32. Хроники ведьмы по прозв. Пупсик. Реанимация

Пу отдыхает в реанимации (сентябрь 2019 года)
 
Глухая ночь. Полная луна всходит.
Барбос с некоторым страхом, потихоньку вошел в палату умирающих, и тяжелая энергетика этого невесёлого места подавила его.
–«На кладбище и то веселее!» – подумал он и осмотрелся, ища взглядом малышку Пу.
Шесть белоснежных металлических кроватей на колёсиках стояли справа и слева у стен палаты, а посредине – седьмая кровать с привязанной к ней Пу. А у дверей – ещё стол и стул - рабочее место дежурной круглосуточно медсестры, упитанной чернявой Юли.
 
Полумёртвые, но ещё живые люди лежали тут в полной тишине - пятеро мужчин и одна молодая женщина, бинтами привязанная за руки и за ноги к спинкам кровати. Барбос подошел к кровати дочери.

Пу так исхудала, что барбос сначала даже не узнал её – одна кожа да кости, лицо усохло и заострилось, синий кровоподтёк красовался от виска до подбородка слева. Она лежала без сознания, полностью обнаженная - только в памперсах вместо набедренной повязки. По словам врача, она была в таком состоянии уже трое суток, ничего не ела и жила только на уколах глюкозы.
 
Когда-то белоснежная кожа на теле девушки стала какая-то тёмная, тонкая как пергамент, с синими прожилками. Выкрашенные в зловещий чёрный цвет и по-прежнему роскошные, густые волосы Пу разметались по подушке, как два вороньих крыла. Кисти её маленьких рук с обломанным чёрным маникюром были судорожно скрючены, точь-в точь как лапки вороны.

 – «Наверное, наша малышка Пу в бреду пыталась, как обычно, превратиться в ворону и куда-нибудь улететь из этого ада, да силёнок не хватило!» – печально подумал барбос. Но долго раздумывать и печалиться ему нельзя было – надо  действовать быстро, чтобы спасти малышку. Поэтому он ринулся искать заведующего отделением нейрохирургии, чтобы ускорить операцию. Хотя понимал, что в битве этой поражение почти неизбежно.


Тем временем Пу выходит из обморока и медленно оглядывается вокруг себя.

Через открытую форточку  она влетает в душную палату, зависает под потолком и видит там двух медсестёр, своего давно небритого папашу барбоса и своё собственное, совершенно голое тело на кровати посреди комнаты. Все бестолково суетятся вокруг тела, бинтами привязанного за руки и за ноги к высокой железной кровати на колёсиках.
Как бы сквозь сон, Пу слышит хриплый крик своего, обычно всегда спокойного папаши барбоса, который в отчаянии бьёт её по щекам, пытаясь разбудить.

- Сердце не бьётся! Уже не дышит! умерла, умерла! – пищит толстая медсестра.
Склонив голову набок, Пу круглым вороньим глазом смотрит на это со стороны и не знает, что делать дальше – умирать ей лично ещё не приходилось.

- Позовите срочно дежурного врача! Пусть ей искусственное дыхание сделает кто-нибудь из вас! – зверски рычит на медсестёр её папаша Барбос, но никто старика не слушает и ничем не помогает… медсёстры учились на двойки в колледже и не умеют делать это самое дыхание, а дежурный врач как раз уехал домой, всего на полчасика – его жена, вернувшись с работы, забыла ключ от квартиры.

Тогда барбос в отчаянии кидается на толстую медсестру Юлю, валит её на соседнюю кровать и начинает душить за горло, приговаривая: - «Сделай же ей укол какой-нибудь, сука! Сделай! Если моя дочь умрёт – я вас тут всех порежу!»
Полузадушенная, перепуганная медсестра от страха обильно обоссалась, но всё равно ничего не сделала.

-«Странно! Почему это я лежу совершенно голая, да ещё, кажется, в мужской палате! Это как-то неприлично. Неужели эти идиотки не додумаются накрыть меня хотя бы простынёй? – думает Пу, - «хорошо, что я на днях нашла время забежать в салон красоты и сделать себе красивую интимную стрижку типа «ласточкин хвост»! Теперь я выгляжу прилично… Вот умру – будут на мою красоту дрочить санитары-некрофилы в морге!» – размышляет про себя Пу, хладнокровно наблюдая за тем, как на соседней кровати папаша барбос продолжает зачем-то медленно душить толстую медсестру, а вторая медсестра куда-то медленно, как в чёрно-белом немом кино, убегает.

В проёме открытой форточки боковым зрением Пу вдруг замечает силуэт здоровенной чёрно-серой вороны, которая неизвестно откуда тут появилась и склонив голову набок, с интересом наблюдает за происходящим.

