такая оказия. И опасаясь, как бы с ним не произошло кое-что похуже, она старалась сделать от неё все возможное, не спеша вызывать «скорую», чьи услуги ей придется оплачивать из личного кармана.   

— Посчитай, сколько колес! Посчитай, сколько колес! — вопил старик не своим голосом, с такой удалью размахивая кулаками словно целился ими в невидимую переносицу.

Не выдерживая  его воплей, Фекла осаживала деда как могла, устав намекать ему, что он находится сейчас на базе отдыха, а не в гараже с мерещившимися ему повсюду складами шин. Но уразумев вскоре, что достучаться до сознания старика, когда тот находился в таком состоянии, было делом неблагодарным, бросив все попытки донести до его ведома хоть какую-то крупицу правды об истинном положении дел вокруг него самого, набирая в шприц очередную дозу успокоительного, она просто пошла «ва-банк», решив ему подыграть.

— Да посчитала уже! — крикнула Фекла, пытаясь хоть как-то его угомонить. На удивление, после её нервного возгласа дед притих. Пусть и не надолго, но во всяком случае перестал так истошно вопить, от чего у всякого нормального человека на этой почве уже б давно поседели волосы.

И пока она возилась с успокоительным, Егор хлопотал подле неё, пытаясь померить деду давление. И если бы тот не размахивал энергично руками, у него бы получилось это сделать без всяких претензий. Наконец парню удалось поймать его руку, и тут же надев на неё тряпичный рукав аппарата, только после этого принялся его накачивать, рефлекторно сжимая грушу. В былые времена Егору приходилось «тренироваться» на собственном старике. Причем не только мерить давление, но и делать ему уколы, а также ставить капельницу, предварительно развешивая  бутылочки физраствора на перевернутой швабре.

Медицинская амбулатория находилась далеко, по этой причине многие из этих вещей ему пришлось научиться делать самостоятельно, потому что пока дождешься в поселке скорую, можно было десять раз «сыграть в ящик». И столько же «воскреснуть», вновь возвращаясь к жизни. Дойдя до определенной отметки, Егор зафиксировал показатели, и быстро спустив грушу, принялся стаскивать с руки старика плотный рукав. Давление на тонометре показывало сто сорок, но высоким он его не находил.

— Да разве это давление? — удивился Новаковский, не веря собственным глазам. — У соседа моего деда в поселке и вовсе было сто на восемьдесят, так он ещё сел на велосипед, доехал до ближайшей амбулатории, спросил у дежурного фельдшера, что надо пить при таких показателях, а потом ещё заехал за лекарствами в аптеку! 

Только сама Фекла считала иначе. Для её деда такое давление было все же высоковатым. К тому же нельзя было списывать со счетов, что у каждого человека имелась своя переносимость организмом того или иного недуга. И если для его соседа такое давление ничего не значило, нельзя было сказать, что другой человек на его месте чувствовал бы себя точно также, если не хуже. Впрочем, спорить с Новаковским было бесполезно. На все у него была своя правда. Тем не менее, глядя на Феклу, Евангелина почему-то не нашла её обеспокоенной.

Та казалась совсем не переживала за состояние собственного деда, будучи уверена, что он просто капризничает, требуя к себе повышенного внимания со стороны внуков. Вот на этой почве у него, по всей видимости, и случилось давление на фоне прогрессирующей с каждым днем старческой деменции. Кажется, с его мозгами все-таки что-то произошло, потому что потеряв ориентиры в пространстве, он больше не понимал, где находится. Это была жуткая и в то же время очень забавная картина, притягивающая к себе взоры остальных. Евангелина хотела покинуть погреб, но вскоре любопытство пересилило доводы её рассудка. И глядя на то, как Фекла обращалась со своим дедом, подключив к этим заботам и Егора, решила все же остаться, чтобы досмотреть этот «спектакль» по оказании первой помощи до конца. 

— Дед, у тебя уже перестала болеть голова? — осведомилась у него спустя время Фекла, когда он перестал ей жаловаться на какие-то спазмы в районе висков и затылка.

Уставившись куда-то в потолок, тот ответил не сразу. То ли обдумывая свой ответ, то ли был пока не в состоянии сформулировать его так, чтобы донести до внучки основной посыл своего сообщения относительно изменившихся ощущений.

— Теоретически да, практически – нет, — лаконично отозвался он в надежде угодить всем и сразу, а на деле поставив своих дилетантов-врачевателей наряду с главным «гиппократом» в лице его внучки в не совсем удобное положение.

— Все с тобой понятно, дед, — процедила сквозь зубы Фекла, уставившись на него как на самого безнадежного и невыносимого «пациента», с которым ей когда-либо приходилось иметь дело.

