Трава бледнее ночи

 Виктор Матюк

Трава бледнее ночи

Вижу воочию траву бледнее ночи, заспанные очи как псы по всей округе кружат,
И не могут до утра ничего понять, им положено крепко спать, они же слёз полны,
Крики слышны по всей окрестности, я же в ночи плохо ориентируюсь на местности,
И лишь тогда, когда определюсь, куда любопытный бросить взгляд, смогу открыть уста,
Они ведь неспроста служат барьером для болтливого и любознательного языка! О да!
Они как стена, что издали не видна, зато вблизи вопль страшной муки
Воедино соединяет животрепещущие звуки мимолётной радости и печали,
Слова в застывшем рту до утра, как пни торчали, и глаз всю ночь не смыкали,
От такой жизни устали вконец, им болтать чушь запретил всемогущий творец!
Мне бы жить и любить, любовь хочу я боготворить, коль смогу её раздобыть,
Но в полночной тишине всё не по мне! Ветер бледную траву слегка колышет,
Сердце страдания души невольно слышит, но молчит, едва-едва в груди скрипит,
Как не смазанная телега, едущая по грязи иль снегу! Альфа и омега бытия терзает меня,
Словно труха щели сгнившего дотла огромного, заросшего столетним мхом, трухлявого пня!
Догорает головня у потухшего костра, темень хоть выколи глаза, душа, как новоиспеченная егоза,
Вертится на одной ноге, живёт сама по себе наперекор могучему року и горемычной судьбу!
Голова пуста, сирень уже отцвела, далеко до тепла, а дела текут помаленьку, треск в коленках
При движении по подъездным ступенькам, плоть свои болезни от толпы скромно прячет,
Что ввё это значит? Жизнь нельзя переиначить и новыми вехами свой путь обозначить!
Можно до утра судачить о проблемах бытовых, разделить мирской грех на двоих,
Он давно огромных размеров достиг, пора  закончить недописанный стих в стенах родных,
Но если забытые мысли заново в мозгах воскресли, надо петь старые песни о главном,
И не забывать о деле державном! О-го-го! Проходит всё, но ничто не забывается,
Мысль с карьера в галоп срывается, но тут же запинается о высокий порог, меняется слог,
Старый - попал в сырой острог, и выбраться без посторонней помощи до сих пор не смог,
Зато новый порок выглядит, как идиот, он под ночным покровом вылез из-под шапки
И наблюдает за ночной жизнью баб украдкой! Быть тёмной лошадкой ему нелегко,
Ехать далеко, и пока же окончательно не расцвело, надо ждать достойно часа своего,
Пылится дребезжащий свет, слов для оправдания нет, холодный снег с темнотою слит,
Он как пень торчит и молчит, как глухонемой, топот людской затихает на булыжной мостовой!
В час ночной дребезжит высокий придорожный куст, наваливаются на плечи тоска и грусть,
Лишая душу привычных чувств! При тусклом свете хорошо видны только яркие планеты,
В воздухе пустом мысль ни о чём мелькнула за оголённым кустом и сразу исчезла,
Её поглотило огненное жерло земного жития, чуждая среда везде видна, и даже из-за угла
Выглядывает потрох сучий, он выглядит намного лучше, чем пару дней тому назад,
Наш жизненный уклад сложился как-то невпопад! Никто ему не рад: ни друг, ни сват, ни брат!
Только студёный ветер что-то тихо и невнятно шепотом ответил, что лично ему, что в тайгу,
Что в тюрьму – один хрен, но зачем? Всё – суета, всё – тлен! Душа жаждет существенных перемен,
Себе не представляю лично я, как должна кружиться матушка-земля вокруг абсолютного нуля,
Чтобы жизнь моя вновь началась с нуля? Среди трещин видна тьма, как бы мне ни сойти с ума,
Не видны деревянные дома, жизнь однообразна и бледна,
Грехов вдоволь и только женский северный говор несётся мимо оврага,
Там же шелестит никому не нужная пожелтевшая от времени бумага!