-«Занимаются чёрт-те чем! Лучше помогли бы мне чем-нибудь, а то поздно будет! Тут дышать уже нечем, сердце моё давно остановилось – а они ничем не помогают…» - раздраженно думает Пу, - «сама себе не поможешь – никто не поможет!» - и собрав волю в кулак, начинает из последних сил входить в тело чёрно-серой вороны, чтобы ускользнуть из этого ада.

- «Дайте же мне хотя бы понюхать аммиака, придурки!»– в отчаянии беззвучно кричит Пу. Разумеется, эти одноклеточные идиоты её не слышат.
Наконец убежавшая медсестра медленно возвращается с криком:

- «Юля, я принесла аммиак! Может быть, он этой сучке поможет!»

Вырвавшись из лап обезумевшего папаши барбоса, обоссаная Юля дрожащими руками пытается открыть пузырёк, роняет его на бетонный пол и разбивает, отчего жуткий запах аммиака заполняет всю палату.

-«Сколько шума из-за этой вашей ****южки - наркоманки!» - в отчаянии кричит она барбосу, - «бухать и колоться надо меньше, а не честных медсестёр душить! Вот я ещё на вас заявление в полицию напишу!» - с этими словами Юля скрывается в душевой, чтобы сменить трусы.

Оставив, наконец, попытки задушить толстую медсестру, барбос сидит на соседней кровати, в отчаянии подперев голову руками.
–«Пропади всё пропадом!» – думает он, - «только что, что теперь я её матери скажу?»

Пользуясь всеобщей неразберихой, непонятно откуда взявшаяся чёрно-серая здоровенная ворона, хлопнув крыльями, не спеша вылетает в форточку, открытую как раз над изголовьем кровати Пу.

Полетав, подышав прохладным ночным воздухом и успокоившись, Пу медленно возвращается в своё тело, отвязывается наконец от кровати, одевает свой синий шелковый халатик со звёздами и из душной палаты выплывает в широкий больничный коридор. Дежурных медсестёр нигде не видно - они куда-то исчезают.

В коридоре Пу сталкивается с изумлённым папашей барбосом.
-«Откуда ты здесь, Пупсик? Кто тебя отвязал и как ты встала, ты же была без сознания? Тебе же нельзя ещё вставать, врач не разрешает! Давай я помогу тебе лечь в кровать, а то ещё упадёшь – тут пол каменный, скользкий!» - набрасывается на Пу папаша, как ни в чём ни бывало.

-«Как встала, как встала!» – невежливо отвечает Пу, глядя на него исподлобья, - «в туалет уже сходить нельзя! Я уже часа два зову, зову, чтобы кто-нибудь утку подал – ни одна сволочь не подходит! Ты бы хоть денег дал санитаркам, что ли – а то эти стервы нарочно ко мне не подходят, ждут, пока им не заплатишь!»

-«Доченька! Я даю им деньги каждый день!» – успокоившись под тяжелым взглядом Пу, отвечает папаша, - «ты не думай, мне денег не жалко! Это они просто стервы такие, бесчувственные!».
Он нежно берет дочь под локоток, и они вместе возвращаются в палату, под изумлёнными взглядами откуда-то возникших медсестёр.

- «Трусы и паникёры! – усевшись на кровать, сердито ворчит Пу – «придумают тоже! Медики, называется! И ты, па, туда же… не ожидала от тебя. Только и умеете кричать: –«умерла, умерла»!  С чего бы это мне умирать? Я ещё совсем молода и вас всех переживу!»

-"А что я такого сказал? Наоборот, принимаю все меры. Утром договорился с заведующим отделением, что тебе завтра операцию сделают. Врачи настаивают на операции – говорят, иначе ты умрёшь от последствий той, старой травмы..."

-«Если надо – пусть делают эту свою операцию, я не против!» – отвечает Пу, с удовольствием укладываясь на свежевзбитую постель,» - а я пока полежу! Что-то устала… и принеси мне из буфета холодной газировки…»



Тема: Пу поёт по-тибетски.

Ранней осенью, в первых числах сентября  Пу, наконец, окончательно скрутило – резкая и долгая боль в голове не проходила неделями, внезапные обмороки, случавшиеся внезапно прямо среди улицы - и ничего не помогало. Даже традиционный совет мамы от всех болезней – принять слабительное – не помог.

На тот момент Пу была в жестких контрах с родителями и временно жила не дома, а в глухом рабочем посёлке Комсомольский, где наслаждалась безумной любовью с очередным своим неземным возлюбленным, альфа-самцом - Денисом, бедным как церковная мыша и ростом метр с кепкой студентом.
Через сутки состояние ухудшилось настолько, что пришлось на последние деньги на такси возвращаться назад в столицу и ложиться на операцию.

 жж

Шаркая ногами по белому мраморному полу и держа перед собой руки в стерильных перчатках – в операционную не спеша входит нейрохирург Петро Васильевич Эндерман.
Дав команду медсестре Юлии, чтобы та включила его любимую музыку – он подходит к операционному столу и принимается за дело под звуки "полёта Валькирий".

