Это было до войны. Шурочка и Иосиф. 2 часть

Продолжение главы "Это было до войны" см.1часть

В этот день должен был прийти Иосиф  знакомиться с матерью и братом, Николаем. Шурочка волновалась. На звонок, сама пошла открывать дверь, и провела Иосифа в гостиную.  Разрумянившееся ее лицо привело в волнение и его. Хотя внешне он казался спокойным. После первых минут, представившихся друг другу, когда выпили вина за знакомство, Аделия Иовановна заговорила с  Иосифом по-польски. Шурочка и Николай не знали польского. Они пили чай с пирогами, вареньем и слушали, не понимая разговора. Шурочка нервничала, к тому же тон, которым говорила мать, казался ей резким и сухим. Иосиф отвечал, похоже, с каким-то напряжением.
  – Можно говорить по-русски. Мы не посторонние, между прочим, – вмешалась Шурочка и взяла чашку Иосифа, чтобы налить чаю.
  – Спасибо,  – Иосиф рукой показал,  – не надо  больше.
  – Вот, не с кем поговорить на родном языке. Узнала от Иосифа, откуда он родом, кто его родители, чем занимается. А вы Иосиф, пожалуйста, пейте чай, берите еще пирог,  – обратилась Аделия Иовановна.
Иосиф достал папиросы и, извинившись, вышел в коридор. Он нервничал. Шурочка вышла за ним. Она почувствовала  – и это было видно по его лицу,  – ему не понравился разговор с матерью.
«Спросить или нет, о чем они говорили?»  – подумала она.
  – Ну, что курносик? Может, в кино пойдем? Идет новая картина в клубе, «Веселые ребята». Любовь Орлова и Утесов в главных ролях,   – ласково спросил он.
Она не ожидала, что Иосиф сегодня пригласит ее, так как он работал эту неделю в вечернюю смену. А она с Раей идут на вечеринку, где будет вся их компания. «Что же мне сказать ему?»
С Иосифом она встречалась уже год, встречи были не очень частые. Иногда они не виделись неделями. То Иосиф  уезжал на продразверстку в деревню почти на месяц, потом у него были какие-то партийные дела на заводе, а вечером он учился в Институте иностранных языков на восточном отделении.     Поскольку его мать была полячка и он родился в Риге, то он знал  латышский, польский и немецкий. И вот теперь он стал учить китайский и английский. Почему он выбрал восточное отделение? Он шутливо объяснял: стипендия больше, чем в других институтах, а девушкам надо дарить цветы и конфеты. И вообще Иосиф выделялся элегантностью.
Иосиф видел, какой успех имеет у парней Шурочка. Он так же знал про Вавку. Бывал и в их компании. Но ни разу, не задал ей вопрос: есть ли у нее серьезные отношения с кем-нибудь?  Иосиф всегда появлялся неожиданно. Приглашал ее, то в кино, то в выходной за город, то в свою компанию. Он был уверен, что она ему не откажет. Он это почувствовал, когда он с ней стал встречаться.
  – Иосиф, я собиралась идти сегодня на вечеринку нашего курса,  – она взглянула ему в глаза, запнулась от его взгляда, в котором была такая нежность.
  – С Вавкой?   – быстро спросил  Иосиф.
– И он тоже будет. Там будут все. Прости, но ты же мне не сказал, что у тебя сегодня свободный вечер.
  – Ты уже собралась. Тебя там ждут, иди,  – твердо  настаивал он.
  – Да нет же. Я пойду…Но… Пойдем со мной…
– Не стоит. Раз ты обещала молодому человеку  – обманывать нехорошо. Ты права. Я должен был заранее тебя пригласить. Значит, в следующий раз. Надо установит расписание: сегодня с одним, а завтра с другим,  – съехидничал он.
Ей стало не по себе, с Вавкой куда легче  – быстро бы отшила. А с Иосифом? Он пожалела себя за то, что попала в не ловкое положение, но в то же время последнее замечание разозлило ее.
– А может, и вправду по расписанию мне встречаться с вами?  – заявила   Шурочка.
  – Ну вот и хорошо… Иди, курносик,  на вечеринку, веселись, а мне, впрочем, надо курсовые подготовить. Много работы. Значит, когда у меня с тобой свидание? По расписанию?