Какой-то салага толкует родственникам своим, что мы за ценой не постоим,
Загодя грехи оплатим, и грешниц в монахини посвятим, долг небу отдадим,
От прошлого останется только пепел и дым! Во времена лучшие треск сухих сучьев
Слышался повсюду, жизнь шла по кругу неспешно, мир грешный выглядел потешно
Даже во тьме кромешной, ясно точно, что через бытие порочное проходят люди все,
Так жизнь устроена на земле, и не мне её менять, приходится воду из глубокого колодца черпать,
Чтобы все песчаные пустыни в прошлое неспешно ушли с лона цветущей земли,
И ничего от него не осталось в помине, источником гордыни остаётся естество,
Даже если грешно оно! Трава бледнее ночи на смысл бытия стеблем укажет,
Глаза к тёмному месту привяжет, и путь покажет, но ни слова не скажет вслух,
Язык её уже опух, посреди него возвышается зелёный лопух, как в диком поле чубук!
Опёршись на истоптанный каблук, как рыба в глубоком омуте верчусь, читаю молитвы наизусть,
Но грусть преграждает долгий и тернистый путь! Ясно одно: жить и страшно, и ужасно,
Когда вокруг всё темно на станции Попасной, расплывается всё, ничего не видно в окно,
Хотя настежь приоткрыто оно! Горько и смешно видеть, как проливается наземь первое вино,
Небось, слегка горчит оно! Сон к утру одолевает нутро, оно слабее сна, сильнее всех душа,
Но она не соткана из белоснежного волокна и потому думать вольна всё, что заблагорассудится,
Авось, задуманное когда-то сбудется, а плохое и злое до конца забудется!
У души нет весомых корней, но она до конца дней будет укореняться в душе моей!
Где ей правду раздобыть? По-другому ночи не будут проходить, коль грешники будут грешить!
Вспомнить и тут же забыть обо всём, соблюсти бы закон, но где же он?
Пока не грянет гром, мужик за бугром не перекрестится и не вытрет липкий пот с лица!
На всё воля Творца! О да! Гудят провода над головой всегда, убегает в реку жизни талая вода,
А слова раздвигают узкие рамки ночного стиха! Пусть воет стужа, и ветер гуляет по лужам,
Был бы ломоть чёрствого хлеба на ужин и тёплая постель, на носу – оттепель грядущих дней!
Привык я с курами засыпать и от своих привычек не хочу отступать!
Чем поднимается досужая мысль выше, то есть нехотя скользит по двускатной крыше,
Тем ниже опускаюсь я, иногда приснится такая херня, что потом ходишь неприкаянным полдня,
Мне бы до утра богатырским сном уснуть, чтобы от бытовых проблем в темноту ускользнуть!
Не играется, не читается, грязная посуда по комнате валяется, никто домом не занимается,
Пол редко подметается, цветы и те почти не растут в темноте, очень редко цветут,
Над ними хмарь, так было здесь и встарь, ходики с кукушкой не идут, кукушка не кукует,
Её душа всю ночь тоскует, исчез домашний уют, бывшие друзья твоей промашки, молча, ждут!
Был бы резиновый жгут, задавили бы меня, как месячного щенка,
Пролилась с треснувшего потолка от соседа-алкаша ржавая вода,
С плеч свалилась гора, уходит неспешно зима, зимний наряд сбрасывают дома, всё валится с рук,
Среди невыносимых мук жизнь впечатляет приятный стук по голове, она намедни утонула в вине,
И счастлива вдвойне, чем раньше, не ходит в неглиже, но всегда настороже! На узкой стезе
Кто-то в мою память без спросу стучится, в глазах двоится, ей нечем особо гордиться!
Неужто ей снится, что рожь в широком поле колосится, и жаворонок свою песню красочно поёт,
А на соседней меже молодая красавица своего возлюбленного долго ждёт? Время пройдёт,
Судьба кому-то шею свернёт, и не будет в день погребения ни свечей, ни церковного пения,
Только волна возмущения прокатится по мокрой стезе, не измочив ноги в холодной воде,
Не осознаешь до конца, какова сила в словах Творца? О да! Шумит камыш, дождь падает с крыш,
Первозданная тишь скользит над головой, словно летучая мышь над старой булыжной мостовой!
