Коммунальные квартиры

МАЯКОВСКОГО 19

Я родилась в Снегиревке. Это как пароль. Кто не знает этого роддома В Петербурге. А жили мы на Маяковского 19, совсем рядом. На последнем  пятом этаже, в большой коммунальной квартире с печкой, в огне которой сгорела моя первая кукла, посаженная папой очень близко. Он хотел , чтобы клей скорее засох. С длинным коридором, по которому я каталась на велосипеде, с кухней с четырьмя плитами, на  одной из конфорок которой кипятили волу, чтобы меня купать. Потом несли эти кастрюльки по коридору, бегом, чтобы не остыли. Гладили пеленки в двух сторон.
 Квартира была отгороженная, анфилада комнат. Двери  между ними заклеены обоями. А справа коридор..
 В  соседней комнате жила мамина двоюродная сестра, Милочка, студентка консерватории, всю комнату которой занимал рояль. Потом я под ним играла в кубики.
В коридоре было два окна. Из одного окна можно было выйти на крышу соседнего четырехэтажного дома, что и делала пианистка  Милочка, загорая  по весне. Там же сушили белье
 Милочка по шесть часов в день играла гаммы. Слышимость была прекрасная. Бабушка говорила, что никакие другие соседи бы не выдержали. А бабушки нравились эти гаммы. Милочка была младшей дочерью бабушкиного младшего брата, веселого и остроумного.
 Следующую комнату занимала тетя Лина, сестра жены бабушкиного брата. Она жила там с сыном и невесткой.
Потом за поворотом  была комната дедушкиного брата. Он жил там со старшей дочерью  Леонорой, тетей Лялей и ее семьей, мужем и двумя сыновьями. Жена  бабушкиного брата очень рано умерла. Впрочем, может он и с Милочкой жил, не знаю Потом  шли две смежные комнаты неизвестных мне людей. Не помню их совершенно. Потом ванна с дровяным отоплением, там только стирали, мыться ходили в баню, потом туалет, куда всегда стояла очередь. А мы с бабушкином братом вели там интенсивную переписку. В основном это были стихи.
« Желаю всем огромного здоровья» ,-писала я на клочках бумаги в клеточку, висевших на гвоздике.
« И пейте, пейте молоко коровье»,- отвечал он.
 Все остальные смеялись. Потом шла кухня с четырьмя плитами, потом дверь на черную лестницу.
 Поскольку квартира была на последнем пятом этаже. То существовал переход в школу, выходившую на Некрасова. Из окна нашей комнаты, окна во двор, видны были классы, ребята в галстуках на переменках снующие туда-сюда.
 Двор колодец, поленницы дров, на первом этаже жил «доктор Рапопорт», насмешивший меня своей фамилией ( я долго считала что два слога  « по» это слишком много и там ошибка)
  Мы переехали на Петроградскую когда мне было два года, так что жизнь свою в этой коммуналке я помню довольно смутно, скорее уже по тем временам, когда  бабушка забирала меня на выходные к себе, водила на английский в «Дом работников Искусств» , что на Невском, куда меня  взяли по блату- папа с мамой инженеры, а бабушка врач. Какие же они работники искусств?

Профессора Попова 33

Родители отца попали в Ленинград в 1930 году. Сестры деда были послушницами  монастыря Иоанна Кронштадтского, что на Карповке. Монастырь закрыли, всех разогнали. Они заняли свободную квартиру на первом этаже в доме напротив, на углу Проф. Попова и Вяземского. На берегу Карповки паслись козы, Это даже я помню.
 Квартира была четырехкомнатная. С печным отоплением, без ванной, туалет на возвышении  с окном на черную лестницу. Удалось занять три комнаты. Сначала приехал дед. Он был Председателем колхоза в Ярославской области , но в 1929 году понял, что пора бежать. Бабушкин брат был председателем сельсовета, поэтому деду это удалось, самого « брата Ляксандру» протащили за лошадью в одном исподнем зимой. Через два месяца он и умер. Бабушка с пятью детьми  отправилась за дедом. Между первым и пятым ребенком разница 6 лет.
