Спасатели

   Разгулялась вдруг весна в Сибири, обрадовалась, что пришла пора сменить зиму. Залила болота и низины водой, без прогалин и пробелов, покрыла сплошным водным зеркалом все свободное пространство. Березы и осины поставила по колено в талую воду, а кусты и вовсе: где по пояс, а где и по плечи. Выплеснула реки и водоемы из берегов, погнала волной мутной, да усмирившись, затихла и охолонула, отражая глубину облачного неба.

   Не просто оказалось ей справиться с обильными снегами, несколько месяцев скопившихся непролазными сугробами. Но повернуло солнышко день на прибыль, и залило теплом пригорки и косогоры. Ручьями большими да малыми, сгоняя плотный, сразу вдруг постаревший снег. Много влаги скопилось в природе, не берет ее земля. Мерзлая еще внутри, не отошла от зимней спячки.

   Морем залило просторы Тюменской и Омской областей, принесла беды великие крестьянским хозяйствам. Для того, чтобы добраться теперь от центральной усадьбы до ферм, никакой возможности не представлялось. Продолжались сельскохозяйственные работы по откорму скота, надои молока накапливались и не вывозились. Грозило это убытками. Но больше всего государственные и партийные органы беспокоились за людей, которые оказались отрезанными от путей снабжения и питания. Узнают на верху – по головке не погладят.

   И вновь пошли партийные руководители к армейским начальникам на поклон. Помогайте! Мы же вас кормим и снабжаем продукцией сельского хозяйства круглый год. Чтобы солдат не знал недостатка в питании. Ну а за нами в беде не останетесь. И пошли по бездорожью вездеходы армейские. Повезли питание, продовольствие и строительные материалы оказывая посильную помощь населению, попавшему в беду.

   Отправили и его в одно из хозяйств. Взял свой тревожный чемоданчик, где сложено все: от зубной пасты до сменной пары белья. Сел за рычаги гусеничного плавающего транспортера К-61. Его в войсках называли любовно «кашкой», и проселочными дорогами двинулся в указанный пункт. Народу навстречу мало попадалось, кругом вода, даже проселков не видно. По этой затопленной местности добрался в колхоз и представился председателю.

   Какой восторг вызвала военная техника у населения. Задолго до подъезда к околице он уже видел любопытство местных. Взрослые разглядывали, приставляя руку козырьком к глазам. Мальчишки крыши зданий оседлали и смотрели, как громыхающая железом машина приближалась к крайней улице. Транспортер несколько раз нырнул в низины, чтобы из них гордо выскочить на пригорки, и выкатил в центр села. Сидя за рычагами, он не видел, что за машиной толпой бежали и скользили по грязи не только дети, но и взрослые. Бабки при виде такого ужасного зрелища крестили лоб тайком, чтобы не приметил их слабости партийный начальник. Старики и мужики удивленно шлепали губами: «Ну, етит твою…»,- а бабы задолго до приближения жались к плетням,  отворачиваясь, почему то к происходящему задом. Как будто это самое надежное место в этом забытом Богом уголке.

   Самым предсказуемым и безобидным образом на это изрыгающее гром и тепло чудище, реагировала домашняя живность. Птица домашняя впервые в жизни догадалась, что крылья у нее для того, чтобы летать. Первым показал удаль самый злой в деревне петух, он взмыл на забор и попытался гордо и независимо «обкукарекать» происходящее. Но в дикой панике покинул кол и припустил вслед  за курами и утками. Равнодушные ко всему свиньи, шмыгнули из  грязевых ванн и проникли во дворы через знакомые дыры. Некоторые сумели проделать новые, таранным способом.
Тяжелее всего пришлось быку производителю. Ему никак нельзя показать пред всеми своей трусости и слабости, и он крепился до последнего. Нагнув крупную голову, он передними ногами выбивал из подмерзшей земли фонтанчики грязи. Ноздри его надулись, как у пьяного бригадира Ефимовича, света белого не видел из ненависти к «пришельцу». Наконец не выдержал и он, ломанулся сквозь прясло. Разметав жерди по сторонам, снес пол стога сена и оказался перед стеной предбанника. Уперся в нее рогами низко наклонив голову и так стоял, чтобы никто не видел в глазах ужаса.
Машина остановилась у конторы, двигатель, звякнув еще несколько раз замолчал. И началось поклонение трудящихся армейской мощной технике. Один мужичок, видимо служивший когда-то в инженерных войсках, подошел, и смело похлопал ладонью по корпусу, одобрительно покачивая головой. От этого осмелев, с вопросами полезли пацаны:

- Дядь, дай я…, а можно?.. а где, а как?..

   И получив разрешение, облепили транспортер, как воробьи. Матери шумели на них больше из-за того, что самих боязнь обуяла. Наконец удалось пробиться к председателю, который по-хозяйски с крыльца наблюдал за происходящим. Принял радушно, пригласил в кабинет.

