Сила жизни. Сборник очерков и эссе

От автора

Книга «Сила жизни» – интернациональна по идее. Основная её мысль: мы все – люди одного рода-племени, называемого Человечеством, и родина для нас одна – планета Земля.
 
В книге рассказывается о судьбах людей, сильных духом, разных национальностей, объединённых общечеловеческими ценностями, моральными устоями и стремлением совершать открытия на благо человечества в области науки, техники, художественного творчества. Её открывает эссе о Василии Ерошенко, слепом музыканте, поэте, педагоге и путешественнике, а заканчивается она очерком о Московском международном фестивале «Нить Ариадны», форуме, которому нет аналогов.
 
И это – неслучайно. Василий Ерошенко – человек-легенда.  Он был в международном братстве делегатов трёх конгрессов эсперантистов (сторонников искусственного международного языка). Прожив вдали от родины много лет, впервые стал известен в России и в мире как японский поэт. Жизнь Ерошенко – пример того, чего может добиться человек, даже с ограниченными возможностями. Всем людям доброй воли близки слова Василия Ерошенко: "Чтобы пройти по дороге жизни, нужны не большие ноги, а большое сердце, твёрдая воля, светлый ум, отважное сердце, дух – справедливый и честный, глубокое знание мира".  Эта мысль претворена в жизнь в наши дни исследованиями и действиями Аркадия Липовича Шмиловича, врача московской Психоневрологической клинической больницы № 1, Председателя оргкомитета Международного фестиваля «Нить Ариадны», участниками которого стали талантливые люди с ограниченными возможностями из многих стран мира.

В реальности между жизнью Василия Ерошенко и фестивалем «Нить Ариадны», отметившим в 2018-ом году своё десятилетие, прошёл один век. По словам белорусского поэта Алеся Рязанова, о котором есть очерк в книге, «век – неотъемлемая часть всего живого, но прежде всего – человека. Он проявляется – и читается – в его лице и фигуре, и если по какой-либо причине век нарушается, то калечится и человек. Век – это не то же самое, что столетие: он содержит в себе свою меру, которая измеряется не просто временем, а самой неповторимостью времени… Если горит свеча, она горит век, когда растёт дерево, оно растёт век, когда живёт человек, он живёт век, и каков бы ни был этот век – короткий или длинный, ровный или извилистый, – он всё равно велик».

«Да, век может быть разным, – пишет Наталья Ружицкая, переводчица стиха Алеся Рязанова с белорусского. – Недаром есть выражение, "сгорел, как свечка", но всё равно это век, он измеряется не количеством времени, а концентрацией эмоций, добрых дел».
 
Эту мысль подтверждает жизнь героев книги. В ней неслучайно под одной обложкой встретились несхожие личности, объединённые желанием сделать мир хоть на мгновение прекрасным. У каждого из них – свой век.  Они живут и руководствуются не только интересами той общности людей, в которой родились или проживают в силу своего происхождения, но и принципами общечеловеческих ценностей.

Среди них

Альберт Швейцер – немец с французскими историческими корнями, лауреат Нобелевской премии мира, которому принадлежат слова: «От того, что созревает в убеждениях отдельных людей, а тем самым и в убеждениях целых народов, зависит возможность и невозможность мира... В отношении нашего времени, это ещё более справедливо, чем применительно к прежним эпохам»;

Владимир Набоков – русско-американский писатель, родившийся в Петербурге, проживший в России первые 20 лет и написавший в эмиграции, прожив 20 лет в Германии и почти 16 в Швейцарии, основные свои произведения – из них восемь романов на русском языке.
 
Борис Раушенбах – немец по происхождению, известный учёный и создатель образцов космической техники, академик Российской академии наук, профессор Московского физико-технического института, действительный член Международной академии астронавтики, проживший всю жизнь в России;
 
Валерий Брумель – советский многократный мировой рекордсмен с немецкими корнями, серебряный призёр Олимпийских игр в Риме в 1960-ом году, шестикратный рекордсмен мира по прыжкам в высоту в 60-ые годы 20-го века, олимпийский чемпион по лёгкой атлетике 1964-го года в Токио;

Максимилиан Волошин – поэт, художник, критик и переводчик. Его размышления о человеке и мироздании вошли в историю, в искусство перевода, в прозу, живопись, искусствоведение и философию;

Светлана Михайловна Гайер – гражданка Германии, немка с русскими и украинскими корнями, переводчик пяти романов Достоевского;

Поэты авторской песни: Новелла Матвеева, создавшая в своём воображении страну Дельфиния с островом Кенгуру; Игорь Доминич – талантливый поэт из Молдавии, рано ушедший из жизни; Александр Соломонов – бард из немецкого города Гамбург, еврей по национальности; Михаил Трегер – родом из Санкт-Петербурга;
 
Борис Заходер – поэт и переводчик Гёте, родившийся в южной Бессарабии (ныне Молдова), известный миллионам читателей как переводчик «Винни Пуха», «Мэри Поппинс», «Питера Пэна», «Алисы в Стране чудес» и других книг зарубежных авторов.

Обложка книги символична. У растений тоже есть воля пробиться сквозь тернии. Так и человек. Он с детства стремится познать окружающий мир, затем, преодолевая трудности, становится упорным в достижении целей. Таковы герои книги "Сила жизни", люди – сильные волей и духом, у которых есть чему поучиться.

Во время написания книги рядом со мной были мысленно те, кто поддерживал меня в творческом поиске. Я благодарна редактору и корректору книги Валентину Васильевичу Кузнецову, историку Виктору Борисовичу Кудрину, белорусской поэтессе Наталье Ружицкой, героям книги, бардам, Александру Соломонову и Михаилу Трегеру за поддержку мыслью и словом.
 
Дорогие читатели,
 
в процессе чтения вас не оставит равнодушным мнение известных людей о путях сохранения мира на планете. Предупреждением землянам звучат со страниц книги слова Бориса Викторовича Раушенбаха: «Я далеко не уверен, что человечество вообще сохранится ещё сто лет. Оно упрямо идёт к той грани, где возможность самоуничтожения становится реальной и вероятна даже по ошибке».

В то же время вы проникнетесь чувством гордости за героев, которые, преодолевая трудности, стремятся к достижению цели, ставят перед собой конкретные задачи и шаг за шагом достигают желаемых результатов. Так писатель Сергеев-Ценский, осознав в юности своё предназначение – художественным словом будить души людские – в течение жизни не сворачивал с этого пути. Путешествуя по России, он увидел так много, что этого хватило на многие поколения читателей, критиков и литературоведов. Вы узнаете также, как Владимир Набоков, преодолев языковой барьер, создал новый литературный стиль, вместивший в себя лучшие традиции русской и американской литературы. Сегодня его знают и считают своим и в Америке, и в России, и в Швейцарии, и в Германии.
 
Уверена в том, что путешествуя вместе с героями по удивительным местам нашей планеты, вы получите наслаждение от знакомства с флорой и фауной различных континентов, и вслед за поэтом Новеллой Матвеевой откроете для себя страну Дельфинию с островом Кенгуру. Вы ощутите запах морского прибоя, свежий воздух Женевского озера. Прогуляетесь по тропам Шварцвальда.
 
Кроме того вы испытаете духовное удовлетворение от соприкосновения с процессом творчества в момент создания поэтических произведений, секрет успеха которых – в силе воли и крепости духа талантливых людей. Благодаря мастерству барда из Гамбурга, откроете для себя творчество Игоря Доминича, почувствуете внутреннее состояние души поэта, стихи и песни которого будут сопровождать вас ещё долго после прочтения книги.
 
Все замечания и пожелания прошу направлять по адресу: ikreker51@gmail.com
 
Ирене Крекер



Поэт незрячий, увидевший и Запад, и Восток. (О Василии Ерошенко)
 
"О, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, пока не предстанет Небо с Землёй на Страшный Господень суд". Эту мысль английский писатель, поэт и новеллист Редьярд Киплинг сформулировал в своей "Балладе о Востоке и Западе", напечатанной в 1890-ом году. И с тех пор человечество получило огромное количество подтверждений этого тезиса. Воистину, "тому в Истории мы тьму примеров слышим". Ну, взять хотя бы многочисленные региональные войны, национальные катастрофы, межрелигиозные конфликты, террористические акты. Не из-за того ли они, что жители западного и восточного миров имеют разные менталитеты, не понимают друг друга?

"Восток – дело тонкое," – часто слышу из средств массовой информации. Но, право, так ли сложна эта ситуация? Не сыщем ли мы в истории, в нашем недавнем прошлом примеров не только успешного взаимопроникновения различных культур, но и случаев, когда, например, житель Запада настолько постигает основы восточной культуры, что уже становится классиком этой восточной литературы?
 
С этим вопросом я обратилась к моему московскому другу Валентину Васильевичу Кузнецову. Он – коренной москвич, в прошлом эсперантист, инженер, преподаватель математики и переводчик. Ответ пришёл довольно быстро и застал меня врасплох. Высланная информация оказалась для меня совершенно неожиданной. Я восприняла её как привет из мира, абсолютно не известного мне, даже как учителю, много лет посвятившему изучению русской и зарубежной литературы.

«Ярчайшим примером такого удивительного явления, – пишет мне Валентин Кузнецов, – является жизнь и деятельность русского писателя, поэта, музыканта, педагога, путешественника Василия Яковлевича Ерошенко (1890 – 1952). Об этом человеке удивительной судьбы я впервые узнал в шестидесятые годы от Саши Харьковского, в то время журналиста журнала "Вокруг света". С начала восьмидесятых годов двадцатого века он проживает в США, где известен под именем Alexander Karkovsky/ Александр Карковский. А тогда и он, и я увлекались идеей международного языка эсперанто. На встречах эсперантистов Харьковский рассказывал, что он пишет книгу "Человек, увидевший мир" о Василии Ерошенко».

Я попросила Валентина Васильевича вспомнить детали этого разговора. Он живо откликнулся на просьбу:
"Было это давно, примерно в 1961–1964 годах, и поэтому многое забылось. Это были и не диалоги, не выступления с трибуны, а отдельные реплики с его стороны, вставки в разговор, из которых можно было предположить, что Саша работает над книгой о слепом эсперантисте Ерошенко, объехавшем мир. (Кстати, вначале на слух эту фамилию я ошибочно воспринимал как Ярошенко). Опубликована книга была только в 1978-ом году. Теперь я жалею о том, что тогда не проявил интереса к теме и активности со своей стороны, а вместо этого просто пассивно внимал, слушал. В памяти сохранились только два момента из рассказов Харьковского. Первый – это то, что Ерошенко был первым в мире, кто создал азбуку Брайля для слепых туркменов и был первым её преподавателем. А второй – это то, что русским, приезжавшим в Японию, японцы рассказывали о замечательном японском поэте по имени Еро-сан, выходце из России, а русские отвечали японцам, что не знают никакого поэта Еро-сана, выходца из России, что японцев очень удивляло".

* * *

Слепой русский, ставший японским поэтом, о творчестве которого долгое время неизвестно на Родине? Возможно ли такое вообще?
      
Читая и перечитывая статьи А. Харьковского, В. Першина, Ю. Платань, Э. Пашнева, В. Шеховцова, Ирины Морозовой о судьбе Василия Яковлевича Ерошенко, я проникаюсь всё более возрастающим интересом к его творчеству. Заинтриговало то, что он известен на Востоке под различными именами. В Японии его называют Эро-сан, в Китае – Айлосянькэ или "господин Айло", в Бирме слепые дети обращались к нему "кокоджи" – "старший брат", а изумлённые чукчи прозвали его "какомэй" – "чудо". Сам же поэт Ерошенко называл себя Человеком мира.

Да, бывает и такое, что поездки, путешествия, изучение историй жизни народов, их менталитета, чтение книг, разговоры с друзьями приводят к встречам с судьбами необыкновенных людей, жизнь которых называют легендой. Их мужество, целеустремлённость, упорство в достижении поставленных целей, сила воли и знания   заставляют задуматься о своём предназначении, поставить перед собой вопрос: "Зачем ты пришёл в этот мир?".

Читаю, размышляю, сверяю свои мысли с мыслями авторов. Пытаюсь проникнуть в сокровенные уголки души этого необычного человека.
В возрасте четырёх лет Василий Ерошенко потерял зрение. Он провалился в чёрную пустоту и помнил из реальности только " четыре вещи: небо, голубей, церковь, на которой они жили, и лицо матери. Не слишком много. Но и это всегда вдохновляло и вдохновляет меня на поиски чистых, как небо, мыслей и всегда помнить о Родине, как о лице своей матери, в какой бы уголок земли ни бросила меня судьба". Это он скажет одному из потерявших зрение и отчаявшемуся человеку, как давно продуманное и принятое, как неизбежность.

Когда же это началось? В какой момент подросток понял, что нельзя оставаться инвалидом и выбрал для себя путь художника слова? – этот вопрос не оставляет меня в покое в процессе изучения судьбы Василия Ерошенко. Ответ на него интересует меня не только как педагога-психолога, но и как переселенца из России в Германию, автора, пишущего произведения на русском языке.
 
Родители Василия рано обнаружили у сына музыкальный слух и начали обучать его музыке. С девяти лет, благодаря стараниям помещика, графа Орлова-Давыдова, Василий принят в число учеников школы-приюта Общества призрения, воспитания и обучения слепых детей в Москве. Там он изучает грамоту для незрячих и, благодаря интересу к чтению, познаёт мир, выходящий за пределы приюта. Он не может не делиться знаниями со своими друзьями. Читая пальцами, рассказывает малышам приюта о других мирах, открывая в себе артистическую натуру. И когда все книги в приюте прочитаны, палец застывает на одной строке, и он продолжает чтение. Малыши, затаив дыхание, внемлют ему. Этих мгновений, когда муза спускается к нему, он впоследствии забыть не может.
 
Музыка души определяет его дальнейший жизненный настрой. Проучившись десять лет в школе для незрячих, получив кое-какие практические навыки, он мог бы по окончании школы плести корзины или вступить в артель слепых и переплетать, клеить книги, таким образом зарабатывать себе на жизнь. Но юноша уже тогда понимает, что у него только два пути: жить в чёрной пустоте, используя приобретённые навыки, или – в мире музыки и звуков, путешествуя, узнавая мир и описывая его в книгах, при этом испытывая радость творческих мгновений. Он выбирает второе.

В то время его видят часто в различных районах столицы с шестиструнной гитарой за плечами. Высокий, в белой рубахе, подпоясанной широким ремнём, пряжка которого едва помещается в руке, он выделяется в толпе.
Музыкальный талант Василия замечен, и вот он уже выступает в оркестре для слепых в московском ресторане "Якорь". Находясь три года среди публики, которая в ответ на его выступления не одаривает даже аплодисментами, хорошо понимая, что не здесь его место, юноша начинает готовиться к путешествию на Кавказ.
 
Подробнее об этой поездке мне узнать не удаётся, известно лишь, что он берёт с собой учебник языка эсперанто. Теперь уже совершенно осознанно Василий Ерошенко выбирает мир путешествий и музыки. И всегда рядом с ним находятся люди, которые поддерживают его словом и действием.
 
*  *  *
 
Кто же эти люди, проживавшие на Западе и Востоке земного шара, которые помогали незрячему музыканту-сказочнику в осуществлении его грандиозных планов? Как ему удалось – познать и ощутить мир звуков и музыку многих стран? Какие силы вмешались в процесс постижения им важнейших истин?
 
Понимаю, что прежде всего Василий Яковлевич Ерошенко был сам удивительной личностью. Его желание – полнокровно жить – стало животворной энергией этого процесса. Практическую помощь юноше оказывала его принадлежность к Международному обществу эсперантистов, круг друзей которого расширялся с неожидаемой быстротой. О незрячем поэте со временем уже не надо было рассказывать, он сам появлялся там, где хотел и где был нужен, осознавая свою миссию в оказании помощи таким же, как он, незрячим, в познании окружающего мира.

Валентин Васильевич Кузнецов пишет мне: "Как бывший эсперантист я подтверждаю, что в эсперанто-движении сильна идея, что зелёная пятиконечная звезда (символ эсперанто-движения) гарантирует свободу перемещения по миру и проживания, поэтому некоторые действительно отправляются в такие путешествия, аналогичные путешествиям по системе автостоп. Думаю, что именно с этой идеей и отправился Ерошенко по миру".

В мои отроческие годы я слышала о международном языке эсперанто, но, к сожалению, не отдалась движению его волны. Только сейчас начинаю понимать, что, если бы я пошла этим путём, моя жизнь могла сложиться совсем по-другому. Лучше или хуже? Это другой вопрос, но, была бы возможность – увидеть мир, познакомиться с интереснейшими людьми из разных стран. Ведь эсперанто-ассоциации находятся и в Англии, и во Франции, и в Бельгии, и в Германии...  И не только там!

У Василия Ерошенко, в этом я уже не сомневаюсь, был "ангел-хранитель", поводырь   с различными именами, ведущий его по жизни. Сначала эту роль выполняла Анна Николаевна Шарапова (1863-1923) – преподаватель английского и эсперанто, русская переводчица. Она была национальным секретарем для России в Международном Союзе эсперантистов-вегетарианцев, первым почётным президентом которого был избран Лев Николаевич Толстой. В годы первой мировой войны жила в Швейцарии. А после возвращения оттуда внесла вклад в восстановление международных связей российских эсперантистов.

Именно от Анны Шараповой Василий Ерошенко "заболел на всю жизнь", "заразился" языком эсперанто. От неё узнал, что в предместье Лондона – Норвуде существует Королевский колледж и Академия музыки для незрячих. Анна Шарапова подготовила его поездку в Англию. Известно, что о его приезде сначала оповестили общественность печатные издания "Слепец" и "Вокруг света", опубликовав заметку "Путешествие русского слепца в Лондон", а несколько позже в Лондоне был опубликован и очерк самого Ерошенко "Моё первое заграничное путешествие".
В то время он ещё был молод, и эсперантисты, через города которых проходил его маршрут, оказывали ему на протяжении всего пути практическую помощь. Для того чтобы его найти в толпе встречающих и провожающих, на одежду Ярошенко был прикреплён значок в виде зелёной пятиконечной звезды – символа эсперантистов.

В Лондоне его встретили супруги Блейз. Они поселили его в своем пансионате и для обучения английскому языку нашли учителя, знающего азбуку Брайля. Два месяца он проводит вольнослушателем в королевском колледже для слепых в Норвуде, затем возвращается в Лондон.
 
В английской столице Василий Ерошенко изучает классическую музыку, посещает музеи, библиотеки, углубляет знания по вопросам истории и культуры страны. Здесь у молодого Ерошенко произошло знакомство с господином Кропоткиным, основателем и теоретиком русского анархизма. Неизвестно, насколько идеи анархизма затронули ум и сознание Василия Ерошенко, но, когда он после недолго посещения Франции, где изучает французский язык и слушает лекции в Сорбонском университете, возвращается в Англию, его выселяют из страны за связь с эмигрантами-марксистами.
 
С этого момента взгляды его обращены на Восток. В двадцать четыре года он едет в Японию, учится там в Токийской школе слепых. Московские эсперантисты помогают ему материально, дают и рекомендательное письмо к профессору Токийского университета Накамура Сигео.

В Японии среди его знакомых не только журналисты, писатели, драматурги, но и революционеры. Его другом и правой рукой становится японский драматург Акита Удзяку. Ему принадлежат слова: "Ерошенко – первый русский, покоривший сердца японцев". Не без помощи новых друзей в японских газетах и одном из молодых журналов появляются первые очерки и сказки Василия Ерошенко на японском языке, среди них "Рассказ бумажного фонарика" и философская притча "Дождь идёт".
Страсть к странствиям ведёт его дальше. Узнав о том, что в Юго-Восточной Азии нет школ для слепых, он принимает решение уехать в Сиам (Таиланд). Идея создания школы движет мыслью писателя. Приехав в столицу страны Бангкок, он первым делом занимается организацией учёбы для незрячих.  Поставленная задача оказывается неразрешимой, так как для этого нужны значительные материальные вложения. Одного желания оказалось мало.
 
Долго оставаться в Сиаме Василий Ерошенко не может из-за ограничения деятельности иностранцев. Тогда он принимает решение – переехать в Бирму. Она видится ему страной "рубинов и сапфиров, кокосовых пальм и тамаринд, папай и бананов, манго и ананасов", где "круглый год цветут пахучие цветы и звенят миллионами серебряных колокольчиков бесчисленные пагоды".

В Моуллмейне ему предлагают заведовать школой для слепых детей. Он соглашается. С этой целью изучает разговорный бирманский язык, сложный для европейцев, а также погружается в изучение фольклора и народных сказаний. В одном из писем того времени Василий Ерошенко пишет: "Сейчас я изучаю воистину прекрасные буддийские легенды – это неисчерпаемый материал. Передо мной раскрылся совершенно новый, доселе неведомый мне мир". Там, в Бирме, его настигает весть о революции в России.
 
Василий Ерошенко принимает решение вернуться на родину, но не получает от властей разрешение на въезд в советскую Россию. В то время он не только изучает культуру и традиции страны, записывает свои впечатления, но и принимает участие в работе литературного общества "Свитязь", посещает собрания Социалистической лиги, участвует вместе с друзьями социалистами в первомайской демонстрации, в работе съезда Социалистической лиги. Тогда он принимает решение попасть в Россию через Индию, Афганистан и Среднюю Азию.

Из статьи Ирины Морозовой узнаю, что «в Калькутте, его, по распоряжению английских властей, арестовывают как большевистского агента и помещают на судно, идущее во Владивосток, который в то время находился в руках белого генерала Каппеля. Василию удаётся сбежать с парохода во время швартовки в Шанхае (Китай)… Из Шанхая Ерошенко переезжает в Японию, но и японские власти отдают распоряжение о его депортации из страны. Доставленный во Владивосток, Ерошенко стремился как можно скорее перебраться в европейскую часть России. Но дальше пути не было. В районе станции Евгеньевка проходили передовые позиции отрядов Семёнова и Каппеля. За ними начиналась нейтральная полоса, где орудовали банды, нападавшие и на белых, и на красных. Тогда Ерошенко принял решение: уйти в Китай. Пересёк границу и по шпалам пошёл в Харбин, в который пришёл в июле 1921 года".

 *  *  *

В эссе "Одна страничка из моей школьной жизни", написанном на языке эсперанто, Василий Ерошенко описывает визит в школу китайского дипломата Ли Хун-Чжана. Это эссе до сих пор рассматривают как модель отношений России и Востока в годы русских революций. Может, именно с этой школьной встречи с представителем Китая и зародилась у Ерошенко мечта совершить путешествие в Китай, незнакомую страну, притягивающую взоры многих?

Мечта, наконец-то, сбылась, но к тому времени путешественник уже устал душой от несостоявшихся планов. Ему одиноко в потоке незнакомых людей. Когда-то он не захотел остаться на родине, чтобы бессмысленно коротать свой век, но теперь он понимает, что и на Востоке не так легко достичь желаемых целей.
Вероятно, именно в этот период он создаёт книгу "Стон одинокой души", позже опубликованную в Китае.  В ней есть строки:

"Устал я, и скоро в печальную землю
Уйду я на этом нерусском кладбище
И всё-таки сердцем недремлющем внемлю
Я брату родному, что сам меня ищет…"

Рассказывают, что его услышал писатель и поэт, классик китайской литературы, Лу Синь и пригласил к себе домой в Пекин, став другом и братом. В это сейчас трудно поверить, но судьба свела двух талантливых людей в нужном месте и в нужный час. Позже поэт Василий Ерошенко станет героем его новеллы "Утиная комедия".
Писатель Лу Синь напишет о нём: "Жизнь человека, как падающая звезда, – сверкнёт, промчится, оставляя недолгий след… Ерошенко промелькнул, как звезда, и, может быть, я скоро забыл бы о нём, но сегодня мне попалась его книга "Песнь предутренней зари", и мне захотелось раскрыть душу этого человека перед читателем". Лу Синь – переводчик с эсперанто на китайский язык сборника произведений слепого писателя и поэта "Стон одинокой души" и "Сказки".
А в 1924-ом году, получив мандат Пекинской эсперанто Лиги, Василий Ерошенко уже участвует в XV Универсальном конгрессе эсперантистов в Германии, в городе Нюрнберг. Затем несколько месяцев проживает в Лейпциге. В Лейпцигском городском музее имеется портрет Василия Ерошенко работы художника Р. Рудольфа.
Рассматриваю портрет. На нём изображён молодой человек, напоминающий русских богатырей из баллад. Лицо – круглое, волосы – русые, кудрявые. Голова слегка опущена. Глаза прикрыты. Что знаю я об этом юноше сейчас? Что он – незрячий поэт, что одарён музыкально, что изучил язык эсперанто, что кроме него владеет ещё одиннадцатью языками и среди них русский, английский, японский, французский, немецкий, бирманский и язык таи, что он пишет и публикует стихи, сказки, статьи и другие произведения на японском и эсперанто, что он изгнан из Англии, Японии и некоторых других стран за предполагаемую связь с русскими марксистами.

А ещё я знаю, что поэт, писатель, педагог и путешественник Василий Ерошенко, побывав в Англии, Франции, Японии, Таиланде, Бирме, Китае, Германии и в других странах, вернулся в Москву только в 1924-ом году членом Международного братства делегатов трёх конгрессов эсперантистов, основанного варшавским врачом Заменгофом. К этому времени он уже известен как японский поэт, о котором слагаются    на Востоке легенды.
 
*  *  *

Недавно я узнала о существовании виртуальной конференции "Василий Ерошенко и его время". На одной из них удалось незримо присутствовать. Её участники анализировали стихотворение Ерошенко "Homarano/ Хомарано". Наряду с разговором об идейно-художественных особенностях произведения, речь зашла и о названии. Была высказана мысль, что слово "Homarano" парадоксально по своей структуре: «Homo = человек; homar’ = совокупность людей (человечество). Но автор добавляет еще один суффикс «an» – homaran’, чем едва ли не возвращает слову его первоначальное значение ("часть чего-либо") – в данном случае часть человечества».

Как преподаватель русской литературы я согласилась и с участниками виртуальной конференции по вопросу близости этого произведения тематике революционно-романтических произведений А. М. Горького "Песне о Соколе", "Песне о Буревестнике" и легенде о Данко из рассказа "Старуха Изергиль". А самого Василия Ерошенко отношу к романтикам, отдавшим пламенное сердце людям.

В процессе изучения жизненного и творческого пути Василия Ерошенко меня заинтересовала дискуссия, проходившая в мае 1916 года в Токийском университете между слепым писателем Василием Ерошенко и известным в широких литературных кругах Рабиндранатом Тагором, индийским писателем.  По словам журналиста и переводчика В. Рогова, слепой писатель "оспаривал основное положение Тагора о том, что западная цивилизация – материальная, а культура Индии – чисто духовная":
 
"– Мне показалось, что вы, опираясь на буддизм и христианство, противопоставляете культуры Европы и Азии. Совсем как Р. Киплинг, который писал: "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись". Так вот: с этим я согласиться не могу. У наших культур много общего, и если мы друг друга не всегда понимаем, то это из-за незнания языков. И ещё из-за националистов, которые натравливают один народ на другой.
– А чем Вы можете это аргументировать? – спросил Тагор.
Ерошенко минут десять говорил о растущей интернациональной общности людей, о родстве литератур Японии и России, о взаимовлиянии фольклора стран Запада и Востока.
 – Расскажите о себе, кто вы такой, –  попросил в конце беседы индийский писатель.
 – Приехал я из России два года назад, сказки свои пишу по-японски, и товарищи называют меня японским поэтом, – закончил Ерошенко под аплодисменты зала".

Спор с самим Тагором, приглашённым в университет для чтения лекций, принёс слепому писателю-эсперантисту широкую популярность. Это произошло, вероятно, и потому, что на лекциях Р. Тагора присутствовали всегда кроме студентов священнослужители различных вероисповеданий – буддисты, синтоисты, христиане и другие заинтересованные лица.

Изучая творчество поэта и писателя, путешествуя с ним незримо по странам Запада и Востока, я в какой-то момент поняла, что главное в жизни этого многогранно талантливого человека не то, что он всю жизнь прожил вдали от Родины в поисках   необычных запахов и звуков, новых впечатлений, а в том, что он всю жизнь вёл нескончаемую просветительскую работу и не от случая к случаю, а постоянно. Где бы он ни был, куда бы ни заносила его судьба, вектор его деятельности был всегда направлен на оказание помощи слепым, таким же, как он, но находящимся в более тяжёлых условиях. Он перед каждой своей поездкой ставил перед собой конкретные цели в этом направлении и прилагал все усилия к их осуществлению.

С такой целью он отправляется и на Чукотку на пароходе в 1929 году. Там он пробыл около года. Вернувшись с севера, жил в Москве, но и здесь не даёт себе ни минуты покоя: работает преподавателем в школе для слепых, пишет книги. А осенью 1934 года, когда Наркомпрос Туркмении приглашает его создать в республике специальную школу-интернат для незрячих в старинной крепости Кушка, он, ни на минуту не задумываясь, принимает это предложение.

В Туркмении Ерошенко живёт одиннадцать лет, обучая незрячих детей видеть мир. Для них он создаёт рельефно-точечный алфавит на туркменском языке и разрабатывает   систему образования и воспитания незрячих. Многие из его учеников станут впоследствии педагогами, писателями, драматургами, но прежде всего добрыми людьми, его последователями. Отсюда, из Кушки, он обращается с письмом к Сталину в защиту международного языка эсперанто и эсперантистского движения в целом. Он идёт на этот шаг сознательно, зная, что "Союз эсперантистов советских республик" был перед войной разгромлен. Тогда, в одну из ночей, многие эсперантисты были арестованы и голословно обвинены в пособничестве империализму и в антисоветской деятельности.

Когда Василий Ерошенко возвращается из Туркмении в Москву, у него ещё много планов. Несколько лет он преподаёт английский язык в Московской школе слепых. Затем уезжает на родину. Он любит повторять слова: "Дорога – это жизнь". Ещё мечтает дойти с собакой от Обуховки до Владивостока, но это путешествие ему   совершить не удаётся. Зато он едет в Якутию: "послушать, как шумит ночами тайга и услышать голоса зверей". Из Якутии возвращается в дорогую сердцу Обуховку. Теперь уже навсегда.
 
Умер Василий Ерошенко в 1952-ом году на родине в безвестности и нищете от рака желудка. Завещанием звучат его строки:

"Когда умру,
Пусть на могиле
Напишут всего три слова –
"Жил, путешествовал, писал".

В трёх словах – вся его жизнь, наполненная горестями и радостями, надеждами и их осуществлением, разочарованиями и достижениями.

Только в 1958-ом году журнал "Знамя" опубликует его настоящую фамилию, имя и отчество. К этому времени оно стало уже легендой в Японии и Китае. А через десять лет после смерти Василия Ерошенко и на его родине, в Белгороде, будет опубликована первая его книга "Сердце орла". Значительно позже появятся цветы на могиле и придёт известность, которую он заслужил.

Благодаря вездесущему интернету, открываю двери в Литературно-мемориальный музей Василия Ерошенко у него на родине в селе Обуховка Ставрооскольского городского округа Курского края.

Земляки здесь хранят память о нём, гордятся и передают цепочку памяти своим детям и внукам. Так к 100-летию со дня рождения поэта и писателя в газете "Оскольский край" появляется рубрика о поэте, а в учебных заведениях родного ему края проводятся тематические классные часы, организуются экскурсии в Доме писателя. К 120-летию со дня рождения на территории Дома-музея установлен бюст Василия Ерошенко – работа художника-скульптора В.Н. Колесникова из Старого Оскола.

О писателе созданы фильмы "Василий Ерошенко. Дорога к солнцу" и "Зелёная звезда Василия Ерошенко". Наследие его – это и сказки, и стихи, и статьи о языке, и размышления о положении слепых. Оно сейчас доступно для всех. Его произведения можно найти на сайте Белгородской библиотеки для слепых, которая носит имя писателя.

Жизнь Ерошенко – это пример того, чего можно достичь, даже если имеешь ограниченные возможности. Необходимо только очень захотеть и поставить перед собой близкие и дальние цели. И если даже незрячий человек смог добиться таких жизненных результатов, то возможности человека безграничны.

Слова Василия Ерошенко: "Чтобы пройти по дороге жизни, нужны не большие ноги, а большое сердце; для того, чтобы сражаться в битве жизни, нужны не лапы тигра, не копыта жеребцов, но твёрдая воля, светлый ум, отважное сердце, дух справедливый и честный, глубокое знание мира" ("Девушка с маленькими ножками"), – помогут каждому достойно пройти путь, длиною в жизнь.




«Цветная спираль в стеклянном шарике». (О Владимире Набокове)
               
  "– Вы как, любите Россию?
  – Очень.
  – То-то же. Россию надо любить. Без нашей эмигрантской любви России – крышка".
  (В.В. Набоков. "Машенька")

Никогда не думала, что Женевское озеро в Швейцарии такое красивое и безбрежное. Экскурсовод рассказывает о городах Веве и Монтрё, а мы идём по цветущей набережной, фотографируемся у памятников известным людям, посещавшим эти места: Чарли Чаплину, Николаю Гоголю, Фредди Меркьюри...

Замираю перед памятником Владимиру Набокову. Знаю, что писатель прожил с семьёй в Монтрё последние 15 лет, но встреча с ним сегодня на этой солнечной набережной оказалась для меня неожиданностью. Узнаю, что именно здесь он напишет известные романы "Бледное пламя" и "Ада, или Радости страсти".

Думаю о жизни писателя, до последних дней считавшего себя русским, и вдруг остро, до боли в сердце, осознаю, что с его судьбы, на каком-то отрезке времени, списана и моя. И как будто слышу его голос, спокойный, но необычно грустно звучащий: "Тоска по родине. Она впилась, эта тоска, в один небольшой уголок земли, и оторвать её можно только с жизнью".

«И "что делать" теперь? – это уже набоковский лирический герой книги "Дар" направляет вопрос к моему разуму и сердцу. – Не следует ли раз и навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала как серебро морского песка к коже подошв, живёт в глазах, в крови, придаёт глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды? Когда-нибудь, оторвавшись от писания, я посмотрю в окно и увижу русскую осень».

О произведениях Владимира Набокова говорят уже несколько десятилетий, но многие мои соотечественники по России, да и Германии лишь понаслышке знакомы с содержанием его романов, а о том, что писателя четырежды представляли к Нобелевской премии, узнают сегодня впервые.

Экскурсовод произносит слова писателя: "Моя личная трагедия, которая не может, которая не должна быть чьей-либо ещё заботой, состоит в том, что мне пришлось оставить свой родной язык, родное наречие, мой богатый, бесконечно богатый и послушный русский язык ради второсортного английского". Слушаю и думаю о своей трагедии, которая заключается в том, что, прожив за границей четверть века, осталась как автор верна русскому языку, но от этого счастливее не стала. Жестокая правда жизни Набокова в том, что, прожив вдали от родины почти шесть десятилетий, он испытывал чувство ностальгии. Человек – живой организм. Ему нужно приспосабливаться к культуре, образу жизни местного населения, традициям, обычаям, языку. Набоков хорошо владел французским и английским, но несмотря на это он испытывал постоянное неудовлетворение от того, что вынужден писать не на родном русском языке.

Можно ли Владимира Набокова считать русским писателем? Да, он – русский по рождению в Петербурге. Первые почти 20 лет прожил в России. Там издаёт первые стихи. В эмиграции им написано восемь романов на русском языке. Если его не считать русским, то тогда каким – русско-американским? Ну, а как в таком случае быть с двадцатью годами жизни в Германии, ещё почти шестнадцатью – в Швейцарии? Читаю в его автобиографической повести "Другие берега": "Человек всегда чувствует себя дома в своём прошлом, чем отчасти и объясняется как бы посмертная любовь этих бедных созданий к далёкой и, между нами говоря, довольно странной стране, которой они по-настоящему не знали и в которой никакого счастья не нашли".

Испытав в первые годы эмиграции такие потрясения как смерть горячо любимого отца, полуголодное проживание в Берлине, он научился принимать действительность такой, какая она есть, но при этом нашёл для себя путь спасения, уйдя в мир, созданный воображением. Его родственник, барон Э.А. Фальц-Фейн, эмигрировавший в пятилетнем возрасте с семьёй в 1918-ом году, напишет позже в своих воспоминаниях о том, что лишь горстка эмигрантов смогла ассимилироваться в чужой стране по причине знания языка. Так, его, барона Лихтенштейна, "французский язык был лучше, чем у самих французов, как английский у Набокова, на котором он написал свою "Лолиту" после неудачных попыток заработать на жизнь в русских эмигрантских изданиях".

Подводя итог очередного периода жизни, Владимир Набоков скажет: "Я горжусь тем, что никогда не стремился к признанию в обществе. Я никогда в жизни не напивался. Никогда не употреблял мальчишеских слов из трёх букв. Никогда не работал в конторе или угольной шахте… Ни одно учение или направление никогда не оказывали на меня ни малейшего влияния. Ничто не утомляет меня больше, чем политические романы и литература социальной направленности". Набоков – прекрасный семьянин, идеал для сына Дмитрия, родившегося в 1934-ом году в Берлине. Сын стал его надеждой, переводчиком и наследником. Жена Вера Слоним – любимая женщина, посвятившая ему жизнь. Единение душ, мыслей, интересов – счастье и опора, которыми одарили писателя небеса. Может, потому и выжил на чужбине…

Набоков – человек, добившийся всего своим трудом, и в то же время – загадка, тайна, ключ от которой он унёс с собой. Герои его книг – вымышлены. По словам писателя, он никогда не знал двенадцатилетнюю девочку Лолиту, героиню широко известного романа "Лолита". "Писатель должен оставаться за пределами создаваемой им условности: не вне собственного творчества, но вне жизни, в ловушки которой он не должен попадаться. Короче говоря, он словно Бог, который везде и нигде. Это формулировка Флобера. Я особенно люблю Флобера...". "Я люблю шахматы, однако обман в шахматах, так же, как и в искусстве, лишь часть игры; это часть комбинации, часть восхитительных возможностей, иллюзий, мысленных перспектив, возможно, перспектив ложных. Мне кажется, что хорошая комбинация должна содержать некий элемент обмана". Факты биографии писателя помогают понять, что в отношении своих персонажей он – сторонний холодный наблюдатель-критик, оценивающий свою жизнь с точки зрения пережитого. Известны его слова о себе: "Цветная спираль в стеклянном шарике – вот модель моей жизни".

Талантливый человек всегда талантлив. Несмотря на сложившуюся жизненную ситуацию Владимир Набоков вышел из неё победителем. Он преодолел языковой барьер и создал новый литературный стиль, вместивший в себя лучшие традиции русской и американской литературы. И сегодня Владимира Набокова знают и считают своим и в Америке, и в России, и в Швейцарии, и в Германии.





Мир Альберта Швейцера

Мир на всей планете – это мечта каждого человека, имеющего любящее сердце и незамутнённый разум. Но в последние годы наша прекрасная планета, как никогда, сотрясается от многочисленных региональных войн, межрелигиозных конфликтов и террористических актов. Уже страшно слушать новости по радио, читать газеты, смотреть телевизионные передачи. Дожив до зрелого возраста, я до сих пор не могу ответить себе на вопросы: кому нужны войны? Что является основной причиной этого страшного злодеяния, уносящего тысячи людских жизней?
 
Чем старше становишься, тем больше понимаешь, что войны – закономерный процесс развития каждой цивилизации, но не можешь и не хочешь с этим смириться. Но есть на свете люди, которые не просто наблюдают за ходом событий, а посвящают жизнь борьбе за мир. Они являются примером для нас, и человечество не перестаёт ими гордиться. Об одном из таких учёных, философе, теологе, враче-миссионере Альберте Швейцере/ Albert Schweitzer, я узнала совсем недавно, когда в прошлом году посетила клинику его имени в местечке Кёнигсфельд, расположенном в Шварцвальде, на юге Германии.
 
Об Альберте Швейцере, Нобелевском лауреате, рассказывают здесь легенды. Первое, что узнаю, – учёным   гордятся жители сразу двух государств – Франции и Германии. Разгадка этого факта оказалась простой. Альберт Швейцер родился в семье небогатого протестантского пастора Луи Швейцера в небольшом городе Кайзерсберг в Верхнем Эльзасе, который принадлежал в то время Германии, ныне – эта территория Франции. Но вот, за что ему присуждена Нобелевская премия? На этот вопрос сразу ответа не нахожу. Отдыхающие в клинике тоже понятия об этом не имеют. Когда обращаюсь к ним с этим вопросом, они задумываются на мгновение: одни из них пожимают плечами, другие — воздевают глаза к небу, третьи – пытаются отыскать ответ в интернете, но прямого ответа в первые дни проживания в Кёнигсфельде я так и не получила.

В один из вечеров в помещении клиники Альберта Швейцера состоялась демонстрация документального фильма о его судьбе. По выражению лиц зрителей поняла, что интерес к личности Швейцера у всех неподдельный. Показу фильма предшествовал разговор с директором музея Альберта Швейцера, расположенного также в местечке Кёнигсфельд. После просмотра фильма состоялось его обсуждение. Меня объединяло с присутствующими в зале желание узнать из достоверных источников: в какое время семья доктора Швейцера проживала в местечке Кёнигсфельд? Почему он стал миссионером? Когда и за что ему была присуждена Нобелевская премия?

Надо сказать, что с первых же дней проживания в клинике я прониклась к Альберту Швейцеру глубоким уважением. Ещё бы! Казалось, его дух витает в этих стенах. Учёный будто наблюдает за происходящим с портретов, установленных повсюду, а в момент обсуждения фильма внимательно прислушивается к словам говорящих.
Впечатляет то, что фильм о себе Альберт Швейцер создал сам. Он является его редактором, режиссёром, сам читает в фильме авторский текст, знакомит нас с условиями своего труда, с буднями врача на африканском континенте в совершенно диких и необжитых местах.
 
Для меня уже нет сомнения в том, что учёный посвятил свою жизнь науке и служению людям, которые, родившись и проживая в Ламбарене, умирали от болезней, не имея возможности лечиться. Он предоставил им эту возможность. После просмотра киноленты, я наконец-то поняла, что Альберту Швейцеру в 1952-ом году присуждена Нобелевская премия не за открытие в области науки, а Нобелевская премия мира как врачу-миссионеру, прожившему и проработавшему в общей сложности полвека в Африке, в местечке Ламбарене (провинция Габон Французской Экваториальной Африки), то есть он награждён не как учёный, а как гуманист. Любовь к людям – основная черта его характера. Он не может жить, не помогая им.
 
Весть о присуждении премии долетела до него в Ламбарене. Сразу не смог оставить работу, приехать на церемонию вручения. Нобелевскую премию мира принял за него посол из Франции в Норвегии. И только в 1954-ом году учёный приехал в город Осло для её получения. Он выступил там перед присутствующими с лекцией «Проблемы мира в современном мире». Знаменательно то, что на средства Нобелевской премии мира, полученной учёным, в Ламбарене построены больничные помещения для прокажённых. В 1957-ом году фильм Швейцера получил премию Оскара. С того момента о враче-миссионере заговорил весь мир. А в Америке его даже назвали святым.
 
Мне не терпится узнать, что же оказало влияние на формирование его характера?  Почему так необычно сложилась его судьба?

Узнаю, что предки Альберта Швейцера со стороны отца и матери были пасторами и органистами. Его детские годы прошли в деревушке Гюнсбах. Реальную школу он закончил в Мюнстере. Мальчик от рождения был музыкально одарён и часами находился на природе, вслушиваясь и всматриваясь в окружающий его мир. Однажды, находясь в компании мальчишек, он взял в руки рогатку, и в тот момент, когда, по их примеру, хотел выстрелить в птицу, вдруг неожиданно для него громко зазвонили колокола. Он бросился прочь от этого места и поклялся, что никогда в жизни не будет убивать. Клятву сдержал. Но чувство стыда за то, что он мог убить живое, мучило его всю жизнь.
 
Любимыми предметами в гимназии Мюльхаузена стали для него история и география. Юноша на себе испытал несправедливость окружающего мира, наверное, поэтому в нём рано проснулось чувство долга и ответственности перед людьми. Сам он рассказывает об этом так: "Однажды солнечным летним утром я проснулся в Гюнсбахе во время каникул на Троицын день. Мне в голову пришла мысль, что я не смею рассматривать это счастье как само собой разумеющееся, а должен за него чем-то заплатить". Считая себя в долгу перед миром, он решил заниматься наукой и искусством – до тридцати лет, а затем посвятить себя «непосредственно служению человечеству». И эту клятву сдержал. Восемнадцатилетним поступил в Страсбургский университет, где изучал философию, теологию, музыковедение. По окончании университета отказался от места доцента по предмету философии в Страсбургском университете и стал викарием, помощником пастора церкви Святого Николая.
 
Жизнь Альберта Швейцера интересна и многогранна. Он знал интересных людей эпохи: писателя – Ромена Роллана, Стефана Цвейга, музыканта, писателя и педагога Шарля-Мари Видора, глубоко исследовал творчество Иоганна Себастьяна Баха, получил признание и как органист. Но всё это – не вызвало в нём тщеславия. Он готовил себя к служению человечеству другим путём.
               
В какой-то момент учёный пришёл к выводу, что чтобы стать личностью свободной от мира, навязывающего свои решения, ему нужно стать врачом. В течение семи лет он готовился к поездке в Африку, изучал медицину и стал врачом-миссионером в Ламбарене. Позже Швейцер напишет об этом так: "Отныне мне предстояло не говорить о евангелии любви – но претворять его в жизнь". Впоследствии к 80-летнему юбилею Швейцера Альберт Эйнштейн скажет о нём: "Мне кажется, что его работа в Ламбарене в значительной степени была плодом протеста против наших морально окостеневших и бездушных границ цивилизации".

Врач-миссионер Альберт Швейцер в своих исканиях – не одинок.  Его идея поддержана девушкой по имени Хелене. Она, оставив профессию воспитателя и изучив работу по уходу за больными, становится ему верным помощником и другом в Африке, на территории бывшей французской колонии Ламбарене. Позже они поженятся. Но любимая женщина, заболев туберкулёзом, не сможет продолжить начатое с ним дело. И тогда, ещё в 1923-ем году, для неё и дочери доктор Швейцер построил дом в Кёнигсфельде, в помещении которого в настоящее время находится Дом-музей Альберта Швейцера.
 
*  *  *

После просмотра фильма Альберта Швейцера я провела бессонную ночь, находясь в одноместном номере клиники его имени в Кёнигсфельде. Мысли об увиденном и услышанном разбередили душу. Не в силах дождаться утра, чтобы продолжить знакомство с незаурядным, необычайно одарённым человеком, я включила компьютер и отыскала текст нобелевской лекции Швейцера "Проблемы мира в современном мире".
Мне сейчас и самой не верится, что, находясь посреди Европы, я ночью изучала статью Альберта Швейцера о мире, пытаясь в ней отыскать ответы на мои бесконечные вопросы: кто виноват в том, что люди земного шара не могут спать спокойно? Кто в ответе за то, что зло правит миром?

Мне тогда захотелось срочно узнать, смог ли философ, теолог, маститый учёный-практик, постичь истину, дать совет людям, как добиться согласия между странами, как избавиться от междоусобных региональных войн, как спасти планету от катастрофы? Я искала в его мыслях истину, ответ на свой главный вопрос: что поможет спасти жизнь на планете от исчезновения? И, кажется, я его нашла. Перечитав несколько раз лекцию, я поняла, что близка к пониманию точки зрения Швейцера, заключающуюся в том, что разрешить проблему мира в современном обществе можно, только основываясь на принципах доверия и взаимопонимания между отдельными личностями и народами.
 
Начав лекцию с характеристики современного ему мира, его состояния после двух последних мировых войн, Швейцер уводит нас в далёкое прошлое и доступно, простым языком раскрывает исторические корни проблемы мира на земле. Кроме того, он отмечает, что государственные деятели, подводя итоги войн, в ходе переговоров не руководствовались стремлениями к созданию условий мирного содружества государств для будущего процветания, а констатировали факты победы в войнах, отстаивая права народов-победителей. Результатом явился разгул национализма в современном обществе. В нём Швейцер видит главное препятствие для пробивающего себе дорогу взаимопонимания между народами. Выход из создавшегося положения он находит в этике "благоговения людей перед жизнью". «От того, что созревает в убеждениях отдельных людей, а тем самым и в убеждениях целых народов, зависит возможность и невозможность мира... В отношении нашего времени, это ещё более справедливо, чем применительно к прежним эпохам». А затем Швейцер произносит фразу, с которой невозможно не согласиться: "Лишь в той мере, в какой дух будет пробуждать в народах убеждение в необходимости мира, созданные для утверждения мира организации, смогут делать то, что от них ожидается".

В эту бессонную ночь я подумала: "С тех пор, как написана статья, прошло более шестидесяти лет. Но слышали ли слова учёного люди моего поколения в других странах и те, кто пришли за поколением отцов и дедов? Какие выводы сделали для себя они – те, в чьих руках находится сегодня будущее планеты?".

*  *  *

Из местечка Кёнигсфельд я уезжала на рассвете – просветлённая. Мне казалось, что я нашла точку отсчёта своей дальнейшей жизни, определила направление дальнейшего пути. Мне вспоминались слова доктора Швейцера о том, что в пожилом возрасте нужно работать больше, чем раньше, в работе – спасение от смерти. А работы впереди – непочатый край: ведь земной шар ждёт от нас мирного решения сегодняшних проблем. И в борьбе добра со злом важен каждый голос.
Ответственность за жизнь планеты ложится сегодня на плечи каждого, только это нужно вовремя осознать и понять, а то нельзя будет исправить.

Ветер беспокойного времени не обошёл меня, не обойдёт он и других. А вместе – мы уже не просто один из народов, а единая народность земного шара. И дело тут не в менталитете Запада и Востока, Севера и Юга. Мы – неразделимое человечество. И когда каждый из нас почувствует свою принадлежность к этой единой народности, зло отступит, и светом мира и добра засветится душа каждого, и мир восторжествует на планете.

В то утро у меня появилось ощущение, что мои мысли услышаны природой. Казалось, что кроны многолетних деревьев кланяются мне, а листва шелестит в такт моим думам. В её шуме я слышала слова, которые выводила душа: "Всё у нас ещё впереди, только не останавливайтесь на полпути, очнитесь от спячки. Мы все за планету в ответе, и не должны оставаться сторонними наблюдателями. Скоро может быть поздно. Время пришло отдавать долги".




Сергеев-Ценский (1875 – 1958). «Я с Россией до конца»

"Я знаю всю Россию, и Россия меня знает".
(Сергеев-Ценский) 
               
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский – поэт, прозаик, драматург, поэт, публицист, родился 18 сентября (30 по новому стилю) 1875 года в селе Бабино Тамбовской губернии (сейчас – Преображенское, Рассказовского района Тамбовской области) в семье учителя земской школы. Он не любил рассказывать о себе. Поэтому, к сожалению, мы мало знаем о его родословной. В одной из немногочисленных автобиографий он пишет: "Отец мой (Николай Сергеевич Сергеев), участник обороны Севастополя 1854–1855 гг., был учителем земской школы. Когда мне было пять лет, отец переехал в Тамбов, где ему дали должность в том же земстве". Николай Сергеевич держал своих сыновей в строгости, занимался их серьёзным воспитанием. Сергей рано научился читать. Воспитывался на произведениях Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, баснях Крылова. В семь лет написал первые стихи. О матери писателя, Наталье Ильиничне, известно лишь то, что она родом из терских казаков. В противоположность мужу женщина обладала добрым нравом, окружала детей лаской и вниманием.

В 1890-ом году юноша окончил Тамбовское уездное училище. Характер его формировался в трудные годы лишений. В семье трагедии следовали одна за другой: сначала два брата ушли из жизни, в 1891-ом году умерла мать, через год после этой трагедии не стало и отца, который был первым критиком своего талантливого сына, отметил уже в детстве имеющиеся у него творческие способности.
С.Н. Сергеев-Ценский вспоминает, что прозу отважился писать в одиннадцать лет. "Показал отцу свою повесть. Отец, не дочитав её до конца, бросил тетрадь в печь, объяснив потрясённому автору:
– Ты думал, должно быть, что писать прозой легче, чем стихами? Нет, труднее, в двадцать раз труднее!
– Почему? – прошелестел я.
– Потому, что так, как думал ты, думает всякий, и складно излагать свои копеечные мыслишки могут решительно всё, кто учился… Значит, если писать прозой, то надо написать так, как всякий-то не напишет… Не дорос ты еще до прозы, может быть, только через десять лет дойдёшь.
– А стихи? – спросил я и ждал, затаив дыхание…
– Стихи пиши".

Будущero писателя влекла к себе и живопись. Он прекрасно рисовал, но сделал выбор в сторону литературы, объясняя это позже так: "Но поскольку меня стали печатать, то я и остался в литературе. Однако живопись научила меня не только смотреть, но и видеть". В 1892 году в "Тамбовских губернских ведомостях" был опубликован его первый литературный опыт – заметка "Кочетовская плотина" – под псевдонимом Сергеев-Ценский (от названия реки Цны в Тамбове).

После смерти отца юноша уезжает в Черниговскую губернию. Покидая Тамбов, пишет стихотворение "Бури". В шестнадцать лет начинает самостоятельную жизнь. С 1892-го до 1895-го года обучается (за казённый счёт) в Глуховском учительском институте. По окончании его по собственному желанию отбывает воинскую провинность в армии: рядовым, ефрейтором, унтер-офицером. В звании прапорщика уволен в запас.

С 1896-го Сергеев-Ценский работает преподавателем русского языка в Каменец-Подольском городском училище, учителем рисования в городе Глухове, преподаёт историю и географию в Купянске. Позже учительствует не только на Украине, но и в Прибалтике, и в России. Он не может сидеть на одном месте: побывал в Средней Азии, в Архангельске, в Сибири, на Кавказе. В поездках собирает материал для своих произведений, изучает различные слои населения, совершенствует творческий стиль и литературный язык. Его герои отличаются необычной образностью, своеобразным языком. Писатель любит атмосферу одиночества и тишины. Он никого не впускает в свой творческий мир. Как вспоминают знавшие его, на квартирах и гостиничных номерах вывешивает табличку: "Меня никогда нет дома".

*   *   *

Чем дальше знакомишься с жизнью и творчеством классика русской литературы Сергеева-Ценского, тем больше поражаешься его удивительной стойкости духа, несгибаемой воле и трудолюбию, а главное – таланту художника слова. В пятнадцать лет оставшись один, пережив трагедии в семье, которые и родителям преодолеть не удалось, он выстоял в борьбе за жизнь. Рано осознав своё предназначение – художественным словом будить людские души – он шёл вперёд к достижению цели, которую определил для себя ещё в юности. Познание мира через наблюдение за процессами, происходящими в природе и судьбах людских, жизнеописание – так он определяет свою главную задачу и не сворачивает с пути её решения. Великий художник слова, путешествуя по России, увидел так много, что этого жизненного материала хватило на многие поколения читателей, критиков и литературоведов.
В 1901 году в Павлограде тиражом в 300 экземпляров выходит его первая книга – поэтический сборник "Думы и грёзы". С 1900 года он начинает писать рассказы, первые из которых ("Забыл" и "Тундра") были напечатаны в 1902-ом году в журнале "Русская мысль". С этого момента начинается его литературная биография. «Человек оригинального дарования, он первыми своими рассказами возбудил недоумение читателей и критики», – скажет о нём Максим Горький, познакомившись с его произведениями.

