Во все века

 Виктор Матюк

Во все века

Во все века за талант и творческую блажь людей сжигали на кострах,
Чтобы их душа покоилась на небесах, а уста потерпели крах в очередной раз,
Пусть нательный крест зажат в руках, и даже праведники норовят правду в глаза сказать,
Но правды в этом мире нет, вместо неё мы видим только едва брезжащий свет трёх планет,
Их тусклый свет давит из последних сил на состарившийся хребет, а он в ответ твердит: «Нет,
Талант в моей душе уже оставил значимый свет, отречься от него не сможет грешное естество!»
Хотя им вместе сосуществовать и вправду тесно, но интересно, они бродят тропами окрестными,
Общаются с интересными на первый взгляд людьми и выходцами от сохи, есть и умники, и олухи,
Молодые и старики, плоть хочет мир сполна осознать и суть земного жития понять,
Зато душа норовит укротить всю телесную прыть и, как можно скорее забыть о том,
Что в мире земном мыски равнодушья, словно дудка пастушья, её пронзительный звук
Наполняет нежность даже мужскую грудь за несколько минут, а мыслей, хоть пруд пруди,
А сколько их потеряно на тернистом пути, мимо них не проехать, вблизи ни пройти!
Без мыслей умных можно с ума сойти, и однажды опоздать, получив пинок под зад,
В  райский сад, чтобы вместе с Музой встретить там чарующий закат, слова летят невпопад,
Визжа и дребезжа, они взбираются на фасад таланта, обескураживая типичного дилетанта,
Почитателя чужого таланта, он уже не раз был к деревянному распятью  из последних сил прижат,
Но не отступил назад под напором сварливых баб, он не смог ничего в своё оправдание сказать,
И был несказанно рад, что масштаб его грехов настолько мал по сравнению с толпой,
Что, придя домой, завёл с чужой женой роман полевой! Он был осуждён толпой,
Как негативный герой, пришлось ему уйти в кратковременный запой, ведь род людской
Не блещет ни умом, ни красотой, он выглядывает из-за мраморных колонн,
Издавая крик и стон, пока глубокий вздох не отбросит от ягодиц фиговый листок,
Всему – своё время! Всему свой срок! Ну что же, немного позже мороз пройдёт по коже,
И сморщится она, будто лопнувшая гитарная струна во время погожего дня!
Звучит пощёчина, как удар громогласного колокола, он уши нежно лижет, но слух режет,
Разнообразная нечисть в грешную душу без спроса лезет, дабы уйти от людской хулы!
Отовсюду доносится людская боль, стон, крик и скрежет, он слух режет, будто кто-то едет
На скрипучей телеге пор свежему белому снегу, дремлет в неге или спит, или же делает вид,
Быть может, неслышно храпит, его трясёт на ямах и горках, в сердце вонзаются тонкие иголки
Чуть ниже холки, маска равнодушия у людей иных оставляет едва заметный штрих,
Природа пишет свой триптих, голос ездового совсем охрип, он переходит на крик,
Когда с прохожими о чём-то тихо говорит! Грешно жить – никому не запретишь,
Только, когда нож в горло вонзишь, услышишь жалобный всхлип,
Никто не забыт, ничто не забыто, всех к себе притягивает корыто с казной,
Хотя к нему приставлен вооружённый конвой, всё равно крадут
И даже кое-кого отдают под суд, но не меняется суть происходящего!
Вокруг темно, вблизи не видно никого, возле дома моего трухлявое бревно,
Оно из леса было привезено и уже давно, лежало пока не сгнило, от гнилья исходит запашок,
Лоб автора взмок, рот закрыт на амбарный замок, он смотрит на людей других со стороны,
А они, как психи, то буйные, то тихие, иной раз с цепи  сорвёшься, пообщаешься с толпой   
И потом греха не оберёшься, здесь буйных больше, толпа та ропщет, что у неё в душе покоя нет,
Но у них и цепь короче, и толще, чем у других,  на тех и иных лежит ответственности печать,
Их могут только осуждать, но прощать таких нельзя, даже доброе слово сказать за глаза!
