Глава 10. Стоит подумать...

Глава 10. Стоит подумать…

Есть над чем подумать. Морис Альсандер вертит в руках карандаш и по привычке на листке бумаги выводит какие-то замысловатые линии.  Откуда отсчитывать ту тревогу, которая неизменно возникает в нём при приближении опасности? С момента появления в Ладгейле Туланса? Нет, чувство опасности проступило раньше. Когда? Что такого настораживающего случилось раньше? Ещё раньше свадьбы? Похоже…Свадьба и месяц беспредельного счастья в Торгенземе притупили, приглушили это чувство тревоги, но не отменили. Где лежат первопричины этой непроходящий тревоги, которая стала в какой-то момент просто нестерпимой? Пик беспокойства пришёлся на ужин у господина губернатора. Да, там был пик, потому что такой тёмной всепоглощающей волны ненависти и злобы, которая исходила от каждого из Лурцев он не ощущал давно. Теперь уже он в состоянии даже физически чувствовать и распознавать этот мрак, эту поглощающую свет тёмную материю, её несут Лурцы, причём сразу все, все до одного. А уж сколько мрака скрыто в проклятом аккуратном Фуриёре, так это вообще не укладывается в сознании. Их поспешный уход с ужина был просто бегством, бегством от этого проклятого мрака. Даже Николь, когда сидели они среди ночи у маяка, вдруг заметила:
- Как хорошо, что маяк сверкает белым светом, он разгоняет темноту даже в душе. Морис, неужели люди могут нести столько злобы?
- Ты о ком? - спросил он удивлённо, поражаясь проницательности своей любимой.
- О Лурцах
- Не придумывай, такая ты у меня фантазёрка, - он поспешил её успокоить и обнять, а сам вот озадачился. И правда, есть над чем подумать.

 Так откуда начинать этот отсчет? Когда опасность начала к нему подкрадываться и остро ощущаться? Кто её несёт, Лурцы? Лурцы в его судьбе сыграли очень интересную роль, если вспомнить всё хорошенько. Так, когда? Пожалуй, что волна озноба пришла впервые на Рождественском балу, да именно тогда. Но не во время беседы с Арманом Лурцем, а чуть позже. Морис отчётливо вспомнил момент, когда ощутил на себе чей-то недобрый пристальный взгляд. Отсюда? Да, кажется отсюда. Но чей это взгляд был? Такой царапающий, такой недобрый. Наивно полагать, что его окружают исключительно доброжелатели, скорее наоборот. Но нынче близко к нему вот это «святое» семейство, которое его в покое никак не оставит. Но сам он не очень их всех боится, хотя больше уже не заблуждается в отношении Лурцев, теперь у него есть ещё Николь. Следует тревожиться за неё и за…Фреда. Очень уж близко подобрался Арман Лурц к доверчивому Фредерику. Фредерик, разумеется, тоже не глупец, но он наивно судит о людях по собственным поступкам, а люди совсем другие.

Вот взять самого генерала Ролана Лурца. Когда-то давно отец Артура отрекомендовал его как храбрейшего и благороднейшего воина, какого знал. Но получается, что при приближении очевидной опасности, связанной с раскрытием заговора, Ролан Лурц трусливо сбежал, спрятался. А он был в числе заговорщиков. Морис помнил, как его имя упоминали в своих беседах обречённых, те из заговорщиков, что сидели с ним в одной из камер Катаржи. Выходит, не храбрейший. Если он заранее узнал об опасности, то почему не предупредил своих сторонников и союзников, сам сумел избежать их участи. И потом, как он мог знать заранее о готовящихся арестах? Есть ещё одна фраза, которую очень давно произнёс в тюрьме проклятый Родерик, полагая, что никто их не слышит. Он сказал этому самому Фуриёру, который давеча пялился на его шрамы на руках: «У тебя есть донос Лурца». Как были связаны между собой Фуриёр, Родерик и Лурц?
Знает ли красавчик Арман – матушкина гордость и отрада для глаз, что его папаша- генерал занимался доносительством? Знает, иначе бы не забеспокоился, когда мадам Лурц немного разоткровенничалась, но лишь немного. Если генерал Лурц доносил на своих сторонников, то почему же не донёс ни на Лендэ, ни на Равияра. Если доносить, то сразу скопом на всех, а в тюрьме эти имена хотели услышать от барона Богарне и от него, Дана. Странно, возможно список заговорщиков, попавший в руки короля, это дело Лурца. Возможно, но это не объясняет фразу Фуриёра в ответ на приказ Родерика в той далёкой, случайно услышанной беседе. Там чётко было произнесено, что список составил эрцгерцог и добавил к нему своего собственного сына, то есть его. Если бы это был список Лурца, то в Катаржи должен был попасть Арман Лурц.