В 1904 – 1905 году, во время русско-японской войны, уже будучи известным как автор, Сергеев-Ценский вновь призван в армию. Он – командир взвода 51-го Литовского полка, который дислоцировался в Таврическом военном округе, где революционное движение приняло наибольший размах. Это не могло не повлиять на его взгляды. В этот период он знакомится с деятельностью революционеров, но сам по-прежнему остаётся сторонним наблюдателем происходящих в России политических событий. Участие в русско-японской войне и первый год Первой мировой войны дали Сергееву-Ценскому бесценный материал для создания романа "Поручик Бабаев", повестей "Пристав Дерябин" и "Батенька", эпопей "Севастопольская страда" и "Преображение России".

В 1905-ом году, после увольнения из армии за неблагонадёжность, он переехал в Крым. В этом же году опубликовал повесть "Сад", которая отразила нарастание протеста против социальной несправедливости. За публикацию этого сочинения был закрыт журнал "Вопросы жизни". Этапной для развития таланта Сергеева-Ценского стала повесть "Печаль полей" (1909), полная тревоги за судьбу русской деревни.

*   *   *

В 1906-ом году Сергеев-Ценский построил в трёх километрах от Алушты, на склоне Орлиной горы, пятикомнатный дом, который опоясывают три веранды. Вокруг дома разбил парк-сад.  Здесь и провёл тринадцать лет жизни, никого не впуская в своё душевное пространство и не посвящая в творческие планы.
 
Войти в большую литературу ему помогла встреча с Александром Ивановичем Куприным. Она стала для писателя знаковой. Приехав по приглашению Куприна в Петербург, он как автор становится знаком широкой литературной общественности. В печати появились статьи о нём. Всегда находились те, кто пытался его критиковать, не забывая при этом отметить и слегка похвалить стиль, манеру выражения мыслей, художественную образность. В 1913 году Сергеев-Ценский пишет В. С. Миролюбову: "Не везёт страшно. Вот я выпустил уже шесть томов, а ко мне всё ещё относятся с иронической улыбкой". Позже он не обращался к редакторам с просьбой публиковать его произведения, те находили его сами и соглашались на его условия публикации.
 
В 1914-ом году писатель вынужден снова надеть погоны прапорщика. Год службы в Севастополе дал ему богатейший материал для создания дальнейших военных романов и исторических повестей. В 1914 году, обращаясь к В.П. Кранихфельду с просьбой прислать оттиск его статьи "Поэт красочных пятен. С. Н. Сергеев-Ценский", он пишет: "Ваша статья была и есть дорога мне … она первая статья обо мне, более-менее обстоятельная и сочувственная, и я Вам за неё вообще благодарен".
Гостями Сергеева-Ценского в его доме в Алуште были писатели А. Куприн, И. Шмелёв, М. Горький, К. Чуковский, А. Новиков-Прибой, С. Маршак, К. Тренев, А. Первенцев и другие. А.М. Горький высоко ценил творчество Сергеева-Ценского. Он называл его «властелином словесных тайн, проницательным духовидцем и живописцем пейзажа, каких нет у нас. Пейзаж Ваш – великолепнейшая новость в русской литературе. Я могу сказать это, ибо места, Вами рисуемые, хорошо видел». Этой оценкой Горького Сергеев-Ценский гордился и в беседах сам называл себя пейзажистом.
 
В Алуште он встретил и пережил Февральскую и Октябрьскую революции 1917 года. Встретил их без восторга. Он не принимал участия в происходивших в России событиях ни на чьей стороне, отвергал и многочисленные предложения – выехать в эмиграцию. В уединении, отшельником, жил он на своей горе близ Алушты и писал главную книгу жизни – эпопею "Преображение России".

Ему казалось, что, отгородившись от мира, от его разрушительных войн и революционных событий, повседневных тревог и забот, он обрёл, наконец, внутреннее равновесие, душевный рай, к которому всегда стремился. К тому же судьба постучалась к нему в дверь рукой красивой женщины, филолога и талантливой пианистки Христины Михайловны Буниной, ставшей его женой в 1919-ом году. Ветер исторических событий и перемен ворвался вместе с ней на территорию дома писателя. У неё была дочь от первого брака, к которой писатель привязался душой. Но во время эпидемии холеры девочка умерла, что глубоко потрясло Сергея Николаевича. Об этой трагедии он напишет в 1922-ом году в рассказе "На ветру", опубликованном впервые в журнале "Новый мир" в 1927-ом году. В течение нескольких лет, последовавших за этим событием, он пишет мало, но не может не писать. Вновь выходят в свет его повести и рассказы, такие как "Счастливица", "Маяк в тумане", "Устный счет", "Воронята" и другие.

В 1937 – 1939 годах Сергеев-Ценский работает над романом о Крымской войне 1853-1956-го годов "Севастопольская страда". Это – объёмное художественное полотно, насчитывающее более 350 индивидуализированных действующих лиц и воссоздающее ход событий обороны Севастополя. За него в марте 1941-го года автору присуждена Государственная премия СССР.

Перед самой оккупацией Крыма фашистскими войсками, в августе 1941-го года, С.Н. Сергеев-Ценский с женой вынуждены эвакуироваться. Они проживают в Москве, в Куйбышеве, Алма-Ате и других городах. Сергеев-Ценский пишет статьи, рассказы о героях-современниках (сборник "Настоящие люди", романы "Брусиловский прорыв", "Пушки выдвигают" и "Пушки заговорили"). В 1943-ем году писатель избран действительным членом Академии наук СССР. Он продолжает работу над своим главным произведением — многотомной эпопеей "Преображение России", которой отдал в общей сложности 45 лет жизни c 1914-го по 1958-ой годы. В неё вошли 12 романов, 3 повести и 2 этюда. Эпопея отразила жизнь дореволюционного русского общества, события Первой мировой войны, Февральской революции 1917-го года, гражданской войны.

О процессе его труда рассказывает Маргарита Матюшина, редактор газеты "Тамбовская жизнь": "Писал Сергеев-Ценский быстро и сразу набело. На чистый лист бумаги или в толстую тетрадь ложились мелкие аккуратные строчки без помарок и зачёркиваний. Сергей Николаевич не без основания гордился своей памятью и всегда любил повторять, что писатель без памяти – это не писатель. Сам же он держал в голове не только всех своих героев, а их было около тысячи, но и все события, связанные с ними. Он досконально помнил каждое своё произведение, а ведь написал их не один десяток. Мог также детально восстановить в памяти каждую встречу, каждое событие, произошедшие в его жизни. Основной творческий процесс проходил в его голове. Записывался лишь окончательный результат".

Во время Великой Отечественной войны дом Сергея Николаевича был разрушен оккупантами. Позже восстановлен, но пропала значительная часть его архива, картины И. Репина, С. Колесникова, С. Семирадского, личная библиотека писателя, включающая более 10 тысяч книг.

До конца жизни Сергеев-Ценский оставался активно действующим писателем, соблюдал строгий распорядок. Рано поднимался, начинал день с зарядки и с обливания холодной водой, затем совершал небольшую прогулку и садился за письменный стол. В восемь часов завтракал, и снова за стол, за которым работал восемь-десять часов ежедневно. Лишь раз в неделю позволял себе отдых на природе – прогулки в горы или к морю.
 
Умер Сергеев-Ценский в Алуште в возрасте 83 года. После смерти писателя, в его доме был открыт литературный дом-музей. В советское время сочинения Сергеева-Ценского издавались 180 раз тиражом свыше 10 миллионов экземпляров на 15 языках народов СССР. Его именем названа одна из улиц областного центра. На берегу реки Цны в 1975-ом году воздвигнут памятник писателю, созданный скульпторами Т. Вельцен и С. Лебедевым, архитектором А. Куликовым. Это второй памятник Сергею Николаевичу, а первый, работы скульптора Н.В. Томского, установлен в Алуште в 1966-ом году. В сентябре 1995 года в Тамбове прошла международная конференция "С.Н. Сергеев-Ценский и современность", посвящённая 120-летию со дня рождения писателя. По её материалам была издана коллективная монография "Я с Россией до конца... ". В том же году учреждена областная литературная премия имени Сергеева-Ценского.





Путешествие в мир Бориса Заходера

«Послушайте, как жизнь сложна.
Нельзя ль попроще и получше?
Но нет, такая и нужна.
(Другой ведь все мы не получим)».
(Борис Заходер)

Прошлое стучится в дом каждого

Воспоминания детства – это самое сильное, что человеку остаётся, когда он переходит черту зрелости. Для меня они – в содержании книг, затронувших разум и сердце. Ведь именно чтение мастеров слова оказало большое влияние не только на становление моего характера, но и на формирование интересов и способностей моих детей.

Недавно в разговоре с тридцатилетним сыном наши мысли по этому поводу соприкоснулись. Он вспомнил книгу «Мишка-Топтыжка», содержание которой ему запомнилось с первых лет сознательной жизни. Мне – тоже. Сегодня, наводя порядок на полках домашней библиотеки, я вдруг увидела эту книжку. Необычная по форме, отпечатанная в издательстве «Малыш» на твёрдой бумаге с иллюстрациями А. Барсукова и подзаголовком «Книжка-игрушка», она была воспринята мной сейчас, как подарок с родины. Вспомнилось, что мы привезли её в числе самых дорогих сердцу вещей при переезде в Германию, когда сыну было около трёх лет.
Основная мысль автора в сказке о Мишке-Топтыжке выражена в словах:

«Даже тот,
Кто в детстве слаб,
Неуклюж и косолап, –
Станет ловким,
Станет стройным,
Станет сильным –
Как Медведь!
Только надо
Очень сильно захотеть
И – немножко попотеть!»

Именно эти строки помогли сыну в детстве понять, что не надо ждать, когда тебе всё принесут на блюдечке, а нужно приложить усилия, чтобы желания исполнялись.
Три десятилетия проживания семьи в Германии, не стёрли из памяти этого восприятия действий Мышки-Топтыжки. Правда, давно пережитое осознаётся теперь несколько с иных позиций, сознание пытается найти ответы на другие вопросы.
На этот раз, перелистывая страницы книги, я прежде всего обратила внимание на имя автора – Борис Владимирович Заходер. Оно показалось мне незнакомым. Задумалась: в средней школе мы не изучали творчество этого писателя, в педагогическом институте на литературном факультете – тоже нет. «Значит, пришло время мне самой изучить его биографию и совершить путешествие в мир Заходера?» – подумала я. Захотелось узнать, что затрагивало душу создателя образа Мишки-Топтыжки в реальной жизни? Как сложился его творческий путь? О чём он думал, к чему стремился?

Набрала фамилию писателя в поисковой машине интернета и поразилась тому, что именно перу Бориса Заходера принадлежит и другое, любимое с детства, стихотворение под названием «Буква Я». Прекрасно помню эту маленькую книжечку с мелким шрифтом, которую зачитывала в детстве до дыр. «Такого не бывает! – поразилась я. – Два произведения одного автора, имени которого я не знаю, остались в моей памяти свидетельством детских размышлений и переживаний!?».
Ведь сказку «Буква Я», большое по объёму произведение, – я знаю и в моём пожилом возрасте наизусть! Любовь к Мишке-Топтыжке передала сыну, а стихи «Буква Я» читала пятиклассникам в течение многих лет, работая учителем в России, а также – в Доме творчества в немецком Фрайбурге, проводя уроки литературы для русскоязычных детей. Я декламировала им эту сказку, опираясь на буквы «Азбуки». Мы разыгрывали текст сказки по ролям. Помню, как глаза ребят светились любопытством, соприкасаясь с содержанием стиха и музыкой его звучания.
Сейчас, путешествуя по стране Бориса Заходера, я окунулась в мир его мыслей с позиций женщины, много повидавшей на своём веку. Вновь, как в молодости, меня настиг вопрос о смысле жизни. Ответ на него я так и не нашла в течение жизни. «А как отвечает на него Борис Заходер?» – подумала я и с всё возрастающим интересом погрузилась в изучение его творчества.
Прочитав строки:

«Ужасно жить – и сознавать,
Что ты не первенец творенья,
Что жизнь нисколько не нова
И каждый жест – лишь повторенье», –

я поняла, что поэт находился в постоянном поиске истины, а на вопрос: нашёл ли он ключ к разгадке этой тайны, мне предстояло ещё ответить.
 

Уроки взросления

Родился Борис Заходер девятого сентября 1918-го года в небольшом городке Кагул в южной Бессарабии (ныне Молдова). Его дед, Борух Бер-Залманович Заходер, был первым казённым раввином Нижнего Новгорода. Благодаря его активному участию, в городе было открыто еврейское училище, а в 1883-ем году построена синагога. Отец Бориса – Владимир Борисович Заходер – был юристом в авиапромышленности. В связи с его служебными назначениями, семья часто меняла место жительства. В Москву она переехала уже из Одессы. Мать Бориса, Полина Наумовна Герценштейн, свободно владела несколькими языками, в том числе немецким и английским. Благодаря ей, Борис в детстве читал произведения зарубежных классиков в оригинале и стал поклонником Гёте. Он получил в семье и музыкальное образование. Больше всего любил слушать произведения Шопена и Бетховена. Между сыном и матерью установилась внутренняя связь. Четырнадцатилетним, он испытал глубокое потрясение, связанное с трагической гибелью матери. Всю жизнь пытался понять причину её ухода из жизни. Душевные раны оставили глубокий след в сердце поэта.
Спасением Бориса в этот период был повышенный интерес к естественным наукам, в частности, к биологии. Чрезвычайно любознательный, он не расставался с книгами А.Э. Брема «Жизнь животных» и Ж.А. Фабра «Жизнь насекомых». Закончив школу, Борис Заходер находился на перепутье. К удивлению многих, поступил в Московский авиационный институт. Поняв, что это не его дело, перешёл в Казанский университет на биологический факультет. Позже перевёлся в Московский университет имени Ломоносова на тот же естественно-биологический факультет.
В чём была причина таких перемен в его жизни? Возможно, в то время он и сам бы не смог ответить на этот вопрос... Известно лишь, что довоенные поиски себя у будущего поэта закончились в 1938-ом году поступлением в Московский литературный институт имени Горького.

В 1939-ом году началась финская война. Борис Заходер и его друг, поэт Арон, добровольцами ушли на фронт. Арон – погиб, спасая одного из бойцов. Борис остался жив, но на его сердце появился новый рубец от потери близкого человека. Может, тогда грусть зародилась в глазах этого жизнерадостного человека...
С первых дней Великой Отечественной войны Борис Заходер – её участник. В 1944 – 1946-ом годах – он фронтовой журналист и старший лейтенант. Награждён двумя медалями за боевые заслуги. По окончании войны отслужил в армии дополнительно год переводчиком немецкого языка. Первые публикации его стихов появились уже в армейской печати. После окончания Второй мировой войны Борис Заходер экстерном, с красным дипломом, закончил Литературный институт имени Горького.
 
Но и после получения в 1947-ом году диплома, доступ в литературу для него был закрыт. То ли национальность сыграла в этом роль, то ли он выражал в своих произведениях неугодные мысли, обладая искромётным юмором, то ли его фамилия звучала неблагозвучно для печати произведений социалистического реализма? Фамилию свою он не дал в обиду, впоследствии увековечив её в названии сборника «Заходерзости». Есть сведения о том, что существовало негласное указание не печатать некоторых авторов, в числе которых был и Заходер, но это пока только предположения. В послевоенные годы, да и позже, публиковали в основном произведения Заходера, относящиеся только к детской литературе. Неизвестно, о чём думал по этому поводу сам поэт, но он продолжал делать то, что подсказывало сердце. Жанры его произведений менялись, но образ жизни оставался прежним. Писательство стало основным родом его трудовой деятельности.
 
В 1947-ом году в печати появилось первое стихотворение Бориса Заходера «Морской бой». В то время он уже работал над произведениями для детей, публиковал их в журналах «Затейник» и «Мурзилка». Вскоре написал сказку про букву «Я», но опубликована она была только в 1955-ом году на страницах журнала «Новый мир». Я знаю теперь доподлинно историю опубликования моего любимого стихотворения. Редактор «Детиздата» вернул его автору со словами: «Стихи на книжечку никак не тянут». И это, несмотря на положительный отзыв Л.А. Кассиля: «Эти стихи все дети будут охотно читать и учить наизусть». Борис Заходер послал их в редакцию «Нового мира», главным редактором которого был в то время Александр Твардовский. Прошли месяцы, прежде чем Борис Заходер был приглашён на беседу и услышал слова Твардовского: «Ваши стихи у нас не пойдут... они, может быть, и неплохие, но не для нас...». В конце беседы получил совет – показать их С.Я. Маршаку. Пролежав в «Новом мире» годы, «Буква Я» была именно там напечатана – но уже при Константине Симонове. Правда, Заходеру предварительно посоветовали сменить фамилию на псевдоним. Он этого не сделал. К тому времени его начали печатать в журнале «Пионер» и в газете «Пионерская правда». В 70-ые годы с экранов страны, в кинофильме «В моей смерти прошу винить Клаву К.», зазвучали строки стихотворения Бориса Заходера «Не бывает любви несчастной». В эти годы к поэту пришло относительное признание.
 
В 50-ые – 60-ые годы Борис Заходер уделял особое внимание изучению русского и зарубежного творчества. В 1952-ом году в «Народной библиотеке журнала "Огонёк" вышли его переводы рассказов Анны Зегерс (под псевдонимом Б. Володин); с 1955-го по 1960-ый год он перевёл на русский язык «Сказки и весёлые истории» Карела Чапека, а также некоторые произведения Яна Грабовского, Юлиана Тувима и Яна Бжехвы. Позже он скажет: «В сущности, хотя я уже начинаю об этом забывать, переводы были для меня средством «маскировки», порой сознательной, порой под- (или бес-) сознательной: я был уверен, что «в моих» устах то или сё прозвучит крамолой или вернее, мне «не позволено» это высказывать, и я прятался за перевод – и вообще за переводы».


Сказочный мир Бориса Заходера

Борис Владимирович Заходер был не только поэтом, но и независимым писателем, который шёл своим путём, не раздражаясь на оппонентов и критиков. Время было другое. Нужно было или прогибаться под него, приспосабливаться или остаться верным самому себе, своей жизненной позиции. Поэт Борис Заходер остаётся верен себе.

В Союз писателей СССР он был принят лишь в 1958-ом году. А в сороковые годы открыл для себя и читателя сказочный мир Алана Милна, П. Плеверса, Дж. Барри, Л. Кэрролла, в котором на русском языке заговорили Винни-Пух, Мэри Поппинс, Питер Пэт,  Алиса в стране чудес. Сегодня Борис Заходер известен миллионам читателей, как малышам, так и взрослым, как переводчик «Винни Пуха», «Мэри Поппинс», «Питера Пэна», «Алисы в Стране чудес» и других книг зарубежных авторов. Его переводы несколько свободны, ценны тонким восприятием событий и потрясающим чувством юмора. Герои его произведений – самые разнообразные персонажи, начиная от обычных и диковинных заморских зверей, заканчивая забавными малышами, школьниками, буквами алфавита, разнообразными вещами, окружающими нас в повседневной жизни. Борис Заходер от рождения имел способность перевоплощаться в своих героев, думать, как они, выражать свои мысли языком зверят, говорить и чувствовать за них.

Вячеслав Лобачёв, знавший поэта многие годы, вспоминает: «Борис Владимирович рассказывал и о том, как он проверяет на прочность созданные им стихи. Конечно, многочасовое сиденье за столом, поиски рифм, черновики... Но, когда, на его взгляд, стихотворение казалось готовым, нужно было выйти во двор и прочитать по памяти написанное. Если удавалось без запинки вспомнить весь новый текст – стихотворение принималось, нет – шло в доработку. Писатель на зуб проверял каждое слово, искал нужное ему место в строке. За кажущейся лёгкостью стихов Заходера стоит тяжеленная умственная работа автора».

Работа переводчиком книг зарубежных авторов принесла Борису Заходеру успех и уважение. Его стихи были переведены на английский, арабский, польский, испанский, голландский, хинди, украинский, азербайджанский, грузинский и другие языки. Их читали взрослые и дети. Он подарил российским читателям шедевры мировой детской классики, на которых выросло несколько поколений.

Москвич Валентин Васильевич Кузнецов, родившийся в первый год войны, вспоминает  о знакомстве с творчеством Бориса Заходера в рассказе «Жизненные уроки»: «В его сказке «Винни Пух и все-все-все» сказку Кристоферу Робину папа начинает словами «Давным-давно, кажется, в прошлую пятницу». Вот и мне рассказ о первой встрече с «Винни Пухом» хочется начать словами «Давным-давно, кажется, в прошлую пятницу». И, действительно, давным-давно, кажется, в пятницу... Но ещё до той пятницы, давным-давно, кажется, в шестидесятых годах прошлого столетия, во второй половине этих годов, я – в то время начинающий инженер – часть своей работы выполнял в лаборатории электронного моделирования. А начальником той лаборатории была Нина Михайловна, читавшая журналы на четырёх иностранных языках и преподавшая мне, как позже выяснилось, немало полезных жизненных уроков... Наши обсуждения технических проблем стали завершаться – по её инициативе – обсуждениями новостей культуры. Она стала приносить мне интересные книги, из которых я узнавал о почти неведомых мне до того деятелях: Рерихи, Илья Глазунов, Борис Пастернак, Анна Ахматова, Николай Гумилёв, Марина Цветаева, Осип Мандельштам, Борис Пильняк, Стругацкие, Эварист Галуа... Но однажды она приносит мне странную книгу и предлагает её прочитать. На обложке значатся неизвестные мне авторы – Алан Милн и Борис Заходер. И ещё написано – сказка.

            – Нет, Нина Михайловна, – говорю я. – Я это читать не буду. Не моё это. Я ещё в детстве прочитал двухтомник русских сказок под редакцией Афанасьева, и этого для меня достаточно: я вырос из того возраста, когда читают сказки.
            – А Вы всё-таки, Валюша, прочтите, – настаивает Нина Михайловна. – Не пожалеете.
            Я сделал вид, что согласился с ней, а сам, не собираясь читать, положил книжку в ящик рабочего стола.
            Через неделю Нина Михайловна спрашивает:
            – Вам понравился «Винни Пух»?
            – Какой Винни Пух? Ах, этот! Так я же сказал Вам, что читать её не буду: не моё это.

Достаю книжку из ящика рабочего стола. Раскрываю её, чтобы убедительно, с анализом текста, доказать, что читать её не надо. А книга случайно раскрывается на стихотворении. Читаю его:
«И почему это Хта – обязательно та,
а Жерка, как правило, – эта?».

Задумываюсь. А и в самом деле, почему это Хта – обязательно та, а Жерка, как правило, – эта? Конечно, это – просто игра слов, но она мне нравится. И потом – каким же чувством языка должен обладать переводчик Заходер, чтобы такой перл обнаружить? Да и нет такого каламбура в английском языке, а это значит, что эта сказка – не просто перевод с английского, а самостоятельное изложение. А тогда есть смысл его прочитать. Листаю и нахожу: «спаслание» вместо «послание». Как же это здорово! Увидеть в знакомых словах новый смысл, обыграть их на новый лад. Да тут ещё и философия! И я говорю:
– Нина Михайловна, я обязательно-обязательно прочитаю эту книгу.
Эта история была мне уроком».

Поэт Агнес Госсен, моя землячка по России и по Германии, узнав, что я увлеклась творчеством Бориса Заходера, воскликнула: «Это же классика! Я читала его стихи и сыну, и внучке, которая о Винни Пухе уже и на английском сама читала. Мои трёхлетние внучата-близнецы уже и мультфильмы о нём смотрели. Мне кажется, что песня Винни Пуха «Хорошо живёт на свете Винни Пух, оттого поёт он эти песни вслух» и про мёд, и про надо подкрепиться – это из области крылатых выражений. Их знают по крайней мере три поколения российских немцев из Союза, как, например, и стихи Пушкина, которые учила наизусть моя мать, я и мой сын. И эти цитаты, их понятный посвящённым контекст, – это почти как тайное родство единомышленников».

При чтении этих слов мне вспомнился наш с мужем друг семьи Валерий Хаберманн. Мы с ним, зная эти строки с юных лет, долго не размышляли об истоках рождения Винни Пуха, а, проживая уже в Германии, в течение многих лет называли друг друга Винни Пухами, потому что любили ходить друг другу в гости, беседовать о том, о сём...   Валеры давно нет, ушёл через десятилетие после Бориса Заходера в вечность, но воспоминания остались – согревают душу.

Запомнились мне слова Павла Суркова, автора с Портала российских авторов Проза.ру: «Заходер увидел в "Пухе" одну из главных метафор своего времени. Метафору страшную, но при этом – дающую неизбежную и радостную надежду. "Винни-Пух" – книга эсхатологическая, книга, задающая собственную Вселенную. Вселенную времени большого мирового переустройства – не зря "Пуха" долго не переводили, например, в Германии (при фашизме этот текст был в принципе запрещён   – понимал доктор Геббельс, с чем имеет дело!).

Фронтовик Милн, прошедший Первую мировую, автор "Мира с честью", понял одну очень важную вещь. Её понял ещё один фронтовик – Джон Толкин. И они написали две ОДИНАКОВЫХ книги. Две эсхатологические книги о том, как меняется мир, тихий, спокойный, патриархальный, когда в него приходит Новое Зло. Это Зло – стихийно, оно безлико, как оружие массового поражения, как смерть на Ипре. У него нет лица. Безлик толкиновский Саурон. И безлика стихия – единственное олицетворение зла в "Пухе": наводнение в первой книге – и ураган во второй. А против этого зла выходят не герои. А простые смертные. Совершенно негероические. Очень Маленькие Существа. И одно из них – а вовсе не авторские протагонисты – совершает в финале Великий Подвиг».

В этих словах и высокая оценка творчества Бориса Заходера как переводчика с точки зрения его общественнно-политического значения. Слова Павла Суркова заставляют задуматься над вопросами общечеловеческого характера, касающихся истоков Зла и Добра и понимания каждым членом земной цивилизации своей роли в борьбе за сохранение планеты.

Поколение идёт за поколением, а Винни Пух с друзьями остаются такими же, какими их изваяли руки мастеров Алана Милна и Бориса Заходера. Они слились в интернациональных образах Медвежонка Винни Пуха, Пятачка, Ослика И-а, Совы, Кенги, Кролика, Тигра и не только. Эти герои – любимцы детей и взрослых, объединены одним миропониманием, мироощущением, схожими эмоциями. Они – живые существа одного рода-племени, и держатся вместе, побеждая стихии, которые несут на себе Зло. И с ним нужно бороться всем миром. Этому учат нас произведения Бориса Заходера, которые переживут века.


Борис Заходер – переводчик Гёте

«Человек должен верить в бессмертие – он имеет на это право, это в его натуре… Для меня убеждение в нашем будущем существовании возникает из понятия деятельности, ибо если я неустанно действую до конца моей жизни, то природа обязана дать мне иную форму существования, когда эта, теперешняя, уже не будет в силах более удерживать мой дух». (И.В. Гёте)

Взаимоотношения Бориса Заходера с творчеством Иоганна-Вольфганга Гёте складывались в течение всей его жизни. В Предисловии к двухтомнику «Заходер и всё-всё-всё», опубликованному в 2003-ем году, его жена, Галина Сергеевна Заходер, пишет: «В толстенной папке, бечёвки которой даже трудно завязать, хранятся около 800 листов, исписанных с обеих сторон, самый ранний из них датирован 1946 годом. Прикасаясь к истокам работы над переводами Гёте, выполненными даже не шариковой ручкой, а „вечным пером“, я прикоснулась к истории. Используя слово „перевод“, я отдаю дань традиции, которую хочется нарушить. Я бы сказала, что Заходер – не просто переводчик, он – соавтор Гёте. Чтобы не быть столь категоричной, смягчу формулировку и оговорюсь – русский соавтор Гёте, так мне кажется».
 
Вдова Бориса Заходера рассказала и о том, как однажды математик А.Н. Ширяев, обратился к Борису Заходеру с просьбой сделать литературный перевод прозаических строчек Гёте, встречающихся в текстах архива учёного Колмогорова. Бориса Заходера поразило тогда то, что дневник учёного открывался сразу тремя цитатами из Гёте, а в его окружении многие знали творчество Гёте только из школьной программы. Он выполнил просьбу Ширяева. Одна из цитат Гёте в переводе Бориса Заходера зазвучала так: «Пережитое дорого каждому, а особенно – тому, кто вспоминает и размышляет о нём на склоне лет с отрадной уверенностью, что уж этого-то у него никто не отнимет». («Das erlebte weiss jeder zu sch;tzen, am meisten der Denkende und Nachsinnende im Alter; er f;hlt, mit Zuversicht und Behaglichkeit, dass ihm das Niemand rauben kann». Маximen und Reflexionen, N10, s.151). Эти слова Гёте близки Заходеру. Профессионально он начал делать его переводы в первые послевоенные годы, почтительно именуя великого    поэта – «мой Тайный Советник». Так он называл его не в связи с тем, что тот действительно являлся тайным советником при дворе герцога Веймарского, а потому, что нашёл в нём духовного собеседника по вопросам искусства, политики, этики. Изучая творчество Гёте, Борис Заходер получал ответы на извечные вопросы бытия, которые жизнь ставила перед ним. В доме вдовы Бориса Заходера до сих пор царит культ великого Гёте. В кабинете мужа на книжной полке, как и при его жизни, хранятся книги с произведениями Гёте. По поводу некоторых из них Заходер писал: «Этими томиками я особенно дорожу. Не только потому, что это моя первая – и единственная – литературная награда, вернее – то, что от неё чудом уцелело, несмотря на стихийные силы, включая сюда войны (2), жён (3), переезды и соседей (много!) и прошедшие годы (без счета!). И даже не потому, что мне тогда еще не было и 18 лет, а, в конце концов, каждый имеет право на ностальгию по своей юности».

Интересно то, что Гёте и Заходер родились примерно в один день, с разницей в два столетия, и ушли из жизни на 83-ем году жизни. Хоть им обоим не сопутствовал успех в течение десятилетий творческого труда, но нашлась точка внутреннего соприкосновения душ поэтов, которая повела Бориса Заходера за своим Тайным Советником через годы. Переводы произведений классика Заходер делал до последних дней жизни, но только в 2008-ом году они были впервые опубликованы его женой, Галиной Сергеевной Заходер, двухтомником под названием «Но был один поэт». Она провела титаническую работу, редактируя рукописные страницы черновиков, набросков, размышлений мужа. Её труд по сохранению памяти мужа, поэта и переводчика неоценим. Выход книги был приурочен к 90-летию со дня рождения Бориса Заходера.

Почему так поздно?
Причину этого можно искать в высокой требовательности Бориса Заходера к себе и своим творениям. Он был перфекционистом. Переводами произведений создавал своего русского Гёте. Неоднократно перечитывая его стихи, Заходер отыскивал в них суть и в своих переводах выражал русскими словами именно то, что его взволновало. Он сам оценил свой труд переводчика Гёте словами: «Порой дословный перевод; порой – вольный перевод; порой – вспомним хорошие старинные слова – подражание, переложение».

Под впечатлением этих строк, я обратилась к жене поэта со словами:
– Я проживаю в Германии почти 30 лет. Читаю Гёте в оригинале. Но так тонко чувствовать язык, как Борис Заходер, не научилась, хотя мои родители – немцы из России.

 – Да, удивительны судьбы людей, – ответила она. – Язык, который мы «проходили» в школьные годы – был совсем иным, чем когда я прикоснулась к нему «живьём», будучи пару месяцев в самой стране. Он мне так понравился, звучал, особенно в женском исполнении, так красиво, что я только тогда поняла, как важно слышать настоящий. Так, вероятно, и переводы. Человек, который вырос на немецком языке, полюбил его с детства. Борис Заходер так сроднился с ним, что ни дня не проводил без прикосновения к Гёте. Он «жил по Гёте» всю жизнь – с детства и до последнего дня. Практически ни дня без Гёте».

В своё время Иоганн-Вольфганг Гёте сказал пророческие слова о том, что солнце никогда не заходит, оно лишь не всегда видно нашему взору. Эту мысль можно отнести и к творчеству самого Гёте, и к жизни Бориса Заходера, и к тем, кто с ними всегда рядом.

Борис Владимирович Заходер покинул мир в ноябре 2000-го года в городе Королёв Московской области. Похоронен он на Троекуровском кладбище в Москве. Памятник поэту-переводчику был создан скульптором Андреем Наличем. По форме он представляет собой полусферу, на одной из половин которой, слева, расположены даты жизни поэта – 1918-2000, а справа – Винни Пух с Пятачком, уходящие вдаль. Так ушёл и Борис Заходер в пространство вечности, оставив о себе память строками из своих книг, помогающих людям всех возрастов осознать происходящее на нашей планете.

Для многих почитателей таланта Бориса Заходера остаётся открытым вопрос: каково будущее его рукописей? Что делается для доступа к ним исследователей и интересующихся читателей? На этот вопрос пока нет ответа. Будущие исследователи его творчества несомненно отметят в своих работах талантливость художника слова, свежесть и остроту его ума, поэтичность прозы и достоверность переводов.
В Подмосковье, в Комаровке, находится дом Заходеров. Это своего рода музей, где проживает гостеприимная Галина Сергеевна Заходер. Она принимает гостей и поклонников мужа, которые помнят и знают его произведения. Вещи из прошлого, которые ей очень дороги знакомят посетителей с интересами хозяина, его увлечениями и привычным для него укладом жизни.

Моё знакомство с творчеством поэта-переводчика Бориса Заходера продолжается. Его нельзя постичь, прочитав несколько книг. За каждым поэтическим словом и образом стоит мысль, тайну которой в одночасье не разгадаешь. Для этого нужно пройти определённый путь, чтобы дотянуться до его философских размышлений, чтобы понять и осмыслить им сказанное, чтобы думать в унисон с ним. В моём сознании всё ещё звучат строки поэта:

«Ведь всякий срок, – увы, всего лишь срок.
И он пройдёт. Сотрётся след вселенной,
Где мы с тобой сумели – между строк –
Прочесть усмешку вечности Мгновенной.
Сотрётся след… Но не горюй, поэт!
Ты тоже усмехнулся – ей в ответ».


Оценка творчества Бориса Заходера

«Глядишь, ещё
настанет срок
и для твоих шутливых
строк…», –
 
пишет Борис Заходер в одном из своих стихов, делая попытку заглянуть в будущее. Труд Бориса Заходера оценён международной общественностью. В 1978-ом году он стал Лауреатом международной литературной премии детских писателей имени Ханса Христиана Андерсена. Позже оригинальные стихи Бориса Заходера были опубликованы во многих странах мира, таких как Англия, США, Австралия, Польша, Чехия. В 1993-ем году поэт получил премию и диплом за №1 Ассоциации детских писателей и Национальной секции России в Международном совете по детской литературе за «вклад в развитие детской литературы. «К сожалению, – пишет его жена, – в Колонный зал дома Союзов ездила получать награду я со своими внуками, которые читали стихи, написанные им для этого случая – сам он лежал на операции. Была еще одна награда, которую Борис Заходер принял с удовольствием. В 1998 году Министерство образования России постановило: «За заслуги в воспитании детей, мудрость и доброту его литературных произведений, большой вклад в культуру нашей страны и в связи с 80-летием наградить медалью К. Д. Ушинского». Событие вдвойне приятное, так как это – единственная награда, которую писатель получил лично. Вручил её известный общественный деятель, профессор психологии А.Г. Асмолов на нашей террасе в Комаровке, в день рождения Бориса».

И лишь в 1999-ом году талантливый поэт, писатель и переводчик становится Лауреатом Государственной премии Российской Федерации. Заслуженная оценка творчества произошла только в 2008-ом году, когда Совет по общественным наградам ООН посмертно наградил Бориса Заходера медалью Гёте за выдающийся вклад в европейскую литературу.

Стихи Бориса Заходера, положенные на музыку, ещё не стали широко известными, но, несомненно, этому тоже придёт время. К одним из первых таких произведений относятся романсы на десять стихотворений из цикла «Листки», несколько песен Маргариты Зеленой, написанных для музыкального журнала «Колобок», среди них – «Пан Трулялинский». «Романсы из серии стихов «Еврейское счастье», – пишет вдова Бориса Заходера в книге «Борис Заходер и всё-всё-всё», – которые она сама и другие исполнители сохраняли в репертуаре долгое время, да и ее романсы из «Листков» – исполнялись неоднократно. Опера «Снова Винни-Пух» долго шла в театре Наталии Сац. Было несколько отдельных песенок из «Алиски в Вообразилии». Песенки для исполнения детьми и для детей писала композитор Елизавета Туманян. Генрих Брук написал «Кантату о сыре» для семи солистов и хора. Известный по фильму «Баллада о солдате» композитор Михаил Зив написал оперу по сказке «Лопушок у Лукоморья», которая шла в театре Наталии Сац».
 
Своему читателю Борис Заходер посвятил последние строки в последнем сборнике стихов:

«Ты – вдохновенный и озарённый,
Ты, мой читатель, душой одарённый, –
Ты мне нужнее, чем сердце в груди.
ЖДУ. ПРИХОДИ».




Игорь Доминич. Незавершённая строка

Молдова. Кишинёв.  Осень. 2013 год.
Ныне известный поэт, в то время – библиотекарь, Игорь Доминич дарит библиотеке имени Ломоносова редчайшую книгу "Гамлетъ. Принцъ Датскiй. Трагедiя в пяти дъйствiяхъ Виллiама Шекспира", напечатанную типографией А.С. Суворина в Санкт-Петербурге в 1893 году. Позже выяснится, что этот экземпляр принадлежит известному режиссёру Борису Бертельсу. На последней странице книги есть надпись, сделанная карандашом: "Мечтательный, впечатлительный и с разодранной душой". "Эту характеристику Гамлета удивительным образом можно отнести и к Игорю Доминичу", – скажут позднее коллеги, знавшие Игоря Доминича в последние годы жизни.

В связи с этим сообщением, прочитанным в кишинёвской газете, мне вспоминаются стихи поэта о его мнимом или реальном участии в постановке спектакля "Гамлет" Вильяма Шекспира.

"Прав старик. Распалась связь времён.
Прав старик Вильям, на удивленье.
Я – последний Гамлет, занесён
В списки подлежащих истребленью.

Точно так же, как король-отец,
Должен умереть наследный принц.
Не сейчас, конечно, ведь конец –
Только через несколько страниц.

Ещё будет длинный монолог.
И пройдёт Офелия в накидке…
Я смеюсь? Да нет, помилуй Бог.
Ну какие могут быть улыбки.

Мне ещё решаться, и решать,
И судить (ведь я, увы, не зритель).
А потом, в финале, умирать…
Ничего. Не в первый раз. Сидите.

Вам же интересно посмотреть,
Как старик не справится с сюжетом,
И безумный Гамлет примет смерть.
Как сумею. Дело ведь не в этом.

Как сумею. Здесь мы все равны.
Время на исходе. Потерпите.
(Жаль, что я себя со стороны
Не увижу. Я, увы, не зритель).

Ладно. Умираю. Шпаги звон
Ядовитой капелькой в ушах…
Прав старик. Распалась связь времён.
Всё. Спасибо. Дальше – тишина… "

Что хотел сказать Игорь Доминич последними строками стиха? Почему он эту ценную книгу передал в фонд библиотеки? Как часто, перечитывая Шекспира, он пытался переносить на себя мысли и чувства его героев?
 
Может быть, и "распалась связь времён", думаю я, в который раз перечитывая эти строки, но люди, подобные Гамлету, с его вечным вопросом "Быть или не быть?", продолжают свой путь по нашей планете.  Они живут, страдая и от понимания того, что мы – лишь странники в этом мире, и от того, что когда-нибудь уйдём в синеву небес.
 
Это осознание конца мучительно для впечатлительной души Игоря Доминича, но не тем, что и для него наступит час прощания, а тем, что он может не успеть. 
Об этом говорится в строках поэта:

"С Веста дуют ветры или с Оста,
Дни идут на убыль или в рост –
Сколько мне положено по ГОСТу,
Столько и отмерит мне погост.

Как и всем, единою рулеткой
Мне отмерит славу и покой,
Память и дуэльный выстрел меткий,
Сделанный уверенной рукой.

Надо мной – склонённые штандарты,
Залпы в воздух на закате дня…
Только кто сказал мне, что стандарты
Эти сочинили для меня?

Ведь когда могильщик – морда брюквой,
Заступом помашет полчаса,
Лишь неукрощённые мной буквы
Упорхнут обратно в небеса…"

Всё имеет своё начало и свой конец, но, когда смерть вырывает неожиданно в середине пути друга, – это страшно, несправедливо, немыслимо.
Друзья Игоря – Александр Соломонов, Дмитрий Бикчентаев, Рустам Ахметзянов – не могут смириться с этой трагедией и делают всё, что в их силах, чтобы о поэзии Игоря Доминича стало известно широкому кругу читателей.
 
"Неукрощённые мной буквы" – так названа книга Игоря Доминича, концерт-презентация которой состоялась 8 октября 2015-го года в Москве в концертном зале Дворца творчества детей и молодёжи "Преображенский". На презентации прозвучали стихи и песни на стихи Игоря Доминича в исполнении бардов Сергея Никитина, Дмитрия Бикчентаева, Александра Соломонова, Рустама Ахметзянова, Марины Носовой, Марата Фахртдинова, Дмитрия Матюшина, Эльмиры Галеевой и других. Презентация завершилась видеофильмом, в котором Игорь Доминич исполняет песню "Зелёное время восхода" под собственный аккомпанемент на гитаре.

Бард Александр Соломонов, друг и соавтор Игоря Доминича, незадолго до презентации сообщил, что "организаторы презентации – ребята, которые печатали книжку в Москве: Евгений Савельев и Рустам Ахметзянов, ну и я, если так можно сказать, поскольку я – не в Москве".
 
Рустам Ахметзянов называет книгу – интернациональной: "По содержанию и по оформлению она подготовлена в Германии, напечатана – в Москве, корректура сделана в Молдавии".

"Прошло десять лет с момента выхода первой книжки, – пишет Александр Соломонов во вступительном слове книги. – Она разлетелась по свету, и любители песни и поэзии узнали, что среди нас живёт интересный Поэт Игорь Доминич. Пишет удивительно песенные стихи. И многие композиторы в мире авторской песни сразу откликнулись на музыкальность его строк. А песня летит быстрее стиха и проникает в душу легче. Так и случилось. Больше Игорь не напишет ни одной строчки... Собрать в одной книжке всё написанное Игорем стало нашим человеческим долгом перед ним.  Именно поэтому нам хотелось, чтобы стилистика оформления перекликалась с первой, составленной им самим, книжкой "Зелёное время восхода", которая полностью вошла в этот сборник".

Поэт Александр Городницкий, корифей движения авторской песни, познакомившись с творчеством Игоря Доминича, дал однозначную оценку его творчеству: "Перед нами подлинный самобытный поэт с драматической биографией в своей короткой жизни, человек, нестандартно мыслящий и чувствующий, срастивший себя с лирическим героем. Его книга, помимо многочисленных оригинальных поэтических находок и метафор, поражает своей неподдельной искренностью и эмоциональным нервным напряжением".

"Значит, так. Мы начнём с конца!
Время действия – день дуэли.
Что нам нужно? Чуть-чуть свинца.
Мерка пороха. Снег постелен.
Всё. К барьеру. Звенит звонок:
«Не угодно ль Вам?.. Не угодно».
Дальше выстрелы, кровь, возок.
Моцарт. Занавес. Все свободны.
Всё не то. Двадцать первый век.
Наше время. Начнём отсюда.
Точно так же – постелен снег,
Точно так же – не будет чуда,
Точно так же встаёт страна
И немеет оркестр сводный…
Нет. Не встанет, себе верна.
Моцарт, занавес. Все свободны.
Может так? Ни времён, ни лет.
(Можно Моцарта тихо-тихо?)
Сцена. Кто-то. Актёр, Поэт…
Снег постелен. Ни бед, ни лиха.
Безмятежны черты лица,
А мы знаем, мы с вами знаем –
Мерка пороха. Чуть свинца…
Моцарт! Занавес! Начинаем…"

 *  * *

Подмосковье. Колонтаево. Весна. 2012 год. Всероссийский фестиваль авторской песни и поэзии "Песня Булата".

Участница фестиваля Татьяна Гольцман вспоминает:
"Доминич взорвал зал, жюри, атмосферу. Все увидели, когда он вышел на сцену, что это Явление. Самое яркое и большое открытие. На сцене он делал что-то совершенно необыкновенное, мистическое. Я никогда ни до, ни после не слышала, чтобы ТАК читали стихи. Он доставал из небытия, из недр души, из воздуха единственно возможные сочетания слов и с их помощью творил новую реальность. Зал замирал, потом неистовствовал и вёл себя, как живое существо, обладающее душой. Разумеется, он стал Лауреатом этого фестиваля. По другому просто быть не могло".

"Город плавился в топке лета,
Человеческая руда
Растекалась, как ток, в продетых
Сквозь троллейбусы проводах.
Но когда я глядел на небо,
Мне мерещился всякий бред –
Запах стужи и запах снега,
Запах будущих зим и бед…

А жара, то ныряла с вышки,
То всплывала наверх, и там
Расползалась по плоским крышам,
Льнула к маковкам и крестам.
Но какой бы я ни был веры,
И какой ни держал обет –
Запах ладана, запах серы
Прочно вписаны в мой сюжет…

Город плавился в топке лета,
Жаждал пива и ждал дождя.
Только, видно, по всем приметам,
Ждал его он напрасно, зря.
Вот и я, хоть анфас, хоть в профиль,
Что осталось от всех сует?
Запах курева, запах кофе,
Да семь бед, да один ответ…

А асфальт прилипал к подошвам,
Воровал у меня следы.
Как допытывался о прошлом
Непутёвой моей судьбы.
Но судьба бьёт в одни ворота,
Что накоплено в сумме лет?
Запах крови и запах пота,
А другого – пока что нет…"

*  *  *

Молдавская АССР. Город Кишинёв. 25 декабря 1959-го года. В этот день родился Игорь Доминич – поэт, творчество которого востребовано в наше время.
Всё начинается с детства. Там его истоки. И чтобы попытаться понять суть поэзии самобытного поэта, ещё одной звёздочкой вспыхнувшего на небосклоне, попытаемся открыть занавес в его прошлое.

Игорь был единственным ребёнком в семье. Его отец, Эдуард Доминич – честный труженик, много лет проработавший на заводе, по своей природе был человеком мягким и тактичным. По словам Рахмиля Евгеньевича Вайнберга, мастера спорта по туризму, в то время руководившего кишинёвским клубом туристов, Эдуард Доминич стоял у истоков туристского движения Кишинёва. Отец Игоря умел видеть и ценить прекрасное. Имея способность к рисованию, он принимал участие и в клубных оформительских работах.

Сам Игорь рассказывал: "О музыкальной школе и речи не было. Родители меня таскали по лесам чуть ли не с года (они были заядлые туристы), а в лесах вольницы хватало. Вот и авторская песня оттуда, из леса."
Мать Игоря была доброй интеллигентной женщиной. Она работала делопроизводителем в юридическом учреждении. Судьба отмерила ей небольшой срок. Она умерла в 56-летнем возрасте после тяжёлой неизлечимой болезни, что не могло не отразиться болью в его впечатлительной душе.

Был ещё у Игоря в родственниках дядя – Юлиу Эдлис, известный в России и Молдавии литератор и сценарист. О нём Игорь часто рассказывал друзьям. Возможно, разговоры о писателе в семье оказали своё влияние на его первые юношеские увлечения, театр и стихотворство…

А дальше было всё, как у всех: окончил среднюю школу, отслужил в армии – в Забайкалье, в ракетных войсках. Его друг, талантливый бард из Гамбурга Александр Соломонов, вспоминает, что в их с Игорем юношеские годы в Кишинёве работал молодёжный театр "Данко", руководителем которого был Борис Довженко. Первоначально театр располагался в клубе Строителей, а потом получил в аренду под театральное помещение Харлампиевскую церковь. Творчески настроенная молодёжь теперь имела своё помещение. "Замечательно было и то, что оно находилось достаточно близко к центру города.  Там были и мастерские, и подсобки, и костюмерная, и телефон. В общем – реализованная мечта! Там я впервые и встретился с Игорем Доминичем.  Он тогда занимался светозвуковой техникой. Театр был самодеятельным. Все где-то работали и театром занимались в свободное время. Дальше всё шло своим чередом. С театром работал и профессиональный режиссёр Арнольд   Бродичанский – ученик Товстоногова. Были поставлены очень хорошие спектакли: "Эдит Пиаф", ставили Ионеско, Брехта. Народ ходил и на спектакли, и на концерты.

Девчонки в театре были красавицы. Многие пары тогда появились. Игорь и Маринка стали мужем и женой. Появились дети.   Потом произошла страшная трагедия. Маленький ребёнок выпал с балкона четвёртого этажа. Мы все были на похоронах. Может, поэтому их семейная жизнь дала трещину…

Прошло ещё какое-то время. Кажется, Игорь Доминич работал в школе учителем трудового обучения. Однажды он показал мне стихотворение "Ну, не любит Россия поэтов". Думаю, что оно было посвящено Владимиру Высоцкому. Это были уже стихи.

Сколько ж можно? Опять вы про это…
Бросьте, ваши упрёки – враньё!
Ну, не любит Россия поэтов,
Ну, кружится над ней вороньё!

Ну так, господи, мы ж не поэты,
Мы ж не лезем в петлю к палачам…
Так что бросьте вопросы-ответы,
И советы оставьте врачам!

Тут проблема не в этом, не в этом.
Тут – как зубы болят, тут – как зуд!
Ну не любит Россия поэтов,
А поэты ползут и ползут!

И рождаются, и умирают,
И страдают – едрит твою мать!
Ну не знает Россия, не знает
Куда этих поэтов девать!

Уговаривать их бесполезно,
А лечить – слишком много хлопот.
Их железом… Железом? Железно!!!
То, что надо, железом – пойдёт!

Значит ночью, без шума, без света,
Их построить рядами у стен…
Залп – и нету в России поэтов!
Залп – и нету…  России… Совсем…

Так началось наше общение с Игорем, основанное на внутреннем понимании. Впоследствии оно переросло в дружбу. В это время уже вовсю были волнения в Кишинёве. Однажды жена моего близкого друга не пустила его на концерт в театр "Данко" по поводу моего 40-летия, потому что было неспокойно. Дальше - больше. Многие потеряли работу. Театр закрыли, помещение вернули церкви. Всё посыпалось".
 
Эту информацию я не оставила без внимания, посмотрела один из фильмов режиссёра Арнольда Бродичанского, который является ярким свидетельством драматизма того времени. Фильм выпущен в 1987-ом году. В нём чувствуется атмосфера в стране середины восьмидесятых годов. Всё смешалось в картине – реальность и художественный вымысел. События прошлого проходят перед глазами: история в виде трагедии или фарса. Принимаю к сердцу чувства артистов, узнавших вдруг, что театр закрывается. Это были годы, отданные любимому делу. Одна из героинь фильма восклицает: "На что я потратила 12 лет: могла аспирантуру закончить, могла бы быть семья, я же здесь каждый вечер..." Артисты – энтузиасты, они живут театром. И их жизнь в одночасье – уничтожена, отобрана. Театр – закрыт. Конечно, на то были и объективные причины – помещение бывшей церкви требовало ремонта, но всё же… Для молодых людей, посвятивших театру много лет, закрытие его явилось трагедией.
 
Игорь Доминич играет в фильме второстепенную роль, но я сразу узнаю его высокую статную фигуру. Парень, несколько раз появляющийся на экране, запоминается и внешностью, и выражением лица, глаз, проникающих в душу. Игра артистов молодёжного театра – профессиональна.
 
К этому времени относится и начало дружеских отношений Игоря Доминича с
Рустамом Ахметзяновым, с которым они жили на улице Алеку Руссо через два дома друг от друга. Рустам знает точно, что кишинёвский клуб авторской песни "Товарищ гитара" Игорь в молодые годы не посещал, но то, что "он тогда уже стихи писал – это без сомнения". Стихи Игоря Доминича оказали большое влияние на Рустама Ахметзянова: "С них всё и началось. Он – с самого начала писал стихи, а я – к ним музыку и исполнял наши общие песни".

В 1999-2000 годах друзья подготовили свою программу и выступали с ней в Кишинёве.  "Она называлась "Под равномерный стук колёс", – рассказывает Рустам, – и состояла из стихов Игоря, читаемых им самим, и песен, написанных мной на его стихи, исполняемых мной, поочерёдно, в виде цельной программы со своей драматургией. Мы же всё-таки были из театра, хоть и самодеятельного, но имевшего почётное звание "Народного", который ездил на гастроли по линии ЦК ВЛКСМ по всему Союзу. Это было первое появление Игоря Доминича на сцене со своими стихами в значительном объёме и первое исполнение песен на его стихи".
          
В это время Александр Соломонов, проживавший с 1996-го по 2000-ый год в Москве, вернулся в Кишинёв, и они с Игорем создали свою музыкальную программу. "Он взял моих 15 песен и подобрал 15 своих стихов. Эту программу мы назвали "Городской роман". Отрепетировали. По-моему, где-то даже показали. В театре Чехова, в малом зале. Точно! А потом записали на диск в студии. После этого, войдя во вкус, Игорь сверстал следующую программу. Он взял песню Димы Бикчентаева, не помню на чьи стихи. Эту песню я слышал в исполнении киевского дуэта, когда был в жюри Петербургского Аккорда. Там же и с Димой познакомился. Это был 2000-ый год. Да, Игорь взял музыку Димы и подложил свой текст. По этой строчке он назвал нашу вторую программу. Она была сделана из его стихов и песен на его стихи. Её мы тоже отрепетировали вместе, показали и записали. Она называется „А будет это вечером".

"А будет это вечером,
Зимой сырой и слякотной.
Мне будет делать нечего.
И кончится вино,
И белый лист, исчёрканный
Каляками-маляками,
Мне надоест до чёртиков –
Останется одно:

Найти блокнот растрёпанный,
В обложке ледериновой,
Который так безропотно
Все адреса хранит.
Он наугад раскроется,
Не выбирая имени,
И всё само устроится,
И время побежит.

Вокзальная сумятица,
Ночной перрон прибытия,
Подъезд, такси укатится
И палец на звонок.
И взгляд недоразбуженный,
Лицо полузабытое,
И вздох, и снова ужинать,
И радость, и упрёк.

А через день пристыженный,
Незваный и непрошеный,
Уеду не обиженный
Ни лаской, ни теплом –
Чтоб вновь сидеть над клятыми,
Насыпанными крошевом,
Каляками-маляками
За письменным столом".

Я не имела возможности побывать на открытых выступлениях Игоря Доминича, но, благодаря исполнительскому мастерству барда Александра Соломонова, прекрасно чувствую ритм сердца поэта, понимаю, о чём он хочет нам сказать. Концертная программа, построенная с учётом мнения самого поэта, звучит теперь часто в моём доме. Звучат стихи, песни, опять – стихи, песни, и опять стихи, и опять песни. Песенный ритм стиха ведёт меня от одного к другому, а внутреннее состояние души поэта уводит в мир чувств, вызывает эмоции, ассоциации, пробуждает мысли, которые идут из глубин души, пробиваясь воспоминаниями из прошлого. Я чувствую поэта, его внутреннее волнение и эмоциональную напряжённость. Я понимаю, что теперь его стихи и песни будут сопровождать меня всю жизнь.

Расцвет творчества Игоря Доминича приходится на грань веков. Один перечень некоторых стихов, написанных с 1998-го по 2002-ой год, есть тому подтверждение: "Зелёное время восхода", "В моей ещё будущей смерти", "Не жалей, мужики, наливай", "Ворон", "Это же надо! И смех, и грех", "Прав старик. Распалась связь времён", "Ну сидим мы с тобой, ну пьём", "Под равномерный стук колёс", "Вот возьму да уеду на Юг", "А в августе лили дожди", "С Веста дуют ветры или с Оста", "Не родитесь, поэты, в провинции", "Командуя белым светом", "Обними", "Гитары траурно звенят", "Тих, как шёпот, барабанный рокот", "Вдруг подумалось о друзьях", "А роза упала на лапу Азора".

