Отрывки из детства

Молоко

Было это давно, в начале 60-ых годов 20-го века, когда страной руководил Никита Сергеевич Хрущёв. Жили мы тогда с родителями в доме, стены которого были внутри из камышовых матов размером 220Х100Х30 сантиметров. Мне нравилось наблюдать за процессом работы. Маты связывали проволокой, а верх и низ подрезали ровно по высоте. В будущей стене с интервалом в один метр ставились столбики, между которыми вставлялись эти маты из камыша. В промежутки под окнами укреплялись отдельные маты по размеру. Между ними вносилась замазка, состоящая из смеси глины и соломы. Затем эти стены изнутри и снаружи обшивались с обеих сторон рейками-дранкой, от столбика к столбику наискосок под 45 градусов, а уже потом на них наносилась штукатурка. Многие жили тогда в таких домах. Их называли «хрущёвками». Почему? Об этом не берусь судить. Наверное, потому что их было легче строить, а само строительство было экономичнее, быстрее и эффективнее.
Нас, детей, в семье было трое. Старшая сестра, брат, и я – самый младший. Отец тогда работал в СМУ (строительно-монтажное управление), позже – в автобазе шофёром. Иногда он заезжал на короткое время домой на своей полуторке, и запах бензина, которым пахло от его машины, мне почему-то нравился. Он был какой-то другой, не похожий на запахи, исходящие от других машин. Позже, когда я стал уже старше и проходил мимо какой-либо машины с таким особым-специфическим запахом, мне вспоминались детские годы. Когда отцу надо было съездить на песчаный карьер за песком, он брал пару раз меня с собой. До сих пор помню дорогу, по бокам которой расстилалось широкое поле. Я видел, как суслики стоят в нём и настороженно смотрят в нашу сторону. А когда мы останавливались, то слышал, как в небе щебечут и поют жаворонки, издавая прекрасные звуки. Нас окружало множество полевых цветов, и среди них – ковыль, на ветру напоминающая волны моря, догоняющие одна другую. Завораживающая и незабываемая картина!
В родительском доме у нас был всегда порядок, и этому порядку мы приучались с детства. Мы помогали родителям во всём, конечно же, по мере своего возраста и возможностей. Для нас даже сделали дежурство-график на всю неделю. В нём были расписаны обязанности для каждого. За проделанную работу ставились отметки. Мы очень старались, чтобы нас похвалили за наш труд, хотели получить хорошую оценку, да и чтобы родители были всем довольны. Пока мама и папа были на работе, мы должны были проводить сухую и влажную уборку комнат, заправляли постели, вытряхивали половики, таскали в дом воду из колонки.
В зимнее время топили печку дровами и углём, чтобы, когда папа с мамой придут с работы, было тепло. А когда подросли, мы старались и что-нибудь сварить. Помню свою первую кашу, которую варил, когда стал постарше, и которую даже собака есть не захотела. Она у меня получилась такая густая, что в ней ложка не падала, а стояла. Ко всему этому я её ещё и пересолил. Тогда понял, что ничего страшного не случилось, ведь на ошибках мы учимся и совершенствуемся. Первый блин, как говорится, всегда получается комом.
Когда в доме не было хлеба, молока или других каких-либо продуктов, то родители посылали нас в магазин. В годы правления Н.С. Хрущёва, некоторые продукты можно было приобрести только по талонам, которые выдавались на всю семью. Позже их отменили, и продукты можно было купить на деньги, правда, в ограниченном количестве.
 Так, в один из зимних дней, который уже клонился к вечеру, мама, дав мне денег, послала в магазин купить молока. Обычно его привозили утром и быстро разбирали. Давали только по два литра на человека, чтобы и другим хватило. Часто бывало и такое, что, простояв длинную очередь, возвращались домой расстроенные, так как молока не досталось. О том что привезли в магазин молоко, всегда быстро сообщалось как по сарафанному радио, от одного соседа или знакомого, другому. А порой было и так, что молоко подвозили и после обеда, потому что его было в эти дни больше, чем обычно. Ну и, конечно, продавцам надо было его быстрее продать, чтобы не скисло. И если мы в этот момент находились в магазине, то она говорила нам: «Бегите к родителям и соседям, и скажите им, что есть ещё молоко! Пусть приходят». И мы быстро бежали домой, чтобы сообщить всем об этом.