Роща пьяная выросла посреди прошлогоднего бурьяна и что-то рьяно пытается траве доказать,
Но ей плевать на всё, проходит всё, и кроме зла, которым жизнь переполнена сверху и до дна,
Остаётся седая голова, дождь и пурга кружат её слегка! Над ней тень холодных ночей зависает,
И никто заведомо не знает, когда придёт закат судьбы твоей, хотя ещё рано крест ставить над ней!
Рок гонит взашей любителей застольных речей вдоль высоких усохших камышей,
Взгляд прагматический похож на обман оптический, наяву лично я живу в театре драматическом,
Приму на грудь сотку перед сном, светлее становится старенький дом, хотя нет тепла в нём!
Стужа за окном! Ничто с ней не сравнится, мне райская жизнь лишь  снится,
Я и ты под дудку судьбы пляшем, руками машем судьбе, а у неё на хвосте другие висят,
Нам указан путь назад, закончилась жизнь гусарская, наполовину царская, почти бунтарская!
Немощами связано голое тело, погасло пламя, что ночами тлело и о себе напоминало то и дело!
Родную плоть недолюбливает Господь и вот небесный свод
Готов обрушиться на грешников проклятых, их души, как и штаны в заплатах,
Они выглядели когда-то лихо, нынче передвигаются тихо вдоль своей стези,
Боже, упаси от нового греха, и подскажи идти мне куда? Тлен и маета на виду всегда,
Но душа желает другого, никому нельзя верить на слово, небо мглисто,
И ничего кроме перепелиного свиста не слышно в бледной траве,
Пройтись бы босиком по холодной росе, но мешает боль в правой ноге,
Жизнь едва течёт среди шумных вод, но не гниёт, ей надежду подаёт нависший небосвод!
Там нет ни распрей, ни раздоров, ни склок, они навалились на стареющие плечи,
Готовые при встрече нанести душе страшные увечья, жизнь человечья коротка, как и та стезя,
Что прошла мимо степного ручья и не видна из-за высокого камыша! Мысль та вылезла с утра,
Покинула спешно уста и быстро  поползла на крутые речные берега,
Потом увидела отчий дом за дальним бугром и пустилась бежать по речным перекатам,
Но споткнулась о курганы горбатые, грешники проклятые перечат року и судьбе,
Приличные люди живут в тепле, они не чета ни мне, ни тебе!
Густая трава растёт только на заброшенном пустыре, а в душе холодно, как в феврале,
Я же беспутно живу, но не всё от жизни беру, что мне по плечу, едва ноги ночью волоку,
Когда дописываю к утру свою последнюю строку, служащую названием к поспешному стиху!
Проснувшись натощак, ищу последнюю радость вначале в штанах, а потом в прокисших щах,
Но о таких вещах сразу забываю, когда детородный орган поспешно забиваю в половую щель,
Чтобы жизнь не превратить в бордель! Ветер ветви долу кренит, ничто постель  мне не заменит,
Коль бы такая женщина нашлась, чья страсть хотя бы к утру расшевелит огнедышащую пасть
Отъявленного грубияна и вдобавок к тому же ещё и хулигана, но без нагана в дырявом кармане!
Солнце медленно выплыло из серого тумана, не обошлось и здесь без мимолётного обмана,
Прошлая любовь утром ранним ушла без изъянов, мне ли с девичьей наглостью тягаться?
Моя притворная скромность – моё несметное богатство! Братцы, грешили даже наши отцы,
Изменяли жёнам прадеды, неужто мы не в состоянии сократить расстояние до минимума
От половой щели до органа того, чьё естество к мотне приторочено и уже давно? То-то и оно!
Желания наши были бы весомее и краше, если бы число искомое не упиралось в анатомию!
