Ненсовместимость

оглавление
Предисловие  4 1. Реабилитация по-голландски  ...................................................  9 2. Мой Афон. Путешествие в страну монахов  ........................  27 3. Море. Начало  48 4. Герой прошедшего времени  ....................................................  51 5. Богема  56 6. Будни разведённого  63 7. Приобщение  69 8. Элегия моря  74 9. Знакомство  81 10. Очарование стихии  92 11. В Кясму  110 12. Встречи на яхте  121 13. Финские каникулы  127 14. Неземное на земном  134 15. «Вся наша жизнь – игра...» Театральная история  .........  148 16. Уроки музыки  164 17. Морские путешествия  173 18. Создание русской культуры  ................................................  184 19. Режиссёр устал  195 20. Эпилог  199
4
ПРЕДИСЛОВИЕ
«Хочешь быть мастером – макай своё перо в правду. Ничем другим больше не удивишь». Василий Шукшин

Память... Моим первым воспоминанием в жизни была грудь матери. Она меня кормила грудью. Помню, рядом лежал отец, а я был где-то между ними. Мне было... точно не помню, может быть, года полтора.
 Память... Она как-то по-разному напоминает о минувших днях. Криком ребёнка – и в памяти всплывает первая встреча с любимой, цветы, подарки. Вечерний, переходящий в ночной выход на яхте в море. Тишина, подсвеченные светом из рубки паруса, плеск убегающих от борта волн. На горизонте  – силуэт Таллина с огоньками фар автомашин, спешащих куда-то по шоссе вдоль кромки моря. Мигающий свет маяков. Притягивающий и напоминающий о земном. Любовь... Бокал вина, робкий поцелуй... Через месяцы: – Послушай, послушай, как у него бьётся сердце! Положи руку мне на живот. Ты чувствуешь, как он двигает ручками и ножками?! Я прикладываю ухо к животу своей любимой женщины и слушаю музыку сердца малыша: тук, тук, тук... Руками я ощущаю движение ещё не родившегося ребенка. Счастье.
Память... Порой она мучительна. Необъяснимо несправедлива. Как удар колокола, своим глухим звуком тревожит сердце, напрягает, заставляет оглянуться. Звон колокола, гулкий и густой, становится всё тише и тише, постепенно растворяясь в воздухе. И наконец замолкает. Лучший друг, единственный, на кого мог положиться, кому доверял абсолютно, с кем был всегда откровенен, как ни с кем другим, умер. Прилетел вечером из Москвы, позвонил:
 – Вовчик, привет! Завтра буду у тебя на яхте с итальянским вином! Есть дело, надо обсудить! – Жду!
Утром следующего дня звонок. Смотрю на дисплей телефона, высвечивается Сашкин телефон. Нажимаю на кнопку ответа и сразу же на опережение:
 – Привет! Едешь?
В ответ слышу голос его жены:
 – Саша вчера ночью умер...
 Как?! Почему? Почему уходят лучшие для тебя люди, а худшие остаются?! И ты продолжаешь с ними воевать, пока не уйдёшь сам. Ему было сорок восемь лет. Память... Порой она бывает очень избирательной, периодически выхватывая из прошлого не самый яркий и радостный эпизод. Становится навязчивой, почти тягостной. Таким эпизодом для меня стали воспоминания о голландском городе Гаага.

Я сидел на дощатом покрытии балкона городского дома и смотрел на проплывающие в небе облака: серые, тяжёлые, наполненные атлантической водой облака. Из комнаты доносилась песня на голландском языке. Такая же тягучая и унылая. Я не понимал слов, я не помню музыки. Но я хорошо помню своё состояние: тоска... Тоска по дому, в котором остались жена и совсем ещё маленький сын. Я смотрел на облака, и казалось, что ещё чуть-чуть и я со звуками музыки взлечу к этим облакам и поплыву туда, где меня ждут. И... Вот, очевидно, откуда это выражение: «выпасть в осадок». Из тучи дождём у родного дома. Ностальгия.
 Память... Бывает в жизни трагические совпадения, когда рушится всё: ты теряешь работу, семью, друзей, радужные перспективы карьерного роста. Всё и одновременно. Выхода и никакой тождественной альтернативы нет. Есть только путь, ведущий вниз. Причём резко вниз. И нет ни одной протянутой руки помощи, поддержки. Хотя ещё вчера друзей было немерено. И ты летишь на дно жизни, о существовании которого раньше даже не предполагал.
 Так было в девяносто втором году, когда я ушёл с телевидения и вернулся в свою прежнюю профессию. И сразу же уехал на стройку в Волгоград месить грязь. Так было и в конце девяностых, когда рухнул бизнес. Денег ни на что не хватало, душили обязательства, долги. В построенном тобой доме ходит, но уже не ждёт жена. Ребёнка надо собирать в школу. А у тебя ни копья... Какое же это мерзкое ощущение – беспомощность! Спасла Голландия.
 Память... К счастью, она дарит и радость. Какие-то счастливые, воздушные, солнечные воспоминания. Летний, солнечный, тёплый день. На потолке яхты (говорят ещё, подволок), отражаясь от воды, бегают солнечные зайчики. Я просыпаюсь около шести часов утра. Штиль, тишина. Погоду чувствую, ещё не открыв глаза. Яхта на воде как будто замерла. Ничто не трётся, не стучит. Я спрыгиваю с койки, ставлю чайник, чтобы заварить кофе. Утренний туалет. Набиваю трубку и вылезаю в кокпит1 яхты. Вокруг, ещё не проснувшись, спят яхты. Вода как зеркало. На востоке, где-то там за Пирита и Меривялья, восходит солнце. Красота неописуемая. Сажусь на сидушки, брошенные на пластик сидений. Делаю глоток кофе, раскуриваю трубку и затягиваюсь.Счастье. Что такое счастье? Вот оно таким и бывает. С этим ощущением я каждый раз просыпался на яхте, где летом жил постоянно.
 Память... Она хранит и горечь измены. Мы были с ним знакомы более тридцати лет. Я считал его другом. Казалась, это взаимно. Но... В один из дней собираемся большой компанией смотреть отснятый им фильм. Он режиссёр. Утром звоню ему: – Привет! У нас всё остаётся в силе? Вечером собираю всех на просмотр? – Да, обязательно, – отвечает мне режиссёр документального кино.
 Вечером все собрались, ждём. Режиссёра нет. Звоню: – Когда будешь? Может, помочь чем? Ответил так, как будто выплюнул шелуху семечек: – Я подумал и решил: я не приеду. – Почему? – Ты обидел Скульскую, Черышеву. Ты не так писал, не то говорил... – Причём здесь они? – опешил я. – Я за них очень переживаю. Мне всё стало понятно. Укоры в пьянстве не прошли даром. Не забылась им и моя оценка бездарного фильма об известном певце. Он долго копил в себе обиду... Больше мы с ним не встречались. Годы дружбы просто сломлены и забыты в один миг. Интеллигентно интеллигентом.
Память... Казалось бы, с годами она притупляется, становится не столь цепкой. Но наиболее знаковые и яркие события, как кирпичики, из которых построено здание жизни, остаются в памяти навсегда. Из таких кирпичиков построена эта книга – из кирпичиков памяти.

1. РЕАБИЛИТАЦИЯ  ПО-ГОЛЛАНДСКИ
В 2002 году я вернулся из Голландии, где провёл около года. И каждый раз вспоминая эту необыкновенную страну, мне на память приходит та самая песня, которую слушал на балконе дома в Гааге. Я уже не помню мелодию, тем более не знаю слов. Но я помню свои ощущения, эмоции, которые рождала мелодия. Я смотрел на грустно проплывающие по небу облака – и такой же грустной была мелодия. Слова песни на голландском языке растягивались, тянулись к облакам и вместе с ними и мелодией тихо уплывали вдаль. Туда, где меня ждала моя семья. Наверное, такой и бывает ностальгия, которая посещает каждого человека, оторванного от части самого себя. И эта часть называется просто: дети, родители, любимая женщина и Родина, где ты вырос, где жили твои предки. Родина, которая духовно вскормила тебя и сделала тем, кто ты есть. И земля, в которой остались твои корни. Ностальгия... К 2001 году мой строительный бизнес в Эстонии и российском Пскове закончился. В Пскове, где у моей фирмы «Интерпсковстрой» почти два года была работа, местные строители успешно выдавили нас со строительного рынка. Сказался и российский дефолт, обесценивший рубль. Договора были рублёвые, а большую часть материалов мы закупали в Эстонии. Естественно, несли убытки. В Эстонии тоже было всё сложно. У фирмы росли долги. Заказчики не платили по своим обязательствам, и я, в свою
очередь, не мог расплатиться с поставщиками. К этому следует добавить обязательства по оплате лизинга за машину и дом. Кредит в банках получить было практически невозможно. К подобному состоянию очень подходит выражение: хоть в
 петлю лезь. Заколдованный круг. Я бы назвал это удавкой. Начались разборки с поставщиками и бандитами. Ситуация становилась критической. Я находился в состоянии тяжелейшего стресса. Как-то в газете объявлений «Приват-инфо» случайно наткнулся на предложение работы в Голландии. Требовались отделочники и плиточники. Я «продал» фирму с долгами, доплатив за всё небольшую сумму, и отправился работать простым рабочим за границу. Для меня это было подарком свыше. В Таллине вряд ли я на подобное решился бы. И не знаю, чем бы всё это закончилось.
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
В Голландию я приехал на обычном рейсовом автобусе из Риги. Формально границ в Европе с таможней и пограничным контролем не было, но сразу же после пересечения границы с Германией, уже в Голландии, где-то в лесу нас остановила полиция. В автобус вошёл молодой человек и проверил документы. На пограничника он был мало похож: длинные волосы, джинсовый костюм, широкая белозубая улыбка. Скорее напоминал американского киногероя. Быстро проверил паспорта, на выходе всем пожелал счастливого пути, улыбнулся и вышел. Граница с пустыми пограничными постройками осталась позади.
За окном потянулись поля, теплицы, каналы, редкие мельницы. Леса почти нет. Удивительно: Нидерланды по площади почти сравнимы с Эстонией, но в Нидерландах проживает семнадцать миллионов человек, а в Эстонии  – всего полтора. При этом Голландия из окна автобуса выглядит пустынной. В автобусе читаю популярную литературу: как делать в доме ремонт – малярные работы, штукатурка. Еду заниматься тем, с чем знаком больше в теории. Но в себе уверен – научусь!
 Автобус приезжает в Роттердам. Из Роттердама до Гааги добираемся на электричке. Удобные двухэтажные вагоны на бесшумном ходу: колеса вагонов покрыты резиной. Не слышно перестука колес, который так нам знаком. В Гааге для нас арендована трёхкомнатная квартира в трёхэтажном старом доме. Комнаты рассчитаны на проживание двух-трёх человек. В каждой квартире свой газовый котёл, который работает на отопление комнат и греет воду. Для Голландии это вполне нормально. Мы сменяем уезжающих на отдых рабочих. Срок командировки – два месяца. Затем две недели дома и вновь два-три месяца работы. Приехали в субботу. Следующий день, воскресенье,  – выходной. Есть возможность осмотреться, заняться бытом, пройтись по магазинам, купить еду и всё необходимое для жизни. Живём в старом районе города. Дома на улице двухтрёхэтажные, из красного кирпича.
Нам оставили в относительно хорошем состоянии полный набор мебели и бытовой техники. Всё это с улицы. Дело в том, что раз в неделю, по пятницам, в район приезжает машина, которая забирает выброшенную ненужную мебель, аппаратуру и прочие домашние вещи. Выносят подобное достаточно часто. Тут главное успеть до машины взять себе необходимое: телевизоры, проигрыватели, кожаные диваны, кресла... Для временного проживания вполне подойдёт: всё в приличном состоянии. Из нашего района в центр города можно добраться на трамвае. Ходят они точно по расписанию, табло на каждой остановке показывает время прибытия очередного трамвая. Сегодня для нас это уже привычно, но тогда, двадцать лет назад, вызывало удивление.
 Занимаемся реновацией старых домов. Дом, в квартире которого мы делаем ремонт, находится в центре Гааги. Совсем рядом, через дорогу,  – комплекс зданий с прудом, напоминающих замок, – Парламент Нидерландов. Хозяин квартиры – ювелир, внешне простой, улыбчивый голландец. Каждый раз, когда он приходил посмотреть на результаты нашего труда, неизменно говорил, что всё хорошо и ему нравится. Иногда он приводил с собой (как в зоопарк!) родственников и знакомых, чтобы они посмотрели на нас. Между нами и ими не хватало только решётки – в остальном всё было похожим. Мы занимались своим дело, они проходили мимо нас с широко открытыми удивлённо-сочувствующими глазами. Маленькие дети показывали пальцем: «Ой, мама, кто это?» Взрослые, должно быть, на своём голландском языке, объясняли: «Это, дети, человекообразные существа из Эстонии. Бросьте им конфетку!» Хозяин квартиры строго одёргивал их, дескать, «животных кормить нельзя!» Мы не возмущались: за этот «зоопарк» нам платили. Рабочие из Эстонии в Голландии были в те годы редкостью.
В соседнем подъезде этого же дома располагалось посольство Израиля. Вход в него круглосуточно охраняли два молодых человека в обычной гражданской одежде с совершенно нейтральной внешностью. Когда утром мы приходили на работу, они сканировали нас взглядом и вежливо здоровались.
 Работало нас в разное время человек пять-шесть. Ремонтируемая квартира располагалась на трёх уровнях и имела балкон. На этот балкон, который опирался на крышу нижнего этажа и напоминал небольшую площадку, мы выходили покурить или отсидеться, когда возникали простои из-за нехватки материалов. А возникали они регулярно, так как мастер-голландец, который должен был их привозить, к своим обязанностям относился спокойно, я бы даже сказал, безразлично. Это у голландцев в характере – относиться ко всему спокойно. Город Гаага, или, как уважительно называют его сами голландцы, Ден Хаах, – тихий, спокойный, невысокий. Богатые люди живут в окраинных районах, мигранты и прочий разноцветный люд – в социальных пятиэтажках в центре.
Гаага с населением в полмиллиона человек считается неофициальной столицей Нидерландов. Здесь располагается дворец с резиденцией монарха, Парламент и дипломатические представительства зарубежных стран. Официальная столица Амстердам – больше для развлечений, разврата и марихуаны. В Голландии этот лёгкий наркотик легализован и продаётся в так называемых кофешопах, которые к кофе никакого отношения не имеют. Наши рабочие частенько покупали и покуривали марихуану. Говорят, она тонизирует, повышает работоспособность и настроение. Услышав безудержный смех в соседних комнатах, сразу понимаешь: ребята накурились. Запах марихуаны в Голландии можно почувствовать везде: на вокзале, в барах и даже на стадионе.
 Помнится, приехал в Амстердам на футбол. Играл футбольный клуб «Аякс» уже не помню с кем. Сидел на стадионе где-то на верхних ярусах. Стадион закрыли сверху створками, вентиляция оставляла желать лучшего, поэтому под куполом стадиона была заметна сизая дымка с запахом марихуаны. Сам я попробовал это зелье один раз уже перед самым отъездом. Подумал: «Как же так! Побывать в Голландии и не покурить марихуаны?!» Зашёл в кофешоп, который располагался на барже. Перед кассой – стенд с образцами продукции и ценником. Промышленным образом сделанные и уже наполненные травой конусообразные скрутки. Менее или более крепкие отмечены шишечками. Цена одной колеблется в пределах четырёх евро. Купил косячок, сел на палубе. Напитков нет. Запалил, задымил. Выкурил почти всю – никакого эффекта. «Ну, – думаю, – обманули!» Вышел из кофешопа, иду домой. И вдруг понимаю, что я почти не чувствую ног. Ощущение, что не иду, а плыву. Тело стало лёгким, невесомым, как будто душа от тела отрывается. В таком состоянии я и «приплыл» домой. Не смеялся, но, судя по реакции моих товарищей, что-то в моей внешности было не так. – Эй, ты откуда? Какой-то ты весь необычный, – понимающе усмехнулись они. – Да нет, это я так. – Ну-ну!
 Поистине национальная еда Голландии – селёдка. Существует даже праздник, посвящённый этому деликатесу. Продают её в уличных ларьках, на рынках. Голландская селёдка – маленькая, раза в два меньше нашей. О причинах этой разницы сами голландцы говорят так: рыба заходит из Северного в Балтийское море маленькой. Пока она добирается до Эстонии, вырастает. Но при этом набирает разную гадость, которой богаты воды Балтики. (Кстати, большую салаку, которая напоминает голландскую селёдку, у нас в Эстонии рыбаки, вылавливающие её, не едят как раз по причине её насыщенности химией!) Маленькую же свежую селёдку, которая ещё относительно чистая, выловленную в Северном море, солят – и сразу на
стол. Голландцы традиционно заглатывают рыбу целиком. Потрошат, берут за хвост, запрокидывают голову, открывают рот и отправляют в него селёдку. Но чаще, предлагают в виде гамбургера. Только вместо мясной котлеты кладут рыбу. Я пробовал – вкусно. Селёдка малосольная с нежным мясом. Стоит такой бутерброд полтора-два евро.
БОРДЕЛЬ
По выходным дням некоторые одинокие мужчины могут позволить себе публичные дома. Для меня это было как сходить в музей. Должен сказать, что проститутки и публичные дома – это также часть визитной карточки Голландии, как и марихуана. Дело всё в том, что Голландия в своё время владела большим количеством колоний и удалённых территорий, до которых добирались месяцами на парусниках. Моряки возвращались в порт на непродолжительное время. Если не было семьи, жены, то с полноценным отдыхом могли быть проблемы. Поэтому в приморских городах появились проститутки и бордели. Что делать... Это жизнь, ставшая традицией. В современном же исполнении выглядит всё это так. В Гааге, как и везде, эти места представляют собой несколько зданий, огороженных металлическим забором. Обычно их называют «районом красных фонарей». Везде камеры с предупреждающими об опасности табличками. Опасность не уточняется. Просто восклицательный знак. Проститутки, как на витринах магазинов, сидят за стеклом. Мы разделяли их на белых, жёлтых и чёрных. В этом «зверинце» представлен был по сути весь мир. Стоимость жриц любви была соответствующая: белые – до пятидесяти евро за пятнадцать минут. Старых и чёрных можно было снять и за пять-шесть евро. Но это будет полный отстой. Платят именно за каждые пятнадцать минут. Хочешь больше – заказываешь и платишь ещё за пятнадцать минут. Считается, что здоровый мужчина без лишних слов может быть удовлетворён за пятнадцать минут. И это правда. Само действие происходит просто: нашёл подходящую женщину, она заводит тебя в чистенькую комнату, ты платишь деньги, проститутка переворачивает песочные пятнадцатиминутные часы и... вперёд! Как-то раз приехал в Амстердам. Думаю, а где же здесь район красных фонарей? Привык, что в Гааге он выделен. В Амстердаме иду к центру и всё поглядываю, когда появится забор с табличками. Его всё нет и нет. Спрашиваю у прохожего: где? А он мне отвечает: «Да везде!» Оглядываюсь по сторонам, и точно! Вот и витрины, вот и проститутки. Из дверей одного из подобных домов вываливается взлохмаченный, покрасневший, как после парной, русский турист. Достаёт мобильник и кому-то начинает звонить: – Ну, Вася... я такое видел, ну, бля, это полный п...ц. Ну, вообще... – Парень никак не может остановиться. Эмоции после посещения порнотеатра и увиденного там так его переполняют, что держать их при себе он никак не может. Надо обязательно с кем-то поделиться. Не кричать же на всю улицу! Впрочем, у него как раз так и получилось.
РАБОТА
Работа оказалась для меня достаточно простой и понятной. Устанавливал гипсокартон на деревянный каркас. Сначала разбирали старые стены, затем строили новые. Интересно, что под гипсокартон, или, как мы говорим, гипрок, голландцы используют каркас только из деревянного бруса. К металлическому каркасу относятся настороженно. Не знаю, как сейчас, но в те годы было так. Система организации строительных работ такая же, как и в Эстонии: в строительном магазине закупается материал, привозится на объект и устанавливается. Всё, что называется, «с колёс», никакого склада нет. Далее – отделка. Штукатурка, шпаклёвка и покраска. Одна особенность. Штукатурка под покраску не выравнивается шлифованием. Здесь используется иная технология. Штукатур шпателем в полусыром, ещё не схватившемся состоянии делает её настолько ровной, что она аж блестит и дальнейшей шлифовки не требует. Этим обычно занимаются штукатуры-профессионалы. Они и получают больше – до десяти евро в час чистыми. У меня почасовая оплата была в пределах шести евро в час чистыми. Мизер по нынешним временам. Деньги платили исправно каждую неделю. Меньшую часть тратил на жизнь в Гааге, большую часть получала жена в Таллине. Деньги небольшие, но с учётом бесплатного проживания и экономии – на всём сводить концы с концами – кое-что позволяли.
 Ещё деталь. Голландцы дорожат старым. Например, окна и двери в старых домах меняют на новые только в крайнем случае. Как-то раз хозяева не согласились поменять старые двери на новые и настояли на их реставрации. Возился с ними неделю. Сделал. Получилось красиво. Первая двухмесячная командировка пролетела незаметно. Я стал отходить от пережитого стресса. Для меня эта работа стала профилакторием, реабилитационным центром. Я путе– шествовал по стране, на выходные выезжал в Бельгию. Я оживал.
отДЫХ
 Основной проблемой для меня стал социальный вакуум, в котором оказался. Меня окружали хорошие ребята, но из другой жизни, иного социального уровня. Разговоры, музыка, интересы – всё было не моё. Всего нас было человек пятнадцать, из которых профессиональных строительных рабочих набралась, может быть, половина. Остальные  – случайные авантюристы, в чём-то похожие на меня, со схожими историями. Профессию осваивали по ходу дела. Помнится, приехал в Голландию я с одним пареньком. Земляк из-под Раквере, из посёлка Родевелья. Раквереские знают, что этот посёлок пользовался криминальной славой.
Редкий его уроженец мужского пола не проходил через «малолетку» или «зону». До Голландии этот парень у себя дома собирал металл. Это у него вошло в привычку. Жили мы в одной комнате. – Слушай, а давай заодно и металл собирать! – предложил он мне. – Это как пустые бутылки собирать и сдавать. Если алюминий или кусок провода найдёшь, приноси. У него самого под кроватью уже образовался настоящий склад. Но голландцы быстро это дело пресекли. Позднее парень нашёл молодую негритянку с ребёнком да так в Голландии и остался.
 Есть в Голландии ещё одно интересное место, которое рекомендую посетить. Это общие бани, в которых мужчины и женщины вместе голыми моются. Они напоминают наши СПА, только в них все обнажены. Некоторые из бань располагаются в замечательных и живописных местах – на берегу моря или в дюнах. В Голландии дюны высокие, поэтому в них можно разместить бани, всевозможные процедурные, бассейны. Кого там только не бывает! И молодые хихикающие девчонки, пожилые и совсем не привлекательные женщины, голубые, розовые... Первый раз в баню шёл с лёгким опасением: а что если... насмотрюсь на женщин и... Купил билет, зашёл в раздевалку. Рядом раздевается женщина. Сбросила всё – и стоит голая передо мной в чём мать родила. Я по привычке отвожу глаза. Вроде бы даже... Нет, не покраснел. «Эх, – думаю, – была не была!» Разделся, зашёл и... сразу в бассейн. Осмотрелся по сторонам... Вокруг все голые: белые, чёрные, жёлтые... Постепенно привык. Следующий раз уже уверенно инструктировал своих товарищей:
– Так, когда зайдёте, сделайте глубокий вдох, задержите дыхание, сузьте максимально возможно глаза. Раздевайтесь и вдоль стеночки медленно-медленно добираетесь до бассейна. По сторонам не смотреть!
– А что если?.. – делая большие глаза, начинают выспрашивать коллеги.
 – Главное – спокойствие. Руссо туристо... Дальше вы знаете...
Кстати, о руссо туристо. В бане наблюдал такую картину. Как-то в зал с бассейном вошла пара. Судя по всему, супруги из России. Дама бальзаковского возраста в старомодном купальнике с мужчиной в плавках. Как они в эту баню попали – непонятно. Заходят вдвоём в зал с бассейном. А там, разумеется, все голые. Женщина кричит мужу:
 – Ваня, назад, нас обманули! – И в раздевалку. Муж среагировал не сразу.
 Глаз не опускает: они у него разбегаются. А жена ему:
– Ваня, уходим! Ваня, куда ты смотришь? Опусти глаза! Бесстыжие...
 Ещё одна сцена. Как-то в банный зал заходит удивительно красивая девушка лет двадцати пяти. В купальнике. Черноволосая, с большими чёрными глазами и идеальной фигурой. Я стою в бассейне и жду обнажения. И не только я. Этого, застыв, ждали все посетители бани. Казалось, все смотрят только на неё. Девушка, очевидно, была арабкой. Посмотрела по сторонам, улыбнулась всем и пошла к бассейну. Однако, служащий её вежливо остановил и попросил раздеться, мол, таковы правила. На что девушка покачала головой и ушла. Вздох разочарования огласил зал.
 Как известно, в Голландии все ездят на велосипедах. По их количеству на душу населения это самая продвинутая страна в Европе. Велосипеды везде – новые, старые, брошенные. Причина проста: как правило, большая часть городов закрыта для личного транспорта. В частности, в Гааге в центральную часть города можно попасть на личном автомобиле только по специальному разрешению. А на велосипедах – пожалуйста. Для этого здесь есть всё: велосипедные дорожки, стоянки. У нас в Эстонии только сейчас начали их строить. Кстати, в городах много маленьких автомобилей типа смарт. Один раз в центре города наблюдал такую картину: из богатого дома выходит прекрасно одетый мужчина. Светлокоричневое пальто, шляпа, брюки, туфли. Шик! Спокойно одевает отличные кожаные перчатки и... «Ну, – думаю, – сейчас выгонит свой «мерс», красиво сядет и уедет». Выгнал... только из прихожей велосипед. С достоинством сел и поехал по своим делам. Возможно, конечно, до стоянки автомобилей за пару кварталов.
ЛЮДИ
 По расовому и национальному составу Голландия разнообразна. Кажется, здесь представлены расы и национальности со всего мира. Целые кварталы в Гааге и Роттердаме заселены турками, китайцами, чернокожими. Со своими магазинами, мечетями, ресторанами. Это вносит разнообразие и неповторимый колорит в местную жизнь. Мне нравятся голландцы. Несмотря на то, что как страна Нидерланды не имеют былого величия, люди сохранили в себе какую-то мировоззренческую широту души. Я бы даже сказал, имперскую. В этом мы с ними похожи. Но есть и различия. Они заключаются в отношении к свободе. Голландцы, да и не только они, это также относится к скандинавам и немцам, хорошо понимают и знают границы допустимого в свободе. Есть у них это чувство меры, которое не всегда свойственно русскому человеку. К сожалению. Казалось бы, в Нидерландах легализованы лёгкие наркотики, свободно себя чувствуют представители нетрадиционной ориентации. Но сам голландец (по крайней мере большинство) никогда не позволит себе быть развязным, некорректным. С незнакомым человеком он будет вести себя очень сдержанно. И всё в меру и без крайностей. Голландцы толерантны и спокойно относятся к любой нации и расе. Этакие граждане мира.
Я приехал в страну, почти не владея английским языком, что было обычным делом для моего поколения: за границу же не часто выпускали! Стимула особого не было. В Голландии у меня сложились очень хорошие, почти дружеские, отношения с одним из наших прорабов – Ханнесом. Он был старше меня. В двадцать лет уехал в Новую Зеландию, где до последнего времени и жил. Но когда в Гааге заболела одинокая мать, ему пришлось на время вернуться. В Новой Зеландии занимался яхтингом, владел яхтой. Всё меня туда звал. Это нас и сблизило. Но проблема была в языке. Мы не могли нормально общаться. Придём в бар пива выпить и сидим, молча глядя друг на друга. Мне стало обидно: что ж это я, язык выучить не могу?! Собрал учебники и в свободное время занялся английским. Практика была хорошая, поэтому к концу своей голландской жизни я уже весьма сносно говорил по-английски.
 В воскресные дни посещал церковь. После долгих поисков нашёл в Гааге русскую православную церковь, причём москов– ского патриархата. Приход небольшой, священник из семьи русских эмигрантов из Франции. На русском языке батюшка говорил без акцента, но не всегда ему хватало словарного запаса. Получались, порой, очень смешные проповеди. Он это чувствовал, останавливался и смотрел на нас большими удивлёнными глазами. Затем, поцеловав крест, собирался с мыслями и продолжал проповедовать. Службу вёл один, дьякона не было. Иногда читать молитвы ему помогал ктото из прихожан. Так как нас было мало, после окончания литургии оставались пообщаться за чашкой кофе. Хор был чисто голландским, мужским. Пели хорошо.
Как-то раз настоятель уехал в Москву по делам. Его заменил приехавший с Украины молодой священник. Это было в пятницу. На повечерье2 иерей должен совершить елеопомазание3. Когда служба до этого доходила, священник объявлял: – Я не знаю, где у настоятеля елей. Об этом он мне забыл сказать. Поэтому говорю вам, что сейчас это должно было бы произойти. Но не произойдёт. Представим и поверим, что мы это сделали. Всех благословляю... Сама церковь находилась в обычном, незаметном, перестроенном из жилого доме, недалеко от известного здания Гаагского трибунала. Уже перед самым моим отъездом в церковь стали приходить украинцы-униаты, работавшие в парниках. По их словам, при отсутствии униатской им разрешалось посещать православную церковь. Настоятель был не против. Неразумно отказываться от дополнительного дохода. Если кто не знает, напомню, что согласно унии XIV века, православными признавалась главенствующая роль католической церкви с папой во главе. Это был компромисс между православными и католиками. Распространена униатская церковь в Запад– ной Украине, где пользуется большим влиянием. А вот  Повечерие – богослужение, совершаемое вечером. Название проис– ходит от монастырской практики совершать повечерие после вечерней еды – вечери. В остальными православными церквями она осуждается и не признаётся.
Гаага находится на берегу Северного моря. Летом вода на побережье прогревается до вполне приемлемой температуры для купания. Пляжи песчаные, широкие, с высокими дюнами. Прямо на пляжах много ресторанов и прочих увеселительных заведений. Но существует то, чего нет у нас. Не зная этого, я раз чуть за это не поплатился. Прихожу в летний жаркий день искупаться. Вода в пределах двадцати градусов. По таллинской привычке раздеваюсь недалеко от кромки воды и захожу в воду. Минут через десять выхожу и вижу свою одежду почти у самой воды. Прилив! Приливы небольшие – около семидесяти сантиметров. Но на плоских пляжах заметны. У нас этого нет. Еле успел схватить.
 Мне нравилась Голландия. Несомненно, это самая свободная страна в мире, причём с конституционной монархией. Подумывал даже остаться – была возможность. Но принципиальным оставался вопрос с работой. Рабочим работать не хотелось. В строительных фирмах любая инженерная должность требовала знания голландского языка. Не просто знания, а свободного им владения. Протоколы, документация были на местном языке. Одного английского уже было недостаточно. Но возраст был уже не тот, чтобы осилить в совершенстве язык.

2. МОЙ ФФОН
 (Путишествие в страну монахов)
Много ли на Земле мест, куда женщинам вход заказан? Я знаю по крайней мере одно. Это место называется Святой Афон и находится оно в Греции. Гора Афон высотой чуть больше двух километров, находится на восточной оконечности полуострова АйонОрос. Это один из пальцев трёхпалого полуострова Халкидики, расположенного в Эгейском море. Святое место для православных всего мира. По преданию, корабль, на котором плыла Богородица, во время бури прибило к берегу Афона. Дева Мария, поражённая красотой этих мест, попросила у Бога его себе в удел, что и было исполнено. Покидая полуостров, который в те годы был населён язычниками, она произнесла: «Населяющие здесь люди будут под моим покровом». То есть под защитой. С тех пор Богородица была единственной женщиной, посетившей это святое место. На полуострове была образована монашеская республика. Официально она так и называется: Автономное монашеское государство Святой горы. Это самоуправляемое сообщество двадцати православных монастырей (их ещё называют правящими) в непосредственной церковной юрисдикции Константинопольского патриарха. Афон почитается как земной Удел Богородицы.
28
МеЧта СтановитСя РеалЬноСтЬЮ Я давно мечтал побывать на Афоне. Для православного человека поездка в монашескую республику было почти таким же достижением, как для альпиниста взятие Эвереста, для яхтсмена кругосветка. В те годы я был достаточно набожным, познавал суть православной веры, много читал, бывал в российских монастырях. С прихожанами Александро-Невского собора совершил паломническую поездку в Иерусалим. Соблюдал посты, по воскресеньям ходил на литургию в церковь. Это продолжалось не один год. Не взятой вершиной оставался Афон. Как оказалось, попасть на Афон было не так-то лёгко. От Константинопольского патриархата необходимо было получить разрешение на въезд, или визу. Для этого надо было написать письмо, обосновать поездку... За тебя должен поручиться настоятель храма, руководитель местной епархии. Для священнослужителей эта процедура была ещё более сложной. Почему-то греческая православная церковь опасается, что клир4 РПЦ своим количеством чем-то может помешать греческим монахам. В одиночку и человеку со стороны побывать на Афоне практически невозможно. Официально. Поэтому при приходах собираются группы по пять-шесть паломников, которые коллективно готовят необходимые бумаги и отправляют запрос в Стамбул  4 Клир – духовенство как особое сословие Церкви, отличное от мирян.
29
Константинопольскому патриархату на разрешение посетить Афон. В одной из таких групп от храма святого Николая в Таллине оказался и я. Ребята уже не раз бывали на Афоне – дело для них привычное. Для меня же всё было в первый раз. С группой обязательно должен быть священник. В нашей их было даже два: отец Виктор из Никольской церкви и отец Александр из храма Иоанна Кронштадтского в Локса. Итак, середина октября. Формальности позади. Нас семеро. Летим в греческий город Салоники через Прагу. В Салониках нам предстоит провести сутки и на следующий день на автобусе отправиться в городок Уранополис, откуда уже морским путём доберёмся до Афона. Сухопутного маршрута для паломников в Афон нет. Греция нас встретила относительно тёплой погодой – около пятнадцати градусов. Но после октябрьского дождливого и ветреного Таллина это было уже тепло. Должен сказать, погода с нашим приездом в Грецию стала улучшаться, и улетали мы из этой замечательной страны уже при температуре плюс двадцать пять. Пишу эти строки в апреле 2021 года. За окном плюс четыре. Так захотелось тепла! Из Салоников до Уранополиса чуть более часа пути на рейсовом автобусе. Собравшись пораньше, мы приезжаем в Уранополис около десяти часов утра. Городок ещё спит. Белые дома, спящие гостиницы приморского курорта, синее спокойное, ещё тёплое море. Автобус полон, хотя пляжный
30
сезон уже завершён. В этот утренний час почти все пассажиры автобуса направляются на Афон. И по внешнему виду, и по одежде это чувствуется: простая, основная ручная кладь – сумки и рюкзаки. Ну, вот мы и приехали. Автобус останавливается, люди выходят и спешат к небольшому зданию таможнипограничного пункта. Вежливые гражданские чиновники, прочитав рекомендательное письмо и проверив списки, выписывают разрешительный документ на Афон. Называется он «диамонитирион» и позволяет находиться на Афоне семь дней. Сам же Святой Афон начинается уже здесь: за стойками работают одни мужчины: на Афон въезд женщинам запрещён. В Уранополисе заканчивается для нас нормальная, естественно-обыденная жизнь во всём своём материальном и физическом многообразии. Вступив на небольшой паром, мы ограничиваем себя, отрезаем от привычной части мирского бытия в надежде стать духовно богаче. Почувствовать присутствие живого Бога на земле, приблизиться к нему. Укрепиться в вере, что-то вымолить для себя... И забегая вперед, скажу: в чём-то эти ожидания оправдались. Ну, и конечно, просто посмотреть на необычную республику Афон – она того заслуживает! Получив пропуска, идём на паром. Он небольшой, с аппарелью и поднимающимся визором, позволяющим брать на борт автомобили. Показав документы, заходим на борт.