Магазин был от нас на расстоянии примерно в один с небольшим километров. Летом это не представляло никакого труда туда-сюда сходить или сбегать. А вот зимой с молоком идти было сложнее. Помню, как выпал как-то свежий снег, высотой сантиметров десять-пятнадцать. Под ним находился снег, который выпал уже пару дней раньше. Он был уже утрамбован многими людьми и проезжавшими по дороге машинами. По такому снегу было трудно идти, так как в некоторых местах под ним были неровности, и было скользко.
Однажды и нам соседи сообщили о том, что в магазин привезли опять молоко. Получив от мамы деньги, я взял бидон, и побежал по такому в магазин. Обратно шёл с молоком, разглядывая деревья в красивом снежном убранстве. Это было обворожительно – просто загляденье! Я засмотрелся на эту сказочную красоту, и при этом совсем упустил из виду то обстоятельство, что можно поскользнутся. В какой-то момент, уже недалеко от нашего дома, я не успел даже ахнуть, как поскользнулся и упал. Мой бидон, проделав небольшой оборот в воздухе, приземлился в снег. Молоко, облив частично и меня, слилось в один цвет со снегом. Оно, как по велению волшебной палочки, сделалось в один миг невидимым, исчезло. В бидоне осталось всего лишь чуть-чуть молока, на один глоток. Проглотил и я скатившиеся со щеки капли молока. Естественно, моему огорчению не было границ. Я злился на себя за то, что глазел по сторонам, а не смотрел себе под ноги. В тот момент я не знал, что мне делать, и что скажу маме, я тоже не знал. Но быстро вспомнил, что в сарае трудится отец, стругает, и столярничает.
Он, дополнительно к семейному бюджету, в свободное от основной работы время или по выходным дням, делал разные столярные работы: стульчики, табуретки и этажерки, рамки и полочки, да и многое другое.
Со швейной фабрики, на которой работал один из знакомых отца, оставались деревянные катушки, которые за ненадобностью потом выбрасывались. Отец, когда такое услышал, попросил его, если это, конечно, можно, приносить ему такие катушки. Он их потом склеивал между собой и применял для своих этажерок в качестве стоек между полками. У отца тогда не было своих резцов, чтобы самому вытачивать такие стойки. Однажды он одолжил его у одного из наших соседей, который тоже столярничал и жил наискосок через пару домов от нас.
Когда сосед увидел его на базаре с этажерками, которые отец сделал при помощи его резца, он перестал давать ему этот резец. Так как он стал для него теперь потенциальным конкурентом.
Отец был у нас на все руки мастер, и всё мог делать. Он был жестянщиком, мог и строить, мог и машину починить, и стекло мог стеклорезом резать как профессионал, и обувь починить, и был столярных дел мастер. За что бы он ни брался, всё у него получалось. За короткое время он выточил сам себе другой резец. Когда в очередной раз подошла суббота, то отец опять продавал свои столярные изделия, сделанные уже своим резцом. Сосед, увидев его, поинтересовался, откуда он у него. На что отец ответил, что выточил его сам, собственноручно. Конечно же, сосед удивился этому, он никак этого не ожидал. Позже отец сделал себе и другие, необходимые для работы подручные резцы и приспособления. Продавая на базаре свои изделия, отец тем самым пополнял семейную кассу. Мама же тоже вносила свой вклад в семейную копилку, солила капусту и потом продавала её на базаре на развес, банками. Я с родителями часто ходил на тот базар. Чего там только не было! Там продавалось всё, что выращивали люди на своих огородах. В азиатских регионах было тепло и росло многое. Что больше всего мне запомнилось, так это яблоки с душистым ароматом. Неповторимый медовый аромат! Стоит сорвать это яблоко с дерева и положить на хранение, от него будет исходить аромат до Нового года. Этот сорт яблок получил название Алма-Атинский Апорт. Это невероятное яблоко – огромное, блестящее, ярко-красного цвета.