Стальной скальпель хирурга Эндермана решительно и без колебаний зачищает содержимое черепа – удаляет огромную коричневато - красную опухоль, по консистенции напоминающую натуральную пробку от шампанского. Сначала хирург предполагал, что операция пройдет гладко и будет намного проще и быстрее. Он ошибочно считал, что видимая на рентгеновском снимке опухоль представляет собой некую творожистую субстанцию – вроде плавленого сырка – и ее можно будет легко удалить лапароскопическим методом, проделав в черепе Пу всего-навсего небольшое отверстие, через которое хирург предполагал  «высосать» мягкое, студенистое тело опухоли.

Но, как назло, всё пошло не так. Проделав в черепе отверстие размером с 5 копеек – хирург обнаружил, что опухоль твёрдая на ощупь, хотя и губчатая – как пробка, и чтобы ее удалить, потребуется вскрыть череп пациентки, вырезав отверстие 6 х 9 сантиметров над левым ухом Пу, что хирург немедленно и сделал.

Открыв наконец доступ к опухоли, Эндерман убедился, что она занимает большое пространство между черепной костью и собственно мозгом, но толщина опухоли невелика – примерно один сантиметр. То есть по виду опухоль похожа на блинчик. Поняв это, Эндерман принялся с остервенением разрушать этот «блинчик» специальной ковырялкой. Это ему удавалось, но работа шла значительно медленнее, чем он предполагал, и хирург был этим несколько раздражен – ведь операция шла уже более четырёх часов.

Сильной рукой опытного живодёра Эндерман аккуратно выскребал опухоль через большую, проделанную трепанатором дыру, стараясь при этом не коснуться поверхности оголённого мозга, так как малейшая травма этой нежной субстанции могла привести впоследствии к самым неожиданным последствиям для пациентки.
Операция продолжалась, извлекаемая хирургом коричнево-красная субстанция опухоли по кусочкам с глухим стуком падала в кювету из нержавеющей стали. Валькирии продолжали свой пронзительный полёт.

Папаша барбос всё это время ходил кругами в холле перед операционным блоком. Временами он ненадолго присаживался на широкий мраморный подоконник и смотрел с высоты девятого этажа на зеленый дубовый массив лесопарка, но через пару минут снова вскакивал и принимался ходить взад-вперёд. Он не имел никаких сведений о ходе операции, и он мысленно уже был готов ко всему.

Примерно через час после начала операции дверь оперблока неожиданно открылась, и из нее вышел пожилой анастезиолог Петрович с лицом, скрытом маской. Думая, что операция уже закончена – папаша барбос кинулся навстречу, но анастезиолог отмахнулся от него и сказал, что всё только начинается – пациентку ввели в наркоз, вскрыли череп и только сейчас приступили к основному этапу – удалению опухоли. Папаша барбос опять сел на подоконник и принялся коротать время, считая ворон за окном.

- Уф, кажется, я закончил!» - глухо пробормотал хирург Эндерман, снимая перчатки и отходя от операционного стола, - «а вы, Юлия, перед тем как вывезти больную в палату – обязательно отмойте засохшую кровь с её лица – а то она выглядит, как свинья на бойне!» - приказал он медсестре, - «и выключите, наконец, эту ужасную музыку – вот уже пять часов она буквально выносит мне мозг! Какой дурак её включил?» - проворчал хирург и страдая от головной боли, вышел в комнату отдыха.

Когда прошло более пяти часов после начала операции – барбос уже не знал, что и думать. Он так устал, что понял - ещё немного – и он сдохнет тут, под дверью оперблока, как бродячий пёс. Но время шло, дверь всё не отворялась, а он всё ещё был жив. Прошло и ещё полчаса, когда  широкая дверь неожиданно распахнулась, и две медсестры выкатили из нее узкую кровать на колёсиках, на которой лежала покрытая простынёй Пу со стриженой  головкой, полностью обмотанной окровавленными бинтами - но лицом прекрасная, как ангел.


жж
Под наркозом, во время и после хирургической операции - Пу еле слышно, протяжно распевает длинные мантры – заклинания на древнем языке горцев южного Тибета, которых она знает множество. Медики в панике записывают её монотонное гортанное пение на магнитофон и носят в университет, на кафедру восточных языков, где его тоже слушают, и никто ничего не понимает и даже не может определить - на каком забытом древнем языке поёт свои песни эта маленькая украинская девушка. Как ей удавалось петь под наркозом – одному богу известно. Наверное, подключала свою железную волю и пела.

Ведь воля есть нечто материальное, это некая сила, которая может всё - и ничто не властно над ней.
Серо-голубые девичьи глаза со стальной поволокой закрыты, а когда открыты - мечут взгляд хищного леопарда. Под нежной девичьей оболочкой скрывается отважное сердце ведьмы и бесчувственное, насквозь лживое чудовище.