31
Паром даёт задний ход, разворачивается и берёт курс на пристань Дафни, которая является морскими воротами монашеской республики. За бортом проплывают невысокие, покрытые лесом горы полуострова. Его протяжённость около шестидесяти, ширина – от семи до девятнадцати километров. Синее море, белый пароход. И ни одной женщины. Как-то непривычно. Что-то в этом есть неестественное. Минут через десять-пятнадцать появляются постройки. А вот и первый монастырь – Дохиар. Паром подходит носом к небольшому причалу, не швартуясь. Поднимается визор, выпускается аппарель. Выходят люди. И сразу, ни на минуту не задерживаясь, паром отходит. Нос судна опускается, закрывая аппарель. Отсюда виден причал следующего монастыря – Ксенофонт. Почти все монастыри, находятся на берегу. Поэтому паромы, чтобы в течение светлого времени суток обойти все, каждый раз подходят к причалам на короткое время. И лишь в Дафни паром задерживается, чтобы не нарушить график и скорректировать расписание: рейсы регулярные. И так изо дня в день, если позволяет погода. Вдоль побережья полуострова, на крутых склонах гор, разбросаны все двадцать древних монастырей, внешне похожих на средневековые замки. На территории Святой горы, кроме того, расположены двенадцать скитов, множество
32
келий, калив и хижин5 отшельников. Строительство новых монастырей запрещено. Территория Афона поделена на области, каждая из которых относится к одному из двадцати монастырей. Каждый монастырь избирает представителя, который входит в состав Священного Кинота  – верховного органа самоуправления монашеской республики, расположенного в столице республики Карее. На Святой горе сохранились в неприкосновенности уставы отшельничества и общежительства, а также завещанные старцами своим последователям требования подвижничества. Третья остановка – наша. Минут через сорок паром подходит к причалу Дафни. Закидываем на спину рюкзаки, берём в руки сумки и... ступаем на землю Святой горы. Небольшой рейсовый автобус по серпантину – одной из немногих дорог с твёрдым покрытием из бетона – медленно забирается на гору и между невысокими оливковыми деревьями и рощами с кустарниками привозит нас в столицу республики. Здесь мы пересаживаемся в транспортное
5 Скит – на Афоне небольшой монашеский посёлок, состоящий из отдельных калив и подчинённый одному из правящих монастырей. Келья состоит из небольшой церкви и дома с пристройкой. Они пожизненно даруются монаху-старцу, который проживает там обычно с двумя братьями. Их жизнь состоит из постоянной молитвы и сопряжена с всевозможными лишениями. Калива, дословно «хижина» – отдельная постройка для проживания монахов (чаще всего не более шести). Обычно каждая калива имеет несколько комнат, в том числе домовой храм, и живёт по собственному распорядку. Несколько калив вместе образуют скит. Живущие в каливе монахи как правило занимаются ремеслом, рукоделием и художественными промыслами.
33
средство, которое и назвать-то трудно: то ли пассажирский грузовик, то ли грузовой автобус. На нём и добираемся до Пантелеймонова монастыря. Нас встречает монах отец Олимпий. Говорили, что он из Москвы. Был учёным, преподавал в МГУ. Работа с паломниками – его послушание. – Здравствуйте, здравствуйте, дорогие мои! – с радостной улыбкой на лице приветствует нас монах. – Как добрались? Не устали? Выглядит это совершенно естественно, и появляется ощущение чего-то родного. Как будто мы приехали не в гости, а к себе домой. – Гостиница – вот там у нас, – показывает рукой на зелёное трёхэтажное здание на берегу моря. – Недавно в ней случился пожар. Но сейчас всё, слава Богу, восстановили. Устраивайтесь. Вместе с отцом Олимпием идём к нему. У здания одно крыло до сих пор ещё не восстановлено. По дороге отец Олимпий рассказывает о монастыре, правилах и распорядке жизни в нём: – Сегодня Пантелеймонов монастырь – это единственный действующий русский православный правящий монастырь на Афоне. В начале двадцатого века на Афоне действовали ещё два русских скита – Андреевский и Ильинский. Последний был больше украинским, находился в отдалении и не так был известен.
34
Я слышал, что Андреевский скит был когда-то многочисленным, больше похожим на монастырь. Находился он рядом со столицей Кареей и по количеству монахов в своё время соперничал с Пантелеймоновым монастырём. Сейчас на его месте видны лишь пустые глазницы окон большого братского корпуса и купол храма. Говорят, скит передали грекам. Как и все прочие афонские монастыри, Пантелеймонов находится в прямой канонической юрисдикции Константино– польского Патриархата. Насельники, которых насчитывается чуть более семидесяти человек, по действующей Уставной хартии Святой горы обязаны принимать гражданство Греческой Республики. Оно даётся автоматически при поступлении в монастырь. В иерархии святогорских обителей Пантелеймонов монастырь занимает девятнадцатое место.
аФон Четыре часа утра. Я просыпаюсь от звука ударов колотушки по билу6 и голоса дежурного: – Вставайте, братья! Время молитвы наступает! Утренняя литургия. Обычно в монастырях она длится шесть часов. Это традиция. Состоит из двух служб: утреня и сама литургия. Все афонские монастыри придерживаются византийского отсчёта времени, согласно которому день начинается с захода 6 Било (звонило) – деревянная или металлическая доска (брус), по которой ударяли молотком или палкой. Им пользовались, главным образом, вместо церковного колокола и для оповещения.
35
солнца. Каждую субботу, когда заходит солнце, главные часы монастыря устанавливаются на отметке «12». Исключение составляет Иверский монастырь, где отсчёт времени ведётся от восхода солнца, как это было у древних христиан. Ежедневный суточный круг богослужений начинается в девять часов вечера (шесть часов вечера по европейскому времени) вечерей, которой предшествует девятый час со своим отпустом7. Затем следует трапеза (если она положена по уставу) и сразу после неё – повечерие. По общему афонскому обычаю, на трапезе перед всенощным бдением всегда подают жареных осьминогов, а после всенощной – жареную рыбу. «Труда ради бденного». Должен сказать, что святогорская жизнь чётко регламен– тирована. Что, когда и как делать – точно расписано и столь же точно выполняется. Порядок ведения служб описан в типиконах – богослужебных книгах, содержащих практическое руководство для церковной службы и монастырской жизни, повседневная жизнь определяется уставами. Монах – это воин Христов, который борется с врагом человечества – дьяволом. Эта борьба более жёсткая (враг-то невидим), да и сама монашеская жизнь более сложная, чем, скажем, жизнь солдата в армии. Одна деталь. Даже во время сна монах не снимает с себя полностью одежду и спит в подряснике, чтобы в любую секунду быть готовым к борьбе с бесами. 7 Отпуст – заключительное благословение народа священнослужителем, произносимое им по окончании богослужения. Отпуст содержит краткое прошение о милости Божией.
36
Когда-то я, работая в Пскове и каждый раз, проезжая Печоры, заглядывал в Псково-Печерский монастырь к монаху Варлааму. Помню, рассказывал он мне о ночных стычках с дьяволом: «С кровати бесёнок просто сбрасывал меня»,  – с дрожью вспоминал монах. Спал он – даже кроватью не назовёшь – на узком, уже почерневшем топчанчике со столь же почерневшей подушкой. Ни о каком белье речи не было. Службы в монастырях Афона – длинные, разнообразные. Но в этом разнообразии есть своё уставное единообразие. И так изо дня в день, из года в год. Одни правила, одни службы, которым уже сотни лет... Поэтому и церковь православную называют ортодоксальной, то есть неизменной, неуклонно придерживающейся одних и тех же правил. Приём пищи, или трапеза, также строго определён. По– рядок расписан очень подробно. Кто и когда подходит, кто и где сидит. Есть начинают по разрешению старшего и заканчивают также. Мяса в пищу монахи не употребляют, но на обед подаётся вино. По стаканчику. Если нет поста, подаётся рыба. Во время приёма пищи читается молитва или житие святых. Трапезничают сразу после службы. Поэтому входы в трапезную находятся, как правило, напротив входа в храм. Во время службы надо стоять, реже сидеть или вставать на колени. Кстати, в греческих храмах есть так называемые стасиды – это такое деревянное сооружение, в котором можно стоять во время службы. Они с высокими подлокотниками, на которые можно опираться локтями. В этом положении
37
удаётся и подремать. Если служба позволяет, можно и сесть. Для этого предусмотрено откидывающееся сиденье. Поклоны только поясничные. Полупоклоны не приветствуются. Когда вся братия войдёт в трапезную палату, чтец в мантии поднимается на особое возвышение, или амвон. И начинается чтение похвального слова или жития святого. Когда игумен начинает пить первую чашу, чтец прерывает чтение и произносит: «Молитвами святаго Отца нашего», подразумевая игумена. Перед тем как поднять чашу с вином, игумен ударяет в стоящий на игуменском столе звонок. По этому знаку чтец прерывает чтение и изрекает: «Молитвами святаго Владыки нашего». Такой порядок предписан ещё Студийским уставом: «Равным образом и на смешение, и на блюда бывает знак ударом». Смешением здесь назван обычай разбавлять вино водой, знакомый ещё древним грекам и сохранившийся у святогорцев. В конце трапезы трапезари подносят к игуменскому столу блюдо с коливом (рисовая каша с изюмом). Архиерей, начертав на нём знак креста, берёт по ложке коливо для себя и сидящих с ним. Затем коливо перемешивается, и трапезари обходят с ним остальных монахов и паломников. Братия вкушает коливо со словами: «Бог да упокоит отца и братию нашу». По второму звонку вкушение прекращается, а по третьему – все встают. Чтец спускается с амвона и со словами: «Молитвами святых отец наших» (дважды) и «Молитвами святаго Владыки нашего» подходит к игуменскому столу и
38
получает из рук предстоятеля «благословение» – чашу вина и ломоть хлеба. Отщипывает кусочек от просфоры и, подержав крестообразно над фимиамом, вкушает. По прочтении благодарственных молитв первым из трапезы выходит епископ и встаёт справа от дверей, подняв правую руку с именословно сложенными перстами8. Слева от дверей трапезарь и повар. Братия выходит по двое, кланяется в дверях архиерею и следует в собор, где служится краткая лития. Может быть, читать всё это достаточно утомительно, но когда ты оказываешься после длинной службы в трапезной с монахами, это выглядит вполне естественно. Мне приходилось трапезничать в разных монастырях Афона, и везде был приблизительно один и тот же порядок. К этому быстро привыкаешь. А вот качество вина и пищи было разным. Наиболее качественное вино и вкусная пища были в греческих монастырях. По словам насельников, в греческих монастырях и порядка побольше. Поэтому даже русские монахи стремятся попасть и жить в греческих обителях. Сама пища простая, но питательная. В обед на первое суп, на второе каши, овощи, хлеб, обязательно оливки, сыр. Из напитков – вода, квас, чай. Трапеза проходит за общими длинными столами. Пища разносится в больших кастрюлях. 8 Именословное перстосложение – особое сложение перстов, которое употребляется только архиереем или священником для благословения. Каждый палец при этом изображает букву греческого алфавита, что и составляет монограмму имени Иисуса Христа – IC ХС
39
Накладываешь, как правило, сам. Сколько пожелаешь. Хлеб и оливки заранее разложены дежурным в тарелках. Берёшь и ешь сколько хочешь. Но с собой уносить нельзя. Я никогда при этом голодным себя не чувствовал. Монастырские гостиницы для паломников вполне комфортны. Номера рассчитаны на проживание трёх- четырёх человек. Общие туалеты и умывальники на этаже. Чем-то это мне напомнило армейскую казарму. Чистое бельё, иконы. Необходимый минимум соблюдён. Есть столовая (трапезная), где каждый может приготовить себе чай, перекусить, с кем-то увидеться. Помнится, мы встречались здесь с одним молодым послушником из Таллина. Мои спутники заранее созвонились с ним и привезли из Таллина подарки – кильку пряного посола и чёрный хлеб. Послушник – крепкий молодой парень, который внешне напоминал больше борца, чем монаха, жил на Афоне уже второй год. Но не в монастыре, а в каливе. Калива – это как скит. От монастыря. В нём могут обитать несколько человек. Они самостоятельно планируют свою жизнь (в пределах допустимого), молятся, работают. Есть своё хозяйство, огороды, оливки. Работа в монастырях называется послушанием. Почему в каливе? Рассказал, что как-то у него не стали складываться отношения с кемто из монастырских начальников. Вот его и направили на перевоспитание подальше от греха. Монахи – тоже люди, со своими достоинствами и недостатками.
40
Парень был не в облачении – в вязаной шапочке, вёл себя естественно для человека, которому можно было дать лет двадцать пять – тридцать. Что его заставило, или лучше сказать, сподвигло пойти в монастырь? Что вообще заставляет вот таких крепких молодых людей отказываться от мирской жизни и уходить в монастырь?
ПУтЬ к богУ Раньше, в XVIII–XIX веках в российские монастыри уходили не только по зову души, но и по причине голода, жизненных неурядиц. Поэтому в российских монастырях было так много крестьян. Отсюда и многие правила общежития и устава. Сейчас, думаю, это исключительно вера в Бога. Иначе эту жизнь, которая состоит только из молитвы и послушания (то есть работы), не выдержать. Свободного времени у монаха практически не бывает. Всё делается по благословлению  – по разрешению. В монастырях ты себе не принадлежишь. Собственную волю ты оставляешь за пределами монастырских стен. Даже если она в малых долях присутствует, её могут лишить мгновенно и окончательно. Для этого в монастырях есть свои методы, наработки. Педагогические. Гуманные и не очень. Но здесь уже ты сам выбираешь эту жизнь. Приемлема она для тебя, радостно тебе в ней? Выбор только твой. Считается, что монах – это первый ангельский чин. То есть ты одной ногой уже там, на небесах. Второй – пока ещё здесь, на земле.
41
В какой форме выражается вера, насколько она глубока, каков был первый посыл для ухода в монастырь – это всё весьма индивидуально. Чтобы это осознать, понять самого себя, в монастырях существует чин послушников. Или статус. В этом качестве можно в монастыре прожить не один год, прежде чем будет совершён постриг в монахи. До послушания с монастырской жизнью можно познакомиться и в качестве трудника. Просто рабочего. Без веры в Бога в монастыре не прожить – жизнь может превратиться в каторгу. А с верой – жизнь может оказаться счастливой. Как говорил мне монах отец Варлаам из ПсковоПечерского монастыря: «Вы не представляете, какое это счастье – быть монахом!» И говорил он это совершенно искренне, с радостью в сердце. Сам же до пострига был инженером, жил в Ленинграде. В монастырь пришёл уже в сорокалетнем возрасте. Весьма осознанно. В монастыре в качестве послушания заведовал водопроводом, канализацией и часами. Инженер всё-таки. Но вернёмся на Афон. – У нас есть джип. Позвоните мне завтра, покатаю по Афону, – предложил молодой послушник из Таллина. Мы сидели в столовой гостиницы, пили чай, ели печенье с лукумом. От души поблагодарили. Но на завтра у нас были уже иные планы. Ещё одного послушника из Эстонии позднее мы встретили в одном из греческих монастырей. На вид ему было около
42
двадцати лет. На Афоне он остался неофициально. Это, как ни странно, здесь практикуется. Получить разрешение на бессрочную визу крайне сложно. Поэтому желающие остаться в монастыре на Афоне, как и все, приезжают на разрешённые семь дней, а затем просто не возвращаются обратно. Таких не наказывают, не разыскивают. Эти нелегалы устраиваются (если ещё возьмут!) в монастырях трудниками. Если проявишь себя, закроют на всё глаза. Если же ослушаешься, да ещё что-то натворишь – обязательно вышлют. Монастырям необходимо пополнение. Как вы понимаете, самовоспроизводство здесь невозможно. Семьдесят насель– ников в Пантелеймоновом монастыре считается достаточно много. Но в начале ХХ века их количество превышало тысячу. Поэтому братский корпус монастыря внутри выглядит пустым. Это ощущается по гулкости коридоров и сквозняку, который как будто подчёркивает пустоту. В Пантелеймоновом монастыре мы прожили три дня. Ночью посещали службу, днём, отдохнув, совершали прогулки по окрестностям и в близлежащие монастыри. Система паломничества здесь достаточно проста: днём ты имеешь право прийти в любой монастырь (но желательно заранее созвонившись), где тебя встретят, угостят хорошим кофе с кусочками лукума. Покажут, расскажут. При желании ты можешь остаться и переночевать. Всё бесплатно. Но в девять часов вечера монастырские ворота закрываются. И ни при каких условиях их тебе не откроют. Делай что хочешь, но
43
за стенами обители. Это традиция берёт своё начало ещё из средневековья, когда в море было полно пиратов и набеги на монастыри были частым явлением. Поэтому и строились они как крепости – со стенами, башнями, воротами. В России они тоже имеет крепостные формы и по той же причине. Мы были на Афоне в середине октября. Стояла комфортная, в пределах двадцати двух градусов тёплая погода. В день проходили десять-пятнадцать километров по грунтовым дорогам полуострова, который весь покрыт кустарником и невысокими оливковыми деревьями. Везде только оливковые деревья. Нет ни яблонь, ни прочих фруктов – груш, инжира, персиков и мандаринов. Не знаю почему. Оливки на деревьях были спелыми, но есть их сырыми невозможно. На вкус они горькие, поэтому всегда требуют обработки. На третий день своего прибывания на Афоне мы отправились в иные монастыри. Прежде всего в Иверский, который ранее был населён монахами из Грузии, поэтому и носил это название. Иверия – название древнего грузинского государства. Известен этот монастырь своей святыней – Иверской иконой Пресвятой Богородицы, или Привратницы. Она и находится в часовне у ворот. Сейчас этот монастырь населён греческими монахами.
ЧУДеСа на аФоне Мы провели в Иверском монастыре одну ночь. Условия были почти такие же, что и в Пантелеймоновом монастыре. Чистая
44
гостиница для паломников, питание, службы. Замечателен этот монастырь ещё и тем, что именно рядом с ним сошла на берег Богородица. Утром следующего дня мы отправились в столицу Афонской республики Карею. До неё от монастыря было не так далеко – километров пять. Посовещавшись между собой, решили всё-таки добираться на попутках, благо что по дорогам острова во множестве сновали джипы и микроавтобусы. Недалеко от монастырских стен на берегу моря был небольшой причал. Подошли к причалу, побросали в море гальку: у кого больше раз отскочит камешек от воды. Простояли час, два... Никого. Ожидание затягивалось. Рядом грунтовая дорога – и ни одной машины. У причала в закрытом киоте на столбике икона Иверской Богоматери. – Ну, что будем делать? Может, пешком пойдём? Решили прочитать вместе (а нас было пять человек) акафист Божией Матери. Ещё не успели закончить, едет ма– шина. Голосуем. Останавливается. В ней люди. Четверо моих спутников кое-как влезают. Я мог бы, скрючившись, тоже влезть, но почему-то решил подождать следующей попутки. Бывает так, какое-то шестое чувство подсказывает: подожди. – Садись, долго ждать придётся! – уговаривают спутники. – Ничего, подожду, – отвечаю с неожиданной уверенностью. И точно. Как только мои друзья отъехали, подъезжает почти новый джип. В нём два человека – водитель и монах. Машина останавливается.
45
– Садись, – говорит мне грек-монах, даже не спрашивая куда. И я с комфортом, одновременно с моими спутниками, приезжаю в Карею. И ещё к чуду могу отнести состояние, которое не покидало на Афоне. Это лёгкость, с которой я отстаивал длинные службы в храмах, наши пешие прогулки и переходы. Всё было на Афоне просто и легко. Потому что с Божией помощью.
каРея Столица монашеского государства – Карея. Это не город в нашем понимании. Скорее небольшое поселение с жителями, которых всего-то сто шестьдесят три человека. С невысокими, двух-трёхэтажными домами, храмами, грунтовыми дорогами, магазинчиками, автобусной станцией. Это перевалочный пункт, откуда отправляются к другим монастырям и парому. И везде мужчины в чёрном, Одни мужчины... Иногда появляется кто-то в гражданской одежде. Скорее всего, паломник. Как-то это всё выглядит неестественно. Надо ли это? Нужны ли эти традиционные крайности сегодня? Спорно. Неужели женщины продолжают оставаться символом греха? Столь ли они опасны для праведной повседневной современной жизни? Может быть, как раз их отсутствие и порождает грех? А сколько искушений это приносит в монашескую жизнь! А наш путь лежит в болгарский монастырь на Афоне – Зограф.
46
Скит Небольшой рейсовый автобус подвозит к очередным крепостным монастырским воротам. Далее следует обычная процедура: стучимся в дверь ворот. Выглядывает дежурный монах. Объясняем причину своего появления. Монах кивает, разрешает зайти, предлагает традиционно кофе с лукумом. После небольшого отдыха показывает нам наши комнаты, где предстоит провести ночь. Объясняет распорядок дня. Внешне болгарский монастырь выглядит победнее греческих. Да и питание с вином похуже. Всё-таки чувствуется на Афоне этническое духовное неравенство. Православие в Греции – государственная религия. Греческая православная церковь пользуется в государстве большим авторитетом. Церковь дотируется государством. Существует церковный налог, обязательный для граждан Греции. Как оказалось, в монастыре тоже живёт один монах из Эстонии, которому мы привезли подарки, ради чего, собственно говоря, и пришли сюда. Ничем другим монастырь не примечателен. Недалеко от монастыря находится пещерка, в которой когда-то, в XIV веке, жил монах-отшельник Косма Зографский. Отрывистый, почти вертикальный склон горы. По лестнице поднялись в пещеру. Согласно легенде, её высек в скале сам отшельник. Напоминает небольшую квартиру в хрущёвке, только без одной стены. Её заменил вид на леса, горы, небо с солнцем... Посидели, помолились, подумали. В
47
хорошую погоду жить можно. Но зимой... Даже в Греции в это время прохладно. Как он тут? Без Бога не обошлось. Без его помощи подобное пережить невозможно. Сегодня, кстати, на Афоне подобных отшельников уже нет. Мы возвращаемся в монастырь, чтобы на следующий день на пароме вернуться через Уранополис в светскую жизнь. Семь дней пролетели как один миг. Как правило, в программу паломничества включают ещё посещение самой святой горы Афона, которая и дала название этой республике. Подъём занимает обычно один день. На вершине установлен крест и находится небольшой храм. До горы от Пантелеймонова монастыря далековато. Надо было выбирать. За семь дней невозможно было объять даже небольшую часть этой удивительной страны – Святой Афон. Поэтому паломничество разбивается на поездки с посещением горы и без неё. Следующая поездка может быть уже с горой. В конце октября мы вернулись в холодный и дождливый Таллин. У меня заканчивался год, как я встал на учёт в кассе по безработице. Занялся поисками работы. После третьей командировки возвращаться в Голландию в прежнем качестве уже не хотелось. Моя голландская реабилитация завершилась. Я был полон сил, энергии и желания двигать горы. И что самое дорогое, было ощущение очищённости. И аккурат в день окончания своего вынужденного годичного отпуска я получаю работу в известной
48
реставрационной строительной фирме «Рестор». Работы было достаточно. Пришли и деньги, и благополучие. Всё, что есть на земле, кем-то создано, начиная от камня и дерева и заканчивая человеком. Нет на земле более разумного существа. Кажется, он здесь всё может: передвигать, разрушать, строить. Но он не может сотворить новую Землю, планету, галактику. Значит, есть некто или нечто, кто это сделал. И это нечто способно влиять на нас, на всё, что есть на Земле и вокруг. Это и есть Бог, Высший разум, Божественная энергия. Как угодно это можно назвать. Постичь Бога – в этом и есть суть веры На земле человек пытается это сделать через веру, церковь и религию. Кому-то это больше удаётся, кому-то меньше. Афон – место, которое более всего приближено к Богу. Поэтому и стремятся попасть туда. Чтобы испытать присутствие Бога, быть к нему ближе, почувствовать его.
3. МоРе. наЧало
Море для меня – нечто божественное. С этим пониманием присутствия Бога пришла и вера. Это даже не вера. Верят в то, чего не видят, не ощущают. Чего нельзя пощупать руками. В море же я ощутил Бога. Больше того, почувствовал и обратную связь. Как чувствуют и ощущают присутствие любимого человека, который всегда где-то рядом. Так и у меня с Богом. Бог проявлял себя везде. Бывали в море
49
ситуации, когда, казалось, только чудо спасало меня. Это чудо и есть БОГ. Только благодаря Богу я много раз выходил сухим из воды. Почти буквально, а не образно. В прямом, а не в переносном смысле. Море сделало меня абсолютно верующим в Бога человеком. Разумеется, это произошло не случайно. Для этого были предпосылки. Я многие годы старательно соблюдал все правила православной церковной жизни. Постился, по воскресениям ходил на воскресную литургию. Объездил наиболее известные монастыри России. В октябре 2014 года побывал на Афоне. Яхтенная жизнь началась в 2015 году с покупки «Альбин Веги». Прошёл курсы, получил капитанские корочки. Может быть, именно Богом данная возможность яхтинга и стала тем Божьим промыслом, который и позволил мне его почувствовать. И уверовать в Него. Божий промысел. Воля божья. И я был всего лишь исполнителем этой Божьей воли. Всё, что я в жизни делаю, не исключая и данную книгу, также имеет к этому отношение. Как известно, без Божьей воли волос не упадет с головы! Увлечение яхтами для меня в те годы было не просто хобби – это была страсть. В этом было что-то мистическое. Данное свыше. Может быть, потому что по гороскопу я рак – водяной знак? Не могу объяснить. Я никогда не испытывал на яхте чувства страха, была абсолютная уверенность в себе, граничащая с безрассудством. Ещё не зная хорошо новую,
50
только что купленную яхту, пересекал Балтийское море, срезал путь, шёл по камням, по картплоттеру9 ночью заходил в незнакомые гавани – чудом не садился на мели и камни. Море мне всё прощало. Очевидно, только по причине моей любви к нему. А в любви многое прощается. Море – живой организм, со своей душой, энергетикой. Выходя в море, я это чувствовал. Как будто с улицы зашёл в гости к хорошему другу. Другая квартира, интерьер, но энергетика любви присутствует. Тебе комфортно. И ты в ней растворяешься. В сезон я месяцами жил на яхте и каждое утро, просыпаясь и выбираясь в кокпит, испытывал ощущение счастья. Вставало над заливом солнце, в голубом небе золотели облака, слышались крики чаек. Я был во власти стихии, её энергетики. Божественной энергии. Она была во мне, наполняя счастьем. Всех своих друзей-товарищей я пытался приобщить к яхтам. Во-первых, мне нужен был подготовленный экипаж для дальних походов. А во-вторых, мне действительно было приятно осознавать разделённое счастье, видеть радость на лицах спутников в море. И это искренне. В Таллине яхтенный сезон начинается в мае и заканчивается в октябре. Шесть месяцев яхты – на воде, шесть – на берегу. Кто-то спускает яхты раньше, кто-то позже – не суть. Если нет многодневных походов в Финляндию, по островам, то в 9 Картплоттер – электронное устройство, которое обеспечивает удобную навигацию по морю. Оно оснащено GPS-приёмником и экраном, на котором отображаются навигационные данные. На карте плоттера показывается текущее местоположение яхты и много другой полезной информации.
51
море выходим каждую неделю. Как правило, по выходным и по погоде.
4. геРоЙ ПРоШеДШего вРеМени
– Привет! – О, привет! Давно не виделись. Ты куда тогда в Москве пропал? Это был Шипа, то есть Андрей Шипуров. Встречались мы с ним всегда неожиданно. Так было в Москве, где учились я – в Вышке, так называли слушатели Высшую школу КГБ, а Шипа – во ВГИКе. В столице случайно столкнулись в метро. А сейчас неожиданно встретились в Таллине. Нас, видимо, сводила сама судьба, чтобы, чем-то обогатив, снова развести. В очках, с бритой головой, он напоминал интеллектуала безуховского, толстовского типа. Впрочем, внешность в данном случае соответствовала внутреннему содержанию. ВГИК по специальности «режиссёр документального кино» он закончил, уже имея одно высшее образование – русская филология в Тартуском университете. Как человек талантливый он вызывал у меня неподдельное уважение и симпатию. Мы с ним были знакомы более тридцати лет, поэтому мне достаточно легко описать этот незаурядный характер. Совместные походы на яхте нас вообще очень сблизили. Любая нештатная ситуация с ним была с лёгкостью преодолима.
52
По распределению после окончания Тартуского универ– ситета он работал учителем русского языка в эстонской школе на острове Сааремаа. Молодой педагог энергично взялся русифицировать эстонских детей острова, которых он всем сердцем полюбил. Чувствуя свою ответственность перед страной, будучи противником сегрегации, национализма и оппортунизма, он наконец-то вступил в комсомол и немедленно создал в школе комсомольскую ячейку. Проводил комсомольские собрания, которые заканчивались серьёзным переосмыслением роли простого труженика – строителя коммунизма в отдельно взятой стране, в которой наблюдался некоторый застой. Это его беспокоило и настораживало.  Молодой учитель любил повторять афоризмы древнегре– ческих философов и Ленина. Сказывалось университетское образование и школа замечательного тартуского филолога профессора Юрия Лотмана. Каждый день, просыпаясь рано утром под гимн Советского Союза в общежитии молодых специалистов, он смотрел на себя в зеркало и повторял десять раз афоризм Аристотеля: «В чем смысл жизни? Служить другим и делать добро». После утреннего туалета он вновь вставал у зеркала и пять раз повторял ещё один афоризм Аристотеля: «Великодушного человека отличает то, что он не ищет выгоды для себя, но с готовностью делает добро другим». Затем он складывал в свой потёртый портфель прове– ренные тетрадки с домашними заданиями учеников и шептал, внутренне отвергая, стих Бродского:
53
Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.  Зачем тебе Солнце, если ты куришь «Шипку»? За дверью бессмысленно всё, особенно – возглас счастья.  Только в уборную – и сразу же возвращайся. О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора. ... Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.  Что интересней на свете стены и стула? Зачем выходить оттуда, куда вернёшься вечером Таким же, каким ты был, тем более – изувеченным? Прошептав строчки Бродского, Шипа заканчивал их словами: «Каков подлец!» Он опускал ладонь на дверную ручку, медленно нажимал на неё и, опровергая нобелевского лауреата и возмущаясь его внутренним миром как предателя советского строя, произносил очередной афоризм Аристотеля: «Жизнь требует движений». Открывал дверь, выходил в коридор, проходил мимо уборной, не заглядывая в неё. И, наконец, на улице, глубоко вздохнув, произносил «путевой» афоризм Аристотеля: «Кто осмысленно устремляется ради добра в опасность и не боится её, тот мужествен, и в этом мужество». И весело шёл в школу к своим любимым ученикам, которые встречали его радостными голосами: «Tere ;petaja!» На что Андрей отвечал им словами В. И. Ленина: «Учиться нам нужно, учиться и учиться!» – ладонью указывая на школьную доску. Свой метод он назвал «Энергетическая аккумуляция идей коммунизма в чистоте здравого смысла».
54
Шипуров в те годы совсем не употреблял алкоголя. По этой причине он не смог наладить нормальных отношений с районной островной комсомольской организацией: там много пили пиво и разговаривали на эстонском языке, которым Андрей владел плохо. В школе он настолько успешно учил детей русскому языку, что они и дома начинали говорить на языке Пушкина и Толстого, путая слова родного языка с русскими и, что уж совсем было непозволительно, употребляя не всегда к месту нецензурные выражения. Подобная деятельность молодого учителя не радовала родителей, которые переставали понимать своих детей. Они стали писать письма с жалобами, и Шипу уволили. Школа скорбела. Директор не могла сдержать слёз. Эстонские пионеры в белых рубашках и красных галстуках салютом прощались с Шипой. Характеристика, которую написала на Шипу директор школы, была образцово-положительной. Никогда более я не видел столь хорошей характеристики, которую позднее Шипа выставил в фейсбуке. В Эстонии это настораживало. «Довольствуйся настоящим, но стремись к лучшему», – вспоминал Шипа слова Сократа, уходя из первой и последней своей школы с гордо поднятой головой. Дети плакали. Он вернулся в Таллин. Из-за слишком хорошей характе– ристики, вызывающей подозрение, его в школы столицы не принимали. Поэтому ему приходилось работать внештатно,
55
только на гонорары, журналистом в газете и на радио. Там мы и познакомились. Затем он уехал в Москву учиться. Была даже попытка поступить в Высшую школу КГБ. Он хотел быть разведчиком. Говорил, срезался ещё на собеседовании, когда преподаватель в военной форме подполковника войск связи достал из-под стола бутылку водки и два стакана. – Водку будешь? – глядя в глаза, спросил он у Шипы. – Нет. Я не употребляю. – Нам непьющие не нужны! – сказал принимающий, снимая с носа очки. – Трезвенники очень подозрительны, такие «горят», проваливают дело. А права на ошибку сотрудник КГБ не имеет. Так что в Вышку его не приняли. Шипе пришлось забрать документы и поступить во ВГИК. Там об алкоголе не спрашивали. Но на вступительных экзаменах заставили написать сочинение на тему: «Как вы относитесь к Ленину?» Его сочинение получило высший балл. В нём были такие перлы: «Гениальность Ленина была в его простоте. Он такой же, как я, а я – такой же, как он...» Экзаменаторы были в восторге, что нашлись ещё люди, которые верили и любили вождя. А без любви такое написать было невозможно. Так он стал режиссёром документального кино. Рассказал он мне эту историю при встрече в 2016 году. На него стоило посмотреть! Глаза блестят, в голосе гордость за себя и страну. Я был растроган и пригласил его на яхту, чтобы отметить это событие. Так всё и началось.
