Бабушкины сказки

Жили в одном селе, в глубинке, очень хорошие люди, все хорошие, сельские люди вообще все добрые, отзывчивые.

Наша семья была из четырёх человек, мама и нас трое детей, отец наш погиб трагически, осталось нас трое полусирот, и мама вдова в тридцать два года.

Жили небогато, но и не голодали, скотину держали, огород свой, мама работала дояркой, зарплату получала своевременно, нам платили по потере кормильца, так что худо-бедно, но справлялись. Мамина мама, бабушка наша умерла, когда мы ещё совсем малые были, плохо её помнили, а мама отца была жива, жила в соседнем селе в семье дочери, нашей тёти Раи. Не то чтобы она часто навещала нас, но время от времени такое случалось, приходила, ходила она пешком, а было ей уже за семьдесят лет, пять километров она и за путь-то не считала, говорила, что по молодости за сорок километров в город пешком ходила. Причём туда и обратно. А в райцентр сходить за восемнадцать километров вообще не проблема для неё была.

Так вот приходила она к нам обычно на день поминовения отца, все вместе на кладбище ходили, поминали.

А вечером садились возле неё и просили, чтобы она что-нибудь рассказала из своей жизни, и она несколько таких историй нам рассказала.

Коза.

В войну забрали мужа на фронт, а я с тремя детьми осталась, надо их кормить-поить было, да ещё и работали в колхозе, всю и женскую и мужскую работу делали. Дома огород, картошки много сажали, ну и огурчики-помидорчики, лучок, свёклу, морковь, много всего, из всей скотины была одна коза и то на двоих с соседкой, но кормилица, курочки были, но тогда платили налоги и яички сдавали и масло государству, война шла. Так и жили, в селе жил один мужичок горбатенький Игнат, на войну его не взяли, он счетоводом работал, налоги собирал, а вернее обдирал почём зря, ни на кого не смотрел, уж такой был вредный.

Как-то раз летом дело было, коза на лужке на привязи паслась, напоила её, устала, целый день сама на солнце на огороде возилась да стирка-уборка, ребята маленькие, решила немного полежать отдохнуть. Легла, а сама думаю, надо налог за козу заплатить, а то Игнат житья не даст. Сто яичек сдала государству, рассчиталась, а масло ещё не сдавали, ну никак набрать не могли, у меня трое ребят, у соседки четверо, а коза одна, молока едва на всех хватало.

Задумалась и задремала. Тут дверь со стуком открывается, соседка Матрёна с порога кричит:

— Марфа, бери чинжал, горбатенький козу уводит! — Бабушку Марфа звали.

Не помню, как слетела с печки, во дворе какую-то палку схватила, да и вперёд за горбатеньким, а сами орём:

— Отпусти козу, паразит, а то сейчас мы тебя зарежем!

Игнат как увидел нас разъярённых, а я ещё палку как нож держу, что ему помстилось, только привязь он бросил и бегом от нас, бежал как заяц.

Мы с Матрёнкой козу домой привели, в сарае заперли, травы ей принесли, а сами и смеёмся и страшно-то нам, вдруг в район на нас нажалуется горбатенький.

Но нет, обошлось, и он не нажаловался, и налог мы не заплатили, и козу, слава богу, у горбатенького отбили.

Вот такую историю нам бабушка рассказала, а мы смеялись тогда, интересно.

Камень.

Ещё рассказала она историю, пошла она в райцентр утром рано продать немного яичек да молока и купить муки, совсем не было муки дома, а без хлеба голодно. Чем ребят кормить не знала, на всём экономила.

Утром рано ушла, стояла на базаре, стояла, а денег мало выручила, чтобы мешок муки купить не хватало.

Купила что-то ребятам да и пошла обратно домой, а дорога через лесок шла, тогда напрямую дороги были, летники назывались.

Иду, а сама дороги от слёз не вижу, чем ребят кормить, как жить, до дома немного оставалось, решила посидеть немного отдохнуть недалеко от речки, и село своё уже рядом, присела, как мне показалось, на камень большой, сижу плачу, господи, как мне жить, поплакала, посидела, надо домой идти.