После тяжёлой операции Пу крепко спит под наркозом. Наголо остриженная перед операцией головка её забинтована бинтами, сочащимися кровью. Подушка тоже вся в крови. Она спит и видит во сне мозги разных людей, внимательно наблюдает - как мыслей скользкие кишки в тех гнилых мозгах шевелятся.

Видит, как движутся под кожей мышцы людей, видит их повреждения, переломы и разрывы, таящиеся до поры до времени смертельные опухоли.

Видит некромир и его обитателей – своего умершего деда Истребителя Сашу и недавно умершую соседку, старуху Елену Иванову, своего любимого дохлого кота Карлоса Эдуардо. Все они до сих пор прозябают в чистилище, хотя умерли уже несколько лет назад. Потусторонний мир на самом деле оказался каким-то серым, некрасивым, всем им там скучно, тоскливо, неинтересно. Но сделать уже ничего нельзя. Остаётся только терпеливо ждать своей участи.

Видит подселение у брата Серёжи и пытается бороться с ним. Оказалось, что «подселенец» – не кто иной, как самоубийца, прабабка Пу по матери Надежда Антоновна Горлова – она тайная самоубийца, отравилась вероналом в семье… в начале 50-х годов.

Глухая ночь.
Полная луна всходит.
Папаша барбос крепко спит, сидя на широком подоконнике в тускло освещённом лифтовом холле больницы №4.



жж

Пу встречает в лифте поэта Виталика Глориона.

Через десять дней, выздоравливая после операции, Пу медленно разгуливает по широким коридорам неотложки. Невзирая на небольшой рост, в ее манерах есть что-то неуловимо надменное, и там, куда она входит, никого не заметно, кроме нее.
По назначению лечащего врача Пу едет в лифте на рентген на второй этаж, задумчиво глядя под ноги и не замечая вошедшего с нею в лифт высокого молодого человека, который с интересом бесцеремонно рассматривает её.

-"Так, так, так… всё понятно. Магией чёрной занимаетесь? – внезапно раздался свистящий шепот прямо у правого уха Пу.
Пу вздрогнула от неожиданности и резко обернувшись, оказалась лицом к лицу с незнакомым молодым человеком, который смотрел ей прямо в глаза. Русые длинные волосы, стянутые на затылке в хвостик, очень бледное, но красивое лицо, тонкие красиво очерченные губы, римский нос и прозрачные серо-голубые глаза с пугающе расширенными чёрными зрачками, смотревшие на собеседника в упор нагло и насмешливо.

- «Что за номера? Кто вы? Что вам нужно!» – резким голосом рявкнула Пу, но дальше продолжила более мягко: - «Что вы ко мне подкрадываетесь сзади, как мартовский кот? Я этого не люблю! И с чего вы взяли, что я магией занимаюсь? Ерунду несёте…»

- «Кто я?» – с непередаваемой улыбкой ответил юноша, – «расслабьтесь! Меня зовут Виталик Глорион, я - поэт. Лежу в соседней с вами палате, лечусь от воспаления лёгких. Хотите, мы с вами где-нибудь уединимся, и я почитаю вам свои стихи?

А насчёт того, что вы магию чёрную практикуете – так это же очевидно! Это же и коту ясно! У вас над головой плавает серебристый, светящийся двенадцатиугольник… как бы корона такая. Красивая. Плавает в пространстве и медленно вращается против часовой стрелки. Практиковали бы вы белую магию – то там был бы октаэдр и вращался бы он по часовой стрелке. А так… с вами всё ясно, ваши порочные наклонности написаны у вас на лбу!»

-«Ой, перестаньте. Почему это, если чёрная – то непременно порочная?» – промурлыкала Пу, уже с интересом разглядывая нового знакомого, - «я по жизни  робкая и мухи не обижу… иногда!»

Тут их разговор внезапно прерывает проходивший мимо доктор Вильховский - зав. Отделением, который бесцеремонно сделал замечание поэту Виталику, чтобы он не приставал к девушке.

 Обернувшись на голос, Пу вдруг увидела, что с плеч её нового знакомого  вместо лица - на неё оскалилась противная лисья морда, обдав зловонным дыханием.
В ужасе, прервав на полуслове разговор, откинулась она на зеркальную стенку кабины лифта. Молодой человек, стоявший напротив, нимало не удивился такой реакции Пу и даже беззвучно рассмеялся, отбросив свое прежнее, невесёлое настроение, с которым он вошел в лифт.
   -- Смотрите, какой фокус! -- воскликнул он весело, широко улыбаясь – Ну что, удалось мне вас удивить? 
-- «Берегитесь, незнакомец!  -- возразила со странной усмешкой малышка Пу, -- и не зазнавайтесь! Вы сейчас едете в лифте с не совсем человеком. Я умею делать штуки почище - такие, какие вам и во сне не грезились!» – на всякий случай ответила угрозой Пу, и они вышли из лифта на первом этаже.

