Жак Жан и Житан

ЖАК ЖАН И "ЖИТАН"

Равнодушный поцелуй щёлкнул, как затвор фотоаппарата.  Но не настоящим звуком, а сухим щелчком иммитации на камере телефона:
- Пока! Я в участок!
- Ну... Пока!

Они уже несколько лет обменивались этими "пока"- поцелуями.
Первые были сказанны-сделаны взаимно, безоговорочно и без сомнений в голосе первого марта, три года назад. Тогда же в их отношениях наступил космический покой звезного неба. Всё светящееся медленно вращалось в черноте не заметно для людских глаз и собственно практически ничего и не освещало.
С началом этих "пока" они больше так и неудосужились встретиться. Ни разу. Хотя продолжали жить вместе в маленькой студии. Вставали, завтракали,  ложились спать, как солдаты в казарме. По команде и одновременно. Вместе, но каждый сам по себе.

Время от времени  словарь ритуальных слов и выражений, которым они пользовались для того, что бы избегать встреч, пополнялся новыми удачными находками. Так к привычным "доброе утро", "как ты сегодня? ", "ужинать будем? " добавились такие фразочки как "тебе туалет нужен? " или  "хочешь горбушку?" Особенно их порадовало появление фразы "ты много куришь". Она сильно выручала в затянувшейся вечерней тишине.
Хотя, справедливости ради,  первый раз Жак Жан услышал эту фразу не от неё, а от свего доктора. Тот  ещё, правда, добавил, что у месье Жана есть все шансы умереть от инфаркта, не дожидаясь выхода на пенсию:
- В один прекрасный день, Вы почуствуете неожиданную, нестерпимую адскую боль. Помучаетесь минуту-другую и всё. Всё исчезнет для Вас навсегда. Все что Вы пережили или могли бы пережить завтра. Всё исчезнет. На всю будущую вечность. И только лишь потому, что Вы слишком много курите.

Так было и сегодняшним обычным воскресным днем. Жак "много курил", наблюдая за полоской солнечного света на полу пока полоска неожиданно не замерла. Остановилась напуганная звонком. Он посмотрел на экран. Звонили из полиции.
- Алло? Месье Жак Жан? - голос у этого придурка всегда слегка напыщенно гнусавил, особенно если он звонил из участка. Не узнать Пьера  было невозможно. Старый знакомый. Ещё со студентческих лет. Бросивший Сорбонну и зачем-то ставший легавым, сокурсник по философии.
- Да, мой лейтенант, что случилось? - Его звание Жак так и не запомнил, и называл его лейтенантом на всякий случай
 - Что, бедному полицейскому не с кем пойти бухнуть? Скажи да, пожалуйста. А то я уже совсем  тут искурился в дым. - Жак посмотрел на неё. Она не возражала. - Готов хоть сейчас составить.... Особенно если ты проставляешься!
- Отлично, месье Жан! Но для начала я опять жду Вас в участке, у себя в кабинете, - загнусавил ещё более официально Пьер.
- Ладно, Мэгре хренов. Буду через пол часа.
Но уже через пять минут в уютной студии щелкнул прощальный равнодушный поцелуй. Как затвор фотоаппарата.  Но не настоящим звуком, а сухим щелчком иммитации на камере телефона:
- Пока! Я в участок!
- Ну... Пока!

Опять в участок...


Соблюдая приличия, Жак Жан постучал в дверь кабинета и , не дожидаясь приглашения, открыл её.  В кондиционированной прохладе потел в своём кресле растерянный Пьер, а напротив него сидел нищий старик. Время и бурное прошлое не давали определить настоящий возраст бродяги. Но, как сказал Пьер, старику было 70 лет...
- Мы проводили рейд, чистили улицы. Знаешь их - он мотнул головой в сторону нищего, - теперь практически и не бывает в нашем округе. Хотели и этого вывезти. Но он утвеждает, что живет здесь. Что зовут его Жак Жан. И да, назвал твой адрес...
Пьер вытер шею салфеткой из коробки и спросил:
- Твой старик? Так-то, если присмотреться, ты здорово похож на него.

Отец Жака умер давно, когда ему было 10 лет. Погиб на стройке. И Пьеру это было известно не хуже, чем самому Жаку.
- Ну дерьмо! Сам же знаешь, что этого быть не может... Похоже опять началось...
- Ну нет... Ничего я не знаю и знать не хочу. Забирай его. Мне он здесь статистику портит. Всё! Давай-давай!

Опять...
Полное совпадение имени и адреса. Первое случилось полгода назад. Обычным воскресным днем. Жак  и тогда "много курил", наблюдая за полоской солнечного света на полу. Но полоска остановилась напуганная звонком. И Жак посмотрел на экран. И тогда, в то воскресение, звонил Пьер  с точно таким же гнусавым голосом:
- Алло? Месье Жак Жан?
Разница была в том, что тогда в кабинете, лейтенант не потел, а ухмылялся и напротив него  сидел не нищий старик, а пацанёнок. Лет десяти. Одетый странно. Так одевали детей небогатые, но амбициозные родители лет сорок назад.
- Вот... Задержали . Украл сигареты со столика в брассери на бульваре.  Зовут, как утвеждает стервец Жаком и фамилия у него якобы Жан. И адрес проживания твой. - он скорчил морду подозрения и ехидно добавил: - Не знал - не знал, что у тебя есть сын...
Пацан действительно был очень похож на меня... И не просто похож. По мимо сходства, выяснилось уж совсем неприличное - он знает такие подробности из моего детства, которые я успел забыть за все свои бурные годы.