  – Иосиф, да будет тебе. Никому я ничего не обещала. Ты знаешь – это вечеринка нашего курса. Серьезно. Я тебя приглашаю, пошли со мной.
– Я тоже вполне серьезно. Спасибо. Но право, настроение у меня чертовское, я испорчу его другим.
  – Тебе что-то сказала моя мама. Да?
  – Сейчас не об этом,   – он наклонился к ней,   – мне хотелось побыть с тобой вдвоем,   – и нежно поцеловал ее в щечку.
Затем зашел в гостиную, попрощался с Аделией Иовановной, с Николаем, быстро вышел и, подойдя к Шуре, подняло ее головку, пристально посмотрел в глаза, поцеловал ее, выпрямился и сказал.
– Ты иди. Иди на вечеринку.  Я приду к тебе в следующую субботу, и тогда поговорим очень серьезно. Запомни  – серьезно,  –и ушел. 
Шурочка вбежала в свою комнату и, упав на кровать, зарыдала в подушку, что бы не слышала мать. «Боже, мой! Боже, что я делаю? Как мне быть? Я его люблю. Зачем я не пошла с ним?»  – Шурочка плакала и кусала губы, чтобы не вырвались рыдания.
– Ты что? Никак плачешь, дуреха? И чего плачешь? Влюбилась, что ли в него? Перестань реветь. Вот что я тебе скажу. Он тебе не пара. Сейчас мы с ним поговорили. Я вижу , что это так. У тебя столько ребят! Закончи учебу, а потом выбирай и выходи замуж.  Если  уж выбирать кого в женихи, так это Григория. Как его величают? Григорий Федорович. Это кавалер! Очень приятный и внимательный.
– Мама, ну что ты? Кому он приятный? Тебе?   – прервала Шура мать, перестав плакать.
  – Да что говорить – капитан корабля! Деньги имеет хорошие. Какая квартира на улице Марата. Его сестра Катерина, мне сказала, что ты ему очень нравишься. Он хочет найти приличную девушку и жениться. Ведь не зря он стал к нам часто захаживать. И не забывает каждый раз подарочек мне принести: то цветы, то конфеты. Сразу видно, что за человек. А с этого беспорточного студента чего взять? Когда он на ноги встанет? Мой тебе совет  –как матери, мне видней – лучшая партия для тебя в мужья – это  Григорий.
Вошла Рая.
– Здравствуйте, Аделия Иовановна. Шура, идешь? Да ты еще не готова! Вот тебе раз!   – вскричала Рая.
– Рая.  Вот и хорошо, что ты пришла к Шуре. Собирайтесь, идите, погуляйте.
Подруга увидела, что у Шурочки заплаканные глаза. Обняла ее и зашептала на ухо: «Лучшее средство от всех неприятностей  –это танцы».
– Быстро собирайся, одевайся, девонька! – скомандовала Рая.
Действительно, оставаться дома не хотелось, охи-вздохи, да взгляды матери ее только бы раздражали. Лучше к ребятам и девчатам!
Пришла весна. Безудержное обновление природы не дает никому спокойно и безразлично жить. Весенние солнышко разогревает камни и сердца. Ленинград весь залит солнцем. Яркая зелень распускающейся листвы, запах сирени, черемухи дурманят голову, и, право хочется петь, писать стихи, хочется  влюбляться и радоваться, быть беспечной, как шумная стайка воробьев, которые такой поднимают крик, перелетая с одного дерева на другое, что останавливаешься и смотришь: «Что такое у них случилось?» Да они радуются  весне. Весне дорогу! 