Когда же дело дойдёт до кончины, первыми к яме подойдут умудрённые опытом мужчины,
Кретины встанут за спиной, повернутся к страждущей толпе широкой спиной
И будут вразнобой вдыхать воздух морской, и продолжат любоваться красотой!
Бог ты мой, ты пришёл в эти края издалёка, преодолел горы, пустыни и грозовые облака,
Устал слегка, но не дрогнула твоя рука, поднятая в знак вселенской мощи  и силы креста!
Тлен и суета не смогут отвадить людей от Господнего креста, не у всех совесть чиста,
Не у всех есть два белоснежных крыла готовы для полёта, вечно нам мешает что-то:
То семья, то работа, то нет охоты чем-то заниматься, приходится  лишний раз напрягаться,
Чтобы лишний раз в дураках не оказаться! Сверены банковские счета, казна пуста,
Жизнь - гнусна, а в душе – весна, рядом ни травинки, ни куста, ни одного деревца!
Идут года, бегут столетия, вянут соцветия, как и прежде, горят созвездия,
А толпа стремится к долголетию, и постоянно отрицает свою вину,
Она без сожаления приносит н6а свои творения на всеобщее обозрение,
Но никогда не слышит слов утешения, только тихие междометия пролетают под потолком.
Гонимые ветерком, они врезаются в соседний дом, усаживаются на резной балкон
И скромно толкуют о мире земном! Тих речной затон, не видно волн на нём,
Одинокие люди сидят на камнях, будто на трухлявых пнях, и не делают первый шаг туда,
Где вот-вот закатится их путеводная звезда, кто умер, в том муки больше нет,
Каждый мужчина в серое пальто одет, все пристально смотрят на белый свет,
Никто не грустен, нет, но нет в них ни страсти, ни огня, в воде их снасти,
Все застыли в ожидании счастья, но его всё нет, неужели они собрались столетия жить,
И великие дела вершить? Пока есть на свете дураки, обманом жить нам, стало быть,  с руки!
Если с кем-то поссоришься, тут же неприятности напорешься,
А как же талант и творческая блажь? Опять будут своего часа ждать?
Безвременье ходит вокруг грешных, немощных и слепых, какой-то псих
Попытался грешников уговорить - не грешить и не хитрить, завидев двух чувих,
Сразу затих, у него произошёл по фазе сдвиг, он наваждениям уже привык,
Лишь затрясся его огромный кадык, он сделал воды глоток, чтоб облегчить себе вдох,
Вдруг запал язык, неужто ему кирдык? Будто бы кто-то дал талантливому мужику под дых,
Он молчит и в сторонке от толпы стоит, смотрит на высохший арык, и новая мысль
Тут же омрачила будничную жизнь, буйных здесь немало, умных нет, простыл их след,
Жизнь не поменяла цвет от прожитых лет, пока он жил, любил и дышал и родню почитал!
Ему нагло врали в глаза, что не зря каждый день плачет виноградная лоза,
Она, как и горькая слеза капает долу, наземь и на золу, противясь произволу,
Идёт людской молве наперерез, мужчина – вдовец, он и дед, и отец, ему прилично лет,
На худощавой шее весит серебряный крест, он был привезен из святых мест,
Нынче времени у него в обрез, появился интерес на стороне, с тех пор засыпает только на спине,
Но долго не смыкает глаз, никто ему уже не указ, вот и сейчас закат погас, исчез седой Кавказ,
Только рабочий класс едва плетётся домой, чтобы немного пообщаться с детьми и женой!
Немощный и больной старик седой держит хвост трубой,
Он стоит на булыжной мостовой, взгляд пустой ночной порой
Ищет душевный покой, любовь давно дала ему отбой,
Теперь безвременье напомнило ему о жизни в тайге,
Он там вдалеке от семьи и дома провёл немало дней,
Он память сохранила до мельчайших вещей былое вдохновенье,
В нём его душевное спасение, оно приносит умиротворение,
И отречение от пагубных дел, так старец сам захотел, ему бред надоел,
И вот потому он взял в руки крючковатый посох и отправился в тайгу!
