Кошелёк

Сколько кошельков, столько и характеров.
Цвет, форма и вместимость, это, конечно, само собой, но главное - характер.
Солидные кожаные портмоне раздуваются от сознания собственной значимости. Кожа у них толстая, прочная. Нитки суровые. Застёжки крепкие. Чтоб такой кошелёк испортить, постараться надо. Даже старый портмоне форму держит, цвет не теряет. Лёгкая потёртость на сгибах подчёркивает респектабельность. Содержимое у портмоне соответствующее. В маленьком кармашке монет немного. Две-три, пустоту заполнить и на всякий случай. Бумажные купюры отдельно лежат. Вытянутся во всю длину. Друг к другу тесно прижмутся. По номиналу выстроятся. Стоят, как солдаты в строю. В горделивом молчании. Чем толще денежная стопка, тем увереннее чувствует себя кошелёк. Тем он молчаливее. Чтоб себя не уронить, а солидность подчеркнуть.
Дамские кошельки всегда легче, ярче и разнообразней. Кожа у них деликатнее, эластичнее. Характер ветренный и игривый. От форм, фасонов и расцветок глаза разбегаются. У каждого отделений, кармашков и карманчиков не счесть. Все разными мелкими нужностями заполнены. Там фото разместилось и угол визитки выглядывает. Здесь список покупок лежит с чеком в придачу. Тут ложка загребушка или мышка денежная…В отделении для монет горсть мелочи перекатывается. Купюры меж складок шёлковой подкладки в особом отделении шуршат. Наружу просятся, интриги плетут, мелочь раззадоривают. Жизнь здесь кипит и пенится, как море во время шторма. И атмосфера такая же. Бурлящая и неспокойная.
Детские кошельки нехитрые. Больше для радости, чем для хранения денег. Расцветочка весёленькая. Фурнитура блестящая. Больше двух отделений не бывает. Чаще из материала попроще делают. Подкладка редко встречается. Швы широким стежком прошиты. Одинокая купюра вчетверо сложена прямоугольничком. А то просто кое-как смята. Металлические деньги резво катаются по всему кошельку. Подпрыгивают, толкаются и звякают громко. Вместе с ними наперегонки пуговка оторвавшаяся катается. Бусина красивая или резинка для волос. Кошелёк охотно распахивает свои недра. Всем рад, никого не задерживает, ни за кем не следит. Да и попробуй, уследи за разносортной мелочью. Память у детских кошельков короткая, заботы не копятся, расходы не контролируются.
В кошельках конвертиком, с кнопкой посередине, удобнее зеркало хранить. Или как временное хранилище использовать. Размер небольшой, деньгам не то, что развернуться, поместиться негде. Банкноты в три погибели сворачиваются. Кругляши монет им в бок впечатываются. Застёжка только клапан надёжно держит. Копейки при прочно застёгнутой кнопке запросто выскальзывают. Потому как характер у кошелька беспечный и безответственный. Чужие радости и горести его не трогают. Равнодушный он. До потери сознательности.  Весь жизненный принцип в короткую фразу умещается: «Не я положил, не мне сторожить».
Другое дело кошельки с фермуаром. На первый взгляд, что может быть примитивнее? Одно отделение да рамка металлическая с застёжкой из двух шариков. Цвет неброский, тёмный, сам небольшой. Кроме мелочи ничего в такой кошелёк не поместить. Простота в каждой складке. Кто таким кошельком пользоваться станет? Только жмот. У которого всё посчитано-пересчитано, выверено-проверено не один раз. Все траты-расходы рациональны. При себе только мелкие деньги в пределах оправданного минимума.
Человек наблюдательный и вдумчивый сразу отметит плотность и дороговизну подкладки. Нежную поверхность телячьей кожи. Качество её выделки и окраски, прочную рамку фермуара. Это кошельки с достоинством, чувством стиля и высокой степенью ответственности. Они прямодушно раскрывают рамку. Не забыв негромко щёлкнуть при этом шариками. Края фермуара стойко держат форму. Вход удобный, просторный. Мимо ни одна денежка не пролетит. И, что замечательно, при широко раскрытом кошельке чужому человеку ни за что не разглядеть, сколько денег внутри.