Арман Лурц, о, про его подлость он знает из самого детства, насчёт Армана Лурца у Мориса Альсандера никаких заблуждений нет. Он опасен, он чертовски опасен, один взгляд чего только стоит, очень внимательный, цепкий. Этот взгляд не понравился ему ещё при первой встрече на Рождественском балу, где наивный Фредерик представил и отрекомендовал барона Лурца как близкого друга и преданного союзника. Фреду грозит опасность? Может представлять опасность барон Лурц для короля Мореи? Смотря в каком качестве, в теперешнем вряд ли. Лурц в очевидном фаворе, при высоком государственно чине королевского наместника. Морис заметил за ужином, как нарочито небрежно покручивал Арман Лурц королевский перстень на безымянном пальце правой руки. Этот перстень - знак королевской власти, которую монарх передаёт своему поверенному для управления провинциями. Такой же перстень есть и у его тестя, правда тот надевает его только в особых случаях.

Теперь генеральша. У неё был очень злой взгляд, едва появились Морис и Николь в столовой. На кого она злилась? На Николь? За что? За то, что Николь дала её обожаемому сыну отставку, в своё время, и резко прекратила всяческие отношения? Возможно. Ники говорила, что дело дошло почти до помолвки с Арманом Лурцем, и от опрометчивого брака её спасла случайность и Артур Лендэ, который очень нелестно отзывался о Лурце. Николь предпочла Мориса Альсандера барону Лурцу. Вероятнее всего, в генеральше говорят уязвлённые самолюбие и материнские чувства. И почему-то она кажется Морису на кого-то похожей, только вот на кого?  А может генеральша зла на него? За что? Нигде пути их не пересекались, если только она недовольна выбором Равияров в его пользу. Ну уж тут, мадам, извините, в любви каждый старается для себя. И всё же, на кого похожа генеральша? Вероятно, в ней есть испанская кровь, иначе чем объяснить старательно закрытую белилам и пудрой смуглость кожи. Пудра эта теперь скапливается в мелких морщинках, разбежавшихся по всему лицу, от этого оттенок у кожи лица неровный, вероятно изгиб губ был когда-то красивым, но теперь уголки обвисли вместе со щеками и печальное выражение лица не сходит, даже если генеральша улыбается. Только красивые глаза мерцают как два агата, хищно и недобро.

Кристоф Лурц - напыщенный идиот, но тут уж, как говорится, в семье не без урода. Пусть себе машет своей сабелькой в кавалерийском полку на берегах Кронелады, пьёт, гуляет и распутничает с девками. По одному виду понятно, что именно это его интересует больше всего. Этот дурачок вполне в состоянии разболтать всё то, что так тщательно скрывается более осторожными и разумными членами семьи Лурцев. Но завистлив, ишь как задёргался-то, когда пришлось признать за Альсандером славу первой шпаги Мореи. Ему самому это ни черта не надо, первая вторая, десятая. Убил он Родерика в поединке и убил, а уж каким номером считают все остальные его, это неважно. Для него неважно.  А вот для кавалериста-дурачка очень даже важно.

Но самая большая загадка – это Фуриёр. Вот уж кого кого, а этого господина он совсем не предполагал увидеть спустя так много лет. Интересно, что станется с Фуриёром, если рассказать ему историю про одного малолетнего заговорщика в Катаржи, от которого так и не смогли добиться признаний «мастера» подземелий. Фуриёр догадался, что Морис Альсандер в этих подземельях был, потому что рассмотрел такие характерные шрамы на его ладонях, небольшие белые рубцы на тыльной стороне кистей, по три на каждой, наверное, и под ногтями заметил белые полосочки шрамов. Заметил и выводы сделал, но Морис не стал хитрить, а сразу сослался на каторжное прошлое. Фуриёр сделал карьеру, похоже, в Тайном ведомстве, его представили, как действительного советника. Кажется, даже время не наложило отпечаток на его внешность, разве что волосы побелели окончательно. От всех ужасов, что там творили во времена Родерика и его кровавого повелителя, можно поседеть значительно быстрее, насмотрелся Фуриёр. Но с Родериком они были в приятельских отношениях, это было слышно по тону, которым велась беседа, и почему теперь именно он едет в Платтиль? Как ему удалось удержаться на службе, если выполнял он в тайном ведомстве личные поручения Родерика? Хитёр Фуриёр.
Не много ли агентов тайного ведомства в Платтиль направляются? Фуриёр едет, Туланс едет, что там такого в этом Платтиле? Войну что ли ждут? Что ж, следует проявить любопытство, понаблюдать за господином наместником Лурцем, пока он в Солоне. За ужином они сказали, что пробудут в Солоне несколько дней. Вероятнее всего, сегодня Равияр, в своём величии покровительственно поучает молодого коллегу и делится премудростями своего положения. Что ж, пойдём полюбопытствуем.

