Чужие окна. Глава 11. Суд

                Глава 11.
                Суд.

У здания городского суда скапливался народ. К возмущению многих, объявили, что заседание суда будет закрытым и ни прессу, ни посторонних любопытствующих туда не пустят. Это было несправедливо, ведь все последние недели город жил обсуждением неслыханного поступка молодого учителя. В газетах чуть не ежедневно печатали статьи, посвященные самому Логинову и вопросам морального облика педагога. На телевидении в прайм-тайме показывали передачи, где солидные и серьезные эксперты обсуждали педофилию и сексуальное насилие вообще, жестко критиковали провальные реформы системы образования. В школах экзамены пролетели совершенно незаметно, как заурядное явление, ведь все, и учителя, и ученики были заняты в большей степени судьбой бывшего учителя года, чем завершением длительного периода обучения.

- Ну что, Вероника, сматываем удочки? – с разочарованным видом спросил оператор Костя Сметанин у корреспондента областного телевидения Вероники Матросовой. Он уже снял здание суда с разных ракурсов, но что от этого толку? Ведь самое интересное происходило внутри.
- Нет уж, Костик, подождем, - ответила молоденькая журналистка лишь второй год работавшая на телевидении и упрямо тряхнула головой. Она обвела цепким внимательным взглядом кучки народа, постепенно скапливающиеся у здания суда, - вдруг удастся узнать что-то интересное? Вон собираются те, кого вызвали свидетелями в суд. Попробуем с ними поговорить. Ты главное вовремя камеру включай, ушами-то не хлопай!

Вероника вдруг встала на цыпочки, вытянувшись в струну, как суслик, сверля взглядом кого-то в толпе, и словно принюхиваясь, не донесется ли с какой стороны запах сенсации? Махнув рукой оператору, журналистка бросилась вперед, ловко маневрируя среди людей. Костя рванул за ней.
- Галина Ивановна Дроздова? – оттеснив без излишней деликатности плечом со своего пути какую-то невысокую хрупкую женщину, Вероника Матросова нацелила микрофон в лицо директора школы. – Ответьте, пожалуйста, на один вопрос областному телевидению.

Галина Ивановна недовольно нахмурилась, но, понимая, что от прессы все равно никуда не деться, согласно кивнула:
- Только один вопрос.
- Мы, конечно, еще не знаем, какое решение примет суд, - с четко рассчитанной долей эмоциональности на камеру заговорила Вероника, - но если все-таки Логинова признают виновным, что сделаете вы как директор школы?
- Уволю безжалостно и не сомневаясь ни секунды! – веско произнесла Галина Ивановна, стараясь держать спину прямо. Она не стала уточнять, что уволит Логинова в любом случае, даже если суд пойдет у него на поводу и проявит слабость. А зачем ей лишние проблемы? Скандал и так очень негативно отразился на рейтинге школы. На нее саму начальство смотрит косо, хоть она и ни в чем не виновата. Но от паршивой овцы все равно придется избавиться, даже если это агнец божий. – Извините, но больше я ничего не могу сказать, мне уже пора.

Корреспондент и оператор, радуясь тому, что удалось снять хоть немного, смотрели в спину директору школы. А та, как большой корабль медленно поплыла к входным дверям. За ней в кильватере пристроились завуч школы и несколько учителей, вызванных на заседание в качестве свидетелей.
- Так, Костя, с кем бы нам еще перекинуться словечком? - закрутила головой по сторонам Вероника, выискивая в толпе тех, кто с любопытством смотрел на камеру и микрофон. Вдруг удастся взять интервью у родителей потерпевшей? Вот это была бы бомба!
Народ шумел, обсуждая происходящее. В центре группки недавних выпускников стояла Олеся Мухина, споря с Ритой Зотовой.
- Я пойду и все им расскажу! – горячилась Леся, – что дура Меликова просто наврала. Не мог, не мог Вадим Андреевич такого сделать!
- Ну ты-то почем знаешь? – красивые пухлые губы Ритки скривились в усмешке.
- Так он же у нас физру с седьмого класса ведет. А последний год я у него в спецгруппе занималась. Мы каждое воскресенье к нему на тренировки ходили, вместе занимались, на лыжах катались. Вадим Андреевич, он хороший, строгий, но добрый и справедливый!
- Строгий и справедливый, - передразнил ее писклявым голосом Валерка Гусев, скорчив умильную рожицу. – Как трогательно!
- Я знаю его лучше, чем каждый из вас, - сердито зыркнула на него Олеся, но продолжила защищать своего учителя. – За все это время он ни разу даже не намекнул на что-то неприличное, не то, что приставал к кому-то. И все ребята из спецгруппы скажут то же самое. Так что это все клевета.
- Лесенька, добрая ты душа, - Зотова вздохнула и снисходительно похлопала одноклассницу по плечу, - я-то тебя понимаю, но вот суд вряд ли поймет. Да и вообще вряд ли тебя будут слушать.
- Это почему вряд ли?
- Тебя ж никто не вызывал в суд?
- Нет, я сама пришла.
- Так тебя даже внутрь здания не пустят. Такие правила, Леся, – в глазах Риты светилось искреннее сожаление. – Так что ты зря пришла, подруга. И потом… кто ж поверит твоим словам? Ты на себя в зеркало давно смотрела? – первая красавица школы сочувственно улыбнулась. – Конечно Логинов к тебе не приставал. Это и дураку ясно.  Ни один мужик в здравом уме не станет приставать к такой жирной корове. Ты уж извини.