-«А давайте прямо сейчас, вместо рентген-кабинета - заскочим в больничный буфет на десять минут и выпьем там пару чашечек здешнего чудесного кофе?» – предложил поэт Виталик, ловко, но ненавязчиво отжимая Пу плечом в сторону буфета, - «за мой счёт! И с миндальным тортом Наполеон!»

Пу хотела было отшить хама и пойти прямо на рентген – но последний довод, насчёт миндального торта - сразил её наповал. Дело в том, что папаша барбос с самого начала отобрал у нее все деньги и выдавал ей теперь в руки не более десяти юаней, чтобы она не смогла себе купить где-нибудь наркоты и сорвать процесс лечения после операции. Так что денег у нее совсем не было.

В уютном больничном буфете с утра было почти пусто, только у двери пили чай трое доходяг из второго хирургического отделения.
Они уселись за крайний столик от окна и принялись наблюдать, как по заказу поэта Виталика барменша Аннушка не спеша начала варить кофе, как аппетитная пенка поднимается по узкому горлышку медной джезвы.

-«Люблю я пить мелкими глотками большую утреннюю чашку кофе на даче моего дедушки, под огромным раскидистым орехом, слушать стук дятлов, вдыхать ароматы трав!» – мечтательно произнёс поэт Виталик своим бархатным, воркующим голосом
По своей резкой натуре Пу вовсе не была сентиментальна, но невольно поддавшись его странному обаянию, она рассмотрела своего собеседника поближе.
Несмотря на разыгрываемую им роль щедрого, галантного кавалера – внешне поэт Виталик выглядел так плохо, что про таких людей говорят – «краше даже в гроб кладут».
Высокий, голубовато-бледный и какой-то истощённый, он ещё и слегка сутулился. Но только чуть-чуть. Особенно портило его внешность то, что оба уха были заткнуты ватными тампонами, а на голову была нахлобучена до самых ушей шерстяная вязаная шапочка с каким-то финским орнаментом с оленями. Одет он был в длинный, дорогой тёплый халат до пят, подпоясанный чёрным витым шелковым шнуром с кисточками, на ногах – замечательно красивые комнатные тапки из меха медведя-панды.

-«Неужели правда из панды тапки?» - подумала Пу, присмотревшись к тапкам - «Вот сука… панду не пожалел, могу себе представить – сколько стоят эти тапки! А на вид такой задохлик…вот-вот умрёт!» - подумала она, а вслух сказала:

-«Одного я не пойму, Виталик! Зачем же вы оставили творческую профессию программиста и занялись таким опасным делом? Вы что, в самом деле серьёзно подсели на наркоту, или денег не хватало чтобы жить на широкую ногу?» – спросила Пу поэта Виталика, внимательно глядя ему в лицо, чтобы уловить возможную фальшь.

-«Дело в том, что жизнь на широкую ногу меня вовсе не прельщает – я поэт и живу внутренней жизнью, полностью и надолго уходя в себя ради творчества. В такой период жизни, если посмотреть со стороны - я похож моллюска – рапана, полностью спрятавшегося в свою раковину и лежащего на мелководье на песчаной отмели, прогреваемой летним африканским солнцем.
-Почему именно африканским? – с интересом спросила Пу, прихлебнув горячий кофе без сахара, - какое ты имеешь отношение к Африке?

— Ну это я так, ради красного словца сказал про Африку… а бросил я свою любимую профессию ради того, чтобы заработать очень много денег за короткое время, как можно быстрее – срочно нужна была большущая сумма на операцию моему дедушке в Израиле.
Я напрягся и заработал, его прооперировали… но через полгода выяснилось, что нужна повторная операция... я опять напрягся. Ведь кроме дедушки у меня никого нет на свете – как можно мне его терять? Потом третий раз. В этот раз я не только много заработал, но и бесценный опыт приобрёл. Но, к сожалению – помимо бесценного опыта я приобрёл эту самую болезнь, от которой лечусь сейчас – тромбы в лёгких образовались, очаги воспаления… но это меня не пугает – денег у меня много – хоть пруд пруди, хоть жопой ешь, хоть греби лопатой…

-«А чем ты зарабатываешь, если не секрет? Может, и мне такой способ пригодится?»-поинтересовалась Пу, незаметно переходя на «ты», - но если это тайна – можешь не отвечать!»

-«Я вижу, Пу – вы своя в доску девчонка, поэтому я скажу прямо – я новые, экспериментальные наркотики тестирую… ну, как лётчик-испытатель новые самолёты испытывает, как в Техасе неуловимый ковбой Джо необъезженных быков объезжает – так и я новые, ещё не испытанные препараты себе вкалываю в вену, или заглатываю в виде таблеток, или порошок нюхаю – после чего впадаю в наркотический транс. Иногда на один – два часа, а иногда – на двое-трое суток.