Ответ деда поверг её в шок. Такое же впечатление произвели его слова и на Егора. Теперь они понятия не имели, что с ним следовало делать дальше: продолжать давать ему лекарства в том же объеме, что и раньше, или просто подождать, когда подействует первая доза. Одним словом, оба были в замешательстве. А озвучивать ответ деда доктору Новаковскому, (Егор планировал к середине дня все же набрать своего отца, слегка потревожив его отдых в лагере «Сосновом», если ситуация пациента не стабилизируется), не очень хотелось. Увы, несмотря на все заверения Феклы в том, что он уже пил таблетку, и ему пока хватит, дед упрямо стоял на своем, упрашивая дать ему ещё порцию.

— Послушай, дедуль, а где ты сейчас лежишь? — невольно обратился к нему Дорофей, корча из себя врача-психиатра. Сама ситуация его забавляла, и пытаясь хоть в чем-то казаться полезным, он поддерживал диалог со стариком, не понимая, что уровень сознания деды Карлы уже давно вышел за пределы нормы, и не отличая реальный мир от вымышленного, тот принимал их за настоящих врачей, говоривших почему-то голосами его внуков.

— В детской инфекционной больнице, — прикрыв глаза, будто ему светило в лицо солнце, спокойно отозвался тот, яро уверенный, что именно там он сейчас и находился.

Невольно ухмыльнувшись, Дорофей переглянулся с сестрой. Та была готова придушить собственного брата за очередную порцию издевательств над их дедом в такой непростой для них час.   

— Вообще-то, мы сейчас находимся на базе отдыха, — поправила она старика, как будто эта информация могла ему о чем-то сказать. Но если самому деду Карле было лучше пребывать в мыслях там, где он себя представлял, тогда пусть он там и остается. Она ничего не имела против такого расклада дел, с издевкой посматривая на брата. 

— А, понятно, — безразличным тоном отозвался тот, глядя куда-то сквозь мерившего ему в третий раз давление Егору.

Новаковскому нужно было убедиться, что он не ошибся в своих расчетах и тонометр показывает правильные цифры. Так что если вдруг окажется, что у деда с давлением все в порядке, а они уже успели дать ему таблетку, оно могло и вовсе упасть до нулевой отметки. Тогда им придется его откачивать разве что уколами адреналина, поэтому доводить до такого не очень-то хотелось.

— Кто-где, а наш дед все по шарится по каким-то больницам, — улыбнулся Дорофей, перестав спустя время удивляться несуразным и несоответствующим ни времени, ни обстановке ответам старика. — Сам лежит в погребе, а ему все кажется, будто его лечат в каком-то медпункте…

— … в больнице, которую закрыли ещё десять лет назад, — насмешливо подытожил Егор, подмигивая ему. — Хорошо, хоть не в военном госпитале…

Даже было странно, что старик не додумался до такой версии. Детская инфекционная больница, похоже, стала пределом его буйной фантазии. На большее у него мозгов не хватило. Но если бы все на этом закончилось… Невольно прислушиваясь к разговору внуков, дед Карла заметно оживился. Его лицо вновь озарила странноватая улыбка. И будто вспомнив о чем-то важном для себя, он тотчас поделился с ними ещё одной новостью:

— А я уже и домой съездил…

Вновь переглянувшись между собой, словно не понимая, что бы это могло означать, Егор не удержался от комментария, обращаясь прямо к нему:

— Странновато, что мы этого не заметили… И если мне не изменяет память, все это время вы были здесь, и никуда не выходили.

Бросив в его сторону испепеляющий взгляд, Фекла сделала ему знак заткнуться. Но, как назло, сговорившись между собой, Егор продолжал над ним подшучивать, периодически предоставляя возможность сделать то же самое и Дорофею. 
 
— Хватит уже издеваться над человеком, перенесшего апоплексический удар после смерти жены! — вознегодовала она, сделав им обоим замечание. — Когда хорошо даст по мозгам, и не так ещё заговоришь. Немедленно прекратите над ним ржать! — дав обоим по хорошей затрещине, Фекла попыталась вывести их из погреба, чтобы они не мешали ей наблюдать за его состоянием. И только стоило ей выгнать из помещения кузена, как до её слуха донеся серьёзный голос деда:

— А кто сегодня дежурит из медсестер?

Дорофей издал легкий смешок, прикрывая рот ладонью. Недалеко ушел от этих эмоций и Новаковский, тотчас обернувшись на этот голос. Остановившись на полпути, Фекла выпустила из своих лап брата, которого удерживала все это время за шкирку, таща его по ступенькам вверх, после чего немного подумав, проронила вслух следующее:

— Я.

Так она поставила точку на затянувшемся диалоге. И не зная, как ей следовало отреагировать на эту ситуацию с комическим оттенком, Евангелина поймала себя на мысли, что если бы данный эпизод происходил в фильме, снятом по мотивам сценария в поддержку ЛГБТ-сообщества, то фразу Феклы по законам жанра должен был произнести кто-нибудь из парней. Сама суть фильма от этого бы нисколько не пострадала. Во всяком случае если ситуация не улучшится, Новаковский пообещал позвонить вечером своему отцу и воспользоваться «консультацией» гастроэнтеролога без аппаратуры, начинающего рефлексотерапевта.

Книга 1. Глава 72

http://proza.ru/2022/04/29/950