 Четвертую комнату отстоять не удалось. Там поселилась тетя Наташа. Дед устроился на завод. Когда за дедом пришли,то увидели : рабочий с кучей детей…Звонили в большой дом, советовались... Увезли тетю Наташу. Потом там жили два НКВДшника с семьями , разгородив комнату занавеской, их забрали тоже. Потом тетя Настя, ее я помню.
 Одну комнату, длинную как кишка, шириной  метра в полтора занимала тетя Фрося. Она работала медсестрой, делала уколы от бешенства. Вся комната была завешана иконами, на печке лежала Библия и несколько томов Киплинга. В другой  маленькой, но квадратной -  другая сестра деда  - Агафья. Она работала проводницей, я редко ее видела. От нее осталась кукла, сгоревшая  у печки на ул. Маяковского. Она умерла , когда мне было 4 года, в ее комнату мы и переехали. Здесь же родился мой брат. В третьей самой большой 18 ти метровой комнате жили бабушка с дедушкой, папины три сестры, спавшие поперек на диване, потом  по очереди уезжавшие к мужьям: тетя Нина в 14ти метровую комнату к свекрови и младшему  15ти летнему брату мужа, тетя Оля в Краснодар, где дядя Володя построил комнату на чердаке родительского дома и тетя Лиза в Калининград, а папин младший брат, приведший сюда же свою жену, тут и трех детей родил.
 Печки были круглые, голубые. На кухне стояла огромная плита, топившаяся дровами. Здесь же и стирали. Потом появились газовые плиты…
Когда мне было 6 лет , папе дали комнату на пр. Карла Маркса 74, большую, 26 метров, но эту пришлось сдать. Родственники были недовольны. В ней поселились какие то чужие люди.
 Под окном стояла бочка с квасом, мы высовывались из окна . Спускали на веревочке бидон, а в нем деньги… Подоконники были широкие, на них можно было спать.
 В 1954 году было самое сильное наводнение в моей жизни: вода поднялась до пола, затопив подвал. По Карповке плыли лодки, люди добирались до своих домов. Я сидела у папы на шее и смотрела на люк, куда с жутким урчанием уходила черная вода. Было страшно.
 В доме напротив жила моя подружка, у которой мы часто играли. У нее была огромная картонная коробка, думаю от телевизора, там вырезали окна и двери, получился домик. А в парке на Вяземском я научилась выговаривать букву «р».
 Видела своего отца на «колбасе» трамвая, когда он опаздывал на работу.
 В 1956 мы переехали на Карла Маркса.
 Потом мы всегда ходили к бабушке на 1 Мая и 7 ноября после демонстрации. У нее были пироги и весело .Собиралось много народа. Приходили бабушкины двоюродные сестры и брат с детьми.
 Над столом висел оранжевый абажур.
 В свой день рождения дед пошел за сигаретами на угол проф. Попова и Кировского, его долго не было, мы сидели за столом и ждали. Папа  купил в подарок резиновые сапоги: дед был заядлый грибник. Но он так и не вернулся: на углу проф. Попова  и Кировского его  насмерть сбил автобус.


Карла Маркса 74


Родители работали в институте телевидения ( ВНИИТ). Он расположен на площади Мужества.