Выйдя из этого состояния – я стараюсь подробно передать свои ощущения в виде отчёта. За эти испытания я получаю нехилые бабки. Так что своё лечение от последствий испытаний я легко могу оплатить!» – с улыбкой ответил  поэт Виталик, закашлялся, запил кашель горячим кофе и помахав рукой барменше Аннушке – повторил заказ кофе с пирожными.

-«Ух ты! Да ты отчаянный парень! – воскликнула Пу, - отчаюга! На что я не робкого десятка – и то не решилась бы на такое! А как же ты справляешься с ломкой после испытаний? Это же тебе потом надо постоянно принимать поддерживающие дозы, или ещё хуже – лечиться от зависимости, платя огромные деньги?» - спросила Пу, от удивления округляя глаза, - «это же замкнутый круг получается!»

-«За похвалу – спасибо. А с последствиями и лечением от зависимости – всё обстоит не совсем так, как ты думаешь. Дело в том, что я отношусь к тому очень редкому типу людей, которые не приобретают зависимости после приёма наркотиков. Сколько бы я эту дурь не принимал – зависимости у меня не возникает! Так что ты видишь перед собой монстра-супермена!» – и с широкой улыбкой поэт Виталик ударил себя кулаком в хилую грудь и закашлялся.

-«Ты, Виталик, конечно, извини – но по твоему внешнему виду нельзя сказать, что ты очень здоровый человек. Видно же, что ты сильно нездоров! Стоило ли тебе ввязываться в эти жуткие испытания ради денег, хоть и больших?  Дедушку своего ты, надеюсь, вылечил?»

-Неее…не вылечил… - помрачнел поэт Виталик, - три дорогущие операции не помогли…помер дедушка в прошлом году. После третьей операции ему стало лучше, он даже купил новую машину, о которой мечтал – только ездить за рулём сам уже не мог – приходилось нам водителя нанимать. Так что мы прожили счастливо десять месяцев, дедушка даже принимал коньячок и виски отборный в малых дозах, на море съездил.

Но в начале марта прошлого года он лёг спать и не проснулся.
Вечером смотрел телевизор допоздна, грызя фисташки и запивая пивом. Заснул перед телевизором, а к утру его не стало.
Пришлось устроить дедушке скромные похороны. А его новую машину я продал – ездить на ней - выше моих сил.


жжж

Пу после кофе обсуждает с Виталиком  его поэму, написанную белым стихом:

-Недурно! Правда, тема мрачновата, но текст интересный и похоже - написан на одном дыхании. Кто послужил прототипом главного героя поэмы? Или это вымышленная личность?

-"Резуна вен" я встречал во время службы в армии - чуть что он резал себе вены, а командиры роты и батальона от этого каждый раз безвинно страдали, стоя перед партактивом в позе святого Себастьяна, в котором торчат пучки стрел.
Лёша Лесик ("резун") резал себе вены примерно каждый месяц или чаще, после чего отдыхал в санчасти, и за это офицеры боялись его в 10 раз более, чем морскую пехоту США.
Сейчас, через несколько лет, это выглядит даже забавно - как он "их" держал за глотку, как они его боялись.

Поэтому самоубийство тоже может быть осуществлено с юмором.

Например, граф Ян Потоцкий (мой любимый писатель) специально отлил серебряную пулю из ручки своего любимого кофейника, зарядил ею пистолет, лёг красиво в кружевную постель и выстрелил себе в висок. Прибежавшие на звук выстрела слуги и домочадцы обнаружили рядом с трупом графа нарисованную им карикатуру на самого себя - на рисунке граф лежит в своей постели, смешно высунув язык, с пистолетом у виска, и кров (без мягкого знака) струится из его головы...

Виталик рассказывает Пу о поездке вместе со своей покойной мамой - на её родину, в небольшой городок Изюм:
-Такие поездки в прошлое очень опасны. После них в сердце остаются раны. Давным-давно моя мама упросила меня съездить вместе с ней на её родину, в городок "И", где она не была с .... года. Мы нашли и домик, где она жила в ранней юности, и клумбу во дворе, и танцплощадку, и любимый кинотеатр, и дом дедушки на крутом обрыве над широкой рекой... но везде жили чужие люди, шла другая жизнь...

Мы чудесно провели день, но после возвращения - мама сошла с ума и была такой несколько лет  - до конца своих дней. Для меня это была трагедия.
Так что надо трижды подумать, прежде чем решиться на поездку в прошлое.

-Душевный текст, когда читаешь - как бы касаешься свежей раны. Но всё это чисто личное, вряд ли следует впускать посторонних в этот тонкий мир... но написано блестяще.
Прочла - и стало немного грустно. Но одно утешает - нас всех без исключения ждёт один и тот же конец - поблажки нет ни для кого. Так давайте же петь и веселиться, пока можно!