Похвала недостойному лицу никак не присуща храбрецу, он смотрит на пожухлую листву,
Ему становится невмоготу, а все, потому что тихая вода искрится, как старое серебро,
Немного от души сквернословие отлегло, на душе стало хорошо, но не завидует никто!
Каждый из нас сам себе палач, ложь и фальшь в словах и делах, как взмах скрипача,
Когда лопается последняя струна  и музыкальная душа опечаленной сидит у костра,
Её печаль никому из сограждан не нужна, лишь злобный рок даст щелчок по лбу,
А судьба предаст грешника нравственному суду, но мужчина молчит, ни слова не говорит,
Он попытался жить попроще, притаившись в липовой роще, дождь его полощет так,
Что этот простак был готов одной из баб отдать последний четвертак,
Только была  бы кровать и пылающий очаг, чтобы кое-как дожить до утра,
И тогда можно чуть свет, чуть заря уйти бог весть куда, попросить денег на обед у богача,
И снова жизнь начать с нуля! За талант и вдохновение толпа отвечала презрением,
Хотя талант, как многолетнее растение, которому нужен постоянный уход,
Чтоб не5 дай бог на него не рухнул огромный небесный свод, с ним не оберёшься хлопот,
Ему мешают дождь и снег, то плач, то смех толкают талантливых людей на страшный грех!
Старость заново пробуждает нас, она имеет право громко сказать несколько фраз невпопад,
Здесь легко попасть в кромешный ад, и никогда уже не вернуться назад,
Ты должен молчать и подобострастно славу хозяева страны воздавать,
А ему плевать, когда, где и как старый упырь и вурдалак пойдёт в отказ,
Отрицая связь на стороне при живой и праведной жене! Пока живы мы,
Нам изредка снятся красивые сны, и мы не можем сойти с проторённой тропы,
Хотя жизнь презренна по самой сути, и даже ханыги-судьи, облачившись в мантии,
Прибегают к хиромантии, хотя всякий раз обеляют себя! Те, которые бояться
 С судьями связаться, пытаются разрываться между святостью и грехом,
Ценность идеала в том, что он удаляе4тся по мере приближения к нему,
Талант у него по сей день в плену, а творческая блажь уже получала между глаз,
Но всё равно постоянно смотрит в открытое настежь окно, даже если на дворе темно!
Окна поэта наглухо заколочены, стены дома обесточены, думы прочтены,
Но истины не день и ни два дня пути, всякое может на той стезе произойти,
Приходится со стороны за собой созерцать, чтобы вновь не попасть впросак!
За делом приятнее умереть, чем на стуле весь вечер сидеть и ждать смерть!
Жизнь, как колесо, постоянно крутится оно, что сегодня внизу, завтра – вверху,
Не хочу по каждому случаю пускать долу горькую слезу, едва иду, едва ползу,
Но свой крест несу! Пусть морщины избороздили моё чело, и плохо выглядит оно,
Дух не должен стареть, Господи, ответь: «Когда под ногами зашатается твердь,
Что мне делать тогда? Уходить из жизни раз и навсегда?» Я не настолько велик,
Чтобы небу мстить, мне бы ещё пару десятков лет прожить, чтобы укротить
Свою творческую прыть! Старику её нельзя остановить на полном скаку,
Она, как женщина в полном соку, оперевшись о строку рано поутру,
Ждёт от небес похвалу, ясно даже дураку, что творческую муку не остановит никто,
Она входит в душу инкогнито, не постучавшись ни в дверь, ни в окно,
И говорит всё, что на ум взбрело! Зато её совесть чиста, как утренняя роса,
Доброта лучше красоты, неужто этого не знаешь ты? Обдуманы мысли о смысле жизни,
Но Всевышний напоминает всем ближним, что брызги святости врезаются в память,
Чтобы когда-то из пепла заново восстать, и вновь грешить, любить и мечтать!  Былое и думы
Могут наделать немало шума, когда цель народа будет заранее предопределена,
Ничто не делается само собой, без усилий и доли, без жертв и труда жизнь будет коротка,
Но лишившись стыда, сойдёт с ума, он будет метаться туда-сюда,
А душа страдает при каждом шаге вперёд, когда тебя окружает сброд!