Если бы страсть в душе переводилась, солнце на небе стремглав бы затмилось,
И небо не светилось, мы бы за общим столом не сидели и песни не пели во время веселья!
Вне всякого сомнения, вход в половую щель выглядит, как золотое теснение на девичьей шее,
По идее его можно сравнить с великим дивом, хотя женщины строптивые не все, а через одну,
Мешают даже мужу своему в жизнь воплотить старую мечту! Голову серебрит холодный снег,
Она гордо смотрит вверх, на её чело ниспадает прядь седых волос,
Похожих на истончившийся мех, взгляд манит к себе ширь небес, там простор да и грех исчез,
Потух ночной костёр, был у меня уговор с проказницей одной, что живёт за соседней стеной,
Поговорить до утра по душам, а потом вместе пойти в православный храм, чтобы там второпях,
Исповедавшись натощак, досконально разобраться в простых на первый взгляд вещах!
Нет мяса в щах, а витаминов - в овощах, руки и ноги - в путах и цепях,
А в последних новостях одна и та же фигня, она коробит меня три ночи и четыре дня!
Идёт мышиная возня повсюду, а простые люди преклоняют спину перед Иудой,
Что же дальше будет? Враз потемнел глаз, и устремился взгляд в кромешный Ад,
Пока люди спят, я никому из них не рад, жизнь прибавляет шаг, усиливается размах грехов тех,
Что уже взяли приличный разбег! Один – за всех и все – за одного! О-го-го!
Кто за ними усмотрит? Никто! Даже небесный окрик не остановит никого!
За бесценок продаётся добро, но поднимается в цене злополучное зло!
Себе на удивление дописываю холодной ночью заурядное стихотворение,
В нём есть боль и презрение, хотя на фоне сомнения слова горят золотым теснением!
Я же бегу следом за своим проведением, силы не экономлю, трясусь и дрожу,
И спешно бреду в холод и в пургу, бог весть куда, душу прельщают к себе холода, ей нужна узда,
Почти три дня не сплю, хотя клонит ко сну особенно к утру! Вот пять капель приму на хилую грудь
И попытаюсь заново уснуть хотя бы на десять или двадцать минут! Куранты бьют на всю округу,
Мысли входят в голову туго, я же произношу известный тост за здоровье тех узких ворот,
Из которых вышел весь честной народ, народная быль не врёт! Сирень уже который год
В этом городе практически не цветёт, черёмухой не пахнет, пришлый люд медленно чахнет,
Громко охнет и ахнет, пока свояченицу спросонок трахнет, она же в ответ робко сделает миньет,
Даст дельный совет: что и как?! Везде бардак, из его пут не вырваться никак
Без помощи пройдошных баб! Надо было видеть, как им хотелось выпить?
Судьба треплет меня, как тряпку, схватив в охапку, сдвинув набекрень старенькую шапку,
И не ослабляет хватку до рассвета, жизнь ли это? Каждая баба в постели от страсти отряхивается:
Кто сейчас не трахается? Между ног у женщин не манда, а сахарница, к ней липнут два яйца,
Вроде бы там не мёд, а халва! О да! Природа меняет свои цвета, падает с неба полночная звезда,
Я же только ранним утром замечаю, что плыву на судне утлом, ничего нет ни к столу, ни к чаю,
Всю ночь глаз не смыкаю! Свою мысль дальше развиваю,
Следом за собой телегу с грехами таскаю, но честь не роняю,
Не живу, а доживаю! На локоть обопрусь, Богу многократно помолюсь,
И вновь к раздумьям вернусь, возможно, за ум возьмусь, если лишусь прежних дум и чувств!