*  *  *   
   
Первая книга стихов Игоря Доминича "Зелёное время восхода" вышла в свет в 2004-ом году. С её страниц поэт и сейчас ведёт разговор с нами, своими слушателями и читателями:

"И некогда думать о трубах,
Которые зло пророкочут,
Нелепо, не вовремя, грубо,
Такой же нелепою ночью!
А дальше – дорога, дорога,
До самого края рассвета.
Туда – где таких уже много,
Туда – где, наверное, лето.

Где жизнь не разбита на годы,
Где действуют только две даты –
Зелёное время восхода
И синее время заката…
А день ещё ярок и ветрен,
А осень пылает, как порох!
И я уже знаю, что смертен,
Вот только не знаю, как скоро".
   
Эмоциональное напряжение пронизывает эту книгу, не оставляя читателя ни на минуту равнодушным.
Я пристально всматриваюсь в лицо Игоря Доминича на фотографиях, пытаюсь понять таинственную сущность его внутреннего мира. На одной из них он смотрит вдаль. Лицо – крупным планом на фоне зрительного зала. Задумчив, углублён в себя, вероятно, находится в процессе созидания или готовится к встрече со зрителем. Каждое его выступление – это искренний и откровенный разговор, исповедь лирического героя, рассказ о себе и о времени, в котором он живёт, думает, дышит, страдает, пытается понять непознанное.
А слушатели – это мы с вами. Игорь Доминич ведёт с нами разговор, доверяя нам свои сокровенные думы. Он делится сомнениями и тревогой за то, что происходит вокруг. Мимика, взгляд, проникающий даже со снимков в душу, говорят о постоянной внутренней работе даже на сцене перед сотней глаз.

"Я всматриваюсь в лицо человека, – пишет Татьяна Гольцман о первом впечатлении от знакомства с поэтом. – Глаза... огромные, серо-голубые, вбирающие тебя со всеми потрохами. Немедленно, без всяких допусков и паролей, туда, где место только самым близким людям... Мне кажется теперь, что такие глубокие и мудрые глаза бывают только у людей, наделённых особой внутренней силой, знающих о жизни и людях самое главное. И умеющих любить... Сам Игорь – высокий, худощавый, немного угловатый и какой-то очень простой. Вернее сказать, – свой".
 
После знакомства со стихами Игоря Доминича у меня создаётся впечатление, что душа его лирического героя разодрана и кровоточит.

"Ты теперь навсегда одиночка", – говорит поэт.  И с точки зрения толпы его лирический герой – "городской сумасшедший", сам себя не нашедший в жизни, которая "кружит" и не оставляет его в покое. А затем – откровение поэта:

"Только жаль, что, когда я пою,
То за смехом не слышится боли".

  Лирический герой мечтает о признании. Он скромен и терпелив:

"Но я даже и этим доволен.
Я ведь делаю, всё, что могу,
Как умею, для Вас, для пришедших…
Я не буду пред Вами в долгу".

В стихотворении "Жалко, что не придумалось повода" он прощается со своим одиночеством, но знает, что "завтра снова прощаться с тобой".  Я в волнении слежу за мыслью поэта: справится ли его лирический герой со своим внутренним голосом? Куда он его выведет: на радостную дорогу жизни или опять опустит в пучину страданий?
И вот, наконец, звучат зарождающиеся мотивы надежды, веры в себя, свою звезду:

"Ночь свернулась пружиной упругой,
Накопив в себе сил для рывка". 

Открывается второе дыхание. Он поднимает голову, видит цель, стремится к ней, готовится для новой жизни.
"Новый день – это табула раса,
Значит, пальцы на гриф – и вперёд!"

Меняется ритм стиха: от лирических интонаций он ведёт к более оптимистической мелодии:

"Момент известности и славы…
Чего ж тебе недостаёт?
Какой тебе ещё почёт?
Какой тебе ещё отравы?
Момент известности и славы…
А счастья нет. И Бога нет.
И одному держать ответ
За всю поэзию державы!"

Я думаю, что поэту не понадобятся толкователи его творчества. Каждой строкой он говорит о себе сам – правдиво, откровенно, лёгким стихом и своеобразно рифмующимися строками: он весь в своих стихах, которые бегут ручейками, сливаются в одно русло и летят дальше, подчиняясь быстрому течению реки…
И вот лирический герой уже почувствовал силу, готов идти вперёд, но замечает, что его мир души начинает рушиться, в нём неспокойно и гадко. Ему кажется, что он заражён этим миром обмана и стяжательских страстей. Он не принимает его.
"А от актёров пахнет водкой", – назовёт поэт один из циклов своих стихов.

"Сдую с пива мохнатую пену,
Ты не жди меня, зрительный зал…
Я не выйду сегодня на сцену.
Нет, не запил, а просто устал.

Пусть бокал мой щербатый – не чаша,
Но его тоже надо испить.
Что моё – то моё. Ваше – ваше.
И не всё ли равно, чем платить?

Угадайте, что в этом бокале –
Одиночество или свобода?
Вы там, в зале, ещё не устали?
А… Искусство… Оно для народа.

Да… Искусство. Блистает арена,
Крики "Браво!", цветы в лимузин…
А потом – только горечь и пена,
Пена, горечь и вновь в магазин.

Вы не верите мне? Воля ваша,
А кто прав, кто не прав – знать не нам…
Вот и допита полная чаша.
Яд ли выпит, целебный бальзам?

И стучу кулаком по колену,
И гляжу на щербатый бокал…
Я не выйду сегодня на сцену,
Ты прости меня, зрительный зал…"

*  *  *

После прочтения книги стихов и прослушивания песен, после просмотра видео с выступлениями Игоря Доминича на концертах и фестивалях во мне до отказа натянута внутренняя струна, напряжение не спадает и не отпускает.

"Музыканты поддали и трубы начистили,
И достали листочки с затёртыми нотами.
Вы, хотя бы, дождитесь контрольного выстрела,
Я пока ещё жив, ещё здесь, ещё вот он – я!

Зря вы, братцы, Шопена задули, не рано ли?
Я пока ещё сам себе аккомпанирую,
А душа, хоть покрыта рубцами и ранами,
До сих пор моё тело считает квартирою.

И гитара пока не рассохлась, не треснула,
И бумага пока желтизною не выцвела.
Вот такое вот, братцы, кино интересное –
Вы дождитесь, хотя бы, контрольного выстрела…

А сегодня я сам, без ансамбля, без лабухов –
Есть в запасе ещё одна песенка старая.
Так что, трубы свои зачехлите-ка наглухо –
Я сегодня один, а точнее с гитарою!

И хоть песенка эта не очень-то громкая,
И мелодия тоже простая, небыстрая,
Но пока она есть – никому, а не только вам,
Никогда не дождаться контрольного выстрела!"

Поэт ведёт диалог со слушателем, доверяя ему свои мысли и чувства.  Он говорит со мной, человеком, находящимся за тридевять земель, пристально всматриваясь в мои глаза. А я всё пытаюсь разгадать загадку его души, измученной и беспокойной.
Откуда в его стихах столько боли? Почему их пронизывает горечь раздумий? Что держит поэта в постоянном напряжении? Почему рождаются эти строки, наполненные непониманием того, что происходит с ним в этом измерении?
В 1998-ом году Игорь Доминич пишет стихи, известные теперь уже многим:

"В моей, ещё будущей, смерти –
Прошу никого не винить.
Какая вам разница, черти,
Какого меня хоронить?

Убитого или больного,
Иль просто угасшего, в срок?
Какая вам разница, что вам,
Так важно, какой из дорог

Уйду я, оставив кому-то
Заботы, как старый пиджак?
Ну, умер. Ну, жалко… Минуту.
Ну, две. Если очень уж так…

А дальше – обмыли, зарыли,
Сказали, что нужно сказать.
И хватит, и ладно – забыли.
Ну, правда, чего горевать?

Тем более, это – не скоро,
И может быть, первый – не я…
А звуки небесного хора
Не хуже, чем крик воронья.

Всё это неважно, поверьте!
Одно лишь прошу не забыть –
Моей, ещё будущей, смерти,
Вполне может быть и не быть".
               
* * *

Стихи о любви.  Их немного у Игоря Доминича, но они пронзают своей искренностью и опять же болью. Не знаю, имею ли право входить в его прошлое, но из песни слов не выкинешь.  Его первая любовь, Марина, с которой он был в законном браке, проживает многие годы в Америке. Там живут и его дочери – Антонина и Варвара. Мне не удалось поговорить с ними, но не могу обойти молчанием эту болезненную струну судьбы поэта.
 
"Пускай и друзья, и родные
С укором глядят на тебя,
Когда ты уходишь в иные
Реалии, в трубы трубя.
Прости им обиды и ссоры,
Возьми и прости, всё подряд,
А время рассудит все споры –
Они тебе тоже простят.

И той, без которой ни строчки,
Прости, всё что можешь, пиит.
Она ведь, в отличье от прочих,
Тебе никогда не простит.
Ни песни, ни крики немые,
А так же того, что любя,
Ты всё же уходишь в иные
Реалии, в трубы трубя.

Ну что ж, уходи не прощённым,
Иди по пространствам пустым,
По улицам, болью мощёным,
По тем городским мостовым,
Где та, без которой ни строчки,
Тебя не простившая, ждёт…
Не ставь заключительной точки,
Иди же, иди же. Вперёд…"

Стихи и песни Игоря Доминича затрагивают все струны души и при всей своей печальной интонации поднимают над серой обыденностью и прозой дня. С каждой созданной к утру песней, его лирический герой рождается вновь и с каждой последующей – умирает, но завтра вновь возрождается с ощущением одиночества, которое прорастает в нём в течение многих лет. Быть или не быть?  Вопрос терзает душу, которая вновь и вновь, выходя из тела по ночам, возвращается в него перед рассветом и давит на мозг и сознание, и из глубины подсознания рождается песнь, какой ещё не было: и слова её просты, и не режут слух, и мысли доходчивы – светлы, святы, вечны.

*  *  *

"Зелёное время восхода
И синее время заката.
А между – какие-то годы,
И даже, какие-то даты.
А день ещё ярок и ветрен,          
А осень пылает, как порох!
И некогда думать о смерти,
Которая будет нескоро".

Игорь Доминич пишет: "Я не знаю, нужна ли Вам эта книжка. Я даже не знаю, нужна ли она мне, но нужно же каким-то образом избавляться от накопленного, придав ему иную форму и отделив от самого себя".

"...отделив от самого себя". На эти слова Игоря Доминича моя душа откликнулась болью воспоминаний.  Кажется, я поняла причину его боли, которую можно назвать фантомной. В течение нескольких десятилетий я испытывала это чувство неудовлетворённости жизнью. Всё пыталась найти какой-то выход своему творческому потенциалу. Мне хотелось открыть тайну мироздания о вечном существовании души, найти главный смысл жизни и понять смысл моего предназначения.
 
Вопросы: что делать? Как быть? Кому и во что верить? Почему внутренний голос не даёт покоя? – не оставляли меня. Я много читала, в основном произведения философского и психологического содержания. Несколько страшных трагедий с близкими мне людьми заставили глубже задуматься над вечными вопросами: что ждёт за чертой багряного заката? Стоит ли оно того, чтобы мучительно влачить жалкое существование?

Просыпаясь по утрам, я думала о том, что ещё нужно сделать что-то главное, перед сном доверяла мысли дневнику, который был единственным верным другом.  Неудовлетворённость жизнью, боль от того, что душа как бы живёт отдельно от физического тела, что она не понята этим миром, что ты один в нём со своими чувствами и переживаниями – загоняла в психологический угол. Какое-то постоянное раздвоение личности раздражало, отдавалось болью: на людях – одна, наедине с собой – другая. С годами я достигла определённых профессиональных высот, но это было всё не то, от чего душа могла успокоиться и начать светиться. А стопка общих тетрадей с дневниковыми записями росла с каждым годом. Но нужно же каким-то образом избавляться от накопленного, придав ему иную форму и отделив от самой себя.

Пытаясь определить истоки внутренней боли поэта, звучащей печальной музыкой со страниц его книг, я только сейчас поняла, что сама прошла через это.  Он искал признания как творческая натура. Он выворачивал душу на листки бумаги, потому что его сущность страдала от непонимания смысла существования и отсутствия веры в возможность быть понятым.

Когда же лет пять назад я вышла в интернетовской паутине на портал современной российской прозы, моя мысль нашла опору, простор, вернее, то пространство, куда я выбросила не только мысли и чувства полувекового периода жизни, но и исповедовалась перед всем мирозданием в несуществующих грехах. Я освобождала душу, нет, не сознание, не мозг, а именно – душу, от тяжёлого груза сомнений, разрывающего её на части. Я освобождала её от накопленного, придав ему иную форму и отделив от самой себя. С каждым днём душа всё больше раскрепощалась, освобождалась, выплёскивая на бумагу боль и внутренние страдания. В конце концов я освободилась от этого тяжёлого груза прошлого, нашла людей, которые помогли мне выплыть, так как они поняли и почувствовали мою боль. Получив их признание, я ощутила веру в себя. Возрождение измученной души постепенно, но состоялось.
 А для Игоря Доминича таким старшим другом стал Александр Соломонов, который увидел в его стихах, по словам Рустама Ахметзянова, "мощный поэтический и песенный потенциал. Игорь стал не только его другом, но и соавтором: через три года после выхода книги "Зелёное время восхода" (2004) Александр Соломонов записал на диск мюзикл "Оседлав Росинанта", созданный по стихам Игоря и со своей музыкой (2007-oй год)".

Моя жизнь тоже продолжалась. После переезда в Германию я, педагог с двадцатилетним стажем в России, переучилась на медсестру и, проработав затем 20 лет в психиатрической клинике, наконец-то осуществила свою мечту детства, которая постоянно жила в моём подсознании: издала книгу миниатюр "Мозаика моего счастья".
 
И теперь меня практически больше не интересует результат творческих исканий, который раньше видела в опубликовании книг, в избавлении от накопленного. Я поняла, что главное – в процессе развития внутреннего сознания, который движет мышлением, ведя его от одной ступени к другой, более высокой в духовном, а значит, и в творческом развитии. Я внутренне окрепла, возмужала, стала сильней и уверенней в себе, и – прошла та фантомная боль, которая в течение десятилетий переворачивала, изъедала мою впечатлительную душу.

Пришло ли такое понимание к Игорю? Теперь нельзя с уверенностью ответить на этот вопрос.  Но, к счастью, почти все ранее неопубликованные им произведения, входящие в книгу «Неукрощённые мной буквы», отмечены датами их написания. Следя за ними, отмечаю, что 2003- 2005 годы встречаются чаще, чем другие. В книгу вошло и произведение Игоря Доминича "Оседлав Росинанта", текст которого был выслан Александру Соломонову в Германию в 2003-ем году.

Нам остаётся только предполагать, что творилось в творческой и впечатлительной душе уже зрелого поэта в последние годы жизни. А в предисловии к первой книге "Зелёное время восхода" он откровенно и искренне говорит с нами о своём прощании с прошлым: "Я не знаю, нужна ли Вам эта книжка. Я даже не знаю, нужна ли она мне, но нужно же каким-то образом избавляться от накопленного, придав ему иную форму и отделив от самого себя.

Теперь о собственно содержимом, о том, что помещено вслед за этим предисловием. Стихи это или песни – не знает никто. Так получилось, что у некоторых текстов есть конкретная музыкальная оболочка (иногда она даже лучше самого текста), написанная не мной, а другими людьми, есть тексты с устоявшимися моими собственными ритмами, есть – в чистом виде, без музыки".

"Небеса надо мной низким куполом,
Балаганным шатром небеса.
Водит куклу за ниточки кукольник –
Обе роли играю я сам.
Эти ниточки – боль, да амбиции,
И на них я болтаюсь, смешон…
Хорошо, хоть театр – в провинции,
И мой зритель не столь искушён.

Две дощечки крест-накрест – механика,
Вся нехитрая схема души.
Сам себя утешаю: "Без паники!",
Сам себя заставляю: "Пляши!".
Три аккордика, в первой позиции,
А вопрос "быть – не быть" не решён…
Хорошо, хоть театр – в провинции,
И мой зритель не столь искушён".


 *  *  *

2004-ый год явился для Игоря Доминича решающим. В этот году вышла его первая книга стихов, и в этом же году он познакомился с известным казанским бардом Дмитрием Бикчентаевым, автором музыки к кинофильмам и спектаклям, музыкантом, владеющим многочисленными музыкальными инструментами, педагогом и бизнесменом.
На просьбу корреспондента:

 – Расскажите о стихах, которые произвели на вас впечатление в последнее время.
 Дмитрий Бикчентаев отвечает так:
  – Это – стихи кишинёвского поэта Игоря Доминича, совершенно не известного в России. Его произведения можно разве что в интернете обнаружить. Сборник стихов Игоря недавно издал его друг, учёный и большой любитель поэзии Саша Соломонов, проживающий в Гамбурге. Тираж книги был небольшой, всего 500 экземпляров, но мне посчастливилось – я был в этом году в Берлине на фестивале, и Саша подарил мне этот сборник. Читать я начал в поезде, не удержался и выслал ему sms со словами "книга потрясающая!" Когда приехал в Казань и прочитал более внимательно, позвонил в Гамбург, узнал номер телефона Игоря Доминича, дозвонился и высказал ему все комплименты, какие только есть. И вот сейчас у меня одна песня на стихи Доминича точно написана. Будут и другие. Я над песнями работаю очень долго и кропотливо, боюсь брака.

А в 2009-ом году Дмитрий Бикчентаев выпустил диск "Два по пятьдесят" на стихи Игоря Доминича – двадцать одно произведение. Игорь читает стихи, а Дмитрий Бикчентаев поёт песни на его стихи: "В этом доме, по утрам, играет музыка", "Небеса", "Не родитесь, поэты, в провинции", "С детства моя судьба", "Погас багровый огонь атак", "Пиджаки, а не кители", "Не кори меня", "Обними"…
Смотрю на видео выступления Игоря Доминича на Грушинском фестивале 2010-го года, на концертах в Казани, Кишинёве. Игорь не только читает свои стихи, но и исполняет под собственный аккомпанемент на гитаре несколько песен на свои собственные мелодии: "Пиджаки, а не кители", "Зелёное время восхода" и другие.  С этого времени песни Игоря Доминича живут, их слова летят быстрее, чем можно себе представить. Недавно я услышала его песню "В этом доме, по утрам, играет музыка" в исполнении Ирины Шахрай:

"В этом доме, по утрам, играет музыка -
Только я её не слышу, так как вечно там
То составы за окном грохочут грузами,
То, о чём-то, за стеною плачет женщина.
То соседи наверху гуляют истово,
То я сам в сердцах кота пинаю, Мурзика...
В этом доме, по утрам, играет чистая,
Еле слышная и неземная музыка.

В этом доме, по утрам, по чутким клавишам
Кто-то просто проведёт рукой божественной...
Я не слышу их пока ещё, но, кажется,
За стеною перестала плакать женщина.
И уснула, всласть наплакавшись. И в сумерках,
Предрассветных, тепловоз вздохнул участливо...
В этом доме, по утрам, играет музыка.
В этом доме все когда-то будут счастливы".

На эти стихи написано множество мелодий, в том числе Сергеем Никитиным, Дмитрием Бикчентаевым, Виктором Поповым… 
Уже несколько лет исполнителями песен Игоря Доминича являются Сергей и Татьяна Никитины.  "Для нас Доминич был недавним открытием. С лёгкой руки Димы Бикчентаева мы прочитали сборник стихов Игоря, "молодого" поэта из Кишинёва. Сразу возникло ощущение свежести, подлинности и музыкальности. Захотелось эти стихи петь, что мы и пытаемся делать. Были мимолётные контакты с Игорем по электронной почте. А хотелось встретиться. Как жалко, что не удалось. Всё казалось, ещё успеется, ведь Доминич намного моложе нас. Не удалось, не успелось... Остаётся обратиться с благодарностью к Поэту, поселившему нас в доме, где "по утрам играет музыка", и оставившему надежду: "...в этом доме все когда-то будут счастливы!"

О создании первого варианта музыки к песне "В этом доме, по утрам, играет музыка" рассказывает Рустам Ахметзянов: "Первая строчка появилась у меня вместе с музыкой. Я записал эту строчку на флоппи-диске, помните, были такие в компьютерах, и передал Игорю. Говорю: "Напиши в соответствии с этим первым образом всё остальное. Игорь прекрасно справился с этой задачей, настолько прекрасно, что я готов утверждать, что каждая следующая строчка тоже написана мною. Света, моя жена, тоже дорожит этой песней. Она справедливо считает, что в этой первой строчке светится ощущение, которое было в том периоде нашего совместного с Игорем жизненного пути у нас дома. Он часто к нам приходил, и ощущение праздника на то время, когда мы все были вместе, оно не кончалось".
С Игорем Доминичем Рустама объединяла не только любовь к песне, но и к компьютерной технике.  Рустам закончил Кишинёвский политехнический институт по специальности – электроника. У Игоря не было специального образования в этой области, но природный ум, руки, умеющие делать многое, ни разу его не подводили. Десять лет проработал Игорь Доминич в фирме, продающей и обслуживающей технику "Шарп", занимаясь ремонтом печатающего оборудования (принтеры и копиры). Рустам Ахметзянов в это время работал в компьютерном сервисе другой фирмы. А в свободное от работы время друзья вместе сочиняли песни и выступали на концертах. Репертуар Рустама Ахметзянова состоит из песен на его собственные стихи и стихи уважаемых им авторов. Сегодня в него по-прежнему входят и песни на стихи друга – Игоря Доминича. По словам родных и близких, он, как никто другой из исполнителей, передаёт чувства поэта, вложенные им в свои стихи.

*  *  *

Молдова. Кишинёв. 6 января 2014-го года.

"25 декабря 2013 года, в день Рождества Христова по новому стилю и день рождения Игоря Доминича, в библиотеке должен был состояться творческий вечер этого удивительно талантливого барда. Этот пятьдесят четвёртый день рождения Игоря клуб авторской песни "Товарищ гитара", постоянным участником которого он был, должен был отметить поздравительным концертом в библиотеке. Но 16 декабря, уходя домой после рабочего дня, Игорь споткнулся, упал, сильно ушиб ногу. Сначала думали, что тротуарные колдобины подвели его. Впоследствии выяснилось, что это был инсульт. Господь забрал его к Себе 6 января – в сочельник православного Рождества по старому стилю. Вся жизнь Игоря Доминича уместилась между двумя рождественскими датами. Совпадение ли?"
(Маргарита Щелчкова, директор библиотеки имени М.В.Ломоносова, Наталья Родина, библиотекарь)
 
Поэт Игорь Доминич, автор книги "Неукрощённые мной буквы", ушёл из жизни в расцвете творческих сил, в период признания его поэзии бардами России, Молдавии, Германии и других стран. Загадка его судьбы остаётся неразгаданной, как и таинственная суть его стихов из мюзикла для одной сцены "Оседлав Росинанта", посвящённого его другу и соратнику Александру Соломонову, проживающему с 2002-го года в Германии. Тот вспоминает, что попросил однажды Игоря написать что-нибудь необычное по жанру:
 
"Ну, что мы всё какие-то школьные монтажи с тобой делаем – стих-песенка, стих-песенка. Напиши цельное либретто, чтоб была одна линия, драматургия.
И вдруг получаю по почте текст, посвящённый Александру Соломонову, другу и единомышленнику. Читаю дальше: "Действующие лица: Дон Кихот, Сенча Панса, Дульсинея… " Расстроился. Я же просил Игоря для себя, под себя либретто… Читаю дальше: "Если один исполнитель в состоянии озвучить все роли – пусть будет один…"

Сначала решил отдать Сергею Никитину, потом Дмитрию Бикчентаеву, а потом стал пробовать сам и за год или чуть больше написал всё. Регулярно отсылал работу Игорю, так что можно сказать, что работали вместе. Когда всё было готово – я приехал в Кишинёв. Ещё прорепетировали вместе, и я показал эту программу 8 июня 2004-го года в "Проходном дворе". Было такое кафе в Кишинёве. Прошло всё успешно".

О самом процессе совместной работы можно судить по письмам из переписки друзей, поэтов-соратников. Я перечитываю слова Игоря Доминича и вижу, насколько важно было для него понимание исполнителем движения его души, звучание каждого слова и интонации:

"Саня! Ну вот я и готов разобрать по мере возможности твою работу. Давай сразу условимся: основной мой выбор будет касаться непосредственно актёрского исполнения, а не мелодий, предложенных тобой. Я уже говорил, что почти всё меня устраивает, а подробное отношение я выскажу ниже. Самое главное условие – попадание в жанр авторской песни – безусловно, достигнуто. Ладно, перейдём к деталям. Рассмотрим каждый фрагмент по очереди".
 
В мюзикле 26 фрагментов. В письмах к другу Игорь Доминич даёт практические рекомендации по исполнению каждого из них. Так, по 21-ому фрагменту он отмечает: "Мелодия хороша, но Санчо не будит Дон Кихота, а просто поёт. Это неправильно. Он его именно пытается поднять. Он растерян, он напуган… И, кроме того, мы, зрители должны понять, что Дон Кихот не просто спит, в обычном смысле этого слова, а…"

Над 25-ым фрагментом поэт просит Соломонова ещё раз поработать: "Добавить силы нечеловеческой. Сейчас Дульсинея делает то, что не может сделать ни бог, ни чёрт, ни Мигель Сервантес! Саня, это ФИНАЛ СПЕКТАКЛЯ!"
Я была поражена, узнав, что год записи мюзикла для маленькой сцены "Оседлав Росинанта" на диск с аранжировкой – 2007-ой.  Получается, что ещё в течение семи лет авторы пытались донести произведение до зрителя и широкой общественности. Но – не получилось. Эта постановка – детище жизни Игоря Доминича. Он был обеспокоен его судьбой.
 
Из Кишинёва в Гамбург продолжали лететь сообщения:
 "Саня! Допустим, мы устранили все недостатки и исправили все ошибки.
Что дальше? Я повторюсь: это писалось в первую очередь не столько ДЛЯ тебя, сколько НА тебя. Ты – тот актёр, который должен это работать.
Другое дело где?
 
Если бы ты был здесь – вопроса бы выше не стояло. А так...
Ты будешь это катать у себя, в Фатерлянде, или премьеру дашь в Кишинёве? Попадёшь ли ты в Кишинёв в такие сроки, что б это всё не перегорело?
О какой аранжировке ты всё время говоришь? О том, чтобы сделать инструменталку и тебе работать под "фанеру"? Или речь идёт о "живых" инструментах, второй гитаре, например? Первое я себе ещё представляю и могу попытаться устроить, а второе – это
только ты сам (Паперный?)"

Александр Соломонов в течение всех этих лет обращается ко всем ему известным специалистам-профессионалам с целью оценки, аранжировки, записи мюзикла на диск.
Проживающий сейчас в Германии режиссёр Арнольд Бродичанский, работавший в 80-ые годы в молодёжном театре "Данко" в Кишинёве, ознакомился с содержанием мюзикла. Он дал ему положительную оценку. Его слушали профессионалы в Гамбурге, Мюнхене и в Кишинёве.

Запись мюзикла на диск сделана Александром Соломоновым в Гамбурге у замечательного музыканта и звукорежиссёра Герда Бельмана. "И, хотя он ни слова по-русски не понимал, тем не менее сделал прекрасную аранжировку, – говорит Александр. – В качестве музыкального редактора выступил замечательный музыкант балалаечник Александр Паперный".
 
И всё же я не могу понять, почему нужно пройти через смерть, чтобы имя твоё зазвучало в полную силу?

Знаменательно то, что эпилог мюзикла дублирует одно из стихотворений, написанных поэтом раньше. Для меня – это знак того, что он, повзрослев и получив известность, остался таким же, как и был - романтиком с молодой мечтательной душой.  Его лирический герой тоже по-прежнему в дороге. Он борется со злом, устал, но не сдаётся, верен себе. Он полон сил и надежд, но предчувствие смерти по-прежнему не покидает его.
 
Последняя ремарка, вложенная в уста Дон Кихота: "Никто не может быть уверен в том, что жизнь окончена", – звучит в финале жизнеутверждающе, хотя конец мюзикла печален. Иносказания продолжают жить, – думаю я вслед за поэтом. Лирический герой Игоря Доминича, достигнув определённого жизненного рубежа, прощается с нами и просит прощения. Он переходит границу, разделяющую настоящее и будущее, и в то же время оставляет нам надежду на своё возвращение.

Книга Игоря Доминича "Неукрощённые мной буквы», в которую входит и текст мюзикла, издана недавно, а слух о ней уже перешёл границы Молдавии и России. Появляются первые отклики, свидетельствующие об интересе к творчеству поэта.
Читатели пытаются разобраться в жанре произведения, дать ему оценку с точки зрения содержания и формы.

Так, московский писатель Валентин Васильевич Кузнецов пишет мне в своём письме: "Текст Игоря Доминича "Оседлав Росинанта" – добротная основа для создания мюзикла, всё в нём отвечает требованиям жанра. Целевая направленность, адресат текста – типичный зритель, знакомый в общих чертах с сюжетом романа Сервантеса "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский".
Текст – мелодичный, напевный, который так и просится на музыку. И мне интересно знать, есть ли музыка на этот текст? Известно ли Вам о постановках этого мюзикла или музыкально-поэтического представления?
Размер стиха – не постоянный, вариабельный (в отличие от пьесы Леонида Филатова "Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца", которая вся написана в одном постоянном размере). Тексты же для персонажей "Оседлав Росинанта" отличимы друг от друга, они индивидуальны, личностны: Дон Кихот – серьёзен, Санчо Панса – весел, Дульсинея – грустна. Рифмы – нормальные. Молитва-стон Дульсинеи с философским смыслом и с претензией к богу-творцу...
В целом же, это – добротный поэтический текст для создания по нему мюзикла. Это – либретто, написанное в полном соответствии с требованиями этого жанра".
Мне думается, что Александр Соломонов сегодня точно доносит до зрителя идею, заключённую в содержании текста.
 
*  *  *
 
Кишинёв.  Журнал "Русское поле". Февраль 2014-го.

Обращение Рустама Ахметзянова к другу:
"Я ставлю на проигрыватель компакт-диск с твоей удивительной работой – "Оседлав Росинанта", твоё прочтение вечной истории про рыцаря из Ламанчи. Вы с Сашей Соломоновым, связанные через невидимую проволочку интернета (ты – в Молдове, Саша – в Германии), написали замечательную бард-оперу. Мне не даёт покоя мысль: как бы поставить её на сцене?

"Книга раскрыта, а, значит, мы живы –
Значит, нам снова в дорогу пора.
Пусть у коней не расчёсаны гривы –
Мы отправляемся не на парад!

Нам путь преграждают не горы, а годы.
Текущая мимо река – на века…
Но в этом пространстве
Место для странствий
Рыцарю сыщется, наверняка!"

Как и ты, я свято верю в то, что мы живы, пока о нас помнят наши близкие и друзья, пока читают наши стихи, пока поют наши песни. Мы с тобой сочинили около пятнадцати песен, после твоего ухода я придумал мелодии ещё для двух. Вертятся в голове ещё неясные мелодии на другие твои стихи. Всё в порядке, старик. Ты – жив..."

Рустам Ахметзянов поделился со мной дальнейшими планами по распространению произведений поэта Игоря Доминича: "Книга выпущена. Планируется ещё выпуск диска с песнями. Он будет приложением к книге в следующем издании. А презентация книги "Неукрощённые мной буквы" в Кишинёве, в Культурном центре "Кедем", намечена на 13 ноября 2015-го года".

"В память о талантливом и светлом человеке Игоре Доминиче, которого успели принять и полюбить всем коллективом, – пишут работники библиотеки имени Ломоносова, – мы решили продолжить ведение задуманного и начатого им блога "Дежурный по библиотеке".

Я часто мысленно возвращаюсь к словам Игоря Доминича, которыми он предвосхитил трагические события, произошедшие с ним.  Как глубоко он сумел прочувствовать момент прощания с реальностью и слияния с мирозданием. Как музыкальны и поэтичны его строки:

"Можешь искать вечно
В мире, меня, этом…
Я уже так, нечто.
Можешь назвать ветром.
Столько же в нём эха,
Столько же в нём воли,
Сколько во мне смеха,
Сколько во мне боли.

Скоро пройдёт лето,
Ляжет зима снегом.
Я уже там, где-то.
Можешь назвать небом..."

Мне вспомнились сегодня слова Татьяны Гольцман из её прощальной статьи "Живая память": "Душа вырвалась на свободу из разбитого тела, чтобы стать вечной частицей нетленного света. Он будет жить, потому что его стихи будут читать и помнить".

Хочу, чтобы друзья и почитатели талантливого поэта Игоря Доминича знали, что его песни зазвучали и на юге Германии в земле Баден-Вюртемберг. Время поэта пришло. Мои друзья в дни встреч поют его песни на нашей зелёной поляне. Уверена, что это станет доброй традицией. И мы оставим её идущим за нами поколениям.

*  *  *

Телефонный разговор. Германия, Фрайбург – Кишинёв, Молдова. 20 сентября 2015.
 
Две женщины, находящиеся в разных сторонах Европы, ведут печальный разговор, заставляющий задуматься о многом.

Мой собеседник сегодня – Ольга, любимая женщина поэта Игоря Доминича, его радость, опора, реальная муза в последнее десятилетие жизни. Расстояние для женщин – не преграда, если они понимают друг друга. А я прекрасно понимаю женщину на другом конце провода, знавшую лучше других поэта, ставшего когда-то частью её судьбы. Видимо, не впервые ей приходится отвечать на вопросы посторонних, пытающихся понять ей близкого человека. Кому, как не ей, знать о его творческих планах и муках, о бессонных ночах.  Она была для него первым критиком, слушателем, поклонником его творчества. Женщина открыта для разговора и просит лишь об одном – написать о любимом правду.

В памяти Ольги Игорь навсегда останется весёлым и жизнерадостным, верящим в людей и воспринимающим позитивно мир, его окружающий. По её мнению, даже в его   стихах о грустном, об одиночестве, о смерти – всегда побеждают жизнеутверждающие мотивы. Да, Игорь – режиссёр. Многие его стихи – это маленькие спектакли с одним героем, сценарии к которым он придумывал сам. В них он – артист, играющий роли, близкие ему.

"Вот, какою нелепой картиною
И себя я запутал, и вас.
То мне хочется быть Буратиною,
То я, вдруг, Карабас-Барабас.
И стою, в центре всей композиции,
И не глуп, и страстей не лишён…
Хорошо, хоть театр – в провинции,
И мой зритель не столь искушён.

Впрочем, скоро опустится занавес,
И мой зритель пойдёт по домам.
В ежедневную скуку и занятость,
По своим, неотложным, делам.
Я застыну, не сняв амуниции,
Сам собою на гвоздь водружён…
Хорошо, хоть театр – в провинции,
И мой зритель не столь искушён".

Я слушаю женщину из Кишинёва, и мне почему-то вспоминаются слова друга поэта о том, что в юности, в период увлечения театральной деятельностью, режиссёр театра не признал в Игоре актёра. Игорь Доминич пишет об этом своеобразно и иносказательно. Читая некоторые его стихи, понимаешь, что происходило в душе поэта, когда он, находясь в кабине свето-звукооператора, наблюдал за происходящим на сцене:

"Вот рампа, вот граница между нами –
Контрольно-следовая полоса.
Я выхвачен из тьмы прожекторами,
Я слышу лай и злые голоса:

"Ушёл, зараза! Чёрт с ним". Хлопнув дверцей
УАЗик пограничный задрожал…
Простите мне, мои единоверцы,
Что я от вас на сцену убежал.

Здесь свой язык и здесь свои законы,
Которых мне до смерти не понять…
Но я пробил заслоны и кордоны,
Я здесь, на сцене. Что теперь пенять?...
И будь я даже трижды гениальным –
Мне не помогут связи и родня.
Я нахожусь на сцене нелегально,
А значит – депортируют меня.

Как из Берлина или, там, Нью-Йорка,
Где суд отменно вежлив и учтив,
Меня доставят прямо на галёрку
Без права переписки и мечты".

"Не на галёрку, – пишет Рустам Ахметзянов, обращаясь в письме к другу, – а в кабину свето-звукооператора (твоя торопливая, порой сбивчивая речь быстро думающего человека не устраивала наших замечательных режиссёров…) И тебе оттуда, сверху, виделись твои собственные спектакли. Театр – добровольная счастливая каторга: он отнимал всё свободное время, на собственное творчество оставалась только ночь. И тогда открывалась заветная тетрадь, а китайская шариковая ручка превращалась в гусиное перо". Никто из режиссёров серьёзно не относился к стихам Игоря Доминича. Может, именно это непризнание в юношеские годы привело к тому, что Игорь погрузился мыслями во внутренний мир, где он был защищён от чужих слов, мнений, где его душа могла говорить о том, о чём ему думалось?
Это я так подумала после того, как Ольга просто и, как давно продуманное, сказала: "Он был актёром". И женщина продолжила свой рассказ о жизни Игоря Доминича. Пропуская её слова через моё видение, я продолжала создавать себе представление о нём.
 
Последние годы жизни поэта были для него напряжёнными. Компьютерная фирма закрывалась. Он потерял работу. "Чувство ненужности никому явилось одним из моментов его переживаний, – вспоминала Ольга. – Материальный вопрос имел для него тоже существенное значение. Игорь никогда не получал гонораров. Написание стихов, творческие встречи, выступления – были для него хобби, увлечением, занятием для души".
 
Оставаться безработным – не хотел. Через друзей устроился работать библиотекарем. Он стал душой коллектива. Открытый, отзывчивый, "рукастый", нашёл там приложение и своим творческим силам. Но с его трудовым опытом мало оплачиваемая работа в женском коллективе не приносила полного морального удовлетворения. Постепенно всё же привык.  После введения задуманного им блога "Дежурный по библиотеке", который он сам вёл, – внутренне оттаял, немного успокоился.

Взволнованно перечисляет моя собеседница стихи Игоря Доминича, посвящённые ей: "Эти сутки свободы", "Ты лежишь на моём онемевшем плече", "Мы сидим на парапете", "Обними" и другие.

"Обними меня скорей – сколько нам осталось?
Тихо капает с небес мерное тик-так…
Жизнь прошла, как нам с тобой даже не мечталось.
Жалко только, что чуть-чуть, всё-таки не так.

То ли смысла было в ней как-то маловато,
То ль на вкус она была чуточку горька,
То ль была она ещё чуть коротковата…
Эх, да что там говорить, просто коротка.

Просто много было слёз. Смеха – было меньше.
Просто много было зла, доброты – чуть-чуть.
Было много сладких грёз, было мало женщин,
С кем бы можно, как с тобой, хоть в последний путь".

Неожиданно для меня Ольга произносит слова, которые я не ожидала от неё услышать: "Игорь всегда говорил: "Не ставьте знак равенства между мной и моим лирическим героем, не отождествляйте меня с ним".
 
В конце нашего разговора Оля обратилась ко мне с просьбой: "Если будете писать об Игоре, то скажите читателям, что и мотивы личностных отношений не надо отождествлять с его судьбой".
 
Оставшись одна, перечитываю стихи, посвящённые Ольге.
 
"Мы сидим на парапете
У засохшего фонтана
И не смотрим друг на друга,
И прощаемся навек.
Просто мы ещё не знаем,
что невидимым арканом
Нас с тобой связал навеки
Тот холодный парапете".

В этот же вечер читаю в интернете перевод этих поэтических строк на белорусский язык, сделанный поэтессой из Минска Наташей Ружицкой. В комментариях к нему она пишет: "Да, это стихотворение простое, но глубокое по смыслу. В нашей жизни много "невидимого", что связывает наши судьбы. Невидимого внешне... Стихи Игоря Доминича – настоящие.  Это как бы "знание наперёд" того, как оно происходит – переход из одиночества в иной мир. Это нечто большее, чем предчувствие»".

"…мы сядзiм на парапеце,
Ля засохлага фантана,
Позiрк твой такi далёкi,
Мы развітваемся навек.
Толькi вось не разумеем,
Незаўважаным арканам
Нас з табой звязаў навекі
Той халодны парапет".

Я чувствую прилив тепла от понимания, что стихи Игоря Доминича читают уже в Белоруссии. Известность о нём летит впереди его песен. Он близок мне по мировидению, наверное, поэтому я приняла посильное участие в продвижении его творчества, но при этом ощущаю некоторую тревогу от мысли, что могу оказаться   непонятой читателями.
   
Дело в том, что, мысленно пройдя с поэтом его путь от рождения до смерти, я всё же смогла только частично ответить на вопросы, поставленные мною во главу угла в этом   разговоре с читателем. В смятении прихожу к мысли, что разгадка судьбы Игоря Доминича, тайна его души, измученной и беспокойной, остаётся для меня пока ещё неразгаданной. Мне так и не удалось понять, откуда в стихах Игоря Доминича столько боли? Почему их пронизывает горечь раздумий? Что держит поэта в постоянном напряжении? Почему рождаются эти строки, наполненные непониманием того, что происходит с ним в этом измерении?  Со смятением в сердце я доверительно открываю часть моей души читателю и прошу бережно отнестись к творчеству Игоря Доминича, талантливого поэта нашего времени.




Бард из Гамбурга Александр Соломонов

В средние века по дорогам Франции, Англии, Германии бродили менестрели, миннезингеры – в одном лице поэты, композиторы, певцы, музыканты, которых можно было встретить в трактирах и харчевнях, в рыцарских замках и на площадях больших городов и малых селений. Они пели о героизме и мужестве, воспевали подвиги отважных героев, рассказывали о любви и разлуке, печалях и радостях. Такие бродячие музыканты были и в России. И пели они не заработка ради, а для души.   

В процессе работы над книгой "Не забыть нам песни бардов" я открывала для себя всё новые и новые имена менестрелей, бардов двадцатого века, и не переставала удивляться своеобразию их творчества. Каждый из них наделён талантом, имеет свою жизненную историю, индивидуальное авторское кредо, манеру поэтического исполнения.

В один из июльских дней 2015-го года случайно узнала, что на севере Германии, в городе Гамбурге, проживает Александр Соломонов – удивительный человек необычной судьбы – альпинист, кандидат физико-математических наук, бард, сочинитель музыки, исполнитель авторских песен.

Обратила внимание на фамилию – Соломонов.  О чём-то она мне говорит? Что-то напоминает?  Ах, да! Притчи о царе Соломоне... В детстве я принимала их за сказки. В юности – поражалась их таинственности. С годами – восхищаюсь мудростью. Одну из таких притч-легенд о необычном кольце услышала в поезде от незнакомой пожилой женщины. Она тогда верно подметила моё настроение, прочитав грусть в глазах, и сказала в утешение лишь несколько слов: "Всё пройдёт. Запомни эти слова. Они из притчи иудейского царя Соломона". Та встреча забылась, а слова в памяти остались: "Соломон", "притча", кольцо с надписью "всё пройдёт". Впоследствии эти слова помогали мне пережить трудные времена. "Всё пройдёт", – твердила я многократно, и становилось легче, и боль уходила, и надежда появлялась, и трудности отступали, и жизнь продолжалась.
Читаю стихотворение Александра Соломонова "Недоумение" и пониманию, что оно обо мне: о моей боли, испытанной в юности, о моём внутреннем одиночестве, страданиях юной души.

"Не дай тебе Господь изведать эту боль,
Носить её в себе, ни с кем не разделивши.
Пусть каждый по себе свою играет роль,
Но упаси Господь от роли "третий лишний".

Пусть истина стара о том, что всё пройдёт,
Что жизнь возьмёт своё, пусть боле или мене...
Не дай тебе Господь познать солёный лёд
Застывшего навек в глазах недоуменья".

Да, это было, было и прошло, но осталось недоумение. Почему он не услышал зов моего сердца? Почему выбрал одноклассницу? Виновата ли сама? Так было пусто тогда, и жить   не хотелось, и в себя ушла, и на всю жизнь отметина осталась.
Прошли годы, десятилетия. И вот виртуальное знакомство с бардом Александром Соломоновым – человеком особой крепкой породы и удивительной судьбы.  Слушая его песни, поражаюсь их музыкальности и лирическим интонациям. Слова завораживают и запоминаются с первого раза. Уже пою вместе с бардом. Мелодии песен звучат во мне и в последующие дни, волнуя, возбуждая, уводят в мир далёкого прошлого.
На сайте Александра Исаевича Соломонова знакомлюсь с его биографией и творчеством. А ещё через несколько дней на моём письменном столе лежит диск с записями песен и книга стихов талантливого барда из Гамбурга "Едва коснутся пальцы струн". Книга издана в 2010-ом году друзьями Александра Соломонова – Евгенией Авериной, составителем сборника, и Исааком Фельдманом, художником. В неё вошли произведения, которые ранее не публиковались. Издатели книги говорят слова благодарности друзьям поэта, принявшим участие в подготовке книги к печати, и выражают особую признательность Аркадию Кофману, близкому другу Александра Соломонова, оплатившему частично тираж книги. Это было с его стороны подарком Александру к 60-летнему юбилею.

Погружаюсь постепенно в мир поэзии Александра Соломонова, изучаю его биографию. От самого барда узнаю, что он родился 16 ноября 1950 года в творческой семье. Частые переезды, связанные с работой матери в разных театрах, изменение обстановки и атмосферы во время проживания в различных регионах страны не помешали ему успешно окончить среднюю общеобразовательную школу.  Получил он и музыкальное образование по классу фортепиано.

Лишь с годами осознаётся, что и кто оказали влияние на становление характера, выбор профессии, развитие способностей.  Для Александра Соломонова – это, прежде всего, родители. Его песня "Матушке" посвящена Павлине Васильевне Конопчук, матери поэта, которая в свои 84 года ещё выступала в Санкт-Петербургском драматическом Театре на Васильевском острове. Любовь и уважение к матери звучат в каждом слове сына, читаются и между строк:

"Здравствуй, матушка моя,
дорогая!
Видишь, листья октября
догорают…
Сколько листьев мимо нас
облетело?
Время пишет без прикрас
наше "Дело".
Тело старит, а душа
только в росте,
вот и седина пришла,
видишь, в гости.
Время-время, не спеши,
мы не дети,
дай ещё чуть-чуть пожить
нам на свете.
Потому что этот свет –
наша сцена.
Фальши не было и нет,
всё бесценно.
Эта сцена – с давних пор
нам обитель.
Каждый сам себе актёр,
сам и зритель".

Друг Александра Соломонова по школьным годам вспоминает: "Мама Сани – очень приятный и интересный человек. Она была ведущей актрисой Казанского академического русского Большого драматического театра имени В.И. Качалова. Павлина Васильевна рассказывала нам о театральной жизни, актёрах, о смешных случаях в театре. Помню рассказ о том, как она в юности играла юношу-боксёра в спектакле "Золотой мальчик".  Ей наняли индивидуального тренера, и он обучал актрису премудростям бокса.  Она так "театрально" сказала, что ещё помнит, что такое хук, свинг и правый прямой! Не знаю, как Саша, а я был в полном восторге".
 
Мало кому известно, что отец барда, Соломонов Исай Матвеевич, начинал работу на Ижевском телевидении, был первым режиссёром Государственной телерадиовещательной компании Удмуртии. Позже много лет проработал в Мурманске, был режиссёром драматической редакции мурманского телевидения. Выйдя на пенсию, он вернулся в Ижевск. Там и случилось непоправимое: в 1986-ом году он умер после операции. Александр Соломонов вспоминает: "Я был на Кавказе, сообщили поздно, пока я сбежал вниз и добрался до Минеральных Вод, пока долетел до Ижевска – я опоздал на похороны... " И в этом откровении Александра я слышу боль от потери, которую ничто не может заменить, и горечь, чувство вины, потому что не успел.
 
В то же время, когда Александр Соломонов "сбегал" к отцу с гор Кавказа, я летела к своему отцу с северных просторов Красноярского края, куда уехала с мужем за романтикой на строительство Богучанской ГЭС. Я тоже не успела проститься с ним. Это был жуткий случай, когда ничего нельзя изменить, исправить. В то лето я была с учениками в Шушенском, и не просто в городе, а в палаточном туристическом лагере, да ещё в последний день пребывания в нём.  Получив телеграмму от мужа из села Проспихино Красноярского края, что отцу плохо, я привезла туда учеников, а потом полетела к отцу с пересадками на трёх самолётах в Новокузнецк.  И – не у-спе-ла...

Вот такие ассоциации возникают у меня во время знакомства с биографией и песнями барда из Гамбурга.   

*  *  *

Александр Исаевич Соломонов неоднократно в своих прежних интервью отмечал, что   сидит на четырёх стульях: "Семья, Работа, Гитара, Альпинизм. Семья останется в семейной хронике. Работа... мало кто из моих коллег продолжает заниматься тем же самым, то есть наукой... Гитара – это уже пока руки будут держать гитару, а голос звучать".
 
Сегодня, в свои 65 лет, он говорит, что эти слова уже не так актуальны: "Работы настоящей нет. Альпинизм тоже становится лично для меня ненастоящим". Он – реалист, Александр Исаевич Соломонов. И пусть ему в связи с возрастом остались доступными лишь не слишком сложные восхождения, его жизненные принципы остаются прежними. Лишь акценты несколько сместились. И в сегодняшнем дне главное для него – гитара, семья, работа, альпинизм.

Бард из Гамбурга так говорит о значении альпинизма в своей жизни:
"Как известно, миром правит Его Величество Случай. Позаботился он обо мне и на этот раз. Я учился в Кишинёвском политехническом институте на первом курсе, когда случайно от товарища получил путёвку в Карпаты в поход с одесскими альпинистами. Он почему-то не мог тогда поехать и вместе с путёвкой отдал мне и лыжи, и всё снаряжение, которое у него было приготовлено к этой поездке. Зимой 1969 года после сессии я отправился в Карпаты. И счастлив, что затем всю жизнь отдал альпинизму.

В школьные годы я был довольно сильным легкоатлетом. Занимался под руководством такого высококвалифицированного тренера как Виталий Миронович Хоменко. И у меня было второе место среди школьников в Кишинёве в беге на 400 метров. А в эстафете 4 по 100 метров результат, которого я достиг вместе с Толей Радулом, Славой Лысенко и Валей Шапоревым, некоторое время продержался в качестве всесоюзного рекорда среди школьников! Мой этап был четвёртым. Я, наверное, не улучшил результат, достигнутый друзьями, но, кажется, и не испортил. Эти ребята затем стали известными легкоатлетами. Тогда же я понял, что в спорте главное даже не результат, а твоё внутреннее отношение к делу. И то физическое и духовное здоровье, которое спорт человеку даёт. Увлечение альпинизмом подтвердило правоту этого открытия. В результате горы во многом и сформировали меня как личность. Потому что альпинизм – это образ жизни, это образ мысли, это особая философия.
Я побывал на Кавказе, Памире, Тянь-Шане, в Альпах, на американских горах Сьерра-Невада. В Гималаях был не как горовосходитель, а как путешественник. На Кавказе – любимый мой район – Узункол. Там практически все вершины мною исхожены. Это замечательный, скальный, очень красивый район. На Эльбрусе я был дважды. В 1989 году совершил памятное восхождение на одну из самых романтических вершин Тянь-Шаня – пик Хан-Тенгри. Это – символ Тянь-Шаня, правильная пирамида с ровными гранями мраморного цвета, совершенно потрясающая внешне гора. Тогда же мне удалось сходить и на пик Победы. И я стал "Снежным барсом". А первым семитысячником, который я покорил вместе с друзьями по сборной Молдовы, был пик Ленина. Случилось это в 1980 году, в год 110-летия со дня рождения вождя. Не стыжусь признаться и теперь, какая гордость переполняла меня в те дни. Мой послужной список – это около 140 восхождений, многие из которых были высшей категории сложности".

"Уезжаю, уезжаю,
покидаю Узункол...
И уже сейчас скучаю,
что так быстро он прошёл,
что за встречами, горами
не успели, как всегда,
разобрать, как меж камнями
что-то шепчет нам вода.

Провожайте, провожайте,
пожелайте мне удач!
Писем зря не обещайте,
что-то грустно мне – хоть плачь!
Опускаюсь в пыльный город,
растворяю грусть в тоске –
вот вам, братцы, вечный повод,
чтобы билась боль в виске".
 
Александр Исаевич Соломонов в 1991-ом году награждён Федерацией альпинизма СССР Почётным знаком "Покоритель высочайших гор СССР" номер 336 за восхождение на вершины: пик Ленина (7134 метров), пик Коммунизма (7495 метров), пик Е.Корженевской (7105 метров), пик Победы (7439 метров), пик Хан-Тенгри (6995метров). Занимаясь альпинизмом, Соломонов побывал на всех семитысячниках Союза, за что и получил почётное народное звание – "Снежный барс".
 
А когда я узнала, что только 567 альпинистов мира имеют эту высочайшую награду, позволяющую называть их почётным званием "Снежный барс", я решила непременно рассказать об этом читателям. Моё уважение к Александру Соломонову как личности растёт с каждым днём. Он – действительно удивительный человек, вполне оправдывающий значение своей фамилии – цельный, совершенный, но в то же время дружелюбный, мирный и любящий людей и жизнь во всех её проявлениях.
    
Вероятно, поэтому ему везло в жизни на хороших людей. Он очень благодарен своим наставникам Александру Владимировичу Блещунову, бывшему руководителю Федерации альпинизма Одессы, который был у него первым учителем по альпинизму, Якову Григорьевичу Аркину, заслуженному мастеру спорта, Владимиру Дмитриевичу Кавуненко, одесситу, выдающемуся альпинисту Украины и Советского Союза. "Общение с такими людьми – это великая удача, счастье, радость", – скажет Александр Соломонов позже. Видимо, от них он научился общению с молодыми людьми, умению видеть в них стержень и помогать его развитию и в альпинизме, и в песне, и по жизни. Он умеет разглядеть способности, уделяет им особое внимание, окружает заботой, помогает поверить в себя, свои силы.  В концертной программе Александра Соломонова есть его любимая песня "Уходя, оставьте свет" Альфреда Тальковского на слова Петра Вегина, которая стала своеобразным эпиграфом ко многим его концертам. Она о дорогих его сердцу людях, интеллигентах, наставниках:

"Уходя, оставлю свет
В комнатушке обветшалой.
Невзирая на запрет
Правил противопожарных.
 
У любви гарантий нет –   
Это очень скверно, братцы.
Но, уходя, оставьте свет
В тех, с кем выпадет расстаться!

Жаль, что неизбежна смерть,
Но возможна сатисфакция:
Уходя, оставить свет –   
Это больше, чем остаться".

Песня Александра Соломонова на стихи Игоря Виноградского "Крокусы" передаёт атмосферу тех лет, в основе которых – увлечение альпинизмом, горы, песня, друзья, первые потери, гитара, возмужание, одним словом, – становление личности.

"Снова с погодой какие-то фокусы:
Медленный дождь, словно тягостный сон.
Из-под земли рвутся синие крокусы –
Видно, и вправду окончен сезон.

Рвутся они в непроглядные полночи,
Рвутся сквозь полдень, забыв обо всём,
Рвутся к нам в душу, как крики о помощи
Тех, кто навек свой окончил сезон.

Крокусы чистые, хрупкие, светлые,
Вы – словно письма от тех, кого нет,
Вы – словно песни их недопетые
Иль на снегу оборвавшийся след!"