И Шурочка радовалась: экзамены позади, через неделю зашита диплома. А еще она влюблена и дала согласие на предложение Иосифа. Договорились – регистрация и свадьбу отнести на конец лета. Шура после защиты диплома, хотела поехать в деревню Подмышье  – это около Копорья, на родину ее отца, к Седелкинам – ее многочисленной родне: теткам, дядькам, двоюродным сестрам, братьям. Она давно с ними не виделась. Хотелось вместе с деревенской молодежью погулять, сходить по грибы да по ягоды. Малины, земляники было так много на лесных опушках, на склонах холмов и на полянках, что собирали ее впрок, на всю зиму. Как здорово купаться в холодной ключевой речке, что течет на дне оврага. А съездить на сенокос! Рано поутру мужики выходят дружно в поля косить, выстраиваясь в ряд и широко размахивая от плеча косами, врезаясь в сочную траву, покрытую росой, и слышан веселый звон металла: дзинь-дзинь-дзинь-дзинь. В полдень поднявшееся солнце уже успеет подсушить траву, бабы и молодежь начинают переворачивать граблями сено, а после полудня все идут в тенек на обед. Развязывают узелки или вынимают  из корзинок  простую деревенскую снедь: кринки с молоком или квасом, караван домашнего хлеба, огурцы, помидоры, головки лука, рассыпчатую картошку, шмат сала, и с аппетитом пообедав и передохнув, идут  ворошить сено. А уже к пяти часам вечера, когда сено подсушилось  на солнце, надо его собирать в стожки. Затем мужики подъезжают и грузят на подводы сено в огромные стога. Возвращались поздно вечером, почти ночью. Девчата, забравшись на вершину стога и проваливаясь в сене, поют песни  и озорные частушки. Глядя в звездное небо на таинственную луну, которая освещает весь путь длинной цепочки подвод, нагруженных огромными стогами, представляется, что плывешь вместе с луной по небу. Наконец подводы останавливаются  у амбара, молодежь с шумом скатывается со стогов и, смеясь, взбегает в избу, усаживаясь за стол, где тетя Нюша ставит на длинный стол глиняные кринки холодного молока и сметаны, плошки меда, достает из печи еще теплые, пышные, и такие вкусные сметанные лепешки, вкуснее ничего на свете нет. А после этой дружной трапезы все валились на перины, что стелили на полу по всей избе, и засыпали крепким, беззаботным сном.
Какой сад был у Седелкиных! Тянулся до леса почти с версту. Какие созревали яблоки: белый налив, антоновка! Там были деревья вишни, сливы, между ними стояли улья. К самому дому был пристроен огромный амбар для запасов продовольствия – это домашние заготовки: засаливали огурцы, квашенную капусту, солили свинину, коптили колбасу, делали запасы картофеля и других овощей, фруктов и ягод, так же для  фуража. И это был обширный хлев для коров, лошадей, овец, свиней, не говоря уже о курах и гусей. Хозяйство было огромное, а как же – семья-то большая: десять человек, работы хватало каждому круглый год.
Семью Седелкиных знали как дружную, работящую. Их хозяйство было примером многим в округе.  Недалеко от Подмышья, в другой деревне, Игорощи, жили другие родственники: Тимофеевы и Громовы. Родни было много, поэтому, когда собирались на праздники  – Пасху, Рождество, свадьбы, на пристольные праздники,  – сбивали специально и ставили в саду столы, лавки  – человек на сто и более. Приезжали  родственники и гости из соседних деревень из Питера. Они любили семейные трапезы, когда за столом собирались вся родня, друзья и ведутся беседы и общение.
Казалось, налаженная  жизнь в деревне не может быть чем-то нарушена.  Но страшная сила катилась и сметала тысячи крестьян с их насиженных, родных мест, с земли, которую они любили, которую они лелеяли, на которой они трудились, передовая свою любовь к земле от поколения к поколению. Трагическую, кровавую, коллективизацию, разрушившую жизнь крестьянина, затеял Сталин его соратники в деревне. 
Темной ночью подъехали две подводы к дому Седельников, ворвались в дом с криком и бранью человек двадцать вооруженных людей и приказали быстро собираться взять только теплые вещи и увезли всех. Сослали их на север, за Полярный круг, в Североморск, где они все погибли от холода и голода. Дядя Гриша и тетя Нюша Седелкины, их сыновья Алексей, Петр, Николай с женой  Еленой, Борис с женой Ольгой и двумя маленькими детьми, дочери Надежда, Анастасия, Любовь, Лидия. Остались только дочери Анна и Антонина. Они в это время жили в Ленинграде и учились в медицинском училище. Дом Седелкиных отдали под колхозное управление, большую часть сада срубили, остальное вымерзла и засохла.