Полковник Альсандер, как и положено, пришёл в канцелярию господина губернатора в чётко определённые приёмные часы. Секретарь канцелярии его, разумеется, узнал, но с раскаянием сообщил, что его высокопревосходительство пока очень сильно занят, просил никого не допускать и, возможно, господину полковнику придётся подождать. Морис напоказ расстроенно кивнул и вышел в сад, чтобы там ждать, а за одним завязать какой-нибудь разговор с бесцельно болтающимся по саду кавалерийским майором. Его он увидел, когда проходит по аллее.
- Что же вы дохнете от скуки, майор, - усмехнулся Альсандер, - вы похожи на монашку в монастыре. В Солоне есть отличные места, где можно приятно провести время. Вас ничему не научил вчерашний заунывный ужин, напоминавший поминальную трапезу? Я и то сбежал, а ведь сиятельный герцог мне приходится тестем. Идите в Нижний город, к порту, там есть и кабаки, и тёплые компании, вашему красному мундиру будут рады в любой, но только ближе к вечеру, когда у большинства закончиться служба.
Кристоф Лурц даже подпрыгнул от удивления и радости:
-Какой хороший совет, господин полковник, я непременно им воспользуюсь, а то мне единственному нет никакого занятия. Братец теперь весь в государственных делах, батюшка с матушкой отбыли с визитом к барону Прусету, отец с ним очень неплохо знаком, это поместье неподалёку. Я не поехал, мне хватило, как вы метко выразились, вчерашнего поминального ужина. Фуриёра я боюсь, он человек Тайного ведомства, такие знакомства мне не нужны, да и убрался он в свою живодёрскую контору. А про вас, признаться, вчера я сложил обманчивое мнение, я решил, что вы ответственный служака.
- Глупости, - усмехнулся Морис, стараясь выглядеть своим в доску парнем, - просто я устал вчера. Вернулся из Ладгейля, а тут приглашение на ужин. Сами понимаете, нельзя отказать ни молодой жене, ни влиятельному тестю. Пришлось приглашение принять. Честно говоря, я люблю погудеть в кабаке, но полковничьи эполеты теперь просто никак не дают развернуться в полную силу, а жаль. А вы идите, там бывает весело.
Они проговорили ещё, наверное, с полчаса, прежде чем из дома вышли оба чрезвычайно серьёзных королевских наместника, раздуваясь от собственной важности и значимости предстоящих государственных дел. Оба офицера заговорщицки переглянулись и обменялись тонкими насмешливыми улыбками.
- Арман, - воскликнул Кристоф Лурц, -ты просто сама государственность, спустись к нам грешным на землю, пойдём лучше выпьем, господин полковник порекомендовал весёлое заведение.
Но Арман Лурц только поморщился, солдафон младший брат его раздражал своей глупостью и пьянством, а от полковника Альсандера он подобного поведения явно не ожидал, полагая его всё ж государственным мужем, а не разудалым гулякой.
- Идите, майор, без меня, - вздохнул Альсандер, поднося руку к козырьку фуражки, - я вообще-то пришёл с докладом к его высокопревосходительству. Буду рад, если вечер вам удастся, честь имею. Он прошёл в канцелярию к губернатору, но снова заметил полный внимания взгляд Армана Лурца.

