Семь

СЕМЬ
роман
Павел Лаптев
 
Глава 1
 
 
— Небо. Луна. Звёзды... Наверху или внизу? А! Отражение в воде... А где лягушки? Огромные лягушки! Вот так загвоздка… Ехал себе, ехал, а тут эти дорогу перебегают. Не знаю сколько. Штук семь, наверно… А! Вон они. Одна... Вторая... Лежат. Всё-таки две из них сшиб. Свернул резко и... В кювет кубарем вниз... В кювет... Где байк? Утонул?
В маленьком городе Приокской низины в последнее лето двадцатого века, утром на рассвете на берегу Большого пруда, возле самой воды, на животе в окровавленной светлой рубахе и джинсах лежал человек и шептал так сам себе. Это был Влад, двадцати девяти лет от роду.
С трудом, с болью во всём теле он повернулся на спину. Сразу из травы выпрыгнула огромная лягушка, села на грудь Влада и продекламировала квакающим голосом:
 
— Ты закончишь жизни путь
      где-нибудь, когда-нибудь.
      Не успеешь и моргнуть,
      как наступит тьма.
      Смерть захочет помянуть.
      Сядет всей собой на грудь.
      И не охнуть, не вздохнуть.
      Рада без ума...
 
— Смерть? — сердито сказал Влад. — Ну-ка, слезь с меня, тварь!
— Ты наш! — засмеялась лягушка и прыгнула в лужу, забрызгав парня грязной водой. И ускакала.
Влад продолжил бормотать:
— Небо... Теперь точно наверху... Вселенная...
Влад попытался подняться. Не получилось.
— Ситуация... Есть ситуация, которая может иметь место и объяснена логически... Есть, которая не может быть объяснима... Есть объяснение ситуации, которой самой не может быть...
Мысли Влада прервал вспыхнувший свет неподалёку, словно от автомобильных фар. Вот он стал угасать, и вот три фигуры, облачённые в него, как в неон, начали вести меж собой разговор:
— Товарищи! Исход второго тысячелетия от Рождества Сына Человеческого. Как изменилась Земля и люди за это время? — был женский голос.
— Человечество использует планету для удовольствий, загрязняя её. Оно не изменилось. Лишь немногие смогли покинуть искушения мира и воспринять Духа, — был детский голос.
Женский голос снова:
— Несмотря на войны, мир объединяется всё больше. И это приведёт к воцарению Самаэля.
— Как раз благодаря последним войнам страны стали ближе друг к другу, — третий высокий голос, словно мяукающий.
— Ядерное оружие? — спросила женщина.
— Да. Причина, — ответил ребёнок.
— А следствие? Интернет? — опять женщина.
— Любопытство, любознательность людей привела к тому, что наука проникла в сознание. На очереди душа, — кошачий голос. — Люди свободны. Нам нужно увидеть их сердца, чтобы решить, пришло ли время Вавилона, пришло ли время Сына Человеческого. Дабы сразиться с Самаэлем. Мы же, ангелы Троицы, призваны для этого. Это самая большая страна — Россия. Она хранит православную веру. Сие место — маленький град. Будем здесь семь земных дней и сделаем вывод о судьбе планеты. Совет принимает?
— Принять, — ответил ребёнок.
— Да, — согласился кот.
— Эй! — как мог, крикнул Влад и услышал кошачий голос:
— Мы видим умирающего человека. Душа ещё в теле. Но она уже покидает его.
Влад с трудом повернулся. Он увидел Говорящих в светящихся разноцветных одеждах: Женщину В Белом длинном платье с золотистыми волосами, сидящую в красном кресле. Второй был высокий мужчина в шляпе и синем костюме. — Галактион. В руках у него длинный прозрачный зонт. Это он говорил детским голосом. Третий — кот Фильдеперс сумахового золотистого цвета с багряными ушами, лапами и хвостом.
— Эй! Помогите! — как мог, крикнул Влад. — Мне лягушки перебежали...
— Это не лягушки, братья Гундобины, — к удивлению парня, сказал кот. — А к аварии привели совокупные неправедные действия людей. Человеческая жизнь, поступки его и мысли даже влияют на окружающий мир. Нарушил закон, согрешил, должен сквитать, то есть получить по заслугам.
— А, это чтобы баланс добра и зла восстановился? — спросил Влад. — Типа гармония вернётся? Человеческая жизнь… А людей миллиарды! И в головах у них тараканы верят в своего Бога, адепты своей религии, приверженцы своей субкультуры.
— Но законы для всех одни, — ответил Кот.
— Типа накосячили — нате бумеранг. Вот и я получил? За всех?
— Согрешили, — сказал Галактион.
— Грех? Мракобесие какое-то, — усмехнулся Влад. — А что есть грех?
— Нереализованное добро. Как тепло не есть противоположность холода. Но холод есть отсутствие тепла. Недостаток тепла. Так и грех есть несделанное добро, — сказала Женщина В Белом.
— Это как смерть не противоположность жизни? — спросил Влад.
— Жизнь вечна. А смерть противоположна рождению, — пояснила Женщина В Белом.
— Я не понял, почему я должен умереть? Почему грехи других отразились на мне? — спросил Влад.
— А ты не задумывался, почему происходят войны, страдают невинные, умирают дети? — сказал кот. — И мысли, и слова, и поступки связаны в... Как тебе объяснить твоим языком… Как в нейронную сеть. Зло толпы может привести к гибели праведного. Мерзость народов вызывает цунами и астероиды. Вы, люди, связаны друг с другом и с природой.
— Невезуха, — тяжело вздохнул Влад.
— Вавилон, — сказал Фильдеперс.
Он подошёл ближе, понюхал:
— Ты только что умер. Где больно? — спросил.
— Нигде… Уже, — ответил парень.
— Пошевели конечностями, — приказал кот.
Влад попробовал подвигать руками и ногами. Не получилось.
— Ай! — крикнул. — Я не чувствую тело! У меня и рот закрыт. А как же я говорю?!
— Без рта, мыслями, — ответил Фильдеперс.
— Загвоздка, — сказал парень.
— Чудесно, — ответила Женщина В Белом.
Кот прыгнул ей на колени.
— Я умер… Я умер… А Вы? Вы, кто Такая? — спросил Влад.
— Я есть, — ответила Женщина В Белом.
— Есть? Все есть, пока живые.
— Все живые, — сказала Женщина В Белом.
— Прикольно, — усмехнулся Влад. — А имя есть?
— Есть, — ответила. — Тебе не произнести.
— Смешно, — сердито проговорил Влад.
— Я Есть.
— Это имя?
Женщина В Белом молчала.
— Для тебя Женщина В Белом, — сказал кот. — Я Фильдеперс. С нами Галактион.
— Странные имена… — усмехнулся Влад. — Ага! Я понял. Где-то читал, что имя ограничивает. Это как у Бога спрашивать о парадоксе всемогущества?.. Типа создать камень, который Он не сможет поднять.
Влад помолчал, вспоминал. Собрался с мыслями, продолжил:
— Либо это нелогично и Он не обязан это делать? Или Он может делать нелогичные вещи? Но не хочет. Либо может потом изменить камень и поднять... Всемогущество! Он может себя... отрицать? Убить? Он знает будущее? Как можно и знать будущее, и иметь возможность его изменить? Или Он не умеет менять будущее? А?
Женщина В Белом ответила:
— Ты задаёшь много вопросов, потому что твой мозг после смерти угасает. Но ещё работает. Вопросы это лишь слова. Но для ответа, который не может быть выражен словами, не может быть задан словами вопрос.
— Ну да, там так и написано было… Бог просто не хочет делать то, что бы ограничило Его всемогущество. А вот если камень — это я, Он бы захотел меня... поднять, вызволить... вылечить?
— Оживить, — сказал Фильдеперс.
— Или моя тяжесть для Него — это моя свобода? — быстро говорил Влад. — Тогда я по данной Им мне свободе прошу Его об этом. Пожалуйста!.. Столько дел... Столько дел у меня...
— У людей одно дело в жизни: стать ближе к Создателю, — сказала Женщина В Белом.
— А где Он?
Молчание.
— Глюки какие-то, я разговариваю сам собой? Или с кем-то реальным? — просипел Влад. — Я не хочу быть мёртвым... За что мне это? Ну жил как все. Ну предприниматель. Ну не бедный. Бизнес у меня. Ларьки. Сколько дел! Я не могу всё это оставить!
Женщина В Белом тихонько засмеялась.
— Я хочу жить! — крикнул Влад. — Я не знаю, как там... А здесь клёво... Тачки, тёлки, телефоны...
К удивлению Влада, Трое, не сходя с места, зрительно удалились от него. Он не услышал их следующий разговор.
— Мы знаем, что к планете движется большой камень. Власти называют его астероидом и скрывают от народов. Через семь дней он столкнётся с Землёй в этом месте и миллионы погибнут. Но мы можем отвести камень от Земли, если увидим, что люди по сердцам своим заслуживают этого, — сказала Женщина В Белом, помолчала немного и продолжила: — В новой России нет гонений, восстанавливаются церкви. В столице страны вновь построен храм Христа Спасителя, — сказал Галактион.
— Но это не признак духовности. Важны храмы сердец. В стране с властью советской люди были добрее друг к другу, было больше любви, — ответила Женщина В Белом.
— Это так, — согласился Фильдеперс.
— И за одно десятилетие, когда гражданам вернули свободу, они использовали её во вред своим душам. Что мы видим? Появились корысть, обман, злоба, — продолжила Женщина В Белом.
— Люди в массе беднее. Это причина? — предположил Галактион.
— Не все, — возразил Кот. — Мы знаем, что блага забрали немногие.
— Мы говорим о большинстве народа, — сказал Галактион.
— Причины не оправдывают, — ответил Фильдеперс.
Женщина В Белом и Галактион кивнули головами.
— А сей человек? — спросил Галактион. — Мы можем даровать ему семь дней жизни. Либо он умрёт один, либо со многими.
— Но он неправеден, — поведал Фильдеперс.
— Да, но за него просили, — напомнил Галактион. — По любви.
— Любовь выше закона, — сказал Фильдеперс.
— Согласие, — одобрила Женщина В Белом.
Влад крикнул:
— Эй! Как там Вас?
Он увидел, что Трое приблизились к нему.
Женщина В Белом встала с кресла и подошла к Владу. Присела, погладила его по голове и громко сказала:
— Влад, восстань!
Парень после этих слов начал ощущать тело.
— Что лучше, когда очень жарко или очень холодно? — спросила Женщина В Белом и снова отошла, села в кресло.
Влад попробовал сесть. Получилось.
— И не болит ничего, — сказал радостно. — Вот спасибо… Не знаю. И то, и то плохо.
— Суть в том, что жара и холод не антиподы. Холод — это недостаток тепла. Можно одеться, согреться. А в жару трудно без кондиционеров.
— Да, — согласился Влад.
— И жизнь, и смерть были такими. Люди умирали безвозвратно. Но две тысячи лет назад случилось нечто. Жизнь и смерть стали антиподами. То есть появилась возможность воскресения. Возвращение в жизнь. И ты был мёртв несколько минут. И вот жив. По милости. Но только семь дней волос с твоей головы не упадёт. От людей. И если сам не захочешь. Но берегись незримых злых существ, сказала Женщина В Белом.
— Только семь дней… Волос с головы не упадёт от людей… Если сам не захочу. Беречься незримых злых существ, — повторил парень.
— Да. Ты будешь видеть и слышать такое и таких, что неведомо остальным. Не удивляйся. Целых семь дней, и твоя душа снова уйдёт из тела.
— Уже навсегда, — грустно сказал Влад.
— Не навсегда. До всеобщего воскресения. А куда потом, зависит от тебя.
— Какие-то сказки, — отрезал Влад.
— А с Нами разговариваешь — тоже сказки? — спросил Галактион.
— Не знаю… Как сон всё, — ответил Влад.
— А твоё здоровое тело? Тоже сказки? — спросила Женщина В Белом.
Влад медленно поднялся.
— Нормал, — ответил, поделав физические упражнения: приседания, махи руками. — Но семь дней? Только семь?!
— Да. Ибо есть законы.
— Да, — вздохнул Влад. — А есть лазейки в законах?
— Есть, — ответила Женщина В Белом. — Божья воля.
— Ну и хорошо. Применить по полной, — предложил парень.
Женщина В Белом молчала.
— Да, — опять вздохнул Влад, посмотрел на разбитый мотоцикл в воде. — Зачем он теперь мне. Неделя без байка! — воскликнул. — А его оживить можно?
Трое молчали.
Кот подошёл ближе.
— Это не всё, — сказал он.
— Что? — удивлённо спросил Влад.
— Есть условия. Да? — посмотрел на Женщину В Белом.
Та кивнула.
— Завет, — сказала. — Тебе седмица жизни. Но ты старайся не делать зло, всё равно не получится. А душе навредишь. Твори добро. Для этого будет тебе помощь.
Влад поморщился.
— И лучше молчи о нашей встрече. Лучше знать и не говорить, ибо могут не поверить твоему опыту. А не знать и болтать — это гордыня, — сказал Галактион.
— Да, всё печально, — почесал затылок Влад.
— Всё нормально, — сказал кот. — Могло быть хуже. Потому что есть Свет. Представь себе… Что здесь уже открыто? Электричество! Этот мир освещает Небесный Электрический Свет. И кто не закрывает от Него глаза, не ходит впотьмах.
— И что это за Свет? — спросил Влад.
— Любовь, — ответил Фильдеперс.
Кот помахал лапой и начал тихонько петь:

— Скоро кончится век. Ах, как короток век,
     Ты, наверное, ждёшь или нет...
     Но сегодня был снег, и к тебе не пройдёшь,
     Не оставив следа, а зачем этот снег...

Влад улыбнулся:
— Это ж «Аквариум». Вы знаете хорошие песни? — спросил.
Но ему не ответили. Троица растаяла словно дым. За ней вдалеке показался человек, похожий на отца Влада, который давно умер. Тот помахал рукой и тоже исчез.
В стоящем недалеко от пруда Большом храме три раза сам собой ударил колокол. Влад посмотрел туда. Захотел перекреститься, сложил три пальца вместе. Но почему-то раздумал. Из травы послышалось кваканье. Словно перед концертом распевался хор лягушек.
— Гады, — сказал парень.
— Ква! — как будто ответили ему.
Влад погрозил кулаком невидимым земноводным. Потом обошёл, осмотрел мотоцикл.
— Ещё бы его отремонтировали, — сказал. — Эй, байк, восстань! — взмахнул руками.
Чуда не произошло.
— Ну да... Ну да, — проговорил парень и пнул ногой мотоцикл.
Огляделся, посмотрел на купола, на кресты Большого храма. В лучах восходящего солнца они особенно красиво сияли. В другой стороне был большой городской парк, за которым был микрорайон, где жил Влад. Странно, подумал он, это место аварии оказалось в центре, в середине рукотворных объектов. Как будто в чудесном волшебном треугольнике. Или, может быть, это только фантазии?
Влад решил искупаться. Спустился с насыпи к берегу пруда. Разделся. Быстро зашёл по пояс и поплыл, наслаждаясь мягкостью и прохладой воды. И собственными мыслями о недавнем разговоре. О странных существах. И что интересно, заметил для себя Влад, он совсем не изумлён. Как будто это нормально, встреча с кем-то, кто может или не должен быть в этом мире. Инопланетян, например, или привидений. Говорящих животных. Может быть, в детстве он много смотрел сказок и они, естественно, вплелись в реальность и стали ей. Нет удивления. Больше того, есть удовлетворение, радость. Что жив ещё, хоть на несколько дней. Семь длинных, больших дней. Вот недели летят друг за другом. И вот пятьдесят их, и вот год прошёл. Другой, третий. Чем старше становишься, тем всё быстрее они движутся… А тут целых семь долгих, толстых дней. Да ещё ночи! Да!
Что-то коснулось ноги. Вокруг Влада начали подниматься волны. И вынырнули — длинноволосые девушки.
— Привет, девчонки, как дела? — поздоровался Влад.
Они не ответили. Только плавали хороводом, показывая рыбьи хвосты.
— Русалки, что ли? — усмехнулся Влад. — Бедные. Как вы там в холодной глубине живёте? Без компьютеров, интернета. Мобильники хоть есть?
Они не ответили. Начали тихонько петь на неизвестном языке.
— А я русский рок люблю. А вы?
Не ответили.
Но всё ближе, ближе своими телами уже касались Влада. Руками трогали.
— Эй, девки! Полегче! — крикнул Влад, понимая, что они хотят утащить его под воду.
— Ну-ка, брысь! — услышал парень невдалеке.
Рядом плыла лодка со стариком. Он быстро погрёб к Владу и веслом начал, матерясь, отгонять русалок.
Те зашипели, закружились и скрылись в глубине.
— Бестии! Неймётся им. Как увидят парня красивого, так норовят утащить к себе.
— Спасибо! — крикнул Влад.
— Да не за что, — ответил старик и зачем-то помотал головой. — Мы, люди, должны друг другу пособлять.
— Это да. Но не всегда получается, — сказал Влад, залезая в лодку. — Точнее, homo homini lupus est.
— Как? — не понял старик.
— Человек человеку волк, — перевёл Влад.
— Волк, — задумался старик. — А зверь зверю знать человек, — рассмеялся.
Влад усмехнулся, сказал:
— Особенно, когда жрать хочет.
Старик налёг на вёсла, погрёб. Влад сидел и смотрел на воду. Она успокоилась после русалочьих плясок. Осталась тихая мерная волна от лодки. Влад подумал о разговоре с Троими. Волос не упадёт, сказали. Русалки хотели потопить его, но не смогли. Вовремя рыбак попался. Случайность?
— Эти, — кивнул Влад, — откуда они?
— А кто их знает, — ответил старик.
— Я здесь родился. В детстве из воды не вылезали, купались с ребятами. Но этих тварей редко видел.
Старик осмотрелся, весело продолжил:
— С ними болтать не надо, просто плыть от них. Ещё… Материться. Они не любят этого. Вот.
Замолчал, к удивлению Влада, периодически тряся головой.
— Да, я видел несколько раз за долгую жизнь, — продолжил старик. — Они появляются перед всякими непотребствами. Война, например. Или вот когда путч был в девяносто первом. Как чуют, что в Отечестве непорядок, тут как тут.
— Перед бедами?
— Да. Видать, хотят свой куш отхватить. А что им надо? Душу человеческую. Люди в лихолетья злые. Брат на брата норовит. А держава наша особенная. Слышал, Москва — третий Рим, а четвёртому не бывать? А как Россия падёт, то и весь мир тоже. Да что там. Весь, — старик на небо посмотрел, — весь космос.
Влад поёжился.
— Замёрз? — спросил старик.
— Да нет.
— Но ты не думай, что они одни, — продолжил старик. — Нечисти в мире достаточно. А! — крикнул он и схватился за сердце. — Что-то мне поплошело, — сказал.
Его глаза стали красные. Не своим голосом старик сказал: — Ничего-ничего, злой человечек. Не долго тебе осталось. Душа твоя будет наша.
— Что? — не понял Влад.
— Что? — уже своим голосом сказал старик.
— Вы про душу…
— Какую душу? Я сейчас сети соберу и домой. Поможешь?
Через некоторое время лодка плыла к берегу с барахтающейся рыбой на дне. В утренней тишине, на которую, словно масло на хлебе, накладывались мягкие звуки движущейся лодки, всплесков воды, поскрипывания уключин, Влад смотрел на небо и думал, что на фоне этого красивого, грандиозного купола, а тем более того, что за ним, космоса, человек такая ничтожная пылинка, что дунь, и нет её. А душа... Где она спрятана в этой пылинке? Что это за субстанция такая, если за ней охотятся всякие твари? И, словно услышав мысли Влада, старик, причаливавший лодку, сказал:
— Душа болит. Наверно, к дождю.
— Может, — предположил Влад.
И старик не своим уже голосом:
— Иди, иди, циничный человечек.
Влад пожал плечами, оделся и пошёл через городской парк домой. Шёл по тропинке. Внезапно поднялся ветер, и все деревья зашелестели, будто шептали. Парень прислушался, различил слова:
 
— Ты умер?
    А никто и не заметил.
    Ты умер.
    А никто и не пришёл
    на день чревоугодия.
    Лишь ветер
    нашепчет, что всё будет хорошо.
 
    Не чаешь
    быть спасённым. Ты ныряешь
    под землю.
    Здесь и тьма, и хлад, и жуть. 
    Не веришь ты,
    как червь. И ты не знаешь,
    воскреснешь, может быть, когда-нибудь.
 
Влад вышел на аллею. Из рупора на столбе вещало радио о том, что в городе пропала девочка Зарина и что приглашаются на поиски все неравнодушные.
— Некогда, — сказал Влад про себя. — Семь дней у меня только есть.


Глава 2
 
 
Алина бежала вокруг Лебединого озера в парке. Зелёный спортивный костюм на спине сливался с кустарниками и камышовыми зарослями. Два белых лебедя, недовольные, что этим ранним утром их потревожили, вышли из маленького домика на острове, помахали крыльями и поплыли, эпизодично макая оранжевые клювы в воду.
Девушка остановилась, опустила голову, чтобы посмотреть на часы, висящие у неё на верёвке на шее: 9:00. Снова побежала быстрее.
Через некоторое время, описав круг, она остановилась, нагнулась слегка, отдышалась. Подошла к воде. Несколько уток сначала направились к ней, но, увидев пустые рукава, остановились. Алина заметила возле берега в воде небольшую квадратную бутылку. Мало ли бросают в озеро мусора, и склянки в том числе, но девушку привлекло содержимое — виднелась бумажка.
— Да, мир изменился, — услышала Алина детский голос.
Это был Галактион. Он сидел на лавке и рисовал зонтом сердечко на песке. Рядом с ним был кот Фильдеперс и смотрел на плавающих уток.
Девушка повернулась и вздрогнула, потому что пару секунд назад на берегу, кроме неё, никого не было.
Галактион поздоровался с Алиной, сняв шляпу.
Девушка повернулась на воду и увидела, как по глади на берег вышла Женщина В Белом.
— Здравствуй, Алина, — поприветствовала Та.
— Что за цирк? Откуда вы знаете моё имя?
— На тебе написано, — ответила Женщина В Белом.
Алина себя осмотрела.
— Как? — спросила.
Женщина В Белом обратилась к Сидящим на лавке: — Красивый город. Я прогуляюсь.
Галактион и Фильдеперс кивнули.
Женщина В Белом, к ещё большему удивлению Алины, растворилась в воздухе.
— У меня галлюцинации? Или что? — спросила девушка.
— Реальность, — сказал Галактион.
Девушка засмеялась:
— Короче, в город приехал цирк с чревовещанием кота. А как он говорит? А может, киборг? Игрушка?
— Дух, воплощённый в кота, — весело ответил Фильдеперс. — Так захотел.
— Заезжие артисты.
— Залётные, — уточник Галактион.
— Вы не Куклачёв? Нет, не похож. И афиши не видела. Вы где выступаете? Во дворце?
— Артисты... — задумался Галактион. — Да, можно так сказать, — и к коту обратился: — Учат написанную автором пьесу и играют её в театре.
— Служат, — поправил Фильдеперс.
— Да. Как ангелы, — сказал Галактион.
Алина не без труда ногой вытащила на берег из воды бутылку с деревянной пробкой.
— Там записка, — увидел Галактион. — Вот в чём отличие написанного логоса от произнесённого? — спросил.
Алина покачала головой.
— Логос — это слово, кажется, — сказала она.
— Да, — подтвердил Галактион. — Ни в чём. Этот мир создан Словом.
— Написанным или сказанным? — поинтересовалась Алина.
Галактион и Фильдеперс переглянулись.
— Графе или Рема? — спросил Галактион кота.
— Есть разница? — спросил Фильдеперс. — Всё логос. Эта целая лекция, девушка. Если хотите...
Алина нахмурилась и перекрестила Двоих :
— А может, вы бесы? Креста не боитесь… Ангелы? — раскрыла рот.
Галактион и Фильдеперс переглянулись, усмехнулись.
Галактион сказал Алине:
— Человек не может видеть Бога. Никак. Но Он является людям в своих энергиях.
— Я знаю. Об этом хорошо написал Палама, — поведала девушка.
— Начитанная, — сказал кот. — Ангелы. В данной материализации мы — Женщина В Белом, Галактион и я, кот Фильдеперс.
— А где крылья? — весело спросила девушка. — На сушилке, наверно.
— Икона! — сказал громко и серьёзно кот.
Алина увидела, как сверкнули Его глаза, и прекратила смеяться.
— Что икона? — спросила девушка.
— Образ, — спокойно сказал Галактион. — Образ Троицы. И ангелы были, и люди, и животные. Вот посмотри на трилистник, — он показал на лист в руке. Един, а три лепестка.
— А знаете, почему у вас нет рук, нормальных рук? — спросил Галактион.
— Знаю, — ответила девушка. — Не ваше дело.
— И наше, и ваше, — сказал Фильдеперс. — Потому что много веков назад произошла трагедия, вселенская трагедия. Первый человек совершил грех и этим отпал от своего Творца.
— Я Библию читала, — перебила девушка.
— Умница, — похвалил кот и продолжил: — И Творец пообещал Спасителя. И Он воплотился, учил, страдал, был распят и воскрес. Принял на себя человеческую природу, исцелил её. И ныне в изменённом теле восседает одесную Отца.
Алина кивнула.
— И вы грамотные, — сказала и попросила, глядя на бутылку: — Не поможете открыть?
— Всегда помогу, — ответил Галактион.
Он встал, подошёл, поднял бутылку, взмахнул рукой, и пробка вылетела, словно из шампанского. Ещё провёл рукой по воздуху, и из горлышка вылезла свёрнутая бумага.
— Фокус, — с улыбкой сказала Алина.
— Несс.
— Что?
— Чудо.
— Не можете положить мне бутылку в карман? Да... Если не затруднит, покажите, что там? — попросила девушка.
— Чёрный чай, — сказал Галактион и понюхал. Развернул записку, тетрадный лист с несколькими предложениями красивым почерком. Прочитал: — «Здравствуй, дорогой друг. Спасибо, что читаешь эти строки. Значит, ты любознательный и добрый человек, кем бы ты ни был, мужчина или женщина. У тебя возник вопрос: зачем кто-то, а именно я, бросил бутылку в озеро, как какой-то пират. Возник вопрос: для чего в бутылке чай? Отвечаю. Я, Кира, одинокая девушка, у которой нет друзей, живу в этом городе и хочу, чтобы кто-нибудь поговорил со мной за чашкой душистого напитка. Если ты согласен или согласна, мой адрес...»
В конце записки был адрес и номер телефона. Галактион свернул лист, воткнул в бутылку и положил её в карман Алины.
— Спасибо, ангелы, — весело поблагодарила девушка. — Ну как вам наш мир? Что в нём нового? А?
Фильдеперс подошёл ближе.
— Больше стало иллюзий. Бегать можно на дорожке, не выходя из дома, — сказал он. — А можно на степпере или гребном тренажёре. Но для позвоночника лучше качели Юлина. Чудесный тренажёр! Да… — задумался. — Компьютеры, интернет появились. Виртуальная реальность. Мир как таковой становится не нужен. Картинка постепенно заменяет его.
— И это плохо? — спросила Алина.
— Здесь другие категории. Не плохо или хорошо. А полезно или нет.
— Для чего?
— Для души, — ответил кот. — Это вопрос. Но для тела тренажёры, несомненно, положительны.
Алина с улыбкой сказала:
— Физкультура на свежем воздухе лучше.
— Это да, — согласился Фильдеперс. — Такая правда.
Он замахал хвостом, сказал:
— Ладненько, и я пойду прогуляюсь.
— Добро, — кивнул ему Галактион.
Фильдеперс побежал по тропинке от озера.
Когда кот скрылся в траве, Алина спросила Галактиона:
— Какая правда?
— Она называется: можно так, а можно эдак! — ответил Галактион и засмеялся.
— Дребедень какая-то, — сказала Алина.
Галактион покашлял в кулак, сказал:
— Согласен, но весь мир построен так. Потому что нет в нём единства. А в единстве блаженство. Вот вы зачем бегаете? Вашему телу без движений некомфортно. Другие пьянствуют по этому же.
— А, теперь поняла, — сказала Алина и села на лавку.
— Интересно, а Богу сейчас комфортно? — зачем-то спросила она.
— Сейчас? Для Него нет «сейчас», — ответил Галактион и сел рядом.
Алина чуть отодвинулась. Сказала:
— Я думаю, что немного есть… Некомфорт. Это моё мнение. Думаю, если бы Он знал, что так будет... Конечно, знал, но не учёл все нюансы, мелочи... Может, сотворил бы всё чуть-чуть по-другому.
Галактион молчал. Что-то чертил на песке зонтом.
— Человек изменился, — вдруг сказал. — И с ним всё изменилось, всё. Природа... Всё стало умирать. Даже лебеди эти умрут. Так печально смотреть на это... — задумался Галактион, но вот оживился: — Только у неба цвет голубой остался, представляешь? Не ожидал. Красиво ж, а? И белые облака… Да, — вздохнул он. — Но шум дождя! Очень люблю дождь, знаете. Он словно отражение вечности в этом мире. Блаженство, покой и тихая вселенская музыка.
— А ураган тоже любите? — почему-то спросила Алина.
Галактион задумался, словно вспоминал что-то.
— Ураган тоже, — ответил. — Это мистерия рождения мира.
Алина усмехнулась, кивнула головой.
Внезапно пошёл дождик. Галактион раскрыл зонт, который стал белым, и на нём, как на экране, начали мелькать какие-то символы или иероглифы.
— Садитесь ближе, под зонтик, Алина, — предложил Галактион.
Алина подвинулась и увидела на песке надпись, смываемую дождём: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы».
Галактион зачем-то спросил:
— Вот что лучше, когда очень холодно или очень жарко?
— Не поняла.
— А что хуже?
Алина пожала плечами.
— Всё плохо. Должно быть всё в меру, середина, — ответила девушка.
— Вот многие люди так говорят. Середина, мол, и ладно. Ни холодно, ни горячо. Ни чёрно, ни бело. Прожил жизнь — ни вверх, ни вниз.
— Согласна. Так комфортней. Зачем это — вверх, вниз, — согласилась девушка. — Человеку лучше ровно жить, как вы сами говорите, в покое. Большинству людей не нужны вечные вопросы… Люди заняты своим телом, бытом. Жильё, питание… Семья, дети… Вот, что заботит человека. Из века в век… Это, из учебников истории можно сделать вывод, что народы веками только и делали, что воевали, искали лучшее социальное устройство. Но это единицы… Заставляли воевать… Морочили головы… А подавляющему большинству человечества это не нужно. Ему надо прожить свой отрезок времени, выжить в нём и по возможности продолжить свой род.
— Да, и так проходят века, тысячелетия, — согласился Галактион. — Заботы одни и те же. Только форма меняется. И беда в том, что люди приспособились к такой жизни после того, как ушли из чудесного сада… Вот как этого парка... Хорошо здесь, — посмотрел по сторонам. — Но суть в том, что холод — это недостаток тепла. Как зло есть недостаток добра. Как ненависть недостаток любви.
— А гиподинамия недостаток движения, — улыбнулась Алина.
Галактион в ответ тоже улыбнулся.
— Так в чём смысл человеческой жизни, как ты думаешь? — вдруг спросил он.
Алина, не задумываясь, ответила:
— Приблизиться к Создателю всей этой красоты, — кивнула на озеро. — О! Дождь стих. Приятного! — попрощалась, встала и пошла.
Но не успела она пройти и пару шагов, как сверкнула молния, и перед ней возник светящийся шар.
— Я боюсь, — прошептала девушка.
— Радуйся, — спокойно сказал Галактион.
— Чему? Она же может убить.
Галактион улыбнулся.
— Смерть? Люди каждое мгновение умирают. Оп! Ты, которая была секунду назад, умерла. Родилась другая. Оп! Снова. И так, пока здесь есть время.
— Жизнь — это иллюзия? — спросила Алина, не отрывая глаз от шаровой молнии.
— Жизнь — это причины и следствия. Ты будущая отвечаешь за себя прошлую. Только что было настоящее. Оп! Теперь оно прошлое. И мысли, и слова, и дела остались там. И их ничем оттуда не вытащить. Это груз, с которым ты идёшь в будущее.
— Я пока не хочу умирать, — сказала девушка. — Почему она здесь?
— Молния? Это знамение, — поведал Галактион. — Возьми её.
— Я... Я не могу, — ответила Алина.
Галактион хитро прищурился, подошёл, к удивлению Алины, взял в руку шар.
— Горячо? — спросила девушка.
Галактион улыбнулся, предложил:
— Возьми. Верь мне.
— Вы издеваетесь? У меня… Руки короткие.
— Закрой глаза и возьми. Верь мне.
Алина закрыла глаза и ощутила, будто у ней есть кисти, пальцы. Она прикоснулась ими к шару. Почувствовала тепло. Потом взяла шар.
— Что ты чувствуешь? — спросил Галактион.
Алина осознала, что прошёл страх, и стало так радостно, что она засмеялась.
— Странно, но я будто в детство попала, как маленькая девочка!
— Которую радуют, ласкают. Которую любят, — продолжил Галактион, помолчал и сказал: — Есть свет, не тот, который даёт звезда на небе, не тот который даёт солнце. Нетварный свет. Его можно увидеть, если очистить душу.
Галактион взял шар. Алина открыла глаза, осмотрела себя — рук не было.
Галактион подбросил шар. Тот взлетел высоко и, словно фейерверк, рассыпался мириадами разноцветных брызг.
— Чудо прямо, — весело сказала Алина.
— Всего доброго, — пожелал Галактион и, уже когда Алина прошла немного, крикнул: — Он уже здоров.
Алина остановилась.
— Кто? — спросила удивлённо.
— Мальчик. Влад. На мотоцикле попал в аварию. Переломался весь, бедняга. Но сейчас всё нормально у него. Он как раз идёт по аллее.
— А мне-то что?
Галактион протянул ладонь, и на неё упала капля дождя.
— В этом мире бывает так, что одна дождинка, одна капля, упавшая не туда, куда стремилась с неба изначально, под воздействием лёгкого ветерка, изменяет ход истории. И даже целых народов.
— Ветерка... — задумалась Алина.
— И вам всего приятного, — пожелал Галактион.
— Странно, я так и не поняла, Вы кто такие? — спросила Алина.
— Мы Те, Кто есть.
— Странно, — повторила Алина.
— Естественно, — ответил Галактион. — Как эти лебеди. Они прекрасны и в то же время загадочны.
— Я знаю, чудеса бывают, — сказала Алина и пошла.
— А мечты?
— Что?
— У вас есть мечта?
— Мечта? Есть, — ответила девушка.
— Наверно, научиться играть на гитаре, — предположил Галактион.
Алина мотнула головой.
— Как вы догадались? — удивилась девушка. — Несбыточная мечта.
И пошла. Немного отойдя, услышала Галактиона:
— Вера твоя сильна. У Бога всё возможно. Главное, не суди её!
— Кого? — удивлённо спросила Алина. Остановилась, повернулась.
— Маму твою. Несладко ей.
— Откуда вы всё знаете? Что Вам до моей матери? — возмущённо сказала девушка.
— Прости её. И с молитвой попроси успокоения её душе.
— Я... Я давно её простила. И... И... — заикалась Алина. На глазах навернулись слёзы.
— Ну и славно. Радость и печаль всегда вместе в этом мире, — улыбнувшись, сказал Галактион и помахал рукой.
Алина пошла по тропинке, думая о встрече. Свернула на аллею. Посмотрела на часы. Время было то же: 9:00. Прикольно. И как к этому относиться, размышляла девушка.
Она опять взглянула на часы. Вот, 9:01. Возможно, был сбой в электронике. Она посмотрела ещё. Время на полчаса больше. Да что с ними, с часами? Спокойно…
Алина остановилась. Оглянулась. Галактиона не было. Вот, подумала она, святые отцы пишут, что к любой встрече с неизвестным нужно относиться настороженно. Если это люди, тогда ладно. Клоунада, и всё тут. Но… Если… Ведь верит, что мир богаче, чем можно видеть глазами. Что в нём есть разные неведомые простым людям существа. Да. А почему? Потому что об этом написано в книгах. В серьёзных книгах. Но… Чудеса там происходили давно. Например, явления ангелов, горящий куст, разделение моря… А евангельские чудеса?.. В наше время таких явных нет. Хотя… Благодатный огонь, плачущие иконы… Ну да. Спо-кой-но…
Мысли Алины прервал голос.
На липе сидела белка. Увидев у Алины в руке бутылку с чаем, к удивлению девушки, сказала:
— Я чай люблю. Много пью чая. Или чаю? — задумалась. — А! — махнула рукой. — Лучше кофеина в этом мире ничего нет. Только чёрный чай бодрит и придаёт ясность уму. Зелёный? Фу. Кофе? Гадость. Орехи? Как подумаю, так тошнит аж. В клетке сидела! Годами! И петь заставляли…
— У Пушкина в сказке? — спросила Алёна.
— Пушкин меня и выдумал! Встречала его здесь в парке… В позапрошлом веке. С местным генералом прогуливался.
— Радуйся.
— Ага! Эти писатели не ведают, что творят. А мы ведь живые, реальные страдальцы… Орехи. Фу!.. А ты чего любишь?
— Воду, — ответила Алина и опомнилась: — Говорящая белка?
Животное поморщилось.
— Ты что думаешь, я чай с водой пью? Я его жую! Не дашь?
Алина покачала головой.
— Жадина. А вода — это гадость. Сколько бед она... А! — белка махнула обеими руками.
Алина пошла по аллее, стараясь ничему не удивляться. Белка скакала по деревьям, по веткам за Алиной. Поравнявшись с девушкой, сказала:
— Ничего не поможет.
— Что? — не поняла Алина, остановилась.
— Это в клетках сидит. И как гидра расползается. Ну несколько дней, и пук! — издала она губами звук.
— Ты о чём?
— Знаешь ты, о чём, — сказала белка, мелко засмеялась и поскакала с дерева на дерево, скрываясь в ветвях.
Спокойно… Белка сбежала из цирка. Научили говорить, как и кота. Знает об Александре Сергеевиче. О сказках. Он был здесь? Чушь какая-то. Вот придумали артисты, чтобы публику потешить, завлечь на представление. Как там? Алина процитировала про себя:
 
— Ель растёт перед дворцом,
    А под ней хрустальный дом;
    Белка там живёт ручная,
    Да затейница какая!
    Белка песенки поёт.
    Да орешки всё грызёт.
    А орешки не простые,
    Все скорлупки золотые,
    Ядра — чистый изумруд;
    Слуги белку стерегут…
   
В это время быстрым шагом по аллее шёл Влад. Когда он поравнялся с Алиной, из динамика на столбе прозвучала музыка. Столб нагнулся, подцепил Влада за шиворот и поднял на свою высоту. Диктор левитановым голосом произнёс:
— Повторяю. Пропала девочка. Зарина... Пяти лет. Ушла из дома в деревне Степановка и не вернулась. Приметы. Волосы длинные тёмные, глаза карие. Одета в синюю куртку, джинсы, красные сапоги. Нужна помощь волонтёров.
— Ничего себе! Это как? — раскрыв рот от удивления, закричала девушка. — Эй! Опусти его!
Влад схватил руками столб, подтянулся, отцепился и слез на дорогу.
— Волонтёры… — повторил он. — Бесплатные рабы, — зло сказал парень.
— Почему? Добровольцы они, — поспорила Алина.
Влад сказал девушке:
— Знаешь, что, чувиха? У человека нет свободы воли. Даже если он что делает якобы по своему желанию, значит, кто-то или что-то подействовали на его сознание. Другой человек, существо… Вещества там, может…
— А любовь? А милосердие, доброта? Тоже не от самого человека? — нахмурилась Алина. — Девочка маленькая голодная мёрзнет. Нельзя быть чёрствым. 
— Её съели уже, наверно, медведь или кабан, — сказал Влад.
— Дурак! — отрезала Алина.
Влад махнул руками и побежал по аллее.
Алина постояла немного, глядя ему вслед и заметила, что её сердце начало биться чаще. Она глубоко начала дышать, воздуха не хватало. Девушка обнаружила на асфальте мокрую визитку. Вероятно, выпала из кармана Влада, когда тот был на фонаре. Алина поддела её ногой и другой засунула в кроссовку.
В это время с площадки аттракционов, мимо которой проходила девушка, она услышала шум, крики взрослых и детей. Алина пригляделась и увидела: животные с карусели — кони, жирафы, бегемоты стали как будто живые, сбросили детей, вырвались с крутящегося помоста и поскакали кто куда по парку. Самолёты взлетели, лодки поплыли по траве, паровозик съехал с рельс и тоже помчался, гудя. Но самое удивительное и страшное было на колесе обозрения, называемом в народе «чёртово колесо». Оно начало крутиться быстрее. Те немногочисленные граждане, кто там был, успели спрыгнуть с низкого места. Колесо же покачалось, оторвалось и быстро, словно ракета, взлетело в небеса.
— Что за... галлюцинации сегодня? — проговорила Алина.
Она закрыла глаза, постояла так несколько секунд, потом открыла, посмотрела на аттракционы. Всё остановилось. Люди, взрослые и дети бежали оттуда.
Алина услышала всплеск воды. В Большой пруд упало «чёртово колесо».         
 
 
Глава 3
 

Влад вышел из парка и начал переходить дорогу на перекрёстке, в центре которого высилась большая сосна. Она горделиво возвышалась над всем: домами, столбами, даже над парковыми соснами. Парень заметил, что дерево в его сторону махнуло ветками. Влад подумал, что она, наверно думает, что самый центр города. Как будто именно вокруг неё строился город. Хотя, конечно же, усмехнулся Влад, вокруг металлургических заводов. Влад даже пальцем погрозил дереву.
Внезапно, чуть не сбив Влада, мимо промчался автомобиль. «Лада» вишнёвого цвета на большой скорости врезалась в сосну.
В этот момент парень не испытал жалости или сочувствия. Только радость. Да, радость, что он, Влад, жив и здоров, а тот, кто в машине, возможно, нет. Парень не стал подходить, чтобы помочь. Даже не стал смотреть туда. Тихо пропел:

— Твоя вишнёвая «девятка»
    Меня совсем с ума свела.
    Твоя вишнёвая «девятка»
    Покой мой напрочь отняла.

И быстрее зашагал домой, видя, как несколько человек побежали к месту аварии.
Какая разница, подумал парень, выживет этот человек или нет. Какая разница ему, Владу. Кто они? Родные? Близкие? Никто! Ноль! А что врезался — сам виноват… А он, Влад, тоже сам виноват? Эти Трое сказали, что по совокупности деяний всех людей происходят катаклизмы. И дети болеют, погибают…
Парень остановился. Повернулся, посмотрел назад. Махнул рукой и пошагал быстрее домой.
Влад жил с мамой, Раисой Викторовной, бывшей учительницей начальных классов. Квартира — типичная хрущёвка, не видевшая ремонта лет тридцать.
Отец его умер от болезней, приобретённых на ликвидации аварии Чернобыльской атомной станции. Умер на диване под большим портретом Ленина в резной раме, которого он боготворил. Картину эту так никто не снял, хотя мама безразлично относилась к вождю мирового пролетариата. Даже несмотря на то, что её крепкая крестьянская семья была раскулачена, как она рассказывала, деревенскими пьяницами, ставшими благодаря революции колхозной властью.
Влад не смог попрощаться с отцом. В час его смерти он был в областном городе, учился в техническом университете. Но мама рассказывала, что последние слова отца перед тем, как отойти в мир иной, — он ни о чём не жалел. Жил для людей и умирал с чистой совестью.
Влад тогда не понял его жертвенность. Да и теперь не принимал этого мировоззрения. Да, было счастливое советское детство. Влад помнил, что тогда было спокойней. Как говорили, была уверенность в завтрашнем дне. Но всё-таки, полагал парень, советских людей оболванивала пропаганда. Мол, только идеи светлого будущего человечества, жизнь при справедливом строе имеет ценность. Классовая борьба, революции — вот якобы, на что нужно потратить жизнь. И на работу в Чернобыль, в Припять отец поехал своему желанию, зная об опасности. Мать со слезами отговаривала. Но он был непреклонен.
Конечно, отец был коммунистом. И Влада хотел назвать в честь вождя мирового пролетариата. Он перебирал, как рассказывал потом, имена: Владиль, Влаиль, Вилюр, Виолен, Владлен. Мама как-то сумела настоять на имени Владик.
После смерти отца у Раисы Викторовны случился инсульт, но женщина, как говорят, выкарабкалась. Правда, часто стали случаться головные боли, провалы в памяти. Иногда она говорила о непонятных окружающим вещах.
Социализм канул в Лету. Завоевания этого строя потихоньку уничтожаются пришедшими к власти либералами. Ныне капитализм. Где каждый выживает как может. Каждый за себя. И Влад за себя. Ещё в перестройку он почувствовал этот ветер перемен и стал рэкетиром. С друзьями, с братвой вымогал деньги у торговцев на рынке. Потом купил ларьки в городе и областном центре и стал бизнесменом…
После встречи с Алиной в парке Влад пришёл домой. Начал мыть руки и увидел налитую в ванне воду.
— Мать! Зачем тебе целая ванна холодной воды? — спросил он. — Или мыться хотела? Тогда уже остыла.
— На подъездной двери висит объявление, что могут отключить воду в связи с ремонтными работами. Не видел? Запаслась я, — крикнула из кухни Раиса Викторовна.
— Не видел, — ответил Влад.
Он прошёл в зал — потемневший потолок с люстрой «Невестой», выцветшие бумажные обои, большой сервант со скрипучими дверками, телевизор «Чайка» с потускневшим экраном и продавленный протёртый диван. Сел на него. Огляделся. Вот, подумал парень, планировал евроремонт сделать, мебель заменить. Сделал, ага! Как говорят, хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Ха-ха… Если бы знать жизнь наперёд…
— Ма! — крикнул. — Если бы у тебя был выбор начать жизнь сначала… Ты бы что? — спросил парень.
Раиса Викторовна вышла с кухни в халате и с полотенцем в руках.
— Зачем ты спрашиваешь, Владик? И откуда у тебя кровь на одежде? — увидела грязную рубашку. — Может, в аварию попал? Гоняешь, как сумасшедший. Где мотоцикл? — забеспокоилась Раиса Викторовна.
— Ничего страшного. Потом... — не знал, что сказать, Влад.
— Нет, ты скажи.
— Ну... Да упал слегка… — выдумывал сын. — Байк, короче, сломался и в автосервисе. На ремонт поставил. Надо кое-какие детали заменить. Такая загвоздка.
Раиса Викторовна руки на грудь положила.
— Слава Богу, я уж подумала, серьёзно чего. Сам ты как? Голова?
— Со мной всё нормально, я же сказал.
— Ну и слава Богу, — снова повторила мать.
— Ага, — сказал Влад. — Так о чём я… Что бы ты выбрала? — повторил он вопрос. — Другую новую жизнь?
Мать села рядом.
— Я ни о чём никогда не жалела, — сказала она, улыбнувшись. — Ещё девочкой я поняла, что надо радоваться всему.
— И смерти близких?
— Понимаешь, Влад... — задумалась мать. — По сравнению с возрастом, — показала на потолок, — Вселенной... Сколько ей?
— Вселенной? — переспросил парень. — Не знаю. Тринадцать, что ли, миллиардов, по телеку говорили.
— Нет. Тысяч! — поспорила Раиса Викторовна. — Меня, тебя... Отца не было... По сравнению с космосом мы словно песчинки в океане. Накатила волна, выбросила на берег на несколько секунд, а другая закопала.
— Красиво, — с усмешкой сказал Влад.
— О чём жалеть? — продолжила Раиса Викторовна. — О том, что в этом мире нет ничего вечного? Это реальность. Наоборот, надо радоваться, что нам, песчинкам, посчастливилось побыть на этом берегу хоть несколько мгновений. И видеть во всём красоту. Там, где она есть. И отвращаться от всякой дряни... Я тут читала духовную литературу…
— Ты больше ничего и не читаешь.
— Конечно. Как иначе? И думала… Написано, если глаза твои будут светлы, то и тело чисто... Я вот думаю, если смотреть на красивое что-то, то и тело будет здорово. А если смотреть на грязь, на духовную грязь, то будешь болеть. Так что нужно свой взор направлять на прекрасное. Неспроста же в храмах такая лепота!
— Наверно, ма… — сказал Влад, окинув взглядом комнату. — А как ты думаешь, есть жизнь после жизни? — спросил.
Раиса Викторовна кивнула.
— После того как умер папа, я, веришь или нет, мысленно с ним разговариваю, — ответила.
— Да? — удивился Влад.
Мать улыбнулась и продолжила:
— И он отвечает. Нет... Я не слышу голос, но... Словно его мысли во мне. Вот так. И он живёт в моей памяти, в моей голове. Я чувствую его присутствие, знаю его мнение, получаю его советы. Он для меня живой. 
Раиса Викторовна замолчала. Потом запела:
 
— Много ли, мало для жизни нам нужно?
    Чтобы жить просто и чтобы жить дружно?
    Не тужно.
    Домик из брёвен и кошка в окошке.
    Хлеб, молоко, чугунок и немножко
    картошки.
    Дым из трубы, зимой тёплая печка.
    Лес на задах, огород. Прыгать в речку
    с крылечка.
 
Влад перебил:
— Мать, хватит!
Раиса Викторовна не отреагировала, продолжила петь:
 
— Много ли, мало для радости надо?
    Муж и гармошка, жена ему рада.
    Отрада.
    Книга, икона, чтоб Богу молиться,
    Время для праздников, время поститься.
    Не злиться.
    Просто должно быть в душе и в одежде.
    Будет любовь с нами, вера, надежда,
    как прежде.
 