 Они учились в ЛЭТИ и  были в первом выпуске инженеров - радиотехников, закончивших   по специальности  « Телевидение». Тогда это было только начало великой телевизионной эры. Лишь четверо из их группы  распределили  по специальности. Причем папу оставляли в аспирантуре, но он отказался из-за меня: я родилась 31 декабря, а 7 января они защищали диплом.  Папа утром, мама после обеда ( до сих пор поражаюсь как ей это удалось: передала меня папе на руки. На вопросы отвечать отказалась:» Мне пора ребенка кормить!» -, за что получила четверку). Потом его распределили в Москву, он туда поехал, но его не взяли, сказав,что место занято. Тут показания расходятся: папа считает, что он просто опоздал и кто-то приехал раньше него, а мама говорит, что она ходила к декану со мной еще в животе и говорила, что поедет вместе с ним, мама моя - еврейка, поэтому и не взяли его. ) Мама потом 8 месяцев сидела без распределения, значит и без работы, вроде и хорошо: я совсем маленькая была. Но тогда без распределения никуда не брали, ей пришлось судиться с институтом и ее направили туда же , куда взяли папу. А он на практике был в только что организованном Институте телевидения ,там и началась его трудовая жизнь,продлившаяся 53 года.
 Напомню. Это был 1951 год. Дело врачей набирало обороты… Бабушку,работавшую в больнице Раухфуса врачом - лаборантом , обвинили в том, что она распространяет холеру: в одном из анализов она действительно  холеру обнаружила и сообщила об этом… спасла ее только ее начальница, убедив  руководство в отсутствии преступных намерений.


Я помню это время смутно, думаю уже шел 1953 год, мне было 2 с небольшим,  зима, январь - февраль, я сидела на горшке под столом, над которым висел оранжевый абажур. Дед Коля  пил чай , нога на ногу  , я положила подушечку ему на ногу , он наклонился ко мне: « Вот будешь баловаться, поедешь с матерью своей в вагоне далеко -далеко». И разговоры, разговоры постоянно. Осталось только смутное ощущение чего то страшного.
В 1956 году папе выделили комнату  с условием, что он свою сдаст в фонд Института.

Комната была в новом доме . Жили в нем работники Института.
Наша была самая большая   в  квартире: 26 метров, два окна, самый большой в доме балкон ( над аркой) , на четвертом этаже. Окна выходили на проспект Карла Маркса, трамваи как раз заканчивали свой разгон и начинали тормозить перед следующей остановкой, было очень шумно. Мы клали вату между рамами и она всегда было черной : слева Абразивный завод Ильич, а прямо через дорогу завод «Красный Октябрь», сверхсекретный. До сих пор не знаю, что там делали.
У родителей была огромная тахта, куда мы с братом по воскресеньям забирались и самозабвенно прыгали. В 9:15 включали радио, « С добрым утром»  слушали всегда . И всегда по воскресеньям ели манную кашу. Сначала я считала, что это папина любимая каша, что правда. Он любит все молочное, потом выяснилось , что у него с войны язва и ему нужно эту кашу есть. Короче эту манную кашу я возненавидела. А папу мама вылечила. Он часто ездил в командировки. Сначала испытывал телевизионную аппаратуру на самолетах, потом его камеры стояли на космических аппаратах. И все время он питался в столовых. И всегда брал стакан сметаны. Может это его и спасло.
 В 1957 году я пошла в первый класс. 104 школа находилась далеко, а главное,что нужно было переходить 3 дороги : пр. Карла Маркса. Лесной проспект и Антоновский переулок. Дальше тянулся пустырь вплоть до Кушелевского интеграла, впрочем и в другую сторону по Кантемировской   от  абразивного завода Ильич до самой Невы ничего не было, а на Неву мы ходили ,чтобы набрать красивых камешков для аквариума.
Папа научил меня переходить дорогу прямо перед домом, так как на перекрестке машины совершенно не слушались сигнала светофора и там было еще опаснее. На этом переходе меня и остановил пионерский патруль. Их было трое. Они казались огромными :
«Девочка, ты что не умеешь переходить дорогу?»
-»Мне папа сказал . Тут переходить»
-» Так у тебя и папа нарушитель!!!»
Я привела их домой, хорошо , папа дома был, я спряталась за ним..