56
– Хорошая яхта, хо-о-рошая яхта, – повторял Шипа, осматривая её. – У меня папа был морским офицером на Дальнем Востоке. Поэтому я с детства люблю море и морскую стихию. Наша встреча закончилась выходом в море и последующим возвращением в порт. Андрей мне помогал. Удивительно, но он всё схватывал на лету, как птица: быстро и без лишних слов. Был тёплый летний вечер. Солнце опускалось за горизонт. Дул лёгкий бриз. Шипа пил простую воду, я – вино и курил трубку. Шипа не курил. – Какой же ты молодец! – искренне говорил я Шипе. Тот сняв очки, скромно опускал глаза и отвечал: – Сократ как-то сказал: «Довольствуйся настоящим, но стремись к лучшему», – и тут же добавил слова Конфуция: «Слово должно быть верным, действие должно быть решительным». Мы оба радовались встрече. Впереди были годы путешествий на яхте. Во многом благодаря Андрею я познакомился с людьми, которые представляли так называемую «таллинскую богему». Мы стали собираться на яхте, которая постепенно превращалась в маленький интеллектуальный центр или, точнее, в один из них.
5. богеМа
Разбудил будильник в телефоне. Зачем я его поставил? Привычка? И без него я обычно просыпаюсь рано. Часов
57
около шести. Посмотрел в окно спальни – за ним синело весеннее небо, подсвеченное восходящим солнцем. Кроны деревьев спокойные: ветра нет. Значит, в море выходить можно. За годы увлечения яхтингом выработалась привычка оценивать погоду с точки зрения возможности выхода в море на яхте. Для комфортного выхода ветер желателен до семи метров в секунду и с минимальными осадками. Всё остальное зависит от людей, от компании. Когда живёшь на яхте, погоду чувствуешь собственным телом. Даже не открывая утром глаз, чувствуешь, какую погоду от моря ждать. С шести метров в секунду ветер начинает свистеть в леерах10, поднимается волна, которая ощутима даже у причала. Если же сила ветра доходит до десяти метров в секунду, яхту начинает бить о причал или, как мы, яхтсмены, говорим, колбасить. Правда, многое ещё зависит от направления ветра. Внутри яхты становится неуютно. Выспаться и отдохнуть уже не получается. Лучше уехать домой, изредка приезжать в порт, чтобы присматривать за лодкой: не оторвались ли концы, целы ли кранцы, которые висят на бортах и предохраняют их от ударов корпуса яхты о причал. Сегодня спал один. Я в разводе со своей второй женой. Веду холостяцкую жизнь. Для писателя не самый худший
10 Леер – натянутый трос, используемый для ограждения борта корабля или люка и в качестве поручня в штормовую погоду.
58
вариант. Рукой на тумбочке возле кровати нащупываю очки и телефон: что там в мире творится? В мобильнике – лайки на мои публикации, комментарии друзей. А, вот интересно... Элла Аграновская мне: «А мне ты казался не полным идиотом... Дальше пиши километрами – реагировать не буду. Шлагбаум». Интересно, где она собирается этот шлагбаум ставить? На сто первом километре11, что ли? Это для идиотов. А для нормальных на каком? Обычно с женщинами стараюсь не спорить – совершенно бессмысленное занятие. Почти всегда женские аргументы сводятся к эмоциональным всплескам, а уж в этом у мужчин тягаться с женщинами шансов нет. Если, конечно, мужчина сам не становится женоподобным. Тем более с Эллой. Работала в газетах, на радио, пыталась найти себя на телевидении. Но редко газетные или, как ещё говорят, пишущие журналисты становятся сколько-нибудь заметными на ТВ или радио. Иная специфика. И наоборот. Спорить с такими неразумно – никогда не знаешь, какая информация для тебя припасена. Но если уж наступишь на больную мозоль, вспомнят всё. Говорили о политике. Видимо, вчера задела фраза Эллы: «Ну что ты забыл в российской политике? Тебе
11 Сто первый километр – один из способов ограничения в правах, применявшийся в СССР к отдельным категориям граждан. Сначала это касалось освобождённых репрессированных и членов их семей, позже – тунеядцев, проституток и прочих неблагонадёжных с точки зрения властей граждан. Им запрещалось селиться в пределах стокилометровой зоны вокруг Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик, других крупных, а также «закрытых» городов (Севастополь, Днепропетровск, Куйбышев).
59
что, больше всех надо?» Дальше – больше... Как-то само собой вспомнилось ток-шоу на телевидении с не самым удачным названием «Пудра-шоу», в котором Аграновская участвовала в качестве одной из соведущих. У меня это шоу вызывало больше недоумение, чем восторг. Тем более, что участвуя в подобном телепредставлении, Элла играла там далеко не первую роль (сужу по картинке!), и выглядела, как нахохлившаяся сова, приглашённая в него не ради участия как одна из ведущих, а просто в силу своей известности для поднятия рейтинга. После серьёзных книг Эллы о российских государственных мужах, театре, телефильмах о Тарковском эта нелепость (имею в виду «Пудра-шоу») выглядела ещё более удручающе. Хотя понятно, что за этим стоят деньги. Вели шоу несколько известных в Эстонии женщинжурналисток, каждая из которых в отдельности была весьма талантлива. Но вместе... Получилась совершенно безвкусная, а местами пошловатая передача. Бросил незамысловатую и не претендующую ни на что фразу: «Элла, до передачи «Пудрашоу» все женщины-ведущие в ней мне казались умнее». Обычно Элле в кругу своих коллег удавалось сохра– нять некий нейтралитет и не конфликтовать в этом интел– лектуальном зоосаде с окружающими. Под копной рыжих волос, как мне казалось, я всегда видел улыбку. Судя по всему, опыт долгих лет работы в профессии научил её скрывать эмоции, умело манипулировать словами и обещаниями, лукаво отказываться от ненужного, неинтересного и всегда
60
оставлять за собой право и возможность общения. Но на этот раз не сдержалась. Эх, Элла, эмоциональная умница! Яркий представитель таллинской богемы, к которой я себя не отношу, но... касаюсь. Написал и задумался. То, что она яркая и весомая,  – несомненно. Но насколько богемная? Талантливая – да. Но у неё, в отличие от многих творческих людей, есть видимый и слышимый результат: книги, статьи, фильмы. Да и разговоры не ограничиваются одними только разговорами. Это уже иной уровень. Вокруг подобных харизматичных людей и кучкуется та самая богема, которой нужен повод где-то собраться, потусоваться, представиться и говорить, говорить, говорить... Аграновскую вряд ли можно отнести к богеме. Такие, как она, в отличие от богемных, заняты работой, они создатели. Потому богема и вьётся около них, да и они при них чувствуют себя вполне комфортно. Они одинаково нужны друг другу, так как именно богема и создаёт фон известности и популярности для несомненно талантливых людей. Результат их работы становится заметным и видимым. И хорошо оплачиваемым. Наша русская богема в Таллине разнородна. Понятно, что все желают быть гениальными или по крайней мере выглядеть таковыми. Говорят, что есть даже вирус гениальности. Поражает чаще неокрепшую творческую душу, как правило, в молодости. Признаками являются звёздная болезнь, нетерпимость и крайне болезненная реакция на критику. Но вернёмся к нашей богеме. Тусовка для неё – смысл всего, её способ существования. Кто-то ухватится за что-то
61
серьёзное – работу, семью – и становится нормальным, без лишних иллюзий человеком. Кто-то тонет в этом болоте, переходя на наркотики и прочую гадость. Кто-то попадает в какие-нибудь духовные или религиозные секты  – такие выпадают из всех прослоек общества. Для многих русских, воспитанных классической русской литературой, примером в жизни являются герои, взятые из нафталиновых книг, или сценические образы. К сожалению, поверьте, говорю вполне искренне: в реальной жизни они редко встречаются. Выдуманные писателями ситуации, манера поведения в обществе, с женщинами – зачастую фальшивы и не соответствуют тому, что можно на каждом шагу встретить в реальной жизни. Как много ошибок совершают те, кто, начитавшись Достоевского, сталкивается с реальной жизнью! Или, прочитав Тургенева, пытается понять современную девушку. Так и наша богема. Создаёт иллюзорный мир с многобожием в виде, ну, например, Тарковского. И ходят, словно в храм, на просмотры фильмов, которые нравственно да и духовно мало что дают. Представители богемы ограничивают себя этим искусственным миром и сами становятся искусственными, зависимыми от мира реального. В любой момент готовы надеть маску и сыграть необходимую роль. Они неадекватно воспринимают мир и в любой момент могут по навету, даже по одному неосторожно сказанному слову изменить своё
62
мнение, отношение. Они непредсказуемы. По первости это может показаться весьма даже необычным. Чтобы познать богемную жизнь, надо пожить в ней. Побарахтаться в ней.
Богема аморфна: Вся жизнь, словно сон. Казаться – не быть – Вот для них эталон. В глаза бросить пыль, Языком почесать,  На кинопремьерах,  Как в храме, бывать. Тарковского вспомнить. «Довлатов?.. О, да!  Когда-то я с ним Переспать бы могла!» Легко обещая,  Забыть через час; И к тем, кто в фаворе, Прибиться тотчас. Нос, словно флюгер, По ветру стоит:  Сегодня ты в силе, А завтра – забыт. За дружбу пить водку Брать в долг без затей: Считать, не считая, Давай лишь щедрей!
63
Но стоит напомнить – И дружба прошла. Сегодня – хороший, А завтра – свинья.  Легко всё забыто, Хорошее – сон. Обиду запомнят, А прошлое – вон! Был лучшим – стал худшим. Простая игра: Где нет слова «честь», Расслабляться нельзя.  А впрочем, чего это я  Всё брюзжу да брюзжу?! Старею, наверное. Сам прошлым живу. Здесь выход простой: Коль претензии есть, Садиться за стол И писать так, как есть...
6. бУДни РаЗвеДЁнного
На столиках в кафе горели свечи. Напротив меня сидела белокурая женщина с большими выразительными глазами, обрамлёнными длинными тёмными ресницами. Стройная, красивая фигура. Одежда это подчёркивала. Одним словом,
64
в её внешности недостатков я не заметил. Она оценивающе посмотрела на меня. – Ломара! – представилась она при нашей первой встрече и, оглядывая зал, спросила: – Здесь не слишком шумно? Это кафе на верхнем этаже торгового комплекса «Солярис» предложила сама Ломара, с которой я буквально накануне познакомился по интернету на одном из сайтов знакомств. Переписка была интересной, тексты зацепили – были живые, правда, с ошибками. Поэтому меня удивило её знание древнегреческой литературы, которую она с упоением и на память цитировала. – Гомер... Как я его люблю! Я перечитала всё, что им было написано! – говорила она, пока мы подходили к столику. – Позвольте представиться... – начал было я. – Да, да, Гомер... – Она как будто не слышала меня. – Его мало кто сейчас знает и любит! Я одна из немногих. Времена иные,  – гордо говорила моя новая знакомая, усаживаясь за столик. Она внимательно оглядела зал, практически не обращая на меня внимания. Признаться, одежда на мне была достаточно старой, да и лишние килограммы успел за это время набрать. Когдато мой вес был иным. И вот теперь всё внатяжку, что-то не застёгивается... В общем, чувствовал я себя скованно и неуютно. – Вот, послушайте... – воскликнула моя собеседница, когда мы устроились за столиком, – Кстати, как вас зовут-то? А, можете не говорить. Помню по переписке. Вы Влад!
65
– Не совсем. Владимир. – Понятно, Владимир... – покосилась она на меня. – Все там врут... Так вот, послушайте, что писал Гомер. И она действительно к моему искреннему удивлению начала декламировать Гомера: Мрак у тебя я от глаз отвела, окружавший их прежде. Нынче легко ты узнаешь и бога, и смертного мужа,  Если какой-нибудь бог пред тобой, искушая, предстанет,  Против бессмертного бога не смей выступать        дерзновенно... – И это написано более двух тысяч лет назад! Вы можете, Владимир, себе это представить?! Вы читали Гомера? – Не могу представить, как это вы смогли запомнить? Нет, не читал, – честно признался я. Ломара снисходительно посмотрела на меня: – Гомера каждый интеллигентный человек знать обязан. Впрочем вы на него мало похожи. – Это почему же? – Ваша одежда вынуждает меня задуматься над вашим интеллектом. Мне он кажется неразвитым. – Как интеллект выражается в одежде? – В несовместимости размеров. В несочетании цветов. В несоответствии цен, в конце концов. Ну, скажем, верхней и нижней частей одежды. По вашему обтягивающему пуловеру я могу судить о вашем скудном словарном запасе и убогом
66
знании литературы. Как может интеллигентный человек не читать «Илиады» или «Одиссеи»?! Послушайте:    ...на лире певец вдохновенный Громко звучал перед ними, и два прыгуна, соглашая С звонкою лирой прыжки, посреди их проворно скакали. – Какая красота, какая экспрессия!.. Заметьте, написаны более двух, а может, и трёх тысяч лет назад! Я молча поглядывал на собеседницу. «Хорошо подготовилась к встрече, – подумалось мне. – Наверное, всю ночь учила». Подошла официантка. Я заказал два кофе и минеральную воду. – А вы Довлатова читали? – спросил я. – А кто это такой? – Ломара вздрогнула и вопросительно взглянула на меня. – Был такой писатель, почти наш современник. Умер уже. – Нет, не читала. Но обязательно прочту. Вопрос про Довлатова её несколько сбил с толку. Про Гомера она больше не вспоминала. Разговор стал налаживаться. Но было заметно, что периодически она из него выключалась, мучительно вспоминая, кто же такой Довлатов. – Я художник по костюмам. О-очень творческая личность. Мои интересы не совместимы с материальными и узкокорыстными. Вся моя жизнь – в искусстве! – Она поправила рукой белые крашеные волосы и посмотрела
67
на меня своими большими глазами, ожидая восхищённой реакции. – Мне не нужны деньги от мужчины, – продолжила она после паузы, так и не дождавшись моей реакции. – Я сама, всё сама. Я самостоятельна и вполне обеспечена. В моей мастерской, которую я называю «пошивочная», я шью одежду для наиболее известных женщин нашего города. Чтобы вы знали... Я не какая-то фифочка! Моё призвание – «Всегда!» Мой девиз – «Шедеврально!» Женщина становилось всё более экзальтированной, её явно увлекал и возбуждал рассказ о самой себе. Руки, жестикулируя, летали, как крылья, пальцы подрагивали. «Темперамента ей не занимать», – подумал я, усмехаясь про себя. Но надо было как-то реагировать. – Как это необычно. Современные женщины весьма меркантильны. Вы одна из тех редких представительниц прекрасной половины человечества, которые живут духовным и ищут в мужчине прежде всего духовное начало, интеллект. Это интересно. – Именно! Несмотря на двух детей... – Ломара замолчала, поняв, что сказала что-то лишнее, но сказанного уже было не вернуть, и после короткой паузы продолжила: – Мне не нужны животные, мне не нужны самцы. Я обходилась без них годы. Могу обойтись и сейчас. Мне хотелось бы говорить об искусстве, философии... Отрываться от земли и духовно взлетать ввысь. К небу, к звёздам... Меня это несколько насторожило. Перспектива летать среди облаков не очень радовала.
68
– А как вы относитесь к сексу? – Решил я приземлить собеседницу. Женщина замерла и широко распахнутыми изумлёнными глазами посмотрела на меня. – В смысле... как? – тихо переспросила она и, набрав воздух, гневно выдохнула: – Да как вы можете?! Какая грязь. Терпеть не могу оргий. Я почему-то подумала, что вы не такой, как все. Но при этом бросила на меня внимательный и заинтересованно-оценивающий взгляд. – Возможно, я сказал лишнее, но не лишне заметить, что у меня есть яхта, на которой мы могли бы продолжить наш разговор о Гомере. – О, яхта... Какое излишество! И только ваш интерес к Гомеру вынуждает меня согласиться посетить вашу яхту. Надеюсь, мы на ней не утонем? – Разумеется, нет. Тонут в чувствах и фантазиях Гомера, которым много лет. Я посмотрел на спутницу. В её глазах появилась заинтересованность. Было очевидно, что чем-то я её увлёк. Но также было понятно, что сегодня продолжения не будет. Мы допили кофе, расплатились и встали. Поведение этой женщины при знакомстве и при расставании разительно отличалось. Её глаза уже не бегали по сторонам. Они смотрели на меня. Она ждала моих слов, не прислушиваясь к постороннему шуму. – Почему вы молчите? Что-то не так? – спросила она. – Всё хорошо, мы созвонимся и договоримся о морской
69
прогулке. – Хорошо. Чаушки! – сказала она и пошла, словно кошка, повиливая хвостом. Так мне казалось.
7. ПРиобЩение
Погода в мае 2016 года стояла хорошая. Я пригласил своих новых и старых друзей на яхту. На борт поднялись Витя Ланберг, Андрей Шипуров и Ломара. Это было в порту Ноблесснер. В те годы этот порт представлял собой брошенные цеха Седьмого (военного) завода, но уже строились новые цеха Балтийского судоремонтного завода, дебаркадеры12 для Норвегии и ангары яхт-клуба. Сейчас на этом месте уже построены фешенебельные жилые дома, открыты кафе и рестораны. С Виктором Ланбергом мы были знакомы более тридцати лет. Хороший артист, режиссёр, полиглот. Обладал удивительной памятью, часами мог рассказывать о театре и показывать (именно показывать!) театральные байки. Репризы в его исполнении были просто гениальными. Андрея и Ломару я пригласил, памятуя об обещании прокатить их на яхте. Думалось, что присутствие Ломары разнообразит мужскую компанию. С женщинами всегда веселее! Своих спутников встретил возле яхты.
12 Дебаркадер – плавучая пристань.
70
– Рад видеть вас, Ламара, – пожимая её руку, приветливо поздоровался я. – Здравствуй, Андрей! Привет, Витя! Готовимся к отходу. Попрошу снять с уток концы13, – сразу перешёл на морской язык. Я запустил мотор, мы оттолкнули яхту от причала и благополучно вышли в море. Путь лежал на остров Найссаар. В мае даже при тёплой погоде из-за холодной воды в море прохладно. Ветер западный, до восьми метров в секунду, поднимает волну. Она небольшая, до полутора метров. Для яхты это почти идеальная погода. Найссаар находится на севере Таллинского залива. Следовательно, из Таллина яхта идёт курсом на север вдоль полуострова Пальяссааре. Обогнув его, сразу чувствуется усиление ветра, от которого и закрывал полуостров. Появляется волна. Яхту начинает кренить. Для тех, кто на яхте в первый раз, это кажется необычным. Пассажиры напрягаются, начинают хвататься за леера, предупреждающие падение за борт. Их счастливые улыбки превращаются в вымученные. Кто-то начинает жаловаться на «морскую болезнь». Не раз приходилось наблюдать, как из-за этой болезни люди, приходя на яхту счастливыми и радостно возбуждёнными, уходили после одного только выхода в море расстроенными и разочарованными. Что делать... По моим наблюдениям, никогда не испытывают этой болезни всего
13 Утка – двурогая литая или сварная фигурная планка для крепления свободных концов канатов небольшого диаметра. Канат укладывается восьмерками и удерживается за счёт сил трения.
71
процентов десять людей. Приблизительно столько же никогда к ней не могут привыкнуть. Остальные рано или поздно к ней привыкают. Я, слава Богу, отношусь к первой группе. До Найссаара идти полтора-два часа в зависимости от силы ветра, а значит, и скорости яхты. Первое путешествие простое – туда и обратно. Без крайностей. Не хочу отбить вкус к морю у новичков. Но даже такая погода вносит некоторую экстремальность и даёт представление о море и условиях обитания и жизни на яхте. Как, например, пользоваться при качке туалетом, пить, кушать? Об этом редко кто задумывается перед морским путешествием. Две большие разницы: смотреть с берега на яхту и парус, который «белеет... в тумане моря голубом», и находиться внутри этой яхты.
наЙССааР – «ЖенСкиЙ оСтРов» Первый раз я оказался на Найссааре в 1990 году. Пришли на яхте с контр-адмиралом Иваном Ивановичем Мерку– ловым. Покрытый хвойным лесом песчано-каменистый остров размером девять на четыре километра находится приблизительно километрах в десяти от Таллина, ограни– чивая акваторию Таллинского залива с севера-запада. Согласно эстонской легенде, остров поднялся со дна моря, чтобы спасти женщину, отсюда и его название, означающее буквально «женский остров». В годы, когда Эстония ещё входила в состав СССР, на острове находились воинские части, и он был закрыт для гражданского посещения. На его южной части и в центре
72
базировались моряки, охранявшие минные склады. На севере острова располагалась ракетная батарея ПВО. – Кто такие? Вы откуда? – кричал, помнится, бегая по причалу острова, матрос в бескозырке и с красной повязкой на руке. – Вход для гражданских яхт на остров запрещён! На яхте нас было несколько человек. Обычный летний солнечный день конца лета. – На яхте находится адмирал Меркулов! – прокричал в ответ Иван Иванович, сам себя представив в третьем лице. – Куда нам встать? Матрос резко остановился, как будто наткнулся на стенку. – Кто? – уже более сдержанно переспросил военный островитянин. – Повторяю, контр-адмирал Меркулов! Иван Иванович к тому времени был уже на пенсии, но командирский голос и сдержанная властность были очевидны и без предъявления документов. А для рядового матроса встретить адмирала – это событие! До дежурного наконец дошло, кто на яхте. Его оцепенение прошло, он забегал по причалу, ища более удобное место для яхты. Тогда ещё не было плавающих низких пирсов. Причальная стенка была высокой, во многих местах осыпавшейся. Сказывались последние годы советской власти – никому уже не хотелось связываться с ремонтом. – Сюда, сюда! – матросик показал рукой на место и принял конец, помогая нам причалить.
73
Закрепив яхту, мы выбрались на причал. Длинный, с узкоколейными рельсами железной дороги, полуразрушенный и загадочный, он тянулся к берегу. Просто находка для сталкеров. – Ну что, пойдём посмотрим, что здесь творится! – Иван Иванович снял с себя непромокаемую куртку, посмотрел с улыбкой на нас и направился в сторону острова. С этим человеком было тепло и как-то очень надёжно. Я уже успел с адмиралом сходить в недельное плавание на яхтах из Таллина в Пярну и очень прикипел к этому человеку и к морю, которое он мне подарил. Между нами сложились доверительные, дружеские, уважительные отношения, которые позднее стали напоминать отношения между сыном и отцом – своих сыновей у Меркулова не было. Были две дочери. Странно бывает в жизни: Иван Иванович был ровесником моего отца. Но чувствовал я себя с ним более свободно, чем с отцом, хотя отца я очень любил. В последующие годы я не раз буду возвращаться на этот удивительный остров с разными людьми, на разных яхтах. Поэтому для нашего первого путешествия с новыми и старыми друзьями я выбирал почти всегда именно остров Найссаар. Путь недалёк, всего десять километров, и, что немаловажно, гавань имеет хороший причал. Через три часа я вернул вновь обращённых в порт. Наши морские приключения, которые будут продолжаться четыре сезона, начались.
74
8. Элегия МоРя
– Ты меня любишь? Почему, когда ты говоришь о вечности, о счастье, преданности и красоте, я читаю в твоих глазах одиночество? Почему, когда ты говоришь о любви, я этого не чувствую? – Девушка озадаченно смотрела на меня. Красивое лицо с большими глазами под чёрными тонкими бровями повернулось ко мне в ожидании ответа. – Мы с тобой знакомы не первый день. Мне казалось, что кроме физической близости нас объединяет и духовная. Но почему-то интуиция подсказывает, что вот это, – она отвернулась и задумчиво посмотрела на море, на горизонт, за который закатывалось летнее солнце, – ты любишь больше меня! Красновато-жёлтый цвет заката отражался в морской воде, которую резал форштевень яхты, и рассыпался в расходящейся от него волне. Было тихо. Небольшой ветер наполнял паруса и нёс судно куда-то вдаль по морской глади. Был слышен только звук работающего автопилота и редкий плеск набегающих волн. Полные паруса почти не кренили яхту. Лёгкий йодистый запах моря, тёплый летний вечер настраивали на откровенность и искренность. Без ограничений. Как море: куда ни посмотришь – везде вода, вода и вода... До самого горизонта. А за ним опять вода и вода... Море чистоты и искренности. Мы лежали на палубе на носу яхты и смотрели вверх – туда, где у топа мачты сходились углы парусов. А за ними
75
синело небо с редкими облаками. И если смотреть только на конец мачты, то может показаться, что яхта неподвижна, а покачивается синее небо с облаками. А с ними и весь земной шар. Мы же – в центре мироздания! – Понимаешь, море – это мир, в котором люди – всего лишь его часть. Море – это стихия со своей особой энергетикой, со своим таинством и душой. Эта прикрытая небосводом вода для меня является зримым храмом. Не случайно древние греки и римляне обожествляли её. Нептун, Посейдон – римский и древнегреческий боги морей... Мне это многобожие понятно. Я чувствую эту энергию стихии. И хорошо понимаю тех, кто обожествлял её. Она особая, неземная... – Я посмотрел на свою спутницу. «Поймёт ли?» – с сомнением подумалось мне. Девушка отвернулась и, закинув руки под голову, молча смотрела вверх. Туда, где, очевидно, и должен был находиться тот самый старик Нептун с грозным взглядом, длинной седой бородой и с трезубцем в руках. Она была топлес, то есть без верхней части. И её красивая грудь очень естественно вписывалась в синеву набегающих-убегающих волн. Непостоянных, как и женщина, которая была с мной. На яхте, которая в море превращается в храм, а любая встреча – в таинство первобытной мистерии в бескрайних водах. – Поэтому для меня, – продолжил я своё откровение, – море как стихия всегда будет первично. А всё остальное – всего лишь следствие этого, сопричастность. Если на суше женщина обычно находится в центре внимания мужчины,
76
который её любит, то в море всё немного иначе. Здесь любовь даётся самой сутью этой жизни. Обладание приходит через природу двух... И всегда соучастником и посредником в этом будет море, которое напоминает о себе покачиванием на волне и особой пьянящей энергетикой. Это незабываемое ощущение! – Может быть, поэтому в море так мало женщин? – Она вновь повернула голову ко мне. – Нам не нужны посредники в любви. А для тебя море с яхтой важнее меня. Это обижает... – На земле я только твой. Но в море... Наверное, ты права. Но это твой выбор. Поверь, эта стихия только кажется безмолвствующей, отбирающей меня у тебя. Это не так. Если ты сделаешь выбор, твои чувства ко мне она удвоит. Ну, а если нет, значит ты не моя, а я не твой. Мы не созданы друг для друга. Море быстро всё расставляет по своим местам. Я отвернулся от девушки и вновь посмотрел в темнеющее небо. Зажигались первые звёзды, открывая тёмную бесконечность. На мачте, в отражающем свете заката бликовали краспицы,14 образуя с мачтой крест. Крест, который сопровождает и оберегает яхтсмена. Рукотворный и воздвиженный, он служит вечным напоминанием: «Ты в море! Я твой Крест. Смирись и будь его достоин». Становилось прохладно. Мы собрали свои вещи с палубы и перешли в кокпит. Я посмотрел на экран картплоттера, который находился в рубке яхты. Пунктирная линия 14 Краспица – металлическая или деревянная распорка, необходимая для обеспечения опоры при высокой мачте.
77
с треугольником, обозначающим яхту, чертила курс и указывала наше место в мироздании. Эхолот на стенке рубки показывал глубину, которая, постепенно уменьшаясь, соответствовала данным карты. Я посмотрел вперёд. На горизонте показались контуры берега. Были видны огни створных маяков входа в гавань. Красный – левый, зелёный – правый. И вехи, обозначающие фарватер... Запустил двигатель, развернул яхту против ветра, включил автопилот, дал малый ход и приступил к уборке парусов. Первым убрал грот, закрепив его на гике, и затем уже закруткой накрутил стаксель на штаг. Стемнело. На малом ходу яхта вошла в створ зелёнокрасных вех гавани острова Найссаар. Моя спутница тихо сидела в кокпите, наблюдая за мной и время от времени поглядывая на открывающуюся панораму берега. – Сбрось за борт кранцы15, – попросил я её. Она вышла из кокпита на палубу и столкнула за борт закреплённые на леерах белые колбаски кранцев. Описав небольшую дугу, яхта подошла к свободному причалу. Кто-то сошёл со стоявших на берегу яхт и помог пришвартоваться. Наше путешествие закончилось. Можно было перевести дух. Для моряка всегда радостным является возвращение на землю после плавания. И не столь важно, сколько оно продолжалось: часы, дни или месяцы. Всё-таки
15 Кранец — приспособление, служащее для предотвращения соприкосновения обшивки корпуса с причалом или другим судном при швартовке или буксировке.
78
человек – земноводное существо, и море, несмотря на любовь и привязанность к нему, не его среда обитания. Со стороны начало каждого путешествия кажется простым: причальные концы отдали, бросили на палубу яхты, под мотором тихо отошли от стенки, подняли паруса и... Вот уже оно – море! Что у капитана перед выходом творится в душе – об этом мало кто знает. Водная стихия – тихая или штормовая, ласковая или злая – обезличена. В море одинаково погибают как большие, так и малые суда. Степень риска приблизительно одинакова для всех. Всё зависит от качества судна и умения команды. И когда они есть – ты не ограничен в дальности плавания, условиях погоды. Ты сливаешься с морем, роднишься с ним. Всё становится естественно просто. Для тебя открыт весь мир, и он лежит у твоих ног. Ночь, проведённая с женщиной на яхте, воспринималась мною как волшебство, как будто я попал в иное измерение. Не знаю, как к этому относились сами женщины. Но судя по их поведению, ощущения были приблизительно такие же. Представьте: яхта выходит в море, погода тихая, тёплая. Вечер. Солнце садится в море, всё подсвечено красноватооранжевым светом. Слегка качает. Полные паруса чуть наклоняют яхту. При лёгком ощущении страха организм начинает вырабатывать адреналин. Если к этому добавить немного вина, у женщин наступает эйфория. Она уже любит всё: море, яхту, капитана... На вопрос: «Куда пойдём на яхте?», я часто слышал такой ответ: «Куда скажет капитан». Ещё не в
79
постели, но женщина уже отдалась. Её переполняют счастье, восторг. Всегда к этому состоянию относился очень бережно. При виде счастливой женщины, уже был удовлетворён тем, что сумел подарить это счастье ей. Счастье, которого, возможно, на берегу она никогда и не испытывала. И ещё для меня была важна игра. Это интересно. И высшим счастьем являлось взаимно ожидаемое соитие под плеск волн и крики чаек. Это возносило на седьмое небо. Наши отношения с Дашей длились года три. Начинались весьма романтично. Но затем жизнь всё расставила по своим местам. Тоже как всегда. Назвать их серьёзными было нельзя. Даша знала пять или шесть языков благодаря тому, что жизнь постоянно сводила её с мужчинами-иностранцами. Главным и определяющим всю её жизнь желанием было найти богатого мужчину. И находила. Только как-то быстро после первого знакомства эти богатые мужчины становились «мужиками» и «гадами». Как-то раз она была замужем за болгарином, у которого было много овец и коров. Обеспеченный фермер. Где-то в горах Болгарии. До замужества всё было нормально. В деньгах Дашу фермер не ограничивал. Но затем он было попытался приобщить и Дашу к фермерскому хозяйству и сельским заботам. И тут вполне себе ожидаемо нашла коса на камень. – Это был полный писец! Ну, дебил! – с содроганием вспоминала она, ладонью поправляя волосы.  – Ты представляешь? Деньгами сорил, в бары-рестораны водил...
80
Мы, говорит, с тобой на Мальдивы поедем, на Канары. А приехали... на ферму. Вот, говорит, коровы и куры. Теперь ты за ними будешь смотреть! Ты можешь себе представить, чтобы я и коровы?! Вот этими руками соски у них тянула! – Даша показывает свои холёные ухоженные пальчики. – Я ему говорю: «Ты что, дурак? За кого ты меня принимаешь?!» Ты не поверишь, дело до драк доходило. Да пошёл он! Проходило время. Даша вновь пропадала на несколько месяцев, затем, возвращаясь в Таллин, звонила мне и при встрече рассказывала об очередном неудачном романе. Затем у нее появлялся новый герой. «Та-акой богатый москвич! И дом у него есть, и машина у него есть...»,  – рассказывала она, закатывая глаза. Мы ложились в кровать, и после определённой дозы поцелуев и всего остального я выслушивал очередную историю. Сначала радостную её часть: – Как он меня любит! Ты себе представить не можешь. Вот смотри, – тянется она к мобильному телефону и показывает переписку. – Всё, надо ехать. Я уверена, это мой. К бабке не ходи! Кстати, я ходила к цыганке. «Твой он!» – сказала она. Но затем наступала заключительная часть. И через некоторое время грустный итог: «Каков подлец! Козёл!» И так далее. Я не испытывал к Даше серьёзных чувств. Как, впрочем, и она ко мне. Но нам в редкие встречи не было скучно. Мы оба друг для друга были всего лишь той отдушиной, которая бывает необходима для отдыха. И подушкой, в
81
которую можно поплакаться. Меня такие, не обязывающие ни к чему отношения, вполне устраивали. Я же для неё был «неперспективным». Мои финансовые возможности её не устраивали и голову не кружили. Да и возраст... Наша с ней разница была лет пятнадцать. Успокаивал её в постели как мог. Судя по всему, получалось. Без мужчин она не могла. Но при этом, несмотря на кажущуюся ветреность, была достаточно разборчива с ними.
9. ЗнакоМСтво
Яхта. Я занимаюсь уборкой. Взял мягкую тряпочку и начал её протирать. Провожу ею по стенкам, смахивая пыль, и чувствую, как стеночка прогибается, выгибается, напрягается и как бы шепчет: «Ещё хочу». Удивился... Но стало приятно. Живая душа... Перехожу от стенок к столу. Смахиваю крошки. В ответ слышу: «Нежнее, нежнее!» Ну, а что происходило с половой уборкой-мойкой!.. Щётка не та, тряпка не та. Мою не так, там не домыл, там перетёр. Здесь грубо-прегрубо. А там: «Прошу тебя, ну, понежнее!»В общем, капризничала моя яхта. Но домыл её, доубирал, дочистил. Сейчас выйду один в море, поставлю паруса-крылья, и полетим мы с ней за моря-океаны! И будет моя ласточка служить мне верой и правдой! Сел за стол, взял трубку и стал её выбивать. Стучу трубкой по пепельнице, а она не выбивается. Стучу всё сильнее и сильнее и... просыпаюсь.
82
Слышу стук по корпусу яхты. – Капитан, капитан! Разрешите зайти на борт яхты!  – кричит кто-то за её бортом. Такова традиция: прежде, чем зайти на борт яхты, надо постучаться. Как в дверь квартиры. И спросить разрешения. Просыпаюсь окончательно. Встаю с дивана и вылезаю в кокпит. На причале Андрей Шипурин с каким-то мужчиной, который выглядит постарше Андрея и не столь интеллигентно. Слегка сутуловатый, с простым лицом. Больше напоминает рабочего с завода «Вольта» или докера рыбного порта, чем соответствующего статусу Андрея интеллектуала. Через плечо перекинута большая, набитая чем-то сумка. Внешность оказалось обманчивой. – Привет! Слушай, я подумал, что ещё один человек не испортит нашей компании. Не возражаешь? – Разумеется, нет. Заходите следующим образом: берётесь за леера, – я показываю как, – затем ставите одну ногу на борт. А вторую через леера переносите на палубу яхты. Понятно? Гости кивают головами, залезают на палубу яхты, а затем спускаются в её кокпит. Яхта кренится, покачивается и замирает. В сумке что-то звякнуло. – Знакомьтесь, это мой друг, с которым вместе учились в университете. Сейчас он преподаёт в Таллинском университете, – кивает Андрей на спутника. – Александр Данилевский, – представляется тот, слегка улыбаясь и глядя в глаза, и протягивает руку.