Этот же взгляд он обнаружил, когда на следующее утро в строящуюся крепость прибыл и губернатор Равияр, и королевский наместник Лурц, и даже генерал. Морис Альсандер только вздохнул, когда ему доложили об их прибытии. Он терпеть не мог праздно шатающихся зевак, но не гнать же, в самом деле, важных господ артиллерийскими залпами, да к тому же пушек в крепости пока еще не было, да собственно и крепости в целом тоже. Генерал Лурц был в Солоне почти сразу после обороны Солона, он видел, что сталось с крепостью и теперь проявил заметное участие и любопытство. Объёмы проводимых работ его впечатлили и привели в восторг, хоть Морис и не дал им пройти вглубь объекта, указав, во-первых, на опасность передвижения под лесами, среди гор камня дерева и железа, а, во-вторых, требовалось соблюсти хотя бы видимость секретности. В этот момент Альсандер и поймал на себе снова осторожный, расчётливый взгляд Армана Лурца, казалось тот оценивает своего будущего…противника, но вёл себя как абсолютный союзник.
- Знаете, полковник, - заметил Лурц-младший, пытаясь польстить Морису, а через лесть кое-что для себя самого выяснить, - я полагал, чтобы руководить этим всем, надо иметь блестящее инженерное образование. Уму не постижимо, как вы в этом разбираетесь.
- Я и не разбираюсь, от математики у меня голова сразу болеть начинает, - успокоил его Альсандер, пусть думает, что он лопух в инженерии, - на самом деле у меня большой штат военных инженеров, они придумывают и чертят. А кроме того, я иногда обращаюсь за консультацией к очень крупному специалисту в области фортификации, к полковнику Клозе. Мне его порекомендовал генерал Мотлик. Полковник Клозе собственно и занимается ликвидацией моих пробелов в знаниях инженерной науки. Надеюсь, вам это имя знакомо?
Конечно знакомо, Альсандер наблюдает за замешательством Армана Лурца и видит, как тот торопливо кивает и сразу переводит тему. Теперь его интересует форт, но уж в этой прихоти Альсандер решительно отказывает, ссылаясь на опасность, исходящую от занятых в работах каторжников. Арман Лурц, соглашаясь с тем, что опасность велика, снова спрашивает, отчего полковник подвергает такой опасности город, и как только губернатор разрешил подобную авантюру, что будет делать господин губернатор, когда каторжники побегут.
-Ещё ни один не сбежал, - с довольным видом вступается за Мориса герцог Равияр, - наш полковник прекрасно умеет уговаривать. Вот однажды он уговорил «чёрных псов», потом проклятого Родерика, затем испанских вояк, не так давно бунтовщиков в Ладгейле, так что уговорить каторжан работать на благо Мореи, ему не составило никакого труда.
- Какие же аргументы вы им приводите, дорогой полковник, - удивляется генерал Лурц
- Пушки, - спокойно отвечает Морис, - главным образом пушки, вы должны понимать, господин генерал, что этот аргумент действует безотказно. С Родериком вышло немного по-другому, ну да ничего, самое главное, что он меня в конце концов услышал и перебрался в мир иной, чтобы в этом не мешать.
И весь вечер Морис Альсандер раздумывал, почему вдруг, при слове Родерик, оба Лурца и отец, и сын как-то странно дрогнули, и на мгновение в их глаза мелькнула злость. Причём и тогда, когда произнёс это имя Равияр, а уж тем более, когда проговорил это слово Альсандер. Всё же каким-то образом они связаны между собою: Лурцы, Родерик и Фуриёр. Но попытки узнать что-либо на вечернем приёме в доме у губернатора, где собралось всё светское общество Солона, успехом не увенчались.
 Морис в этот раз не танцевал, ему хотелось понаблюдать за своим давним врагом попристальнее, он сослался на разболевшуюся ногу и даже хромал сильнее, чем оно того требовалось, к огорчению барышень Гордон и к тревоге Николь, поэтому он сидел в удобном кресле и вдохновлённо занимался миросозерцанием.
Молодые дамы были чудо как хорошо, его всегда волновали их платья, роскошные туалеты, газовые шарфы на покатых плечах, острожный смех, аккуратные шаги и румянец на щёчках. Отчего бы не полюбоваться таким чарующим зрелищем, находя при этом, что Николь всё же лучше всех. Но он ей об этом уже в спальне скажет, а пока пусть повеселится и посмеётся вдоволь, и потанцует. Тем более, что Арман Лурц спешит пригласить именно её первой, сейчас это очень удобно, удобно для Мориса. Уколы ревности его не задевают, он готов к этому, но кто может что-нибудь сказать мужу, который откровенно любуется собственной женой. Никто, только не женой он любуется, а вглядывается в лицо Лурца и размышляет бесконечно и напряжённо, нацепив на собственную физиономию благостную самодовольную дурацкую улыбку. Фуриёр, разумеется, не танцует, он тоже предпочитает наблюдать за всем происходящим, наверняка с профессиональной точки зрения. Он стоит чуть, покачиваясь с носка на пятку и обратно, такая у него манера наблюдения, Морис это очень хорошо помнит, и Фуриёр даже не подозревает, что в какой-то момент полковнику Альсандеру, сидящему в кресле недалеко, хочется встать и придушить этого жестокого человека, прикончить в отместку за все свои мучения, а самое главное за чудовищные унижения, которым его подвергли в Катаржи, когда-то давно по указке этого человека. Только теперь Альсандер немного поиграет с ним, а уж потом … Фуриёр даже пытается заговорить с полковником, намекая на то, что учтивому кавалеру не пристало так много сидеть, но услышав их разговор, вмешивается герцогиня Равияр и объясняет господину Фуриёру, что раненая нога не даёт бедному полковнику покоя с самого момента ранения, и все в Солоне прекрасно знают, что рана бывает иногда обостряется сильной болью, и господин советник должен простить полковнику такое невежливое на первый взгляд поведение.

Николь играет на рояле, и все в восторге от её искусной игры, а Оливия Гордон, обладающая прекрасным голосом, поёт какой-то модный романс, вызывая у собравшихся аплодисменты. Арман Лурц с довольным видом переворачивает ноты, но при этом не оставляет своего цепляющего взгляда, который время от времени останавливает на Альсандере. Но тот беззаботно беседует с Кристофом Лурцем, похоже, что оба солдафона прекрасно подошли друг другу, и у них полное взаимопонимание.
 От этого в душе Армана Лурца поднимается волна презрения и к тому, и к другому. Своего брата он презирает давно, находя его недалёкими легкомысленным, на серьезные действия не способным. Разве что напиться, и в пьяном угаре всем доказывать свою храбрость и исключительность. Гусар, одним словом, но что приятного в его обществе может находить полковник Альсандер, который не произвёл на него впечатления бездумного вояки. А ещё Лурц злится на Альсандера из-за того, что тот всё же взял в жёны красавицу Николь Равияр и теперь на правах законного супруга целиком и полностью ею обладает, ею, её деньгами и землями, которые дали ей в приданое, а ему остаётся только трижды пройтись в танце и переворачивать листы нотных тетрадей. А её близость для Лурца настолько же желанна, насколько несбыточна. Стоит только ему сделать хоть намёк на более тесное общение, как из размягчённого бездельника, которого Арман Лурц наблюдает нынче на приёме, граф Альсандер в мгновение ока превратиться в безжалостного хищника и спасения от него не будет, не зря его зовут в Солоне «Стальной Морис», благостный дурак с родериковыми сворами ни за что не справился бы, и поэтому Альсандер опасен. Опасен, потому что он не тот, кем кажется, похоже. Какой же он настоящий, этот «Стальной Морис»?