Кошелёк остановился и перевёл дух. Разговоры хоть и были единственным развлечением, но утомляли. Всё-таки кошельки не для этого сделаны. К его блестящим золотистым шарикам давно не прикасались. Внутри лежал пятачок: кошельки пустыми не хранят. С грустью вспоминал он давнюю молодость. Тогда металлические кругляши внутри него теснились, перекатывались, толкались и негромко звенели. Приятная щекотка наполняла негой брюшко.
По ночам на пару с часами он считал минуты. Во-первых потому, что любил считать. Считать все кошельки любят. Во-вторых, пока считаешь, ночь незаметно проходит. В-третьих…
«В-третьих» начиналось каждое утро. После завтрака, перед уходом на работу, хозяин высыпал из кошелька деньги и считал их. Вместе с сыном. Четырёхлетний мальчуган терпеливо ждал этого момента, стоя подле стола. Молча глядел, как неторопливо пьёт сладкий чай отец. Наблюдал, как мама сметает со стола крошки влажной тряпкой. Отец не спеша подходил к вешалке, доставал из кармана пиджака кошелёк. Возвращался к столу. Подхватывал на руки сына и усаживал на колени. Отдавал ему кошелёк. Устраивал из своих ладоней заграждение на столешнице и командовал:
- Давай.
Мальчик кивал кудрявой головой. Золотые горошины застёжки медленно расходились под нажимом детских пальцев. Кошелёк опрокидывали и монетки весело выкатывались на стол. 
Сын и отец выставляли их длинной дорожкой. Кошелёк подносили к краю стола, монеты по одной скользили по его поверхности и звонко падали в тёмное нутро.
- Раз, - говорил мальчик.
Следующая денежка отправлялась в кошелёк:
- Два, - считал отец.
Закончив церемонию, хозяин прощался с семьёй и отправлялся на работу. Идти было недалеко, пятьсот сорок два шага. Кошелёк знал это число наизусть. И всё равно считал шаги. Счёт, это лучшее, что он умел. Это потом он научится рассказывать истории пятачку внутри. После четырёх лет ожидания и пяти лет молчания в комоде.
В кошельке только мелочь хранилась.  Появление в кармане бумажных денег означало приближение праздника. Предвещало длинную прогулку и карусельные приключения. Банкноты степенно укладывались на дно кармана, здоровались негромко, с достоинством. Они приятно шуршали под боком и односложно переговаривались с мелочью. Вся компания дружно прислушивалась к разговорам людей и отряхивалась от липких капель газировки, которую приносили с собой сдачные копейки.
На карусели было интересно и захватывающе. Гремели бодрой музыкой динамики. Щебетали на разные голоса дети. Громко бубнили взрослые.  Деньги ахали разноголосым хором, чувствуя, как уходят в новый вираж карусельные цепи. Сбивались со счёта, пытаясь определить, сколько кругов совершили. Поправляли друг друга и облегчённо вздыхали, радуясь долгожданной остановке и ощущая устойчивую поверхность.
Перемены пришли тихо и неожиданно.
Кошелёк достали из кармана до завтрака. Вложили в него несколько крупных купюр и положили на подоконник. Тишину в комнате можно было потрогать рукой и собрать в горсть. Мальчик сидел на диване рядом с младшей сестрой. Прямая спина, руки на колени ладошками вниз сложены, взгляд настороженный.  Хозяйка, вопреки обыкновению, села за стол напротив мужа. Подпёрла щёку рукой. Молча смотрела, как он медленно пьёт крепкий горячий чай. Другая рука незаметно от всех нервно комкала под столом край передника.
Закончив завтракать, хозяин встал у стола, медленно осмотрел комнату.  Шагнул к дивану, сказал:
- Ну, присядем на дорожку.