В квартире были еще две комнаты. В комнате 18 метров жили дядя Ваня и тетя Маруся. Дядя Ваня работал токарем на экспериментальном заводе при институте Телевидения. Он был огромным и всегда сильно топал, когда шел из своей комнаты на кухню. Тетя Маруся работала парикмахером. Я считала ее красавицей . К ней приходили женщины и сушили головы в духовке на кухне. На ее столе на кухне стоял таз с водой, в нем лежал огромный кусок сливочного масла. На килограмм. Холодильников не было. Мы хранили все между окон, но бабушка покупала 150 грамм масла, а этот кусок был огромен.
 У них было двое детей. Наших ровесников: Галя, старше меня на год и Сережа, старше моего брата на год. Галя ходила в 115 школу. Школа была на таком же расстоянии от дома, только идти нужно было не по Кантемировской, а по улице Александра Матросова. Она была как раз напротив Бани, куда мы с бабушкой ходили. Почему то 104 школа считалась лучше 115 й и родители приложили немало усилий, чтобы меня туда пристроить.
В третьей 15 ти метровой комнате жила тетя Женя Венеровская. У нее была коса, уложенная вокруг головы. У них с дядей Димой тоже было двое детей: Леночка,ровесница моего брата ( брату был год) и вскоре родившийся Димка. Дядя Дима болел, у него был диабет , он ослеп и умер, когда Димке был год. У тети Жени появился дядя Витя, который  в отличии от дяди Вани по квартире летал: его не было слышно совершенно, он передвигался бесшумно, был очень предупредителен и вежлив.
В квартире была большая ванная.  На семью отводилось два дня: в один день все по очереди мылись в другой день стирали. Ели в комнате.
 Родители всегда работали, выходной был один, я в садик не ходила. Меня не смогли устроить, у нас всегда были няньки, которым мама отдавала практически всю свою зарплату. Но не работать она не могла: тогда отбирали диплом, если ты не работаешь по специальности. Последняя из нянек вышла замуж за  папиного младшего брата. И тут мама не выдержала и уговорила бабушку уйти на пенсию. Попутно выяснилось, что пенсия очень маленькая. Бабушка всегда работала на полторы ставки,  но оказалось, что это в расчет пенсии не входит. Бабушка практически переселилась к нам,  нам с братом заказали двухэтажную кровать. Каждое воскресенье она уезжала к себе на Маяковского 19, брала меня с собой,  водила на английский в Дом работников искусств и обязательно в «Норд». Там мы с ней , стоя у окна , съедали по «Картошке», это был ритуал и покупали коробочку с пирожными с собой. Брали «Буше» или «Эклеры». Брату нравились «Корзиночки» ,а нам «Картошка».
Брата удалось устроить в детский сад, он находился в соседнем дворе, но он оттуда сбегал домой, совершенно не понимая почему он должен находиться там, а не дома...Вокруг него рисовали круг, из которого нельзя выходить.
И мы начали искать обмен: две комнаты в разных местах на две комнаты в одной квартире.
Я несколько раз ездила с мамой эти варианты смотреть: на Петроградской напротив зоопарка, например, были какие то перегороженные комнаты с темными закутками - кладовками, а на потолке одна розетка…
 Переехать удалось только осенью 1961 года, когда Институт Телевидения построил несколько домов на ул. Шателена ( тогда Пустой переулок) для своих работников. Мы  поменяли две комнаты на две комнаты в одной квартире. Папа не хотел ехать: здесь потолки были ниже, чем  на Карла Маркса и книжные полки до потолка не вмещались, но пришлось. И соседка была только одна. А нашу комнату занял дядя Ваня: он прописал у себя своих деревенских родственников, которых мы в глаза не видели..
.
Старопарголовский 15


В октябре 1961 года мы переехали. Теперь у нас были две комнаты в одной квартире на первом этаже с одной соседкой. Вот вылетело у меня из головы ее имя. Жила она с сыном первоклассником, работала медсестрой, водила к себе слушателей  Академии Связи имени Буденного.
 Папа согласился на первый этаж потому, что здесь были высокие потолки, ниже чем на Карла Маркса, но все же выше,чем в двух следующих домах, которые сдавались на пару месяцев позже, но были уже хрущевки  с кухнями  4 кв. метра и потолками 2.5. 