Мне было 24 года, когда я написал свой первый и единственный роман. "Путешествие в рай и обратно или втроём на одном Харлее".
Роман стал не просто бестселлером. Его полюбили все женщины, особенно домохозяйки и вдовы. Им зачитывались офисные клерки и мускулистые туповатые мачо. Протирали страницы до дыр сентиментальные первокурсницы и солидные бизнесмены. Не смотря на возрастные ограничения его читали и уверен дрочили в прямом и переносном смысле на эротические сцены и описание мотоцикла свежеоперившиеся подростки. И даже старикам, казалось бы видившим и знавшим всё на свете, " Втроём на одном Харлее" показалось занятным чтением. Под обложкой было всё. И детектив, и секс, и любовь, и путешествия, и успех, и многое многое другое. Эта универсальная смесь и привела к трем экранизациям и хорошим доходам. Получив первые деньги, я бросил работать перешёл на крепкий " Житан" и начал прожигать... Казалось, что так будет вечно. Кутежи, тусовки, женщины, скандалы, внимание прессы, компромат... Все ждали повторения или продолжения, но мне уже было плевать на литературу. По моим подсчетам  доходов от переизданий и экранизаций должно было хватить до конца моей долгой счастливой жизни.  Не подозревая подвоха, я как и все радовался появлению интернета, пользовался им с большим удовольствием постигая новый мир виртуальных знаний и любви... Пока... Пока эпоха пиратства и копирования не сожрала доходы... Сначала кутежи и любовницы сошли на нет... Потом настал черед переезда в квартиру поменьше. И сегодня, в один из прекрасных дней пятидесятого года жизни, после  очередного подсчета, выяснилось: месячных доходов хватает на обильную еду, лекарства, оплату счетов и на шесть блоков ворованного  "Житана"  купленных из под полы у арабских нелегалов.

Конечно, я сразу, глядя на пацаненка понял , что это мой.  Полиция, органы опеки тоже не сомневались. Удивились только медики сравнившие наши ДНК:
- Это редчайший случай. Редчайший потому, что единственный на сегодняшний день. У вас полное совпадение. Абсолютное. Нет ничего от матери. Ни одного звена.! - разными голосами причитали, зарабатывающие на публикациях в умных журналах врачи.

- Кто бы сомневался! - так она пополнила наш словарь ритуальных слов и выражений, узнав что ребёнок официально мой.

К счастью моё заявление, короткий суд и органы опеки с удовольствием утащили мальчишку в сиротский приют...

Потом ретивые служаки Пьера как то в полночь выловили сорокалетнего богатого забулдыгу, пытавшегося набить морду официанту в "Магогах". Пьяный, так же как и мальчишка,  назвался моим полным именем и указал мой адрес в протоколе. Оставленный  для разбирательства до утра в участке, он сумел исчезнуть самым таинственным образом. Заподозрить в получении на лапу кого-то из своих блюстителей, Пьер не решился по этическим соображениям.

И вот теперь этот старик. Наверняка какой нибудь мой дальний дядюшка решил скоротать остатки за мой счет... Да уж...

 Выйдя из участка, мы дошли до ближайшего кафе. Сели на террасе. Я купил ему стакан воды. А сам, усевшись напротив, курил одну за одной и  внимательно слушал бродягу. Слушал подробности моей собственной жизни, имена женщин которых я любил или ещё не любил, места в которых я кутил.  Открывая новую пачку "Житана", я попытался поймать старика на неточностях, и выложил три вопроса с подвохом, ответы на которые точно не знал никто кроме меня. Старик отвечал  с деталями и подробностями, излагая красивым правильным литературным языком, а я всё описываемое им вспоминал, как вчерашнее и все глубже и глубже погружался в собственное прошлое...

- Вот что, дед, - я заглянул в пачку. Осталось две сигареты, - не понимаю, а главное и понимать не хочу откуда ты всё про меня знаешь. Зато я понимаю, что ты мне точно тут со своими знаниями не нужен. Да и не потяну я дом престарелых! А потому, я тебе дам сейчас 100 евро и ты исчезнешь навсегда из моей жизни! Понял?
Старик кивнул соглашаясь и начал просвечиваться. Сначала еле заметно, потом всё сильнее, как витрина кондитерской лавки и вдруг исчез. Совсем. ..
Я оглянулся. Видел ли кто ещё это исчезновение? Но терраса была увлечена питьём и поеданием воскресного ланча. Я прикурил от окурка следующую сигарету и глубоко затянулся, успокаивая себя:
- Не смотря ни на что, Жак Жан, какой сегодня всё таки прекрасный день!
Сигарета выпала из рук. На крик обернулась вся терраса.
"... Вы почуствуете неожиданную, нестерпимую адскую боль. Помучаетесь минуту-другую и всё. Всё исчезнет для Вас навсегда. Все что вы пережили или могли бы пережить завтра. Всё исчезнет. На всю будущую вечность."


- Месье, - лицо бригадира скорой помощи оставалось внешне безучастным, - месье Жан, я Вам гарантирую. Вы предстанете перед судом за симуляцию и ложный вызов. Это обойдется Вам в круглую копеечку... Уж поверьте мне.

А я и не сомневался в бригадире. Сердце, как назло, продолжало стучать. Только не слышно.  Ей не слышно.
____________

©Алан Пьер Мюллер.   
Из сборника рассказов "В последние дороги провожая..."
Перевод А. Никаноров