 

Шурочка с Иосифом зарегистрировались осенью 1934 года. У Шуры в квартире собралась не большая компания друзей. Николай с другом Сергеем играли на гитаре и на мандолине. Все пели, танцевали, поздравляли молодых. Аделия Иовановна наготовила много вкусных блюд, напекла пироги, накрыла стол. Она посидела немного и пошла к соседке, оставив молодежь веселиться.  И все-таки Аделия Иовановна была недовольна, что дочь  вышла замуж за Иосифа.
Иосиф жил со своей матерью в коммунальной квартире, и конечно, Шурочка не собиралась жить в его комнате, в тесноте. Теперь он переехал к Шуре в их большую трехкомнатную квартиру. Просторная гостиная, две спальни, огромная кухня с большим итальянским окном, выходящим во двор, маленькое окошечко выходило на Московский райсовет и на проспект. Да еще огромный коридор. Место хватало всем. У молодых была своя комната.
Шурочка после окончания  техникума, пошла работать на Фабрику «Скороход» технологом в цех раскройки. Иосиф уйдя с восточного отделения, так как нужны были деньги для их маленькой семьи, работал теперь полной рабочий день на Вагоностроительном заводе имени Егорова механиком, а учился на вечернем факультете Финансово-экономического  института.
Иосиф приходил поздно, после ужина он еще занимался, иногда за полночь, а Шурочка лежала в кровати, смотрела на широкие плечи мужа и тихо засыпала.
Общая столовая и кухня были местом встречи всех в выходные дни. Шурочка готовила обед и накрывала стол. Иосиф  всегда приглашал тещу на обед, но она вежливо благодарила и уходила в другую комнату или к соседке. Отношения между Иосифом и тещей были прохладными.
Иосиф очень много и серьезно занимался.  Он видел, как скучает его малышка, когда он, уткнувшись в конспекты или чертил на доске, сидел до 2-3 часов ночи. Как-то вечером зашла Рая.  Подружки шушукались о чем-то у окна. Иосиф вдруг говорит:
  – Пошли бы погулять или в кино. У меня экзамены по сопромату.
Девочки как ждали. Ойкнули и упорхнули. Спускаясь по лестнице, Рая загадочно говорит:
  – Кое-кто о тебе спрашивал.
Шурочка догадывалась, но спросила: «Кто?»
  – А то не знаешь?
Как-то зайдя на почту, она столкнулась перед вертящейся дверью с Вавкой. Прошло больше месяца, как она вышла замуж, но ни разу не встречала   Вавку, даже не вспоминала о нем. 
  – Здравствуй Шурочка. Давно не виделись. С законным браком тебя, Желаю тебе счастья,  – и нагнувшись, поцеловал ее в щечку.
  – Спасибо.
Они стояли на проходе, мешая входящим и выходящим,  не зная, о чем говорить. Вавка взял  Шурочку за руку, и они отошли в сторону. Она молчала, взглянула на него и поняла – он еще любит ее. 
Вавка произнес: – Знаешь, я все думаю о тебе. Другой раз оглянусь, кажется, ты где-то рядом.
– Напрасно. Я слышала, что ты с Нинкой Михеевой ходишь. Она рада-радешенька.  Вот и женись. Хорошая девушка.
  – Насмехаешься. А ты изменила мне. Не могу я сейчас жениться, все сравниваю с тобой.
Кто-то ее толкнул при входе, она спохватилась.
  – Извини, мне надо на почту – скоро закроется. –  Вадик, я очень счастлива. У меня все хорошо. Я тебе не давала слово. И желаю тебе счастья. До свидания, –  высвободила руку из его руки и быстро пошла в почтовый зал.
Тем временем у Иосифа подошел день защиты диплома в Финансово-экономический институт. После работы он шел готовить чертежи в проектный отдел завода. В конце июня, после защиты Иосиф уже должен приступит к работе в механическом цехе старшим инженером.