Лицо Леси Мухиной пошло красными пятнами, в глазах мелькнули слезы. Она хотела что-то возразить, но Гусь взял ее крепко за плечи и развернул спиной к зданию суда.
- Ты все слышала, Слонова? – шепнул он ей на ухо, и девушка вся съежилась, почувствовав его дыхание на своей шее. – Давай, шагай отсюда.
Гусев грубо и решительно вытолкал одноклассницу из группки тех, кто должен был выступать в суде. И Леся, низко опустив голову и всхлипывая, медленно пошла к автобусной остановке. От бессилия и несправедливости хотелось выть и кричать в голос. Но что она одна могла изменить? Она пыталась уговорить и Васю Слонопотама, и Соню Луговую, и Гринько прийти в суд, но те отказались под разными предлогами. Слезы горячими каплями текли по лицу. «Сейчас приду домой, - обреченно подумала Леся, - и наемся маминых ватрушек».
Она когда-то поверила Логинову, пообещавшему, что через год она станет, если не красавицей, то весьма привлекательной девушкой, если будет регулярно заниматься спортом. Она выполнила все условия договора, хотя это было очень трудно. И что теперь выясняется? Логинов ее обманул! Олеся Мухина как была жирной коровой, так ею и осталась. Так зачем мучить себя и бороться с собственной природой? Девушка вытерла слезы и влезла в заднюю дверь подошедшего к остановке автобуса.

                ***

Его поместили в клетку, как дикое животное. Именно теперь с горькой усмешкой Вадим понял, почему с детства не любил зоопарки. Другие дети, вцепившись в мамину или папину руку, с изумлением и восторгом рассматривали опасных хищников за решеткой: какие у них огромные клыки, острые клювы, устрашающие когти! А он тянул отца домой, лишь бы не видеть этих полных тоски и обреченности глаз несчастных узников, как будто мог заразиться от них страданием и несвободой.

И вот теперь он тоже – в клетке. С той лишь разницей, что на зверей в зоопарке смотрели с восторгом и любопытством, опасливо отодвигаясь от прутьев решетки (мало ли что!), а на него – с любопытством и презрением и даже ненавистью. Как будто он, нарушив все правила и запреты, однажды выбрался из клетки и напугал их детеныша. И теперь вся человеческая стая готова его растерзать, а пока просто играет в игру под названием «честный и справедливый суд».

Вот точно так же несколько веков назад собирались толпы на площади, чтобы посмотреть казнь очередного преступника. Поглазеть, насытиться до тошноты жуткими, но яркими эмоциями! Чтобы потом в серой череде будней было что вспомнить, и что обсудить. Времена изменились, а люди – нет. Правда, потомки тех средневековых зевак стали умнее, образованнее, тоньше. Им теперь не требовалось сжигать жертву на костре, вдыхая запах горелого мяса, не требовалось шарахаться от летящих капель крови при колесовании, чтобы получить необходимую дозу адреналина. Теперь хватало насладиться унижением жертвы, когда толпа с искаженными ненавистью лицами кричит и топает ногами: «Ату его, ату!»

После визита Ольги Вадим как-то сразу понял, что все будет плохо и перестал надеяться на лучшее. Капризная барышня Удача, однажды наградив его титулом «учитель года» и вскинув на гребень волны популярности и общественного признания, потеряла к нему интерес и отвернулась. Какая ей разница, что с ним будет, когда волна швырнет его оземь со всей сокрушительной силой?
Адвокат в галстуке-бабочке пыжился и грозился «растоптать своих оппонентов» в зале суда, что-то плел об отсутствии веских доказательств, но Вадим ему не верил. Он видел, какой холодной сталью сверкает взгляд Владимира Меликова, сидящего в зале на первом ряду рядом с дочерью, охраняя ее, оберегая. Он слышал злой и нетерпеливый шепот других участников процесса. Видел самоуверенную сытую физиономию прокурора, нетерпеливо поглядывающего на часы: начало заседания суда запаздывало, судья все не приходил.