Трудно сходить со сцены, не решив до конца свои проблемы,
Не отвлекаясь от нравственной темы, пытаюсь идти вперёд,
Иначе рок в порошок сотрёт, но блестящий венок свить не мудрено,
А вот на чью голову надеть его? Решить мне тяжело, все живут грешно,
Есть шанс повернуть назад, и это силы твоей мечте предаст, утихомирит страсть,
Ослабит власть мирских утех, бесконечен этот процесс, в один момент талант останется без
Строф, несущихся наперерез толпе, выражающей протест против проблем, спрятанных в чехле,
Ты же едешь на коне по имени  Пегас, а толпа и бес пытаются остановить нас у святых мест,
Но божий перст на нашей стороне! Его огонь сияет в непостижимой вышине,
А толпа копошится в дерьме, оставаясь вне высокого искусства, и расставшись с грустью
На краткий миг, пытается отыскать тот божественный родник, что на пустом месте возник,
И его к себе привлёк немощный старик! Избавившись от мирских проблем,
Он ушёл совсем от душевной смуты, сбросил её железные путы глубокий омут,
Его же строки в огне не горят и в воде не тонут, они в поднебесье парят,
Их повсюду сопровождают талант и творческая блажь! Проведение на их стороне,
Часто привидится мне странный образ в оконном стекле, он в чёрной чалме
С пером в руках, он впопыхах что-то пишет на старинных свитках,
Выражая суть мыслей в нескольких словах, он бы без творчества зачах,
А так он  вынужден осуществлять всё то, что придаёт слову магическую власть,
Вот и сейчас в его строках новая дума стремглав родилась, неужто в звёздный час
Белоснежный Парнас смог постучать копытом в двери наглухо закрытые,
Будто в барабан, тут же рассеялся сизый туман, исчез дурман из головы,
Его сменил кратковременный обман, вынырнувший из-за ледяной горы!
Он оставил в его жизни значимый след, и напомнил, какими мы есть на самом деле,
Обозначил новые цели, не успели фанфары отгреметь, как просвистела кожаная плеть,
Недостаточно желать, надо что-то делать, чтобы благодать  не бросала серую тень
На множество нерешённых тобою проблем! Всё – тлен, всё – суета!
Жизнь без кожаного чехла однообразна и пуста, она течёт сама по себе,
Доверившись року и судьбе, теперь висит на тонком волоске,
Не принадлежа самой себе! Врождённый талант – ещё не факт,
Что под ним построят надежный фундамент, без него он рухнет в момент,
Без таланта можно о чём угодно до утра болтать, говорить множество слов невпопад,
Если мысли нельзя состыковать, приходится брать антракт, и что-то менять впопыхах!
Бояться горя – счастья не знать, можно любить и ощущать, что твой талант твёрд, как сталь,
Он не может лгать, он продолжает истину по белому свету искать,
Идеи смеются над пространством, блистают собственным убранством,
Но не вправе своей жизнью пренебречь, его речь продолжает течь,
Как талая вода вблизи чистого родника! Во все века не жаловали Ивана-дурака,
Ему в грудь дули северные ветра, но оголена была его спина, душу заела тоска,
Он любитель выпить вина и пивка, и задрать дырявую рубаху выше пупка!
Исчезнут следы предшествующих поколений, но жив талант, бессмертен гений,
Он, как после огранки бриллиант, блестит у толпы на виду, и имеет всю кагалу в виду,
Никто той толпе не виноват, что у неё уже давно закончился провиант,
Держи карман, как можно шире, всё преходяще в бренном мире,
Люди приходят и отходят в мир иной, в момент роковой душа омоется слезой,
И отойдёт на вечный покой, забудется роман полевой, и только взгляд тупой
Судьбы слепой попытается проследить за тобой на дороге столбовой!