Остановилась. Сказала:
— Владик… Я давно хотела тебе сказать. Ну то есть я давно об этом думала. И как раз сегодня собиралась. И не только…
— Что?
— О монастыре. У нас ведь в городе есть такой. Женский. Вот-вот начали восстанавливать.
— И что?
— Я уже не молодая. Вдова. Ухожу туда. Может, даже завтра. Пока послушницей… Ты большой мальчик. Не бедный. А я… Я уже стара.
— Но, мать! — воскликнул Влад. — Мне не понятен твой выбор. Ты же любила всё это, — взмахнул руками. — Этот мир. Любила веселиться. Не понимаю.
— Любила… — задумалась Раиса Викторовна. — Влад, знаешь, что поняла с возрастом? Что я тебе скажу?
— Что?
— Жизнь здесь бессмысленна.
— Да ладно!
— Да, Влад.
— И папа бессмысленно умер, спасая других от радиации? Нас спасая?
— Я не об этом, — махнула полотенцем Раиса Викторовна. — Хотя да! Бессмысленна была жизнь учёных, открывших ядерную энергию. Рабочих, построивших станцию.
— И жителей, которые получали электричество в дома?
— Да, сын! Жизнь коротка, чтобы тратить её на внешнее.
— Подожди. А, например, дети? Как ценность? — спросил парень.
— Да, дети — это счастье. Но умирают родители. И через поколение или больше их забывают. Могилы ровняются с землёй, зарастают. Но это не страшно, сынок! И дети умрут, и внуки. И, вообще, может так случится, что в одной цепочке не будет детей. И всё, род прервётся.
— И что, так всё безысходно, мать? Ты думаешь, нет в жизни смысла?
Раиса Викторовна погладила Влада по голове.
— Смысл в вечной жизни, — сказала.
Влад отстранился от материнской руки.
— М-да… — покачал он головой. — Есть ли она, вечная жизнь? Может быть, это только фантазии и деятельность мозга? А? Видения, там. Галлюцинации? Этот туннель, про который говорят те, кто побывал в клинической смерти.
— Надо верить.
— Да какая вера, мать? В сказки? Неужели ты думаешь, что были эти, как их… Адам и Ева? Что от них мы все произошли? Их дети женились друг на друге? Кровосмешение? Чушь… Вера… Какая вера? Знания! Да, если я знаю, то я верю. Но в знаниях должен быть здравый смысл. И… Как в науках. Опыты. Проверенные многократно опыты. А что в этих религиях? Домыслы. Желаемое выдают за действительное.
Раиса Викторовна улыбнулась, покачала головой.
— Мне всё равно. Мне с этими, как ты говоришь… В этих сказках спокойно и радостно. Больше ничего не нужно.
— Но это чисто психология, мать.
— Мне всё равно, — повторила Раиса Викторовна.
Влад пристально посмотрел на маму.
— А, я понял, — сказал он. — Ты боишься смерти. Даже больше, боишься того, что за ней. И даже больше, боишься, что за ней ничего нет.
Влад встал с дивана. Постоял немного. Снова сел.
— Ты знаешь… — сказал он. — Когда я... Ну когда я съехал с дороги на обочину, затормозил… Когда упал, в общем. Я увидел человека, похожего на отца. Он стоял недалеко, помахал рукой, а потом ушёл. Исчез, в общем.
— Папа?
— Похожий на него человек. Странно, да?
— Странно, — согласилась мать. — Поешь? — спросила.
— А? Не хочется. Чаю попью если.
Влад прошёл на кухню. Начал пить прямо из носика заварочного чайника. Подумал, что если и правда то, что случилось с ним, если и правда, что жить неделю… То надо успеть сделать что-то такое… Во все тяжкие? Почему бы и нет. А бизнес? Оставить партнёру? Ага! Сейчас! А здесь? Спалить нафиг! Чтобы никому не досталось. А то ему, Владу, умирать, а кто-то будет пользоваться его каким-никаким богатством. Сейчас!.. А может, всё-таки галлюцинации? И он останется жить? Загвоздка…
Влад поставил чайник на огонь. Включил проводное радио. Сел на табуретку. В динамике играла «Патриотическая песня» Глинки. Влад подирижировал.
Потом начались новости: «Борьба с терроризмом продемонстрировала, что новый президент Владимир Путин сильный лидер. Его стратегия привлекла и ностальгирующих по СССР коммунистов, мечтавших о возрождении государства, и реформаторов, которые не хотели возвращения к власти реваншистов, и мечтавших о стабильности бюджетников, и представителей униженной армии, которая получила второй шанс доказать, что она способна защитить интересы страны…
Продолжается дискуссия о гимне России. На конкурс текста подано тысячи заявок. Однако есть и мнение оставить прежнюю музыку Александрова с новыми словами. Например, заменив припев:
— Славься, Отечество наше свободное,
    Дружбы народов надёжный оплот!
    Партия Ленина — сила народная
    Нас к торжеству коммунизма ведёт!..
В Москве пройдёт Юбилейный Архиерейский Cобор Русской Православной Церкви. Его значение определится канонизацией новых мучеников и исповедников Российских...
К Земле приблизился большой астероид размером с небоскрёб. По сообщениям правительств разных стран, подтверждённых расчётами учёных, планете ничего не угрожает…»
Заслушавшись, Влад не заметил, как чайник закипел и залил огонь.
— Ай! — крикнул парень и перекрыл газ.
Заварил чай, взял печенье. Снова сел на табуретку и крикнул:
— Мать! Вот ты всё ругаешь новую Россию. Но в ней столько возможностей для бизнеса, что в советское время не снились. Своё дело запрещено. Частной собственности не было.
— Влад, разве это главное? — крикнула Раиса Викторовна.
— Ну это же свобода! Свобода человека есть истинная ценность.
— Свобода торговать разве что, — сказала женщина. — И всё. Вся разница. Но свобода это плохо. Вот, например, раньше в школах и учили, и воспитывали. Не давали распоясаться с детского возраста.
— А сейчас разве не так?!
— Сейчас? Нет. В существующем обществе никакие теории, никакое воспитание, даже патриотическое, не приведёт ни к какому результату. Потому что в буржуазном обществе человек эгоцентричен. Культ золотого тельца. А в советское время в людях воспитывались дружба, взаимовыручка. Нравственные ценности были сильны.
Раиса Викторовна пришла на кухню. Спросила:
— Владик, скажи, у тебя было несчастливое детство? Думаю, наоборот.
— Нормальное, — согласился Влад.
— Вот.
— Это вечные споры, ма. Но ведь коммунизм — утопия?
— Не знаю.
— Ты же верующая, мать?
— А в чём проблема? — удивлённо спросила Раиса Викторовна.
— А коммуняки же боролись с такими, убивали.
— Владик, душу убить нельзя.
— Ох, устал я, — надоело спорить Владу. — Оставайся при своём мнении.
Раиса Викторовна улыбнулась, подошла, потрепала сына по голове, сказала:
— Так и будет.
Влад допил чай, прошёл в зал. Снял рубашку, джинсы и прилёг на диван.
Раиса Викторовна стала куда-то собираться.
— Устал я что-то, — повторил, зевая, Влад.
— Вот полежи, — предложила Раиса Викторовна, поднимая ноги сына наверх. — Поспи. А я пойду до магазина. Хлеб кончился и продукты кое-какие.
— В мире кончился хлеб, — зачем-то сказал Влад.
Раиса Викторовна покачала головой и сказала фразой королевы Марии-Антуанетты:
— Нет хлеба, ешьте пирожные. Так нам наша власть все девяностые годы говорила?
— Бриоши, ага, — подхватил засыпающий Влад.
Он закрыл глаза и прошептал:
— Новый президент испечёт много хлеба. И хлеб вам будет, и зрелища...
И заснул.
— Вам? — прошептала Раиса Викторовна. — Спишь?
Тихонько встала и ушла в магазин.
Влад проснулся оттого, что начал задыхаться. Открыл глаза. У него на животе сидело и душило его маленькое, с трёхлетнего ребёнка существо, похожее на Владимира Ильича. Влад взглянул на картину. На стене была голая рама.
— Ты! Ты! Ты не Ленин! — прокричал парень.
Он схватил руки существа. Оно, морщась, стало верещать:
— Вы разрушили Советский Союз! Вы предали идеалы революции! Вы уничтожили завоевания социализма! Вы — проклятые капиталисты!
— Утопия! Коммунизм — это утопия, — прокряхтел Влад.
Он резким движением скинул существо. Потом запрыгнул на его спину.
— Да здравствует свобода! — крикнуло существо и помчалось в ванную комнату, где была налита вода. Скинуло Влада и залезло в ванну, легло с головой и начало растворяться. Вода окрасилась в разные цвета. Влад дёрнул за цепочку и выдернул сливную пробку. Вода устремилась в канализацию.
Влад хотел положить цепочку на край ванной, но она, как живая, обвила его руку и начала тянуть вниз. Влад почувствовал, что тело становится мягким, потом жидким. Причём никакой боли не было. И страха не было. Наоборот, весело, забавно. Влад рассмеялся. И с этим смехом он устремился, потёк в канализацию. Перед глазами, словно в окне ночной электрички, проносились абстрактные картины. Влад удивился тому, что воспринимает всё нормально. Ничего сверхъестественного слиться в канализацию и быть одним целым с водой. Грязной, живой, плачущей водой. Да, Влад услышал стоны её, даже увидел лицо воды. Печальное лицо.
Но вот начало светлеть. Вода перестала плакать, лицо повеселело, заулыбалось и Влад вынырнул. Вынырнул по пояс самим собой, в своей форме. Вынырнул в водоёме. Ощутил ногами дно и вылез на берег. Оглянулся. Ночной лес. Вдалеке услышал голоса людей. И самый громкий, мужской. Это был отец Зары:
— Господи! Возьми моё сердце взамен её души. Помоги найти дочку живой! 
Влад наступил на торчащий из земли корень. Чуть не упал.
— Ай! — крикнул он.
И услышал слабый голос девочки:
— Я здесь!
— Зара?! — радостно позвал Влад.
Он огляделся, как мог в темноте, освещаемой лунным светом. Вокруг частые деревья.
— Я... Я здесь! — повторила девочка.
Влад быстро пошёл сквозь бурелом, не обращая внимания на колючие ветки, царапающие, режущие его голое тело. На шишки и корни под босыми ногами.
И вот у сосны он разглядел ребёнка.
— Зара! Привет! — радостно сказал Влад.
— Пливет! — выдохнула девочка.
— Как ты?
Девочка ничего не ответила. Заплакала.
— Цела? Где болит? — спросил Влад.
— Нет, — ответила девочка. — А ты почему голый?
— А ты Зарина? — вспомнил Влад.
— Залина, — ответила девочка.
Влад услышал вдалеке голоса и лай собак. Он взял девочку на руки и пошёл с ней к людям. И кричал:
— Мы здесь! Эй!
Наконец он встретил людей. Они хотели взять Зарину у Влада, но он не отдал. Сам нёс и в лесу, сам погрузил в медицинский автомобиль.
— Молодец! — говорили ему отовсюду.
— Молодец, — сказала среди толпы Алина.
Все сели в автомобили, поехали. Влад вышел возле своего дома. Мама стояла в прихожей.
— Зачем ты слил воду? — удивлённо спросила она.
— Ленина, — ответил Влад, — на свободу выпустил.
— На какую свободу? А где портрет? — спросила Раиса Викторовна, увидев пустую раму. — Ты что, выпил? Где ты купался? Весь сырой.
— Нет. Мать, не спрашивай ни о чём. Сейчас время такое, неделя такая, что, наверно, чудеса будут на каждом шагу.
Раиса Викторовна не поняла.
— Что, магнитные бури или вспышки на солнце?
— Война, мам, — улыбнулся Влад.
— Ты меня пугаешь, — с тревогой сказала Раиса Викторовна.
— Между Светом и Тьмой, — засмеялся Влад. — На земле и на небе.
— Ты знаешь, где Настоящее Небо? — вдруг спросила мама, направив безумный взгляд на стену.
— Что?
— В тебе. Во мне. В каждом человеке. Это тишина и покой. И радость. Когда ты в сознании, но ни одна мысль тебя не беспокоит.
— Мать, ты о чём? Иди приляг, — предложил Влад.
Раиса Викторовна повернулась.
— Я смотрю на тебя и вижу тело. Вижу твою форму. Но я чувствую, что за ним есть намного более глубокое... Небо. Твоя сущность. Без оболочки.
— Ма-а, я не понимаю... Может, тебе лучше отдохнуть? — повторил Влад.
— И твоя сущность едина с моей, с сущностью другого человека. Когда ты найдёшь в себе это Небо, распознаешь его в ближнем. Ты поймёшь, что все люди одного сознания. И почувствуешь доброту, милосердие к ближнему своему. Это и есть настоящая любовь.
 
 
Глава 4
 
 
Алина жила в квартире в старом двухэтажном доме с высокими потолками. Жила вместе с бабой Дашей, которая, по её собственным словам, была ведьмой. К ней приходили люди в надежде вылечиться от недугов. И исцелялись. Немолодая женщина шептала что-то над больным, махала руками, щипала, гладила, дула. Даже внезапно страшно кричала. Процент выздоровевших был высокий. Деньги не просила, но и не отказывалась. Как правило, давали все.
— Алиночка, дочка, — как говорила она часто внучке, — всяко лечу, но рученьки тебе отрастить не могу.
— Баб Даш, хватит об этом, — отвечала ей Алина.
— Вот людям помогаю, а у самой жизнь несчастная, — сетовала иногда баба Даша. — И ты вот такая, и дочь не уберегла. Всю войну прошла санитаркой. Смертей насмотрелась, боли и горя человеческого. Скольких бойцов спасла на поле боя, сколько ныне помогаю страждущим. А счастья не видела. За что мне такое. Мать твою родила невесть от кого. Непутёвая оказалась она, сгинула, не знаю где. И ты вот... Замуж тебя никто не возьмёт такую.
После этих слов женщины плакали.
Алина из-за своих физических недостатков — родилась с неполноценными маленькими ручками без нескольких пальцев — всё детство и юность просидела дома и много читала. И книжки старые, дореволюционные, которые были в семье. Ей нравилась история и религия. Девушка полюбила православие, прониклась им. Всех больше на её полке было духовной, святоотеческой литературы. Библия всегда лежала на столике рядом с кроватью. Как в шутку говорила ей баба Даша, заткнёшь ты, внучка, за пояс любого теолога.
Алина с детства научилась владеть своими неестественными руками. Приспособилась и ухаживать за собой. Она могла, например, держать ложку, карандаш, звонить по телефону, перелистывать страницы книг. Отпирать дверь. В квартире всё было приспособлено для неё. Иногда, особенно при письме, девушка заменяла руки ногами. Но, как созналась она как-то бабе Даше, жалеет, что не может осенить себя крестным знамением. Без нужных пальцев. Не ногами же. Только мысленно…
Раньше, когда Алина была маленькой, баба Даша напивалась до беспамятства. С войны это пристрастие у неё осталось. Баба Даша рассказывала, что без спирта на фронте не выдержала бы. Война не для чуткого девичьего сердца.
Дочь, видя загулы матери, тоже пристрастилась к алкоголю. Так и сгинула, оставив маленькую Алину.
Баба Даша получила дар исцелять и изгонять бесов, как говорила внучке, благодаря вину. После одного случая, уже после войны. Как-то, пришедши домой глубокой ночью нетрезвой, женщина зашла на кухню, где горел свет, и увидела двух бесов. С козлиными мордами, с рогами, в длинной шерсти. Они сидели за пустым столом. Ужас охватил женщину. Один из бесов сказал:
— Чего смотришь? Беги за водкой, а мы пока подождём. Принесёшь, будет тебе подарок.
Баба Даша говорила, что после этого ничего не помнит, но когда проснулась утром на следующий день, то на кухне увидела две пустые бутылки и три стакана. В одном была почему-то мутная водка. Дарья залпом выпила это зелье и ощутила в себе необъяснимую силу. Приложив руку к больной голове, почувствовала, что боль прошла. Так, мало-помалу, с помощью неведомой силы она и стала лечить людей.
С выпивкой после того, как пропала дочь, с трудом, но завязала. Надо было воспитывать внучку.
Как-то Алина, уже повзрослев, спросила, кто помогает ей колдовать.
— Бесовская ли сила, или Божья, какая разница, — отвечала баба Даша. — Главное, результат.
— А если бесовская, значит, Богу не нужно, чтобы человек был здоров? — задумывалась Алина. — Ведь болезни от грехов. Тело болеет, душа исцеляется. Хотя недуги и для славы Божией.
Баба Даша только руками махала.
— Я вижу, что человек вылечился. Вот и хорошо.
— А не игра ли это в кошки-мышки с бесами? — спрашивала Алина. — Временное излечение, а потом вновь болезнь, да ещё и эти нехристи рогатые овладевают душой человека.
Но баба Даша была непреклонна:
— С ними невидимыми у меня особый разговор. Боятся они меня, фронтовичку…
Когда Алина вернулась домой из парка, дверь, как обычно, была открыта. Алина прошла в большую комнату — огромная люстра, словно паникадило, ковры на всех стенах и старинная пузатая мебель. В углу несколько потускневших жестяных икон фабрики Жако и Бонакера.
У бабы Даши был посетитель — рыбак, который спас Влада. Он сидел за круглым столом со скатертью до пола в середине комнаты, напротив бабы Даши. 
— Я, бывало, лечился по телевизору у Кашпировского. И, знаете, ничего не помогало. Наоборот. Один раз сидел у экрана на стуле и заснул. И шлёпнулся на пол. Сломал нос. Да... Ещё заряжал воду и кремы от Чумака. Потом чесался, — сказал старик бабе Даше и поздоровался с Алиной.
Алина кивнула и пошла в душ. Она разделась в ванной комнате, залезла в ванну и отвернула кран. Воды не было.
— Что такое, — сказала девушка.
Хотела позвать бабу Дашу, но передумала.
— Где вода?
Услышала пение из вытяжного отверстия:
— Нас не догонят!
     Нас не догонят!
     Нас не догонят!
     Нас не догонят!
 
Замолчали.
Соседи поют, подумала Алина. У них что, вода есть?
Снова пение:
 
— Небо уронит ночь на ладони!
     Нас не догонят! Нас не догонят!
     Небо уронит ночь на ладони!
     Нас не догонят!
     Нас не догонят!
     Нас не догонят!
 
Алина крикнула в вытяжку:
— Эй! Группа «Тату»? У вас вода есть?
Тишина.
Да, подумала девушка, помылась, называется. Надо было в озере или в пруду искупаться, усмехнулась она. А! Под дождём!
При этих мыслях она заметила, как с потолка начали падать жёлтые капли.
— Прикол! Вода пошла. Нас заливают?
Капать начало сильнее. И вот уже со всего потолка хлынула тёплая ржавая вода.
— Ай! Ай! — закричала девушка. — Баба Даша!
Но та не слышала.
Алина постояла так с минуту. Принюхалась. Странный запах серы. Почему?
Девушка нахмурилась и проговорила:
— Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его…
Заметила, что вода стала течь меньше.
Алина продолжила:
— Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа…
Вода прекратила течь. Алина взглянула на потолок. Он был сухой и чистый. Осмотрела себя, ванну. Тоже. Как будто не было потопа.
Отвернула кран. Из душа пошла чистая вода.
— Аминь, — тихо сказала девушка.
В то время, когда Алина была в ванной, старик рассказывал:
— Ездил к слепой бабке... Не помню имя... Вот она меня поставила посреди комнаты и ходила вокруг, якобы рентгеном просвечивала. Наговорила болезней всяких у всех органов.
Старик засмеялся:
— Спрашивает, на попу падал в детстве? Говорю, падал. В точку попала.
— Ну а кто не падал? — сказала баба Даша.
— Это да. Но я копчик ломал. И мне, извините, костоправ один, к коему маменька водила, пальцем через... В общем, выправил.
— Да, — выдохнула баба Даша, спросила: — Так, ко мне с чем пришли?
Старик поморгал, в потолок посмотрел и сказал тихо:
— Прибежал! Прямо с рыбалки. С ними.
— С кем?
— Это — братья Гундобины, — прошептал рыбак. — Они у меня в голове живут и разговаривают. И заставляют говорить всякую чепуху. Сейчас они спят. Поэтому я и пришёл, — рыбак тяжело вздохнул, продолжил тише: — Со мной стали происходить странные вещи.
— Интересно, — улыбнулась баба Даша. — И когда они появились?
— Да вот-вот, сегодня под утро… Я ловил рыбу. И заснул. И вижу сон. Как будто на меня бегут огромные лягушки с открытыми ртами. А я от них бегу, но на месте. Ужас!
— Ужас, — повторила баба Даша.
— Они меня схватили зубами и всё, темно стало. А потом прояснилось — я стою на острове и вокруг огненное море и серой пахнет. И в море множество голых людей тонут, изо всех сил пытаются на поверхности оказаться. И кричат. Страшно! Но я проснулся и услышал этих братьев. Они говорят, парнишка вон плывёт. Ударь его веслом. Как будто сам утонул. Я смотрю, и правда, парень плывёт и русалки с ним.
— Русалки?
— Да. Ну я их отогнал и спас мальчика.
— Не поддались, значит, братьям?
— Я головой замотал и прогнал мысли. То есть их слова. Только так. Но парню ничего не сказал.
— А почему вы решили, что это братья? — спокойно спросила баба Даша.
Старик тяжело задышал.
— Голоса мужские, — ответил. — Величают друг друга так. И говорят, брат Гундобин, как ты думаешь, не сходить ли нам за пивком? А другой отвечает, думаю, брат Гундобин, что это враки. А я веду трезвый образ жизни. Не пью, не курю, матом не ругаюсь. Только на русалок. А эти...
— Интересно.
— Да. А тут на берегу заставляли меня сходить в Большой храм и справить нужду. Да, прямо в алтарь. Я не пошёл.
— А сейчас они...
— Спят же, — прошептал рыбак.
Женщина удалилась на кухню. Пришла через минуту со стаканом воды.
— Пей! — приказала.
— Это что? — спросил старик.
— Вода простая. Только заговорённая. Мы с твоими братьями сейчас договоримся. Только куда же им... В червей, вот, — сказала и открыла литровую банку с двумя червяками.
— Как раз парочка осталась.
Рыбак выпил залпом воду, и тут же его глаза покраснели, лицо изменилось, вытянулось. На затылке появилось такое же.
Баба Даша стукнула кулаком по столу.
— Братья Гундобины, выходите! В банку!
— Мы не хотим! — ответили вместе противными голосами одинаковые лица. — Нам и здесь хорошо.
— Засиделися! Пора менять родину. Ползите-ка хоть за границу, в Европу. Уж там содомитов пруд пруди. Силой неземной изгоняю вас из этого человека — вон!
И снова стукнула по столу.
Старик при этом взлетел на стуле, ударился головой об люстру и рухнул на пол. Уже со своим лицом.
Червяки в банке громко закричали.
Баба Даша быстро сходила и выбросила их в унитаз. Спустила воду.
— Нечисть! — выругалась.
Рыбак поднялся, сел на стул.
— Ух ты! — радостно сказал. — Ушли братья. Тишина. А?
Но вдруг схватил руками голову.
— А? — закричал.
И женским голосом:
— Нас не догонят! Нас не догонят!
И побежал из квартиры с криком уже своим голосом:
— Не-е-ет! Уйдите!
Когда он хлопнул входной дверью, из ванной комнаты вышла Алина.
Баба Даша сказала:
— Дурное место пусто не бывает. Одни ушли, другие пришли. Что я, так и буду гостей менять? Пусть к попам идёт... А денежки-то оставил, — засмеялась.
Алина покачала головой.
— Плохо всё это, — сказала.
— Что плохо? С бесами якшаться? Бизнес, ничего личного.
Алина села на место напротив бабы Даши, где только что сидел рыбак.
И шёпотом:
— Мне кажется, со мной происходят странные вещи.
— Какие? — заинтересовалась баба Даша.
— Мне стали мерещиться всякие чудеса. Видела, как «чёртово колесо» в парке оторвалось и улетело в пруд. Сейчас в ванной ржавая вода с потолка. Чушь какая-то...
— Чушь, — задумалась баба Даша. — Я вот что думаю… Двадцатый век был непростой для людей, а этот, похоже, будет ещё хлеще.
— В смысле? — удивлённо спросила Алина.
— Ну в смысле борьбы добра и зла. Мировые войны, революции. Гонения на христианство. Столько жертв и мучеников не было раньше в истории. Россия нахлебалась горя.
— Да, — подтвердила Алина. — Но, с другой стороны, как я понимаю, страдания очищают. И то, что много русских покинуло Родину после большевистского переворота, как следствие, стало распространение православной веры в мире.
— Умно, — улыбнулась баба Даша. — Значит, — показала на пол, — у врага нет шансов на победу.
— Никогда не было шансов. С самого начала, как его низвергли в преисподнюю, — подтвердила Алина.
Баба Даша кивнула, сказала:
— Это в конечном итоге. Но история, как река, может менять русло.
— Только русло, но не направление, — с улыбкой сказала Алина.
— Умничка ты моя.
Баба Даша встала, подошла к Алине, погладила волосы, поцеловала.
— Толку-то от этой умнички, — сказала Алина, встала и пошла в свою комнату.
— Ну почему. Ты начитанная. И талантливая, — крикнула ей вслед баба Даша.
Алина вернулась. Села.
— Баб Даш, — замялась.
— Ну что? — улыбнулась женщина.
— Вот скажи… В общем… Меня можно такую полюбить?
— Девочка моя! — покачала головой баба Даша. — Конечно, можно. Почему такие вопросы? А?
Алина вздохнула.
— Ну вот такая. Как бы нецелый человек.
— Целый! Целый ты, любимый, хороший человечек!
— Ну хороший.
— Главное, в человеке не руки-ноги. А сердце. Серд-це! А у тебя оно — золотое, — сказала баба Даша.
— Да ладно.
— Не ладно. Я знаю.
Алина замялась:
— Баб Даш, я в парке встретила… В общем, парня одного. На аллее.
— И?
— И он мне понравился. Даже больше как-то. Из головы не выходит, — сказала Алина.
— Ну и хорошо.
— И больше его не видела. Но… Вот я и спрашиваю. Есть ли у меня какой-то шанс?
— Всегда есть шанс! — отрезала баба Даша. — Если Богу будет угодно, всё сладится.
Алина улыбнулась.
— Я пойду чуть позже с народом девочку искать. Зарину. Пропала.
Баба Даша кивнула.
— Сходи, конечно.
Девушка пошла в свою небольшую комнату. Книжный шкаф, столик, кровать. Ковёр над ним с оленями. На полу такой же. На нём тетрадь и много шариковых ручек и карандашей.
Девушка села. В окно посмотрела. Лёгкий дождик начал стучать по карнизу. Алина подумала о встречах в парке. Она ощутила в душе спокойствие, лёгкость, тишину. Улыбнулась. Пальцами ног стянула носки. Между большим и вторым пальцем втиснула карандаш, левой ногой раскрыла тетрадь и записала:
 
Это день неожиданной радости
не продашь, не сменяешь на золото.
Эйфории, катарсисы, сладости
к нему радугой пёстрой приколоты...
 
Алина положила на пол карандаш. Закрыла тетрадь. И легла, закрыла глаза. Под шум дождя начала засыпать. И где-то между явью и сном ей привиделось, будто стоит она в пустом Исаакиевском соборе в Санкт-Петербурге.
Тишина. Медленно открылись Царские врата. Из алтаря на амвон вышел бородатый человек в рясе, похожий на Достоевского. Он поднял руки и возгласил:
— Красота спасёт мир!
— Красота, — повторила Алина, рассматривая внутреннее убранство храма.
Вдруг краска с икон, со стен и потолков начала стекать на пол. Дошла до ног Алины, и девушка быстро пошагала из храма и вышла в полутьму, в хмурь. Вот площадь вокруг собора. По её периметру дома современные высотные. А на них огромная, закрывающая небо железобетонная плита с египетскими орнаментами.
За Алиной шёл и человек с лицом Достоевского, нахмурился и спросил:
— Красота спасёт мир?
— Спасёт, — соглашаясь, ответила Алина.
Человек помотала головой и ткнул пальцем в грудь Алины.
— Да, внутри она, красота! — сказала он, страшно засмеялся и превратился в стаю чёрных ворон и белых голубей, которые взмыли вверх, ударились о плиту и упали все на площадь. Алина посмотрела на окровавленных птиц, а когда подняла глаза, обнаружила, что стоит на Красной площади в Москве. Солнце, небо голубое, облака белые. И много людей без рук. Они ходят по площади и пинают птиц.
— Что вы делаете? — возмущённо крикнула им девушка.
Ей ничего не ответили. Но она услышала разговор двух человек.
— Да, страна проиграла в холодной войне и стала с её разрушающейся экономикой вассалом Запада. Да, разгул бандитизма, наркомания и пьянство. Разрушенная армия, — сказал один.
— Это называется естественный отбор. Остались сильные и смелые, — ответил другой.
— И умные? Умные, кто смог, уехали за бугор... Естественный отбор? Демографический кризис! Голод. Отсутствие работы. Закрытые заводы. Опустевшие поля. Кучка олигархов под шум чеченской войны хапнула госсобственность. Обман в залоговых аукционах, в ваучерах, несправедливая приватизация.
— Но, главное, свобода.
— Девяностые годы двадцатого века — это позор.
Алина, прервав их разговор, крикнула:
— Девяностые годы — это моя юность!
И увидела на мавзолее человека с завязанными спереди пустыми рукавами, похожего на Сталина. Он сказал ей с кавказским акцентом:
— Не всё так просто, как кажется. Моя юность была в борьбе за освобождение рабочего класса.
— Я знаю такую сентенцию, — ответила Алина. — Но есть и другое: всё просто, если даже кажется сложно.
— Ты умная, — сказал человек. — А мы глупцы.
— Почему?
— Потому что мы думали, что сможем построить рай на земле. Но перепутали закон с благодатью.
— Что? — не поняла девушка.
— Закон противоречит благодати.
— Как?
— Закон требует невыполнимого, не наделяя ресурсами для его выполнения. Закон — это диктатор, который не служит потенциальным исполнителям. Благодать либо проявляется, либо о ней даже не слушают, потому что в этом случае она всего лишь чья-то идея, выраженная в словесной форме. Например, идея коммунизма. Благодать — это милость и незаслуженное расположение.
— То есть благодатью можно считать ответственность властителя перед вассалами? — спросила Алина.
— Да, сначала ответственность власти и наделение ресурсами подданных.
— Значит, и у Бога есть ответственность перед творением? — спросила Алина.
Человек на мавзолее ничего не ответил, начал как бы приседать и вот совсем исчез за парапетом.
Вдруг белые птицы взмыли в воздух, а чёрные превратились в пыль.
Несколько птиц окружили девушку и сделали из себя — руки. Радостная Алина осмотрела их, подняла вверх, взмахнула ими и — полетела. Всё выше и выше, через облака, к солнцу.
Она летела и пела:
 
— Посмотри, как весь день растекается
    солнцем в озере ультрамариновом.
    И ликуют в нём души, играются
    с блеском лаймовым и апельсиновым.
 
    Не нужны им сенсеи-инструкторы,
    только ветер на крыльях сверкающих.
    Не моторы внутри, не редукторы,
   лишь зарницы энергий, ласкающих…
 
И — проснулась.
Посмотрела в окно. Дождь кончился. Солнце ослепило. Девушка села, улыбнулась, спустила с дивана ноги и написала в тетради:
 
«И моя душа в вихре неистовом
кружит в танце, порхает, балуется,
вся в парео чудном аметистовом.
И с твоей душой страстно целуется».
 

Глава 5
 
 
На второй день Влад проснулся на диване, открыл глаза. Мысли о смерти. О том, что немного осталось. Забилось сердце, воздуха не хватило. Глубокий вздох. Потом ещё и ещё.
— Ма! — позвал он и вспомнил тут же, что она собиралась уйти в монастырь. Наверно, уже там.
Придумали эти обители, подумал парень. Зачем? Если бы все стали монахами, то и людей бы не стало на планете. Род человеческий прервался бы. И остались животные. Пошёл естественный отбор, как учили в школе. Битва за выживание. И победили бы крысы и тараканы. А может, хвощи. Ха!
Влад потёр глаза. Посмотрел на стену. Картина без Ленина висела на своём месте. Свихнуться можно от всего этого.
Ах, мысли, думы... Да, наверно, права мать. Вот не было его, Влада, на Земле, сколько планете лет? Пять миллиардов? Вот родился он на мгновение по сравнению с этим периодом. И всё. Солнце, говорят, тоже через пять миллиардов погаснет. Ну и ладно. Всё равно род не продолжил. Как там поговорка: ни дома, ни дерева, ни сына. 
А как же эти… Возле пруда. А как же русалки? Их существование перечёркивает эволюцию? Или это галлюцинации после аварии? А Ленин с картины? Вон нет его. Пустой квадрат. А ванна? Зарина? Чудеса или обыденность? Видения? Бред? Или всё-таки реальность?
Влад медленно поднялся, сел на диване. Подумал, не сходить ли к знакомому психиатру. Позвонил ему. Договорились о встрече в этот же день, на утро. Пошёл.
На крыльцо наркологической больницы одновременно с подошедшим Владом вышли двое мужчин в одинаковых полосатых пижамах. Тот, что постарше, был полный, с жёлтой кожей и глазами. Другой был примерно в возрасте Влада, с красным лицом. Первого кликали Бобром, второго Гошей. Влад остановился посмотреть и послушать их.
Бобёр попросил прикурить от Гошиной сигареты и сказал:
— Вот у Пушкина в сказке о царе Салтане сплошные глюки. Например, белочка. Сидит бедная, орехи грызёт для царя. Заметь, не для еды вовсе. Там ядра чистый изумруд. И не может она одновременно грызть орехи и петь.
— Может, это к Пушкину белочка приходила! — засмеялся Гоша.
— Не, Александр Сергеевич не бухал, шампанское только пил, — защитил поэта Бобёр. — А вот мать с сыном плыли в бочке с бормотухой. А когда вылезли, им привиделись коршун с лебедем. Там вообще одни видения! Богатыри из воды вылазят, Гвидон в комара превращается, летает над морем.
— Да, — вздохнул Гоша. — А дети читают.
— Читают, — согласился Бобёр. — И кормят ребятишек всяким непотребством, и хотят, чтобы из них патриоты выросли. Ха! Прикинь, зём, зайчики в трамвайчике, жаба на метле, как там дальше...
— Едут и смеются...
— Пряники жуют!
Мужчины засмеялись, потом синхронно затянулись сигаретным дымом, вместе его выпустили вверх, на берёзу возле диспансера, на которой сидела ворона. Она недовольно каркнула и улетела.
— Я сам любил читать, — продолжил Гоша. — Но бывает такая несуразица. Жуть. Вот в сказке о рыбаке и рыбке бабка-дура послала своего старика корыто просить. Машину стиральную надо было с прямым приводом, потом президентом Америки. И жизнь мёдом бы стала. Или лиса-дура в сказке о Колобке. Съела это пекарное чудо с пылью, опилками, когда бабка по сусекам да по амбарам мела. Да ещё Колобок на себя насобирал сколько лесной грязи.
— Да, — подтвердил Бобёр. — Можно целую диссертацию на тему сказок написать.
— С психическим уклоном, — сказал Гоша.
На крыльцо вышел нарколог, он же и психиатр Лыков, небольшого роста ровесник Влада. В белом халате. Руки в карманах.
— Привет! — поздоровался с Владом, пристально всматриваясь в глаза. — Хаудьюду?
— Здорово. Хаудьюду, — поприветствовал Влад.
Пожали руки.
— Интересные тут экземпляры у тебя, — усмехнулся Влад, кивнув на пациентов.
— А, эти? — улыбнулся Лыков. — Да, бедняги. Не хотят жить.
— Чего? — возмутился Бобёр.
— Я им продлеваю немного бренное существование. Но я не Бог. Печень новую не вставлю, — пояснил врач.
— Это да... Печень, — задумался Влад. — А душу?
— Что? А, ну да, — засмеялся Лыков. — Душа лечится.
— Водкой! — нашёлся Гоша.
— Словом, — сказал Лыков. — И колёсами.
— Как? — не понял Влад.
— Таблетки, — пояснил Лыков. И пациентам: — Идите в палаты. Приём лекарств.
Те шутливо отдали честь и ушли.
— Бедняги, — повторил Лыков им вслед и обратился к Владу: — Ну что у тебя? Пойдём. Поговорим.
Прошли в кабинет Лыкова. Сели друг напротив друга. Влад на диване, Лыков за столом. На стене икона Богородицы «Неупиваемая чаша».
— Как дела? — спросил Лыков. — У тебя царапины вроде.
— Да... Я не могу сказать некоторые вещи. Потому что сам пока не понимаю до конца, что творится, — ответил Влад.
— Разберёмся.
— Может быть. Понимаешь, стали происходить непонятные вещи. С одной стороны, мистика какая-то. С другой, как бы глюки. По твоей части... В общем... Я попал в аварию. На байке.
— Вот как!
— Вот! — радостно сказал Влад. — Скажи, могут быть после сотрясения мозга галлюцинации?
— Могут.
— Значит, всё это лишь деятельность сознания. Значит, я могу говорить.
— Говори.
— Я, — медленно начал Влад. — Я... Встретил Троих.
После этих слов раздался страшный рёв в одной из палат.
— А! — крикнул Влад.
— Да это белочка у одного, — махнул рукой Лыков. — Он связан.
Снова раздалось:
— Завет! Завет!
— Вот! Вот! Не могу говорить!.. — испуганно поведал Влад. — Сам понимаю, что чушь, но... Как ты думаешь, это болезнь? Шиза?
— Ну-у, — протянул врач. — До паранойи, думаю, не дойдёт. С алкоголем как?
— Да не так, чтобы много.
— Понятно. Знаю я тебя давно. Но люди меняются.
— В смысле? — не понял Влад.
Лыков достал из кармана таблетки, дал Владу. Налил из графина воду в стакан. Отдал.
— На, — предложил. — Успокоит.
— Спасибо, — поблагодарил Влад.
Выпил. Отдал стакан.
— Ты сложный человек, Влад. В тебе, как, впрочем, во всех людях есть и положительные качества, и всякие другие. Но ты всегда был пофигистом.
— Это да, — согласился Влад.
— Хорошо это или плохо?.. — задумался Лыков. — С одной стороны, так проще жить. Этакий дзен. Но есть другая сторона... Дело в том, что мы, люди, находимся во власти чего-то такого, о чём можем только догадываться.
— Понятно. Но ты же врач. Так сказать, материалист, — предположил Влад.
— Ну да. С этой точки зрения мы во власти мозга, психики. Другой аспект, идеалистический, — Лыков посмотрел на икону. — Здесь тоже есть логичные объяснения. Но и то, и то объединяет одно. Отсутствие свободы. Да, свободы выбора. Вот звери живут инстинктами. Нет свободы. А человек? Знаешь, что такое настоящая свобода? Выбор без условий и без последствий. А если ты родился, открыл глаза и тебе говорят, вот твой мир с законами. Вот твоя страна с законами. Вот твоё тело. А ты не хочешь этого или такого. А потом ты выбираешь тёмную сторону, — Лыков усмехнулся. — И тебя за это наказывают. Разве всё это свобода?
— Да-а, — выдохнул Влад. — А индусы? Как пел Высоцкий, отдав концы, не умираешь насовсем.
— А! Колесо сансары? Тоже тюрьма... Влад! Мы сами себе не принадлежим! Понимаешь? Эти гаврики, — Лыков кивнул на дверь. — Они ни в чём не виноваты. Кто-то родился с генами, в которых нет функции расщепления алкоголя. Кто-то в семье, где родители пили, как лошади. Кто-то...
— Но они же выбирали, идти в магазин за вином или нет.
— Выбирали? Чушь! Они заложники. Тела, социума, обстоятельств. Но мы, врачи, затем и существуем, чтобы им помочь освободиться из плена. На время.
— На время?
— Да. Потому что свободы нет. Рано или поздно они возвращаются в свою тюрьму.
Влад протянул:
— Да-а. Значит, выхода нет?
— Выхода нет. Но есть лечение. Как таблетка? Подействовала?
Влад кивнул головой.
— Вроде легче.
— Ну и хорошо. Принимай по одной три раза в день.
— Спасибо, — поблагодарил Влад.
— На здоровье… Слушай, ты какой-то бледный. Не сдать ли тебе кровь? Проверить гемоглобин. Ты физически как себя чувствуешь?
Влад пожал плечами.
— Да ничего вроде. Устал.
— Вот. На втором этаже есть лаборатория. Выпишу направление. Сходи сейчас.
Лыков что-то написал на листке бумаги.
Влад пошёл наверх, сдал кровь и сел в коридоре ждать. Через несколько минут вышла медсестра и озабоченно сказала:
— Я не понимаю!
— Что? — спросил Влад.
— То ли аппарат сломался, то ли... Но анализы… Все параметры выходят за нормальные рамки, — глупо улыбалась медсестра.
Влад посмотрел распечатку. Все строчки были серые.
— Ну и ладно, — сказал он и смял бумагу.
К Лыкову он не пошёл. На крыльце открыл пузырёк и высыпал в рот кучку таблеток. Разжевал, морщась, проглотил. Постоял немного.
Из больницы вышел худой старик с длинными волосами. В пижаме и сандалиях.
— Выпить есть? — спросил старик.
— Нет, — ответил Влад.
— Плохо, — сказал старик.
Влад достал из кармана и протянул деньги.
— Здесь хватит, — сказал.
Старик взял.
Влад хотел домой пойти. Но голова закружилась, сел.
— Слушай, мил человек, — наклонившись, прошептал старик. — Мне бы смазать отсюда. Надоело. Поможешь? А я тебе — задумался, — какую-нибудь книгу подарю.
— Книгу, — кивнул Влад. — Зачем? Долго читать. А времечка нету.
— А есть книги, которые не нужно читать.
— Как это?
— А просто взял в руки крепко, чтобы не сбежала, прислонил к уху, и они сами всё расскажут и покажут. Как в кино, — улыбнулся старик.
— Прикольно, — улыбнулся и Влад. — А что надо-то?
— Штаны.
— А-а, — понял Влад, — Может, такси? Сразу сел и уже дома.
— Можно, — согласился старик. — Я Толюня.
— Прямо так?
— Прямо так, просто.
— Тогда просто Влад.
Пожали руки.
Влад вызвал такси, со стариком доехали до его дома, маленького бревенчатого, с кухней и передней. Со старой шиферной крышей.
— Заходи! — старик пнул дверь ногой, и она отворилась. — Я никогда не запирал. И никто не влазил. Хочешь верь, хочешь не верь.
Прошли в переднюю, где был большой книжный шкаф и два продавленных кресла. Сели.
Влад с каждой минутой чувствовал, как пьянеет от таблеток. Начала искажаться реальность, будто мир стал картинами Ван Гога с крупными мазками красок, которые плавали, кружились перед глазами.
— Прикольно, — сказал Влад.
— Да, — не понял его мысль Толюня. — Бабка моя умерла, и стало мне скучно. Только вино и спасало. Но, как говорят, это полумера. Да… Допился я до чёртиков. Они за мной по улицам бегали. Я даже от них на дерево залез и кричал, милицию вызывал… Так оказался в наркушке.
— Прикольно.
— Пить будешь? — спросил старик.
— Не. Что-то голова кружится.
— Ну как хочешь, а я выпью. Всё равно пропащий, — весело сказал старик.
Из дыры в кресле достал бутылку и гранёный стакан. Налил в него, выпил.
— Как тебе коллекция? — спросил старик, показывая на шкаф.
— Чего?
— Книг. Правда, это всё жена покойная собирала. Сам знаешь, в советское время хорошие книги были в дефиците. И дорогие. А водка…
— Помню. Но я больше любил детские газеты и журналы. «Мурзилка», «Пионерская правда». Мать выписывала. «Юный натуралист», «Юный техник». Много всего было и дёшево… Да, — задумался Влад. — Счастливое советское детство.
Влад запел песню из фильма «Гостья из будущего»:
 
— Слышу голос из прекрасного далёка.
    Голос утренний в серебряной росе.
    Слышу голос, и манящая дорога
    кружит голову, как в детстве карусель.
 
    Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко.
    Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь.
    От чистого истока в прекрасное далёко,
    в прекрасное далёко я начинаю путь.
 
— А русская водка была по четыре рубля двенадцать копеек, — вздохнул Толюня.
— А это вообще на века, — сказал Влад и спел, заплетаясь, из Modern Talking:
 
— You're my heart, you're my soul.
    I keep it shining everywhere I go.
    You're my heart, you're my soul.
    I'll be holding you forever,
    Stay with you together.
 
— А после подорожания в восемьдесят первом пять рублей тридцать копеек, а потом вообще десять, — махнул рукой Толюня.
— Копейка, — усмехнулся Влад. — Что на неё сейчас купишь? А тогда коробок спичек. Газировку без сиропа.
— С сиропом — три копейки.
— Доллар меньше рубля был! — нашёлся Влад.
— Вот бы слетать туда и с баксами назад. А? — шутливо предложил старик.
— Хорошая идея, — улыбнувшись, согласился Влад.
Толюня почесал затылок.
— Ну я хряпну ещё соточку и покажу библиотеку, — сказал он, выпил и отпер один шкаф.
Влад развалился в кресле. Комната и всё, что в ней, плавали перед глазами. Шкаф стал мягким, как часы на картинах Дали. Стал стекать по полу. Влад качнул головой.
— Чего-то мне нехорошо, — сказал.
Толюня усмехнулся:
— Это хорошо. Изменение сознания.
— Я… Я думаю, что всё это мираж, — сказал Влад, показывая на комнату.
— Конечно, — согласился старик. — Всякое восприятие человеком мира иллюзорно. Все вещи имеют причину и следствие. Если их убрать, то исчезнет сама вещь. Если изменить условия, изменится жизнь.
— Условия?
— Восприятие действительности. Вот выпил человек и смотрит другими глазами. Глядит на настоящий цветной, радостный мир. А не тот, который по-трезвости. Мрачный, скучный, тоскливый.
— А смерть?
— Что смерть?
— Смерть не иллюзия. Как остаться жить и никогда не умирать? — спросил Влад.
— Ну я скажу банальность, что мы не умираем, — ответил Толюня. — Перефразируя одну книгу, скажу: из спирта наши тела выплыли, в спирт и вернутся. В великую формулу алкоголя… И больше ничего не останется. 
— А душа? — почему-то спросил Влад.
— Душа? Глупость. Мы есть совокупность психических процессов.
— Да?
— Да, — подтвердил старик. — Так что в этом поганом и тоскливом мире одна радость — бухать.
Влад усмехнулся:
— Много радостей.
— Я о себе ж, — сказал Толюня.
— Понятно, — вздохнул Влад. — Каждому своё.
— Каждому своё… — повторил старик и задумался: — Если бы.
— Что?
— Если бы жили каждый на своей планете, как этот… Маленький принц. Но в реальности все мы связаны. Все люди. И меж собой, и с миром. Да… Невидимыми нитями. Даже резинками. Они то натягиваются, то растягиваются. Образуются новые. И никуда не деться. Можно лишь забыться с помощью…
— Забыться… — повторил Влад.
— Да. А вот мои книги. Это — память о супруге, — сказал Толюня.
Старик сбоку от шкафа отпер какой-то замок и, к удивлению Влада, вытащил длинный трос.
— Книги, книжоночки, книжулики. Все — жулики! — радостно сказал Толюня.
Он достал несколько экземпляров и дал Владу.
Парень нехотя полистал и обнаружил, что все они дырявые.
— Они с дырками, — сказал.
— Они на тросе. А как же! Жена почила, и я их всех заковал.
— Чтобы не украли? А! Чтобы не убежали, — предположил Влад.
— И нет, и нет.
— Тогда зачем, как тебя… Толюня?
Старик засмеялся.
— Книги же живые, Влад. И они — преступники!
— Как это? — удивлённо спросил Влад.
— Из-за них, точнее из-за того, что в них написано, ведутся войны. Люди спорят, ненавидят друг друга.
— Но не сами же книги… Это те, кто написал их…
— Тех уж нет, другие далече. А эти бумажные вражины существуют. Их читают, забивают мозги дурацкими идеями и воюют. Хоть одна книга сделала людей счастливыми? — спросил Толюня и сел на стул.
— Ну, может, философские, — предположил парень.
— Религиозные! Вот они-то больше всего принесли людям страдания. Ты думаешь, есть богодухновенные? Там одни противоречия.
Влад отдал книги, встал, хотел уйти. Голова кружилась.
— Я пойду уж, спасибо. Такси вызову.
— Выбирай любую книгу, — предложил Толюня.
Влад подумал и почему-то спросил:
— А Библия тоже с отверстием?
— С самой огромной дырой! — радостно ответил старик.
— Беру, — сказал Влад.
Старик отдал книгу.
— Ну, давай, — попрощался он. — Приятно было пообщаться.
— Да уж, — усмехнулся Влад.
Старик протянул руку и схватился за сердце.
— Опа! Дисульфирам играет.
— Что? — не понял парень.
— Лыков, гад, закодировал. Но меня так просто не возьмёшь. Не…
Старик упал.
— Эй, Толюня! — крикнул Влад. — Ты чего падаешь?
Он легонько пнул ногой старика. Присел.
—Ты чего? Забылся? Ей! — потряс за плечи. — Или помер? Загвоздка, блин… Ну и лежи.
Парень взял Библию и вышел на улицу.
Когда он ехал на такси домой, то сказал как бы себе:
— Жалко книги. Больно им, наверно.
И заснул. И приснился ему сон, как сидит он в библиотеке, где все книги сцеплены тросами. Они плачут, кричат. Кровь стекает со стеллажей. И одна книга говорит Евангелию:
— Что? Не можешь себя спасти? И нас не можешь?
А другая спорит с ней:
— Что ты, что ты! Посмотри, как ей тоже тяжело. Она хоть и священна, но терпит ради спасения мира.
А Евангелие с продырявленным посередине крестом говорит ей:
— Радуйся! Скоро будешь со мною в раю…
Автомобиль остановился возле дома Влада, и он проснулся. Болела голова.
— Приехали! — сказал таксист.
— Куда? — спросил Влад.
— До места.
— Уже всё? Семь дней прошло?
— Какие семь дней. Плати и выходи.
— А, ну да, — прозрел Влад.
Расплатился, вышел из машины и пошёл домой. Перед тем, как лечь спать, полистал Библию и бросил книгу на сервант.
Вечером, когда парень проспался, из обители пришла Раиса Викторовна забрать кое-какие свои вещи. Влад отдал ей Библию.
— Как же! Как же! — возмутилась женщина. — Это надо так испоганить Книгу книг? Вандалы! Влад, ты где её взял?
— Подарили, — ответил сын и спросил: — А вот в таком виде она осталась, как ты говоришь, божественной?
— Богодухновенной, Владик. Потому что писали её избранные Богом люди по вдохновению Святого Духа при содействии благодати Божией.
— Не понимаю, — сказал парень.
— Она не от мира сего, Влад. В ней такие высокие истины, ты что!
— Не понимаю, — повторил Влад.
 

Глава 6
 
 
Алина любила ходить на концерты местных музыкантов. Особенно гитаристов. С неменьшим любопытством и интересом она посещала их репетиции. Ей тоже были рады.
Вот и на следующий день после встречи в парке с Владом она пришла на «репу» в библиотеку. В читальном зале, кроме Тани в светлом платье с цветами, никого не было. Она сидела и настраивала гитару.
Алина поздоровалась, села рядом.
— Как дела? — спросила Таня.
— Обычно, — улыбнулась Алина. — Завтра улетаю в областной город. За протезами. Те, что дали, не нравятся. Грубые какие-то.
— Сейчас есть новые технологии, что можно управлять протезами из мозга, — сказала Таня.
— Как радио? — весело спросила Алина.
— Нет, прямо по нервам. Я видела по телевизору. И конечности, руки, пальцы, как настоящие.
Алина задумалась.
— Хорошо бы, — заинтересовалась она. — Но у меня, наверно, нет нужных нервных связей. Я же так родилась... И потом, всё это если будет, то недёшево.
Таня улыбнулась и пожала плечами. И запела, подыгрывая на гитаре:
 
— Город, который всегда тебе снится,
     В добром и любящем сердце живёт.
     Город, в котором не строят границы.
     Город-обитель и город-завод.
    
    Город железный и город духовный.
    Город с культурной, спортивной судьбой.
    Был он селом с заводской родословной.
    Славой гордится своей трудовой.
 
— И припев. Вместе?
Алина кивнула. Девушки запели:
 
— Город, как речка, стремится вперёд.
     Единорог старину бережёт.
     Рядом леса, и луга, и поля.
     Богом хранимая наша земля.
    
    Рай лебединый, отрада людей,
    Город богаче всё и всё сильней.
    Здесь не прервётся истории нить.
    Город, который нельзя не любить.
 
Подхватил песню пришедший в это время Стас.
 
— Хочется в город всегда возвращаться.
     Снова и снова, в отеческий дом.
     В парке с любимой своею встречаться.
     Тихо бродить по аллее вдвоём.
    
