Стрельцы. Глава одиннадцатая. Весенние причуды

 Глава одиннадцатая.  Весенние причуды.

        Степанида Ивановна воспитывала Василия с раннего детства, любила его как родного сына, постоянно молилась за него и не могла переносить длительные разлуки. Прошло уже полгода после отъезда Василия из Москвы  и беспокойство вселилось в Степаниду Ивановну.  «Как же он там живёт один столько времени в холодной избе, голодный и не обстиранный» - эта мысль неразлучно подгоняла Степаниду Ивановну несколько дней и в горнице и по дорожкам стрелецкой слободы.  И она, в конце концов, захандрила, разболелась душой, обошла всех известных ей жёнок друзей и сослуживцев Василия и приняла решение ехать к нему, пока не наступила распутица. В помощницы взяла озорную и неунывающую Пелагею или Польку, как она её называла, дочь Васиного десятника Килина. Эта молодая девица, услышав  разговор о поездке тётки Степаниды к капитану, несколько дней не давала ей прохода, одновременно слёзно упрашивала свою мать о поездке к любимому тятеньке и добилась своего. 
   Сборы  были завершены и тётка Степанида с Полькой и возчиком Ивашкой, молодым крестьянином на лошадке, присланным из Ярыгинской подмосковной деревеньки, уже несколько дней отмеряли вёрсты по натоптанной Воронежской дороге.
           Капитан Ярыгин после прибытия стрельцов в город, к постоянному месту расположения, дал всем неделю, чтобы привести в порядок своё здоровье, амуницию и  обмундирование. Теперь все, кто был свободен от караульной службы сидели в избах и штопали, стирали или, кто уже справился с этой работой, просто отдыхали и веселились, радуясь весне и солнцу.
После нечаянной, короткой встречи с Любавой в окрестностях монастыря,  Василий Иванович находился в возбуждении и каждый день по делу и без дела оказывался  на том  же месте, надеясь увидеть её вновь.
      Яркий весенний день заполнял город, украшал пятнами солнечных бликов лужи и мутные ручьи в грязных улочках, которые текли в Стрелецкую слободу сверху, из города, сплетаясь в овраге и пропадая в береговой полынье реки.
        Капитан Ярыгин осмотрелся, поднял голову к солнцу, на душе было радостно, всё у него складывалось успешно: он только что проверил небольшую конюшню, наскоро переоборудованную из хлева, в которой содержался десяток лошадей сотни, осмотрел сбрую и остался доволен; шорник знал свою работу.
Василий  по собственной инициативе завел в сотне лошадей и теперь, после лесных походов, убедился в правильности своего решения: они помогали быстрее передвигаться стрельцам, забирая на себя значительную часть походной поклажи, облегчая и повышая результаты службу. 
      Был полдень. Стёпка, являясь одновременно и барабанщиком сотни и денщиком капитана, хлопотал с обедом, в избе пахло кашей. Василий не успел отряхнуть сапоги, как во дворе яростно залаяла прибившиеся маленькая  собачонка, которую подкармливали стрельцы - она явно не хотела пускать в избу незнакомых людей. Стёпка выглянул в окно и удивлённо замер, замычал, указывая капитану пальцем в окно.
Василий Иванович неспешно подошёл, заглянул в оконце и кинулся к двери, которую уже властно, по-хозяйски толкнула Степанида Ивановна.
- Маменька! Как же, так! – вскричал он.  Слёзы радости навернулись у него на глазах.
- Не могла я иначе Васенька. Ох, намучилась в дороге,- Степанида Ивановна как наседка обняла воспитанника, крепко прижалась к нему крупным телом, троекратно поцеловала и замерла, наслаждаясь близостью со своим любимцем. Василий не возражал, ему было спокойно и тепло, как в детстве.
Быстро разгрузились, избу заполнили запахи деревенских продуктов: мясных, молочных, лесных  сборов и солений – всё сохранила и довезла Степанида Ивановна.