*  *  *

Это – только некоторые факты биографии Александра Соломонова. Вспоминаются его слова: "Гитара – это уже пока руки будут держать, а голос звучать". Его песни и стихи рассказывают о жизни мелодиями, интонациями, гитарными переборами, волнующими звуками. "Гитара и песня стали одной из важных и крупных составляющих моего "я", – скажет бард позже. – Без этого я уже себя не представляю. Всегда считал, что лучше петь хорошие чужие песни, чем посредственные свои. 20 лет занятий альпинизмом, концертной деятельностью убедили, что этот жанр нужен, даже если в наше тяжёлое время это не очевидно. Появились свои песни и стихи. Я их пою и читаю на концертах".

"Мы уходим из-под снега,
Опускаемся в дожди.
Где ж ты, солнечная нега
И безоблачная жизнь?
Из зимы уходим в лето,
Осень встретив по пути,
И назад, как киноленту,
Время года возвратим.

Совершили восхожденье,
И зачем же нам оно?
Это просто наважденье,
Это как в плохом кино!
Не нашли опять ответа
На незаданный вопрос,
Просто, видимо, от ветра
На ресницах льдинки слёз.

Где ж ты, тайная частица,
Капля смысла бытия –
Коль нам выпало родиться,
Коль уже на свете я?
Это всё-таки немало,
Если хочется найти.
Вот вам песня и гитара,
Вот вам горы и стихи".

О вхождении Александра Соломонова в бардовскую песню читаю и на странице его сайта в интернете: "Авторскую песню впервые услышал от актёров, и были это песни Александра Галича, тогда запрещённые. Мне было 15 лет. Тогда и начал пробовать петь сам. Папа показал аккорды и подарил гитару. Тогда же зазвучали для меня Окуджава, Высоцкий, позже Визбор и другие представители цеха авторской песни. В школе – участие в Клубах весёлых и находчивых с песнями, в институте – тоже программы и вечера самодеятельности. Студенческий театр эстрадных миниатюр. Фестивали авторской песни, где я сначала – зритель, потом – участник, потом – член жюри".
 
"Актёрская судьба моей мамы носила нас по Союзу, – пишет мне Александр Исаевич. – Родился я в Сарапуле. Осознал себя в Ижевске. Помню, как отец обнял меня, попрощавшись. Детство проходило на улице Горького, 66. Жили в деревянном доме на втором этаже с соседями. Две комнаты. Самовар, русская печь. Мама работала в драмтеатре. Начал учиться в 25-ой школе. Первая учительница – Александра Анатольевна. Я её любил, как Первую. Потом получили квартиру на улице Коммунаров, дом 220, квартира 8. Перешёл в школу № 24. Недавно я был с концертом в Ижевске – прошёл по этим точкам.

Помню первый искусственный спутник земли, запущенный в день маминого рождения 4 октября 1957-го года и полёт Юрия Гагарина в космос 12-го апреля 1961-го года. Помню поездку по Каме и Волге на пароходе "Капитан Кресанов" от Сарапула до Астрахани и обратно. Тогда впервые увидел Сталинград. И когда маму пригласили работать в этот город, я его уже немного знал.  Там начал учиться в школе № 73. Помню, что в первой четверти 4-го класса стал отличником. Больше таких успехов не было. В то время город стал Волгоградом. Потом переехали в Калининград. Жили первое время в гостинице "Москва" напротив замечательного немецкого зоопарка, куда я бегал юннатом. Потом получили квартиру недалеко от развалин королевского замка и могилы Канта на острове реки Преголь. С театром летом ездил на гастроли в Черновцы, Кишинёв, Одессу. Потом Казань. К началу девятого класса переехали в Кишинёв. Окончив там математическую школу № 4, поступил в 1968-ом году в Политех.  По окончании его в 1973-ем году работал там же в научной лаборатории.
Накануне нового 1974-го года встретился со своей будущей женой Ириной. В 1977-ом родилась дочь Ксения. Несколько раз меняли место жительства.  В 1991-ом году защитил кандидатскую диссертацию в Академии наук Молдавии. В 1992-ом родилась младшая – Алёна".
 
Так в несколько строк вместилась жизнь в Союзе барда из Гамбурга. А сколько за ними событий и незабываемых мгновений, чувств и эмоций, творческих взлётов и мучительных раздумий...  Там – истоки его творческого вдохновения и осознание своего музыкального таланта, там он до сих пор получает энергию для его развития и черпает силу для дальнейших творческих побед.
 
Теперь я, наконец-то, понимаю, почему выступления барда Александра Соломонова проходят в определённых точках бывшего Союза. В какой-то момент у меня появилось желание нанести на карту его творческие маршруты, и не только по России, но и по всему миру.
 
А началась его поэтическо-музыкальная биография в Кишинёве. И именно там, в 1979-ом году, был основан песенный клуб "Товарищ гитара". Александр Исаевич вспоминает об этом событии так: "Олег Ильич Харитонов, режиссёр массовых программ в Кишинёве, предложил мне организовать клуб самодеятельной песни, и название он предложил – "Товарищ гитара". А чтоб это было действенно – он организовал мне концерт и сразу заявил, что после концерта предлагает остаться инициативной группе для создания клуба. Так всё и произошло. Я отпел концерт, мы остались, обсудили, выбрали правление, кажется, я был избран председателем. Продержался на этом посту недолго. Но я был в центре авторской песни Кишинёва, организатором фестивалей и членом жюри".
 
Читаю в одной из кишинёвских газет воспоминания Юлиана Владимировича Киркина, одного из создателей клуба и долгие годы его бессменного президента: "Вскоре удалось организовать своеобразную, как теперь принято выражаться, презентацию недавно созданного КСП (Клуба самодеятельной песни): концерт одного из "отцов-основателей" клуба Александра Соломонова в ныне, увы, уже не существующем Дворце культуры "Современник" на Ботанике. Первый "блин" не оказался "комом": публика с интересом внимала талантливому барду, прежде известному лишь в узком кругу".
 Александр Соломонов вспоминает: "Лет 35-40 тому назад в Кишинёве проходил фестиваль самодеятельной песни. У нас была большая квартира в полуподвале. Все барды, приехавшие на фестиваль, собрались там. А я всё бегал по организационным делам. И вот прихожу – дома гости, где только не сидят. И навстречу мне поднимается с дивана тощий рыжий парень, это известный бард Саша Медведенко (в настоящее время проживающий в Израиле –Александр Дов – "Медведь", в переводе с иврита), так многозначительно протягивает мне руку и говорит: "Александр Аркадьевич", а я ему в ответ: "Александр Исаевич". Все рухнули. Эти имена тогда произносить было нельзя, потому что существовали неугодные Александр Аркадьевич Галич и Александр Исаевич Солженицын. Вот такая история".

Один из друзей Александра рассказывает, что в конце 1988-го года Владимир Шкуратов занялся новой литературно-музыкальной композицией "Александр Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ". Велась большая работа по её созданию. Тогда-то и вспомнили об учёном-физике Александре Соломонове, который в то время мощным красивым баритоном пел Галича и лагерные песни, аккомпанируя себе на гитаре, и пригласили его для участия в этом проекте.

В 1989-1990-ые годы показывали эту программу в Москве, Ленинграде, Риге, Таллине, в Крыму. Всю географию выступлений даже её участники восстановить уже не могут, но вспоминают, что самый большой аншлаг был на Украине, в Харькове.

 *  *  *

90-ые годы прошлого века. Они памятны каждому. Прокатились они и по судьбе Александра Исаевича. "Работа в институте закончилась с Союзом, – пишет он. – Начал заниматься, чем придётся: на бирже, потом частными делами, потом попал в правление Трастовой компании. Некоторое время был её председателем. Всё это – смутное время. В Молдавии было сложно. Уехал на заработки в Москву. Четыре года, с 1996-го по 2000-ый, проработал там. Семья оставалась в Кишинёве. Вернулся. Друзья надоумили подать документы для переезда в Германию. Немного позже, в мае 2002-го года, получили разрешение и выехали".

"Я проживу ещё одну шальную жизнь!
Я прочитаю вам стихи и пропою вам песни...
И птица в клетке будет биться и кружить,
И будет птице в клетке тесно, тесно, тесно!

И что со мною было, всё, что не со мной, –
Всё переплавится в сплав самой странной пробы.
С тобою летом было, а со мной весной,
Когда и с кем всё было – разбери, попробуй!

И тут уж память оживит былую боль,
И жизнь забьётся птицей сквозь стихи и песни.
И не бальзам на душу, а на рану соль –
Терпите, братцы, жизнь не бывает пресной!"

Не знаю, в каком году написаны эти стихи под названием "Преломление", но думаю, что не ошибусь, сказав, что это были годы интеграции физика-барда в новую жизнь в незнакомой стране среди чужой речи. Мне знакомо это чувство внутренней боли и горечи, когда не знаешь, что принесёт тебе завтрашний день, в который нужно принимать решения, начиная жить с нуля. Мне вспоминаются слова барда Евгения Клячкина, написанные примерно в это же время:

"Ты же знал, что начинать с нуля придётся!"
– Да, конечно! Но не знал, что значит "ноль".

В своих интервью с журналистами Александр Исаевич Соломонов обходит стороной эту больную тему, но его стихи помогают почувствовать состояние души в тот период жизни. Тогда-то и проявился его характер. В течение последующих лет он часто бывает в Москве, даёт там сольные и коллективные концерты. Так, Дмитрий Бикчентаев, бард из Казани, вспоминает о концертах Александра Соломонова в Казани и Берлине. Для него Александр Соломонов – человек, умеющий радоваться чужим удачам, делиться накопленным опытом, не ожидая ничего взамен.

*  *  *
 
В наши дни, когда Александр Соломонов приезжает с концертами из Германии в Кишинёв, его ожидают полные залы любящих и понимающих друзей и поклонников. И когда он исполняет всеми любимые песни, зал поёт вместе с ним. И это стало уже традицией.
 
"Какие нынче Покрова!                Прям лето, а не осень!                И только жёлтая листва   
Да грусть, что в сердце носим".

Утверждение жизни – главный лейтмотив творчества поэта, идущий от позитивного её восприятия. И, наверное, как раз это пробуждает в душах слушателей ответную волну тепла и света. Его песни запоминаются с первого раза. А классическую манеру исполнения – ни с кем не спутать.

"Роза белая в стакане
до сих пор ещё жива!
Из какой волшебной ткани
этой розы кружева?
Из каких волшебных нитей
связан этот узелок?
Объясните, объясните,
как его найти я смог!"

Именно в Кишинёве Александр Соломонов написал много песен и несколько песенных моноспектаклей. Он так вспоминает о начале своего творческого пути:

 "Я прослышал, что в Кишинёве есть молодёжный театр "Данко". Его руководителем был Борис Довженко. Помню, что я был занят там в спектакле по Яношу Корчаку. Марк Шор, музыкальный руководитель театра и музыкант, написал к нему музыку. Песни были очень интересные, и я выходил как певец в спектакле и пел эти зонги. В те же годы я вырвался на фестиваль в Казань и спел там одну из этих песен, став лауреатом или дипломантом.
Помню, что председателем жюри был Борис Вахнюк. Из его рук я и получил диплом. С театром работал и профессиональный режиссёр Арнольд Бродичанский, ученик Товстоногова. Помню, что своё сорокалетие я отмечал в нашем театре "Данко". Был концерт, как обычно, и вдруг ребята говорят: "Ты же альпинист! Под куполом тебе подарок. Вот канат – лезь!". Это был удар "под дых"! Я – в концертной одежде и гладких ботинках. А куда деваться – полез. Лезу и думаю, ну, сейчас только на глазах у изумлённой публики рухнуть! Нет, всё же добрался доверху. Все смотрят, а там большой концерт с золотой пластинкой – "И время жить не истекло" – строка из моей песни. И оформлено классно. Это был замечательный подарок!"
 
*  *  *
                В Кишинёве берёт начало дружба барда с поэтом Игорем Доминичем. После возвращения Александра Соломонова в 2000-ом году из Москвы, где он записал свои песни на диски, они с Игорем Доминичем решили сделать музыкальную программу. Александр Исаевич вспоминает: "Игорь взял пятнадцать моих песен и подобрал к ним пятнадцать своих стихов. Мы назвали программу "Городской роман". Показали в театре Чехова, на малой сцене, и записали на диск в студии. Эти два года совместной работы сблизили нас. Потом я предложил: "Игорёк, ну что мы всё какие-то школьные монтажи с тобой делаем – стих-песенка, стих-песенка. Напиши цельное либретто, чтоб была одна линия – драматургия". Таков отправной пункт создания мюзикла "Оседлав Росинанта". Он был написан Игорем Доминичем и посвящён своему другу и единомышленнику Александру Соломонову. К тому времени бард уже переехал в Германию.  Но это не помешало их совместной работе по написанию музыки к мюзиклу. Работа длилась в течение года, тому свидетельство многочисленные письма из Германии в Кишинёв и обратно.
 
"Потом я приехал в Кишинёв, – вспоминает Александр Исаевич. – Ещё прорепетировали вместе, потом показали программу в "Проходном дворе". Было такое кафе в Кишинёве. Прошло всё успешно. Вернулся домой, начал думать, где сделать запись. Уже когда мюзикл был обкатан и в Кишиневе, и в Гамбурге, я показал работу Александру Паперному. Он порекомендовал мне студию, и оператора, и аранжировщика в одном лице – Герда Бельманна, и сам выступил в качестве музыкального редактора. Мне кажется, работа оказалась на редкость успешной. Игорю она очень нравилась. А это важно!"
   
Ещё в 2004-ом году Александр Исаевич с друзьями публикует первую книгу Игоря Доминича "Зелёное время восхода".  "Спасибо Александру Соломонову, – напишет об этом событии их общий друг, бард Рустам Ахметзянов, – без него её бы не было. Саша – известный в Молдове, России и Германии бард, друг и коллега по театру – увидел в стихах Игоря Доминича мощный поэтический и песенный потенциал. Игорь стал не только другом Александра Соломонова, но и соавтором: через три года после выхода книги Александр Соломонов записал на диск мюзикл "Оседлав Росинанта" по стихам Игоря Доминича и со своей музыкой".

Приезд Александра Соломонова в Москву в октябре 2015-го и в город Кишинёв в ноябре связан с презентацией книги Игоря Доминича "Неукрощённые мной буквы", в которую наряду с неопубликованными стихами поэта вошёл и мюзикл "Оседлав Росинанта". И эта книга, но уже после смерти талантливого поэта, была выпущена Александром Соломоновым и его друзьями.

"Что касается Игоря Доминича, – пишет мне Александр Исаевич. – Может, его последние стихи несколько иные, потому что первая опубликованная книга "Зелёное время восхода" сделала своё дело. Она разлетелась по свету. Игоря Доминича узнали тысячи людей. Это же бесконечно важно для Художника. И Игорь был мне за это благодарен, да и я горд собой, что сделал что-то путное в этой жизни. На моём экземпляре Игорь написал: "Саня! Что бы я без тебя делал?".  Это дорогого стоит".

Александр Соломонов очень требователен к себе и окружающим его людям. В одном из писем ко мне он пишет: "Я себя поэтом не считаю. Поэтов на Век – десяток, если наберётся. Пара удачных строк – это ещё не поэзия! Так, версификатор. Причём, это не ложная скромность, а точка зрения". Игоря Доминича он называет Поэтом. Жизнь покажет, насколько прозорлив бард из Гамбурга.  Как всегда, история расставит свои акценты. А в настоящее время по предложению Александра Соломонова мною написано эссе о поэте под названием "Игорь Доминич. Незавершённая строка". Это – моё посвящение памяти поэта из Кишинёва, написанное при непосредственном участии Александра Соломонова, Рустама Ахметзянова и других людей, знавших его.
               
*  *  *

Городу Кишинёв Александр Соломонов посвящает и многие песни. С историей создания одной из них, под названием "Шизино", он часто делится со слушателями на концертах. В основу её положен случай, произошедший с его знакомой во французском аэропорту. Вопрос таможенника: "Мадам, куда Вы летите, что такое Шизино?" – вызвал в ней шквал эмоций. По её просьбе, бард запечатлел её бурную реакцию и дополнил её своими размышлениями.

При знакомстве с поэзией Александра Соломонова я тоже обратила внимание на это странное название. Стала разбираться, интересоваться. Узнала, что в Молдове отказались от исторической кириллицы и перешли к написанию латиницей, но мне захотелось уточнить: А как теперь Кишинёв пишется латинскими буквами? Может быть, Kishinjov? Или Kichinau, Kichinew, Kishinev?  Посмотрела в Русско-латинском словаре … и – поразилась – Кишинёв, Молдова - Chisinau, Moldavia! В немецком произношении, прошу поверить мне на слово, оно звучит тоже – "Шизино". Для уточнения попросила одного из знакомых французов прочитать мне это слово. Сомнений не оставалось: и по-французски оно звучит как Шизино. А после того, как в парижском аэропорте Шарль-де-Голль объявили посадку на Шизино (Chisinau = Кишинэу, Кишинёв), сомнений уже больше не оставалось.

Такова разгадка необычного названия этой песни барда из Гамбурга. А вот и сам текст, который поэт Игорь Доминич назвал шедевром.

"Я же "жё нэ сэ па" по-французски,
кроме, там, "жё нэ манж па сис жур".
Я пишу и читаю по-русски.
Два стакана и дым в абажур.
Но однажды, когда за границу
я собрался на мир посмотреть,
опорочил родную столицу,
не на четверть, а сразу на треть.

А я, как завороженный,
смотрел через окно,
а мне червяк таможенный:
"Вы что, из Шизино?"
– Да нет, из Кишинёва я.
И паспорт – в рожу, но:
"Что за столица новая?
Где ваше Шизино?"

Поневоле задумался всё же,
и земля поплыла из-под ног.
Неужели заметно по роже!
Я ж всё время старался, как мог!
Я же сущность убогую прятал
за улыбку, кашне и пиджак!
Но надежду  оттяпал, ребята,
этот подлый таможенник Жак.

И напала до горького вздоха
на меня вековая печаль.
Это как же просёк он, пройдоха,
любознательный ты наш Рошаль,
что на мне, как на всех наших лицах,
неизменно и вечно клеймо –
да такое, что впору напиться –
мы из бывшей страны Шизино!

Не вымолвить ни слова,
весёлое кино!
Выходит так, что снова,
мы все из Шизино!
И ни при чём столица,
обидно, что давно
мелькают наши лица –
и все из Шизино!

За державу обидно мне, братцы!
Ведь над нею смеётся мусью.
Только, кажется мне, может статься,
заклеймили планету мы всю!
Над собою смеёшься, таможня!
Посмотри на всемирный бедлам!
Значит, думаешь ты, вам там можно?
А нам фигу с грехом пополам?

Мы же вместе! Мы все – папуасы!
Мы такой оседлали ковчег.
Нас такие несметные массы!
А который на улице век?
Так что вместе, единой судьбою,
позабыв про простые заветы.
К мировому готовы разбою,
Но, ребята, ни шагу с планеты!

Не люди, а шизоиды, –
под фраком – кимоно.
Мы все тут гуманоиды.
Сплошное гумано!
Не жизнь, а зуд в конечностях,
рулетка в казино!
Летит сквозь вечность вечности
Планета Шизино".

 *  *  *

Для барда из Гамбурга стало традицией – отмечать свои юбилеи концертными выступлениями. На одном из таких концертов, посвящённых его 60-летию и записанных друзьями Александра Соломонова на видео, я часто присутствую в качестве незримого гостя.

"Я жду, просить не смея,
Когда придёт Весна.
И буду, как во сне, я,
И будет не до сна!
И будет не до песен
До третьих петухов,
И будет мир чудесен,
Под музыку стихов!

Как Солнца жду, не смея
Просить согреть меня.
С долготерпеньем змея
Жду твоего огня.
Мне, вечному паломнику,
Как Мекку, ждать Весну.
Хватаюсь за соломинку,
Как щука за блесну.

Я жду, просить не смея,
Но, душу не щадя.
Так тёмная аллея,
ждёт звёздного дождя.
Чтоб всё, что сокровенно,
Но с исполнением врозь,
Пускай хоть не мгновенно,
Но всё-таки сбылось.

Я жду, просить не смея,
Ты знаешь всё сама,
Как буду рад Весне я
И как сойду с ума,
Лишь только мои руки
Твоих коснутся рук.
Сольются в песню звуки
над пропастью разлук".

Я слушаю его песни "Я жду, просить не смея", "Любимая", "Спасибо, милая", "Улыбка", "Король с королевой", "Свет моих глаз", "Голос в ночи", "Не спеши, моя любимая", "Тишина", "Молитва", "Повтори", – и думаю, что так возвышенно о женщине может сказать только человек, которому дар любить дан от Бога:

"Коронована с моих слов она,
 да и нет других королев!"

Кто ещё может так тепло и нежно обратиться к любимой:
"Я укутаю нежные плечи твои разноцветно-весенними снами", "всякий раз я с тобой умираю, чтобы рядом с тобою воскреснуть", "пусть этот мир нам только снится, где только ты и только я!", "я тебя каждый день возношу к небесам, то чуть-чуть возвращаю на царское место". И аккордом верности и надежды звучат для меня строки:

"Этот день у нас с тобой не отнять!" –
повторяю я опять и опять!
Отпечатала навечно следы
та тропинка, где прошли я и ты.
И остался незатейливый след
этой песенки тысячу лет,
тихим эхом в шумном хоре планет
наш нечаянный осенний рассвет.
Подари мне один день в октябре…
Подари мне один день в ноябре…
Подари мне один день…"

Олег Рубанский, организатор литературно-музыкального салона в Киеве, отметил, что он слышит в песнях Александра Соломонова "неизменную щемящую ноту любви. Лирические, трогательно-доверительные, мужские и мужественные – образы и настроения песен Александра Соломонова волнуют глубиной чувств, непреходящей мечтой о главном, человеческом, сокровенном, земном".

Александр Соломонов стал для меня поэтом Вечной Женственности. Его стихи остаются жить струнами, а исполнением их поэт как будто дотрагивается до каждой и возрождает их к жизни. Никогда не испытывала ничего подобного.  Песни Александра Соломонова – слова, музыка, манера исполнения – воздействуют на душу, принимающую его мысли и чувства безоглядно и безоговорочно. 

"Я люблю эту женщину, Господи, Боже мой, Боже!
Сохрани и спаси её в мире, и в счастье, и в радости...
Если ты на земле нашей грешной хоть что-нибудь можешь,
Сохрани и спаси её, Господи, а меня прости!"
 
Мне не удалось услышать песни царя Соломона, но, когда я слышу песни Александра Соломонова в авторском исполнении, я понимаю, что его предназначение в воспевании, прославлении человеческой любви, союза между мужчиной и женщиной, основанном на этом великом чувстве. Он пишет о любви цельной, незапятнанной, вечной и возвышенной.

"Ты, моё Божество! Восходи на Олимп!
Я не раб – я стою пред тобой на коленях!
Над твоей головой двойной радуги нимб
Освещает мне путь и в мечтах, и в сомненьях.
Ты, моё Божество! Вернопреданный твой,
Я тебя возношу в неземные высоты!
Я шепчу тебе – Господи! – в тысячесотый:
"Воскреси меня, я без тебя неживой!"

Как-то я прочла, что лучи звезды Соломона помогают в интеллектуальной работе и усиливают талант. Сегодня мне подумалось, может, они помогают поэтам на их творческом пути. Жизненный опыт может служить исходной точкой для пессимизма и оптимизма. У Александра Соломонова он носит ярко выраженный оптимистический характер. Бард не ставит перед собой задачу учить слушателя. Он никого ничему не учит, прекрасно понимая, что быть счастливым – это искусство, требующее не только повседневной душевной работы, но и мудрости, и самопожертвования. "И я, действительно, никого и ничему не учу – по крайней мере, в песнях. Я мог это делать в Политехе на лабораторных работах по физике полупроводников или в горах на занятиях по технике альпинизма. А учить жить и вести за собой... нет, это не я, это не моё. Если вдруг мои строчки кого-то тронули и заставили задуматься о жизни, о себе, то, значит, всё не напрасно! Значит, это кому-нибудь нужно!"   В этих словах – весь Соломонов, его жизненная позиция и творческая философия.
В стихах и песнях барда рассказ ведётся и от лица героя, и от лица автора. Поэт обращается к своим героям иногда по именам, но чаще вымышленным. Местами трудно определить, от чьего имени идёт текст песен, но хорошо чувствуется позиция автора по отношению к описываемой ситуации, героям, размышлениям.
Внутренний потенциал, духовный кругозор Александра Соломонова постоянно расширяется. В своих песнях и стихах он исходит из повседневного человеческого опыта о жизни и смерти, любви и дружбе, семье и трудовой жизни, о жизненных коллизиях, которые может переживать каждый человек любой национальности в определённое время.
 
Несмотря на жизнеутверждающие мотивы, всё же в некоторых стихах слышатся и грустные лирические ноты, философские мысли о времени дают почву для размышлений и ответов на вопросы бытия: о страданиях, вечности, бессмертии души.

Жизнь идёт своим чередом. Поэт не посвящает нас в её перипетии, но когда я читаю строки стихотворения "Когда мне жить уже невмочь", мне вспоминается снова притча о Соломоне. Теперь уже не без любопытства читаю о нём в интернете: "Он женился и жил счастливо. Жена стала самым чутким и близким его помощником и советчиком... Без жизненных потерь не обошлось и у него. И приближалась старость. Не веселили его ни танцовщицы, ни певуньи, ни состязания борцов. Печаль и одиночество.  Как с этим жить?" Душевные порывы в какой-то период времени присущи каждому. Являясь частью жизненного процесса, они вечны и неизменны:

"Когда мне жить уже невмочь,
Под звуки старенькой гитары
я разрываю криком ночь,
я разрываю криком ночь
и залетаю под фанфары.

Мой голос глух – кричит душа.
Соседи могут спать спокойно.
И я шепчу, едва дыша,
и я шепчу, едва дыша 
про то, как муторно и больно.

Никто не слышит этот крик –
Кому нужны чужие муки?
А я б к рукам твоим приник,
а я б к рукам твоим приник
и целовал бы твои руки.

А на поставленный вопрос:
"Чего ты в этом мире хочешь?",
Отвечу: "Аромат волос,
безумный аромат волос
твоих вдыхать и днём, и ночью".

А мне б услышать крик: "Воскресни!"
Но ночь осенняя молчит.
Со мной мои стихи и песни,
Со мной твои стихи и песни,
и одиночество в ночи".   

Царь Соломон взял тогда в руки своё необычное кольцо и прочитал слова, выбитые на нём ювелиром: "Всё проходит". Тоска сдавила его сердце. Царь не хотел мириться с этими словами: с досады бросил кольцо, оно покатилось – и на внутренней поверхности что-то мелькнуло. Царь поднял кольцо, подержал в руках. Почему-то раньше он не видел другой надписи: "ПРОЙДЕТ И ЭТО".

У Александра Соломонова есть "Песенка лирического героя", в которой он подводит промежуточный итог и исповедуется перед собой и миром. Сам поэт в одном из интервью сказал: "Я не могу писать вообще. Пишу о том, что происходит со мной. Если бы всё не обо мне, было бы неинтересно. И об этом моя "Песенка лирического героя".

"Рождение – радость, смерть – печаль.
Привычный ход земных событий...
И расставаться мне не жаль,
Едва хлебнув восторг открытий.
Не миновать печальный финиш –
Так будь же первым у черты!
И как награду яд ты выпьешь,
Достойно встретишь вечер ты.

Ничто не вечно под луной,
Не миновать ночей печальных,
Покроют годы пеленой
И равнодушных, и отчаянных.
И в озаренья звёздный миг,
И в миг трагических прозрений
Ты не сломался и не сник,
Не снизошёл до подозрений.

Ты пригубил судьбы бокал,
Осталось меньше половины.
Судьбы улыбки и оскал –
И виноватым, и невинным.
И поражений, и побед
Успел хлебнуть ты в полной мере –
Тебе ещё держать ответ
За все грядущие потери!

Твой предварительный итог
Мне, как петлёй, сжимает шею.
Я сделал столько, сколько смог,
И ни о чём я не жалею.
Сжигаю письма, как мосты,
Не обессудьте, бога ради...
Лишь белоснежные листы –
В моей распахнутой тетради".

 *  *  *   

Читаю в интернете, что Александр Соломонов участвовал в фестивалях в Киеве, Казани, находился в жюри фестивалей в Кишинёве и в Одессе. Он – участник концертов, посвящённых Юрию Визбору, лауреат конкурса "Ах, Арбат, мой Арбат", участник заключительного концерта конкурса в московском Театре Эстрады, даёт сольный концерт, посвящённый 60-летию со дня рождения Владимира Высоцкого в Музее Маяковского в Москве. Он выступает на сцене таких больших концертных залов, как "Россия" в Москве и "Октябрьский" в Санкт-Петербурге...

В какой-то момент я вдруг поняла, что совсем не знаю, как Александру Исаевичу живётся в Германии. После некоторых колебаний спросила его об этом лично.  Ответом послужили многочисленные статьи, высланные по электронной почте. Я так долго искала путь к клубам авторской песни в Германии, и – какое счастье! –   наконец-то, его обрела. Я узнала от Александра Исаевича, что в Гамбурге – даже несколько таких клубов и что один из них – "Причал" – ежегодно отмечает своё создание в третью субботу ноября. Это, как правило, выливается в небольшой фестиваль. В 2020-ом году клуб отметил своё двадцатилетие.

В этом году он открылся после летней паузы песнями Евгения Клячкина. Александр Соломонов был ведущим на этом концерте. Он по-доброму отнёсся к моему эссе "Евгений Клячкин. Возвращение", что даёт мне уверенность в нужности дела, которому я посвящаю время.

С севера Германии на юг и обратно одно за другим до сих пор летят сообщения, подтверждающие мнение, что для душевного понимания расстояние – не помеха, что люди находят взаимопонимание через пространство и время и что границы между людьми, настроенными на одну волну, не существуют.

Мне вспоминаются слова Дмитрия Сухарева, о том, что, если у человека есть дело, он его продолжит в любой точке планеты. Главное – чтобы было то, что возрождать и что продолжать. Эти слова можно отнести и к жизни Александра Соломонова, продолжающего дело бардов в Германии.
 
"Не перестал он петь и в Гамбурге – чтобы жизнь для него и окружающих становилась лучше, чтобы легче переносились трудности интеграции в новое общество", – пишет Мария Эпштейн в одной из статей русскоязычной прессы Германии. – Руководитель общества "Лира" Римма Самойленко помогла ему организовать первые концерты. С осени 2002-го года Александр ежемесячно выступал перед гамбургскими любителями авторской песни. Это был цикл концертов, каждый из которых посвящался памяти определённого автора. В программу одного из концертов вошли "Песни нашего века", ещё один вечер был посвящён его собственным песням. Свои выступления Александр Соломонов неслучайно называет театром песни. Имея театральную закваску, он с хорошим актёрским профессионализмом играет на гитаре и поёт очень выразительно, ведя проникновенный разговор с аудиторией".
Прочитав эти строки, я порадовалась за Александра Соломонова. Его талант пробил себе дорогу, нашёл своих почитателей и в новом окружении. Отрадно слышать, что это произошло в первые же месяцы проживания в Германии. Позже он скажет, что в профессии физика в новой стране он, как и многие его знакомые, не состоялся. Причин этому может быть много. Но главная – в недостаточном знании немецкого языка. Да и возраст в процессе вживания в жизнь другой страны играет определённую роль. А мне подумалось, видимо, звезда Соломона вывела его на тот путь, которым он идёт уже более десятка лет в новой стране своего проживания.
Может быть, больше, чем другим, мне понятен процесс вживания Александра Соломонова в новую жизнь. Самой пришлось пройти этот путь длиною в двадцатилетие. Здесь главное – самому себя не предать, не сдаться, не испугаться трудностей. Вера в себя, свои способности помогла Александру не растеряться в стремительном потоке жизни, и он – выстоял, нашёл точку опоры в семье и музыке – и выжил.  За что я испытываю к нему искреннее уважение.

В такой жизненной ситуации каждый делает выбор сам, и Александр Соломонов сделал его в пользу музыки. Она – интернациональна, не подведёт, не предаст, не причинит боли.  Александр – оптимист. И в новом окружении он не только остаётся верен себе, но своей положительной энергией помогает окружающим людям обрести веру в себя.
 
Не знаю, о чём думал Александр Соломонов, когда создавал песню "Возвращение", но чувства, вложенные им в уста лирического героя, мне близки и понятны:
 
"Мне уже не вернуться туда,
Где меня и любили, и ждали,
И уносят меня поезда
В бесконечные дальние дали.
Только памяти вечный капкан
Меня мёртвою хваткой сжимает,
Только снов бесконечный канкан
Меня снова туда возвращает!

Туда, туда,
Где пьют до дна
И не играют в прятки.
Туда, туда,
Где ты одна,
И любят без оглядки.

Нам уже не вернуться назад.
Мы другие пути выбираем.
Почему не пугает нас ад?
Потому что не балуют раем!
Почему мы так рвёмся вперёд?
Почему мы остаться не можем?
Почему нас за горло берёт
Одинокий случайный прохожий?

Да, уже возвращаться пора
И второй раз войти в эту реку.
Пусть с горой не сойдётся гора,
Только вдруг повезёт человеку!?
И пусть памяти вечным огнём
Под иконой мерцает лампада,
Где она всегда помнит о нём
И куда ему, в сущности, надо".

Философские и лирические песни Александра Соломонова, проникнутые мужеством, благородством, верой, надеждой приняты соотечественниками в Германии. Через год он – уже участник фестиваля "Шансон-2004", на который съехались певцы из Ганновера, Бремена, Вольфсбурга, Гамбурга и других городов Германии.

Журналистка Маргарита Попова пишет об этом фестивале: "Здесь мы встретились с исполнителями, которые начинали петь в стиле "шансон" ещё у себя на родине – Александром Соломоновым, Евгением Башметом, Александром Белинзоном, Славой Иртышским. Ну и, конечно, с теми, кто "заболел" шансоном уже здесь, в эмиграции. Это Жанна и Александр Вайнеры, Олег Таёжный, Вадим Митник, да и сам Александр Потратьев – "Маэстро из Одессы". Именно он и был застрельщиком, идейным организатором и той "тягловой" силой, благодаря которой фестиваль смог состояться. Для барда из Гамбурга – Александра Соломонова такие встречи как бальзам на душу. Он жив ими уже более 30-ти лет!"
 
Из одного из сообщений барда из Гамбурга я узнаю, что в Германии он записал мюзикл "Оседлав Росинанта", альбом песен "А время жить не истекло", в 2014-ом году двойной альбом, исполнительский, "Памяти Острова". В настоящее время он работает над новым альбомом, в который войдут песни, написанные в Германии.
Меня заинтересовал вопрос, какие же песни написаны бардом в Германии? Без помощи автора я не смогла ответить на него. В выпущенной в Германии книге Александра Соломонова "Едва коснутся пальцы струн" тоже не указаны даты создания песен. Это мешает моему заочному знакомству с личностью поэта.  Очень уж хочется проследить путь становления его творческого и духовного развития. Мысли и чувства поэта в тот или иной период времени помогают проникнуть в мир душевных переживаний, связанных с реальными событиями.  Особенно это проявляется в философской и любовной лирике, которой посвящено практически всё творчество барда. Но в случае с поэзией Александра Соломонова этот принцип не срабатывает. Он не впускает слушателя в свои душевные глубины. И это его принципиальная позиция.

 *  *  *

Я обратилась к Александру Соломонову с вопросом: Какова история создания и опубликования его книги "Едва коснутся пальцы струн".

Его ответ поразил искренностью и открытостью: "Что касается моей книжки "Едва коснутся пальцы струн ", то мои друзья Женя Аверина и Исаак Фельдман сделали мне сюрприз. Я, в общем-то, знал, что делают книжку, но увидел её только уже напечатанной. Они сделали мне подарок к 60-летию. И как-то летом 2010-го года Женя звонит и спрашивает: "Как называются струны у гитары?" То есть оформление, компоновка, вёрстка, всё-всё было абсолютно без моего участия. Я дал только все тексты и фото. Все вступления друзей они организовывали сами – я ничего не знал. Думаю, что это – самый дорогой подарок!"

Счастлив тот, кто имеет таких друзей, подумала я, прочитав эти строки.
Трогательно звучат во вступлении к книге и слова кишинёвского поэта Игоря Доминича: "Многие Сашины песни я знаю наизусть, но всё равно периодически на проигрыватель водружается диск, и у меня дома звучит Сашин голос. Песни разные – лирические, сатирические, а "Шизино" – шедевр! Гражданскую лирику, песни ранней поры сочинительства и песни более поздние… Все, без исключения, несущие добро и тепло".
 
А Борис Бурда из Одессы так говорит о творчестве барда: "Песни Соломонова – это классическое для жанра направление, мэйнстрим. Они неразрывно связаны с его немалым альпинистским опытом. Но в то же время они не сводят жизнь к туристским и альпинистским коллизиям, не пытаются упростить её до грубоватых реалий похода. Соломонов говорит со слушателем языком культуры, не опускаясь до него, а поднимая на достойный уровень восприятия мира. Его стилистика не предъявляет необоснованных притязаний, зато ничего лишнего в ней тоже не отыскать. Всё просто и лапидарно, но серьёзно, привлекательно и достаточно глубоко, без вычурного стремления удивить – зачем? Ведь автору действительно важно то, о чём он рассказывает, и это сразу видно".

"Мы живы. Спасибо! Чего там тужить?
Хоть жизнь разбросала далече.
Но знаешь, порою не хочется жить,
Особенно поздно под вечер.

У каждого крепость. У каждого жизнь.
Но мне в этой крепости тесно.
И я продолжаю лепить миражи,
Хотя это вряд ли уместно.

И всё-таки жизнь – это лучше, чем смерть,
Хоть всё в этой жизни непросто,
И каждый без спешки сумеет успеть
Закутаться в белую простынь.

Туда мы успеем. Ещё бы успеть
Увидеть тебя напоследок
И песню тебе колыбельную спеть
Без чутких ушей и соседок.

Увидеть поля колосящейся ржи,
Увидеть тебя в этом поле...
Охапку ромашек у ног положить,
Не боле, ей-богу, не боле!

О, Господи! Благословенная ложь!
Не верь этой праведной роли!
И я на святого совсем не похож...
Конечно же, боле...
Конечно же, боле..."

*  *  *

Главный итог последнего пятилетия Александр Исаевич видит в выпуске своей книги "Едва коснутся пальцы струн". Уже в начале чтения меня поразила особенность её построения, размещения материала, иными словами – оригинальная композиция. Разделы в книге называются музыкально и необычно – струнами.  Названия струнам даны глубокие. Я бы даже отметила их вселенский масштаб: так, первая струна включает в себя ми-ры, ми-ги; вторая – о-си, вы-си; третья – соль, ас-соль; четвёртая – ре-ки, ла-рец; пятая – ля-мур, се-ля-ви; шестая струна – до-ля-ми, до-ми-но. Названия струн раскрывают смысл названия этой книги. Сама же книга названа строкой из песни Александра Соломонова:

"Едва коснутся пальцы струн,
душа, израненная птица,
комочком жалким на ветру
лететь не может, но стремится
к тебе – единственно желанной,
к тебе, увы, опять чужой".

Всё в книге построено очень логично, умно и мудро, органично переплетается с мыслями, чувствами и желаниями автора стихов, музыканта и исполнителя. Всё в книге   – оригинально! Видно, что создатели этого своеобразного произведения искусства – люди умные и добрые, логически мыслящие и тонко понимающие, что всё в окружающем мире – и содержание, и форма – имеет своё значение.
 "Вы – оптимист, – написала я Александру после недели погружения в его лирику. – Ваша поэзия – жизнеутверждающая. Лейтмотивом Ваших песен я называю слова: "Люблю! Счастлив! Принял. Отпускаю. Не жалею!" – И это прекрасно!"
 Позитивная жизненная позиция и друзья, их активная помощь ведут Александра Соломонова по жизни. В каждом её проявлении он видит для себя урок. Опираясь на жизненный опыт, события, ситуации, мгновения, он идёт дальше и ведёт за собой других. Он посылает белые розы любимым. И главное – верит в свою звезду, которая ведёт его и освещает путь света, добра и справедливости. Он сделал когда-то свой выбор и остаётся ему верен.

В песне "Выбор" Александр Соломонов говорит о глубоко продуманном и пережитом.

"Если выбрал путь,
о другом забудь, 
поднимай свои паруса!
И держи вперёд,
 нынче твой черёд – 
выбираешь дорогу сам.
Будет шторм, беда,
шалая вода
ты покрепче держи штурвал!
 Будет страшной ночь –
все сомненья прочь,
это только девятый вал".

Читаю в интернете:
"Александр Соломонов – участник многих русскоязычных творческих бардпроектов в странах Западной Европы, один из них – "Песни Снежного барса".
Из немецкой прессы мне стало известно, что в 2009-ом году Гамбургским литературным объединением совместно с кафедрой славистики Гамбургского университета проводился конкурс на лучший перевод стихов немецкого поэта и публициста Вольфа Бирмана. Конкурс был посвящён 65-летию окончания войны и 50-летию сотрудничества городов-побратимов Гамбурга и Санкт-Петербурга.  Итоги конкурса были подведены на концерте, в котором принимал участие Александр Соломонов. Он был составителем музыкальной программы и открыл вечер своей песней "Выбор" ("Die Wahl"). "Вольф Бирман был гостем вечера, – вспоминает Александр Исаевич. – Моей основной задачей было спеть лучшие переводы его стихов. Для этого мне пришлось заранее прослушать много песен Вольфа Бирмана, познакомиться с его творчеством, чтоб сохранить стилистику исполнения. А поскольку Бирман переводил и пел песни Булата Окуджавы, то я спел и оригиналы Окуджавы для полноты картины". В заключение вечера Александр Соломонов вместе с дочерью Алёной исполнил песню Булата Окуджавы "Возьмёмся за руки, друзья" ("Lasst uns an den H;nden halten, Freunde"). Присутствующие, знавшие слова, пели вместе с ними".

 *  *  *

Не ошибусь, если скажу, что бард из Гамбурга всегда в пути. Он активно участвует в фестивалях авторской песни и с гитарой в руках уверенно идёт по земле.
Так, летом 2011-го года он встретился с бардами в Хакасии, где выступил с концертом на ХIII фестивале авторской песни "Солнцеворот", посвящённом 80-летию города Абакан и творчеству Юрия Визбора. Там он исполнил одну из полюбившихся мне песен "Ассоль" ("Девушка с косой"):

"Где ты, девушка с косой?
Я тебя ищу повсюду,
Я спешу к тебе, Ассоль!
Жди меня! Я скоро буду!
Выходи меня встречать
Ранним утром, поздней ночью,
Вдохновения печать
Нашим душам напророчу.
Наши души в унисон
Будут петь, встречать рассветы!
Жизнь, как чудный вешний сон,
Будет ждать нас! Где ты? Где ты?

А теперь года, как дни, - тают.
Дни текут, как годы,
Потускневшие огни,
Заболоченные воды.
Ничего! Успею! Верю,
Будет сказочная встреча!
Где-то там, за дверью
Мне стучат. Ещё не вечер!
Кто там!?
– "Бабушка с косой!"...
Старая, прости беспечность...
Я готов... Уже босой!
Заходи же!
Здравствуй, Вечность".

За Александром Соломоновым не угнаться. В ноябре 2010-го он выступает с концертом по разным городам СНГ. Бард вспоминает: "Под свои 60 я смог сам организовать себе гастроль. Начал с Питера – там матушка, дочь и друзья на концерте. Ночью в поезд – в Минск. Вечером – концерт. Ночью – поезд в Москву. Вечером – концерт, а ночью – поезд в Киев. Вечером концерт – ночью поезд в Запорожье.  Днём – запись на телевидении. Вечером – концерт, ночью – автобус на Одессу. Вечером – концерт, утром – автобус в Тирасполь. Вечером – концерт и, наконец, в день 60-летия – заключительный концерт в Кишинёве. Прилетаю в Гамбург, и с самолёта – на день рождения нашего бардовского клуба "Причал". Девять дней (одного года – был такой фильм!). Девять концертов! Вот это была Гастроль!"

В октябре 2012-го года Александр Соломонов в Москве – с выступлением в Синем зале книжного клуба-магазина "Гиперион". В этом же году – участник фестиваля "За туманом" в Чехии. От него узнаю, что он постоянный участник этого фестиваля. И не просто участник, а председатель жюри.
В октябре 2014-го – с программой "Неразменный золотой" – он даёт концерт в московском бардовском клубе "Шале". Бард из Гамбурга является также соучредителем и организатором международного детского творческого фестиваля "Перекрёсток".

Ещё одно сообщение Александра Соломонова – высланная мне афиша с приглашением на концерт авторской песни в Москве 12 ноября 2015-го года.
 
Я позавидовала моему другу, московскому писателю Валентину Васильевичу Кузнецову, посетившему этот концерт. Он поделился со мной своими впечатлениями от увиденного и услышанного на нём: "Соломонов, видимо, ожидал, что в день его выступления в Москве будут "под ногами не то что лужи – не вода и не лёд, а смесь", и поэтому начал с "И зима здесь какая-то странная, и погода под стать зиме". Но прогноз не оправдался: под ногами не было ни луж, ни воды, ни льда, ни смеси, а вечер был сухим и тёплым. Бард из Гамбурга объявил девиз вечера – "Осень и альпинизм". Спел "Как рано нынче выпал снег" и "Здравствуй, матушка моя дорогая", а затем перешёл на альпинистское: "Росу золотую склевали синицы", песня Глеба Агафонова о вертолётах на Памире, "Крокусы", "Узункол" ("Уезжаю, уезжаю, покидаю Узункол"), "Баксанская", "Мы уходим из-под снега, опускаемся в дожди" и другие. Спел триптих (три песни) "Покрова" и "Берегите нас, поэтов" на слова Окуджавы. Затем исполнял песни и других авторов: Александра Смогула, Леонида Семакова, Игоря Доминича ("Чуть качаясь, отплывают пароходы"), Валерия Чечета, Виктора Фёдорова, Елены Гудковой (все из Петербурга), Александра Журбина ("С каждым часом мы стареем от любви и от беды"). Закончил концерт-встречу песней "Не храни на потом, отдавай всё, что есть". Я сам себе позавидовал, что присутствовал на этом концерте. Впечатление от него останется надолго в памяти".
13 ноября 2015-го года Александр Соломонов уже в Кишинёве в Еврейском культурном центре Кедем, где состоялся концерт-презентация книги стихов поэта Игоря Доминича. 14 ноября концерт в "Кофемолке" – уютное кафе в Кишинёве, 15 ноября бард выступает уже в Одессе.
 
По словам Олега Рубанского, герои песен Александра Соломонова "сами зажигают звёзды надежды и доверия и затем на протяжении всего своего пути хранят в себе и несут другим их свет, веря, что это кому-нибудь нужно". А я вспоминаю заключительные слова притчи Соломона, написанной более двух тысяч лет назад: "Что это? Снова какие-то буквы?" – Царь подставил ребро кольца заходящим лучам солнца. И на грани блеснули буквы: "НИЧТО НЕ ПРОХОДИТ".

От этих слов на меня повеяло вековой мудростью. Теперь уже невидимая духовная нить истории и песни связала немецкие города Фрайбург и Гамбург, а в лице их – юг Германии и север, и протянулась через сердца моих соотечественников, знакомя с песнями Александра Соломонова следующие за нами поколения. Так осуществляется связь времён – просто, образно и поэтично. Этот процесс преемственности, изучения и   восприятия культурного наследия происходит независимо от места проживания людей с поющими сердцами.

И я уже представляю, как мы с детьми, родственниками и друзьями соберёмся на нашей поляне, настроим себя на волну песен Александра Соломонова и посреди Европы – в Германии в земле Баден-Вюртемберг – запоём под гитару полюбившиеся нам песни поэта "Давайте делиться добром", "Много странностей и совпадений ожидает на каждом шагу", "Ангел Хранитель", "Мы живы", "Я не могу сказать "Прощай!", "Снова осень".
 
А для поэта это будет ещё одним подарком, говорящим о том, что, что всё ещё впереди, что его слово живёт, мысли летят песней, чувства раздвигают горизонты и проникают в души во всех уголках планеты. Пожелаем ему успешного восхождения на новый Эверест, который ждёт его впереди. Я и мои друзья в этом не сомневаемся.




Новелла Матвеева из страны Дельфинии
 
"Новелла Матвеева". Если написать эти два слова рядом, то совершенно естественно можно подумать, что речь будто бы идёт о какой-то новелле, то есть о рассказе, который написал какой-то там Матвеев. Однако это совсем не так. Речь идёт не о рассказе, не о новелле, а о человеке. Да и не просто о человеке, а о замечательной личности, у которой, к тому же, совершенно уникальное, единственное в своём роде, имя – Новелла и фамилия – Матвеева. Она – кумир молодёжи 50-ых-60-ых годов прошлого века, самобытный поэт, музыкант, известный автор и исполнитель собственных песен.
 
Да, но почему такое экзотическое имя – Новелла? А может, это и не имя вовсе, а псевдоним, имя для сцены, для публики? Ведь в шоу-бизнесе стало модным придумывать себе диковинные имена – Земфира, Ёлка, Ваенга, Воробей, Валерия, Пелагея, Маша Распутина, Анжелика… Но нет, красивое имя Новелла – настоящее, реальное, полученное при рождении. Просто родители Новеллы Матвеевой – люди высокой культуры и большого артистизма. Её отец – Николай Николаевич Матвеев-Бодрый – был историком-краеведом Дальнего Востока, действительным членом Всесоюзного географического общества. Мать – Надежда Тимофеевна Матвеева-Орленева, поэтесса, оказавшая большое влияние на развитие литературных способностей дочери Новеллы. Её родители – романтики, наверное, поэтому и имена своим детям они дали романтические – Роза-Лиана, Роальд, Новелла.
   
Сама Новелла Матвеева рассказывает, что именно мать стала её учителем в поэтическом творчестве. Именно из её уст, в её удивительной декламации она впервые услышала стихи Александра Сергеевича Пушкина. В их доме музыка звучала постоянно. У матери был романсовый звонкий голос. Она пела цыганские, русские и итальянские песни. Новелла Матвеева так размышляет над истоками своего таланта: "Можно подумать, что душа молодого Пушкина ... опекала моих родителей".  И то, что она родилась в Детском Cеле, ныне городе Пушкин, где в лицее в своё время учился великий поэт Пушкин, казалось ей своего рода предзнаменованием.  Среди её предков были музыканты, скрипичный мастер, поэты, моряки. Возможно, это тоже определило своеобразие поэтического мастерства Новеллы Матвеевой: её лексикона, стиля, языка.  Детство и юность будущей поэтессы не были безоблачными. Родилась она в 1934-ом году. Время тогда было суровое. В детстве она часто оставалась одна. Любознательный ум изучал всё, что видел. Мир вещей представлялся ей отчасти одушевлённым. На основе наблюдаемого воображение рисовало красочные картины и поэтические образы. А когда на стенах её комнаты появились настоящие картины, они изучались ещё более досконально. Шла постоянная внутренняя работа, развивающая творческие способности девочки.  Её память сохранила многое из тех далёких дней, когда она поняла, что не совсем такая, как все. Её интересы значительно отличались от интересов её подруг. И она чувствовала это, оставаясь одна в мире детей, окружавших её, в мире шорохов, звуков и образов, которые рождались в её сознании. С самого раннего детства и всю жизнь Новелла страдала от мучительной неизлечимой болезни МеньЕра, ощущая постоянный шум в ушах. Это также стало причиной её замкнутости и внутреннего одиночества.
 
С 1950-го года по 1957-ой девушка трудится в подсобном хозяйстве Детского дома в Щёлковском районе Московской области.
 
Невольно девушка проникалась мыслями и чувствами детей-сирот, принимая чужие боли и страдания – за свои, мгновения радости и счастья – за общие.  В то же время, от страха и боязни выглядеть смешной, она стремилась к уединению, старалась "быть как-то отдельно". А впоследствии это стало её жизненной позицией.
 
Кроме того, у неё обнаружилась непереносимость – из-за укачивания – любых перемещений на транспорте. На медицинском языке это – кинетоз. Из-за него Новелла Матвеева не переносила никакого транспорта, кроме поезда, и то в поездке на небольшое расстояние. Эта болезнь лишила её возможности увидеть море, о котором она мечтала и о котором написала много песен.

Время было сложное, военное. Семья испытывала материальные трудности. Постоянное недоедание привело Новеллу к острому авитаминозу. Она начала слепнуть. И тогдa отец "пошел нa первое и последнее в его жизни, великое, кaк он сaм считaл, "злоупотребление" своим положением, определил дочь на лечение в Монинский (в 1943-году – Челябинский) военный госпитaль.

"Тaк или инaче, – пишет Новелла Матвеева, – a глaзa у меня вскоре открылись нaстолько, что именно тaм, в госпитaле, я и получилa возможность впервые прочесть глaвные книги детствa (и моего в том числе!). То были "Приключения Томa Сойерa", "Приключения Гекльберри Финнa" и "Жизнь нa Миссисипи" Мaркa Твенa, a тaкже Стивенсонa – ослепительный "Остров сокровищ"! Книги, в которых зaшифровaно сaмо бессмертие детствa. Но ведь дaже в "Приключениях Томa Сойерa" скaзaно, что никaкие небесa не бывaют слишком долго безоблaчными и ясными. Дa, глaзa мои вновь открылись, но, похоже, не только нa отрaдные явления. И хотя моё второе прозрение было только физическим, оно покaзaло мне вещи сaмые стрaнные".

 *  *  *

Ей нравилось сравнивать себя с разными персонажами, мысленно погружаясь в другие века и переносясь в другие местности. И это помогало ей преодолевать неприятности. Эта тактика защиты от невежества и жуткой гнусности окружающей её действительности помогала будущему поэту отстоять себя, своё человеческое достоинство и сохранить творческие способности, дарованные от рождения.
Прочитав слова Новеллы Матвеевны, я подумала: «Но как же тогда быть со страной Дельфинией из её одноимённой песни "Страна Дельфиния"? Что в ней из реально увиденного, а что из прочитанного? А что является мечтой талантливой девочки с сильным поэтическим воображением?»

Мне показалось, что я совершила открытие, и мною найден ключ к разгадке явления "Страна Дельфиния". Эврика! – воскликнула я. – Волшебная страна Новеллы Матвеевой – это вовсе не фантастика, а мир, созданный талантливым художником на основе реальности и детской мечты. Вслушиваюсь внимательно в строки песни:

"Набегают волны синие.
Зелёные? Нет, синие.
Как хамелеонов миллионы,
Цвет меняя на ветру.
Ласково цветёт глициния –
Она нежнее инея...
А где-то есть земля Дельфиния
И город Кенгуру.

Это далеко! Ну что же?
Я туда уеду тоже.
Ах ты, Боже, ты, мой Боже,
Что там будет без меня?
Пальмы без меня засохнут,
Розы без меня заглохнут,
Птицы без меня замолкнут –
Вот что будет без меня.

Да, но без меня в который раз
Отплыло судно "Дикобраз".
Как же я подобную беду
Из памяти сотру?
А вчера пришло, пришло, пришло
Ко мне письмо, письмо, письмо
Со штемпелем моей Дельфинии,
Со штампом Кенгуру".

В её городе всё волшебно. Девушка рисует окружающий мир красочно и чувственно. Она – художник картины, как бы выплывающей из её сознания, создаваемой непосредственно на наших глазах из образов, звуков, запахов и ощущений. Она – волшебник, но из реального мира мечты. В её стране всё необычно и сказочно, но это только для тех, кто в ней не был. А на самом деле в тех далёких краях посреди океана и пальмы растут, и розы цветут, и птицы поют, и дельфины исполняют свой необычный   танец... Там "волны синие. Зелёные? Нет, синие", там "рвутся" магнолий почки, и "ласково цветёт глициния – она нежнее инея", и миллионы роз заполняют прибрежное пространство.