    Блещет прудов голубых ожерелье.
    Радостно в них, словно в детстве, нырнуть.
    Эти пруды для нас стали купелью.
    Здесь начинался наш жизненный путь.
 
Они спели припев, и Татьяна продолжила одна:

— Пусть в жизни будут лихие стихии.
    В счастье мы верим, не видим невзгод.
    Вместе с народом единой России.
    С чистой душою стремимся вперёд.
   
    Город с годами моложе и краше.
    Имя его не порочь, не злословь.
    Помни, Россия здесь наша, не Раша.
    Маленький город, большая любовь.
 
Допеть припев помогла Алина.
Из соседнего абонентского отдела зашла полная женщина с пышной причёской, библиотекарь.
— Ребята, какая песня хорошая. Про наш город?
Таня кивнула.
— Молодцы. Продолжайте, не буду мешать.
И ушла.
Стас расчехлил гитару, начал её настраивать.
— Мы тут рассуждали о будущем, ближайшем прямо, — поведала Таня.
— И какое оно, будущее? — спросила Алина.
— Цифровое, — ответил Стас.
— А сейчас что?
— Сейчас типа аналоговое.
— Цифровое… — задумалась Алина.
— Ну, представь, как будет, — сказал Стас. — Никто из людей уже не умрёт совсем. Только тело. А эго, сознание, человеческое «я» оцифровывается. Сканируется мозг, создается копия сознания и — вперёд, в вечную жизнь на земле. Эти копии, они те же люди, только в другой форме. Ведь осталась память. Они продолжают думать, решать задачи, у них есть желания. И, более того, цифровая система мозга умеет развиваться, как нейронная сеть.
— Интересно, — задумалась Алина. — А душа? Она всё равно покидает этот мир. А здесь только робот, похожий на почившего.
— Ну не знаю, — сказал Стас. — Встаёт другая проблема. Юридическая. Все права бывшего биологического человека переходят на его цифровую копию. Навечно.
— Счёт в банке? — предположила Татьяна.
— И счёт, и недвижимость, и всё вообще.
— Да… — усмехнулась Татьяна. — Внуки не дождутся наследства.
Алина сказала:
— Мне кажется, про эту цифровизацию написано в Писании.
Вспоминала:
— В откровении в тринадцатой главе, да.
Процитировала по памяти:
— И он… То есть зверь, лжепророк Антихриста… Сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их… И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать… Кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его… И там дальше… Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое. Число его шестьсот шестьдесят шесть. Вот.
— Ну у тебя и память! — удивилась Татьяна.
— Что есть, то есть, — улыбнулась Алина. — Так что проблема. Да.
— И нет выхода? — шёпотом спросил Стас.
Алина улыбнулась.
— Выхода два. Или с антихристом, или со Христом. Но я поняла тебя. Есть места на земле, именно в России, где можно спрятаться от зверя на это время. Дивеево! Монастырь окружён канавкой Богородицы, за которую никакая нечисть не проникнет. И… — задумалась девушка. — Думаю, и наш монастырь. Когда его восстановят полностью.
Все помолчали немного, обдумывая сказанное.
— Ребят… Вот я сказала про монастырь… — продолжила Алина. — А ведь у меня есть желание там быть. Но у меня почти нет рук. Как я буду молиться? Как я буду исполнять послушания. Ведь говорят, что у монахов два крыла — молитва и труд. Я буду обузой… Выйти замуж мне не светит. Кому такая нужна? — с улыбкой сказала Алина. — Вот так и живу, как Бог дал. Спасибо бабе Даше.
Стас тронул струны, сказал:
— Что мы всё о грустном? Надо о чём-то положительном. Вот! Мы, если что-то не так, должны это изменить. Есть такой метод изменения реальности.
— Какой? — спросила Таня.
— Аффирмации, или положительные утверждения. Это многократное повторение установки на определённую цель.
— Как это? — спросила Алина.
— Надо думать, повторять, как мантры, — пояснил Стас. — Например, у меня отличное здоровье, сильная энергетика. Я спокоен и уверен в себе. Аффирмации призваны вытеснить из подсознания негативные мысли и программы.
— И что, действует?
— Да! Метафизика действует на физику.
— Самовнушение, что ли? — спросила Таня.
— Нет, — ответил Стас.
— А знаете, что это напоминает? Откуда это?.. Всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет, — сказала Алина и добавила: — От Матфея. Притча о талантах.
— Да. Позитивный настрой, друзья мои! — воскликнул Стас и ударил по струнам. Никаких частиц «не».
— Тоже похоже на веру. Уверенность в невидимом и осуществление ожидаемого, — сказала Алина.
— Наверно, — согласился Стас. — Первое понятно. Второе — это думать о том, что то, что мы желаем, уже есть. В настоящем времени. Я богат! Даже если карманы пустые. И баблосы прилетят.
— Сказки, — не согласилась Таня.
— Не сказки, — поспорил Стас.
Алина задумалась.
— А если человек умирает. Вот-вот. Пуля в нём, кровь хлыщет. Положительными словами он этот свинец выдавит? — спросила.
— Ну это ты уже загнула. Пуля — это следствие его негативных мыслей. То есть он к ней шёл и пришёл. Ему, бедному, никто не сказал, что надо иметь в голове хорошие думы. Вот так. А вы уже подкованы. Осталось что? Практиковать. Вот, Алин, думай, что руки вырастут. И всё будет нормально, — ответил Стас.
— Что нормально? — спросила Таня.
— Начнут расти? — спросила Алина.
Девушки рассмеялись. Потом Таня стала серьёзной и сказала:
— Блин. У Алины такое горе, родилась...
— Да ладно! — весело сказала Алина. — Какая есть, такая есть. Слава Богу за всё. Говорят, могло быть хуже. Некоторые рождаются с большими дефектами.
— А некоторые вообще не рождаются, — дополнил Стас.
Алина кивнула, улыбнулась. Встала и подошла к окну. Прищурилась от яркого солнца. И увидела — кота. Ух ты, подумала девушка, приветик, артист. Какой самостоятельный.
Фильдеперс немного прошёлся недалеко от библиотеки. Остановился, повернул голову, и Алине показалось, что он ей подмигнул. Потом запрыгнул на лавку, полизал лапу. И снова посмотрел на окно, где стояла Алина. К её удивлению, он стал увеличиваться в размере. Стал в два раза больше. И вот он превратился в человека с вьющимися волосами до плеч в длинном одеянии сумахового цвета. Алина увидела крылья за спиной. Он взмахнул ими и исчез.
Девушка повернулась к ребятам. Хотела рассказать об увиденном только что, но передумала. Поведала:
— Я стих тут сочинила новый, хотите? Песня даже. 
— Конечно, — согласилась Таня.
Алина села на стул и запела:
 
— Быль или небыль,
    как будто сон,
    звучал мне с неба
    гитары звон.
    И дивным хором
    пел небосвод —
    любовь из мира
    не пропадёт.
 
Остановилась.
— Там дальше припев, — сказала. И спела:
 
— Время настанет — знания завянут,      
     как сорняки.               
     Проповедь смолкнет, лишними станут
     все языки.
     Звуки глухим и краски незрячим
     подарит вновь
     Свет беспечальный в сердце горячем.
     Любовь, любовь…
 
Стас начал подбирать на гитаре перебором. Получилось. Помог, подыграл девушке. Алина допела:
 
— Знаешь, хороший
     мой человек,
     лёгкая ноша —
     счастье навек.
     У самовара
     в сельской тиши
     чай и гитара,
     песни души.
 
     Время настанет — знания завянут,      
     как сорняки.               
     Проповедь смолкнет, лишними станут
     все языки.
     Звуки глухим и краски незрячим
     подарит вновь
     Свет беспечальный в сердце горячем.
     Любовь, любовь...
 
Хлопнула дверь. Вошёл ещё один музыкант, Макс. Он был нетрезв.
— Всем привет! — махнул он рукой.
Алина встала.
— Сиди! — весело сказал он.
— Сижу, — поморщилась девушка и села.
— Ну что, репетируем? — спросил Макс.
— Да вот, — ответил Стас.
— Да, — подтвердила Таня.
— Ага! А мне дома тошно сидеть. Решил прогуляться. О чём разговаривали?
— О цифровой жизни типа… — начал Стас.
— Да, слышал, — прервал Макс. — Глупость, конечно. Лучше быть… кошкой. И жить долго и счастливо, пока тебя не собьёт машина. Потому что у кошки девять жизней.
— А интересно почему? — спросила Таня.
— Потому что кошки — рептилии, — с улыбкой сказал Макс.
— Да ладно, — не согласилась Алина.
— Кошки — хищники и рептилии — хищники. Значит, кошки рептилии. Логический треугольник. Вид рептилий можно образно отнести к числу девять, которое есть зеркально отраженное начало, то есть единица.
— Фигня какая-то, — сказала Алина. — Просто эти мифы о кошках из Древнего Египта. Там считали, что у кошек божественное происхождение. Ведь египтяне верили в загробный мир, именно поэтому создавали гробницы фараонов. И смесь этой веры и магического числа девять и легли в основу легенды о девяти жизнях у кошек.
Вступил Стас:
— Это так. Но есть ещё одно доказательство. Кошки урчат! И урчат на определённой частоте, которая приводит к регенерации клеток. Поэтому они занимаются самолечением. И, мало того, лечат человека. Вот у меня есть кошка. А у вас?
Все покачали головами.
Скрипнула дверь и вошёл кот Фильдеперс.
— Гитарка есть? — спросил.
Ребята раскрыли рты от удивления.
— Сидите, сидите, — сказал кот.
— Е… Есть, — ответил Стас.
— Жесть! — удивлённо сказал Макс. — Я сегодня крепкие напитки не пил.
Кот запрыгнул на стул, уселся.
— Ну-ка, дай, — попросил.
Стас переглянулся с ребятами и подал коту гитару.
— Простите, ваше кот... Котейшество.
— Проще, — отрезал Фильдеперс.
— Можно вопрос?
— Валяй.
— У вас девять жизней?
— А что такое жизнь? — спросил Фильдеперс?
— Существование белковых тел, — ответил Стас.
— Чушь! — отрезал Фильдеперс.
— А как же?
Кот нахмурился, сказал:
— А как клетки делятся? Как ты вырос? Какой силой? Благодатью Божией. Понял? Всем живым даны таланты, дар рождения, развития, роста. Для чего? Не для зарывания их в землю. А чтобы всякое дыхание хвалило Господа. Понял?
— Наверно, — ответил парень.
— Ты создан по образу и подобию Божию. Потому и ты творец. Вот и сотворчествуй Создателю и приумножай таланты свои. Понял?
— Я песни пою, — сказал Стас.
— И я, — сказала Татьяна.
— Вот и я сейчас спою. Уж больно мне нравятся гитарные звуки. Подай-ка мне, Таня, инструмент.
Таня дала Фильдеперсу свою гитару.
Кот начал бренчать по струнам. Сначала неуверенно, потом заиграл боем. Начала вырисовываться мелодия. Фильдеперс запел:
 
— Есть книги святые.
    Они, как живые.
    Простым языком говорят.
    В них истин сакральных,
    в них тайн инфернальных
    идёт нескончаемый ряд.
   
    Их не в интернете,
    в журнале, газете,
    писали святые мужи.
    Среди легиона
    и синедриона,
    гонений, и страха, и лжи.
   
    И я понимаю,
    и я представляю,
    как книги писали они.
    С постом и молитвой,
    не бритые бритвой,
    в святой полутьме не одни.
   
    Ведь с ними, за ними,
    с глазами людскими
    был кто-то невидим никак.
    И он помогал им,
    святым нелегалам,
    исправить досадный косяк.
   
    Что книга любого
    без Духа Святого
    не учит совсем ничему.
    Ведь все человеки
    грешили вовеки.
    Теперь ты узнал почему.

    Найди в барахолке,
    возьми книги с полки.
    Начни, наконец, ты читать.
    Садясь мягко в кресле,
    поверишь им если,
    то можешь к Творцу ближе стать.
 
Кот закончил петь. Макс захлопал, прокричал:
— Брависсимо!
Фильдеперс сказал:
— Ну, граждане белковые тела, до свидания.
Протяжно мяукнул и исчез.
Гитара упала на пол.
Таня, Стас и Макс начали разводить руками, пожимать плечами. В общем, удивляться.
— Что это было?
— Кто это был?
Только Алина спокойно сказала:
— Фильдеперс.
— Прикольное имечко, — весело сказал Макс.
Заглянула женщина библиотекарь, спросила:
— Это кто так пел?
Ребята пожали плечами.
— Скорее всего, ангел, — ответила Алина.


Глава 7
 
 
Утром третьего дня Влад долго думал о том, что будет с его бизнесом. В областном городе было несколько киосков. Жалко! Жалко, что нельзя забрать с собой в могилу. Смешно? Мы ничего с собой не забираем. Как говорят, в гробу карманов нет. Глупость. Но есть они у детей, внуков. Человек, если хочет, если может, продолжает род и отдаёт накопленное материальное потомкам. У Влада их нет. Мать? Возраст, болезни. Да и отдаст всё, включая квартиру, в конечном итоге монастырю. А кому отдать своё дело? Бывшему партнёру Сергею, которого Влад обманывал, кидал? Жалко, хоть вой. И Влад решил — «щаз!». И показал в воздух фигу. Двести километров от его города до областного. На автобусе часа три. Он замыслил слетать в областной город на самолёте и сжечь свой магазин. Чтобы никому не достался! Не мне, значит, никому, решил он.
Влад летал на Ан-2, советских «кукурузниках», ещё будучи абитуриентом политехнического института, за время учёбы переименованного в технический университет. Тогда многое стало называться по-другому. В том числе и страна. И билет на биплан стоил шесть с половиной рублей. А не тысяч, как сейчас…
В салоне с двумя рядами кресел и проходом между ними вместе с Владом были две женщины и двое мужчин. Странным образом в салоне оказалась и Алина. В больших тёмных очках и чёрном платке, в длинном чёрном платье. Сидела позади Влада, который не узнал её. Да он и не разглядывал пассажиров. А девушка узнала Влада, и, когда увидела ещё в аэропорте, её сердце забилось сильнее.
Напротив Влада сидел юноша, который то разворачивал, то сворачивал и смотрел на постер — свой портрет в рамке с цветами. В костюме с белой рубашкой и галстуком. С джокондовой улыбкой. И красная надпись внизу: «А.С. Пирин. Поэзии невидимые нервы».
— Аспирин, — прочитал вслух Влад.
— Александр Сергеевич Пирин, — уточнил молодой человек. — Это афиша с моего концерта. Клёво?
Пирин протянул руку. Пожали.
— Красиво, — сказал, улыбнувшись, Влад и подумал, что если махнуть чёрную полосу на постере, то получится некролог. Сказал: — Пирин А.С. Почти Пушкин.
Пирин нахмурился.
— Пушкина на свалку истории, — сердито сказал.
— Я где-то это уже слышал.
— И не раз услышите.
— О чём пишешь?
— Патриотическая поэзия.
— Ясно. А у неё есть нервы? — спросил Влад.
— Толстые, как арматура, — ответил Пирин.
— Скорее, наоборот. Тонкие, как волос.
— Красивая метафора. Поэтично.
— Поэтично… — нахмурился Влад. — Поэты все нервные люди. Со своими комплексами, тараканами.
— Да ладно! — не удержалась Алина, слушая разговор.
Влад не обратил внимания на слова сидящей сзади девушки.
— Да, я весёлый, — улыбнулся Пирин.
— Да и братии вашей полно. Ткни пальцем, попадёшь в поэта, — продолжил Влад.
Пирин вздохнул и сказал:
— Да, много пишущих. А хороших мало. Где величины? Где великие?
— Ну… Наверно, один из них сидит сейчас рядом со мной, — хитро прищурившись, ответил Влад. — Прочтёшь что-нибудь?
— Легко! Из «Монолога олигарха», — обрадовался поэт и продекламировал:
 
— Социализм давно в могиле,
    Напрасны были жертвы все.
    Мы власть советскую пропили
    И заточили в колбасе.
    Здесь нам не нужен, не престижен
    ни комбайнёр, ни тракторист.
    Рабочий класс, как встарь, унижен.
    А в тренде менеджер, юрист,
    экономист, предприниматель,
    банкир, чиновник, депутат.
    Директор, всяк работодатель.
    Тот, кто сегодня здесь богат.
    Певцы, артисты, лицедеи —
    в элите клоуны у нас.
    Воры, лентяи, прохиндеи —
    все составляют высший класс.
    Любой российский обыватель
    наш раб и низменный вассал.
    Нам лижет попу и писатель...
    Не тот, кто это написал.
 
Все зааплодировали. Только Алина поморщилась.
— Спасибо, — поклонился Пирин. — Да, это благое дело, сочинять. Требует много психической энергии. Пииты полностью отдаются лирическому пегасу.
— Пииты… Поеты, — усмехнулся Влад.
— Вот поэтому поеты, как вы говорите, небожители, — сказал Пирин и поднял вверх указательный палец.
— И что же оттуда видно? — усмехнувшись, спросил Влад.
— Оттуда видно, что в любое время, может даже скоро, в Землю врежется огромный астероид. И отбросит её дальше от Солнца. Погибнут миллионы людей, и весь мир погрузится во тьму.
— Печально, — сказал Влад.
— Это не шутки, — нахмурившись, сказал Пирин.
— Я думаю, если бы это стало возможным, нам бы сообщили.
— Если бы… Но проза жизни такова, что во избежание хаоса от народов скрывают эту информацию, — сказал Пирин.
— А ты откуда знаешь?
— Из вещих снов, — сказал поэт и хлопнул в ладоши.
— Даже если так, мне без разницы, — отмахнулся Влад.
— Вы не боитесь смерти? — удивился Пирин.
Влад вздохнул.
— Ох! Боюсь. Но ничего не могу поделать. Впрочем, как все люди. И ныне живущие, и прошлые, и ещё не родившиеся. Смерть неизбежна.
— Это да, но весь вопрос в том, когда она произойдёт и как, — сказал Пирин.
Влад покачал головой.
— Наличие смерти, а тем более незнание срока её появления, перечёркивает жизнь, смысл жизни.
— Да! — обрадовался поэт. — Я тоже думал об этом. И знаете что... Наличие живых существ, их многообразие, естественный отбор нужны для того, чтобы из глубины веков пронести её во времени и сохранить. Я имею в виду живую клетку.
— То есть ты полагаешь, что существует чей-то замысел? — спросил Влад.
— Конечно, — ответил Пирин. — Может быть, для расселения на другие планеты, когда человек достигнет такого уровня техники.
Влад усмехнулся.
— Не знаю, — сказал он. — Думаю, что жизнь на нашей планете, жизнь каждой клетки, если хочешь, невозможна без какой-то энергии. Эта энергия превратила неживую материю в живую и поддерживает её.
— Вы говорите о высшем разуме?
Влад пожал плечами.
— Раньше я сомневался в этом. Но вот уже второй день всё больше начинаю верить… А ты думаешь, что живая клетка возникла когда-то нечаянно из неживого бульона?
— Мы ничего не знаем, — задумчиво сказал поэт. — Одни гипотезы.
Двое впереди тоже слышали разговор. Бородатый, с седыми пышными волосами мужчина в свитере, что сидел перед Пириным. Это был известный популяризатор науки Шмелов. У него на коленях лежала книга Чарльза Дарвина «Происхождение видов путём естественного отбора». Напротив него, перед Владом, сидела полная женщина с пышной причёской из библиотеки, в которой днём ранее Алина была на репетиции. Женщина держала бумажный пакет. Время от времени её тошнило.
Шмелов, потрясая книгой, сказал всем:
— Ребята, понятие эволюции, то есть процесс медленных долгих изменений, которые приводят к возникновению новых видов, проникло в науку ещё в конце восемнадцатого века. Но Дарвин выдвинул новую гипотезу в отношении живой природы, обобщив эти идеи в одну теорию. Во время кругосветного путешествия он собрал материал, свидетельствовавший об изменчивости видов растений и животных. Учёный предположил, что у животных существует конкуренция, благодаря которой выживают только те особи, которые обладают выгодными свойствами, позволяющими оставить потомство. Итак, принципы. Наследственность, изменчивость, борьба за существование и естественный отбор.
Алина не выдержала и поспорила:
— Всё сотворено Богом за шесть дней! Причём из ничего, — сказала она. — При этом процессе участвовали все Лица Троицы. И время создано вместе с миром. А человек… Человек сотворён по образу и подобию Божию. Жена Ева из ребра Адама. И в раю человек владычествовал, нарекал животных…
— Есть и такая версия. У меня как раз завтра лекция, — улыбнувшись, сказал Шмелов и зачем-то посмотрел на женщину напротив.
Влад повернул голову назад и узнал Алину.
— О! Привет! В этом мире случайностей нет? — весело спросил он. — Я о повторной встрече.
— Генерация случайных чисел попала сегодня на нас, — улыбнувшись, ответила девушка.
— А почему такая строгая одежда? Прямо монахиня.
— А я боюсь летать на самолётах. Это мой дресс-код, — ответила Алина.
Полную женщину стошнило в пакет. Она вытерла платком губы и сказала всем:
— Никакого Высшего разума нет. Читайте Энгельса.
— У! Много знаете! — усмехнулся Пирин.
— Мне положено много знать, — ответила женщина. — Я библиотекарь. И, более того, краевед.
Пирин шепнул Владу:
— Ткни пальцем, попадёшь в краеведа.
И женщине:
— Вот скажите, был Пушкин в наших краях?
Женщина улыбнулась.
— Нет, конечно.
— А где, позвольте вас спросить, он был в тысяча восемьсот тридцатом году, с пятого по девятое октября? — весело спросил поэт.
Женщина задумалась, сказала:
— В Болдино. Хотя… Где-то ездил, пытался выбраться в Москву. Но, карантины…
— Где-то? — возмущённо сказал Пирин. — Скучно! Когда здесь имение с театром. С металлургическим заводом. Грех Пушкину не посетить наше тогда ещё село. Рядом же.
— У вас есть подтверждение? — не поворачиваясь, спросила женщина.
— Ну, смотрите, — начал доказывать поэт. — Когда Александр Сергеевич находился в Болдино, вспыхнула холера. Карантин. Поставили заставы. Не проехать. Назад? Нет. В этих местах жили его дед и бабка, родилась мать... Так что кройте, госпожа краевед! — Пирин бросил вызов женщине.
Она с трудом повернула голову, сердито посмотрела на поэта.
— Да какая разница — был, не был, — прервал разговор Влад. — Пушкин! Ишь, царь и бог... Вот Пирин был.
Влад и Пирин посмеялись.
Женщина библиотекарь привстала, чтобы поправить одежду. В этот момент самолёт закряхтел.
— Фантазии ваши, — сказала и засунула лицо в пакет.
Пирин наклонился к женщине:
— Фантазии? Вы читали «Дубровского»? Сравните названия там и у нас. Так что великий, как его называют, поэт был в нашем славном городе в октябре и декабре тридцатого года осьмнадцатого века.
Женщина вынула лицо из пакета и завозилась на сиденье. «Кукурузник» качнуло.
Влад посмотрел в иллюминатор. Алина тоже взглянула.
Они подумали почти об одном и том же. О красоте и гармонии за стеклом. Да, каким бы ни был человек, живописность голубого неба, белых облаков, зелёных лесов радует его.
Влад думал, что как может такое разнообразие природы, при этом такое слаженное, появиться само собой из хаоса Вселенной. А Вселенная? О чём говорит ночное звёздное небо? О ком? Влад думал, что самолёт летит потому, что его построили по определённому порядку. Но также порядок, который наблюдается в мире, требует виновника, обладающего разумом.
Алина думала о «пяти путях» Фомы Аквинского, о Иммануиле Канте с его категорическим императивом. Какие законы существуют в природе? Движение, изменение. Всё течёт, всё меняется. Самолёт вот летит. У него двигатель. Значит, и перводвигатель был, который завёл всё… Ещё не бывает следствия без причины. И если вернуться назад, в начало истории, то должна быть и первопричина… Потом, всё преходяще. Если кто-то родился и живёт, то значит, и на то есть причина… И дальше — все существа разные по моральным, духовным качествам. Это говорит о том, что есть края вверху и внизу. И, значит, вверху должно быть самое совершенное Существо, причина для совершенства людей… И последнее, порядок в мире и в особенности финальность живых существ. Ведь все устремляются к определённой цели. И значит, ведёт их не случайность, а чья-то воля, воля их Создателя… А Кант? Он считал, что в людях изначально есть нравственный закон, который требует действовать вопреки логике. Значит, человек от Бога…
Алина повернулась от иллюминатора, сказала всем:
— Знаете старый анекдот про советский класс, где учитель рассказывает, что Бога нет? Так вот. Все дети соглашаются и кричат: «Бога нет!» А один мальчик молчит. На вопрос учителя отвечает, что если Его нет, то зачем орать, а если Он есть, зачем портить с Ним отношения... Знаете, такие вопросы, как о Пушкине, где был, где не был, погиб ли на дуэли или тайно уехал во Францию и писал под личиной Дюма, так ничтожны по сравнению с тайнами мироздания.
— Был большо-о-ой взрыв, — улыбнувшись, сказал Пирин.
— Логично, — ответила Алина. — Но что до него? И как можно представить сингулярность? Когда не было ни пространства, ни времени?
Пирин пожал плечами.
Алина попросила его поменяться местами. Поэт согласился.
— Спасибо за девочку Зарину, — поблагодарила Алина, когда села на место Пирина.
Влад рукой махнул.
— А ты откуда знаешь?
— Была в лесу, видела.
— Понятно.
Помолчали.
Влад хоть и сидел через проход от девушки, но как-то чувствовал её дыхание, ощущал её плечо, и ему она начала нравиться. Да, подумал он, красивая, интересная. Может, как говорил в юности, «замутить с гирлой»?
Алина чувствовала, что ей хорошо. Спокойно рядом с парнем. Она удивлялась, что вот до сих пор был страх полёта на самолёте и пропал.
— А ты в какой школе училась? Вроде лицо знакомое, — поинтересовался Влад.
— В двенадцатой.
— И я... Странно. Почему не встречались? В каком году окончила?
— В восемьдесят... — задумалась. — Но я была на домашнем обучении. Так получилось, — улыбнулась девушка.
— Понятно. А я десять классов дотянул. Потом универ…
— Да, говорят советское образование было лучше. Ещё ЕГЭ, угадайки хотят ввести. А какая буква класса у тебя была?
— «А».
— Я в «Г», — сказала Алина. — Мне баба Даша рассказывала, что, несмотря на социализм и равенство всех как бы, детей распределяли в классы по статусу родителей. Вот в «А» дети учителей, врачей. Короче, интеллигенция. Ребят из деревень вообще в «Д». То есть искусственно разделяли. Владимир Ильич, был бы жив, не обрадовался.
— Прикольно, — усмехнулся Влад. — Ленин живее всех живых! — подумал о вчерашнем происшествии с картиной. — Да, а у меня отец чернобылец. Умер. Мать одна.
— Да, у меня нет мамы.
— Умерла?
— Просто нет. А баба Даша… Она старенькая.
— Да, никто не молодеет.
— Это правда… — задумалась Алина. — Пожилым нужны мы, молодые. Ухаживать… Любить.
—Ухаживать? — сказал Влад, подумав о матери. — Я бы, наверно, не смог. Не знаю...
Алина посмотрела в глаза Владу.
— Я думаю, что людей меняют обстоятельства. Сегодня человек такой, завтра что-то случилось, и он с другими мыслями, мировоззрением. Делает нынче то, что не смог бы вчера.
— Обстоятельства... — задумался Влад. — Авария, например.
— Может... — сказала девушка.
Несколько мгновений они молчали. Друг на друга смотрели. И оба что-то чувствовали внутри, в груди. То, что заставляет биться быстрее сердце. Когда воздуха не хватает. Когда хочется много говорить, быть рядом. Хочется любить... Но... Алина подумала о себе, о своей инвалидной жизни и опустила взгляд. И Влад вспомнил о своих только нескольких днях в этой жизни…
Он посмотрел на Алину и заметил, что её глаза закрыты.
Самолёт дёрнулся, и Алину качнуло в сторону Влада. Она упала в проходе. Слетели очки.
— Эй, заснула? — спросил Влад.
Девушка не ответила. Она потеряла сознание.
Влад начал волноваться. Понял, что-то не так с Алиной. Приподнял, усадил.
— Эй! — окликнул её снова. И ко всем: — Что-то девушка не отвечает.
Пассажиры тоже начали спрашивать Алину, трясти её. Шмелов поднёс к её носу открытый пузырёк, и Алина открыла глаза, закашляла.
— Что такое? — испуганно спросила.
— Ты, похоже, отключились, — ответил Влад. — Как себя чувствуешь? Возьми очки.
— Нормально, — сказала девушка. — Спасибо. Очки? Разбились вон.
Влад осмотрел их.
— Точно, — сказал.
Он попытался подбодрить девушку:
— Самолёты хорошо, но диплодоки лучше. Знаешь, что люди раньше катались на динозаврах?
— Да? — улыбнулась Алина. — А я бы на тирексе прокатилась.
Посмеялись.
Самолёт просел в воздушную яму. Полная женщина вскрикнула и засунула лицо в свой пакет.
— Беда, — сказал Влад Алине, одновременно улыбнулся и поморщился.
Алина улыбнулась в ответ и пожала плечами.
Влад закрыл глаза. Прошло минут десять. Полёт был плавный. Вдруг послышался грохот, удар, и самолёт закачало. Влад и Алина посмотрели в иллюминатор. Чёрная птица врезалась в него, потом другая, третья. Стая ворон атаковала воздушное судно. Что-то громко сказал пилот, и «кукурузник» накренился влево. И спускаться. Пассажиры начали кричать.
— Не бойтесь! Всё будет нормально! — громко и спокойно сказал Влад, думая о том, что семь дней, отведённых ему в этом мире, ещё не прошли. — Нагнитесь, обхватите головы руками!
Самолёт быстро приблизился к земле. И жёстко сел, прокатившись по кукурузному полю.
Пассажиры радостно заголосили, встали с кресел.
Пилот в рубашке с пятнами крови вышел из кабины и с трудом открыл заклинившую дверь.
— Птицы, гады! Целая стая безумных ворон! — крикнул он и погрозил кулаком в небо. И пассажирам: — Все целы? Раненых нет? Выходите.
Все вышли из самолёта.
Влад увидел возле шасси — руки.
— А! Руки оторвало! — крикнул он.
— Это мои, — сказала Алина.
— Твои? — удивлённо спросил парень и поднял их. — Протезы?
— Да, — ответила Алина. — Вот везла сдавать в фирму. Не понравились. Не подошли.
— Прости, — сказал Влад.
— Всё нормально. Мама меня не хотела, когда понесла от случайного ухажёра. Пыталась вытравить. Но не получилось. И вот из-за химии нарушилось моё внутриутробное развитие. Вот так.
— А где она, мама?
— Умерла, когда я ещё маленькой была. Я её не помню. Меня бабушка, её мама, воспитывала.
— Ясно. Ты прости ещё раз.
— Да ладно, — улыбнулась Алина. — Кукуруза. Славяне едят американскую кукурузу.
— Славяне стали есть африканскую пальму. В виде масла, — сказал Влад.
Пилот скомандовал:
— Отходите от машины! Живее.
Пассажиры пошли по полю, по дорожке, промятой самолётом.
— Алин, ты извини, конечно, — сказал Влад, когда они немного отошли от «кукурузника». — А как ты управляешься без рук?
— Легко, — ответила Алина. — Ногами. И пишу, зажав между пальцами авторучку. И готовлю даже. В квартире всё приспособлено под меня.
— Понятно, — сжав губы, промолвил Влад.
Вдруг сзади раздался взрыв. Все упали. Влад накрыл собой Алину.
— Самолёт? — спросила девушка.
— Он, — подтвердил Влад.
Они встали вместе с другими пассажирами и пошли быстрее.
Когда отошли метров на сто, услышали треск сзади. Обернулись. Самолёт был в огне и дыму. От него бежал пилот в горящей куртке. Он добежал до пассажиров, упал на колени. Шмелов накрыл его своей одеждой, сбивая пламя. Пилот, не обращая на него внимания, поднял вверх руки и прокричал:
— Господи, спасибо! Верю, верю в Тебя, как в Сына Божия!
И зарыдал, и засмеялся одновременно. Потом встал и сказал пассажирам:
— Я видел их. Ангелов с крыльями. Правда. Они стояли вон там! — показал в сторону «кукурузника». — Они сказали мне: «Живи и больше не греши». А я грешный, да! И вы кайтесь! Ибо Царствие Божие близко, — и тише: — Очень близко. Так близко, что больно здесь, — показал на грудь. — Оно в сердце.
И побежал в кукурузные заросли.
Пассажиры молча пошли за ним. Чуть позже их догнал автобус.
Дома Влад сидел на диване и долго думал о произошедшем. И о своих киосках. Жалко оставлять их кому-то. Да просто жалко уже никогда не зайти в них, не поговорить с девочками продавщицами, не покурить там, не выпить пива, не... Ничего. В гробу карманов нет. Эх! Да что эти магазины? Хотел их спалить, а сгорел самолёт. Совпадение? Случайность? А пилот?.. Да уж... Ну что, киоски. У многих нет. Да много чего нет. Вот Алина без рук. Где взять, как пришить? Не вырастут ведь. И много людей рождаются калеками. Много больных, бедных. Жалко их? На всех жалости не хватит…
Был полдень. Влад решил немного поспать, лёг на диван и быстро заснул.
 
 
Глава 8
 
 
Вечером третьего дня Влад проснулся, но глаза не хотел открывать. То ли спишь, то ли нет. Так, где-то на границе между сном и явью… Прищурился, посмотрел на часы — вечер. Он подумал, вот, система… Система отношений в обществе, словно паутина, опутывает людей и не даёт двигаться, дышать свободой. Ха! Свобода. Первичная ценность? Да. Что же делает человека свободным? Деньги? Для чего? Для сытости, комфорта, удовольствий, зрелищ. Но есть вещи, которые не купишь. Здоровье, молодость, вечная жизнь. Есть вещи, которые не положишь в гроб. Свободен ли индивидуум? Вопрос. Он просил себя зачать, родиться? Именно в этой семье, стране? Но-но, скажут индусы, заставил себя он сам поступками в прошлой жизни. Опять тюрьма в колесе сансары, как говорил психиатр. А если нет реинкарнации? Тогда ещё хуже. Открыл глаза, вот тебе законы, а вот твой бог. Да, он так выглядит, как мы нарисовали. И не вздумай сомневаться, иначе пойдёшь на костёр. Хоть плач, хоть смейся. Но никуда не денешься. А вот фиг вам! Денусь! В себя. В свои мысли, в свою душу. В своё сердце, которое, где хочет, с кем хочет, там с тем и будет. Даже не явно. Вот где настоящая свобода!
Влад почесал затылок.
— Голова начинает болеть от тягостных дум, — прошептал сам себе. — А может, это последствие падения «кукурузника»?
Об Алине подумал. Сердце колыхнулось.
Повернулся, посмотрел в окно. Солнце. Скоро его не будет. Не будет Алины. И его, Влада, не будет. И этой головы. И мыслей в ней о девушке, о тайнах бытия. Вот! Мир существует лишь в сознании человека. Конкретный мир. Закрыл глаза, мир на паузе. Перезагружается. Умер человек, и нет мира. Сколь людей, столько миров. А Творец, если Он есть... Ну видел же Троих? То, что случилось с ним, реальность? Ведь не одни слова были, но и дела. Лежал с болью на асфальте, и — раз! Умер. И два — ожил. Дали семь дней пожить. Спасибо, блин! Благодетели. Спасибо... Значит, больше не могут. Иначе сейчас бы лежал в земле. А этот чудик в ванной? Ведь не сон всё это. Или сон? Глюки? Уже не знаешь, о чём думать, после аварии с мозгом всякое могло произойти. Сотрясение было, наверно. Не знаешь. Голова ещё больше стала болеть, тюкает...
— Остаётесь? — сказал в тишину. Виски помассировал и громче: — Сломать систему! Во все тяжкие!
Влад встал, принял таблетку цитрамона. Аппетита нет. Заварил крепкий чай, разбавил холодной водой, выпил залпом. Головная боль начала стихать.
— В номера! — махнул рукой, вспомнив слова из «12 стульев». — Поедемте в номера!
И пошёл к своему киоску. Его ещё называли комком или ларьком. Круглосуточный магазин три на три метра. Как правило, с продажей пива, сигарет, шоколадных батончиков, жвачки. Всякой мелочи. Но у Влада продавались в основном кассеты и диски с музыкой и фильмами.
Парень подошёл к своему магазину. Вверху разноцветные буквы: «Видео и аудио», за стёклами постеры звёзд и героев. Киоск стоял в ряду из нескольких других.
— Нюр, — Влад простучал в окошко.
Открылось. Из него вылетело облако дыма.
— Как дела? Открой, я зайду.
Влад обошёл киоск сзади. Нюра, девушка с короткими зелёными волосами с наколками на предплечьях, в майке и лосинах, отперла дверь.
— Здрасьте. Всё норм, — сказала она, затягиваясь сигаретой.
— Нюр, — Ты это... Давай отдыхай сегодня. Слышь?
Нюра скривила губы, спросила:
— Чо-ит?
— Чо-ит! — повторил Влад. — Просто я как хозяин тебе даю сегодня вольную.
— Да ладно, Влад! — засмеялась девушка. — С дуба рухнул?
— Почти, — усмехнулся парень.
— Окстись. У меня продажа прёт.
Нюра бросила окурок на улицу, выпустила дым.
— Ладно, добрейшей души чел… Тогда сам торгуй.
— Окей.
— А оплата за сегодня?
— За полный.
— Вау! Ничтяк! — обрадовалась девушка. — Вон ключи. Баблосы. Тетрадь с записями. Давай рули!
Нюра ушла. Влад посидел немного, покрутил в руках кассеты с фильмами и музыкой. Включил «Аквариум». Послушал немного. Пропел вместе с БГ:
 
— Здравствуй, моя смерть,
    Я рад, что мы говорим на одном языке.
    Мне часто нужен был кто-то, кому всё равно,
    Кто я сейчас,
    Кто знает меня и откроет мне двери домой...
 
Влад щёлкнул зажигалкой, прикурил, затянулся, покашлял. Снова щёлкнул. Поднёс огонь к газете. Она быстро вспыхнула. Влад смотрел, как она горела, и курил.
В окошко постучали. Влад сбросил газету на пол, затушил. Открыл окошко. Двое молодых людей, парень и девушка в кожаных куртках, с наушниками и плеерами Walkman на поясах. Девушка спросила:
— Слышь, чего нового есть из музона? — и засмеялась.
— Нового? Не знаю. Всё новое, — ответил Влад.
— Не-е, этого лета, — сказал парень и тоже засмеялся.
— Наше или зарубежное?
Парень с девушкой переглянулись. С полминуты хохотали.
— Ребята, давайте быстрее выбирайте, — прервал их Влад.
Хохот прекратился. Парень начал декламировать девушке:
 
— Все на юг, а мы на север.
    Все в Анапу, мы в Сургут.
    Летом там мохнатый клевер
    И бегонии цветут.
    В чистом поле поезд мчится.
    За окном, смотри, рассвет.
    Нам с тобой опять не спится.
    И мы знаем весь ответ.
 
Девушка запела:
— Чух, чух, чух, чух!
    У нас захватывает дух.
    От бесконечности страны.
    И от родимой старины.
 
— Ребята, вы решили, что вам надо? — прервал их Влад.
Те переглянулись. Посмотрели на него.
— Чего? — спросил парень и опять засмеялся.
— Да, блин, покупать! — выпалил Влад.
Девушка сказала:
— У нас всё есть. Целый коробок шмали.
— Не целый, — сказал парень. — На два косячка.
Снова стали хохотать.
Влад закрыл окошко.
— Обкурятся и ходят, — сердито сказал.
Полистал тетрадь с записями продаж и начал её рвать.
Снова постучали в окошко.
Парень открыл. Старушка в платке. Спросила:
— Милок! Мне сына заказал фильм про этого, как его… Ну боевика.
— Кого? — спросил Влад.
— Забыла. Сына сколымил, купил видеомагнитофон, — пояснила старушка. — А мы в деревне живём. Попросил, мать, в городе будешь, купи.
— А что сам?
— Он-то? — старушка рукой махнула. — В запое.
— Понятно.
Влад дал ей первую попавшуюся видеокассету, сказал:
— Денег не надо. Пивка ему купи.
— Ой, спасибо! — заголосила старушка.
Влад закрыл окно, дорвал тетрадь и разбросал листы по столу и по полкам. Поджёг.
Постучали в окошко.
— Да, чтоб вас… — сердито сказал.
Тушить ничего не стал. Открыл окно. Никого не видно.
— Перерыв! — крикнул.
Закрыл.
Снова постучали. Влад открыл. Опять никого нет. Парень выглянул сильнее. Увидел сбоку высокого человека в сером плаще, с высоким капюшоном на голове. Пригляделся — череп вместо лица. И руки-кости.
— Здравствуйте! — поприветствовал тот сиплым голосом.
— Здорово, — сказал Влад. — Хорошая маска. Перерыв на обед.
— Хорошо, — сказал скелет. — А кино есть?
— Какое?
— Омен.
— Не знаю… Посмотрю сейчас.
Влад закрыл окошко. Тетрадные листы горели. Начал копаться в коробках. Диск не нашёл.
Открыл окошко.
— Слушай, нет такого.
— А «Вкус вишни», «Прерванная жизнь» есть? — просипел незнакомец.
— Не знаю… Какая тема интересует?
Скелет скинул капюшон, запрыгал и закричал сипло:
— Суидид! Суицид!
И прыснул в лицо Влада из баллончика. Влад сразу потерял сознание и упал на пол. Но вот голова начала проясняться, и привиделось ему, будто стоит или висит на небе в очереди. Она, извиваясь змей, как будто серпантином, то удлинялась, то сужалась, меняя своё положение.
— Господа! — воскликнул мальчик, стоящий первым.
— Какие мы тебе господа, мы товарищи, вот Господь, — ответили ему сзади.
— Вот я и хотел сказать, что нужно пропустить Его вперёд, — настаивал мальчик.
Молодой человек в костюме, смахивающий на клерка, улыбнулся всем и сказал:
— Не власть ваша двигать очередь и не сила ваша знать час Мой.
— Да, — сказал через несколько человек от него стоявший лысый, бородатый старик с книгой под мышкой. — Он хоть и предвечно по духу рождённый Сын Божий и стоит там, где положено, а вообще придёт время, — он посмотрел на наручные часы, — и, приняв плоть человеческую, будет сидеть одесную Бога Отца.
— Сколько там натикало, Павел? — спросили сзади.
— Да я так, привычка. Нет стрелок у часов этих, только колёсики крутятся, — ответил старик и погладил лысину, но при этом упустил книгу из рук. Она улетела вниз.
— Нормально, время идёт, а времени нет, — возмутились сзади.
— Ну да, — спокойно ответил старик, смотря за полётом книги. — Вот и нет моих посланий.
Кто-то сказал: 
— Ну и правильно, не нужны они. Ишь, апостол нашёлся! Шпион римский.
Из задних рядов послышался крик. Все обернулись и увидели человека в мундире офицера русской армии.
— Извините, там вообще очередь идёт или нет? Мы уже восемьдесят лет здесь стоим и никак не движемся. А здесь дети, — отчеканил он.
— Надо, какой нетерпеливый! — поругал его старик со связкой ключей.
— Это царь русский, новомученик. Смотрите, сколько за ним святых за какие-то десятки лет.
— Ну и что. Везде здесь дети, что теперь. Вон впереди сколько детей первых веков. И тоже мученики! — послышался женский голос.
Никто не ответил на это. Только кто-то сзади писклявым голосом:
— За чем стоим, господа?
— Опять, господа! Товарищ! Вы как будто…
И пошёл гомон со всех сторон:
— Да-да, это они денежки в рост дают, прямо из церквей банк сделали.
— Ой, не надо, а! Вот Павла спросите, что кормиться от доходов положено. А вообще, я за ним.
— Сейчас! Давай назад. Здесь все такие же стоят, все равные.
— Что вы говорите, равные! Это с виду, может быть, равные. А, по сути, у каждого своё место. По времени.
— Вот именно по времени, а где здесь вы видели время? Сплошная вечность. Я сейчас спрошу Господа.
— Не трогай его, вот когда Он подойдёт к окну, тогда и спрашивай, чего хочешь, вымаливай.
— А за чем стоим, какой дефицит? — спросил подошедший только что писатель с толстой тетрадью, в которую что-то записывал.
— За Царством Небесным, — ответила ему старушка.
— А что это такое? — спросил писатель и сделал запись в тетрадь.
— Ну вы даёте! Кайф неимоверный, — ответили впереди. — Главное, не знает, а здесь появился! Чудеса!
— И почём? — спросил писатель и пожевал карандаш. — Почём Царство-то?
— Кто чего даст, кто жизнь — больше, мучения — ещё больше. Но главное, чтобы труды были, — ответила старушка.
—Да, а я чего могу дать? Я писать могу, сочинять чего-нибудь, — сказал писатель.
— Ну не знаю, попробуй, хотя для писателей очередь во-он там, — старушка показала на тёмную тучу вдали. — Ежели только в узком церковном русле пишете, то вставайте. Вообще-то, здесь есть уже четыре евангелиста, но это иная сила.
Кто-то спел впереди:
— Орёл, телец и лев! Как странно то, что затеваю я, подобие любви создать из жажды и временем раскрасить, чтоб однажды поверить самому…
— Ага, зверинец устроили. Как египетские боги какие! — сказал писклявый гражданин в пальто и шляпе.
— Ты чего, чего, говори, да не заговаривайся, — вторили ему.
— А чего, нельзя без символов? — послышалось ещё.
— Вот ересь ходячая! — молвили также.
— Ладно. Что это я, в самом деле… — сказал писклявый голос.
— Вот-вот, на веру прими и не мудрствуй. Ишь, наукой хотел веру измерить!
— А что, наука признаёт существование Бога. Вон вдалеке видите ещё очереди, там учёных полно, и писатели там есть, — сказала старушка.
— Писатели… Да писатели мозги только бередят, а от Бога уводят, — сказал писклявый гражданин в пальто и шляпе.
— А что за писатель без мозгов! Писатель должен заставлять думать. Чтобы человек в себе копался и Царство это искал, — сказал писатель.
— В себе надо искать, — сказал писклявый гражданин.
— А чего же вы здесь стоите, а не в себе копаетесь? — спросил писатель.
— А потому что слаб человек вытащить Царство из себя, благодати не хватает. Это как консервы — они есть и рыба внутри, а ножа открыть нет. Пру! — ответила старушка.
Тем временем очередь немного колыхнулась в сторону.
Разговоры продолжались:
— Коммерция сплошная, бизнес один. Устроили в храме в подвале автостоянку. Ха! Наверху молятся, а под ним деньги считают.
— Не только под ними, а и рядом. Зайдите в любой храм — там в уголке напротив алтаря торгуют.
— Ну и что торгуют. Где же торговать-то, на улице? Россия не Палестина — тепла мало. И как же храмы восстанавливать без денег? В свете денежные отношения, не коммунизм. Правда, Господи?
Он молчал.
— Вам же сказали — отстаньте от Него.
— А я вот был коммунистом, но в храм ходил и свечку ставил.
— Коммунизм — это лажа. Хотя некоторые элементы христианства там есть — самоотречение во имя других, например…
— Там Христа нет, понятно? А в христианстве главное Христос!
— Эй, тут что в две очереди, что ли?
Влад обернулся и увидел ещё одну небольшую очередь рядом. И граждане из этой второй стали разговаривать с его очередью.
— А что в вашей очереди все святее? У нас своя очередь не хуже.
— Поосторожнее в выражениях!
— Да ладно, не ругайтесь, радуйтесь, все пройдём, а вот народец-то на земле, массы живут в темноте и не знают Царства Небесного.
— Его надо найти сначала.
— А всё есть для поиска — храмов понастроили на каждом шагу, крестов назолотили, таинства совершают, а толку… Бытовуха и обряды в головах, вот и всё.
— Ну-ну. Что, было бы лучше, чтобы церквей не было? Уже поразрушали в России. Видели.
— Да нет, я так не говорил. Просто бытовое православие хуже язычества. Люди надеются на всё и на кого угодно, только сами не хотят прилагать усилий.
Влад обнаружил, что образовалось уже несколько очередей.
В одной из них кто-то сказал:
— Нечего прилагать. Верь и всё.
Пошёл спор во всех очередях:
— Токмо деланием, де-ла-нием!
— Да, ваши иконы суть идолы!
— Враки. Надоело одно и то же. Им не поклоняются, а почитают. Что, в костёлах статуи лучше?
— Лучше вообще без всего. Лучше вообще ничего не изображать, потому что там никто никого не видел.
— Почему не видел? Являлись.
— А тому, кому являлись, тот не рисовал. А тот, кто рисовал, фантазировал.
— Ну, хватит уже!..
— Вот болтаем, болтаем, а заметьте, господа… Заметьте, товарищи, Господь-то ни слова, ни слова, как будто его всё это не касается.
— Правильно. Чего лясы зря расточать в поисках Истины. Он сам Истина...
Раздался скрежет. И свет яркий спереди.
— О! Окошко открылось. А свету-то, свету-то навключали внутри! Галогенки, что ли, аж глаза режет.
— Да, уж… А вы не смотрите прямо, боковым зрением смотрите.
— А у меня сварочные очки есть.
— А берушей нет?
— Ну и что громко.
— А?
— Я говорю, зато как выводят, шельмы!
— Кто?
— Ангелы!
— Ангелы?
— Не видно!
— А они внутри там!
— А! Прям ничего не видно уже!
— Да!
— Тронулась!
— А?
— Пошли!
— Ага! Пошли!
— Хвалите Господа, все народы, прославляйте Его, все племена; ибо велика милость Его к нам, и истина Господня пребывает вовек. Аллилуйя!               
— А?!
В киоск зашла Нюра и сильно хлопнула дверью. Влад очнулся.
Горели постеры на стенах.
— А! — крикнула девушка. — Пожар!
— В очередь все! В очередь! — закричал Влад.
Девушка схватила огнетушитель и сбила везде огонь.
— Курил! — сердито сказала Нюра. — Мог задохнуться и сгореть нафиг.
— Заснул. А ты зачем пришла? — спросил Влад и покашлял.
— Я забыла ключи, — ответила она.
Влад быстро поднялся.
— Дурак я, — сказал.
— Дурак, — подтвердила девушка.
— Такое дело... — сказал Влад. — Вот скажи, если бы тебе сказали, что осталось жить несколько дней, чтобы ты делала?
— Я? — удивилась Нюра. — Ну не знаю... Прощалась бы со всеми. И дела устраивала какие-то...
— Дела… — задумался Влад и, сам от себя не ожидая, предложил: — Я тебе киоск этот дарю.
— Ты что, Влад, пьяный? — удивилась Нюра.
— Ни в одном глазу. А ты девушка хорошая, будь счастлива.
Влад обнял Нюру. Она поцеловала его.
Парень вышел на улицу.
— Влад! — крикнула вслед девушка. — Может, вместе?
— Будь счастлива, — не поворачиваясь, сказал Влад.
Он шёл домой и, к своему удивлению, чувствовал радость.
Даже напевал из «Аквариума»:
 
— Здравствуй, моя смерть, спасибо за то, что ты есть;
    Мой торжественный город ещё не проснулся от сна.
    Пока мы здесь и есть ещё время делать движенья любви,
    Нужно оставить чистой тропу к роднику;
    И кто-то ждёт нас на том берегу,
    Кто-то взглянет мне прямо в глаза,
    Но я слышал песню, в ней пелось:
    «Делай что должен, и будь что будет», —
    Мне кажется, это удачный ответ на вопрос…
 
Дома он набрал номер бывшего партнёра по бизнесу, Сергея.
— Да, — ответил тот из областного города.
— Серёг, привет, это Влад… — начал неуверенно.
— Влад? — удивился Сергей. — Прикольно. Чего забыл?
Влад смущённо продолжил:
— Да ты... В общем, ты меня прости за всё.
— Простить? Я простил… Но… Но не забыл.
— Да... Я тебе... В общем, киоск свой отдаю. Вот.
— Зачем? — удивлённо спросил Сергей.
— Ну просто так. Я хотел прилететь на самолёте. Но он упал в кукурузу, — усмехнулся Влад. — В общем, оформляю всё на тебя. Пользуйся. И, Серёг, не вспоминай обо мне плохо. Давай, извини ещё раз. Пока.
Влад ощутил внутри, в груди необъяснимое тёплое что-то. К удивлению парня, ему стало легко и радостно после того, как он расстался с магазинами, с вещественным, материальным. Он даже улыбнулся себе.
— Ну и ладно, — сказал Влад и отбил вызов.