В одной комнате устроились родители, а мы с  братом и бабушкой в другой.
 Ванная была большая с колонкой. Как то мама там стирала в бензине папин плащ, вымазанный краской, брат крутился рядом. Тут вошел папа. Зажег колонку… Все вспыхнуло. Мама накрыла Сашину голову рукой, чтобы снять огненный шар с его волос. Она потом долго лежала в больнице, шрам остался на всю жизнь,  и ни  в одной парикмахерской не соглашались его постричь: думали, что какая то болезнь на волосах.
 В этой квартире был еще один пожар. Тут уж виновата была я : стояла у окна, спрятавшись за шторами. А во дворе были мальчишки из нашего класса, я начала шевелить шторы, чтобы меня заметили. В комнате стоял обогреватель, тюль вспыхнул. Я не заметила, а  с улицы мне махали, показывая на пробирающийся по занавескам огонь. Я  радовалась,что меня  увидели. Из кухни прибежала мама, увидев странное сборище у нас под окнами. Все потушили. Прекрасные гобеленовые шторы, привезенные мамой из Москвы пришлось штопать, заплатка сохранилась до сих пор.
 Их мама привезла из командировки. Она оборудовала Дворец Съездов, устанавливала там телевизионные камеры, прокладывала кабели, налаживала аппаратуру. Потом была там  во время 20 съезда, когда Хрущев произнес свою знаменитую речь. Потом много говорили об этом. Она многие телецентры  оснастила : Киевский, Ленинградский. 
 А тогда из Москвы она привезла шторы на окна, тяжелые , плотные. У нас же был первый этаж и мы загораживались от любопытных взоров.
 Несмотря на то,что  у нас была всего лишь одна соседка, столкновения происходили довольно часто. По поводу всего: и стола на кухне, и  встроенных шкафов: их было три, казалось бы  все ясно, на каждую комнату по шкафу… Папа поставил телефон. Он встал на очередь еще тогда, когда мы жили на проф. Попова, простоял лет 10… Он мог поставить себе индивидуальный телефон. Т е  в комнату. Так стоял телефон у моей подружки Маши Готсбан, она жила на Лесном 59 в большом угловом доме. У них тоже была коммуналка, но телефон стоял в комнате. Но мой папа решил, что это нехорошо. Поставил телефон  в коридоре. Теперь он был общий, что имело последствия в дальнейшем: при очередном переезде его не разрешили забрать с собой, забирали только индивидуальные телефоны. Пришлось опять становиться на очередь и ждать еще 15 лет.
Я перешла в другую школу, 121ю. На Большой Спасской. Помните : «Катись колбаской по Малой Спасской». Это был 4й класс. Школа расположена рядом с Политехническим институтом, у нас училось много ребят, чьи родители работали в Политехе ( Милка Френкель, Наташа Смирнова,Лена Ягн) Когда я поступила в Политех , портреты их родителей висели  на стенах. Ах, да , Костя Утехин, его мама работала на кафедре черчения. Нас посадили за одну парту , никто не мог с ним сидеть,поскольку он вечно щипался и баловался. Кончилось тем, что и меня потом отсадили.


В этом районе было 14 академических и научно-технических институтов, так что в дальнейшем почти все родители моих одноклассников  были научными работниками.
Это было время первого осознания себя.
У нас в классе образовалось две группы. Мы конфликтовали, дрались мешками с обувью, засылали шпионов, нас обзывали « паршивой интеллигенцией». Я впервые услышала это когда моей подруге Свете( наши родители вместе учились в ЛЭТИ, а потом работали во ВННИИТе) попали палкой в лоб, кровь лилась ручьем, ей делали уколы против столбняка, шрам остался на всю  жизнь. Предводитель  противоположной команды Люда Жигалова жила со мной в одном доме. На одной лестничной площадке, мы ходили к друг другу в гости, но «паршивой интеллигенцией» называла  нас именно она. Ее родители тоже работали в институте телевидения.