Картины, рисуемые художницей, выплывают из памяти и встают в первозданности воспоминаний перед моими глазами. Я их видела наяву, когда была и в Италии в местечке Червия, и в Болгарии на берегу Чёрного моря, и на Канарских островах в Атлантическом океане, и в городе Пальма острова Майорка посреди Средиземного моря… Там от запаха роз туманилось сознание, а от белоснежной глицинии млела душа. А море там синее-синее, нет, иногда – зелёное, и волны бархатистые, и – пахнущий жасмин…

"Всё, когдa-либо обрисовaнное мной, – скажет поэтесса позже, и уже как бы в подтверждение моих слов, – всё, что после кaзaлось кому-то вымыслом, я виделa нa сaмом деле. В сaмой реaльности.  Речь всего лишь о том, что не из книг, a именно из живой реaльности я вынеслa свои "непрaвдоподобные" нa чей-то взгляд, "зaлитерaтуренные" нa чей-то прикид вкусы и предстaвления… И ведь всё было кaк рaз нaоборот: снaчaлa я переживaлa нечто в сaмой реaльности, a потом, не без некоторого изумления, вдруг то же сaмое вычитывaлa из книг…"

И Новелле Матвеевой очень важно донести до читателя это правильное понимание её романтичности и "книжности", в чём пытаются, по её мнению, обвинить её отдельные критики.  И я, как автор, пытаюсь ей в этом помочь, делая попытку проникнуть в мир её чувств и поэтических образов.

В этом плане интересны воспоминания Александра Городницкого:
"Помнится, в 1974 году, впервые попав в Австралию, в Мельбурн, на борту научно-исследовательского судна "Дмитрий Менделеев", сойдя на берег, я спросил своего спутника: "Как он называется?". "Остров Кенгуру", – ответил он. Я вздрогнул от неожиданности, поскольку всерьёз полагал, что имя это, как и "Страна Дельфиния", – сказочная выдумка из любимой мною песни Новеллы Матвеевой. Так удивился бы человек, которому вдруг показали реальный Лисс или Зурбаган, города из новелл Александра Грина".

И ещё одна мысль не покидает меня сегодня. Не знаю, была ли знакома Новелла Матвеева в 60-ые годы, в период написания своих популярных романтических песен, с творчеством художника Марка Шагала, но близость художественного восприятия ими реального мира, его творческого воплощения – для меня несомненна.

 *  *  *

Необычной предстаёт окраина одного из городов Новеллы Матвеевой в песне "Дома без крыш", которые "что-то такое знали, что и молвить не могли", "плыли, – как будто были не дома, а корабли", и "где было волшебно всё: даже бумажный сор".  При первом прочтении мне показалось, что этот город тоже из необычной страны Дельфинии, которая уже полюбилась. Но при внимательном рассмотрении окраины, волшебными оказались лишь дома без крыш, да кружевные краны. Ночная белая даль была душной, бледный двор выглядел, как вор. Перед глазами промелькнуло множество поэтических образов, создавших картину вещей, воспринимающихся сказочными и одушевлёнными. Воображение начало создавать мультипликационный фильм на основе прочитанных строк. Тогда подумалось, что неслучайно именно Самуил Яковлевич Маршак и Корней Иванович Чуковский одними из первых обратили внимание на талантливые стихи Новеллы Матвеевой.

"А эти дома без крыш – в душной ночной дали –
Что-то такое знали, что и молвить не могли!
Из-за угла, как вор, вынырнул бледный двор:
Там, на ветру волшебном, танцевал бумажный сор…
А эти дома без крыш словно куда-то шли… Шли…
Плыли, – как будто были не дома, а корабли…
Встретилась мне в пути между цементных волн
Кадка с какой-то краской, – точно в тёплом море – чёлн;
Палка-мешалка в ней – словно в челне – весло…
От кораблей кирпичных кадку-лодку отнесло.
Было волшебно всё: даже бумажный сор!
Даже мешалку-палку вспоминаю до сих пор!..
И эти дома без крыш, – светлые без огня;
Эту печаль и радость, эту ночь с улыбкой дня!"

"Когда я оказываюсь возле строительной площадки, – пишет мой московский друг Валентин Васильевич Кузнецов, – то всегда припоминаю слова:
          Из-за угла, как вор, вынырнул бледный двор:
          Там, на ветру волшебном, танцевал бумажный сор.
И хотя за последние десятилетия строительные технологии изменились настолько, что теперь уже не встретишь кадку с краской и бумажный сор, я всё равно вспоминаю строки:
          Было волшебно всё: даже бумажный сор!
          Даже мешалку-палку вспоминаю до сих пор!..

Такие же ассоциации строек с песней "Дома без крыш" не только у меня. Моя сестра тоже рассказывает, что когда она встречает стройку, то тут же в её памяти всплывают слова "И эти дома без крыш", и дальше она проговаривает весь текст песни до конца. Вот такое влияние эта песня продолжает оказывать на нас до сих пор".

 *  *  *

В своей книге "Мяч, оставшийся в небе" Новелла Матвеева пишет:
"Дaже Пожaрный, которого многие и до сих пор считaют кaкою-то теaтрaльно-условной фигурой, не человеком, a шaгaющей стилизaцией, – и тот, кaк ни стрaнно, существовaл в живой действительности. Он-то, кстaти, и был первый, кого мы с мaтерью увидели, кaк только вышли нa первую же звенигородскую прогулку. Он-то и рaсхaживaл взaд-вперёд по кaлaнче, вздымaвшейся срaзу же зa воротaми, и кaскa его, божусь, нa солнце сверкaлa, кaк нaстоящaя! То есть онa и былa нaстоящaя, кaк римский шлем. Словом, человек этот и моя песня о нём полностью совпaдaют. Вот рaзве что только "фиaлку нa груди" он, может быть, не носил".

"Жил-был пожарный в каске ярко-бронзовой.
Носил, чудак, фиалку на груди:
Ему хотелось – ночью красно-бронзовой -
Кого-нибудь из пламени спасти.
Мечта глухая жгла его и нЕжила:
Вот кто-то спичку выронит, и вот…
Но в том краю как раз пожаров не было:
Там жил предусмотрительный народ.
Из-за ветвей следить любила в детстве я,
Как человек шагал по каланче:
Не то, чтобы ему хотелось бедствия,
Но он грустил о чём-то – вообще.
Спала в пыли дороженька широкая,
Набат на башне каменно молчал:
А между тем горело очень многое,
Но этого никто не замечал".
               
Погрузившись с головой в статьи о творчестве поэтессы, узнаю, что имеются и другие мнения по поводу её волшебно-фантастических образов.
Так, по словам поэта и писателя Валентина Берестова, песни и стихи Новеллы Матвеевой "глобальны и планетарны, и это всегда какое-то путешествие. Даже метафора в её песне о подмосковной прогулке – тоже путешествие. Раз – и вы попадаете из среднерусского ноябрьского дня на картину фламандского художника, ещё один шаг – и вы где-то на востоке. Куда только не переносит вас её песня! И в Шотландию, и в Латинскую Америку ("Ах, как долго, долго едем, как трудна в горах дорога"). Много было песен о цыганах, но никто, пожалуй, не писал так простодушно и в то же время так остроумно про молодую молдаванку, которую "посадили на полянку, воспитали, как цыганку...". Никто ещё не писал и не пел так о кораблях: "Как по натянутому канату, снова по горизонту они прошли... по краю моря на край земли".

Мне захотелось продолжить мысль писателя и рассказать о своих догадках относительно песен поэтессы о кораблях. Мечты о путешествиях в дальние страны были нам, нашему поколению, рождённому в 50-ые годы, тоже навеяны в детстве великолепными новеллами Александра Грина.  Почти каждый из нас мечтал о своей необычной стране, о своём острове. И у Новеллы Матвеевой всё начиналось с кораблика её мечты. Мелодия налетела на неё, как вихрь. Слова рождались налету. Музыка опережала, и ярко вырисовывалась первая мысль, первая фраза:

"Жил кораблик, весёлый и стройный:
Над волнами, как сокол, парил.
Сам себя, говорят, он построил,
Сам себя, говорят, смастерил".

С детской непосредственностью повествует начинающая поэтесса о развитии и формировании его характера, профессиональных качеств, о повышении по карьерной лесенке, о его самостоятельности в достижении целей, наблюдательности, о его бесстрашии и мужестве, аналитическом уме и мечтательности… Образ кораблика, навеянный её сильным поэтическим воображением, становится символом реальной мечты и надежды целого поколения молодых людей, которые посвятили свою жизнь морю, исследованию тайн океана, открытию новых стран и континентов. Ведь кораблик

       "Сам смолою себя пропитал,
        Сам оделся и в дуб, и в металл,
        Сам повёл себя в рейс – сам свой лоцман,
        Сам свой боцман, матрос, капитан.

Шёл кораблик, шумел парусами,
Не боялся нигде ничего.
И вулканы седыми бровями
Поводили при виде его.

Александр Городницкий признаётся в своих воспоминаниях: "Именно подобные сине-зелёным акварелям, пахнущие морской солью и солнцем, нагревшим палубные доски, песни Новеллы Матвеевой заставили меня в своё время навсегда связать свою судьбу с океаном. Мне нестерпимо захотелось увидеть и ощутить наяву так ярко нарисованный ею шумный и многократный мир, где:

"Двумя клинками сшиблись два теченья, –
Пустился в пляску ящик от сигар,
И, как король в пурпурном облаченье,
При свете топки красен кочегар".

Солнечные песни Новеллы Матвеевой учили и учат нас, что человек может всё, если он этого очень захочет, и что силы его безграничны.
Об этом и её песня "Горизонт", посвящённая Александру Грину.

"Видишь, зелёным бархатом отливая,
Море лежит спокойнее, чем земля,
Видишь, как будто ломтик от каравая,
Лодочка отломилась от корабля.

Яхты и пароходы ушли куда-то.
Видишь? По горизонту они прошли,
Словно, как по натянутому канату
В цирке канатоходцы пройти смогли.

Ты же так хорошо это море знаешь,
Ты же такие песни о нём поёшь,
Что ж ты за горизонтом не исчезаешь,
Что ж ты за пароходами не плывёшь?".

*  *  *    
Имя Новеллы Матвеевой стало уже легендой. И это именно она впервые ввела в обиход слово-понятие "поэты-шестидесятники". Это её творчество стоит у истоков поэзии авторов, которые, посредством стиха, музыки и исполнения собственных творений, рассказывают людям о них самих: их повседневных заботах, радостях, тревогах и надеждах. Их песни открывают перед слушателями мир, полный света и добра, зовут за собой в неизведанные страны, дают надежду на то, что мечты сбываются. Её песни помогают познавать себя, будят высокие благородные чувства и помыслы.

И это именно она – Новелла Матвеева – первая из женщин-бардов в своё время возьмёт в руки гитару и начнёт петь свои песни под собственный аккомпанемент. И сам Булат Окуджава позже признает, что она раньше его стала петь, подыгрывая себе на гитаре. "Мы любим Новеллу Матвееву за её романтические песни, – пишет мой знакомый из Москвы. – Её девчоночий голосок, удивительно искренний, тоненький, ангельский, тихий как чисто журчащий ручеёчик или как серебристый колокольчик будто бы из детства. Удивительный голос, сравнимый разве что с голосом Анны Герман".

Читаю эти строки, и слышу трогательный голос Новеллы Матвеевой, который выводит в моём сознании строки "Песни погонщика мула". Моя память отзывается на её слова, подсказывает их.  Конечно же, я уже не раз слышала их в те далёкие годы, когда мы со старшим братом проводили много времени у старого проигрывателя, слушая пластинки, которые уже не помню каким образом появлялись в нашем доме. Да, да! Среди них были и песни Новеллы Матвеевой. Только тогда мы не обращали внимание на имена. Мы просто пели вместе с их исполнителями. Я вспоминаю этот ни с кем и ни с чем не сравнимый голос, поющий знакомые мне строки, и мысленно возвращаюсь в детство.

"Ах, как долго, долго едем!
Как трудна в горах дорога!
Ах, как тихо, тихо в мире!
Лишь порою из-под мула,
Прошумев, сорвётся в бездну камень серый.

Тишина. Лишь только песню
О любви поёт погонщик,
Только песню о любви поёт погонщик,
Да порой встряхнётся мул,
И колокольчики на нём,
И колокольчики на нём забьются звонче.

Ну скорей, скорей, мой мул!
Я вижу, ты совсем заснул:
Ну поспешим – застанем дома дорогую!..
Ты напьёшься из ручья,
А я мешок сорву с плеча,
И потреплю тебя, и в морду поцелую".

 *  *  *

 В 1969-ом году Александр Городницкий посвящает Новелле Матвеевой стихи:

"А над Москвою небо невесомое,
В снегу деревья с головы до пят,
И у Ваганькова трамваи сонные,
Как лошади усталые, стоят.
Встречаемый сварливою соседкою,
Вхожу к тебе, досаду затая.
Мне не гнездом покажется, а клеткою
Несолнечная комната твоя.
А ты поёшь беспомощно и тоненько,
И, в мире проживающий ином,
Я с твоего пытаюсь подоконника
Дельфинию увидеть за окном.
Слова – как листья, яркие и ломкие,
Кружатся, опадая с высоты,
А за окном твоим заводы громкие
И тихие могильные кресты.
Но суеты постылой переулочной
Идёшь ты мимо, царственно слепа".

Недавно я разгадала для себя секрет этого стихотворения.
Поэт сам в книге "Моя кругосветная жизнь" рассказывает читателю историю его создания: "Услышав в начале 60-ых годов её солнечные сказочные песни, я почему-то решил, что такие песни может писать только очень счастливый человек, некое зеленоглазое подобие Фрези Грант. Попав в первый раз в дом к Новелле Матвеевой и увидев чудовищный быт её угрюмой неприютной коммуналки на Беговой улице с окнами, выходящими на железнодорожное полотно и Ваганьковское кладбище, я был потрясён. Каким могучим воображением художника, каким человеческим мужеством и оптимизмом должен обладать автор, придумавший свой сказочный мир в такой обстановке".
К сведению читателя: в период создания страны Дельфинии семья Новеллы Матвеевой, состоявшая из четырёх человек, проживала в одной шестиметровой комнатке.

 *  *  *

Романтизм Новеллы Матвеевой – это не просто романтика дальних дорог и грёзы о неизведанных странах и континентах. В её поэзии живёт романтический дух классиков мировой литературы, творчество которых для неё всегда было примером. Видимо, поэтому   литературоведы до сих пор не могут прийти к единому мнению, отвечая на вопросы: Чьи же традиции поэтесса наследует? Чьи – продолжает? К какому литературному течению нужно отнести её творчество? К какому жанру определить?

Новелла Николаевна Матвеева и в решении этого вопроса, непосредственно касающегося её творчества, является как бы сторонним наблюдателем. А мне подумалось, может быть, она просто стала предтечей новой эпохи? Может, она родилась немного раньше отведённого ей времени, и потому её творчество, самобытное, своеобразное, не всегда вписывается в литературные каноны и как бы "особняком стоит в литературе".

"Певцам, я знаю, не годится
На гневных критиков сердиться.
Но ведь зоил, не помогая,
Лишь нагоняет маеты,
Между читателем сжигая
И бедным автором мосты... "

Создав страну Дельфинию, построив в ней города, населив их экзотическими животными, птицами и диковинными растениями, поэтесса создаёт свой солнечный счастливый мир, который притягивает необычностью и в то же время создаёт иллюзию реальности и возможности осуществления ею нарисованного мира.
Когда я перечитываю стихи и слушаю песни Новеллы Матвеевой, мне на память вновь приходят произведения Александра Грина. Влияние его новелл на творчество молодой поэтессы – несомненно. Она не может расстаться с миром мечты и в последующие годы. Для нас, девчонок шестидесятых годов двадцатого века, "Алые паруса" Грина были тоже символом надежды и счастья. Мы верили, что оно обязательно придёт к каждой из нас, не может не прийти.  Тогда мы были молоды. Наши сердца были открыты ветру перемен. Зачитываясь произведениями Александра Грина, мы верили, что где-то есть эти страны, в которых живут странные люди, экзотические животные, и птицы, и всё там иначе, чем в этой окружающей нас повседневности. Наверное, поэтому красочные фантазии поэтессы доходили до сердца, будили в душе романтические грёзы о диковинных континентах. Они и сейчас, при прослушивании песен в её исполнении, тревожат душу воспоминаниями.
 
А с тех давних лет, когда создавались новеллы Грина и песни Новеллы Матвеевой, прошли десятилетия. И вот уже четверть века я проживаю в одной из удивительных стран Европы. Не скажу, что об этом мечтала, но, наверное, любовь к творчеству Грина и романтика дальних дорог бардов сыграла в моей жизни не последнюю роль, и это роднит меня с внутренним миром этих талантливых людей.
 
Недавно я вышла в интернете пьесу Новеллы Матвеевой, "Предсказание Эгля" – свободную фантазию, созданную по мотивам произведений Александра Грина.  С волнением читаю её песни, а их в этой пьесе тридцать три. При этом картины прошлого встают перед глазами. Автор строк как будто разговаривает со мной, обращается непосредственно ко мне, успокаивая, давая надежду, вселяя веру в завтрашний день.

"Подойди ко мне, я в твоих глазах вижу капли слёз.
В мире много зла, но не надо всё принимать всерьёз.
Ты не верь земле, чёрствой и сухой, – верь волне морей.
Пусть она скользит, дразнит и грозит – больше правды в ней.

Пробегут года быстрой чередой, как в ручье вода.
Видишь тот обрыв и простор морской – посмотри туда.
Там, в дали морской, ты увидишь блеск алых парусов.
С берегов крутых ровно в пять часов ты завидишь их".

                *  *  *
Мне захотелось узнать, как сложилась личная жизнь поэтессы с дивным именем Новелла. Нашла ли она своё счастье? Дождалась ли своего принца, о котором мечтала ещё в песне "Девушка из харчевни"?

"Любви моей ты боялся зря –
Не так я страшно люблю.
Мне было довольно видеть тебя,
Встречать улыбку твою.

И если ты уходил к другой,
Иль просто был неизвестно где,
Мне было довольно того, что твой
Плащ висел на гвозде.

Когда же, наш мимолетный гость,
Ты умчался, новой судьбы ища,
Мне было довольно того, что гвоздь
Остался после плаща".

Из статей о Новелле Матвеевой мне удалось узнать, что, обладая поэтическим талантом, девушка рано заявила о себе. После того, как её стихи в 1959-ом году были опубликованы в газете "Комсомольская правда", её заметили, поддержали. Потом направили на учёбу. На Высших литературных курсах при Литературном институте имени Горького она познакомилась со своим будущим мужем, студентом этого института поэтом Иваном Семёновичем Киуру. Он был из семьи репрессированных советских финнов.

Это случилось как в её волшебных сказках. Ей сопутствовали успех и удача.  Стихи Новеллы Матвеевой стали известны широкому кругу литературной общественности. В её творческой судьбе приняли участие и Давид Кугультинов, и Самуил Маршак, и Корней Чуковский, и Борис Слуцкий...  Её песни зазвучали с магнитофонов, а в 1966-ом году была выпущена первая пластинка "Песни". Как мне стало известно, это была первая бардовская пластинка в Советском Союзе, впоследствии неоднократно выпускавшаяся, но так и оставшаяся раритетом. "Несмотря на такую безнадёжно проигрышную стартовую позицию, – пишет Валентин Васильевич Кузнецов, – слабая девочка – а на самом деле, сильная духом – состоялась как личность, как Поэт с большой буквы.

В 1963-ем году Киуру Иван Семёнович становится её мужем. Затем двадцать девять лет счастливой семейной жизни. Любимый человек – рядом. Он даёт ей уверенность и стабильность, являясь советником, творческим единомышленником, защитником. Позже берёт на себя работу по организации и распространению её творчества. В 70-ые годы Новелла Матвеева пишет и песни на стихи мужа.

С первых стихов, с её знаменитого "Кораблика", "Солнечного зайчика" и "Ласточкиной школы", творчество Новеллы Матвеевой пронизывает светлое романтическое чувство. Оно выражает её отношение к окружающему миру, ко всему думающему, тонко чувствующему, живому.
 
"Если блюдце положить на блюдце,
Наравне сойдутся их края,
Но предметы яви не сойдутся
С теми, что навыдумала я.

Мимо джунглей мои джунгли вьются,
Мимо зорь горит заря моя;
Никогда с моими не сольются
Явственные, сущие моря.

Слишком радужен мой мир блестящий,
Чтоб на нём решиться настоять.
И не то, что он не настоящий.
Нет! Он даже слишком настоящ,
Слишком полон... А всему, что слишком,
Верят меньше, чем далёким вспышкам".

Жизнь состоит не только из светлых полос. Страшно, когда наступает тёмная. Не избежала её и поэтесса. Год 1992-ой явился для неё той стеной, которая разделила   жизнь на прошлое, с воспоминаниями о муже, и настоящее – в котором нужно было научиться выживать самой. Именно в трудные 90-ые годы продолжается ковка её характера.

Памяти любимого Новелла Матвеева посвящает многие стихи и среди них "Сибирь", "Уходящий век", "Тряпичники", "Овсяные гусли", "На Чулыме", "Ваза ", "Я слышу", "Живопись" и другие. Поэтесса живёт мыслями о нём: “Мне ещё многое нужно сделать: подготовить к изданию книгу Ивана Семёновича – его прозу, стихи. Пишу воспоминания о нём. В этом нахожу силы, в этом вижу свой долг перед его памятью”.

 *  *  *

Новелла Матвеева – поэт с гитарой. Она – автор музыки и первый исполнитель своих песен. "Как прекрасно она поёт! Какие это необычные по содержанию и исполнению песни!" – вспоминают с восторгом её ровесники.
 
В чём же особенность её песенного мастерства?
"Мою песню обусловливaет мелодия, – пишет поэт. – Чaще всего онa-то и приводит с собой и сaмa же рaсстaвляет словa… Вот, к примеру, песня "Золушкa". Рaссудите сaми! Можно ли сесть и нaчaть писaть вот тaкое… стихотворение?

Ночь. Ночь новогодняя.
Снег синий-синий.
В зaботaх сегодня я,
 А сёстры ушли тaнцевaть.
Плaмя в печи не горит никaк…

И тaк дaлее… Тут ясно, что словa и мелодия сочинялись вместе, что сaмa же мелодия и лепилa тут форму стихa, a потому всё-тaки несколько опережaлa его. Ведь для просто-стихов построение их здесь не только чересчур прихотливо, но и мaлость несообрaзно".  Ещё в 1966-ом году писатель Григорий Медынский пишет о песнях Новеллы Матвеевой:

"А музыка? ... Нет, я тем более не композитор и не музыкант. Но и как простого, неискушённого слушателя, меня не может не волновать и не поражать ритмическое и эмоциональное богатство и разнообразие песен Новеллы Матвеевой. То это подлинный вихрь, буря, почти кристаллизованная энергия звуков, то нежность и задумчивость "Реченьки", которая "кружится, кружится, то пропадает в лесу, то обнаружится". То это лёгкий бег веселого кораблика по волнам, то вольные и игривые напевы цыганского табора, то мечтательная задумчивость песни про "котёл кипящий, огонь шумящий", то библейские мотивы "Агасфера", философски мудрой легенды о вечном страннике, ищущем смерти, но приговорённом к бессмертию... ".
               
Песни Новеллы Матвеевой прекрасно исполняют и другие певцы. Но так, как ей, спеть их никому не удаётся. К примеру, песню "Какой большой ветер" она поёт с индивидуальной, только ей присущей интонацией, по-своему. С богатым аккомпанементом и разнообразными вариациями исполняет её ансамбль "Песни нашего века". А Елена Камбурова играет на сцене при исполнении этой песни. Она –       артистично, в вихре движется по сцене, поёт эмоционально, местами переходя на речитатив. Раиса Нур исполняет её мастерски, с богатыми и красивыми вариациями. И уже совсем по-своему, по-Высоцки оригинально и неповторимо это делает Владимир Высоцкий. Поют её и другие исполнители, такие как Галина Хомчик, и тоже прекрасно, по-своему.

"Какой большой ветер
Напал на наш остров!
С домишек сдул крыши,
Как с молока – пену.

И если гвоздь к дому
Пригнать концом острым,
Без молотка, сразу,
Он сам войдет в стену…". 

 *  *  *

В зрелые годы Новелла Матвеева всё более погружается в жизнь общества. Её голос как поэта и исполнителя крепнет, на смену романтическим мотивам приходят философские. Её интересует сегодняшний день, его заботы и тревоги. Она живёт мыслями о будущем страны. Считает себя больше аскетом, чем романтиком. Остаётся только поражаться силе её чувств и умению их выражать открыто, прямо и чётко, без оглядки на авторитеты и веяние времени.
 
По словам писателя Дмитрия Быкова, "Матвеева терпеть не может, когда её голос называют хрупким, и он в самом деле один из самых сильных голосов нашего времени. Сильных – потому что в её музыке, словах, интонациях любой расслышит звуки горнего мира, а раз горний мир есть – никто ничего с нами не сделает. Если Бог за нас, кто против нас? Это общее чувство постоянного присутствия других звуков и красок, которые нет-нет да и проступят здесь, в реальности, – сплачивает сильней любых разделений; и человек, который открыл нам эти ярчайшие и чистейшие краски, донёс до нас эти мелодии, – вправе рассчитывать на нашу восторженную благодарность, каковы бы ни были наши земные расхождения".
Мне слышатся отголоски этих мыслей в строках песни Новеллы Матвеевой "Мы".

"Мы идём, не уставая.
Нуль в кармане, как диплом.
Остывая, мостовая
Дышит ветреным теплом.
 
Вечереет. Временами
Дуновение судьбы,
Не разгаданное нами,
Остужает наши лбы.
 
Ты стихом обуреваем,
Песня – в планах у меня...
Хорошо, что мы не знаем
Ожидаемого дня".               

 *  *  *
   
Перу Новеллы Матвеевой принадлежит более тридцати книг стихов, прозы и переводов, кроме того, сотни публикаций в периодической печати. Как автор-исполнитель она записала четырнадцать пластинок и среди них "Стихи и песни", "Дорога – мой дом", "Музыка света", "Рыжая девочка". Кроме того, широко известны её компакт-диски "Какой большой ветер", "Девушка из харчевни", "Новелла Матвеева", "Отчаянная Мэри", "Трактир "Четвереньки".

В 1998 году Новелла Николаевна Матвеева удостоена звания лауреата Пушкинской премии в области поэзии, а в 2002-ом году стала лауреатом Государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства.
 
Человек предельно искренний, в одном из интервью на вопрос:
 – В вашем стихотворении об осени есть такие строки: "Я знаю, что есть у меня цвет неба вчерашнего дня".  А что – в прошлом было лучше? –
Новелла Матвеева отвечает:
 – А действительно было лучше. Знаете, вот наша семья жила в очень трудных условиях и много терпела при советской власти всякой несправедливости. Но такого, как сегодня, не было. Поэтому даже наше житьё тогдашнее может показаться счастьем. Раем каким-то. Не потому, "что прошло, то станет мило". Хотя, может быть, и это тоже. А потому, что действительно даже в прошлом не было таких возмутительных безобразий, какие творятся сегодня. Когда, например, целые дома, населённые людьми, сносятся. Жителей куда-то насильственно переселяют, когда какой-то инвестор этого хочет. Будто инвесторы выше всех нас… Памятники калечат, перестраивают, сносят исторические здания. И никто ничего не может сделать…
– Вы не верите, что в России возможны перемены к лучшему?
– Знаете, по-моему, верить – это даже наша обязанность. Я обязана верить. Иначе… знаете, человек, который не верит, обязательно начинает распространять это неверие и отравлять сознание остальных. Я верю, что в нашей стране может стать лучше, но всё зависит от того, как мы себя будем вести.
– А слово может стать оружием?
 – Да. Слово кое-что решает".

               
*  *  *

Сегодня пришло время новых песен Новеллы Матвеевой. Что же произошло? Времена изменились, или она преодолела страх, живущий во многих из нас с детства?  Или поэтесса переступила ту духовную границу, за которой открываются другие горизонты? В своих последних стихах поэт говорит о реальном, но с позиций человека, которому открываются более высокие истины. Она остаётся верна идеалам молодости, тем и дорога нам, представителям эпохи середины и конца двадцатого века.

Основная струна последнего десятилетия поэта – публицистичность. Её душа находится в процессе постоянного роста и движения, её мысли – открыты и чисты, а сознание взывает к разуму жителей страны и обитателей планеты:

"Кто б ни шарахался в испуге
От огнестрельного хлопка –
Он вряд ли страшен для хапуги
И для всемирного хапка.

Законотворцы, вражья сила,
Опять потрафили стрелк;м!
Ведь хунта бы не запретила
Вооружаться своякам?"

Стихи, написанные поэтессой в двадцать первом веке – реалистичны суждения – резки, тон – не терпит возражений. Она прошла через радость и боль, любовь и разлуку, обретения и потери. Её характер ковался в течение жизни и обрёл силу. Наступило время, когда языком её стихов и песен говорит душа, выражая затаённые мысли сердца.

"Когда грустят матёрые,
Умеющие жить,
Я как-то не догадываюсь, что им предложить.
 
Пудовый ключ от Ревеля?
Большую глыбу с Альп?
Грозу в степях?
Раба в цепях?
Иль собственный мой скальп?
 
Что делать!
Мне не верится,
Что им помочь могли б
Луч солнца,
Цветик аленький
И летний лепет лип".
 
Голос Новеллы Матвеевой, слышимый за строками её стихов, звучит для меня призывом посмотреть на себя со стороны, понять, что оставшийся отрезок времени нужно прожить честно и с пользой для себя и людей.  Её голос услышан за пределами российского государства. Её песни помнят, знают и поют мои друзья и знакомые. И мы благодарны Новелле Николаевне за поэтические строки, которые, проникая в души, помогают остаться честными и понимающими, а сердца – верными и любящими.




Пора чистовиков (О барде Михаиле Трегере)

"Победам прошлым грош цена
Для будущих – разбега мало;
Я память выберу – она
Пока что мне не изменяла.

Цена "когда-нибудь" – растёт,
Цена "когда-то" – убывает,
Всё обретает свой черёд,
И в свой черёд цветёт и тает",  – 

пишет российский поэт и исполнитель авторской песни Михаил Ефимович Трегер в одном из стихотворений "Пора чистовиков". На сегодняшний день он – автор более 250-ти песен. Многократный лауреат и член жюри республиканских фестивалей, поэт продолжает радовать нас своими выступлениями и песнями, полюбившимися во всех уголках страны и перешедшими границы других государств.

Михаил Трегер родился в Ленинграде в 1953-ем году в семье офицера. Детские годы прошли на Байконуре в Казахстане, по месту службы отца. Затем – годы юности, проведённые в Горьковской области.  В семнадцать лет он возвращается в Ленинград. Там оканчивает Электротехнический институт, становится инженером электронной техники.

Любимому городу на Неве посвящает Михаил Трегер многие стихи и песни.

"Этот город надёжен,
Как всякий моряк,
Он дворянскою кожей
Врос в гранитный наряд.

Вне навета и гнева
Он стоит, прицепив
В ножнах низкого неба
Кортик – Финский залив".

О петербургских поэтах говорят, что они – особенные.  Михаил Трегер унаследовал от своих великих земляков тревожную обеспокоенность судьбой страны, восхищение окружающим его миром, умение видеть и удивляться, слышать и восхищаться, творить и при этом доверчиво улыбаться собеседнику. Искренность, откровенность, детская наивность, неутраченные с годами, являются отличительными чертами его творчества.

В свои двадцать пять лет Михаил Трегер пишет песню "У бардов – молодые голоса", посвящая её своим друзьям по перу, с которыми накрепко связала его судьба.

"У бардов – молодые голоса,
Не потому, что в паспорте не много,
А потому, что юная тревога
Расцвечивает алым паруса.
И нет среди привычных стен и тем
Спокойного и мирного исхода.
Никто из нас, увы, не знает брода,
А берега необходимы всем.

У бардов молодые голоса,
Их не коснётся фальшь или рутина,
Пусть старость, говорят, неотвратима,
Неистребима вера в чудеса.
И осень не спешит вступать в игру,
И в голосах звенит вся юность мира,
Бесценна, бескорыстна ваша лира,
А в лире этой шесть негромких струн".

Его любимые барды – Юрий Визбор, Юрий Кукин, Евгений Клячкин, Владимир Ланцберг, Юрий Лорес, Александр Перов, Яков Коган. Им он посвящает свои песни. Михаил Ефимович считает, что барды-шестидесятники оказали колоссальное влияние на его творчество. "Я счастлив, что Евгений Клячкин – признал меня своим учеником, Юрий Визбор – при личной встрече благодарил меня, а Володя Ланцберг – пел мои песни".
В одном из интервью Михаил Трегер рассказывает: "В стройотряде, в далёком 1971-ом году, я впервые услышал странные на первый взгляд, ни на что не похожие, песни. Там же и гитару взял в руки. А в 1974-ом пришёл в питерский клуб "Меридиан", где эти песни для меня обрели авторство. Но предшествовала этому приходу встреча с песнями Евгения Клячкина, любовь к которому я пронёс через всю жизнь".

За плечами Михаила – вечерняя музыкальная школа по классам скрипки, баяна и фортепиано, но он отдаёт предпочтение шестиструнной гитаре. "Гимн строительных отрядов" – его первая песня. А своей первой серьёзной работой он считает песню "Омар Хайям", написанную в 1974-ом году. Ленинградскому клубу авторской песни "Меридиан" он остался верен на всю жизнь.

"Поколению молодёжи 60-ых" посвящает бард одну из своих песен:

"Шестидесятые... Ах, скользкие ступени,
До адресата не добравшиеся сны.
Звучит теперь упрёком в отступлении
Короткий вздох тогда натянутой струны.
Где вы теперь, увлечённые мальчики?
Где вы теперь, ясноглазые девочки?               
В меру прозаики, в меру романтики,
В меру храбры; и без меры доверчивы.
В гулкую рань с узких улочек сорваны,
Судьбы столетья отважно вершили вы,
Вечно ведомые звонкими горнами;
Только порой и горнисты фальшивили.

Щедрые души, как пламя, дарили вы
Вслед приходящим другим поколениям;
Милые физики, мудрые лирики,
Пламя-то есть, только нету горения.

И от вселенских сомнений уже устав,
И потонув в своей собственной мудрости,
Нам бы взглянуть туда, нам бы шагнуть туда,
Нам бы хлебнуть хоть глоток вашей юности".
 
На мой вопрос:
 – Поэты – шестидесятники… Десятилетие, отделяющее Вас от Юрия Визбора, много это или мало? 
 Михаил Ефимович отвечает:
– Между нами два десятилетия. Это много. Я и мои друзья относимся к поколению бардов-семидесятников. Именно с нас началось становление авторской песни как жанра, а не творчества ряда ярких представителей, как это было в шестидесятые.

*  *  *

Начав писать стихи, Михаил Трегер сочиняет к ним музыку и поёт свои песни в аудиториях институтов, на сценических площадях Ленинграда и в кругу друзей.
 
 "Начало поэтического и музыкального творчества Михаила Трегера, – пишет Феликс Суркис, – 1970-е годы, когда авторская песня стала на крыло, хрущёвская "оттепель", увы, давно позабылась, и партийные власти вовсю закручивали гайки. И всё же его поэзия никогда не была протестной, автор сразу же заявил себя тонким и искренним лириком, чьё сердце горит для людей подобно данковскому… Сам по себе Данко нигде в трегеровских строчках не встречается, разве только стройотряд, в котором пришлось поработать студенту Трегеру, носил имя горьковского героя".

В песнях молодого Михаила Трегера звучат мотивы фантастических городов Грина. В "Песенке зурбаганских моряков" он ведёт нас в страну Александра Грина, в его мечту о чудесах, в которые нужно верить, чтобы не сбиться с пути.

"В час, не известный заранее,
Выплывет берег из тьмы,
Нет, земляне, вы – островитяне,
А земляне воистину – мы.

Накрепко связаны ветром,
Страны в один караван,
Океан обнимает планету,
Ну а мы бороздим океан.

Якорь наш чист постоянно,
Мысли и души чисты.
Кратковременны наши стоянки,
Неизмерены наши мечты".

Талантливый бард неоднократно обращается к темам, навеянным творчеством Александра Грина. Его строки из песни "Верните Грина" наполнены печалью по тем временам, когда рождались стихи его любимых поэтов, и осуждением, вернее, внутренним неприятием того, что разворачивается перед его глазами в начале двадцать первого столетия.

"Верните Грина алым парусам,
А паруса, прошу, верните Грину;
Мы оборвали эту пуповину,
И каждый в бурю выплывает сам.

Порвав с истоком, море не зови,
И не пытайся спрятаться от боли;
Нет ничего, помимо дикой воли,
Взамен Надежды, Веры и Любви.

Ну, а когда земная наша боль
Прольётся вдруг из горнего колодца,
Каперна, верю, всё же встрепенётся,
И бросит взгляд поверх домов Ассоль".
 
 "Интерьер" его поэзии – мир Грина, страна Гринландия, – пишет Феликс Суркис в своей статье "О творчестве Михаила Трегера". – Маршруты песенных походов Михаила пролегают через Зурбаган, Гель-Гью, Каперну, Кассет – через города и бухты нашего детства, которые и сегодня, независимо от возраста, нельзя произнести без волнения и придыхания. Не случайно песня Трегера про Битт-Боя, приносящего счастье, – из пронзительного рассказа Александра Грина "Корабли в Лиссе"– на всю творческую жизнь поэта стала его визитной карточкой".
Мы, родившиеся в пятидесятые годы прошлого века, тоже воспитаны на произведениях Александра Грина. Большое влияние на нас оказали и песни бардов-шестидесятников, имён которых мы тогда не знали, да и слово "барды" никогда не слышали. Сам Михаил Трегер признаётся, что творчество Александра Грина с его "Алыми парусами" начало тревожить его душу ещё в юности. "Основной след в моём творчестве Грин оставил в "Песне Битт-Боя", приносящего счастье, написанной в 1979-ом году, и в её продолжении, написанном спустя ровно тридцать лет, в 2009-ом году, в песне "Возвращение Битт-Боя".

"Когда Битт-Бой придёт назад.
Ты, Режи, не спеши
Ни отводить с упрёком взгляд,
Ни обвинять во лжи.
Взметнётся парус на заре,
Метнётся солнце вспять;
И очень просто умереть,
Но трудно – умирать.

Когда, Битт-Бой, придёшь назад,
Сойдя с крутой тропы,
Не торопи её глаза,
Слова не торопи.
Проходят годы чередой,
И серебрится прядь;
И очень трудно быть вдовой,
Но очень просто – стать.

Морская соль всегда со мной,
С тобою – соль земли:
К разлуке долгой, не земной
Мы в этот мир пришли.
Верну сполна своей судьбе
Былое, не скорбя:
Но очень долог путь к тебе,
И краток - от тебя".

Случилось так, что с именем Михаила Трегера, как барда, я познакомилась, изучая историю фестиваля "Гринландия", ежегодно проходящего на земле Александра Грина в Вятском крае. Летом 2015-го года поэт был его участником, гостем и ведущим творческих мастерских. По электронной почте я обратилась к Михаилу Ефимовичу с просьбой сказать несколько слов об особенностях его проведения. Ответ не замедлил себя ждать: "Фестиваль полиформатен – в нём есть место и традиционной песне, и року, и поэзии. Для меня он, прежде всего, – традиционная, уже многолетняя именная "Мастерская Михаила Трегера" с правом назначения лауреата, минуя основной конкурс. На мастерскую ежегодно приезжают десятки ребят из разных городов".
 
Большая часть стихов поэта посвящена теме простого человеческого счастья. Он пишет о родине, о мире, о городе Петербурге, о человеческих отношениях, о любви, верности, дружбе. Он верит в человека, в его способность, преодолевая препятствия, ставить перед собой реальные цели, достигать их, при этом оставаясь самим собой.  Поэт призывает оставаться верным идеалам молодости, не терять совести и чести, идти вперёд, нравственно совершенствуясь и оберегая мир от зла.   
Творчество барда Михаила Трегера стало для меня той нитью, которая связывает прошлое бардовского движения с настоящим, реально существующим в наши дни.
Начав писать книгу о бардах, я даже не могла предположить, сколько будет впереди интересных встреч, творческой работы по изучению жизненного и творческого пути авторов-исполнителей. Год назад я и представить себе не могла, что дело, начатое Юрием Визбором, Юрием Кукиным, Евгением Клячкиным, Адой Якушевой, продолжает жить в творчестве бардов, наших современников, зажигая сердца неравнодушных людей романтикой дальних дорог.

 *  *  *

Сколько довелось поэту пройти дорог? Сколько ещё предстоит! Его песни повествуют о времени, в котором мы живём, любим, дышим с ним одним воздухом, восхищаемся красотой дивных мест, жалуемся порой на непогоду и радуемся, сознавая, что всё это даровано нам.  Весь мир у наших ног, а жизнь – прекрасна и удивительна. Одна из песен Михаила Трегера – "Старые воспоминания о Новом Афоне"– вернула меня в 1975-ый год. Тогда мы с мужем впервые совершили совместную поездку к Чёрному морю. Путёвки, выделенные мужу от предприятия, были как раз в Новый Афон. Помню, как я в городе Сочи была поражена видом пальм, которые наяву видела впервые. Это было что-то из сказочного мира, не знакомого мне, сибирячке по рождению и проживанию.

Не знаю, когда посетил этот удивительный город Михаил Трегер, но в 1980-ом году он пишет песню, которая всколыхнула во мне сейчас воспоминания тех давних лет, наполненных радостью и грустью, счастливыми мгновениями и просто ожиданием солнечной погоды. Всё в его стихах жизненно, естественно, просто и правдиво.

"Гудит эфир, волнуются народы,
Парламенты срывают голоса,
А мы сидим у моря, ждём погоды
Ну хоть на час, ну хоть на полчаса;
И снова на ночь в свитер залезая,
Я знаю, что услышу, как проснусь,
Что снова под Сухуми холодает,
Что снова в Ленинграде жуткий плюс.

За что оказия такая,
Ну, где же прелесть рая,
Обещанная всем отпускникам?
Хрипит динамик, в душу залезая,
Про то, что нам без музыки никак:
"...Дайте музыку, скорее музыку..."

И бледный вид имеют магазины,
Пустые, словно нищего рука.
Бледнеют темнолицые грузины,
Темнеют только в небе облака;
Мы ждём погоды, словно дня получки,
Дождаться солнца – проще помереть,
И отпуск жаль, как чемодан без ручки,
Который тяжело с собой переть".

Для поэта эта песня – лишь "проходная ", а для меня – память о юношеских годах, которая ведёт в мир воспоминаний о Родине, об атмосфере тех лет, о приметах времени, которое с годами становится историей.
Близко мне и жизненное кредо поэта – "И надо быть".  Оно означает для него, что право быть на земле надо заслужить. Эта тема проходит красной нитью через всё его творчество и заставляет задуматься о важных вопросах бытия: что значит – право жить? Что ещё можно сделать в оставшийся промежуток времени, чтобы достойно встретить третье тридцатилетие и жить, не запятнав имени и чести?
 
В строках стиха "В час заката полночных светил" поэт задушевно говорит с нами о давно продуманном, открывает истину, которую понял с годами:

"В час заката полночных светил
Друг за другом выходят из мрака
Те, о ком ты и думать забыл –
Человек, и петух, и собака.

Не сочти это сказочным сном,
И, тем более, тягостным бредом;
Значит, есть кто-то там, за окном,
Кто поймет, кто разбудит, кто предан.

Затихает усталый твой дом
Островком на бессонной планете;
Ах, не спится на этом нам свете,
Может, будет нам спаться на том…

Жизнь – всего лишь примерка души,
Что дана не всегда по размеру,
Только ты подгонять не спеши
Ни фигуру, ни душу, ни веру.

А Харон оттолкнется веслом,
Воды Леты за спину отбросив…
И владеют одним ремеслом
Папа Карло и плотник Иосиф".

Близки мне и философские мотивы творчества поэта. Говорят, что в разном возрасте по-разному воспринимаются те или иные слова, мысли, поэтические высказывания. Так, в моём зрелом возрасте по-иному читается притча о мудром Омаре Хайяме.  А вечные темы бытия: право человека на выбор, предопределённость, предсказуемость – волнуют меня не меньше, чем Михаила Трегера. Тема выбора пути – одна из главных у поэта. Ей он посвящает   много стихов и песен.

"Сначала мы взлетим в душе,
И лишь потом – расправим крылья;
И здесь уже не до бессилья,
И не до праздности уже.

На смену выцветшим клише
Придут другие горизонты;
Шагаешь вверх, иль под уклон ты,
Лети в душе, лети в душе.

На предпоследнем этаже
Присядешь дух перевести ты…
Пускай другие знамениты,
Дано ли им летать в душе?

Дана ли им такая честь;
Дана ли им душа такая?
Дано ли петь и жить взлетая?
А у тебя всё это – есть.

Есть также время до черты,
Когда все сказки станут былью...
Душа не выбирает крылья,
Но крылья выбираешь ты.

И неизменен выбор твой,
Пусть крылья и покрыты пылью;
Конечно, мы расправим крылья –
Нам это делать – не впервой".

 Строки стихотворения "Паритет" заставляют задуматься о смысле бытия. С годами теряет значение то, что казалось столь важным. Приоритеты меняются, но нравственные ценности остаются.

"Жизнь летит, как полночный экспресс,
Краткой строчкой то света, то тени;
И крыло за плечом или крест –
Постепенно теряет значенье… "

*  *  *
 
Авторская песня – это диалог, в котором слушатель – всегда и соавтор, и человек, понимающий автора. "Давай поговорим, давай вместе поразмышляем, – говорит автор другу, – вспомним, подумаем, доберёмся до истин, совершим открытия, найдём точку опоры, посочувствуем друг другу, поможем в беде." И в ответ он хочет услышать его внутренний отклик. В больших залах невозможен такой разговор-диалог. Наверное, поэтому барды имеют свою аудиторию, своих преданных слушателей и интеллигентных собеседников.
В авторских песнях основа – стихи, лирика. Они очищают душу, возрождают её.  Мелодия, музыка – здесь не главное. Она помогает услышать основную мысль автора, создаёт эмоциональный настрой и оставляет отклик в душе надолго.
Этим критериям соответствуют стихи и песни Михаила Трегера. С каждым годом растёт его популярность.  В 2003-ем году записан диск песен поэта под названием "Между старым и новым".  Его поэзию отличает многоплановость и мелодичность. Многие произведения построены на столкновении лирического героя с обстоятельствами или с самим собой. Поэтому неслучайно то, что Михаил Трегер написал много песен для спектаклей.

Так, в 2006-ом году выходит в свет третий альбом поэта "Взгляд из партера. Для театра и о театре".   В него вошли "Песенка Кати", "Эшелон", "Эшелон через четверть века", "Тема Вики Люберецкой", "Слева враг, справа враг", "Фокстрот сорокового года", "Песня Бандер-логов", "Песенка Ланцелота", "Песенка Дракона и толпы", "Финальная песенка сказочного персонала", "Скажем спасибо сказке", "Песня Вана-водоноса", "Вновь Мельпомена раскинет сеть" и другие песни.
В 2008-ом году выходит в свет первая книга стихов поэта – "Выбираю наугад".
Люди, знающие Михаила Трегера, говорят, что его лирический герой органично   сливается с автором. Он – честный, искренний, открытый, очень ранимый и впечатлительный. А поэзия для него – это островок для души, находясь на котором он спокоен, свободен в выражении мыслей и чувств, откровенен и искренен с читателем.
 
"Здравствуй, я – твоя ошибка,
Получи, и распишись;
Вглубь глядит златая рыбка,
А жар-птица смотрит ввысь.
Я же где-то между ними
Протянул цветную нить,
Сохранивший только имя –
Больше нечего хранить.

Сколько их, хранящих знамя,
И лишившихся знамён,
Безымянных – с именами,
Именитых – без имен;
Эта рыбка, эта птица
Меж собой поделят их…
В первых – можно ошибиться,
Невозможно – во вторых.

Не делами, не грехами,
Не по степени родства –
Мы коснулись именами,
Что затеплились едва.
Только имя тоже зыбко,
Миг – и гаснет невзначай…
Здравствуй, я – твоя ошибка.
Впрочем, здравствуй – и прощай".
 
В предисловии к книге Виктор Шендерович, театральный педагог, писатель и сценарист, пишет: "Михаил Трегер гармоничен – и наивен в самом чудесном смысле этого слова. Шестой десяток лет научил его держать удар, но не отнял счастье видеть мир незамыленными глазами. Ждать любви, удивляться жизни, настаивать на понятиях чести. Этот ребёнок внутри делает возможным высокие лирические взлёты, – и он же, этот ребёнок, не хочет расставаться, как с любимой игрушкой, с необязательной ранней строчкой, песенкой к забытому спектаклю, случайным каламбуром… Не хочет, потому что даже не самая большая поэтическая удача – у Трегера всё равно – не дежурные "стихи на случай", не профессиональное – "ни дня без строчки", а вдох и выдох, форма жизни… Главное "в случае Трегера"– не гражданственность, а верная интонация, равенство себе, искренность и ум.

Никого нельзя жалеть –
Ни красавца, ни уродца,
Эта жалость обернётся
И ударит, словно плеть;

Никого нельзя прощать
Ни за слово, ни за дело,
Что хоть раз тебя задело,
То прорежется опять.

Никого нельзя щадить
Ни в полёте, ни в паденьи –               
Беспощадней снисхожденья
Ничего не может быть.

Но сквозь ниточку дождя
По запущенным аллеям
Я иду, опять жалея,
И прощая, и щадя…

Этим строчкам ровно четверть века – но при Андропове они написаны или при каком-нибудь Тиберии, значения, кажется, не имеет. Просто хорошие человеческие стихи".

*  *  *

15 марта 2014-го года, к шестидесятилетию поэта, в Голубом зале Дома молодёжи Василеостровского района состоялся юбилейный концерт Михаила Трегера.  Мероприятие прошло под девизом "На все сто". Этим концертом он отметил также и 40-летие деятельности в Клубе авторской песни "Меридиан". На концерте прозвучали стихи и песни автора, и одновременно была представлена его новая книга "Второе тридцатилетие". В неё вошли как совсем новые, так и ранние стихи поэта.   
Открываю книгу, читаю "Предисловие". Уже не удивляюсь тому, что поэт цитирует в нём любимого с детства писателя Александра Грина: "Они жили долго и умерли в один день". Пытаюсь понять, о чём думал поэт, когда ставил во главу угла книги эти строки.
 
С первой страницы автор начинает разговор с читателем: "Книжка эта называется "Второе тридцатилетие", и это не случайно – в жизни сумма не всегда является результатом сложения составных частей, иногда бывает больше, иногда меньше. И вам судить о результате".

Вчитываюсь в стихотворный текст:

"Мы жили долго, очень долго;
В Каспийское впадала Волга,
Нева – к Балтийскому текла.
Мы стали вдруг не одиноки,
И наши устья и истоки
Сплели в единые тела.
Нам доля выпала такая –
В кольцо пространство замыкая,
Не ставить время на учёт;
Пусть водопад вблизи грохочет,
Река и знать того не хочет,
А только знай себе течёт.
Века прикроют наши веки,
И в одночасье канут реки
В свой сокровенный водоём;
Не зная доблести и долга,
Мы жили, может быть, недолго,
Но всё же дожили вдвоём".

В этом философском рассуждении поэт пытается проникнуть в скрытые от всех тайны мироздания, в котором сплелись все начала и концы, века и годы, времена и время, отведённое без учёта, по мнению поэта, каждому из нас в пространстве, замкнутом в кольцо. Мы – частицы этого мироздания, плоть от плоти его, кровь от крови. Несколько раз в книге встречается и слово "пыль" применительно к обитателям планеты. Пройдём вслед за поэтом весь путь, ориентируясь по расположению стихов в книге, как по карте звёздного неба, чтобы достучаться до сути, вложенной в поэтические строки.

Интересна композиция книги. Поэт не торопится знакомить читателя с содержанием своих творений. Он ведёт нас за руку к постижению их сути. Поэтому вслед за словами "От автора" появляется "Предисловие", а затем – "Пролог", вводящий "в новый круг" нового тридцатилетия, в котором прошлое сливается с настоящим, как реки с морями, и нет между ними границ времени и пространства. И каждый из нас не знает, сколько ему   ещё отпущено, сколько отведено в новом "промежутке, вместившем новый круг":

"Уверенно "когда-то"
Вливается в "теперь",
Меж возрастом и датой –
Не запертая дверь.
И, не приемля шуток,
Года отступят вдруг…
Но краток промежуток,
Вместивший новый круг".

В "Прологе" выражена жизненная философия Михаила Ефимовича Трегера. В моих словах – моя интерпретация замысла книги. Создавший её может в чём-то со мной не согласиться, но творчество – это настолько индивидуальный, порой подсознательный процесс, что понять его суть – не в нашей власти. Да и, как известно, настоящий пиит пишет по наитию. Он, порой, сам, прочитав вчера написанное, удивляется, что его рука выводила те или иные строки. Во всём – божий промысел. Каждому дано то, что он имеет, что в него вложено, но распорядиться своими способностями – он должен сам. В этом и смысл слов о свободе выбора. Человек вправе делать свой выбор, но ответ держать ему самому.

Об этом говорит Михаил Трегер в своих стихах. По-видимому, его пера коснулось провидение, поэтому он так глубоко сумел заглянуть в мир непознанного, приоткрыв нам его занавес.

Поэт постоянно в пути, в прямом и переносном смысле слов, за ним не угнаться. А время идёт, часы отстукивают его ход, напоминая истину: всё проходит, но настоящее – в каждом сердцебиении. "Часы звучат всё тише", но сердце, хоть и с годами надорвано, продолжает стучать в ритме своего времени. Человеку подвластно идти в такт его ходу и своему сердцебиению. И "хоть стук часов всё тише", желание жить – даёт опору, творит чудеса. "Мы ещё повоюем, чёрт возьми", слышу я тургеневские мысли в заключительных строках стихотворения "Юбилей":

"Юбилей входил в тот дом
И состарился ходивши,
Ни впрямую, ни по почте,
Не застав того жильца.

А мораль, наверно, в том,
Что часы стучат всё тише,
Если рядышком всё громче,
Им назло звучат сердца".
 
А я продолжаю дальше входить в мир поэтической мысли автора и его лирического героя. Стихотворение "Второе тридцатилетие", по которому дано название книге, – известно многим. Оно открывается строками барда Юрия Кукина:

"Тридцать лет – это возраст вершины..."
       
"Прощай, моё второе
Тридцатилетие,
Короткое такое,
Как междометие;
Ты вопреки прогнозам
(Осенним, Боже мой!)
Вошло в меня занозой,
А, может быть, стрелой.

Клинический мой случай
Излечат чёрта с два,
Но это всё же лучше
Здоровья большинства.
Расплата дорогая –
За мой второй подъём:
Мы маем – запрягаем,
Да правим – декабрём.

Прощай, мое второе
Тридцатилетие;
Сдаю уже без боя
Высоты эти я.
Какой мне срок присудят,
Не ясно никому:
Но третьего – не будет,
Оно и ни к чему".

Светлая грусть слышится мне в этих строках поэта. Но шестьдесят лет – это не   возраст, это только цифры. Главное, чтобы душа не старела, чтобы жила вера в те чудесные паруса Александра Грина, к которым мчит нас ветер судьбы.