   В течение нескольких минут решили вопросы по снабжению горюче- смазочными материалами, питанием. Определились, как связываться будут и с маршрутами движения. Выделил двух помощников. От гордости за доверенное, те кумачом взялись. Но наверх в машину с опаской поднялись. Поверх перегородки забрались в кабину и сели на места. Первый рейс на ближайшую ферму начался.

   Мужики повели себя по-разному. Один вцепился обеими руками в поручни так, что пальцы от напряжения побелели. Голову втянул, показалось, шапка на плечах осталась. Нос зашмыгал, на кончике его повисла крупная капля, до которой ему не было никакого дела. Второй дядько – посмелее. Вертел головой во все стороны, пытался помахать сквозь стекло знакомым, не понимая, что его все равно не видно.
Зашумел масляный насос, новые напарники невольно замерли и ожидали последующего. Рявкнул и взревел всеми лошадиными силами двигатель, по транспортеру пробежала дрожь. Началось движение. Трифон, первый помощник, по кличке Тютя, судорожно пытался упереться руками и ногами во все выступающие в кабине части. Их оказалось  мало, конструкцией так предусмотрено. И замотало его по кабине как щепку в проруби. Не понимал наездник, что нужно расслабиться и получать удовольствие от процесса езды по бездорожью. Саня, разбитной малый, Ореликом по деревне его  кликали, попытался что-то говорить, но тут же прикусил язык и замолчал.
Так и поехали, весело и с «песнями». Для полного ощущения механик добавил скорость на горках и устроил качели. Это когда в верхней точке подъема не притормаживаешь машину, и нос ее с высоты опускается вниз. С непривычки такой прыжок с высоты двух – трех метров очень эффективно принимается. Душа уходит в пятки и при соприкосновении носа  транспортера с землей, зубы у неподготовленных ездоков, напоминают о том, что клювиком щелкать не стоит. У таких попутчиков даже дорогу спросить сложно. Но пока доехали, свыклись и повеселели.

   Разгрузили имущество, погрузили фляги, закрепили груз и в обратный путь. Тут уж пришлось аккуратнее и помедленнее, чтобы молоко не расплескать. Так что на подъезде к деревне мужики ожили, заговорили. И на виду у всех уже смело отбросили аппарель с кормы и помогли снять огромные бидоны на землю.

   Скоро в колхозе привыкли к присутствию громыхающей механизмами и узлами «кашке». Ее иначе уже и не называли между собой. Только собаки стыдливо еще пытались облаять ее при приближении, поджимая на всякий случай хвост. Знали и ждали их на ближних и дальних фермах, часто даже совершали вояж в центральную усадьбу к родственникам, используя чуть ли не как такси. Рассказами от таких поездок полнились деревенские байки. Как не рассказать о смелых преодолениях водных преград вброд, а где и вплавь.

   Но природа берет свое, вода отступала с каждым днем. На дорогах появились просветы, которые ширились с каждым днем. Была еще непролазная грязь, да только пошли уже трактора. Птицы вспомнили свои обжитые места и начали вить гнезда. Звери вернулись к своим норам и грели на косогорах бока на жарком солнышке. Наклюнулся  лист, приветствуя увядающие первоцветы.

   Близилось и время возвращения в часть. Надоело мотаться по бездорожью и заниматься перевозками сельхозпродукции. Чувствуя безотказный характер механика, руководство колхоза прибегало к хитрости. Посылало транспортер для выполнения совсем не первоочередных задач, которые могли подождать полного схода воды. Скоро и пахать попросят. Но уж таков пытливый крестьянский ум, готовый на хитрость ради выгоды в хозяйстве. Приходилось терпеть и помогать, потакая в мелочах.

   На завтра был назначен отъезд, и помощники с утра принялись за наведение порядка. Выложили инструмент и принадлежности, выгребли грязь и готовили уже щетки для мытья машины, как прибежал мальчонка и передал приглашение председателя явиться в контору. По внешнему виду понятно, что председатель еще раз нижайше будет просить оказать  какую-то услугу. Даже парторга на помощь позвал, для пущей убедительности. Стоят вдвоем два колобка на крылечке и слезно умоляют еще один рейс на дальнюю ферму сделать. Мол, никак без этого обойтись не могут.

   Делать нечего, чистить и мыть машину вечером будем. Привычно подняли аппарель, разместились в кабине. Транспортер  набирая обороты, спустился в реку. Решили  ехать кратчайшим путем. Транспортер плыл по воде, нырял в грязь, выбирался на пригорки и вел себя как расшалившийся щенок, отряхивая гусеницы словно лапы. Настроение прекрасное, душа поет. У мужиков тоже радость на лицах – устали от армейской жизни и от непривычного труда. Саня что-то объяснял, пытаясь перекричать рев мотора и жестикулируя руками, как сурдопереводчик. Даже у Трифона физиономия претерпела преобразования, наметилось некое подобие улыбки.