83
– Владимир. Капитан. Последовало крепкое рукопожатие. По рукопожатию уже можно говорить о некоторых качествах характера человека. Если оно мягкое, ну, как бы тряпичное, – то скорее всего и человек такой же. Если же сильное, твёрдое – принадлежит уверенному в себе человеку с сильным характером. Личности. Приблизительно таким было рукопожатие Александра. Почти. Чуточку не хватало твёрдости. – Спускайтесь вниз, посмотрите яхту или располагайтесь здесь, в кокпите. Сейчас ещё должны подойти... – Я взглянул на пирс. По брусчатке Лётной гавани шли две женщины – Да вот и они. Погода была ну просто женская: тепло, солнышко на почти безоблачном небе, лёгкий ветерок. И я решился пригласить выйти в море новую знакомую Ламару. По телефону она попросила разрешения прийти с подругой. Услышав о женщинах, Андрей с Александром инстинктивно подтянулись и переглянулись – Это мы удачно, Василич, с тобой попали! – Александр широко улыбнулся, снимая с плеча сумку. – Как сказал Эразм Роттердамский, «женщина – скотинка непонятливая и глупая, но зато забавная и милая». Посмотрим, что эти «скотинки» их себя представляют, – пробурчал Шипа, поправив очки. Женщины вдоль причала подошли к яхте. Как и при первой встрече Ломара была в джинсах. Её подруга – в чёрных
84
матерчатых штанах со стрелками. – О, сколько вас здесь! Не утонем? Первые слова Ломары давали повод для оптимизма: не испугаются и не уйдут. – Прошу на борт! Осторожно заходите, – поприветствовал их я и помог женщинам это сделать. – Владимир. – Александр – Как сказал Гомер, за последние десять тысяч лет женщины совершенно не изменились. Меня зовут Андрей. Мужчины представлялись, вежливо склоняя головы. Подруга Ломары хихикнула: – Надо же, ну, прям как джентльмены. Меня зовут Клеопатра. Теперь усмехнулись мы. – Между нами, Цезарями, говоря... – начал было Александр, но его перебила Ломара: – О, Гомер, как я его люблю! Меня зовут Ломара. Я дочь гор. – И давно спустились с гор? – поинтересовался Александр. – Давно. Давно в Грузии не была. Знакомство набирало ход. Взаимные симпатии уже начинали мешать выходу в море. Я понимал, что пора отчаливать, иначе причаливание уже не состоится. – Господа, время пришло отчаливать. Пора выходить в море. Там продолжим. Отдать концы!
85
Я запустил мотор. Андрей снял с уток концы и бросил их на палубу, но, прыгая на яхту, не рассчитал и свалился в воду. Мы быстро вытащили его с задней площадки яхты. Но пилотка – белая пилотка из города Севастополя! – осталась в море. – Моя пилотка, где моя пилотка?! Она мне дорога как память о городе-герое Севастополе! – сокрушался Андрей. – Утопла, Василич, твоя пилотка, – посочувствовал Александр. – Подожди. – Я застопорил ход, разделся и прыгнул в воду. Через пять минут пилотка была возвращена её владельцу. Андрей был счастлив. Сам он плавать не умел и вообще боялся воды. Мы отвалили от причала. Тихо-тихо яхта с разворотом стала выходить в море. Отойдя от берега, привёл яхту к ветру и поставил стаксель. Это быстро делается: достаточно освободить шкоты на раскрутке. Грот не ставил. С такой компанией он только мешает. Уваливаюсь градусов на тридцать от линии ветра. И вот уже ветер наполняет парус, подхватывает яхту и несёт её в нужном направлении, породнив нас со стихией. Яхта немного накренилась и стала набирать ход. Я включил автопилот, забухтовал концы, чтобы не мешались. Теперь можно и расслабиться. При стабильном ветре и невысокой волне наступает самое беззаботное время. Посматривая одним глазом на гладь моря, можно налить, взять, сходить по нужде, обнять... Одним словом, заняться своими
86
делами. Яхта безмятежно идёт вперёд, предоставленная ветру, морю и автопилоту. – Ну, что ж, друзья, сегодня для некоторых состоялся первый выход в море, и это следует отметить. Святое дело. Я достаю из холодильника бутылку хорошего итальянского белого вина, открываю её и раздаю бокалы. Настоящие, под вино, с длинными ножками. Одна только особенность: изготовлены они из небьющегося материала. В кокпите мы крепим столик, ставим тарелки с сыром и овощами. Всё готово. Традиционно на яхтах предпочитают пить белое вино: красное оставляет следы. Хотя моя практика показывает, что качественное красное вино вполне себе легко смывается, не оставляя пятен. Но только качественное. Порошковое или с красителями – тут надо быть осторожными. И ещё одно замечание: возможно, что кто-то нас осудит за алкогольные напитки. Опять же из практики и собственных знаний могу сказать, что алкогольные напитки исторически всегда были на судах. Ими запасались впрок. Более того, я считаю, что без них тяжело было бы совершать великие открытия в эпоху парусников. Представьте себе, парусное судно месяцами находится в тропических широтах. Жарко, холодильников нет, вода портится. Но вот ведь какое чудо! Оказывается она дезинфицируется добавлением вина. Для общей дезинфекции ран, продуктов используют крепкие напитки. В конце концов, их просто
87
пьют в небольших количествах, чтобы снять напряжение и стресс, которые копятся за месяцы плавания в океане. Даже сегодня морякам-подводникам – тем, кто плавает в южных широтах  – положено ежедневно выдавать сухое вино в пределах двухсот грамм. В 1806 году во время путешествия вокруг света на паруснике «Надежда», которой командовал Иван Крузенштерн, распорядком дня за ужином полагалось морякам по чарке водки или рома. После окончания ужина звучала команда: «Команде петь и веселиться!» Конечно, тут главное – знать меру. – У всех налито? – Я взял бокал и, опираясь одной рукой на корпус – яхту покачивало, – предложил выпить за морских новичков. – Но сначала Нептуну! – И выплеснул часть вина за борт. – Маленькая жертва богу морской стихии. Это традиция. – Андрей, а ты чего растерялся? – заметил я стоящего без бокала Шипурова. – Я не пью. Веду трезвый образ жизни уже много лет. Не пью и не курю. – Ах, да. Ну, не настаиваю. Я вспомнил печальный случай из жизни, когда учась ещё в институте, мы уговаривали выпить за компанию одного великовозрастного студента. Уговаривали долго и настойчиво. Уговорили на свою голову. Парень выпил и... запил. Оказывается, он был алкоголиком. Поступив в институт и сменив обстановку, надеялся, что сможет
88
избавиться от этой пагубной зависимости. Но... В результате его отчислили. После этого я никогда не настаиваю. И не осуждаю таких. Это дело личное каждого: пить или не пить. – За море! За то, чтобы нам всем всегда сопутствовала удача и мы всегда благополучно возвращались в свой родной порт! Семь нам футов под килем! – закончил я традиционный тост. И вдруг, переведя взгляд на море, я замер: прямо на яхту надвигался всей своей громадой паром. От нас он находился, может быть, уже метрах в трёхстах. В Таллинском заливе короткие выходы и состоят они из маршрутов от берега к берегу. То есть от западного к восточному и наоборот. В зависимости от порта, в котором базируется яхта. При этом пересекается фарватер, по которому достаточно часто ходят паромы в Финляндию и Швецию. По правилам морского судоходства, маломерные суда их обязаны пропускать. Я же отвлёкся и не заметил приближающегося парома. Море в очередной раз давало понять, что к нему нужно относиться серьёзно. Расслабляться в море нельзя. Паром шёл со скоростью около двадцати пяти узлов, то есть приблизительно сорок пять километров в час. Поэтому, заметив большой корпус судна, который с белым буруном над носовой бульбой неотвратимо надвигался на яхту, я понял, что надо срочно уходить в сторону от его курса. Перспектива оказаться в воде и потерять лодку была реальной. И она возрастала с каждой минутой. – К повороту! – скомандовал я.
89
По этой команде члены экипажа должны брать на руки шкоты, при необходимости их заводят на лебёдку, и готовиться отдавать или выбирать их. Мои спутники удивленно переглянулись. Некоторые эту команду слышали в первый раз. И только Шипуров немедленно отреагировал на неё: – Капитан, что делать? Что брать, куда тянуть, кому давать и отдавать? – Он схватился за один шкот, сняв его с лебёдки. – Поворот! – Я стал делать поворот оверштаг. То есть носом пересекать линию ветра. – Андрей, сначала потрави на противоположном борту шкот. А затем выбирай этот и заводи на лебёдку! – Какой, куда, где? – Шипуров начал лихорадочно дёргать то за одну, то за другую верёвку. Глыба парома неотвратимо надвигалась на нас, заполняя обводами корпуса горизонт. Я услышал подаваемые паромом гудки и краем глаза увидел, как паром стал уходить вправо. По Международные правилам предупреждения столкновений судов в море так оно и должно быть. С поворотом через нос против ветра не получилось – яхта шла медленно, стала терять ход, и скорости, чтобы пересечь линию ветра и сделать галс, не хватало. Ещё несколько минут, и мы окажемся под самым носом у парома. Запускаю двигатель. К счастью, он запустился с пол-оборота. Резко беру румпель руля на себя, даю полный ход, и мы в последний момент ускользаем прямо из-под парома.
90
Кажется, я даже слышу ругань капитана на мостике. Десятиметровый борт парома проходит от нас метрах в двадцати! Яхту окатывает поднятая паромом волна. Со столика в кокпите летит всё, что там стояло. Бутылка с вином падает и разбивается. С белым вином... – Держитесь за леера! – кричу я. Волна захлёстывает лодку, через борт вода окатывает нас. Шум, крик... Я чувствую запах выхлопа машин парома. Наконец всё стихает. Перевожу дух. Паром прошёл, оста– вив за собой лишь белую пенистую дорожку. В кокпите вода. Команда не отпускает леера. Шипуров держит ногу Ломары, которая, в свою очередь, держится за лебёдку. – Андрей, отпусти ногу девушки! Ещё не вечер, – как можно спокойнее говорю я и кладу яхту в дрейф. Надо разобраться с парусами и экипажем. На корме лежит Клеопатра – ей стало плохо. «Хорошо, что за борт...», – подумал я про себя и стал собирать и бухтовать концы. Данилевский как стоял до поворота в проёме рубки, так и продолжал там стоять. Ни одна мышца не дрогнула у него на лице. От окатившей всех волны вода струйками стекала по его лицу. «Молодец, хорошее самообладание. А может быть, просто не успел испугаться? Надо будет его переодеть... Где-то у меня был жёлтый пуховик-жилет», – подумал я. Через несколько минут шкоты были уложены, я подтянул стаксель, выключил двигатель, и мы продолжили наше путешествие уже под парусами в порт. – Саша, а что там у тебя в сумке? – вспомнил я.
91
– Ах да, у меня же есть бутылка вина и литровая бутылка «Жигулевского»! – очнулся Данилевский. – Не вижу повода не открыть их и не выпить! – весело предложил я, удерживая румпель. Надо было успокоить команду. – Вот только в кокпите прибраться надо. Ломара, да оторвитесь вы от лебёдки! Всё уже позади. Возле трапа есть щётка с совком. Саша, ты там ближе, щётка как раз у тебя под ногами. Дай, пожалуйста, её Ломаре. – Ой, ребята, я в экстазе! Это было даже круче, чем оргия. Я вот тут недавно в одной поучаствовала... Ой, парни, вы не представляете! – Ломара, подожди. Сейчас уберём, выпьем и расскажешь. Хорошо? – Ой, парни, ради вас – всегда! Ломара взяла щётку и, наклонившись слегка вперёд, стала подметать. Глаза Андрея из-под очков внимательно за ней следили. Иногда он шмыгал носом и поправлял очки. – Саша, наливай! Мы подставили небьющиеся бокалы и наполнили их вином. Данилевский – пивом, Шипуров – лимонадом. Выпили. Сочетание адреналина с алкоголем дало положительный результат: все повеселели, и появилось ощущение счастья. У всех, кроме Клеопатры. Бледность её лица заставляла вспомнить о событиях далёкой древности, когда Клеопатра то ли посадила себе на тело змею, то ли выпила змеиный яд. Морская болезнь коварна, но на берегу быстро проходит.
92
– Как сказал Гомер, приятны завершённые труды, – заметил Андрей и отпил лимонад из одноразового стаканчика. – Как я люблю Гомера, парни, вы не представляете! – в очередной раз воскликнула Ломара, с интересом взглянув на Шипурова. Завязывались их отношения, которые продлятся не один год. Мы вошли в порт и без приключений пришвартовались. Было тихо – под вечер ветер стих,  – тепло и уютно. Данилевский, выпив ещё пива, затянул с Шипуровым песню: «Споёмте, друзья, ведь завтра в поход...» Ломара подлила лимонад в стаканчик Андрея.
10. оЧаРование СтиХии
В темноте море сливается с небом. Если небо ясное, над головой стелется Млечный Путь, россыпью звёзд заполняя тёмный небосвод. Его бесконечность пленяет, завораживает, отрывает от мирской суеты. Обожествляет жизнь и тебя самого. Закрытое облаками ночное небо – чёрная дыра, в которой нет горизонта. Вода у борта яхты, слегка подсвеченная её огнями, кажется маслянистой, отталкивающе-тревожной. Девушку звали Настя. На вид ей было чуть больше двадцати. Залетела она на яхту случайно: как птица в океане. Есть женщины, которые воспринимают жизнь как одно большое приключение, в котором романтикой окутан любой
93
выход из дома. Так и она. Привела себя в порядок, оделась, открыла дверь и... Жизнь началась... В ожидании чуда и встречи с Принцем. И в какой-то неожиданный момент этим принцем вдруг оказался я. Что-то писал, рассказывал о яхтах, о море. Как говорится, был на виду. Таких и замечают подобные девушки. Ну, а молодость и красота привлекают внимание и на некоторое время могут вскружить голову мужчине, как говорится, в возрасте. Я был старше её более чем в два раза и, чего греха таить, любил красивых и независимых женщин. Особенно когда это были молодые особы со всеми комплексами юности: кокетством, уверенностью в своей непогрешимости, в своей привлекательности. С бесшабашностью молодости... Это с возрастом женщина вырабатывает определённый стиль поведения с противоположным полом, становится расчётливой, осторожной. В её арсенале уже есть достаточно штампованных реакций на мужчину. И в зависимости от того, чего женщина желает добиться, она достаёт их из своего сундучка-арсенала и виртуозно ими пользуется. Достаточно быстро может их и поменять. Тут уж всё зависит от опыта. Но пока его нет или недостаточно, девушка живёт эмоциями. Они естественны – тем она и интересна. Она ещё не научилась лгать, играть, изворачиваться... Познакомились через интернет – символ нашего времени. К сожалению, выложенные на сайтах фотографии не всегда
94
соответствуют реальности. Но в нашем случае всё сошлось. Влюбиться я в неё умудрился ещё до встречи. Скорее не в неё как реального человека, а в некий образ, созданный ею на сайте. Да, скорее всего, так: по фотографиям и тем текстам, которые их сопровождали. Наша первая встреча состоялась в обычном кафе. Я увидел красивую черноволосую молодую девушку. Наверное, в моём возрасте любая молодая девушка выглядит красивой. Но здесь, без преувеличения, виртуальный образ ни в чём не уступал реальному. Первый взгляд друг на друга, первые слова, первое касание... Можно бесконечно долго переписываться, слать друг другу фотографии. Но только личная встреча даст ответ на вопрос: что это за человек. Твой или нет. Виртуальное общение лишает возможности познать главное в человеке – его энергетику. И то неуловимое, невидимое, подсознательное, данное нам природой ощущение противоположного пола. Часто бывает так, что достаточное взглянуть на человека, обменяться несколькими ничего не значащими фразами, и становится всё понятно и скучно. Начинаешь поглядывать по сторонам, ища выход из ситуации. Но бывает и наоборот. В данном случае оказался именно счастливый случай. Вспыхнула страсть. Не любовь – страсть, желание обладать, овладеть. Необъяснимо. Где-то внутри запела труба: в бой! В подобных случаях уже не раскладываешь по полочкам своё поведение, не думаешь о каких-то психофизиологических
95
уловках, не обращаешь внимание на поведение партнёра: понравился ей или нет. Тебя начинает нести, чувства захлёстывают. Желание, как шоры, суживает оценку. Идёшь, не обращая ни на что внимания, напролом. И вот в этот момент ты и попадаешься, как рыба на крючок женщине. Если в ней нет взаимности и страсти, ты – готовый материал для манипуляций, то есть становишься заложником чувства. Двадцать пять лет и шестьдесят... Она годилась мне в дочери. Но этого ощущения не было. Для меня она была женщиной, для которой готов сделать всё. Покупать платья, цветы, писать за неё работы в университете, делать подарки... Первая встреча – формальная, за чашкой кофе: посмотреть друг на друга. Проходит несколько дней. Телефон и фейсбук молчат... Яхта, работа помогают забыться. Вдруг приходит от неё сообщение: «Как дела?» – Как будто это было вчера. «Нормально». «Встретимся? – И я загораюсь. Во мне вновь появляется азарт охотника, желающего завалить прекрасное животное. – Может быть, послезавтра? У меня будет пара часов свободных...» Да хоть минута свободная! Бросаюсь в бой. С женщинами я следую принципу: лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть. Заезжаю за Настей на машине. Пытаюсь вести себя сдержанно. – Ой! – кричит моя подруга. – Подожди ка... Видишь тех двоих? Притормози. Давай за ними следить!
96
Играю с ней в игру, которая называется «слежка». Настя учится в университете, у студенток любимая забава – следить за преподавателями. – Зачем? – Понимаешь, нам нужен на них компромат. Тогда легче сдавать экзамены. Пусть только попробует мне двойку поставить! Я ей сразу: Антонина Петровна, не делайте этого. Иначе завтра все узнают о ваших встречах с профессором Петровым! – Так это они? – Да, именно! Из окна машины вижу пару пожилых людей, которые вышли из магазина, медленно идут и о чём-то разговаривают. – Ты представляешь, у него есть жена, а у неё – муж!.. Пара сворачивает в переулок. На повороте женщина, как будто что-то почувствовав, оглядывается. Мы метрах в шестидесяти от них. Настя падает мне на колени. – Ой! Увидят сейчас, шуму будет... – в панике шепчет она. – Точно экзамен не сдам! Ничего не заметив, женщина с мужчиной зашли в переулок и остановились. Мужчина закурил, достал из сумки бутылку пива и стал пить из горлышка. – Представляешь, это профессор Тамм, – возбуждённо зашептала Настя. – Ничего дядька. А она... Так нас гоняет! Чтобы у неё сдать экзамен, это надо попотеть!
97
– Ну, вы даёте! Первый раз с подобными ухищрениями сталкиваюсь. Сам в институте учился, шпоры писал. Но чтобы компроматом шантажировать... До этого мы не додумались. – Да я не одна такая. Все наши девчонки на курсе этим занимаются. Увидит кто, делимся, обсуждаем. Прикольно, правда? – Девушка слегка возбуждена, смотрит на меня широко открытыми, совершенно невинными глазами. – Знаешь, Настя, не хочу я этим заниматься. Поехали лучше поужинаем где-нибудь. Где тут у вас лучше всего кормят? Мы едем в ресторан на окраине города. Я пытаюсь её обнять, поцеловать. Но всё идёт как-то тяжело. Не доставляет удовольствия, утомляет. И я уезжаю. Прошёл месяц. Мы переписывались в фейсбуке, что-то обсуждали. Я пытался понять мотивацию девушки в наших отношениях. Дело в том, что она была не одна. Жила в гражданском браке с мужчиной, который, как оказалось, был тоже значительно старше. – Представляешь, он научный работник. Он науку двигает. Преподает... Это кайфово выйти вместе куда-нибудь с профессором! Мне все будут завидовать! – А разница в возрасте, дети, семья? – Я не думаю пока об этом. Мне нравятся взрослые мужчины. Ровесники мне не интересны. «Почему? – подумал я. – Что-то здесь ненормально. Странно, откуда это?»
98
Через месяц новая встреча уже на квартире. Произошло то, что и должно было произойти между мужчиной и женщиной. Вернее, мне показалось, что это произошло. Всё случилось как-то скомкано, с трудом и потребовало усилий, которые не принесли удовольствия. Стараясь скрыть чувство неудобства, спрашиваю: – Как ты? – Ты что? Между нами ничего же не было! – Настя была совершенно спокойна и безмятежна. – Как ничего не было? – удивился я. Девушка меня вновь озадачила, если не сказать больше. Такого ещё мне не приходилось встречать! Через пару дней я по электронной почте получил письмо, объясняющее её поведение. С подобным я тоже столкнулся впервые. Это была исповедь молодой женщины, объясняющей суть своего поведения на шести страницах.
иСПовеДЬ ЖенЩинЫ «Все началось со школы. В девятом классе меня стал интересовать противоположный пол. И я с самого начала хотела иметь именно мужчину, а не мальчика (меня реально мальчики никак не привлекают). И я стала делать всё для этого. Поняв, что я слишком юная, чтобы взрослый мужчина обратил на меня внимание, я старалась выглядеть соответствующе. На школьницу они и не посмотрят. А мне хотелось почувствовать себя женщиной, выглядеть
99
именно настоящей, зрелой, умной, доброй женщиной. И чтобы во мне это видели мужчины. Я стала одеваться, как взрослая женщина. Ходила на очень высоких каблуках и т. д. Потом у меня появился первый мужчина, с которым я очень долго встречалась. Но там было много всего. Мы не жили вместе. Он жил в другом городе, потом работал в другой стране, и встречались мы не часто. Но любили друг друга по-настоящему. Я с детства любила притворяться под кого-то – играть роль. Например, под какую-нибудь девочку из класса, которая, как мне казалось, была популярнее меня. Делать вид, что я – это она: старалась жить, как она, вести себя также. И в седьмом-восьмом классах уже задумывалась о внешности. Тогда мне очень нравилась одна певица – Майли Сайрус (Miley Cyrus). И мне захотелось не просто подстраиваться под девочек из класса, но быть похожей на знаменитость. Мне нравился цвет её волос, и я уговорила маму в первый раз покрасить меня. С тех пор я крашусь постоянно. Потом заметила, что у неё брови и темнее, и другой формы. И стала подрисовывать брови. Сейчас я живу с мужчиной, которому нравится обсуждать всякие новости и то, что требует умственного напряжения. Поэтому приходится читать каждый день новости и выискивать темы, которые можно было бы обсудить. Сама я не люблю читать. И мне всё равно, что и где происходит. Не интересно за этим следить. Делаю это только для того,
100
чтобы не казаться дурочкой. Не хочу, чтобы он воспринимал меня только как объект для секса, готовки, уборки... Хочу, чтобы видел во мне умную женщину. Ему очень нравятся умные и успешные женщины. То есть с которыми реально интересно говорить. А я не совсем такая. Да и обычные мои занятия (покупка одежды, встречи с подругами, просмотр видео, изготовление поделок) его не очень вдохновляют. Я говорю простыми фразами, обычными словами... Ещё, вдобавок ко всему, не читаю книги. Но хочу быть для него и самой умной, и самой красивой, и самой хозяйственной... И делаю всё для этого. Ещё мне нравится всяческое проявление отношений. Например, держаться за руки, когда идёшь, представлять друг друга: «Это моя женщина...» Главное, чтоб было хорошо и удобно, а о красоте не заботиться. Главное, чтобы женщина удовлетворяла нужды, а проявлять чувства не обязательно. И ещё. Мне кажется, что он уделяет мне недостаточно внимания. Я его часто обнимаю, глажу, трогаю. Мне нравится проявлять внимание и показывать ему это. По-моему, это проявление чувств. Ему нравится, когда я это делаю, но сам он избегает так делать. Видимо, для него это не так важно, и можно обойтись без телячьих нежностей. И я не виню его за это. Может быть, это моя прихоть, но мне хотелось бы видеть и чувствовать, что мы не просто какие-то два чужих человека в одной квартире... Становится грустно от того, что, сбросив все маски, понимаю, что я такая же, как все. А я не хочу быть такой же.
101
Но чтобы стать лучше, нужно много работать над собой. Я часто рисую себе идеальный мир, сама себе вру, что я такаято, что всё вокруг хорошо. Заставляю себя что-то делать и уговариваю, что мне это должно нравиться. А иногда бывают моменты, когда всё это рушится, и я вижу себя настоящую – и ужасаюсь этому. Как сегодня. Поэтому я и пишу тебе это. И ужасаюсь от того, что точно такой же была год, два, три, пять назад. Не хочу видеть правду и пытаюсь скрыть её всеми силами, но она вылезает... Ещё мне часто хочется вернуться в прошлое. Когда я ещё не стала ограничивать себя всякими рамками. Вот тогда я могла просто выбежать на улицу, пойти поглазеть на что-то, сходить в кино, поиграть в игры... Была свободной, была сама собой. Ужасно хочется закрыть глаза и вернуться туда. У меня до сих пор осталось много детских привычек и желаний. Я запуталась в себе и не знаю, кто я и что я. Но чувствую, что я сама, настоящая я, осталась где-то там, на том этапе. По взглядам, действиям, мыслям. Некоторые навыки взрослой жизни привились, но всё же основа и всё остальное идут оттуда. Живу по тому образу, который я себе создала. Иногда проявляю себя настоящую, но полностью проявить не могу – и из-за этого злюсь. Дело в том, что я не до конца разобралась в том, чего хочу, что мне нужно. Я не играю ради какой-то выгоды, я на САМОМ ДЕЛЕ не знаю, что делать, как ПРАВИЛЬНО поступать. Я не хочу сделать лишнего, чтобы потом не жалеть, но и не хочу не сделать того, что нужно сделать.
102
Да, мне нравится добиваться мужчины. Но я понимаю, что только когда оба идут друг другу навстречу, у них всё гладко и гармонично. А я ой как люблю создавать себе ненужные проблемы, страдать, а потом самой или с помощью других расхлёбывать их... Потому что скучно. Вчера почувствовала с тобой то же, что чувствовала со своим первым мужчиной. Не обижайся. Я просто говорю о своих ощущениях. Вы вообще с ним во многом похожи: он тоже давал мне всякие советы и наставлял на путь истинный. И все его предостережения сбывались, а советы помогали. Давно я такого не ощущала. Он мне постоянно говорил, что нужно развиваться и работать над собой. Говорил примерно так, как ты вчера. С Федей, нынешним, я успела позабыть про это. Поэтому на какое-то время выпала из реальности и отчасти погрузилась в прошлое. Снова увидела себя настоящую, без всяких масок и придуманных историй. Я даже серьёзно стала размышлять над твоими словами и подумывать над тем, чтобы начать с тобой нормально спать и относиться как следует. Но мне сперва нужно было в голове продумать весь этот текст, который пишу, чтобы для себя расставить всё по своим местам и не сделать лишнего. Сделать всё осознанно и просто разобраться. И ещё. Той ночью я почувствовала в твоих объятиях и прикосновениях настоящую любовь. Именно такую любовь, которую я чувствовала от своего первого. И мне стало так противно из-за того, что ты так тепло относишься ко мне,
103
а я в ответ так холодно и неуважительно... Сама страдаю от этого. Я могу чувствовать то же, что и ты, но пока не даю волю чувствам и стараюсь не думать о них. Делаю вид, что этого нет. Иногда веду себя, как ребёнок, так как это как будто снимает с меня ответственность. Мне вообще нравится иногда быть такой, как в шестнадцать лет или даже раньше, и делать всё наоборот. Возможно, это часть настоящей меня. Будто со своим внутренним миром осталась там же. Будто ещё не всё реализовала, что хотела тогда. На то были причины. Будто не прошла ещё тот этап, не хватило мне детских, школьных развлечений. Ведь в школе я была всегда одна... А сейчас сознательно возвращаю себя к тому времени. Так проще, я будто защищаюсь этим. Ну вот, снова мысли о прошлом... Как будто я всё ещё там, и всё спокойно, ничего не изменилось... Я знаю, что такое встречаться с двумя одновременно. Как это много сил высасывает, какая от этого моральная усталость! Очень тяжело, когда с одним, а думаешь о другом. И наоборот. Морально тяжело. Но иногда нормально: можно переключиться с одного на другого. Не всегда получается, правда. Вот тогда-то совесть мучает, и чувствуешь вину перед любимым человеком. Стыдно что ли... И уже не наслаждаешься жизнью, а постоянно думаешь: а что будет, если с этим... а что будет, если с тем... И этот выбор постоянно меня мучает. Буквально раздваиваешься. И отношения... Любовь ослабевает и падает на уровень ниже,
104
становится грязной что ли... Поэтому сейчас я не даю волю чувствам, так как не знаю, что меня ждёт. Да и сама пока не разобралась: стоит ли. Хочу ли я с тобой быть, общаться, развлекаться? Ты мне интересен как человек. И если б в самом начале не предложил секс и не настаивал на нём, я бы сама захотела этого. Ведь всех своих мужчин я добивалась сама. Хотя с первым было так, что он первый проявлял инициативу. Но это было мягче, чем с тобой. И было больше свободы. Он не настаивал, а просто предлагал и не больше, а дальше я цеплялась за это предложение и действовала сама. Главное, что не приставал ко мне с этим. Но тогда и я была неопытная во многих делах... Ведь это были первые отношения в моей жизни. И секс – это ответственный шаг. И не только потому что я ещё не взрослая. Скорее потому что приходится волноваться (что сейчас нежелательно) до следующих месячных: всё ли в порядке? Поэтому для меня секс остаётся ответственным шагом. И я должна быть уверена, что человек, которого я выберу, будет постоянным, и мне не придётся прыгать от одного к другому. Я должна быть уверена, что хочу этого и не буду потом себя винить. Ведь раз было, значит, было. Раз вошёл – этого не изменить. Тем более не хочу спать за что-то. Это развращает и понижает самооценку. А она у меня и так низкая. Поэтому мне нужно самой захотеть, определиться. На меня не надо давить  и приставать с этим.
105
А в остальном я хорошо к тебе отношусь и готова общаться. Но сама запуталась в своих желаниях и вообще во всём. Я не знаю, как сделать правильно, что стоит делать, а что нет, чтобы не натворить бед. Хочется, чтобы кто-то указал истинный путь...» На этом письмо обрывается.
РеалЬноСтЬ – Привет, это я. Встречай. Я ездила к родителям. Завтра утром буду в Таллине. Звонила Настя. Неожиданно и как бы между прочим. Вчера я прочитал посланное ею длинное письмо. При встречах и в переписке мы мало говорили о её прошлом. Мои попытки это выяснить заканчивались отписками или формальными, ничего не значащими ответами. Больше вопросов задавала она. В разной, порой неожиданной форме. Они были интересны и цепляли своей неформальностью. На них хотелось отвечать. Бывает, что вопросы задаются ради самих вопросов в шаблоне темы. Это быстро начинаешь понимать, и становится скучно. С редкими людьми я переписываюсь долго и с неослабевающим интересом. По телефону долго говорить не могу ни с кем, а вот переписка, бывает, затягивает. Настя же была из тех, с кем не было скучно общаться. Например, это длинное письмо, которое в чём-то являет собой законченный психоанализ. Со своими угловатостями,
106
шероховатостями, но искренний. Как исповедь, неожиданно и интересно объясняющая некоторые мотивы и первопричину поведения. Не могу сказать, что это кардинально изменило моё к ней отношение. Возможно, хотел услышать больше о наших отношениях, о себе. Но несомненно было одно: внутренний мир Насти оказался более широким и богатым, чем я себе его представлял, и одновременно более коварным и эгоистичным, чем мне хотелось бы это видеть в спутнице. Некоторая пелена романтичности спала с глаз. В очередной раз я убедился в том, что обожествляемая женщина может оказаться совсем иной по сути, чем есть или пытается преподнести себя. Но откровенность всегда подкупает. – Хорошо, встречу. Ожидается солнечная и безветренная погода, поэтому можем выйти на яхте в море. Будут какие-то пожелания? – Да. Знаешь, но мне хотелось бы сначала проехаться по магазинам секонд-хенда. – Зачем? Я могу купить тебе новую одежду. – Ну, мне так хочется... Очередная неожиданность. Я ей покупаю в лучших магазинах новые платья, чтобы она была более красивой, необычной, обращающей внимание... Она же вся в прошлом, в безденежном детстве, когда за копейки можно было фирменную вещь приобрести именно в подобных магазинах. Тяжело это расставаться с прошлым, отрезать старые привычки. Трудно взлететь над миром обыденности.
107
О яхте даже не упомянула. Мне-то казалось, что как только я произнесу слово «яхта», будет восторг и эмоциональный всплеск. Но вместо этого: хочу в магазин. Да ещё в секондхенд! Размечтался, раскатал губу... Эх, женщины, женщины... Летнее утро следующего дня оказалось, как и обещано, солнечным, тёплым и безветренным. Обычно в такие дни я постоянно жил на яхте, благо на ней всё было для этого предусмотрено. Яхта была большой, с полным набором бытовых удобств, к которым мы привыкаем на земле. И каждое утро я просыпался с ощущением счастья. Настю встретил с цветами. Она вела себя достаточно сдержанно. Я пытался этому соответствовать. завёз её на квартиру, чтобы привести в божеский, по её выражению, вид. Соответствующие попытки неудовлетворенного мужчины пресекались стремлением как можно быстрее поехать в магазин. – Давай сначала в магазин съездим. Я знаю, у вас неподалёку есть большой магазин «Humana». Совсем рядом. – Чувствовалось хорошая предварительная подготовка. Мы едем по магазинам. Хорошо, что в больших магазинах есть места, где можно посидеть. Я сажусь в кресло и часа два жду, пока она обойдёт все полки и вешалки. Радует одно – цены. Наконец покупки сделаны, и мы едем на яхту. Выходим в море, встаём на якорь у одного из островов. И происходит естественное и неотвратимое. Не могу сказать, что это было страстно. Скорее, это было даже бесстрастно.
108
В самый сладострастный момент, сдерживая дыхание, я спрашиваю у Насти: – Ну, а теперь ты чувствуешь? – О да, ещё как! – выдохнула она. Я был удовлетворён физически и морально. Через пару часов, когда мы, расслабленные, сидели на палубе, потягивая белое вино, я ещё раз попытался выяснить: – Тебе понравилось? – Что? – Ну, что было? – А что было? Ничего не было. Мы просто полежали. Ты меня обнимал и всё. – Не понял. Ты же сама говорила... И я это чувствовал. – Не знаю, я ничего не почувствовала. Наверное, что-то и было. Но это было в складках кожи. Не более того. Онанизм, – она процедила это с безапелляционной уверенностью. Спорить было бесполезно. Да и не имело смысла. Ею мне была уготована роль старого развратника. У меня с ней могло происходить всё, но для неё самой это всё было ничто. Всего лишь «складки кожи», к которым я прикасался. Как поцелуй, который ни к чему не обязывает. Самовнушение было удивительным. «Не готова...» – вспомнил я строки письма. Так продолжалось не один месяц. Не встречая взаимности, мои чувства стали ослабевать, а голова трезветь. Закончилось всё не так красиво, как начиналось. Как-то я приехал к ней с пакетами подарков.