К сожалению все его попытки остановить этого авантюриста были жалкими и беспомощными. Даже неоднократные намёки Фредерику V, с которым Арман Лурц был на короткой ноге и официально имел статус фаворита, ни к чему не привели. Более, того, чем сильнее Арман Лурц пробрасывал намёки на авантюрность натуры Альсандера, тем больший получал отпор от короля, и в конце концов он так надоел его величеству, что тот отправил его заниматься делом в Восточную Морею, а не строить козни против удачливого соперника, соперника во всём. Для всех прочих это было бы поистине великой королевской милостью, но для Лурца стало неприятным сюрпризом по нескольким причинам. Он не особенно торопился в Платтиль, хотя был наслышан о его красотах и роскоши столицы вольных торговых земель Мореи. Он стал королевским наместником в восточных провинциях, а Альсандер оставался в звании командующего гарнизоном затрапезного Солона, но даже это не могло успокоить самолюбие Армана Лурца, особенно, когда он заметил, что полковнику Альсандеру очень хорошо и относительно спокойно живётся в Солоне, в этом ненавистном Солоне, сломавшем Лурцу военную карьеру. Он бы уехал из Солона побыстрее, лишь бы не видеть всего этого, но у него были здесь ещё некоторые свои дела, и здесь оставалась…Николь Равияр, впрочем, теперь уже не Равияр, теперь этот бродячий пёс обладал той, в которую Арман Лурц имел глупость и неосторожность влюбиться, но сейчас эта его любовь кажется совершенно безнадёжным предприятием. Он видит, что не только Альсандер влюблён пока ещё в свою жену, но и она бросает на него многозначительные взгляды. Ну, да, ничего, когда-нибудь эти двое наиграются, и он дождётся своего часа или сам этот час организует.
И всё же семейство Лурц отбыло к месту новой службы всех мужчин в семье, генерал ехал в Платтиль командовать войсковыми соединениями, Арман Лурц ехал в Платтиль управлять провинциями, а Кристоф Лурц в своё удовольствие проводить время в полку королевской лёгкой кавалерии. Он и полковник Альсандер расстаются совсем по-приятельски, и Кристоф Лурц уже приглашает половника в Платтиль, обещая приятную компанию кавалеристов, приличное угощение и партию в покер. Альсандер отшучивается и обещает быть непременно. Господин Фуриёр уезжает тоже. Чтобы разбираться в тех беспорядках, которые объяли Восточную Морею. В Междуречье неспокойно, иногда до Солона докатываются некоторые тревожащие известия.
Кажется, можно вздохнуть с облегчением, без Лурцев, кажется даже в губернаторском доме стало значительно спокойнее, Николь уже не чувствует и не замечает того чудовищного напряжения, которое охватывало её Мориса, едва появлялись Лурцы. Она никак себе не может объяснить, что случается с ним, а   только радуется, когда он негромко дышит, спокойно уснув с нею рядом.