   Доехали весело, дождались, когда сольют молоко во фляги, погрузят и закрепят груз. Тронулись в обратный путь. Двигатель пел ровно и без особого напряжения. Проплыли пару километров, выбрались на грунт. При подъеме на Козью гриву мотануло в сторону машину и бросило в яму, наполненную грязью. Двигатель сбавил обороты, пытаясь выйти на выгодный режим и вдруг умолк. Транспортер юзом стянуло вправо. Не страшно, утонуть невозможно,  а  из грязи выберемся.

   Привычно запустили мотор, и попытались тронуться с места. Двигатель сбавил обороты и успешно заглох. Попытку повторили, но поняли – придется потрудиться, увязли основательно. Механик выбрался на борт и практически шагнул на грунт. Глубоко сели.

- Ну что ж, мужики. Бревно самовытаскивания отстегивайте, будем выбираться.
Протопали по платформе, заглянули за корму, бревна на месте нет.

- Так отсоединили. Порядок же наводить готовились. А когда поехали, не догадались прицепить, думали недолго.

   Думали они, чтоб им кисло сделалось. Старший посмотрел по сторонам. На самой макушке пригорка стоял  одинокий телеграфный столб. Смоленый, ровный как струнка. Не дать, не взять готовое устройство для спасения.

- Доставайте пилу и топор, сейчас сделаем.

- Так это… мы же все выложили. Порядок же наводить собирались, - вытирая нос рукавом не проговорил, а пропел Саня. Помощники! И вздрогнул от неожиданно вплеснувшегося завывания.

- Ой, пропали мы, пропали! Бедные мы и несчастные! Что будет с нами, что будет!
Трифон, словно оправдывая свое имя, колотился головой о землю, завывая самым что ни на есть, натуральным образом, бился в истерике. Ничего себе – подарочек открылся.

   Совсем иначе вел себя Саня. Он гарцевал вокруг столба, как цирковая лошадь и приглядывался, что можно предпринять. А чего особо думать-то? Пилить и рубить нечем, из всего инструмента – перочинный ножик. Закуску им хорошо резать, а на большее не годится. Вот положение, кушать нечего, инструмента нет. Хоть пить есть что - несколько фляг молока.

   Вплавь – рассчитывать не приходится. Во все стороны, сколько глаз охватывал – вода. Холодная, весенняя. Та, что ломит зубы и мышцы судорогой сводит.
Продолжал завывать как по покойнику Трифон.

   Решили стругать столб ножом. Первый надрез сделали, когда темнеть начало. Солнце красным диском скатилось к горизонту. К хорошей погоде, но ночь холодная будет. На небо высыпали звезды. Млечный путь, тропой обозначил направление на колхоз. Вот только проехать по нему невозможно.

   А в это время за двадцать километров от злополучного столба бежала по деревне женщина со страшно распущенными волосами. С надрывным воем тревожа ночную тишину, жена Трифона  забралась тучно на крыльце конторы и заметалась от председателя к парторгу с  вопросом. Что они могли сказать о судьбе трех мужиков и транспортера, затерявшихся в нескончаемых просторах приишимской низменности. С фермой связи нет. Баба махала руками, растирая по грязному лицу слезы. Оторвала пуговицы на рубахе парторга. Судорожно вцепилась в рукав другому начальнику  и не выпустила, пока не шов на спине не разошелся.

- Верните мужа мне, супостаты. В суд на вас подам, по миру пущу.

   На шум сбежалась почти вся деревня, кроме ребятишек, давно уложеных спать и видевших десятый сон. Дед Петро прискакал в одних кальсонах, напугав этим, без того трясущихся женщин. Словно какое-то для всех страшное событие нежданно постучало в двери каждого дома.

   Прибежала в общей толпе и жена Сани – Орелика и с удивительным спокойствием заявила:

- Бог дал, Бог взял,- это она о своем муже…

   А мужики налили в емкость солярку, развели огонь и улеглись спать. В темноте много не наработаешь. Наутро попили молочка, и опять стругать столб принялись.
Три дня стругали столб и, наконец, его завалили на землю. По длине решили не подрезать и использовали целиком. К полудню этого дня въехали на усадьбу и остановились у конторы. Давно не встречали так гостей. Опять собралась вся деревня, и дело чуть не закончилось митингом в честь героев. Все оживленно разговаривали, обнимались несчитанное количество раз. Больше всех радовались руководители колхоза.

   Отъезд механик запланировал на утро. Он не подозревал, что уехать спокойно ему не удастся. Когда вышел к транспортеру, вокруг стояли все жители. Впереди, переминались с ноги на ногу его бессменные помощники. Отмытые и обстиранные, довольные жизнью и тем, что  стали невольно  первыми смельчаками на селе. Обнять отъезжающего выразили горячее желание все, особенно женский пол. Старухи привычно крестили в спину, словно на будущее готовили оберег от несчастий.
   
   Транспортер звякнул механизмами и покатил по пыльной, уже подсохшей дороге.