Накрахмаленные нижние юбки вошли в моду и мы, человек пять , пришли в них в школу. Учительница велела идти в туалет и там их раздеть. Было очень обидно и невозможно потом из туалета выйти, поскольку нас поджидали мальчишки и смеялись.
Здесь я проучилась всего полгода. На Тореза ( теперь так назывался Старопарголовский) построили новую школу 124ю и нас всех, кто жил по другую сторону Политехнической ,туда перевели , Милка Френкель, Наташа Смирнов и Лена Ягн, жившие в домах Политеха  остались в старой школе. А школа поменяла номер, стала 514, а 121 переехала на 2й Муринский, напротив кинотеатра «Выборгский». Она почему то много раз переезжала. 124я была восьмилетка и я пошла в 121 опять, но уже в 9 класс, теперь её сделали двухгодичной , так были только 9е и 10е классы. В нашем потоке было 10 девятых и 11 десятых. Половина классов была  с физ. - мат.  Уклоном. Физтех имени Иоффе и Политех курировали эти классы. После того, как я закончила школу, она опять переехала, теперь уже на пр. Науки, напротив кинотеатра « Современник». Но это потом.
 С пятого класса начинался иностранный язык. А в 124 школе был французский. Это было неожиданно и нелепо: ну кому нужен французский? Папа ходил в РОНО, просил перевести меня в 503, которая за Бассейкой, вроде ему это удалось, но тут я уперлась, что хочу вместе со Светой, но двоих уже не перевели.
Учительница французского оказалась замечательной. Элли Александровна. Мне говорили, что я знаю язык на уровне языковой школы. Переводили «Гавроша», причем в стихах. А как то задали перевод «Дети капитана Гранта». Думаю, приду домой, к меня была эта книжка, я живо справлюсь… Искала искала, не нашла ничего общего между французским и русским текстом.. Тогда и узнала,что значит «литературный перевод»..Мне очень нравилось… Но он, язык, разумеется, ни разу мне не пригодился, Даже наоборот. Когда мы поступила в Политех нам не разрешили начать учить английский. Так мы и переводили все 4 года бессмысленную техническую литературу, которой на французском по нашей специальности нет совсем. А вот Леночке Янг разрешили учить японский - ее отец был профессором на кафедре сопромата, с молодыми голубыми глазами, очень стройный ,с очень длинной седой бородой. Говорили, что он женился на своей 28 летней прислуге. Леночка ходила в толстой русой косой и в старомодных бархатных платьях, выглядела как гимназистка.
( Френкель- физик и Сминов - математик отправили своих дочерей в медицину, говоря, что девкам не место в физике. Тоже с Алочкой Слив, с которой мы учились уже  в  9-10 классах: ее родители, оба доктора физ.мат. наук отправили ее на Гидрофак, считая, что она ничего не смыслит в физике).
Я родилась в новогоднюю ночь В пятом  или шестом классе   я пригласила на день рождения почти весь класс и папа выставил на стол самодельное вино, которое  он делал из черноплодной рябины. Ребята вспоминают до сих пор, какой у меня папа передовой.
Во дворе заливали каток и каждый вечер мы каталась там со Светой , Геной Купцовым и Сашей Роганковым. Каток освещался какими то фонарями, вроде и музыка была…
В школу шли пешком по Старопарголовскому до Институтского проспекта по аллее из акаций.  Зимой их заваливало снегом. Как мы добирались до школы я не помню, а вот обратно мы приходили все в снегу и  бабушка отправляла нас в ванну.
