Велосипедный ноктюрн

     Уже два года пылится в прихожей мой велосипед. Два года не садился я в его седло и не крутил его педали.  Мне его немного жаль, как живого человека, который долгое время был другом, и  вдруг стал не нужен. Почему вещи, с которыми  долгое время общаешься, становятся родными, и с которыми ты порой разговариваешь, как с живыми, близкими тебе людьми? Периодически стирая с велосипеда пыль и подкачивая его шины, я говорю ему просебя:
– Ну, потерпи ещё немного. Скоро наступит лето, я отвезу тебя на дачу, и ты будешь носить меня по проселочным дорогам, тенистым лесным тропинкам и радостно вылетать на берег маленькой сонной речушки.
     Надеюсь, что в это лето так и будет.
Велосипедом я заболел, когда мне было 13 лет. Моему соседу по нашей коммуналке – Витьке Башмакову купили велосипед, и я вместе с ним учился на нём кататься. Тогда-то и началась моя велосипедная болезнь. Она продолжалась всю зиму и весну 1953 года и в честь окончания мною семилетки и подачи документов на поступление в Авиационный моторостроительный техникум мои родные женщины (мама, крёстная и сестра Люба), поскребя по сусекам, подарили мне эту “игрушку”.
     Велосипед был производства Минского велосипедного завода, без никеля и хрома, с немного заниженной рамой, но удивительно легкий в езде и не тряский на рытвинах и неровностях наших даже асфальтированных дорог. Каждый день я гонялся на нём по Электродному проезду и  шоссе Энтузиастов, получая удовольствие от быстрой езды и сознания, что у меня есть эта чудо–машина.
     В техникум я так и не поступил. Через пару дней после первого экзамена – диктанта по русскому языку, узнал, что получил двойку. Сразу позвонил из проходной завода маме, сообщил ей эту новость и… поехал кататься на своем велосипеде.
     В то далекое время у нас мальчишек было совсем другое отношение к вещам. Я до сих пор помню, как называется каждая деталь и каждый узел моего двухколесного друга, т.к. два раза в год я разбирал его, промывал, чистил, смазывал, регулировал подтяжку конусов на ступицах колёс  так, чтобы с одной стороны последние не люфтили на своих осях, а с другой вращались наиболее легко.  А нынешний мой велосипед так и не испытал такой привязанности к себе: за шесть лет я ни разу не посмотрел, как  чувствуют себя подшипники его колес и педальной каретки.
     Моя память до сих пор хранит много моментов моего “велосипедного увлечения”, но вспомню здесь лишь два из них.
Я уже писал в очерке об  Измайловском парке, что окно нашей комнаты “смотрело” на вход в этот парк, а за ним выстроились в ряд двухэтажные дома (скорее бараки), где жили семьи сотрудников конной милиции.  В  ближайшем к моему дому бараке жил мой одноклассник Валька Квашук. Его сестра Люся была такой же спортивной, как и  её брат, и почти каждый летний  вечер я наблюдал в окно, как она выводит велосипед и спустя несколько десятков секунд проносится мимо моего дома. И каждый раз я в спешке хватал свой велосипед и мчался ей вдогонку. Я не был с ней знаком, и в своём преследовании  всегда держался на некотором от неё расстоянии. Это продолжалось целое лето 1954 года
     Валька, наверное,  узнал от сестры о моих преследованиях. До сих пор помню его осторожный намёк на  моё увлечение и ироничную улыбку. Позже, когда мы стали учиться вместе с девчонками, я познакомился со своей “влюбленностью”, но очень быстро охладел, узнав, что она не очень хорошо учится.
     Вспоминая этот эпизод своей юности, удивляюсь тогдашней нашей скромности, хотя,  вполне может быть, что таким “стерильным Ромео” был только я. Что же касается  моей охладелости к Люсе, то иначе как чистоплюйством, это моё поведение назвать нельзя. Только вот откуда оно взялось у сына санитарки с  рабочей окраины?
    Любовь к моему тогдашнему двухколёсному другу сильно поубавилась после того, как мой приятель сильно его покалечил. Эдик (так его звали) попросил разрешения прокатится на моём”велике”. Взял он его всего на несколько минут, а вернулся через полчаса, ведя пешком моего искореженного  друга. Рама была согнута, погнуты педали, а переднее колесо имело форму восьмёрки. Я так и не узнал, как всё это случилось. Велосипед я, конечно, отремонтировал, но увлечение им стало как-то стихать, тем более,  что началась моя студенческая жизнь с другими интересами, да и забот поприбавилось.
     Нынешний мой двухколёсный друг во многом отличается от “друга юности” современными прибамбасами (тормоза на оба колеса, двенадцать скоростей, счетчик километража).  Но тот “велик” был ближе, если так можно выразиться, РОДНЕЙ. И вообще,  все  вещи из того, шестидесятилетней давности, быта какие-то другие. Они были уютнее, теплее, были  частью  нас самих. А может быть,  это просто моя ностальгия по годам моей молодости?