Истинный герой отличается простотой нравов и нежностью чувств,
От пьяной оравы несёт перегаром, у неё есть право смотреть на мир лукаво,
И дано мыслить здраво! Увы, как не глупы слова дурака, они иногда могут дать пинка
Мыслям мудреца, не свить венок с одного цветка, не изготовить кольца из песка,
Можно исподтишка вытащить кошелёк из пиджака у бывалого мужика,
Если он смотрит на мир свысока, и ничего не видит вокруг себя! Во бля!
В мире нет ничего бессмертного, тленно всё, что под небом рождено,
Широта ума глубине сердца равна, по свету разносятся слова,
Их сопровождает пустота, только тьма, ни искры света,
Темень до рассвета, а потом в душе свирепствует зима,
Ни раба, ни повелителя, ни  руководителя, ни исполнителя,
Ни председателя, ни заместителя,  злачное место пустовать не может,
Вселяя людям мерзкий страх, творческая блажь сгорает в полыхающих кострах,
Её толкают впопыхах в огонь, а на околице села играет голосистая тульская гармонь,
Пот капает наземь с ладонь, несутся матерные слова таланту вдогон, он терпит урон,
Издаёт дикий стон, ведь душевная боль ни с чем несравнима, без матерных слов
Её не загасить, презрев закон обезумевшая толпа, не отходя от бочки игристого вина,
Повернувшись к огню спиной, что-то лепечет вразнобой, кто-то другой был опечален тоской!
Не полюбивши долга, нельзя его усердно исполнять, пришло время людям сполна осознать,
Что нас родила мать, чтобы плоть и душу ублажать не только утехами мирскими,
Горение всегда сопровождает гниение, лишь опосля, когда белым пухом покроется земля,
Приходит отрезвление от жертв и лишений, кое-кто пытается убрать камень преткновения
С узкой и скользкой тропы, но немощны все мы, только великие таланты ищут варианты
 Для огранки фолианта, рождённый ползать – летать не может, но кого всё это тревожит?
Жизнь идёт, а бог подводит итог, мы, сбившись с ног, стремимся вперёд, чтоб не дай бог
Не угодить в холодный острог, об этом читаешь между строк, когда уныния пора
Встречает разум посреди трёх дорог, но туда ты давно уже не вхож!
Иной раз забавной шуткой может закончиться сказ начинающего поэта,
Когда он в конце каждого куплета оставляет вопросы без должного ответа!
Его кредо – писать перед рассветом, по уши, окунаясь в творческую блажь,
В него в руках бумага и карандаш, стоит ему поймать творческий кураж,
Как ему Муза подаст знакомый с детства знак, и вот он уже пакует свой багаж,
И собирается бежать туда, куда его зовёт творческий мираж, не растрачиваясь по пустякам,
Пишет днём и по ночам, не ровен час, когда его слова поднимут ажиотаж посреди строки,
Тогда от них добра не жди, набекрень свихнутся мозги посреди глуши и мрака заточенья,
Иссякнет вдохновенье на половине пути, ему придётся ползком ползти, дабы не сбиться с цели,
Он в ночи слушает соловьиные трели, находясь в летаргической купели! Помочь ему нечем,
Творческий порыв не вечен, он скоротечен, как миг жития, мы же душевную боль не лечим.
Но извечен творческий порыв, он будто нарыв  в голове, пусть к истине приоткрыв,
Превращает быль в долгий диалог, но, сбившись с ног,  останавливается у развилки дорог,
Чтоб видел бог, чего он хочет? Он голову не только самому себе морочит, он куражится,
Но никогда не отважится покинуть Музу навсегда, она будто его путеводная звезда,
В его творчество по уши бывает, влюблена, лишь иногда разрывается её грешная душа
И тогда её любовь, не зная преград, летит наугад на словесную рать – не проигрывать,
А побеждать  и слух толпы до утра ублажать! Нельзя проповедовать то, что будет душу рвать,
И твои творческие порывы стеснять! Он решил восславить женщину-мать,
Чья блажь не знает преград! Ничто не проходит бесследно, блажь идёт к обедне,
Становится у алтаря, и молит бога, чтобы творческая скука быстро прошла!