Но вернусь обратно к тому моменту, когда я, поскользнувшись, упал с молоком в снег. Так вот, я встал, вспомнил про отца, который столярничал в сарае, и мигом побежал к нему. Побежал под окнами нашего дома, чтобы мама меня не заметила. Отец сразу понял моё встревоженное, и озабоченное состояние. Я выглядел как загнанная лошадка, еле дышал. Лицо было красным от мороза и волнения. Моё пальто говорило о моём приземлении в снег, а капли на бидоне о том, что там недавно было молоко.
-Ты чего такой запыханный, бежал что ли! Или случилось что?
Но, увидев, как я легко верчу бидоном, спросил участливо:
- Что! Молоко разлил?
Понурив голову, виновато и шмыгая носом, я кивком головы дал ему понять, что так оно и есть – разлил. Прижав меня к себе и подняв мой подбородок, он, глядя мне в лицо, успокаивающе проговорил:
- Ну ничего, бывает. И у меня в детстве были некоторые истории, где я напортачил. Давай беги обратно в магазин, вот тебе деньги, и купи опять молока, если ещё хватит. Да только смотри, обратно иди осторожно, не разлей ещё раз. А матери мы ничего с тобой не скажем, это будет нашей маленькой тайной».
Я очень был рад тому, что отец меня не отругал за пролитое молоко, успокоил, и ко всему этому так отнёсся. Бежал в магазин я теперь как припаренный, а бежать было по такому снегу очень тяжело. Увидев меня в запыхавшемся виде, продавщица тётя Маша спросила:
- Что стряслось? Никак молоко разлил?
Она быстро как-то об этом догадалась, наверное, мой вид меня выдавал. Многое от женщин невозможно скрыть. Они многое видят и о многом быстро догадываются. Моя мама работала в интернате в прачечной рядом с этим магазином, и тётя Маша маму хорошо знала. Я ей в ответ кивнул головой, из чего она поняла, что так оно и есть. Я глядел на неё умоляющим взглядом и попросил не говорить об этом матери. Это наша с папой тайна. Она, подмигнув мне, одобряюще произнесла:
- Не беспокойся! Дыши глубже, и переведи сначала дух. Не скажу! Тебе Вовка повезло, ещё бы немного, и молока бы не осталось. Давай свою денюжку и свой бидон, налью тебе молочка, только теперь иди осторожно, чтобы не разлил и донёс. Улыбаясь, она подала мне бидон с молоком, и сказала, словно пропела:
- Осторо-ожно иди!
- Спасибо, тёть Маша! Постараюсь.
Сказав это, и попрощавшись с ней, я пошёл домой так, будто передвигался по минному полю. Прежде чем наступить, нащупывал основание под снегом, скользко или нет. На этот раз добрался до дому без приключений и препятствий, но это заняло больше времени. В два раза больше обычного. Маме тоже показалось, что я что-то долго ходил в магазин.
- Ты где пропал с молоком то? Что-то долго тебя не было. Заигрался по дороге, или ты в самый дальний магазин ходил?
- Да нет, мама! Просто много снега, да и очень скользко было, вот я и шёл очень осторожно и медленно. Потому и получилось так долго.
Мне было неловко и стыдно обманывать маму. Но с папой мы договорились о том, что мы ей ничего не расскажем и что это будет нашей маленькой тайной, так сказать, нашим тактическим ходом.
- Ну и ладно, - проговорила мама, - хорошо, что молока ещё хватило, и хорошо, что не разлил и донёс.
 А, может быть, она обо всём сама догадалась? Я этого не знаю. По всей вероятности, мои слова прозвучали для неё так убедительно, что она мне поверила. А о нашей маленькой тайне с отцом мы ей так и не рассказали. И мама так и не узнала, что молоко разлилось и соединилось вместе со снегом в одно целое и невидимое.

Хлеб

Когда в магазин привозили с хлебозавода свежий душистый и тёплый хлеб, то устоять перед соблазном откусить от такой булки, - мы просто не могли. Сначала откусишь уголок, потом пройдёшься ещё немного дальше, повдоль корочки. Аппетит усиливается, и ты не в состоянии уже остановиться. Внутренний голос тебе всё время твердит: «Давай! Откуси ещё немножко! Чуть-чуть. Исчезает корочка, а за ней и мякоть».