Подхватил детвору на руки, присел в центре дивана. Мальчика на левое колено посадил, девочку - на правое. Супруга рядом присела, к левому плечу прижалась, губу закусила, молчит. По всему видно, заплакать боится, держится изо всех сил. Часы старались тикать помедленнее, растягивали минуту, как могли. Но сделать её бесконечной было не в их власти. Мужчина шумно вздохнул, пересадил детей на диван. Надел пиджак. Зачем-то проверил карманы. Прикрыл голову кепкой. Взял со стула небольшой мешок с лямками.
- Пора, - шагнул за дверь.
Мальчик подошёл к подоконнику, взял в руку кошелёк, показал матери. Та всхлипнула, поспешно сморгнула слёзы, сказала:
- Неси сам, Витюша, - поспешила за мужем, поторапливая детей.
Кошелёк первый раз увидел улицу. Он знал наизусть все её звуки и повороты. Но одно дело считать в кармане шаги хозяина, и совсем другое - увидеть, как шуршат колёса машин по камням брусчатки. Уверенно печатают шаг сапоги хозяина. Шагают торопливо старенькие туфли его жены. Семенят по серой пыли тротуара сандалии детей, Мальчишеские пальцы держали его так крепко, что монетки внутри спрессовались с купюрами в монолит. Рамка фермуара нагрелась. Золотистые шарики настойчиво пытались раздвинуть пальцы. Им хотелось разглядеть путь. Рядом шли люди. Кто поодиночке, кто семьями. Ни у кого на лице не было радости. Только напряжение и грусть. Некоторые женщины плакали не таясь. Горько и громко.
Девочка шёпотом спросила:
- Витюш, а куда папа едет?
- На войну, Лида - последовал короткой ответ.
- А когда вернётся?
- Когда война закончится.
- А это долго?
- Быстро…не знаю…
- Пришли. Вы дальше не ходите, нельзя, - произнёс хозяин и коротким движением обнял жену за плечи.
И так невысокая и худенькая, она стала ещё меньше от горя. Мужчина поднял на руки девочку, подбросил несколько раз вверх:
- Расти большая, дочка. Жди папку. –  опустил дочь на землю, она тут же уцепилась за мамину руку.
- Ну, сын, давай прощаться, - протянул руку.
Мальчик молча вложил в неё кошелёк.
- Я про него и забыл! Нарочно на подоконник положил, чтоб на виду был. И забыл, - хозяин накрыл второй ладонью кисть мальчика, держащую кошелёк. Помолчал, глядя, как прохладный утренний ветер треплет темные кудри сына.  Тряхнул головой, улыбнулся и произнёс:
- Знаешь, ты, пожалуй, оставь его себе. Прибережёшь, пока я воюю.
Щёлкнул застёжкой, высыпал деньги в ладонь и спрятал их в карман. Только пятачок обратно в кошелёк вернул, пояснил:
- Кошельки пустыми не хранят.
Мальчик посмотрел в глаза отцу, огляделся вокруг. Рванулся куда-то в сторону. Хозяин посмотрел на жену. Она тихо проговорила:
- Переживает.
Прижалась к плечу мужа, вдыхая родной запах. От него всегда пахло бензином, даже после бани. Шутил, что автомобили бензином метят своих любимцев. Он с ними, как с людьми разговаривал. Мог разобраться в любом моторе. Иногда на слух определял, в чём проблема.
Постояли пару минут, молча прощаясь. В это время вернулся запыхавшийся мальчуган. Протянул отцу жёлтое солнце только что сорванного одуванчика.  С полого стебля свешивалась густая капля млечного сока.
- Спасибо, сын.
Присел на корточки, сгрёб всех троих в крепкие объятия. Продел ножку цветка в петлю пиджака. Встал, шагнул в сторону и затерялся в толпе.
Они долго смотрели, как, под отрывистые команды военных, мужчины выстраиваются в шеренги. Поднимаются, громко хлопая, борта грузовиков. Махали вслед уезжающим машинам. А перед глазами качалось маленькое жёлтое солнце одуванчика в прорези пиджака.