А «невинная жертва» сидела, сжавшись в комочек и низко опустив голову, боясь поднять глаза: ну просто олицетворение самой скромности и невинности! В глазах публики любой, кто осмелился бы просто взглянуть на нее недобрым взглядом, показался бы настоящим зверем, жестоким и бесчеловечным.
Когда вошла судья в черной длинной мантии, и процесс начался, Вадим попытался мысленно отстраниться и посмотреть на весь этот цирк глазами праздного зрителя. Так было легче. Так еще можно было дышать.

Вот в зале сидят коллеги, с которыми он проработал несколько лет. Большинство отводят глаза, с преувеличенным вниманием слушают строгий голос судьи. Некоторые косятся на него украдкой, видимо опасаясь встретиться взглядом с преступником. И нет никого, кто бы посмотрел на него с сочувствием. Почему вот так сразу и безоговорочно они поверили в эту ложь? Или не поверили, но не петь в общем хоре боятся?

Вот ребята – выпускники из 11 «Б». Сидят, с любопытством оглядывают официально-безликий зал заседаний городского суда. Ничего необычного: ряды скамеек для публики, трибуна для выступления свидетелей и стол, за которым с выражением Понтия Пилата на лице восседает солидная дама-судья. Лишь клетка и замершие с двух сторон от нее охранники в форме и с оружием в руках придают залу особый колорит. И детям, как и в зоопарке, любопытно и немного страшно.

Не вслушиваясь в обвинительную речь прокурора, исполненную пафоса и негодования, Вадим пытался высмотреть в зале суда тех, кто был на его стороне. Но лица коллег были бесстрастны или испуганы, бывшие ученики отводили взгляд, если встречались с ним глазами. Ольга не пришла. Впрочем, он ее уже и не ждал.
Не было и мамы. Вадим пытался себя убедить, что так даже лучше. Зачем пожилой, больной женщине лишние переживания? Правильно сделала, что не пришла. Он подумал, что это адвокат Викентий Аристархович посоветовал ей не приходить. Он даже испытал благодарность старику в галстуке-бабочке за проявленную чуткость, но сам почувствовал себя одиноким и беззащитным. В этом зале, переполненным народом, не было ни одного близкого ему человека.

На вопросы судьи он отвечал честно и спокойно, в полном осознании собственной невиновности, стараясь не реагировать на возмущенные выкрики из зала. А когда стали выступать свидетели со стороны обвинения, Вадима охватил нервный смех. Как же можно вывернуть наизнанку вполне очевидные вещи? Как можно видеть двойное дно там, где его нет? Но свидетели, казалось бы , отвечали честно на вопросы судьи, а получалось, что он и в самом деле виноват!

Вот выглядящая записной скромницей Рита Зотова, опуская глаза, ответила на вопрос: «Логинов к вам прикасался?»
- Да, ваша честь, прикасался. Он обнимал меня, причем при всем классе, не стесняясь. А я не знала, куда провалиться от стыда.
На лице Зотовой и правда появился смущенный румянец. И ведь ни слова о том, что обнимал Вадим ее вынужденно, когда помогал добраться до скамейки с поврежденной ногой после неудачного прыжка в высоту.

Теперь в свете нелепых и абсурдных обвинений даже его добрую улыбку трактовали как двусмысленную, просьбу ученику зайти в спортзал после уроков, - как намек на что-то постыдное. А рассказанный на перемене в учительской анекдот воспринимался проявлением разнузданности нравов.
Он чувствовал, как над ним сгущаются тучи, как с каждой минутой становится труднее дышать, будто весь воздух из просторного зала выкачивают, и он остается в вакууме. Была еще надежда на адвоката. Но весь благородный пыл Викентия Аристарховича испарился к моменту, когда ему дали заключительное слово. Он краснел и мямлил, как плохо выучивший урок ученик, путался, сбивался с мысли, повторялся. Видимо, ему тоже не хватало воздуха, и бравый адвокат то и дело оттягивал свой нарядный галстук, кряхтел и вытирал обширную лысину несвежим носовым платком. Мрачное предчувствие разрасталось в душе Вадима.

А когда судья огласил приговор, дав подсудимому, с учетом его упорного нежелания признать свою вину, три года колонии общего режима, Вадим не выдержал и крикнул, вцепившись в прутья своей клетки:
- Лиза, зачем ты солгала? Ведь все ложь! Ложь!! Как ты с этим теперь жить будешь?!
Молоточек судьи с грохотом опустился на подставку. Возмущенный голос строгой дамы призвал к порядку. Ненавидящий взгляд Владимира Меликова полоснул по лицу Вадима так, что тот отшатнулся от решетки и медленно опустился на скамью, уронив голову в ладони. А Лиза заплакала в голос и уткнулась в плечо отца, вздрагивая всем телом. Со всех сторон послышались утешительные и сочувствующие возгласы. Бедная девочка! Эта мразь, это животное еще смеет что-то говорить?! Расстрелять бы его на месте, да суд у нас слишком гуманный.