 В 1962 году мой брат пошел в школу и надо же он попал к той же самой учительнице, у которой в четвертом классе училась я. Бэлла Лазаревна. Она была миниатюрная и Саша ее обожал. Он ждал ее после школы, провожал домой ( а поскольку мне было поручено довести его до дома, ждала и я). Он был страшно несобранным, крутился, вертелся, смешил всех в классе.. На родительские собрания ко мне всегда ходил папа, а к нему мама, поскольку его всегда ругали, а меня хвалили. Как то, когда папа был в очередной командировке, мама пошла сначала ко мне, а потом собралась идти к нему. Наша классная руководительница попросила ее рассказать перед уходом, как ей удалось воспитать такую дочь ( я хорошо училась), мама сказала: «Не знаю, сейчас пойду на собрание к сыну, которого собираются исключать из школы за плохую учебу и безобразное поведение»
 На уроках домоводства нас учили шить, юбки шили в складку, готовить - делали винегрет и чистили селедку, потом угощали мальчишек, ждавших под дверью.
Учителей помню почти всех: любимый Павел Иванович Карпов, математик. Нам к он казался страшно старым, а потом у них с Софье Семеновной, учительницы биологии ,( все были страшно недовольны , считая ее мымрой и недостойной нашего любимца) родился сын, Павел Иванович ходил  с коляской гулять , поскольку жил неподалеку, и выяснилось, что ему 28 лет…
Нашу классную звали Антонина Александровна Страздынь, географичка, я как то встретила ее в очереди в круглую баню на Мужества. Очередь вилась с первого на второй этаж, она стояла уже высоко впереди, но я наотрез отказалась идти, испугавшись ее там увидеть.. Воду всегда отключали на лето и мы ходили в баню, с мамой на Мужества, а с бабушкой ездили в Батенинские бани на Кантемировскую в душ. Это стоило на 3 копейки дороже и мне казалось, что бабушка очень богата. Там были отдельные кабинки, не было ужасного пара и сотен голых тел.
 От этой географички мы сбежали. Всегда были с ней напряженные отношения, но как то она нас заставила в белых передниках мыть полы и парты… Света отказалась, сказала, что в школу больше не пойдет, ее папа договорился и нас перевели в 5 «Г» Этот класс считался очень передовым, там классной руководительнецей была учительница физкультуры Валентина Николаевна. Она читала нам лекции , что нужно носить зимой теплые байковые штаны и как то  уже в восьмом классе велела всем, кто пришел в капроне его снять и отправила по мартовской погоде домой без чулок..
Зимы были снежные. Вся третья четверть  была на лыжах, да и на коньках. Ходили в Сосновку. Бегали там вокруг Бассейки или в старших классах уже по парку. Лыжи носили с собой
 Году в 1963 начали образовываться первые кооперативы. Институт Телевидения собрался строить дом на Манчестерской улице, как выяснилось потом, девятиэтажный, кирпичный, рядом с Сосновкой. Недалеко от нашей школы. Родители решили построить однокомнатную квартиру ( тогда еще принимали в кооператив всех,невзирая на метры), прописать там бабушку. А потом обменяться с нашей соседкой. И надо же сей замечательный план с треском провалился: она отказалась. Мама предлагала ей в дополнение еще холодильник « Ленинград», такой маленький. Он не отключался , как все нынешние, гудел все время, но  тогда это было чудо. Мало у кого были холодильники. ЗИЛ мы купили позже.
Уговоры ни к чему не привели.  Почему соседка оказалась ,я не пойму до сих пор. 
Но родители  все же хотели иметь отдельную квартиру. И мама пошла в исполком. Сейчас это кажется чудом, но ей тогда это удалось. Мы узнали, что на Гражданском проспекте начали строить дома к квартирами - распашонками: большая (18 кв.м) проходная, дальше  в разные стороны 13ти и 11ти метровые комнаты ,узкие как кишки, кухня 4,5 м.
 Площадь наших двух комнат была 44 метра, здесь почти 43.
План был такой: в распашонку можно поселить только одну семью, а в наши две раздельные комнаты (20 и 22 кв.м) две. Получается , что жилищные условия улучшили сразу 3 семьи. Райисполком ставил себе галочку, а мы получали отдельную квартиру.