Глава 9
 
 
На следующий день после падения самолёта в городской библиотеке была лекция. Библиотекарь, полная женщина с пышной причёской, которая была в самолёте с Владом и Алиной, сидела за столом в отделе абонементов. После аварии она была ещё в некотором стрессовом состоянии. Женщина обложилась книгами и делала записи для краеведческой статьи:
«После отмены крепостного права произошёл массовый исход неимущих крестьян в города. Это вело к распаду семей, потому что в городах женский труд использовался в меньшей степени, чем мужской. Для женщин монастырь становился единственным убежищем от нужды.
Поэтому по просьбе местных купцов, по благословению священноначалия прибывшим Иеромонахом был основан женский монастырь, просуществовавший более полувека. После революции обитель была закрыта. Многие бывшие насельницы были осуждены новой властью. Главный собор был взорван. На месте келий появились мастерские и учебные классы.
Только в новой России начался процесс возвращения прежнего монастырского имущества Церкви. Была зарегистрирована религиозная община и начались работы по восстановлению монастыря…»
Библиотекарь посмотрела на часы, встала и прошла в читальный зал. Там уже собралось пять человек послушать лекцию «О творении мира». Три женщины пенсионного возраста, полный лысый мужчина и не совсем трезвый музыкант Макс в помятой одежде. И девушка в синем спортивном костюме и чёрной широкой шляпе с чёрными цветами, из-под которой выступали длинные красные волосы. Это была Кира, бросившая бутылку в озеро в парке.
Читал лекцию Шмелов, который тоже днём ранее летел в самолёте.
— Пора начинать, — предложила библиотекарь и кивнула Шмелову.
Лектор кивнул в ответ. Библиотекарь ушла к себе в отдел.
Шмелов взмахнул руками и продекламировал:
 
— Мой вопрос загружен,
     но ответа нет,
     Не было бы хуже,
     вдруг пришёл ответ.
     Мне такой не нужен,
     в сущности, отмаз.
     Как ногой по луже,
     брызги прямо в глаз.
     Тебе знать не нужно
     сверху голоса.
     Может быть ведь хуже,
     вторят небеса,
     Затаю обиду,
     сяду в свой трамвай,
     Скорая рапида 
     унесётся в май.
     И ночной кондуктор 
     скажет мне ответ,
     где же есть редуктор
     у больших планет.
 
Лектор помолчал немного, погладил бороду и продолжил:
— Я начал с поэзии. Почему? Потому что это гармония. Мир гармоничен. Но проза жизни такова, что мы ничего о нём не знаем. Тайны мироздания нам не подвластны. Как возникла Вселенная, что было до неё? Мы только можем предполагать, основываясь на Священное Писание, с одной стороны, на данные телескопов и археологические раскопки, с другой. И, соответственно, существует проблема примирения библейского повествования о творении мира и человека с естественно-научными представлениями. Две точки зрения: христианских эволюционистов, которые пытаются согласовать Шестоднев с эволюционной моделью мира, и научных креационистов, которые буквально понимают эти Дни Творения.
В библиотеку зашла Женщина В Белом и села на стул в первом ряду. Все посмотрели на неё. Шмелов кивнул Ей головой, приветствуя, и сказал:
— Эволюционисты говорят, что сотни миллионов лет геологической истории свидетельствует об усложнении природы от одноклеточных до человека в результате естественного отбора. Креационисты же считают, что основные геологические слои образовались после сотворения мира и грехопадения в результате Всемирного потопа.
Макс крикнул:
— Мудрёно! Можно простыми словами?
Лектор остановился и посмотрел не на парня, а почему-то на Женщину В Белом. И, так смотря на неё, продолжил повествовать, уже медленнее:
— Есть ещё одна точка зрения на данную проблему... А именно: все библейские места не имеют отношения к геологии и космологии. Это как бы литературная форма, в которую люди во времена пророка Моисея облекали свои мысли. И которая была понятна язычникам. Сотворение мира за шесть дней это лишь сказка для людей с наивными представлениями о мире... Да... Вот что писал Симеон Новый Богослов, — Шмелов взял лист бумаги и прочитал: — «Бог в начале, прежде чем насадил рай и отдал его первозданным, в пять дней устроил землю и что на ней, и небо и что в нем, а в шестой создал Адама и поставил его господином и царем всего видимого творения. Рая тогда еще не было. Но этот мир бысть от Бога, как бы рай некий, хотя вещественный и чувственный. Его и отдал Бог во власть Адаму и всем потомкам его… Адам был создан с телом нетленным, однако ж вещественным, а не духовным ещё, и поставлен Творцом Богом как царь бессмертный над нетленным миром, не только над раем, но и над всем творением, сущим под небесами».
Положил лист на стол. И, осматривая присутствующих, быстро продолжил:
— Чтобы понять, почему ведутся столетние споры, нужно вспомнить, что грехопадение прародителей делит всю историю тварного бытия на два этапа: первозданный мир и падший. А это разные состояния. Как изменился мир из-за падения Адама и Евы?.. Ведь есть тесная связь между миром и человеком. Владимир Лосский, писал, что человек является ипостасью земного космоса, а земная природа является продолжением телесности человека. То есть существует соответствие между состоянием человеческого тела и состоянием всего чувственного мира как продолжения этого тела. После грехопадения человек стал смертен, облёкся как бы в «кожаные ризы». И тленным стал весь мир, изменился образ его существования, его качество. А в связи с будущим воскресением человеческих тел, весь космос обновится и станет нетленным в соответствии с этими воскресшими нетленными телами.
— А что в раю-то было? — спросила одна из женщин.
Лектор погладил бородку, улыбнулся, ответил:
— Человек был изгнан из рая, и поэтому, к сожалению, человеческая наука не знает о нём ничего. То есть мир до грехопадения нам, увы, недоступен. Нам остаётся изучать только тленную природу, в коей и прибываем поныне. Таким образом, мы предполагаем два вектора времени, первозданное и падшее. В первом были шесть дней творения, во втором миллиарды лет эволюции, — заключил Шмелов.
— Так шесть этих дней — это сутки, где двадцать четыре часа? — спросил Макс.
— Какое было тогда время? — спросила Кира.
— Ну откуда ж мы знаем, какое-то непротяжённое. — ответил лектор. — Может, до грехопадения в мире вообще не было ни времени, ни пространства, ни движения. Можем предположить, что в раю оно было другое. Да, само время также исказилось после греха наших предков.
— А динозавры-то были? — снова спросил Макс.
— Были, — сказал Шмелов. — Кости находят же.
— А где они сейчас?
— Так есть же версия, что упал астероид Чикшулуб.
— Вот именно. Это — версия! — сказал Макс.
Лектор погладил бороду и сказал тихо:
— Есть ещё одно предположение… Э-э. Не выжили, бедняги, потонули во Всемирном потопе.
— Прикольно, — сказал Кира.
— Да, — продолжил Шмелов. — В Ноев ковчег не поместились.
Лектор засмеялся, и зал подхватил его смех.
— Ещё вопросики! — крикнул Макс, и зал затих. Отхлебнув из бутылки, он спросил:
— Говорящие коты бывают? А играющие на гитаре?
— Нет, что вы, — смущённо ответил Шмелов.
— Почему и как?
— Что? — не понял лектор.
— Бывают. Сам видел. Вот почему происходит нужное изменение? Как оно происходит?
— Не понятно.
— Вот и мне тоже. Например… Защитная окраска.
— Ах, вот оно что, — весело сказал Шмелов. — Это ж просто. У кого-то из особей появилось нечто в расцветке, что камуфлирует его и прячет от глаз хищников. Других съедают, а его — нет. Он, в свою очередь, передаёт это свойство потомству. И так следующие поколения получают нужный атрибут.
— Нифика! — отрезал Макс и повертел пальцем в воздухе. — Естественный отбор — это работа ума и зрения. Желание, то есть вера, как осуществление ожидаемого и зримость образов.
— Вы о чём? — нахмурился лектор.
— А вот о чём. Жук не хочет быть пищей птицы. Он видит лист, который она не ест. Он хочет быть похожим на него. И его спина окрашивается в цвет этого листа. Просто? Да. Вот и кот захотел играть на гитаре, думал об этом, верил в это, и всё получилось… Но проблема в другом. Каков механизм этого процесса? Я не знаю. Пока.
— Ну, молодой человек, это глупость, — весело сказал Шмелов.
— Да? А как насчёт ужасной тайны эво.. люци... люционистов? А? Как быть с цветами?
Лектор потрепал бороду и ответил:
— А вы в теме, молодой человек. Только алкоголь зря употребляете.
— Это моё дело, — махнул бутылкой Макс.
— Яд же.
— Да ладно, яд. Спирт — это естественное вещество в природе? Его формула — это венец эволюции. Как... Цветы. Ха! Ну? Как же быть с ними?
Лектор немного помолчал и медленно, путаясь в словах, сказал:
— Ну да... Есть такое. До сих… Со времени Чарльза... Мы не знаем, как... Появились сложные растения. Эти пестики, тычинки. Да... Ведь находят хвощи... А что потом? Возможно... Не знаю.
Макс встал, сделал глоток из бутылки и сказал:
— Принято! Вот мы в космос летаем... Да? Компьютеры придумали, телефоны. А тайны мироздания не можем постичь. До сих пор спорим. Как зародилась Вселенная? Когда? Кто?.. Тёмную материю никак не найдём.
И сел.
— Да, — поддержала его Кира. — И теология. А чтобы не теология? Это наука? Хотелки. Слова ради слов. Вот спасение так называемое… Гипотезы, теории. Сейчас вспомню… Читала ведь… Юридическая, нравственная, органическая… Две тысячи лет спорят, ругаются, воюют. Наплодили конфессий. Филиокве, папизм, непорочное зачатие Девы Марии… Кому нужны попы с таинствами, мощами, иконами? А кто против этого, предания, говорят, что, мол, только благодать, да писания, да вера истинны. А вера без дел мертва. Полки богословских книг! Нет бы одна была, как учебник по математике. Всё точно и чётко. И в конце метафизических теорем было бы написано: «Что и требовалось доказать». Эй, небо! — прокричала девушка и посмотрела вверх, на потолок. — Хоть бы Ты спустилось к нам и прочитало одну лекцию, чтобы всем всё было понятно.
Женщина В Белом встала, и подошла к лектору.
— Не думайте ни о чём. Потому что всё равно ничего не поймёте.
— Нормально, — улыбнувшись, сказал лектор. — А для чего нам голова, чтобы в неё есть?
Зал засмеялся.
— Да, — серьёзно ответила Женщина В Белом. — Это была очень хорошая идея сделать отверстие для приёма пищи в голове. А не наоборот.
В зале снова засмеялись.
— Ну, когда делали человека, — с усмешкой сказал Шмелов, — много косяков. Например…
Женщина В Белом покачала головой.
— Вы же сами сказали, что болезни появились после грехопадения. Изначально человек был идеален. Он жил в радости и блаженстве. Написано же, что Творец беседовал с ним в прохладе дня, — Женщина В Белом, задумалась, как бы вспоминая. — И свобода как наивысшая ценность была у него. Свобода выбора осталась у вас и поныне.
— Свобода?! — выкрикнул из середины зала толстый лысый мужчина. — Её нет! Вот я никогда не пил, не курил, занимался спортом, вёл здоровый образ жизни, а заболел раком. Почему я выбрал здоровье, а получил болезнь?
— Вы говорите о мирском, а не о вечном. Свобода дана человеку, чтобы он имел выбор любить или нет.
— Да, на что мне любовь, если у меня рак?
Женщина В Белом покачала головой.
— Нет, — сказала Она.
— Нет у меня рака? — удивился полный мужчина.
— Нет, — спокойно повторила Женщина В Белом. — Вы сказали: «Нет у меня рака». И слова воплотились. В этом и есть вера как осуществление ожидаемого. И я знаю ваше сердце, вы верите в невидимый мир, который вас любит. Вы здоровы.
Женщины, сидящие в зале, начали тихо переговариваться.
— То есть вера есть принятие желаемого за действительное? — спросила одна из них.
Женщина В Белом ничего не ответила, только улыбнулась.
Другая женщина, сидящая в зале, подняла руку и спросила:
— Можно вопрос? Я читала, уже не помню где, что мир создан из Ничего. Это как?
Лектор погладил бородку и, нахмурившись, ответил:
— Бог его знает?.. Наука изучает мироздание и постоянно меняет парадигмы. Ведь была механическая картина, которую сформировали Галилей и Ньютон. Потом она дополнилась термодинамическим аспектом Карно. Была открыта электромагнитная природа происходящих в природе взаимодействий такими гигантами, как Максвелл, Эрстэд, Фарадей... Потом Нильс Бор создал квантовую теорию атома... Возможно, после очередной научной революции мы скоро ответим на ваш вопрос и, главное, — он махнул рукой, — популярно поймём нашими человеческими мозгами, — и почему-то посмотрел на Женщину В Белом.
— Всё просто, — сказала Она, взглянув на лектора, — Вселенная начала быть, словно из бутона распустился цветок.
— А бутон откуда взялся? — спросила Кира. — Если не было материи и пространства не было. Да и времени тоже.
— Правильно, время появилось с материей. Всё во Вселенной взаимосвязано. Каждая частица с каждой частицей, независимо оттого, где она находится. Сорванный липовый лист в вашем чудесном парке сдвигает со своего места далёкую звезду. Поэтому понятие пространства не существенно, — ответила Женщина В Белом.
Полный мужчина крикнул:
— Муторно!
Женщина В Белом улыбнулась и спокойно сказала:
— Вот видите, чем дальше объяснять, тем менее вам становится понятно.
— Правильно, всему своё время, — поддержал Шмелов.
— Но мы хотим сейчас, — сказал полный мужчина.
— Время — это иллюзия. Нет различия между прошлым, настоящим и будущим. Когда вы это примете, то осознаете, как всё родилось из ничего и прикоснётесь к вечности. Когда вы верите, что мир существует, когда его ещё нет, говорите это, то он проявится. Как в случае с вашей болезнью.
На этих словах Женщина В Белом подняла руки, и в зале погас свет. Она опустила руки, соединила ладони и сказала:
— Да будет свет!
Потом раскрыла их, и в ладонях появился светящийся шар. Женщина В Белом подкинула его, и весь зал осветился. Все сидящие люди и лектор стали прозрачные. Женщины переглянулись, улыбнулись и сказали друг другу:
— Как хорошо!
— Блаженство!
— Ах! Ах!
Они засмеялись, захлопали в ладоши, начали пританцовывать, обниматься друг с другом.
Так продолжалось с минуту. Потом всё стало темно, появился электрический свет. И люди увидели: в зале всё как прежде. Только нет Женщины В Белом.
Встал и Макс с бутылкой в руках. Осмотрел себя и недоумённо спросил:
— Кто я? Где я?
Он бросил бутылку и подошёл к Кире, обнял её и поцеловал в щёку. Она тоже обняла его и поцеловала в губы. И они, с улыбками, глядя друг другу в глаза, побежали и исчезли в стене.
Прозрачность оставшихся людей исчезла.
— На воздух, дышать полной грудью! — сказал полный мужчина.
— Да! Вперёд! — сказала одна из женщин. — Вперёд, мои дорогие.
И убежали.
Зал опустел. Женщина библиотекарь услышала, как хлопнули дверью, и пошла посмотреть.
— Странно, — сказала она тихо сама себе в зале, — лекция быстро кончилась, но никто не попрощался.
На её глазах из стены появились двое молодых людей.
— Вы откуда? Что за фокус? — удивлённо спросила библиотекарь.
Макс осмотрел себя, взглянул на Киру, на библиотекаря и повторил:
— Фокус-покус.
— Чудо расчудесное, — сказала девушка. — Это... Это было. Знаете, как... Я не нахожу слов.
Она посмотрела на парня.
— Да, — согласился он. — Садитесь, — пригласил он.
Все сели на стулья.
Макс и Кира закрыли глаза. Парень начал быстро рассказывать:
— В начале ничего не было. Ни материи, ни времени. Тишина. Пустота. Тьма. И медленно и тихо зазвучала музыка. Прекрасная, удивительная. Неизвестные инструменты играли её. Да, мы не слышали на земле таких чарующих звуков, которые становились громче. Появилась прозрачная и искрящаяся пыль. Её стало больше, больше, и вот из неё начали проявляться светящиеся крылатые существа. Ангелы? Ангелы! Много, много их. Мы оказались на тверди. Земля? Конечно, мы были на Земле. Ранней. Чистой. Ничего, только суша и вода. Из них появились первые ростки. Травы, деревья — всё стало зелёным. И вот на небе появились звёзды. И забрезжил свет. Да, рассвет! Ослепительное солнце засияло в вышине! Там летели птицы. Мы стояли возле океана, бурлящего от рыб. На берегу, где рядом с нами появились животные. Мы стояли обнажённые. Ха! Ты и я, — Макс посмотрел на девушку.
— Да! — радостно подтвердила она. — Совсем голые. И мы...
Кира засмеялась.
— И мы обнялись. Мы остались, кем были, и стали, кем не были, — сказал парень.
— Мы остались мужчиной и женщиной, но стали как ангелы, — дополнила девушка.
— Это было радостно и блаженно.
— Это было красиво и благостно.
— Это было счастье.
— Это была любовь, — закончила Кира. — А чтобы и не любовь?
Библиотекарь услышала негромкую чудесную музыку. Гитара, скрипка, флейта и тонкие, будто детские голоса звучали где-то наверху. Она посмотрела на потолок и увидела языки пламени. Они танцевали и медленно спускались. И вот они уже на уровне лиц. Женщина подставила ладонь, и один огонёк сел на неё, не обжигая. Библиотекарь подбросила его, и он начал под музыку подпрыгивать и кружиться с другими. И вот они пропали.
— Вы видели? — радостно спросила библиотекарь.
— Что? — спросила Кира.
— А? — не понял Макс.
Они открыли глаза.
— Ты мне не нравишься. Я тебя разлюбила, — вдруг сказала девушка парню.
— Да? — удивился он. — Я вроде тоже ничего к тебе не чувствую. Странно, вот было же это и вот — нет.
— Да, странно. Даже больше, ты мне противен.
— Противен?
— Да! — подтвердила Кира.
— Ну... И ты мне... Как-то не очень. И...
— Ну и прощай!
— Пока, чувиха! — махнул рукой Макс.
Библиотекарь прервала их.
— Ну-у, — протянула она. — Развели «Санта-Барбару». Идите подышите на улицу.
— Да-да, всем пока, — согласился Макс. Встал, нашёл свою бутылку, отпил из неё и пошёл на выход.
Кира посмотрела ему вслед, как закрылась дверь и заплакала.
— Я не знаю. Не знаю. Понимаете?
— Что? — спросила библиотекарь.
Кира хныкала:
— Всё было так хорошо. И вдруг всё пропало. Любовь. Почему?
Библиотекарь подошла к ней, обняла.
— А что такое любовь? Это же не книга.
— Это магия, — легонько отстранилась девушка. — А что бы и не магия? Но… Я уже ничего не помню. Только что всё было перед глазами… И… Не помню.
Библиотекарь пожала плечами.
Кира улыбнулась и сказала:
— Deus karitas Est.
И убежала из библиотеки.
Библиотекарь постояла немного, потом подошла к стене, откуда вышла пара, и прислонила к ней ладони. Усмехнулась. Потом пошла к полкам с книгами, нашла Библию, села за стол, полистала и сказала сама себе:
— Надо же, в окружении книг, а главную давно не открывала.
И погрузилась в чтение:
«…Так совершены небо и земля и все воинство их.
И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал.
И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал…»
 

Глава 10
 
 
В этот, четвёртый день Владу позвонила Алина.
— Алина? Привет! — обрадовался парень. — Как ты узнала телефон? Визитка? А, ну да…
Договорились встретиться в парке. Там на летней сцене был концерт. Выступал Лохматый, парень с длинными волосами в красной кепке, в спортивном сером костюме и кроссовках. С ним были две неизвестные Владу девочки в серебристых куртках. Они быстро поднялись на сцену, и Лохматый под хлопки зрителей начал читать рэп:
 
— Бежит вперёд река Ока,
    А рядом город без замка.
    И ты скорей в него влетай,
    Увидишь рукотворный рай.
    Услышишь сосен стройных хор.
    Где дуб столетний дирижёр.
    Солист седой единорог,
    Поют хип-хоп, поют джаз-рок.
 
Девочки подпели мелодичный припев:
 
— Предки наши земляки
     Рыли дудки-рудники.
     Лепесткам железных роз
     Зной не страшен и мороз.
     Хоть всю землю обойдёшь,
     Лучше город не найдёшь.
     Дарит сталь родной стране.
     И любовь тебе и мне.
 
Лохматый продолжил:
 
— Без молотка и без гвоздей
     Бог создал творческих людей.
     Создал поля, лесов покров
     И ожерелье из прудов
     И лебединую семью —
     Смотри их в парковом раю.
     Они на озере живут.
     И нам с тобою подпоют.
 
Влад вместе со стоявшими зрителями спел припев. Это была последняя песня концерта. Раздались аплодисменты.
Влад подошёл к товарищу, который начал разбирать аппаратуру.
— Здорово! Классный концерт, — поприветствовал Влад.
— Йоу чикиреу! Привет, бро! Пасибки! — ответил Лохматый.
Пожали руки.
— Весь в музыке, весь в культуре. Не стрижёшься и не бреешься, — весело сказал Влад.
— Чувак! — улыбнулся Лохматый. — Только в музыке есть гармония, понимаешь? Только в музыке!
— И больше нигде?
— Есть где, — ответил Лохматый. — В словах. Слова тоже ведь музыка... И какой вывод?
— Какой?
— Наш мир сотворён музыкой. Музыка есть слова. Нет. Музыка есть Слово. Помнишь? В начале было Слово… Перефразируя, в начале была Музыка. В начале был звук. Это как кто-то, знающий законы всевышней гармонии, подошёл к Небесному Органу и из восьмидесяти восьми клавиш, изображающих хаос, взял первый самый гармоничный аккорд.
— Большой взрыв! — догадался Влад.
— Ага! Типа того. Но, создав мир, нужно отвечать за него... Вот есть священные книги. Там описаны заветы, то есть…
Влад вздохнул.
— Лохматый, опять ты со своей религией. Отстань.
— Не религией. Религии — это бизнес. А я о разуме.
— О вере?
— А что такое вера? Я не знаю. Уверенность в невидимом? Уверен. Осуществление ожидаемого? А вот этого нет. Хоть лоб расшиби, но не добьёшься от Творца мира, здоровья, бабла...
— Зачем просить? Надо самому действовать, — сказал Влад.
Мимо проходил священник с семьёй: матушкой и двумя ребятишками.
— Ага! — обрадовался Лохматый. — Вот скажи мне, отче Георгий…
— Отстань от людей, Лохматый, — перебил его Влад.
— Погоди, — отмахнулся Лохматый и к батюшке: — Правильно я говорю, что о временном в писаниях-то говорится. Что обещал Мессия? Уверовавших будут сопровождать знамения. Говорил, что именем Моим будут изгонять бесов. Будут говорить новыми языками. Будут брать змей, а если что смертоносное выпьют, не повредит. И вот возложат руки на больных, и они станут здоровы. А где там всё это? — Лохматый показал в сторону храма. — Попы проповедуют, но за слова не отвечают. Бог отвечает за своё слово? Такое впечатление, что или Он пошутил, или нас обманывают Его посредники… Написано же, что будете исцелять? У меня зуб болел. Я пришёл к попу как к врачу, а он мне: твори эту молитву, читай этот акафист, лобызай икону Пантелеймону. Где твой Святой Дух? Где его дары? А, отче? Как апостол бесноватого, поп не смог меня исцелить. Значит, вера его меньше горчичного зерна?
Отец Георгий, знавший Лохматого, сказал:
— Молодой человек, как только мы встречаемся, вы начинаете словоблудить.
— Ой, — махнул рукой Влад. — Он всегда этим грешит.
Батюшка улыбнулся и сказал:
— Мессия исцелял по вере. Значит, у тебя она была мала. А твой зуб сгнил, потому что не чистил его. А требуешь, чтобы твои ошибки исправила вечность.
— Вот! — обиделся Лохматый. — Одни отговорки. И главная — радуйся, что не хуже.
— Изыди, — весело сказал отец Георгий и пошёл дальше.
— Изыду. Когда думать перестану, — улыбнулся Лохматый. — А пока музыкой буду верить в Истину, музыкой проповедовать.
— Это прямо секта какая-то музыкальная, — сказал ему Влад.
— Мне пофиг. Я сам по себе. Со своими мозгами, — поднял руки Лохматый и прокричал в небо: — Эй! Кто там? Ты отвечаешь за свои слова?
Тут же над его головой пронеслась несколько больших птиц.
— Блин, обгадили... — сняв кепку и смотря на птичий помёт, посетовал Лохматый.
— Словил? — рассмеялся Влад.
Лохматый отряхнул кепку.
— Это знамение, — сказал, улыбнувшись. — О том, что небо, — показал пальцем вверх, — слышит. Об этом я и говорю, что Он нас слышит, но улучшать наш быт не спешит. Для кого создан мир? Для человека. Для чего создан человек? Для его, человека, блаженства. Ты, кайфуешь по жизни? Он... она... — Лохматый показывал на прохожих. И на пожилую женщину в помятом платье, сидевшую на лавочке.
Услышав Лохматого, она сказала:
— Дорогие мои, юные друзья! Здесь бесполезно искать счастье. Здесь даже радости временные. Пшик!
— Да, куда ни кинь, всё плохо, — ответил Лохматый. — Хотя вон отец Георгий, наверно, счастлив в семье.
— Я вот вам что посоветую, ребята, — сказала женщина. — Не живите до старости. Болезни, деменция, альцгеймер... И одиночество.
— Спасибо за совет, — весело сказал Лохматый. — Прям сейчас и застрелимся. Хотя оружие у нас свободно не продают. Не Америка. Есть другие способы суицида. Например...
— Да ладно, шутка же, — вступил Влад.
Женщина долго смотрела на собеседников.
— Я вот сколько раз могла запросто уйти из жизни. И тонула, и горела в огне. Но каждый раз что-то происходило или кто-то спасал. И вот дожила до девяноста лет. Зачем?
— Для удобрения, — засмеялся Лохматый.
— Хорошая версия, — улыбнулась женщина.
— Спасибо, — поклонился Лохматый.
Подошла Алина в красивом оливковом платье.
— О, привет! — сказал Влад. — Это Алина, это Лохматый, — познакомил.
Лохматый протянул руку, потом увидел пустые рукава девушки, почесал затылок.
— Здрасьте… Лохматый? — весело спросила Алина.
— Да, так и есть. Я в культуре.
— А я вот подумала, почему бы не встретиться, — девушка сказала Владу.
— Ну, конечно, Алин, — смущённо сказал Влад. — Тем более мы пережили такую аварию. Есть о чём вспомнить.
— Ой! Лучше не вспоминать.
— Наверно, — согласился Влад.
Он смотрел в глаза девушки и чувствовал, что тот сплин, что сидел у него в душе после аварии на мотоцикле, ушёл. Ему становилось легко и радостно, когда она была рядом.
Перебил Лохматый.
— Какой музон любишь? — спросил девушку.
— Разный, — ответила она. — Но больше наш русский рок. Гребенщикова.
— О! И я, — обрадовался Влад.
— Понятно, — сказал Лохматый. — Над небом голубым есть город золотой…
— Под небом, — поправила Алина.
— Здесь можно поспорить.
Вступился Влад:
— Лохматый у нас любит спорить. Искать правду. Хлебом не корми. Не живётся ему спокойно.
— Ну это нормально. Голова же должна быть не только для еды, — усмехнулась Алина.
Посмеялись все.
Мимо прошагали тинейджеры в военной форме.
Лохматый воскликнул:
— Ни культура, ни религия не должна воспитывать солдат! Христос не призывал создавать ополчения. Он призывал любить видимых ближних и невидимого Бога.
— А защищать Церковь? — спросила Алина.
— Ну опять, Лохматый… — посетовал Влад. — Успокойся.
— От кого? — спросил девушку Лохматый.
— От татаро-монголов, от псов-рыцарей, от... — ответила Алина.
— Глава Церкви — Христос! Сын Божий! Кто выше и сильнее его? «Врата ада не одолеют её...» Вспомни... — спорил Лохматый.
— Есть же небесная и земная. На земле защищать вторую. Или подставлять вторую щёку гонителям, когда разрушают храмы? — спросила девушка.
— Храмы? Знаешь пословицу: Святой Дух не в брёвнах, а в рёбрах, Алин. Сказано, придёт время, будут поклоняться Отцу в Духе и истине. То есть без всего этого внешнего. Внутри!
— Скорее ты неправильно понимаешь эти слова, — ответила девушка.
— Увы и ах! Я как раз правильно понимаю. А вот двухтысячелетняя история показывает нам дорогу крови в бесконечных религиозных войнах. Для этого воплощался Иисус? Чтобы после Его вознесения человек убивал человека? Чтобы люди ссорились из-за того, кто главнее или какой рукой свечку держать? Если Христос глава Церкви, а в ней торгуют картинками, записочками и за Таинства, как говорят, за дары Святого Духа, берут деньги, значит, Сын Божий — торгаш? И Церковь — Его бизнес? — возмущённо сказал Лохматый.
— Ну, хватит вам, — нахмурился Влад. — В мире товарно-денежные отношения. И всё стоит денег, и еда, и брёвна.
Лохматый по-клоунски поклонился.
— Ничего вы, ребята, не знаете. А хуже того, не хотите узнать, — сказал, улыбаясь.
— Что мне нужно, я знаю, — сказала ему Алина. — Но знания мои лишь для меня. Они непередаваемы.
— И ты знаешь истину? — спросил Лохматый.
Алина ничего не ответила, только улыбнулась.
— А ты, Влад, знаешь, что есть истина? — спросил Лохматый.
Влад молчал.
Лохматый не унимался:
— Нагородили религий! Адепты каждой считают свою истинной. Человечеству нужно раз и навсегда честно себе признаться, что раз есть много этого добра, то нигде нет истины и правды. То есть признать всё сказками. Ты знаешь притчу о горе, где с каждой стороны разная природа, но вершина одна, это о религиях? Да, они все разные, но якобы все приводят к одному. Враньё! У всех разные цели.
— А если посмотреть по-другому? — сказала Алина. — Множество религий указывает на множество религиозного опыта человечества. Разными словами, красками, музыкой людям рассказывается та красота и блаженный трепет, который есть в невидимом мире. Рассказывается нам, которые не могут воочию в силу несовершенства органов постичь трансцендентное. Пока не можем.
Помолчали с минуту, слушая пение птиц и шелест листвы.
Влад сказал:
— В этом, конечно, есть логика, Лохматый. Плохо, религиями пользуются власти. Чтобы держать челядь в подчинении, чтобы чернь боялась убивать богатых и красть у них. Чтобы работала. И второе зло — это религиозные касты. Шаманы, гуру всяких мастей... Бизнес. И в глазах у них бабло.
Алина подумала о бабе Даше, вступилась:
— Ну они помогают людям. Например, бесов изгоняют. И потом, им с голоду умирать?
Лохматый махнул рукой.
— А мне вообще не нужны люди. Я не могу их любить. Не могу себя заставить. 
— Нельзя любить Бога и не любить людей. Именно второе есть критерий любви ко Творцу, — ответила ему Алина.
— И мне не нужен посредник между мной и Богом. Он у меня внутри, в душе, — не унимался Лохматый.
— Это самообман, — сказала Алина. — Ты не знаешь этого Бога. Или... Как будто в зимнем лесу замерзаешь, когда у тебя в кармане спички и полно дров. Или как носить фото в кармане любимого человека, но избегать общения с ним. Удобно! Не надо творить добрые дела, не нужно милосердие.
— Религия и вера разные понятия! Алина! — взмахнул руками Лохматый.
За девушку вступился Влад:
— А как ты определил, что Он у тебя внутри?
— Верю в него.
— Как?
— Что Он есть.
— А Он знает, что ты веришь в Него?
— Он... Он... Я говорю об этом, и он слышит.
— И всё? Этого достаточно? — спросила Алина. — Нет. Потому что слова ничто. Бог внутри человека, в душе его, когда сердце пылает от любви. От любви к Нему и ближним своим. А любовь и вера без дел мертва... Сердце это чудо! Во всей бесконечной Вселенной с её звёздами, планетами, невообразимо огромными пространствами нет ничего, что может любить. Только у маленькой песчинки — человека — в груди есть духовный орган, способный на это.
После этих слов в небе, в голубом ясном небе сверкнула молния.
Лохматый поклонился ребятам:
— Приятно было пообщаться. Ариведерчи!
— Пока, — пожал руку Влад. — Отличный был концерт.
— До свидания, — улыбнулась Алина.
Лохматый попятился назад, сказав:
— В спорах не рождается истина, что бы ни говорили древние греки.
— Я знаю, Кто есть Истина! — крикнула ему Алина.
Лохматый взмахнул руками и пошёл к сцене за инструментами.
Алина посмотрела на аттракционы. Колесо обозрения было на своём месте.
— Чудеса творятся какой уже день, Влад. Как будто кто-то откуда-то посетил наш мир, — сказала девушка.
— Кто-то невидимый из невидимого мира? — спросил Влад.
Алина задумалась. Она вспомнила Троих. Поющего Фильдеперса. Зачем Они здесь? Зачем появились в нашем мире, в маленьком городе. Неспроста. Если Они из светлых сил, то, значит, кому-то угрожает опасность. Помочь? Или что-то исправить? Ангелы, с одной стороны. Падшие ангелы, бесы, с другой. Эти вторые ближе к человеку. Потому что хотят погубить. Но святые отцы говорят, что у людей есть ангелы-хранители. Так две стороны и враждуют. А поле их битвы есть сердце человека.
Алина сказала Владу:
— Я всегда думала, что злые приходят сами, а добрых надо просить. Но не уверена теперь… Если миру или даже отдельному человеку угрожает опасность, добрые… Светлые приходят на помощь без просьб… Всё так сложно, Влад. Мы рассуждаем материальными временными категориями, но на кону-то наши души. Наши души…
— Да, — не зная, что ответить, сказал Влад. — Можно спросить?
— Да.
— Знаешь, я никогда… Ну почти никогда не задумывался. Но вот уже какой день размышляю.
— Над чем?
— Вот над этими вселенскими вопросами. Скажи, от чего нас спас Иисус Христос? Если все не перестали грешить, болеть, умирать?
— Ты как Лохматый…
— Ну нет… Просто тоже есть вопросы… Если от первородного греха спас, то младенцы имеют его?
— Влад, это не просто всё, нельзя быстро рассказать.
— Ну хоть как-то. Я, конкретный человек Влад, не чувствую, что меня спасли, искупили. Потому что у меня, как сам понимаю, были в жизни нехорошие поступки. Где Он конкретно для меня?
Алина подумала немного. Сказала:
— Да, люди продолжают грешить и… умирать. Сын Божий спас от смерти.
— Не понимаю, — сказал Влад.
— Он воспринял нашу человеческую природу, оставаясь со Своей Божественной. В Нём две природы то есть. Понимаешь, воспринял — это всё равно как заразился.
— Чем?
— Смертью. Смертностью… Он исцелил человеческую природу не во всех людях, но лишь в Себе Самом.
— Начал понимать, — улыбнулся Влад.
— Вот. И плоть Его по воскресении уже другая, обновлённая. Бессмертная. То есть так Он победил смерть. И мы не можем изменить нашу природу, пока сами не умрём и не воскреснем. Но уже сейчас мы можем принимать в себя как бы залог будущего нашего воскресения. Это Тело и Кровь Господа, Который воскрес из мёртвых. В Причастии.
— В церкви, — добавил Влад.
— Ну да. Там происходят таинства посредством Святого Духа. В том числе Евхаристия, превращение хлеба и вина…
— Значит, чтобы воскреснуть, нужно умереть! — весело сказал Влад.
Алина нахмурилась.
— Ты почему радуешься?
— Да было дело, — смущённо сказал парень.
— Ты умирал?
Влад не ответил.
— Значит, путь к вечной жизни лежит через смерть, — сказал.
— Значит, так, через крест, — подтвердила девушка. — И смерть будет окончательно побеждена со вторым пришествием Христа.
— Долго ждать? — спросил Влад.
— Не знаю, — усмехнулась Алина. — И никто не скажет. Только… Перед этим будет приход антихриста. Так написано… Но всё это не значит, что мы сейчас не можем ощутить это будущее своё воскресение. И быть счастливы, как… прародители в раю. Можем! Жизнью в церкви. Примеров тому, святых очень много. И, главное, первое условие это вера… Бог не навязывается, как бы стучит к нам в двери и ждёт, что мы откроем Ему. Понял?
— Вроде, — сказал Влад.
— Христос воплотился, жил праведной жизнью, страдал, умер, воскрес, вознёсся в нашей, Влад, человеческой природе. Прославив её.
Влад увидел у Алины слёзы.
— Хорошая ты, — сказал он и отёр глаза девушки платком. — Может, на «чёртовом колесе» покатаемся?
Алина пожала плечами, спросила:
— А оно прочное?
— Ну не дураки же делали. Инженеры.
— Просто… — замялась Алина. — В тот день, когда мы с тобой встретились, колесо улетело.
— Куда? — засмеялся Влад.
— В пруд, — улыбнулась Алина.
— Серьёзно? С людьми?
— Нет, они успели убежать. Раскрутилось и — вжих! Туда… — показала головой.
Влад почесал лоб.
— Хорошая шутка, — сказал.
— Не шутка. Я сама видела… А столб, который тебя поднял, тоже шутка?
— Столб не шутка… Русалки, Трое… — задумался парень.
— Кто?
— Да так… Но колесо-то на месте! — сказал весело Влад.
— Значит, прилетело назад, — улыбнулась Алина.
— Ну, тогда пойдём.
Они сели в кабинку и, пока она поднималась, смотрели друг на друга.
— Легко, — сказал Влад.
— Наверху? — спросила девушка.
— С тобой как-то легко. Словно все проблемы сразу исчезли.
— А я, знаешь, сознаюсь, не чувствовала такого до встречи с тобой.
— Какого?
— Ну не знаю… Будто сердце пылает и воздуха не хватает, дышать тяжело.
Влад улыбнулся.
— Это потому что мы наверху. Здесь кислорода мало.
Алина усмехнулась.
— Наверно, — сказала.
Они смотрели вниз, на свой город. Парк, пруды, микрорайоны, заводы. Каждый думал о своём, о том, какие события, много событий связывали их с этими местами. Но было одно одинаковое чувство у парня и девушки. Любовь к родному городу, к малой родине, где прошло детство. И ещё они чувствовали всё больше и больше, находясь рядом, — любовь друг ко другу.
Когда Влад проводил Алину до дома, девушка спросила:
— Зайдёшь? Я тебя с бабой Дашей познакомлю. Она у меня боевая. Все черти её боятся.
— Может быть, в другой раз, — отказался Влад.
Ему очень захотелось обнять Алину. Но он понимал, что время жизни его на исходе и не хотел давать надежду девушке. Это было бы нечестно, подумал парень. Но не удержался и обнял.
И Алина поцеловала его в щёку. И они поцеловались в губы.
— Неправильно всё это, — сказала Алина и заплакала. — Я же вот какая…
— Не в этом дело, — сказал Влад и отёр её слёзы. — Совсем не в этом.
И быстро зашагал прочь.


Глава 11
 
 
Раиса Викторовна долго смотрела в окно кельи на носившихся с криками ворон.
— Что орать-то? Еда есть, вода есть. А они орут. Ишь, нехристи! — громко сказала она.
Женщина взяла с полки Библию, которую дал ей Влад, села на кровать и открыла её. И заметила, что кроме отверстия внутри появились ямки и бороздки, а некоторые страницы изорваны. Раиса Викторовна полистала. Да, будто какое-то насекомое, как в яблоке, прогрызло ходы. Ещё потрепала листы и увидела червя с огромными глазами. Присмотрелась — и лицо похоже на человеческое. Червь испуганно смотрел на женщину и к её ещё большему удивлению сказал:
— Что, дура, читать собралась? Думаешь, от чужих слов в рай попадёшь?
И засмеялся мелко.
— Ах ты! — грозно сказала Раиса Викторовна и захлопнула книгу.
Червь быстро прогрыз ещё одну дырку в блоке и высунул голову. Начал ругаться противным голосом:
— Что, дура, научилась читать и всё теперь знаешь? И мы с браткой моим Гундобиным всё знаем. Вот ответь на вопрос. В четвёртый или пятый день творения были созданы растения? Он увидел, что это хорошо и благословил. В пятый и шестой день были созданы животные, птицы, рыбы и человек. И этих Он благословил. В саду Эдема насадил деревья, одно из них познания добра и зла. Но в чём подвох? Он благословил все растения, сказал, что хороши весьма. А Адаму и Еве что сказал? Мол, даю вам всякую траву, сеющую семя и всякий плод древесный. Сие вам будет в пищу. Чуешь парадокс, дура? Всякий плод древесный, который был Им одобрен. А насадив древо познания добра и зла, Он противоречит Своему слову, изречённому до Адама и Евы. Поняла теперь? Что смотришь зенками свои тупыми?.. То Он создал все растения совершенными и хорошими и все плоды разрешил есть. То теперь в другом месте первых глав книги Бытия так просто от Своего первого слова переходит к следующему и запрещает есть. Так что же? У Него первое слово дороже второго? Как Ему доверять? Как после этого ты Ему доверяешь? А, дура? 
Женщина ничего не ответила. Перекрестилась, прошептала Иисусову молитву. Задумалась, спросила как бы себя:
— Зачем Господь создал червей?
Подумала и ответила:
— Наверно, на корм птицам. Но… Если бы Он не сотворил птиц, то не нужны были бы и червяки.
Червь из книги крикнул:
— Ты чего, дура, говоришь? Он всё создал на мучение. Все мучаются. И ты тоже.
Раиса Викторовна погрозила червю кулаком, сказала:
— Я не дура, а человек. И нисколько не мучаюсь. Наоборот, радостна и спокойна, пребывая в сей обители. А вот как ты, тварь, оказался в сём благодатном месте, да ещё в духовной книге? А?
— Как? Ты же советская женщина! А не знаешь законов Лысенко? Революционное превращение одного в другое.
Женщина покачала головой, ещё раз перекрестилась, сказала:
— Изыди!
Она открыла книгу, взяла чертыхающегося червя за хвост и выбросила в окно. Тут же пролетела мимо ворона и схватила его. И, задев крылом плеча Галактиона, с криком улетела.
Галактион медленным шагом прогуливался по территории монастыря. Он посмотрел вслед вороны, нахмурился и сдул что-то невидимое со Своего плеча.
Мимо проходили редкие монахини и миряне.
— Красиво было построено, — как бы Сам Себе сказал Галактион, разглядывая разрушенные сооружения.
— Красиво, — сказала девушка в длинном сером платке и такого же цвета платье с маленьким рюкзаком за спиной. — Но скучно.
— Скучно? — удивлённо спросил Галактион.
— Да. Сначала вроде захватывает. А потом наступает тоска.
— Да… — задумался Галактион. — Иерусалимский устав? Тяжело, конечно.
— Конечно! — подхватила девушка. — Я была послушницей здесь… Но, знаете, у католиков проще. Пойду к ним.
— А у протестантов ещё проще, — напомнил Галактион. — А в миру…
Девушка оборвала:
— В миру… Ну вот зачем, скажите, в православии один устав и для монахов, и для мирян? Что, нельзя сделать послабления? Это же рутина прямо. Молитвы, работа, бесконечный пост. И всё это круглосуточно. В миру, где штормы и ураганы.
Галактион пожал плечами.
— Вы считаете, не нужно это для спасения души?
Девушка сморщила рот и покачала головой. И пошла. Потом повернулась.
— А вы прямо светитесь. Не из Чернобыля? — с улыбкой спросила.
— Нет, — спокойно ответил Галактион. — С неба.
Девушка усмехнулась и быстро пошагала.
Галактион тоже медленно пошёл.
От взорванного главного собора остались лишь стены. Белые стены с ранами из красного кирпича. Словно после пыток рваная кожа оголяла кровавые куски мяса. Он стоял семьдесят лет, превозмогая унижение и боль, являясь вместе с другими разрушенными постройками монастыря укором двадцатому веку.
В южной стене зияло большое отверстие. Галактион влез в него и оказался… Нет, не в разломанном храме без крыши с лежащими посреди храма руинами, а в изначальном величественном состоянии с боковыми крыльцами и западным притвором, с вызолоченным иконостасом во всю ширину храма, с боковыми приделами. Прихожан не было, но служба велась. Пел хор. Кадил диакон.
Открылись царские врата, и вышел седой Иеромонах в чёрном священническом облачении. Он медленно спустился на середину храма, увидел Галактиона и подошёл к нему. Поклонился. Снял камилавку, оголив длинные седые волосы.
Поклонился и Галактион.
— Не дожил я до освящения главного собора. Вот, ныне сподобился пребывать в сием благодатном месте, — сказал Иеромонах и погладил блинную бороду.
Галактион кивнул.
— Красота неописуемая, — сказал он, разглядывая внутреннее убранство. — Но сия помпезность подвергнется опустошению.
— Скорбно, — сказал Иеромонах.
— Но не пройдёт и столетие, как благолепие вернётся. Слава монастыря будет пуще прежнего.
— Слава Богу, — сказал Иеромонах.
Поклонились друг другу. Иеромонах пошёл к Царским вратам и скрылся за ними.
Галактион вышел из главного входа главного собора на волю, прошёл несколько шагов и оглянулся. Собор был в том же разрушенном состоянии.
Проходя мимо лавки, на которой сидели две немолодые женщины — монахиня в чёрном и мирянка в кружевном платье, Галактион поздоровался, сняв шляпу и сел рядом. Опёрся руками на зонт. Прислушался.
— Мы ехали издалека. Скажите, зачем наставили крестов при въезде в населённые пункты? — спросила монахиню мирянка.
— Обереги, — ответила монахиня.
— Но это же язычество! Раньше были истуканы, камни всякие...
— Это другое. Крест как символ победы Христа над смертью.
— Можно называть как угодно, но суть остаётся — люди поклоняются вещам, материи.
— Да нет... Вот иконы. Не дереву и краскам кланяются, а тому, кто изображён. Почитательное поклонение.
— Это в теории, — спорила мирянка.
— Как бы то ни было, человек, встречая взглядом крест, проезжая мимо него, лишний раз задумается о том, что добро лучше зла, что есть Бог и Он есть Любовь.
Мирянка развела руками. Громко сказала:
— Ну тогда надо разрисовать крестами дома, деревья, столбы. Натыкать их больше. Глядишь, и злу негде будет ступить. И вообще, что мелочиться? Попы дома освящают святой водой, автомобили... А что бы всю планету святой водой не освятить? Все бесы в космос улетят, и наступит рай на Земле.
— Смешно, да, — улыбнулась монахиня. — Пока второй дом будут освящать, первый загадят. В том то и оно, что такие дела и вообще спасение человека, земной путь спасения от греха и в конечном итоге от смерти, путь к Воскресению и вечной жизни с Богом есть постоянный и непрерывный, ежедневный, без отдыха. Путь духовной брани. Путь очищения. Для этого и кресты на дорогах.
— Красиво говоришь, — сказал монахине Галактион.
Женщины переглянулись, встали и ушли.
Через некоторое время перед Галактионом прошагали маршем ребята из патриотического общества «Православные богатыри». Рядом шёл их наставник Чипов. Все были в одинаковых одеждах цвета хаки. На головах пилотки.
Галактион сказал наставнику, когда тот поравнялся с Ним:
— Красиво шагаете!
Наставник крикнул ребятам:
— Стой! Раз! Два! Вольно. Разойдись.
Он подошёл к Галактиону и сел рядом.
— А зачем? — спросил Галактион.
— Что это? — спросил Чипов. — Ну-у... Ребята отвлечены от грехов.
— Ну тогда благое дело, Чипов.
— Конечно, благое, — радостно сказал Чипов.
— Откуда вы знаете мою фамилию? — спросил Чипов.
— Вы же известный человек в городе. Вы этого хотели, когда ушли на военную пенсию в чине прапорщика. Славы хотели?
Чипов нахмурился, снял пилотку, пригладил волосы, снова надел.
— Нет, — сказал.
— Ну нет, так нет. Но ваше сердце говорит о другом...
Чипов пожал плечами.
— С кем сражаться будете? — спросил Галактион.
Чипов скривил рот.
— С врагами православной веры.
— Убивать будете? — улыбнулся Галактион.
— Ну-у, — протянул Чипов. — Если потребует духовное начальство... 
— Духовное начальство... — повторил Галактион и посмотрел на небо.
— Нет больше той любви! — отчеканил Чипов. — Чем душу положить за други своя.
— А за Босфор и Дарданеллы?
Чипов встал, прокричал:
— Мы русские! С нами Бог!
— Вы русские... — тихо повторил Галактион.
— Только Русь хранит истинную веру. Все остальные, инославные или вообще не христиане не имеют такой! — отчеканил Чипов.
— Вера... Две тысячи лет прошло с Воскресения Христа. Сколько крови пролито в религиозных войнах, сколько людей погублено из-за заблуждений, мудрований человеческих.
— Ну знаете, как Спаситель говорил: «Не мир я принёс, но меч».
— Это о духовной брани.
Чипов тяжело задышал, громко сказал:
— Что вы мне голову морочите, энергию мою тратите. Если вы атеист, не религиозный человек, не христианин, так и скажите!
—Христианство не религия, — тихо сказал Галактион.
— Как так?!
— Религия есть метод для связи с Богом. Она и переводится так на ваш русский язык. Но две тысячи лет назад было воплощение Сына Божия. Поэтому связь восстановлена.
— Вы не правы, — сказал Чипов.
Галактион ничего не сказал на это. Он что-то начал чертить на песке зонтом.
— Знаете, — вдруг сказал Он. — Людям свойственно создавать культы. Двести веков назад совершилось Божие дело о преображении человечества. Но люди из святых таинств создали религиозный культ.
— Бога не нужно славить? Не нужно Ему поклоняться?!
— Нужно. В духе и истине.
— А что есть Истина?
Галактион не ответил, продолжал чертить зонтом на песке.
— Знаете что? Почему вы молчите, не отвечаете? А? — ещё больше вспылил Чипов, и крикнул ребятам: — Становись!
Разбежавшиеся ребята быстро встали в строй и по команде своего наставника пошли маршем.
Чипов крикнул:
— Мы русские, с нами Бог!
Ребята хором повторили.
— А как же, — кивнул Галактион, встал и пошёл по аллее монастыря.
На песке осталась надпись:
«Не любите мира, ни того, что в мире. Кто любит мир, в том нет любви Отчей».
Галактиона перегнала Раиса Викторовна с криком:
— Беда-то какая!
Галактион поздоровался, сняв шляпу:
— Здравствуйте!
И спросил:
— Что случилось?
Раиса Викторовна остановилась, заплакала и пожаловалась:
— Книги! Все книги изъедены.
— А что за книги? — спросил Галактион.
— Церковные, духовные, все! — ответила она.
— Церковные. Духовные... — повторил Галактион. — И Библию?
— И Библию!
— Значит, нечего читать теперь.
— Нечего! — с рыданием сказала женщина.
— Беда.
— Беда! — повторила Раиса Викторовна и убежала.
Галактион сел на скамейку. Рядом приставил зонт. С минуту посидел, глядя на суетившихся людей, и тихо спросил:
— Ты зачем пакостишь, поганец?
Услышал ответ:
— А вот посмотри, как без книг бесятся. Не могут людишки без чужого опыта жить.
Галактион посмотрел на лавку. Там сидела ворона.
— Гундобин, значит?
— Галактион, значит? — сказала ворона.
— А брат где?
— Братка сожрал корову и стал толстый. В питона вырос. Его поймали и в клетку посадили.
Галактион усмехнулся, сказал:
— Кочуете, значит. Лягушки, черви, вороны, змеи…
— И людишки… Кочуем, а что нам.
— Не жилось на небе-то.
— А там свободы нет. Прислуживай Ему. И скукота. И музыка тошная.
— Ну-ну… А здесь хорошая музыка? — спросил Галактион.
— Ну да.
— Намедни, рэпчик слушал в парке. Клёво. И тексты норм.
— Странно, — сказал Галактион. — Но это же стихи. А они божественны по определению. Поэзией был сотворён мир.
— Ну в чём-то наши взгляды схожи. Любим поэзию, — сказала ворона.
— Ну-ну.
— Что ты нукаешь, Галактион? Вот многословие всегда было у вас. Одна болтовня. Вот и книг написали, что чёрт ногу сломает.
— Если бы...
— Если бы! — переговорила ворона. — Ты мне скажи, зачем вы людям наговорили сказок о своей реальности. Слов таких нет, чтобы описать. Люди спорят, дерутся. Написал бы Мессия книгу, разложил всё по полочкам, и тогда ваша Церковь была бы едина.
— Она едина.
— Небесная или земная?
— Тебе не понять.
— Объясни! — прокричала ворона.
— Мне это надо? Вот зачем ты испоганил книги?
— Это я развлёкся здесь, чтобы показать, что человек теряется без печатного слова, — объяснила ворона.
— Небо и земля слишком далеки друг от друга. Ты, наверно, забыл, как долго летел сверху. Поэтому да, многое нельзя выразить словами. Краски, звуки, чувства... Любовь! Разве можно описать?..
— Но две тысячи лет!
— Два мига. Раз и два. Христианство, как сито, — сказал Галактион.
— Опять притчи?
— Много званых, но мало избранных. Христианство не для многих, для единиц. Вот ходят люди в монастыре. Монашки живут. Попы служат. А в Царство Божие не все попадут.
— Враньё! В конце концов Он всех примет! — крикнула ворона. — Ему деваться будет некуда!
— Неужто?
— Да! Весь мир скоро будет нашим. Весь! Всех загоним в электронные сети. Шагу не сделают, хлеба не купят без чисел.
Галактион вздохнул.
— Шестьсот шестьдесят шесть, — сказала ворона. — Цифровой мир будет красивее вашего рая.
— И все духовные книги тоже будут там. В цифре, — улыбнулся Галактион, взял зонт и махнул им в сторону вороны.
Та взлетела и крикнула:
— Враки! Враки! Враки!
И скрылась за куполами.
Галактион покачал головой, крикнул вдогонку:
— Помню, был красавец ангел, умничка. А теперь вороной летаешь. Ну, летай, летай до поры до времени.
Галактион встал и медленно пошёл в монастырскую библиотеку.
Там за столом сидела Раиса Викторовна. Она изредка всхлипывала, вытирала платком слёзы, сморкалась. Между рядами книжных полок ходил Чипов и что-то записывал в блокнот.
— Это жидовство, — сказал он женщине, вероятно, не в первый раз.
Женщина всхлипнула, поспорила:
— Это чудеса бесовские! Не нравится этим тварям возрождение монастыря, вот и пакостят.
Чипов сделал пометку в блокноте.
— В уголовном кодексе нет такого понятия — чудеса, — сказал. — И статьи такой нет. И, как вы говорите, этих товарищей бесов нельзя привлечь к ответственности.
— Надо архиерею сообщить. Но как? Беда-то какая! — сказала Раиса Викторовна и громко зарыдала.
— Ну это как знаете. А мы, «богатыри», всех допросим, как положено. Для нас что иерей, что злодей, все перед законом равны.
Галактион сел на свободный стул, сказал:
— Законы придумывают люди. Но есть духовные законы...
— Что? — прервал Чипов. — Вы что, свидетель?
— Вы сказали, — ответил Галактион.
— Я сказал... — задумался Чипов. — Что я сказал?
— Свидетель, — повторила женщина. — Вы кого-нибудь видели? — спросила она Галактиона.
Галактион показал зонтом на окно.
— Ворону.
Чипов снял пилотку, почесал затылок, надел снова, спросил:
— Ворона с ума сошла? То есть… Вы с ума сошли, раз так говорите? Какая ворона?
— Большая, — невозмутимо ответил Галактион. — Но на каждую ворону найдётся свой кот. Всё легко исправить.
Он дотронулся зонтом до полки с книгами.
— Да, — сказал он. — Слова, слова, что проку в них — ничуть... Чтение убивает время. Драгоценное земное время.
— Это душеспасительное чтение, — сказала женщина.
— Даже прочитав все эти книги, не имея веры, не спасёшься, — ответил Галактион.
Он встал и пошёл на выход из библиотеки.
— Чудак какой-то, — сказал Чипов, когда шаги Галактиона стихли. Он пролистал одну из книг и, к его изумлению, не обнаружил в ней отверстий. Потом посмотрел на другие — они были целые.
— Ну совсем чудеса, — прошептал Чипов и взглянул на Раису Викторовну. — Где дырки?
Женщина подошла к полкам, просмотрела книги. И Библия была цела. Даже пропало отверстие от троса.
— Чудо! — радостно сказала она.
— А может, и не было дырок-то? — задумавшись, сказал Чипов и принюхался. — Вкусно запахло... Ладаном.
Раиса Викторовна согласилась:
— Да.
Галактион пошёл по дорожке.
— Всё красиво, всё красиво, — сказал Сам Себе. — Красота спасёт мир, — задумался. — Надо будет побеседовать с Фёдором Михайловичем при случае. Сказать, что прав был. Проекция внешнего мира на внутренний мир человека.
Галактион задумался, словно вспоминая что-то, и прошептал:
— Глаза есть светильник для тела. Через них зрящих красоту, — посмотрел на купола, — тело пронизывает Свет, Царство Божие.
И пошагал из монастыря.
Чуть позже его обогнали «Православные богатыри». Чипов командовал:
— Левой! Левой! Раз! Два! Три!.. Мы русские, с нами Бог!
Ребята громко повторили:
— Мы русские! С нами Бог!
Командир выдал:
— В казарму шагом марш!
Галактион прошептал себе:
— Ищите прежде Царство Божие и Правды его, и это всё приложится вам.
— Вольно! Разойдись! — крикнул Галактион.
Командир и ребята начали глазами искать источник команды.
Галактион вышел за ворота, но столкнулся с девушкой в сером платье с рюкзачком. У неё было напряжённое и задумчивое лицо.
— Что, назад? — спросил Галактион.
— А? — взглянула девушка и остановилась. — Да-а, — протянула.
— Так скучно же? — улыбнувшись, сказал Галактион.
Девушка мотнула головой, ответила:
— Нет. Почему-то, когда я Вас увидела, мне стало покойно и блаженно. Словно лёгкий тёплый морской бриз.
Поправила рюкзак и скрылась за воротами монастыря.
 