Вадим сидел на скамье, оглушенный и растерянный. А ведь до конца верил в справедливость, что разберутся, что истина будет найдена, а справедливость восстановлена. Наивный дурак! Голос адвоката вернул его к действительности.
- Ничего, Вадим Андреевич, мы еще апелляцию подадим. На это у нас с вами есть несколько дней. Не отчаивайтесь. Завтра же я к вам приду в сизо и обо всем поговорим. А сейчас вам надо успокоиться и собраться с мыслями. Верьте мне! Мы добьемся справедливости.

Вадим посмотрел в мутные глаза Викентия Аристарховича и понял, что тот подбадривает своего подзащитного совершенно механически. На самом деле старый адвокат и сам не верит, что можно добиться справедливости.
Его вывели из зала под одобрительный гул толпы. Глядя в затылок осужденному, Валерка Гусев толкнул локтем в бок Риту и прошептал ей на ушко:
- Ну что, Ритусь, ты довольна? - Ответом ему была улыбка сытой львицы после удачной охоты. – Ну тогда пошли праздновать!
- Куда? – округлила глаза Зотова.
- Ко мне. У меня предки на дачу умотали. Так что нам никто не помешает, - и многозначительно улыбнулся.

Ритка недовольно нахмурилась. В ее планы не входило развлекаться с Гусем у него дома. Гусь ее в последнее время вообще раздражал, особенно этот его масляный взгляд.
- Увы, Валерочка, но сегодня я занята. У меня дела.
- Придется отложить твои важные дела, Ритуся, - он ухватил ее жесткими пальцами за локоть и потянул за собой, - потому что за услуги надо платить. А я ведь оказал тебе услугу? Оказал. Язык за зубами держал? Держал. А ведь могу и не держать, а рассказать кому следует, как ты придумала и провернула эту аферу. Кажется, за лжесвидетельство в УК даже статья есть, точно не знаю. Но я ведь могу уточнить у Владимира Петровича.
Лицо Гуся искривила гнусная усмешка. Ритка поджала губы, нахмурилась и вырвала свой локоть из цепких пальцев одноклассника. Ну и сволочь же этот Гусь!.. И пошла за ним.

                ***

Утром следующего дня гулкими тюремными коридорами Вадима отвели из камеры в комнату-коробку, где он неоднократно уже встречался с защитником. Судя по нездоровому румянцу на лице и подернутому какой-то дымкой взгляду, доблестный адвокат накануне хорошо выпил, видимо от разочарования несовершенством системы правосудия. Но сегодня он был подчеркнуто бодр и деятелен.
- Ну-с, дорогой мой, - начал он деловым тоном, раскладывая на столе ручки и бумаги, - займемся апелляцией.
- Викентий Аристархович, - спросил Вадим, - как мама? Она не была на суде. Как она себя чувствует? Как ее бедное сердце?
Викентий Аристархович метнул на Вадима виноватый взгляд и медленно опустился на стул. Весь адвокатский энтузиазм с него как ветром сдуло.
- Я вам не сказал, Вадим Андреевич, не хотел расстраивать перед заседанием суда, вам и так непросто было… Но Клавдия Валентиновна умерла, скоропостижно скончалась от инфаркта еще две недели назад. Уже и похоронили… Я не стал говорить, потому что вас все равно бы из сизо не выпустили, даже на похороны. Зачем вас расстраивать?

Он наткнулся на немигающий взгляд Вадима и замолчал, словно подавился словами. А тот вцепился руками в край стола с такой силой, что побелели суставы. В маленькой мрачной комнате повисла напряженная тишина. Казалось, что время замерло, остановилось, сгустившись в тугой комок, так что стало совсем невозможно дышать.
Адвокат, стараясь не смотреть на подзащитного, нервным движением оттянул ворот рубашки, поправил галстук-бабочку и покашлял, прочищая горло.
- Я вам очень соболезную, Вадим Андреевич, но что будем делать дальше? Апелляцию подавать будем?

- Нет! – отрезал Вадим и добавил неживым голосом, повернувшись к охраннику: – Отведите меня обратно в камеру.
Викентий Аристархович выхватил из кармана мятый носовой платок и протер вспотевшую лысину, глядя в след уходящему Вадиму.
- Ну, дело ваше, - пробормотал он с облегчением, - настаивать не буду. – И стал спешно убирать в портфель свои бумаги.