Удивительно, но план сработал, мама только шоколадку дала исполкомовской даме, а наша соседка получила двух хозяек ( в каждую комнату заселили семью из трех человек) вместо отдельной однокомнатной квартиры , оставшись в своей 15 ти метровой комнате, правда с телефоном.
Ругань напоследок запомнилась мне на всю жизнь.


Гражданский проспект д.9 корпус 3


Наша первая отдельная квартира находилась в совершенно новом районе. Туда даже автобусы не ходили, потом правда продлили номер 9, на котором я  ездила  в школу. Правда с лыжами , например, сесть было трудно. На них сверху надевали мешок, чтобы палками и острыми концами лыж никого не  поранить , пытаясь влезть в переполненный автобус. Так что, когда были уроки физкультуры, часто приходилось ходить пешком, но школу я не поменяла, доучилась в  восьмом, а когда перешла в 9й класс в 121 школу на 2м Муринском , то нас уже было много, тех , которые на транспорте ездили. Да и пешком было не очень далеко : до 124й — четыре остановки, до 121й  - три.
 Квартира была на первом этаже,  напротив были служебные квартиры дворников, стрелявших у мамы «рубль»(«Я пришел, а дома никого нет, дайте рубль»). Иногда стакан. Рядом была - школа интернат. На каникулы туда приезжали школьники из других городов, приходили и просили утюг. У нас был утюг, который грели на газу, чугунный такой, так приезжие школьницы думали, что мы притворяемся, что у нас нет электрического утюга…
 В остальные времена года это был интернат для детей , переболевших полиомиелитом, инвалидов. В соседней квартире жила семья, чья девочка там училась.
С другой стороны была водопроводная станция, она строго охранялась, поскольку там были запасы питьевой воды, стратегический запас. А сразу за ней начинался Пискарёвский лесопарк, где мы катались на лыжах зимой и на велосипедах летом.
Место было чудное. Правда рядом , Гражданский д.11 , располагался «Гипроникель» выпускавший время от времени нечто из своей высокой трубы… Потом производственные мастерские перенесли дальше, в Кузьмолово, но это было потом, когда мы уже уехали.
В этой отдельной квартире мы прожили 10 лет, а потом она опять стала коммунальной.
Брат женился, я вышла замуж и родила двоих детей, нам выделили по маленькой комнате, а родители так и жили в проходной за занавеской, куда они переехали еще до того как умерла бабушка.
Опять в ванную комнату стало не войти из-за вечно сушащегося там белья, в прихожей стояли и велосипеды , и детская коляску, там же располагался турник, на который мама вешала свою горжетку из чернобурки. Мы жили дружно, но все же пришла пора разъехаться.
Но как? Чтобы встать на очередь нужно было иметь 5 кв. метров на человека, у нас было 6,1. В очередь на кооператив ставили, если было  6 кв. м. Папе как кандидату наук полагалась отдельная комната, но это никого не интересовало, ветеранам войны тогда тоже не было никаких преимуществ. Папа все же попытался получить кооперативную квартиру: его выдвинули на государственную премию и он пошел на Антоненко 6 со своим директором, чтобы тот за него замолвил словцо. Им это удалось. На очередь поставили и даже довольно быстро предложили двухкомнатную квартиру на самом краю города. На ул. Композиторов, тогда там была пустошь. Денег на первый взнос насобирали кое-как: взяли в долг у папиной тети Фроси, которая продолжала жить в узкой как кишка комнате на проф. Попова 33.
Родители переехали , а мы  с братом стали искать размен. Распашонка на первом этаже не пользовалась успехом. Долго  писать про все перипетии. Мы прошли через два суда , первый с формулировкой: «переуступка однокомнатной квартиры в спекулятивных целях», и через два переезда каждый. В итоге получилось у каждого по двухкомнатной квартире, у брата - смежной на первом этаже, у меня на четвертом (  бросали жребий). Здесь живем и до сих пор.
Когда коммунальные будни вспоминаются ностальгически, мне как то странно.