жжж

Пу "крысой" пролезает в некромир.

Медленно выздоровливая после тяжелой операции, Пу, частенько сидя в кафе на первом этаже больницы, делится с поэтом Виталиком своим опытом посещения некромира.
Поэт Виталик от нечего делать спрашивает Пу:

 – «Вот, ты две недели лежала трупом в палате – не скучно было? Я бы от скуки с ума сошел! Чем ты там занималась круглосуточно? Может, медитировала? Расскажи!»

-«Хорошо… так и быть… я бродила в некромире. Расскажу тебе по секрету, что мне на своём личном опыте довелось повидать там. Ведь я серьёзно этим не занималась – просто прошла туда внезапно, без всякой задней мысли. Глядь – что-то всё такое вокруг малознакомое, что-то не поняла  сразу я – вроде и «колёс» не глотала – а попала, не знаю куда. Потом глядь – вокруг какие-то не то сумерки, не то раннее утро, когда солнце вот-вот взойдёт – но ещё не взошло, туманчик серенький густой стелется по пояс человеку… растительность серо-зелёная, хилая.

Территория огромная, стеной окруженная невысокой. Входные ворота какие-то чудовищно огромные, когда-то давно крашеные, а сейчас ржавые, возле них два урода здоровенные бродят, вход охраняют.
Страшенные, ростом и повадками похожи на безухих слонов, но на двух ногах, кисти рук как у людей – но о четырёх пальцах.  Тело покрыто как бы острыми колючими волосками, на спине небольшие прозрачные крылышки, какие бывают у насекомых – шмелей, например. На людей не похожи, головы небольшие шишковатые, лица их - не рассмотреть. И тут меня осенило - да это же некромир! И это - Стражи бродят!

За ржавыми воротами, за стеной чем дальше – тем темнее и противнее, видны какие – то массивные невысокие объёмы, в тумане  похожие на дома без окон. А может, это и не дома вовсе, а животные – не поймёшь издали, а близко подойти страшно – от ворот далеко отходить не хочется, чтобы не заблудиться. Примерно после второго похода в некромир я стала брать туда с собой компас, часы и фонарик – но всё это оказалось там без надобности - ведь времени там нет, стрелка компаса крутится туда-сюда, как говно в проруби. Фонарик освещает путь в тумане всего метра на два, поэтому бесполезен.

-«А как ты решилась впервые пойти в некромир? Ты что, раньше там бывала или в твоей Школе это проходили?»

-«В Школе как раз и не проходили – для меня там программа учебная настроена совсем в другом направлении – я ведь по жизни человечек весёлый, деятельный. А для некромантии нужны совсем другие качества. Но по ряду причин я сама, по собственной инициативе там бывала».

-«Что же за причины такие заставляли тебя нырять в это говно? А вдруг тебя туда пустят – а назад не выпустят? Как представлю – что тебе всю жизнь там придётся провести – ужас, даже мурашки по коже!» —спрашивает поэт Виталик, поёживаясь.

-«Не помню, говорила я тебе или нет – я в свободное время подрабатываю «на косметику» тем, что ищу людей, пропавших без следа - внезапно пропавших. Вот приходят родные, друзья, руками разводят – вот был человек, только что рядом был – и вдруг раз – и пропал. Помнишь, как в детской поэме про дядю Стёпу: «Ищут сапожники, ищет милиция…»

И вот пару-тройку раз я вынуждена была нырнуть в некромир – следствие моё зашло в тупик, время идёт, аванс, полученный от родственников – потрачен, надо отрабатывать. Ну я и ныряла туда, правда без особой охоты».

Виталик: -«Верится с трудом. Сдаётся мне что ты, Пушенька, лапшу мне на уши вешаешь. Я слышал от серьёзных людей, что туда почти никого не пускают – надо вроде долго готовиться специально для входа, типа мертвечиной питаться или что-то в этом роде… неужели ты тоже - мертвечиной питаешься? На первый взгляд ты вроде нормальная девчонка, тортики уминаешь за обе щёки – зачем тебе всё это?»

-«Понимаешь, Виталик - нет правил без исключений. После первых походов, я потом у Второго Тренера в Школе спрашивала:
 –«Как же так получается, что я вдруг в некромир вхожу без напряга?»
Он меня «просмотрел» и отвечает:

– «У вас, девушка, редкая аномалия – частота волны вашей вибрации почти совпадает с вибрацией некромира. Такие индивидуумы, как вы, могут без подготовки шмыгать туда-сюда, без особого труда преодолевая границы между мирами. Зачем вы такая – непонятно. Наверное, такой вас создал Бог. Ему виднее, зачем.»

Короче, Виталик, я уже имею некоторый опыт в таких путешествиях – была там раз десять. Я понимаю, что моё наглое проникновение в некромир может выйти мне боком – могу потерять не только здоровье, но и жизнь. Однако любопытство, жадность до денег и покупаемых за деньги плотских удовольствий побеждает здравый смысл, и я вхожу туда вновь и вновь… Это как зависимость от никотина – понимаешь, что курение вредно для здоровья – но куришь всё равно!

