Мои пионерские годы

     Как-то в 84-85 годах прошлого века меня вызвали в пионерлагерь академии Жуковского на предмет не очень “правильного” поведения моего сына. Уже на территории лагеря я обратил внимание на безлюдность его территории.  Погода была превосходная, а пионеры сидели и скучали по палатам. После легкой выволочки за сына я спросил у педагога: “Почему скучают дети, почему, судя по рассказам сына, у них так мало интересных мероприятий?  Почему нет походов по интересным местам? Собеседник мне что-то невнятное стал объяснять, но поразило меня  его объяснение по-поводу отсутствия походов: “А вдруг дети простудятся. Что мы скажем их родителям?” Этот эпизод мне вспомнился недавно при просмотре какого-то телевизионного шоу. И тогда я вспомнил своё пионерское детство.

     88 километр Минского шоссе, съезд направо на грунтовую дорогу и через какие-то 300 метров въезд  в ворота нашего пионерского лагеря.  Натружено гудят моторы автобусов, преодолевающих ухабы разбитой дороги, радостно звучат голоса уставших от долгой дороги пацанов и девчонок – ну вот и приехали, наконец-то начинается пионерская жизнь. Так эта жизнь начиналась у меня каждое лето с 1948 по 1952 год и продолжалась по 40 дней.

     Хорошее было время. Запомнился сам лагерь: 2 деревянных спальных корпуса, обшитых вагонкой и покрашенных в розовый и голубой цвета, большой остров-столовая с верандами по обеим её сторонам и корпус для персонала. Все эти сооружения под шиферными крышами в разноцветье их стен производили какое-то немного сказочное впечатление, а главное, позитивно влияли на настроение даже в самые непогожие дни, когда небо хмурилось и долго шли дожди.

     В 8 часов утра Жира (так мы звали нашего горниста Витьку Лобзина) трубил подъём:

            “Вставай-вставай дружок
             С постели на горшок.
             Вставай, вставай,
             Порточки одевай”.

     И мы вставали, бежали в туалет, умывались, словом, готовились к новому пионерскому дню. Потом была утренняя линейка. Вожатые отрядов докладывали старшей вожатой  о готовности их отрядов к новому дню, дежурный по лагерю под звуки горна поднимал флаг и начинался еще один пионерский день.

     Кстати,  в связи с красным флагом вспоминается более ранний пионерский лагерь, который был в Калистово. Там однажды был украден наш лагерный флаг. Украл ли кто-то его из местных, то ли это была “придумка”  наших вожатых, только после этого было назначено постоянное дежурство у флага.  И мы по очереди парами дежурили у мачты с флагом от  поднятия флага утром до самого вечера, когда происходил его спуск.  Вот и сидели мы на ступеньках трибуны, что венчала мачту с флагом, скучали в отсутствии похитителей и с нетерпением ждали смены. Сейчас при этом воспоминании на память приходит песенка из Бременских музыкантов: “Ох!  Рано встаёт охрана”.

     Это было так давно, что воспоминания о том времени абсолютно бессистемны. То всплывет  в памяти аттракцион “Гигантские шаги”, на котором меня закрутило на столб (катался один), то запуск модели планера, который я смастерил в модельном кружке, и за который товарищи прозвали меня “нервюрой”, передразнивая моё грассирующее произношение буквы  “р”, то первая влюбленность.

     Приходит на память однодневный поход к Москве-реке, её абсолютно прозрачная вода и песчаная отмель, на которой мы валялись в ожидании обеда. До сих пор помню вкусный суп, заправленный вместо мяса копченой колбасой. Сварил его нам  бывший военный моряк Валентин  Иванович  – муж нашей школьной географички Екатерины Федоровны.

     Так и осталась на всю жизнь в памяти фотография обнаженной и замерзшей, с петлей на шее Зои Космодемьянской, увиденная мною в музее села Петрищева, куда нас водили каждый год, благо что наш лагерь был всего в нескольких километрах от этого печального места. Идеологической накачки, как принято считать сейчас,  в лагере не было. Поэтому, если наши походы в Петрищево считать идеологической накачкой, то, по-моему, такая накачка была бы полезна и для нынешних “бойскаутов”.

     Я не помню, чтобы мы,  мальчишки, вспоминали в своём общении недавнюю страшную войну, хотя все мы прошли через неё. Но она жила в наших играх и во дворе дома, где я жил, и в пионерском лагере. Тот, кто уже не первый раз приезжал в лагерь, предвкушал очередную военную игру. К ней готовились заранее: разрабатывался план игры, готовились бумажные погоны, вожатые втайне от нас подбирали места в окрестностях лагеря, где должны были находиться штабы воюющих сторон и храниться их флаги. И вот день игры наступал. Каждый из участвующих в игре нацеплял на одно плечо бумажный погон, красный или синий, в зависимости от принадлежности к той или иной стороне. Задача заключалась в том, чтобы найти флаг противника. Человек, у которого сорвали с плеча погон, считался убитым. Я сейчас уже не могу вспомнить детали этих игр:, как воевали, как искали флаг. Только помню, что было захватывающе интересно искать противника, ползать по открытой местности, чтобы не выдать себя, вступать в борьбу  со своими товарищами – сегодняшними противниками за их погоны. А какой восторг охватывал нас, если побеждала наша команда, сколько обсуждений эпизодов игры было ещё через несколько дней после неё.

     Не менее значимым в нашей пионерской жизни был футбол. Среди  сотни нас. отдыхающих в смене, всегда находилось одиннадцать умеющих и “водиться”, и брать “мертвые мячи” и забивать эти мячи в ворота противника. Встреча с футбольной командой соседнего лагеря была не менее ожидаема, чем военная игра. Смотреть на игру собирался весь лагерь от самого юного октябренка до уборщиц и работников пищеблока. А уж если наши побеждали, шуму и радости было не меньше, чем на Диномо, когда играли Динамо с ЦДКА. До сих пор помню, как я в чистой белой рубашке с тщательно отглаженным красным галстуком сопровождал нашего старшего вожатого Надю Приставко в другой пионерлагерь  на переговоры о проведении очередной футбольной дуэли.

     Вечерами после ужина столы и стулья в столовой лагеря сдвигались в одну сторону и начинались танцы под аккордеон. Любимцем лагеря на протяжении нескольких лет был аккордеонист дядя Коля (по-моему, мы все в лагере так называли Николая Ивановича – фамилию его не помню). Инвалид войны, с протезом ноги от самого бедра, он был удивительно добр по отношению к нам пацанам и умел с нами разговаривать как со взрослыми. Что собой представляли пионерские танцы той поры? Я думаю, что сейчас попроси молодежь станцевать краковяк, и на тебя “непонимающе” вылупят глаза, мол, что это ещё за экзотика. А тогда мы, пионеры, танцевали только бальные танцы: краковяк, падеспань, падекатр, молдаванеска, падеграс и др., в которых пары плавно скользили по кругу.

     В конце этих воспоминаний, а вспоминать можно ещё и ещё, приходит на память строчка из Бородино М.Ю. Лермонтова: “Да, были люди в наше время. Не то, что нынешнее племя”.  К сожалению, сейчас и время другое, да и нынешнее племя мыслит несколько иначе.

     В доказательство этих крутых перемен можно привести простенькую рекламу в интернете о продаже пионерского лагеря (таких объявлений масса):

     Имущественный комплекс бывшего пионерского лагеря расположен на живописном участке 9.4 га в лесном массиве. Общая площадь строений 5500 кв м. Электричество, газ в 300-х метрах. хорошая транспортная доступность. Собственность.Цена: 40 млн. рублей. ТОРГ.

     Вот так-то!