Мы медлим, а жизнь спешить многие тайны мироздания для нас открыть,
Но тайна рассеивается, как серый дым, остаётся фантазия и вдохновение,
Они приводят разум в изумление, творение рук божества всегда находит умные слова,
Чтобы каменные жернова не лишили грешника сна, мелкие буржуа, опустив долу рукава,
Бьют набат. Пытаются земля оповещать, что пришёл листопад, а капли дождя в окно стук чат!
Гений счастлив потому, что у него семь пядей во лбу, ему не надо образца другого,
Когда всё уже для служения отчизне готово! Многие из гениев словесных
Получили немало ран телесных даже в день воскресный, дом новый,
А предрассудки стары,  у них есть  капиталы и как бы на них не роптали
Люди со стороны, им даются чины, хотя им власти могут обмануться,
Когда грехов гора упадёт с плеча, будто пожарная каланча среди белого дня!
Ах, боже мой, кто же тогда станет говорить с господним слугой, он же изгой?
Он пытался зло словесно пресечь, нор его заставили все книги скопом сжечь!
Люди могут обмануться, глубоко вздохнуть и ужаснуться, им чины не зря даются,
Но есть у них порок неблагодарности, он, как змея вертится вокруг тебя,
Пока из искры не возгорится пламя! Талант напрасно осуждён, и к изгнанию приговорён,
Невиновен он ни в чём, все его пороки давно избили до крови ноги, преодолевая горные потоки,
Разделяли слова на слоги, но и в итоге остались с сомнениями наедине, нет покоя в душе,
Молчание и доблесть – неразлучны, они возмущаются беззвучно, им сподручнее всего
Жить безотлучно от дома своего, они пишут собственноручно то пьяно, то крещендо,
Им без творчества жить скучно, лишь забвения обманчивый звук избавляет от радостей и мук,
Противостоять ему никто ни в силе, только мрак в братской могиле победить тревогу сможет,
О боже, хочу и я жить намного проще, сохраняя благодать в душе, мне бы жить хорошо,
Писать много, и никогда не хулить Бога! Жизнь поэта убога, хотя он и автор потрясающего слога,
Ему всё равно уготована дорога через терны искусства к жестокому эпилогу, но жизнь в берлоге
Ему не страшна, когда в сознании всплывает огнедышащая строка! У рыцаря мечты гнусная проза,
Он не хулит, он жалобно просит великие мысли скопом не сминать, всё ему в тот миг подстать,
Злость должна умолкать, когда слова любви на всю округу громко звучат, колокола звонят,
Не трудно их голос понять,  но не им решать, то ли жить поэту, то ли умирать? Он – раб небес,
Но прежний страх перед ними исчез, поэт идёт то в лес, то по дрова, седая голова путает слова,
А людская молва глумится над прошлым, лишь досужая мысль имеет власть над будущим!
Был бы я – святым, легко бы не расстался с вдохновением своим, оно испарилось, как дым,
Исчезло в дымке голубой ещё прошлой весной, чушь и сушь исходит от бесправных душ!
Коль суждено всем нам ступать по весенним лугам и иногда молиться всесильным богам,
То любовь погасит пожар в душе, но нет ни мощи, ни сил, хотя грешник ничего не утаил,
Он жил и грешил, любил и любовь боготворил, пронёс веру в Бога по скользкой дороге,
Она мгновенна и убога, кто же с него спросит строго за огрехи мирского жития?
Этого не знаю точно я, наверное, Всевышний судья там будет взывать к совести людской,
Мы все порой со змеями схожи, но сбрасываем кожу весной, но удивляем собратьев наготой!