Опасность посещения в том, что помимо душ - некромир во множестве населяют различные сущности, намерения которых мне непонятны. Многие из них – просто хищники, и предназначение их мне неизвестно, а увидеть их моим физическим зрением невозможно, законы физики там действуют как-то  своеобразно. Сущности запросто могут съесть душу некроманта – ведь там понятия добра и зла не существует, так что красивая девушка вроде меня – для них просто продукт питания – вроде бифштекса с кровью. Сожрут – и совесть их мучить не будет.

Ведь бывает, что надо найти душу человека, а вызвать её к себе не получается – не приходит, и всё тут. Приходится самой за ней в некромир идти, чтобы получить информацию. Увы, к горю и отчаянию родителей и друзей – тот, кого мы ищем, часто оказывается мёртвым и возвратить его в мир живых уже нельзя. Самая неприятная задача – говорить об этом родителям. Обычно это тяжелое зрелище – не верят, истерики закатывают, даже побить могут – будто я в чём-то виновата…

-«А как ты впервые вошла туда? Ты сама портал создала для входа, или тебе кто-то помогал?» - подперев голову рукой, спросил поэт Виталик, внимательно вглядываясь в лицо Пу.

-«Однажды, два года назад, во время практических занятий в Школе мы небольшой группой выехали на природу, чтобы заняться эзотерическими практиками на берегу большого озера, подальше от любопытных людских глаз. Там в лесочке я заметила давно, с советских времён заброшенное здание пансионата-дома отдыха для рабочих трамвайно- троллейбусного треста, и пошла на него посмотреть поближе.

Вблизи заброшенного здания я обнаружила очаровательное, поросшее камышом болото, в котором приятно квакали лягушки. На вид место было очень милое, но «просмотрев» его на астральном плане – я обнаружила страшную вещь! В этом болоте находится тайное захоронение людей, расстрелянных здесь в 30-х годах сотрудниками НКВД и брошенных в болото.
Здесь окончили свою жизнь около 2000 человек, а после войны рядом, как ни в чем ни бывало - построили дом отдыха для рабочих…
Как раз там, между зданием дома отдыха и болотом – я и обнаружила портал входа в некромир, чем и пользовалась неоднократно… и, наверное, ещё не раз буду пользоваться… это мой секрет!

-"Всё это, конечно, интересно, что ты рассказала - но мне непонятно: как же ты конкретно находишь необходимую тебе душу, чтобы вынудить дать тебе информацию?" - ехидно спросил поэт Виталик, склонив голову набок, -" а вдруг душа не захочет с тобой разговаривать и пошлёт тебя подальше? Что ты тогда будешь делать, чтобы заставить её разговориться?"

-"Знаешь что, дружочек! - свирепо зашипела Пу, - много ты хочешь знать! В конце концов, это моя профессиональная тайна, так что не надейся её выведать. Кстати! Наш серьёзный разговор мне надоел, давай сменим тему на более жизнерадостную. Вот, ты мне стихи почитать предлагал - читай, пожалуйста, что ни будь!"

-"Хорошо, сейчас я тебе прочту стихотворение, которое возникло в моей голове прямо в тот момент, когда я впервые увидел тебя в лифте. Я его ещё не отшлифовал, но ничего, слушай:

Малышка Пу! Ахейцы - тёмные скоты!
В каком параграфе античного закона
Предугадалось, что кони двинешь ты
Как пылкая Диана - нам оживишь уды

Презренный Глорион, когда уснул
Он после групповухи в ресторане,
Чтобы глазами сонными взглянуть
На морды пьяные и на свои труды

И встретить вас  осенним утром
Увидеть профиль ваш и шелковые
Речи услышать тихо, чтобы сухое
Зашевелилось сердце мойё внутри

Как толстая лепёшка дерьма быка
Придавленная рыцарской подковой
Тамплиера – мужеложца сурового,
Как груботканый  плащ легионера

Ядром забив я пушку туго, двигать буду
Вперёд - назад свой твёрдый инструмент
Любуясь на затылок ваш, лопатки потные
И матовые плечи Дианы - гимнастки юной


-"Дааа, Виталик,"- после непродолжительного молчания произнесла Пу, -"Я, конечно, предполагала, что у тебя дерьмо в голове - но не думала, что его там так много!
Это же надо такое придумать - чтобы встреча со мной вдохновила тебя написать стихотворение о дерьме! Но всё равно - приятно, что мне будет посвящена твоя поэма!
-"Нет, это не поэма будет - я задумал, и я напишу цикл из десяти сонетов, посвящённых тебе!" - пообещал поэт Виталик.
 Допив кофе, они поднялись и пошли на рентген.




жжж