Стёпка, по указанию капитана, бросился к десятнику Килину, сказать о приезде дочери, но по дороге не утерпел,  промчался мимо избы, спустился к  верфи, разыскал в карауле своего друга Семёна и, шепча на ухо, рассказал ему о приезде тётки Степаниды и взбалмошной девицы Польки Килиной. Семён после  услышанного выкатил удивлённо глаза и замер, слушая, как сердце вырывается наружу, но смолчал.  Не добившись ответной реакции Семёна на принесённую новость и узнав, что десятник  недавно прошёл к стапельному помосту, где стояло уже почти достроенное судно, готовое к спуску на воду, Степан разочарованно кинулся туда, хлопнув Семёна по плечу и оставив его в одиночестве  переваривать услышанное. 
Прошло  несколько дней, а с ними и радость нежданных встреч, жизнь вошла в спокойное русло, обрела будничность.  Степанида Ивановна уже многое узнала о Василии и приступила к осуществлению своего задуманного плана:  в сопровождении  Полины и Семёна, данного капитаном им в помощники по просьбе десятника и нечаянного, девичьего признания  Полины, она отправилась в монастырь проведать Любаву и познакомиться с игуменьей.
     В монастырскую церковь Покрова Пресвятой Богородицы пришли рано на рассвете, задолго до начала службы, поставили свечи, выбрали себе место и осмотрелись.  Степанида Ивановна, увидев игуменью, стоявшую  в плотном окружении тружениц и послушниц, среди которых она тут же заприметила и Любаву, смело  подошла к ней, назвалась и попросила о встрече:
    -Матушка Иулиания, я  хотела бы побеседовать с Вами и  сделать пожертвование монастырю. Не смогли бы Вы принять меня?
    -Конечно, конечно, - быстро ответила игуменья, - я буду ждать сразу же после службы,- и бегло взглянула на Любаву, которая опустив голову, кротко стояла поодаль. 
Степанида Ивановна посмотрела на Любаву. «Да…, девица  серьёзно относится к службе, даже мой приход в церковь не заметила»,- отметила она и напрасно.
Любава подняла глаза, радостно блеснула ими  и неуместно-восторженно, торопливо направилась в ней. «Вот это по-нашему, по-простому», - целуя и обнимая Любаву, не обращая внимания на  слезы, подумала Степанида Ивановна. Она слышала, как Любава назвала её «милой матушкой», сердце её зашлось; они стояли, обнявшись и радуясь встрече. 
После службы игуменья Иулиания и Степанида Ивановна продолжительное время беседовали на разные темы: они сошлись и характерами и взглядами на мир, расставались долго и неохотно, договорившись в ближайшее время встретиться вновь и продолжить общение. Содержание их длительной беседы осталось  в тайне для окружающих, но дальнейшие частые встречи и совместные действия Степаниды Ивановны  и  матушки Иулиании стали пониматься окружающими однозначно: готовится какое-то серьёзное, необычное событие.
      Степанида Ивановна с помощью и по рекомендации игуменьи монастыря матушки Иулиании  перезнакомилась  практически со всеми женами дьяков и подьячих городского воеводы, адмиралтейского приказа, постоянных жителей города или же, как и она, приезжих.  И не только с женами, но и с батюшкой и большинством прихожан монастырской церкви Покрова Пресвятой Богородицы. Со всеми разговаривала уважительно и, по-матерински, нахваливала своего воспитанника, рассказывая о его благородстве, спасении и взаимной любви с Любавой.
Василий Иванович заметив, что Степанида Ивановна большое количество времени проводит вне дома, а в женском монастыре и церквах, пытался выяснить что-нибудь у Семёна, но тот отвечал на вопросы уклончиво и неохотно, смущено  отводил взгляд.
Между тем, вокруг капитана стремительно стали развиваться непонятные события и он вдруг заметил, что все окружающие  с интересом относятся к нему; появилось множество новых знакомых и друзей, хотя он был по жизни замкнутым  служивым человеком, старался не растрачивать время на пустые  разговоры и не стремился к знакомству с нужными и ненужными людьми, а поддерживал в основном ровные, деловые отношения, которые из-за его резкого взрывного характера, редко перерастали в дружеские.