Всеобщая любовь дана нам по судьбе, но если смазки не хватает в голове,
Тогда надо крест ставить на своей стезе, пусть душа стареет и не растёт,
Пусть грешная плоть пропадёт, ведь земная жизнь – не майский мёд,
А когда придёт черёд улететь на видимые пределы, чётко обозначить цели
Для грядущей словесной дуэли с подонками теми, кто в своё время был в теме,
Менял спокойно душу, вылезал легко из воды на сушу, но не смог обезоружить
Ни холод, ни стужу, все его пороки вылезли наружу, им вот теперь этот злющий зверь
Вновь пытается встать в общий ряд с приличными людьми, ему надоело сидеть взаперти,
Ведь в душе поют соловьи, а рядом нет никого из родни! Проходят дни, бегут часы
Без вдохновения, без страсти, без любви, и как ты не суди, и как ты не ряди
Тебе от судьбы никуда не уйти, похоронят враги где-то в безымянной степи,
И не сочтут за труд холодный труп предать погребению, не будет ни свечей, ни церковного пения!
Прожитую жизнь поглотит чёрная тень всеобщего забвения,
К небу полетят искры из серого кремния, и о тебе забудут поколения,
У них не хватит терпения присматриваться к беглецу, преодолевшему не одну горную гряду,
Замерзавшему в студёную зимнюю пору,  но изобличавшему огромную собачью свору,
Прячущуюся под ветхим забором! Мне бы впору предотвратить грядущее пересуды,
Но потомки Иуды были и будут всюду, у них слов груда, там и зависть и хула,
От них не жди добра, их уста предлагают бежать куда-то вспять, то есть беглецом стать!
Уставший взгляд упёрся в книжный шкаф, там горами рукописи лежат,
Из соседней комнаты слышится мерный храп жены, здесь шорохи не слышны,
Но странные миражи видны вдоль глухой стены, на столе для бывалых писак
Лежит лист бумаги, перо и огромный тесак, рядом листовой табак издаёт приятный запах,
Отличный от тления старинных бумаг! Кто наш враг и где его искать? Он сам найдёт того,
Кто всю жизнь проповедовал добро и умных мыслей торжество! Серый мираж исчез из глаз,
Он заполз в углы точной беспросветной мглы, никчёмны мы и к тому же не умны,
И чрезмерно скромны и не лишены красоты, в обращения просты, как придорожные столбы,
На передок все мы слабы и мужчины и бабы, велики масштабы нашего греха,
В строках своего стиха поступь поэта легка, пока не прогремит гроза
Ине сгустятся облака над головой, путаются словеса, идёт борьба добра и зла!
Радость творчества пленяет тем, что она дарит отраду даже людям тем,
Кто был мелковат, но хват, и ничему уже давно не рад, говорил слова невпопад,
Но у баб был нарасхват, на подъём тяжеловат, слух ублажал уличный мат!
Беспрерывное обновление точки опоры отвлекает завистливые взоры
От настойчивости и нательного креста, зажатого в горсти! Господи, прости
И отпусти мои грехи, избавь стихи от тирании невежества, она хуже зла, ибо тьма,
Горе без ума! Горя сполна, а на глаза с небес сползла  кромешная тьма,
В дымке скрылись бревенчатые дома, в душе нет тепла, только стынь одна,
Ни пуха, ни пера, творческая жизнь совсем не мила, подметает судьбы метла
Все выражения и слова около письменного стола, свет от старенького ночника
Падает на изодранные штормом паруса, дерзать не получается, душа разрывается,
Ей бы загодя понять, куда идти, куда шагать и что писать? Продвигаясь вперёд,
Первозданный слог убегает от истины смрадной, он не ищет дороги обратной,
Ему не важно, на чьей стороне мощь и сила, ему важно то, почему состарилось нутро?
Вылечив подбитое крыло, ты вспоминаешь только то, что было и стремглав прошло,
Его тень не видна в открытое настежь окно, разум вольно или невольно делает телу больно,
Талант пустил свои корни в существо, а строфа излучает дум торжество! Ничто не кончено,
Ничто не отцвело, только лепет детских уст позволяет вновь встать на стезю безумств,
Пусть в былом останутся тоска и грусть, а из авторских уст вылетает волна высоких чувств,
Ведь наша земля без поэтов была бы мертва, а истина сгорела бы дотла у вселенского костра!