Пока дойдёшь до дома, то третью часть булки ты уже и съел. Ничего другого потом не остаётся как опять с деньгами, которые тебе дали родители для другой булки, бежать в магазин. Конечно, за хлебом тоже всегда была очередь, и порой и его тоже не доставалось.
Вот так мы и бегали в магазин, то за одним, то за другим, так сказать, занимались «спортивным» бегом. Ну а что делать! Мы ведь так и так всё время были на свежем воздухе. Прыгали, бегали, носились и тратили свою неиссякаемую детскую энергию.
А самой вкусной едой для нас детей потом было молоко в тарелке, с кусочками в нём хлеба. Это было так классно, что ничего другого нам и не надо было. Наевшись, мы потом носились всей детворой по двору. Когда мы были очень увлечены игрой, загнать нас в дом покушать, было просто невозможно. Ну а если всё же нас настоятельно загоняли домой поесть, то мы хватали кусок хлебы с маслом, или с посыпанным на него сахаром, или немного с солью, и выбегали опять во двор. Порой хлеб из рук вываливался на землю, но это было не страшно. Подняв его и немного очистив от крупинок песка или чего другого, мы спокойно отправляли его в рот. Никакая зараза к нам тогда не приставала. Иммунная система тогда была на другом уровне, чем у детей сегодня. И всего-то они боятся, и если что упало, то это уже выбрасывают. Быть может, поэтому многие быстро заболевают. Иммунная система у них слабенькая!?

То, что нас не убивает, делает нас сильнее (Цитата: Ницше, Фридрих).


Мокрые истории
 
В том далёком детстве мы, будучи детьми, бегали на улице, играли в догонялки, прятки и вышибалы. Играли в разные игры: пуговки, а также сплющенные крышки от бутылок, сбивая их небольшим, овальной формы камнем-битком, в чижики. Также играли в азиатскую игру, так называемые асыки, – это простые бараньи косточки. Метали эти асыки двумя пальцами руки. Они устанавливались на небольшом отдалении друг от друга. Потом участник игры должен был от определённой черты одним асыком-битком, метая его, выбить другие асыки. Метание такого асыка требовало точности, сноровки и некоторого мастерства. Собирали спичечные этикетки, и фантики, значки и марки, носились по лужам босиком и в сандалиях. Строили, как и все дети, балаганы и шалаши из всяких веток. Играли в песке с машинками, если у кого они были, или с самодельными, сделанными из брусков. Нам нравилось оставлять следы, или просто след, от плоской деревяшки. Строили мостики и гаражи.
После летнего тёплого дождика, в низине, что была рядом с нашим домом, собиралась вода. Тогда мы с ребятами вытаскивали оцинкованные ванны, или разные тазики, которые нам разрешали взять родители. Садились в них и, взяв в руки по одной или паре плоских длинных дощечек, гребли по воде, чувствуя себя капитанами в лодке. Наши «лодки», порой не выдержав качки, которую мы сами и создавали, переворачивались.
«Волны бушуют раз, волны бушуют два», - кричали мы, а на «три», мы плюхались в эту водяную стихию, но при этом ни чуточки не расстраивались, так как было жарко, и нам такое охлаждение было как раз кстати. А порой дождик продолжал ещё короткое время идти, хотя светило и грело уже жаркое солнце. Появлялась радуга. Такой дождик все называли слепым. Мы ложились в лужицы на тёплом асфальте, который испарял эту дождевую влагу, и нам всем было весело, забавно и хорошо.  Лежали в этих лужах как поросята, визжали, радовались, резвились, кричали и прыгали и, по-своему, были счастливы. При этом вода из луж, а их после дождя было достаточно, выскакивала из-под наших босых ног. Она устремлялась в разные стороны, обрызгивая других ребят. Это было классно! В самые жаркие дни мы устраивали наши обливалки: носились с кружками воды или с маленькими ведёрками и обливали друг друга. Доставалось иногда и ребятам с нашего двора, которые были одеты. Но они потом бежали домой, раздевались, и тоже носились вместе с нами обливая тех, которые и их облили.