 
Глава 12
 
 
Утром пятого дня после аварии с мотоциклом Алина позвонила Владу и предложила сходить к девушке, которая оставила записку в бутылке. Одной к незнакомой идти не хотелось. Она позвонила Владу.
— Влад, привет!
— Привет, Алиночка.
— Чем занимаешься?
— Да, ничем. Лежу смотрю в потолок.
— И что там видно? — усмехнулась девушка.
— Пустоту, — ответил Влад.
— Ну это дзен!
— Я слышал о таком.
— О! Чай, дзен. Слушай, у меня есть древний стих. Хочешь? — спросила Алина.
— Ну, давай.
— Сейчас вспомню.
И Алина продекламировала:
 
— Вчерашний чай уже не чай.
    Стоит, не допит, на столе.
    Благоприятно, невзначай
    на кресле жёлтое букле.
    Я позвала тебя домой   
    Чай Мао свежий заварить.
    И ты пришёл, и вот со мной 
    ты в кресло сел поговорить.
    О синеве благих небес,
    и зелени дерев и трав.
    И что не счесть числа чудес
    и звуков множества октав.
    Ты так остался до утра
    в беседе трепетной со мной.
    Но чай закончился, пора
    пришла тебе пойти домой.
    И нет ни чая, ни любви.
    Лишь чашки грязные стоят.
    И как ты друга ни зови,
    Но чайный кончится обряд…
 
Чуть позже молодые люди подошли к дому Киры, панельной пятиэтажке. Алина была в брюках и длинной лёгкой кофте. Влад в своих неизменных джинсах и светлой рубашке. Позвонили в домофон. Никто не ответил. Постояли с минуту. К подъезду подошла Кира в той же одежде, что была на лекции: спортивном костюме и шляпе с цветами.
— Да-а, вершина постмодернизма, бабочка, — прошептал Влад Алине.
Кира, посмотрев на Влада, сказала:
— Ну тык, ё-моё. А что бы и не бабочка. Я ж она!
— Что? — не понял Влад.
— Мне так сказали. Гадали и на картах таро, и маятником... Шар спрашивали.
— Ну красиво, — улыбнулся Влад.
— А жить, говорят, тебе, леди, долго и счастливо, — скривившись, поведала девушка. — А что бы и не жить.
— Ну и радуйтесь, — улыбнувшись, сказал Влад. — А долго это сколько?
— Не знаю. А умру от чая, — сказала Кира. — Фигня!
— Здорово, — ответил Влад.
— А вы Киру знаете из этого дома? — спросила Алина.
— Киру? Ну как же не знать! Это я.
— Ва! Привет! А я Алина. Это Влад. Бутылка — твоя? — весело спросила Алина.
Кира, раскрыв рот, некоторое время быстро переводила взгляд то на Влада, тот на Алину. Те переглянулись, не зная, с чего начать разговор.
Кира открыла входную дверь.
— Вперёд, — предложила.
На третьем этаже зашли в квартиру. Кира сняла шляпу, под которой были волосы в пучок кверху. Девушка сказала:
— Я здесь живу.
— Очень приятно, — ответил Влад и показал: — Значит, чай твой.
Девушка кивнула.
— А что бы и не мой? Мой.
— Очень хорошо, — сказал Влад. — Заварим?
— А что бы и не заварим? Заварим, — согласилась Кира. — Тапок нет. Но половики тёплые. Можете прямо в носках.
Прошли в комнату с большим овальным столом с резными стульями. На столе на розовой бархатной скатерти стеклянный шар на подставке, колода карт, разбросанные засохшие цветы. На окне задвинутые шторы из такого же материала, как скатерть. У стены советский облезлый сервант середины прошлого века, заставленный фарфоровой посудой.
Кира предложила:
— Садитесь уж.
Сели. Один, четвёртый стул оказался свободен.
— Не думайте, что вы, то есть мы, одни, — тут же сказала девушка. — В мире много невидимых существ.
— Да уж, — усмехнулся Влад.
— И что самое противное — они влияют на нас. На наши мысли, поступки, — продолжила Кира.
— То есть искушают, — предположила Алина.
— Наверно. А кто бутылку нашёл? — спросила Кира.
— Я, — ответила Алина.
— Хорошо. Значит, магия подействовала.
— Магия? — удивился Влад.
— Да-да. Значит, будем пить чай. А что бы и не пить? Обязательно пить, — предложила Кира.
Влад достал из кармана бутылку, поставил на стол.
— Чай не испортился? И вот записка, — положил рядом с бутылкой.
— Прям! — сказала Кира. — В гробницах фараонов находят еду, и она съедобна.
Влад с Алиной переглянулись.
— Ну, будем дружить, — протянула ладонь Кира.
Влад через стол пожал.
— Ага? — спросила Кира Алину.
Та кивнула.
— У тебя рук, что ли, нет? — удивилась Кира.
Алина снова кивнула.
— Прикольно. А я не заметила сперва. Думала, в карманах держишь. Это так...
— Родилась, — добавила Алина.
— Но как...
— Есть другие части тела. Ногами и писать могу, и печатать на компе. И как лебедь клювом.
Кира сначала хотела засмеяться, потом покашляла.
— Извини, — сказала.
— Всё нормально. Я привыкла, — улыбнулась Алина.
Кира ушла заваривать чай.
— Я сейчас. А вы пока подумайте, — крикнула.
— О чём? — спросил Влад.
— О том, кто может сидеть на свободном стуле.
Влад с Алиной переглянулись, улыбнулись.
— Жуть, — тихо сказала Алина.
— Нормал, — сказал Влад. — Пусть здесь сидит Ельцин.
— Ты что, дурак? — усмехнулась Алина. — Зачем он?
— А что? Хороший мужик. Я бы с ним побазарил за жизнь. Зря к нему негатив такой. Лихие девяностые… Знаешь, мы думаем о людях поверхностно. После того как распался Советский Союз, надо было выживать стране. А Борис Николаевич с помощью этакого юродства, кажущейся простоты сдружился с Западом, затуманил ему глаза, мол, я свой, весельчак, не опасный. Это хитрость. А мир готов был нас сожрать со всеми огромными природными ресурсами. Да, страна беднела, но нужно было выждать, выиграть время.
— Простоты… Загулов.
— Да ладно, кто не без греха? — махнул рукой Влад.
Минуты через три Кира принесла на подносе чайник, чашки и вазу с конфетами. Разлила чай. Влад помог Алине.
— Я написала записку из-за страха, — сказала Кира. — Страха одиночества. Я из детдома. После него дали эту квартиру. Не знаю, кто в ней жил. Старая она. Я ничего не меняла. И стол этот, и шар, карты. Наверно, жила здесь гадалка. Я прочитала почти все книги по магии, которые здесь есть. Кое-чему научилась. Да... Вы и особенно ты, Влад... Мы можем дружить. Ага? А что бы и нет? — подмигнула парню.
— Вполне, — ответил Влад.
— У вас есть страхи? Чего вы боитесь? А? Ты, Алина? — спросила Кира.
Девушка пожала плечами.
— А ты, Влад?
Парень задумался.
— Неделю назад боялся стать бедным. Я сейчас... Наверно, умереть.
— Умереть? — удивилась Алина. — Это не страшно. Вот потерять душу…
При этих словах комната дёрнулась, словно при землетрясении. Даже в серванте зазвенели чашки.
Кира улыбнулась:
— Да, бывает здесь такое. Но я не обращаю внимания. Я же знаю, что кто-то невидимый есть.
— Тогда ты не одинока, — сказал Влад.
Кира нахмурилась и посмотрела на Влада. Сказала:
— Да, мы, люди, не одни. Вы знаете, я часто думала... Гм... В человеческой истории было много религий. Шумеры, египтяне... Не было народа, чтобы во что-то не верил. И в основном многобожие, язычество. Даже у нас, на Руси. Так?
Влад с Алиной переглянулись, кивнули.
— Вот, — продолжила Кира. — Тогда возникают вопросы. Или все эти боги выдуманы, а значит, люди в прошлом зря тратили время на них. И это великий обман, и великое заблуждение. Или они реальны и существуют в невидимых мирах недовольные, что в них больше не верят, не служат им, не приносят жертвы. Или все они духи. А духи есть какие? Добрые или злые.
— Значит, злые, — сказал Влад.
Алина пожала плечами.
— Интересно? — спросила Кира Алину.
— Ну, наверно, — ответила Алина.
— И хорошо. Я рада, что нашла единомышленников, которые задумываются над тайнами мироздания.
— Да уж, — усмехнулся Влад.
— Что «да уж»? — не поняла Кира.
— Кто задумался, кто разгадал...
— Ну разгадать человекам не дано, как я понимаю, — улыбнулась Алина. — Только если Бог Сам покажет... Ведь есть такое утверждение, что... Что Бог захочет открыть, то и... То есть Он не видим в... В сущности. Трансцендентен — в сущности. И открывается в Своих Энергиях. То есть имманентен.
— Как сложно-то, — сказала Кира.
— Да нет. Это просто. Только до этого люди додумались лишь, — Алина прищурилась, — лишь к четырнадцатому веку.
— Кто? — переспросила Кира.
— Святой Григорий Палама.
— Ясно, — махнула рукой Кира. — Надо пить чай. А как, извини, без рук?
— Как лебедь, — с улыбкой ответила Алина и добавила: — Я могу держать чашку двумя этими руками.
Она вынула руки из кофты, показала. И тут же спрятала. Сказала:
— Но не хочу вас смущать.
— Я помогу, — предложил Влад.
Он взял чашку, поднёс к губам Алины. Та пригубила.
— Конфету? — спросил парень.
Алина отказалась.
— Так вот я о чём... — сказала Кира, — Где все эти боги? Есть ли они? Или это плод нашего сознания и глупость древних времён? А? А если они существуют, то можно с ними общаться? Для своего блага.
— А если все они с точки зрения христианства бесы? — предположил Влад.
— А может, и бесы... А что бы и не бесы? — весело ответила Кира.
— Значит, Дарвин был прав! — весело сказала Алина.
— И Маркс с Энгельсом правы, — сказал Влад и подмигнул Алине.
Кира вздохнула.
— А что бы и не правы? Правы, но не до конца, — согласилась Кира. — Мы все учились в школе, — напомнила она. — И биология была у всех. Нам говорили об эволюции, о естественном отборе. Вспоминаете?
Влад и Алина кивнули.
— И что? — спросил Влад.
— Нам училка впаривала, что нужные свойства у существ появляются случайно. Вопрос: почему у некоторых бабочек маскировочная окраска крыльев? Ответ: чтобы их не съели птицы. Логично. Но как она появилась?
— Как? — спросила Алина.
— Вам рассказывали, что чисто случайно в стаде… Э… В популяции бабочек появилась особь с такой окраской. Всех других бабочек птички схавали, а эту счастливую не заметили. Её потомство, в свою очередь, переняло её признаки и тоже родилось с камуфляжем на крыльях. Точка. Нобелевская премия. Миллион баксов.
— А что, не так в биологии? — спросила Алина.
— Конечно, не так.
— Но если за миллионы лет…
— Какие миллионы, Алин?.. А! Суть в механизме появления признаков. Вот сидит заяц. Холодная осень…
— Ну да, — перебил Влад. — Выпал снег. У кого белый мех, того не видно. А серого волк съест.
— Ни фига! — отрезала Кира. — Как у зайцев каждую зиму меняется окраска?
— И как? — спросил Влад и переглянулся с Алиной.
Кира улыбнулась и ответила:
— Тайна! Это великая тайна, о которой ни один учёный не додумался. И я её узнала. На одной лекции парень сказал. Да, лекция… — вспоминала Кира. — Парень… Что-то там было… Вот помнила, но забыла. Странно, как отрезало. Куда-то ходили с ним. Или летали… Ладно. Так вот, вера, — прошептала Кира.
— Вера? — переспросила Алина.
— Да, — тихо продолжила Кира. — Мёрзнет заяц и боится волка. И верит. Синоним — «хочет». Очень хочет густую белую шубку. И вот она растёт, растёт...
— То есть он думает о шубке, мысленно представляет её. Такую же, как снег. И всё? Механизм запущен? — предположил Влад.
— Как-то так, — улыбнулась Кира. — Вера — это когда ты думаешь, что нужная шубка уже на тебе. И она появляется.
Влад с Алиной переглянулись.
— То бишь, — сказала Алина, — если я представлю, что у меня нормальные руки, они вырастут?
— Ну-у — протянула Кира.
Влад хлопнул в ладоши.
— Я вспомнил! Кто-то говорил... Кашпировский вроде... О том, что организм запускает механизм исцеления. Просто надо дать ему толчок. Или не мешать.
— Не знаю, так или не так, — сказала Кира. — Но слово творит чудеса. Оно выражает предмет, действие... Что ещё? Признак. Получается визуализация и мысль... Вот! А как же? Мир сотворён Словом. Создатель захотел его сделать, представил, сказал. И... Вот шесть дней творения. На седьмой устал и пошёл спать. А что бы не устать? — улыбнулась девушка. — Ну ладненько. Пейте чай. А что бы и не пить? Сейчас… Чайная мантра. Девушка закрыла глаза и запричитала:
 
— Старый спитый чай.
    Который ещё и
    покрылся плесенью.
    Который ещё и
    воняет.
    Который,
    мало того что
    сам себе не рад,
    но испачкал стакан.
    Ещё и
    предъявляет претензии
    ко мне, к тебе, к вам.
    Мол, надо было выпить его раньше.
 
Алина с Владом переглянулись. Кира открыла глаза, весело сказал:
— Шутка! Экспромт.
— Прям верлибр получился, — сказала Алина. — Я как поэтесса одобряю.
Ребята сделали несколько глотков. Алина попросила у Влада конфету. Влад взял её из вазы, но не успел положить в рот Алины. Конфета выпала из его рук и начала падать на стол. Очень медленно. Несколько секунд она двигалась вниз и с прикосновением к столу скатерть поднялась, начала расти, превращаться в розовый дым, который заполнил комнату. Кира превратилась в большую чёрную птицу, крикнула и вмиг взлетела. У Алины выросли крылья, она взмахнула ими и поднялась над столом. Влад увидел, как птица Кира опустилась и начала клевать превратившуюся в белого лебедя Алину. Обе они поднялись вверх, где исчез потолок, и начали драться крыльями, клювами, лапами. Это продолжалось с минуту. Конфеты в вазе превратились в горящие угли. Влад схватил вазу и бросил в чёрную птицу. Угли опалили перья. Птица крикнула, закружилась в воздухе и упала возле стола. Лебедь спустилась на стул Алины. Дым рассеялся. И вот Влад увидел девушку Алину. К их удивлению, из-за стола поднялась Кира с вазой в руке.
— Стул старый, ножка шатается, — сказала она, поставила вазу на стол и стала собирать в неё конфеты.
— Что это было? — спросил Влад.
— Ты тоже видел? — спросила Алина, рассматривая себя.
Кира пожала плечами.
— Чай, наверно, испортился в бутылке.
Влад и Кира переглянулись и встали из-за стола.
— А погадать? — спросила Кира.
— А… Думаю, уже всё угадано. На чайном аромате, — ответила Алина.
— Кстати, Кира... — сказал Влад. — Если хочешь больше друзей, то могу познакомить с рэпером. Он тоже, как ты, любит размышлять о всяком.
— А что бы не познакомить? Созвонимся. Ага.
Ребята вышли из квартиры.
Кира помахала рукой и закрыла дверь. Но сразу открыла.
— Погодите, я тоже выйду с вами. Пойду в магазин.
Она надела шляпу, и они втроём вышли на улицу.
Ребята попрощались и пошли вдоль дома.
Кира пошла через дорогу, хотя до пешеходного перехода было метров тридцать. Перед ней экстренно затормозил автомобиль, в него сзади врезался другой и третий.
Девушка остановилась.
— Да! Долго и счастливо! — крикнула она возмущённым водителям разбитых машин и показала средний палец.
Кира перешла через дорогу, стала приближаться к многоэтажному дому, на крыше которого рабочие устанавливали баннер с рекламой неизвестного чая «#ойчёбуде!». Порывом ветра его сорвало, и он упал прямо на Киру.
— От судьбы не уйдёшь, — сказал Влад Алине и закрыл рот рукой, чтобы не показать смех, прошептал: — А что бы и не бабочки.
— Как ты можешь? Надо помочь быстрее! — сердито сказала Алина.
Возле упавшего баннера начала собираться толпа.
— Через дорогу? Пойдём на переход, — предложила Алина.
Возле ног заметили белку.
— Прав был Сиддхартха. Привязанности губят нас, — сказала она.
Влад вздрогнул от неожиданности:
— Что?
— Ни к чему не привязывайся, — повторила белка. — Полезный напиток чай, но лучше его есть сухим. Ибо вода портит вкус. Она вообще всё портит в этом мире.
— А я тебя знаю, — сказала Алина.
— Ну тык...
— Ты в парке бегала, да?
— В нашем городском? — спросил Влад.
— Да, — ответила белка. — Я здесь с давних времён.
— Ну и когда было лучше, тогда или сейчас? — спросил парень.
— Сейчас интереснее. А лучше, не знаю. Но дураки, кто не видит, что ныне происходит в России. Кто говорит, что всё плохо, жить дорого. Капиталисты, бандиты, кругом. Но это время восстановления храмов после самых страшных гонений на вашу Церковь. Я вам, ребята, вот что хотела сказать. Вы залезли в такие дебри, куда людям не положено влезать. Увидели такое, что простому человеку не нужно видеть. Много разных сущностей, и сверху, и снизу. Поэтому будьте осторожней с желаниями. И думайте, прежде чем сделать выбор.
— А ты из каких будешь существ? — спросил Влад. — Сверху или снизу?
— А я посередине. Третья сторона. Не за тех и не за других. Скорее против всех. И я к ней принадлежу.
— А какая у тебя цель? — спросил Влад.
— Никакой. Вообще никакой. Просто жить. 
Влад усмехнулся:
— Загвоздка… Дзен?
— Как хотите назовите. Суть в том, чтобы ни о чём не беспокоиться, ничего не желать, ни к чему не привязываться.
— На всех плевать, — сказала Алина.
— Нет, просто все окружающие не существуют. Их радости, горе, болезни не существуют.
— А мы, я и Алина? Ты же с нами разговариваешь?
— И вы мне безразличны. Бывает скучно и хочется поговорить. Просто так. А с вашей подругой всё нормально. Пока.
И белка убежала.
К удивлению, живая Кира вылезла из-под баннера и, покачиваясь, побежала через дорогу.
— Чай. А что бы и не чай? — сказала Владу и Алине. — Только не здесь и не сейчас. Не мой день. Говорил мне маятник... Говорила Вселенная, чтобы сегодня в магазин не ходить. Ха!
Ткнула рукой в грудь Влада и сказала:
— Я позвоню вечерком. А что бы и не позвонить?
И убежала домой.
 

Глава 13
 
 
Этим же вечером, когда Влад проводил Алину домой, Кира позвонила парню. Разбудила. Влад по привычке своей прилёг на часок. Да, казалось бы, жить осталось всего ничего и спать-то некогда. А вот мозг свой не победишь. Хочет он упасть в объятия Морфея, то хоть спички вставляй в глаза, хоть жги себя огнём, всё равно стащит на сон. Сердце Влада забилось быстрее от внезапного пробуждения. Он подбежал к телефону, как был, в одних трусах. Телефон был на столе.
— Да, — ответил.
— Ты как? — спросила Кира.
— Нормально, — сказал.
— А-а, — протянула Кира. — А я тоже. Слушай! Я подумала, не сходить ли нам куда. А что и не сходить?
— Зачем? — спросил Влад.
— Ну-у так. Пообщаться. Чего дома-то сидеть.
— Дома? Да, дома тошно, это правда. И всякие непотребства ещё случаются, — усмехнулся парень.
— Чудесные, — добавила Кира.
— Страшные, — сказал Влад. — Но и на воле всякое бывает. Тем более сейчас.
— Сейчас? — не поняла Кира.
— Да это я так… Это я о своём, — сказал Влад.
— Ладно… Ну так что?
— А куда?
— Ну… Вот! — придумала Кира. — Цирк же приехал. Шапито. Возле кинотеатра «Родина».
— В цирк так в цирк, — вздохнул Влад.
Он шёл на встречу и думал, что цирк теперь в его жизни. Начиная от аварии. Что называется, клоуны «Дю Солей» курят в сторонке. Он шёл и думал о том, что остаётся всё меньше времени побыть на этом свете. Он думал, что с каждым днём, с каждым чудесным случаем стал больше верить, да нет, узнавать, знать, что другая, потусторонняя жизнь, загробная жизнь существует. Но как там устроиться получше, комфортней и где, не понятно. И Влад понимал, ведь что-то читал когда-то, что тамошнее устроение зависит от жизни здесь. Но что сделать за несколько дней, чтобы оказаться, где — в раю? Уйти в монастырь? Молиться беспрестанно? Каяться? Делать добрые дела? Не охота! Лень! Более того, он был зол на всё, на всех. Зол потому, что эти, — он смотрел на прохожих, — останутся, а он — нет.
Сейчас он понимал одноклассницу, у которой был рак крови. С которой когда-то сидел за одной партой, дружил, шутил, смеялся. Через несколько лет после окончания школы она проходила, да, вот здесь, навстречу Владу с печальным лицом, со стеклянными опухшими глазами и даже не поздоровалась. А через несколько дней умерла. Да, наверно, и она также думала, что все останутся, а она — нет. Смерть! Земля переварила миллиарды людей, а никак они к ней не привыкли. Это ненормально! Это неестественно, умирать! Ведь Бог… Ах! Влад стал больше думать о Нём… Это всё Алина, она много рассказывает о Нём… Если Бог создал, как написано, Адама и Еву, ведь создал вечными! Бессмертными! И только запретный плод, то есть ослушание Творца, перечеркнули всё. Первые люди изменились. Весь мир изменился вместе с ним. Появились болезни, старость. Появилась смерть. И где выход? Ах, Алина. Умница! Она рассказывала так логично. Выход — Мессия, Христос. Отец послал Сына в мир. Он, будучи вечным, родился в человеческом теле, праведно жил, учил, взял на себя грехи людские и исцелил их. Он страдал, был распят, умер на кресте, воскрес, вознёсся к Отцу в изменённом теле. Чтобы… Чтобы и мы так могли? Мы можем после смерти воскреснуть в телах?
Красивая история. Но как применить её к себе? И если Иисус сделал всё для нашего, как говорила Алина, спасения, то зачем Церковь? Храмы зачем? А! Типа, Там Святой Дух. Это Третье Лицо. Влад подумал о Троих. Типа, помогать. Через попов, через Таинства. Алина же говорила, что как раз главное это… Евхаристия. То есть, нужно причащаться, чтобы соединиться с Богом.
Влад шёл и думал о матери, которая ушла в обитель. Он так и не понял её до конца. Он не понимал, как здоровые мужики становятся монахами, добровольно покидают мир, где есть удовольствия, радости. Где есть деньги, красивые девушки, хорошее вино. Ну ладно мать. Её ещё можно оправдать. Возраст, разочарование в жизни, как думал Влад. Но красивые девушки становятся монахинями, променяв женское счастье с семьёй, детьми! Ради чего? Какого-то сказочного рая? Где он? А где ад? А?
Влад шёл, думал так и чуть не сбил Киру.
— Ой! Привет, извини, задумался, — сказал он.
— Нормально. Приветик! — поздоровалась девушка. — Много думает тот, кто много читает, да?
— Да не особо, — ответил парень.
— А у тебя есть любимая книга?
— Книга? Ну, может, «Мастер и Маргарита».
— Ага, ах, Маргарита! — усмехнулась девушка. — Какая она хорошая, полюбила шизика. А то, что она замужем была при этом и мужу изменяла, это всё пропустили. И мужа-то её как персонажа не было. Так, пыль...
— Можно договориться, что и Анна Каренина плохая.
— А вот Анна — молодец, — ответила Кира. — Полюбила красавца… А о чём всё-таки ты думал? О девушках?
— О девушках? И о девушках. Но больше о… Смерти.
Кира засмеялась.
— О смерти! Да, а что бы и не о смерти. Как верующий или атеист?
— Скорее думающий. Я понимаю, что есть нечто невидимое, неподвластное человеческому разуму, но реальное. Я даже допускаю, что это нечто может принимать разные формы для нас, людей. Ну чтобы синхронизироваться с нашим зрением, — сказал Влад, думая о явлении Троих после аварии.
— Да ты умненький.
— Какой есть. В школе хорошо учился и в универе, — усмехнулся Влад. — Ещё. Знаешь, у каждого человека есть жизненный опыт какой-то. Да? А есть духовный.
— Алина, наверно, рассказала? — предположила Кира. — А что бы и не Алина?
— Ну да, говорила. Так вот. Что это такое? Это ощущение присутствия трансцендентного в жизни. Не всегда, в какие-то моменты. Так вот знаешь, Кира, мой какой-никакой опыт не синхронизируется с официальными религиями. Ну никак я не могу жить в субкультуре, например православной. Не могу я надеть чёрное платье, стоять часами на молитве. И так далее.
— Это как, быть воцерковлённым?
— Ну да, наверно... А ты?
— И я скорее тоже. То есть мы с тобой похожи, — заключила Кира. — А что бы и не похожи?
Позвонила Алина.
— Опять Алина? — нахмурилась Кира.
Влад ответил.
— Привет, с Кирой в цирк идём, — сказал Алине. — Пригласила.
— Привет, — сказала Алина. — Понятно… А я вот решила позвонить… Стих новый сочинила. Хотела прочитать.
— Стих? Хорошо. Прямо в телефон?
— Да… Ну раз тебе… Вам некогда…
— Нормально, есть ещё время до представления. Давай, я слушаю. Это… На громкую поставлю, чтобы Кира послушала, можно?
Алина немного помолчала и сказала:
— Можно.
И прочитала:
 
— Разве можно любить без ответа,
    зря влюблённому сердцу гореть?
    Одиночеству страстной планеты
    в пустоте мирозданья висеть?
 
    Разве можно страдать без ответа,
    зря в любви своей сердцу тонуть?
    Когда кто-то без памяти где-то
    от кого-то не может уснуть?
 
    Люди ходят зачем-то куда-то.
    И откуда-то что-то несут.
    Сингулярного быта субстраты
    неспокойными стопами мнут.
 
    А в сердцах океан ледовитый.
    Кто их звал появляться на свет,
    на мужчин и на женщин разбитый?
    Где у чувств отражения нет.
 
    И в толпе хладнокровной ты тоже
    продолжаешь бесчувственный путь.
    А всего только нужно, быть может,
    ключ в закрытой душе повернуть.
 
    И открыть своё сердце всего-то.
    На просторах лихих бытия,
    тебя любит, наверное, кто-то.
    Присмотрись, может быть, это я.
 
Кира наклонилась ко Владу, сказала тихо:
— Сопли.
Алина услышала и отбила связь.
— Обиделась? — спросила Кира.
— Не знаю, — ответил Влад.
И Кира пожала плечами.
— Ревнует, наверно.
— Не знаю, — повторил Влад. — Ну, пойдём в цирк?
На площади рядом с кинотеатром «Родина», там, где столетием раньше было кладбище, поставили разноцветный выцветший шатёр. Рядом стояли фуры с картинками клоунов, лошадей и обезьян, о реальном существовании которых можно было почувствовать по специфическому запаху на площади.
До представления оставалось ещё полчаса. Но Влад расхотел идти. После звонка Алины. Но, раз обещал Кире, подумал он, час-другой можно потратить на забаву.
— Я сейчас, пивка возьму только, — сказал Кире. — Пять минут.
— Окей, а что и не взять? — согласилась Кира.
Влад купил в близстоящем ларьке недалеко от «посадки», рощи в центре города бутылку крепкого пива, тут же её и выпил. И делая последний глоток, увидел подошедшего мужчину в полосатом халате с клоунским гримом на лице. Тот, торопясь, тоже взял пива, тут же откупорил банку и жадно начал пить.
— Оттуда, что ль? — спросил у него Влад, показав на шатёр.
Клоун кивнул, продолжая делать большие глотки.
— Да задолбало всё! — эмоционально поведал Владу.
— Да уж, — сказал Влад, думая о своём.
— Уйду на фиг, — зло сказал клоун.
— Да, — сначала согласился Влад, но тут же опомнился и спросил. — Куда?
— Да найду куда, — сказал клоун. — Пускай тогда шпрехшталмейстер, гад, выступает за меня.
Владу не хотелось продолжать этот грустный разговор, он посмотрел на часы.
— На такую зарплату ребята из училища не пойдут, пусть-пусть, — сказал клоун и икнул.
— Да это везде так, наверно, — посочувствовал Влад. — Как рабов держат, не расслабиться мужику, не выпить.
— Я ведь на манеж выхожу, выступаю, публику завожу. А что выпиваю, так от езды этой, чёса по городам и весям необъятной Родины. Не каждый выдержит. А я уж в годах, — сказал клоун, допивая пиво. — По молодости в цирке с Никулиным даже выступал, к людям относились с уважением. А сейчас только бы уколоть человека, только бы дерьмо сделать.
— Да уж, — неохотно согласился Влад. — У нас так — не чтобы тебе было лучше, а чтобы другому хуже.
— Вот! Правильно говорите, — радостно поддержал клоун. — Лишь бы у ближнего было всё не лучше.
— А ведь как древние учили — не делай другому, чего себе не желаешь, — вспомнил Влад слова Алины.
— Во-во. Только более действенно. Чего себе хочешь, того и другим делай, — сказал клоун, выбросил порожнюю банку и вытер губы рукавом. — Фу ты, забыл про грим!
Из окошка ларька выглянула женщина продавец.
— Вы из цирка этого? — радостно спросила клоуна.
Тот кивнул.
— Ой, мы с внучкой вчера ходили, нам так понравилось! Спасибо вашему цирку за приезд в наш город.
Клоун тяжело вздохнул.
— Цирк! Да это наш цирк! — воскликнул он. — Приходите, будем рады в наш цирк. А вы знаете, что такое цирк? — посмотрел вопросительно на Влада. — Это оторванные от матерей звери, всю жизнь проводящие без движения в тесной клетке. Это жестокая дрессура с побоями. Когда медведей заставляют танцевать под музыку, ставя на раскалённую сковороду. Когда слонов колют крюками под мышками. Лошадям, чтобы вставали на дыбы при взмахе рук дрессировщика, прикладывают электрошок к гениталиям. Чтобы все они по старости превратились в чучела… Вот и я скоро превращусь в чучело.
Влад снова посмотрел на часы. Ещё было несколько минут, и он купил ещё бутылку пива. Откупорил, сделал большой глоток, но не успел выпить, потому что позвала Кира, начиналось представление. Влад спрятал бутылку в кусты и быстрым шагом пошёл к шатру.
Он еле высидел час, ёрзая на кресле. Что-то тошно ему было от духоты, шума. Постоянно зевалось и хотелось в туалет.
Представление с середины уже не волновало, ничего оригинального — банальный клоун с пивного ларька, собачки, лошади, ленивый старый медведь. Интересен был шпрехшталмейстер, средних лет мужчина с красным лицом. Он словно не из этого мира, из сказки, из детства Влада. Точнее из детских книжек с картинками. Такой собирательный образ волшебника, фокусника, даже Деда Мороза. В чёрном фраке с разноцветными оборками и шляпе и пышными усами. Влад захотел стать ребёнком. Он понял, что человек и в детстве, и уже взрослым неосознанно ищет кого-то, кого потерял давно-давно, в прошлых жизнях, что ли, прошлых поколениях. Он радуется этим чародеям, магам, фокусникам, которые заставляют на чуточку поверить в то, что существует другая реальность, мир другой, более красочный таинственный, где больше возможностей и радостей. Человек создаёт плохие макеты этого мира, как, например, вот этот цирк. Человек хочет спрятаться от тоскливой действительности вот в эти цирки вперемешку с пивом. Потому что, осознал Влад, что-то здесь не так. Не так должно быть в нашем мире. На этой нашей единственной населённой разумными людьми планете не должно быть тоски. И значит, мир наш совсем не тот. И значит, должен быть другим. Значит, когда-то он был другим...
В конце программы вышли мужчина и женщина в разноцветных костюмах с какой-то ширмой. Они сделали круг по манежу, и женщина начала подниматься по ступенькам. Она неожиданно подошла к Владу, взяла его за руку и пригласила на манеж. Влад безвольно пошёл за ней.
Его впихнули внутрь ширмы и заставили только высунуть в отверстия лицо и руки. Сзади в ширму зашла женщина. Она быстро расстегнула Владу рубашку, сняла её и надела на себя. Всё это действо занимало с полминуты. Ширму убрали, и на манеже под музыку и овации оказался Влад с обнажённым торсом и женщина в его рубахе.
Влад не растерялся и раскланялся. Женщина сняла рубашку, отдала Владу и жестом предложила проводить на место. Но Владу так понравилось быть на манеже, в центре внимания, получать аплодисменты, кланяться, что он не торопился опять стать зрителем. Он быстро накинул рубашку и остался на манеже.
Женщина уже настойчивей предложила сесть, даже взяла за рукав. Влад одёрнул руку и снова раскланялся. Ему снова аплодировали.
Влад начал танцевать, ходить по кругу, подпрыгивать. Он стал петь из разных новых песен по куплету, что помнил. Публика была в восторге, смеялась, хлопала в ладоши, свистела. Кто-то даже кинул Владу в круг воздушный шарик.
На манеж вышел шпрехшталмейстер и начал весело выдумывать и объяснять публике, что это наш клоун, только не в гриме. Влад, отрицая это, показал ему неприличный жест. Вышел настоящий клоун, с которым Влад пил пиво, и попытался подыграть ему. Но Влад не обращал на него внимания и развлекал народ по-своему.
Так продолжалось минут десять, когда погас свет, скорее всего, кто-то его отключил специально.
Публика на это безобразие засвистела, затопала ногами.
Кто-то из первого ряда закурил. Влад попросил сигарету. Прикурил. Несколько человек тоже начали курить. Огоньки сигарет успокоили зрителей, и в цирке стало тихо.
— Что же мы так хреново живём, братцы? — спросил всех Влад. — Вы разве не поняли ещё, что наша жизнь — это всё цирк! Одни выступают, другие им аплодируют. Одни клоуны, другие фокусники, третьи вон объявляют номера. Мы мучаем несчастных зверей, жрём их. Мы лицемеры! Старика выгоняем с работы ради своего. Используем своих ближних ради своей корысти. Мы... Мы... Цирк, блин. А! — Влад кинул окурок на манеж и затушил ногой. Он пошёл к выходу, и кто-то захлопал в ладоши, потом ещё и ещё.
Влад вышел наружу на ослепившее солнце. Вышел с мыслями, что цирк там, в шатре не заканчивается, что здесь тоже самое, только называется по-другому — жизнь. Жизнь, которая скоро у него должна закончиться. Влад чихнул и потёр ладонями глаза.
— Спасибо, друг, — услышал голос клоуна.
— Да толку-то, — ответил ему Влад, махнул рукой.
За ним вышла Кира.
— А ты молодец! Смелый, — похвалила она.
Возле цирка они увидели Лохматого.
— Привет, ты тоже сюда? — спросил Влад.
— Цирк, да и только! — смеясь, сказал Лохматый и бросил измятую сигарету. — Привет! Нет, рядом проходил. Здорово там?
— Очень, — усмехнулся Влад. — Перефразируя, классика, вся жизнь — цирк, — весело сказал.
— И все в ней клоуны? — спросил Лохматый.
Кира пристально посмотрела на него. Ответила:
— Получается, не все. Есть акробаты, укротители…
— И лошади! — продолжил Лохматый.
— А что бы и не лошади, — сказала девушка.
— Но клоуном быть лучше, — сказал Лохматый.
— Почему? — спросила Кира.
— Можно косячить, — ответил Лохматый.
Все посмеялись.
— Кира, — протянула руку девушка.
Лохматый неловко пожал. Назвался.
— Это имя? — удивилась Кира.
— Я в культуре.
— Хипстер, — пояснил Влад.
— А-а, — кивнула Кира. — А что бы и не хипстер?
Помолчали с полминуты. Кира с Лохматым разглядывали друг друга. Влад заметил их интерес.
— Ну я пошёл, — сказал он.
— Ага, пока, — как будто ждала, не глядя, попрощалась Кира.
— Давай, бро, ариведерчи! — как будто желал, не глядя, сказал Лохматый.
Влад вспомнил о спрятанной бутылке пива, пошёл взял её. Сделал несколько глотков. И услышал:
— Чувачок! Браво!
Влад повернулся. Рядом стояли артисты из цирка. Впереди шпрехшталмейстер. Все в той же одежде, в которой выступали.
— Спасибо, — ответил парень и продолжил выпивать.
И — ощутил удар по лицу. Бутылка упала, разбилась. Сам Влад качнулся.
— Вы что, твари? — сердито крикнул.
Артисты взяли его под руки и быстро потащили в «посадку». Прислонили к сосне. И шпрехшталмейстер ударил парня по лицу и в живот.
Парень опустился на колени.
— Ну и что? — спросил он, вытирая рукой кровь из носа.
Шпрехшталмейстер сказал:
— Это тебе за то, что сорвал представление.
— Разве? Я думаю, наоборот, разнообразил его. Билеты сдали?
— Билеты не сдали, — ответил шпрехшталмейстер. — Но осадок остался.
Влад поднялся.
— Как тебя, шпре… Шпрехшта… Имя есть?
— Есть, но не про твою честь.
Он кивнул артистам и те пошли из рощи.
Влад крикнул:
— Если бы вы мне попались лет пять назад, я бы вас уделал.
Артисты остановились.
— Больше скажу, — продолжил Влад. — Живыми бы из города не выбрались.
Артисты подошли.
— А что сейчас мешает? — спросил шпрехшталмейстер.
— Сейчас? Лень.
Шпрехшталмейстер сказал:
— А нам не лень!
И стукнул Влада кулаком в грудь.
Влад закричал:
— А-а! Ну раз сами просите!
И хуком справа повалил шпрехшталмейстера. И сразу начал наносить удары по артистам. Те не ожидали этого. Кто упал, кто нагнулся, закрыв лицо руками.
Подбежал клоун.
— Оставь их! Оставь их, пожалуйста, — попросил.
Влад повернулся к нему.
— Ты же сам жаловался на жизнь. Что же сейчас трухнул? Давай помогай мне.
— Так ведь плохо это, людей бить, грешно, — сказал клоун.
Влад остановился, отдышался.
— Грешно?
— Да, — подтвердил клоун. — Не по-человечески.
Влад расстегнул рубашку, вытер ей лицо.
— Фиг с вами, — сказал.
Встал шпрехшталмейстер.
С минуту все стояли, тяжело дыша. Услышали рык и лай со стороны шатра.
В «посадку» бежали животные — медведь, лошадь, собачки.
Артисты побежали их ловить.
Влад медленно пошёл из рощи.
Дома, не умываясь, в грязной рубашке лёг на диван. Закрыл глаза, размышляя о прожитом дне. Ему впервые стало стыдно, горько оттого, что избил людей. А вот что его били, парень чувствовал радость. Странно как-то. Странно…
С этими мыслями Влад уснул.
 
