Копорье. Деревня Подмышье

      Старая крепость Копорье (1237 года),переходящая то немцам, то шведам и при Иване Грозном к России.


  Шура после защиты диплома, хотела поехать в деревню Подмышье  – это около Копорья, к Седелкинам – ее многочисленной родне: теткам, дядькам, двоюродным сестрам, братьям.Она давно не виделась с ними. Сколько раз она ездила  с братом на родину отца. Хотелось вместе с деревенской молодежью погулять, сходить по грибы да по ягоды. Малины, земляники было так много на лесных опушках, на склонах холмов и на полянках, что собирали ее впрок, на всю зиму. Как здорово купаться в холодной ключевой речке, что течет на дне оврага. А съездить на сенокос! Рано поутру мужики выходят дружно в поля косить, выстраиваясь в ряд и широко размахивая от плеча косами, врезаясь в сочную траву, покрытую росой, и слышан веселый звон металла: дзинь-дзинь-дзинь-дзинь. В полдень поднявшееся солнце уже успеет подсушить траву, бабы и молодежь начинают ворошить,переворачивать граблями сено, а после полудня все идут в тенек на обед. Развязывают узелки или вынимают  из корзинок  простую деревенскую снедь: кринки с молоком или квасом, караван домашнего хлеба, огурцы, помидоры, головки лука, рассыпчатую картошку, шмат сала, и с аппетитом пообедав и передохнув, идут еще раз ворошить сено. А уже к пяти часам вечера, когда сено подсушилось  на солнце, надо его собирать в стожки. Затем мужики подъезжают и грузят на подводы сено в огромные стога. Возвращались поздно вечером, почти ночью. Девчата, забравшись на вершину стога и проваливаясь в сене, поют песни  и озорные частушки.

                Бежит курица в аптеку:
                "Дайте пудру и духов,
                Для приманки петухов!"

                У меня на сарофане
                Петушок,да курочка.
                Никто замуж не берет-
                Потому что дурочка.

                А самолет летит,
                Мотор работает,
                А зади поп сидит,
                Картошку лопакт.
               

          Глядя в звездное небо на таинственную луну, которая освещает весь путь длинной цепочки подвод, нагруженных огромными стогами, представляется, что плывешь вместе с луной по небу. Наконец подводы останавливаются  у амбара, молодежь с шумом скатывается со стогов и, смеясь, вбегает в избу, усаживаясь за стол, где тетя Нюша ставит на длинный стол глиняные кринки холодного молока и сметаны, плошки меда, достает из печи еще теплые, пышные, и такие вкусные сметанные лепешки, вкуснее ничего на свете нет. А после этой дружной трапезы все валились на перины, что стелили на полу по всей избе, и засыпали крепким, беззаботным сном.
Какой сад был у Седелкиных! Тянулся до леса почти с версту. Какие созревали яблоки: белый налив, антоновка! Там были деревья вишни, сливы, между ними стояли улья. К самому дому был пристроен огромный амбар для запасов продовольствия – это домашние заготовки: засаливали огурцы, квашенную капусту, солили свинину, коптили колбасу, делали запасы картофеля и других овощей, фруктов и ягод, так же для  фуража. И это был обширный хлев для коров, лошадей, овец, свиней, не говоря уже о курах и гусей. Хозяйство было огромное, а как же – семья-то большая: десять человек, работы хватало каждому круглый год.
Семью Седелкиных знали как дружную, работящую. Их хозяйство было примером многим в округе.  Недалеко от Подмышья, в другой деревне, Игорощи, жили другие родственники: Тимофеевы и Громовы. Родни было много, поэтому, когда собирались на праздники  – Пасху, Рождество, свадьбы, на пристольные праздники,  – сбивали специально и ставили в саду столы, лавки  – человек на сто и более. Приезжали  родственники и гости из соседних деревень, и из Питера. Они любили семейные трапезы, когда за столом собирались вся родня, друзья и ведутся беседы и общение.А какие песни пели под кармошку и кадриль танцевали.
Казалось, налаженная  жизнь в деревне не может быть чем-то нарушена.  Но страшная сила катилась и сметала тысячи крестьян с их насиженных, родных мест, с земли, которую они любили, которую они лелеяли, на которой они трудились, передовая свою любовь к земле от поколения к поколению. Трагическую, кровавую, коллективизацию, разрушившую жизнь крестьянина, затеял Сталин его соратники в деревне. 
Темной ночью подъехали две подводы к дому Седельников, ворвались в дом с криком и бранью человек двадцать вооруженных людей и приказали быстро собираться, взять только теплые вещи и увезли всех. Сослали их на север, за Полярный круг, в Североморск, где они все погибли от холода и голода. Дядя Гриша и тетя Нюша Седелкины, их сыновья Алексей, Петр, Николай с женой  Еленой, Борис с женой Ольгой и двумя маленькими детьми, дочери Надежда, Анастасия, Любовь, Лидия. Остались только дочери Анна и Антонина. Они в это время жили в Ленинграде и учились в медицинском училище. Дом Седелкиных отдали под колхозное управление, большую часть сада срубили, остальное вымерзло и засохло.
 
    Во время Отечественной войны эти теретории были окуппированы немцами почти три года. Когда они отступали, то угнали население со скотом в прибалтику, в Германию и сожгли все деревни. Когда война окончилась, многие люди вернулись на пепелища.
 
    После войны -это 1947-50 годы,  Шура отправляла Алю на каникулы,на все лето к троюродной сестре Елизавете и ее мужу Степану Липортовым. Единственные, кто остались в живых   из ее родствеников и вернулись в деревню Игорощи. Деревни были все сожжены, остались пепелище, обгоревшие дома, и вернувшие, как могли приводили в порядок себе жилье. Люди обзаводились скотом и выращивали на огородах овощи. Иногда ездили в город продавать кое-что из урожая на рынке.  Снабжение деревень было ужасное. Магазин был только на станции (где ничего не было) или надо ехать в город. И когда Шура отправляла дочь на лето, то везли все что нужно было: сахар, крупы, макароны,селедку, консервы, подсолнечное масло,конфеты (подушечки) и так далее, вплоть до соли.
       Колхозникам платили ни деньгами, за их тяжелый труд, а трудоднями. И еще были поборы c подсобного хозяйства, то-есть если  колхозник имел какую-то скатину, то надо было отдавать государству - сколько-то молока, яиц, овечий шерсти. Просто узаконенное, советской властью - крепостничество. Паспорта у них не было и вырваться из клохоза было не возможно. Парни, отсужив армию, могли найти работу в городе на стройке,или девушке выйтий замуж. Колхозное хозяйство еле-еле восстанавливалось, населения было мало