Сегодня мне подумалось, что стихи Михаила Трегера нужно читать в тишине, отключившись от мирских забот, в комнате, где никто и ничто не мешает восприятию   его откровений. Поэт делится своими мыслями, доверяя их всем. Но не каждый может его понять, так как его поэзия рассчитана на интеллигентного слушателя, способного её воспринимать и учиться жить на основе открытых ему истин.
Каждое слово произведений Михаила Трегера несёт на себе большую смысловую нагрузку. Его нельзя заменить, переставить, убрать – тогда изменится смысл, прервётся нить, соединяющая цепочку мыслей, ведущую в душевные глубины.
Лирический герой Михаила Трегера делится с читателем тем, что наболело, накопилось, требует выхода. Он продолжает свой рассказ о сокровенном:

"Я тот, по кому скучают,
И тот, с кем рядом – не могут,
Тупик, которым венчают
Не выстроенную дорогу,
Не выхоженное поле,
Не ставшие светом тени;
По мне скучают – не боле,
А, может быть, и не мене…"

Поэт очень требователен к себе, к своему перу, которое воплощает то, что памятью перерабатывается и готово каждую минуту прорваться словом, делом, действием.

                *  *  *

Тема времени, образ часов, маятника проходит красной нитью через всё творчество Михаила Трегера. Вчитайтесь в строки его стихотворения "Маятник", присмотритесь к его движениям, прислушайтесь к знакомым звукам "тик-так, тик-так" и попытайтесь понять мысль поэта об уходящем времени, которое он чувствует наряду с биением своего сердца.

"В круговерти трамвайной и маетной
Календарь и всё прочее врёт,
Но поскольку качается маятник,
Значит, время куда-то идёт.

Значит, нам далеко до отчаянья,
Значит, есть незначительный шанс,
Что на краткий период качания
Этот маятник выберет нас.

И качаясь во тьме,
В нашей общей судьбе,
Чередуя то минус, то плюс,
От тебя ли ко мне,
От меня ли к тебе,
Ускоряет слабеющий пульс".

В стихотворении "Часы" лирический герой обращается ко всем нам, живущим одним днём в повседневной маете и заботах, с призывом оглянуться, всмотреться и увидеть человека, идущего рядом, с его бедами и тревогами. Стихи Михаила Трегера нельзя цитировать строками, да и строфами. В них от начала и до конца развивается мысль, ход того самого маятника, который отсчитывает минуты нашей жизни.  Читать его произведения нужно целиком, полностью, от первого до последнего слова, потому что в каждом из них запечатлён миг нашей жизни, фрагмент судьбы, принятое решение, процесс, являющийся результатом открытия повседневных истин, созвучных нашему жизненному восприятию, мыслям, сознанию.

"У него, у неё
Было как-то жильё;
В нём часы –
Объяснить не сумею,
Но нехитрый завод
Запускаться мог в ход
Только Ею, одной только Ею.

Он старался, чудак,
Делал так, делал сяк,
Обсуждал неудачи со всеми…
Может быть, у него
Не хватало того,
Что из нежности делает – Время.

День ли, век миновал,
Только маятник встал,
А за ним – и жильё опустело;
Не по силам одной
Этот мир заводной,
Не по силам – и Ей надоело.

Вот и весь анекдот,
Кто захочет – поймёт;
Мысли – мелки, и образы – мелки.
Только маятник ждёт,
Может, кто-то толкнёт,
Что-то скрипнет,
И двинутся стрелки.

Жутко вплетён отлив
В сотню других примет…
Маятник – тороплив,
Я, вероятно, нет…"

Мудростью веет от слов поэта… Мыслями ухожу в прошлую осень, когда моя подруга, на которой держался весь дом, проболев совсем немного, ушла в облака, в вечность. Дом опустел. Маятник остановился. Мы с мужем сегодня ожидаем приезда в гости оставшегося в одиночестве друга. Мы знаем, что скорбь так быстро не проходит, но пытаемся запустить его часы, чтобы маятник отметил новый цикл, помог ему начать новый отчёт времени. Кто-то должен быть тем, кто запустит его ход в новом измерении… Тема времени не отпускает поэта.  Она и меня вслед за ним начинает преследовать. Очень уж близки мне мысли и чувства, вложенные им, например, в стихотворение "Квадрига". В нём всего-то несколько четверостиший, но каков их смысл?!

Если в предыдущих стихах поэт говорил о Надежде и Вере, то в "Квадриге" появляются их верные спутники Любовь и Утрата. От любви до утраты – один шаг. Это известно давно, но почему-то именно сегодня, во время чтения стихов Михаила Трегера, эта истина прозвучала для меня настолько пронзительно, что я не могу оторваться от чтения книги дальше.
На мгновение мне показалось, что я нашла ключик к пониманию внутреннего мира поэта, который может мне помочь открыть дверь в тайники его души. Вот что значит побыть с поэтом наедине несколько часов, погрузившись в его ощущения, переживания, мир открытых им истин.
Так что же это было? Что же заставило меня воскликнуть – "Эврика!"?
Перечитывая стихи о времени, я вновь ощутила ритм движения времени.  Мне показались откровением строки:

"Но – не вернуть мимолётного мига,
И унесла меня эта квадрига;
Лишь за стеной догорают мосты.
К материку под названием "Ты".
Вера, Надежда, Любовь – Утрата…
Жизнь – у заката, дорога – поката,
Нет виноватых ни в том, ни в другом…
Мчимся куда-то – спасибо на том".

Почему на меня так подействовали эти слова? Или секрет этого в том, что в каждом стихотворении поэт добавляет по одному новому понятию, связанному с постижением мыслью новых горизонтов. Они – не новы эти истины, но показаны в движении, в жизненном развитии, в течении времени, отмеренного каждому в продвижении к   своему истоку, руслу, к корням…
Почему я не заметила этого подводного течения времени при первом, да и втором прочтении стихов? Вероятно, тогда я ещё была не готова к осознанию написанного. Вспомнились слова, которые слышала однажды, что новое постигается, когда ты готов к его принятию. Оно открывается тебе тогда и становится понятным для восприятия.  Стихи Михаила Трегера… Они не отпускают. Почему? Наверное, я жду от них разгадки тайн бытия? Может, всё же сумел поэт проникнуть глубже в разгадку его тайн? Может, он увидел за "утратами" новый пласт, мне неведомый?
И вот мысль поэта выводит меня своей "Непрощальной песней" на новый виток, новое откровение. Оно – в прощении и прощании:

"Прощает – один, но прощаются – двое.
Прощения нет – и прощания нет.
Что было вчера путеводной звездою,
Сегодня – объект, убивающий свет.
И мир холодеет, и раненой птицей,
Срываясь с крыла, по спирали летит;
Кого не простил ты – с тобой не простится,
С кем ты не простился – тебя не простит.
Не вырваться нам из проклятого круга,
Где не существует ни "после", ни "до",
Всё дальше и ниже идём друг от друга –
Не друг от не друга, никто от никто.
Пульсирует нерв, оголённый, как провод,
На ноты раздёрган заветный мотив,
Сегодня над нами куражится повод,
Причину забыв, и сомненья забыв.

Время идёт.
Время, быть может,
Даст невзначай
То, что прошу –
Даст мне лишь тот
Миг, что не прожит,
Там, где – "прощай",
Там, где – "прощу".

Уходим во тьму, спотыкаясь устало,
По лунной дорожке устало скользя;
Что было – то было, что стало – то стало…
Простит ли нас тот, с кем проститься нельзя?
Простит ли, поманит ли ввысь за собою,
Назначит судьбою покой или свет…
Прощает – один, но прощаются – двое,
Прощания – нет, и прощения – нет".

Мне хотелось в этой статье провести литературоведческую работу по определению тематики произведений Михаила Трегера. Но я столкнулась с феноменом, которому пока не вижу аналога в литературе. Поэта ведёт мысль, а она, по-видимому, в свою очередь ведома. И я пока не знаю: поэт сознательно создаёт свои творения или не может разорвать эту нить, цепочку, связывающую его с будущим, с тем, что пока никому не известно, непостижимо и таинственно…

*  *  *

Недавно моя виртуальная подруга Наталья Ружицкая поделилась своей тревогой о том, что, выйдя на пенсию, она как-то потерялась в жизни. Я отправила ей по электронной почте книгу стихов Михаила Трегера "Второе тридцатилетие" в надежде, что стихи поэта помогут ей обрести веру в себя в период её второго жизненного тридцатилетия. Каково же было моё удивление, когда наутро я получила от неё неожиданное сообщение. Думаю, что его содержание заинтересует и поэта, которому оно адресовано.
"Ирене, вчера я весь вечер читала стихи Михаила Трегера, высланные тобой. Меня зацепило его "Кто сказал, что всё кончилось". Я напомню тебе его строки:

"Кто сказал, что всё кончилось? – Звёзды в апреле!
На Елагином зимние чахлые ели?
Над Заливом паря, поздний лист ноября?
Кто сказал, что всё кончилось?
Зря.
Всё случилось, конечно, как ты захотела;
Взмах рукой – прикипело, другой – отлетело…
И пошли вдоль Земли – невпопад, не во след.
Кто сказал, что всё кончилось?
Бред.
А на круг оказалось, что кончилась малость –
Уважение. Дружба, Любовь. Что осталось
Под пернатым мохнатым крылом бытия?
Кто сказал, что всё кончилось?
Я"

 "Вот мой ответ поэту", – пишет Наталья.

"Кто сказал, что ВСЁ кончилось…
В дымке осенней ВСЁ исчезло, растаяло, стало невидимым…
Почему же тогда так упорно, отчаянно,
Мысли вновь возвращаются, и, ненавидя их,
Сердце, словно колючая ветка шиповника,
Вопреки той хвалёной, проверенной логике,
Зацепилось, "отбилось" от ритма и… замерло…
И не ищет причину, не ищет "виновника"...
Что искать… Да, потеряно, либо утрачено…
То, что было Надеждой и Верой… Спасением…
Но ведь в этой Вселенной, где мы "напортачили",
Объявления нет: "Не придет Воскресение".
Кто сказал, что ВСЁ кончилось? Осень продрогшая
На платановых листьях оставит послание,
В нём не будет упрёков и слёз одиночества,
Будет тот же вопрос: "Кто сказал, что ВСЁ кончилось?"

Такова история знакомства моей подруги с творчеством Михаила Трегера. Она имеет и своё продолжение. Писатель Валентин Васильевич Кузнецов, узнавший от меня об этой истории, попытался проанализировать ответ моей подруги поэту с точки зрения, вложенной в него мысли: "Кто-то сказал: "Если бы всё можно было выразить словами, то музыки не существовало бы". Аналогично можно сказать: "Если бы всё можно было выразить прозой, то поэзии не существовало бы". Поэтому-то так сложно выразить прозой то, что выражено поэзией, стихами, сказано поэтами. В частности, почти безнадёжное дело – анализировать идеи, мысли и чувства, содержащиеся в стихотворении Михаила Трегера "Кто сказал, что всё кончилось" и в ответе на него Натальи Ружицкой. В любом случае такой анализ был бы субъективным. Если же в этих произведениях сопоставлять не формы выражений, а только основные идеи, то они, на мой взгляд, таковы:

– у Михаила Трегера:

"А на круг оказалось, что кончилась малость –
Уважение, Дружба, Любовь. Что осталось
Под … крылом бытия?"

– у Натальи Ружицкой:
"Осень … оставит послание,
В нём не будет упрёков и слёз одиночества,
Будет тот же вопрос: "Кто сказал, что ВСЁ кончилось?"
А за ним и ответ прозвучит, и придёт Воскресение".

В этом смысле ответ Натальи Ружицкой не является ни возражением автору, ни противопоставлением, а естественным продолжением и развитием. Он утверждает, что потеряно, конечно, не всё, что жизнь продолжится без "упрёков и слёз одиночества", а вопрос автора "Кто сказал, что ВСЁ кончилось?" так и останется вопросом уровня "Быть или не быть?", пока не прозвучит на него ответ как пророчество, как откровение".
 
У каждого человека своё видение, свой ответ на, может быть, риторические вопросы поэтов. Мужчины мыслят иными категориями, чем женщины, их суждения логичны и конкретны.  В вопросах абстрактно-философского содержания они более прагматичны и осторожны в своих суждениях. Но процесс литературоведческого анализа творчества Михаила Трегера начался. И это очень важно, что читатели наравне с писателями и критиками принимают в нём участие.
Когда я поделилась с Натальей Ружицкой этой мыслью, она после недолгого молчания ответила: "Да, у каждого своё видение, но есть ещё один момент. Не все умеют анализировать информацию, вернее, их надо к этому подталкивать. В каком-то смысле твои рассуждения-миниатюры подталкивают к размышлениям, причём серьёзным. И даже если нет ответов на многие вопросы, это уже хорошо, чтобы задумываться, переосмыслить. Это как разговор по душам, который не прибавляет денег, не решает что-то ещё прозаическое, но зато на сердце становится легче". Я благодарна Наталье за эти слова.

*  *  *

Дух странствий направляет Михаила Трегера посмотреть другие континенты, увидеть новые страны, но не просто путешественником, а поющим поэтом.

 В 2006-ом году он пишет стихи "Возвращение из Америки":

"Шум в голове и шум в душе затих,
Пришла пора – заглядываем вдаль мы;
Всё, как у нас, когда б не эти пальмы:
Да что там пальмы, видели мы их.

В лесах – грибы, в пустынях – пустота,
Кураж листвы и серые сугробы;
Всё, как у нас, когда б не небоскрёбы:
Что небоскрёбы - вон их до черта.

Куда ни глянь, провинциальный вид
В себе таит имперские ошибки;
Всё, как у нас, когда бы не улыбки:
Вот здесь у нас, признаться, дефицит.

Уже ноябрь, кряхтя, надел пальто,
Дожди в снега переползают косо;
Всё, как у нас, когда б не два вопроса:
У них – "Зачем?", а вот у нас – "За что?".

Осенью 2011-го года Михаил Трегер – с гастролями в Германии, а в декабре – уже вместе с другом – московским бардом Александром Перовым – в Южной Америке даёт концерты в Перу. Эти концерты прошли в рамках дней "Российской бардовской песни" в Латинской Америке под эгидой ассоциации соотечественников "С тобой Россия!"
Песни Михаила Трегера близки мне по тематике, по мыслям, волнующим его, по чувствам и манере исполнения.

В какой-то момент мне очень захотелось узнать, в каком городе в Германии был поэт на гастролях. Я набралась смелости и написала Михаилу Ефимовичу на адрес его электронной почты.  Ответ пришёл неожиданно быстро:
"На Вуппертальском фестивале, дал концерты в ряде городов, среди них в Дюссельдорфе, Штутгарте и Марбурге". Там, в сентябре 2011-го в городе Марбург, он и написал песню:

"Отречёмся, отряхнёмся
И от мира, и от войн;
Лишь бы жёлтый шарик солнца
Полыхал над головой,

Осязал лучами крыши,
Словно щупальцами дно,
А в Москве, или в Париже –
Солнцу это всё равно.

Видно, это – неизбежность,
Что меж чопорных столиц
Побеждает всё же нежность
В споре замкнутых границ.

Отречёмся, отряхнёмся
И пойдем – Бог весть, куда...
Мы везде еще вернёмся,
Отовсюду – навсегда".

Анжелика Миллер, участница слёта в Вуппертале, так описывает участие Михаила Трегера в концертной программе: "Михаил, коренастый мужичок-Карлсон, с рыжим ореолом волос, с хитрым прищуром, взбежал на сцену и сразу увлёк слушателей своей беседой. Михаил читал стихи, пел песни, рассказывал интересные истории из своей жизни. Мы узнали, что для детей он всегда был дядей Мишей и Карлсоном, и потому у него, вероятно, есть песни такие, которых ни у кого нет: "Песня Пожилого Карлсона" и
"Песня Пожилого Малыша".

"Они уходят, а не улетают,
Никто вернуться мне не обещал…
Настанет время – крышу залатают,
А твой чердак переведут в подвал.

Они уходят – все, кто был мне близок,
И никого ничем не удержать;
Я отделён от них одним карнизом,
Но ты меня не научил летать.

Стою один на обветшалой крыше;
На старый город опустилась ночь.
Я – наверху, но мне пора и выше,
И ты уже не в силах мне помочь".

В этот день он пел песни "Голубой лев", "Ночной полёт".
Михаил признался, что он никогда не был заядлым туристом и не ходил в походы, но его песни постоянно входили в туристические сборники. На самом деле он, много писал для театров и решил, что его творчество можно разделить на три группы: "Песни к состоявшимся спектаклям", "Песни к несостоявшимся спектаклям", "Песни к несостоявшимся спектаклям по ненаписанным пьесам". Михаил пел замечательные песни в театральном жанре: "Дракон", "Маятник".
Весной 2014-го года Михаил Ефимович побывал в третий раз в Израиле. Выступал там с концертами, исполняя песни "Для того, чтоб зажечь костёр" из спектакля "Тряпичная кукла", "Надежда", "Холодная песенка", "Диалог у окна", "Прощай" и другие.
 
Летом 2014-го он уже на 21-ом уральском фестивале "Барды на бис". Ответы барда Михаила Трегера на вопросы журналиста заставляют задуматься:

 – Каковы на Ваш взгляд различия авторской песни семидесятых-восьмидесятых и сегодня? –
Михаил Трегер ответил:
– Именно в 70-ые самодеятельность стала жанром, сохранив диалоговость и сокровенность, но приобретя профессионализм. В 80-ые началась тенденция перекоса в сторону профессионализма в ущерб основному – тем самым искренности, диалоговости. Я не за "три аккорда" – я против того чтобы деревья заслоняли лес.
А в 90-ые этот процесс усилился, приведя к тому, что бренд "авторская песня" присвоили и несостоявшиеся рокеры, и доморощенные музыканты... Авторская песня из явления поэтического, призванного сохранять, спасать русский язык, низведённый стараниями СМИ и интернета до уровня заплёванного тротуара, превратилась в нечто проэстрадное и квазимузыкальное.

 – Что для вас профессионализм в авторской песне?
 – Для меня – прежде всего Слово. Плюс баланс Слова и Звука. И, конечно, нельзя унижать гитару примитивным бацаньем.

 – То есть должен быть баланс между искренностью, диалоговостью и профессионализмом?
 – Баланс всегда необходим – слова, звука, аккомпанемента. Именно он достигается профессионализмом. Но искренность, диалоговость – вне баланса, они должны быть органично присущи песне. Профессионализм – не допускать лажи в тексте. Профессионализм – это не допускать фальши ни в звуке, ни в эмоциях; всё это мигом вылезет наружу.

 – Есть ли у Вас любимые песни?
 – Про любимые песни обычно отвечают – "Только что написанная". И это правильно. Если она – не любимая, значит, ты ей не болеешь.  Ты должен сам удивляться произошедшему, иначе – это не Настоящее, не Творчество.

 – Вы бы хотели написать книгу об авторской песне?
 – Теория – не моя стихия. А практика – две моих книги, "Выбираю наугад" и "Второе тридцатилетие". Их я собираюсь привезти на фестиваль.

*  *  *

Энергии и активности Михаилу Ефимовичу – не занимать. Откуда он только время   на всё находит. Не занимать ему и интереса к жизни, к познанию новых материков и знакомству с людьми. В начале июля 1915-го года Михаил Трегер – председатель жюри фестиваля "Изборская крепость" в городе Изборске. В конце июля 2015-го он ведёт традиционную творческую мастерскую Трегера на фестивале "Гринландия" в Кировской области.

С 21 по 23 августа 2015-го – Трегер на фестивале "Мир бардов" в селе Ширяево Самарской области. Здесь он – председатель жюри фестиваля и интернет-конкурса, а также принимает участие в вечернем благотворительном концерте. Этот фестиваль – самостоятельный уникальный проект. Для Михаила Трегера он – особенный. Это площадка, где творчество поющих авторов освобождается от конкуренции. Здесь всё – только для бардовской песни и во имя её развития.

Процесс написания новых стихов и выступления на концертах Михаила Трегера – продолжаются. В августе 2015-го он пишет строки, в которых прямое обращение к каждому из нас независимо от возраста и образа жизни.

"Привыкай к усталости –
Это, брат, не плохо.
Не ищи тут жалости,
Не ищи подвоха.
Всё твое заслужено –
Беды, и награды;
Что рука натружена –
Не грусти, не надо.

Привыкай к усталости –
Это, брат, не сложно.
Это – не от старости,
Старость невозможна.
От дорожной повести
Без конца и края,
От тревожной совести –
Есть ещё такая.

Привыкай к усталости –
Это, брат, почётно.
Было что, осталось что –
Две шкалы отсчёта.
Там – свободно дышится,
Здесь – пришла усталость,
Там – живём Несбывшимся,
Здесь – всё посбывалось".


 *  *  *

Михаил Ефимович – человек семейный. Он с гордостью сообщает в одном из писем:
– У меня – любимая жена, дети и четверо внуков.
С гордостью и любовью перечисляет имена внуков и внучек:
 – Вася, Олеся, Олеся, Василиса.
Дочке Насте поэт посвящает стихотворение "Змей":

"Я обронил билет счастливый
На склоне тающего дня,
И если тот билет нашли вы,
То сохраните для меня.

Мне так нужны билеты эти –
Надежда в несколько монет.
И дело вовсе не в билете,
А в том, чего в билете нет.

С мечтой бумажной, словно с мачтой,
Я связан крепко, на века…
Три цифры – здесь, где я пока что,
Три цифры – там, где нет пока.

А мы с тобой запустим змея,
Такого же, как и тогда,
Когда бывали дни светлее,
Длинней года, мокрей вода.

Оттуда сверху все виднее –
Трамваев бег, мельканье лет…
И, может быть, удастся змею
Увидеть этот мой билет".

И я представляю себе на лице Михаила Ефимовича добрую улыбку, по ней его ни с кем не спутать. Поэт продолжает говорить с нами, рассказывать о себе, о своих сомнениях и тревогах, о борьбе и столкновении света с тьмой, усталости с творческими озарениями, печали с радостью. В конечном итоге в нём побеждает уверенность в завтрашнем дне, который несёт с собой как прежде Свет, Надежду, Веру и Любовь.

"В извечном споре "Да" и "Нет",
В неразрешимом споре,
Мне выпал свет, мне выпал свет
И в радости, и в горе".

В песне последних лет "Платить приходится за всё" поэт размышляет об ответственности каждого за свои слова и поступки, за мысли и чувства:

"За яркий праздник бытия,
За взлёт – и долгую усталость,
За то, что рядом с буквой "я"
Страница "Ты" вдруг оказалась;

За пораженья и победы,
К которым так и не привык,
За терпкий вкус ночной беседы,
И за прикушенный язык...

На сердце множатся заплаты –
И поделом, и по делам;
Никто не избегает платы,
И список продолжает сам.

Я оседаю, как осадок,
Что жалко вылить, горько пить;
Осадок мой, увы, не сладок;
Платить – не значит заплатить".

Гражданственность, активная жизненная позиция, поиск вечных истин – ведут его по дороге жизни. Я горда, что являюсь современником этого глубоко думающего поэта, исполнителя своих песен. Песня "Хочется жить", написанная Михаилом Трегером ещё в девяностые, актуальна и в наши дни. Она близка мне по мировосприятию.  Сегодня я произношу её слова вслед за поэтом:

"Хочется жить, или хочется выжить –
Близкие цели, далёкие средства;
Тянем стволы мы то ниже, то выше,
Из одного плодородного детства.

Соки бегут, распускаются кроны,
Листья теряя в осеннем ненастье,
Только вот корни – молчат наши корни,
И непохоже, что это – согласье.

Как же случилось, в какую годину,
В жадном хватаньи холодного солнца
Мы перестали пускать в сердцевину
Старых друзей, словно новые кольца,
Близких людей, словно новые кольца?

Век мой уходит, как лист ярко-рыжий,
Мчится к подножью, как к детству и дому;
Хочется жить мне и хочется выжить,
Первое предпочитая второму".

В настоящее время Михаил Трегер успешно трудится на одном из предприятий Санкт-Петербурга, который называет Питером. Он любит свою профессию инженера, называет её достаточно творческой. На сегодняшний день он – автор семи изобретений.
Поэт – в постоянном поиске и в движении. Возможно, что сегодня он – уже член жюри очередного фестиваля, а всё пространство вокруг него, как всегда, насыщено положительной энергетикой. Тепло его души чувствуется даже на расстоянии, пронизывает его фотографии, которые я рассматриваю, находясь в центре Европы, пытаясь понять, откуда в нём эта сила духа, внутренняя неуспокоенность, всеобъемлющая любовь к ближнему и к миру его окружающему.
 
В песне "Пора чистовиков" Михаил Трегер откровенно доверяет свои мысли другу-слушателю, и я слышу в его словах зов внутреннего "я", подсознания, совести.

"Победам прошлым грош цена
Для будущих – разбега мало;
Я память выберу – она
Пока что мне не изменяла.

Прошла пора черновиков,
Приспело настояться браге...
Пришла пора чистовиков
В судьбе моей и на бумаге".

Пожелаем же Михаилу Ефимовичу в его третьем тридцатилетии внутреннего равновесия, дальнейших творческих побед и свершений.
 




Моё открытие поэзии Алеся Рязанова
               
Моё открытие поэзии Алеся Рязанова началось в последние дни уходящего 2018-го года. Так уж случилось, что с белорусским автором Натальей Ружицкой мы в это время работали над созданием книги «На ладонях времени». День за днём, неделя за неделей она пополнялась новыми страницами. И вдруг – я получила от Натальи сообщение, в котором она описывает впечатление от прочтения стихотворения в прозе «Ночь» белорусского поэта Алеся Рязанова.
 
«Когда его прочитала, сразу подумала о нас с тобой, – пишет мне Наталья, – о нашей книге. Увы, я не нашла этот стих на русском языке в интернете, потому не могу выслать его тебе. Но это созвучие мыслей (его, наших...) меня поразило. У поэта рассуждения о том, что такое "век"... и вывод, что это не столетие ... это нечто, данное Богом, и век этот свой у каждого... Горит свеча – век ... мы живём – век ... и пусть наш век краток, не в этом суть... важно, чтобы в нём был вкус к жизни...  Возможно, я всё же попытаюсь для тебя перевести этот вершаказ на русский».
 
Наталья выполнила своё обещание, и вот у меня на столе лежит перевод стиха Алеся Рязанова «Ночь»:

«Век – неотъемлемая часть всего живого, но прежде всего – человека.
Он проявляется – и читается – в его лице и фигуре, и если по какой-либо причине век нарушается, то калечится и человек.
Век – это не то же самое, что столетие: он содержит в себе свою меру, которая измеряется не просто временем, а самой неповторимостью времени, – и свой вектор, который направляется из начала в конец, с новолуния в молодик, с утра в вечер, из жизни, которая подвластна изменениям, в жизнь, которая изменениям не подвластна, – в вечность...
Если горит свеча, она горит век, когда растёт дерево, оно растёт век, когда живёт человек, он живёт век, и каков бы ни был этот век – короткий или длинный, ровный или извилистый, – он все равно велик».
 
Читаю перевод Натальи и ощущаю дыхание времени. «Век у каждого свой, – думаю я. – От смерти никто не застрахован. Мне тоже осталось прожить только мой отрезок отведённого мне срока». Подумалось и о невозвратимости времени.  Хотелось бы его прожить достойно! Интересно, а каков мой век? Знаю теперь, что он в любом случае велик, каким бы ни был. «Да, век может быть разным, – словно эхом откликнулась подруга. – Недаром есть выражение, "сгорел, как свечка...", но всё равно это век, он измеряется не количеством времени, а концентрацией эмоций, добрых дел. Тяжело выразить словами то, что всколыхнулось в душе. Мысли тоже не всегда имеют чёткую "огранку"».
               
С этого момента, вслед за Натальей, началось моё открытие поэзии и философии Алеся Рязанова. Читаю всё, что нахожу о нём и его произведениях в переводе на русский и немецкий язык, проникаясь мыслями поэта, находя созвучия в его раздумьях о поэзии, о языке, о мироздании, о человеке и его значимости, о пространстве и времени, о смысле жизни и пути, по которому, как пишет Алесь Рязанов, «мы двигаемся наощупь. Когда настаёт день – замечаем, что нам светло, когда настаёт ночь – замечаем, что темно». Мне близки мысли поэта о его дороге, по которой он совершает путь по земле: «На моей дороге пригорки и низины, но это – моя дорога: она движется, она думает, она разговаривает, она уточняет мою ходьбу».

«Поэт Алесь Рязанов – незаурядный человек, – думаю я, – который ощущает мир так, как я, как Наталья, как другие, кто принимает его слова сердцем. По сути, мы с ним – родственные души, которые пересеклись в мироздании в этот, а не в другой момент времени».
 
Поэтический мир Алеся Рязанова многогранен и неповторим. Исследователи его творчества делают попытки заглянуть в творческую лабораторию поэта, проследить процесс создания его стиха. Белорусский автор Марина Куновская пишет: «Первые стихи Рязанова, которые я услышала, были в ещё более необычном, им самим изобретённом жанре – квантэмы, от слова "квант". Трёхстишия с труднопереводимой звукописью и сцеплением смыслов. Например:
 
«жыўлюся немажлівасцю
цвікі
нацэльваюцца
ўпартая апора».
 
Как я понимаю, лирический герой ощущает здесь себя на месте распятого Христа – и физически, и духовно, и получает в этом поддержку. Но вообще интерпретаций может быть миллион, как и в любой настоящей поэзии». А я хочу проникнуть в тайну рождения откровений поэта. Мне хочется узнать, кто оказал влияние на развитие его философии, проявляющейся во внутреннем монологе с самим собой, со мной, человеком, идущим рядом с ним по пространству и времени? Откуда у поэта такая щемящая потребность познания человека, как одной из тайн природы?
 
Замечаю, что проблема наследия, одна из волнующих его тем. «Как оно усваивается и как присваивается? – спрашивает себя Алесь Рязанов. – Говорили с литовским поэтом Сигитасом Гядой про Оскара Милоша: родился в Белоруссии, жил во Франции, переводил литовских поэтов, сам писал по-французски. Как и на какие части делить его? Чей он: белорусский, литовский, французский? Так же, как и Адам Мицкевич, и белорусский, и литовский, и польский. Ведь они не музейные экспонаты, принадлежащие лишь тем, кто ими владеет. Здесь иное разделение. Мицкевич может принадлежать и полякам, и литовцам, и белорусам, да и не только им. Оскар Милош – также. Дело прежде всего в нас самих: как сумеем мы их усвоить, дело в наших способностях, в нашем духе... Но – бросается в глаза: Беларусь и для одного, и для другого была именно детством» (Перевод Валерия Липневича).
 
Детством стала Беларусь и для поэта Алеся (Александра) Рязанов – детством, юностью и зрелыми годами жизни. Его отец, Степан Рязанов, приехал в Белоруссию перед Второй мировой войной из Тамбова. Алесь родился 5 декабря 1947 года в деревне Селец Берёзовского района Брестской области. Известно, что в девятнадцать лет он поступил на филологический факультет Белорусского государственного университета, но не закончил его: был отчислен за участие в студенческих волнениях 1968 года в защиту белорусского языка. В 1970 году окончил Брестский педагогический институт. Служил в армии, работал учителем в школе, литсотрудником газеты «Литература и искусство», бюллетеня «Родная природа», редактором издательства «Художественная литература», председателем Белорусского фонда Рерихов, научным сотрудником Скориновского центра, заместителем главного редактора журнала «Родник». Учился в славистских школах Чехии, Словении. По словам М. Куновской, «Алесь Рязанов один из самых интересных белорусских поэтов в поколении, начинавшем еще при советской власти. Он единственный, пожалуй, чьи стихи всегда интеллектуальны, но не лишены образности, он глубоко погружается в саму стихию языка. Если бы не он, и Андрей Ходанович, и Виктор Жибуль, и Мария Мартысевич писали бы, наверное, сегодня по-другому. То есть он оказал влияние на многих».

Мои попытки познакомиться с Алесем Рязановым в реальности, закончились неудачей, но удалось узнать, что он не только поэт, но и прозаик, переводчик, автор литературно-критических эссе, создатель новых форм в белорусской поэзии. Его стихи переведены на многие языки мира. Он – лауреат Государственной премии БССР (1990) имени Янки Купалы, европейской премии (2003) имени Гердера. Узнаю из репортажа Людмилы   Скворчевской (2007), что Рязанов по приглашению Службы академических обменов ДААД на год переселился в Берлин, участвовал в Бременском, Дрезденском и Берлинском фестивалях, жил не только в Германии, но и в Австрии, Швейцарии, даже в течение нескольких месяцев в швейцарском монастыре. В сентябре 2018-го года стал финалистом премии за лучшую поэтическую книгу «Перавыбраное» (2017) имени Натальи Арсеньевой.
   
«Не хлеб насущный, но хлеб – над-сущный, над-будничный» нахожу между строк его поэтических творений, ощущаю пульсирующее биение сознания, рождающего очередные мысли в форме свободного стиха в прозе. Читая его версеты, квантемы, зномы, стихосказы, осознаю его роль в создании новых поэтических форм. Соглашаюсь с высказываниями литературоведов о том, что поэзия Алеся Рязанова не лишена документальности. Он не прячется за лирического героя, а открыто, искренне делится с читателем движениями души, говорит о своей причастности к процессам, происходящим в окружающем мире, пытается помочь ему адаптироваться в реальности, избавиться от страха и спокойно принимать мир таким, каков он есть.
В стихах Алеся Рязанова – зёрна и ростки новостей («Новости»), но не земных, а тех, которые над-землёй, над-прозой жизни. Передавая эти новости через поэтическое слово, поэт идёт по двору, по улице, по городам и странам. Он уходит в мыслях в прошлое, в воспоминания об отце, матери… ощущает себя признанным поэтом в среде людей разных национальностей: «Одни спрашивают у меня дорогу на восток, другие – на запад». Поэт внутренне ощущает себя перекрёстком, который показывает людям, куда идти, а сам остаётся на месте – «на этой земле, под этим небом», потому что именно здесь его и запад, и восток. Он «отпускает зерно в землю, оно станет деревом, на одной ветке – солнце, на другой – месяц». В одном из произведений – «В круге» – поэт пишет: «Мир допытывается, куда я иду?». Ответ его многозначен: «Я в круге, где слово ищет Слова, а человек – Человека».
В стихе «Трансмутация» поэт разговаривает c сестрой:

«– На кого ты похож? – удивляется сестра.  – Не знаю, на кого: кто говорит – на камень, кто говорит – на птицу, кто говорит – на дерево, кто – на самого себя…».   В стихе «Даль» он пытается определить своё место в пространстве. Даль «подступает и отступает». Поэт вслушивается и всматривается в неё, пытаясь определить значение этого понятия: «Земля говорит – это мой слух.  Вода говорит – это моё зрение.  Деревья говорят – это наше дыхание». По мнению Алеся Рязанова: «Даль – это потерянный рай: снами и миражами возвращается она ко мне». Поэт пытается заглянуть в небо, где загорается другое солнце, и вдруг он видит, как на каком-то празднике сидят в хате за столом отец и мать. «А мама, удивительно молодая, гладит меня рукой по голове, дует на лицо…». Прячется поэт от солнца. «– Вот и всё хорошо, – говорит она. – Другое солнце я погасила». Всего несколько слов в этом версете, а сколько воспоминаний, мыслей, чувств они воскресили не только из прошлого, но и из моего, и твоего, читатель, детства. В том и сила стихов Алеся Рязанова, что его ощущения переходят в сознание читающего и опускаются вместе с его ощущениями в глубь подсознания, будят сокровенные мысли, воскрешают их и порождают потребность найти родного человека и покаяться, если это ещё возможно и если не в реальности, то в мыслях подняться над примитивностью чувств и просить прощение у создателя мира за то, что не оправданы его надежды.
 
Поэт Алесь Рязанов часто бывал в Гомеле. В 2014-ом году он был приглашён в Гомельский государственный университет на презентацию монографии о нём, написанной профессором, доктором филологии, заведующим кафедрой белорусской литературы Иваном Штейнером. В своём выступлении профессор отметил, что мир Алеся Рязанова «не подчиняется обычной реальности. Если есть геометрия евклидова и неевклидова, то Рязанов относится к неевклидовой геометрии – ведь в его поэзии параллели пересекаются, реки возвращаются к своим источникам, двери между этим и иным миром открываются с той и другой стороны, а камни – легче облака. Он создал такую мощную формулу: все люди находятся на одинаковом расстоянии от Бога: Бог настолько велик и всемилостив, что Он стоит в центре и держит всех людей на одном расстоянии от Себя. А на каком расстоянии ты находишься от Бога – это зависит от тебя».  Сам Алесь Рязанов, отвечая на вопрос студентов: как научиться писать хорошие стихи? – сказал им: – То, что вас тронуло, зацепило, нашло отзыв – это уже стихотворение. Входите в диалог с тем, что вас трогает… Когда я только начинал писать, мне говорили: ты не знаешь, что такое поэзия! Да, я не знал, что такое поэзия, и сейчас не знаю! …Творчество не может планироваться, оно начинается тогда, когда хочет. Приходили волны, захватывали меня, я был с ними связан, я был им предан. Поэзия – это особая Веда».
 
До глубины души затронули меня слова поэта, зацепили душу, и я уже опять в поиске его открытий истины. Вновь перечитываю строки поэта, теперь уже в переводе Валерия Липневича. Это он сказал о поэзии Рязанова: «В наше иронично-лукавое время, как и в недавно прошедшее казённо-благостное, поэт отважно напоминает всё о том же — об истине, о творчестве, о хайдеггеровской невозмутимости по отношению к вещам и о причастности к тайне. «Зномы» – рязановские единицы субъектно-объектного познания (он ещё и неутомимый словотворец) – открывают нам человека, который во всём стремится дойти до самой сути».

Стихи Алеся Рязанова можно читать, перечитывать, и каждый раз в сознании возникают новые образы, рождаются новые мысли. Это – своего рода мистика, в которой посредством художественного слова находит выражение душа поэта. Маленькие по объёму произведения вмещают в себя необъятное. Создаётся впечатление, что поэт записывает только ему свыше даденную информацию. В ней таится истина, которую не в состоянии разгадать один человек… должно быть, она обращена к человечеству. Моё состояние передаётся подруге: «Боже, это такая глубина, у меня в сердце – сполохи необыкновенных, печально-светлых эмоций, когда я читаю его вершаказ «Свечка», как будто заглядываю туда, за «багряное солнце». Наталья Ружицкая высылает мне свой перевод версета Рязанова: «Свеча освещает человеческое лицо и рассказывает о человеке; глядя на неё, человек узнает в ней себя: он так же, как и она, зажжённый, он также, как и она, невечный, он также, как и она, однажды сгорит либо внезапно погаснет, – и нет у него другого пути, кроме того, на который указывает свеча: превращать воск плоти в огонь духа.  Одна свеча – один человек, много свечей – вече, и все те люди, которых заслонила от мира крышка гроба, обретают плоть свечей, зажжённых во имя их памяти, и заново проживают сокращённый курс жизни. Свеча лепится из времени – из пчелиного воска или овечьего жира, но освящается вечностью. Натура свечи – самопожертвование: она “у-вечится” ради ближних, ничего не оставляя себе, и потому ею, как чародейным цветком, венчается земной путь… и потому на вечЕре, которую именуют тайной вечерей, среди других апостолов присутствовала и она – неопознанный, тайный апостол, посвящённый в тайну света…». Поэтический мир Рязанова – своеобразен и непредсказуем, как и выводы из его умозаключений, рождаемых сознанием читателя. Он – автор 20-ти книг на белорусском языке и четырёх на немецком. Среди них – «Координаты бытия» (1976), «Путь-360» (1981), «Остриё стрелы» (1988), «Охота в райской долине» (1995), «Лесная дорога: версеты» (2005), «Невядомая велiчыня» (2017).
 
Лучше всего об Алесе Рязанове говорят слова его стиха «До конца»: «Левой нащупываю поражение, но правой успеваю удержать победу. Тогда в правой оказывается радость, но я протягиваю левую, чтобы схватить печаль. Меня спрашивают: кто ты? – и пробуют задержать. Не отвечаю и не останавливаюсь. Сосредоточенно нащупываю прерывистую линию смысла, по которой должен идти до конца» (Перевод Валерия Липневича).

Алексей Рязанов, который большинству читателей известен как Алесь Разанаў – целая эпоха в литературе не только Беларуси, но, без преувеличения сказать, и в мировой литературе. 26 августа 2021 года в возрасте 73 года он ушёл из жизни. Прощание с ним состоялось 28 августа в минском Петропавловском соборе на Немиге, который в тот дождливый холодный день не вмещал людей, пришедших проститься с гениальным поэтом, переводчиком, философом и просто Гражданином, патриотом Беларуси.

Критикам еще предстоит огромная работа по анализу его творчества, по осознанию его величия.

Алесь Рязанов писал: «Свеча лепится из «времени» – из пчелиного воска или овечьего жира, но освящается вечностью. Натура свечи – самопожертвование…». Эти слова и о нём самом, о человеке и поэте Алесе Рязанове, о его самопожертвовании, о его мужестве, об удивительном свете "вершаказаў", освещающих его путь в вечность.





Светлана Гайер – педагог и переводчик

"Там, где я, там и Россия. Дом при мне. Если бы я не была русской, я должна была бы захотеть стать русской". (Светлана Гайер)
 
В мае 2007 года судьба предоставила мне случай познакомиться со Светланой Гайер – самой точной и надёжной переводчицей произведений Ф.М. Достоевского, проживавшей в течение 65-ти лет в городе Фрайбург немецкой земли Баден-Вюртемберг. Мне посчастливилось побывать на презентации документального фильма "Spurwechsel" о ней и с её участием, который создали переводчики. В тот день я оказалась свидетелем триумфа моей соотечественницы. Светлана Михайловна была центром притяжения зрительного зала: такая милая, родная, близкая. Она открыто и искренне говорила с присутствующими сразу на двух языках, русском и немецком, понимая, что на встречу пришли близкие по духу люди: родные и друзья, ученики, студенты, читатели, земляки по бывшему прошлому из России. За долгие годы проживания вдали от родины Светлана Гайер не утратила главного: понимания русской души, созвучия с ней, сохранила чувство юмора, отражающее менталитет русского народа и его отношение к жизни.

В тот день, вернувшись домой, я написала ей письмо, но не сразу отправила, о чём по прошествии лет очень жалею. С той случайной встречи Светлана Гайер стала для меня эталоном. А тогда все присутствующие в зале жили с ней одними мыслями и чувствами, были полностью подчинены тому, о чём она говорила. Для меня это были часы творческого познания. Вдохновлённая её жизненным примером, я поняла, что в пятьдесят шесть лет жизнь не кончается, и начала систематизировать свои дневниковые записи, которые вела в течение десятилетий.

В тот памятный вечер мы говорили о творчестве Фёдора Михайловича Достоевского, которое мне очень близко. В течение двух десятилетий работы учителем литературы в старших классах советской школы я вводила подростков в мир его образов и художественных особенностей. За два часа, благодаря Светлане Гайер, я получила урок иного видения признанных истин, иного взгляда на творчество писателя. Мне захотелось немедленно перечитать произведения Достоевского и через "увеличительное стекло" переводчицы заново открыть его для себя.

В какой-то момент из зала прозвучал вопрос: "Счастливы ли Вы?". Светлана Гайер ответила на него, не задумываясь: "Не знаю, счастлива ли я, но без этого жить не могу". Это состояние души творческого человека мне понятно, так как и я в течение десятилетий не могла оставить попытки писать, загоняла созидающее внутреннее «я» глубоко в себя, не давая ему право голоса. После этой встречи со Светланой Гайер моё подсознание вырвалось из плена неуверенности и страха и не давало мне больше покоя. Не в силах его сдержать я, отбросив сомнения, начала писать и публиковать свои работы. Светлана Гайер помогла мне почувствовать почву под ногами. В тот творческий вечер я также поняла, что "есть только миг между прошлым и будущим", и его нужно прожить сегодня, здесь и сейчас, чтобы выйти из него просветлённым.


Прошлое Светланы Гайер

Жизненный путь этой особенной женщины столь же не обычен, как и её переводы, которым посвящена жизнь. Родилась Светлана Гайер (в девичествe Иванова) 26 апреля 1923 года на Украине в районе сахарной фабрики Koshanka, недалеко от Киева. В семье Михаила Фёдоровича (1882-1938) и Софьи Николаевны (1895-1992) Ивановых она была единственным ребёнком.  "Моя мама, – рассказывает Светлана Гайер, – София Николаевна Иванова, урождённая Базанова, окончила Институт благородных девиц и пошла на фельдшерские курсы, проработала фельдшером всю Первую мировую войну. Она руководила санитарным поездом и во время войны познакомилась с моим отцом Михаилом Фёдоровичем Ивановым".

Отцу Светланы многое пришлось пережить за короткую жизнь. Он родился в Глуховке на Украине старшим сыном в многодетной семье. Стремясь получить высшее образование, уехал в Москву. В столице поступил в сельскохозяйственную академию. После её окончания учёный работал в исследовательском институте, занимался наукой о растениях. Светлане позже часто приходила мысль о том, что если бы не война, то вряд ли судьба свела по жизни отца с матерью, настолько разным было их социальное положение. Но, видимо, заранее было предопределено родиться ей в этой семье и испытать то, что выпало на её долю. Она постоянно чувствовала, что на неё возложена какая-то важная миссия, и уже с детства пыталась определить смысл своей жизни.

Из воспоминаний Светланы Гайер также известно, что наряду с родителями её воспитанием занималась и бабушка по материнской линии – Ангелина Ивановна Базанова, которая проживала в то время с ними. Она происходила из знаменитого дворянского рода Базановых, получила прекрасное образование, играла на фортепьяно, говорила на немецком, как на родном. Её муж, Николай Николаевич Базанов, участник русско-японской войны, погиб в 1904 году на реке Халхин-Гол, два сына учились в кадетском корпусе. Последние годы бабушка жила в Москве у сына, лётчика гражданской авиации. Там она и похоронена в 1974 году.

Светлана запомнила на всю жизнь тот день, когда бабушка, плача, сжигала фотографии из семейного архива. Она не хотела навредить родным своим прошлым. В то время в стране шла "чистка рядов". Только после ареста отца в январе 1937 года Светлана поняла значение этих слов. Она всю жизнь помнила, как вошли тогда трое мужчин в униформе и увели отца, не объяснив причин ареста. Через полтора года его освободили. Он вернулся домой совершенно другим, больным и измождённым, что явилось следствием нечеловеческих пыток. Михаил Фёдорович рассказал родным, что пережил в те страшные дни. Память девочки не удержала конкретных слов отца, но жуткая правда, открывшаяся ей тогда, сопровождала её по жизни, оказав влияние на принятие решений в последующие годы, когда нужно было самой делать выбор и впоследствии отвечать за принятые решения. "Я прекрасно понимаю, – скажет она позже, – что ношу это в себе, понимаю, что я спрятала это глубоко внутрь себя". В память об отце она всю жизнь носила на руке его часы. Зимой 2008 года, во время посещения могилы отца на киевском кладбище, она сказала внучке Анне Гётте: "Ты понимаешь, эту могилку надо сохранить… Таких людей, как отец, больше нет". Эти слова прозвучали для внучки завещанием. Их можно услышать и сейчас из уст самой Светланы Гайер, образ которой навечно запечатлён кинорежиссёром Вадимом Ендрейко в кадрах документального фильма "Die Frau mit den 5 Elefanten" / "Женщина с пятью слонами".
 
А тогда, летом 1938-го года, Светлана, оставаясь наедине с отцом на даче в Клавдиево, ухаживала за ним. В то время мать работала по двенадцать часов в сутки уборщицей в клинике при рентгеновском институте. Руководство института с пониманием отнеслось к их семье. Последние три месяца жизни отец находился там на обследовании и лечении. Софья Николаевна проживала там же, посвящая супругу всё свободное от работы время. Позже Светлана поняла, что её мать относится к поколению образованных женщин России, родившихся в конце 19-го века, которым было труднее, чем многим другим переживать происходящие в стране изменения. Мать знала немецкий в совершенстве, владела и французским, в течение нескольких лет училась в школе искусств, любила и понимала классическую музыку, играла на пианино.
 
В то время у Светланы и в мыслях не было – стать переводчиком, да ещё произведений классиков. Но уже до начала войны её посещали мысли о профессии, связанной со знанием иностранных языков. Обучение немецкому языку было организовано родителями в домашней обстановке. Его ей преподавала фрейлин Клавдия Фрейманн из Бамберга. У неё не было специального образования, но Светлана Гайер вспоминала о ней всю жизнь как о фантастическом педагоге с педагогическим инстинктом. Благодаря ей и домашнему окружению девочка с детства овладела немецким на уровне родного языка. "Это твоё приданое", – не раз говорила ей мать, думая о будущем дочери. На всю жизнь Светлана запомнила слова учителя Клавдии Георгиевны Фрейманн: "Не вешать нос при переводе, ведь не переводят, как улитка, которая ползёт по листу и сжирает его. Предложение переводят с высоты птичьего полёта". Эти слова стали путеводной звездой в жизни будущей переводчицы Светланы Гайер.

Часто вспоминала она и семью профессора Букреева, династию математиков. Сам профессор Букреев, их сосед по даче, когда-то учился в Лейпциге и был хорошим знатоком литературы. В одном из помещений его дома находилась обширная библиотека с книгами на немецком языке. Он позволял любознательной девочке их читать. Светлана прочла тогда всё, что подсказывал ей пытливый ум, начиная с книг на нижних полках и заканчивая дальними, расположенными на верхних полках, которые уже никто, а, может быть, и никогда не читал. Позже Светлана в одном из интервью скажет: "Итак, уже тогда у меня был какой-то специфический интерес. Но я тогда не предполагала, что стану переводчиком". Вспоминает она и семью знакомых родителей Лятошинских. Из их домашней библиотеки она тоже перечитала большое количество книг.
 
Среднюю школу № 95 города Киева Светлана окончила в 1941 году с золотой медалью и была принята без экзаменов на факультет западноевропейских языков в Киеве. Но началась война. Позже Светлане приходила мысль о том, что, если бы не случилось этого трагического события, которое сломало много человеческих судеб, может быть, и её жизнь сложилась бы по-другому. Теперь же её судьба оказалась в мясорубке исторических событий. Она не любила рассказывать о пережитом в период войны. Известно лишь, что, когда немцы наступали, а русские эвакуировали людей из Киева, была возможность им с матерью остаться в России.  Мать сказала ей тогда: "Du bist jung... du muss selber f;r dich entscheiden. Ich gehe nicht mit den M;rdern deines Vaters. Ich verstehe, wenn du dich evakuiren l;;t / Ты молода... ты должна сама за себя решить. Я не пойду с убийцами твоего отца. Я пойму, если ты эвакуируешься".

Светлана сделала тогда свой выбор, она осталась с матерью в Киеве. В оккупированном городе граф Керссенброк, командующий вооружением южного фронта, с которым Светлана случайно познакомилась на улице, предложил ей место переводчика, а матери – ведение хозяйства в его доме. Это спасло им жизнь. Позже Светлана работала переводчицей в архиве Института геологии Академии наук, куда её рекомендовал тот же граф Керссенброк. Девушка поразила его знанием немецкого языка, а он её – своей образованностью. В архиве геологического института Светлана переводила работы русских и немецких учёных. Известно её высказывание: "Я думаю, у Гитлера нет ничего общего с Гёте или Шиллером, или Томасом Манном. Я не могу связывать человека и народ, в котором он родился. У меня и мысли не было связывать то, что произошло, с графом Керссенброком. На вопрос: "Но разве это не напрашивалось само собой? Он же носил униформу" – она ответила: "Уже ничего не изменишь. Тогда я об этом не думала. Я думаю иногда, в нём была какая-то рыцарская верность. В таком случае или идёшь с оружием в руках свергать власть или не идёшь. Он не пошёл". В связи с этим мне вспоминаются слова Светланы Гайер, обращённые к внучке, Анне Гётте: "Нужно видеть картину целиком. Нужно всё видеть в целом. Важна совокупность, важна целостность". По словам Светланы Гайер, многие принимали тогда нападение вермахта на Советский Союз как освобождение от сталинской диктатуры.

Зимой 1942 года Институт геологии был переведён из Киева в Житомир. В апреле 1943 Светлана вернулась в Киев, где заняла место переводчика на строительной площадке мостостроительной компании Dortmunder Br;ckenbau AG, которая занималась строительством моста через Днепр. Больше всего на свете Светлана хотела учиться. Ей была обещана Гумбольдтская стипендия в Германии, если она проработает год в немецком учреждении. В 1943 году после Сталинградской битвы деятельность строительной компании в Киеве была прекращена. В начале октября вместе с работниками завода и его оборудованием их с матерью вывезли в Германию в качестве трудовой силы. В Дортмунде они жили полгода в лагере для остарбайтеров "Punderweg 186".
 
Девушка с хорошим знанием немецкого языка привлекла там внимание гестапо. Её вызывали несколько раз на допрос. Секретарь Дортмундского завода сообщила эту тревожную весть графу Керссенброку и господину фон цур Мюлену. Мать с дочерью вызвали в Берлин в министерство оккупированных восточных территорий. Там ожидал их служащий министерства Константин Стамати. Он был поражён их положением в лагере. Он помог Светлане с матерью получить паспорта для иностранцев. Светлану как казачку по национальности включили в список лиц для сдачи в Берлине экзамена на одарённость. Экзамен девушка сдала успешно, получив стипендию Александра Гумбольдта (300 RM). Это было их с матерью спасением. Но факт, что им были выданы   паспорта для иностранцев, что было большой редкостью, послужил поводом для крупного судебного разбирательства. Константин Стамати был близок к группе сопротивления адмирала Канариса. Однажды ночью его забрали и отправили на Восточный фронт. Светлана скажет позже: "Он вступился за меня ради дела. Он меня даже и не знал. У него не было никакой причины подставлять себя под удар из-за меня. Я была гражданкой государства, которое вело войну с Германией. А Германия проигрывала войну, окончательно и надолго. И тут такая история. Это вызывает у меня чувство глубокого уважения к этой стране. И я счастлива, что имею возможность этот огромный долг перед Германией, хоть в какой-то степени оплатить". Светлана Гайер подарила Германии пять слонов, пять переводов на немецкий язык основных романов Достоевского "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", "Подросток" и "Братья Карамазовы", тем самым приблизив немецкого читателя к правильному пониманию философско-психологических концепций Достоевского в вопросах человеческой морали и сущности. По словам Светланы, им с матерью везде встречались хорошие люди, которые вовремя помогали. Как будто Ангел-хранитель оберегал их – по-другому она не могла объяснить причину того, как им удалось выжить в условиях войны будучи русскими на территории Германии.
 

Первые годы жизни во Фрайбурге. Светлана Гайер – педагог

По совету друзей Светлана с матерью уехали в марте 1944-го года на юг страны в город Фрайбург. Там девушка начала обучение во Фрайбургском университете таким наукам, как литературоведение и сравнительное языкознание. Некоторое время они жили в маленьком отеле Розенэк у Коломбия парка. Потом переехали на окраину в район G;nterstal / Гюнтерсталь. Там полгода, с марта по декабрь 1944, проживали по улице Ребхагвег, 26 / Rebhagweg 26, позже переехали в мансарду к Марии-Терес Технау (Кубфельзенулица, 63 / Kubfelsenstrasse 63). В то время Светлана познакомилась с мужем, немецким музыкантом-скрипачом Кристмутом Гайером. В 1945 году вышла за него замуж и родила двоих детей: дочь Михаелу – 9 мая 1946 году и сына Йоганнеса – 3 мая 1949 года. В 1950 году семья переехала в дом по улице Ройтерулица, 15 / Reuterstrasse 15. С мужем Светлана Гайер рассталась в июле 1964 года. После развода она с матерью и детьми переехала в дом по улице Шауинсланд, 99а / Schauinsland 99a.
   