109
– Настя, поехали ко мне. Вот пакеты, а в них подарки. Они будут твоими, но после... – А что в них, дай посмотрю. Мы сидим в припаркованной машине. Двери открыты, в машине душно. – Смотри. – Я всё же не выдерживаю и передаю ей пакеты. Она берёт их, заглядывает, а затем быстро выскакивает с ними из машины. Я успеваю за один пакет ухватиться. – Это мои пакеты, это мои подарки! – совсем по-детски кричит Настя, выдёргивает из моей руки пакет и убегает с ним. Сижу в машине, смотрю вслед убегающей девушке и не пытаюсь её догнать. Мне смешно и грустно. «Прощай, – подумал я. – Ты была забавная. И спасибо за те чувства, которые ты во мне на короткое время всё-таки сумела разбудить». Больше мы не встречались. Жизнь сначала не прожить: То, что есть, – крестом лежит. Внешний блеск не красота, Больше – это пыль в глаза. В свете звёзд пуста душа, При богатстве – нищета. С чем к концу ты подошёл?  Счастье дал, любовь нашёл? Для чего на свете жил?  Что построил и взрастил?
110
С верой жил, смирялся, бдел... Ну, и где же твой удел? Смолкнет всё, и лик Христа Сверху молвит: «Бился зря. Без молитвы жизни нет. Где нет Бога – счастья нет». Совесть гложет, совесть душит. Прожит день и прожит год. Что так тяжко всё идёт?!
11. в кяСМУ
Как-то в июле позвонил Андрей Шипуров и предложил съездить в Кясму на пикник. – Понимаешь, девчонки будут. Катя приехала из Москвы – она в Кясму дом арендует летом уже не первый год. Ломара также будет. Тебя приглашают. Между прочем, Катя – это внучка того самого Калинина, всероссийского старосты! – Так давай на яхте пойдём. До Кясму километров сто пятьдесят. И погода позволяет. – А что, хорошая идея, – загорелся Шипа. И за сутки до назначенного пикника мы вышли в море. Обогнули остров Аэгна и взяли курс на восток. Включил автопилот. Теперь можно расслабиться, выпить кофе и поговорить. – Ну, как Ломара, Андрей? Судя по всему, у вас отношения теплеют?
111
Я стал замечать, что на яхту она стала приходить вместе с Шипуровым. У меня с ней как-то отношения не сложились. Наверное, Гомера плохо знал, а если честно, то не знал вообще. – Ты знаешь, оказывается, мы с ней тоже когда-то переписывались в фейсбуке. Но как-то до встречи дело не дошло. Вот у тебя и встретились! С ней надо дружить. У неё неплохие связи. Она для нас может быть полезна. – И как?.. – Я сижу в кресле перед штурвалом, поглядывая одним глазом на приборы и море, вторым – на Андрея. – Ещё не?.. – Я очень осторожен в этом. Помню Божью заповедь: не прелюбодействуй. Это большой грех до свадьбы быть в интимных отношениях с женщиной. Я христианин, и десять заповедей для меня не пустой звук. Я их чту и свою жизнь всегда соизмеряю с ними. Как только запахнет грехом – ухожу в сторону. Я честный и искренний перед Богом и женщинами.  «Нет, это только Шипуров мог закатить такой монолог с самым серьёзным видом всемирного постника», – хохотнул я про себя. К подобной откровенности всегда отношусь с иронией. – И как грех пахнет? Давно таким стал? Не пьёшь, не куришь?.. – Курил, бросил много лет назад. А что касается алкоголя, то... – тут Шипа задумался. – Да, было дело... Да как без него?! Особенного в наших творческих коллективах. Сам знаешь. И особенно в России. Там же без этого никак. Как-то раз на
112
съёмках напился, с женой поругался. Согрешил. Думаю: всё, хватит. Ну и завязал, до сих пор практически ни капли. Это года два назад было. – А с женой-то почему не вместе? – Жена не захотела переезжать. У меня там работы не было. А здесь больная мать. За ней надо присматривать... – Ты же режиссёр документального кино, насколько я помню? Я стал набивать трубку табаком. В море трубка оптимальна для курения: ветер и брызги не мешают курить. – Да, снял шесть фильмов. Есть премии кинофестивалей. Последний фильм был о Кобзоне. Лежит на полке. Не разрешили давать в прокат. Говорят, время не пришло. Вешают на Кобзона разные ярлыки: криминальный якобы авторитет. В США визу не дали... – А посмотреть где-то можно? Я стал раскуривать трубку. Потрамбовал в ней табак... С первого раза трубку не раскуришь. Опять прижал табак специальной трамбовкой, опять раскурил. Это своего рода искусство, ритуал. – Сброшу тебе на почту. – А как сейчас, снимаешь что-нибудь? – Да, нет... Застой какой-то. Плохо не хочу, хорошо не получается. Нет какой-то вдохновляющей идеи. О Марианне Турандот, чудесной моей однокурснице, замечательной женщине что-то начинал делать... Не идёт. Шипуров вытащил мобильный телефон и что-то начал писать. Благо интернет в море вблизи берегов не пропадает.
113
– Насколько серьёзно ты относишься к своим фильмам и своему творчеству? – Не знаю. Раньше старался, хотел что-то стоящее сделать. Амбициозным был. И результат был. Ездил на кинофестивали  – без наград не возвращался. В последнее время что-то не горю. – Но коль был амбициозным, наверное, таким и остался? – Наверное. Может быть, просто лень. – Как думаешь, какова миссия писателя, художника, режиссёра на этой земле? – А хрен его знает. Над такими заумными вопросами както уже не заморачиваюсь. – Может, в жизни что-то изменить, поменять? И пойдёт? – Что? – Представь себя богом, который способен эту жизнь сделать красивой, удивительно счастливой. Посмотри, какая красота вокруг, – я показал на море. За стёклами рубки было солнечно, небольшая волна покачивала яхту, лодка резала волну форштевнем, и кильватерный след от неё уходил к горизонту. Редкие брызги стирали дворники. Была тёплая летняя погода – середина июля. – Я думал об этом. Не знаю. Понимаю, что что-то надо делать, но что – не определился. – Может, начать с малого? – хохотнул я, – Хотя бы с рома? У меня здесь «Капитан Морган» есть. Хороший ром, тонизирует. Особенно с кофе. Я понимаю, ты в завязке. Сними с себя хотя
114
бы это ограничение. Может быть, что-то и изменится? Чутьчуть для вдохновения... Я достал бутылку рома с бравым в треуголке капитаном на этикетке. Открыл и налил себе в бокал. Посмотрел на Шипурова, который внимательно следил за моими манипуляциями. Не спрашивая его, достал второй бокал и немного плеснул в него рома. – Ну, давай, Шипа... Выпьем за ренессанс. Смотришь, и дела пойдут. За вдохновение! – Эх! Где наша не пропадала! – Шипа выпил, смакуя ром маленькими глотками. Глаза заблестели, в них стал читаться интерес к жизни. – Часто ловлю себя на мысли: «Я хочу». А внутренний голос мне говорит: «У тебя не получится, не смеши людей». И... не могу. Не получается. И с женщинами тоже. Какой-то барьер мешает... – Шипа слегка захмелел, в его глазах мелькнула грусть. – Понимаю. В этом беда многих, кто искусственно ограничивает себя в этой жизни. Она коротка, и Богом дана не для того, чтобы мы сами живую, яркую, весёлую, радостную жизнь делали серой и мёртвой. Закапывали в землю Богом данный талант. Нет, надо жить на полную катушку. Любить, открывать неизведанное, есть, пить... – в общем, пользоваться всем, что нам даёт природа. Здесь лишь одно ограничение – мера. Всё должно быть в меру. Мера без ограничений и самоистязаний. И ещё – надо любить жизнь и людей. Остальное жизнь сама подскажет. Не следует себя хоронить раньше времени. Жизнь прекрасна!
115
– Да, пожалуй, ты прав. Наливай! – Шипа оживился. Мы выпили ещё. Впереди показался полуостров, за которым и находился наш пункт назначения. Через пару часов отшвартовались в маленькой бухте городка Кясму. Пришли мы сюда уже под вечер. Вошли в маленькую бухточку, которая обозначена на карте как «яхтенная марина». На самом деле она совсем не приспособлена по глубине для стоянки яхт. При нашей осадке в метр с четвертью мы елееле втиснулись в неё. Более того, при маневрировании я почувствовал, что лодка касается песчаного дна бухты. У обычных парусных, то есть более девятиметровых, яхт осадка более полутора метра за счет фальшкиля. Поэтому встали у самой оконечности металлического причала. – Как с рыбой? Что ловится? – спрашиваю у рыбаков, которые недалеко от нас готовили лодки, чтобы утром выйти в море. – Да нет ничего, – отмахнулись они, – немного камбалы, мелкого окуня, сиг. Мало рыбы этим летом. И действительно, в тот год рыбы было мало. Лето было необычайно тёплым. Пропал бычок, который в предыдущие сезоны забивал всю остальную рыбу. По словам рыбаков, всё морское дно в местах установки сетей усеяно дохлыми бычками. Насколько всё-таки чувствительна рыба даже к небольшим климатическим изменениям! Тёплая погода, тёплая вода – появляются водоросли. Говорят, море «цветёт».
116
А это водоросли забирают из воды кислород. Возможно, ими и забиваются жабры у рыбы... Одним словом, бычка тем летом почти не стало. Утро следующего дня встретило нас хорошей погодой. Тихо. Ясно. Солнечно. Над водой лёгкая дымка. Яхта слегка покачивается на воде. Кофе, сыр, колбаса – на столе лёгкий морской завтрак. Да и трубка недалеко лежит – скоро под кофе набью её табаком. Есть то лёгкое ощущение счастья, которое всегда ощущаю на борту. На берегу нас уже ждут. – Ой, ребята, как замечательно, что вы пришли! – радостно восклицает Ломара, пришедшая встречать нас с Катей. – Я так рада! Катя – типичная интеллигентка, москвичка богемного вида. Обычно такие люди произносят много лишних слов, подчёркивающих вежливость: «ох, извините», «да что вы», «ну, конечно», «простите», «ну, разумеется», «пожалуйста-пожалуйста!» Сходили в магазин, запалили мангал. Будем делать шашлыки. Открыли вино. Всё как обычно. Разговоры о личном и безличном. Я готовлю угли на мангале, Катя насаживает на шампуры кусочки мяса. – Ой, ребята, как здорово, что вы приехали! Не правда ли, здесь так замечательно! Какой воздух, ароматы берёз, цветов, запахи моря, вина, шашлыка, водки! Правда, Ломара? Порежь, пожалуйста, зеленушку.
 О! Шарман! Это жуть! Булавочки, иголочки. Пошивочная... Гомер... – Ломара берёт купленную зелень и начинает её резать. – Я скажу вам так: Лотман бы не одобрил. – Шипуров ходит между мною и женщинами. – Надо выпить и очистить нашу ауру от метафор. Душа должна стать чистой как слеза! Как водка в стакане! – Смотри, Ломара, да он просто гений! Андрей улыбается. В этот момент он становится похожим на кота Базилио. – Что значит «обер-матрос»? – Это всё... Начало и конец. Это я на яхте, – Шипуров хитро прищуривается. – А что капитан на это скажет? – Слово капитану! – Был сильный ветер, волны, шторм. Преодолев все трудности, сегодня мы здесь. В этом уютном и райском месте. Ощущение свободы в море – всего лишь один из итогов борьбы за независимость эстонского народа с рыцарями тевтонского ордена. Шашлыки готовы. Прошу отведать! – Я вчера вечером читала Гомера. О, Гомер... Воины с мечами и доспехами на молодом мускулистом теле. В «Одиссее» хорошо такие описаны. И как эротично! – Ломара закатывает глаза, представляя, видимо, себя в объятиях древнегреческого воина, который не успел снять доспехи. Он так давно не снимал их, что они намертво прилипли к его потному и грязному телу... – Я «Эллиаду» и «Одиссею»на ночь читаю как эротические романы. Молодые мужчины, воины...
118
Их тысячи. Где они сейчас? – Она берёт шампур с готовым шашлыком и зубами стягивает с него кусок мяса. – Да, – Андрей Шипуров, сидя за столом, открывает бутылку с красным вином, – как говорил Лев Николаевич Толстой: «У меня нет всего того, что я люблю. Но всё, что у меня есть, – я люблю!» Он берёт ещё дымящийся только что с мангала шашлык и втягивает носом его запах. От удовольствия и острого запаха у него, как у собаки, закрываются глаза. – Как это хорошо сказано, как это умно! Какие вы молодцы, что решили сделать такой вкусный и потрясающий шашлык! – Как режиссёр документального кино, закончивший ВГИК, я вам должен сказать, что Андрюша Тарковский  – режиссёр так себе. – Шипуров открыл глаза и вилкой стал снимать с шампура мясо. – А вот французский режиссёр Луис Бунюэль – это сила. Мастер! «Скромное обаяние буржуазии» – непревзойдённый шедевр! Давайте выпьем за него. – Андрей, Бунюэль вроде бы считался испанским кинорежиссёром? – вставляю я. – Это только считался. Все свои основные фильмы он сделал во Франции. По крайне мере мои педагоги во ВГИКе так говорили на лекциях, которые я не посещал. Но ведь я где-то слышал? – Андрей смотрит мне в глаза. В них я читаю просьбу не задавать такие сложные вопросы. – А где же я ещё мог об этом услышать? Не на лекциях же Лотмана в Тарту! – Андрей, ты же вроде не пил, – напоминает ему Ломара.
119
– А что касается пить или не пить... Как говорил Жванецкий, «Алкоголь в малых дозах полезен в любых количествах!» Да я чуть-чуть, за компанию! За разговорами прошёл день. Мы доели шашлыки, допили вино и пошли спать на яхту. И тут произошло неожидаемое событие, которое отличается от ожидаемого своей неспра– ведливостью. Ну почему сейчас, когда тебе так хорошо и ты такой расслабленный! Кясму не желало нас отпускать. Вечером, при низкой воде и безветрии яхта у причала стала цепляться за дно. Решил выйти из гавани и переночевать, стоя на якоре в акватории залива. На выходе из марины, прямо в створе сели на мель. Причём на камни. Пытался, давая мотору передний-задний ход, сняться с камней – ничего не получилось. Пришлось облегчить яхту, чтобы уменьшить её осадку. Слили всю воду из баков – не помогло. Яхта продолжала биться о камни. Был вечер 12 июля 2018 года. Начинало темнеть. Я провёл небольшой инструктаж с Андреем и осмотрел судно. Шипурова, который, проявляя инициативу, предложил приподнять корпус яхты с резиновой лодки, посадил в неё. Но, попыхтев, семитонный корпус яхты он сдвинуть не смог. Только сама резиновая лодка опасно притапливалась. Подумав, решил вынести якорь яхты метров на двадцать от неё и попробовать мотором и одной человеческой силой сдернуть лодку с камней. У Андрея не получается отойти от яхты: одна из лопастей весла не так стоит. Вежливо, но с матом прошу его поправить весло.
120
– Не кричи на меня, я сейчас уйду! – сидя в лодке, обиженно протестует обер-матрос. Ситуация напряжённая, нервы начинают сдавать. – Андрей, спокойнее! Возьми себя в руки! Потихоньку Шипа понял что к чему, поправил весло и уже без ропота начал грести. Метров за двадцать бросил якорь. Глубина небольшая – метра два. Дно песчаное. Якорь сразу зацепился за грунт. Андрей вернулся на яхту и взялся за якорный трос. Даю ход мотором. Шипуров тянет за якорный канат на носу яхты. Тишина и ночь... Слышны только звук мотора, плеск волн и пыхтение Андрея. – Тяни, Андрей, тяни! Ещё, ещё сильней!.. – кричу я. Андрей тужится, шумит мотор, над водой – дым из выхлопной трубы... И чудо происходит! Яхта медленно-медленно пошла. Как бы нехотя сползла с камней и встала, покачиваясь своими белыми бортами, на морской воде. Радости не было предела! Стемнело. На всю операцию снятия с мели ушло около двух часов. Но это ещё не было концом приключений. В темноте стали искать место для якорной стоянки. А в прибрежных водах Кясму рыбаками были выставлены сети. В сумерках флажки и поплавки сетей плохо видны. На одну из таких сетей чуть не наскочили. Заметил в последний момент и дал задний ход. Место в конце концов было найдено, и якорь был отдан на глубине десяти метров в полукилометре от берега.
121
А утром... Светило солнце, было тихо и безмятежно. И ничто уже не мешало нам после купания и кофе с трубкой отправиться в обратный путь в Таллин. Он прошёл без приключений. По дороге в голову пришёл незамысловатый стишок. Как-то получилось само собой. Со стихами всегда так: вдруг что-то приходит – успевай только записывать...
12. вСтРеЧи на яХте
Я любил выходить в море на яхте в одиночку. Когда ты в море один, появляется ощущение абсолютной свободы. Восторг от единения с водной стихией пьянит. Адреналин добавляет остроту ощущениям. Всё вместе и создаёт то чувство, которое называется счастьем. Я испытывал его каждый раз, ступая на борт яхты и выходя в море. Но бывало, что большее удовольствие и удовлетворение я получал от многочисленных спутников, наблюдая их радость от общения с морем. Это разделяемое увлечение меня сразу как-то роднило с теми, кому нравились море и яхты. Морская стихия – она особенная, специфичная. Не каждому дано её почувствовать. Я получал удовольствие именно от моря, его мощной энергетики, которую ощущал всем своим телом. Яхты с их комфортом были уже чем-то вторичным. – Это может быть интересно, – мой новый попутчик сел в машину в районе Марьямяги. Лысеющий, с бородой. На вид около пятидесяти.
122
Мы едем на стадион «А Ле Кок Арена» на концерт немецкой группы «Рамштайн». Дорога минут на двадцать. Разговорились. О путешествиях: кто, где, когда. Он вспомнил о Камчатке, Эльбрусе. Говорил непринуждённо, легко, посмеиваясь, с шутками и матом. Я, конечно, о своём – о яхтах. – Всё уже прошёл – горы, Камчатку, на мотоцикле полЕвропы проехал... А в море на яхте только ещё собираюсь. Даже на яхтенные курсы пошёл. Думал, где бы попрактиковаться? И тут, на тебе, – ты! Александр, – представился он и, взглянув на меня, широко улыбнулся. – Я в Таллине буду ещё неделю. Созвонимся, покажешь мне свою посудину. На прощание я подарил ему одну из своих книг. Есть люди, которые как-то сразу располагают к себе. Саша Кудрявцев был одним из них. Без лишней интеллигентской вежливости, даже с некоторой развязностью, он вёл себя естественно и за словом в карман не лез. Через несколько дней мы созвонились и встретились на яхте. Он приехал на велосипеде, так как жил рядом с Пирита, где тогда была пришвартована моя яхта. – Это что? А это для чего? – сыпал вопрос за вопросом Саша. – А на ней в Финляндию можно пойти? А до Швеции дойдёт? Я подробно рассказывал ему о яхте, о тех ограничениях, которые существуют для плавания в открытом море: – Длина яхты – десять метров, сделана из дерева в 1986 году. Парусно-моторная, основной движитель – дизель, мощностью
123
сто шестьдесят лошадиных силы. Расход топлива – четыре литра на час работы двигателя. Крейсерская скорость – шесть узлов, или десять километров в час. Яхта оборудована всем необходимым для автономного плавания и жизни экипажа из шести человек приблизительно в течение тридцати дней. Это значит, что есть туалет, холодильник, центральное отопление, камбуз с газовой плитой. Автопилот и полный комплект навигационного оборудования, включая радар, картплоттер, который показывает морские яхты на экране дисплея, АИС и другое оборудование. При желании хоть сейчас можем выйти, в море. – Верю, доверяю... Я должен посоветоваться с друзьями. Если они согласятся, тогда и будем ходить. – Александр был конкретен. Оговорив вопросы оплаты, мы разошлись. Ещё через пару дней он позвонил и сообщил о своём согласии. Мы вновь встретились на яхте, уточнили детали маршрута, заключили от руки написанный договор. И, что для меня стало подкупающе необычным, Саша все деньги, причитающиеся мне по договору, заплатил вперёд. На мои недоуменные вопросы (а если что будет не так?), спокойно улыбаясь, заметил: – Там посмотрим. Надо будет – внесём изменения. Сумма была достаточно большой. По крайне мере для меня. Мои услуги капитана оценили в десять евро за час. Остальные затраты были связаны с яхтой, её эксплуатацией,
124
портовыми сборами и так далее. Подобное доверительное отношение ко мне, в общем-то незнакомому ему человеку, вызывало искреннее уважение. Мелькнула мысль: не игра ли это? Чтобы пыль в глаза пустить, показаться крутым, а дальше – будь что будет, как всегда: споры, обиды, разборки. Нет. Как показали последующие годы общения, Александр оставался и был всегда одинаков: честным, держал слово после договорённости и, что особенно в нём подкупало (к тому времени я уже знал о его серьёзном бизнесе в России), искренним. А это среди деловых людей встречается нечасто. Раскрыть свою душу перед незнакомым человеком – редкость большая. Я никогда не чувствовал в нём никакого второго плана и доверял ему абсолютно. Мы сидели на яхте, потягивали белое итальянское вино, говорили о жизни, о пережитом... – Саша, расскажи о себе. – Зачем тебе это? Плаваем и плаваем – я плачу. Чего не так? – Написать о тебе книгу, может, хочу, – полушутя говорю ему. – Вовка, брось... Я ещё не заслужил этого. Вот умру когданибудь, тогда... Но постепенно алкоголь своё дело делал, язык у Кудрявцева развязался. – Чуваш я, родился в семьдесят первом в Чебоксарах. В восемьдесят седьмом окончил школу с двумя четвёрками, остальные тройки. И единственный из класса умудрился
125
поступить в Ленинградский институт холодильной промыш– ленности. Стал учиться, общага, денег нет. А чего-то хотелось большего. Ну и началось... После второго курса –перестройка. Фарцовка, мелкие спекуляции, испорченные сто банок икры, встреча с бандитами и... бегство в родной город. В Чебоксарах организовал сборку цветных телевизоров, бартерные сделки на покупке линолеума из Молдавии... – Чебоксары не Питер. Не твой масштаб, – заметил я. – Да как-то скучно стало. Вернулся в Петербург, стал перегонять машины из Финляндии. На первые, относительно небольшие деньги организовал производство пищевых красителей. Работа без выходных, сутками. Первые купленные в собственность квартиры. – Как с бандитами? Не трогали? – Нет, может, и были, но эти вопросы, пока не было своего дела, не я решал. Позднее появился и свой бизнес – те же самые пищевые красители. Помню, рынок рухнул, а я только женился, ребёнок появился. Как-то стою в пробке. Вокруг машины, шум города... И такая тоска меня взяла... Продажа встала, работаем в ноль. Жена, ребёнок. Сижу в машине и просто плачу. А потом подумал: ну, чего горевать? У меня же всё есть – это просто надо удержать! И сохранил. – Саша задумался и долго смотрел в окно яхты на море. Вздохнул, налил себе и мне вина. Выпили. – И знаешь, Вовка, как-то пошло. Ведь в нашем деле что главное? Не отчаиваться и не
126
опускать руки. Страна развивалась, появилась возможность получения кредитов. Начал торговать оборудованием для пищеблоков. Стал одним из ведущих дилеров в России. В двадцать семь лет восстановился в институте и в тридцать закончил. Получил диплом. Всё как положено. – Саша, что для тебя главное в бизнесе? – Для меня всегда главным принципом было умение держать слово, обязательность, честность. Может быть, поэтому и выжил, сохранил бизнес. Сегодня мои филиалы находятся в нескольких городах России, а я могу позволить себе путешествовать и заниматься своими увлечениями. – Что за увлечения? – Их много. Это и дайвинг, горы, рыбалка, охота. На мотоцикле только этим летом проехал по дорогам Европы двенадцать тысяч километров! Не так давно появилась духовная практика – Аяваска перуанских индейцев16, слышал? – Да, слышал. В Эстонии это тоже начинает практиковаться. – В Перу был уже раз десять и собираюсь вновь там оказаться следующим летом. Это меня просто преобразило! – Александр задумался, стараясь точно подобрать слова. – Там я впервые
16 Аяуаска – напиток-отвар из лианы-аяуаски, галлюциноген, изготовляемый шаманами индейских племён бассейна Амазонки и употребляемый местными жителями для «общения с духами». Аяуаска используется в религиозных таинствах. Традиционно применяется как напиток силы, способствующий очищению и исцелению. В большинстве стран отношение к ней отрицательное, как к наркотику. На основе аяуаски возникли религиозные течения, мистические учения, близкие шаманизму. Самое знаменитое Санто Дайме – церковь, которая действует в Америке и Европе.
127
ощутил и увидел параллельный мир. Через «Икарусы»17 и особым образом приготовленные напитки. Помолчали. После долгой паузы Саша продолжил: – Для меня духовное и материальное сегодня – нераз– делимые вещи. Духовно развитому человеку в сто раз проще в бизнесе. Это позволяет увеличить круг друзей, переключаться с бизнеса на семью, совершать путешествия, а значит, и энергетически себя подпитывать. И ещё я понял, что нельзя погружаться с головой во что-то одно. Жизнь прекрасна, мы все разные, и мир от этого многообразия только интересней. Он вполне заслуживает нашей любви! – Да, в этом с тобой соглашусь. Сам занимался серьёзно бизнесом. Но в какой-то момент понял: не моё это. Тяжело жить в постоянном напряжении и стрессе. – Знаешь, Вова, – подытожил свои размышления Александр, – когда в жизни у меня всё спокойно и хорошо, я начинаю ощущать какую-то тревогу, какой-то дискомфорт. Моё нормальное состояние – война, экстрим. Лишь тогда я живу нормальной, полноценной жизнью.
13. ФинСкие каникУлЫ
Ранним утром 8 июня 2017 года, залив топливные баки горючим под завязку (а это четыреста литров), мы вышли в 17 ICARUS – сессионный симулятор выживания в жанре PvE для компании до восьми человек включительно. В погоне за богатством игрокам предстоит разведывать местность, заниматься собирательством, изготавливать орудия труда и выслеживать животных.
128
море и взяли курс на финский город Инко. На борту нас было четверо: Саша с пятнадцатилетним сыном и Александр из Петербурга, товарищ и деловой партнёр Кудрявцева. При свежем юго-западном ветре силой до десяти метров в секунду дошли из Таллина до Инко за десять часов. Это ближайший к Таллину финский населённый пункт с яхтенным портом. Если брать по прямой на север, то до первых финских камней через залив совсем недалеко – километров сорок. Но все города и прочая инфраструктура находятся как бы в глубине южного побережья Финляндии, которое состоит из проток, бухточек, небольших, покрытых лесом каменных островков. Их гранитные берега могут отвесно уходить в воду на многие метры. Поэтому бывает, что яхтсмены швартуются прямо к берегу, привязываясь концами к металлическим распоркам, которые забивают в трещины камней. Все судоходные пути обозначены вехами – правой или левой, различающимися цветом. Надо быть очень внимательным, двигаясь по ним. Несмотря на то, что каналы и морские пути хорошо размечены навигационными знаками, плавать здесь лучше в светлое время суток. С Инко связано одно маленькое происшествие, которое достаточно хорошо характеризует финнов. Мы быстро пересекли Финский залив, и, чтобы не терять время, мои друзья решили попытать рыбацкого счастья на резиновой лодке. Я же остался ждать на яхте, став на якорь метрах в семидесяти от одного из островов при глубине в три-четыре метра.
129
Делать было нечего. Закинул удочку – рыба не клевала. И я решил, посмотрев по сторонам, опорожнить фекальную ёмкость. Она небольшая, литров на сто двадцать. В неё собираются отходы из туалета. На яхте не было прямоточного туалета – всё шло в ёмкость. В портах есть специальные, откачивающие фекальные воды (их ещё называют лояльные, то есть загрязнённые) насосы. Ну, а в море – только море. Такой объём биоотходов не губителен для морских обитателей. Рыба и прочая живность быстро всё это уничтожает. Ещё раз посмотрев на пустынные берега, стал вручную откачивать. Только я сделал пару качков, как услышал с берега крик на финском: «Что вы делаете?!». Я перестал качать и вышел на палубу. Как будто из-под земли появилась женщина с девочкой. Они стояли на берегу и ругались, угрожая вызвать полицию. Я принёс свои извинения и заверил островитян, что больше этого делать не буду. Если бы сразу снялся с якоря и ушёл, то, может быть, продолжения не было. Но мне надо было дождаться возвращения ребят на яхту. Поэтому продолжаю стоять на якоре. Но надо знать финнов: они сами ругаться не будут  – позвонят куда надо. Вижу, появилась вёсельная лодка. Подгребает мужчина. Тут и наши вернулись. После короткого разбирательства мужчина отправляется восвояси. Мы же подняли якорь и продолжили путь в Инко. Перед городом – большая мелководная лагуна. Только мы в неё вошли, как уже вижу вдалеке к нам движется катер. Ясно:
130
та самая полиция, которой так доверяют в Финляндии. Останавливают, причаливают. Как это у них всё быстро и оперативно! Не дремлют. Полиция и пограничник заходят к нам на борт. Первым делом дают подышать в трубку. Проверка на алкоголь. До этого я выпил пол-литра пива. В Финляндии капитану разрешено ноль семь промилле. Поэтому – норма. Дальше всё прошло спокойно. Представители власти оказались весьма доброжелательными. Проверив документы, приступили к расследованию. Вопросы звучали очень конкретно: – Вы приступили к откачке фекальных вод на расстоянии двести метров от берега при допустимом расстоянии сто метров? – Да. – На глубине семь метров при допустимой шесть? На все вопросы мне оставалось только отвечать утвердительно. – У нас к вам больше вопросов нет, – улыбнулись с пониманием финны. – А вообще-то не надо этого здесь делать. Не засоряйте природу. Вы откуда и куда? Мы поговорили ещё минут пять и разошлись, пожелав друг другу удачи. Минут через тридцать уже подходили к причалу в Инко. Многих неопытных яхтсменов пугает посещение незнакомых марин. Они боятся сделать что-то не так: войти не так, не туда встать... По собственному опыту, могу
131
посоветовать следующее. Во-первых (и это главное), изучив незнакомую марину по картам и лоциям, входить в неё желательно в светлое время суток и в рабочее для её персонала время. Во-вторых, не бойтесь входить! Если у вас на яхте есть радиостанция, настройтесь на частоту диспетчера марины (её можно найти в интернете). Свяжитесь с ним перед входом. Если не сможете, оставайтесь на шестнадцатом дежурном канале. У диспетчера он также должен быть включён. Если вы входите днём, не смущайтесь, входите в акваторию марины даже без радиостанции. Вас обязательно кто-то встретит и покажет, куда встать. Обычно в маринах есть указатели-плакаты с крупными буквами «GEST», то есть «гости, гостевые стоянки». Если там есть свободные места, вставайте, не стесняясь. Затем, закрепив яхту, сходите на берег и спокойно ищите дежурных, кассу для оплаты стоянки, магазины и прочее. Помните: для любого порта вы – желанный гость, если с вами кошелёк! Да и без него в беде не бросят. В самом Инко в общем-то делать нечего. Заходим туда для того, чтобы дух перевести и спокойно переночевать. Небольшой городок, магазины, ресторанчики, баня, туалет. Для любителей есть ресторан с хорошим пивом. На следующий день мы отправились искать рыбные места, предварительно купив лицензию на рыбалку. Это обязательно: полиция тщательно проверяет её наличие. А рыба там есть везде: в заводях-то с камышами!.. Встанешь
132
перед ними и по камышам видно, как щука мелочь гоняет. Вот и мы поймали пару щук. Есть плотва, окунь... Но, разумеется, места надо знать, снасть соответствующую иметь. И всё-таки это не главное! Главное – это люди, компания, духовная близость. Тогда любое путешествие – в радость. Так было с Сашей и его товарищами. За годы нашего знакомства мы трижды уходили в море на неделю. Дважды в Финляндию и один раз прошлись по нашим эстонским островам: Хийумаа и Сааремаа с Вормси. Уловом с трофеями не могу похвастаться, но от общения получал огромное удовольствие. Александр был настоящим, непоказным. Есть такие, которые хотят казаться, а не быть. В море он был отчаянным, смелым и безотказным человеком, несмотря на его бизнес, финансовое благополучие. Вот несколько зарисовок прояв– ления его характера. Идём уже в сторону дома с острова Вормси. Ветрено. Волна высотой до двух метров захлёстывает. Брызги летят на стекло рубки, постоянно работают дворники. Яхту сильно раскачивает. Бортовая качка – до двадцати градусов, килевая – до десяти-пятнадцати. Команда лежит пластом на койках. Я – за штурвалом. Приходится помогать автопилоту – не всегда выдерживает нагрузки на руль. Но внутри яхты тепло, сухо. Работает отопление, по радио звучит музыка. Меня «морская болезнь» не берёт. Сижу в закреплённом кресле перед штурвалом, потягиваю кофе с ромом, покуриваю трубку. Штатно работает двигатель.
133
Адреналин поднимает настроение. Я уверен в лодке, я уверен в себе. Я знаю, что делать, как делать и куда идти. И несмотря на погоду, настроение отличное, граничащее со счастьем. Вдруг замечаю, как на носу волна вот-вот сорвёт якорь. Видно, порвался один из шкертиков18, которыми я закрепил якорь. Если волна его бросит за борт, якорь может повредить корпус. В штормовую погоду вытащить его будет тяжело – лебёдки у меня нет. – Саша! – кричу я. – Подъём! Якорь срывается, надо закрепить! Саша, не переспрашивая зачем, в одной футболке выскакивает из рубки и кидается к якорю. Брызги, волны, ветер, солнце... Дело было в июне. Температура воды в пределах семи-девяти градусов. В море прохладно, несмотря на тёплую погоду. Успели вовремя. Якорь закреплён, Саша вернулся в рубку, и мы продолжаем свой путь. Снова море, но при более спокойной погоде. Яхта идёт на автопилоте. Мы пьём кофе с ромом «Капитан Морган». Слегка покачивает, в рубке жарко. – Ну что, может, искупнёмся? – спрашивает Саша, вопросительно глядя на нас – Саша, холодно же. – Я смотрю на эхолот, показывающий температуру забортной воды: семь градусов. Саша снимает с себя всё, открывает дверь рубки и через леера прыгает в море. Я еле успеваю застопорить ход. Но,
18 Шкертик – короткая тонкая веревка, применяемая в морском деле.