 Но опять в глубокой ночи, сонный дом разбужен криками и стуком в дверь, а из окон дома и из сада заметны ярко-оранжевые сполохи.
- Чёрт. - вырывается у Мориса, когда какой-то матрос в закопчённой робе и лицом в саже что-то кричит ему в дикой панике, - черт….
Он выскакивает из дома полуодетым, на ходу застёгивая китель и натягивает сапоги и просто кубарем скатывается по Губернаторской лестнице вниз. Николь ничего толком разобрать не может, откуда это оранжевое зарево над Нижним городом, хорошо видное из Верхнего Солона. Она набрасывает на плечи тёплый платок входит на террасу и вглядывается в огненное пятно, растекающееся внизу. В ночи слышны звуки горнов, играющих тревогу и гулкий набат колоколов. Так Солон оповещают о начавшемся пожаре. Дым и запах гари относит в сторону, и с террасы дома прекрасно виден этот пожар и на его фоне такие крошечные и беспомощные фигурки людей.
Горят те самые склады, которые обустроили на монастырской пустоши, выгорают штабеля бруса и досок, горит пакля и солома, которой переложены железные конструкции. Матросы и солдаты растаскивают баграми то, к чему можно приблизиться в этом адском пламени, спешно пробрасывают помпы и начинают качать воду из залива. В красном зареве видны перекошенные от усилий и жара лица людей, в сумраке по периметру собираются толпы зевак, но приказом Альсандера солдаты пехотного полка быстро разгоняют всех любопытных подальше.
- Отсекайте жилые кварталы, - приходя в себя после первоначального замешательства приказывает Морис, - проливайте стены ближайших домов, чтобы не принялись жилые дома в слободе, ещё за помпами посылайте.
Ярким букетом в небо устремляются снопы искр, шипит раскалённое железо, на которое попадают струи воды, пламя гудит и с хрустом пожирает всё пригодное для горения.  С грохотом и лязгом обрушиваются штабеля горячих железных балок, стоит неприятный запах раскалённого металла. От невыносимого жара отступают люди, трещат даже камни. Ничто не может остановить это море огня, неминуемо надвигающееся на слободу, откуда с криками и воплями бегут истеричные бабы и перепуганные ребятишки. Нужен ров, но лопатами рыть его слишком долго.
- Порох, несите порох, закладывайте картуши с порохом вдоль крайней улицы, - приказывает Альсандер, и подскочивший к нему капитан Прусет всё прекрасно понимает. Сапёры Тотли и инженеры быстро закладывают в землю два больших ряда взрывчатки. Спустя несколько секунд, успевая до разлива пламени по слободе, гремит сильный взрыв, от которого вылетают стёкла у всех окрестных домов, осколки разлетаются и ранят многих, но пламя удивлённо качнувшись, останавливается, стена его опадает, и теперь у воды хватает сил, чтобы сбить его и заставить отступить. Бело-рыжий огонь становится багровым от злости, а потом превращается в сизо-серый дым, устремляющийся к небесам. Пожарные команды продолжают лить на пожарище воду, превращая всю монастырскую пустошь в болотину, из которой торчат искривлённые железные конструкции, головешки и горелые доски, пучки почерневшей соломы.  Теперь, когда пламя погасили, становится виден серый рассветный туман.
- Всё из-за тебя проклятущий, - какая-то замызганная старуха в зелёной драной юбке, косматая и криворотая, кидается на едва держащегося на ногах Альсандера, он пятится от её истеричной ярости, - прогневал-таки Софьюшку, прогневал. 
Морис не обращает на её крики никакого внимания, а неспешно обходит монастырскую пустошь. Светает, в сизых сумерках всё выглядит удручающим и жалким, сгоревшие брусья и доски, покорёженные конструкции, которые уже никуда не годятся, разве что камень уцелел, но каменные кирпичи потрескались и полопались от жара и воды. Всё в саже, противно пахнет гарью, еще сильнее от того, что вся эта гарь залита водой. Он и сам выглядит печальным и опустошённым, потому что придётся снова заказывать материалы, ждать их доставки, а это всё отодвигает осуществление его планов. Он отдаёт необходимые распоряжения, следит, чтобы принялись расчищать завалы и гарь и только потом уходит с пустоши. Он идёт, а фанатичные старухи продолжают шипеть ему в спину о том, что прокляла его Софьюшка, прокляла, потому что покусился он на святое место. Вместо того, чтобы часовенку возвести, он завалил всё железяками своими проклятыми. Только в лицо не плюют, но плюют в спину и под ноги.

В доме его встречают облегчённым выдохом, потому что, слава богу, не сгорел, а то ведь мог и в огонь сигануть в азарте. Это ему выговаривает Отто, Анна торопится вытереть черное от сажи и копоти лицо и протягивает кружку с прохладной водой. Господи, какая вкусная вода. Доктор Столл стоит со своим саквояжем, но в этот раз ничего опасного на полковнике не находит, к великой радости Отто. Николь и герцогиня Равияр, которая приехала рано поутру к Альсандерам, чтобы успокоить встревоженную внучку, тоже вздыхают с облегчением.
А он сидит в каком-то отупении. В голове беспрестанно крутится какая-то мысль, которую сформулировать никак не получается. Она обретает нужные очертания только к концу следующего дня, когда, немного отдохнув и успокоившись, Альсандер появляется вновь на монастырской пустоши. Но теперь здесь уже большая, гудящая толпа, главным образом возмущённых фанатичных солонских баб, убогие богомолки продолжают их подзуживать, а увидев полковника, эти самые богомолки кидаются на Мориса Альсандера почти с кулаками, но солдаты оттесняют сдуревших фанатичек подальше.  Альсандер молча наблюдает, как солдаты и инженерные роты разбирают, перебирают материалы, что-то отбраковывая, что-то признавая годным к другим целям. Тотли всё равно выглядит расстроенным, его, как и Альсандера, огорчает очередная неувязка и задержка в строительстве.
-Такое чувство, что специально вредят, - бурчит Матео Тотли, - ты только посмотри, Альсандер, в Альсе бунтовали, в Ладгейле бунтовали, говорят, ты голыми руками их останавливал, теперь у нас тут из-за пожара дуры-бабы свихнулись и всех остальных подначивают.
- Что? - Альсандер начинает осознавать, какая мысль не давал ему покоя, - тебе тоже так кажется, Матео, словно кто-то специально вставляет нам палки в колёса?
- А как по-другому? - цыганистый Тотли только головой качает, - и везде всё сводится к бунтам, сейчас вот эти дурные бабы, верящие   в свою святую Софию на нас кинуться, и что ты сделаешь? За своими бабами мужики придут и дубинами, стрелять по людям прикажешь?
- Анна, - спросил Морис вечером уже, - ты мне скажи, ты тоже меня считаешь проклятым богохульником, как все солонские бабы толкуют?
Анна поджала свои сухонькие губки, не зная даже как решиться, но вдруг проговорила:
- Святая София, она покровительница Солона и защитница, а место святое, куда люди помолиться приходили, теперь в горелое пепелище превращено. Куда простым бабам идти, где и как заступницу просить о помощи. Негде, ваше сиятельство. Монастырь обещал часовню сделать. Хоть простенькую, так запретили им святые отцы, ересь это якобы. А кто простых то людей защитит от их бед и невзгод? Всяк, конечно, своим святым молится, да только неспроста этот пожар, ой неспроста, потому что прогневил ты Софьюшку. Ждут люди исполнения её последней песни, ждут, а вместо этого вон что получается. Огонь да разруха, да ссоры, да раздор. А София она есть, она приходит сюда к нам и пророчествует. Да только не всякий её увидеть может, не всякий…