      Случайная встреча на строительной верфи с  Лукьяном  Верещагин, бомбардиром и корабельным плотником Преображенского полка всё разъяснила: Василий выяснил, что его знакомые и друзья с нетерпением ожидают момента объявления о свадьбе с монастырской затворницей-турчанкой. Со слов Лукьяна, всё общество заинтересовалось непростой судьбой Любавы, одобряло  благородство  Василия и восхищалось активными действиями прибывшей из Москвы тётки Степаниды, которая занимается организацией свадьбы.
   Василий рассерженный, возмущённый и ошеломлённый новостью о своей предстоящей женитьбе бросился разыскивать Степаниду Ивановну. Узнав, что её видели в суконной лавке, кинулся туда, но не застав, с замиранием сердца, направился в монастырь. Солнце припекало, на большей части чернозёма были видны мелкие всходы травы-зелени, которые радовали и вызывали беспричинную улыбку. Степаниду Ивановну, матушку Иулианию и Любаву он заметил сразу – они  втроём медленно шли по аллее: женщины о чём-то беседовали вполголоса, а Любава  отрешенно шагала рядом. Заметно отстав от них,  весело разговаривая и улыбаясь друг другу, вприпрыжку шагали молодые Семён с Пелагеёй, явно желая быть наедине.
Василий устремился взглядом на Любаву, замедлился, а затем остановился и шагнул за дерево. Мысли о себе, Любаве и Степаниде Ивановне захлестнули его. «Маменька права, и всё делает правильно. В поход скоро. А когда вернёшься и вернёшься ли? Как она догадалась приехать!». Василий решительно вышел из своего укрытия и зашагал, скоро догоняя идущих по аллее. Как только он обогнал Семена с Пелагеей,  его громкие шаги были немедленно  услышаны Любавой: она склонила вбок свою голову, а отметив Василия, резко остановилась и, развернувшись, кинулась к нему навстречу; подбежала, схватила за руки, неловко прижалась всем телом, замерла, уткнулась лицом и шептала  ему в грудь: «Василёк мой, как я люблю тебя и скучаю».   Василий неумело обхватил Любаву и прижал к себе, успокаивая и  поглаживая. 
Заметив отсутствие Любавы,  Степанида Ивановна остановилась, в недоумении посмотрела на матушку  Иулианию. Повернувшись и увидев  Любаву в объятиях  Василия, сделала шаг в их сторону, но игуменья предупредительно остановила, тихо прошептав:
- Давай не будем им мешать, подождём.
Степанида Ивановна согласно закивала головой: слёзы радости заполнили её глаза и сковали  голос. «Вот и разрешилось моя задача», - с улыбкой подумала она.
Через некоторое время Василий и Любава подошли к ним, краснея и заикаясь, попросили благословления.
Все возбуждённо направились в монастырскую келью игуменьи Иулиании, которая сразу же объявила, что Любава своим смиренным поведением вернулась в лоно православной веры, а препятствия для её замужества отпали, о чём уже сообщено письмом дьяку Тайного приказа Трегубову Фоме Самуиловичу.
Василий  сначала непонимающе слушал игуменью, затем  маменьку, потом опять игуменью и снова маменьку: они беседовали между собой, обменивались  мыслями и мнениями о том, что монашествующим лица нельзя быть даже посаженными родителями, о сроках свадьбу в период страстной недели, пасхи и пасхальной недели и по другим вопросам. Поняв, что игуменья и маменька не обращают на них внимания,
а ведут разговор меж собой, Василий осторожно взял Любаву за руку и потянул за собой к выходу из кельи. Они впервые вдвоём гуляли за пределами стен монастыря, наслаждаясь общением  и близким присутствием до тех пор, пока не прибежали Семён с Пелагеей и не позвали.
      Впервые за долгое время Василий почувствовал себя неопытным и беспомощным, почти дитём, решение за которого принимает его маменька. И был этому только рад.
Степанида Ивановна и игуменья, матушка Иулиания объявили, что свадьба возможна на праздничный день в честь святого Фомы, который называется днём Красной Горки или Фоминым днем, а Любава  после окончания страстной недели уже на Пасху может покинуть монастырскую келью. 