Помнится мне ещё и такой случай, правда, это было уже зимой. Рядом с домами в логу собралась вода, глубиной примерно в двадцать сантиметров. Она была подмёрзшей, и в ней лежало никому не нужное старое колесо от машины. Мы с братом, недолго думая, решили по камням, которые выглядывали из воды, к этому колесу добраться. Добравшись и расположившись на нём по разные стороны, стали себе на нём раскачиваться. Всё было хорошо до того момента, пока раскачивались тихонько, осторожно и равномерно. Но моему брату, который был старше меня на два года, вдруг вздумалось высоко подпрыгнуть и с силой приземлиться обратно на своё место. Я думаю, что он хотел посмотреть удержусь ли я на этом колесе? О себе в этот момент, наверное, совсем не думал. Естественно, после потери баланса-равновесия, я катапультировал как из самолёта. Не удержавшись, махая руками по сторонам, плюхнулся в воду. Брату не пришлось ликовать как победителю. Так как он, помахав руками в воздухе, как птичка, и, крикнув что-то невнятное, типа «А-ай!», произвёл такое же приводнение, как и я, в эту ледяную воду. Теперь мы оба сидели в этой воде как лягушки-квакушки, нам оставалось только поквакать. Ну, как говорится, не делай другому плохо, а то вернётся к тебе самому. Сидеть там было как-то не комфортно. Наши тёплые пальто, а также штаны и обувь, почувствовали быстрое и проникновенное свойство воды. Они впитали достаточно влаги. Идти в мокрой одежде и обуви домой было неприятно, да и холодновато. К нашему счастью, родителей дома не было. Мы быстро поснимали с себя всю эту мокроту, оставив лежать прямо на кухне у порога. Быстро обтеревшись, забрались в кровать под тёплое одеяло, чтобы согреться. Родители, придя домой вечером, чуть не споткнулись о брошенную нами на кухне одежду. Конечно, спасибо они нам не сказали и были не довольны. Некоторую, так сказать, поучительную «нотацию-информацию» они нам, конечно, произнесли. В то же время были рады тому, что мы не бегали в мокрой одежде по морозу дальше. Ведь могли бы так и простудиться, и заболеть. А того, чтобы дети болели, никому из родителей не хочется.
Временами, когда выпадал снег, мы дети, вместе с родителями выходили во двор с разными лопатами его убирать. Из этого снега мы дружно делали на пустыре высокую горку и лепили снеговика. Позади этой горки сооружались и ступеньки. Если был шланг, то подсоединяли его к колонке и брызгали на нашу конструкцию. Колонки были везде рядом с домами, из них брали воду для домашнего пользования. Порой, когда были сильные морозы, вода замерзала. Тогда взрослые приносили дрова и разводили костёр у основания колонки, чтобы её отогреть. Протянув шланги до нашего снежного сооружения, мы сначала легко обливали нашу горку. Позже этот процесс повторялся. Горка за ночь становилась на морозе крепкой, а для большей уверенности в её крепости, и большего скольжения, мы ещё её немного поливали. Вечером же, и стар и млад, все, кто хотел, выходили во двор кататься. Если кому из ребят разрешали взять отцовские кирзовые сапоги, те, намотав на ноги портянки, выходили во двор в них кататься. Было очень весело и приятно оттого, что так дружно и сообща, для общего развлечения, соорудили горку.
Порой вспоминаю всё это, ворошу в памяти многие моменты и события из моего детства, и при этом сам же улыбаюсь. Вижу это так отчётливо, как будто всё было только вчера. Даже и не верится, что с того времени, нас разделяют многие года, наполненные тёплыми детскими воспоминаниями.

Комарики

Однажды брат стал уговаривать меня спать на свежем воздухе. Честно говоря, мне этого не очень-то хотелось, так как комарики почему-то меня не любили, вернее не меня, а мою детскую, сладкую кровинушку. Пищат, пищат над моим ухом, а потом незаметно садятся на открытую часть тела и пьют мою кровь. Этих маленьких кровопийц я не очень-то приветствовал и жаловал. И если только слышал где-либо рядом присутствие хоть одного, то сразу терял покой. Этого ночного лазутчика мне нужно было непременно выловить и обезвредить. Иначе он, хоть и маленький и, вроде, безобидный на вид, мог причинить некоторые неприятности в виде покраснений, припухлости и зуда кожи. Если таких комариных укусов   много, то о спокойной ночи можно забыть.