Вытерла фартуком слёзы, поднялась, смотрю, это вовсе и не камень, на котором сидела, а мешок,туго набитый, мешок то оказался с мукой. Кто то потерял, что ли, большой, как я его на плечо взвалила и до дома донесла-сама не знаю, в нём пуда три муки было, что странно, после я его с места сдвинуть не могла. Вот ведь, наверное господь силу дал.

Так что, не пришлось без хлеба остаться.

ЦЫГАНЕ.

Однажды, дело было под Пасху, купила я себе галоши новые глубокие, пару, и пару чулок, хотя и недорого они стоили, но пенсия маленькая была, двенадцать рублей всего, прибралась к празднику, яички покрасила, куличей напекла, галоши в сенцах поставила, чулки в них положила, приготовилась на моление сходить, церкви уже не было в селе, но на праздники собирались в доме у кого-то и молились. Тем более под Пасху, яички и куличи святили сами, а утром расходились по домам, разговлялись, после чего навещали кладбище.

Совершив все эти приготовления, присела отдохнуть, тут и принесла нелёгкая эту цыганку, было время, они, эти цыгане, кочевали.

Это даже и я помню, приедут, на краю села кибитки свои поставят, поют, танцуют, ребятня играет, какие-то игры у них своеобычные были, ребятишки их наглые из рук кусок вырвут.

Ну, по-своему попросила цыганка подать ей что-нибудь, я ей яичек крашенных подала, да ещё булочки, она ушла, а я и проводить не вышла, устала, когда хватилась, в сени бежала, а там ни галош, ни чулок нет, я бадик в руки да за ней следом.

«Отдай галоши», — кричу.

Она от меня, я за ней, да где там, цыганка молодая, а я-то уже старенькая, так до самого их табора след в след шла.

Ругалась с ней, она не отдаёт галоши, хоть ты плачь.

Тут мужик вышел, её, по всей видимости, спросил, коверкая слова, в чём дело, я ему и рассказала всё как есть.

Он так ругался по-своему с цыганкой этой, сказал: «Сейчас же отдай бабушке то, что унесла у неё».

Вынесла она из кибитки и галоши мои новые, и чулки, я их под мышку и домой.

Мужики-то у них не ходили по дворам, больше лежали, их жёны кормили. Так заведено у цыган.

Вот такие истории из жизни рассказывала бабушка, интересно нам слушать её. Ещё одну байку рассказала, то ли правда, то ли нет это было... не знаю.

У одной молодой бабы умер муж, она очень его любила, тосковала по нём сильно, плакала много, вот он ей являться стал, спать с ней ложился, разговоры вёл, всё как и быть должно.

Стала та баба таять на глазах, в чём дело, никто понять не мог, она никому ничего не говорила, но шило в мешке не утаишь, и одна её родственница как-то узнала, что неладно с ней, бабы, что делать, ей муж покойный является, наверное, говорит ночью с кем-то, как он придёт, если умер, а она по имени его называет.

Тут постарше одна говорит, надо отмаливать её, иначе беда будет, это враг ходит к ней, убьёт ведь он её, дети сиротами останутся.

Стали спрашивать у Вали, так звали эту бабу, она всё и рассказала, то есть приходит, обо всём спрашивает, помогает вроде во всём, и спят-то они вместе.

Подумали и решили: отмолить надо, в сёлах тогда умели это делать, всё молитвой, все проблемы решались.

Собрались человек десять вечером у неё дома, свечи зажгли перед иконой, электричества не было, лампу зажгли, молятся, ровно в полночь такой грохот страшный, как кто-то долбанул по лампе, она вдребезги, свечи погасли, а он говорит:

— «Собрались тут, молятся они, грешили, грешили в молодости, а сейчас святые стали», и всё пропало.

С той ночи и Валя пошла на поправку, никто ей больше являться не стал.

Вот грешные, не грешные, а молитва во всём помощница.

Много нам бабушка интересных историй рассказывала, все и не вспомнишь, иногда думаю, то ли правда всё было, то ли байки это?