Шурочка с увлечением работала на фабрике в отделе моделирования обуви. Одна из ее моделей женских туфлей для лета была принята к выпуску уже этой  весной. Пройдя проходную и быстро шагая по фабричному двору, Шурочка увидела начальника смены Иван Федоровича Дыряева, идущего к административному зданию.  Она удивилась,  – «Странно, еще и восьми часов нет». Утренние пятиминутки обычно в девять часов. В цеху ее встретила Галина Матвеевна и почему-то взволнованно, и очень громко сказала:
  – Александра Михайловна, срочно в партком. Все мастера смены и итээровцы вызваны на экстренное собрание.
Шурочка, не раздеваясь, пошла к выходу. В зале уже было много народу. Все молча рассаживались, только иногда почти беззвучно приветствовали друг друга. Секретарша Верочка вынесла графин с водой, поставил на стол и, в ожидании, села с блокнотом  чуть с боку за стол президиума. Чувствовалось какое-то напряжение. Быстро вышел на сцену полноватый мужчина в сером костюме с плохо завязанным галстуком. Это был секретарь партийной организации фабрики «Скороход» Николай Васильевич Зубов. Он не сел за стол, а остался стоять, показав рукой секретарше приготовиться конспектировать.
  – Товарищи! – поперхнулся и еще раз повторил: – Товарищи! Как вы уже слышали, наша партия во главе с нашим великим вождем товарищем Сталиным и всю политбюро призвали весь советский народ быть бдительным и разоблачать притаившихся врагов народа, которые мешают нам жить и строить социализм в нашей стране. Они затаились среди нас, пытаются пропагандировать свои грязные идеи. Мы не позволим этого никому! И со всей твердостью я заявляю и призываю всех вас поддержать это заявление. Я лично беру всю ответственность на себя, что не усмотрел в лице гражданина Сметанина тайного врага нашего народа, который скрывался под именем коммуниста, а сам вел недопустимые разговоры и имел связь с некоторыми, теперь уже бывшими коммунистами. Это классово-чуждые и враждебные элементы. Им не место среди нас – преданных делу Ленина и Сталина. Прошу проголосовать за исключение из рядов Коммунистической партии Константина Ивановича Сметанина.   Кто – за?
Медленно вверх потянулись руки присутствующих.
  – Кто  против?  Никого! Единогласно! Собрание окончено. Можете возвращаться  к своим рабочим местам.
Товарищ Зубов быстро вышел. Верочка с бумагами  последовала за ним.
Люди не глядя друг на друга, старались быстрее выбраться из зала. Шура прижавшись к стене, быстро нырнула в дверь, побежала в свой цех. Она понимала, что случилось нечто страшное для ее крестного  – дяди Кости Сметанина, для его семьи. Тетя Агаша последнее время серьезно  болела, часто жаловалась на боли в сердце. И вот теперь это. Каково ей теперь?
«Не может этого быть. Это ошибка. Дядя Костя – старый большевик, еще с 1917 года. Он обвинен как враг народа? Что же это такое происходит? Вместе с моим отцом они, участники Гражданской войны, Били контрреволюционеров в Крыму, Одессе, Прибалтике. Он, убежденный коммунист, бывало, обрывал своих друзей и близких, когда кто-то вел разговор в защиту оппортунистов-троцкистов или допускали выпады против Советской власти»,  – так думала Шура, когда после работы бежала к  Сметанинам. Они жили напротив фабрики, через дорогу. На звонок дверь открыла домработница, дальняя родственница  из деревни.
  – Кто это, Дуняша?   – послышался слабый голос тетм Агаши.
Шура вошла в спальню, где лежала тетя Агаша. Ее бледное лицо, на котором застыло выражение большого горя, поразило  Шурочку, и она еще больше испугалась  за нее.
  – Шурочка, крестница, зря ты к нам пришла.
– Что вы говорите, тетя Агаша,  – прервала ее Шурочка.
– Спасибо, милая. Но… тебе не следует к нам  ходить. Сейчас такое время, что неизвестно, кого еще они могут заподозрить, тем более близких. Гриша пытается помочь отцу, ищет связи. А ты иди домой, и пусть пока никто не приходит к нам, ради бога. Передай это всеми кланяйся матери и Николаю, а также мужу. Он-то понимает,  – сказала тетя Агаша,  – Прощай, дорогая.