 
 Глава 14
 
 
Находящиеся в парке граждане дивились коту красивой расцветки с поднятым пушистым хвостом, целеустремлённо спешащего по самой середине центральной аллеи.
— Кис! Кис! — позвала маленькая девочка.
— Эй, чувак, офигел? — возмутился парень с наушниками, когда Фильдеперс чуть не сбил его с ног.
Фильдеперс остановился возле уличного фонаря. На столбе была приклеена листовка: «Не принимайте товарные штрихкоды и ИНН! Это печать антихриста и ваш билет в ад на вечные муки. А если не примете, вас Господь простит и спасёт, и защитит, и убережёт. Не даст умереть с голоду в будущем времени до Его пришествия».
— Печально, — сказал кот.
— Параноики, — услышал сверху писклявый голос.
Фильдеперс посмотрел вверх. Над ним махала крыльями ворона. Кот свернул с аллеи в беседку. Сел там на лавку, свесил задние лапы. Ворона села на спинку лавки. Фильдеперс не повернулся к ней, начал разглядывать когти на передних лапах.
— Маникюр, что ли, сделать. Чтобы на гитаре играть удобнее, — сказал как бы себе.
— Только котам и играть на гитарах, — сказала ворона. — Приветик! Давно не виделись. Очень рада.
— Врёшь ведь! — Фильдеперс быстро оглянулся. — А, брат Гундобин. Из лягушек в ворону?
— Из лягушек в местного рыбака. А из него в червя. А…
— Не надоело скакать по телам?
— Нет, — ответила ворона и прыгнула на сиденье. — Здесь прелестно! Ничего не меняется веками. Никто не меняется. А люди и глупы, и грешны.
— Ну-ну, — сказал кот. — Значит, не надоело служить этому... Князю мира сего. Клоуну мира сего! — усмехнулся Фильдеперс.
— Клоуну! — вспылила ворона. — Сам ты! Женщина, Галактион и кот Фильдеперс. Это не цирк? В вашем Писании есть такое?
— Не твоё воронье дело, — спокойно ответил Фильдеперс.
— Шифруетесь, значит.
Фильдеперс помолчал, потом сказал:
— Бог есть Дух. А Дух творит формы, как хочет.
— А ваши три бога? — спросила Ворона.
Фильдеперс вздохнул, покачал головой, ответил:
— Ну ведь знаешь, что врёшь, а!
— Ага, Аврааму являлись Трое?
— И Александру Свирскому, — добавил Фильдеперс. — Бог троичен в Лицах, но един по существу… Но не для тебя, — грозно сказал.
— Ишь, снизошёл до нас, — язвительно сказала ворона. — За то мы здесь, что хотим, то и творим.
— Пока тебе позволяют искушать человеков для их духовного возрастания.
— Ой! Позволяют! Надо же! — засмеялась ворона.
— Да, работа у тебя такая для Бога. Устраивать экзамены людям.
— Конечно! Ишь, понаехали тут. И сразу Трое. Троица Пресвятая! Мы круче!
— Ох, гордыня вселенская, — помотал головой кот. — Плохо на небе было? Говорили же, придите к своему Создателю, покайтесь и Он по милости Своей...
— По милости? Вся история... Весь Ветхий Завет — в крови! — возмущённо сказала ворона. — Нельзя нас померить. Это как квантовую физику с общей теорией относительности смешать в теорию всего. Мы несовместимы!
— Эх ты, телевизор нагляделась! Конечно, Свет со тьмой, разве совместим. Но тьма суть отсутствие Света, а не антипод, — сказал Фильдеперс.
— Не склеить нас. Нет такого клея, — возразила ворона.
— Есть.
— Какой?
— Любовь. Возлюби Бога и не вреди человеку, — сказал кот.
Ворона зашипела:
— Не хотим о таком и слышать!
Фильдеперс погладил усы и спокойно сказал:
— Беда... Вот поглядел я на мир глазами кота... И, знаешь, вижу, люди приспособились жить без рая. Придумали искусства. Музыка, литература, театр. Телевидение! Я тут сериал смотрел... «Санта Барбара» называется. Футбол смотрел. «Европу плюс»... Конечно, страсти. Но красиво, словно отголоски, тени Эдема. Вероятно, люди задумываются о том, что мир несовершенен и что есть что-то и где-то, что они когда-то потеряли. Ищут в религиях. Но не массово, единицы. А основная масса забавляется искусствами и занята повседневными мирскими делами. И так поколения за поколениями.
— Да, — согласилась ворона.
— Что «да»? Это ведь и ты причастна к этому!
— К чему?
— К тому, что человечество уж больно хорошо устроилось в падшем мире. И смерть превратили в шоу. Я смотрю, развиваются цифровые технологии. Какие-то десять-пятнадцать лет пройдёт, и граждане всех стран будут сидеть по своим домам, уткнувшись в экраны компьютеров и телефонов.
— Это прекрасно! — засмеялась ворона. — Нужно проявлять понимание, милосердие к людям, которые родились в этом, как ты говоришь, падшем мире...
— Вот сама знаешь, что брешешь! Уж кому бы говорить о милосердии! — фыркнул кот. — Зло — ваше имя. Выкинули из Божьей обители за гордыню. Жили бы себе припеваючи в ангельском обличии и бед не знали.
— Ты как Галактион прямо… Одно и то же. Беды. Я их не знаю. У меня друзей навалом. Мир этот прекрасен. И человеческую жизнь необходимо украшать.
— Рай на земле?
— В какой-то степени.
— Без Бога?
— Бог же выгнал из Эдема.
— Не выгнал! Они сами ушли. Потому что невыносимо им с их изменённой природой там было оставаться. Скрылись в пещеры, на мамонтов охотились. И тосковали по Творцу.
— А люди виноваты, что их прародители согрешили? — возмущённо сказала ворона. — Несправедливо всем их потомкам носить в себе первородный грех и посвящать жизнь на искание Творца. Белиберда получается.
Фильдеперс вздохнул.
— Реальность, — сказал Он. — Не тебе, гадине, замысел Бога знать.
— Замысел? — воскликнула ворона. — Людям не нужен Бог! Людям нужны обряды.
Ворона придвинулась ближе, продолжила:
— Знаешь почему? Потому что дверь слишком тяжёлая. Дверь на Небо. Люди пытаются её открыть, а она тугая.
— Да она открыта уже две тысячи лет! — крикнул кот.
— Да? Но она слишком высоко. Труден путь к ней. Потому человек мыкается, мыкается и бросает восхождение. Посмотри, сколько просящих в храмах, и больных, и со своими нуждами. А ответа нет. Вот и веры нет. А что у вас написано? «Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду». Где дела? Вместо исцелений попы посылают к мирским врачам. Придумали православную психологию, как вместо того чтобы бороться с грехами, уживаться с нами, бесами? — весело сказала ворона.
Фильдеперс лапу полизал.
— Церковь создана для спасения в жизнь вечную, — сказал.
— Ну ты же видишь, что земная церковь разрозненна. Где она единая и апостольская? В России, хоть в обёртке преданий, но сохраняется. А что там, в мире? Храмы пустеют, их отдают под спортзалы, магазины.
— Знаю, — ответил Фильдеперс.
— Знаю! — передразнила ворона. — Потому и говорят, что, мол, Бог в душе, посредники не нужны... Ближе нужно быть к людям, тогда и религия не будет превращена в культуру.
Кот махнул рукой.
— Лучше культура, чем мерзость запустения, — сказал.
— Это Твой ответ? — сказала ворона. — Ответ в том, что в нас большая сила. И с каждым веком всё сильнее.
Кот покачал головой, ответил:
— Неправда.
— Правда, — сказала ворона.
— Мы вас в долгую победим, — сказал кот.
— Ага, — улыбнулась ворона. — Как же!.. А знаешь, — придвинулась ещё поближе. — Я думаю, что рай на земле был здесь, в этой стране. Он назывался Советский Союз.
— В безбожном? — улыбнулся Кот.
— Что значит «безбожном»? То, что храмы разрушали? Гонения?
— Да. За один только век святый новомучеников больше, чем за всю историю Церкви. Это, наоборот, ад.
— Но люди были ближе друг ко другу... Те, что не разрушали.
— В этом ты права. Верующую душу не разрушишь.
— Да здравствует социализм! — громко сказала ворона.
— Да здравствует Любовь, — тихо сказал кот.
— Любовь — дурость. Химия. Гормоны.
— Какие у духовных существ гормоны? Дура ты!
— Сам такой, — обидчиво сказала ворона.
Фильдеперс ничего не ответил. Потом помолчал немного, зевнул и сказал:
— Утомила своей трепотнёй. Лети вон.
— Полечу и паренька вашего с собой захватим! — закричала ворона.
— Оставь мальчика в покое, — нахмурившись, сказал кот. — И не пугай его.
— Ты мне не указывай. Он наш! — пискнула ворона.
— Он свободен, — сказал Фильдеперс. — Ты в голову ему не залезешь, в его свободу.
Ворона сказала:
— Знаешь, что самое страшное для людей? Забвение! Люди занимаются творчеством, не только вспоминая рай. Рождают себе подобных. Ради чего? Чтобы о них помнили после смерти. История индивидуума важнее ему, чем вся земная. Каждый хочет натянуть на мир своё лицо.
Фильдеперс завилял хвостом, зачесался.
— Слава! — сказала ворона. — Вот чем его прельстить. Мы заберём его душу!
— И он согласится, думаешь?
— Ха! Ещё как! Пуще смерти люди боятся, что их забудут. Сколько таких у нас, падших. Великих. Политики, писатели, музыканты. Вон они в адских банях парятся. А тут у них памятники... А этого Влада мы одним мизинцем подцепим, пальцами щёлкнем, и пискнуть не успеет. Пока, чувак!
Ворона взмахнула крыльями и поднялась над котом.
— Фу! — поморщился тот. — Подмышки воняют. Ты хоть парфюмом брызгай.
— Ой! Ой! Чистенький какой нашёлся! Как будто от тебя ладаном пахнет!
— Да вот, — сказал Фильдеперс.
Ворона фыркнула и поднялась выше, полетела. Но тут же рухнула рядом с лавкой замертво. Кот оглянулся. Недалеко стоял мальчик лет десяти с рогаткой в руках.
— Йес! — радостно воскликнул он. — Одна минус.
— Вряд ли, — сказал Фильдеперс. — Вон летучие мыши ещё летают. Слышь, малой, подойди.
Мальчик медленно приблизился.
— Ты как говоришь-то? — спросил.
— Ртом, — ответил Фильдеперс. — Тебе не жалко птичку?
— Не-а! — отрезал мальчик.
— Жаль, что тебе не жаль.
Мальчик посмотрел на кота, быстро моргая.
— У меня зуб болит.
— Знаю. Хочешь сказку? — спросил Фильдеперс.
Мальчик пожал плечами.
— Ты слышал про диво — стаю котов в небе?
Мальчик сел рядом с котом. Фильдеперс начал вещать:
— Внезапный ураган поднимает их со двора ввысь, переносит за город и бережно ставит на траву. А они, испуганные, несчастные летели клином и жутко орали.
Мальчик засмеялся.
— Смешно? — спросил Фильдеперс. — Ну-ка, садись ближе.
Мальчик придвинулся. Кот сказал:
— Есть другие коты в небе, которым мальчик Валера крутит хвосты. И это не смешно. Вот Валера снова ловит на улице одного кота, серого на этот раз, и несёт в подъезд одного из домов своего микрорайона. Кот, нежно поглаживаемый Валерой по шёрстке, умиленно закрывает глаза от блаженства в предвкушении угощения.
Мальчик закрыл глаза и заснул. Кот продолжил:
— Вот Валера лезет на крышу. Вот вынимает из кармана штанов верёвку и привязывает ничего не подозревающему коту за заднюю лапу. Мальчик гладит животное и, подбросив его, начинает размахивать верёвкой. Кот жутко кричит на весь белый свет. Валера отпускает верёвку, и кот с визгом летит вниз.
Но тут Валера чувствует, как его сзади кто-то хватает за ногу, поднимает вверх ногами, привязывает к ноге верёвку и начинает разматывать её. Валера очень сильно пугается, кричит и машет руками. Так он кружится очень долго, пытаясь разглядеть своего неведомого обидчика. К его удивлению, этот обидчик — он сам.
Вот тот другой Валера отпускает верёвку, и мальчик летит. Он долго летит и кувыркается в воздухе. Он летит и слышит в попутном ветре ласковую мелодию, слышит нежное кошачье мурлыкание. И ему становится спокойно. Но вот он цепляется за электрические провода и, получив удар током, просыпается…
— А! — крикнул проснувшийся рядом с Фильдеперсом мальчик.
— Так что, Валера, — вздохнул кот. — Это всего лишь твой сон. Ты котов так мучил?
Мальчик кивнул.
— Знаю, что мучил. Я думаю, после этого сна не будешь так делать?
— Не буду, — сказал мальчик Валера и заплакал.
— Ну ладно. Сон — на пользу, — сказал кот, встал на задние лапы и лизнул мальчика. — Зуб больше не болит?
Валера дотронулся рукой до лица.
— Нет! — сказал радостно.
Фильдеперс спрыгнул с лавки и пошёл по тропинке. Обернулся:
— Птичек тоже не трогай. И людей тоже. В общем, никого…
И побежал к Большому храму возле Большого пруда.
Около храма висел большой плакат с улыбающимися разукрашенными женщинами в кокошниках и цветных сарафанах на фоне крестов. И надпись: «Фестиваль Православная Река».
— Красиво, — прошептал Фильдеперс.
Рядом стоял бородатый мужчина в фуфайке и продавал мёд, приговаривая:
— Православный мёд от всех болезней!
— А чем он от инославного отличается? — спросил кот.
Мужчина не понял, кто его спрашивает. Рядом стояли люди. Ответил им:
— Мёд от правильных пчёл. Потому что я им читаю православные стихи. И продекламировал:

— Жизнь не складна, ну и ладно.
    На всё воля Божия.
    Не должно быть так досадно
    у Его подножия.
    Принимай и дождь, и слякоть
    и пройдёт ненастие.
    Перестанешь горько плакать,
    будет тебе счастие.
    В нашем мире быстротечном
    ничего нет вечного.
    Только след на небе млечном
    слова человечного.

— Красиво, — похвалил кот.
Его почему-то затошнило, он подбежал к стене храма и отрыгнул шерсть.
— Да… — хихикнул Фильдеперс. — Назови православным, станет святым. 
И спросил сам себя, глядя на стену:
— Насквозь, что ли, пролезть?
Рядом прошла женщина, медленно открыла дверь, и кот прошмыгнул внутрь. Потянул носом воздух.
— Ладан! — радостно мяукнул.
Осмотрелся.
— Лепота! — прошептал.
В храме было немного прихожан, в основном женщины с кошками на руках. Животные увидели Фильдеперса и начали мяукать.
— Кис-кис! — прокричал басом размахивающий кадилом диакон с большой бородой и животом. Кошки тут же замолчали.
Фильдеперс поднял уши и стал прислушиваться к людскому шёпоту. Кто-то просил о деньгах, зарплате, кто-то о здоровье. Всё о мирском.
— Захожане, — прошептал Фильдеперс.
Подошедши к огороженному в углу месту продажи утвари, он встал на задние лапы, начал разглядывать товары.
— Ну-ка, кыш! — махнула рукой женщина продавщица в цветном платке.
Фильдеперс покачал головой, поморщился. Опустился. Прыгнул на подоконник.
Отец Георгий проповедовал с амвона. Увидев Фильдеперса, сказал:
— Бог создал кошек для себя. Но по милости Своея отдал нам, человекам, дабы и мы в радости и умилении благодетельствовали сих тварей. Ах, кошки! Ангелы бескрылые…
— Чего он несёт? — спросил Фильдеперс, как бы себя.
— Учит, — ответила старушка, нисколько не огорошенная говорящим котом.
— Фольклор, — отрезал кот. — Что там продают в бутылках? — спросил.
— Святую крещенскую воду, — ответила старушка.
Фильдеперс хихикнул. 
— Это не продажа, а пожертвование называется, — пояснила старушка.
— Там же ценник, — возразил Фильдеперс. — А Духа Святого в шариках воздушных не продают? — засмеялся.
Старушка пожала плечами.
— Не видела нигде, — серьёзно ответила.
— Вот это да! Даётся бесплатно… — поморщился кот.
— Бесплатно? — не поняла старушка. — А на что храм ремонтировать?
Фильдеперс погладил усы.
— Ну да, в общем, — согласился.
Священник между тем продолжал речь:
— Не важно, есть у вас вера или нет. Главное, иметь совесть и человеческое достоинство. И вы обязаны любить и помогать домашней и дикой скотине. Дикой, кою мы в стародавние времена приучили, но лишили крова и пропитания. По случаю Всемирного дня защиты бездомных животных отслужим молебен о сохранении творения Божия. Аки праведный Ной строил ковчег для спасения тварей, так и мы в церкви, непотопляемом ковчеге, своей любовью спасаем милых сердцу кошек. Аминь, — пропел последнее слово и перекрестился. Прослезился, отёр рукавом слёзы.
Старушка погладила кота Фильдеперса.
— Барсик? — назвала.
— Фигарсик, — ответил кот и нервно замахал хвостом. — Фильдеперс!
— Ну что ты, что ты... Мягонький животик, шёлковая спинка, белая шерстинка.
— Под хвостом тычинка, а в глазу соринка, — отрезал кот.
Старушка отвернулась от кота и начала тихо поучать молодую женщину:
— Свечку ставь правой рукой.
— Я левша, — ответила женщина.
— А целовать иконы справа налево...
— А есть разница?
— Слева направо это иконоборчество, — пояснила старушка.
Фильдеперс хихикнул.
— Поправь платочек, а то святые разгневаются, — не унималась старушка. — И стой смирно, не качайся.
В это время отец Георгий снял с аналоя крест и евангелие, положил на пол. Взял у одной женщины из рук чёрного кота и уложил на аналой. Тот, видно сытый, с толстым животом, покорно разлёгся, потянулся. Батюшка провёл над ним обряд освящения святой водой. Также он окропил ею котов и кошек на руках у нескольких стоящих полукругом прихожан. Потом подошёл к Фильдеперсу с чашей и кропилом.
— Новенький! Какой красавец! — обрадовался батюшка, обмакнул кропило в воду и прыснул с него на животное.
Кот протяжно мяукнул, и от него в разные стороны полетели разноцветные искры, блёстки. Над самим Фильдеперсом образовался нимб.
— Чудеса! — сказал изумлённый священник.
— Никаких чудес, — ответил кот. — Обычное дело. Фаворский свет.
— Чудо! — повторил батюшка, обращаясь к людям. — Кот от святой воды заговорил!
— Не заблуждайтесь. Я изначально говорил, когда ещё и материи во Вселенной не было, — подтвердил Фильдеперс.
Он встал на задние лапы и сказал священнику тихо:
— Храм существует для спасения души человека, а не для кошек.
— Ну как же, милый Кот, — тихо сказал батюшка, — есть чин освящения скота, автомобилей, домов.
— Зачем?
— Для здоровья.
— Да?
— Да. Бесов так отгоняем.
Кот усмехнулся.
— Получается?
— Верим, — ответил отец Георгий.
— А что каплями-то прыскать? — прищурился Фильдеперс. — Освятили бы все океаны и моря, все реки и подземные воды, и дожди. Вся вода будет православная. И бесам деваться будет некуда. Засохнут.
— Хорошая идея, но затратная, — задумался отец Георгий.
Прихожане в храме удивлялись этому разговору, говорящему коту.
Священник нагнулся ближе к Фильдеперсу:
— Слушай, я возьму тебя в штат. На довольствие. Будешь аки архиерей. Станешь чудеса являть всем на удивление. Паломники со всей России, мира всего приедут.
Кот зевнул.
— Не! — отказался кот, улыбнувшись. — Не хочу. В одном храме скучно. А Святой Дух везде. И даже… — осмотрелся, показал на старушку, с которой беседовал — В ней.
Вдруг изо рта старушки вылез белый котёнок, прыгнул на пол и побежал. За ним ещё один. Потом ещё. Штук семь. Старушка закричала и побежала из храма. Котята все вместе побежали к алтарю и залезли в щель под царскими вратами. Отец Георгий побежал за ними. Но, зайдя в диаконскую дверь алтаря, быстро всё осмотрел и никого не обнаружил.
Фильдеперс прыгнул на аналой, поднялся на задние лапы и сказал:
— Братья и сестры! То, что вы видели сейчас не чудо, а естественное проявление природы, обычное свойство мироздания. Не забывайте, что Царство Небесное внутри вас находится. Ищите прежде всего его. Остальное приложится. Вы сосуды благодати Духа Святаго. Не подменяйте внешним внутреннее и временным вечное.
Кот прыгнул на пол и быстро пошёл из храма, напевая под нос: 
— Нэс! Нэс! Нэс!               

 
Глава 15
 
 
Баба Даша редко была на улице. Больные ноги и одышка заставляли сидеть дома. В ближайший магазин за продуктами ходила Алина, где её знали продавцы и помогали.
Но иногда баба Даша вечерами всё-таки собиралась с силами и медленно прогуливалась вокруг дома.
В этот раз она решила сходить погулять. Но сначала захотела просмотреть газету «Провинциальная хроника». Баба Даша любила исторические вещи. Надев большие очки, она стала читать статью:
«Смотрящий вдаль да увидит, да расскажет нам истории цветных времён, проносящихся стрелами войн и голубями мира, да устроит великий пир нам на поле брани на костях прошедших и на душах будущих. Веселись сидящий на троне настоящего, пока есть ещё время. Прикажи раскопать эту гниль лесную. Чтобы извлечь из недр века девятнадцатого быль.
Ведь так и пелось у Матрёны внутри, и вырывалось на волю странная легкость, и опять закрыла глаза, пряча от солнца, и так тоже плохо и выспалась ведь, а рано. Так и убегали секунды, уводящие стуком настенных часов — тук-тук, бом-бом. Ух ты! Да ведь это колокольные! И вспорхнуло тело легкой птицей, подлетело к иконам в углу, опустилось.
Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь, — пытаясь в ритм колоколов, запричитала.
И звон уж утих, а она не заметила. — Пресвятая Владычице, моя Богородице… — знамение, поклон и дальше, дальше и колени как-то не устают, — яко благословена еси от всех родов, и славится пречестное имя Твое во веки веков. Аминь! — протянула Матрена высоко. Несколько постояла ещё, опустив голову до пола, рассыпав волосы на половике и встала.
Еще перекрестившись, посмотрела в лампадке масло — долить бы надо — и пошла умываться.
День ещё не развился, петухи драли глотки, подзывая свои семейства, да пастух с шумной животной толпой прошагал, уводя на пастбища. Вот и пастырь, отец Алексий послал мальчишку звонарить — подзывал народ во храм. Разливались волны далеко в леса и не утихли ещё, а Матрена уже закрыла калитку, осмотрела свой дом трехоконный с узорчатыми ставнями, которые муж покойный резал, и поплыла.
Не пожилая, ещё и лицо-то гладкое, сейчас обрамлённое праздничным цветным платком, сколько раз советовали соседки — выходи замуж. Ан, нет, до коли мне ещё заново жизнь-то начинать, уж коли судьба быть одной. Значит, так и бывать. Да и привыкши как-то всё спокойнее. У детей своя жизнь. А у меня — всё к Богу.
Так и велось.
И на селе, как и во всей России жизнь новая только-только началась, как объявил Александр Второй о свободе царскою милостию высочайшим указом, так и чувствовалось — всё должно измениться к лучшему и сам воздух наполняло что-то волнующее, праздничное, в самой атмосфере общения угадывалось зарождение чего-то небывалого и таинственного.
Самое утро вроде как и такое же, вроде и какое-то большее, как бывало в девках, легкое такое, когда босиком по росе красивыми белыми ногами чувствуешь землю как близкое, родное и она принимает тебя, лаская и щекоча — приятно ногам — приятно всему телу. Здоровое оно летело в тумане и платьице не замечалось. Да ещё молодая ведь, да ещё никого вокруг, можно и бежать, кружиться, танцевать. А ну его, это замужество — вон на мать посмотришь, хоть плачь от горя — вот прелесть — свободная! Пока. И будет ли ещё такое утро…
Так вот и шла Матрена, улыбалась про себя, вспоминая. Все так же испокон веков, только мы стареем. Да что ещё эти годы, как в лесу заблудишься в них и забудешь про них, только идёшь, идёшь, и дети уже взрослые, и мужа схоронила, а всё вроде так же душа поёт в такое утро. Только вот не спляшешь…
Очнулась — дорога к луже привела — Матерь Божья, как же так! Постояла, прикидывая, всё-таки чуть правее и пошла. Сроду здесь такой лужищи не было. Да когда ж она кончится, батюшки, и здесь всё сыро — пошагала, выбирая, да всё леском уж маленьким, среди сосен, ну вот вроде — пролезла.
Оглянулась вокруг — жутковато одной-то.
Здесь говорят, видели свечи горящие, да не раз и звоны слышали колокольные. Господи, Боже мой — перекрестилась.
И уж вышла почти на сухое-то, как навстречу Женщина — в чёрном во всём и платке — уж не траур ли, не знай. Вроде нет знакомых у кого покойник. Может, не знала чего. Поздороваться или нет, гадала Матрёна, пытаясь разглядеть лицо Незнакомки, да тщетно – непонятное какое-то лицо, какое-то неземное и ближе уж увидала— красивое, светлое.
Женщина тихо шла навстречу Матрене, кротко так, но гордо глядела на неё. Матрёна, привыкшая смотреть всё вниз, не на людей, не могла никак отвести взгляда от лица, невольно сравнив с иконой Богородицы. Но опустила уже, приблизившись, как-то не выдержала и встала.
Что-то изменилось сразу и вокруг, и внутри. Оцепенение и благость нахлынувшие на Матрёну, завладели существом её. Так и стояла мгновение и Женщина пред ней. И кротко так, чуть улыбнувшись, Незнакомка спросила:
— Куда ты идёшь? — зазвучал голос нежный.
Вскинувши взор, Матрёна увидела глаза — чистые, какой-то свет лился или отражался в них. И сразу это — голос и взор Незнакомки так задели её душу, что чуть не закричала Матрена, но собралась:
— Иду к утрени.
И опять опустила глаза.
— Зачем туда? — сразу спросила Незнакомка. — Пойдём в монастырь.
И почувствовала Матрёна что-то сильное и великое, чей-то взор на себе, призывающий по правую сторону. И оглянулась. И увидела.
Город в тумане показался — вот-вот руку протяни, шаг сделай и там уж будешь, там, где лес стоял только что. Фу, фу — сон, грезится.
— Не бойся, — гладь голоса в сердце вошла, и успокоилось оно, и сомнений уж нет, заменившись восхищением и радостью — как быстро выстроили!
— Пошли, Матрёнушка, в монастырь.
— А! А туда… Ну да.
И город этот, монастырь уже явно белым камнем вырисовывался, и кресты, кресты православные — Матрёна перекрестилась:
— Матерь Божья!
И Женщина ближе подошла, лицо красивое-красивое, и пошла туда.
И Матрёна за Ней.
Не видывала она ничего такого, только на картинках.
Но — пошла за спиной Незнакомки и заметила, что пелена в глазах такая, как в девках на пруду под водой с открытыми глазами наплаваешься, — на что ни посмотришь — светится всё вокруг.
И надо же такую красоту отгрохали, да быстро — дома большие белые, вокруг оградки чугунные резные, и монашки везде, и кланяются, здороваются, а где Женщина —пропала, затерялась, но все в огромный храм идут, такой большой, до неба — у Матрёны дух захватил — вверх глянула. А бабы-то не знают, подумала.
— Вот что здесь есть, а я всё в Большую церкву хожу, а тут — монастырь!
И кланяются, заходят внутрь. Запах, свечи, пение, где — здесь, там. И народ разный —монашки и господа есть.
И стояла, как хмельная, уж конец службы, к Причастию ближе руки сложила крестообразно — пошла.
Как причастилась — словно летала в лёгком и уже неболезном теле, выпорхнула из храма, а тут Женщина эта:
— Пойдём провожу, Матрёнушка.
— Пойдём, — покорно сказала.
А что, как теперь? Не знает дорогу до дому.
Пошли молча так. Сзади Матрёна. Боясь почему-то говорить.
В лесок вышли, леском чуть почаще что — глянула, нет Женщины, туда, сюда, нет! Ещё чуть прошла — дорога, слава Богу. И то ладно — домой.
А назавтра рассказала кому успела, и пошли, кто захотел и поверил ей, посмотреть. Но ничего не нашли. Так и посмеялись — мол, приснилось бабе. А она ещё попам поведала — те хоть и с недоверием, но рассказали митрополиту Нижегородскому. Как знать, но приедет на сюда через три года Иеромонах из Свято-Троице-Сергиевой лавры, чтобы строить обитель здесь, а услышав историю эту, не будет сомневаться нисколько, где быть сему, дабы знает — не шутят с таким».
Баба Даша посидела немного в тишине, думая над прочитанным.
— Монастырь… Зачем люди уходят туда? Не понимаю, — прошептала.
Она собралась, надела вязаную кофту и вышла из квартиры.
И вот в один миг, когда она с соседями, девушкой и мужчиной, спускалась на лифте вниз — это чудо техники остановилось. Более того, погас свет. Только светились зелёные круги вокруг кнопок с номерами этажей и кнопки вызова персонала. Девушка запищала.
Баба Даша нажала на кнопку вызова и сказала в микрофон:
— Эй! Мы застряли между третьим и вторым этажом. Приём.
Никто не ответил. Она опять нажала на кнопку и сказала:
— Вы что там? Вытаскивайте нас!
Мужчина крикнул:
— Вы там офигели, что ли? Вызов ремонтного персонала!
Девушка сказала испуганным голосом:
— Что теперь будет?
— Всё будет нормально, — ответила ей баба Даша.
В динамике затрещало, и низкий голос медленно произнёс:
— Не поедете в монастырь.
— Какой ещё монастырь? — спросил мужчина.
Девушка завизжала.
— Тихо вы, — спокойно сказала баба Даша, нажала на кнопку микрофона и спросила:
— Эй, вы… Ты, наверно, ко мне? Я баба Даша. По слогам: ба-ба Да-ша. Дарья то есть. Приём.
— Баба, — повторили в динамике.
— Даша, — подтвердила женщина.
В динамике прокряхтело:
— Не быть вам в монастыре.
— А нам и не надо, — сказала баба Даша. И присутствующим в лифте: — Это я читала намедни про обитель статью. А этот… Видать, видел.
— Тавтология какая, — усмехнулся мужчина.
— Видел и решил потешиться, — продолжила баба Даша.
В динамике снова голос:
— Вы все умрёте! Суицид!
— Правда? — сказала спокойно баба Даша. — Я всегда хотела знать срок своей кончины. И чем ближе к ней, тем сильнее во мне жажда сего знания. Приём.
На другом конце связи возникла пауза, потом захрустело, и уже взволнованный голос произнёс:
— Сегодня.
— Это понятно, понятно, это мы уже знаем, — весело сказала баба Даша. — Нас интересует конкретика, время. До секунды. Поведай нам, пожалуйста. Мы ждём. Только не тяни, а то мы испросим эти данные в другой инстанции. Может быть, даже выше, чем твоя. Приёмчик.
Мужчина в лифте сказал:
— Хватит молоть ерунду, вызывайте техника!
— Спокойно, — ответил ему баба Даша. — Сейчас всё будет.
Она снова начал общаться с таинственным голосом:
— Если ты по каким-то причинам не знаешь или не хочешь нам раскрыть детали нашей так называемой кончины, то изволь включить свет и двигатели. Приём! Приё-ё-ём!
— Ваша взяла, не знаю, это знает только... — поведал голос, в динамике затрещало, потом запищало, и всё пропало. Вместе с этим включился свет. Все облегчённо вздохнули.
Когда пассажиры лифта вышли на первом этаже, баба Даша сообщила им:
— Вам на будущее. Нужно поставить оппонента в тупик, тогда он сдастся.
— А кто это был? — спросила девушка.
— Террорист! — предположил мужчина.
— Террорист? — удивилась баба Даша. — Из потустороннего мира. Кто-то подключился к частоте связи, вторгся в систему автоматики и начал хулиганить. Но, — усмехнулась она, — на каждого водяного есть своё весло или на каждую кикимору...
— Своя лопата, — сказала девушка.
— На каждого чёрта свой Балда, — сказал мужчина.
Все вышли на улицу.
Девушка подошла к постовому и сказала ему:
— У вас тут диверсанты.
— Террорист, — добавил мужчина.
— Где? Кто? — схватился постовой за кобуру.
— Здесь, — ответила баба Даша и приложила палец ко лбу.
Она решила прогуляться и, проходя возле магазина, увидела Киру. Первый раз. Но как-то почувствовала и даже узрела, словно во сне, что эта девушка может сделать внучке что-то нехорошее. Или навредить, или помешать замыслам, мечтам.
Ускорив шаг, тяжело дыша, женщина подошла к Кире.
— Всё о тебе знаю! — рубанула баба Даша.
— Что? — испуганно спросила девушка.
— Ты что думаешь, всё можешь? Я тебе! — погрозила пальцем баба Даша.
— Я ничего вам не сделала, — ответила Кира.
Баба Даша вытащила из кармана пустой пакет и, словно мечом, начала бить им девушку. При этом говоря:
— Мне — нет, а внучке моей сделала. И ещё сделаешь.
— Что-о? Какой внучке?
— Алиночке.
— Вы бабушка Алины?
— Да. У тебя нехорошие намерения. Знаю.
Баба Даша убрала пакет в карман кофты.
— Какие намерения? Мы дружим, — сказала Кира.
— Дружим! Ага! Говори, что задумала? Отворот?
Баба Даша ткнула пальцем в грудь Киры. Девушка тоже легонько прикоснулась рукой к плечу бабы Даши, сказав:
— Идите лесом.
— Сама иди! — сердито ответила баба Даша.
Кира скривила губы. С полминуты они пристально смотрели друг другу в глаза, как будто стараясь пересмотреть.
Баба Даша быстро проговорила:
— Стану, не благословясь, пойду, не перекрестясь, не из дверей в двери, не из ворот в ворота. Выйду в чистое поле. В чистом поле огненный столб, из-под него течёт огненная река. По реке плывёт лодка. В лодке сидит чёрт с чертихой, вместе хребтами, согнившими зубами грызутся и друг друга ненавидят. Так же бы и ты и… Как тебя зовут?
— Кира, — ответила девушка и опомнилась: — Ой!
— А как парня зовут?
— Не важно, — отрезала девушка.
Баба Даша продолжила:
— Ладно. Ты, Кира и парень, с которым хочешь быть, кусались бы зубами, дралися, за один стол не садилися, на одну постель спать не ложилися. Ключ в воду, замок за щёку!
— Ага! — возмутилась девушка, вынула из кармана шариковую ручку произнесла:
— Заклинание Гарри Поттера! Арресто моментум!
— Чего? — не поняла баба Даша.
Кира снова махнула:
— Петрификус Тоталус! — крикнула и добавила: — Это для паралича тела.
— Фигушки! — сказала баба Даша.
— Да что-то глючит. Авада Кедавра! — крикнула Кира, махнула ручкой, уронив её. Сказала в отчаянии: — Блин горелый!
Баба Даша усмехнулась:
— Блин горелый? Что-то новое.
— Это я так выругалась, — сказала девушка и подняла ручку. — Наверно, и правда, нужно волшебную палочку.
И спрятала ручку в карман.
Баба Даша рассмеялась:
— Хоть палочку, хоть моталочку. На нас, русских, не действуют заморские заклинания. У нас свои имеются.
И произнесла:
— Стой, злой, стой час, бревном стой, не двигайся, не приближайся!
Кира застыла.
— Чего молчишь? — спросила баба Даша.
Кира замычала.
— Вот видишь? — радостно сказала баба Даша. — Ладно снимаю.
И сделал в воздухе руками круг.
— Ничего себе! — сказала девушка.
— Поняла теперь? Вот так, — сказала баба Даша. — Забудь парня.
Кира задумалась.
— Ну-у, — сказала. — А если это любовь? Что тогда?
— Любовь, — повторила баба Даша, помолчала немного, успокаиваясь, и сказала: — А что ты знаешь про любовь?
Кира улыбнулась.
— Ну как это... — вспоминала. — Долготерпит, милосердствует, не завидует...
Баба Даша, хмурясь, всматривалась в глаза Киры.
— Дура ты… Девочка хорошая-пригожая, но дура, — сказала. И добавила: — Помоги мне, — и протянула пустой пакет.
Кира взмахнула руками.
— Нормально! Сначала колдуете, хамите типа дура. А потом типа помоги.
— Типа да, — ответила баба Даша и, к удивлению Киры, тоже улыбнулась.
И кивнула в сторону магазина:
— Вперёд!
Баба Даша и Кира зашли в магазин. Сначала Кира следовала за бабой Дашей, которая положила в корзину хлеб и бутылку вина.
— Извините, — спросила Кира. — А в чём помогать-то?
— Сейчас, — кивнула баба Даша.
И пошла к кассовому боксу. Там выстроилась очередь. Женщина растолкала троих покупателей перед собой и встала за высоким человеком в сером плаще, с капюшоном на голове. Причём лица у него не было видно. Человек уже был у кассы. На транспортёре лежали замороженная курица и блок сигарет.
— С вас шестьсот шестьдесят шесть рублей, — сообщила кассирша. 
— Да, — сиплым голосом сказал человек. — Хорошо.
Баба Даша дала бутылку вина Кире. Потом взяла хлеб двумя руками, преломила его и положила на транспортёр. Приказала девушке:
— Открой!
Кира удивлённо ответила:
— Мы же ещё не купили.
— Открой.
Кира пожала плечами и, к удивлению присутствующих, отвернула пробку у бутылки.
— Лей!
Кира повиновалась, полила вином батон.
Баба Даша при этом сказала:
— Сие есть Тело и Кровь Моя. Берите, едите в Мое воспоминание. 
Человек в плаще страшно крикнул, упал на пол и начал кататься по нему. С него слетел плащ, и все увидели, что это — скелет с рогами.
Баба Даша подбежала к нему и начала бить ногами, приговаривая:
— Это ты, тварь, лифт остановил? Ты?
— Я! Я! — завизжал скелет.
— Вот тебе! Вот тебе! — пинала баба Даша.
Скелет катался по полу, от него отлетела рука, потом другая.
— Умрём мы! Развлекаешься? Да? Зачем ты здесь? — не унималась женщина.
— Это не я! Не я! Меня послали, чтобы одного человека погубить!
— Кого?
От скелета начали отлетать кости и вот уже он весь рассыпался. Баба Даша подняла череп и снова спросила:
— Кого?
— Вла… — сказал череп, и от него отвалилась челюсть.
— Гад какой! — сказала баба Даша. — Будешь мячом для наших футболистов. Сразу чемпионами Вселенной станут… Вот тебе за гордыню!
Подбросила череп и ударила по нему ногой.
Череп полетел, упал и закатился под стеллаж.
— Гол! — воскликнула баба Даша, и стоящей рядом уборщице: — Ты собери кости и сожги. Поняла?
И подмигнула ей.
— Сколько с меня? — спросила кассиршу.
Та застыла от страха.
— Я спрашиваю, сколько за хлеб с вином? — повторила баба Даша.
Кассирша открыла рот и что-то пролепетала.
— Непонятно, — сказала баба Даша. — Ну и ладно. Ешь и пей на здоровье.
И пошла к выходу.
— Это что было? — удивлённо и растерянно спросила Кира, когда они вдвоём вышли на улицу. — Кто это был?
Баба Даша улыбнулась и махнула рукой.
— Это, милая моя, из тех супостатов, которые портят нам, людям, жизнь.
— Как?
— У них цель — забрать у человека душу, — сказала баба Даша, вздохнула и добавила: — Поганцы.
— А чего это он как скелет?
— О! Эти твари могут разный облик принимать. Даже ангельский. Так что нужно быть осторожной. Понятно?
Кира кивнула. Баба Даша ткнула пальцем в грудь Киры и сказала:
— Потому и говорю тебе ещё раз. Не играй в плохие игры. А то проиграешь душу-то.
Кира снова кивнула.
И попятилась назад. Повернулась и убежала.
Баба Даша подняла руку, чтобы перекрестить. Сначала хотела двумя пальцами, потом три сложила. Но — передумала. Ладонью описала в воздухе крест. Дунула в сторону убежавшей девушки.
— Дух Святый спаси и сохрани рабу Божию... Как там её, — вспоминала. — Ну, в общем, Ты всё знаешь.
И отправилась домой.
Вечером она сказала Алине:
— Вот что я подумала. Если нужно, я помогу тебе.
— В чём? — не поняла девушка.
— В привороте. Парня какого привадить. Запросто.
Алина улыбнулась, сказала:
— Нет. Не надо. Ни в коем случае, — подтвердила девушка.
— Ну как хочешь. Но знай, что есть противники, отворотники, — сказала баба Даша.
Алина вздохнула, мотнула головой и весело сказала:
— Если есть любовь, то никакие отвороты её не повернут.
— Ну-у, — протянула баба Даша, — если только любовь.
— Скорее всего, любовь, — ответила Алина. — Скорее всего.


Глава 16

 
Кира и Лохматый договорились погулять по городскому парку. И встретиться возле одного из входов. Из которого выходил Влад после первой встречи с Алиной. Рядом с которым в центре кругового движения дороги высилась та самая сосна, в которую несколько дней назад врезалась вишнёвая Лада. Почему-то её не убрали от сосны. Может быть, ГИБДД решила оставить разбитый автомобиль как напоминание гражданам соблюдать правила дорожного движения. Может быть, не было эвакуатора. А может быть, просто забыли. Но, скорее всего, решил подошедший к ней Лохматый, обыкновенная лень. Киры ещё не было. И Лохматый с трудом залез в окно машины, сел, насколько позволяло сплющенное место, на водительское сиденье. Рулевого колеса не было. Лохматый открыл бардачок. Покопался рукой и вытащил пачку сектантской литературы. Здесь была газета «Сторожевая башня» Свидетелей Иеговы, брошюры адвенистов седьмого дня, общества Сознания Кришны и других неизвестных Лохматому организаций. Парень полистал, просмотрел и почувствовал, как зачесались руки. Бросил макулатуру на пол и вылез из машины.
— Что это такое? — спросил себя.
И услышал ответ:
— Деструкция.
Огляделся, посмотрел вверх на сосну. Там сидела летучая мышь.
— Это кто там? — крикнул Лохматый.
— Кто-кто, Гундобин в пальто, — сказала летучая мышь.
— Прикол! А что сказала-то?
— Разрушение человека. Вот что!
— В смысле?
— В начале вербовка обманом. Потом управление сознанием и всей жизнью. Рабство.
— Это понятно, — сказал весело Лохматый. — А как ты говоришь? Робот?
— Хренобот! — возмущённо сказала летучая мышь. — Клювом говорю.
— Понятно, что не задом. Хотя…
— Хочешь быть богом? — спросила летучая мышь.
— Что?
— Богом в секте? Придумаем новую и будем с тобой оболванивать человечков.
Лохматый пригладил волосы, увидел вдалеке Киру и сказал:
— Лети на фиг!
И пошёл навстречу девушке.
Кира первой протянула руку. Лохматый легонько её пожал. 
— Привет! — сказал он. — Йоу!
— Да, — сказала Кира.
— Ну, пойдём?
— Ага, — согласился парень.
В парк вошли молча. Потом Лохматый сказал:
— Китайцы какие молодцы. Делают электронные игрушки. Не отличишь от настоящих животных. 
— Да?
— Да. Видел такую на дереве. Летучая мышь. Наверно, улетела от кого-то. Вот болтала со мной о сектах.
— Болтала? — засмеялась Кира. — Наверно, батарейка ещё не села.
— Наверно, — засмеялся и Лохматый.
Прошли по алее немного.
— Слушай, а как твоё настоящее имя? — спросила Кира.
— А можно я пока останусь Лохматым? Типа такая интрига.
Кира усмехнулась.
— Странно, конечно.
— Я же говорил, в культуре, — пояснил Лохматый. — Рэп, хип-хоп.
— Понятно.
— Вот когда изменю отношение к действительности, образ мыслей… Может быть. Соответственно, и внешний вид.
— Или встретишь человека, который…
— Зачем? А ну… Тогда буду ходить в костюме с галстуком, лицемерить и пресмыкаться перед теми, у кого костюм дороже.
— И длиннее галстук, — добавила Кира. — Но это тоже ведь своеобразная культура? Бизнесмены или чиновники.
— Ну да, — задумался Лохматый. — Известно, что жизнь — это театр… Нет, цирк! А знаешь, когда этого нет?
— Что «нет»?
— Театральности.
— Когда?
— У голых людей.
— Логично, — согласилась Кира.
— Животные не играют. Они просто живут. Жрут друг друга, — сказал Лохматый.
— То есть нужно всем ходить обнажёнными и будет…
— Коммунизм! — воскликнул Лохматый. — Более того, райский коммунизм. Ведь в Эдеме Адам и Ева одежд не носили?
— Не носили, — подтвердила Кира. — Стыда, наверно, не было.
— Ни стыда ни совести.
Посмеялись вместе.
— Как Ленин до этого не додумался? — весело сказала Кира. — Голая революция!
— А он был атеист, — пояснил Лохматый. — Но, может, нам приблизить этот чудесный строй?
Кира удивлённо на него посмотрела.
— Раздеться?
— Ага! Коммунисты-нудисты.
Кира пожала плечами.
— Начать, например, с купания в озере, — предложил Лохматый.
— В Лебедином озере?
— Ага.
Они подошли к берегу, где было немного отдыхающих. Лохматый сел за один из столиков. И тут же провозгласил:
— Товарищи!.. Товарищи! Внимание! Изначально наши прародители жили в раю. Всего было вдоволь. Еды полно. Работать не надо. Коммунизм! Да. От каждого по способностям, каждому по потребностям. Так жили без стыда. То есть они не знали этого. Но после того, как съели запретное яблоко, узнали. И, соответственно, оделись. Вопрос! А если нам, их потомкам, раздеться?
— Нудистами, что ли, чувак? — кто-то спросил.
— Да. Только нудисты на пляже. А мы везде, — ответил Лохматый.
— А зимой? — спросила женщина.
— Ну это исключения. Хотя… Будем закаляться, как Порфирий Иванов.
Кто-то захлопал в ладоши.
— Так вот, — продолжил Лохматый. — Я создаю новую коммунистическую партию!
— Не хватит ли нам этих компартий? — спросил мужчина.
— Не хватит. Потому что это компартия обнажённых товарищей, — ответил Лохматый, подумал и добавил: — КомПОТ.
— Компот, класс! — радостно сказала Кира.
— Да, — продолжал Лохматый. — Суть такая. Люди… Передовые, идейные люди игнорируют одежды. У них изменяется мышление. Как?
— Как? — повторила Кира.
— Человек в раю и человек-коммунист — один и тот же.
— Адам и Ева – коммунисты? Ты что, белены объелся? — спросил пожилой мужчина.
— А вы, вот вы, были в компартии? — спросил его Лохматый.
— Был! И горжусь этим, — ответил мужчина. — А сейчас что? Пришли буржуи и всё растащили. Расстрелять бы всех!
— Вот! — Лохматый поднял вверх палец. — Как сказал Шариков, всё взять и поделить. Ведь он был собакой и всё знал. А собаки бегают без одежд. И эти, — посмотрел на двух белых лебедей, плавающих на озере, — тоже. Но в чём проблема? Революционная ситуация не назрела. Низы не хотят жить, как раньше, а верхи хотят и, заразы, могут управлять. Всех раздеть! Долой одежды! Даёшь коммунистический рай в отдельно взятой стране!
Кира засмеялась. И некоторые присутствующие тоже.
Пожилой мужчина сказал:
— А ты сам первый продемонстрируй, как будем жить при твоём коммунизме. Разденься и походи.
Лохматый медленно встал, вышел из-за стола, пригладил длинные волосы. Посмотрел на Киру, на присутствующих незнакомых людей. Сказал громко:
— Легко!
И начал раздеваться: снял кроссовки, рубаху и джинсы. Положил на стол. Остался в длинных семейных трусах. Кира хихикнула.
— Ты и правда решил? — спросила.
— Только делами можно доказать свою веру. А не пустословием, как… — кивнул в сторону храма за парком.
Кто-то из женщин крикнул:
— Не томи!
И все захлопали в ладоши.
Лохматый засунул руку в трусы, другой снял их, бросил на землю. И, прикрывая интимное место, задом попятился в озеро.
— Отпусти руку-то! — крикнул мужчина.
Лохматый уже зашёл по грудь в воду и поднял руки.
— Ну кто смелый?
Никто не ответил.
Вдруг Лохматый резко ушёл под воду. И сразу вынырнул по шею, закричал:
— Помогите!
И опять пропал под водой. Вынырнул по пояс, крикнул:
— Отпустите!
Все присутствующие увидели, как много рыб облепили его.
Лохматый старался сбросить их с себя, но они снова и снова присасывались ртами к нему.
— Ротаны гадские, уйдите! — голосил Лохматый, крутился в воде, как мог освобождался от назойливых обитателей озера.
Кто-то из присутствующих мужчин засмеялся, сказал сквозь хохот:
— Голым захотел ходить. Ишь! Покусают хищники-то!
Несколько человек подхватили смех.
Женщина согласилась:
— Ага, папуасы вон в Африке живут, у них тепло. Вот они с голыми задами и прыгают.
Ей возразили:
— Они пальмовыми ветками прикрываются.
Ещё один мужчина сказал:
— Всё это понятно, но паренька рыбки-то съедят сейчас.
Женщина подхватила:
— Рыбы едят людей, люди едят рыб.
Между тем Лохматый боролся с ротанами.
Кира крикнула ему: 
— Греби к берегу!
— Никак! Это черти! У них рога даже! И хвосты! А! Изыдите! — ответил ей измученный и уставший Лохматый. На его теле появились кровавые подтёки.
Вдруг из-за острова показались белые лебеди.
Распушив перья, открыв рты и шипя, они быстро подплыли к Лохматому и начали махать крыльями, как бы отпугивая рыб. И — о чудо! — рыбы оставили парня. Птицы стали длинными шеями тереться о тело Лохматого, как бы отирая его от крови. Потом стали выталкивать парня из воды.
— Ангелы! Ангелочки мои хранители! — радостно воскликнул Лохматый.
Гладил лебедей и медленно брёл к берегу. Выйдя до пояса, он оставил птиц и, прикрыв пах руками, вышел на землю.
Кира тут же накинула на него рубаху. Дала в руки штаны и кроссовки. Лохматый поднял трусы. И, прикрывшись одеждой, убежал в кусты. Быстро оделся, вышел и сказал присутствующим:
— Во-первых, хорошее дело сразу не делается. Вот социализм у нас был? Был. И будет ещё. И коммунизм будет. При тех условиях, о которых вам рассказал. И второе. Будьте начеку. Ад и его обитатели существует, что я только что вам продемонстрировал в воде. Вон они, супостаты. В рыбах. И третье…
— Пойдём уж, — перебила его Кира.
— Сейчас. Третье. Почему не получился коммунизм на планете? Не только из-за того, что все одеты. Это следствие. А причина — отсутствие веры. Во что? В то, что мир намного сложнее и многообразнее, чем тот, что мы видим глазами. Но посаран! — крикнул Лохматый и поднял кулак.
Кто-то тоже повторил такой жест, кто-то махнул рукой. Кто-то усмехнулся.
Лохматый и Кира пошли от озера.
— Больно? — спросила Кира.
— Что?
— Укусы.
— Да нет. Это был массаж.
Кира улыбнулась.
— Массаж, — повторила. — Весь покусанный.
— Нормально.
Шли несколько минут молча, обдумывая произошедшее.
Когда проходили возле статуи скрипачки, Лохматый, потрепав длинные волосы, торжественно произнёс:
— Во! Идея посетила музыканта… Тебе не кажется, что инструменты… В частности, фортепиано похоже на древо познания добра и зла?
— Как это? — спросила Кира.
— Вот мы, люди, говорим. В отличие от животных. Почему есть радость и страдание в языке? Потому что звук есть и мажор, и минор. А? А есть красивые аккорды, есть страшные и злые. Я думаю, что Творец пел, создавая мир.
— Интересная мысль.
— Да, и вечная жизнь понимается в музыке, как постоянная звуковая эйфория без использования минора. Если звук способен передавать вибрацию и энергию, то от качества и строения звуков музыки зависит переписывание генетического кода вибрационной сущности человека.
Кира задумалась.
— Немножко не понятно, — сказала.
— Вседержитель вечен. Да?
— Ну.
— Но сначала должен быть источник звука, чистый. Вибрация. Я думаю, что наука к этому придёт. Так вот… Сначала должен быть источник звука, чтобы пропеть слово «Бог» и высвободить Его. До того, как появилось это слово, невозможно было составление теорий для фантазирования об этом слове, понятно? — спросил Лохматый.
— Не-а, — ответила Кира. — А что было до этой музыки?
Лохматый задумался.
— Ничего. Тишина. Пустота.
Кира тяжело вздохнула, сказала:
— Уму не постижимо.
— Да, нельзя объять необъяснимое, — подтвердил Лохматый.
Помолчали.
— Ну и ладно. Кира, а чем ты занимаешься? — спросил парень.
— Я? Живу, — улыбнулась девушка.
— А увлечения?
— Увлечения? Ну магия.
— Магия! — обрадовался Лохматый. — Это же, наверно, интересно. И опасно.
— И действенно, — продолжила Кира.
Прошли ещё немного.
— Слушай, Лохматый. Вот ты музыкант. А знаешь, что каждая чакра имеет не только цвет, но и музыкальный тон?
— Слышал.
— А это возможность общаться без слов на энергетическом уровне.
— Чакрами? — удивился Лохматый. — Да.
— И как?
— С помощью музыки управлять ими. Своими или чужими. Можно их как очистить, так и замусорить.
— Возможно, — предположил Лохматый.
— А что бы и невозможно?
— Звук колокола очищает же энергию пространства, — сказал Лохматый.
— Да, — согласилась Кира. — Вот подумай, Иисус мог исцелять с помощью слов. Потому что произносил их так, чтобы вызывать резонанс в больной части тела человека.
— Да? — удивился Лохматый. — Кира, а почему никто, кроме тебя, не говорит об этом?
— По простой причине, Лохматый. Что будет, если люди узнают, как научиться в себе находить все силы. И, например, лечить себя и ближних? То религии станут не нужны обществу. Потому что все узнают всё.
— Интересно, а религии лечат?
— Ну если клирики ходят в мирские больницы… — задумалась Кира. — Вопрос открытый… Но главное! — девушка приложила палец к губам. — Тс! Музыка как промысел есть система управления чакрами больших масс людей!
— Откровение, прямо, — усмехнулся Лохматый.
— Ну да.
Разговор прервала пролетевшая над головами летучая мышь.
— Тесто! Тесто! Жених и невеста! — крикнула она.
Кира и Лохматый пригнулись.
— Вот она, игрушка, видела? — спросил парень.
— Видела. И правда, как будто живая.
Прошли ещё немного по аллее молча.
— А у животных и птиц тоже есть чакры? — спросил Лохматый, увидев на столбе рекламный плакат с надписью «Гады!» на фоне жёлтого глаза с вертикальным зрачком. Внизу расшифровка: «Змеи разных видов. Рептилии и насекомые. Ящерицы, гекконы, кайманы, лягушки, пауки-птицееды, скорпионы, улитки, тараканы, палочники, кузнечики».
— У гадов? — спросила Кира.
— Гады… Это о политиках? — засмеялся Лохматый.
Кира тоже усмехнулась.
— Пойдём глянем, — предложила.
Чуть поодаль стоял большой шатёр с выставкой. Лохматый купил два билета, и они с Кирой зашли внутрь. По периметру стояли террариумы. Парень подошёл к одному из них, где был жёлтый питон, и продекламировал, махая рукой в такт:
 
— Глаза змеи глядят в тебя.
     Они ни разу не моргают.
     Шальные мысли теребя,
     грехов деяния внушают.
    