Летом в наших краях было и днём, и ночью жарко. Днём в тени под деревом полежать, было хорошо. Но чтобы ночью спать в саду, такого у нас с братом ещё не было.
– Давай уговорим родителей, чтобы нам разрешили спать в огороде! – предложил он мне. – Сделаем с тобой лежанку, положим там одеяла и подушки, и всё будет классно, как в палатке!
Отговаривать его было бесполезно, и я нехотя согласился.  Начали уговаривать родителей. Они долго нас отговаривали и предупреждали, что ночью орудуют комары. Но, как говорится, кто не хочет слушаться, тот должен на себе всё сам испытать. Отец с мамой дали нам своё добро, но предупредили, чтобы мы были вместе и никуда ночью не бегали. Иначе это будет в первый, и в последний раз для нас.
Обрадовавшись, хотя больше радовался мой брат, чем я, мы пошли в огород и принялись сооружать нашу ночную лежанку. Сделали ровный настил из досок, которые лежали в углу огорода. А позже принесли и подушки с одеялами. Родители смотрели на наши активные приготовления с усмешкой, и спрашивали нас, не передумали ли мы ещё с нашей затеей. Мы отвечали уверенно, что хотим спать в огороде и что всё - решено. Ну что ж, решили, так решили. Правда я, так, на всякий случай, предусмотрительно оставил, в одной из комнат, не затворённой форточку, так сказать, лаз для отступления от нашествия полчища ночных налётчиков. Также я предупредил сестру, чтобы она не испугалась, если мы ночью вернёмся через форточку в дом, ведь придётся пробираться через её комнату.
Пришла долгожданная для нас ночь, и, наверное, она была также долгожданной и для комаров. Так как они, как бойцы японских нинио, сидя в своём укрытии, видимо, нас уже ждали и радовались.
Начали они свой бой разведкой на нашу бдительность. Они делали тихий облёт нашей лежанки, и проверяли, заметили мы их попискивание, или ещё нет. Проверяли нас на слух: будем мы махать в тёмной ночи руками, или у них будет свободный доступ вытягивать нашу кровинушку. Мы, конечно же, не могли в этой темноте видеть этих кровопийц, но их присутствие, было ощутимым. Они как свора вредных гиен стали неприятно попискивать у нас над ушами и лицом, делая пробные укусы. Эти места стали чесаться, и в ход против этих налётчиков пошли наши руки. Мы пытались прихлопнуть их ладошками. Отмахивались от них, как только могли, хаотично размахивая руками в темноте. Выдержать это было просто немыслимо. Мы спрятались от них под одеялом. Но сколько можно там прятаться!? Мы ведь хотели спать на свежем воздухе, а не под одеялом, а теперь, такие большие пацаны, бойцы, прячемся от маленьких комариков. Стучать ночью в двери, чтобы родители нам открыли и впустили в дом, и тем самым показать, что мы сдались и капитулировали, не хотелось.
Я всё же не мог больше терпеть этих комариных укусов и сказал брату, что пойду в дом, хочу нормально спать в уютной кровати, без этой «классной» ночи на свежем воздухе.
- Как ты хочешь попасть в дом, если все уже спят и всё закрыто? – спросил он.
- А я на всякий случай оставил не закрытой форточку, и сестру тоже предупредил, - ответил я.
К моему удивлению, брат этой новости обрадовался и согласился вернуться в нашу с ним комнату. Он подсадил меня. Я влез наполовину тела в открытую форточку и открыл защёлки окна. Сестра, конечно же, проснулась, но не стала кричать так, как если бы кричала при виде воров или взломщиков. Тихонько мы принесли через окно нашу постельную принадлежность в дом. Потом, будучи уже в доме, мы тихо-тихо улеглись в постель. Вторую половину ночи провели спокойно, без комариного нашествия. Утром родители увидели нас спящими дома и на привычных местах.
Наш ночлег в огороде был недолгим, но утром мы проснулись искусанные комарами. Бой с комариным налётом мы проиграли, но получили для себя надлежащий урок. Как говорится, везде хорошо: и в гостях, и на природе, – а дома всё же в своей кровати – лучше.

02.01.2021