Шурочка поцеловала тетю в щеку, шмыгая носом, сказал:
– А может, через Иосифа можно что-то узнать, он же в партийном комитете райкома состоит.
– Прошу, очень прошу, не надо, – прервала тетя Агаша,  – дай бог, может они выпустят его. Выяснят все и выпустят.  А если что, Гриша вам сообщит, – и добавила: – Твой отец не дожил до этого позора.
Дома Шурочка все рассказала матери и брату.
  – Это ошибка. Какой же Костя враг народа? Вместе с Михаилом боролся за советскую власть. Конечно, они проверят, и он скоро будет дома,  – заметила мать.
Когда муж пришел домой, Шурочка все рассказала ему.
  – Иосиф, что же это происходит? Аресты? Почему все люди молчат? Почему бояться?
Заговорил он не сразу. Сидел задумавшись и как бы рассуждая сам с собой, сказал:
  – Да, все боятся. Черт возьми, и я боюсь! Я хочу тебя  попросить, чтобы ты ни с кем об этом не говорила. В рядах нашей партии идет раскол. Кто возьмет верх – трудно сказать. Но пока арестовывают, можно сказать, самых лучших и преданных. Кому-то это нужно! И тебя, курносик, прошу не ходить к Седелкинам. Я ничего не могу сделать, для твоего крестного, а у нас могут быть неприятности.
Днем солнце припекало, хотя ночью еще были заморозки. Стоял солнечный апрельский день, и запахи весны, свежести поднимали настроение. На деревьях и кустах набухли почки. Уже прилетели грачи и хлопотали в скверах и везде, где пробивалась яркая зелень и желтели головки мать-мачехи. На улицах тетки продавали букетики фиалок. Иосиф купил Шурочке букетик, и она приколола  к борту жакета, что очень гармонировало с ее темно-лиловым беретом и голубыми  глазами. Они спешили на торжественное  вручение дипломов в Финансово-экономический институт. Сегодня Иосиф получал диплом.
В это лето 1935 года они сняли дачу по Финляндской дороге в Териокках. Дом стоял среди соснового леса, около озера. На выходные дни к ним часто приезжали друзья. Ходили погибы да ягоды, купались, танцевали под патефон, пели песни. Очень популярным был джаз Утесова. «У самовара я и моя Маша, а на дворе совсем уже темно», – слышалось изо всех окон и дворов.
Шурочка уже несколько недель чувствовала себя как-то странно. Сначала она подумала, что у нее задержка. Но нет, теперь уже без всяких сомнений  – она забеременела.
Однажды ей приснился сон, что она бежит по лесу, и впереди нее что-то летит воздушное, в белой накидке, мелькая между деревьев, приостанавливаясь, но когда она уже хочет дотянуться рукой, это что-то опять быстро отдаляется. Она уже выбилась из сил и вот-вот упадет, но кто-то ее подхватывает, и она вдруг видит: под белым покрывалам маленькое дитя, которое протягивает ей ручки. Она тянется изо всех сил, тянется … и просыпается. Открывает глаза. Рядом на кровати сидит Иосиф. Шурочка смотрит на мужа и улыбается.
– Кисуля, что тебе приснилось? Ты говорила во сне и улыбалась,  – целуя жену, спросил он.
– Я видела нашего ребенка. Он протягивал мне ручку.
– Ну и к чему этот сон?  И почему это наш ребенок?
  – Да-да, я это так чувствовала. Мне так было хорошо, – Шура взяла руку мужа и продолжала, – я хотела тебе сказать: у нас будет ребенок.
  – Киска, ты что говоришь? У нас будет ребенок? Моя маленькая женушка беременна, – Иосиф обнял ее.
  – Знаешь, я только не поняла: кто это был – мальчик или девочка,  – произнесла Шурочка.
  – Посмотрим. Когда будешь рожать?  – спросил Иосиф.
  – В начале нового года,  –  ответила Шурочка.
            В феврале 1936 года у них родилась девочка.

P.S. Продолжение следует, в других главах.
     Это глава из моей книги:"Через годы, чепез расстояния"
 выпущена в 2006 году. Где написано еще несколько глав о войне 1941-1945 годов.