134
видно, вода и для Кудрявцева оказалось не самой тёплой. Через минуту слышим: – Вовчик, дай задний ход! По инерции яхта прошла ещё метров двадцать. Даю задний ход: здесь шутить нельзя. Саша вылезает на заднюю площадку. – Ты чего? С ума сошёл?! Тело судорогой могло же свести, – ворчу, набрасывая на него полотенце. В Таллине мы видимся редко. Кудрявцев всё время в разъездах. То он на Камчатке рыбу ловит; то на Эльбрусе гостиницу строит; то на мотоцикле Европу объезжает; то на острове Ибица с семьёй отдыхает; то в Южной Америке у индейцев «в небесах» летает... Неугомонный Саша, который так не похож на предста– вителей местной богемы, тоже частенько бывавших на яхте. Больше, чтобы попить, чем куда-то сходить. Не осуждаю. Каждому своё.
14. неЗеМное на ЗеМноМ
– По милости Божией и во славу Божью, – говорит Юлиус Гольштейн и, держа бокал двумя руками, выпивает вино. – Первый всегда до конца – не могу обидеть Бога! Во имя Бога же пьём! Выпив до дна, Юлиус блаженно улыбается и замирает, с наслаждением ощущая, как вино проходит через пищевод и попадает к нему в желудок.
135
– Юлиус, ты просто богом выглядишь в этот момент. Даже как-то рядом и находиться стыдно, не то чтобы пить, – смеётся Витя Ланберг, делая глоток вина. Сегодня на яхте мы втроем: актёр Виктор Ланберг, писатель Юлиус Гольштей и я. Юлиус внешне действительно похож на какое-то неземное существо: большой, с длинными волосами и бородой. Он заполняет собой любое помещение. Громко говорит, эмоционально реагируя на слова собеседников, громко смеётся. С ним многие в компании чувствуют себя не всегда уютно. Сам того не сознавая, он подавляет окружающих своей буйной энергетикой, пытаясь быть в центре внимания, доминировать, вызывая этим некоторое раздражение и отторжение. Приходилось его одёргивать и, бывало, достаточно жёстко ставить на место. Тогда этот кажущийся большим человек по-детски мог обидеться и уйти. Помнится, так было на одной из вечеринок, когда одной из женщин он стал задавать вопросы о её последнем изнасиловании: где, когда, как. Вопросы сами по себе были бестактными, тем более в компании на ограниченном яхтенном пространстве. Это все слышат, ожидают какого-то ответа, даже если сами в этом разговоре не участвуют. Женщина, которую звали Юля, растерялась. Не знала, что и как ответить, как вести себя. Пришлось вмешаться. Сделал это достаточно жёстко: даже на яхте, которая стоит у причала, капитан ответственен за людей на борту. Дальше последовал взрыв:
136
– Ты меня выгоняешь? Тогда я ухожу. И больше никогда сюда не приду! – Юлиус забирает свои вещи и демонстративно уходит, почти убегает. К счастью, он незлобив, отходчив, умеет прощать и не держит на людей зла. Проходит какое-то время, и мы вновь созваниваемся и продолжаем общаться. Поэтому, собираясь ко мне на вечеринку, частенько спрашивали: «А Юлиус будет?». Понятно почему. Вообще-то Юлиус состоял из противоречий. С одной стороны, в нём была какая-то мелочность и даже скупость в материальном, земном. И широта, бесконечность – в духовном. Когда мы открывали бутылку вина, он обязательно обращал внимание на чистоту бокалов. Если она не устраивала его, сам перемывал их и тщательно вытирал. Прикуривая сигарету, делал несколько затяжек, затем аккуратно её тушил и клал в металлический портсигар. Так, прикуривая несколько раз, докуривал сигарету до фильтра. И только тогда опускал окурок в пепельницу. Приносил с собой напитки, рассчитанные прежде всего на собственный вкус: сладкие вина или что-то типа вермута Чинзано. Сам же их и выпивал. В этом наши вкусы не совпадали. Но самым необычным являлось его творчество. Земного в нём было мало. Когда-то несколько месяцев он провёл в Индии, духовно укрепляясь. Бывал на собраниях в духовных центрах. Рассказывал об общении с самим Сатьей Бабой19.
19 Сатья Саи Б;ба – неоиндуистский религиозный лидер и гуру. Почитается своими последователями как чудотворец, аватара, воплощение Бога в индуизме.
137
Это так сильно на него подействовало, что после он мог писать только о высшем. Как только пытался писать о земном, начинала вылезать какая-то грязь. Подобное говорит о надломленности души. Её тянет к Богу за покаянием. Пишет грамотно, необычно. На его произведения есть определённый спрос. Людям свойственно верить во что-то необычное, загадочное. В некий миф. Соответственно, появляется и предложение. Юлиус в этом проявляет себя весьма уверенно. Если его близко не знать, то он вполне сойдёт за бога. И сам он настолько поверил в этот образ, слился с ним, что выйти из него ему уже тяжело. Гольштейн, несомненно, обладает определёнными способ– ностями и харизмой. Это его выделяет из общей массы людей. Но быть не значит есть. Он искренен в своём желании познать высшее. Это когда-нибудь даст свой результат. Потому что Бог есть. И стремящиеся его познать рано или поздно обретают желаемое. Сидим на яхте в рубке. Солнечной день, синее море. Лётная гавань в Таллине. – Юлиус, что нового в творчестве? – спрашиваю я – А ты не читал в фейсбуке? Фейсбук сегодня для большинства пишущих – основной издатель и площадка, где можно заявить о себе. – Если никто не читал, я вам кое-что прочту. – Юлиус берёт мобильный телефон и начинает что-то в нём искать. В наше время мобильный телефон для всех нас – это всё:
138
записная книжка, источник новостей, информация, почта. И только в последнюю очередь сам телефон как таковой. – А, вот, нашёл. Называется «Афористичестическая литература трансцендентального словосочетания». Слушайте: «...За пройденным видящим «огнём очищения, водой судьбы и трубами славы» существует ещё «нечто», видимое лишь во духовном взоре «соискателя ненаходимого», – и оное есть последний КЛюЧ К ВЕЧНОСТИ, без которого можно житийствовать, имея прикосновенность к мудрости, любви и свету, но так и остаться извечно не пришедшим во «дорогах без дорог» к высшей реализации, мило и красиво именуемой просветлённостью. ...Пройден опаляющий огонь, сжигающий эго, переплыты потоки вод личностной кармы, отосланы во славу Сотворителя земные и небесные     «медные трубы славы»; пред чем оказывается оставивший позади «искания»     видящий?! – Пред неизмеримой вселенской трагедийностью     абсурда – сознанием невозможности тотальной живой присутственности во единственно единоначальной подлинной Реальности и – необходимости проживать поток нереального, играя во мире пустотной реальности светотеней. Эта беспредельная абсурдность есть великое последнее испытание «обольщением» майи для видящего, знающего
139
сердцем, что его сущностность – любящий свет Истока, и сознающего свою психотелесную связанность проживания во иллюзорности как обусловленную миссию внешнего пребывания во зазеркальной отражённости материализованного миротворенья. Это есть последняя вселенская трагедийность видящего – видение вуали мары, неумолкающе смеющейся раскатистым на все Небеса громовым шёпотным смехом над постигшим иллюзорную природу человеком. ...Пройден ОГОНЬ, расплавлено ЭГО, перейдены потоки ВОД самоотождествлённости с умом, телом и миром, «отосланы обратно» на Небеса чарующии сиреновые песнопения труб тонкой духовной самвозгордительности... но остаётся ВУАЛЬ САТИРИЧЕСКОГО БЕССМыСЛИЯ... словно великое Совершенство смеётся в тебе над самим собою, заставляя цепляться за ничтожные тени, лишённые собственной силы, славы, красоты и, ко всему сему, пустотные и нереальные. ...И рассеивают обольщения сказочными самочарующими тенетами бессчётных сцен нескончаемых действ спектакля майи – великие мастера лишь благодатию Источника во благодаренно даруемым Духом святым ПОСЛЕДНИМ КЛюЧОМ Небесной истины – мистерии возлюбления света – во всех тенях любых времён и пределов вселенской бесконечности – как вечного Сознания бытья... – Юлиус остановил чтение и посмотрел на нас: – Ну и как?
140
В рубке повисла пауза. Были слышны только плеск волн и крики чаек. Подобное для неподготовленного слушателя настолько может показаться необычным, что и на ответ слов не находится. – М-да... Каждый раз ты меня удивляешь всё больше и больше, – посмеиваясь, говорю я. Подобное из уст Юлиуса слышу уже не первый год. – Ты сам-то понимаешь, о чём пишешь? А главное, для чего и для кого? Витя, ты что скажешь? Ланберг вздрогнул, приходя в себя: подобное он слышит в первый раз. После некоторой паузы спросил, обращаясь ко мне: – Волик, это он о чём? Я ничего не понял, если честно. Вот... «Пройти «опаляющий огонь», сжигающий эго, переплыть потоки вод личностной кармы»... Волли, это как? Меня уже давно веселят подобные пассажи Юлиуса. Но для тех, кто слышит подобное в первый раз... это испытание. Тем временем Юлиус, продолжая рыться в телефоне и не обращая внимания на наши реплики, отпил из бокала вина. – Вот. Хотите ещё прочту? Мои комментарии на молитву Пресвятой Богородицы? Ланберг, будучи православным верующим и пресссекретарём Пюхтицкого монастыря взмолился: – Юлиус, давай в следующий раз. Обязательно послушаем. – Театр на небесах, несомненно, интересен. И там есть свои артисты, которые получают роль от режиссёра-Бога. – Пытаюсь
141
как-то остановить Гольштейна. Это уже приходилось мне проходить: чтение могло затянуться. – Ты прекрасно эти постановки описываешь. Мы это обязательно прочтём или услышим от тебя. В следующий раз. То, что пишешь ты, – это очень интересно. Давай вернёмся на землю. Здесь у нас свой театр с его представителем. Витя, не сомневаюсь, что в твоей памяти сохранилось много замечательных историй из театральной жизни. Ланберг обладал потрясающей памятью. Кажется, он помнил тексты всех спектаклей, в которых играл. Он поражал меня не только этим. Но и ещё знанием иностранных языков: он свободно говорил на немецком и эстонском языках, хорошо знал английский и французский. Вообще иностранные языки он схватывал, что говорится, с лёту. Снимаясь в фильме испанского режиссёра, уже через несколько месяцев начинал говорить по-испански. Снимаясь в китайском сериале, начинал говорить по-китайски... Демонстрируя этот язык нам, всех очень смешил. Витя всегда старался, если помещение и обстановка позволяли, показывать это вживую. Актёр от Бога. Это было здорово! Жаль, что книга не позволяет показать видео с подобными репризами. Отсылаю на мою страницу в фейсбуке. – Да, память... Это тот элемент актёрской профессии, который определяет практически всё. Если я спотыкаюсь на вспоминании текста, я не могу тянуть основную линию роли, – начинает рассуждать Ланберг.
142
– Вот именно основную, – добавляет Юлиус. – Я вынужден тратить энергию на вспоминание,  – с опаской поглядывая на захмелевшего Юлиуса, продолжает Ланберг. – Да, божественную энергию... – А это уже совсем другой жанр. – Да, эх... вот. Вхождение в роль. Всю энергию артистом... того персонажа, которого он на сцене изображает... – Гольштейн никак не может отойти от своего небесного театрального представления. После каждого предложения Ланберга пытается вставлять реплики. Но потихоньку успокаивается. – Юлиус, хуже, – терпеливо продолжает Виктор,  – это преждевременная деменция артиста, которая ставит крест на его карьере. И тут на память приходит один забавный случай, который произошёл со мной. Когда-то давно играл в спектакле «Родительское собрание» одного лоботряса, которого разбирали на родительском собрании. Был такой текст: «Павлик Морозов предал своего папу не потому, что он был предателем, а потому что он был гражданином!» А я был после армии, пришёл на спектакль, много раз игранный до этого, с уверенностью, что всё помню. Подходит время моей реплики, и вдруг я понимаю, что не помню, кто предал папу. «Как же его звали?» – мучительно пытаюсь вспомнить. Думаю, ладно, надо подобрать по сходству. И говорю: «Марат Казей20 предал своего папу не потому, что он был предатель
20 Марат Казей – советский белорусский пионер-герой, юный красный партизан-разведчик, Герой Советского Союза.
143
папы, а потому, что он был маленький гражданин!» Вся актёрская братия, что была на сцене, упала под стол. Они что угодно ожидали услышать, но только не Марата Казея! На другой день директор театра вывесил приказ о наказании. Уже не помню, каким оно было. Выговор, наверное. Но помню, что там было написано так: «Актёр Ланберг привёл актёров на сцене в неадекватное состояние, вместо «Павлик Морозов» сказав «Марат Казей»... – Витя, у Орловой вроде день рождения был недавно? Ты знал Орлову? – Свету Орлову? Актрису из русского драмтеатра? Да, разумеется. В каких-то спектаклях мы даже играли вместе. Сейчас вспомню... – Виктор задумался. – Когда-то мы со Светой в компании, – делюсь своими воспоминаниями я, – ездили в аэроклуб под Рапла. Решили пообедать в пригородном ресторане. Выпили уже до этого. Во дворе ресторана на цепи сидела собака. Большая, что-то типа кавказской овчарки. Зашли в ресторан, Света отстала. Вдруг слышим лай, крик. Выбежали. Около двери стоит Света. – Ребята, я её только хотела погладить, – тихим голосом говорит она, держась за бедро. Из-под ладони сочится кровь. Прибежал хозяин ресторана и собаки. Все засуетились, принесли бинты, йод, пластыри. Укус оказался не очень большим. Закрыли рану как могли. Затем сели за стол, выпили. Света очень спокойно к этому отнеслась. Вечером завезли её домой. Вроде обошлось без последствий.
144
Продолжил Виктор: – Да, Света Орлова... Грустная история. К сожалению, не нашлось того мастера в режиссёрском кресле, который смог бы настроить этот инструмент так, чтобы он зазвучал согласно её дарованию. Режиссёры в ней ценили только красоту. Да, пожалуй, и всё. Поэтому, мне кажется, ей как актрисе состояться не дали. Ну, не встретился на её пути режиссёр, который помог бы этому таланту раскрыться в полной мере. Обладая удивительными творческими и человеческими качествами, Света никогда не участвовала в травле кого бы то ни было. Никогда ничего не подписывала и не пачкалась в интригах. Она, мне кажется, была слабым бойцом, в том плане, что за себя никогда не боролась. И живя в таком трудном, больном организме, каким является театр, она никогда не поступала против своей совести. Умела сохранить своё человеческое достоинство. – Бывали у тебя с ней на сцене какие-нибудь забавные случаи? – Много. Вот один из таких. Как-то раз мы играли спектакль по произведениям эстонских поэтов «Я меняюсь зимой и летом». Состав был восхитительный: Анастасия Бедрединова, Леонид Шевцов, Светочка Орлова и я. Наша с ней сцена называлась «Песни Гамлета». Она – как бы Офелия, я – как бы Гамлет. У Светы был такой монолог: «Море вспять идёт в глухой тоске, клочья пены на песке». Для Светы текст был не важен. Для неё был важен
145
внутренний настрой как исполнительницы. Приходит время её реплики, и вдруг она говорит: «Море сядь, глухам тоскам, песням всюду по пескам...» И смотрит выразительно на меня, типа, ну вот, передала, давай, продолжай. Мы все упали от смеха, продолжать не могли. А она так и не поняла, что она такого сказала? Всё вроде было правильно, наполнено, в ритме, в хорошем настроении. Вообще, должен сказать, что владение текстом не было её сильной стороной. В одном спектакле она играла администратора гостиницы. И на вопрос: какой номер, где будет жить гость? – она должна была ответить: «Всё как положено, люкс. Две комнаты, ванна, туалет, телевизор, холодильник». А она в течение спектакля забыла признаки номера люкс и говорит: «Ванна, двери...» Сделала паузу, чувствуя, что она что-то недоговорила, и закончила: «и... окна!» А вот ещё. Во время Дней культуры Эстонской ССР в Москве она была ведущей концерта. В оркестровой яме дирижёр Неэме Ярве с оркестром эстонской филармонии. Репетиция перед концертом. Света в шикарном совершенно туалете, как статуэточка, просто как ангел, выходила и объявляла номера. Вот она выходит и говорит: «Композитор Вельо Тормоз!» Неэме Ярве палочкой по пюпитру: тук-туктук.. «Светочка, – говорит он ей, – Тормис». Она спохватывается как бы «ой, извините». Снова прогон, она выходит на сцену и объявляет: «Композитор
146
Вельо Тормоз!» Неэме Ярве ей опять палочкой: тук-туктук  – «Тормис». Света выходит в третий раз и говорит: «Композитор Вельо Тормис!» Все облегчённо вдохнули... Вечером концерт в Колонном зале Дома союзов. Света выходит на сцену, торжественно объявляет: «Композитор Вельо Педаль!» – и спокойно уходит со сцены. Неэме Ярве ударяет себя по лбу, поворачивается к публике и объявляет сам: «Композитор Вельо Тормис!» Юлиус громко засмеялся: – А не пора ли нам во славу Божию выпить и за Орлову? Мы разлили, выпили вина и продолжили театральную тему. – Вообще-то, Света и её муж Юра – были последние, кто пришёл в театр после московской школы. Да и Ленинградской. Ведь в 1948 году студия, которая стала Русским драма– тическим театром, задумывалась как своеобразная визитная карточка русской театральной школы в Прибалтике. Но не задалось. Причина в том, мне кажется, что труппа в те годы была укомплектована выпускниками театральных профтехучилищ. В основном с Украины. И уровень труппы был низким. Ко времени, когда в театр пришла Света Орлова, тон там задавали все эти, с позволения сказать, артисты, не имевшие той театральной школы. Высшей столичной театральной школы. Они подавляли редких выпускников столичных театральных вузов. Да и сам театр находился в руках снабженцев да отставных военных. Они, к сожалению,
147
и определяли репертуар театра. Мне кажется, в этом причина, почему русский театр в Таллине так и не состоялся. Не знаю, как сейчас. Я уже лет двадцать не был в театре. Наступал августовский вечер. Темнело. Утомлённый солнцем, нашими разговорами и невниманием к его небесной личности, тихо в углу посапывал Юлиус. Пора было заканчивать. Традиционно я предложил остаться ночевать на яхте, так как сам в сезон жил на ней. Но большинству это казалось слишком экзотичным. Вот и на этот раз, растолкав Гольштейна, мы выпили вина на посошок, и мои друзья отправились домой. Я вышел их проводить. На небе появились первые звёзды. Было тихо и спокойно. В порт возвращались с уже включёнными навигационными огнями редкие яхты. Кажется, что всем этим могу любоваться бесконечно. Достал трубку, закурил, посмотрел на залив, порт и задумался... Театр, актёры, ожидание ролей... Некоторые ждут годами. При этом участвуют в массовках, ходят на работу... И ничего не делая, в глубине души завидуют более удачливым коллегам. А головы-то не последние, думающие. Ланберг упомянул, что лет двадцать не был в театре. Причина этого – в конфликте с директором театра из-за жены последнего, которая тоже была актрисой в Русском драмтеатре. И пришлось Виктору Ланбергу вместе с женой Надеждой уволиться и уехать в Литву, в Вильнюс. Надя работала в тамошнем русском драмтеатре, Виктор – в литовском, выучив для этого
148
литовский язык. Позже они вернулись в Таллин. У них двое сыновей – Виктор и Стефан.
15. «вСя наШа ЖиЗнЬ – игРа...»        театРалЬная иСтоРия
В 2018 году в таллинском Русском драматическом театре случилась одна скандальная театральная история, имевшая большой резонанс. К сожалению, подобные конфликты не редкость, особенно когда в творческих коллективах происходит смена руководителей. Узнал я об этом случайно. Будучи весьма далёким от театра человеком, услышал от друзей, которые были в курсе всех театральных новостей. А связало всё это в единый узел небольшой рассказик, который я написал, узнав о назначении главным режиссёром Русского драмтеатра Филиппа Лося. Меня позабавила фамилия «Лось», и я решил как-то обыграть её. Миниатюра начиналась так: «Из леса вышел высокодуховный Лось с большими рогами. Лось был озабочен. Ему хотелось, чтобы звери всего леса мычали одинаково с ним, ходили столь же нетерпеливо и смотрели на мир такими же широко открытыми и грустными глазами. И ещё ему хотелось переименовать Праздник леса в День независимости лесной чащи. – Идиоты, – подумал Лось, оглядываясь вокруг.»
149
Мне позвонили и попросили повторно опубликовать этот рассказ, объяснив причину: из театра собирались увольнять Елену Скульскую. – И напиши про Лося побольше негатива, – просили меня знакомые сторонники Скульской. Я опубликовал в фейсбуке этот рассказ ещё раз без изменений. Это не помогло – Скульскую уволили. Сам по себе конфликт был мне мало интересен. Произошедшее интересовало меня только в контексте с писательницей Скульской. Мне нравились её книги. Решил разобраться в произошедшем. Вспомнил о Борисе Тухе, который о русском, да и не только, театре знал всё. Когда-то меня с ним свела судьба в газете «Эстония», где я короткое время работал журналистом. Как-то раз у меня не пошёл в номер один материал. Это задело, и я попросил именно Туха выступить в роли третейского судьи. Уже тогда он был авторитетен. Борис перечитал мою статью и сказал, что это не журналистика, а литература. Причём это было сказано достаточно спокойно и уверенно. Было понятно, что он действительно прочитал статью и вывод сделал, обдумав его. Это вызывало уважение. Я согласился с его аргументами. Поэтому решил побеспокоить Бориса Исааковича. Звоню. – Алё! Здравствуйте! Беспокоит Владимир Поляков. Может быть, я позвонил не по адресу? Мне хотелось бы получить рекомендации о репертуарных спектаклях Русского
150
драматического театра. Вы не могли бы посоветовать, какие спектакли Русской драмы этого сезона следовало бы посмотреть? Не хочу терять время на случайные посещения театра. На удивление Борис Тух согласился помочь мне без лишних вопросов. –Нет-нет! Что вы! Вы обратились по адресу, – своим обычным, кажущимся вкрадчивым голосом ответил Тух. – С удовольствием вам порекомендую. В первую очередь, советую посмотреть... – Дальше он стал перечислять названия спектаклей, давая каждому точную характеристику. Сразу скажу, что рекомендованные им спектакли я посмотрел. Запомнился спектакль «Похороны по-эстонски», в котором эстонский текст Андруса Кивиряхка перевёл сам Борис Тух. Перевод был хорошим, но не адаптированным. Все сельчане из Пярнуской глубинки говорили классически правильным русским языком. Это забавляло и вызывало улыбку. Не каждый русский так хорошо владеет своим родным языком! Мы договорились о встрече в парке у подножья замка Тоомпеа в Таллине. Стояла осенняя, но сухая и солнечная погода. Желтели подсвеченные солнцем листья. По дорожкам парка гуляли горожане с собаками, на детской площадке играли дети. Это был один из тех редких осенних дней, когда поздней осенью природа дарила нам последнее тепло. Я сидел на скамейке, курил трубку и, поглядывая на играющих на детской площадке детей, поджидал критика.
151
Тух появился с небольшим опозданием в своём неизменном пиджаке, одетым поверх свитера. «Дома он, наверное, носит вместо халата пиджак, одетый на голое тело», – почему-то подумалось мне. В левой руке он держал старый, потёртый кожаный портфель. Его лысеющую голову согревали редкие волосы. Мы поздоровались. Тух сел на скамейку, положив портфель на колени. – О чём будем говорить? – спросил Борис, держась двумя руками за портфель. На скамейке он сидел прямо, не облокачиваясь на её спинку. – Кажется, я о репертуаре рассказал всё.  – Борис Исаакович, я хотел с вами более подробно поговорить о конфликте Елены Скульской с театром и его новым главным режиссёром. Но прежде хотелось бы задать вам вопрос, связанный с Сергеем Довлатовым. В одной из книг, кажется, «Мраморный лебедь», у неё есть эпизод, в котором вы, стоя на коленях в ногах у Довлатова, со слезами на глазах просите у него прощения. Это действительно было? – Нет, это ложь, полностью выдуманная Скульской. – А какое отношение вообще имела Скульская к Довлатову? Напомню, что Довлатов работал в Таллине в газете «Советская Эстония» три года: с 1972-го по 1975-ый. – Думаю, что они были просто хорошими знакомыми, переписывались. Не более того. Сексуальных отношений у Довлатова со Скульской точно не было. Хотя, как рассказала мне года два назад одна местная армянка, Скульская в
152
самолёте Таллин–Ереван (это был какой-то чартер: армяне летели на праздник) на весь самолёт вещала, что была с ним в интимных отношениях. Может быть, потому что армяне чтут Довлатова как полуармянина. В Ереване их русский театр даже поставил спектакль по мотивам его произведений, назывался он «Абанамат». Но скорее всего, её сокровенной целью было монополизировать весь таллинский период Довлатова. На судьбу Довлатова сильно повлиял её отец, назначенный партией главным русским писателем в Эстонии. Он возглавлял в Союзе писателей ЭССР русскую секцию. Очевидно, отец больше всего боялся, что от общения с Довлатовым Лиля испортит себе карьеру. – И что же произошло? – Как-то раз Скульская дала почитать отцу ходившую по рукам рукопись книги Сергея «Зона». Тот прочёл и схватился за голову. Понял, что, общаясь с таким человеком, его дочь может оказаться в «чёрных списках» существующей власти. Спросил, кто читает следующим. Она назвала человека по фамилии Котельников. Должен сказать, что в те годы невозможно было занимать номенклатурную должность и не «стучать». Он тут же позвонил куда следует, и в тот же вечер к Котельникову явились «литературоведы» в штатском и конфисковали рукопись. – Насколько я знаю, – вставил я, – с обыском к Котельникову пришли не из-за «Зоны». Искали эмигрантскую
153
литературу. А рукопись попала к ним в руки случайно. Довлатов попал, что называется, под раздачу. – Ну, не знаю, но вполне возможно. По мнению Скульской, перекладывающей свой грех на других, все без исключения являются доносчиками. И что характерно, она явно «стучала». Ну, например, когда в издательстве «Ээсти раамат» готовился к печати первый сборник Михаила Веллера «Хочу быть дворником», в ЦК КПСС (!), – он поднял указательный палец вверх, – был отправлен донос на Веллера от имени русской секции Союза писателей Эстонии, где утверждалось, что он... тунеядец! Как Бродский. Или вот ещё: уверяла, будто Этери Кекелидзе запрещала ей писать стихи. Все доносчики перекладывают свой грех на других. А Котельников – это такой околобогемный человек. Довлатов, по сути, его опозорил уже будучи в эмиграции, обвинив в том, что именно он повсюду трепался о рукописи. Хотя он даже прочесть рукопись не успел. Из-за этого Котельников с семьёй вынужден был уехать в Америку, где завёл свой бизнес – пекарню, изготовлявшую «пирожки по-советски». И даже написал об этом очерк, который опубликовал журнал «Таллинн». Кстати, написал очень даже неплохо. И уж точно лучше писанины Скульской. – Н-да, история, – покачал я головой, – Однако вернёмся к конфликту в театре. Что же там произошло? – Вообще-то это давняя история. Началось всё с того, что когда театр стал на ремонт, Скульская, которая давно капала
154
Томану, бывшему в то время главным режиссёром, на мозги, уверяя, что если он будет ставить её опусы, то прославится. И убедила таки уволить вполне толкового завлита Свету Янчек, предложив себя на её место. Что он и сделал. За «ремонтный» период она сварганила пьеску «Как любить императрицу». Вещь совершенно бездарная. Но Томан всё-таки её поставил. Восторгался этой пьесой только наш грозный местный Вяч. Иванов, уверявший, что он только на двух спектаклях не посматривал на часы: на «Кроткой» Додина и этом гэ. Думаю, что на «Кроткой» он просто спал и не мог смотреть на часы. Минкульт понял, что Томан не должен оставаться худруком, и назначили Чумаченко. Который очень скоро почувствовал, что с таким завлитом ему не по пути. В итоге Скульская написала донос на Чумаченко, объявив его ни больше ни меньше агентом влияния России! И с помощью своих приятелей Юку-Калле Райда и Ээрика-Нийлеса Кросся продвинула донос куда следует. Чумаченко под предлогом неблагонадёжности долго не продлевали вид на жительство. Он обратился в МВД, там проверили и убедились, что он не Штирлиц и даже не майор Пронин. Вид продлили, но он к тому времени уже сам решил уйти при условии, что ему выплатят большую компенсацию. Директором театра тогда была Ирина Осиновская, жена «олигарха», которую на этот пост протолкнул Яак Аллик. Осиновская продержалась недолго, так как была прекрасным опровержением слов Ленина о кухарке, которая может управлять государством.
155
– Насколько же Скульская была авторитетной, влиятельной в театре, если она позволила себе пойти против его руководства? – Да не была она влиятельной. Она думала, что влиятельная. Переоценила себя. Она же всё время врала. Даже написала письмо министру культуры Эстонии. Но не помогло. – А у вас это письмо есть? Не могли бы показать? – Да, разумеется. Вот оно. Тух вытащил из портфеля отпечатанные листки и передал мне. – Можно я прочту, чтобы быть в курсе, – попросил я. – Может быть, вопросы появятся. – Да, пожалуйста. Я взял в руки листки. Это была копия с официального письма из аппарата Министерства культуры Эстонии. Стал читать...
«Дорогая Лайне! Простите, но от волнения я решила написать Вам на русском языке, чтобы ясно выразить свою мысль. Вы знаете, как я ценю, люблю и уважаю Вас, и наше многолетнее тёплое знакомство толкнуло меня на это откровенное письмо. Дело в том, что в нашем Русском театре идёт спектакль «Русские сны» в постановке руководителя театра Филиппа Лося. Этот спектакль откровенно призывает к возрождению советского строя; беспомощный спектакль, с которого уходят зрители, хлопая дверью. Недавно человек (совершенно трезвый) вскочил прямо во время спектакля и
156
закричал: «Вы превратили Русский театр в говно!» Этот спектакль провалился даже в Петербурге, где часть зрителей могла бы радоваться его призывам. Смысл спектакля: при советской власти всё было хорошо и по-доброму, а потом все стали злыми и плохими от плохой капиталистической жизни. Лось говорит, что он против Путина, есть выпады против Путина и в этом спектакле, даже прямые оскорбления в адрес Путина, но именно потому, что Путин – это не советская, а капиталистическая власть! У нас не очень хорошие отношения с Россией, но Россия, в лице Филиппа Лося, создала своё маленькое государство внутри нашего театра с законами, которые пока не решаются применять даже в России; культура стоит над политикой, но наш театр становится именно политическим театром, призывающим к возврату к советской империи. Посмотрите, какие символические названия сейчас идут: «Русские сны», а в новом сезоне будут «Эстонские похороны», – это делается специально. Сама по себе пьеса Кивиряхка очень хорошая, но в сочетании с «Русскими снами» она даёт особый сигнал тем, кто хочет расколоть наше общество и погубить его. На всех собраниях Лось повторяет, что в Эстонии идиотские законы, что ему плевать на авторское право; он специально пригласил на роль Ричарда III эстонского актёра, чтобы вышел символ: эстонцы поработили рус–ских, а сами – крестьяне, ничего не понимающие в жизни. Простые люди говорят в спектакле на эстонском языке, а высокопоставленные  – на русском. Весь репертуар построен так, чтобы зрители забыли дорогу в наш театр или шли туда, чтобы помечтать о прошедших временах
157
империи. Tынy Ленсмент вьнужден был уйти из театра, но я вижу, что и новый директор Маргус Алликмаа не может справиться с Лосем, который стал полновластным хозяином театра; у директора больше нет права что-то отстаивать. Это сделано юридически, хотя Лось не знает ни одного слова на эстонском языке, – он и художественный руководитель, и директор в одном лице! Если культура стоит выше политики (во всех эстонских театрах идёт русская классика!), то, мне кажется, мы не должны допускать к культуре людей, которые настаивают на враждебной нам политике! В театре идут один за одним спектакли про русскую деревню, к 9 мая будет премьера «Одна абсолютно счастливая деревня» (о войне), потом «Месяц в деревне», до этого «Русские сны»; никакого отношения к жизни здешних людей это всё не имеет. Залы у нас пустуют, люди на них не ходят, финансовая катастрофа приближается, но всем заткнули рты. Как при Сталине. После того как я получила в марте премию Капитала Культуры, меня понизили в должности, запретили печатать эту новость на сайте театра, запретили использовать мои тексты. Сейчас я номинирована на премию передачи ОР на ETV, за что Лось обещал меня выгнать: ему не нужны «eestimeelsed inimesed». Сам Лось пишет на афише «МелодраММа» и запрещает мне исправлять грамматические ошибки, он не только ничего не знает по-эстонски: он пишет с дикими ошибками и на русском языке, а когда Алликмаа просит меня их исправить, Лось устраивает дикий скандал. Дорогая Лайне! Вы мне всегда очень помогали, я всё помню! Но сейчас дело не только в моей личной судьбе и не в том, что меня
158
лишают куска хлеба, травят в театре, с которым меня связывают долгие годы, что на фоне премий своей страны я становлюсь персоной нон грата в империи Лося, дело в том, что мы ведь живём в демократической стране, мы все за это боролись – каждый на своём месте, я не хочу возврата к тоталитарному режиму, я привыкла гордиться своей свободной Эстонией, но я вижу, как приехавший из Москвы Лось, формально выступающий против Путина, на самом деле подрывает основы эстонской государственности и призывает зрителей к возврату к советской «прекрасной жизни». Я пишу Вам по просьбе многих моих коллег, которые боятся назвать свои имена, боятся Лося, боятся пострадать от него, но сохраняют надежду на справедливость в нашей стране и на Вас лично – как на талантливого человека искусства, всегда по-доброму относившегося к нашему коллективу. Мы очень надеемся, что комиссия по культуре Рийгикогу найдёт возможность посмотреть эти самые «Русские сны» и увидит, что мы не преувеличиваем опасность. Большое Вам спасибо, что прочли это длинное письмо. С большой болью, Ваша Елена Скульская 15 апреля 2018 г.» Я дочитал текст письма до конца. Всё это время Борис Тух внимательно наблюдал за мной. – Да-а, – протянул я, – неплохой образец эпистолярного жанра. На что только не идут обиженные люди с гипертрофированным эго...
159
– Это письмо было во всех редакциях. Собирались опубликовать. Его должны были прочесть на общем собрании театра. Но Скульская бросилась в ноги к одному высокопоставленному лицу, грызла ковёр, кричала, что она на грани суицида, и выпросила, чтобы письмо не придали гласности. Её уволили по взаимному соглашению сторон. Увольняла её уже Наташа Лапина. Тогда председателем совета целевого учреждения «Русский драмтеатр» был Айвар Мяэ, человек решительный. Лапина попросила его выгнать Скульскую. Мяэ вошёл в курс дела и выгнал. Вообще, чем талантливее человек, тем ненавистнее он Скульской. – Вы мне оставите эти листки? – Да, конечно, они для вас. Можете опубликовать. И ещё одна связанная со Скульской и прекрасно характеризующая её мерзость произошла в театре. Одновременно исполнилось ей пятьдесят пять и Ларисе Саванковой пятьдесят. Так она добилась, чтобы в театре отмечали только её юбилей, а не Саванковой. Мы продолжали сидеть в парке и говорить о театре, литературе, искусстве. Перед нами на детской площадке играли дети. Падали листья, светило солнце, было покойно и тихо. Казалось, тишина и умиротворённость присутствуют не только в природе, но и в отношениях между людьми. Как бы этого хотелось! Но гордыня, неуёмная гордыня рождает страсти, которые способны до неузнаваемости исковеркать душу человека, превратив его в дракона.