Шли годы. Проживая всё это время во Фрайбурге, Светлана Гайер получила высшее образование. Оглядываясь назад, она хорошо осознавала, что причиной её успешной интеграции на новой родине стало знание в совершенстве немецкого языка, который стал для неё опорой, защитой и козырной картой. По её словам, у неё никогда не было ностальгии по родным местам, но Россия всегда была в ней. Она всегда знала, что находится не совсем здесь, а где-то ещё...  ("Die Leute fragen da immer wieder, haben sie nicht Heimweh? Ich geniere mich entsetzlich, aber ich habe kein Heimweh. Das ist sicherlich ein moralisches Manko. Ich wei; immer, dass ich nicht ganz da bin, also, dass ich wo bin. Verstehen Sie? Ich gehe nicht ganz in meiner Umgebung auf. Ich wei; fast immer, dass ich wo bin. / Люди спрашивают меня постоянно, испытываю ли я ностальгию по родине? Я чувствую себя разочарованной, но у меня нет ностальгии. Да, это, конечно, вопрос морали. Я знаю всегда, что я не совсем здесь, что я где-то нахожусь. Вы понимаете? Я не совсем открываюсь в моём окружении. Я знаю всегда, что я ещё где-то"). С 1963-го по 2006-ой год она преподаёт русский язык в университете Карлсруэ, большом индустриальном городе земли Баден-Вюртемберг. С 1979-го по 1983-ий год читает лекции в университете Виттен-Хердеке / Witten-Herdecke. Много лет преподаёт русский язык на факультете славистики Фрайбургского университета имени Альберта-Людвига. Работая во Фрайбурге в гимназии Кеплера, Светлана Гайер делает всё, чтобы русский язык был введён там одним из обязательных иностранных языков. Кроме того, она в течение нескольких десятилетий, начиная с 1983 года, курирует преподавание русского языка в Вальдорфских школах Западной и 25 лет Восточной Германии. Известно, что в университете Фрайбурга Светлана Гайер не только читала лекции, но и создала для студентов русский театр. В то время было мало русскоязычной публики. Она случайно узнала, что в Дорндорфе, относящемся к городу Ульм в Баварии, организовано место встречи для эмигрантов трёх поколений. Благодаря её стараниям, студенческий театр выступил там с постановкой по пьесе А.П. Чехова. Может быть, до конца ещё этого не осознавая, Светлана Гайер через преподавание языка передавала следующим поколениям своё понимание общезначимости литературы в межнациональном масштабе.
 
Учитель и переводчик, по её словам, это – родственные профессии, так как одна продолжает другую, другая даёт пищу для ума и сердца, обогащает знаниями, подпитывает жизненной энергией весь организм. Если бы её спросили: Какой из этих видов деятельности для неё важнее? – она не смогла бы дать прямого ответа. Педагогическая деятельность была для неё также наставнической. Она общалась со студентами, и это давало силу её таланту переводчика. Положительные эмоции, изучение жизни через пребывание в ней, общение с молодыми людьми о литературе, искусстве, воспитание в их душах трепетного отношения к литературе и творчеству – вот основа её души, которая жила миром языка и литературы.

 
Светлана Гайер – переводчик
 
Спустя годы, Светлана Гайер осознала, что главный стержень её призвания – это переводческая деятельность. И только тогда, когда вышла на пенсию, она посвятила себя полностью любимому делу. Занятие переводами с русского на немецкий стало для неё главным делом, приносящим радость и наслаждение.
 
Постижение тайн обеих культур, русской и немецкой, глубокое их изучение, попытка найти духовные связи между двумя культурами – стало для неё основой переводов. После многолетней работы в этом направлении она была убеждена, что курс "Учиться переводу" бессмыслен, если нет чутья к слову. Её всегда интересовало отношение языков друг к другу. В этом она видела смысл своей работы как переводчика.
Светлана Гайер не была профессиональным переводчиком, но старалась им быть. Ею выработана своя система перевода, в которой она опиралась на помощь друзей, таких же, как и она, фанатов в вопросах литературы. Светлана Гайер часто приводила в пример слова: "Die Sprachen sind die Arbeit des Geistes / Языки – это работа духов". Первым своим переводом из классической литературы она назвала произведение Леонида Андреева из журнала "Золотое руно". Девушке было тогда 21 год. Для неё это была проба переводческого пера. В 1957-ом году появились первые публикации переводов. В то время в доме не было пишущей машинки, и один из её знакомых, Gottfried Martin Daiber / Готфрид Мартин Даибер, предложил помочь. Примерно через месяц она узнала о том, что её переводы переданы издателю Ernesto Grassi / Ернесто Граси, который начал издание "Rowohlts Klassiker". Позже именно этот издатель предложил ей заняться переводами Достоевского и опубликовал книги Достоевского в новом переводе, запланировав издание всех произведений Достоевского в её переводе.

О своей методике перевода Светлана Гайер рассказывает так: сначала читает текст. Потом решает – хочет она его переводить или нет. Затем откладывает в сторону, и в какой-то момент у неё появляется потребность перечитать текст. Читает его вдоль и поперёк, то есть перечитывает много раз, пока он не отложится в памяти. Через определённое время, когда мозг рождает первые строки, она приглашает к себе подругу, которая записывает перевод под диктовку. Через несколько недель текст перечитывается, в него вносятся изменения. Затем она приглашает старого приятеля, и они вместе делают ещё одну корректуру, после которой текст перепечатывается. Виктору Горну, профессору, доктору филологических наук, редактору газеты "Neue Zeiten – Freiburg", Светлана Гайер рассказала об этом так: "У меня нет никогда заказчика, иначе бы не смогла работать. У меня никогда нет сроков, этим я отличаюсь от моих коллег. Как я работаю? Я сначала учу наизусть. Почему я диктую? Потому что боюсь собственной строчки. Например, "Август четырнадцатого" А. Солженицына я должна была писать сама, потому что там всё время надо было смотреть материалы – карты, сводки, архивы. Научно-исследовательский институт снабдил меня картами, материалами. Я там выучила даже, какое бельё было у солдат, какое у русских офицеров времён первой мировой войны... Это я должна была писать сама. Я пишу предложение, оно мне не нравится, начинаю исправлять, я сижу четыре часа – у меня четыре страницы. Вообще, Солженицына я взяла больше из спортивного интереса, потому что не женская это книга. А когда я диктую, я как бы пуповину перерезаю, я этого не вижу. А когда рукопись пролежит 3-4 недели, и я её начинаю корректировать, тогда больше остаётся. Когда сам пишешь, то видишь больше уродливости. Перо спотыкается о каждое слово. Да, для Достоевского это очень важно, потому что романы Достоевского говорённые, а не писанные. Это очень удачно, что он соответствует моему стилю...".

Переводить произведения Достоевского Светлана Гайер начала в 65 лет. Своими переводами его романов она поставила новые масштабы изучения творчества писателя и понимания его личности и мыслей, выраженных в словах героев. Так, по её словам, когда в Вене в 2007-ом году проходили дни Эриха Фрида "Литература и её переводчики", она совершила для себя открытие, заключающееся в том, что переводчик переводит постоянно в границах своей биографии, времени и места, где и когда он живёт. Он не может эту границу перешагнуть. Личность переводчика в этом процессе играет важную роль, как и различие между языками.
Светлана Гайер всегда была очень требовательна к себе, говорила, что переводить для неё – это значит – жить: "Ich glaube, ich f;hle mich einfach als mich selber. Ich lebe gern. Ich atme gern. Und ;bersetzen ist eine Form zu atmen / Я думаю, я просто чувствую себя собой. Я живу охотно. Я дышу с радостью. Переводить – это одна из форм – дышать".

Вопросы, связанные со страной рождения, болезненно воспринимались её разумом и сердцем. Казалось бы, что долгие годы её проживания вне России, могли бы привести к тому, что однажды она бы не стала отвечать на них, считая себя только гражданином одной страны. Но такого не произошло. "Мы все родом из детства", – не устаю и я повторять слова где-то когда-то услышанные. Земля рождения притягивает своим, только ей присущим запахом. Не обошло это чувство и Светлану Гайер. "Родина во мне", – сказала она в одном из интервью. Родная страна всегда присутствовала в её снах, в выборе произведений для переводов на немецкий, в общении со студентами и соотечественниками на русском языке, в мыслях о том, стала ли Германия для неё родиной.

"Если бы я не была русской, я должна была бы захотеть стать русской. Вещи цепляются за меня на очень короткое время. Разве это не чудесно? Если бы немцы могли всё это постичь! Это означает, что русский человек свободен. Большинство русских – бедные, у них ничего нет, я не хочу жить в России с моей семьёй, поскольку это мучительно тяжело. И всё-таки эти бедные русские во много раз свободнее немцев. И это укоренено в языке. Язык – это человек. Он ведь не что-то выражает, язык – это и есть человек. Язык формирует мышление. Тем не менее, по прошествии семидесятилетнего проживания в Германии, я осталась русской, поскольку сформирована этим языком. Я очень счастлива, что так сформирована, и у меня ещё впереди очень много дел".

В первый раз после 1943-го года она посетила Россию в 1998-ом году, совершив поездку в Санкт-Петербург. А потом в 2008-ом году по инициативе режиссёра-сценариста Вадима Ендрейко, в сопровождении внучки Анны Гётте, побывала там снова. Поездка была связана с созданием документального фильма о ней. Конечно же, они посетили тогда прежде всего дом на улице Никольско-Ботаническая, 10/1, в котором до 1941-го года проживала семья Светланы Ивановой. Он сохранился, изменился только его цвет. Из соседей никто ничего не знал, не помнил, ни о людях, когда-то проживавших в их доме, ни о событиях тех лет. Одноклассников Светланы Михайловны разбросало по свету, а их родители умерли. "Я всё время думала, – отвечала Светлана Гайер, когда её позже спрашивали об увиденном на родине, – что нужно Бога благодарить… что меня не остановили, не подошли, как водится, двое военных, и не сказали: "Следуйте за нами!" По её просьбе побывали и на даче, купленной отцом на Государственную премию Украинской республики, которую тот получил в своё время за заслуги перед Родиной. Дача сохранилась, но земля, на которой она стоит, по словам Светланы Гайер, заражена после Чернобыля. "Я ходила в дирекцию дачного кооператива, бряцала орденами, но не помогло, я хотела иметь там кусочек родины для внуков и правнуков".

Прошлое осталось в прошлом, а жизнь продолжалась. В 2008-ом году в Любеке на фестивале русской литературы и музыкальной культуры Шлезвиг-Гольштейн она выступила с докладом "Жизнь и есть перевод". Полтора часа держала зал в состоянии напряжённого думания, так как, делясь своим опытом переводчика, каждым словом пробуждала у слушателей ответные размышления, похожие на эхо в пространстве мысли. Галина Хотинская, литературовед и культуролог, автор книги о Светлане Гайер "След кометы", вспоминает о её выступлении: "Лекция походила на проповедь о Достоевском и на некое библейское повествование об ответственности переводчика перед Словом и Творцом. Без бумажки, на безупречном немецком, с великолепной дикцией, в строго научной и в то же время доступной для широкого слушателя форме, Светлана Гайер произнесла вдохновенный текст. Ясные, как кристаллы, отточенные литературно-философские формулировки, падали, как семена, в душу. Феноменальная память, фантастическая эрудиция в соединении с «классическими» немецким и русским, на которые она свободно переходила, как бы моментально сканируя внутреннюю смысловую структуру текста, незабываемы".
Личность Светланы Гайер, как и её мысли и чувства, переданные через уникальные творческие переводы, продолжают свой путь и в работах о ней. Поражает глубиной мысли интервью со Светланой Гайер профессора, доктора филологических наук, писателя Виктора Горна. На его вопрос: "Поразительно, но такое ощущение, что творчество Достоевского стало в начале века ещё актуальнее. На Ваш взгляд, какие вопросы Достоевского высветил ХХI век?" – Светлана Гайер ответила: "Топор, кровь, смерть как средства обновления мира. Отрицание выработанных историей человечества морально-этических норм, всеобщее разрушение, как в крайне нигилистической программе нечаевцев в "Бесах", с одной стороны. И что же сегодня вышло на вселенский простор – террор. Не рушится ли мысль Достоевского о "красоте, которая должна спасти мир", о той же "всечеловечности", о "слезе ребёнка"? У Достоевского многое автобиографично. Он потерял детей, они умерли от унаследованной болезни. Всё можно объяснить и логически как бы упростить. Каждое явление, которое человек воспринимает, есть следствие чего-то. Единственное явление, в котором следственности нет, это страдание ребёнка. Это объяснить нельзя, это тот момент, когда можно спросить о высшей целесообразности или о добре во всём божеском творении. Человечество – это понятие отвлечённое, абстрактное. А Достоевский упирается в человека. Таким образом, на меня и на Вас приходится огромная нагрузка, мы должны измениться, и только тогда, может быть, случится что-то в человечестве. Вот спорный вопрос – изменился ли Раскольников или нет? Достоевский элегантно увиливает, мол, это дело следующего романа".
Когда Светлану Михайловну спрашивали, какое различие она видит между нацистским и сталинистским режимами, она отвечает: "В общем они сравнимы. И если я начну описывать, как выглядел мой папа, когда вышел из застенков НКВД, то фото узников концлагерей будут убедительным сравнением...  Я считаю: убийцы и есть убийцы, независимо от идеи. И это как раз то, чего не хотят до конца осмыслить и додумать некоторые люди. Нет такой высокой цели, ради которой можно было бы оправдать неправедный путь. Прочтите Достоевского, и вы поймёте, это очень старые вопросы...".
 
Думаю, что ответы Светланы Гайер заставят многих читателей её переводов задуматься над словами и действиями героев Достоевского. Неслучайно она называет переводы романов Достоевского "слонами". В числе последних её работ был роман "Игрок". Его перевод она закончила в 2009-ом году. Благодаря режиссёру Вадиму Ендрейко, уроженца Бремена, проживающего в Швейцарии, "слоновья" метафора вышла на экран. В 2009-ом году он сдал в прокат документальный фильм о переводчице Светлане Гайер, назвав его "Женщина с пятью слонами". Этот фильм занял первое место на фестивалях документальных фильмов в Швейцарии и Германии, а также получил ряд других престижных международных наград. В настоящее время он демонстрируется и в кинотеатрах Америки.

Светлана Гайер умерла во Фрайбурге 7 ноября 2010 года, в своём старом доме, который не являлся её собственностью. Литературная общественность города предприняла попытку сохранить его в качестве Музея переводчику Светлане Гайер, но идея не была поддержана управленческими структурами города.

 *  *  *
 
Время летит беспощадно быстро. Уже больше десятилетия назад ушла из жизни Светлана Гайер – удивительная женщина и один из наиболее талантливых и точных переводчиков русской литературы на немецкий язык. Её переводы Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, A. Синявского, А. Белого, М. Булгакова, А. Платонова, А. Солженицына, Л. Чуковской, В. Войновича, Е. Гинзбург, В. Катаева, (всего 45 имён писателей) известны далеко за пределами Германии.
 
За мастерство перевода Светлана Михайловна Гайер награждена в 1991-ом году Большой почётной медалью Фридерикиана Карлсруэ, в 1994-ом – полугодовой стипендией Министерства Баден-Вюртемберг от фонда "Семья, женщина, образование и искусство". Гениальный перевод романа Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание" стал сенсацией для немецкой общественности. А после того, как в 1994-ом году в Цюрихе издательство "Aммaн" выпустило романы "Преступление и наказание", "Идиот", "Бесы", Германия читает Фёдора Михайловича Достоевского в переводах Светланы Гайер. С этого времени многолетний титанический труд переводчицы получил мировое признание. И последовали другие, давно заслуженные награды: в 1994-ом году – Егги-Премия (Jauggi-Preis der Basler Buchhandlung), в 1995-ом – премия Рейнольда Шнайдера города Фрайбург, в 1998-ом году вручены премия "Золотой совы" от Сократовского общества города Манхейм и медаль города Карлсруэ за особые заслуги, в 2001-ом году – Вильгельма Мертона премия Гонтарда и Металлбанка Франкфурта-на-Майне, в 2003-ем году – почётная медаль немецкой земли Баден-Вюртемберг. В 2007 году Светлане Гайер присуждено звание Почётного профессора, Почётного доктора философско-исторического факультета города Базеля и Почётного доктора Фрайбургского университета, Почётного члена общества Достоевского. В этом же 2007-ом году за перевод романа Достоевского "Подросток" ("Der gr;ne Junge") Светлана Гайер награждена премией книжной ярмарки в Лейпциге. В 2012 году улица во Фрайбурге, где Светлана Гайер прожила основную часть своей жизни, названа её именем.

В моей памяти живут слова Светланы Михайловны: "Если Вы даже сейчас, попрощавшись со мной, уедете домой, всё равно на вас останется несмываемый отпечаток этой встречи. При каждой встрече что-то переходит на другого человека. И такие гиганты, как Достоевский, не проходят мимо нас, и, если прикоснуться к ним и читать их, они останутся на долгое время". На долгое время со мной осталась встреча со Светланой Гайер. Светлая память о ней, её слова и мысли продолжают жить в сердцах родных и близких, учеников и литературной общественности не только Германии, но и других стран мира.




Валерий Брумель – знаменитый российский спортсмен (1942 – 2003)

Валерий Брумель – знаменитый российский спортсмен, серебряный призёр Олимпийских игр в Риме в 1960-ом году, шестикратный рекордсмен мира по прыжкам в высоту в 60-ые годы 20-го века, олимпийский чемпион по лёгкой атлетике 1964-го года в Токио. Сегодня о Валерии Брумеле помнят все те, кто родился в 50-ые годы двадцатого века. А в 60-ые годы его знали все. Его популярность в те годы можно сравнить только с известностью Юрия Гагарина, первого космонавта.

«Космический прыгун», «небожитель», «метеорит», «самый титулованный легкоатлет мира в двадцатом веке». Какие только слова не произносились в его адрес! Прошли десятилетия с того дня, когда неизлечимая болезнь неожиданно вырвала Валерия Брумеля из числа живущих. Имя спортсмена прошло проверку временем. Оно не забыто, как его жизнь и спортивные достижения.

Валерий Брумель родился 14 апреля 1942 года в селе Толбузино Читинской (ныне – Амурской) области. Мать, Колкунова Людмила Яковлевна (1912 – 1992) – по профессии техник-геолог. Отец – православный немец, Николай Александрович Брумель (1912 –1981) – инженер-геолог, начальник геолого-разведывательной партии. О прошлом родителей детям было известно немного. Тогда не принято было говорить и об истории необычно звучащей фамилии, и о том, откуда отец с матерью родом, каким ветром их занесло на Дальний Восток, сколько они там прожили? Известно лишь, что предки по отцу Валерия Брумеля – выходцы из Англии, через Германию попавшие в Прибалтику. Была у семьи Брумелей и своя гордость – композитор Антонио Брумель, родившийся в Эльзасе в 1470-ом году.

Детство Валерия прошло в военные и послевоенные годы. С рождения он был ребёнком с ослабленным здоровьем. В школьные годы, низкорослый и щуплый, испытал унижения со стороны сверстников. Тогда поставил цель стать сильным. Позже, в романе «Не измени себе», написанном на документальном материале и опубликованном впервые в 1979-ом году в журнале «Молодая гвардия», Валерий Брумель написал о том, как формировалось его мировоззрение и ковался характер: «Всё, что ни случается, всё к лучшему. Я постоянно приучал себя именно к такому ощущению жизни и к шестнадцати с половиной годам уже почти верил в это. Позднее я узнал другое: „Всё будет так, как оно должно быть“. Я не согласился с этим и спустя несколько лет внёс в это изречение свою поправку: „Всё будет так, как оно должно быть, но строить свою жизнь всё равно нужно так, как тебе самому хочется“. Без этого добавления я не представлял себя человеком. Сегодня тоже… „Хотеть“ – это, видимо, то изначальное зерно, из которого вырастает большая цель, а вместе с ней и сама судьба. С ранних лет я больше всего захотел быть сильным, и это желание определило всю мою дальнейшую жизнь».

А в спорте всё началось с того момента, когда Валерий, находясь в летнем лагере, неожиданно для себя прыгнул в высоту на 120 сантиметров. Переезд родителей в Ворошиловград (сейчас Луганск) ускорил достижение цели. В то время Валерию было 12 лет, братьям: Олегу – 10, а младшему Игорю – не исполнилось и двух лет. И хотя в спортивную школу принимали с 14 лет, для Брумеля сделали исключение – приняли на год раньше. 14-летним подростком он устанавливает взрослый рекорд Ворошиловграда (Луганска) по прыжкам в высоту – 160 см. В пятнадцать лет занимает второе место на первенстве Украины, преодолев высоту 175 см. А ещё через два года перепрыгивает планку на отметке 2 метра. «Каждый день я ставил перед собой лишь одну цель – набирать силы для предстоящей тренировки. Этому был подчинен весь распорядок моего дня, потому что никакой другой перспективы, кроме спорта, для меня уже не существовало» ... «Я жаждал мгновенного результата. Я не знал, что сила тела, как и сила духа, накапливается по крупицам, годами». «Начав заниматься десятиборьем, я преследовал чёткую цель: заложить в себе основу многоборной подготовки, которая подняла бы меня над остальными прыгунами сразу на две-три головы. Впоследствии так оно и случилось».

Валерий Брумель создавал себя сам. Нечеловеческая трудоспособность, упорство и честолюбие – вот те качества характера, которые помогли ему в достижении намеченной цели. Через 5 лет тренировок и работы над собой, он делает открытие: «Оказывается, мучающие нас чувства – страх, уязвлённость, недовольство, обиды – в значительной степени зависят не от внешнего мира, а от нас самих. Хозяин им – человек. А значит, и я». «Я вспомнил чьи-то слова: лишь тот из нас достоин называться человеком, кто, много претерпев, перестрадав и, наконец, много приобретя, вдруг всё разом теряет и тут же начинает возводить заново. Я понял, что тоже способен на такое». Брумель поступает сначала в Харьковский институт физкультуры, но не видит там на занятиях по физкультуре для себя перспективу. Бросает учёбу, уезжает в город Львов, с целью продолжить там обучение в вузе. Тренер Шейн Пётр Семёнович, увидев в щуплом подростке Брумеле способности, «перспективу», предложит ему переехать в Москву.

«Я уже знал, – напишет Валерий Брумель позже, – что волю нужно тренировать ещё больше, чем тело, и держать её «на воде и чёрном хлебе». «Я решил доказать, что доверие тренеров заслужил по праву. И сделал это. На соревнованиях в московских Лужниках я неожиданно для всех, в том числе и для самого себя, установил новый рекорд Европы для открытых стадионов – 2,17!»

В 1960-ом году он дебютировал на Олимпийских играх в Риме и сразу получил серебряную медаль. Информация из прессы: «В два следующих года планка трижды поднималась на рекордную высоту — 22 июля 1962 – 2,26 в Пало-Альто, 29 сентября 1962 – 2,27 в Москве, и, наконец, 21 июля 1963 – 2,28 в Москве. Последний рекорд был установлен в Лужниках, во время матча СССР – США. На трибуне в ложе почётных гостей эмоциональный Никита Хрущёв неистово бьёт кулаком по пластику – «Мы опять показали американцам кузькину мать!».

В 1963-ем году Валерий женится на Марине Лазаревой, мастере спорта по художественной гимнастике. «К дню свадьбы установил третий мировой рекорд – 2 метра 25 сантиметров. Меня наградили медалью «За трудовую доблесть» и признали лучшим спортсменом мира. Это был уже настоящий успех... Как семейный человек, я получил трёхкомнатную квартиру и купил автомашину «Волга». В семье родился сын, назвали его Александром. В настоящее время он уже перешагнул пятидесятилетний рубеж, далёк от занятий лёгкой атлетикой, есть семья, дети. «Пожалуй, это был самый счастливый период в моей жизни. Во всех смыслах», – напишет позже Валерий. А тогда установил за три года шесть мировых рекордов. Все эти годы его называют лучшим спортсменом мира. Последний рекорд мира, установленный в 1963 году, продержался восемь лет.

Всё было бы хорошо, если бы не судьба, которая готовила Валерию трагическое испытание. «5 октября 1965-го года он закончил очередную тренировку, по дороге домой встретил знакомую мотогонщицу Тамару Голикову, которая вызвалась отвезти Валеру. Моросило, мотоцикл мчался по мокрой дороге, а на повороте набережной Яузы Тамара потеряла управление. Байк врезался в бетонное ограждение. Они вылетели из сёдел. Правой ногой Валера угодил в железобетонный столб. Удар был такой силы, что нога не просто сломалась. Ступня была оторвана и держалась на одних связках и сухожилиях. Врачи института имени Склифосовского поставили диагноз – двойной осколочный перелом. Сначала медики решали вопрос об ампутации. Но потом решили рискнуть, операция длилась до четырёх часов утра. Искалеченную ногу собирали по косточкам. Более трёх недель температура была 39 градусов. Семь раз, чтобы не было гангрены, делали переливание крови. О большом спорте не было и речи, какие прыжки в высоту, хорошо хоть ногу сохранили. Но и через два года кости не срастались».

Посоветовали обратиться к доктору Гавриилу Илизарову из Кургана, который изобрёл какой-то чудо-прибор по излечению костей. Появилась надежда. Валерий героически выдержал более 30 операций на протяжении трёх лет. ««Илизаров, можно сказать, спас его», – скажет позже его сын Виктор. – Только Илизаров смог срастить ему кость. После этого он прыгнул на 2,08. Конечно, это был уже не большой спорт, а просто для себя и для других людей, которые верили в него, и он им доказал, прыгнув по мастеру спорта уже будучи, можно сказать, инвалидом второй степени».
Прыжок, сделанный им в 1970-ом году, стоил спортсмену дорого – порвано ахиллесово сухожилие. Став инвалидом, он не может смириться с этим. Начинает писать. Первую книгу называет «Высота» и посвящает её доктору Гавриилу Илизарову. В 1971 году на «Мосфильме» снят фильм «Право на прыжок». Потом его приглашают в качестве гостя на мюнхенские Олимпийские игры. Валерий Николаевич с радостью соглашается, но долететь до Германии не получается, его снимают с борта самолёта, обыскивают, находят запрещённую валюту.

Судьба повернулась к Валерию светлой стороной после встречи с Еленой Петушковой, олимпийской чемпионкой по конному спорту, дочери заместителя министра внутренних дел СССР. Рождение дочери Влады вносит в семейный быт мгновения счастья. Материально семья обеспечена, но по каким-то только ей известным причинам Елена уходит от Валерия. И снова начинаются дни сомнений, разочарований, отчаяния и боли. Спасение от депрессии Брумель находит на этот раз в творчестве. В этот период им написаны пьесы «Доктор Назаров», «Олимпийская комедия», «Рёв трибун» и роман «Не измени себе» (Он диктовал, «наговаривал» текст на магнитофон, а писатель Алексей Лапшин обрабатывал его литературно). Роман «Не измени себе» переведён на семь языков мира.

«Теперь-то я знаю, – напишет Валерий в одном из произведений, – что иных ретивых журналистов мало заботит, как выглядит известный спортсмен в их статьях. Стремясь дать людям пример для подражания, они преподносят им не реального человека с его сомнениями, недостатками, сложной душевной жизнью, а некий безликий монументальный образ. Из их статей встаёт блистательный герой, цельный, волевой, никогда не ведающий страха, не чета всем обыкновенным смертным. Взойдя на пьедестал, герой сразу отчуждается от простых людей. В силу исключительных достоинств, которыми так усердно его наделяют, он превращается в безжизненную абстракцию и перестаёт быть интересен. Он уже недосягаем – у него нет ни одного недостатка, которые его как-то сближали бы с обыкновенными людьми».
 
Друзья помогают Валерию справиться с отчаянием. Он много размышляет, меняются его мировоззренческие установки. В 1989-ом Брумель выходит из партии, принимает обряд крещения по православному канону. А потом к нему постучалась любовь. В дом пришла Светлана – врач-психиатр по профессии. Она покорена его энергией, гостеприимством, добротой. Любовь творит чудеса. В 1992-ом году они отправляются в Геную, в свадебное путешествие. В Италии Валерий Брумель получает почётный приз «Серебряная каравелла Колумба». В 1992-ом году ещё один подарок – жена дарит ему к 50-летию – сына Виктора. Теперь есть для чего и ради кого жить.
Но судьба приготовила Валерию Брумелю ещё одно испытание. Оно оказалось последним. Во время медицинского обследования в больнице имени Боткина врачи обнаружили, что Валерий Брумель неизлечимо болен. Он просит жену не сообщать об этом никому, даже близким людям, не хочет, чтобы его видели больным и немощным. По словам вдовы Светланы, 24 января 2003 года Валерий Николаевич позвонил 10-летнему Вите и в конце разговора не выдержал, с тоской в голосе сказал: «Бедный мой сынок...». А через два дня – умер. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Его могила находится рядом с могилой Алексея Маресьева.

Младший сын Валерия Брумеля, Виктор, был радостью отца и стал его продолжением. Он занимается лёгкой атлетикой. В январе 2012-го года Виктор Брумель был приглашён гостем в Америку, в Нью-Йорк, на 104-ые соревнования по лёгкой атлетике. Он был удивлён, что отец в Нью-Йорке необычайно популярен. И – не случайно! Ведь его отец был первым иностранцем, объявленным чемпионом в США. Именно там, в 1963-ем году, Валерий Брумель победил в прыжках в высоту 20-летнего Бостонского студента, а позже – в 1964-ом году он победил его второй раз, но уже в Токио, на Олимпиаде. Из ответов Виктора на вопросы Джека Пфайфера, инициатора приезда сына Брумеля на соревнования, узнаём, что в свои 18 лет Виктор достиг результата 2 метра16 сантиметров, мечтает побить рекорд отца и уверен, что тот бы за него порадовался.

Два младших брата Валерия Брумеля тоже прошли по жизни своим путём, у каждого своя судьба. Какую роль Валерий сыграл в ней? Как они помогли ему в жизни? Трудно сказать, да, наверное, и не нужно. Старший из них – Олег (Алексей) Брумель прожил с 1944-го по 2005-ый год. До середины 80-х годов 20-го века, он работал на секретном заводе, преподавал в школе и техникуме. Потом занялся политикой. В мае 1991-го года Левоцентристский блок заявил о выдвижении А. Брумеля кандидатом в президенты России от Русской монархической партии и Левоцентристcкого блока. По свидетельству прессы: «13 сентября 1991-го года программа «Время» сообщила о том, что Брумель пожаловал Борису Ельцину титул великого князя. Спустя 5 месяцев, 23 февраля 1992 года, Алексей объявил себя Императором Всероссийским, поэтому и назначил Владимира Жириновского королём Эстонии». Младший брат Валерия – Игорь Брумель – окончил институт физической культуры, тренер-преподаватель по лёгкой атлетике. Основное его занятие – полиграфическая и издательская деятельность. Он – депутат Совета депутатов Замоскворечья с 2012-го по 2017 годы.

В апреле 2018 года в Российско-Немецком Доме в Москве прошёл вечер памяти, посвящённый Валерию Брумелю, выдающемуся советскому спортсмену, серебряному призёру Олимпийских игр в Риме в 1960-ом году, шестикратному рекордсмену по прыжкам в высоту, Олимпийскому чемпиону по лёгкой атлетике 1964-го года в Токио.

Вечер был организован Международным союзом немецкой культуры, Федеральной национально-культурной автономией российских немцев совместно с Фондом «Высота Валерия Брумеля», при поддержке Всероссийской федерации лёгкой атлетики, Благотворительным Фондом Поддержки Лёгкой Атлетики и Клуба немцев Москвы. «Мы счастливы, что этот неординарный человек – наш соотечественник, мы рады, что в огромной плеяде выдающихся немцев России этот человек занимает столь высокое профессиональное и человеческое место, оставаясь и по сей день золотым примером для молодого поколения, для всех нас», – отметили в своём приветственном слове президент ФНКА российских немцев Генрих Мартенс и первый заместитель председателя МСНК Ольга Мартенс.




Ты укрой меня снегом, зима (О творчестве Эльдара Рязанова)

Третий месяц весны. На улице уже несколько дней идёт непрекращающийся дождь. Природа как будто решила впитать в себя его животворящую силу, чтобы возродиться вновь в полном великолепии. Сегодня мне грустно, и почему-то вспоминаются строки Эльдара Рязанова:

«У природы нет плохой погоды  –
Каждая погода благодать.
Дождь ли снег – любое время года
Надо благодарно принимать».

Вспомнилось и как московский друг, писатель Валентин Васильевич Кузнецов, написал мне в декабре 2014-го года: «Сейчас Эльдару Рязанову идёт 88-ой год, но ещё осенью я часто видел его приезжавшим на работу в киноклуб "Эльдар" на своём джипе, которым он управлял самостоятельно. Знаете ли Вы, что киноклуб "Эльдар" – это первый в истории страны кинотеатр, открытый режиссёром и названный его собственным именем? После реконструкции в нём находится оригинальное фойе в стиле европейского городка начала 20-го века, три кинозала, кафе "Берегись автомобиля", ресторан "Жестокий романс", музеи».

Прочитав эти строки, я тогда подумала, что долгие годы проживания в Германии привели меня к тому, что совсем не знаю о судьбах талантливых людей России. Это грустное открытие заставило меня заняться изучением творчества Эльдара Рязанова. Я перечитала всё, что можно было найти о нём. Сведений оказалось немного, но достаточно, чтобы понять неординарность художника слова, обладающего многогранным спектром интересов и богатым внутренним миром.

Сегодня об Эльдаре Александровиче Рязанове говорят и пишут не только как о талантливом кинорежиссёре, драматурге, сценаристе, телеведущем, педагоге, продюсере, члене Союза писателей, лауреате Государственной премии, Народном артисте СССР, но и как о поэте. С одним из его сборников стихов под названием "Ностальгия" я познакомилась совсем недавно. Для меня явилось открытием, что Эльдар Александрович Рязанов является автором известного романса "Ты укрой меня снегом, зима", прозвучавшего в 1993-ем году в его кинофильме "Предсказание", поставленном по его одноимённой повести. В романсе поэт обращается не к Богу и не к судьбе. Он говорит с зимой, суровым временем года, прося у неё подаянья через тишину и печаль сострадания.

"Одолжи мне, зима, одолжи
чистоты и отдохновенья,
белоснежных снегов безо лжи...
Я прошу тебя об одолженьи".

Впоследствии я узнала, что музыку к этому романсу написал композитор Андрей Петров, мастер жанра сценической музыки, а исполнил его в фильме певец Александр Малинин. Среди моих знакомых бытует мнение, что любимый нами артист Николай Караченцов создал из этого романса новый, теперь уже эстрадный, вариант песни, который и сохранился в памяти моих ровесников. Трудно оставаться равнодушным к строкам романса, отражающим мысли и чаяния думающих людей нашего поколения. Стихи проникнуты прощальным мотивом уходящего времени, стремительно бегущих дней жизни. Сколько боли звучит в них, сколько мольбы о прощении, о защите, одолжении сил для будущей жизни, чтобы вынести всё, что ещё предстоит пережить! Недавно я узнала, что музыку к песне, исполненной Николаем Караченцовым, написал Александр Блох, молодой композитор из Харькова, прочитавший стихи Эльдара Рязанова в литературном журнале "Нева". Александр Блох сочинял музыку и к другим стихам. Внезапная трагическая смерть композитора в тридцатидвухлетнем возрасте потрясла кинорежиссёра. Тогда многие его родные, знакомые, соратники уходили из жизни в расцвете сил. Это нужно было суметь перенести и не согнуться под ударами судьбы.

  *  *  *

"Ты подай мне, зима, ты подай
тишину и печаль состраданья
к моим собственным прошлым годам…
Я прошу у тебя подаянья".

На фоне музыки романса "Ты укрой меня снегом, зима" разворачиваются события фильма "Предсказание ", о событиях девяностых годов двадцатого века. Время тогда было тяжёлое, смутное, как в жизни страны, так и в жизни режиссёра.  В основу сюжета фильма легло предсказание цыганки. Она нагадала герою, молодому писателю Олегу Горюнову, удивительную встречу и большую любовь, но в то же время – смерть через двадцать четыре часа.
 
С опозданием в двадцать лет, уже в Германии, я посмотрела этот фильм. Имя кинорежиссёра Эльдара Рязанова мне было к тому времени знакомо по его всемирно известным фильмам "Карнавальная ночь", "Берегись автомобиля", "Ирония судьбы", "Служебный роман". Содержание фильма напомнило себя в те девяностые-роковые. От него веяло прошлым, оставившим особый запах родины, ушедшей молодости, невысказанной грусти.

Фильм "Предсказание" впервые появился на экранах кинотеатров зимой 1993-го года. Создан он был по горячим следам событий, которые до сих пор отдаются эхом в судьбах людей. Коренные изменения в жизни страны повлекли за собой изменения и в мироощущении каждого. Фильм явился пророческим во многих планах. Режиссёр уже тогда заметил ростки зарождающегося духа наживы и собственнических интересов в разбушевавшемся ветре стихии, захватывающем все сферы жизни страны и вместе с тем личностные отношения.  Мне запомнились слова одного из почитателей творчества Эльдара Рязанова: "Ни один из фильмов так точно не отразил это время в реалиях: тяжёлый поезд, надвигающийся из мглы, бесконечная осень, вера в предсказания, стрельба на улицах, жесточайшие холода". При просмотре фильма вспомнились и стихи самого Эльдара Рязанова, написанные значительно позже, но у меня они почему-то ассоциируются с жизнью страны в момент создания фильма:

"Всё беспричинно. Чей-то взгляд. Зима.
И жизнь бежит. И неподъёмна ноша.
И на душе такая кутерьма,
что, кажется, от горя задохнёшься."

За десять лет до начала перестройки цыганка нагадала мне дальнюю дорогу. Тогда я ей не поверила. Предсказание сбылось в девяностые годы двадцатого века, в ту пору безвременья, которую назвали позже чёрной дырой. На волне тех событий моя семья переехала в Германию, на родину своих исторических предков.
 
Мы покидали страну счастливого детства зимой, в последний месяц тысяча девятьсот девяносто второго года.  Помню холод, царивший в природе и в отношениях между людьми, пустые прилавки магазинов, ночные мысли, чем буду завтра кормить детей, отсутствие тепла и горячей воды в квартире на пятом этаже, тёмные подъезды с разбитыми почтовыми ящиками и страх, который не покидал душу. Боязнь за детей, усиливающаяся волна преступности в городе, похороны восьмерых учеников в городе Междуреченске Кемеровской области, трупы которых были найдены на рельсах – всё, что запомнилось мне из прошлого, из первой жизни, в которой я, наверное, была тоже счастлива...

Вслед за героем фильма сознание провело меня по заснеженным улицам. Я ощутила и пережила, как ветер бьёт в лицо. Он порывист и жесток. Я незримо входила вслед за писателем Олегом Горюновым, роль которого прекрасно сыграна Олегом Басилашвили, в подъезды домов, в лифт, в его квартиру, в сберегательную кассу, в здание аэропорта.  Как будто не было тех лет, прошедших вдали от моего детства и юности. Прошлое настигло меня. Оно всегда приходит в самые неожиданные моменты. От него не убежишь, потому что нельзя убежать от себя. Об этом тоже пишет поэт и кинорежиссёр Эльдар Рязанов, давая нам мудрые советы и ведя нескончаемый разговор о душевном, вечном, непреходящем.

     "Всё тороплюсь, спешу, лечу я,
     всегда я в беге нахожусь,
     нехваткой времени врачуя
     во мне таящуюся грусть.

     Ищу я новые занятья,
     гоню карьером свою жизнь,
     хочу её совсем загнать я...
     Да от себя не убежишь!"

Фильм "Предсказание " – личностный. Эльдар Рязанов рассказывает в нём о том, как перемены прокатились по его жизни и какие рубцы оставили на сердце. Он делится с нами своими размышлениями, сомнениями и душевными метаниями тех лет. Внутренний монолог присущ его писательской манере, но всё же его искренность и открытость поражают. Эльдар Рязанов впускает нас в мир своего внутреннего «я», о существовании которого многие даже не подозревают.

На роль героини фильма Люды – режиссёр пригласил парижанку Ирен Жакоб. Позже она скажет, что участие в постановке фильма помогло ей преодолеть духовный кризис. Мне думается, что в этом большую роль сыграла личность самого Эльдара Рязанова, человека необычайно щедрой души, честного и доброго наставника, психолога по природе и профессионала от Бога.

Актрисой Каролиной Сиоль в фильме сыграна роль жены писателя, которая внезапно погибает в аварии, оставляя ещё одну рану в его сердце. В реальности: на следующий год после постановки фильма врачи ставят жене Эльдара Рязанова, Нине, диагноз неизлечимой болезни. Она уходит из его жизни быстро и не оставляет никаких шансов на своё возвращение. С этого момента его душа ещё больше уходит в мир внутренних переживаний, а стихи поражают своим философско-психологическим содержанием и с годами приобретённой мудростью. Через боль пришёл Эльдар Рязанов к истинам, которыми жил в последние годы. Через исповедальную поэзию передаёт он нам свои раздумья.

Всё смешалось в фильме: реальность, фантастика, мистика. Но всё же главный вопрос остался для героя до конца фильма неразрешённым: как быть? Покидать страну или нет? Завершающие слова фильма – ответ на его внутренние метания и душевное смятение в то смутное время, когда рушились устои жизни: "Ну, вот и всё. Я никуда не лечу. Это – моя страна. Пойми, я не могу уехать". Писатель Олег Горюнов сделал свой выбор. Сделал его и кинорежиссёр Эльдар Рязанов, раз и навсегда решив, что без родины он жить не сможет.

* * *

Творчество Эльдара Рязанова – о жизни и ради жизни. Она у него наполнена до краёв. Он всегда оставался верен себе и, находясь один на один с поэтическим дневником, заносил в него строки, идущие из глубины подсознания. В его внутренних поэтических монологах отражена сущность талантливого человека, которого не оставляли в покое важные вопросы бытия: правильно ли я живу? Всё ли сделал? Во что нужно ещё вложить силы, чтобы достойно прожить жизнь, которая не бесконечна?

Стихи Эльдара Рязанова – это исповедь. В зрелые годы он открывает нам, своим современникам, душу, впуская тем самым в святая святых, в свой внутренний мир, который до поры был закрыт для всех. Ему принадлежат слова: "Прожитая жизнь – сложенье чисел: сумма дней, недель, мгновений, лет".
 
В предисловии к сборнику стихов, опубликованному издательством "Правда" в 1988-ом году, Эльдар Рязанов пишет: "За последние двенадцать лет я поставил несколько фильмов: "Ирония Судьбы", "Служебный роман", "Гараж", "О бедном гусаре замолвите слово", "Вокзал для двоих", "Жестокий романс", "Забытая мелодия для флейты", "Дорогая Елена Сергеевна".  Я упомянул о них лишь потому, что в этот же период параллельно с многочисленными и разнообразными занятиями и обязанностями существовало что-то вроде внутреннего монолога или, если хотите, стихотворного дневника… Наверное, мучительное желание высказаться о личном, только моём, стремление поделиться чем-то заветным, жажда исповеди и побудили меня к стихотворству".
 
Путь в поэзию Эльдара Рязанова начался уже в зрелом возрасте. Он рассказывает об этом так:

«Стихи "У природы нет плохой погоды" стали песней… После этого случая изредка (очень редко!) меня посещало эдакое странное состояние души, в результате которого возникали небольшие стихотворения. Как правило, грустные. Даже горькие. Я объяснял себе это тем, что весёлые, жизнерадостные силы я трачу в комедиях, а печаль тоже требует своего выражения, своего выхода. Может, это объяснение ненаучно, но меня оно удовлетворяло… Постепенно стихотворные "припадки" стали учащаться, и я даже завёл большую, толстенную тетрадь, куда вписывал свои поэтические выплески. Иногда стихи рождались почти ежедневно, иной раз пауза длилась по нескольку месяцев. Я стал анализировать своё состояние, когда меня "посещала" муза для того, чтобы потом попытаться вызвать искусственно аналогичное настроение. Но ничего из этого не получилось, стихи приходили или не приходили тогда, когда этого хотели они, а не я».
 
        "Как пробиться к такому стиху,   
        чтобы он излучал обаяние,
        чтобы чувства ложились в строку
        без излишеств и без придыхания?

        Как пробиться ещё к колдовству,   
        чтоб звучала строфа, как мелодия,
        чтобы строчки несли красоту
        и живыми остались в народе?"

Для Эльдара Рязанова была очень важна оценка каждого читателя в подтверждение своего поэтического таланта. Только после того, как он увидел стихи напечатанными в литературном журнале "Октябрь", у него появилась уверенность в себя как поэта.

Мне очень хотелось понять секрет мастерства поэта, и я поделилась своими мыслями с моей белорусской подругой: "Здравствуй, Наташа, я увлеклась творчеством Эльдара Рязанова, его стихами, восхищена его романсом "Ты, укрой меня снегом, зима". Вот, всю неделю читаю и перечитываю всё, что есть о нём в интернете. Сведений почти нет. Воспоминаний тоже. Фильм "Предсказание", в котором романс исполняет Александр Малинин, посмотрела впервые. Музыка завораживающая, сюжет простой, немного мистический, но тоже не оставляет равнодушным. Мы как раз в год премьеры фильма выехали из страны. Возникло много ассоциаций. Мыслей много, а слов для их выражения не хватает. Так и живу. Завтра Первое мая, поедем на дачу. Говорят, что будет дождь, но "у природы нет плохой погоды". Последние строки тоже принадлежат Эльдару Рязанову. Я растворилась в его стихах, открыла его поэзию для себя и заметила, что уже думаю словами поэта".
         
Ответ подруги поразил меня простотой и пониманием того, о чём я размышляю в последнее время: "Ирене, у тебя сейчас хороший период жизни.  Огромная часть её ушла на суету, на борьбу с реальными и мнимыми проблемами. Это счастье, что настало время (и есть время), когда можно жить в другом пространстве, более духовном".

Прочитав эти слова, я, кажется, смогла ответить на вопрос, что дало силу поэтическому таланту Эльдара Рязанова в зрелые годы? Он достиг той черты, которая отделяет реальное и духовное. Сумел подняться над земной суетой и писать о вечных истинах с мудростью человека, живущего мыслями в пространстве души. Это дано не каждому, как и понимание того, что такое возможно.

       "Как много дней, что выброшены зря, 
        дней, что погибли как-то, между прочим.
        Их надо вычесть из календаря, 
        и жизнь становится еще короче".
      
Эльдар Александрович Рязанов никогда не расставался со своей заветной тетрадью, в которую вносил свои мысли в поэтической форме, вёл нескончаемый монолог о времени и о себе. Именно поэзия давала ему силу и энергию, являлась своеобразной отдушиной, связующим звеном с творчеством, которому он посвятил всю жизнь. В его поэтических строках звучит прямое обращение к современнику:

"Трать себя, живи неосторожно,
выгод не считай, не мелочись…
Пусть с людьми и сложно, и тревожно,
ты пойми их суетную жизнь.

И живи! В любую непогоду!
Сочиняй свой собственный мотив.
А любить жену, друзей, природу –
не такой уж, право, примитив".




Максимилиан Волошин. На грани веков

«Стихи мои... сами сумеют себя отстоять и очиститься от нарастающих на них шлаков лже-понимания».
                (М. Волошин)

«Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поёт в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой».
 
Эти стихи принадлежат Максимилиану Волошину – поэту, художнику, критику и переводчику. Судьбой и ветрами изваян его профиль в Крыму, на скале залива в Коктебеле, задолго до того, как его мать, Елена Оттобальдовна (1850 – 1929), в девичестве Глазер, выстроила там дом на участке земли, приобретённом для неё доктором, её гражданским мужем с 1880-го года, Павлом фон Тешем (1842-1908). Мать с сыном переехали туда в 1893-ем году. О профиле поэта на скале созданы легенды, а сам он пишет об этом так:
 
«Я узнаю себя в чертах
Отриколийского кумира
По тайне благостного мира
На этих мраморных устах.
О, вещий голос тёмной крови!
Я знаю этот лоб и нос,
И тяжкий водопад волос,
И эти сдвинутые брови…».

Когда я услышала легенду о профиле поэта на скале, мне захотелось узнать о Максимилиане Волошине больше. В процессе изучения его жизни и творчества поняла, что современники поэта не однозначны в оценке его личности. Это заставило обратиться к изучению времени и среды, в которой формировалось мировоззрение поэта, нашедшее выражение в строках его произведений. Размышления Волошина о человеке и мироздании стали в наши дни неотъемлемой частью культуры, вошли в историю Крыма, в искусство перевода, в прозу, живопись, искусствоведение и философию. Отсюда и всё возрастающий интерес к жизни и творчеству поэта.
 

Детские и юношеские годы

Максимилиан Волошин родился 28 мая 1877-го года в Киеве. Его отец, Александр Максимович Кириенко-Волошин, коллежский советник, член Киевской палаты уголовного и гражданского права, умер в 1881-ом году. Из воспоминаний знавших его людей, он был человеком добрым, общительным, писал стихи. О своих предках по линии отца Максимилиан Волошин позже напишет: "У деда было большое имение в Киевской губернии, а кто он был, не знаю, и вообще родственников моего отца совсем не знаю". Воспитанием Максимилиана занималась мать, Елена Оттобальдовна, женщина всесторонне образованная и волевая. Происхождением она была из семьи немцев. Её мать, Надежда Григорьевна Глазер (1823 – 1908), в девичестве Зоммер, проживала в Москве. А отец, Оттобальд Андреевич Глазер (1809–1873), был родом из Саратовской губернии. В юности, будучи юнкером 6-го уланского Волынского Полка его Императорского Величества Константина Николаевича, за нарушение военной дисциплины он был лишён дворянского звания и всех прав состояния, приговорён к расстрелу, заменённому ссылкой на каторжные работы в рудниках сроком на пятнадцать лет. Позже, по словам Волошина, был "инженером и начальником телеграфного округа в каком-то остзейском городе — не то в Риге, не то в Либаве".
 
Мать поэта была личностью неординарной. Она с пренебрежением относилась к общепринятым нормам морали и поведения. О ней пишут, что «ездила верхом по-мужски, служила в ведомстве, коротко стриглась, носила брюки и кавалерийские ботфорты, курила сигары, отчего со временем приобрела хрипловатый басок, шила казакины и вышивала тюбетейки». Марины Цветаева описывает её так: "отброшенные назад волосы, орлиный профиль с голубым глазом… Внешность явно германского происхождения… лицо старого Гёте… Первое впечатление – осанка. Двинется – рублём подарит… Второе, естественно вытекающее из первого: опаска. Такая не спустит… Величественность при маленьком росте… Всё: самокрутка в серебряном мундштуке, спичечница из цельного сердолика, серебряный обшлаг кафтана, нога в сказочном казанском сапожке, серебряная прядь отброшенных ветром волос –   единство. Это было тело именно её души".

А дальше Марина Цветаева подчёркивает "германство" и её сына, Максимилиана Волошина, его аккуратность, педантичность в привычках и поведении, творческую усидчивость: "при явно французской общительности – явно германский модус поведения, при французской количественности – германская качественность дружбы" … "Француз культурой, русский душой и словом, германец – духом и кровью".  Для неё – он духовный отец, знакомство с которым произошло в 1910-ом году, когда ей было 18, а ему – 33 года. Общение длилось семь лет, даже когда он был за границей. Это был нескончаемый диалог на реальном и виртуальном уровне Учителя и Ученика, глубинное родство душ поэтов с многомерным видением мира и процессов, происходящих в нём. Волошин стал для Марины Цветаевой наставником, который помог ей перейти на следующую ступень духовного развития. Воспоминания Марины Цветаевой о Волошине "Живое о живом" опубликованы в 1933-ем году в Париже.
Сам М.А. Волошин в "Автобиографии" рассказывает больше о движениях своей души: "Я родился… в Духов день, „когда земля – именинница“. Отсюда, вероятно, моя склонность к духовно-религиозному восприятию мира и любовь к цветению плоти и вещества во всех его формах и ликах. Поэтому прошлое моего духа представлялось мне всегда в виде одного из тех фавнов или кентавров, которые приходили в пустыню к святому Иерониму и воспринимали таинство святого крещения. Я – язычник во плоти и верую в реальное существование всех языческих богов и демонов".
Когда мальчику ещё не было года, в феврале 1878-го, отца назначили членом окружного суда и перевели в Таганрог. А в январе 1880-го мать ушла от мужа, забрав сына. Переехала с ним сначала в Севастополь, затем к матери в Москву, где Максимилиан учился сначала в Поливановской, затем в казенной 1-ой гимназиях. Позже он вспоминает: ушла от мужа, забрав сына. "Это – самые тёмные и стеснённые годы жизни, исполненные тоски и бессильного протеста против неудобо¬варимых и ненужных знаний". Закончил он гимназию уже в Феодосии и в этот же год поступил в Московский университет. В 1899-ом году выслан в Феодосию за организацию студенческих беспорядков.

В какой-то момент любознательный от природы юноша принял решение совершить поездку по Европе. В "Автобиографии" он напишет, что жил в Париже и Берлине, в Италии. Ещё раз вернулся в Москву. Сдал экзамены в университете за второй курс юридического факультета и опять отправился с друзьями Василием Ишеевым, Леонидом Кандауровым, Алексеем Смирновым в двухмесячное путешествие по Европе по разработанному им самим маршруту. По возвращении арестован, привезён в столицу и вновь выслан, теперь уже в Среднюю Азию. "1900 год, стык двух столетий, был годом моего духовного рождения. Я хо¬дил с караванами по пустыне. Здесь настигли меня Ницше и «Три разговора» Владимира Соловьёва. Они дали мне возможность взглянуть на всю европейскую культуру ретроспективно – с высоты азийских плоскогорий и произвести переоценку культурных ценностей".

Первый сборник Максимилиана Волошина "Стихотворения. 1900 – 1910" вышел в свет в Москве в 1910 году, когда он стал уже известным критиком и поэтом. А в 1914 году нашла своего читателя его книга избранных статей о культуре – "Лики творчества".
Позже Волошин напишет об этом времени так: "В моих странствиях я никогда не покидал пределов древнего средиземноморского мира: я знаю Испанию, Ита¬лию, Грецию, Балеары, Корсику, Сардинию, Константинополь и связан с этими странами всеми творческими силами своей души. Форме и ритму я учился у латинской расы. Французская литература была для меня дисципли¬ной и образцом. К стихам своим я относился всегда со строгостью. Мой первый сборник вышел, когда мне было 33 года. До внима¬ния публики мои стихи доходили медленно. Газетная шу¬миха, слишком часто подымавшаяся вокруг моих статей, мешала мне как поэту. Меня ценили, пожалуй, больше всего за пластическую и красочную изобразительность".

 
Тайна Волошина

Известны слова Марины Цветаевой: "Макс был знающим. У него была тайна, которой он не говорил. Это знали все, этой тайны не узнал никто".
 
Что имела ввиду Цветаева? Знакомлюсь с дневниковыми записями зрелого Волошина, узнаю, что в детстве он пережил после смерти отца – гибель кузена. Он предоставлен самому себе, но мать необычайно строга к нему. Однажды обвинила в потере того, что не брал. Спустя более сорока лет, Волошин оставил запись: "С этого момента чувствую кончеными все детские любовные отношения". При этом поэт имел ввиду материнскую ласку. Ребёнком он часто видел страшные сны, испытывал ужас от анатомических атласов, от разговоров об операциях, в семь лет ужасается, прочитав о смерти Геракла и произведение Эдгара По "Случай с господином Вальдемаром". Позже болезненно воспринял преждевременный уход из жизни братьев матери: Григория Оттобальдовича Глазера (1842-1900), архитектора, и Александра Оттобальдовича Глазера (I860-1917).