Исчез холодный ветер, его порыва даже божий отрок не заметил, он унёсся в седую даль,
Мне себя неимоверно жаль, взгляд устал искать печаль вдоль привольной реки,
Мне бы избавить душу от грусти и тоски, но как? Небеса молчат и ничего не говорят,
Им трудно грешника понять, в жизни мрачной даже весной человек хмельной обходит стороной
Предначертанный путь, хотя зуб на зуб не попадает, бог будущее предопределяет, собака лает,
А караван идёт, как по реке ледоход! Ночи полные огня опьянили меня в былые времена,
Но гульба сгубила пол села, многих сельчан с ума свела! Дорога дальняя, далеко не идеальная
Извивается вдали, над ней пролетают состарившиеся журавли, один упал и сразу разбился,
Я бы тоже мигом исцелился, если бы удачно женился! Крутится фортуны колесо,
Ему путь преградило огромное неотёсанное бревно, оно само скатилось с вершины
И лежит поныне вблизи привольной равнины! Кости на всю округу громко трещат,
Мысли к знакомым людям в гости спешат, не обращая внимания на суету и мрак!
Опять враги из всех стволов палят, пугают баб и маленьких ребят, вопли звучат,
Жизнь превращается в кромешный Ад, а где же райский сад? Мысли вспять спешат,
Пытаются догнать стаю молоденьких цыплят, под ними сухие ветки трещат,
Ноги скользят по бледной траве, приятна жизнь во сне при едва светящейся Луне!
Можно увидеть полночную звезду, а ближе к утру потоптать холодную траву босыми ногами,
Забыть на время о стыдобе и сраме, без фантазии богатой, не забудешь о горести проклятой,
У тебя нет ни серебра, ни злата, на тебе рваное платье, а перед глазами - холмы и перекаты,
Перелески горбатые, ты же сидишь без зарплаты уже который день, но тебе один хрен:
Когда и с кем, но зачем? Мир в худшую сторону изменился, я же мало постился,
Окунался в царство грешных чувств, слушал под ногами хруст ветвей,
А в голове моей – полная неразбериха, жил бы тихо, не будил бы лихо!
Цель была так близко, зависла так низко от стези, что ни проехать, ни пройти,
Но мне с ней не по пути, пришлось иную женщину найти, и через все терны пройти,
Дабы приобрести новые грехи! В крови ноги и руки мои, тем не менее, все горести и лишения
Приводят мысль туда, где нет путей на волю, бегу по дикому полю от надоедливой судьбы и доли,
Мне бы обрести свободу и сбросить с ног огромную колоду, не хочу лить воду на колесо фортуны,
Огромные дюны из ползучего песка видны издалека, среди них мечется моя душа,
Она ходит по лезвию острого ножа, и вновь и вновь она одна мечется в кромешной тьме,
Ничем не может помочь ни людям, ни себе! Оставшись наедине, предаётся грусти и тоске,
Засыпаю и просыпаюсь с мыслью той, что в суете мирской я был знаком ещё с большей нищетой!
Сжавшись пружиной некой, буду страдать до конца века, такая жизнь у немощного человека,
Даже если он умён и не калека! На дыбы привстав, устремляю взгляд стремглав,
В стремнину незнакомых слов, ими дирижировать готов, лишившись радужных снов,
Только бы снять таинственный покров с тех, кто прикрывает слепо от всесильного неба
Собственный грех! От Господних очес ничего не скроешь, свой позор ничем не смоешь,
Лишь душу на время успокоишь только  перед сном, но потом напомнит о себе лютая стужа,
Гуляющая по замерзшим лужам, стынь за открытым окном, невдалеке - бурелом!
В конце плетня едва слышна бабья болтовня, не о сути бытия она, кто-то рыдает навзрыд,
Но ни у кого о чужом горе душа не болит! Как жить? Чему себя посвятить?
Перед глазами миражи мелькают, мысли о грешной душе не забывают,
А люди даже не представляют, как тоска и грусть порождают зависть,
На других уставясь, не думаешь о великом деле, на уме – безделье,
Жизнь без весомой цели исчезает в огромной половой щели под звуки весенней капели!
Чувства очерствели, ручьи отзвенели, трава позеленела, так что можно говорить смело,
Что плоть ещё не сомлела, она то и дело напоминает о себе, отдавшись в руки року и судьбе!

г. Мариуполь
3 апреля 2017 г.
6 :45