События следующего дня оказались неожиданными для всех.
    По распоряжению игуменьи на чистый четверг в монастыре напекли хлеб, собрали соления, сухие ягоды, рыбу, другие продукты – пожертвования прихожан и матушка Иулиания с помощницами, в том числе и Любавой, отправилась для передачи их работникам строительных корабельных верфей. Однако, почти сразу же на, стапельной площадке к Любаве подбежал высокий, почти двухметровый, худой детина, который вначале в упор рассматривал её, а потом, прокричав имя, схватил и стал обнимать, рассказывать всем, что нашёл свою сестру. Слёзы потоком лились из его глаз.
Это был Анисим, который после спасения стрельцами от голодной смерти, вместе с другими пойманными беглецами был направлен на эту стапельную площадку для сбора судов. Анисим был авторитетным атаманом, а его слово было веским. Он обещал, что не сбежит от своего спасителя капитана Ярыгина и сейчас явно томился этим обещанием, но хранил его. Тогда, Лукьян Верещагин, выслушав советы Василия и присмотревшись, назначил Анисима старшим артели, которая выполняла на площадке работы по передвижению  и установке уже готовых тяжелых частей и деталей, подготовке к спуску судов на воду. И не ошибся в выборе старшего артели.
        Утром артель перетаскивала на площадку из дальнего угла банки и кницы для очередного судна: Анисим отбирал и отправлял эти детали, а Лукьян принимал их, обмерял и распределял по размерам для установки на корабле. Когда Анисим, увидел на площадке монашек, то сразу замер от неожиданности и в упор начал рассматривать молодую девицу, которая была очень похожа на его мать, запомнившуюся ему. Унимая бешено  бившееся сердце, он кинулся к ней, назвав Любой, а заглянув в её удивлённые глаза и поняв, что не ошибся, схватил в охапку и прижал к себе.
Окружившим их артельщикам, игуменье Иулиании, Степаниде Ивановне, помощницам-монашкам и подошедшим Верещагину с капитаном Ярыгиным он рассказал печальную историю своей семьи.
Семья Анисима жила в небольшой деревушке, среди лесов южных рязанских окраин, в каком точно месте он уже и не помнил; кормились, лесом, охотой, рыбалкой, разводили домашний скот и разную живность.  Обычная история: утром налетела татарва, деревню сожгли, всех, кто противился, побили, а остальных увели с собой. Анисим убежал, спрятался в лесу, а когда вернулся, то деревня уже тлела отдельными головёшками. Оставшись один, бродяжничал по лесам, потом прибился к артельщикам и оказался на тверской Волге.
- С той поры и скитаюсь по свету в поисках лучшей доли, нет у меня ни семьи и дома. Всё татары порушили.  Вот так и здесь оказался. Слава Богу, теперь не один на свете, сестру нашёл, - закончил свой печальный рассказ Анисим, прижимая к груди Любаву.
Степанида Ивановна рыдала, не сдерживая слёз. Пошептавшись с игуменьей,  она увела Анисима и Любаву с собой. Вскоре, извозчик Ивашка лениво подгонял лошадку, с трудом тянувшую телегу на подъём в Стрелецкую слободу. На телеге с достоинством восседала Степанида Ивановна, а рядом, с обеих её сторон, шагали счастливые Анисим с Любавой да влюбленные сопровождающие Семён с Пелагеёй.
Любава впервые попала к Василию в избу и внимательно осматривалась в жилище любимого человека. Стараниями Степаниды Ивановны и помощницы сотенная изба преобразилась, везде были чистота и порядок: крыльцо с одной стороны и комната были оставлены для служебных надобностей, а две комнаты, небольшой чулан  и  второе проходное крыльцо с другой стороны, использовались для проживания.
Анисим смущенно молчал, с удовольствием рассматривая свою обретённую красавицу сестру, а узнав, что она стала невестой и  скоро обвенчается с Василием, безмерно обрадовался: он был благодарен ему за спасение своих товарищей и уважал капитана.