Речь порой достойна мудреца,  отчизна на хлеб щедра,
Здесь есть великие мастера авторского слова, ничто не ново под Луной,
Мы даже ночной порой рвёмся ввысь, как в рай не стремись, не улететь,
Если ты пренебрёг открыть белоснежного шатра огромный полог,
Чтоб, не дай бог авторский слог не смог главенствовать здесь из века в век,
Чтобы не случилось со мною,  дни будут идти чередою, во все века
Здесь была православная страна, над ней нависали голубые небеса,
Но однажды нашла коса на камень, из искры возродился пламень!
Ложь скрылась в гнездо, тем тепло и мухи не кусают,
Но люди в одиночестве дичают, чуя смерть, забыв угрозы,
С похудевших щёк долу текут горькие слёзы житейской прозы бытия,
Пылают в закатном огне мои сновидения, моя строка звучит, как предупреждение
За отвергнутое прощение былых обид, всю ночь на коленях у церковного алтаря стоит
Старенький поэт и рядом с ним молится холёный на вид митрополит,
У одного душа болит, а другой лишь делает вид, что он молитву совершит
И грядущие несчастья упредит! Как говаривал, сторожил местный,
Человек в своём кругу известный, открытый и честный,
Что грех есть повсеместно, но без него нам бы жилось не интересно!
Судный день когда-то настанет, каменные жернова судьбы скрипеть не перестанут,
Многим из грешников воздастся, и никому спастись от кровопролития не удастся!
Жёсткий ветер раздувает пламя заката, путаются числа и даты, поэт горит в огне объятья,
Ему предстоит взойти на распятье, где он ответит за свои восприятия суеты сует,
Прощения ясновидцам на земле и на небе нет! Дело близится к развязке,
Исчезнет авторское счастье в одночасье, мысль будет копошиться в дерьме,
И продолжит тонуть наедине, пока Фаворский свет  не вернёт час величия былого,
И авторское слово снова и снова не ударит наотмашь грех и разврат,
Снимет с них чёрный плащ, чтобы сбежал с глаз серо-чёрный мираж жития,
Где ни ты, ни я не в состоянии остановить творческое противостояние блажи таланта,
Горит рампа в огнях заката, в устах молодого франта вместо слов два фолианта
Внешне похожих на диаманты, они, как аксельбанты были куплены из под полы,
Дабы добыть себе почести и чины! Они таким, как я не нужны,
Мы довольствуемся тем, что не бросает тень мирских проблем
На пень-колоду,  не знаю броду мы лезем в бурлящую воду! Мы – не вечны,
Над нами путь млечный – огромный и бесконечный, дни прожиты не безупречно.
Ничто здесь не вечно, этот мир ничтожен, для познания он сложен!
Если же смерть всё-таки случится, могильный холм не сразу всхолмится,
И мы не сможем от судьбы защититься, за нас будут внуки молиться,
Быть может, они нас помянут и рядом с нами скопом встанут!
Другие времена настанут, другие люди к власти придут,
Вновь яблоневые сады расцветут, а поэты смогут глубоко вдохнуть
Истину и суть, в священном воодушевленье наземь прольются строки стихотворения,
За ними завистники следили и едва ли их к распятью гвоздями не пригвоздили!
Они словами смогли на гранитном камне начертить, что до сих пор способны глаза слепить,
И луч свободы наземь пролить! Жить, значит любить,
И боготворить жизнь ту, что всегда у толпы на слуху!
Достигнув зари тропою ночи, избавившись ото лжи.
В глуши во мраке заточенья без божества, без вдохновенья
Грядут новые отмщенья в миг нового перевоплощения мыслей, дум и слов,
Но всепобеждающая любовь будет всю ночь изрекать,
Что никто не способен зазря погубить богом данный талант!

г. Ржищев
30 апреля 2021г.
15: 20