«Каждый рождается дважды. Не я ли в духе родился на грани веков?» В двух строках чётко расставлены акценты прожитых лет и воззрений. Не в этих ли словах отзвуки той тайны, о которой пишет Марина Цветаева?

Как когда-то пересеклись дороги Цветаевой и Волошина, так и я стою сегодня на перекрёстке дорог в 21-ом столетии, пытаясь проанализировать свой жизненный путь, отталкиваясь от мыслей поэта, рождённых у него на грани прошлого столетия. Пытаюсь проникнуть в тайну его души, понять, о чём он думал, когда писал слова: "Но надо всем было ощущение пустыни – той ши¬роты и равновесия, которые обретает человеческая душа, возвращаясь на свою прародину".
 
"Сквозь сеть алмазную зазеленел восток.
Вдаль по земле, таинственной и строгой,
Лучатся тысячи тропинок и дорог.
О, если б нам пройти чрез мир одной дорогой!
Всё видеть, всё понять, всё знать, всё пережить,
Все формы, все цвета вобрать в себя глазами.
Пройти по всей земле горящими ступнями,
Всё воспринять и снова воплотить".

В юности у Волошина появилось желание "уйти на запад, пройти сквозь латинскую дисциплину формы". "С 1901 года я поселился в Париже. Мне довелось близ¬ко познакомиться с Хамбу-ламой Тибета, приезжавшим в Париж инкогнито, и прикоснуться, таким образом, к буд¬дизму в его первоистоках. Это было моей первой рели¬гиозной ступенью. В 1902-ом году я так же близко соприкос¬нулся с католическим миром, во время моего пребывания в Риме, и осознал его как спинной хребет всей европейской культуры… Затем мне довелось пройти сквозь близкое знакомство с магией, оккультизмом, с франкмасонством, с теософией и, наконец, в 1905 году встретиться с Рудольфом Штайне¬ром, человеком, которому я обязан больше, чем кому-либо, познанием самого себя».

Прочитав эти строки, подумала: одно дело получить этот багаж духовных знаний и обсуждать прочитанное с друзьями, другое – жить с познанной духовностью в мире бездуховности. Несомненно, поиски ответов на многие вопросы в период взросления привели Максимилиана Волошина и к модному тогда каббалистическому учению. От самого слова "каббала", которое означает – "получение, принятие; предание", веет чем-то мрачным и ужасным, тайным и влекущим в мир непознанного. Для него, как и для других поэтов Серебряного века, каббала была тайным учением, раскрывающим истины о Боге, мире и человеке.
 
"Господь дохнул на преисподний лик,
И нижний оборотень стал Адамом.
Адам был миром, мир же был Адам.
Он мыслил небом, думал облаками,
Он глиной плотствовал, растеньем рос".

От стихов Волошина веет тайной, но, как пишут исследователи его творчества, "он заимствовал из каббалы только те идеи и образы, которые были близки его собственному духовному опыту, чувствуя, что они выражены в каббале более полно и чётко, чем в других традициях (в том же христианстве). Среди таких идей – представления о сотворении мира божественными лучами, о всеобщей одушевленности, о космическом Макроантропосе и прочее". (Бурмистров К.Ю.)

В стихотворении "Дом поэта", в 1926-ом году, Волошин пишет о том, что сам избрал тот островок в душе, который называет "землёю добровольного изгнанья",
"Чтоб в годы лжи, падений и разрух
В уединеньи выплавить свой дух
И выстрадать великое познанье".

Познанье чего? Истины? Высшего смысла бытия? Своего предназначения?
В одной из своих работ он напишет: "Есть две пустыни: одна первобытная… другая пустыня, как саван, периодически окутывает известные долины земли перед новым воскресением". Таким возрождением веет на него знакомство с антропософским учением Рудольфа Штайнера, которое помогает понять каждому своё место во Вселенной, установить связь с Духом путём познания его внутри себя.
В 1914-ом году Волошин едет в Швейцарию, участвует в строительстве Гётеанума в местечке Дорнах, расположенном в десяти километрах от Базеля. Туда в тот год прибыли единомышленники Штайнера из восемнадцати враждующих между собой стран. Среди них художники и поэты, люди ищущие правды и истины в мире несправедливости. Здание в швейцарском Дорнахе названо Гётеанум – неслучайно. Личность и творчество Гёте – источник для всей науки антропософии. Им пронизано в ней многое. Гётеанум – не символ учения, а практическое воплощение теории и жизненной философии.

Центр антропософского движения живёт и развивается в Германии и сегодня. Штайнер всё делал для будущего. Здание Гётеанума в Дорнахе представляет собой два купола, не имеющих ни одной оси! Под малым куполом расположена сцена. Уже во время строительства на ней состоялись репетиции постановки «Пасхольные ночи» из «Фауста». Они проходят там и сейчас. В процессе строительства (Бау/ Bau) рождалось новое искусство: эвритмия — слово в танце и совершенно новая, не функциональная, а живая архитектура: росписи, барельефы огранка стекла окон. Каждый из присутствующих участвовал во всём. И присутствие Гёте как поэта, художника и философа чувствовалось тоже во всём. В последние годы жизни Волошин вспоминает: "Эта работа, высокая и дружная, бок о бок с представителями всех враждующих наций. В нескольких километрах от поля первых битв Европейской войны, она была прекрасной и трудной школой человечного и внеполитического отношения к войне". В период строительства Гётеанума состоялась важная для Волошина встреча с Рудольфом Штайнером. "Я внимательно просмотрел ваш альбом, – сказал тот художнику. – В ваших рисунках есть личность. Они не похожи на то, как теперь рисуют обыкновенно. Они сделаны не с натуры, а изнутри... Вам надо стараться углубить внутреннюю область видения. Писать из эфирного плана. От форм перейти к движению. Теперь трудно что-нибудь сделать в поэзии и литературе (сказал он на мои слова об отходе от литературы и неотступности живописи). А в живописи можно сделать многое. Надо, чтоб форма рождалась из цвета. Посмотрите: синий – это жертва, это дар. Красный – насилие». Затем он разрешил мне рисовать Бау и обещал дать эскиз". В Дорнахе Максимилиан Волошин провёл около полугода, приехав туда за день до начала Первой мировой войны. Им было создано там много акварельных рисунков, которые он раздаривал тем, кто интересовался его живописью.
В настоящее время знаменитый "Дорнахский альбом" акварелей Волошина хранится в фондах Дома-музея М.А. Волошина. Он был впервые опубликован в 2005 году в художественном альбоме "Сокровища Дома Волошина", как и один из эскизов, созданных в Дорнахе, для большого занавеса "Зала Мистерий".

Об этом периоде жизни поэта – книга "Зелёная змея художницы Маргариты Васильевны Сабашниковой, первой жены Волошина, опубликованная в 1968-ом году. "От антропософии, – пишет она, – Макс брал то, что ему было ближе само по себе. Упражнения, составляющие антропософскую практику, он выполнял в практике самой жизни. Макс умел подойти к человеку, не стесняя его свободы, не осуждая… Во время войны его призвали в армию. Он ехал в Россию с твердым решением отказаться: «Пусть лучше убьют меня, чем убью я». Но его спасла астма, из-за которой он был признан непригодным к военной службе".


В годы войн и революций

В 1914-ом году Максимилиан Волошин написал письмо военному министру России Сухомлинову с отказом от военной службы и участия «в кровавой бойне». Его книга об ужасах войны — "Anno mundi ardentis 1915" ("В год пылающего мира 1915") была издана в России.

В период революции 1917-го года Волошин решил остаться "над битвой", занял нейтральную позицию. Он был против вражды и кровопролития, а этого в избытке было у каждой из сторон. Трудно было тогда разобраться, кто – свои, кто – чужие. У каждого была своя правда и сила – и на каждом было достаточно грязи и крови. Волошин по-прежнему жил в Коктебеле, принимал там друзей: то одних политических взглядов, то других – и отказывался от выбора.

"И там и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
«Кто не за нас – тот против нас.
Нет безразличных: правда с нами».
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других".

Это не мешало ему, когда в Крыму были белые, заступаться за красных, употребляя всё своё влияние и всю свою репутацию.  Порою случалось, что из уважения к известному поэту его заступничество спасало. Так случилось, когда врангелевская контрразведка схватила Осипа Мандельштама по подозрению в сотрудничестве с большевиками. Хотя Волошин в тот момент находился с ним в ссоре, это не помешало ему выступить в защиту поэта. Сделал он это весьма своеобразно, направив начальнику контрразведки Апостолову письмо следующего содержания: «Так как Вы, по должности, Вами занимаемой, не обязаны знать русской поэзии и вовсе не слыхали имени поэта Мандельштама, то считаю своим долгом предупредить Вас, что он занимает в русской поэзии очень крупное и славное место. Мне говорили, что Мандельштам обвиняется в службе у большевиков. В этом отношении я могу Вас успокоить вполне: Мандельштам ни к какой службе не способен, а также и к политическим убеждениям: этим он никогда в жизни не страдал». Мандельштама тогда выпустили.

"Мои стихи о России, написанные за время Революции, – говорит нам Волошин, – вероятно, будут восприняты как моё перерождение как поэта: до революции я пользовался репутацией поэта наименее национального, который пишет по-русски так, как будто по-французски. Но это – внешняя разница. Я подошёл к русским, совре-менным и историческим темам с тем же самым методом творчества, что и к темам лирического первого периода моего творчества. Идеи мои остались те же. Разница толь¬ко в палитре, которая изменилась соответственно темам и, может быть, большей осознанности формы». По словам Волошина, его поэтический символ веры – в «Подмастерье» (предисловии к «Иверни»), политические кредо – рассыпано в стихах о современности, отношение к государству – в «Левиафан», отношение к миру – в «Corona Astralis»".

Только при внимательном прочтении произведений Волошина, написанных в течение его жизни, можно приблизиться к разгадке его тайны. Как мыслителя его интересовала прежде всего судьба народов Земли и самой планеты. Об этом – строки одной из поэм "Четверть века", написанной в Коктебеле в 1927-ом году в дни землетрясения.

 А в строках "Предвестия" (1905), предчувствуя крах российской империи, он пишет:

"Уж занавес дрожит перед началом драмы…
Уж кто-то в темноте всезрящий, как сова,
Чертит круги, и строит пентаграммы,
И шепчет вещие заклятья и слова".

В каждом его произведении настоящее, прошедшее и будущее – слиты в одно пространство времени, будто поэт находится во всех веках и в любом пункте планеты одновременно. В этом магия поэзии Волошина. Она ощущается через столетие. Он – человек планеты. Его цикл "Космос" даёт каждому пищу для размышлений как раз в наши тревожные дни.

"Для меня главное в Волошине то, – пишет московский историк Виктор Кудрин, – что он старался быть христианином не только по названию, но и делом, то есть жертвовать собою не только ради спасения жертв насилия, но и самих насильников, молиться и «за тех, и за других», и совершенно искренне полагал, что палач нуждается в молитве ещё в большей степени, чем жертва палача, так как его душа – в ещё большей опасности, чем душа жертвы. Он остался верным Христу до самой своей кончины и, тем самым, действительно, создал свой рай ещё на Земле. В этом – высшая мудрость, «главный ум», по выражению Достоевского".

Главное детище Волошина – Дом поэта в Коктебеле
А, может быть, разгадка тайны-магии поэта в Доме творчества в Коктебеле, о котором до сих пор слагаются легенды?

В течение многих лет к началу сезона съезжались к Волошину сначала до ста, позже – до шестисот гостей. Он даже составил специальную памятку для приезжающих: "Рекомендую привезти с собой мешки для сена и обеденный прибор (с тарелкой), и таз, если в нём нуждаетесь, стол будет на даче (около рубля обеды), комнаты бесплатно. Прислуги нет. Воду носить самим. Совсем не курорт. Свободное дружеское сожитие, где каждый, кто придётся "ко двору", становится полноправным членом. Для этого требуется радостное приятие жизни, любовь к людям и внесение своей доли интеллектуальной жизни".
 
Летние дни и вечера Коктебеля были тогда заполнены творчеством и отдыхом: концерты, спектакли, купание, экскурсии в горы и пирушки вскладчину. Радость, веселье, любовь царили в этом чудесном местечке у моря. Здесь Сергей Эфрон нашёл редкое чудо – генуэзскую сердоликовую бусину – и подарил её юной Марине Цветаевой. Вернувшись из Коктебеля, молодые люди обвенчались – и через пару лет приехали к Максу Волошину уже с малышкой Алей, Ариадной.
 
И после окончания Гражданской войны Волошин оставался тем же Максом из Коктебеля. При свойственном ему артистизме, он всегда был хозяином дома, действующим лицом и душой компании, его посещавшей. При этом оставался самим собой и испытывал величайшее удовольствие от рая, созданного им на берегу моря. 

В 1922 году Крымсовнарком выдал Максимилиану Волошину охранную грамоту на Дом Поэта. С этого момента здание не подлежало ни реквизиции, ни "уплотнению". Но в какой-то момент сам поэт впал в немилость. Он был многолик, но не мог грешить против правды, которая звучала со страниц его произведений. Волошина перестали публиковать, но Дом Поэта остался жить. И память о поэте осталась именно там и воскресила его жизнь до мельчайших подробностей. Со страниц дневников и книг Волошин ведёт разговор с нами, помогая каждому осознать своё предназначение.

В 1924 году с одобрения Наркомпроса Волошин превращает свою вотчину в бесплатный Дом творчества. "Согласно моему принципу, что корень всех социальных зол лежит в институте заработной платы, – всё, что я про¬извожу, я раздаю безвозмездно. Свой дом я превратил в приют для писателей и художников, а в литературе и в живописи это выходит само собой, потому что всё равно никто не платит" (из "Автобиографии" М. А. Волошина). У местных жителей, сдававших у моря свои мазанки и сараи по весьма высоким ценам, это новшество Волошина вызывало откровенное недовольство, даже ненависть к поэту.

В то время в его адрес сыпались и обвинения по поводу контрреволюционных взглядов. В ответ на них он выступил в печати с "Письмом в редакцию", опубликованным в журнале "Красная новь" (1924. No 1), которое закончил пророческими словами: "Стихи мои... сами сумеют себя отстоять и очиститься от нарастающих на них шлаков лже-понимания".

В марте 1927 года был зарегистрирован брак Максимилиана Волошина с Марией Степановной Заболоцкой (1887-1976), не поэтом и не художником, а просто доброй и отзывчивой женщиной, сиделкой его матери в последние годы жизни. В своём "Дневнике" она напишет: "Какое счастье, что я около Макса! Господи, какой это большой человек! Мне иногда хочется записывать его слова, мысли. Сколько их падает и утекает напрасно. Ведь очень мало кто знает Макса-человека, его и поэта-то мало кто знает, а уж как человека и совсем немного… Сколько в нём терпимости, мудрости, благородства и бесконечной честности и деликатности к людям".

Максимилиан Волошин умер 11 августа 1932-го года на 56-м году жизни. Погребён в Коктебеле на горе Кучук-Енишары, впо¬следствии получившей название Волошинской. Свой дом поэт завещал Союзу писателей. Вдова Волошина сохранила его творческое наследие. И лишь в августе 1984-го года там открылся Дом-музей Волошина, куда съезжаются и сегодня писатели и поэты, художники и артисты набраться положительной энергетики для творческого труда. С 2007-го года там проводятся Волошинские фестивали, слава о которых разнеслась по всему миру.




Достойно прожитая жизнь. О Борисе Викторовиче Раушенбахе

«Не берусь ответить, что есть жизнь и что есть смерть, это воистину самые сложные вопросы, и никто сегодня не отве¬тит, а может быть, и никогда не ответит на них. Что есть смерть, можно сказать только после смерти, а после смерти никто ещё не заговорил. Ответить, что есть жизнь, нельзя, потому что мы не знаем, что есть смерть. Ибо жизнь – от¬рицание смерти. Всё взаимосвязано. Устройство Вселенной кое-как объясняют, происхожде¬ние жизни – пытаются, а природу сознания нельзя объяс¬нить. Суть же человека прежде всего его сознание. И это сознание постоянно напоминает: главное занятие человека – жить, и, я бы подчеркнул это, жить достойно».
(Б.В. Раушенбах. «Пристрастие»)

Об известном учёном и создателе космической техники, академике Российской Академии наук, профессоре Московского физико-технического института, о действительном члене Международной Академии астронавтики Борисе Викторовиче Раушенбахе написано много, но я услышала о нём впервые после переезда на новое место жительства в Германию. Он сам называл себя странным человеком со странной судьбой. Как раз эта странность и привлекла меня.

Не каждый из учёных Академии наук может иметь за плечами такую историю жизни: волжский немец, физик, узник ГУЛАГа, академик. Чтобы иметь такую судьбу нужно было родиться в семье немца по историческим корням. Сам он не верил в закономерность событий, считал, что случай управляет людьми. В своё время А.С. Пушкин писал: «И с отвращением читая жизнь мою, я трепещу и проклинаю...» Эти слова не отпускали сознание Бориса Викторовича в процессе жизни. Однажды он процитировал их в отношении себя: «Не трепещу и не проклинаю, но свидетельствую, что моя жизнь – весьма непростая картина, в ней сложно всё до ужаса».


Сложности и везения
 
Родился Борис Викторович Раушенбах 18 января 1915 года в Петрограде. При крещении по немецкому обычаю получил двойное имя Борис-Ивар. В переводе на русский его фамилия означает журчащий ручей. Светлой души человек прошёл свой путь журчащим ручьём, решая задачи, которые предназначено было выполнить именно ему.

Его предок, Карл-Фридрих Раушенбах, переселился с семьёй на земли Поволжья в 1766 году, по приглашению российской императрицы Екатерины II. Отец, Виктор Яковлевич (1870-1930), родом был из Саратовской губернии, где когда-то обосновалась и до Первой мировой войны процветала крупная немецкая колония. Образование Виктор Яковлевич получил в Германии. С 1917-го года по 1920-ый семья проживала у родителей отца в городе Марксштадт Марксовского района Саратовской области. Осенью 1920-го года вернулась в Петроград. Там отец Бориса проработал более двадцати лет на обувной фабрике "Скороход", многие годы занимая должность технического руководителя кожевенного производства.

«Я чувствую себя, – пишет Борис Раушенбах, – одновременно русским и немцем – ин-тересное ощущение. Оно любопытно и с точки зрения психо¬логии, но оно отражает реальность. Мы выросли в России, впитали в себя русские обычаи, русские представления, нор¬мы поведения. Никаких полководцев или других знаменитостей в нашем роду не было. На Волге – крестьяне, в Прибалтике – купеческое сословие. Сколько бы ни жили в России мои предки, естественно, знавшие русский язык, в семьях и дедов, и отца, и матери говорили по-немецки. Поэтому мы, дети, свободно, вместе с дыханием воспринимали немецкий бытовой язык. И вот я, немец по национальности и абсолютно русский человек по воспитанию, по мировоззрению, по психологии, учиться на¬чал в реформатской школе, но, к сожалению, ее не окончил. На исходе двадцатых годов их все закрыли. И немецкий язык я выучил по-настоящему в ГУЛАГе при помощи своего друга, доктора Берлинского университета, истинного бер-линца. Мы с ним договорились: раз нас посадили как нем¬цев, давай говорить только по-немецки. Четыре года мы, об¬щаясь, не произнесли ни слова по-русски, и я научился хо¬рошему немецкому языку – до этого у меня был «домаш¬ний», – и этим знанием обязан лагерю...».

Мать Раушенбаха, Леонтина Фридриховна, урожденная Галлик, происходила из прибалтийских немцев, владела, кроме русского, немецким, французским и эстонским языками, играла на фортепиано. Как и многие ее сверстницы, перебралась из Остзейского края во внутренние губернии России и устроилась бонной в состоятельную семью. Работала и учителем иностранного языка, позже – регистратором в поликлинике. «Главным языком в нашей семье был русский, – рассказывает учёный в воспоминаниях, – и мать часто со мной говорила по-русски. Я не отдавал себе отчета, что нас в семье учат немецкому языку, он вошел в мое сознание совершенно естественно, оба языка в нашем доме переплетались».
После того как реформатскую школу закрыли, Борис работал около года на Ленинградском авиационном заводе столяром-сборщиком. С серийного производства деревянных самолётов ему удалось перейти на сборку металлических. В 1932 году Борис Раушенбах поступил в Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота. Там увлёкся конструированием планеров. Испытания их проводились в Коктебеле. Именно там он познакомился с будущим конструктором Сергеем Павловичем Королёвым. В популярном тогда московском журнале "Самолёт" Борис Раушенбах опубликовал свои первые научные статьи о продольной устойчивости бесхвостых самолетов. Дело это было новое.


О национальных проблемах

В 1937-ом году Раушенбах окончил Ленинградский институт инженеров гражданского воздушного флота, а летом познакомился со своей будущей женой Верой Михайловной Назаренко, будущим историком и археологом. Поженились они в мае 1941-го года.  В 1950-ом появились на свет дочери-близнецы. А в том памятном 1937-ом году Борис Раушенбах устроился работать в Реактивный научно-исследовательский институт (НИИ-3) Наркомата боеприпасов, в отдел к С.П. Королёву. С тех пор вся его научная и практическая деятельность была в основном связана с ракетной техникой и космонавтикой. Раушенбах исследовал проблему устойчивости полёта и работал над созданием автомата стабилизации крылатой ракеты 212 конструкции С.П. Королёва.
В это же время в стране начались гонения на граждан немецкой национальности. Об этом Борис Раушенбах вспоминает так: «В Ленинграде меня обязательно бы посадили, потому что меня там все знали, в тридцать седьмом многих сажали, почему бы и меня, немца, не посадить? А в Москве на меня некому было писать доносы, потому что я только что туда приехал, в начале тридцать седьмого года. Растворился и исчез. Высшие силы позаботились обо мне и отправили в Москву, чтобы меня в тот раз не схватили с моей национальностью, с моей выразительной фамилией: немец, да еще проник в авиационную промышленность! Конечно, с целью вредительства, не иначе».

Но сначала случилось непредвиденное: в 1938-ом году был арестован Королёв. Раушенбаха отстранили от его негласной должности главного конструктора. Он занялся новым делом – теорией горения в воздушно-реактивных двигателях. Осенью 1941-го года институт №3 эвакуировали в Свердловск, выделив для него один из корпусов Уральского индустриального института. В марте следующего года Борис Раушенбах получает повестку, предписывающую явиться с вещами в военкомат. Тогда подумал, что призывают в армию.


Эвакуация в Нижний Тагил. Трудармия – Стройотряд 18-74»

Через несколько дней после сборов всех, кого собрали в тот день у военкомата, посадили в поезд и через два часа пути выгрузили в Нижнем Тагиле. «Уже в Свердловске, – пишет позже Борис Раушенбах, – мы начали кое о чём догадываться. Когда я явился с вещичками, то в толпе увидел профессора Московского университета Отто Николаевича Бадера, и жена, которая меня провожала в армию, сказала: "Вот, обрати внимание, Бадер – страшный   лопух, и, если ты не поможешь ему там, куда вы едете, он неминуемо погибнет". Она всё поняла! Собственно, и понимать было нечего, вокруг нас стояли немцы, одни немцы, – всё стало ясно. Было много немцев-крестьян с Поволжья, полуграмотных тружеников, была интеллигентная публика: Лой, директор Днепропетровского завода, профессор-химик Стромберг, берлинец Павел Эмильевич Риккерт, защитивший в Берлинском университете докторскую диссертацию, коммунист, голову которого в фашистской Германии оценили очень дорого, и ему пришлось оттуда удрать... В Нижнем Тагиле нас высадили, на грузовике привезли в зону и – всё. Статьи нет, ничего нет. Немцы. А это означало бессрочный приговор: национальность человека с годами никаких изменений не претерпевает. Формально я считался мобилизованным в трудармию, в "стройотряд 18-74", а фактически трудармия была хуже лагерей, нас кормили скудней, чем заключённых, а сидели мы в таких же зонах, за той же колючей проволокой, с тем же конвоем и всем прочим».
 
В 1942-ом году произошло ещё одно везение. Дело в том, что в пересыльном пункте на нарах и в лагере Раушенбах продолжал расчёты, начатые в институте. Решив задачу, отправил почтой коллегам по НИИ-3. Директор и Главный конструктор авиационного завода, Виктор Федорович Болховитинов, заинтересовался расчётами и договорился с НКВД об использовании заключённого Раушенбаха в качестве некой «расчётной силы». «Я – вообще странный человек со странной судьбой, – вспоминает Борис Раушенбах позже, – такое впечатление, что обо мне кто-то явно печётся. Вот и тогда Болховитинов увидел, что я могу что-то сделать, и мы с ним хорошо сработались, с его фирмой. Одновременно, в процессе расчётов, я хорошо выучил чистую математику, которую не знал; поэтому, считаю, мне повезло вдвойне. После выхода из лагеря я знал математику вполне прилично».

В бараке стоял один стол на всех, за которым он работал. Люди, жившие рядом с ним, умирали от непосильной работы и голода, а он с близкими по духовной организации людьми создал негласную "академию кирпичного завода". В свободное время члены её собирались и делали друг другу сообщения по своей специальности. Позже он напишет: «Жизнь есть жизнь. И даже в лагере можно кое-чего до¬биться, если очень сильно захотеть. Конечно, проще всего загнуться, но если не загнулся, то всегда можно найти спо¬соб связаться с внешним миром… Конечно, то, что немца просто за то, что он немец, поса¬дили за решётку, не прощается и не забывается».
В 1946-ом году лагерь был заменён на ссылку. Борис Раушенбах переведён под гласный надзор милиции, называемый спецкомендатурой. Ссыльные «не име¬ли права удаляться от предписанного места больше, чем на положенное число километров, уйдешь на километр дальше – двадцать лет каторги». Местом ссылки ему назначили Нижний Тагил. На работу Борис Викторович не устраивался, делал теоретические разработки для ин¬ститута Мстислава Келдыша. В 1948-ом году, по словам Раушенбаха, тот помог ему освободиться, и по воле случая он оказался снова в том же самом московском институте, откуда его забрали.  Позже он скажет: «Келдыш был человеком, кото¬рый думал о Деле. Начальников в жизни у меня было толь¬ко два – Королёв и Келдыш, высоконравственные люди, вот что очень важно. Опять-таки, мне повезло». Через год он защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата технических наук, в 1959-ом году стал доктором технических наук, а на следующий год – профессором.
 
Ещё в 1954 году Бориса Викторовича назначили начальником отдела НИИ-1 и научным руководителем по динамике полёта и управлению межконтинентальных ракет «Буран» и «Буря». С этого времени он посвятил себя новой тогда теории управления космическими аппаратами. А в 1959-ом году его отделом создана первая в мире бортовая система ориентации космических аппаратов для автоматической межпланетной станции «Луна-3», позволившая сделать фотографию обратной стороны Луны.


Последние годы жизни

Не прерывая связь с космической тематикой, академик продолжал научную работу и подготовку кадров для этой отрасли, читал лекции в Международной академии астронавтики. Кроме научно-педагогической деятельности Б.В. Раушенбах вёл исследовательскую и литературную работу. Его вклад в науку бесценен. Как один из создателей ракетно-космической техники, за выполнение важнейших государственных заданий он удостоен Ленинской премии (1960), награждён орденом Ленина за подготовку и осуществление полёта Юрия Гагарина. В 1986-ом году ему присуждена премия имени академика Б.Н. Петрова, а в 1994-ом – премия имени промышленников Демидовых. В 2011-ом году Международным союзом немецкой культуры учреждён грант в области науки имени Бориса Раушенбаха.

В последние десятилетия жизни Раушенбах исследовал картины Средневековья, а особенно – иконы, с точки зрения перспективы. На эту тему и ещё о многом другом написаны им книги. За три года до кончины Борис Викторович присоединился к Русской Православной Церкви. 30 марта 2001-го года в Николо-Кузнецком храме Москвы состоялось отпевание новопреставленного раба Божьего Бориса, скончавшегося в возрасте 86 лет. Могила Бориса Викторовича находится в Москве на Новодевичьем кладбище.
 
Незадолго до смерти увидела свет его книга «Постскриптум». В ней дана широкая панорама событий ушедшего XX века, сопровождаемая размышлениями автора о времени и о себе. Слова учёного в конце книги оказали на меня неизгладимое впечатление. Они звучат предупреждением: «… я далеко не уверен, что человечество вообще сохранится ещё сто лет. Оно упрямо идёт к той грани, где возможность самоуничтожения становится реальной и вероятна даже по ошибке». Людям планеты Земли очень хочется верить, что этот пессимистичный прогноз Раушенбаха не сбудется, что её жители найдут дорогу для мирного существования и сотрудничества.





Фестиваль «Нить Ариадны» – чудо, не имеющее аналогов

Международный московский фестиваль творчества людей с особенностями психического развития "Нить Ариадны" признан одним из лучших проектов 2018-года. Не случайно он получил поддержку Фонда Президентских грантов России. Организаторами фестиваля, проводимого традиционно один раз в два года и отметившего в этом году своё десятилетие, являются Департамент труда и социальной защиты населения Правительства Москвы, Благотворительные фонды "Качество жизни" и "Добрый век", Региональная общественная организации "Клуб психиатров", которую возглавляет все эти годы  Аркадий Липович Шмилович — кандидат медицинских наук, заведующий медико-реабилитационным отделением Московской психиатрической клинической больницы №1 имени Алексеева.

Название фестиваля "Нить Ариадны" – иносказательно. В древнегреческом мифе герой Тесей убивает Минотавра. Но самое трудное для него было не совершить подвиг, а выбраться из мрачного запутанного лабиринта. Спасается Тесей благодаря клубку ниток, подаренному ему дочерью Миноса Ариадной. Основная цель проекта "Нить Ариадны" – помочь найти выход из трудной ситуации, подобрать ключ к решению проблем, встречающихся на жизненном пути, не только его участникам, но и каждому   нуждающемуся в этом человеку.

Ни для кого не секрет, что проблема душевного здоровья во все времена играет важную роль. В настоящее время она актуальна как никогда, так как с каждым годом увеличивается количество людей, страдающих неустойчивостью психики. Эти люди   живут среди нас, и только небольшое их количество наблюдается в стационарных больницах. В настоящее время во многих странах Евразии оказание практической помощи таким людям проводится с учётом этого фактора. Так, например, в России началась реализация проекта, направленного на повышение доступности квалифицированной и адекватной медицинской помощи пациентам с психическими расстройствами через открытие в условиях многопрофильных поликлиник психиатрических диспансеров.

По мнению Аркадия Липовича Шмиловича, заведующего дневным стационаром Московской психиатрической клиники имени Н.А. Алексеева, президента Региональной общественной организации "Клуб психиатров" это хорошее решение.
"Сегодня в любой момент только 5-6 процентов людей из тех около 200 тысяч, кто официально наблюдается у психиатров в Москве, находятся в больнице. А 95 процентов вписываются в социум. Даже из психоневрологических интернатов целый ряд людей по утрам уходит на работу. Раньше психиатрия была больничной, ещё не было препаратов, которые помогают снять острые состояния. Сейчас психиатрия другая. Сокращается число коек, но не психиатрическая помощь, которая перемещается во внебольничную сферу: диспансеры, полустационары, медико-реабилитационные отделения. По этому пути идёт весь мир. И обществу нужно объяснить, что психиатрическая служба развивается, а не закрывается. В больнице нельзя жить. Только надо создать такие условия, чтобы никто не сомневался, что вне больницы можно выжить".

Но этому процессу, по мнению психиатров, в значительной степени мешает существующее в населении мнение, основанное на различных предубеждениях в отношении душевнобольных. И в наши дни средства массовой информации часто искажённо преподносят мифы о психиатрии, оперируя необъективными данными. Это становится одной из причин того, что люди с психическими расстройствами опасаются приходить к психиатру или обращаются со своими проблемами слишком поздно. У некоторых людей существует и крайне радикальное мнение, что всех душевно больных даже нужно изолировать. "Так кого же нужно изолировать, – обращается Аркадий Липович Шмилович к журналистке газеты «Московская медицина», отвечая на её вопрос, – если каждый десятый человек на планете страдает серьёзным психическим расстройством, а ещё каждый десятый – пограничным расстройством? А если сюда присовокупить психосоматические расстройства – цифра увеличится в разы..."

Есть ещё одна особенная группа людей, будущим которой особо обеспокоены организаторы проекта. Это – талантливые люди, которые лишены возможности развивать свои дарования. Двадцать лет проработала я в одном из отделений областной психиатрической клиники в Германии, часто задавала себе вопрос: а что же делается в международном масштабе в этом направлении?  Итогом наблюдений стало написание мной книги "Несостоявшиеся судьбы. Из записок практикующей медсестры".

Для себя я и сейчас считаю, что мои наблюдения и размышления являются вкладом в общее дело оказания помощи людям с ограниченными возможностями здоровья. И когда летом 2014-го года от московского писателя В.В. Кузнецова я узнала о проведении Третьего Московского Фестиваля творчества "Нить Ариадны", то, ни на минуту не задумываясь, отправила рукопись книги организаторам фестиваля. В ответ получила официальное приглашение на участие в нём.
 
В дни работы фестиваля я поняла, что если человек ставит перед собой цель, концентрируется на её выполнении, то есть совершает определённые действия в этом направлении, то мечты сбываются. Нужно только приложить максимум усилий. Ну, а если человек не один, а имеет единомышленников и помощь со стороны объединений, обществ и правительства, то результат усилий будет непременно положительным. Только в этом деле, как и в других, нужны энтузиасты, верящие в успех.
Такими энтузиастами являются организаторы и инициаторы проекта Московского Фестиваля творчества "Нить Ариадны", начавшегося для меня в 2014-ом году в Драматическом театре имени М.Н. Ермоловой коллективным исполнением гимна Фестиваля, слова которого одновременно объединяли, вдохновляли многочисленных участников форума, создавая неповторимую атмосферу радости творческих достижений.
 
На следующий день работы фестиваля я побывала в Московском драматическом театре под руководством А.Б. Джигарханяна, в котором состоялась встреча с театральным коллективом "Вектор" из Уфы, выступившим с постановкой "Радость нашего дома" по одноимённой повести Мустая Карима. Театральная студия дневного центра "Царская свеча" города Рига выступила там с шуткой в одном действии "Предложение" по мотивам одноимённого произведения А.П. Чехова. Выступление проходило на русском и латышском языках. Студия из Нидерландов представила работу "Радио Адулт". Каждое выступление зал встречал овациями. Среди зрителей можно было уже различить знакомые лица участников фестиваля, проживающих в хостелах города, любезно предоставленных участникам фестиваля для проживания. С утра от них отправлялись автобусы, доставлявшие нас в различные районы столицы на шестнадцать площадок фестиваля. Выступления и присутствие на различных номинациях в качестве действующих лиц сплачивало участников идеей совместного творчества. Приятно было в лицах выступающих узнавать соседа по комнате, по этажу в гостинице, по обеденному столу в ресторанах сети "Му-Му". Атмосфера добра и творчества, доверия друг к другу расширялась с каждым днём. Обсуждения в автобусах, метро и такси, во время пауз на театральных подмостках в Театре Луны, в помещениях Дома учёных, Дома кино, в Мультимедиа арт музее, в музеях изобразительного искусства, объединяли нас в единый живой творческий организм. Это – одно из немаловажных достоинств фестиваля.

Лично я на этом форуме добрых, умных, приветливых, глубоко чувствующих людей познакомилась с врачами-психиатрами из Петрозаводска и Челябинска, полюбила делегатов прекрасного города Оленегорск Мурманской области, почувствовала уважение и прониклась пониманием необычности судеб фоторепортёра по призванию Дмитрия Хитрина из Ижевска, поэтов Татьяны из Братска и Алексея из Владимира, самородка художника и поэта Андрея Петровича из Челябинска, актёров из Риги, Голландии. Большую дискуссию среди слушателей вызвало выступление Андрея Аркадьевича Шмиловича, доктора медицинских наук, заведующего кафедрой психиатрии и медицинской психологии Университета имени Н.И. Пирогова, на тему "Творчество гения через призму душевных страданий". Мастер-класс от Виталия Лейбина, главного редактора журнала "Русский репортёр", на тему "Структура интервью: как понимать человека" тоже не оставил присутствующих равнодушными.
 
В холлах гостиницы участники обменивались своими шедеврами, говорили о трудностях обретения душевного равновесия в обыденной жизни и о большой роли занятий творчеством для каждого. Искусство помогает преодолевать трудности, развивает мысль, является средством выхода из депрессии – с этим был согласен каждый участник фестиваля.
 
Для меня стала мигом счастья презентация на Литературной номинации моей книги об историях жизни людей в доме, где проживают пожилые люди с психическими расстройствами в Германии. В тот день я поняла, что занимаюсь нужным делом, поверила в значимость моего творчества. Передо мной сидели герои моих рассказов, какими они могли бы стать через десятилетия, и я не желала им в реальности такой участи, поэтому поддерживаю до сих пор словом и вниманием. А в последний вечер на московской земле мы обменивались впечатлениями и новыми задумками, адресами и советами, обещали непременно зайти на сайт в интернете, принять участие в следующем фестивале, который должен был состояться через два года.

И вот через два года я опять в Москве на Четвёртом международном фестивале "Нить Ариадны - 2016". Одним из ярких событий этих дней стало для меня знакомство с героями будущего очерка "Мы такие, как все", молодыми людьми с синдромом Дауна. Впоследствии очерк был опубликован в русскоязычной газете "Новые земляки" в Германии, затем в московской газете "Психиатрия. Нить Ариадны", позже в пермской газете "Здравствуй", на родине участников инклюзивной театральной студии «Пространство любви», и, наконец, в газете для инвалидов "Надежда", выпускаемой в Москве.

В заключительной части очерка я обратилась к читателям этих изданий с вопросом: а не провести ли следующий фестиваль в городе Пермь или в Германии? Отклика на этот, в общем-то, риторический вопрос, услышать пока не удалось.
А ведь проблема, которую пытаются решить московские психиатры и которая лежит в основе этого проекта – межнационального характера. Не только психиатры, но и все неравнодушные люди должны объединиться для решения триединой задачи: снятие или смягчение болезненных расстройств, восстановление трудоспособности душевнобольных и восстановление социального статуса человека, то есть интеграция этой группы людей в общество.

Проблема слабого отклика общественности на межнациональном уровне видится мне в человеческом факторе. Да, есть спонсоры, есть благотворительные фонды, которые материально и духовно откликнулись на призывы москвичей, но этот опыт нужно активнее тиражировать, расширять его географию. Когда я спросила в 2018 году у одного из психологов, работающих в психиатрической больнице им. Н.А. Алексеева, сколько человек в оргкомитете фестиваля, он ответил, не задумываясь: "Восемь". Я думаю, что их, конечно, в разы больше. Но всё же пока ещё только небольшим количеством специалистов-профессионалов, фанатиков своего дела, проводится   регулярная работа по организации детища, которое в 2018 году объединило представителей 18 государств и 42 регионов России. Это открытие – впечатляет!
Но вернёмся к очерку "Мы такие, как все" и его героям. "Существует много мифов и легенд о людях с синдромом Дауна, – написала я в его вступительной части. – Имеется сложившееся мнение о характерных чертах и особенностях этих людей. Но мне достаточно было нескольких дней общения с ними, чтобы понять, что в обществе порой существуют мифы, которые не соответствуют действительности. Прожив с ними в течение нескольких дней на одном островке, в гостинице "Привет", я поняла и почувствовала, что они – такие же, как мы, только искреннее, честнее, великодушнее. "Солнечные дети", которых не коснулся тёмный луч цивилизации – такими они предстали передо мной в те ноябрьские дни".

Хорошо помню день постановки спектакля на театральной номинации фестиваля моими новыми знакомыми, артистами с синдромом Дауна. Вспоминаю, как сначала в этот день мы посетили выставку художественного творчества, а к середине дня мы – в   киноклубе Эльдара Рязанова. Проходим за кулисы, начинается подготовка артистов к выступлению: костюмы, грим – всё, как везде, как всегда. Чувствуется слаженность действий руководителей студий, родителей, сопровождающих детей на выступлениях, и самих артистов. Никакой суеты во время подготовки, да и позже – в процессе самого театрального представления. Вместе они – единое целое, театральная студия, творческая и сплочённая, получившая уже признание в родном городе. Имена артистов хорошо известны в Перми. Это – Наталья Алексина, Иван Заворохин, Надежда Мальцева, Антон Мысляев, Екатерина Пищальникова, Вероника Постникова, Наталья Родина.

С Наташей Родиной, девушкой двадцатилетнего возраста, я познакомилась в первый день проживания в гостинице. С ней мы оказались в одном номере и сразу нашли общий язык. Позже, оставаясь вдвоём, говорили о музыке, артистах, певцах. К тому времени я уже закончила писать книгу о бардах. Сама находилась ещё под впечатлением работы над текстом, а девушка, приехавшая из Перми, охотно поддержала разговор на эту тему. Она знала песни Булата Окуджавы, Владимира Высоцкого, Олега Митяева.

Позже, когда между нами пролегла ниточка доверия, Наташа рассказала и о себе. Живёт она с отцом и матерью. Окончила коррекционную школу. Получила специальность переплётчика книг. Искусство шить ей тоже знакомо. Но работу по специальности она не нашла, так и живёт на пенсию, выплачиваемую государством как человеку с ограниченными возможностями здоровья.

Наташа познакомила меня и с первыми шагами театральной студии "Пространство любви": "Как-то мне позвонили из общества инвалидов Дзержинского района и пригласили на встречу с профессиональной актрисой пермского театра Аллой Викторовной Мезенцевой. Нас пришло тогда только двое: Антон Мысляев и я. Алла Викторовна показала нам основные приёмы актёрского мастерства мимов. Нам понравилось – решили встречаться раз в неделю. Мы стали приводить своих друзей. И собралось нас семь человек. Свою маленькую театральную студию назвали «Пространство любви». В ней играют люди с ограниченными возможностями здоровья. Или, как считают некоторые, с безграничными возможностями. Вместе с нашей руководительницей Аллой Мезенцевой и режиссёром-постановщиком Андреем Максимовым мы начали готовить свои номера. Позже создали из них маленький настоящий спектакль".
 
За полтора месяца начинающие артисты отрепетировали первый номер, который назвали "Улыбайтесь чаще". Затем состоялся дебют на фестивале "Синяя птица". Этот фестиваль проводится в городе среди инвалидов ежегодно в рамках премии "Преодоление". Конечно же, на своём первом выступлении ребята волновались. Но когда зрители одарили их громкими аплодисментами, молодые артисты, по словам Наташи, "получили огромный заряд положительных эмоций. Это было приятно и здорово!". В тот день они стали обладателями Диплома второй степени в номинации "Оригинальный жанр".
 
Из выступления Аллы Мезенцевой на интернет-сайте 59. ру знаю, что отправной точкой для создания труппы, состоящей из артистов с синдромом Дауна, стал московский "Театр простодушных". Она рассказала слушателям о том, что в Европе есть театр, где актёры с проблемами здоровья работают профессионально: они дают представления, получают зарплату, ездят на гастроли… Алла Мезенцева – человек дела и профессиональная актриса пермского театра. С самого начала она поставила перед собой и родителями ребят цель – создать не театральный кружок, а театр-студию и выходить с театральными постановками в пространство города и края. Сегодня эта цель достигнута.
 
"Да, творчество имеет необыкновенную силу воздействия на людские души, на человеческие судьбы, – думала я вечером после спектакля, когда мы с ребятами возвращались в гостиницу на автобусе. – Оно способно поднять человека над сиюминутными заботами, раздвинуть горизонты мира, в котором люди привыкли жить, оно врачует души и пробуждает прекрасные порывы. От него тянутся те нити Ариадны, которые на этом форуме света и добра связывают нас в единое целое. И этот праздник души невозможно забыть ни взрослым, ни детям, ни тем, кто в дни фестиваля был артистом, ни тем, кто оставался зрителем и занимал место на галёрке".
 
У меня на глазах рождалось доверие и понимание между присутствующими, людьми разных национальностей из стран Евразии, открывался кладезь душевных и физических сил. И так, через встречи и выступления, приходило к участникам Фестиваля признание. Прощались мы зимним вечером, уставшие, приятно возбуждённые после заключительного вечера в киноклубе Эльдара Рязанова. Я оставила ребятам на память о себе небольшие сувениры в виде простеньких браслетиков. Позже мама Нади напишет: "Надежда не расстаётся с ним ни днём, ни ночью". А я пересматриваю фотографии тех дней и благодарю судьбу за эту встречу.
 
Пишу эти слова, а мыслями вновь нахожусь в Москве, на Четвёртом Московском фестивале "Нить Ариадны". Его творческую атмосферу невозможно передать обычными словами. Фейерверк чувств, помноженных на работу разума, и через общение с участниками фестиваля – подпитка важных источников жизненной энергии организма – лучшее доказательство нужности и необходимости его проведения. До сих пор живу на высокой ноте душевного подъёма от той волны, которая вынесла меня в заключительный день фестиваля на сцену киноклуба Эльдара Рязанова, переполненного зрителями, участниками и гостями фестиваля. В одном из очерков так описываю этот незабываемый момент:
 
"Раздвигая стоящих на пути в переполненном зале, бегу в направлении сцены. Всё ещё не веря, что меня там кто-то ждёт, не вникая в то, о чём говорит со сцены Аркадий Липович Шмилович. И вот я уже рядом с ним, у микрофона, слышу его подбадривающие слова: "Давайте экспромтом!" Для меня это значит: "Говорите о том, о чём душа просит. Я предоставил Вам аудиторию". Меня знают сегодня в этом зале не только как участницу фестивалей, но и как автора рассказов из книги "Несостоявшиеся судьбы. Из записок медсестры", в течение двух лет публикуемых в газете "Психиатрия. Нить Ариадны", которая распространяется в шестнадцати тысячах экземпляров в 31 регионе России. Сегодня я говорю слова благодарности организаторам фестиваля за предоставленную возможность быть участником этого уникального события. Говорю, что средства, затраченные спонсорами на проведение форума, спасут многих от одиночества, от разочарований в жизни, осветят последующие за фестивалем дни, месяцы и  годы  радостью от соприкосновения с искусством и пониманием того, что все мы на этой планете обладаем творческими способностями и в нас самих находится ключ к своей душе, своему месту в жизни, в конечном счёте, к своему счастью".

А когда я приехала домой, в Германию, в своё прекрасное зазеркалье, с холодным, разлитым в воздухе непониманием душевных порывов, я целый месяц не могла привыкнуть к состоянию, в которое моя душа должна была вновь вернуться. Но работа мысли продолжается, чтобы когда-нибудь, оказавшись вновь среди ставших родными людей, душа могла снова распрямиться и испытать чувство полёта, мгновение счастья, кусочек которого мне подарен фестивалем 2016-го года в Москве.

Благодаря интернету мне удалось услышать и мнение Аркадия Липовича Шмиловича об итогах проекта "Нить Ариадны" 2016 года: "Инвалиды вследствие психических заболеваний – это самая распространенная категория, но именно они чаще всего страдают от отношения общества и нарушения их прав. Большая проблема – профессиональная реабилитация, трудоустройство. В России начала активно развиваться международная программа Абилимпикс. Это чемпионат по профессиональному мастерству людей с инвалидностью в более чем 60 профессиональных компетенциях, и в прошлом году наша команда впервые выступила на нём с отличным результатом. Другая программа, которую ведёт общественная организация – Московский Фестиваль творчества людей с особенностями психического развития "Нить Ариадны". В последнем, четвёртом фестивале, приняли участие представители 40 регионов Российской Федерации и 14 стран".

*  *  *

Прошёл ещё год, и организаторы фестиваля подали документы на получение материальной поддержки в Фонд Президентских грантов. Я – не психолог, не психиатр, не врач, а просто учитель – в прошлом и медсестра – в настоящем, отдала свой голос в поддержку проекта и организаторов фестиваля, написав письмо в адрес руководителя Фонда, в лице Генерального директора Фонда Чукалина Ильи Владимировича:
 
"Имея двадцатилетний опыт работы учителя советской школы и двадцатилетний опыт работы в областной психиатрической клинике Германии, могу с уверенностью сказать, что проект "Нить Ариадны" – один из самых значимых прецедентов в области реабилитации психически больных, которые мне известны. Такого рода проекты могли бы на мировом уровне решать проблему становления и развития способностей людей с особенностями психического развития. Ведь все признают сегодня, что это – назревшая проблема для всех стран мира. А в дни проведения фестивалей, в которых я принимала участие, дружеские отношения между людьми разных национальностей сплачивали, соединяли, придавали силы, помогая поверить в себя каждому. Я надеюсь на то, что Фонд Президентских грантов поддержит Проект "Пятый Московский Фестиваль творчества людей с особенностями психического развития "Нить Ариадны" как значимую и важную акцию в деле охраны здоровья граждан и пропаганды здорового образа жизни".

Проект был одобрен Фондом, Президентский грант получен организаторами фестиваля "Нить Ариадны".

Осенью 2018-го года я оказалась свидетелем чуда, не имеющего себе аналогов в мировом масштабе. Нить Ариадны вновь соединила в Москве людей, приглашённых на фестиваль "Нить Ариадны" из разных уголков Евразии и других стран мира. Только в гостинице "Космос" проживало восемьсот тридцать человек, из которых более двухсот тридцати – из-за рубежа.  Девиз фестиваля – "Открытость. Творчество. Интеграция" – сближение людей на фоне общих ценностей (главным образом искусство), основанное на открытости и взаимном интересе друг к другу. В программе фестиваля традиционно семь творческих номинаций: театральная (69 спектаклей), концертная (15 концертов), литературное творчество (около 200 участников), фотография (экспозиция из 83 фоторабот), кино (13 фильмов), изобразительное и прикладное искусство (753 произведения в 9 галереях), мультимедийные проекты (14 радиостанций из 11 стран). Программа включает в себя научно-практическую конференцию, посвящённую передовым технологиям арт-терапии; 68 мастер-классов и психогигиенический форум студентов, учащихся колледжей и ВУЗов Москвы, в котором участвовали более 300 человек. Площадками фестиваля стали Дом кино Союза кинематографистов РФ, Театр Луны, Клуб-музей "Эльдар", Высшая школа музыки им. А.Г. Шнитке Российского Государственного Социального университета, Государственная Третьяковская Галерея, Галерея искусств Зураба Церетели, Центр эстетического воспитания детей и юношества "Мусейон" Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина, Культурные Центры ЗИЛ и Москвич, Государственная галерея "Беляево", Культурный Центр – музей им. Н.А. Островского, театральная мастерская Олега Буданкова и ряд других известных культурных объектов столицы. Как всегда, участников Фестиваля приветствовали юные талантливые музыканты Благотворительного Фонда Владимира Спивакова.

Литературная номинация проходила в 2018-ом году в Культурном центре ЗИЛ.
"Творчество – это мост в жизнь, – прозвучало в моём приветственном слове поэтам, авторам произведений разных жанров. – Фестиваль "Нить Ариадны" – это возможность привлечь внимание общественности к проблемам особенных людей и свидетельство того, что несмотря на заболевания, они, как все, могут писать, творить, переживать". Изданный сборник литературных произведений был назван словами из стихотворения Нины Жильцовой из Санкт-Петербурга "Я выбираю слово" (В мире, где ценники ценностей выше, / В мире, забывшем основы / В мире вещественностей без смысла / Я выбираю слово).
 
Когда я ехала на фестиваль 2018-го года, то заранее наметила для себя посещение научно-практической конференции в больнице имени Н.А. Алексеева, мастер-классов в Московском финансово-юридическом университете, хотелось принять участие и в дискуссии о том, как могут сотрудничать психиатрические радиостанции на разных языках мира. Скажу сразу, этим планам не удалось сбыться по причине чисто человеческого фактора. В третий раз находясь среди участников фестиваля, я не смогла покинуть обретённых ранее друзей и посетила вместе с ними, людьми с ментальными особенностями, все, в пределах возможностей и времени, музыкально-литературно-театральные площадки фестиваля. В автобусах и театральных залах, в фойе гостиницы "Космос", в ресторане в процессе приёма пищи и после него, мы знакомились с   участниками форума, проживающими в Краснодаре, Ростове, Уфе, Кемерове, Екатеринбурге, Ярославле, Оленегорске, в Германии, Аргентине, Италии, Чили, Мексике, Коста-Рике, Франции, Польше, Венгрии, Португалии, Швеции, Испании, Латвии, Беларуси, Украине, Узбекистане и многих других населённых пунктах России и странах, рассказывали о себе, делились впечатлениями и размышлениями об увиденном. "Мы вместе" – эти слова стали девизом фестиваля, и я их прочувствовала на себе. Нам было хорошо вместе. Мы дышали одним воздухом радостного удивления чуду, которое происходило на наших глазах. До сих пор слышу слова новых друзей: "Я за вами всегда наблюдаю", "Я вас всегда ищу", "Я хочу с вами поговорить", "Я хочу вам рассказать" ... Я рада моей востребованности на фестивале, и у меня для каждого участника, обратившегося ко мне, нашлось время.
Меня порадовало то, что в 2018-ом году расширился круг участников фестиваля из Германии. 22 ноября в киноклубе "Эльдар" перед зрителями выступил театральный коллектив "Rapsoden/Рапсодия" из немецкого города Штутгарт. Его участники   использовали в спектакле фрагменты фильмов, театральных постановок, музыкальных произведений. Для друзей, сидящих рядом со мной в этот день, я была переводчиком с немецкого и горжусь тем, что смогла хоть немного помочь людям, говорящим на разных языках.
 
Участники фестиваля были в восторге оттого, что 30-летний опыт работы радиостанций Аргентины, на которых вещают только люди с особенностями психического развития, с 2014-го года внедряется и совершенствуется на фестивале "Нить Ариадны". В Москве создано своё радио "Зазеркалье", которое вещает в прямом эфире каждую субботу с 15:00 до 16:00. Ведущие этой радиопрограммы беседуют не только о психиатрии, но и о любви, профессии, детях, туризме, театре, литературе и т.д. Они приглашают гостей и в студию. Трижды я встречалась с этим коллективом на фестивалях в Москве, в 2014, 2016, 2018-ом годах, и скажу Вам, что этот опыт теперь изучают другие регионы Евразии.

Если говорить об итогах проекта, то для меня его результат в тех искорках счастья, которые я видела в глазах каждого участника. Нить Ариадны проложила путь к сердцам, заставила задуматься о том, как можно создавать мгновения радости, как нужно помогать людям, нуждающимся в помощи. Для меня лично на этом фестивале протянулись реальные нити к душам людей, с которыми и сейчас продолжается общение по электронной почте, на сайтах "Одноклассники" и "ВКонтакте". "Мы вместе" – это не просто слова. Это – действия, помноженные на расстояние, чувства, эмоции, радость и надежду.
 
*  *  *

Проект "Нить Ариадны" набирает обороты. В нём в 2018 году приняло участие около 1300 человек. Более 7 тысяч зрителей приняли площадки фестиваля. К его проведению было привлечено более двухсот волонтёров, студентов из четырёх вузов Москвы. По итогам фестиваля изданы два тома трудов научно-практической конференции, каталог изобразительного искусства и альманах литературных произведений.

Правительства стран Евразии поддерживают проведение такого рода проектов, которые в конечном итоге помогут людям найти своё место в жизни, стать полноправными членами общества. Активное сотрудничество евроазиатских регионов между собой развивает межнациональные отношения, что в конечном итоге становится прочным фундаментом для улучшения благосостояния людей и развития их творческих способностей.