После этих слов полковник Альсандер задумался надолго, а поутру отправился к собственному тестю, тот вытаращил глаза на его просьбу, но согласился с тем, что часовню действительно построить придётся, чтобы прекратить роптание народа, никому не нужны бесконечные бунты, во время которых чья-то умелая рука сталкивает лбами простой люд и воинский. Только чья эта рука, кто так ловко управляет людьми? Есть над чем задуматься, надо бы потолковать с людьми знающими, только с какими?
В Альсе тоже началось через баб, они понесли с торговой площади новости о готовящихся разрушениях в городишке, выходит, и здесь использовали нечто похожее? Снова Альсандер вертит в руках карандаш и бесцельно выводит непонятные линии на листке. Болтливый кавалерист Лурц поведал ему в доверительном разговоре, что в Междуречье один за другим подавляются бунты, поэтому туда из Ликса перебрасывают войска, а генерал Лурц отправлен командовать подавлением этих бунтов. Фуриёр в его высоком чине действительного советника тоже едет не просто так в Платтиль. Стало быть, и Туланс едет за тем же самым. Только для чего он завернул в Ладгейль, да ещё состряпал какой-то наивный повод и объяснение? Морис Альсандер вовсе не дурак. Про троих агентов тайного ведомства, появившихся в Альсе он помнит, бунты начались после их отбытия. Вот и склады на монастырской пустоши вспыхнули после отбытия Лурцев и Фуриёра. Сначала склады, а потом взбесившиеся бабы. София видите ли прогневалась, пустоголовые.
 После осмотра пепелища стало понятно, что склады просто подожгли, обыденно и тривиально, с нескольких сторон. Даже пустые бутылки из-под фонарного масла нашли позднее солдаты. Значит не София, только разве вздорным бабам это объяснишь. Только начни говорить, так завизжат да кинутся, что и глаза повыцарапывают. Ну их. Ублажить все их святые порывы, построить часовенку быстро, да и отвязаться. Но где-то снова надо ждать беспокойства. Интересно, где? Получается, что дело, которое поручено именно ему, кого-то заметно не радует и одновременно интересует, кого? И существует ли какая-нибудь связь между бунтами в Междуречье и Южной Морее, не за этим ли приезжал быстроглазый внимательный Туланс? Единственный, с кем делится некоторыми своими подозрениям Морис это Георг Равияр, ему необходимо знать, чтобы правильно использовать свои полномочия. И после длинного ночного разговора, Георг Равияр выглядит крайне озабоченным и велит послать за главой тайного ведомства Солона.
Солдаты спешно расчищали пустошь, а узнав, с какой целью всё это делается, неожиданно пришли к ним на помощь обитатели монастырской слободы, которым за казённый счёт, подправили пострадавшие от огня и взрыва домишки.  Уже к концу декабря площадка на той самой пустоши, про которую в Солоне ходило столько легенд, расчистили, и весь город уже знал, что полковник Альсандер сам просил губернатора об этой часовне, и уж ему-то его высокопревосходительство не отказал, и будет на пустоши стоять часовенка. Радости солонских обителей, обитательниц, главным образом, не было предела.
Анна, узнав об этой новости, просто засветилась от радости и встретила, как обычно явившегося за полночь полковника, приветливой улыбкой. Отто проворчал, что опять где-то бродит в ночи непутёвый паршивец, ну никакого почтения к его сиятельству графу Альсандеру не было у Отто, но тоже сидел на скамейке в саду совершенно довольным.
- Вы почему не спите? - удивился Морис, присаживаясь рядом, - что опять стряслось-то?
- Спасибо тебе, сынок, уважил ты наших баб солонских, про часовню-то сегодня все болтают, ты не слыхал разве?
- Я на Эгле весь день пробыл, слава богу, хоть там ошалелых богомолок не встретил, - отозвался Морис, он потирал снова разболевшуюся ногу - устал как собака и замёрз. Будет этим бабам их часовня, будет. Поставим вместе с крепостью, раз уж крепость город должна охранять, так и София ваша пусть бережёт. Бог с ними, с этими бабами.