    Вот, видишь, яблоко висит.
    Тебе безвестна его тайна.
    Приятный запах, дивный вид,
    Тебе ведь хочется, кусай, на.
      
    Ты был и слеп, ты был и глох.
    Теперь ты многое узнаешь.
    Вкусил? Ты бог, не нужен Бог!
    Ты что-то в этом потеряешь?
    
    И ты не тот, и рай не тот.
    Пока, иди теперь из рая.
    Вари свой яблочный компот,
    мечом архангельским мешая.
 
Парень в костюме цвета хаки, хозяин выставки, сказал Лохматому:
— Рэпчик. Клёвые стихи… Кстати, всех можно трогать, брать на руки.
При этом он открыл дверь одного террариума и медленно вытащил оттуда питона.
— Умничка мой! — сказал парень и поцеловал змею в морду. — Голодный? Скоро кролика дам. Огромного толстого кролика! — засмеялся и ещё раз чмокнул питона.
Кира всплакнула.
— Кролик лучше змеи-и! А зачем нужны они... эти питоны? — поголосила она.
Хозяин погладил змею.
— Интересный вопрос. Не было бы змей, остался бы живым кролик. А и правда, девушка, вы не задумывались, для чего жизнь на земле? Да такое разнообразие.
— Можно мне подержать? — попросил Лохматый.
Хозяин передал питона Лохматому. Тот повесил змею себе на шею.
— И для чего? — спросила, всхлипывая, Кира.
Хозяин ответил:
— Есть тайный замысел в этом. Перенести сквозь время биологическую жизнь. Только так, огромным количеством видов с естественным отбором сохранить её на протяжении тысяч, миллионов лет.
— На кой? — спросил Лохматый.
— Эволюционный аспект, — ответил хозяин. — Здесь нужно задать вопрос, даже не для чего, а как? Ответ прост: а так. Именно из-за выживания и приспособления к миру и получилось то, что мы наблюдаем.
— Я думаю, с точки зрения сотворения мира можно ответить так, — сказала прекратившая плакать Кира. — Изначально животные были созданы для человека, в помощь и наслаждение. Хищники, вирусы, паразиты, бактерии, всё противное человеку — это следствие грехопадения первых людей. Какие твари были в раю, мы не знаем, но тоска по раю ощущается в нас всецело. Потому искусства, суть музыка, поэзия, театр, танец — это попытки угнаться за его тенью.
— А змеи в раю не ели кроликов? — спросила Лохматый.
Он посмотрел в глаза питону и весело его спросил:
— Ты ел кроликов в Эдеме?
Питон широко зашипел и быстро обвил своим телом Лохматого. Повалил. Начал сдавливать парня. Послышался треск костей. Лохматый упал и змея, широко раскрыв пасть, стала заглатывать его. Все оцепенели от ужасного зрелища. Не прошло и минуты, как парень исчез внутри растолстевшего питона.
Многие видевшие это, в том числе и Кира, закричали. Кто-то упал в обморок.
Хозяин тут же начал бить питона по голове. Змея, как могла с толстым животом, извивалась. Когда остановилась, закрыла глаза, хозяин ножом аккуратно вспорол ей брюхо. На радость присутствующих, из питона вылез Лохматый. Весь в слизи и крови, он огляделся по сторонам, крикнул не своим голосом:
— Что уставились, грешники? Зрелищ вам подавай? Кровищи? Рожи делаете, аки святые, а в сердцах своих готовы разорвать ближних? У-у, людишки грешные! Все в ад пойдёте!
Погрозил кулаком и убежал.
 
 
Глава 17
 
 
Влад в ночь на шестой день пытался не спать. Даже не разделся. Два дня осталось. Тревожно. Лежал, думал, смотрел в темноту. О том, что к семи дням прибавляются ночи. Если Творец создал мир за несколько дней, то что Он делал ночами? Спал? Но Он вечен. А человеку Владу осталось коптить здесь совсем ничего. И зачем тогда тратить время. А если не спать ночью, стаскивать в сон будет днём? Такая дилемма. Но говорят ведь, выспишься на том свете. Тем более, прошедшие события, таинственные встречи подтвердило его существование. Да, размышлял Влад, главная проблема человечества и есть неизвестность инобытия. Отсюда и поступки людей. И добрые, и злые. От этого сама человеческая история с её нескончаемыми войнами. Но, удивлялся Влад, даже он, зная то, чего не знают другие, имея в багаже лишь несколько суток, и то не побежал помогать ближним, не упал ниц для молитв трансцендентному. Лень? Апатия? Прострация? Он не находил ответа. Казалось бы логически, впереди вечность, и туда нужно приходить чистым безгрешным, говоря научным языком, чтобы быть в резонансе со светлым Вседержителем. А иначе в ад? Вот! Нашёл он ответ. Причина отсутствия желания готовиться отбыть на тот свет заключается в им самом. А именно, в той сказочной форме, которую подают священные книги. А в сказки трудно верить. Если бы выпустило небо рекламный буклет с описанием и фотками рая, и одновременно брошюру с картинами ада и тамошних обитателей, было бы проще выбирать. И жить соответственно, собираться в вечное путешествие… Да, но не было бы понятия веры… Ещё всякие коучи и гуру учат по-разному. И постоянные богословские споры, о которых говорила Алина. Исходит ли Святой Дух от Сына? Есть ли в Библии упоминание о Троице? Было ли непорочное зачатие Девы Марии? О нетварном Фаворском свете, о чистилище. Говорят, что всё равно рано или поздно все, даже грешники будут в раю. Кому-то не нужно апостольское преемство, таинства, мощи, иконы… Кто-то запрещает изображать людей… Есть те, кто твердит о реинкарнации, колесе сансары, нирване… И полно язычников с их истуканами. И много атеистов… И множество разочаровавшихся и потерявших веру, как вон Лохматый… Где ж Истина? В сентенции, что Бог один для всех, только по-разному изображают Его? Но где Он? Где Царство Его? Где нирвана? Где вечная жизнь? Внутри человека?.. Нет слов, чтобы объяснить всё это, как, например, нельзя рассказать слепому от рождения о цветах. Нет слов! Потому и брошюру нельзя сделать. Вот, как возможно для понимания людского, так и написано. Но, опять же, в сказочной форме. Словно через мутное стекло…
На улице мимо дома прошла толпа, вероятно, нетрезвых. Они смеялись и что-то кричали. Потом женский голос запел:
 
— Есть во Вселенной великий закон.
     Всех одиноких людей сводит он.
     Рано ли, поздно ли, ты подождёшь.
     Верь, что любовь неземную найдёшь.
     Чу, слышишь музыку сердца в груди?
     Это любовь уже ждёт впереди.
     Дверь ей открой ты быстрей и смелей,
     Станет в твоём доме сразу светлей.
 
И хор подхватил:
 
— Сердце поёт, это время любви,
     Гостьей придёт, хоть зови, не зови.
     Блеск её чудных и любящих глаз
     Ярче, чем самый лучистый алмаз…
 
Время любви, повторил про себя Влад. Ах, Алина. Сердце парня стало биться чаще… Надо стараться не думать о ней. А если думать? Ах, если бы остаться жить, он, Влад, остался бы с ней. Женился бы, наверно. Если бы она захотела… Но путь у парня один. В небытие…
Два дня. С ночами больше. Да какая разница? Больше или меньше. Что от этого меняется? Нужно думать, как прожить оставшееся время. «Во все тяжкие» ходил, подумал Влад. Забухать ещё как вариант? И нет проблем. Он усмехнулся. Нет, жалко терять время. Пара дней всего. А ведь люди теряют года на пустое... Вот эти ребята за окном. Конечно, весело. Конечно, кайф. Но всё временно. Как коротка жизнь! А он, Влад, ничего не сделал в ней путного. Как мужик не вырастил сына, не построил дом, не посадил... Как человек не сделал никому добра. Много добра. Так, чтобы было легко от этого на душе. Душа! Она есть? Почему говорят о ней отстранённо. А это сам человек, его сознание, его опыт. Его мысли, желания. Его мировоззрение и вера. Сам человек с грузом дел. Дел благих и злых. Сам человек... Только без тела.
Влад услышал шёпот:
— Ты мой...
— Кто это? — спросил парень.
— Я.
— Кто?
— Я, которого не зовут.
— Кто?!
— Я, который приходит сам.
Влад тихо проговорил:
Дурдом какой-то.
Снова кто-то прошипел:
— Мой...
Влад включил торшер, посмотрел по сторонам. Выключил. Смотрел в тёмный потолок.
Как относиться к чудесам, которые произошли и происходят эти последние дни, к голосам этим, подумал парень. Странно, но он спокоен. Не ах, не вах. Но, если рассказать кому, не поверит никто. Более того, сочтут за умалишённого. В дурку отправят. Вот ведь, а! Получается человечество так отпало от своего Творца, что даже встреча с Ним принимается за сумасшествие.
На потолке появилась светящаяся надпись старославянским шрифтом: «Зачем?».
— Что «зачем»? — спросил Влад.
Начали возникать надписи:
«Настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе».
Влад не удивился.
— Классные технологии! Экран на потолке. Но зачем мне это? Эй! Мне пофиг!
Снова надпись:
«Иисус сказал им в ответ: разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его... А Он говорил о храме Тела Своего».
— И что? — спросил Влад.
Опять слова:
«Царство Божие внутрь вас есть».
— Я читать умею! — крикнул парень.
Возникла ещё одна надпись:
«Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит, потому что Я к Отцу Моему иду».
— Валяйте, пишите! — сказал Влад. — А я пойду…
Почему-то возникла мысль побриться. Влад даже усмехнулся ей.
— Пойду побреюсь перед смертью!
Он пошёл в ванную комнату. Встал возле зеркала со станком и помазком. Открыл кран. Намазал лицо пеной.
— Ай! — порезался Влад. Присмотрелся к отражению. С щеки струилась кровь. Влад не стал вытирать, а наоборот, начал размазывать её. И вот вся щека была красной.
— Индеец Джо, — усмехнулся парень.
Громкий шёпот:
— Ты мой!.. Мой!
— Эй, кто здесь? — спросил Влад. — Кому не спится?
Из зеркала вылезла чёрная сухая ладонь, как у египетской мумии, и схватила Влада за горло. И начала душить. За зеркалом хриплый голос быстро вещал:
— Зачем Отцу было посылать на смерть Сына? Зачем Богу было воплощаться, чтобы ещё люди придумали обряды и строили здания с крестами? Он предал Себя на смерть ради человеков! Это же вселенская жертва! Он же всё сделал!
Влад схватил обеими руками за руку из зеркала, пытаясь освободиться. Но тщетно. Хватка была сильной.
Голос скороговоркой тараторил:
— Где Царство Небесное? Две тысячи лет его искали не там? Или врали народам? Ведь если Царство внутри человека, властям не подчинить его волю и мысли. Не послать на войну. Не взять мзду за обряды.
Влад почувствовал, как его лицо начало быстро набухать и нагреваться. Больше, больше, и вот уже странный дым пошёл от него. И — парень испуганно дёрнулся от зеркала — лицо полыхнуло огнём. Рука отцепилась и исчезла за стеклом. Парень стоял в оцепенении и глядел на своё отражение. Лицо горело, но не сгорало. Вода из крана сильнее зажурчала, и Влад опомнился, зачерпнул её в ладони и умылся. И ещё. Ещё.
Он посмотрел в зеркало. Не было ни огня, ни крови. И пореза тоже не было.
Влад вытерся полотенцем.
— Жестец, — проговорил он. — Мало того что всякие твари влияют на человека, так они ещё и материализуются.
Влад показал зеркалу, своему отражению шиш. И тут вылезли уже две чёрные руки, сильно схватили Влада за голову и потащили вперёд, к зеркалу, которое стало мягким. Влад в одно мгновение оказался за ним. В темноте. Он почувствовал, как его взяли под мышки чьи-то руки и потащили куда-то. Начало просветлятся. Но только жёлтым светом. И вот Влад разглядел своих обидчиков. Чертей. Конечно, парню и возле зеркала было страшно. Наверно, первый раз за эти дни. Но теперь им овладел ужас, его трясло. Слабые ноги не слушались. Черти всё тащили и тащили.
Послышалась музыка. Мужской голос пел под баян:
 
— Времени нет, знаешь, времени нет.
    Просто обводишь ты свой трафарет
    в воздухе пыльном, где пыль от ковров
    прежних ушедших в безвестность миров.
    Как пластилин или тесто, цемент
    мнёшь ты, возводишь себе постамент.
    Вот и вся жизнь. Один миг. Вот и смерть.
    Нет постамента. Пропала вся твердь.
    Ты в невесомости, рук нет и ног.
    На голове с чёрной лентой венок
    из ничего. И помойкой смердит. 
    А в небесах вредный ангел трубит…
   
Влад увидел мужчину, сидящего на корточках, с баяном. Он был весь в крови. И инструмент вишнёвого цвета тоже.
— Приветствую! — крикнул мужчина, когда Влада тащили мимо него.
— Здорово! — ответил Влад.
— Здоровья тут нет.
— А что есть?
— Жуть! Вот если бы ты меня вытащил из машины…
— Ну-ка, стойте! — попросил Влад.
Остановились.
— Из какой машины?
— Из «девятки». Я зачитался за рулём и врезался в сосну.
— Понятно.
— Вот если бы ты мне помог, я бы остался жить.
— Ну, прости, — сказал Влад.
— Поздно, — ответил мужчина. — Но всё равно прощаю.
— Спасибо, — сказал Влад. — А ты здесь на дороге…
— Да, на дороге. Ни вверх не берут, ни вниз.
— Почему?
— Типа верил, но не так, — ответил мужчина.
— Ясно, — сказал Влад.
— Удачи! — попрощался мужчина.
— И тебе, — ответил Влад.
Существа потащили Влада дальше.
Мужчина продолжил петь:
 
— Времени нет ни работать, ни спать.
    Время лишь есть это время стяжать.
    Глупость и лень длинна, короток век.
    Только для вечности жив человек.
 
Влад почему-то после встречи с мужчиной стал успокаиваться. Его ещё немного протащили и бросили. Он упал, больно ударился головой. Но тут же поднялся и — оказался на небольшой скале. Черти пропали. Было жарко. Пахло серой. Внизу вокруг скалы была жидкость жёлтого цвета. Она горела, и пламя доходило до скалы. В жидкости с поднятыми руками барахтались и что-то кричали люди, много обнажённых мужчин и женщин.
Влад, к своему удивлению, был спокоен.
Перед ним появилось огромное лохматое существо с шестью крыльями. С человеческим лицом. С длинными витыми рогами.
— Эй, чучело! Ты кто такой?
— Я князь Самаэль! — прорычал тот.
— Очень неприятно. А зачем тебе эти несчастные? Отпусти их! — крикнул Влад.
Самаэль ответил:
— Больше! Больше падших душ! С каждой душой я показываю, что человек выбирает меня, выбирает тьму. И доказываю, что я сильнее и могущественней. И когда у меня будет огромное количество последователей, больше, чем святых, Небу ничего не останется пощадить их. И я буду среди них. Небо окажет мне милость. Это будет моя победа.
Влад усмехнулся.
— Хорошая лекция. Но это лукавство! Ты хочешь без покаяния быть... Быть спасённым?
Самаэль засмеялся.
— Да! Небо капитулирует перед моей стороной.
Из озера вылез голый бородатый человек с лицом, похожим на Льва Толстого. Поднял руки с кулаками и закричал:
— Ты не антипод Бога! Не антибог! Ты — отсутствие Его.
Самаэль прекратил смеяться, взмахнул крыльями, зарычал:
— Это кто там пищит? А! Человечишко, который не верил в воскресение Мессии? Ты до сих пор не веришь?
— Ты тварь! — крикнул человек.
Самаэль взмахнул крыльями, и бородатый человек упал в серу.
— Тварь... А разве Небо всемогуще? — сказал Самаэль Владу. — Оно не может тебе оставить жизнь. Оно создало законы, в которые Само попало, как в сети.
— А ты можешь продлить мне жизнь? — спросил Влад.
— Нет… Но я знаю, что для людей хуже смерти. Даже хуже дурной славы.
— И что же? — спросил Влад.
— Забвение, — тише ответил Самаэль. — Когда забывают после смерти, как будто тебя и не было. Да, помнят дети, внуки... Друзья. Но и они уходят из жизни. Я могу сделать так, что тебя не только не забудут, но будешь славен во веки веков. Какую бы ты славу хотел?
Влад задумался.
— Даром? — спросил.
— В обмен на твою душу.
— Я так и думал, — усмехнулся Влад.
Самаэль улыбнулся в ответ.
— Так какую?
— Например, остаться в памяти потомков великим поэтом.
— Легко. Стихи есть?
— Нет. Никогда не писал.
— Ну это поправимо. В аду много поэтов. Хороших поэтов, кто сам расстался с жизнью. Заставлю написать для тебя. Полтысячи стихотворений хватит?
— Тысячу.
— Окей.
Самаэль взлетел над озером, покружил. Потом снова сел на прежнее место. Из озера начали вылезать обнажённые мужчины и женщины.
— Вот тебе помощники, поэты, которые не захотели жить, — сказал Самаэль.
Влад взглянул на лица. И правда, похожи на знаменитых поэтов.
— Есенина же убили! — возмущённо сказал.
Самаэль засмеялся.
— Несчастные души, — сказал Влад. На глазах выступили слёзы. — Перегоревшие души, искавшие Бога.
При этих словах Самаэль зарычал.
— Кто только не рифмует слова, — сказал Влад. — В мире поэтов тьма. Стать великим, круче Пушкина забавно. И не зарастёт народная тропа...
На остров вылезла женщина и стыдливо прикрылась руками.
— Ты ведь Влад, — тонким голосом сказала она.
— Влад. А что? — удивился парень.
— А я мама. Мама Алины. Я узнала, что вы с ней знакомы.
Самаэль закричал и посмотрел наверх:
— Как ты узнала? Небо? — показал наверх. — Оно тебе сказало?
Женщина промолчала.
— Вмешивается в мои дела. Ангелов посылает в мир. Это мой мир! Я князь!
— Что вы хотели? — спросил Влад женщину.
Та заплакала.
— Передайте ей, что я прошу прощения.
— Цыц! — крикнул Самаэль.
— И что я... Я её люблю!
— В огонь! — зарычал Самаэль, взмахнул крыльями, и женщина упала в озеро.
Влад подбежал к берегу, крикнул:
— Она вас простила! — и Самаэлю: — Можно мне подумать о твоём предложении?
Тот кивнул.
Влад начал размышлять. Он не хочет быть здесь. Не хочет продавать душу. Что же делать? Вот у людей есть дела. Добрые, злые. Праведные и нет. И правда в том, что, как полагал парень, какие перевесят, там и окажется душа после смерти тела. Но, если он, Влад, настолько грешен, что через два дня полетит прямиком сюда, то почему этот рогатый просит его душу? Загвоздка. Значит… Есть ещё шанс у парня? Исправить в прошлом свои деяния? Чтобы всё-таки попасть на Небо? Но всё равно попасть в прошлое можно только за душу. И как это делается, рассуждал парень? Душу продать. Надо было учить матчасть. А! Фауст. Как он продал её? Подписал договор. Но в конце, как помнится, попал в рай? То есть Бог его спас за... За добрые дела... Странно, зачем тогда Иисус, если можно спастись добрыми делами. Или нельзя? Или это выдумки Гёте?.. Гм... Подписать договор… Подписать, не подписывая. Как?.. Вроде бы есть решение…
Сказал Самаэлю:
— Я передумал насчёт поэзии. В прошлое попасть возможно? В моё прошлое. В двадцатый век... Если он такой по счёту, — усмехнулся. — Побыть в Советском Союзе, в детстве, юности. Окунуться ещё раз в девяностые.
— Легко, — ответил Самаэль, взмахнул крыльями, и голые люди, похожие на поэтов, попадали в серу. — Куда захочешь. В любое время. В раю ты всё равно не будешь. Зла у тебя больше, чем добра. Ты окажешься здесь, с ними, — показал вниз. — А так будешь скитаться по своему прошлому. Но по прошествии двух дней я заберу душу.
Влад почесал затылок.
— Только я не понимаю! — крикнул он. — То есть душа это и есть я без телесной оболочки. И я продамся тебе в рабство навечно?
— Ничего вечного нет, — ответил Самаэль. — Вечность — иллюзия. Есть начало времён и конец времён. И в конце времён, когда будет решающий бой с Небом, ты будешь в моём войске.
— Типа наёмника? То есть я вниз в этот огонь не полезу?
Самаэль ничего не ответил. Влад спросил:
— Как я буду существовать вместе с самим собой.
— Ты будешь сам собой.
— Где деньги возьму? Советские рубли?
— Будешь просить меня и будешь иметь, что пожелаешь.
— Ну, а физически как и где жить?
— Твоё тело не будет ни в чём нуждаться.
— Класс! — воскликнул Влад, посмотрел на озеро. — Ещё условие.
— Что?! — зарычал Самаэль.
— Можно мне забрать отсюда этих... Людей.
— Нет!
— Ну не всех, конечно. Сколько можно?
— Нет.
— Ну хоть одного... — подумал: — Одну. Эту женщину, мать Алины.
— Нет!
— А… Кого можно?
— Из писателей.
— Нет!
— Из правителей?.. Ивана Грозного?
— Этой души нет здесь, но…
— Сталина или Петра Первого?
— Нет больше условий! — зарычал Самаэль.
— Да? — усмехнулся Влад. — Ну и ладно.
В это время сверху быстро спустился огромный, словно ракета, прозрачный зонт и воткнулся в твердь возле Влада.
— Опять Небо мешает! — зарычал Самаэль.
Зонт раскрылся, и Влад смекнул и запрыгнул на него. Зонт начал подниматься. У юноши закружилась голова, и он потерял сознание. А когда очнулся, обнаружил себя лежачим в пустой ванне. Он вылез, огляделся — зеркало целое.
— Что это было? — спросил он сам себя и показал кулак своему отражению.
Вода в раковине не текла. В ней лежал лист из грубой жёлтой бумаги, где корявыми современными буквами был написан договор, о котором говорил Самаэль.
— Так это правда, — сказал Влад.
Парень прошёл в зал, сел за стол, прочитал текст. Подумал немного. Усмехнулся.
— Я подписываю! — сказал громко. — Лучше жить в прошлом, чем в аду. А прошлое моё — Советский Союз. Я родился в СССР! Так что, начну с детского сада. Время, — задумался, — а какая разница, как получится.
Влад открыл ящик стола, вытащил китайскую шариковую ручку с исчезающими через несколько часов чернилами. Покрутил её в руке, усмехнулся и поставил подпись и крикнул:
— Эй, чучело крылатое! Где ты? Как в паспорте!
Прислушался. Тишина. И вдруг стул, на котором сидел Влад закружился, сильнее, сильнее, и парень потерял сознание.


Глава 18
 
 
Солнце на безоблачном небе ослепило. Влад поморгал, посмотрел вокруг. Белое всё, снежное. Крыльцо, дверь, кирпичное двухэтажное здание. Вывеска: «Детское дошкольное учреждение 23-й комбинат».
Влад оглядел себя — он ребёнок. Фуфайка, рукавицы, валенки. Потрогал головной убор — шапка-ушанка. Снял, посмотрел. Серая кроличья.
Рядом в сугробе воткнута деревянная лопата. Поодаль гуляли несколько ребятишек. Одежда у них из его, Влада, детства. Одинаковые пальтишки, шапки, как у Влада. Валенки с галошами.
— Какой год на дворе, ребята? — крикнул парень детским голосом.
Дети не ответили. Продолжали играть в снежки. Влад сразу узнал друзей. Как же, и в памяти лица, да и фото в детском альбоме сохранились.
Оглядел себя. Пацан. Но с личностью взрослого — мысли, опыт прожитой жизни остались.
— Ребята! — снова крикнул он.
Те оглянулись.
— Как дела? — спросил Влад.
Друзья улыбнулись.
— Хорошо, — сказали.
— Ну ладно… Играйте, — сказал Влад, взял лопату и стал бросать снег.
Вышла женщина в длинном сером пальто и вязаной белой шапке. Его воспитатель.
— Так, мальчики! — крикнула она. — Ещё полчаса, обед и тихий час! — и к Владу: — Какой хороший дворник.
Влад кивнул.
— Ага, Ма… — вспоминал. — Марина Николаевна. Год, надеюсь, будет хорошим. Тем более тысяча девятьсот семьдесят…
— Седьмой, Владик.
— Седьмой? — удивился Влад. — Здорово. А в прошлом году, значит, первого апреля образована компания Apple. В США.
— Что? — не поняла Марина Николаевна. 
— А? — опомнился Влад.
— США, Владик, это всё загнивающий Запад. Буржуазия эксплуатирует рабочий класс. Вот прошлогодний двадцать пятый съезд КПСС…
— А вы верите в коммунизм? — спросил Влад.
— Я? Верю? — женщина огляделась. — Верю.
— Это же утопия, — сказал Влад.
Воспитатель долго всматривалась в глаза Влада. Прошептала, улыбнувшись:
— Ты умненький. Я тоже начала сомневаться. Нам же обещали коммунизм к восьмидесятому году. А что-то им не пахнет.
Вышла ещё одна женщина. Полная. В белом колпаке и халате, надетом на свитер.
— Обед накрыт, — сообщила она.
— Хорошо, — сказала Марина Николаевна.
— Ты в Москву едешь за колбасой? — спросила она Марину Николаевну, и Владу: — Слышал? Обед.
Влад кивнул.
— В выходные хочу, — ответила воспитатель.
— Килограммчик мандаринов мне захватишь?
— Ну… Возьму.
— Не тяжело?
— Да нет.
— Денежек только нет до зарплаты.
— Ну ладно, найду, — сказала Марина Николаевна.
Женщина ушла.
Влад услышал крик мальчика. Это Алёша прилип языком к железной ракете. Ребята, вместо того чтобы помочь, смеялись. Влад вспомнил, как тоже хохотал с ними.
Он побежал внутрь. Из открытой двери одной из групп пожилая женщина рассказывала детям, сидящим за маленькими столиками:
— Ребята! Владимир Ильич постоянно думал о трудовом народе. После его смерти, при вскрытии обнаружили, что его мозг похож на тряпочку. Вот так он не жалел себя ради светлого будущего человечества. Ради нас с вами...
Влад пробежал мимо зала, который несколько женщин наряжали к празднику. Большая ёлка и свисающий с потолка серпантин. И неизменный круглый портрет «дедушки Ленина» на стене. Влад вспомнил новогодние утренники с ряжеными Дедом Морозом и Снегурочкой, с танцами и стихами. Как мать для него шила из марли костюм зайчика. Накрахмаленный, с блёстками, с реальным кроличьим хвостом. С какими-то чудом стоящими ушками, конечно.
Влад прошёл на кухню, взял алюминиевый чайник и побежал к Алёше. Полил на его язык тёплую воду.
— Шпасибо, — прошипел сквозь слёзы мальчик.
— Пожалуйста, — ответил Влад. И ребятам: — А вы больше так не делайте, когда друг в беде. Не смейтесь. Точнее делайте, помогайте. Поняли?
Мальчики покивали.
— На, отнесёшь на кухню, — отдал Алёше чайник и крикнул: — Эй, как тебя… Самаэль! Поехали дальше, в школьные годы!
Голова у Влада закружилась, завертелся мир вокруг.
Весенний парк. Да! Оп! Майский жук пролетел, чуть не врезался. За ним птица, тоже близко, крыльями голову задела. Мальчики в трико и футболках — урок физкультуры. Какой класс? Третий? А учителя нет. Оставила ребят, мол, играйте в футбол. Вот ворота между сосен.
— Кто вратарём будет? — спросил светловолосый Влад.
— Я! — поднял руку Эдик.
— Ты? Пузырь? Сможешь? — смеялись ребята.
— Ты? — засмеялся Влад. — Ты слабак!
— Я?! — возмутился Эдик. — Да я самый лучший в мире вратарь! Я во дворе стоял в воротах и ни одного гола не пропустил.
— Ну давай вставай, посмотрим, — усмехнулся Влад.
Влад был, как говорили, хулиган в классе. Выделялся смелостью и силой. И, если можно так сказать о детях, жестокостью. Ребята, конечно, его боялись. Он мог ударить без причины. Стравить для драки одного парня с другим ради забавы.
Влад подумал, что давно не видел Эдика в своём времени. Известно, что Эдик в девяностые годы состоял в какой-то преступной группировке и ещё связался с наркотиками. Вероятно, нет уже в живых.
— Это класс, наверно, третий! — тихо сказал Влад. — Значит, восьмидесятый год? Год московской Олимпиады. Год смерти Высоцкого. Но сейчас май, поэтому всё это впереди…
Эдик встал в ворота. Началась игра. Влад помнил, чем она закончилась. Эдик пропустил мяч. Разозлённый Влад побил его, приговаривая при этом, что, мол, сам вызвался стать вратарём и уверил, что хорошим. Мало того, Влад заставил наносить Эдику пинки других учеников…
Началась игра. Один мальчик пробежал с мячом к воротам Эдика и забил гол.
— Один — ноль! — крикнул мальчик.
В команде Влада стали возмущаться.
— Ты, лопух, не прав!
— Ты, Эдик, сказал же, что хороший вратарь.
— Ладно, ребята, не олимпиада же, — сказал им Влад.
Один мальчик из команды Влада размахнулся и хотел ударить Эдика. Но Влад поймал его руку и толкнул парня. Тот упал.
— Ты чего?! — возмутился.
Подошла учительница со свистком на шее. Просвистела.
— Всё, урок окончен, — сказал она.
— Здравствуйте, Надежда Алексеевна, — поздоровался Влад.
— Давно не виделись, Влад? — усмехнулась учительница.
— Ой, давно.
— Всё хулиганишь, — посетовала женщина.
— Уже нет, — ответил Влад. — Кстати, хорошая игра.
— Футбол? — спросила Надежда Алексеевна.
— Жизнь, — сказал Влад.
И ребятам крикнул:
— Никогда не хвалитесь, ничего не утверждайте и ничем не клянитесь. Всё будет наоборот.
Помог подняться мальчику и сказал ему:
— Всегда помни, что есть люди сильнее и умнее тебя, — и крикнул вверх: — Дальше поехали, в общагу, что ли…
Снова всё закружилось. Остановилось.
Влад огляделся. Четыре светло-зелёные двери, две белые, два умывальника. Это тамбур общежития. Вот туалет, душевая. Из одной комнаты вышли ребята.
— Влад, — сказал один из них. — На лекцию опоздаешь.
— Успею, — ответил парень.
Юность быстротечная, весна человека. Говорят, вернуть бы годы… 
Из открывшейся двери крикнула девушка:
— Не пойдёшь, что ли, Влад?
— Думаю, — сказал парень, добавил: — Наташа?
Дверь закрылась.
Влад подошёл к зеркалу. Молоденький какой!
Вышла Наташа. Она любила Влада. Но Влад не имел к ней чувств. Но обманул. Клялся в любви и обещал жениться. Она поверила…
— Наташа, вау! — сказал Влад. — Привет! Ты очень красивая.
Девушка обрадовалась словам, подбежала, поцеловала.
Влад отстранился.
— Наташ, слышь, ты прости меня. У нас ничего не получится.
— Как? — нахмурилась девушка.
— Ты хорошая, умная. Ну не люблю я тебя, понимаешь?.. Надо расстаться. Прости меня, пожалуйста.
Наташа заплакала.
— Мы же хотели сегодня ночью… Мы же хотели жить вместе? — сказала сквозь слёзы.
— Ну… Прости ещё раз. Не получится. Будь счастлива.
Влад быстро пошёл по коридору. Он не стал вызывать лифт, а прямо с девятого этажа бегом спустился на улицу.
Сел на лавочку и услышал разговор двух мужчин.
— Да, страна проиграла в холодной войне и стала с её разрушающейся экономикой вассалом Запада. Да, разгул бандитизма, наркомания и пьянство. Разрушенная армия.
— Это называется естественный отбор. Остались сильные и смелые.
— И умные? Умные, кто смог, уехали за бугор... Естественный отбор? Страшный демографический кризис! Каждый год эта новая Россия сокращается на миллион человек. Голод. Отсутствие работы. Закрытые заводы. Опустевшие поля. Кучка олигархов под шум первой чеченской войны хапнула госсобственность. Обман в залоговых аукционах, в ваучерах, несправедливая приватизация.
— Но, главное, свобода. Не один политический деятель не дал столько свободы народу, как Ельцин.
Влад прервал разговор:
— Девяностые годы двадцатого века пришлись на мою юность. Студенческую юность. Вот эту… Потому мне, как личности, как отдельному человеку, эти десять лет вспоминаются в кайф.
Мужики ещё спорили какое-то время. Влад не слушал. Он думал, что если даже заново прожить все моменты, каждую секунду, то всё равно исправить все дела и слова не получится. Слишком их много. А мысли? Ведь они возникают спонтанно. Как их убрать из головы? Ведь всё начинается с них… И этот эффект бабочки… Ведь если что-то поменять в прошлом, последующие события тоже изменятся. И это будет не та жизнь. Не его жизнь.
Ладно, что было, то было… Правильно говорила Алина, исправить что-то можно лишь покаянием. А покаяние, она добавляла, есть изменение ума. Но каяться нужно просто так, в воздух? Себе? Какой смысл. Богу! А Он есть! Да, Владу стало так хорошо от этих мыслей. Ведь странные и чудесные события, существа, которых Влад встретил за эти дни свидетельствовали о том, что есть Творец. А эти злые? Которым нужна его душа, тоже говорят об этом. Есть Бог! Законодатель. Он Личность, который выше Своих законов, если дал Владу пожить неделю. Так как Он относится к Владу? Значит, любит? Алина говорила, Бог есть Любовь. Ведь если бы он поступил по закону и не смилостивился, тело Влада лежало бы в земле, а душа… Душа, как флешка с загруженной алчностью, злостью, безразличием к людям, неверием… Душа была бы… В серном озере? В аду? Трое дали шанс Владу исправить жизнь, чтобы не оказаться там. Но исправить можно только раскаянием, искренним сокрушением о неправедных делах. И никак иначе. Но… И то, если Господь примет молитву.
Мужчины ушли. Влад сидел уже один на лавочке. Он подумал, жизнь прожил, что теперь по ней прыгать? Глупо. Но он вспомнил, что как раз, когда был здесь, когда учился в техническом университете, умер отец. Влад не смог с ним попрощаться.
— Самаэль! Неси меня домой! — крикнул, и тихо: — В день, когда умирал папа.
Лавочка закружилась, и Влад уже сидел на стуле возле дивана, на котором лежал отец. Под портретом Ленина. На другом стуле сидела мама.
— Пап, пап, ты как? — спросил Влад.
Отец приподнялся над подушкой, улыбнулся.
— Всё нормально, сынок.
— Ты ляг, ляг лучше, — попросил Влад.
Отец лёг, закашлял.
— Я… Я вот, что хочу тебе передать, — сказал он с трудом.
— Молчи, тебе ж тяжело, — перебила мама.
Отец ответил:
— Погоди, мать… Дай руку, сынок.
Влад взял руки отца в свои. Отец продолжил:
— Когда ликви… Ликвидировал аварию на… Чернобыльской атомной станции… Был счастлив, был горд. Потому что был нужен. Это необъяснимо, сынок. Наверно, это заложено в человеке. Где-то глубоко заложено. Наверно, в сердце. Да! Я коммунист, я горжусь этим. И я умру коммунистом. Я… Я уверен, что эту великую идею до конца не поняли, может, даже что-то сделали не так. Может, мировой капитализм смог опередить нас. Я вижу, что происходит. Советский Союз отстаёт во всём. Это победа в битве, временная. Но не в войне. Коммунизм восторжествует на планете. И я рад, что тоже способствовал этому. И… Знаешь, будь проще, Влад. И люди к тебе потянутся. Ты спросишь зачем они, люди? Чтобы ощущать себя порядочным человеком. Да, главное в жизни — быть нормальным человеком. Это не сложно. Любить всех. Я вот, можно сказать, положил жизнь за других. И не жалею. Больше скажу, рад даже. Счастлив…
Отец замолк. Закрыл глаза.
Мать заголосила. У Влада на глазах выступили слёзы.
Он побежал из квартиры. Вышел на улицу, сел на лавочку. Схватил голову руками. Подумал над словами отца. Да, всё правильно. Только… Если по-христиански… Любить ближнего. Это понятно. В каждом надо видеть образ Бога, как говорила Алина… А как, отец, будучи атеистом сказал об этом? Если у материалистов человек произошёл от обезьяны… Любить в нём образ этого животного? Странно… Или тогда эта теория эволюции бред? И у папы в сознании… Нет, в сердце сохранилась генетическая память о рае? О Боге. Он чувствовал её, и потому говорил так. И жил так.   
Мимо подъезда проходила классный руководитель в старших классах Влада в красном костюме.
Женщина увидела Влада и подошла.
— Влад!
Парень протёр глаза и поздоровался:
— Здрасьте, Тамара Иосифовна.
— Ты что, плачешь? — спросила женщина.
— Да… Отец…
— Что?
— Умер.
— Ой! Соболезную. Когда?
— Прямо сейчас. Такая загвоздка.
— Да, — вздохнула учительница. — Такая жизнь. Он ведь ликвидатор?
— Да, чернобылец.
Тамара Иосифовна села рядом, повторила:
— Такая жизнь… А ты разве не на учёбе?
— Да я… Прилетел вот. Как раз.
— Понятно. И как учёба?
— Нормально. От сессии до сессии живут студенты весело, — через силу улыбнулся Влад.
— Это да, — согласилась женщина. — Ну держись, что ж…
Влад снова протёр глаза.
— Тамара Иосифовна, скажите… Вы историю нам преподавали. В старших классах мы Энгельса изучали. А сейчас страна распалась. Идеологии нет. Как вы думаете, коммунизм ещё актуален? Не утопия?
Тамара Иосифовна подумала и ответила:
— Актуален? Конечно. Ведь это справедливый строй. От каждого по способностям…
— Каждому по потребностям, — продолжил Влад. — Но ведь есть минусы. Всё общее, запрет частной собственности.
— Просто должна быть гибкость, развитие, — сказала женщина. — Вот Владимир Ильич Ленин вводил НЭП, когда была необходимость. А Китай? Он не отказался от этого. И партию сохранил. Только изменил что-то в современных условиях.
— Да… А как вы думаете, у христианства с коммунизмом есть что-нибудь общее?
Женщина задумалась.
— Христианство… Вроде как кто-то сказал, что Иисус первый коммунист? Ну не знаю. Общее? Вот Кодекс строителя коммунизма. Читал? Там же говорится о любви к Родине, добросовестном труде, о долге, товариществе. Там же о моральных качествах говорится, о честности, правдивости, нравственной чистоте и простоте. Да и правда, чем не христианство?
— Наверно… — согласился Влад. — Но об этом говорят и другие религии? Да?
— Ну может быть.
— Что в христианстве такого, что нет в других религиях? А? Тамара Иосифовна, вы как историк скажите?
Женщина задумалась.
— Не знаю. Эту тему надо проработать.
—В чём отличие Христа, Будды, Мухаммеда? Кого ещё?
— Конфуция, — помогла Тамара Иосифовна.
— Да… Мне вот одна девушка сказала, что отличие — Сам Христос. Он принёс в мир Себя, чтобы спасти его. Вот.
Женщина пожала плечами, сказала:
— Значит, так, девушка знает…
— Да, начитанная.
Тамара Иосифовна перевела тему:
— Влад, ты там, — кивнула на подъездную дверь, — матери не нужен?
Влад встал.
— Да, конечно, — сказал.
Подъехала скорая помощь. Наверно, мама вызвала.
— Ну я пойду, — сказала Тамара Иосифовна и тоже встала.
— Конечно, спасибо вам за всё, — поблагодарил Влад.
— Держись, — сказала женщина и пошла вдоль дома, сказав: — Похороны, наверно, послезавтра.
Влад снова сел.
Он думал, что теперь делать? Ждать, когда исчезнут чернила с договора. И тогда — что? Ладно. Главное, с папой попрощался. Он ведь хороший, добрый, поэтому никак не попал в ад. Вот интересно, подумал Влад, если человек добрый, но неверующий… Как его характеризовать с точки зрения религии? По совести? С точки зрения христианства? Если он не верит в Сына Божия, но никому не делал ничего плохого. Ведь есть другие конфессии, где вера в единого Бога. Но не в Христа. Как после смерти идёт распределение душ? Загвоздка.
Вдруг Влад услышал голос Самаэля:
— Обман! Обман! Где подпись?
— В Китае! — крикнул, усмехнувшись Влад.
— Ты меня обманул!
— Как и ты всех людей обманываешь!
— Ах ты, негодник!
— Ещё пока годник! — крикнул Влад.
Из подъезда вышла соседка тётя Маша, женщина среднего возраста в цветном платье.
— Соболезную, Влад. Ты постарел-то как, осунулся.
— Да… — отмахнулся парень.
— А ты с кем так громко разговариваешь?
Влад пожал плечами, сказал:
— Да… Так…
Раздался голос Самаэля:
— Со мной!
— Кто это? — испуганно спросила тётя Маша.
— Это? Сатана, — усмехнувшись, сказал Влад.
— Он меня обманул! — сказал Самаэль.
— Кого? — не поняла соседка.
— Его. Вот скажи, тёть Маш, обманывать хорошо?
— Плохо! — категорично сказала женщина.
— А для хорошего дела?
— Ну, если только…
— Вот и я так думаю, — вздохнул парень. — Эй! Слышишь? Око за око! Тебя не грех надуть!
— Ты злой! — сказал Самаэль.
Влад усмехнулся. Сказал:
— А ты, блин, добрый, как будто.
Подъехала скорая. Соседка перекрестилась и быстро ушла в подъезд.
Самаэль сказал:
— Договор расторгнут! Но ты, поганец, никуда от меня не денешься!
Влад махнул рукой.
— Сам ты… Поганец, — ответил. И добавил: — Душегуб.
Он хотел идти домой вместе с вышедшем из машины врачом в белом халате. Но перед глазами всё закружилось.
И парень потерял сознание.
 