160
У Туха зазвонил телефон. Он ответил и, извинившись, сказал, что ему надо идти. Простившись, мы расстались. Письмо не помогло. Елену Скульскую уволили. Фёдор Лось до сих пор руководит театром. Залы на спектаклях полные. В 2019 году Елена Скульская написала книгу «Пограничная любовь», в которой от всей души поиздевалась над театральными персонажами, слегка изменив фамилии. Небольшие выдержки из этой книги: «Во дворе, у мусорных баков, душит голубя и ещё живого начинает есть Александр Сергеевич Илин (директор театра Ильин). Облеплен перьями, крыло голубя прилепилось ко лбу козырьком; голубиная жалкая кровь не утоляет и не насыщает... Вашкевич (актёр Ивашкевич) кидается к миске с кошачьим кормом  – это его слабость; хватает куски, втягивает в себя длинные слизистые жилы... шипит, выгибает спину». «...Кожа Илина в мраморных прожилках, инфарктная бледность скатывается мутными каплями пота к верней губе, губа приподнимается, выпуская наружу длинные кроличьи зубы. Голова пытается перегнуться... через глобус живота...Он облизывается на девочек и мальчиков... Власть его над кротами и корневищами безгранична». Выступая на презентации этой книги в таллинском Доме писателей председатель Союза писателей Эстонии Карл Мартин Синиярв, представляя работу Елены Скульской,
161
сказал, слегка помявшись: «Эта книга... ммм... наверное... эээ... о любви! У Елены все книги о любви». Каким бы ни был писатель, он остаётся достаточно чувствительным и ранимым человеком. Выворачивая свою душу наизнанку, он оголяет себя. Находясь в пограничном состоянии, он пытается донести до людей как красоту, так и мерзость жизни. Может быть, даже ценой потери собственной репутации. Книга «Пограничная любовь» – яркое тому подтверждение. Искренне и зло. И безответственно. Задаюсь вопросом: эта книга что-то и кого-то изменила? Кроме собственного морального удовлетворения, вряд ли. У писателя есть определённая ответственность даже не перед настоящим, но скорее перед будущем. Миссия писателя – созидать, делать мир лучше, чище. Нести людям надежду. Но не разрушать его. Быть над проблемой, на всё смотреть как бы со стороны и думать о высшем. «...Я у некоторых своих коллег с чувством глубокой униженности находила свой образ, но не такой, как мне хотелось. И более того, детали, ранившие меня и попадавшие в точку. Но находила и заботу, чтобы скрыть узнаваемость. У меня такого нет. Нет ни одного человека, который бы себя не узнал. Есть такие, кому я присвоила псевдонимы, но это не помогло», – признаётся сама Скульская в одном из своих интервью.
162
Прошло три года. Письмо Скульской министру культуры Лайне Рандъярв, написанное в состоянии аффекта, не явилось фатальным для писательницы поступком. Скорее оно стало уроком, помогло многим понять, чего не следует делать. Мне на память приходит афоризм Сократа: «Никто тебе не друг, никто тебе не враг. Но всякий человек тебе учитель». Не думаю, что сегодня она скажет Лайне: «Вы знаете, как я ценю, люблю и уважаю Вас, и наше многолетнее тёплое знакомство толкнуло меня на это откровенное письмо...» В настоящее время Елена Скульская продолжает писать книги. Активно участвует в организации и проведении дней Сергея Довлатова. Создала собственную молодёжную театральную студию; на радио ведёт авторскую передачу «Литературный диксиленд». Как говорится, всё, что ни делается, всё к лучшему. Может, этот уход из театра и был тем самым спасительным исходом для самой писательницы. Свыше указанный путь... В одной из передач «Литературного диксиленда», посвя– щённой пьесе Евгения Шварца «Убить дракона», Елена Скульская говорит: «Я думаю, что в каждом из нас живёт дракон. Одни умеют подавлять его, гасить. А другие, как я, должны что-то сделать, чтобы разрядиться. Накричать на кого-то, написать на кого-то, побить посуду. Люди, которые занимают высокие посты, не имеют права превращаться в дракона. Это очень большой труд – подавлять его в себе и не стать самому при этом драконом. Мне это очень тяжело даётся».
163
Богема – в каком-то смысле это гримаса на интел– лигенцию. Она может безупречно выглядеть, её представи– тели могут быть интересными собеседниками, отличными собутыльниками, но при этом они пусты внутри. Даже не столько пусты, сколько опустошены и разочарованы. Безразличны к кипящей вокруг жизни и озлоблены. Они сроднились со своими драконами. Да не превратимся в драконов, господа! Прощаю всех И даже тех, кто неприятен! Простить, но не принять Былых обид и склок. Не мне судить: кто прав, Кто виноватый.  Господь рассудит и Воздаст за всё. Господь врачует нас Подобным унижением – Через других нам свыше  Посылается укор. А я – лишь проводник Того, что мне даётся сверху, Чтобы познав, понять, Кто в этой жизни есть и что. Простим! Простим, прошу, обман, Гордыню, лесть.
164
Простим за всё и всех –  Не будем разбирать! Не для того мы здесь. Судья иной вне нас, Не с нами вместе. Научимся прощать – И Бог простит нам всё.
16. УРоки МУЗЫки
Я написал и издал несколько книг, они продаются в магазинах, их покупают и, надеюсь, читают. Это мне даёт пусть небольшую, но известность, право называть себя писателем. Интернет и социальные сети предоставляют возможность также заявить о себе. Поэтому некая публичность есть, и она, порой, неожиданным образом проявляет себя в жизни. Как-то раз зашёл пообедать в кафе, а заодно встретиться с его владельцем и поговорить о предстоящем путешествии его друзей на моей яхте. Неожиданно ко мне подошла девушка из обслуживающего персонала. Симпатичная, невысокого роста, со стройной фигурой. На вид лет двадцать. – Здравствуете, мне сказали, что вы писатель. Это правда? – Если говорят – опровергать не буду. Да, пишу. – Ой, как интересно! Я сел за столик, девушка присела на край соседнего стула. – Вас не будут ругать, что вы с посетителем сидите? Кстати,
165
как вас зовут? Чёрные длинные волосы, острый подбородок и чёрные, с достаточным вкусом подведённые глаза. Они смотрели на меня прямо, почти не моргая. – Меня зовут Симона. Я быстро. Просто я тоже хочу быть писателем. Мечтаю об этом и даже уже кое-что написала. Хотите покажу? Не дожидаясь ответа, вскочила и скрылась за дверью с табличкой «Только для работников кафе». Я взял меню и бегло глянул на перечень блюд. Это кафе я посещал не в первый раз и заранее знал, что буду заказывать. В меню изменений не увидел. Я обедаю в ресторанах достаточно часто и хорошо знаю, где и что могу найти в том или ином заведении по моему вкусу. Котлеты по-грузински – в «Арагви», пити – в «Камикадзе», окрошку – в «Командоре»... Я заказал суп бозбаш, вышел на террасу, где тоже стояли столики, сел за один из них, достал трубку и стал её набивать. Раскуривание трубки – процесс достаточно длительный, в этом есть свои тонкости. Я много лет курю трубку и за всё это время не выкурил ни одной сигареты. Когда-то курил. Но почувствовал: появилась одышка – сердце. А вот от трубки – нет. Табак другой – натуральный, большие фильтры, да и выкуриваешь меньше: более крепкий. – Вот вы где! – За столик вновь подсела Симона. Она достала записную книжку и стала перебирать страницы. – Я написала стихи и маленькую сказку. Можно прочту?
166
– Прочтите, – кивнул я, закуривая трубку. Девушка стала читать стихи, которые стихами-то на–звать было тяжело. Но мне нравилось её желание писать, раскрывая свою душу, – искреннее, непосредственное. – Вот, посмотрите, – Симона сунула мне страницы запис– ной книжки. Детский почерк, рисунки лиц, ресниц. – Вы какую школу заканчивали? – Я училась не в Таллине. Да и не закончила я среднюю школу. Так получилось. Принесли суп. Я отложил трубку и взялся за ложку. – Симона, Симона! – Кто-то позвал девушку. – Ты где? Посетители ждут... – Давайте встретимся вне работы? Чтобы ничто не отвлекало. Спокойно поговорим. Вы мне почитаете свои стихи и прозу. А я вам подарю свои книги. – Здорово! Давайте. Я буду свободна через два дня. – Оставьте телефон. Я позвоню через пару дней, и договоримся более конкретно. – Она мне продиктовала номер своего телефона и ушла работать. Так мы встречались с ней пару раз в городе, на яхте, пили кофе, разговаривали. Встреча на яхте закончилась поцелуями. На большее девушка не решилась. Но я чувствовал возмож– ность этого. Меня возбуждала её молодость, наивное кокетство и лёгкое беззлобное сопротивление. Которое воспринимается мужчиной как скрытое согласие на интимные отношения, но с некоторой паузой для приличия. Она на это шла
167
сознательно. В противном случае все разговоры о литературе и стихах ограничились бы одной-единственной встречей. Я не собирался быть её учителем. Тем более не имея на это права в силу недостаточных знаний и опыта. Но даже если этот «семинар» продолжился бы, я вряд ли смог удержаться от претензии на близость. Это естественно. Находиться в помещении с женщиной продолжительное время наедине и быть при этом совершенно к ней безразличным – это уже другая крайность, которая может показаться нездоровой. Не нормально сексуально ориентированной. Как правило, это женщину задевает. Она приехала ко мне домой под вечер. Неожиданно. Позвонила, спросила адрес... И минут через пятнадцать в домофоне услышал её голос: – Это я. Я открыл. Выглядела она безупречно. Одежда, макияж подчеркивали её юную красоту. Девушка, поймав мой оценивающий её лицо и фигуру взгляд, слегка смутилась. – Не помешаю? – Нет. Но неожиданно. Новое стихотворение написала? Или роман? – Почти. Не написала, скорее набросала черновик. Дальше что-то не идёт. Может, поможешь? – Мы уже с ней были на «ты». – Конечно, раздевайся, проходи. Девушка сняла с себя лёгкий плащ и прошла в комнату. Я почувствовал аромат хороших духов.
168
– О, да у тебя здесь и пианино есть! Я с детства мечтала научиться на нём играть... – Пианино было старое, чёрного цвета, расстроенное. На нём давно никто не играл. – Ты умеешь играть на нём? – Когда-то учился. Представление имею. Но, пожалуй, не более того. Ты что-нибудь будешь пить? Могу предложить коньяк, вино, джин, кофе, чай. – А джин есть чем разбавить? – Спрайт, кока-кола... – Тогда джин с кокой. И кофе. Я сделал кофе, налил в бокал джин, коку. Поставил всё на столик в комнате и зажёг свечи. Сели на диван. – Ну, показывай свои стихи... Что ты там написала, чем могу помочь? – Я видела сон. Как будто лечу над землёй на розовом облаке. И мне очень захотелось это описать. Я так ярко помню своё состояние... Я – в облаке. Сверху солнце, а внизу тёмная земля. И мне совсем не хочется на неё возвращаться. Вот, что я написала: Красивые люди, их лица, глаза – Осталось всё это внизу.  Сейчас я на небе, вокруг – облака, И птицей безмолвно лечу... – Совсем даже неплохо. Есть образ: птица, два мира – земля и небо... И мечта: оторваться от серой обыденности и улететь в высь. Можно сделать видео и наложить на него
169
музыку. Да, да, музыку! – Я посмотрел на пианино и сделал глоток коньяка. Коньяк пьянил, свет свечей вдохновлял, и запах женского молодого тела, находившееся рядом, начинал кружить голову. – Ты хотела бы научиться играть на пианино? – Да, я даже просила у мамы купить мне пианино. – На твои стихи хорошо ложились бы чистые звуки пиа– нино. Стихотворные строчки должны звучать. Они должны петься. Как песня. Даже без музыки. А под музыку – тем более. – Как? – Давай попробуем. Заодно дам маленький урок игры на пианино. Дальше ты уже сама сможешь на стихи накладывать музыку. Вот смотри. Я встал, подошёл к инструменту и поднял крышку над клавишами. – О нотах что-нибудь слышала? – Да, конечно. До, ре, ми... – Верно. Их всего семь: до, ре, ми, фа, соль, ля, си. Это бе– лые клавиши. Чёрные – полуноты, или полутона: диез, бемоль. Но из этих нот состоит весь мир музыки. У пианино семь октав. Октава – семь нот. Октавы отличаются по тональности. Выше-ниже. Иди сюда. Девушка встала, подошла к пианино и встала рядом со мной. – Вот нота «до», – я нажал на клавишу. – Вот «ре». Ноты – белые клавиши. Чёрные, как я уже говорил, на полутон
170
выше или ниже. В зависимости от своего положения они называются диез или бемоль. – Бемоль... Красиво! Заканчивается на «моль»... Молиться, например. – Девушка прикрыла глаза, улетая, видимо, на розовое облако. Я наиграл незамысловатую мелодию. – Попробуй теперь сама. Я встал позади девушки, взял её руки и опустил пальцы на клавиши. В тишине раздался нестройный звук. Девушка вздохнула. Я её обнял и тихо прошептал: – А теперь представь, ты произносишь слова: «Сейчас я на небе» – нажимаем на ноту «до»; «как птица» – «ре»; «лечу» – «ми»... Звуки музыки возбуждали. Меня невыносимо тянуло к Симоне. Я почувствовал, как девушка подалась назад и прижалась телом ко мне. Музыкальный урок начался. – А теперь я буду читать строчки твоих стихов, а ты будешь подбирать к ним музыку, нажимая на клавиши... А для лучшего усвоения урока полезен лёгкий физический контакт. Я вспомнил, как в армии обучал молодого солдата, у которого было плоховато с памятью, работе на телефонной станции. Называя какое-либо действие, я брал свой армейский ремень с бляхой и не сильно бил его по мягкому месту. Включалась ассоциативная память, и запоминалось всё быстрее и эффективнее. Если запоминал плохо, экзекуция повторялась, но удар уже был сильнее. Страх перед болью
171
был дополнительным стимулом запомнить всё с первого раза. Сейчас же этим ассоциативным оружием становился мой общеобразовательный орган. Я поцеловал девушку в затылок. Отказа уже не почув– ствовал. Видимо, девушке очень хотелось научиться играть на пианино. Я положил ладони на её грудь, а затем, медленно опуская их вдоль тела, снял с неё юбку с трусиками. Учебный процесс начался. – Отодвинься немного от инструмента и наклонись. Я буду читать строчки, а ты нажимай на клавиши. – Да, хорошо, учитель, – прошептала Симона. Я тихо произнёс: – «Красивые люди...» – и ввёл свой учебно-стимулирующий наглядный орган в учебно-вагинальную промежность девушки. Она вскрикнула и нажала на клавишу «до». – О-о-ооо! – «Их лица...» – последовала следующая фрикция. Девушка жмёт на клавишу «ре» и глубоко вздыхает. – «Глаза...»  – очередная фрикция. Возбуждённая Симона нажимает на чёрную клавишу. – Нет, Симона. Не та нота. Это диез. Придётся начинать всё сначала. И без бемолей в одной октаве. Четыре стихотворные строчки были пройдены, но с большим трудом в шести октавах. Звуки музыки и слова прерывались глубокими вздохами, вскриками. Хором. После окончания первой строфы для закрепления урока материал повторили. Но уже в постели. Стоя проиграть шесть октав
172
было весьма утомительно. Как для учителя, так и для ученицы. Но желание музицировать не проходило. Эти волшебные звуки музыки завораживали, пленяли... И уложили в постель. Музыка нас связала... Только утром ученица ушла домой. Я «давал уроки» ещё несколько раз, в том числе и на яхте. Успехи были. «Си»-мона, «Си»-мона... Я распят, я пригвождён Возрастом к кресту: В тридцать три Иисус взошёл – Я сейчас всхожу. Богом выписан мне срок – Финиш вижу я. Жаль, что к старту на чуть-чуть Повернуть нельзя! Как могу, я торможу,  Пропускаю всех... Оглянулся – я один. А соперник где? Мне Господь в один конец Выписал билет, Только даты нет на нём Как, когда и где. Лезут в голову слова – В рифму не собрать. Ну, а время... черт возьми...  Не направить вспять!
173
17. МоРСкие ПУтеШеСтвия
С морем и яхтами я был связан лет пятнадцать. Где-то в году 1999 купил свою первую яхту. Небольшую зелёную мыльницу российского производства, шести метров длиной. На ней не было ничего – только паруса. Это как купить в своё время автомобиль «запорожец». Два сезона я ходил в море только под парусами. Причаливал-отчаливал, в штиль доставал весло и, как индеец на каноэ, грёб куда надо. И был при этом счастлив. Кстати, первая моя машина была как раз «запорожцем». Хорошая машина. Затем, продав ту яхту, «капитанил» шесть лет на четырнадцатиметровой. Это было уже серьёзно. Из алюминиевого сплава, она была в те годы одной из самых больших яхт в Таллине. В 2015 году в Швеции была куплена «Альбин Вега», двадцатишестифутовая яхта, а через год, в 2016,  – тридцатифутовая, которую позднее назвал «Таира». Тридцать футов не девять метров, это тот классический яхтенный размер, с которого начинается нормальная обитаемость и комфорт. То есть нормальный туалет с умывальником и душем, салон с кухней, разделённые каюты, отопление, холодильник, много места для багажа. В салоне достаточно высоты, чтобы стоять в полный рост. Это важно в дальних походах. На яхтах меньших размеров обязательно что-то не помещается или что-то чем-нибудь заменяется.
174
Три из своих яхт покупал в Швеции. А просмотрено не меньше двадцати. С поездками по стране, общением. Это очень увлекательный процесс. Сначала ищешь яхты на сайтах в интернете. Затем созваниваешься, списываешься. И наконец отправляешься на смотрины. Как правило, смотришь сразу несколько яхт. Не вышло, не нравится – возвращаешься домой. Садишься вновь за компьютер, и снова поиск. Так познаются страны, люди, учатся языки. Последнюю купил уже в Финляндии в городке Котка. Все яхты самостоятельно, но не без помощи друзей перегонял в Таллин. Последней яхтой стала парусно-моторная, деревянная, десятиметровая яхта «Чарли». С полным набором навига– ционного оборудования и бытовых систем. Это был уже маленький кораблик. Ходили на ней больше под мотором. Все предыдущие были классическими парусными яхтами. Но имея немалый опыт управления парусно-моторной яхтой, могу сказать, что мне ближе классические парусные яхты, в которых больше романтики и есть живая связь с природой, со стихией. Признаюсь: если бы у меня появилась возможность купить ещё одну яхту, я бы вновь купил парусную. Но даже без романтики, а с практической точки зрения, основное преимущество парусных яхт в том, что они, во-первых, более остойчивые благодаря фальшкилю, а значит, и более безопасные; а во-вторых, в дальних путешествиях они более экономичные – ветер ничего не стоит.
175
Путешествие на яхтах – достаточно безопасное увле– чение при условии хорошего состояния навигационного оборудования и двигателя с парусами. А также опыта и знаний капитана. Опыт приходит с годами плавания, знания получают на курсах капитанов или из книг. Я знал достаточно капитанов, которые не имели никаких прав или дипломов, но плавали на яхтах по всему миру. Главное – опыт и знание яхты. В моей многолетней яхтенной практике было всего несколько серьёзных, граничащих со смертельным риском случаев. Дело было в конце июля 2016 года, когда мы с моим шестнадцатилетним сыном Глебом решили посетить швед– ский остров Готланд. Прогноз погоды был более или менее хорошим, без штормовых ветров, но западных направлений. В море всегда надеешься на удачу: может быть, ветер изменится, волнение иным будет. Прогнозы не всегда точны. Тем более, когда они без крайностей. По дороге решили зайти на остров Осмуссаар. Замечателен он своей историей, преимущественно военной. В Первую мировую войну возле острова сел на мель немецкий крейсер «Магдебург», на котором российским морякам удалось обна– ружить и захватить кодовые книги. Это сыграло важную роль в битве на море между Британией и Германией. Во Вторую мировую войну на острове находились советские артиллерийские батареи. Рубеж Ханко-Осмуссаар, закрывал вход в Финский залив.
176
Всё шло по плану. Выйдя рано утром из Таллина, к вечеру мы подошли к острову с восточной его стороны. Убрали паруса и бросили якорь. До кромки земли оставалось метров пятьдесят: в этом месте глубины позволяли близко подойти к берегу. Утром следующего дня мы собирались высадиться на резиновой лодке на остров и прогуляться по нему. Заранее надули лодку, поужинали и легли спать. Ничто не предвещало беды. Погода была облачная, но спокойная. Дул западный лёгкий ветерок. Остров прикрывал нас от него. Около часа ночи меня разбудил тревожный зуммер мобильного телефона, на котором была установлена програм– ма «Anchor», предупреждающая о сходе судна с якоря. Ещё не окончательно проснувшись, встал и вышел в кокпит. Было темно, но берег острова был виден. Сразу заметил провисший якорный канат – первый признак отсутствия зацепления якоря с грунтом. Потянул за него, и... он без труда пошёл. Произошло непредвиденное – то, что яхтсмены зачастую видят в страшном сне: яхту сорвало с якоря! Само по себе это не так страшно: якорь можно выбрать, вновь отдать, потравить якорный канат... И в конце концов он зацепится за дно и удержит яхту. Но реальность оказалась хуже... Ночью ветер, поменяв направление, усилился, пошла волна, и якорь оборвало. Запасной был меньше: яхту удержать не мог. Судно несло в открытое море. К счастью, в противоположную от берега сторону. Темнота. Небо сливалось с водой одним тёмным занавесом. Где-то вдалеке мерцали огни гидрографических знаков. На
177
западе у горизонта сверкали молнии. Как раз там, куда надо идти... Ветер дул со скоростью десять-одиннадцать метров в секунду и усиливался. Волнение составляло от полутора до двух метров. Ничего не оставалось делать, как ставить паруса и уходить в ночь. Но куда? Решил сразу идти в Кярдла – главный город ближайшего острова Хийумаа. До него прямым ходом было миль шестьдесят. Иду под одним стакселем со скоростью пятьшесть узлов. За кормой, как перышко, летает надувная лодка. Попытался её затащить на яхту – не получилось. В конце концов её оторвало. Сына не бужу – у него мало опыта и знаний. Будет только мешать. Прямым курсом в Кярдла идти не получилось: ветер встречный. Сделал пару галсов, но понял, что идея не самая лучшая, – устану. Да ещё ночью, навстречу грозовому фронту. А там грозы, шквалы... Шквал – это резкий порыв ветра, вызываемый разностью давления воздуха под тучей и окружающего пространства. Ночью при шквале можно не увидеть волн. Авантюристом быть не хотелось. Решил зайти в порт Дирхами, который находится на материке, южнее Осмуссаара. До него совсем ничего – около пяти миль. Раньше сюда самостоятельно не заходил. Решил доверить– ся картплоттеру, который достаточно точно показывает на морской карте реальное местонахождение яхты. Сложность заключалась в том, что до входа в гавань необходимо было пройти по узкому, проложенному в камнях
178
каналу с глубинами от четырёх до шести метров, шириной шестьдесят и длиной около трёхсот метров. Его фарватер обозначен зелёными, неосвещёнными вехами. При дневном освещении они хорошо видны, но ночью мало заметны. Иду по картплоттеру, не отрывая от него взгляда. В темноте он немного слепит, это мешает наблюдать за морем. У входа в канал включаю мотор и убираю закруткой передний парус – стаксель. Вижу две первые вехи, следующие –скры– ты темнотой. Невдалеке светит красный свет створа входа в гавань. Кажется, совсем рядом, ещё чуть-чуть... «Ну, где же остальные две вехи канала?» – думаю и беру правее красного огня. Дело в том, что створ, или ворота входа в гавань, обозначаются красным левым и зелёным правым огнями. Но, как потом оказалось, в Дирхами на входе был только красный маячок, причём правее входа в створ. Следовательно, я всё делал наоборот: вместо того, чтобы взять левее и выйти на фарватер канала, взял вправо. А там камни и глубины менее двух метров... Осадка же яхты один и семь метра. Темно, волны, ветер. Волна на Балтике короткая, поэтому более ощутима. С уменьшением глубины появляются над волной барашки. И вот, в темноте, прямо по курсу... Что за чертовщина – не поверил своим глазам! Каменная гряда с набегающими волнами белела прибойной пеной прямо метрах в пятидесяти! Именно на неё я и иду! Тяну резко румпель руля на себя. Даже не подумал, почему на себя, а не от себя! Чисто
179
интуитивно. На себя – это значит, яхта уходит вправо, в море: там глубина. И камни... А канал-то в противоположном направлении! Руль у яхты чувствительный, судно на него реагирует сразу. Яхта резко отворачивает и цепляется килем за камни. Но не останавливается, проскальзывает. Очень неприятное ощущение удара корпуса о камни! Про себя подумал: «Не дай Бог, будет ещё! Господи, помоги!» Если в темноте и в шторм сяду на камни, это будет конец. Волны яхту разобьют, а спасатели вряд ли в темноте смогут найти и успеют помочь. Вода в Балтийском море холодная, спасательные жилеты также не помогут: ветер унесёт в море, и в темноте нас не найдут. По крайней мере, живыми. Сколько подобных случаев было! А сын внизу, ни о чём не ведая, спит. Это моё будущее, за которое я в ответе. И я веду борьбу не столько за свою, сколько за его жизнь. Не столько за своё, сколько за его будущее. Бог миловал – на камни я не сел. Сделав полукруг разворота, увидел вторую веху и благополучно вышел на фарватер канала. Ну, а дальше всё уже было делом техники: вошёл в створ входа гавани, подошёл к причальной стенке, сбросил кранцы, завёл концы в кольца стенки и закрепил яхту. Вдруг стало тихо. Беззвучно и безразлично горел на входе красный свет маяка, слышались крики чаек и шум прибоя. На востоке чуть светлело небо. Над головой мерцали звёзды, среди которых яркой лампочкой выделялась Венера. Я вдруг
180
ощутил запах водорослей, рыбы и леса. Ветер дул с берега – южный. Запах сосен, елей начинал пьянить и слегка кружить голову, воскрешая и возвращая к жизни. Я жив! Сын жив! Я сохранил его для будущего. Жизнь продолжается – такая замечательная и прекрасная! Я достал из холодильника банку пива, раскурил трубку, сел в кокпите на сидушку, сделал большой глоток пенящегося, охлаждённого напитка и только тогда окончательно пришёл в себя. Напряжение спало, и я смог наконец-то расслабиться. Ради такого момента стоило жить! Светлело, голубея и покрываясь золотистым отливом, небо. Задавался новый июльский день... Нам суждено вновь увидеть солнце! Совет начинающим яхтсменам: не надейтесь только на картплоттер и прочую электронику. Обязательно изучайте карту маршрута. И ещё. Не заходите по возможности ночью в незнакомую гавань. Гавань в Дирхами. Стоянка в сутки стоит восемнадцать евро, баня – пятнадцать, аренда велосипеда – три евро в час. На следующий день воспользовались всем. На велосипедах съездили пообедать в ресторан дома отдыха «Метсакюла» (рекомендую), вечером – баня и отдых. Но до этого, утром, была попытка уйти в Кярдла, что на Хийумаа. Вышли в море. Ветер десять-пятнадцать метров в секунду. Встречный. Высота волны до двух метров. Бились с погодой часа три. Яхта летала под одним стакселем вверх-вниз, вправо-влево.
181
Вдобавок ко всему, накрыл ливень. В героя превращаться не хотелось – вернулись в Дирхами. Утром следующего дня, отдохнувшие, ушли в Кярдла. Ветер утих до семи-восьми метров в секунду, соответственно уменьшилось и волнение. Это давало возможность достаточно комфортно идти в сторону Хийумаа. Однако и здесь не обошлось без приключений. Юго-западный ветер мешал напрямую выйти на северную оконечность острова, откуда надо заходить в порт. С востока же остров прикрыт длинной отмелью глубиной до двух метров. Морская карта показывает пару проходов в ней. Появилось искушение пройти по ним. Попытались, но не получилось. Ещё раз убедился в том, что море не лучшее место для рискованных решений. Помните пожелание «Семь футов под килем»? Именно такой должна быть минимальная глубина под судном для безопасного плавания. Карта показывала небольшой проход в каменной гряде глубиной два двадцать метра. Надеяться, что там не будет камня выше пятидесяти сантиметров, – это авантюра. За что и был наказан ударами киля о камни. Я был готов к этому. Сидел на руле, посматривал одним глазом на экран картплоттера, другим – на показания эхолота. Убавил ход... Но избежать столкновения с камнями не удалось. Очень неприятное ощущение! Аврально опустили паруса, запустили двигатель, дали задний ход. И мель, прощая, отпустила нас. Отвернули в море и уже как положено дошли до столицы острова Хийумаа – города Кярдла.
182
Пару слов о марине. Замечательная! Новая. Электричество, вода, баня в цене – двадцать евро в сутки. На следующий день арендовали машину (тридцать евро в сутки) и исколесили пол-острова. Маяк Тахкуна, военный музей. Ресторан «Камбала и баранина». В меню была только жареная камбала по восемь евро и баранина по двадцать четыре! Рядом пивоварня с живым пивом. Пиво хорошее. Всё это мы нашли в городке Кассари. К сожалению, до Готланда мы так и не дошли. Сильный юго-западный и западный ветер не позволил это сделать. Ждать изменения погоды времени не было. Не хотелось ломаться самим и ломать яхту. От Кярдла до острова около трёхсот километров. Домой вернулись без приключений при попутном ветре. Должен сказать, что каждый выход в море сопряжён с риском. Редко бывало, что с одной погодой выходишь и с такой же приходишь. Каждый раз случается что-то новое. Рассказанный мною случай далеко не единственный. Помнится, возвращались с Аландских островов уже на последней моей яхте «Чарли» в штормовую погоду. Ночью гдето в центре Балтики вдруг стал греться двигатель. Сработала сигнализация. В темноте, с неопытным экипажем, при волне в три метра и ветре пятнадцать метров в секунду ставить паруса задача не из лёгких. А это пришлось бы делать не будь у нас с собой резерва масла. Добавили масло, не останавливая двигатель, и благополучно дошли до Таллина.
183
Или... Как-то раз перегоняли только что купленную яхту из Швеции. В первый день – идеальная погода. Команда радуется жизни. Пьём пиво и любуемся морем. Идём от Стокгольма северным выходом к морю на Аландские острова. После ночёвки на Аландских островах утром выходим в море... в шторм. Правда, ветер попутный, поэтому и пошёл. Яхта девятиметровая, экипаж три человека. Один сразу ломается – морская болезнь – и до Таллина так в себя и не пришёл. Под маленьким штормовым стакселем летим со скоростью восемьдевять узлов. Волна высотой до трёх-четырёх метров, ветер пятнадцать-двадцать метров в секунду. Как на горках: вверхвниз, вверх-вниз. Яхта выдержала. Через сутки мы благопо– лучно дошли до Таллина. Интересно, что у члена экипажа, который умирал в море от морской болезни, стоило ему сойти на берег, как болезнь уже через пятнадцать минут прошла. Или... В одиночку при свежем ветре ходил в Финляндию. В одиночном плаванье есть своя прелесть. Всегда любил риск! Но с годами это проходит. Хотя в море страха никогда не испытывал. Да и сейчас это чувство мне чуждо. В море я перестал бояться смерти. Там она всегда рядом. Как на войне. А если не боишься смерти – тогда и бояться больше нечего. Как говорится, волков бояться – в лес не ходить! Фалы по мачте стучат, Шкоты устало лежат, Грот закрепили на гик – Яхты былого лишь лик.
184
Ветер свистит в леерах, Кранцы скрипят на бортах. Скучно ему без меня, В море он гонит играть. То поднимать-опускать, То лишь водой обдавать, Кренить и страх нагонять, Волны в табун загонять. Трутся борта о причал, Кто-то мне как-то сказал: «Скучно у пирса стоять. Тянет волну испытать! Ветру отдаться, воде... И поиграть на волне С морем в простую игру: Выживу я иль умру?!»
18. СоЗДание РУССкоЙ кУлЬтУРЫ
Сколько бы не длились морские путешествия, рано или поздно моряк оказывается на желанном берегу. Как бы ты ни любил море, от него начинаешь уставать. Сильно тянет на берег, где остались родные, друзья, дети, жёны, подруги. Я не исключение. Возвращаясь из очередного путешествия на яхте, на земле окунался в светскую, богемную, полную соблазнов, жизнь. Это могли быть вечеринки, премьерные постановки в
185
театре, показы авторского кино, встречи с друзьями и просто со знакомыми знакомых. Так сказать, за компанию. Был у меня один знакомый художник Дон Балдуино де Мардуверас. «Балдуино» по-испански означает «храбрый друг». Такой псевдоним он сам себе придумал, потому что внешне, да и внутренне, был похож на Дон Кихота. Родом он из города Днепра. Долгие годы работал в Нью-Йорке и Лондоне. Имел хороший доход от продаваемых картин, но при этом постоянно испытывал чувство ностальгии – его тянуло домой. Нет, не в Днепр. В этот украинский город он возвращаться не хотел. Там у него сгорел личный пароход. Ещё свежа была о нём память. После долгих поисков художник остановился на городке Маарду, под Таллином: его жена была родом оттуда. Стоит заметить, что живописец выбрал этот эстонский городок для постоянного места жительства не сразу. Была возможность остаться в Америке, жить в Испании. Но он вновь и вновь возвращался в Маарду. По его словам, что-то притягивало, тянуло в этот город. Может быть, ветер, затяжные дожди, сырость... Красота улиц, необычная архитектура зданий, чистый воздух... Какая-то необъяснимая, сверхъестественная сила пригвоздила его к этому месту. Нашёл хорошую большую мастерскую, в которой было одно окно с видом на море. Правда, уже точно не помню, то ли окно это было, то ли картина с видом на море... Мы познакомились через фейсбук, в котором Дон Балдуино выставлял свои работы. Картины были необычными,
186
бросались в глаза. Чем-то по стилю напоминали работы мною любимого Сальвадора Дали. Какой-то невероятный сюрреализм. Правда, сам художник называл это постмодерном. Он был невысокого роста, худой, с длинными волосами и добрыми глазами. Был и в самом деле добрым: около дверей его мастерской вечно толпились бомжи и обездоленный люд. Изредка мы встречались в его мастерской. Последняя встреча была, говоря его словами, «во время духовного перехода от модерна и соцреализма к постмодерну в эпоху доминанты англосаксонского ига и навязанного всему цивилизованному миру системы и традиций африканского мистического культа вуду21». Что очень беспокоило Дона Балдуино де Мардувераса. Пытаясь под это подвести теоретическую базу, он всё это объяснял «недостатком изобразительного вдохновения в результате унижения и введения Западом экономических санкций против России». – Весь мир заражён культурой англосаксов. Надо начать делать свою, русскую культуру. Которой нет! Мы должны быть независимыми от Запада, – убеждал художник. – Сегодня мы имеем англосакскую культуру. А где, где русское? Нет! Нету! Даже Рублёв, писавший свою «Троицу», был англосаксом! Честно говоря, я в этом сомневался. Мы спорили, я пытался убеждать. Мне было комфортно в существующем культурном
21 Вуду – общее условное наименование синкретических культов, распространённых в странах Западной Африки, Карибского бассейна, а также в США среди значительной части афроамериканцев. Религия вуду приобрела широкую популярность в современной массовой культуре, в особенности благодаря теме зомби, магических кукол и чёрной магии.