Бабы - это полбеды, их успокоили одной новостью о том, что поставят на пустоши часовню, но должен быть кто-то, кто за всем этим стоит. Эх, если бы он был не столь известен в Солоне и не так приметен со своей хромотой, то он бы и сам потолкался по торговым рядам и побродил в порту, а ему только и остаётся, что довольствоваться тёмным углом в питейном заведении Марты, да его и узнают все постоянные посетители, даже если он сидит ко всей спине. Солон- город маленький, это тебе не Эбергайль. Но всё ж от разговора с Мартой он не отказывается, эта чертовка много всего знает и если правильно выспросить, то может что и откроется.
- Ох, ты, - восклицает Марта и всплёскивает руками, - да кто ж это к нам такой пожаловал. Никак его сиятельство граф Альсандер, чего изволите?
- Марта, - бурчит Альсандер, - прикрой рот-то, чего орёшь? Пива твоего захотел, вот и пришёл. Неси, а то мне все эти вина надоели смертельно, такая кислятина непотребная.
- А жена то молодая что скажет на пивную отрыжку. - смеётся кабатчица, сверкая белыми зубами, - она ж у вас особа утончённая, кровей благородных.
- Неси пива, говорю, - злится Морис, - а то пойду в другой кабак, я выпить пришёл, а не тебя, язву, слушать.
Марта проворно убегает и возвращается с парой кружек тёмного солонского, усаживается рядышком и уже более миролюбиво принимается расспрашивать своего завсегдатая. Морис не спеша отвечает, всё ж с Мартой у него давние приятельские отношения, и она его порой таким видала, что Николь лучше и не знать подробностей.  Но всезнающая Марта никак не может ему помочь со слухами и сплетнями, ибо болтовня в Солоне исключительно про гнев Софии и про будущую часовенку. Марта даже язвительно цепляет Альсандера:
- А ты, оказывается, суеверный, Морис, как старушка, только бабы зашумели, так ты сразу на попятную, жена то твоя верёвки вьёт из тебя, поди.
- Да вы ж хуже Тайного ведомства, - сокрушается Морис и отхлёбывает пива, - всё знаете наперёд всех. А уж ежели языком пометёте, так хлеще метлы ведьминой.
Незаметно подходит Рождество. Это их первое совместное Рождество, и в этот раз в столицу они не едут, договариваясь меж собой, что прибудут в Тумаццу на Весенние балы, а сейчас им хочется побыть друг с другом. Морис немного жалеет, что невозможно встретить праздник в Торгенземе, потому что только там Рождество бывает сказочным по-настоящему, но им хорошо и здесь.
 Про сказочность зимнего Торгензема заговаривает даже «племянник» господина полковника. Марек уже давно приходит в увольнение и обитает в специально отведённых ему комнатах второго этажа, в противоположном от хозяйского крыле дома, на вполне законных основаниях. Вся прислуга знает, что полковник приходится кадету дядей, только Отто с Анной всегда хитро переглядываются. Марек и у них во флигеле любит бывать, у него и там есть своя комнатка и, бывает, он засиживается со стариками подолгу. Этого, кажется не одобряют его приятели, которые наконец-то появились у стеснительного кадета, но Мареку так нравится, а уж тем более это нравится Отто и Анне. Теперь Марек щеголяет в сшитом на заказ у Лурье мундире, всегда имеет немалые суммы для личных трат, бывает на важных приёмах и даже знаком с его величеством Фредериком V. Но он не зазнаётся, по-прежнему много занимается и постепенно превращается в лучшего кадета шестого экипажа. 
Отто и Анна окончательно обжились в своих, как любит важно выразиться Отто «хоромах», по сравнению с домишком в Пригорье, флигель кажется большим и роскошным. Анна вся наполнена хозяйственными заботами, и теперь она следит за всей женской прислугой в доме, а Отто с увлечением «гоняет» всех подряд, он не дворецкий, он для прислуги значительно хуже, потому что ему хозяином дозволено абсолютно всё.  Он копается в саду со своими розами и вспоминает, как оторопел, когда Морис показал ему дом и флигель по соседству.
- Хочешь, - смеясь, сказал Морис, - живите в доме, там комнат много, но думается мне, что тебе по душе придётся этот флигель, делай как хочешь и что хочешь.
-Это почему? - спросил осторожно Отто
-Потому что ты здесь отец хозяину дома, - обнимая за плечи своего верного дядьку ответил Альсандер на полном серьёзе.
Отто тогда совершенно расчувствуйся и всё вспоминал, как мальчишкой его паршивец мечтал, чтоб Отто стал ему отцом. Но приличия степенный Отто соблюдал всегда, он предпочёл большой флигель и был страшно рад такому обороту дела. Но и дом в Пригорье решено было не продавать, а сдавать семье портового служащего, только розы свои Отто перенёс в новый сад и теперь бесконечно заботился, чтобы его питомицы прижились на новом месте. Теперь уже у него был большой розарий, с дорожками и беседкой. Отто предвкушал и обещал удовольствие от препровождения там своего времени душеньке графине, герцогине и кому пожелается посидеть в розовой беседке, но это должно было случиться только весной, сейчас же в Солоне была зима, с дождями, сыростью и ветром.