Глава 19
 
 
Влад очнулся утром шестого дня в своей квартире. На полу возле дивана. Он долго лежал с закрытыми глазами. Странно, думал парень, несколько дней назад было страшно умирать. Очень хотелось остаться на этом свете. Надолго. Навсегда. Остаться в этой жизни, где есть горе, страдания, болезни. Смерть есть. Бесконечная круговерть смертей. Планета, состоящая из покойников. Да, размышлял Влад, мы ходим по трупам, дышим ими, едим их. Всё, что было в живших до нас существах, теперь в нас. Потом это будет в потомках… Жуть. А души? Ведь они реальны? Я — душа, сидящая в оболочке тела, или как там… Одни учат, что жизнь одна, другие твердят об инкарнации. Кому верить? Книг понаписали. А толку? Всё как-то сложно. Неужели, если у всего есть один Творец, Он допустил такую неразбериху. Более того, Его именем ведутся войны! Это правильно? Прикрываются религией, а на самом деле все войны за деньги, за территории. Где же правда?
Да, хотелось жить, а сейчас даже просыпаться не хочется. А… Всё запутанно. Ничего не хочется. Просто исчезнуть, и всё. Депрессия, решил Влад. Ведь многие люди разочаровывались в жизни. И он тоже. Всё. Хватит. Устал. Пять бесполезных дней. И вот — шестой. Дни, в которых он мало сделал хорошего. А, поди ж ты, вспоминал Влад, так получалось, что кому-то помог, отдавал имущество. Нехотя. Это что, случайность? Или закономерность? Программа? Можно подумать, что Кто-то хочет исправить его ошибки. И ведёт по жизни. Направляет на путь, ведущий в… рай? Вечную жизнь? Терпит отклонения в стороны с этой дороги, отклонения в грехи. Это как родители неразумного ребёнка заставляют делать, учат, журят против его воли. Зная, что вырастит и скажет спасибо… Ха! Настроения нет. Сплин. Не хочется ничего. Не хочется жить.
— Не хочу жить! — крикнул Влад.
И подумал, что Трое сказали, нельзя умереть в эти семь дней. Но только если сам не захочешь. Вот попробовать… Всё равно рай, Небо, или как его там ещё, не светит. Только в преисподнюю. К поэтам в серное озеро… Ну и ладно. А может, к баянисту этому… Водителю вишнёвой «девятки». Будем вместе песни распевать на дороге в ад. Всё какое-то развлечение… Блин, вот так депрессняк.
— Не хочу так жить! — крикнул.
Влад взял себя за горло и сдавил руки. Закашлял.
— Ага! Значит, есть свобода у меня. Хочу живу, не хочу… То есть хочу — не живу.
Он встал, взял торшер и примотал его шнур к трубе отопления под потолком.
— Вот, Сергей Александрович, — сказал он как бы Есенину. — Сейчас и узнаю, сам ты лишил себя жизни с похмелья или убили тебя чекисты.
Влад перевесил ремень через трубу, застегнул. Поставил стул. Надел на шею ремень, пнул, выбил стул. Тот упал. Парень повис. Закрыл глаза. Открыл.
Странно, подумал, дыхание есть. Голова на месте.
Влад подёргался. Ремень оторвался, и парень упал.
— Блин! — выругался. — Кожаный плотный… Как?
Он нашёл в шкафу бельевую верёвку. Несколько раз обмотал о трубу. Надел на шею петлю. Повис. И тут же свалился вместе с трубой.
— Эй! Трое! Обманули? А? — крикнул в потолок.
Сел на полу.
— Я сам хочу умереть! Почему у меня не получается?
Влад пересел на диван.
Задумался, что же не так? У других получилось. У писателей, например. Их не остановили, не помогли. Как они уходили из жизни? Цветаева. Довели. То же верёвка. Вот Пушкин хотел смерти со своими долгами? Почему Александра Сергеевича от дуэли не отвадили? А? Где мой Дантес, размышлял Влад. Или Пушкин — мученик? Загвоздка… Вот! Хемингуэй. Лондон. Алкоголь, конечно. Оружие. А Маяковский нечаянно нажал на курок? Хотел смерти?
Влад достал из письменного стола свой газовый пистолет. Приставил к глазу, нажал на курок. Осечка. Ещё раз. Осечка.
— Гадство, — проговорил. — А с ножом никого не было?
Он пошёл на кухню, взял нож и ударил им себе в живот. Нож сломался.
— Не хочу жить! — крикнул парень в потолок. — Жить не хочу! Почему мне нельзя умереть в эту неделю? А вот посмотрим! Гравитация! — крикнул.
Выбежал на балкон, перевесился через бордюр и полетел вниз. Но, пролетев пару метров, остановился и будто какой силой был подброшен вверх. Снова очутился на балконе.
— Не честно, — задыхаясь, сказал. — Где моя свобода? Где моя воля?
И услышал, как где-то рядом птица чирикала:
— Хочешь жить! Хочешь жить! Хочешь жить!
— Нет! Я хочу смерти! — крикнул ей парень.
Неведомая птица снова:
— Сердце хочет жить! Сердце хочет жить!
— Нет! Нет! — ответил Влад.
— Алина! Алина! Алина!
— Алина? — повторил Влад.
Он прошёл в комнату, сел на кровать. Прошептал:
— Я хочу жить, потому что — Алина? Да нет же… Враньё. Что же ещё придумать? Может, на воле что найду?
Он оделся, вышел из подъезда. И, проходя мимо палисадника, заметил в кустах кого-то. Существо сидело на корточках. Влад пригляделся. Страшный-то какой! Глаза горят.
— Эй, мужик! — крикнул ему Влад. — Ты чего там делаешь?
Тот прорычал.
— Ну опять дурень не от этого мира, — сказал Влад. — Ты кто?
— Ырка! — прохрипело существо.
— Как?
— Ырка!
— Ы… Ырка? — засмеялся Влад.
Существо высунулось из кустов. Голое, лысое, бледное. Глаза большие. Рот с острыми зубами всё время открыт.
Мимо проходила женщина.
— Вы его видите? — спросил её Влад, показав на существо.
Та остановилась, пригляделась.
— Кого? — спросила.
— Чувака нагого.
Женщина прищурилась.
— Нет, — ответила.
— Ну и ладно, — сказал Влад. И Ырке: — Тебя не видно.
— Кому надо, видно, — ответило существо.
— От меня что надо? — спросил Влад.
Ырка похрипел и сказал:
— Плохо одному.
— Почему один?
— Так получилось.
— Жду тебя. Будем вместе кровь пить.
— Не понял… — сказал Влад.
— Я раньше тоже был человеком. Но укоротил себе жизнь, — сказало существо.
— Сочувствую, — сказал Влад.
— Незачем. Что сделано, то сделано. Обратной дороги нет.
— Ну тогда не сочувствую.
— Как хочешь, — сказал Ырка.
— И давно? — спросил Влад.
— Очень давно. Хорошо было в советское время. Кровушки напился вдоволь. Людишки молитвы не знали.
— Да уж, советское время, — задумался Влад. — Но были добрее.
— Это не важно. Добрее или злее.
— Да? — удивился Влад. — А сейчас?
— А сейчас худо… Церкви строят. А я молитв боюсь, как огня, — сказал Ырка.
— Сочувствую, — весело ответил Влад.
— Давай быстрей кончай с собой, и будем вместе по полям, по лугам гулять.
— По лесам да болотам, — усмехнулся Влад.
— Не, там Леший с Кикиморой. Не пускают, — ответил Ырка.
Влад махнул рукой:
— Не получается.
— А ты попробуй, как я, борщевик.
Кто-то ведь говорил… Мама, да. Что самое страшное растение — это борщевик. Крупные белые цветки. Влад подумал, что его можно сравнить с нечистью из преисподней. Их и так, и эдак изгоняют. И словом, и крестом, а они всё прут и прут. Гады. Семена борщевика летают по ветру и цепляются, как липучка. Его и опрыскивают, и выращивают насекомых, поедающих растение. Тщетно. Мать говорила, остерегайся его, можно ожог кожи получить. И умереть.
— В борщевик! — крикнул Влад. И Ырке: — Жди!
Тот помахал руками и скрылся в кустах.
Влад задумался: а где искать? Лес далеко. Парк рядом. Вперёд!
Влад шёл почти вприпрыжку и всем прохожим сообщал:
— Я буду Ыркой!.. Ура!.. Слышите? И пить вашу кровь!.. Кровищу! Ха! Ха!
Вот он уже в парке. Начал искать растение. Долго бродил по тропинкам. Нет борщевика.
Наконец нашёл на одной полянке несколько кустов. Огляделся, разделся догола и начал натирать себя цветками. Минут пять тёр тело. Остановился. Ничего не почувствовал. Оделся. И — упал в густую траву, заплакал. Но увидел сквозь слёзы, как загорелся борщевик. Он горел, но не сгорал.
— Вот ведь… — проговорил парень.
И, как будто из огня, низкий Голос:
— Не искушай Господа Бога Твоего.
— Ты Кто? — спросил Влад.
— Я Тот, Кто Есть.
— Кто?
— Любовь.
— А мне что от этого?
Тишина. Потом:
— Я послал Сына Своего в мир!
Пауза.
— Зачем? — спросил Влад. — То есть я что-то знаю.
Голос:
— Дабы Он взял на себя грехи твои.
Снова пауза. И:
— Воплотившись, Он исцелил человеческое естество и пострадал за тебя.
— Спасибо, — прошептал парень.
Снова Голос:
— И воскрес, и вознёсся, дав тебе возможность быть богоподобным.
Тишина с минуту. Влад смотрел и ждал. И вот:
— Он создал Церковь Свою, где животворит Святой Дух.
— Я, наверно, верю, — почему-то сказал Влад. — То есть хотел бы, чтобы было так. И как бы принимаю. Значит, верю, получается?
— Вера без дел мертва, — вещал Голос. — Дела как исполнения заповедей важны.
— Да, скорее всего, так, — сказал парень.
— Дела учат человека, что он немощен и духовно болен. Учат смирению, ибо гордыня главный грех.
— Да, я понимаю, кто ведёт хорошую жизнь, получает рай. Плохую — ад. То есть цель — попасть в рай. Так?
— Цель человека — обожение! Соединение со Мной через Сына. Это единственный путь. Я обещаю быть со Мной в Царстве Небесном. По воскресении. В блаженстве и радости. Вечно.
Влад спросил:
— И как мне это… Обожиться?
Голос:
— Подобное соединяется с подобным.
Тишина.
— Это как? — спросил парень.
Голос ответил:
— Я неизменен. Я бесстрастен. Я не радуюсь, и не гневаюсь, и не закрываюсь от людей. Как солнце светит всегда. И как у слепого закрыты глаза от светила, так и у грешного закрыты духовные очи от Меня. Я не искушаю, не наказываю, но человек сам себя искушает страстями и наказывает болезнями. Человек грехами уходит от Меня. Но человек благой жизни приближается ко Мне.
— Здорово! — весело сказал Влад. — Но мне жить осталось совсем ничего. Да и то, что осталось, надоело.
Тишина.
Влад спросил:
— А если свобода — истинная ценность? Если нет желания быть с Тобой. Если хочется быть одному, как… Как птица.
— Нельзя быть птицей без неба, — ответил Голос.
Влад сел, обхватил колени руками и заметил, что борщевик уже не горел. Был цел, как и раньше. Даже дыма не было. 
— Как всё просто, — прошептал Влад. — И одновременно сложно.
— Конечно, сложно! — сказала лягушка, сидевшая на камне. — Дурят людей. Одна болтовня.
— Кто это?
— Лягушка в пальто!
— Лягушка в пальто… — повторил Влад. — А скажи мне… Где свобода у лягушек?
— Свобода ползать по земле, плавать в воде, — ответила лягушка.
— Но ведь у земли и у воды есть Создатель?
— Он уже не нужен!
— Как это?
— Его творения свободны!
— Какая же это свобода? — усмехнулся Влад. — Ты же не в воздухе висишь.
Лягушка квакнула и ускакала в траву.
Влад встал и пошёл по тропинке.
Он подумал, что жить вроде как и хочется. И отцу хотелось, когда разгребал завалы Чернобыля? И потом, когда болел? Помнится, уже чувствуя, что не вылечится, что конец близок, говорил, что ни о чём не жалеет. Но ему власть приказала поехать в Припять. Не сам же вызвался. В его этой жертве был смысл? Ведь не дурак был. Любил жизнь. Наслаждался тем временем, в котором родился. Увлекался спортом, играл в оркестре на трубе, читал журналы… И умер с улыбкой. Потому что принёс пользу людям. А Христос? Ведь Он тоже принёс жертву. Себя. Сам пожелал? Или послали? Отец послал. И Сын смирился. Какой смысл Его жертвы? Что, нельзя было Богу, если Он всемогущий, решить проблему по-другому? Он же создал мир Словом. Сказал бы, как нужно, и всё бы стало на свои места. Почему надо было Иисусу родиться в человеческом теле, умереть на кресте, воскреснуть, как это… Вознестись на небо?.. Алина говорила, что в этом — любовь. Алина… Алина…
Влад вышел на аллею и сел на лавку. По радио в рупоре на столбе зазвучала скрипка. Влад невольно повернулся, чтобы посмотреть на статую скрипачки сзади. Услышал женский плач, но людей рядом не было.
— Чудеса продолжаются, — тихо сказал сам себе парень.
Закрыл глаза, снова прислушался. Скрипка продолжала играть. На её фоне мужской голос вещал по радио сказку:
«По сравнению с возрастом этого мира, он был не на много младше её, века на два. Да, двести лет длинноволосая красавица в пышном платье со скрипкой у шеи, со смычком на струнах очаровывала своей неслышимой музыкой прогуливающихся по парку надменных господ, затем уже просто всех людей, кто заходил сюда. Ведь, взглянув на её трепетный стан, кто-то слышал времена года Вивальди, а кто-то вальсы Штрауса. А когда летними вечерами в парке играл настоящий оркестр, некоторые отдыхающие утверждали, что в сонме звуков слышен и её инструмент.
Немного позже пионера с горном в одной руке, другую руку держащего на талии поставили неподалёку от статуи скрипачки под сенью деревьев. Да, в это время появились молодые люди, похожие на него. В красных галстуках они маршировали по липовой аллее строем, под барабан и горн и пели свои торжественные песни. Один с красным флагом шёл впереди и, как будто не зная, громко спрашивал остальных:
— Кто шагает дружно в ряд?
Все отвечали:
— Пионеров наш отряд!
Первый снова спрашивал:
— Кто шагает дружно в ногу?
И ребята отвечали ему:
— Пионерам дай дорогу! — и резко вскидывали в салюте руки к своим стриженым головкам.
Они пели песни про будущие светлые годы, о том, что на всё готовы ради этих счастливых лет.
Скрипачка не понимала ничего из их песен, что же это за эра светлых годов? За двести лет она помнила много счастливых лиц в парке, влюблённых пар, умудрённых жизненным опытом пожилых, весёлую детвору — какие ещё светлые годы. Куда уж светлей? Ясно было так же и раньше. И дни были такие же, и солнце нисколько не тусклее. Но она чувствовала, что в ней, глиняной статуе, внутри при мыслях о пионере с горном загорался совсем другой, видимый только ей свет. Слушая шёпот молодых пар в парке, она назвала этот свет — любовью.
Одним вечером, когда в парке никого не было, только тишина, прерываемая тихим весенним ветерком, гоняющим тополиный пух, в этом белом кружеве пионер также полюбил её. И дождь барабанил по их глиняным телам, добавляя такт во слышимую только им симфонию скрипки и горна. Что может быть выше любви, растворённой в весеннем воздухе лунным светом, ароматом цветов! Но когда люди перестают ощущать её, принимать её и дарить другим, она достаётся бездушным созданиям.
И одной ночью те же ребята, что ходили днём строем, ночью горланя уже другие песни и ругаясь меж собой, отбили у статуи пионера руку с горном, вместо неё осталась торчать арматура. Скрипачка, увидев это, в жалости своей заиграла ещё громче, ещё быстрее. Она играла в эту ночь, как никогда, страстно. Весь парк слушал её скрипку. Птицы перестали щебетать. Даже ветер не колыхал деревьев. А наутро удивлённые люди увидели, что и у скрипачки нет правой руки. Вместо неё, вместо смычка лишь железные прутья. А глиняная рука скрипачки была приделана к статуе пионера.
«Любовь есть жертва. Жертва, жертва!» — забывшим людям пели в это утро птицы в парке, которые и принесли руку скрипачки безрукому пионеру.
Статуи пионера давно уже нет, как нет и тех, с кого его слепили. Другие времена, другие люди, а любовь всё ещё кружит между стройных высоких сосен. Сходите в парк, недалеко от липовой аллеи стоит наша скрипачка на белом постаменте и выводит вновь вылепленными руками неслышимую грустную мелодию любви. Для тех, кто услышит её своим добрым сердцем».
Наступила тишина. Влад снова подумал об Алине. Она ему говорила то, что и голос из борщевика. Но он, Влад, просто слушал из уважения, что ли. А сейчас эти истины запали в сердце. Сейчас он был одновременно и радостный, и печальный. Радостный, что нашёл то, чего не искал. То, что затмевает всё на свете. Истину? Любовь? Он чувствовал, что любит Того, Кто говорил в пылающем кусте. Он чувствовал, что любит всё на свете. Всех на свете. Влад был рад, что это чувство связано и с Алиной.
А печален был оттого, что не мог быть с девушкой. Потому что жизнь его оказалась коротка. Алина… Алина…
Парень закрыл ладонями глаза, ещё в сомнениях размышляя о том, что же такое любовь? Может, зря он так мучается и любовь лишь химические процессы?
Но вот он услышал лёгкое дуновение ветра, услышал, как упали на асфальт капли дождя.
А когда открыл глаза, то увидел, как лёгкие дождевые нити начали искриться и кружиться в своём медленном танце.
И Влад вдруг разглядел в этих бликах — буквы. И не просто отдельные буквы, а — слова.
— Любовь — это общение... — различил он водяные слова.
— Любовь — это внимание…
— Любовь — это единство...
— Любовь — это самопожертвование...
Парень обрадовался такому чуду.
— Любовь это... Любовь это... — радостно запрыгал Влад и ловил дождевые капли. И они — о чудо! — пели нежными голосами:
 
— В жизни простой земной
     встретились мы с тобой.
     В парке, в тени аллей
     было судьбой наше сближенье.
     Шли рядом я и ты.
     Мимо цвели цветы
     розовых орхидей.
     И внутри душ наших цветенье.
 
     Вдруг из-за серых туч
     редкого солнца луч
     быстро спустился вниз.
     В наших сердцах он растворился.
     О счастье возвестив,
     вдруг зазвучал мотив.
     Долго звучал на бис.
     Он вокруг нас в парке кружился.
 
     Ангелов голоса
     в наших с тобой сердцах.
     На липовых листах
     чудно искрил свет подвенечный.
     Чтобы мир удивить,
     нужно лишь полюбить.
     Нужно любить всегда.
     Будет любовь с нами навечно.
 
Когда Влад вышел из парка, то сказал сам себе:
— Любовь… Вот самое ценное в мире… Любовь!
 
 
Глава 20
 
 
Сердце… Тебе не хочется покоя… Надо же, размышлял Влад, никого не любил, ну почти. Может, влюблялся раньше, в студенческие годы. Но чтобы так! Чтобы заполняла все мысли, всё время, которого уже не осталось. Зачем это? Что контролирует? Или кто влияет? Химия? Гормоны? Или Те, кого встретил? Или Тот, Кого нельзя увидеть человекам. Кто, как говорила Алина, являет Себя в энергиях. Алина… Умная, начитанная. Разве руки главное? Да уж, есть люди без головы. Ха! Живёт, что-то на плечах носит и шапка на этом. А внутри пустые думы о бабках, шмотках, тачках, тёлках… Пустая трата. Да ещё во вред ближним. А ниже и сердца-то не бывает. Так, насос для крови. А ведь оно для другого ещё. Для любви. Хорошо-то как! Когда любишь. Когда есть любовь. Ну то есть она всегда есть. Но когда её чувствуешь, то и смерть не страшна. А она страшна потому, что за жизнью неизвестность. А с любовью всё знаешь, веришь, что после остановки сердца жизнь не заканчивается. Вот и мама это ощутила, поняла. Потянули невидимые нити туда, где отец. Ведь он жив! Ведь там все живы. У Бога. Надо же, думал Влад, он был атеистом… Даже не так, был пофигистом. Все эти тайны бытия никогда особо не волновали. Ну, конечно, полагал, что есть что-то за рамками видимого, материального. Но особо не заморачивался. Есть более близкие, приземлённые вещи. Более понятные и приятные. А теперь, на излёте «существования белковых тел», — чудеса, ангелы, любовь, Алина. Алина. Алина! Но… Нет. Нет! Неправильно это, любить, не имея возможность дарить любовь. Ведь любить — это давать. Вот муки-то. Так что нет. Нет!
Влад решил сказать девушке, что не может с ней быть. Чтобы расстаться по-доброму. Только не знал, какую придумать причину. А что — так и сказать, мол, из-за него. Что жить ему один день. Завет? Ну и ладно…
Из парка он пошёл к Алине. Постоял немного в подъезде возле квартиры, обдумывая, подбирая слова для девушки. Позвонил. Дверь быстро открылась на цепочку, словно за ней уже стояли и ждали его. Баба Даша высунула нос:
— Кто тут?
— Я тут, — ответил Влад. — Здрасьте. Алина дома?
Женщина сняла цепочку, отворила шире, высунула голову с закрученным полотенцем.
— Нету её, — сказала. — А тебе что?
— А мне... — замялся Влад. — Увидеть её.
Баба Даша мотнула головой.
— Ну-ка, зайди, парень.
Влад вошёл в прихожую.
— Не разувайся, иди сюда. Садись.
Влад медленно, рассматривая комнату, прошёл и сел за круглый стол напротив женщины.
Баба Даша долго смотрела на него. Влад смущённо отводил глаза.
— Чую, что-то не совсем мирское. Не пойму, чья сторона. Борются в тебе они. За душу твою. Ох, сильная брань. Так?
— Что? Не знаю, — недоумённо ответил Влад.
— Что натворил? Расскажи! — крикнула баба Даша.
— Да... Ничего... В общем. На мотоцикле разбился. Насмерть.
— Вот. А говоришь, ничего.
— Лягушки, — сказал Влад.
— А как же? Этой дряни полно. И лягушки, и...
— Братья эти... Как их… Гундобины
— Гундобины? — воскликнула баба Даша.
Женщина задумалась.
— Знаю таких, — сказала. — Но сейчас ты чист, аки голубь ясный. Алина о тебе говорила, да… Рассказывала, мол, какой мальчик хороший. Но видишь, как получилось у нас. Без ручек родилась девочка. Такая воля Божья.
— Нет!
— Что?
— Здесь нет воли Бога, — сказал Влад. — Людская она. Ну ладно, грешные получают по заслугам, потому что нарушают законы какие-то духовные. Так? Но они могут страданиями сквитать их. Но почему страдают невинные? Дети те же. А вот почему. Мы все живём в одном мире, в одном облаке мыслей, слов, дел. И все зависим друг от друга. Поэтому взрослые напортачат, а детки расхлёбывают. И даже не родственные им.
— Умничка, — сказала баба Даша. — Воля твоя… Но дальше будь осторожен.
— Дальше? — усмехнулся Влад. — Мне жить-то осталось...
— Не важно. Бывает, одна минута меняет всю жизнь, — тихо сказала баба Даша. — Алинка в Большую церкву ушла. Если не разойдётесь, встретитесь.
— В Большой храм? Зачем? А ну...
— Я тоже не понимаю, зачем эти долгие обряды. Ноги мять только. Что, Богу нужны ноги наши больные? Сердце! А! — махнула рукой баба Даша. — Что тебе голову морочить.
— Сердце, да, конечно, — улыбнулся Влад. — А всё остальное…
— Всё, да не всё. Они говорят, мол, Таинства. Мол, на попах благодать Духа Святого. Не верю я. Благодать надо заслужить жизнью своей праведной и помыслами чистыми.
— Не знаю, — пожал плечами Влад.
— Нельзя служить двум господам, знаешь. Творцу и мамоне нельзя служить одновременно. А! — махнула рукой баба Даша. — Всё перевёрнуто. Вот смотри… — женщина тише стала говорить: — Иисус хотел разрушить старую систему, это фарисейство. Как говорил? Больший из вас будет вам слугою. И это… Там, где двое и трое собрались во имя Моё, там и Я среди них…
Помолчала.
— То, что у нас, — пальцем погрозила в сторону окна, — не сейчас родилось. И даже не при Сталине. Давно. Пятьсот лет назад была такая брань между нестяжателями, старцами заволжскими, противниками богатства и Иосифом Волоцким. Стяжатели Иосифа победили. И вот она, красота — золотые купола, — развела руками баба Даша.
— А что в этом плохого? В золотых куполах? Лучше деревянные? — поспорил Влад.
— А! — махнула рукой баба Даша. — Ничего ты не понял.
Влад услышал, какие-то звуки вокруг. Шорохи, стуки, трески. Он осмотрелся.
— Что? — спросила баба Даша.
— Вы не слышите?
— Что? Я глуховата. У соседей, наверно, ремонт, — улыбнулась она и продолжила речь: — Так вот… О чём мы… Там всё искусственно. И людям нравится! Понимаешь? Зачем Христос? Мешается только со своими проповедями. Да ну! Кто с миром, тот не со мной. Как? Мы живём в мире, здесь еда, дом, родные и близкие, друзья. А это… Кто любит отца или мать более меня, тот не достоин меня. Как это так? Сейчас, ага! Отец и мать, вот они. Их можно потрогать. А Того, Кто жил две тысячи лет назад, да и был ли вообще, любить больше? Так думают люди. Так думают люди, Влад, но не говорят. А возлюбить ближнего? А Бога, Которого, некоторые думают, может, и нет. Это сложно!
Странные шумы вокруг участились.
— Лучше понастроить храмов, понавешать икон. Продавать картинки, крестики. Устраивать фестивали, ярмарки, магазины. А где жизнь во Христе? Влад, Он глава церкви. Значит Иисус — глава торговой организации, которая продаёт требы, образа, свечки?
— Я не понимаю, что в этом плохого, — сказал Влад. — Это же свидетельствует о Боге. Что, лучше сидеть и ничего не делать? Типа я верю и Бог у меня внутри. Этого достаточно? Я думаю, что религия — это дела. Вот верит человек, что хорошо молиться, но не молится. Верит, что милосердие хорошо, но не помогает никому. Верит, что любовь — это прекрасно, но не старается любить. А любовь — это тоже дела. Да? Ведь любовь — жертва? Деньгами, временем. Жизнью, наконец.
— У, как ты говоришь, — скривила рот баба Даша.
— Или так… — сказал Влад. — Лучше было бы без храмов? Как при большевиках, когда их разрушали.
— Да они сами разрушались! Вот от этого всего! Народ поддержал тогда это.
— Не уверен, — сказал Влад.
— При вскрытии мощей увидели, что там не пойми чего. Доски, вата…
— Не знаю, — вздохнул Влад. — Многие приходят к Богу в этой… Такой Церкви, какую вы критикуете… Вот Алина говорила, что есть небесная церковь и земная. Да, в земной живые люди со своими страстями. И потом, церковь, как я понимаю, общественная организация, должна же как-то существовать в мире, где за всё нужно платить. И священникам нужно что-то есть.
— Золотыми ложками. 
— Да какая разница! Я вот что понял недавно. Совсем вот недавно. Нужно мыслить глобально. Мы живём в России. Здесь много конфессий. Так получилось, что я и вы православные. Нас крестили в детстве. Вот вы можете изгонять бесов. Их много...
Что-то грохнуло на кухне.
Баба Даша сходила туда, пришла назад.
— Икона слетела с полки. Странно.
— Вот, — продолжил Влад. — Человек слаб, и эти твари в нашем мире сильны. Поэтому наши предки и создали такую земную Церковь, которая и с властями дружит, и благословляет на битву. И, как вы говорите, фестивали устраивает, чтобы оберегать всеми силами и средствами людей от всяких внешних и внутренних врагов. Или, как говорила Алина, вести ко спасению. Иначе никак.
— Да, — задумалась баба Даша. — Научила тебя внучка… Ну и ладно. А я в Бога по-своему верю и вот даже кое-что от Него умею.
— От него?
— А чьим именем я чертей гоняю?
На этих словах из разных мест: стен, потолка, шкафов, начали вылазить страшные существа. Лохматые и без шерсти. С рогами и без. С головами животных: свиней, козлов, петухов. Они спрыгнули на пол и встали вокруг стола.
Влад пригнулся, лёг на стол, обхватил голову руками.
Одно из существ сказало противным голосом:
— Ты, тётка, уж больно нам надоела. Уж больно загоняла нас.
Баба Даша замахала руками и закричала:
— Пошли вон именем…
Не успела баба Даша продолжить, как на неё прыгнули эти существа. Один закрыл ей рот рукой. Повалили женщину на пол. Насели на неё. Баба Даша как могла кричала. И вот всё стихло.
Влад медленно поднял голову, приподнялся, посмотрел на то место, куда упала баба Даша.
Там никого не было.
Влад наскоро перекрестился и быстро пошёл в прихожую. Но услышал сзади плач. Обернулся. Маленький чёрный бесёнок сидел под столом.
— Эй! — крикнул парень. — Ты чего?
Бесёнок начал причитать:
— Плохо мне, Владик.
— Чего так?
— Я книжку нашёл, читал. Там обещана вечная жизнь. Не такая, как у меня. А красивая. На голубом небе с белыми облаками.
— А я здесь при чём? — спросил Влад.
— А ты, ежели там будешь, помолись за меня. Я белым ангелом хочу стать с крыльями… А моим не говори ничего.
— Не быть мне там, — парень показал пальцем вверх. — Грехов много… А как тебя звать?
Бесёнок начал вспоминать.
— Никак, — сказал и снова заплакал.
— А если никак, значит, тебя нет, — усмехнулся Влад. — Маленький рогатый. У тебя вот один рог кривой.
— Спасибо за имя, — обрадовался бесёнок. — Я — Криворог!
— Ты сам должен за себя просить, понял? Втихушку, шёпотом. Авось и получится. Здесь дело обоюдное должно быть…
— Угу, — мотнул головой бесёнок.
— Слышь, а зачем бабу Дашу утащили? — спросил Влад.
Бесёнок подумал немного.
— Да сказали, уж больно много знает и воду мутит.
— А куда?
— Пока на верхний круг. В столовой жратву готовить. 
— Гады, — сказал Влад, открыл дверь и вышел из квартиры.
Он шёл по аллее парка в Большой храм, размышляя о том, как провести ему последний день. Да, он полюбил Алину. Но реальность такова, что он не сможет быть с ней. А держать в сердце прекрасное, одновременно и радостное, и тревожащее чувство, не раскрыв его никак, ни словами, ни делами, правильно? Нет. Для того чтобы сказать человеку, что любишь его, не нужно большое усилие. Но вот как её проявить, любовь. Любовь! Ах, как много о ней написано. Но что это? А вот что — когда хочется быть рядом. Всегда. Вечно. Когда хочется прикоснуться. Снова и снова. Когда хочется думать одинаково, говорить вместе, дышать одним воздухом. Когда хочется без усилия, без размышлений сделать для любимого всё, что ему нужно… А что нужно Алине? Что он, Влад, может сделать, когда жить осталось…
Любовь… Влад завернул на тропинку и увидел — Пушкина? Ха! Как похож-то! Грим, одежда — фрак, шляпа. Ну прямо как на картине. Ах, жаль не дожил Александр Сергеевич до изобретения фотографии. Немного совсем. Хотя… Кто-то придумал, что дожил и уехал во Францию и жил под фамилией Дюма.
Пушкин был не один. С ним рядом был генерал русской императорской армии. Высокий, статный, в мундире.
Влад вспомнил разговор с Пириным в самолёте. Прислушался.
Генерал сказал:
— Здесь вот парк французский. Замечаете руку человека-творца, нарисовавшего природу?
— Не хуже, например, Петергофа, — сравнил Пушкин.
— Обижаете, лучше! Лучше Версаля и Сан-Суси, вместе взятых! Уж повидал я в кампаниях предостаточно, поверьте… Там далее уже другая часть, английская.
— Да! — сказал Пушкин. — Уж какие видывал поместья, а у вас тут регулярный рай. Да тут и Англия, здесь и Франция, и Германия с люксембургским садом.
— Помилуйте, Александр Сергеевич! — оправдывался генерал. — Какая заграница? Столица с Царским Селом, и та… Увольте… Хотя вот театр. Разве что в Одессе да в Риге такой сыщешь.
— Так это Мариинский театр! — воскликнул Пушкин.
— Да, похож, — спокойно сказал генерал. — Ведь тот же автор — Ринальди.
— Чудно! – восхищался Пушкин. — И давно построен сей театр?
— Давно? — переспросил генерал. — Вы, Александр Сергеевич, временем всё, как заметил интересуетесь, аки историк, на прозу поэзию жизни переводите, — улыбнулся генерал. — В пятнадцатом году мы с супругой строили. Да с газовым освещением! Но… Вот через три года её не стало, а я один развлекаюсь. Хотя не один — абонементы продаю всем желающим по рублю на год… Вам, ежели желаете, полцены скидка, — мелко засмеялся генерал, снимая со шляпы Пушкина липовый листок и отдавая ему. — Труппа первоклассная, вожу её в Москву на зиму. Пятьдесят музыкантов… — играют на скрыпках Гварнери! — показал генерал весёлым жестом. — Сорок хористов! Да вы её видели в прошлом году у меня на Сущевском валу!
— Да, на Сущевском валу, а как же… — согласился Пушкин, теребя и разглядывая в руке лист. — Мы с князем Вяземским «Дон Жуана» слушали.
— «Дон Жуана», — вспомнил генерал. — А сейчас, увы, труппу отпустил на сборы перед дорогой. Хотели уезжать было, а тут — холера.
— Холера… — вздохнул поэт и подбросил листок…
Влад обогнал их быстрым шагом. А когда через минуту повернулся, то на тропике никого не увидел.
— Растворились артисты, — проговорил парень и добавил: — Ха! Магия Копперфильда отдыхает.
И зашагал быстрее.
Когда он открыл тяжёлую дверь храма, его встретило тёплое ладанное облако, искрящееся лучиками лампадных огоньков. Как будто другой мир. Сказка из детства.
Прихожан было немного. Диакон с большой бородой и животом кадил, прошёл мимо Влада, поклонился. Влад кивнул и начал глазами искать Алину. Нашёл стоящую возле стены, возле иконы Николая Чудотворца. Влад медленно подошёл к девушке сбоку. Алина взглянула на него, улыбнулась.
— Алин, — прошептал Влад. — Алин.
Она не отреагировала. Мимо них прошёл диакон. Поклонились друг другу.
— Алин, — громче сказал Влад, когда диакон ушёл в алтарь. — Я хочу сказать кое-что.
Алина снова улыбнулась.
— Тихо, — ответила.
Владу показалось, что святой Николай Чудотворец на иконе погрозил пальцем.
— Загвоздка, — проговорил Влад. — Привидится же.
Он протёр рукой глаза, приблизился к девушке, чуть наклонился, сказал тихо:
— Я хочу попрощаться.
Алина повернула голову с недоумённым выражением лица. Влад продолжил:
— Да. Такое дело. Ты мне… В общем, очень нравишься. Но…
Алина снова взглянула на парня. Улыбнулась, кивнула головой, прошептала:
— И ты мне и даже…
— Да? Здорово! Но мы не можем быть вместе, — перебил её Влад.
Алина нахмурилась.
— Почему? Из-за меня? Из-за меня такой? — громче спросила она.
Влад покачал головой.
— Да нет. Не так. Моя жизнь… В общем, как бы тебе сказать… Завтра… Послезавтра меня не будет на Земле. Так получилось. Это правда. Всё серьёзно. И... Я хочу, чтобы ты знала, помнила... В общем... Я тебя люблю… Прощай.
Парень обнял девушку, поцеловал. И пошёл к выходу. В этот момент в храм зашёл старик. Влад узнал его. Это был рыбак, спасший его от русалок. Он подпрыгнул, побежал по кругу, крича женским голосом:
— Ай! Жжётся! Ай! Огонь!..
Запел:
 
— Мы убежим — всё будет просто.
    Ночь упадёт, небо уронит.
    И пустота на перекрёстках,
    И пустота, — нас не догонит.
   
И другим, уже мужским голосом:
— Вон! Вон из меня! Уйдите! Уйдите!
Старик добежал до амвона, сделал ещё круг и встал возле иконы Богородицы. И начал быстро креститься.
Влад не успел дойти до двери, как услышал грохот. Повернулся. Алина лежала на полу на спине. Влад подбежал к ней.
— Алина! — позвал.
Присел возле девушки на колени. Приподнял её. Она была без сознания.
— Эй! Люди! — крикнул Влад. — Ей плохо!
Некоторые прихожане посмотрели на них, кто-то показал пальцем у рта, мол, не шуми.
— Помогите, — попросил Влад.
Никто не подошёл.
— А вы? — Влад посмотрел на иконы. — Что смотрите? Вы помогите!
Владу показалось, что образа в храме зашевелились, словно экраны телевизоров. Парню послышались оттуда слова:
— Молись!
— Молись!
Он потряс Алину за плечи, прокричал:
— Очнись!
Подошёл диакон.
— Что с ней? — спросил тихо.
— Не знаю, — ответил Влад.
— Надо на воздух, — предложил диакон, перекрестился и сказал: — Помоги, Господи.
Алина приоткрыла глаза.
— Голова болит, — сказала с трудом.
И снова потеряла сознание.
Подошёл отец Георгий, спросил:
— Что у вас?
— Упала, — ответил Влад.
— Надо скорую помощь вызвать быстрее, — предложил священник.
— Надо, да, — согласился Влад. — А может, вы? Это… Исцелите.
Священник и диакон переглянулись. Пожали плечами.
— Никак нельзя? — спросил Влад.
Он положил Алину и пошёл к лавке у входа.
— Вызовите скорую, пожалуйста. Девушке плохо, — попросил женщину.
Та начала звонить. Влад снова пошёл к Алине. Священнослужителей возле неё не было. Служба продолжалась.
Прошло минут семь. В храм заглянула женщина-врач с сумкой, осмотрелась и, увидев лежащую на полу девушку, подошла.
— Что с ней? — спросила.
— Упала. Головой стукнулась.
Врач потрогала у Алины шею, посмотрела зрачки. Хотела прощупать пульс.
— А руки?
— Нет, — ответил Влад.
— Совсем?
— Да, с рождения.
— Серьёзно, — сказала врач.
— Что? — спросил Влад.
— Всё может. И сотрясение, и перелом. Давайте её в машину. Там носилки есть.
Влад сбегал за ними.
Подошёл рыбак.
— Сила-то какая здесь! Благодать!.. Ушли вроде бесы из меня.
— Рад за вас, — сказал Влад. — Поможете? — спросил.
С рыбаком погрузили Алину в скорую, и старик ушёл в храм.
— Вы ей кто? — спросила врач Влада.
— Никто, — ответил парень.
— У неё родственники есть? Вы не знаете?
Влад покачал головой.
— Садитесь, — согласилась женщина.
В приёмном покое Алина очнулась, когда её перекладывали с носилок на кушетку.
— Вы меня слышите? Что у вас болит? — спросил мужчина врач с маленькой бородкой.
Алина что-то прошептала.
— Что? Голова? — переспросил врач.
Алина кивнула. Сморщила лицо, возможно, от боли. Её глаза закрылись. Потом резко широко открылись. Она поднялась на локтях. Её затрясло. Лицо скривилось. Она страшно засмеялась. Потом запела не своим голосом:
 
— Не говори, им непонятно.
    Только без них, только не мимо.
    Лучше не так, но не обратно.
    Только не с ними!
    Нас не догонят!
 
Врач с усилием положил её. Двум находящимся в приёмном покое медсёстрам приказал:
— В реанимацию!
Алину перестало трясти. Она закрыла глаза.
— Что с ней? Всё плохо? — спросил стоящий в дверях приёмного покоя Влад.
— А? — обернулся на него врач. — Пока... Пока жива. Но... Посмотрим.
Он нашёл глазами висящую небольшую икону целителя Пантелеймона. Перекрестился, сказал:
— Я уже такое слышал.
— В песне? — спросила одна медсестра.
— Не-е. Один пациент. Псих... Или одержимый. Выбросился из окна. Давайте, девочки, живей на рентген шеи и головы!
 
 
Глава 21
 
 
Шесть дней жизни. Всего за шесть дней человек может увидеть, узнать столько, что невозможно было за всё предыдущее его существование. И вот уже со всем этим багажом не страшна и смерть. Да, если понимаешь, как устроен мир, веришь, принимаешь в сердце, что есть незримое бытие и что с кончиной телесной оболочки век людской не прекращается, то становится спокойно и радостно. Единственная загвоздка, может быть, это, как у Булгакова в разговоре на Патриарших, — если умрёшь внезапно. Ха! А здесь и продолжение загвоздки. Останутся родные, близкие, кому ты нужен. Кому помощь нужна. Останется любовь. Алина... Вот что самое поганое в смерти: нереализованная любовь. А люди живут, как будто жить в телах вечно. И собирают богатства на земле, материальные блага. Ищут комфорт, стремятся к развлечениям. И — бац! Лежишь в луже, смотришь на отражение луны и звёзд и жалеешь себя. Жалеешь о том, что больше не сможешь никого любить. 
Так думал Влад, когда из больницы шёл по аллее городского парка.
Его мысли прервал шедший навстречу Лохматый в своём спортивном костюме с капюшоном. На плече у него сидела летучая мышь.
— Йоу! Чикиреу! — поприветствовал Лохматый, взмахнув ладонью, подавая её для рэперского пожатия.
— Опа! Тебя ж питон ел, Кира сказала, — весело сказал Влад и пожал руку. Заметил, что очень холодная.
— Кира… Кира, — задумался Лохматый. — Когда успела?
— Да звонила недавно, — ответил Влад.
— Звонила недавно, — повторил Лохматый.
— Да, — подтвердил Влад.
— Съел питон?
— Да.
— Меня?
— Да.
— А! — как будто вспомнил Лохматый. — Нас, хипстеров, так просто не сожрёшь. Я как начал рэпчик читать у него в животе, он меня и выплюнул.
— С какой стороны? — усмехнулся Влад.
Лохматый нахмурился. Потом понял, засмеялся.
— Да, анекдот прямо получился! Как у тебя дела, бро?
Влад вздохнул:
— Да, — не хотел отвечать. — Всяко-разно.
Лохматый усмехнулся:
— Вот и я говорю, не очень у людей дела…
— Почему?
— Потому что Создателю по фигу на всех. Хоть весь лоб разбей в просьбах, ответа с неба не будет. Игра в одни ворота.
Влад ничего не ответил. Пожал плечами.
Вдруг летучая мышь сказала:
— Где чудеса? Где исцеления? Посмотри, сколько страждущих в ваших храмах. Люди приходят со своими нуждами и выходят разочарованными.
— Не знаю, — ответил Влад и, посмотрев на летучую мышь, добавил: — И здесь цирк.
— Он не знает, — сказал Лохматый летучей мыши.
— Я знаю только, что соединение с Ним не для мирских нужд, а для спасения души. Для вечной жизни, — ответил Влад.
— Да? А зачем Мессия удовлетворял мирские потребности? Почему лечил, воскресал? — спорил Лохматый.
— По вере… Не просто так. Это дела милосердия... Дела любви, потому что… — задумался Влад. — Он открывал так реальность — Царство Небесное. Где возможно всё.
— Прошло две тысячи лет! Кто-нибудь встал из мёртвых? — спросил Лохматый.
— Чтобы воскреснуть, нужно умереть, — ответил Влад. — Вот когда…
— Ты ж умирал!
— Ты знаешь?.. Да, я был… Но не до конца… То есть… Душа ещё не покинула тело… — замялся Влад.
— И что? Оживили его! На сколько? На семь дней всего.
— Не скажу.
— Я и так знаю.
— Откуда?
— Оттуда, — ответил Лохматый и показал на землю.
— Семь дней! Подарочек! — весело сказала летучая мышь.
— Ага, — усмехнулся Лохматый. — Ничего не изменилось за два тысячелетия. Все вокруг злые и жадные! Всё кругом — грязное и чёрное! — прокричал Лохматый.
Влад с улыбкой ответил:
— Бог дал людям краски, светящиеся краски, чтобы разукрасить этот мир.
Лохматый засмеялся. Летучая мышь сказала:
— Жёсткая тавтология!
Лохматый резко переменился, нахмурился.
— А ты куда сейчас торопишься? — спросил.
— Да... Надо... Одно дело есть. Поговорить... — нехотя ответил Влад.
— Главное, не слова, а дела. — сказал Лохматый: — Значит… поговорить?
Он подошёл ближе к Владу, перегородил дорогу. Летучая мышь взлетела и села на ближайшей сосне. Глаза Лохматого покраснели, зрачки стали узкими горизонтальными. Лицо превратилось в козлиную морду. Вылезли рога. За спиной взмахнули чёрные крылья.
— Не пойдёшь ты никуда! — прокряхтело это существо.
Влад оттолкнул его.
— Отойди! Тебе меня не испугать и не остановить… Лохматый.
Существо зашипело:
— Я не Лохматый! Я Гундобин!
— Кто бы ни был, не остановить! Потому что не остановить моё сердце, — грозно продолжил Влад, приложив руку к своей груди. — Оно у меня очень глубоко. И в нём всё красиво. И свет. И тишина, и покой. Тебе не увидеть это. Не услышать это. Не понять это. Потому что ты… Никогда не любил… Как и все вы… Чмо! Я тебя не боюсь! Я над тобой смеюсь!
И Влад засмеялся. И к его удивлению, существо упало, заплакало. И — снова стало Лохматым.
— Да, мы одиноки, — сказал Лохматый.
— Братка, ты что? — крикнула ему летучая мышь.
Лохматый сказал, рыдая:
— Вот уже много тысяч лет. И никто не проявит милость. И Он не любит нас. А когда-то мы был ангелами. Помоги нам, полюби, прояви милосердие, — протянул руку.
— Сейчас! Вижу, что ты не хипстер, а только образ его принял. И эта тоже, — кивнул на летучую мышь.
— Злой ты, — сказал Лохматый и встал.
— Я злой? Не тебе судить. Милосердие!.. Ты возгордился, что можешь быть выше своего Творца. Вот смирись. Покайся. Ведь если бы и Адам с Евой покаялись, Бог бы простил их.
— И не было бы всей истории человеческой. Забавной истории.
— Да не было бы, — согласился Влад.
— И тебя бы не было, — сказал Лохматый.
— Ну и пусть.
— Скоро, уже завтра упадёт на Землю астероид! — закричал Лохматый. — И всем капец.
— Я слышал об этом, — сказал Влад. — Даже если так…
— Наступит тьма, безверие, хаос. И воцарится Самаэль. И он даст людям пищу и веселье.
— В обмен на души?.. Ладно, не хочу больше разговаривать.
Влад пошагал дальше, не оборачиваясь.
Когда он пришёл на берег пруда, к месту аварии, стало темнеть. Ни одного человека не было поблизости. Влад сначала тихо, оборачиваясь, потом громче стал призывать:
— Эй! Как там... Ангелы! Отзовитесь! Э-эй! Не слышите?
Никто не ответил. Только лёгкий шелест листьев и редкие всплески волн в тишине.
Он походил по берегу, бормоча:
— Ну где же Ты, Господи?.. Или не слышишь?.. Когда Тебе надо, появляешься. Когда мне... Ну да, конечно, я никто. Червь земной. Да какой там!.. Пыль.
С пригорка спустился Лохматый.
— Опять ты, — сердито сказал Влад.
— Я всегда, — прохрипел Лохматый.
Он быстро подошёл к Владу, ладонью ударил его в лоб. Влад покачнулся. Лохматый обхватил сзади его шею, сделал руками замок.
— Ты мой! — радостно сказал.
— Нет, — сипло ответил Влад.
Лохматый на мгновение отпустил его, одной рукой схватил за волосы, выхватил из кармана нож и приставил к горлу.
— Мой!
Вдруг они услышали голос Киры.
— Лохматый! Отпусти его!
Лохматый повернулся к девушке, стоявшей неподалёку.
— Кира? Ты как здесь… — попытался крикнуть Влад.
— Я гадала и услышала голос, чтобы идти сюда, — ответила девушка.
— Что тебе? — сердито спросил Лохматый Киру.
— Отпусти Влада!
Лохматый засмеялся, сказал:
— Нет!.. Ты спрашивала, как меня зовут?
— Мы Гундобины! — крикнула сидящая на дереве летучая мышь.
— Гундобины! — повторил Лохматый.
— Вот оно что, значит, — тихо проговорил Влад.
Кира подошла поближе, заплакала.
— Нет! Нет! Лохматый! Ты Лохматый. Я тебя полюбила. Да, да, — всхлипывала она. — Я тебя люблю, слышишь? Люблю!
В это время на расстоянии дюжины шагов от них вспыхнул свет, и на его месте появились Трое: Женщина В Белом, Галактион и Фильдеперс.
Они восседали на креслах с высокими спинками за круглым столом. На столе стояла деревянная чаша. Двое из Них подождали, когда кот доест сухой корм из своей лапы, и Галактион начал говорить Им:
— Товарищи! Что мы увидели за эти дни? — спросила Женщина В Белом.
— Мы увидели обмирщение экклесии и обрядоверие, — ответил Фильдеперс.
— Мы увидели разделение церквей, — сказал Галактион.
Женщина В Белом помолчала немного, потом спросила:
— Да, в мире нет единой Церкви. Где нет единства, там войны.
— Войны на самом деле лишь прикрытие защиты веры, — сказал кот. — Под флагами разделённых церквей происходят убийства, грабежи, захват территорий.
— Значит, миссия не выполнена? — спросила Женщина В Белом и посмотрела на Галактиона.
Тот покачал головой, сказал:
— Церковь для малого стада. И сие стадо веками наполняется. Уже сонмы святых восседают в небесных чертогах.
— Хорошо, — сказала Женщина В Белом. — Насколько силён князь века сего? Есть ли знамения последних времён? — спросила Галактиона.
— Есть, — ответил Тот.
— А есть ли основания для отвода камня от планеты?
— Деяния грешные, и святые уравновешивают чашу. Нужна одна капля, чтобы склонить её в одну сторону.
Лохматый прервал Их разговор:
— Вот она капля! Вот оно, зло. Я убиваю этого человека. И астероид врежется в эту грешную землю.
Фильдеперс спокойно ответил:
— Никак.
С этими словами руки Лохматого окаменели, и Влад освободился из них.
— Скотина! — сердито сказал он Лохматому, и к Троим: — Я вот чего пришёл-то. К Земле летит астероид. Как бы ни было, упадёт или нет, мне остался день. Я хочу поменять этот седьмой день жизни своей на день жизни Алины. Она лежит без сознания, в коме. Верни… Верните её, пожалуйста, в мир за мой один день. Можно так?
Троица переглянулась меж Собой.
— Вот она капля! Мы увидели, — Галактион посмотрел на Влада, — что любовь здесь сильнее злобы падших. Сей человек Влад показал нам это. Он жертвует собой ради девы.
Все кивнули головами.
— Есть желание, — сказал Галактион. — Желание подарить жизнь Владу до конца его дней.
— За, — сказал Фильдеперс.
— Согласие, — добавила Женщина В Белом и дотронулась руками до руки Галактиона и кота Фильдеперса. — Мы отведём камень от планеты.
Влад, услышав, воскликнул:
— Вот так загвоздка!
— Но тогда, — сказал Галактион, — воцарение Самаэля отложится.
— И парусия Грядущего на облаках со славою тоже, — сказал кот.
— Истинно, что всё исполнится в срок, — сказала Женщина В Белом. — А пока люди останутся живы.
Она посмотрела на Лохматого, приказала: — Выйди вон!
Руки Лохматого опустились, сам он упал на колени, и из его рта выползла змея, зашипела, увеличилась в несколько раз. И уползла в пруд. И поплыла по поверхности. Летучая мышь подлетела к ней и села на голову. Из воды вынырнули русалки, схватили их обоих и утащили в глубину.
Лохматый встал, покашлял, удивлённо посмотрел на всех.
— Влад?.. Здрасьте! Как я здесь оказался? У вас что, пикник?
— Ты гулял, — ответил, улыбаясь, Влад. — Рэпчик свой сочинял. У нас здесь…
— Александр! Иди домой! — приказала Женщина В Белом.
Лохматый попятился назад.
— Да, спасибо. Я что-то устал, спать хочу, — он протёр глаза, увидел девушку. — Кира? Ты?
— Да, Саша. Провожу тебя?
— Конечно. Ну всем пока, ариведерчи! — Лохматый помахал всем рукой, подошёл к Кире, обнял её.
И они быстро ушли по направлению к парку.
Женщина В Белом обратилась ко Владу: — Подойди, юноша!
Влад подошёл к столу.
— История с тобой стала возможна, потому что за тебя попросили, — сказала Она.
— За меня? — удивился Влад. — Интересная загвоздка.
— Для тебя, — пояснила Женщина В Белом. — Когда произошла авария, твой отец просил тебя оживить. Такому светлому человеку мы не могли отказать.
— Папа... — улыбнувшись, сказал Влад. — Так я... Мы не умрём?
— Умрёте, — тут же ответил кот. — Только в своё время.
Влад поклонился.
— Спасибо!
— Твоя просьба, или, можешь считать, молитва, спасла жизнь не только тебе и Алине. Но и многим живущим здесь, которые могли погибнуть от камня, появившегося из-за грехов людских, — сказал Фильдеперс.
— Возьми и испей из Чаши, — приказал Галактион.
Влад взял обеими руками сосуд и сделал глоток.
— Вкусное вино, — сказал он.
Поставил Чашу на стол и попятился назад. В это время пошёл тёплый дождь. Потом сильнее и сильнее. Сидящие стали превращаться в одинаковых по росту и лицам Существ. С нимбами над головами и крыльями за спинами. В одинаковых, только разного цвета одеждах. Дождь быстро превратился в ливень и вот уже, словно блестящая стена, закрыл пространство. Троица исчезла. Через несколько мгновений начал рассеиваться ливень и превратился в туман, в белые облака. Ноги Влада перестали чувствовать твердь. Юноша словно висел в воздухе и не падал. И среди рассеивавшихся облаков перед Владом показался сияющий Город в форме куба на разноцветных основаниях с вратами жемчужного блеска. Мгновенно парень переместился внутрь Города, на улицу из золота. Возле неё — река, на берегу — дерево с яблоками. Внезапно Влада освятил очень яркий и тёплый луч. Влад зажмурился, рукой закрыл лицо. Ему, вначале несколько испугавшемуся увиденного, стало радостно и спокойно. Сердце стало биться чаще от нового чувства — блаженства. И вот быстро успокоилось. Юноша не мог выразить словами это, но почувствовал, что Свет, Источник Света любит Его и что он, человек, тоже любит этот Свет. Влад разглядел в источнике Света большой трон. На Нём сидели Трое еле различимых в свечении фигур. Влад услышал голос, похожий на голос Женщины В Белом.
— Возьми плод с Древа Жизни!
Влад без усилий подлетел к Дереву, сорвал яблоко. Оно было лёгкое, словно из бумаги. Юноша поднёс яблоко ко рту, не успел откусить, только вдохнул его аромат, и оно уменьшилось.
— Живи, — сказал голос, прохожий на голос Галактиона.
— Иди к деве и дай ей сей плод, — сказал голос, похожий на Фильдеперсов.
Тут же Свет стал ярче, Влад закрыл глаза и почувствовал, что стоит в палате. На кровати лежала Алина. Она спала. Вот девушка открыла глаза и, увидев Влада, улыбнулась.
— Влад!.. Ты знаешь, врач с бородкой такой странный. Не лекарства давал, а Псалтирь читал. И сказал, что я чистая… Только голова болит.
Влад осторожно приподнял её. Поднёс яблоко ко рту.
— Что это? — тихо спросила Алина.
— Лекарство. Ничего не говори, съешь.
Алина открыла рот, и Влад положил туда яблоко. Оно стало жидким, словно сок, и девушка сделала глоток.
— Кровь? Сладкая кровь? Тепло по телу, — сказала, улыбнувшись.
— Да? Это хорошо. Ну поспишь? А я пойду.
— Останься, Влад, — попросила Алина. — Ляг рядышком, пожалуйста. Мне тебя не хватает очень.
Влад кивнул, прилёг. Погладил голову девушки.
— Всё будет хорошо. Ты верь. И спи.
Алина закрыла глаза и тут же уснула, и приснился ей сад, похожий на парк с Лебединым озером, где она бегала. Только цвета там были сочнее. Светило солнце, а над ним была двойная радуга. И вот девушка пошла вокруг озера и встретила знакомого Мужчину. Это был Галактион.
— Приветствую, — сказал Он и снял шляпу.
Алина остановилась.
— Хорошая погода! — сказал Галактион.
— Да, — согласилась Алина.
— И у тебя всё будет хорошо.
— Спасибо, — поблагодарила девушка.
К берегу подплыли белые лебеди. Они вышли на берег, подошли к Алине, вытянули шеи и прикоснулись к ней с двух сторон. И превратились в крылья. Девушка взмахнула ими и полетела.
Галактион помахал ей зонтом.
Алина летала над парком, над Большим прудом, над родным городом. И всё выше и выше. К ослепляющему солнцу. Дождь кончился, и появилась двойная радуга.
Девушка летела и пела:
 
— Радуга двойная, вот какое чудо.
    Красок разноцветье, чувств хоровод.
    Я возьму у Бога краски для этюда.
    Помещу картину в створчатый кивот.
 
    Будем жить мы долго, до ста лет, быть может.
    Будет негасимо пламя очага.
    И в любых стараниях нам всегда поможет
    радуга двойная, пёстрая дуга…               
 
Сделав круг над городом, она спустилась к озеру.
Там всё ещё стоял Галактион и держал в руке шаровую молнию.
— Возьми, — с улыбкой предложил Он.
Алина взяла, как могла крыльями, шар, и они превратились в руки.
— Радуйся, Алина! — сказал Галактион.
— Богу слава! — ответила Алина.
Девушка подбросила шар, и он в вышине разлетелся на множество искр, ослепляя…
Солнце ослепило глаза, когда Алина открыла их в палате. Девушка поморгала и увидела Влада, который лежал на полу возле кровати. К удивлению Алины, в теле была лёгкость и сила. И у неё были — руки!
— Влад, — наклонилась она.
Тот повозился, открыл глаза. Быстро встал.
— Как ты? — спросил.
— Нормально, — развела руками Алина. — Голова не болит.
— У тебя... Руки, — радостно сказал Влад.
— Тебе что-нибудь снилось? — спросила девушка.
— Нет, — пожал плечами Влад.
— А мне парк с лебедями...
— Здорово.
Влад подошёл к окну, раздвинул шторы.
— Давай никому не будем рассказывать, что с нами случилось за эту неделю, — предложил.
— Хорошо, — согласилась Алина. — А это? — показала руки.
— Наука, — ответил Влад. — Жить будем?
— А как же? — ответила Алина.
— Ну тогда вперёд! — сказал Влад.
Он открыл окно, и оттуда, с улицы, ворвался ветер, приподняв шторы. Ветер помахал ими, опустил. Потом добрался до букета в вазе, пошелестел листьями и растворился в комнате.
— Не наука. Несс! — радостно сказал Алина.
— Что? — спросил Влад.
— Чудеса бывают, — ответила девушка, встала и на цыпочках подошла к окну. — Не надышаться!
— Бывают для тех, кто верит в них, — сказал Влад и обнял девушку. — Не простудишься?
Алина покачала головой и поцеловала Влада в щёку.
— Любовь не позволит, — ответила.
Вдруг откуда-то сверху, с небес, зазвучала музыка. Влюблённые посмотрели туда, на облака, и улыбнулись друг другу. Пошёл дождь. Капли его шелестели листьями деревьев, стучали по лужам, словно подыгрывая ритм.
— Говорят, небесную музыку слышат только те, кто верит в чудеса, — весело сказала Алина.
Но вот и дождь, и мелодия стихли. Голубое небо опоясала двойная радуга.