187
пространстве, которое я не делил на англосаксонский и какой-то иной и не противопоставлял его русскому. Но Дон Балдуино стоял на своём. Несмотря на продолжительное время жизни за границей, иностранные языки он знал плохо. – Надо собраться русской творческой элите в Маарду и создать русскую культуру, – убеждённо твердил он. – Ту культуру, которой наш народ был лишён сотни лет! Всё! Иногда у художника собирались представители местной богемы, чтобы поговорить о культуре, которой как бы нет. – Я долго пытался понять смысл слова «культура». Что такое культура. Думал, думал... В результате пришёл к такому выводу: культура – это система знаний, ценностей, этики и эстетики. Всё! – рубил ладонью воздух художник. Я пытался возражать. Наши споры с ним в фейсбуке бывали такими длинными, что надоели всем. – Это для потомков. Пройдут годы, кто-то займётся моей биографией и обнаружит эти споры в комментариях, – мечтал Дон. – Как же нет русской культуры? А ты сам-то кто? Не представитель этой культуры? – Кто я? Я – свободный художник. Я закончил в Киеве художественный институт. Я творю в постмодерне. Это будущее. Сегодня меняется система координат. Раньше, в средние века, был предмодерн. То есть была двухмерная система координат. С одним вектором. И плоской землёй. Соображаешь? – Дон Мардуверас вопросительно смотрел на
188
меня. – Вообще-то в том виде, как мы её понимаем в своём большинстве, предмодерн – одновекторная система. Модерн как система – трёхмерная, а вектор развития цивилизации направлен по кругу. Земля ведь круглый шар! А постмодерн – многовекторная и объёмная система. Векторов бесконечное множество, как иголок на ёжике... Меня это не трогало, не вдохновляло, но заставляло думать. Задумываться. К чему всё это? Почему об этом говорит художник, и что это ему даёт? Один вектор, два вектора... Как иголки на ёжике, который в тумане? Если этого не знать – что? Уже картину невозможно написать? Интересно, Сальвадор Дали и Пикассо знали об этом? О ёжике в тумане... – Ты можешь объяснить, что это такое – постмодерн? – спрашивал я у Дона Балдуино, уже понимая, что к искусству как таковому этот спор не имеет никакого отношения и на качестве творчества художника никаким образом не будет сказываться. Это всего лишь игра в культуру, искусство, к которому она имеет далёкое отношение. Игра словами. Слова ради слов, чтобы казаться, а не быть. – Очень просто. Вот в модерне, предположим, стоит телега. Так? В оглоблях впереди телеги запряжена лошадь. Кучер сидит на телеге, вожжами управляет лошадью. А в постмодерне – лошадь за телегой, а кучер – под телегой. – Пьяный что ли? – предположил я. – Ты что, совсем ку-ку? Причём здесь пьяный? – возму– щался Дон моему непониманию. – Система координат другая!
189
Именно поэтому постмодерн в моей трактовке так многим не нравится. Постмодерн – это новейший путь познания мира и самих себя! – Понятно... А причём здесь русская культура? Или она в ином каком-то измерении? И векторы не те и не туда? Наш разговор в мастерской у художника прервал шум падающих то ли досок, то ли посуды. Затем через некоторое время послышался звук сливного бачка унитаза. Открылась дверь туалета, который одновременно являлся складом, а для некоторых, как оказалось, и ночлежкой. Показалось заспанное, слегка опухшее лицо Шипурова, спавшего здесь после выпитого накануне. Они познакомились с Доном у меня на яхте. Андрей тоже переехал в Маарду. Дону он понравился своим замечанием о его слегка «подкашивающейся морской походке» при качке судна. – О, привет! Всё умничаете? – Андрей, с похмелья и несколько помятый, тяжело опустился в кресло. – Привет! Это он вчера у меня задержался, – объяснил появление Андрея Дон, который сам не пил. – Все мы сегодня находимся под игом англосаксов. У нас нет русской культуры. Русские как этнос не могут развиваться нормально – мы это наблюдаем сейчас. Какие песни поют? Сами их не понимают. Не ведают, что творят! Шаманы ведают, а они не ведают. Народ, лишённый своей культуры, не имеет будущего и обречён на вымирание! – Предположим. Но ведь русская культура существует. В частности, есть работа академика Лихачёва, которая так
190
и называется – «Русская культура». По его словам, именно культура делает людей из простого населения народом, нацией. Если есть русская нация, следует предположить, что и культура у этой нации существует. – Лихачёв – тоже англосакс. В нём нет русского. И культура, о которой он пишет, – больше англосакская. – Дон Балдуино был непоколебим. – Вот есть такой философ Дугин... – Который больше экстремиста напоминает? – Ты его слушал? Настоящий постмодерн! Хотя и он местами заблуждается, вспоминая о Западе. – Слушал и читал. Черносотенец он. Ничего нового не сказавший в науке. Ссылается на Лихачёва, Лотмана и других известных учёных, извращая их работы. – Вот! Вы все такие! Вы не способны воспринять новое. Вы живёте с Лихачёвым и Лотманом прошлым. А Дугин – он устремлён в будущее, – глаза Дона смотрели куда-то в потолок. – Да, – вмешался в спор Шапуров, – не хрен дома сидеть, делом надо заниматься! Как сказал... не важно кто: «Дорогу осилит идущий!» У меня щёлкнул мобильный телефон. Не так давно я сделал публикацию в фейсбуке, которая называлась «Горе от ума». Вызвала споры. Пришло сообщение от Марины Тарасенковой. Комментарий на тему «добрый», «умный» и «дурак». Марина написала: «Для того, чтобы отравить чужую жизнь, необязательно быть дураком».
191
Ответила Ирина из Москвы: «Посмотришь вокруг: сколько людей умом меряются, словно одним местом. Ума-то у всех палата». «Мне ближе определение ума Ф. Де Соссюра: "Ум – это умение строить оппозиции, проводить аналогии, располагать факты в последовательности, понимать их детерминацию, различать причину и следствие, умение деформировать и транслировать информацию», – парировала Марина. «Бессмысленны определения. Определить – значит ограни– чить. Не будем же ограничивать свой ум чужими цитатами!» На некоторое время телефон замолчал. Я вернулся к культуре. – Надо отбросить всё старое, англосакское и создавать свою, русскую культуру. Систему знаний, ценностей, этики и эстетики. – Зачем изобретать велосипед? Русская культура сущест– вует. Что, по-твоему, входит в понятие чисто русской культуры? Конкретно можешь сказать? – Я же тебе говорю, что русской культуры нет! Надо всем собраться и создать её. Я один этого не сделаю. Я не... – Дон Балдуино задумался, – не самый здесь умный, чтобы за всех отдуваться. – Поясни, хотя бы, что нового может быть в чисто русской культуре? – Не знаю. Я же говорю: её надо создать!
192
Я смотрел на Дона и не понимал: он действительно не ведает, чего хочет? У меня вновь щёлкнул мобильный телефон. Кто-то написал: «Люди не в состоянии оценить чужой ум, если он из ряда вон...» Пока Дон Балдуино де Мардуверас пытался найти ответ на мой вопрос о русской культуре, пишу в мобильнике: «Добрый и терпимый – дурак?» «У доброты границ нет, – пишет Ирина из Москвы. – Она слишком многое в себя включает и слишком просто чувствуется». «Но дело в том, что для меня доброта – далеко не главное в человеке. В определении симпатичного мне человека я употреблю слово "добрый" в последнюю очередь. Если вообще употреблю. Но злой – ведь тоже добрый. Или нет?» «А смирение – это доброта? Смиренный человек – добрый человек?» – задаёт встречный вопрос Марина Тарасенкова. «Смирение – соединение с миром. Не снисхождение с высот, а приравнивание себя к другим. Именно поэтому святые отцы словом "доброта" не злоупотребляют. Слишком много граней, и смирение – первая». «Есть добрые люди, которых добрыми окружающие не считали. Поэтому, если уж говорить о доброте как о важной составляющей, я бы сказала по-другому: "добры по отношению ко мне"». «Да, порядочность (ой, только её давайте не определять!) – это добро. Но можно поступать порядочно и добрым не
193
быть. А быть просто порядочным. Поскольку порядочность – минимум. Доброта – шире и выше», – спокойно и уверенно ведёт разговор Марина. «Я поняла! Я же умная, – не удержалась Ирина. – И великий может быть тупым. Великий художник может быть глупым, и ещё плохим художником». Телефон замолчал. Я посмотрел на художника.  – Что скажешь об исключительно русских ценностях? Дон Балдуино заёрзал. – У меня не семь пядей во лбу, чтобы всё знать. Но я знаю точно, что предмодерн, модерн и постмодерн с византийской культурой исказили природу русского человека. – Что, по-твоему, русские могут сегодня противопоставить англосаксам? Мне кажется, только эволюционное совершен– ствование знаний, получаемых извне, – пытаюсь из Дона вытащить хоть какие-то обобщения и знания. Дон задумался. – Я художник. Я творец, а не историк. У меня есть книга «Кайф и облом», которая стоит миллион долларов. В ней написана только одна строчка: «Постмодерн – это Юрий Гагарин!» Не все понимают эту фразу, её ценность... Этику и эстетику. У меня вновь щёлкнул телефон. Кто-то написал: «У меня такое ощущение, что у кого-то из участников этой беседы не хватает ума и доброты во взаимных отношениях».
194
Пишу в ответ: «Разберите лучше слово "дурь". В выше– написанном есть для этого повод», – пытаюсь пошутить и сразу получаю ответ: «Неужели в глаза хотите?» Не понял, кто написал. На этом комментарии в фейсбуке прекратились. Наш разговор с Доном Балдуино очередной раз зашёл в тупик. На мои уточняющие вопросы о русской культуре и англосаксах я слышал одни и те же ответы. Что-то с художником было не так. Записанные кем-то в голове Дона фразы об англосаксах и культуре, как на плохой пластинке, продолжали повторяться из года в год. – Не делай из меня дурака! – в сердцах произнёс художник и вышел покурить. – Херня всё это. Давайте лучше выпьем, – подал голос Шипуров. – Без ста граммов здесь не обойтись. На стенах мастерской художника висели картины. В постмодерне. Написанные маслом. За его спиной  – неоконченная картина «Троица». Копия с рублёвской «Троицы». Мне казалось, что из глаз скорбных ликов ангелов текли слёзы, наполняя чашу, стоявшую на столе. Я попрощался с богемой, сел в машину и отправился по своим делам. На душу остался горький осадок. Спор вряд ли переубедит художника. Для Дона «англосаксы» и «постмодерн» были той мантрой, которую он бесконечно повторял, считая её собственным открытием причины всех
195
бед в мире. Достаточно ограничить влияние англосаксов и заменить модерн на постмодерн, как русская культура, а с нею и весь мир будут спасены! Отказаться от этой мантры – значит, признать ошибочной не только эту теорию, но и самого себя. Хотя всё это уже кем-то было когда-то сказано. В частности, философом А. Дугиным и его последователями. Поэтому переубедить художника вряд ли было возможно. Как, впрочем, и меня. Что пытался не один год делать Дон Балдуино. Мир мы не изменим – он развивается вне нас и несмотря на наши споры! Поэтому... Ну, хочется человеку высказаться! Пусть говорит. Не только же кисточкой водить! Правды не найдёшь, а отношения испортишь. Жизнь такая, какая есть! Она сама подскажет, кто прав и что есть истина. И каким станет мир завтра.
19. РеЖиССЁР УСтал
Стою, курю над пропастью во ржи. За мной – бескрайнее, до горизонта поле ржи. Стою на кромке, за спиною рожь, А впереди та пропасть, что без дна, проблем и грёз. Стою, гадаю: мне куда идти? Вернуться в поле, по которому прошли? А может, в пропасть кинуться из ржи И, долетев до дна, забыть, что было наверху, во ржи?
196
Жизнь пережить – не поле перейти. Не просто в тех полях, где есть овёс иль много ржи. А проще там, где только сочная трава: Пройти легко, но как пройти, любовь ко всем                и ко всему храня?! Поздним пятничным вечером зазвонил телефон: – Добрый вечер! Это Ломара. Вы сейчас не очень заняты? У вас есть время? – Мы были уже знакомы не один год, но Ломара упрямо обращалась ко мне на «вы». – Здравствуй! Да, свободен. Что-то случилось? – Приезжайте и заберите своего друга! Он не в состоянии самостоятельно добраться до дома. У меня нет времени заниматься развозкой. Я уже знал Ломару: если её достанут, она может быть весьма жёсткой. Видимо, здесь как раз был такой случай. Ломара работала под заказы в собственной мастерской, где иногда устраивала праздники для знакомых. Судя по всему, алкоголь Андрею так и не помог – вдохновение не пришло. А зависимость появилась. Забыл сказать ему, что в алкосеансах надо делать длинные паузы. Иначе плюс обернётся минусом. Я подъехал к входу в пошивочную Ломары. На крыльце под козырьком в жёлтом тусклом свете уличного фонаря лежал в красных штанах Шипа. Двухэтажный дом, где была пошивочная, находился в середине двора, окаймлённого сталинскими пятиэтажками. Было тихо, улицы темны и пус– тынны. Прохладно. Градусов шесть. Сколько он здесь лежит?
197
– Андрей, подъём! – начинаю расталкивать Шипу. – Сам до машины дойдёшь? Андрей пьяно-сонно открывает глаза. – Я никуда не поеду. Чё? Я хочу к ней. – Поехали, она не хочет. – Нет – А ну-ка давай вставай, без разговоров! – Я вспоминаю свои армейские годы. Поднимаю обмякшее тело Шипурова, подставляю плечо и, как раненого бойца с поля боя, подтаскиваю к машине. Открываю заднюю дверь, усаживаю на заднее сиденье. Ещё пара манипуляций, и подвожу Андрея домой к подъезду его дома. Он молчит всю поездку. – А где мой рюкзак? – вдруг спохватывается Андрей. – Не знаю, не видел. Иди проспись, завтра разберёмся. Я подвёл его к двери. – Дойдёшь сам до квартиры? – Он кивает головой. Андрей Шипуров был режиссёром документального кино. Хорошим режиссёром. Не раз был отмечен наградами за свои фильмы на различных кинофестивалях. Компанейский: гулять и пить с ним было интересно. Женщины тянулись к нему. Но что-то сломалось внутри. Нельзя опускать руки и обижаться на весь мир, тем более испытывать бесконечно его терпение. Если Бог наградил талантом, надо быть выше бытовых неурядиц и соблазнов. А если срываешься, значит, нет и не было его. Может быть,
198
были способности, которые необходимо развивать, но не более. Остальное додумывает наша гордыня. Оставив Шипурова бороться с самим собой, я сел в машину и поехал к себе домой – на яхту, в порт. По дороге зазвонил телефон. – Алё, Вовчик, привет! Это Саша Кудрявцев. Слушай, старик, я только что прилетел из Москвы. Какие у тебя планы на завтра? – Никаких, Саша. Жду тебя. – Отлично. Завтра днём я у тебя на яхте. За мной итальянское вино. Да, есть идея – завтра расскажу. Идёт? В море выйдем? – Да, жду. Обязательно выйдем, прогноз хороший. – Тогда жму руку и до скорого! Ночью его не стало... Наша жизнь, как кино: Чёрно-белый полёт, Свадеб белый букет, Чёрных букв некролог.  Между ними вся жизнь Кадр за кадром идёт, Но в конце каждый раз Ожидает погост. Жизнь казалась большой: Время жить и любить. Сына в садик водить. И с друзьями попить.
199
Обижая врагов,  Жизнь проходит, и вдруг Зазвонит телефон...  – Кто? Нет... правда?  Приду! Телефон, телефон, Твой последний звонок Может нас разделить На «уже» и «ещё». Тот ещё, кто живой, –  Не доиграна роль. Ну, а тот, кто уже,  Стал свободен душой...
20. ЭПилог
Что-то в этой жизни было абсурдное, беззаботно-ненор– мальное. Какой-то бесконечный праздник с забавными персонажами гениев – художников, режиссёров, женщин. Казаться, а не быть. Войти в роль, слиться с нею и... забыть выйти. Когда-то телевизионная судьба свела меня с Александром Карякиным. Был Карякин, стал князь Куракин. Забавный и необычный человек, на грани нормы. Подобные пограничные состояния весьма характерны для одарённых, творческих личностей. Что это? Тоска по уничтоженному русскому аристократизму?.. Во всяком случае он серьёзно поработал.
200
Изучил гениалогию рода Куракиных, и ему стало абсолютно ясно: это история его рода. Помню, как-то приехали с ним в Петербург по делам. Под вечер стали думать, где переночевать. – Поехали ко мне во дворец, – вот так запросто приглашает Александр. – Это куда? – В Петергоф. Там у Куракиных был дворец. Мне его вотвот возвратят, – совершенно серьёзно говорит Куракин. С ролью князя он слился абсолютно. Поехали в Петергоф. Подъезжаем к некому строению петровских времён, весьма отдалённо напоминающему дворец. На дверях – старушка-вахтёрша. – Здравствуйте! Я – князь Куракин. Владелец этого дома, – представился Александр. Внешне Куракин выглядел весьма убедительно. Чёрный френч он носил как княжескую форму, вешал маленькую медальку. У него были длинные густые волосы, низкий гипнотический голос. Не хватало только сабли на боку. И аксельбанта... – Мне никто ничего об этом не говорил, что вы приедете, – засуетилась старушка и стала набирать номер милиции. Саша решительно это пресёк. – Да вы не беспокойтесь. Мы только переночуем и завтра утром уедем. Мы вас стеснять не будем. У меня здесь есть свои покои.
201
Окончательно старушку он убедил небольшой суммой денег: – Подарок от князя! – «А что, если он действительно князь?!» Мы переночевали в «покоях». Это было нечто вроде коридора со старым диваном, на который лёг я, и парой стульев, на которых полусидя прикорнул князь. Он был неприхотлив. Было прохладно, но... дворец. Александр был интересным, необычным, с сильной хариз– мой человеком. Романтик, фантазёр. При всём при этом порядочный и добрый человек. Лет пятнадцать назад его не стало. Мы научились легко Лгать, обвинять, не любить, Всё в этом мире считать, Дух, Богом данный, забыть. Жить полуправдой во лжи, Ложь полуправдой считать. Самую страшную ложь Правдой святой называть. Жить в недоверии, роль Данную жизнью, играть. Зная сюжет, как актёр, Маску надев, не снимать. По сути же мы все очень похожи. Вне зависимости от того, к какому сословию принадлежит человек. Каждый из нас
202
хочет быть счастливым, сытым, одетым, удовлетворённым. Нам всем нужны зрелища, нужен праздник... А вот ценности различны. И соответственно, различны разговоры, поведение в быту, жизненная мотивация. Например, в творческой, богемной среде принято много и часто говорить о духовности. Надо, мол, быть прежде всего духовно богатым. А уж потом можно себе позволить подумать и о материальном. Материальный интерес вроде как разрушает духовность, так как всегда является личностным. Приземлённо-эгоистичным. Духовность же, как правило, всегда гуманна, очеловечена и направлена из вне. Во многом это соответствует истине. Не припомню, чтобы во время наших вечеринок в богемном и прибогемном составе мы говорили о деньгах. Не потому, что сознательно избегали этой темы. Нет. Она нас просто не интересовала по причине недостаточности тех самых денег. Кто-то умел писать, ктото снимать фильмы, кто-то рисовать – но мы не умели зарабатывать деньги. Не умели и не хотели. Это было нам не интересно. Поэтому об этом не говорили. Расстраиваться и осуждать бессмысленно. У каждого своё призвание и своя сверхзадача в этом мире, свой Божий промысел. Тяжело себе представить военного, пусть даже полковника, в должности главного режиссёра русского театра, скажем, в Таллине. А режиссёра, например, Филиппа Лося, в лесу на учениях. Хотя, если очень постараться, то можно. Но будет смешно (чем не киносценарий!)
203
Люди такие, какие они есть. Это нужно понимать при  сближении. Вы можете оказаться в ситуации, в которой почувствуете свою НЕСОВМЕСТИМОСТЬ с окружением. Что делать? Однозначного ответа нет. Терпимость, толерантность, ответственность в нашем современном обществе должны вроде бы преобладать. А преобладают ли? Августовский вечер. Тишина. Плеск волн, крик чаек... По причалу, освещённому желтоватым светом фонаря идёт женщина. Лицо оттеняет лёгкая шляпка. Но даже под ней угадывается красивое лицо с длинными ресницами и слегка припухшими губами. Платье небрежно наброшено на голое тело и при каждом дуновении ветра приподнимается, оголяя колени красивых ног. Женщина не идёт, а плывёт, подхватываемая лёгким бризом... Сидящие на скамейке мужчины провожают её взглядом. – Богиня! – вздыхает Андрей. – Девушка из другой жизни, – говорю я, провожая её глазами. – Из нашей прошлой жизни. Женщина прошла мимо, бросив на нас безразличный взгляд. Лишь оставленный ею лёгкий запах духов напоминал о промелькнувшем чудном мгновении, воплощенном в женской красоте. Которую я так ценил и которую ещё пару лет назад так просто не пропустил бы. Мы встретились с Андреем Шипуровым на причале Лётной гавани, как всегда, случайно. У причала стояли яхты, среди которых, увы, моей уже не было. Я её продал. А приходил в
204
эту гавань с лёгким чувством ностальгии. Подышать морским воздухом и заглянуть на яхты к своим друзьям-яхтсменам Сергею и Васе. Мы не виделись более двух лет. Мне трудно объяснить, почему после тридцати лет знакомства и трёх морских яхтенных лет наши отношения сломались. Устали что ли друг от друга? Перестали интересовать друг друга? Трудно сказать. Творческий человек непредсказуем. Бывает, обиды незаметно копятся годами. И в какой-то момент дают о себе знать нежеланием общаться, раздражением. – Как живёшь? Что нового? Мой дежурный вопрос заставил Шипу задуматься. – Да вроде ничего, – его глаза за стёклами очков настороженно смотрели на меня. – Как творчество? Снимаешь что-нибудь? Шипуров отвёл глаза. Посмотрел на яхты. Его внешний вид оставлял желать лучшего: выглядел несколько примятым и каким-то потерянным. – Да вот, собираюсь делать фильм о Лотмане. –Ну и как идут дела? – Дела шли бы лучше, если бы деньги были на съёмку. Вечная проблема. – Шипа задумчиво почесал подбородок. – Как здоровье? – Не самое лучшее. Сердце прихватывает. Но сейчас вроде ничего. – Как общие знакомые поживают? Как Скульская?
205
– Вроде всё нормально. На радио продолжает свой «Литературный диксиленд» делать, пишет. На Нобелевскую премию по литературе выдвинули. Обещали дать. За роман «Пограничная любовь». – А у Ломары как дела? – Родила. – И кто же счастливый отец? – Спрашиваю, понимая, что это может быть шуткой. – Знаю точно, что не я, и хата моя с краю. – Не надоело юродствовать? Быть всё время при ком-то? Там подпить, тут подъесть. Там на халяву съездить, в море выйти, баб пощупать... – Я так не думаю. Творчество не обязывает быть. В нём ты есть или тебя нет. Оно делает человека свободным. Как только кто-то пытается на меня набросить узы обязательств, я начинаю сопротивляться, брыкаться. Ухожу. Не могу быть законопослушным и обязательным. Так уж получается. Меня уже  не переделать – возраст не тот. – Для чего тебе дан интеллект, к чему твоя образованность, к чему тебе талант, если ты его не реализуешь? Губишь, пропиваешь? – А, похрен. Я не вижу возможности здесь реализовать себя. Нет условий. Не ценят... – Может быть, тебе в Москву вернуться? Россия вдохновит? – Если кто и вдохновит, то только не Россия. – Шипа посмотрел на меня потухшими, уставшими глазами.
206
Отвернулся, долго молчал, разглядывая яхты. – А здорово было на яхте! Думал, оживу... – Да, есть что вспомнить... Помнится, ты нас с Ларисой снимал, кино собирался сделать. Кстати, как у тебя с личной жизнью? Мой вопрос повис в воздухе. Шипу кто-то окликнул. Я повернулся на голос вместе с ним. Это была Ломара с собачкой неопределённой породы. Взглянув на меня своими большими глазами и на секунду задержав свой взгляд на мне, перевела его на Шипурова. Меня для неё уже не существовало. Гомер забыт. – Мы уходим, – сказала Андрею. Шипуров встал. – Пока, – бросил он мне и, как преданный пёс, поплёлся за уходящей женщиной. В нашем доме висит на плечиках старый морской бушлат с бескозыркой, надписью: «Краснознамённый Балтийский флот». Бушлат из чёрного сукна, неновый, слегка потёртый, с позеленевшими за многие годы пуговицами. Но даже с этими внешними признаками многолетия он сохраняет удивительную надёжность и внутреннюю мощь – живучесть, если хотите: пройтись по сукну щёткой, почистить пуговицы «асидолом» – и всё... Вполне пригоден. Бушлат этот впервые был надет совсем новым в 1956 году девятнадцатилетним Ваней Кидановым из чувашского села Балабаш-Баишево, когда его призвали на срочную военную
207
службу во флот. Одел он его в учебном отряде в Колосовке Калининградской области. А затем бушлат провёл на хозяине четыре долгих года на корабле БТЩ-46 Балтийского флота. В городском парке латвийской Лиепае звучала музыка. На полутёмной танцплощадке кто-то танцевал, кто-то терпеливо ожидал приглашения на танец или поджидал своего счастья, которого в послевоенные годы так не хватало. – Разрешите к вам пришвартоваться? – Молодой матрос в лихо сдвинутой набок бескозырке и бушлате подошёл к девушке в светлом платье. – Отвали! Пароходик не того тоннажа! – бойко ответила девушка. Но присмотревшись к моряку, смягчила тон: – А впрочем... Ещё не капитан, но есть надежда! – Хорошая была девушка, – рассказывал мне, хитро прищурив глаза и с усмешкой, Иван Яковлевич. В свои восемьдесят три года выглядел он хорошо и на глазах молодел, рассказывая о своей молодости. – Весёлая латышка была. – Папа, – подтрунивала над отцом его младшая дочь Лариса, – а вот меня ты всё время заставлял рано домой приходить. Попробуй только задержись! – Я четыре года, с 1956-го по 1960-ый, отслужил во флоте на Балтике, на базовом тральщике сигнальщиком. Наша база находилась в Балтийске Калининградской области. И всё это время провёл на корабле. Командир отделения сигнальщиков Щербаков принял меня после учебного отряда, как отец родной. Первым делом привёл на камбуз и накормил. Вместе служили три года. Я его потом и заменил. Между прочим, до
208
службы я по-русски очень плохо говорил. У нас в селе все почувашски объяснялись. Иван Яковлевич встаёт, опускает руки и замирает, как актёр на сцене: входит в роль двадцатилетнего морякасигнальщика. И вот уж матрос занял место недалеко от командира корабля на сигнальном мостике, чтобы передавать и принимать семафором или флажками команды с других кораблей. – Вот буква «К», – он показывает её руками. – А вот так будет сигнал «СОС», – и вновь руки старого сигнальщика разлетаются в стороны, составляя комбинации букв. – Выходили в море мы не так часто. На учения в основном. А проводились они два раза в год, как правило, весной и осенью. И тогда всегда штормило. Я всё время страдал «морской болезнью» – так и не смог к ней привыкнуть. Ну, ничего... Держался. – Иван Яковлевич вздыхает. – Интересное было время. Помню, домой, в деревню в отпуск приехал, – вновь замечаю хитрый прищур и улыбку.  – А что такое чувашская деревня в пятидесятые-шестидесятые годы? Беднота! А тут я... в форме! Даже не первый парень на деревне, а просто как житель с другой планеты! Ну, естественно, все девушки мои! Ну, так вот... К концу службы стал думать: а что делать дальше? А тут агитаторы с комсомольскими путёвками на корабле появились. Предлагают ехать в Эстонию, в город Кунда на комсомольскую стройку – строить цементный завод.
209
А я за четыре-то года так устал на корабле жить, что мне уже всё равно было куда ехать, лишь бы не в деревню. Ну, вот я и поехал... Работал монтажником-высотником. Как жив остался – не знаю. Потом появилась жена Мария, детишки пошли... – Папа, а у тебя где-то был старый бушлат с бескозыркой, – вспоминает Лариса. – Надень-ка. – Она подошла к шкафу и вытащила – помятый, с зелёными, нечищеными пуговицами. Нашлась и бескозырка. – Потемнел... Когда-то чистили постоянно, чтобы блестели как золотые. Хотите – заберите его себе. Мне уже он вряд ли понадобится. Пусть у вас будет. Детям, внукам и внучкам покажете... Расскажете, кем был дед. Старый бушлат... Как много с ним было связано у этого пожилого человека! И пусть на бушлате уже окислившиеся, зелёные пуговицы – но все на месте! И пусть он слегка помят, но совершенно цел. Для Ивана Яковлевича это не просто часть верхней военной одежды – это память о молодости. Память о необычной жизни, которая тогда казалось тяжёлой и обычной, но сегодня вспоминается Иваном Яковлевичем с огромной теплотой и ностальгической грустью. А может быть, всё дело в том, что в старом бушлате задержалась молодость?! Старый бушлат... Он, как и человек, может быть, и выглядит старым, но только внешне... Стоило хозяину бушлата надеть его, и он преображался! Глаза начинали блестеть, руки подрагивать... А сам уносился куда-то туда, в шестидесятые... В молодость, в
210
буйство весны и жизни. Сегодня ему восемьдесят семь лет. А прошлое остаётся в памяти, как будто было вчера. Жизнь каждого из нас складывается по-разному. Различны и наши воспоминания о прожитых годах. Но все мы, может быть, за редким исключением, вряд ли помним каждый прожитый день, да и не каждый год отложился у нас в памяти. Многие из них были просто скучными, серыми и рутинными, чтобы о них вспоминать. Лишь наиболее яркие, важные для нас события остаются в памяти как кирпичики, из которых и строится здание, называемое жизнью. Вот и старый бушлат – один из таких кирпичиков. Стоит хозяину взглянуть на него, как бушлат-кирпичик оживляет забытые в суматохе жизни дни. Из таких кирпичиков строится наша жизнь. Вспомним и не забудем. Мы забрали бушлат с бескозыркой. Потому что пришло время передать его тем, кто придёт после нас. Ради памяти. Ради будущих поколений.
СТАРыЙ БУШЛАТ Есть в наших семьях некие вещи – Внешне похожи на хлам. Вроде не нужные, чуть устаревшие, Но они дороги нам. Вот и бушлат деда, флотский и чёрный, – Вечная молодость в нём. Как в восемнадцать матросом одел он, Так в нём по жизни и шёл.
211
Время застыло. Дед выдержал с честью, Выстоял, создал семью. Ну, а бушлат, словно  памятник чести, Ждал доброй славы в шкафу. Вся наша жизнь, словно длинная нить, Собрана из узелков. Каждый из них – как этап на пути: Старый бушлат – узелок. Символ начала, как знак на границе, Счастья тех лет талисман. Тихо откроет врата пограничник – Жизнь пред тобой, как туман. Старый бушлат... Яхты, море, интриги... Годы безумства прошли. Словно для Бога пишу эти строки. Господи Боже, прости... За окном ночь. Морозно. Блестит под светом уличным фонарей снег. В этом году он выпал в первых числах декабря. И морозы сразу под двадцать. Непривычно. В комнате тепло. Топится камин. Слышно потрескивание дров. Мне нравится писать ночью. Тихо, ничто не отвлекает. Домочадцы уже спят. Городской транспорт не ходит. Редкие автомобили, шурша шипами, спешат домой. Кажется, написал всё, о чём хотел. Но память хранит ещё достаточно много интересного, событийного. Но одно дело вспоминать. Совсем другое – излагать, описывать,
212
рассказывать. Память  – дама капризная. Иногда вдруг просыпается – не успеваешь записывать! А иногда... Найдёт же коса на камень! Пытаешься вспомнить имена, годы, дни. Но как заклинит – не вспомнить! Тогда лучше переключиться на что-то другое. И вдруг забытое вспоминается само собой, просто и без напряжения. Память. Бывает, что о каком-то событии помнишь буквально в подробнейших деталях. А другой участник, свидетель этого же события, ничего об этом не может сказать. Напрочь всё забывает. Бывает и наоборот. Мои сверстницы, будучи уже в возрасте бабушек, неожиданно начинают открывать мне свои тайны далёкой юности: «А ты помнишь, как я в школе смотрела на тебя, и ты мне сказал... А я... А ты...» Нет, не помню... Или кто-то начинает рассказывать о событии, участниками которого мы были вместе. Но вот детали вспоминаем разные. Помнится, с коллегой по телевидению Михаилом Петровым присутствовали на эксгумации и попытке перезахоронения останков погибшего в 1941 году моряка-героя Евгения Никонова. Позже Петров вспоминал одно, я – другое. Но в итоговых выводах мы оказались единодушны: останки не были найдены, и многое в этой истории стало походить на фейк. Описанные путешествия на яхтах, события из жизни нашей таллинской богемы, театра, творческих людей, с кем меня сводила судьба в течение последних пяти-шести лет, – это не документальное описание. Многое додумывалось. Избежать художественного вымысла тоже не получалось.
213
Приходилось, так сказать, творчески интерпретировать события. Надеюсь, будут новые книги с новыми историями. Что же касается самих событий – их тоже было гораздо, гораздо больше, чем описано здесь. И все они были невероятно интересны. Как невероятно интересна наша с вами жизнь.
Жизнь наша – бег  От старта до финиша.  Трасса помечена Тем, что предписано. Школа-учёба, Друзья и родители. Встречи случайные, Дела подзабытые. Вуз и работа. Деньги, заботы, Бизнес, обманы, Успех и провалы. Богатство и бедность, Счастье и радость. Борьба и болезни. И вот... уже старость. Мы что-то не помним... Где были, с кем пили. Кого-то любили Куда-то стремились.
214
Детали прошедшего Временем смытые. Жизнь, словно сказка, Богата сюрпризами. Одним миром мазаны. Но есть и различия: Они лишь в деталях, Для каждого – личные. Вся жизнь – череда Бесконечных хлопот: Родился, жил, умер –  Детали не в счёт.
Декабрь 2021. Таллин. Эст